Навия Тедеска : другие произведения.

Аноним [главы 27-28]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть 27.
  
  
  Последняя неделя мая неторопливо влилась в первые дни июня, и в поместье Конарда Артура Эйза царили мир, покой и нега. Все волнения, то и дело колыхавшие спокойствие Парижа, обходили стороной эту пасторальную местность, словно выписанную художником-романтиком на фактурном льняном холсте.
  
  Весна была невероятной: слишком тёплой, бесконечно томной, заставляющей то и дело освобождаться от лишней одежды под лучами жаркого солнца, и в то же время дающая неожиданную прохладу ночью, когда не зазорно накинуть на себя и два одеяла, чтобы не замёрзнуть к утру.
  
  Фрэнк в первые дни лета мечтал о том, что наставник посулил ему недавно, - совместной конной прогулке. Только они вдвоём, лошади и ветер. Их отношения, такие тёплые, нежные, в то же время волновали натянутой чувственностью. Между ними так и не было ничего, более поцелуев и мимолётных, но таких желанных прикосновений. Юноша искренне наслаждался этим временем. Быть рядом с мужчиной, от которого кружится голова и потеют ладони, столько лет и не получать никакого тепла и внимания - разве не это можно посчитать худшей из злобных пыток? Никакой романтики, никаких ответных жестов... И вдруг - такая фантастическая сказка! Фрэнк пребывал в восхищении каждым взглядом и жестом, что дарил ему мужчина, не стесняясь. Конард был очень щедрым и столь же осторожным насчёт всего, что касалось более близких их отношений. Фрэнк думал, что понимает его. Он предполагал, чего опасается мужчина, и сам не торопился - слишком уж сладок был тот романтический флер, которым окутывали его каждый день.
  
  В назначенный для верховой прогулки день Фрэнк задержался после завтрака за столом с Конардом, читающим листовку. Его лицо, которое мужчина старался держать бесстрастным, то и дело теряло свою маску и становилось озабоченным какими-то переживаниями.
  
  - Конард? Всё в порядке? - юноша протянул руку, чтобы мягко коснуться пальцев, удерживающих желтоватые листы.
  
  - Фрэнки... - Эйз улыбнулся, чуть поворачивая голову в сторону протеже. - Здесь написано, что в эти выходные будет последнее слушание по делу Русто в Париже. После этого приговор приведут в исполнение. Я думаю, что должен съездить в Париж и своими глазами увидеть всё, что там творится. Я до сих пор не понимаю, к чему нам нужно быть готовыми. Тут говорится, что Независимый суд собирает материалы для того, чтобы обвинить самого короля в предательстве интересов Франции. Это неслыханно, чтобы коронованного монарха смели в чём-то обвинить. Просто не представляю, насколько там все посходили с ума... Я слишком переживаю.
  
  Фрэнк отреагировал ожидаемо. Его сердце тут же забилось в ускоренном ритме, а глаза забегали. Когда юноша узнал об отставке, он считал, что всё: их проблемы решены сами собой, а революция, если та и случится, уже никак не коснётся наставника. И вот он, неугомонный, сам собирается лезть в пасть к голодному льву.
  
  - Конард, не нужно, - тихо, но очень настойчиво сказал юноша, сильнее сжимая пальцы мужчины. Тот отпустил листовку, укладывая её на стол, слушая сосредоточенно. - Пусть это будет глупым, думайте обо мне, что угодно, - тем временем продолжал Фрэнк, - но у меня сердце не на месте. Я знаю, что ничем хорошим это не закончится. Просто останьтесь тут, с нами. Вам не нужно ехать ни на суд, ни в Париж. Вы больше ничего не должны этому жадному, порочному городу.
  
  - Ему - нет. Но я волнуюсь за Королеву, - серьёзно отвечал Конард, глядя в светло-карие, блестящие на солнце глаза. - Ей я обязан всем.
  
  - Но, Конард, - разочарованно вздохнул Фрэнк, отпуская пальцы и вплетаясь ими в свои волосы надо лбом, - это слишком опасно. Не вижу никакого смысла рисковать собой ради человека, что избрал свою судьбу. Я восхищаюсь Королевой, и она для меня эталон того, как должен вести себя монарх, когда его монархия рушится, словно карточный домик. Но, Конард... Вы - не монарх. Вы не должны быть столь неосмотрительным. На вас - ответственность за Луизу... Ответственность за всех нас. Вы... не можете нас оставить.
  
  Фрэнк говорил это и чувствовал себя лицемером. Он произносил очень правильные и верные, достигающие цели, слова. С той лишь разницей, что сказать хотел лишь одно: "Вы не можете оставить меня. Не можете! У вас больше нет права собственной, единоличной воли... Я люблю вас! Я не смогу жить, если с вами что-то вдруг произойдёт...". Юноша боялся этого, словно просохшая на летнем солнце деревяшка - открытого огня в камине. Та вспыхнет и сгорит дотла, не оставляя после себя ничего, кроме грязно-серого пепла. Именно сейчас, получая ту любовь и тепло, о которых он так долго мечтал, Фрэнк стал бояться потери неимоверно остро и сильно.
  
  Мужчина обдумывал слова очень внимательно, устремляясь в глубины своего сознания. Его осиротевшая рука негромко выстукивала ритм пальцами по столешнице.
  
  - Знаешь, мальчик мой, - вдруг легко улыбнулся он после молчания, - как бы мне не хотелось признавать это, ты всё же прав. Я не поеду в Париж. Но взамен я должен навестить мадам Шарлотту сегодня.
  
  Фрэнк не удержал расстроенного вздоха, снова поднимая глаза, чтобы встретиться с взглядом наставника. В тех плещется столько чувств, что на душе у юноши мгновенно становится тепло и спокойно.
  
  - Вы помните, что обещали верховую прогулку? Уже который день вы словно сбегаете от данного вами же обещания, - возвратил улыбку юноша.
  
  - Думаю, что одно другому никак не помешает, тем более я планировал совсем ненадолго, а ты мог бы пообщаться с Люцианом. Вы ведь друзья? - Конард чуть ехидно прищурил глаза и взметнул бровь выше. - Разве ты не хотел бы пообщаться с ним?
  
  - Конечно, мы друзья, - потерялся Фрэнк под этим испытующим взглядом, - и...
  
  - И можно было бы взять с собой Лулу. Она уже так давно просилась с нами покататься. Думаю, её пора побаловать.
  
  Фрэнк всё же разочарован. Он мечтал о чём-то романтичном, тайном, и хотя всей душой прикипел к милой малышке Лулу, сегодня совершенно не желал её компании в их поездке.
  
  - Месье Конард, Фрэнки! - Девочка в лёгком льняном платьице светлого оттенка влетела на кухню, едва не сбивая собой так некстати оказавшийся на пути стул. - Посмотрите, какое чудо! Я собрала их для Маргарет! - Она протянула почти под нос Фрэнку небольшой букетик ранних полевых цветов, что до одури сладко пахли чем-то медовым. Он был пёстрым, и при этом очень нежным. Маленькие цветы, названия которых юноша не знал, радовали глаз.
  
  - Прелестно, - улыбнулся Конард, поднимаясь с мягкого стула и направляясь к посудному ящику. Вытащив небольшую вазочку с верхней полки, зачерпнул в неё воды из вместительной деревянной бадьи. - Любым цветам нужно пить, милая. - Он поставил вазочку на стол. Сосуд был очень простым: глиняным и без лепнины, просто покрашенный светлым лаком.
  
  Луиза, понимая намёк, тут же окунула стебельки в воду. Букет казался славной разноцветной шапочкой над спокойной бледноватой шейкой вазы.
  
  - Поедешь к тётушке Шарлотте вместе с нами? - спросил Фрэнк малышку, перебарывая свои собственнические порывы.
  
  - В карете? - подозрительно поинтересовалась девочка, мило поджимая губки.
  
  - Конечно, нет, - улыбнулся Конард. - Сегодня мы отправляемся верхом.
  
  Счастливой улыбкой наследной принцессы можно было осветить тёмную комнату или даже подвал поместья, настолько ярко блестели её огромные голубые глаза.
  
  ****
  
  Путь до поместья баронессы малышка Лулу провела в чутких руках Конарда, удобно устроившись боком меж его колен и лошадиной шеи. Мужчины ехали неторопливо, бок о бок, и хоть из-за этого дорога заняла много больше времени, так они оба были уверены в том, что непоседливая девчонка, то и дело вертящая головой в небольшой соломенной шляпке с голубыми лентами, не свалится с лошади. Лулу восхищало всё: от того, какой шелковистой казалась ей грива Кронца - коня Конарда, до того, как смешно вырывается мягкая, пропитанная быстрыми ночными дождями, земля из-под увесистых копыт. Она звонко и высоко хохотала, когда бабочки, то и дело порхающие в воздухе, норовили забраться на её слегка веснушчатый нос. Она пыталась дотянуться рукой до кобылы Фрэнка, что всхрапывала и косила глазом от такого внимания. Луиза была неугомонным воплощением детской живой энергии, которая так и искрится, ища хоть какого-нибудь выхода.
  
  И Фрэнк, который обожал эту малышку, но при этом успевал испытывать смешные уколы ревности и странного желания - оказаться вот так же меж коленей Конарда, - с огромным удовлетворением ловил на себе неоднозначные, такие говорящие взгляды наставника поверх соломенной шляпки.
  
  - Милая, мы почти приехали, - сказал мужчина почти свесившейся с коня девочке. - Сиди ровно, иначе, если я не удержу тебя, ты упадёшь и не только ударишься, но и измараешь своё прелестное платьице. Не уверен, что мадемуазель Шарлотта оценит подобное.
  
  - Вы правы, месье, - притворно-послушно вздохнула Луиза, возвращая тело в ровное положение и хитро улыбаясь. - Простите, я буду вести себя как маленькая принцесса.
  
  - Я не то чтобы просил об этом, - подхватил игру Конард, - но раз юная мадемуазель настаивает...
  
  Фрэнку оставалось только широко улыбаться, выслушивая их милые перебранки.
  
  Прибыв к поместью и спешившись, они дождались старого, с выбеленными сединой бакенбардами, камердинера.
  
  - Месье Конард, месье Фрэнк, мадемуазель, - поклонился он гостям, открывая тяжёлую дверь перед ними. - Проходите. Мадемуазель Шарлотта пьёт полуденный чай в саду, прошу за мной. - И он, оказавшись достаточно подвижным для своего возраста, повёл всех троих за собой через анфилады комнат первого этажа. Некоторые из них, к огромному удивлению Фрэнка, уже были убраны белой тканью - она лежала поверх мебели, обнимала тяжёлые люстры и закрывала зеркала. Такое бывает, если хозяева по каким-то причинам перестают пользоваться помещением или собираются в длительную поездку.
  
  После недолгих блужданий они подошли к стеклянным дверям, что открывали за собой чудесный вид на цветущий розарий, небольшой фонтан и миниатюрный столик, за которым сидели двое, наверняка любуясь красивыми вековыми дубами чуть поодаль, смело зеленеющими свежей листвой. Едва старик-камердинер распахнул звякнувшие стеклом створки, внутрь помещения ворвался дурманящий запах сада и свежести, что дарила в этот жаркий день теневая сторона дома. Женщина обернулась и, тут же расцветая в улыбке, встала навстречу. Светловолосый юноша последовал её примеру, лишь женщина поднялась с плетёного ротангового кресла.
  
  - Конард! Фрэнки! И милая малышка, кажется, тебя зовут Луиза? - женщина с радостью обняла своих гостей, позволяя им поприветствовать и Люциана рукопожатиями. - Я так соскучилась по вам, но не рисковала отвлекать от слишком важных дел. Присоединяйтесь к нам, прошу, мы только сели. Сегодня выпечка моей Элен превзошла все ожидания! - женщина говорила очень быстро и вдохновенно, приглашая к столу, а её нежно-бирюзовое платье самого простого кроя выгодно подчёркивало бледноватую кожу и мерцающие медью волосы.
  
  Скоро вокруг столика уже ожидали пять плетёных кресел, и все вместе, улыбаясь друг другу и переговариваясь о малозначительных и забавных вещах, приступили к свежему чаю и ещё тёплой выпечке: французские булочки - с маком, миндалём, изюмом - просто таяли во рту, заставляя блаженно щуриться.
  
  Над ними, такими беззаботными и расслабленными, витала атмосфера чего-то домашнего и очень доброго, как будто за столом, наконец, собрались все члены семьи после долгого и напряжённого отсутствия. Юноши перешёптывались меж собой, подшучивая над малышкой, которая никак не могла решиться, с какой же из булочек начать. Люциан казался немного уставшим, но не переставал улыбаться Фрэнку, то и дело нашёптывая юноше, "как горят у того глаза, наверное, произошло что-то хорошее?". Чаепитие закончилось лишь после третьего заварочного чайничка и того, как все булочки до одной оказались съедены.
  
  - Тётушка Шарлотта, можно, я ненадолго останусь в вашем розарии? Он великолепен, я очень хочу посмотреть, как вы ухаживаете за розами! - торжественно попросила Луиза, едва взрослые решили встать из-за стола.
  
  - Конечно, милая, - мягко улыбнулась женщина. - Сейчас я попрошу Сьюзи - это старшая дочь Элен, моей кухарки. Она тебе тут всё покажет.
  
  Оставив юную восторженную принцессу на попечение девочки лет тринадцати, Шарлотта повернулась к Конарду, который что-то негромко сказал ей.
  
  - Мои дорогие, не оставите ли вы нас ненадолго? - спросила она у юношей, намерившихся, было, пойти следом за ними в дом. - Нам нужно обсудить несколько важных вопросов, да и вам, думаю, есть, о чём поговорить. - Она улыбнулась Фрэнку, тут же переведя взгляд на Люциана. Тот лишь едва заметно, но очень учтиво поклонился, качнув головой. Фрэнк успел поймать извиняющийся, но совершенно не сожалеющий взгляд Конарда, с уколом ревности осознавая, что у этих двоих всегда будет что-то между, во что его не будут посвящать. Нет, он совершенно точно доверял Конарду. Эта ревность была несколько другого плана, не чувственного.
  
  Когда Шарлотта скрылась с наставником внутри поместья, юноши ещё недолго постояли у дверей, наблюдая за тем, как две девочки резво бегают меж розовых кустов. Это вызывало улыбку у обоих.
  
  - Ещё никогда тут не было так оживлённо, - негромко сказал блондин, следя за салочками.
  
  - Ты не поверишь, друг мой, - ещё шире улыбнулся Фрэнк, - в самый первый день, как она у нас появилась, я подумал то же самое!
  
  Переглянувшись, юноши хмыкнули и, обняв друг друга за плечи, сделали первый шаг по садовой дорожке.
  
  - Чуть дальше, вон за теми дубами, моё любимое место в этом саду, - сказал Люциан, когда розарий и весёлые детские голоса остались позади. - Я покажу тебе, где провожу почти целиком все последние дни, то с книгой, то с клочком листа и пером. Знаешь, в преддверии перемен, в голову лезут всякие глупости, - улыбнулся блондин. - Я даже закончил пару небольших поэм.
  
  - Ты не рассказывал, что пишешь, - улыбнулся в ответ Фрэнк, когда они уже расцепили объятия и просто шли рядом, едва касаясь кружевными манжетами блуз.
  
  - Я и не писал раньше, - в тон ему ответил Люциан, щурясь от внезапно пробившегося сквозь дубовые кроны солнечного луча.
  
  Выйдя из тени деревьев, оба юноши оказались у подножия небольшого холма, покрытого нежной, чисто-зелёной травой. На его вершине рос огромный, кряжистый вековой дуб в несколько обхватов. Даже отсюда было отлично видно, насколько величественное и старое это дерево. На одной из толстых нижних его веток висели верёвочные качели. Видимо, это и было то самое волшебное место, о котором говорил Люциан.
  
  Фрэнк некоторое время смотрел на этот раскидистый дуб и качели, чуть колышущиеся от несильного движения ветерка. Тут было просторно. Тут веяло умиротворением. Это отчего-то заставляло сердце в груди учащать ритм со счастливым предвкушением.
  
  - Красиво здесь, не правда ли? - спросил юношу Люциан, решивший первым пойти вперёд, на излюбленное своё место.
  
  - Не то слово, мой друг! - вдохновенно воскликнул Фрэнк, устремляясь следом.
  
  Они пересекли подножие холма и поднялись к дубу. Темноволосый юноша тут же опробовал качели. Отполированная до блеска деревяшка, подвязанная с обеих сторон толстыми, прочными канатами, внушала доверие. И даже при том, что качели вряд ли можно было счесть изящными, они показались Фрэнку весьма удобными.
  
  - Крепко держишься? - поинтересовался Люциан, подходя сзади. И, едва друг кивнул, юноша оттянул качели на себя и с силой оттолкнул, посылая Фрэнка в полёт. Радостный вздох и светящиеся восторгом, как у ребёнка, глаза были доказательством того, насколько тому нравится.
  
  Фрэнк раскачивался, не в состоянии остановиться. Люциан удобно пристроился рядом на траве, облокотившись на шершавый ствол, сгибая одно колено и устраивая на нём руку.
  
  - Знаешь, Фрэнк, я думаю о том, что не готов. Морально не готов к грядущим переменам. Я так здесь привык, словно врос корнями. - Его глаза, туманясь какими-то личными воспоминаниями, смотрели вперёд и вниз, где за небольшой дубовой рощей виднелось поместье, утопающее в нежных тонах розария.
  
  Юноша с непониманием обернулся, любопытно разглядывая Люциана.
  
  - О чём ты, друг мой? О каких именно переменах говоришь ты? Я не понимаю... - он стал останавливаться, в то время как блондин удивлённо взглянул на него, приподняв густую бровь.
  
  - Ты ничего не слышал? Неужели месье Конард ничего не говорил о нас?
  
  - Нет, - взволнованно подтвердил Фрэнк. - Прошу, не томи меня, о чём ты говоришь?
  
  Люциан вздохнул, прикрывая холодные голубые глаза веками со светлыми ресницами.
  
  - Я и не знаю теперь, могу ли я сказать...
  
  - Но и не сказать теперь ты не можешь, - настойчиво упёрся Фрэнк, спрыгивая с качелей и присаживаясь рядом с другом. - Просто невежливо начинать о чём-то сокровенном и вот так замолкать - на полуслове.
  
  Темноволосый юноша какое-то время разглядывал словно выточенное из алебастра лицо с прикрытыми глазами. Люциан молчал, но, чуть погодя, решился.
  
  - Друг мой... Через две недели нас будет ждать корабль в порту Сен-Мало*. Мадемуазель Шарлотта хочет вывезти всех домочадцев отсюда в Англию. Там, под Портсмутом, в огромном поместье живёт её пожилая тётушка. Баронесса решила покинуть Францию, - закончил Люциан и, чуть помедлив, добавил всё же: - Насовсем.
  
  - Но... - Фрэнк не верил своим ушам. Он оказался растерянным, не готовым к таким известиям. Это было слишком неожиданно для него. Не лучше, чем гром посреди ясного неба... - Как же так? Насовсем?..
  
  Люциан выглядел так, словно хотел сказать что-то ещё. Будто бы слова вертелись у него на языке. Но, взяв себя в руки, он не решился продолжить свою речь.
  
  - Представь, Фрэнки, в каком я состоянии. И пускай я знал о планах мадемуазель Шарлотты намного дольше, чем ты, это ничуть не сделало меня более подготовленным и счастливым. Мы отправимся в путь через полторы недели, чтобы вовремя добраться до Сен-Мало. С минимумом вещей и ворохом славной памяти, как сказал бы мой отец, - улыбнулся блондин, решаясь, наконец, посмотреть на друга. Тот сидел, глядя перед собой и пытаясь хоть как-то осмыслить ситуацию.
  
  Определённо, Фрэнк не думал, что они с Люцианом очень близки, но за всё то время, что они успели пообщаться, юноша с уверенностью мог назвать этого человека рядом добрым, хорошим своим другом. Товарищем. Совершенно точно - человеком, который дорог. Он не мог поверить в то, что им придётся расстаться - так скоро и, возможно, навсегда... Тяжелее этого "навсегда" не было ничего для Фрэнка.
  
  - Знаешь, друг мой... - наконец, разомкнул сжатые в тонкую линию губы Фрэнк, - я вряд ли смогу найти сейчас подходящие ситуации слова, Люци. Я шокирован и подавлен. Но это не значит, что я не желаю тебе счастья на новом месте. Я верю, что такой человек, как ты - несмотря на застывшую вьюжную тоску в твоих глазах, - сможет найти себя там, куда бы ни забросила его судьба. Не знаю, возможно ли это, но, быть может... Мы будем писать друг другу? - Фрэнк посмотрел на друга с затаённой надеждой. Кажется, его слова растопили лёд, тонкой корочкой блестевший на дне его глаз. Люциан чуть заметно улыбался.
  
  - Я думаю, что мы обязательно будем писать друг другу. И только посмей отойти от этого великолепного плана - мне придётся вернуться во Францию и вызвать тебя на дуэль за оскорбление лучших дружеских чувств.
  
  Юноши обнялись, и хотя весь последующий, начинающийся розовым небом вечер прошёл под эгидой лёгкой дымки тоски и грусти, это не мешало им смотреть вниз с холма, обсуждать последние события обоих домов, подначивать друг друга, когда разговор начинал касаться так явно видимых чувств между месье Эйзом и Фрэнком, смеяться одним им понятным шуткам и зябко жаться друг к другу плечами оттого, что дневной ветерок, дующий откуда-то с запада, становился всё прохладнее.
  
  - Думаю, нам стоит вернуться, - сказал Люциан, когда темы для бесед были исчерпаны, а молчание немного затянулось. Оно не тяготило ни одного из юношей, но их на самом деле могли уже ждать к обеду.
  
  - Ты прав, - согласился Фрэнк, поднимаясь с травы первым и протягивая блондину руку. - Идём?
  
  - Только после вас, месье, - шутливо откланялся блондин. В его голубых глазах танцевал смех, когда он наблюдал за задорным и быстрым спуском Фрэнка, желающего подурачиться чуть дольше. Они оба чувствовали - Люциан мог бы поклясться в этом - тяжёлую печаль от предстоящей разлуки. Не было никаких гарантий того, что они ещё хоть раз встретятся после неё... Но ни один, ни второй не считал всё это поводом для того, чтобы портить друг другу последние воспоминания.
  
  Ведь самое лучшее - остаться в памяти дорогого человека светом, а не серой дымкой безрадостных чувств?
  
  
  ****
  
  - Мы вас потеряли, - улыбнулась баронесса, едва юноши показались в столовой. Они с Конардом и малышкой только что сели обедать, не пытаясь дождаться двух друзей. Луиза выглядела чуть расстроенной, возможно, она тоже хотела побыть вместе с ними после осмотра розария. Её милые губки были надуты. Фрэнк, не удержавшись, легко пнул Лулу по туфельке под столом, старательно делая вид, что рассматривает люстру. Девочка тут же улыбнулась, показывая юноше маленький розовый язычок.
  
  - Мадемуазель Луиза, разве юные принцессы должны вести себя за столом подобным образом? Это ужасно! - притворно возмутилась Шарлотта, качая головой. - Кажется, месье Конард совершенно не занимается твоим воспитанием, думаю, за это непростое дело стоит взяться мне.
  
  Остальные мужчины за столом лишь хмыкнули, всецело занятые едой в своих тарелках. Даже Конард, сначала выглядевший чуть потерянным, едва заметно улыбался.
  
  После спокойного обеда гостям пора было уезжать. Но баронесса снова удивила Фрэнка своим внесённым предложением.
  
  - Душа моя, - обратилась она к крошке Лулу, присев и наклонившись ниже. - Не хочешь ли ты составить мне завтра компанию? Я собираюсь наведаться в Сенлис к своей портной и шляпнице. Мы могли бы заказать тебе несколько новых платьев и шляпок к ним, заглянуть к башмачнику - вдруг найдётся что-то готовое на твою прелестную ножку? А то в доме этих двух грубиянов тебя вряд ли баловали обновками? - и пока девочка ошарашенно хлопала глазками от такого напора, Шарлотта внесла последний штрих: - А после, вечером, могли бы поесть мороженого и пирожных в небольшом кафе на углу и сходить на выступление местного кукольного театра. Как ты смотришь на это, деточка?
  
  Фрэнк вовсю вглядывался в глаза любимого. Мужчина не казался удивлённым, а это означало лишь то, что всё предложенное было спланировано ими заранее. Для чего? Получится, что малышки Лулу не будет в поместье целых два дня. И не слишком ли это опасно?
  
  Но мадемуазель Шарлотта не зря считалась мастерской соблазнительницей. Ну какая девочка десяти лет в своём уме откажется от обновок, мороженого, да ещё и кукольного театра в придачу? Глаза Луизы были широко распахнуты и подозрительно блестели. Она порывисто обняла женщину, сказав только несколько слов:
  
  - Конечно! Конечно, я очень хочу поехать с вами!
  
  Тепло попрощавшись с домочадцами и девочкой, Конард взлетел на своего коня, с интересом поглядывая на Фрэнка. Его кобылу не седлали, мужчина хотел оставить её здесь до следующего раза. Потому что от него не укрылся блеск ревности и мечтательности в глазах юноши, когда они ехали верхом к Шарлотте.
  
  - Оттого, что ты смотришь по сторонам, твоя лошадь не объявится, Фрэнк, - сказал он, наконец. - Просто забирайся ко мне и перестань делать вид, что ты не понимаешь, о чём я. - Конард игриво улыбался, освобождая стремя со стороны Фрэнка, чтобы тот мог забраться впереди него. Конечно, двадцатилетний юноша был далеко не маленькой девочкой, но Конард был совершенно уверен, что Кронц спокойно выдержит их обоих, и, ко всему, своя ноша не тянет.
  
  Весь этот спектакль стоил того. Заметно порозовевшие скулы Фрэнка и заалевшие кончики ушей, влажный взгляд темнеющих глаз были более чем достойной наградой.
  
  - Это неловко, - смущённо проговорил Фрэнк, подходя ближе к коню и примериваясь к стремени.
  
  - Смелее, мой мальчик, - игриво улыбался Конард, уже предвкушая теплоту упругого тела перед собой и волнующий запах тёмно-каштановых волос, что совершенно точно будут лезть ему в лицо при скачке. Он хотел обнимать Фрэнка, прижимаясь грудью к спине со всей силы. Хотел видеть сильные бёдра меж своими, что обнимают лошадиный круп. Он уже давно горел, стараясь гасить в себе эти слишком яркие желания, но сейчас часть их вырвалась наружу. - Давай же. Нас никто не видит.
  
  Фрэнк взобрался легко, чуть задев носком высокого сапога немного отодвинувшегося назад мужчину. Его смущение так и не проходило, принося Конарду бесконечное удовольствие. Едва юноша устроился, мужчина сжал бёдрами его ноги и, подавая сигнал коню, тронул поводья.
  
  - Разрешите, я возьму их? - попросил Фрэнк, касаясь ладонями рук наставника, что еле придерживал кожаный ремень поводьев. Конь был умным и отлично объезженным, он не нуждался в понуканиях. Но этот трогательный жест выглядел более чем убедительно. Тем более, он освобождал его руки, и это стало решающим звеном в недолгой цепочке размышлений.
  
  Передав всю ответственность устроившемуся меж его бёдер юноше, Конард обхватил его поперёк талии, прижимаясь крепче и томно, с силой вдыхая запах, прикасаясь носом к волосам и коже сбоку шеи. Фрэнк вздрогнул от этой желанной, но всё же неожиданной ласки. Они неторопливой трусцой выехали за пределы поместья. Их не могли бы разглядеть даже из окон, да и совсем не это волновало юношу.
  
  Жар. Всепоглощающий жар тела сзади расползался по его спине и плечам, обжигал шею, бился в затылке, словно пойманная в силки канарейка. Он растапливал его тело, туманил разум желанием, которому они так ни разу и не отдались за всё последнее время. Фрэнк мечтал об их близости, но с мазохистским удовольствием оттягивал этот момент как можно дольше. Ведь он знал, он чувствовал. Чем дольше продержатся они, тем слаще и безумнее будет их первый раз. Когда сброшены все маски и предрассудки, и двое людей предстают друг перед другом не столь обнажёнными телом, сколько совершенно нагими душой.
  
  Чувствуя руки, что вдруг проснулись и мягко задвигались по тонкой рубашке на его груди, будто случайно забираясь в прорези между частыми завязками, юноша старался следить за глубиной и размеренностью своего дыхания. Он не собирался сдаваться так просто. И именно в этот момент горячие, сухие губы Конарда нашли его шею чуть ниже и дальше уха, сначала целуя, а затем проводя по этому месту влажным острым языком. Издав странный хриплый звук, Фрэнк, не выдержав, выгнулся дугой и, заломив шею, удобно устроил голову на плече сидящего сзади мужчины, открывая тому целое поле для деятельности. Новые поцелуи, перемежающиеся покусываниями и горячими дорожками от языка, не заставили себя ждать.
  
  Фрэнк изнемогал, закрыв глаза. Его тело едва дрожало в опытных, очень настойчивых руках. В конечном счёте, он и так знал, что этот мужчина способен творить с ним ужасные вещи, от которых он не в силах отказаться. Его ослабшей воли хватало лишь на то, чтобы окончательно не выпустить поводья из дрожащих пальцев.
  
  Доверив дорогу Кронцу, они предавались странным играм прямо на его спине, до тех пор, как животное не остановилось вовсе, постепенно перейдя на шаг, и не нагнуло гибкую шею к траве.
  
  - Кажется, нас больше не собираются никуда везти, - с тихим смешком прошептал Конард, нежно касаясь губами порозовевшего уха Фрэнка. Тот лишь в очередной раз вздрогнул, обкусывая свои влажные губы. Юноша практически плыл в беспамятстве, пока мужчина, спускаясь с коня, придерживал его ослабшее тело руками, а потом, подхватывая, словно ребёнка, нёс чуть в сторону от дороги, чтобы нетерпеливо уложить на траву.
  
  - Ты великолепен, душа моя, любовь моя, ты сводишь меня с ума, - шептал Конард, нависая над ним сбоку и развязывая шнуровку - и на блузе, и на верховых кюлотах - свободной рукой. Он не переставал целовать Фрэнка, смотревшего на него затуманенным взглядом из-под приопущенных ресниц, и когда их языки, опаляемые жаром сбивающегося дыхания, встречались меж их губами, на них с воем и треском обрушивалось небо - настолько острыми и желанными были ощущения.
  
  Рука мужчины давно нашла медленную, неторопливую дорогу вниз: вдоль груди, едва коснувшись пальцами собранных сосков, ниже, обласкивая углубление пупка, отчего юноша, томно вздыхая, выгибался лишь сильнее; касаясь дорожки волос ещё ниже, проникая под ткань, чтобы сгореть от жара сильной эрекции, чтобы на мгновение ошалеть, пропустив несколько ударов сердца.
  
  - Еsattamente lava calda*... - сдавленно зашептал мужчина, начиная ласкать, двигать рукой, повинуясь требовательным просьбам напряжённого, словно вытянутого в струну тела под ним. Его собственное сердце стучало так быстро, что он опасался - не выпрыгнет ли? Не подведёт ли его?
  
  Останавливаясь ненадолго лишь для того, чтобы приспустить ткань кюлотов, Конард сделал то, о чём Фрэнк не мог ни думать, ни мечтать - склонился над его пахом, чтобы юноша под ним, громко простонав и в диком смущении закрыв лицо руками, почувствовал всю влажность и теплоту его нежного, умелого рта, упругость губ и сопротивление глотки. Фрэнк не верил собственным ощущениям - но он был целиком и полностью внутри мужчины, и это осознание действовало сильнее многократной дозы афродизиака, растворённой в вине. Опустошающая, сметающая волна поднялась слишком резко, и хватило всего нескольких движений Конарда, чтобы та снесла всё на своём пути, чтобы Фрэнк, содрогаясь раз за разом, заполнял собой лоно рта мужчины, а тот, не отстраняясь совершенно, только судорожно сглатывал...
  
  Этих сумасшедших влюблённых не волновало, что они лежали совсем недалеко от дороги, на улице, примяв своими телами траву. Дорога лишь соединяла два соседствующих поместья, и обычно по ней никто не ездил. Их не волновало, что сгущающиеся сумерки несли в себе свежесть и прохладу - их разгорячённых страстью тел вполне хватало, чтобы обогревать ближайшее пространство вокруг себя.
  
  Наверняка, они были безумны. Во взаимной любви друг к другу, в неудержимости желания, в преданности... Но и это их не слишком волновало в этот миг.
  
  Мужчина, прилёгший рядом со своим возлюбленным - до сих пор горячим, тяжело дышащим, оголённым, - был бескрайне счастлив. И когда рука очнувшегося Фрэнка вдруг мягко, но требовательно легла на его пульсирующий неудовлетворённым желанием пах, лишь накрыл ее своей ладонью и, поднеся к губам и нежно поцеловав каждый палец, произнёс: - Не нужно, малыш. Не сейчас... Мне и так до безумия хорошо только оттого, что ты столь ярко и честно реагируешь на мои ласки. Это восхитительно, mon cher. Я... так люблю тебя, - чуть тише выдохнул мужчина, тут же поворачивая голову и целуя юношу во влажный белый висок.
  
  - Я люблю вас больше, - тихо прошептал Фрэнк, улыбаясь. Прохладный вечерний воздух начал не слишком приятно обволакивать оголённую вспотевшую кожу, но это всё казалось такими мелочами по сравнению с осознанием того, что сейчас между ними произошло. Такое дикое и прекрасное, что у юноши до сих пор дрожали пальцы.
  
  - Думаю, нам стоит продолжить путь, - сказал мужчина, поднимаясь и начиная трепетно затягивать столь жадно и торопливо развязываемые совсем недавно завязки на белой блузе и штанах. Прошло так мало времени, но Конарду казалось, что минула вечность. - Я не хочу, чтобы ты простыл, мой мальчик. Ты сможешь ехать?
  
  Получив в ответ лишь полный уверенности в своих силах взгляд, мужчина усмехнулся и помог Фрэнку подняться с примятой ими двумя травы.
  
  Они продолжили свой путь неторопливой рысью, и юноше было нестерпимо приятно и тепло оттого, как нежно и волнующе удерживали его тело руки Конарда. Он почти облокотился на него спиной, слушая лишь ответный счастливый вздох. И грезилось, словно нет никакой силы на этом свете, способной расцепить эти оберегающие объятия.
  
  - Конард, простите, если это прозвучит грубо, но... О чём вы говорили с мадемуазель Шарлоттой?
  
  - Ты ревнуешь, душа моя? Это невероятно мило и поднимает мне настроение, - игривым тоном донеслось сзади из уст мужчины.
  
  - И всё же я был бы вам признателен, если это что-то не слишком личное, - настаивал Фрэнк, надеясь вытрясти из наставника если и не всю правду, так хотя бы её часть.
  
  - Фрэнки... - вздохнул мужчина, выкидывая белый флаг. - Наверняка Люциан уже сказал тебе... Шарлотта планирует перебраться в Англию к своей тётушке вместе со всеми домочадцами и слугами. Когда я только узнал об этом, безмерно расстроился, знаешь, эта женщина была мне верным другом долгие и долгие годы. Я чувствую себя так, словно слоны, поддерживающие на своих спинах плоскость моего мироздания, по очереди решили уйти на покой... Сначала королева... Затем Шарлотта. Мой мир накреняется, и я, совершенно не склонный к панике и меланхолии, начинаю нервничать и предаваться унынию. Я не был готов к подобному... Чёртова революция! - гневно выдохнул Конард, повышая голос. - Чёртов король... - сказал он тише, и Фрэнк, прекрасно понимающий описанные чувства, потерялся от накатившего желания обнять мужчину, поддержать его. Ведь он-то остаётся рядом. И он никуда, совершенно точно - не денется. Не сбежит. Потому что без этого мужчины, как бы не глупо и банально это ни звучало, он не видел никакого смысла в том, чтобы бороться.
  
  - Я... понимаю вас, Конард, - тихо проговорил юноша. - Когда Люциан сказал об их отъезде, на меня словно небо рухнуло. Безумие...
  
  - Но это не всё, о чём мы говорили, - мужчина сделал небольшую паузу. - Я решил, что Луиза поедет с ними.
  
  Твёрдость последней фразы заставила Фрэнка вздрогнуть.
  
  - Это обдуманное решение и не подлежит никаким обсуждениям, - закончил мысль Конард, едва слышно вздохнув в конце. И Фрэнк, мгновение назад готовый взорваться бесконечными: "Как? Вы не сделаете этого! Это невозможно!", - молчаливо смирился и принял волю наставника. Потому что, если убрать все эмоции, тот более чем прав. Суд и наказание месье Русто повлечёт лишь усиление народных волнений, и, глядишь, там и королю подошьют "чёрную папку"*. Девочка не могла быть в безопасности в этой стране, когда вокруг творятся подобные дела.
  
  - Вы правы... Я понимаю, - тихо согласился Фрэнк, накрывая ладонь мужчины своей и чуть сжимая пальцы в подбадривающем жесте. - Баронесса не против стать ей приёмной матерью?
  
  - Шарлотта сначала побоялась ответственности, что я собрался на неё возложить. Но я уверен, в Англии малышке не грозит совершенно ничего, в то время как здесь я не могу и предположить, чего ожидать от завтрашнего дня. В итоге, она настолько прониклась, что попросила оставить у неё Луизу на пару дней - наладить с ней доверительные отношения, чтобы девочке пришлось уезжать не с какой-то малознакомой женщиной, а той, которая понимает, балует и даже, возможно, любит. Я уверен, что Шарлотта сможет полюбить эту чудесную малышку. Луиза во всех открывает любовь.
  
  Больше между мужчинами не было сказано ни слова. Фрэнк, всё же огорчённый близким расставанием с таким количеством дорогих ему людей, размышлял о том, что же их всех ждёт там - впереди, за хрупкой гранью нового дня?
  
  И хотя в эту ночь они снова спали в своих комнатах в одиночестве прохладных постелей, в голове юноши чётко вырисовался план, который он собрался претворить в жизнь как можно скорее. Именно сейчас, когда комната Луизы, что как раз напротив покоев наставника, будет пустовать.
  
  _____________________________________________
  *Сен-Мало - старинный французский (бретонский) город-порт, расположен почти напротив английского порта Дувр. Меж ними пролегает пролив Ла-Манш.
  *esattamente lava calda (ит.) - Горячий, словно лава
  *"чёрная папка" - автор подразумевает под этим выражением подборку обвинений, влекущих за собой самые серьёзные наказания. Вплоть до смертной казни.
  
  
  
  
  Часть 28. Начало конца
  
  
  Следующим днём Конард попросил всех остаться после обеда столь неожиданно, что Фрэнк, у которого сердце и так было не на месте, сжал зубы сильнее, чтобы выглядеть невозмутимым. Он никогда не задумывался ни о чём подобном до вчерашнего вечера, когда наставник сказал ему чётко и ясно: "Луиза должна уехать в Англию". В голове юноши тут же завертелись сотни похожих вариантов фраз, которые мужчина мог бы сказать столь же решительным тоном, не поддающимся возражению. И... что тогда? Как ему сражаться за то, что он выбрал для себя? Как вести себя, чтобы не впасть в крайности?
  
  Конард обвёл всех, собравшихся за столом, тяжеловатым рассеянным взглядом и, скрестив пальцы обеих рук, вздохнул, опуская глаза к своим кистям. Фрэнк был уверен, что эту нависшую тучу почувствовали все вокруг: и жизнерадостная Маргарет, и молчаливый Поль. Они оба стали серьёзными и словно подтянутыми в ожидании слов Конарда. И вот мужчина, наконец, открыл рот:
  
  - Этот разговор будет не из приятных, я думаю, поэтому заранее хочу извиниться перед всеми за свою возможную резкость и за то, что в кои-то веки принимаю решение единолично, не спрашивая ваших мнений, - сказал он, переводя взгляд со своих пальцев на Поля, Маргарет, и очень быстро - на Фрэнка, затем снова впиваясь глазами в скатерть на столе. Ненамётанным глазом было видно, как тяжело даётся ему каждое слово, и он был бы очень рад не вести сейчас этого разговора, но не мог уйти от ответственности. Такой Конард вдохновлял Фрэнка, но и пугал ещё больше - с подобным его воплощением было невозможно спорить, невозможно ослушаться. Он словно превращался в другого человека - властного, в чём-то даже жестокого.
  
  - Конри? О чём ты? - негромко и взволнованно спросила Марго. - Что-то случилось?
  
  - Случилось, и тянется уже довольно долгое время, душа моя, - ответил мужчина, поднимая глаза на Маргарет и улыбаясь ей едва заметной улыбкой на краешках губ. - В стране неспокойно, и я, задействовав все свои аналитические способности, прихожу к выводу, что дальше будет лишь хуже. Затем ещё хуже, пока, наконец, не придёт к состоянию "хуже некуда". Я не вижу больше смысла медлить, поэтому хочу поставить вас в известность о своём решении...
  
  Слова оборвались, и тишина остро наточенным лезвием вошла внутрь тела Фрэнка. Он чувствовал, что бледнеет, а пальцы его от волнения и паники становятся холодными, практически ледяными. Это было то самое. То, чего он так боялся. Ему приходилось до боли в скулах стискивать челюсти - чтобы не закричать; и сжимать кулаки на своих коленях - чтобы не ударить ими по столу, находясь в бешенстве. Он был на грани срыва, пытаясь ничем не выдать своего состояния, в то время как Конард продолжил:
  
  - Хочу отметить, что это не просьба, не вопрос и не предложение, - сказал он строго и очень серьёзно. - Это моё решение, настоятельное решение, я бы сказал.
  
  - Не томи, продолжай, - чуть нахмурившись, попросила его Маргарет, сведя брови ближе к переносице.
  
  - Через полторы недели баронесса фон Трир отбывает со всеми домочадцами в Сен-Мало, чтобы сесть там на корабль, отплывающий в Англию. Там они намереваются со всем удобством и спокойствием устроиться в огромном поместье её тётушки. Они уезжают насовсем, потому что смута в стране уже начинает приводить к беспорядкам в окрестностях. Если те люди, что держат сейчас транспаранты на улицах Парижа, немного наберутся смелости, а наказывать их вдруг окажется некому или некогда - первым делом их внимание падёт на наши богатые поместья в пригороде. Все влиятельные люди, хоть как-то связанные с монархической системой, их семьи и дома, утопающие в роскоши - вот куда потянутся взоры и руки этих несчастных запутанных людей, оставшихся без хлеба в этом году. И в этот момент вопрос будет не в том, чтобы сохранить, а в том, чтобы выжить. Оставаться здесь очень опасно, и именно поэтому... - он на мгновение перевёл дыхание, перехватывая настойчивый взгляд Маргарет, - я хочу и требую, чтобы вы втроём собрали самые необходимые вещи и примкнули к людям Шарлотты. Я много думал и решил, что это наилучший вариант. Этот дом очень скоро перестанет быть должным убежищем, я просто не смогу обеспечить вам защиту здесь. Поэтому я настоятельно требую вашего отплытия в Англию.
  
  Конард замолчал, и Фрэнк услышал, как внутри него лопнула какая-то туго натянутая струна. Струна, что ещё несла надежду - наставник не сделает этого...
  
  - Более того, если продолжить говорить о вопросах безопасности, я уверен, что за мной будет отдельная охота - ведь, по слухам, я обладаю невероятным компрометирующим материалом на всю правящую верхушку, включая монарших родственников и коронованных особ. И никому нет дела до того, что у меня ничего подобного нет и никогда не было. Этот дом, я уверен, окажется под угрозой раньше всех других...
  
  В малой кухне вновь воцарилась тишина, и Фрэнк, украдкой посмотревший в сторону наставника, лишь на мгновение поймал его взгляд. Слишком быстрый, слишком нервный. Чересчур виноватый. Никто не хотел ничего произносить, и это было вполне объяснимо. Прозвучавшее стало подобно граду среди ясного тёплого летнего дня. И это было больно.
  
  - Ты закончил, Конри? - вдруг негромко и как-то нарочито спокойно спросила Маргарет, и Фрэнк, посмотревший на её лицо, не увидел на нём ни сдвинутых бровей, ни каких-либо негативных эмоций. Она была холодна, точно замершая в снеге фигура, и очень собрана.
  
  - Да, Марго. Думаю, я сказал, что хотел.
  
  - Отлично, - чуть улыбнулась женщина, а потом её лицо и тон вдруг резко изменились, вбирая в себя все присущие Маргарет черты - огненность, горячность, эмоциональность и крайне живую мимику: - А теперь послушай сюда, дрянной, невоспитанный мальчишка. Ты говоришь о подобных вещах и говоришь - "я настоятельно требую", значит ли это, что ты пытаешься командовать нами, словно мы твои слуги, а не старые добрые друзья? Словно мы - не те люди, что были с тобой в минуты бед и радостей, во времена твоих жестоких провалов и небывалых взлётов? Может, ты забыл, как много всего прошли мы вместе, и возомнил себя отцом семейства, ответственным за своих несмышлёных детей? Открой глаза, мой дорогой Конри! Мы давно не дети, это во-первых, а во-вторых, ты, совершенно точно, не истеричный отец семейства. Ты взрослый и умный мужчина, что прекрасно знает - против воли мил не будешь, как бы правильно и логично не было всё, о чём ты говорил сейчас. Я не знаю, поддержат ли мои слова все присутствующие, но скажу как минимум за себя - успокойся уже. Успокойся и начни жить, как нормальный человек. Я никуда не собираюсь бежать. Мы вместе вырвались из паутины грязных Парижских улиц и вместе прошли ад, называемый тяжёлым трудом. Мы были вместе, и только поэтому у нас всё получилось. И если ты считаешь, что в эти поистине смутные времена ты справишься без нас, что мы - твоя обуза, то ты явно где-то ошибаешься и что-то путаешь. И если вдруг ты ещё не понял смысл моих слов, я скажу лишь предельно ясно - я никуда не еду! - с этими словами женщина встала из-за стола и, оправив длинные, в пол, юбки, гордо вышла через дверь в сторону кухни.
  
  Поль и Фрэнк поднялись с резных стульев почти одновременно.
  
  - Я целиком и полностью поддерживаю Маргарет, - уверенно сказал камергер, глядя в лицо Конарду. Наставник смотрел на них, и ясно ощущалось - находился в шоке. Уже много и много лет никто его не отчитывал столь яро и праведно, как сделала это сейчас Маргарет. - Если вы не против, мы тоже пойдём. В поместье ещё много дел, - сказал он и, развернувшись на каблуках, последовал за женщиной. Фрэнк поспешил за ним, будучи не в силах остаться наедине с Эйзом. Им всем требовалось сейчас время и личное пространство. Кому-то для того, чтобы осмыслить, а кому-то - чтобы прийти в себя от гнева, паники и подступающего к самой глотке возмущения.
  
  Зайдя на кухню, Фрэнк притворил за собой дверь, оставляя Конарда в одиночестве в столовой. Маргарет, как ни в чём не бывало, суетилась у очага, помешивая что-то ароматное в чугунной утятнице. Поль, не говоря ни слова, взял с вешалки у чёрного выхода рабочий фартук для сада и рукавицы и вышел на улицу.
  
  Фрэнк никак не мог совладать с тем, что клокотало внутри него. С безумным напряжением, что вдруг так внезапно отпустило, оставляя в теле неразбиваемые куски льда. Он встал у окна с видом на сад и розарий, чтобы успокоиться и привести свои чувства в порядок. Поль начал с осмотра розовых кустов, невозмутимо обрывая отцветшие бутоны. Наблюдать за его работой было именно тем, что возвращало ощущение твёрдой почвы под ногами.
  
  - Франсуа, милый, - донеслось из-за спины. - Ты знал о его планах?
  
  - Только вчера догадался, Марго, - чуть помедлив, ответил юноша. От его тёплого дыхания запотело такое близкое к нему стекло. - Когда он сказал, что отправит малышку Лулу с мадемуазель Шарлоттой. Он говорил, что это не обсуждается.
  
  Сзади что-то громко брякнуло, словно кастрюлю с силой припечатали сверху крышкой, а затем всё стихло.
  
  - Она мне стала, словно родная доченька, - негромко сказала женщина, и Фрэнк в отражение стекла увидел, как Маргарет грузно и устало опустилась на грубоватый стул. - Наверное, это ирония судьбы. Едва я начну считать, что у меня снова появился ребёнок, как эта злодейка лишает меня его. Но, положа руку на сердце, я согласна с его решением. Она совсем малютка, и случись что, вина тяжким грузом ляжет на всех нас. Это недопустимо. Наш ангел должна быть там, где безопасно. Придётся согласиться с этим самодовольным мальчишкой, хоть моё сердце и обливается солёной кровью, и щиплет так, Франсуа, ты не поверишь, словно я обваренную кипятком руку уложила в кадку с рассолом от огурцов.
  
  Между ними снова всё стихло, слышались лишь прерывистые вздохи женщины. Фрэнк понял чуть погодя, что она плачет. Тут же отойдя от окна, подошёл к Маргарет и обнял её, наклонившись. Он старался вложить в этот жест столько тепла и нежности, сколько мог. Он поглаживал женщину по выбившимся из-под чепчика каштановым прядям. В некоторых из них серебром мерцала ранняя седина.
  
  - Всё будет хорошо, Марго... Всё будет хорошо. Я уверен, что всё наладится, и мы снова сможем жить здесь все вместе, как ни в чём не бывало, - шептал он, сам с трудом веря в свои слова. А потом вдруг сказал то, о чём так или иначе думал несколько раз, но ни за что не решился бы озвучить, если бы не вся эта странная атмосфера, витающая в поместье сегодня. - Знаешь, милая Марго... Недавно я задумался, что у меня не будет детей. Я задумался о том, что не смогу держать их на руках, качать, не услышу их плач и первый смех. Я думал, что это не взволнует меня, но, оказалось - очень сильно ошибался. Тоска забирается внутрь и холодит все вены, едва я размышляю об этом.
  
  - Но почему ты так категоричен? - с лёгким интересом спросила почти успокоившаяся женщина. - Ты молод и здоров, я не думаю, что у тебя могут быть проблемы с этим.
  
  - Разве я говорил о проблемах? - горько усмехнулся Фрэнк. - Я говорил о невозможности. О том, что двое мужчин, любящих друг друга всем сердцем, не могут иметь детей.
  
  Маргарет похлопала его по ладони, обнимающей её шею, и, подняв голову, улыбнулась.
  
  - Ты ещё так молод и неопытен, Франсуа, - сказала она. - Конечно, вы не сможете родить детей друг от друга, но, имея должный статус и влияние, нет никаких проблем в том, чтобы зачать женщине, что согласится выносить для вас дитя. Если предложить достойное вознаграждение, очень многие из простых здоровых служанок пойдут на подобное. Более того, я слышала, что такое уже не раз практиковалась втайне.
  
  - Я понимаю это, - вздохнул Фрэнк. - Но это будет или мой ребёнок, или ребёнок Конарда. Но никак не наш с ним.
  
  - Мальчик, - чуть шире и мягче улыбнулась женщина, - мой маленький глупый мальчик, когда ты успел так вырасти? Кажется, совсем недавно ты разбивал колени на заднем дворе и гонял по улице кур, получая понукания от Поля. А сейчас ты размышляешь о том, как же здорово иметь своих детей... Кажется, я становлюсь старой, слишком старой, - притворно-тяжело вздохнула она, склоняя голову к руке всё так же обнимающего её Фрэнка. - Франсуа, - сказала она вдруг строго. - Если ты задумался о детях, тебе стоит усвоить лишь несколько вещей. Не тот твой ребёнок, что лишь от твоего семени. Ребёнок считается твоим тогда, когда ты вырастил его в огромной своей любви, не жалея душевных сил. И когда ты увидишь в нём, повзрослевшем, продолжение своих мыслей и верований, в поступках найдёшь твёрдость и силу - вот тогда с уверенностью можешь сказать: "Это мой ребёнок". Понимаешь, о чём я, душа моя? И если вы с Конардом вырастите хотя бы одного человека в вашей любви, будет совершенно не важно, рождён ли он кем-то из вас от чужой женщины, или сирота по крови. Он будет вашим ребёнком, потому что именно вы вложили в него душу, мысли и чувства. Именно вы вырастили его, сделав тем, кем он и будет являться. И нет никаких кровных уз сильнее этого, вот что я хотела тебе сказать, мой мальчик.
  
  Фрэнк молчал долго, осмысливая сказанное. Оно точно не было для него чем-то новым, каким-то откровением, потому что незримо обитало на краю его сознания. Но отчего-то всё равно произвело эффект порохового выстрела под самым ухом. "Вырастить в любви... Ведь и меня вырастили в любви в этом доме, и я совершенно точно могу считать Марго своей второй матерью", - думал он.
  
  - А у тебя? - тихо спросил Фрэнк. - У тебя были когда-нибудь родные дети, Маргарет?
  
  Женщина едва слышно усмехнулась. Фрэнк не видел её лица, но почувствовал некоторое напряжение.
  
  - Я добывала хлеб, будучи уличной девкой, с шестнадцати лет. Конечно, у меня были дети. Много детей, если быть точной. Только они все умерли, - говорила Маргарет с какой-то злой иронией. - Беременная девка не нужна никому. Она вызывает жалость и отвращение у клиента и не может зарабатывать достаточно. Среди нашей компании из уст в уста ходили разговоры о разных способах того, как не дать ребёнку родиться. Кажется, после седьмого выкидыша я перестала беременеть. Оно и к лучшему, - тихо закончила женщина. На руке Фрэнка уже было мокрым-мокро от слёз, но он и не думал отстраняться, продолжая всё так же трепетно обнимать Маргарет за шею. - Понимаешь, судьба никогда не наказывает просто так, от вредности или злости. Все мы расплачиваемся за что-то, все мы несём заслуженное наказание. Как видишь, мои грехи слишком тяжелы, чтобы пенять на что-либо. Я просто стараюсь радоваться каждому дню рядом с вами, потому что видеть, как Конард и как ты, - мои лучшие и любимые выстраданные дети, меняетесь на глазах, мужаете, становитесь сильными - это лучшая награда, что может получить моё сердце.
  
  Юноша чуть покачивался из стороны в сторону, баюкая в своих объятиях открывшую ему свою душу женщину. Его вторую маму, которую он любил безмерно и искренне. Говорить не хотелось - слова теперь были лишними. Фрэнк не выходил из этого мерного транса довольно долго, пока не почувствовал, как его треплют за руку:
  
  - А теперь, душа моя, поди в дровяную и наколи достаточно дров, иначе мне будет не на чем готовить для вас, проглотов, ужин.
  
  Улыбнувшись, Фрэнк поцеловал женщину в висок и, прошептав: "Спасибо...", - вышел на улицу. Колка поленьев на мелкие чурбачки, идущие на растопку, была отличным делом для того, чтобы, не отвлекаясь от занятия, передумать тысячу мыслей и привести свою расстроенную голову в порядок.
  
  Он не знал, что будет завтра, но был уверен как минимум в двух вещах. Первая - что он обожает Маргарет и ни за что не даст эту женщину в обиду. И вторая, не менее важная: никогда и никуда не уедет от этого упёртого и гордого мужчины, которого любит больше жизни. Так просто тот от него не отделается.
  
  ****
  
  Вечером Фрэнк долго принимал ванну, распаривая своё тело до неимоверной мягкости, нежась в пене с терпковатым запахом чайных роз, проникая в себя неторопливо и нежно. На эту ночь у юноши были очень серьёзные планы, он буквально чувствовал время, утекающее сквозь пальцы мелким сероватым песком-пеплом. Медленные движения его руки, такие сладко-забытые, будоражили фантазию и заставляли его естество откликаться на ласки, которым сейчас не суждено было сбыться. Выйдя из остывающей воды после часового сидения, не меньше, он чувствовал себя так двояко: и до безумия уставшим от изматывающей физической работы, и лёгким, почти невесомым, когда оковы тела кажутся чем-то эфемерным, не более чем выдумкой. Тщательно пройдясь по ещё влажной коже ладонями, смоченными в благовонном масле, он натирал себя так тщательно, с некоторой иронией сравнивая с восточной наложницей, которую впервые готовят для ночи с султаном. Вот только вокруг него не было ни души, да и невинным и неопытным назвать его можно было лишь с огромной натяжкой.
  
  Он хотел быть желанным. Он собирался стать дурманящим. Он мечтал оказаться податливым и мягким настолько, насколько этого захочет Конард. И он намеревался идти до самого конца.
  
  Когда одетый, с ещё влажными волосами, он спустился к ужину, в малой столовой его поприветствовал лишь Поль, уже управившийся со своей порцией. Через мгновение вошла румяная и вновь улыбающаяся Маргарет с дымящейся тарелкой кроличьего рагу.
  
  - Конри не спускался, - сходу заговорила она. - Думаю, ему нужно больше времени, чтобы смириться с нашим бунтом, - по-доброму усмехнувшись, женщина звякнула рядом с присевшим Фрэнком тарелкой и ложкой. - Приятного аппетита, милый.
  
  - Спасибо, дорогая Марго, - улыбнулся Фрэнк и принялся за еду. Сегодня ему потребуется много сил, да и рубка дров взяла своё - аппетит был зверский.
  
  Чуть позже, протомившись в своей комнате за чтением и поглядыванием на массивные часы, юноша решил, что пора.
  
  Его почти трясло от охватившего всё тело трепета. Это было и волнение, и предвкушение... Да и начинающееся зарождаться от фантазий желание говорило в нём. Подойдя к шкафу, он, потратив некоторое время, нашёл в его глубинах то, что хотел. Неторопливо, пытаясь успокоить себя этим, снял одежду, оставшись совершенно обнажённым. Но и это не помогло, лишь раззадорив его еще больше.
  
  ****
  
  В дверь постучали. Негромко, но очень уверенно, что Конард, уже приготовившийся ко сну и читающий книгу, лишь удивился.
  
  - Войдите, - сказал он достаточно громко, гадая, кого же ждать за дверью. Но ни одно из его предположений не подтвердились, едва он увидел вошедшего в комнату Фрэнка, тут же закрывшего за собой дверь.
  
  Света канделябра на прикроватной тумбе не хватало, но это определённо был он - его мальчик, опершийся о дверь, одетый в одну лишь тонкую ночную рубашку. Дыхание перехватило так неожиданно и резко, что мужчина не сразу смог выговорить нужные слова:
  
  - Фрэнки? Что ты делаешь здесь?
  
  Он делал вид, что не понимал. Он притворялся, будто хотел узнать, в то время как на самом деле ему чудились в этом сумраке два голодных, по-звериному горящих глаза, устремлённых прямо на него. Сердце застучало с удвоенной скоростью, а пальцы ног похолодели, когда Фрэнк, переступая с грацией ленивой кошки, медленно пошёл к нему, не говоря ни слова.
  
  Их зрительная связь отдавала почти физической болью. Книга выпала из ослабевших рук Конарда, глухо стукнувшись о доски пола.
  
  - Фрэнк? - очень тихо спросил мужчина, когда вдруг его правого запястья коснулись белые прохладные пальцы. Двое не отрывали взгляда друг от друга, и в этом неверном мерцающем свете юноша казался воплощением чего-то нереального: древнего и порочного, по чьей-то злой ошибке заключённого в хрупкое невинное тело. Мужчина не понял, что произошло. Он буквально был загипнотизирован немигающим взглядом таких тёмных сейчас глаз. Будто внутри них плескалась сама ночь. Конард очнулся лишь тогда, когда обе его руки были накрепко перевязаны шёлковым шарфом, перекинутым через перекладину кровати. Он оказался в немыслимой и беззащитной позе - со связанными руками, поднятыми у него над головой. Нереальность происходящего мгновенно лишила его разума, и он, ещё стараясь сохранить остатки здравомыслия, серьёзно произнёс:
  
  - Что ты делаешь, Фрэнк? Мне кажется, шутка затянулась... - он еле успел договорить, как на его губы лёг тонкий палец, заставляя подчиниться. Лицо Фрэнка, такое уверенное и спокойное, покоряло Конарда. Никогда прежде он не выглядел так сосредоточенно. Никогда прежде не был столь горяч в этой своей взрослой серьёзности. По спине связанного Конарда пробежали мурашки, заставляя собраться соски и всё тело - поёжиться. Он дёрнул руками, проверяя крепость пут. Узлы оказались мастерскими - при усилии затягивались сильнее, больно врезаясь шёлком в запястья. Но стоило лишь немного расслабить руки, опустив их на подушки - тут же смягчались, переставая приносить дискомфорт. Мужчина улыбнулся.
  
  Палец Фрэнка, такой острый и прохладный, последовал вниз по наливающемуся жаром телу. Вниз, касаясь чувственной нижней губы и подбородка, нежно оглаживая адамово яблоко и выемку меж разверстых ключиц. Дальше начинался край одеяла, и именно его зацепил палец, следуя ниже - по груди меж двух коричневатых сосков, по напряжённому рельефному животу, стягивая одеяло и оголяя все больше матово мерцающей кожи... Мужчина наблюдал за лицом Фрэнка, закусив губу, чтобы не начать хрипеть от желания. Его руки, несмотря на приносимую путами боль, то и дело дёргались в глупых попытках освободиться. Лишить его возможности прикоснуться на самом деле являлось очень жестокой пыткой. Возможности сжимать мальчика в своих объятиях, ласкать его... Это походило на некую демонстрацию свободной воли, на брошенный ему вызов. Конард буквально начинал сходить с ума от этого.
  
  Юноша же, опустив глаза, серьёзно и заинтересованно наблюдал за тем, что открывается его взору. Проведя пальцем прямо по пупку, ненадолго нырнув в него, он пошёл дальше, по дорожке тёмных жестковатых волос. И чем ниже спускалось одеяло, тем медленнее двигался палец... Тем сильнее и неистовее вздымался живот Конарда, пытаясь надышаться разлитым в воздухе напряжением.
  
  Прикосновение прохладного пальца к почти затвердевшему естеству вырвало из глотки Конарда хриплый сдавленный рык. Юноша же будто и не обращал внимания на это, продолжая спускать одеяло всё ниже, путешествуя по внутренней стороне бедра ноги. Ничто, казалось, не выдавало настроя Фрэнка. Кроме чуть порозовевших скул и заалевших кончиков ушей.
  
  Оставшись полностью обнажённым под этим пристальным взглядом, Конард впервые за долгое время почувствовал укол смущения. Его эрекция пришла в состояние твёрдости лишь оттого, что юноша смотрел на него с интересом, закусывая губу каждый раз, как член мужчины подрагивал от прилива. Конард хотел говорить - много и несвязно, ругаться по-итальянски, освободить руки и распять этого дерзкого мальчишку под собой прямо на своей кровати без каких-либо предварительных ласк. Но, смирившись, он принял правила этой безмолвной, обжигающей разум игры.
  
  Взгляд Фрэнка затапливал его жаром и стыдом. И хотя в происходящем не было ничего стыдного для обоих, мужчина с удивлением испытывал это давно забытое чувство. Словно всё самое сокровенное, что у него было, выставили напоказ, и теперь оценивают. Он негромко заскулил, сжимая ягодицы и напрягая пах, отчего эрекция с силой дёрнулась. Внизу живота вязко пульсировало, а в запястья врезался шёлковый шарф. Фрэнк же только смотрел, поглаживая себя через тончайшую ткань рубашки. Когда его руки начали двигаться? Конард не мог сказать. Всё было на грани, будто опутанное дурманом желания.
  
  В какой-то момент, когда он, застонав, снова прикрыл глаза, его тело едва не подкинуло от неожиданного прикосновения распущенных волос и носа к его животу. Фрэнк, присев на край кровати, склонился над ним и невыносимо чувственно начал водить носом по его животу. Он не просто касался - он дышал им до дна своих легких. Чувственные крылья носа трепетали, втягивая аромат тела, и юноша довольно, сыто жмурился от этого терпкого запаха. Забрав свои тёмно-каштановые волосы в одну руку, он продолжал касаться его, опаляя горячим дыханием: живота, лунки пупка, затем ниже, и Конард, предвкушая невозможное, испустил стон в закушенную до боли губу. Если это то, о чём он думает.... Если это то, о чём он мечтает... То этот день достоин стать последним из дней.
  
  Ни разу так и не ощутив жар рта, губ и языка Фрэнка на своей плоти, он мечтал об этом - не единожды, жарко лаская себя за закрытыми дверями. Это являлось чем-то вроде признания, чем-то, означающим согласие и покорность... Но вот так - со связанными руками, почти не имея возможности шевелиться... Всё обретало новый, совершенно другой остроты смысл.
  
  Вопреки жарким мечтам мужчины, Фрэнк скользнул носом дальше, лишь едва заметно пройдясь по мошонке, спускаясь ниже по внутренней стороне бедра. Конард подавленно выругался:
  
  - Il diavolo ti prendi!..
  
  Он не мог видеть, как Фрэнк улыбнулся на мгновение, тут же стирая улыбку с лица. Юноша намеревался пытать этого мужчину. Пытать на грани чувственности, чтобы их первый раз оказался чем-то самым запоминающимся, затирающим ощущения от всего, пережитого ими от близости в масках ранее.
  
  Изучив носом бёдра и колени мужчины, заставляя того прогибаться и напрягать мышцы, юноша упивался мускусным, таким желанным запахом его тела. Это наслаждение выражалось в каждой мелочи - в блаженно прищуренных глазах, жадно вдыхаемом аромате, в румянце, со скул перетекшем на щёки. Конард буквально съедал его взглядом, но всё равно пропустил тот момент, когда Фрэнк, такой отвлечённый, вдруг провёл влажным, до безумия жарким языком по его эрекции.
  
  - Signore Gesù! - вскрикнул мужчина, подаваясь к желанной ласке. Возбуждение начинало приносить боль неудовольствия, запястья ныли, и он мечтал, чтобы Фрэнк поскорее впустил его внутрь себя. - Ti prego, l'anima mia... - шептал он, не разбирая совершенно языка, на котором говорил в этот момент. Он верил лишь в то, что Фрэнк поймёт его, потому что язык души и тела у любящих сердец один.
  
  Руки юноши, до того бездействующие, заскользили по гладким, горячим бедрам, вызывая новые и новые потоки мурашек. Легли на живот, распластав по нему тонкие пальцы, и в этот момент губы, такие упругие и влажные, приоткрылись, чтобы медленно и неторопливо впустить его внутрь, так глубоко, как только Фрэнк мог себе позволить с непривычки.
  
  Конард метался в агонии. Он еле сдерживал желание начать грубо, неистово толкаться в это невероятное мягкое тепло. Он стонал, по вискам, подмышкам и груди давно струился пот, собираясь в тонкие влажные ниточки, мерцающие в свете свечей. Привыкнув, Фрэнк начал двигаться. Его впалые щёки мешали Конарду сосредоточиться: Фрэнк с его плотью меж своих розовых губ был так невероятно хорош сейчас, что он, больше всего на свете мечтавший дойти до края, просто не мог пропустить столь восхитительного, несравнимого ни с чем по своей развратности, зрелища. Упругий язык юноши то и дело проходился по чувствительному месту, заставляя Конарда вздрагивать, и он, в конце концов, не выдержал. Чуть подобрав под себя ноги, расставив колени в стороны, стал неторопливо, но настойчиво толкаться бёдрами навстречу, временами задевая такую восхитительную заднюю стенку горла. Это была феерия. Фрэнк, устроившийся меж его развязно раскинутых колен, придерживающий его за бёдра, был воплощением сорвавшейся невинности, рябью Фата-Морганы*, олицетворением первородного греха. Он был великолепен в своём раскрепощённом образе, он был чист и грязен одновременно, и от всех этих мыслей и ощущений Конард уносился всё выше и выше, пока, наконец, дыхание с хрипом не прервалось, а его тело не напряглось в конвульсии, чтобы с силой, не размышляя ни о чём, излиться в жаркое, желанное лоно.
  
  Время остановилось, застыло, потекло густой медовой патокой по чуть наклоненной поверхности бытия. Фрэнк, со спокойным и серьёзным разрумянившимся лицом, стоял на коленях между бёдер Конарда и томно, почти навязчиво слизывал языком белесоватые потёки вокруг своего рта.
  Мужчина дышал рвано и быстро, пытаясь успокоиться. То, что делал Фрэнк своим языком с губами, не давало ему настроиться на правильный дыхательный ритм. Он чуть вздрогнул, когда руки юноши легли на его колени, начиная поглаживать их мягкими, круговыми движениями. Конард предпочитал не думать о том, что же ещё замыслил Фрэнк. Сегодня, несмотря ни на что, он намеревался позволить ему всё, даже если этому мальчишке вдруг взбредёт в голову взять его.
  
  Но сейчас, забыв и про своё рваное дыхание, и о том, как сильно саднило измученные запястья, мужчина, не моргая, впился взглядом в хрупкую фигурку юноши, застывшую меж его колен.
  
  Обхватив себя за бока, подцепляя края ночной рубахи, Фрэнк, не разрывая их схватившихся в безмолвной битве взглядов, начал медленно и неторопливо тянуть ткань вверх. Конард сглотнул, едва из-под края показался верх стройных бёдер, напряжённая эрекция и гладкий живот без каких-либо признаков растительности. Невероятно, но этому невинному развратнику пришло в голову выбрить свой пах. Мужчина застонал от вида гладкой белой кожи, посреди которой упрямо восставала тёмно-розовая плоть. Это было великолепно, и Конард начал возбуждаться вновь много раньше того, чем понял это.
  
  Оголив окружия розоватых аккуратных сосков, Фрэнк лишь выпрямил руки и откинул ненужную теперь никому тряпицу на пол. Сердце Конарда стучало так быстро, что он и вправду начал опасаться за свой сердечный приступ. Этот мальчишка выглядел слишком, до невозможности горячо. Помедлив лишь мгновение, юноша неторопливо спустился рукой к своей плоти, чтобы настойчиво обхватить себя, сжать, вырывая из губ идеальной формы тихий, робкий стон. Как же Конард мечтал о том, чтобы этот ротик издавал самые громкие, жаркие, раздирающие своей честностью звуки. Он уже сходил с ума от желания - снова, снова и снова, хотя Фрэнк лишь лениво, словно играясь, ласкал себя, возвышаясь над мужчиной во всей своей естественной красе.
  
  Всё изменилось в тот момент, когда юноша, обильно вылизав пальцы другой руки, начал неторопливо, но настойчиво проникать в себя. Его спина инстинктивно прогнулась, принимая более удобную позу, и Конард, преодолевая сопротивление пересохшего от волнения рта, прохрипел:
  
  - Ti desidero talmente tanto, che questa cosa mi spezza il cuore...
  
  Дальше всё поплыло в дурманящей, неверной дымке натянутой чувственности.
  
  Перебравшись через бёдра Конарда, Фрэнк, смотря на мужчину с высоты своего положения, стал медленно, до агонии неторопливо опускаться на него сверху, помогая себе рукой. Глаза наставника были так широко распахнуты от подобной наглости, что он не мог издать ни звука, лишь с каждым мгновением всё больше ощущая упругое, мягкое, смело обволакивающее тепло любимого человека. Ни одна мышца не дрогнула на лице юноши, пока он, издав вздох наслаждения, не опустился до самого конца, встретившись прохладными ягодицами с горячечной кожей паха. Его точёные бёдра сжимали бока Конарда, не давая слишком воли в движениях. И вот, чуть привыкнув, Фрэнк решил начать медленно, не отрывая взгляда от пьяных глаз мужчины, двигаться, каждый раз опускаясь до самого конца, закрывая глаза и дыша своим прекрасным, таким манящим ртом. Алеющие от покусываний губы, застывающие в округлой форме после каждого движения, приковывали к себе взгляд мужчины, гипнотизировали, в то время как тело продолжало обжигать своей податливостью и жаром.
  
  Фрэнк изнемогал. Он терял ритм и силы, выдыхаясь, всё время ускоряя темп, пока в какой-то момент не рухнул на мужчину сверху, по-змеиному обвивая руками шею, жадно и бесконтрольно впиваясь губами в сухие желанные губы.
  
  Это стало сигналом, яркой вспышкой под веками. Конард, почти повисая на онемевших связанных руках, начал двигать бёдрами навстречу этому обезумевшему, расплавившемуся мальчишке, с каждой секундой желая большего: подмять под себя, доминировать, ласкать со всей нежностью и тут же прикусывать шею, оставлять метки на каждом сантиметре бледной кожи.
  
  - Fai di me... - начал шептать Конард, приближаясь к агонии. Слова царапали пересохшую глотку, прорываясь наружу. Он устал быть связанным, да и Фрэнк утомился вести в этой невероятно горячей их игре. - Fai di me! - вскрикнул он между поцелуями, надеясь, что почти отключившийся от наслаждения Фрэнк услышит и поймёт его.
  
  Через мгновение юноша, выпростав руку, лишь легко потянул за свисающий край шарфа, распуская всё сложное плетение узлов.
  
  Перебарывая онемение, саднящее в запястьях, и больное покалывание от восстанавливающегося кровообращения, Конард сладостно и жадно обвил обнажённую спину Фрэнка, с яростью перекатываясь, подминая его под себя. Тёмные, почти чёрные в сумраке волосы упали на разгорячённые щёки юноши, словно обрамляя их траурным кружевом.
  
  Фрэнк казался невменяемым. В его глазах было столько тумана желания, что он захлёбывался в нём. И Конард, почувствовав, наконец, свою волю, начал с силой и рычанием вбиваться в его разгорячённое, упругое тело.
  
  Мужчина искренне надеялся, что никогда не забудет восхитительных стонов, что разрывали пространство комнаты той ночью, отскакивая от стен, переплетались и наслаивались, словно шаловливые духи-пересмешники. Фрэнк отдавался любви самозабвенно, до самого дна, расчерчивая спину мужчины алыми полосами, целуя и кусая в губы, он кричал, шептал и стонал так невероятно, что у Конарда туманило разум. Мужчина и не рассчитывал продержаться долго, но всё же надеялся успеть доставить удовольствие своему мальчику. Едва хрупкое тело Фрэнка дёрнулось, с силой выгибаясь под ним, обдавая горячей влажностью их животы, Конард счастливо вздохнул и, на миг остановившись, позволил себе нырнуть в сильнейший, ярчайший свой оргазм.
  
  Все потеряло значение и смысл. Реальность размывалась на гранях, туманясь очернаниями. Ничего не было дальше стен этой небольшой, очень аскетично обставленной комнаты. Только два жарко сплетённых тела, дышащих в унисон, и незримые сети чувств, что с невероятной силой опутали их.
  
  - Я не уеду, - в полусонном бреду прошептал Фрэнк, со всей нежностью и требовательностью прижимаясь к телу Конарда, словно ища защиты. - Что бы вы ни делали, что бы ни говорили... Я не уеду. Я никогда не оставлю вас. Я давно не беспомощный мальчик, я могу идти рядом с вами, плечом к плечу...
  
  Он уже почти спал, когда в темноте над его ухом прозвучал ответ:
  
  - Я знаю, любовь моя... Знаю. А теперь спи.
  
  ****
  
  Их разбудил взволнованный, очень настойчивый стук в дверь. Конард не успел ответить - более того, он не успел проснуться, всё так же сжимая в своих объятиях сонного Фрэнка, как в комнату влетела нервная, непривычно бледная Маргарет.
  
  Женщина ничуть не удивилась переплетённым телам на размётанной постели, а если и удивилась, то ничем не подала виду.
  
  - Конри... - сдавленно начала она, задыхаясь и от этого то и дело приостанавливая речь, - я только что с рынка. На каждом углу кричат о новостях, - она снова замолчала, пытаясь перевести дух. - Народное ополчение рано утром штурмом взяло Бастилию. Не обошлось без жертв и стихийных казней без суда и следствия. И теперь эта толпа держит курс на Лувр...
  
  
  
  ______________________________________________
  * Il diavolo ti prendi (ит.) - дьявол тебя побери
  * Signore Gesù (ит.) - Господи Иисусе
  * Ti prego, l'anima mia (ит.) - молю тебя, душа моя
  * Фата-Моргана (итал. fata Morgana - фея Моргана, по преданию, живущая на морском дне и обманывающая путешественников призрачными видениями) - редко встречающееся сложное оптическое явление в атмосфере, состоящее из нескольких форм миражей, при котором отдалённые объекты видны многократно и с разнообразными искажениями.
  * Ti desidero talmente tanto, che questa cosa mi spezza il cuore (ит.) - я хочу тебя так сильно, что это разбивает мне сердце * Fai di me (ит.) - освободи меня
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"