Где же ты, моя звезда?
Я к судьбе взываю.
Раньше были поезда,
А теперь трамваи.
Долго снились корабли,
Да устали сниться.
Раньше были журавли,
А теперь синицы.
Школа жизни
«Будь здоров, школяр»
Б. Окуджава
Пуд соли и собаку съел,
На мне уж негде ставить пробы.
Но ни одну ступень учебы
Я до сих пор не одолел.
Как будто сверху циркуляр
Судьбе был спущен, очень грозен:
«Оставить, грешного, на осень!»
Ну что же, будь здоров, школяр!
Прогулка по Москве
Я пойду по Москве,
Не спеша и немного сутулясь.
Пусть меня поднимает Москва,
Как свою целину.
Пусть меня прочитают
Названия старые улиц —
Хорошо, что вернулись,
Так долго томились в плену.
И пускай магазины и рынки
Вполне искушенно
Пробегутся по мне,
Не забыв темноту просветить,
А музеи иные, конечно,
Вздохнут сокрушенно,
Потому что опять
Не успеют меня посетить.
Пусть меня не заметят
Надменные здания банков.
Я ничуть не обижусь,
Зачем им какой-то бедняк.
Но зато мне, как старому другу,
Расскажет Таганка,
Как прощалась с Высоцким,
Но вот не простилась никак.
* * *
Этот снег так задумчив и тих,
Как во сне, надо мною кружится,
Я не жду больше писем твоих
На одну с половиной страницы.
Твоего не отыщешь следа,
И хоть сколько броди в этот холод,
Все равно мне тебя никогда
Не подарит заснеженный город.
Не вернет твоих глаз голубых,
И не встретиться нам, не проститься.
Только снег так задумчив и тих,
Как во сне, надо мною кружится.
Все кружится, печален и тих,
Все садится на сердце, садится,
Как мотив давних писем твоих
На одну с половиной страницы.
* * *
Я — пес, большой домашний пес,
И сходства с волком — ну нисколько!
С тобой играю — ты всерьез
Меня пугаешься, как волка.
И все таскаешь этот страх
В себе блуждающим осколком!
Ну перестань! Не то я так
На самом деле стану волком.
* * *
Все дело, видно, было в храме.
Ведь, просыпаясь по утрам,
Я видел храм в оконной раме,
И засыпая, видел храм.
И в той подорванной квартире,
Где шел ремонт, как будто бой,
Я жил в каком-то стройном мире,
Где были радость и покой.
Теперь в другом раю оконном
Живу себе давным-давно,
Но как виденье, как икона,
Тот храм встает передо мной.
* * *
На краю пустынного квартала
Фонари покачивают тьму.
Спят дома, и спит асфальт устало,
Только мне не спится одному.
Поезда куда-то простучали,
Сонный ветер листьями шуршит,
И к безмолвной полночи причален
Беспокойный парусник души...
* * *
Сегодня в первый раз стекло
Разрисовал мороз узором.
И рамы холодом свело...
.........
Но так легко вздохнулось шторам!..
* * *
Телевизор — хитрый ящик,
Ты навек у нас украл
Немудрящий, настоящий,
Очень жизненный уклад.
Уроки ТВ
Мне напомнили игрою
То, что помнит век двадцатый —
Как последнего героя
Выбирал отец усатый.
И про слабые про звенья,
Как их подло выбивали,
Тоже помнят поколенья
Или все позабывали?
Нам ни Малдер и ни Скалли
Тех секретов не расколют.
Так хотелось Зазеркалья,
Но приходит Застеколье.
* * *
В стекле открытого окна
Я вижу неба отраженье:
Какая новь и глубина!
Какая сила притяженья!
Казалось бы, правей возьми
И ублажай вживую зренье.
Но завораживает мир,
Прошедший фазу преломленья.
* * *
Мне больно. Дьявольская сила
Гуляет нынче по стране.
Мне горько, что встает Россия
На этой пенистой волне.
И даже храмы возникают
Не вопреки — благодаря,
А купола на них сверкают
Порой, как «фиксы» блатаря.
* * *
Не дай мне Бог, но если вдруг
Или не вдруг, а тихой сапой
Предаст жена, изменит друг
И солнце станет тусклой лампой,
Я не пойду скулить-бродить
У ненавистных мне окошек,
И я не стану заводить
От пустоты собак и кошек.
Я эту слабость изведу
И боль заброшу в пятый угол.
Я заведу себе беду
И в ней найду жену и друга.
Другу
Как же со шпионом вы похожи —
Лучше не сравнить уже ни с кем.
Ты живешь с «торпедою» под кожей,
У шпиона — яд в воротнике.
Есть, конечно, разница меж вами,
Ведь шпиону в свой провальный миг
Надо воротник схватить зубами,
А тебе — плеснуть за воротник.
* * *
Откуда помню этот вечер?
Зима. Безветренная тишь,
Обрывки лая или речи
И тихий звон, как песня лыж.
И запах дыма или дома,
И возле дома снег в золе.
И все так близко, так знакомо,
Как будто жил я на земле.
В забытые, иные сроки.
Не мистика, не чудеса —
Бывает: вдруг напишешь строки,
А кажется — уже писал.
Вольнице
Ну вот, хоть какой-то порядок
В растрепанной этой судьбе.
Ни сроков, ни строек, ни грядок.
Больница, спасибо тебе.
За то, что хотя бы на время
Все эти обузы, гужи,
Свободы нелегкое бремя
Хоть как-то снимаешь с души.
* * *
Как чудно месяц на деревья
Наносит теплый макияж.
И здесь, в садово-дачных дебрях
Мне южный видится пейзаж.
В каком-то гоголевском стиле
Или в куинджевском, точней.
Вот только не хватает шпилей
Пирамидальных тополей.
* * *
Я не хотел бы жить в Москве,
Я жить хочу по ней в тоске.
Встречать ее и провожать,
И ждать, когда придет опять.
И каждый раз ее приход
Светло встречать — как Новый Год.
* * *
Такой сентябрь, а я болею
И на балконе — смех и грех —
Стою, как немощный генсек
Во дни торжеств на Мавзолее.
Но ничего, болезнь отпустит.
Еще я в осень убегу,
Еще я многое смогу,
Как молодой, спортивный Путин.
Майская непогода
О май, бездарный лицедей,
Тебе ль играть такие роли?
Пролей хоть тысячу дождей,
Не передашь и малой доли
Того, что в стылом октябре
Передает помимо воли,
Не помышляя об игре,
Одна дождинка-капля боли.
* * *
В. В-ву
Шел по городу чудак холостой,
Путь не близок был его, недалек.
Нес в одной руке портфель непростой,
А в другой руке простой василек.
Шел, улавливая жизненный ток,
Как весы, качаясь над суетой.
Показалось мне: невзрачный цветок
Был весомей, чем портфель золотой.
* * *
Я не клялся, что я принц,
Когда выпил.
Ты же знала — я не приз
И не вымпел.
Ну а то, что банк не снял, —
Туз не выпал.
Не наказывай меня
За свой выбор.
Одному поэту
Ты думаешь на самом деле,
Тем выше дух твоих стихов,
Чем больше горних сквозняков
Загонишь ты в земные щели?
Ты думаешь на самом деле,
Что это честь: блистать пером —
Самовлюбленным топором
Над мертвым духом в слабом теле? —
Да Бог с тобой. Иди с добром.
* * *
Памяти С. Мелешина
А он летал, летал в строке
И, обостряя ощущенье
Полета, уходил в пике,
Напоминавшее паденье.
И распрямлялась на коньке
Молва убогая, но в пику
Молве взмывал он из пике
И выпускал, как птицу, книгу.
Летите, птицы. Пусть никем
Не будет ваш полет освистан.
А он не вышел из пике...
Но помолчите, моралисты!
Поберегите ваши рты
Для пустословья и зевоты.
Пике — потеря высоты,
Но продолжение полета.
* * *
Старик. За семьдесят от роду.
Он обречен, как желтый лист.
Но жадно слушает погоду,
Как в море вахтенный радист.
И целый день томясь в квартире,
Глуша лекарствами нутро,
Тревожно ждет «Сегодня в мире»,
Как сводку «Совинформбюро».
* * *
Дядька смотрит в объектив.
Я смотрю в видоискатель.
Я экватора достиг,
Дядька где-то на закате.
Дядька собран, дядька строг.
Не последняя ли встреча?
И на спуск, как на курок,
Смотрит он, расправив плечи.
Двойнику
Разгон-то был, да не набрал,
Знать, высоты он с перепою
И зацепился за Урал
Своей растрепанной судьбою.