Высокие, в синих со звездами одеждах, выходят под лунный свет из тьмы упругих сводов леса на поляну его жители - серьезные и задумчивые, как он сам, - выходят тихо, приближаясь к центру, - и под ночным светилом видны яркие краски цветущих растений, любящие вечернюю прохладу виды стелют невозможные у дневных красавцев запахи: луна и роса в них, загадка невидных движений и потаенных звуков, - от этого воздуха и света хочется забыть, что ты разумное существо, остановить сердце на высокой ноте - и так быть - долго-долго. Прекрасные жители леса, сходясь осторожно из-за высоких деревьев, приближались к центру молча, боясь спугнуть раньше времени, - там, по-над травой, в пронзительном восторге глядело на луну крошечное существо - застыв, словно снежинка. "Ах-хаа, хаа, аха-а, ах", - раздались вокруг давно сдерживаемые дыхания, - и существо вздрогнуло, метнулось, - не зная, куда податься, забилось бабочкой в границах тесного круга.
- Останься!
- Останься!
Раздались голоса людей в синих одеждах.
- Ты наш.
- У нас найдется для тебя место.
Надежно протягивали дивной формы руки - хрупкому, трепетному.
- Мы ждали!
- Мы знали!
- У нас хватает лунных дорожек...
- И солнечных зайчиков.
- Песен...
- И сказок.
- Все для тебя!
- Оставайся!
Существо успокоилось, замерло, подперев голову руками, скрестив ножки; вздохнуло.
- Слишком много порядка; слишком чужое; я заблудился - все не мое. Не хочу думать, что ощущает розовый куст, когда мне вздумается сорвать цветок. Не хочу, примяв сурепку, услышать писк не родившейся мыши... Уйду. Уйду. Буду искать. Где-то есть другие леса, где чуть менее сурово, где - все свои: такие же глупые, такие же легкие...
Дрогнул воздух, где только что было - и не стало, прошелестели опять: "Ах-хаа, хаа, ха, хаа, ах".
Фрукты в прелестных корзиночках из лозы и соломки, бумажные кульки для сыпучего товара, - любовно раскладывая все по полочкам, Лилиана улыбалась: вот домики из кирпича и дерева, бесполезно приукрашенные - как морские раковины и жуки, - они просто не могут быть иными; скрывая башенки, изразцы и смальту, вьется по ним плющ, затеняют деревья, кое где блестят стеклом теплицы... Здесь все продумано - нет ничего лишнего, ради чего ваш досуг поглощен бесконечной гонкой за призрачным шансом его иметь - и не уметь использовать. Никто пожизненно не занимается здесь чем-то тяжелым - потому что это несправедливо... Мед разных оттенков в стеклянных банках с притертыми стеклянными же крышками. Сушеные фрукты, ягоды, травы и грибы - в таких же. Еще есть легкие, красочные коробки-банки из толстого, плотного картона, полотняные мешочки и сумочки разных размеров. Вот тут уже мыло и шампуни, дальше... Дальше Лилиана любовно обставляет ванную комнату - матового стекла шторки, ненавязчивые узоры плитки на стенах и полу, латунные ручки и узкие зеркальные вставки...Бросив тонкой росписи светильники, думает, что делают с жижей из отстойников канализации и какие лучше будут трубы - литого стекла, армированные металлической сеткой, или внутри керамики или... или... В домах, конечно, золотые или даже платиновые - водопроводные. А, например, транспорт. Хорошо бы проложить колеи из особо прочного стекла и пустить по ним крошечные, легкие вагончики - что-то вроде фуникулеров. А так всё - велосипеды самых разных систем и видов. А нужны ли самолеты? Если легчайшие поезда чуть не летят по гладким колеям. Разве для развлечений - планеры, разве для аэрофотосъемок - небольшие автоматы. И чтобы пластик - только если нечем заменить, - оплетка проводов нитяная - шелковая, льняная, а для записей программ автоматов - почему бы не использовать ту же платину? Или другие - лучше разлагаемые полимеры... По большому счету - действительно ли он незаменим?
За окнами сильный ветер - развернулись в одну сторону листья, все выше и выше взлетает что-то темное - не птица, - заплутавший в мирах полиэтиленовый пакет. Запах выхлопа, - кто-то в сизых клубах нежно обихаживает свое чудо техники, - поднялся до ее квартиры, бесконечный гул проникает сквозь стекла - и вездесущая вибрация, гул никогда не прекращающих движение автомобилей. Лилиана отворачивается от окна и краем глаза видит мелькнувшего - конечно, эльфа.
- Я сумасшедшая, - говорит она.
И, разумеется, - когда она оборачивается, чтобы разглядеть лучше - ничего, никого: старое, продавленное кресло, стыдливо прикрытое пледом, над ним желтоватое пятно на вылинявших обоях - то ли бабочка, то ли летучая мышь...
- Что я здесь делаю? - спрашивает Лилиана.
- Учусь, - отвечает себе.
Вот уже полтора года, приехав из пригорода, пытается она одолевать плохо поддающуюся премудрость - нечто бесконечно техническое; неблизкое; невыносимо скучное - и оттого утомительное. С досады она пинает стенку под старым столом - ничего не выходит, результат не сходится, даже тихонько и коротко взвывает - так все надоело. Потом, похихикав, - в конце концов, ее голова сделается квадратной, как извлекаемые корни, - и уравнения перестанут кружиться и завихряться в ней, а, встав ровными рядами, сами придут к своим замечательным решениям, - Лилиана начинает все заново. Отец отослал ее сюда с условием, что она окончит именно этот ВУЗ, по выбранной им специальности, иначе - никакой музыки. "Забудь про свое старое пианино. Кем ты станешь? Учительницей музыки в школе? Да кому нужна твоя музыка? Прав был Лев Николаич - это извращение, от расшатанных нервов трепет, а здоровый человек под музыку танцует или подпевает. Короче, если не получишь профессию, нормальную профессию - не жди от меня материальной поддержки, - сколько я уже угрохал непонятно для чего, исключительно из уважения к твоей матери, но больше не стану. Однако если будешь хорошо учиться, то можешь требовать от меня, сколько понадобится. Ты меня знаешь". Конечно, Лилиана его знала - спорить с ним не хотелось, потому как... Когда он успел стать таким долдоном? Ведь раньше, она помнила, он даже иногда шутил, сам покупал билеты на концерты - для нее и мамы... Потом мамы не стало, не стало Союза; не стало его института - он едва успел защитить докторскую... Кому нужна его научная степень? Наверно, так он сказал себе и превратился в бизнесмена-трудоголика (хорошо, не алкоголика), счастливо избежавшего большинства наездов в самые трудные годы, владельца солидной фирмы - научно-производственного объединения... Какое-то весьма нужное оборудование и приборы оно выпускало. А впрочем - это совершенно неважно. "Кому нужна моя музыка? Ты, наверно, считаешь, что культура и вправду должна сохраняться в каких-то резервациях... Нет, не верю, что он может так думать", - вздыхала Лилиана над задачкой, - ей хотелось поскорее закончить, но доделать было необходимо - и желательно сегодня, завтра вечером у нее совсем другие занятия: она нашла педагога и два раза в неделю бегала к нему на уроки, - и пусть он ругал ее за неготовность, зато - полтора часа в ее распоряжении было пианино. Она не могла позволить себе купить инструмент - тем более в эту чужую квартиру, - даже если были бы деньги, что делать с ним потом? На прокат же почему-то нигде не сдавали - во всяком случае, она не нашла.
И опять: темная, массивная мебель, чьи ящики так легко выдвигаются, светло окрашенные стены... или, может быть, дерево и изразцы, шелк и соломенные циновки? Толстые тома истории, полные побед не полководцев, а - окончательных: над войнами, болезнями и ... Сухо прошелестели пряди волос по бумаге, голова клонилась к столешнице, - завтра, завтра придется закончить эти нудные задания, но - обязательно, а то - плохие отметки, и не будет денег, не будет музыкальных занятий... Но - все завтра, завтра...
Точка неотправления
Леночке и Валентину снился один сон на двоих - и только он, никаких других к ним не приходило. Молодые люди подкладывали шарик родителям и гостившим у них друзьям - ничего не получалось: когда тех спрашивали, они говорили, что не припомнят, чтобы им снились сны.
Лена и Валя видели, как... Но об этом потом. Все втроем, вместе Андреем, они решили, что надо пытаться найти еще людей, кому шарик подарит яркие сновидения. Из первого опыта ничего не вышло и это сильно умерило их пыл: ведь если предлагать шарик каждому встречному - недолго его и потерять.
- Что-то должно быть в снах, какие-то ключевые моменты, которые связывают их друг с другом и нашей реальностью. Наверно, нужно увидеть их больше, чтобы говорить определеннее. Мне бы хотелось услышать от вас обоих ваш сон во всех подробностях, не исключено, что там есть какая-то зацепка.
Когда и как началась эта распря, уже почти никто не помнил; лет триста назад то ли один из лордов леса потравил посевы одного из лордов холмов, то ли лорд холмов свел рощу лорда лесов. С тех пор, где бы и при каких обстоятельствах ни встречались лорды из этих кланов, они всячески вредили друг другу; даже воюя на одной стороне, могли они не выполнить приказа своего суверена, если в подмоге нуждались их давние недруги, - рассказывали - каждый из кланов обвинял противный: некогда как-то один из лесовинов (холмогоров) лежал после битвы раненый среди многих поверженных им мертвых врагов, случилось так, что мимо, ведя в поводу лошадь, проходил также раненный, но не в пример легче, холмогор (лесовин), старинная вражда, как ни умолял его истекающий кровью лорд отвезти к своим, помешала проявить милосердие: тяжелоранненный остался лежать на поле, а другой, будто, еще сказал: выживешь - твое счастье, но не мне мешать смерти прибрать тебя к рукам.
А лет пятьдесят тому пришло на земли королевства новое религиозное учение - начались новые распри, еще больше запутывая старую. Страна раскололась, и одно герцогство, с давних пор претендовавшее на особые привилегии, стало оплотом приверженцев веры отцов и дедов, и герцог стал королем. Лорды, - каждый второй был уверен, что борется за святое дело, за правую веру, а каждый первый подсчитывал - сколько земель ему отойдет от соседа, если он встанет на ту или другую сторону, - лорды лет с десяток с азартом плели интриги, собирали под свои знамена ратников, а потом оказалось, что хозяйство разваливается, и за все награбленные богатства не купишь приличного коня, мера овса стоит впятеро против прежнего... Королевство старое заключило мир с королевством новым (бывшим герцогством), междоусобица стихла, но не угасла - то здесь, то там старые и новые враги налетали на владения друг друга - и быстро удалялись: с добычей или ни с чем, подобрав мертвецов.
Лорена принадлежала к семейству Аэмов - лесных лордов, семейству, сохранявшему прежнюю веру, чьи владения оказались на границе владений бывшего герцогства и королевства. Отчасти из-за местоположения, отчасти из-за характера старшего Аэма - человека авантюрного склада, Аэмы очутились в центре шпионских интриг двух дворов - старого и нового.
Энгрим Вук, напротив, был из холмогоров, перешедших в новую церковь. Он поступил ко двору и у него появились надежды на карьеру: вельможа, к которому его направили с рекомендательным письмом, благоволил молодому человеку и давал множество поручений, - правда, Энгрим не всегда знал, с какой целью он выполняет то или иное.
Случилось так, что судьба столкнула этих двоих: Лорена под чужим именем прибыла в Шант (старое королевство), чтобы забрать какой-то важный документ, - бог его знает, для чего он был написан и мог понадобиться высоким друзьям ее отца; Энгриму же было поручено понаблюдать за девушкой, - кто-то ее опознал, как девицу Аэм, и сообщил покровителю Вука, - тот не нашел никого, кроме него для этого дела. В случае же, если она решит покинуть столицу - попытаться задержать ее и дождаться людей, которые "знают, что делать дальше", по словам покровителя, уже успевшего отправить несколько писем заинтересованным лицам, - от них-то и должны были быть посланы люди. Возможно, лорд выбрал именно молодого Вука, чтобы самому по возможности остаться в стороне, - он был старым интриганом и следовал исключительно собственным мотивам.
Но Лорена, кажется, заметила Энгрима и ловко от него ускользнула, - ненадолго: тот сообразил, куда она могла исчезнуть, и нагнал девушку через пару улиц; однако она быстро удалялась в сторону предместья, а Энгрим никак не мог решиться остановить ее. А потом Лорена вошла на постоялый двор, очевидно, переоделась и выехала оттуда минут через пятнадцать верхом на лошади. Энгрим заметался - то ли ему немедленно кинуться к дому покровителя - с сообщением, куда направилась девица Аэм, покинув город, то ли самому продолжать преследовать ее. Вернуться практически ни с чем? Соврать, что не успел ее задержать? Юноша вбежал на постоялый двор и крикнул: можно ли нанять верховую лошадь - за все наличные и золотое кольцо в залог, не торгуясь, он взял на прокат, по счастью оказавшуюся взнузданной - только оседлать - довольно крепкую лошадку.
Позади последние строения предместья, небольшое стадо овец; от дороги отошли, рассевшись куртинами по полям, кусты и деревья. Лошадка Энгрима набирала ход, и ему казалось, что она и в самом деле неплоха и не отстанет от лошади впереди: девушка пустила ее ровным галопом - тяжелый дорожный плащ почти не развеваем ветром, только газовый шарфик на шляпе нервно трепетал. Через полчаса Лорена свернула с главной дороги, - Энгрим пытался вспомнить, что может быть в той стороне, но пока безуспешно. С тех пор, как они выехали из города, девушка ни разу не обернулась, и поэтому Энгрим думал, что она не догадывается о преследовании.
Дорожка уводила к лесу, юноша вдруг понял, - если Лорена въедет под его сень, он запросто может потерять ее из вида. Понукая свою лошадку, Энгрим с азартной радостью замечал, как расстояние между ним и девушкой сокращается; пожалуй, ему теперь хватит смелости остановить на ходу ее лошадь, взяв под уздцы, и сказать с изысканной вежливостью: "Барышня, я не сделаю вам ничего плохого, но обстоятельства вынуждают меня просить вас немного умерить прыть своего коня". Топот копыт обеих лошадей уже слился, Энгрим различал скрип чужого седла - до Лорены рукой подать, он почти нагнал ее, расстояние между ними - чуть больше конского корпуса. Но тут девушка обернулась, наверно, обратив внимание на шум позади, и, вздрогнув всем телом, сильно ударила пятками в бока своей гнедой кобылы.
Энгрим быстро потерял преимущество - наемный мерин оказался не настолько прыток и вынослив, чтобы вместо мерного галопа выдерживать бешеную скачку, но тут справа он заметил четырех всадников в темной одежде. Они ехали на прекрасных конях, наперерез Лорене. Наверняка, это те самые люди, которые должны были явиться ему на подмогу. Скорее всего, они шли по их с девицей следу - Энгрим оставлял знаки и сообщения у лавочников, как ему приказали, - с постоялого двора, куда заходила девушка, они проехали огородами, сокращая путь, и по узкой тропке через ржаное поле сейчас быстро приближались к опушке леса, где в него врезалась дорога.
Лорена поняла, что эти четверо неизбежно настигнут ее, если она продолжит скакать по идущей наискось к лесу дороге, и резко повернула лошадь прямо к нему, - к сожалению, отрезая себе и надежду на помощь: вправо - дорожка как раз проходила через него - лежало имение дружественного ее семье лорда, прямо же от поля был только лес, где ей оставалось плутать, в надежде оторваться от преследователей. Возможно, девушка и сумела бы использовать этот шанс, и благосклонная к лесовинам чаща помогла бы ей, но удача отвернулась от нее в самом начале - лошадь ее споткнулась, прыгая через канаву у края поля, Лорена не удержалась в седле, упала и уже не стала взбираться на него вновь - решила, что в лесу ей будет проще без лошади, на своих двоих. Тяжелый плащ мешал ей, цеплялся за ветки - она скинула его, - и - легкая, длинноногая - побежала сквозь заросли выросших на опушке молодых деревцев, малины, высокой травы.
Энгрим, едва только заметил темных всадников, придержал своего коня и теперь, с еще неопределенным чувством вины, наблюдал за тем, как четверо мужчин нагоняют юную девушку: вон они уже у края поля, вот ломятся сквозь кусты. Ему стало ясно - Лорене не уйти. Когда все они скрылись за деревьями, крики мужчин стали глуше, Энгрим, влекомый любопытством, поехал вслед за ними. Ориентируясь по сломанным веткам, он приблизился к светлому кругу - небольшой полянке - и застыл в древесной тени: посредине стояла растрепанная Лорена Аэм с кинжалом руке, темные люди - трое из них - спешились и окружили ее.
Все будет хорошо
Какие бы ни были времена, люди всегда, как-то незаметно для себя, втягиваются не просто в бесполезные занятия, а занятия неприятные и обременительные. Их провозглашают необходимостью, о пользе их не говорят, так как она, вроде, всем очевидна, - но все это не более чем следствие дурных страстей или недостаток воображения....
Как это происходит? Еще вчера они потешались над теми, кто тратит свое время впустую - на не приносящее ощутимой выгоды, сегодня им пообещали больше, чем они имели в мечтах, и завтра уже крутят тяжелое колесо, которое утрамбовывает их жизнь.
В какой-то момент мечта о благе становится кошмаром. Возможно, от полного коллапса предохраняет только инстинкт самосохранения. Но как можно увидеть, что живешь в аду, если костер под котлом, в котором варишься, принимаешь за домашний очаг, и сам подкладываешь в него дрова?
Ивета мечтала стать такой же, как те, кому она доставляла на дом различные кремы и притирания, делала массаж лица - "профессионально и недорого", - и давала рекомендации, как пользоваться приобретенными многочисленными средствами.
Она завидовала их абсолютно гладкой коже, пухлым губам и грудям, тонким талиям, думая: зачем им подтягивающий крем и скраб? ведь ни одной морщины! Ивета уже посчитала, сколько ей придется работать, чтобы оплатить ту операцию, которую уже сделали себе ее клиентки, - реклама отовсюду - с экранов, щитов, страниц журналов - вливала силы и надежду: "Ты стремишься к идеалу? Ты его достигнешь! Теперь каждый за (называлась вполне реальная сумма) может стать прекрасным, как популярные личности! Оглянись - мир уже меняется!"
Действительно, Ивета замечала: стало меньше тумбообразных мадам, исчезали рахитичные ноги, необъятные животы, куда-то пропадала рыхлая, похожая на бегемотиков молодежь. "Без всяких усилий с вашей стороны, без изнуряющих диет и утомительных упражнений! За несколько процедур ваше тело станет совершенным! Все знаменитости уже с нами!"
Каждый вечер, засыпая, Ивета подсчитывала, сколько еще ей недостает для обретения вожделенного совершенства. Когда для сбора необходимой суммы оставалось поработать, - если клиентов будет достаточно, - несколько месяцев, девушка обратила внимание на едва уловимый неприятный запах, исходивший от некоторых дам, которым она массировала лица и шеи... Как будто слегка подпорченная речная рыба или дешевый огуречный дезодорант в смеси с машинным маслом.... Но ей было не до того, чтобы разбираться в своих странных ощущениях: Ивета искала фирму, где чудесные процедуры обойдутся ей дешевле и в то же время достаточно известную, чтобы опасаться небрежности, некачественности услуг.
...Ивета смотрела на себя в зеркало - на себя новую, прекрасную, длинноногую. Теперь она может позволить себе все, - мысль не формулировалась четко, но ощущалась, как справедливый закон: теперь окружающие обязаны удовлетворять любые ее прихоти, она не просто может, она должна взять от жизни все! И первое, что она сделает: нажрется, - именно нажрется - пирожных с масляным кремом, жирной копченой рыбы, жареного мяса, изысканных конфет - чего почти не позволяла себе раньше, сохраняя фигуру.
Девушка пошла в уютный ресторанчик и заказала себе много вкусной еды и даже вина. Но почему-то радости, - той радости, которую она помнила, которую ожидала испытать теперь, - не было. Однако Ивета аккуратно подъела все, что ей принесли, и слабый отголосок удовлетворения от того, что она сделала должное, осветил ее гладкое лицо.
Она завела много любовников - просто потому, что где-то прочла: женщине для полноценного оргазма требуется несколько половых партнеров. Вообще, слово "полноценный" стало для нее главенствующим - стимулом, основой: у нее должна быть полноценная личная жизнь, полноценный заработок, полноценное питание, полноценный отдых. И кругом становилось все больше и больше полноценных людей: сероватый налет усталости, морщины еще иногда царапали ее фиалковый глаз, но Ивета уже знала - светлое будущее наступило, скоро все станут такими же сияющими внутренней и наружной бодростью: в человеке все должно быть прекрасно - и лицо, и одежда, и мысли. Мысли у нее, конечно, тоже были полноценные: Ивета всегда знала, что нужно делать.
Но чем дальше, тем меньше их оставалось: как будто и идет она на работу, - то есть отъезжает от своего дома на машине к какой-нибудь клиентке, - а дорогу вовсе не замечает; что за день - воскресенье или вторник - вчера еще точно знала, - ведь в воскресенье нет ее любимого сериала, а теперь - главное включить телевизор, а что уж там показывают - неважно; с каким любовником сегодня встречается - все они перепутались, все одинаковы; что ест она - довольно и того, что еда на вид точь-в-точь, как в рекламном проспекте. Однако Ивета знает: она все делает как нужно, она безупречна. И в самом деле: никто со стороны не скажет, будто эта красивая женщина делает что-то неприличное или странное.
Вот только запах: как будто мороженый огурец смешали с бензином и машинной смазкой. Вот только немного бессмысленна улыбка на губах; и если присмотреться, то иногда глаза у нее глядят как будто независимо друг от друга, вроде как, слегка косят...
И долго, еще очень долго ничего странного не происходило на улицах городов, внутри высоких домов... А потом вдруг где-то человек, сидевший в кафе, спокойно стал жевать бумажные салфетки, затем утерся последней и, как ни в чем не бывало, вышел; видели - другой приезжал на работу, садился за свой стол, тут же вставал, ехал опять домой, заходил и туда, снова возвращался на работу, - и так безостановочно целую неделю, пока куда-то не пропал совсем. Молодая мамаша пыталась научить своего едва годовалого младенца стишкам, а тот и в самом деле разучил их, после чего стал забираться на любое возвышение - будь то хоть перевернутая урна - и декламировать: "Буря мглою". Правда, кроме этих стихов он так больше ничему и не научился. Но это все мелочи. А однажды ночью по всему городу раздавалось завывание моторов едущих на предельной скорости машин, молотили их динамики низкочастотными ударными, слышался визгливый женский смех и мужское "га-га-га", - вроде, ничего удивительного - будто раньше никто не гулял. Но наутро жители одного двора увидели в нем совершеннейший ужас, - а потом и зрители нескольких телеканалов. Только вряд ли кто уже мог оценить случившееся, как оно того заслуживало.
Человек семь - восемь, - с первого взгляда и не разобрать сколько их там, - слились в каком-то невообразимом объятии, причем двое были оголены совершенно, остальные в разной степени - кто сверху, кто снизу.
- Непонятно, что они хотят показать своим перформансом, - разорялся телеведущий. - Я думаю, эта живая картина демонстрирует нам, демонстрирует...
Он никак не мог подобрать нужные слова, и, в конце концов, у него выскочило: "заботу о социально незащищенных слоях населения". На самом деле, несколько мужчин и женщин так нелепо прислонились друг к другу, что нельзя было сказать, будто они обнимались: чей-то подбородок лег на чье-то плечо, чья-то голова высовывалась из-под чьей-то подмышки; двое раздетых оказались в самой середке, отчего, наверное, журналист и разразился "заботой".
Кучка стояла плотно, но не вовсе неподвижно: тела слегка подергивались - так, должно быть, двигаются поршни в неисправном механизме - что-то заело в нем и мешает полному размаху; в то же время, глаза даже не смаргивали; если прислушаться, то становились различимы утробные помыкивания.
Подъехавшая милиция попыталась потребовать документы, но, ничего не добившись, начала растаскивать странную компанию. Но та будто из живой скульптуры превратилась в каменную, и никакими усилиями разъять застывших не удавалось.
Приехала и скорая, и что-то даже впрыскивала под гладкую кожу, в упругие мышцы, - и опять ничего. Как уж там разобрали эту конструкцию - неясно, потому что и скорая уехала, и снова наступила ночь, а застылая компания еще никуда не делась. Но на следующее утро двор был пуст, только подозрительные маслянистые пятна темнели на том месте, где стояли люди в ступоре.
А потом подобные явления стали часты, обыкновенны и, наконец, повальны: сплетшись, как змеи к зиме, часто обнаженные, люди скапливались на улицах, в торговых центрах, метро, заводских цехах, дискотеках и даже иногда в фургонах грузовых фур, набивались в автомобили. По частным квартирам, разумеется, никто не отслеживал эти происшествия. Везде что-то горело, взрывалось, отключалось, - еще какие-то рабочие копошились на авариях, но вдруг кто-нибудь из них, будто задыхаясь, тянул за ворот одежду, неловко стягивал, что ему мешало, потом, словно прислушиваясь, застывал на месте и, наконец, брел в неизвестном направлении. Стоило только такому человеку что-то уловить - что это было? - некую вибрацию, он тотчас устремлялся к ее источнику, - двое подобных ему бессмысленных существ уже нашли ее - друг друга или работающий мотор? - он к ним присоединялся.
Дина вышла на улицу и робко, вдоль стены дома, стала пробираться в сторону универсального магазина, имея целью остановку автобуса. Обогнув угол, она вздрогнула от неожиданности и испуга - дорогу ей перегородил очередной крендель из человеческих тел. Еще две недели назад девушка кинулась бы назад и забилась в угол у себя в комнате, но сейчас картина стала почти привычной, - Дина просто по широкой дуге стала огибать неприятно подрагивающий комок. Конечно, не ей думать о том, что происходит, и, наверно, правы те, кто вовсе не обращает внимания на эти "мелкие неприятности и временные неудобства". Ведь "жизнь продолжается", а "нервное недомогание, поразившее многих членов нашего общества" всего лишь "следствие напряженного ритма существования мегаполисов". Даже в институте, куда она продолжала ходить, мало кто говорил на такие пошлые, раздражающие темы, как перебои с водой и электричеством, тем более - "недуг перформанса".
Обходя сплетшиеся тела, стараясь на них не смотреть, Дина вдруг застыла, заметив человека, который возился с чем-то, - она не могла разглядеть точнее, - возле этого клубка. Продолжая осторожно пробираться мимо, девушка поняла, что он делает надрезы на коже одного из тел, - от удивления и страха, она остановилась, боясь вздохнуть. Человек обернулся, и Дина увидела вдохновенное, бледное лицо.
- Вы знаете, кто я? Я один из тех, кто явился причиной вот этого, - он плавно повел красивой рукой со скальпелем. - Но я предупреждал, я честно предупреждал, что еще не все последствия внедрения модификаторов выявлены, а потом, когда возникли первые проблемы, я возражал, сильно возражал...
Он умолк, наверно, пытаясь собраться с мыслями.
- Возражал против программы оздоровления рабочих и служащих с помощью модификаторов. "Теперь здоровье можно купить за деньги и даже в рассрочку!" - процитировал он рекламу. - Вы знает, что обезьяны, на которых проверяли препараты, до сих пор еще живут, - в том тихом и приятном месте, где-то на юге... не в клетках... Только последнее время стали немного вялыми. Два года назад, - кажется, я не путаю, - когда я всеми силами пытался доказать, к чему в конце концов приведет эта "оздоровительная процедура", меня насильно ей подвергли. И я уехал. Туда, где потише и почище, чтобы продержаться подольше.
- Но я ученый! - продолжал человек. - Я должен исследовать, изучать, анализировать! Вот, смотрите.
Тут он достал из чемоданчика у своих ног какое-то приспособление с небольшим металлическим диском на конце.
Нажал кнопку, и диск быстро закрутился, набирая обороты.
- Вы думаете у них там мозги?
Тут Дина заметила, что глаза у человека смотрят в разные стороны.
- Ни одной извилины!
С неприятным звуком миниатюрная пила вгрызлась в кость черепа одного из пораженных "недугом перформанса". Правый глаз ученого, когда он снял спиленную верхушку, начал вращаться, чуть не вылезая из орбиты, затем и левый тоже - в противоположную сторону.
Ноги у Дины подкосились, она села прямо на асфальт. Не только жуткое зрелище потрясло ее, но и тот факт, что две недели назад, уступив уговорам родителей и чтобы не выделяться среди подруг, она прошла модификацию. Но тут ее посетила мысль, что она опаздывает в институт, а всякие странные личности не имеют к ней ни малейшего отношения, не должны ее волновать. Беспокойство, что с ней что-то не так отошло на второй план, развеялось воспоминанием: "Стабильная работа клеток и безупречное функционирование всех органов на долгие годы. Абсолютное здоровье, не чувствительное к внешним факторам, за исключением некоторых вирусов, благодаря компенсаторной функции внедренных микробластов". И, уходя, Дина уже не понимала - зачем она вообще тут задержалась, - все это ее совершенно не касается.
Небольшое смещение акцентов
Лилиана открыла глаза и некоторое время разглядывала серый в сумерках потолок. Ощущение жути и безысходности не торопилось стираться. Она вспоминала сон и думала: "Приснится же такое!" А потом, умываясь, одеваясь и складывая в сумку тетради для конспектов, выглянула в окно - там спешили по своим делам совершенно нормальные, живые люди, - девушка улыбнулась: ей казалось, что она любит даже все их изъяны.
Но позже, - не в этот день, - снова возвращаясь к тому кошмару, Лилиана задумалась, - мы редко задумываемся над такими вещами, принимаем все, как дети, которым взрослые внушили, что так правильно, - а чем не убийца рабочий табачной фабрики? Он каждый день создает за смену энное количество пачек сигарет, на которых написано; "Курение убивает". И не просто написано - это медицинский факт. Тем не менее, миллионы, миллиарды табачных изделий продолжают выпускаться, оставляя решение о самоубийстве на усмотрение свободного в своих поступках индивидуума.
Если спросить разумного человека - почему так? - он, конечно, ответит, что это нормально, мир так устроен: курение, разумеется, вредная привычка, но нельзя лишать людей удовольствия, и, мало того, никто не решится разом уничтожить такую прибыльную отрасль промышленности, в которой занята масса народу.
У Лилианы был приятель - он совсем недолго проучился с ней на первом курсе, а потом нашел себе занятие поинтереснее, чем сидеть на лекциях. То есть он вскоре все-таки поступил в какой-то другой институт, чтобы иметь диплом о высшем образовании. А так Юра решил стать музыкантом, - не играть в оркестре филармонии, хоть начальная музыкальная подготовка у него имелась. Он организовал группу. Слова песен были весьма туманного содержания, - вероятно, как и мозги их сочинителя, музыка за авторством Юрия - бодро-лирическая. В шутку или всерьез приятель любил повторять:
- Мы прославимся!
Почему он продолжал с ней общаться, Лилиана не совсем понимала: Юре, казалось, не нужны были более близкие отношения, то есть даже если он об этом и думал, скорее всего, ему льстила больше мысль, что он нравится, чем стремился проявить сам настойчивость, - или Лилиана просто отметала подобные подозрения? У него хватало друзей, чтобы скучноватая девушка восполнила недостаток личных контактов. Делиться своими мыслями? Неохотно и уклончиво, предпочитая пересказывать чужие остроты и афоризмы. В конце концов, она решила, что Юра делает ей одолжение - снисходит до закомплексованной провинциалки, застенчивой и неразвитой простушки. Поэтому Лилиана всегда была ему благодарна за визиты, пусть не всегда они оказывались кстати.
Он на ее замечание о том, как мы порой подменяем здравый смысл устоявшимися нормами, общепринятым, а потому кажущимся понятным, сказал:
- Ну, нам с тобой не грозит работа на конвейере! Гаудеамус игитур, ювенэс дум сумус, как говорится.
Пару раз Юра приглашал Лилиану на концерты, в которых участвовала его группа: прокуренные, грязные полуподвальные помещения, пьяные парни и девицы в публике.
Девушка иногда думала: неужели ему это нравится? о какой славе он мечтает? А потом оказалось, что Юра охладел к музыкантской карьере, рьяно взялся за учебу, и, когда через пару лет, Лилиана, поздравляя его с днем рождения, поинтересовалась - что он и как, то узнала - Юра работает в крупной страховой компании, и все его мысли о том, как здорово он устроился, куда теперь может позволить себе поехать в отпуск, и когда приобретет собственную квартиру... Она даже не знала - радоваться ей, или, скорее, огорчаться происшедшей в нем перемене. Если раньше Лилиана опасалась, что Юра погрязнет в слишком вольном образе жизни, пристраститься к вину или наркотикам, то теперь сожалела об отсутствии полётности в его душе - куда делись мечты? остались только планы! Утешало то, что он, кажется, счастлив.
Ее учеба тоже подходила к концу, а кошмары, раз начавшие сниться, не хотели ее оставить. Когда же посетил ее первый, - жуткий не только содержанием, но и достоверностью впечатлений, - сон? Да, это было связано с Юрой. Помнится, он подарил ей никчемную вещицу, - обнаружил в кармане, случайно нашел среди старых вещей, - белый алебастровый шарик. Такие, он говорил, валялись у них повсюду в районе, - в детстве он собирал их и строил догадки - откуда они взялись? Казалось, будто они зарождаются в земле - там, на убогих газонах, на свалке, он их и находил. На самом деле, они, наверное, использовались для шлифовки поверхностей, например, облицовочных камней, надгробий... А потом, за негодностью, выбрасывались, - размером с крупную градину, слегка неровные. А Лилиана сохранила его, он напомнил ей другой, потерянный, но дорогой в детстве - мраморный шарик, как говорила мама, принадлежавший деду.
Она стала маленькой хозяйкой целого мира: "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух божий витал над нею". Попеременно Лилиана населяла шарик то одними, то другими существами, - там жили даже разумные лошади, как у Свифта. Потом не стало мамы, и шарик тоже куда-то делся. Но тот мир не хотел ее оставить. Там уже появились легкие поезда, летящие по стеклянным рельсам-желобам; деловитые человечки строили домики - всё замысловатее; закрутились мельницы, моловшие ветер в электричество, - и причудливые облака плыли надо всем этим великолепием.
Самое страшное впереди
Лена и Валентин наконец-то поженились, и Андрей поздравил их со счастливым событием. Родственникам, конечно, хотелось, чтобы молодые люди обождали до получения дипломов, но они совершенно справедливо рассудили, что студенческая свадьба будет не в пример веселее.
А потом Андрею взгрустнулось - у ребят теперь появятся новые, семейные, заботы, им будет не до него, он останется один на один со своей волшебной стекляшкой. Между тем сны продолжали приходить - и большей частью невеселые.
Перебирая их в памяти, Андрей тщетно пытался обнаружить нечто, что объединяло бы их. Вот скользнули перед его мысленным взором изящные акробаты, молодые люди из сна Леночки и Валентина, терзающийся, привязанный к мокрой постели мальчик, - и сам он и Андрей не могли понять, почему с ним так обходятся, кажется, с ним всегда обращались плохо и конца этому не было видно, - что за женщина ходила за ним? она злилась на него - непонятно, чем он ее раздражал. Разве что... разве что, страстное желание изменить ситуацию, но было бы странно, если бы в критических обстоятельствах оно не возникало, - это общее? Или то, что изменить ее могло только чудо?
Когда он пытался отдыхать от этих снов, убирая шарик подальше, ему несколько раз снилось, будто его сдувает ветром от прибывающего поезда, - мимо идут люди, а он не знает за что уцепиться. А просыпаясь, Андрей думал - вот сейчас он все поймет, вся мозаика видений сложится... Но дрогнувшие веки впускали в зрачки утренний свет, и иллюзия понимания развеивалась, - что-то он не до конца прочувствовал.
Приходило воспоминание, как в детстве - лет пяти - ему удаляли нагноившуюся занозу. Сначала они с папой пошли во взрослый травмпункт - и там сделали больно, а потом сказали, что она выйдет сама. Небольшая щепка вошла под тонкую кожу запястья с внутренней стороны, и ранка воспалилась, дергала. Тогда они пошли в другой - детский. Врач успокоила Андрея - изнервничавшегося и уставшего, - и почти без боли - тонкая щепка вышла легко, за ней гной - удалила занозу, забинтовала руку. И еще одно: на юге, в детском санатории брали из пальца кровь. Подушечки пальцев очень чувствительны - он до сих пор не любил эту процедуру. Медсестра вместо того, чтобы строго требовать расслабить руку, сказала: сейчас поедет паровозик, - кровь шла по узкой пробирке вверх, сквозь белые деления - как вагончики... Хорошие бывают тётки. И опять он откладывал шарик, и опять ему снилась электричка и ветер от нее подхватывал его, словно сор, - вот сейчас он догадается... У Андрея было почти счастливое детство, и впереди - еще много ясных дней...
А время шло, уже нужно было думать о поисках работы... Проучиться пять лет, чтобы понять, до какой степени тебе чужда выбранная профессия. Да и не требуются никому специалисты этого профиля. Тем более, без опыта работы. Наверное, в советское время Андрей спокойно принял свою участь и даже поехал бы по распределению в Тмутаракань, - диссидент из него бы не получился. Но интернет, но мобильные телефоны, но "требуются молодые и активные на неполную занятость", множество непонятных родов деятельности, для которых почему-то необходимо высшее образование, хотя при ознакомлении с кругом обязанностей становится ясно - и трех классов бы хватило, - все это "манило и звало".
Как почти все люди с дипломом, Андрей слабо ориентировался в практических сторонах действительности. Это не самое страшное, однако, в сочетании с отсутствием вожделенной для работодателей уверенности, что ты все освоишь и сделаешь лучше других, может иметь неприятные последствия - от устройства на самую низкооплачиваемую должность, до черной меланхолии - при постоянных отказах. На самом деле, всегда можно найти что-то приемлемое, если денежный вопрос не самый животрепещущий. Андрею, можно сказать, повезло: в предпраздничную суматоху он пришел по объявлению и, пусть весь вибрируя от волнения, сумел сделать то, что не получалось у шефа, - заказы были выполнены, а Андрея после испытательного срока не уволили, и даже фирма не развалилась, - такое тоже могло случиться. В общем, обе стороны притерлись и привыкли друг к другу: его вялость больше не вызывала подозрений в хронической тупости или лени, а заполошность директора стала поводом не к раздражению, а постоянного скрытого веселья.
Андрею хотелось бы больше свободного времени, но он был рад и тому, что имел. Для чего? Конечно, для всяких глупостей - хотя бы для записи снов!
На работе он ознакомился с Петром Сергеевичем. То есть не совсем на ней, а в обеденное время: в здании, кроме фирмы, в которую он поступил, располагалось еще множество всяких ООО, ЗАО, НПП и уж совсем непонятных кооперативов. Поэтому для местных обитателей работало кафе - нечто среднее между пирожковой и заводской столовой. Андрей нашел, что питаться там можно вполне сносно и не очень дорого. Правда, народу бывало довольно много, и за столик мог кто-нибудь подсесть. Так вот однажды спросил и Петр Сергеевич:
- У вас свободно?.. Большое спасибо!
В следующий раз Андрей предпочел соседство Петра Сергеевича. Поначалу говорили они о чем-то незначительном - достоинствах местной кухни; конечно, о работе...
- Визитные карточки, нанесение логотипов на сувенирную продукцию, - отрекомендовался Андрей. - Знание компьютера сделало из меня почти творческого человека - дизайнера.
- Настройщик, - сказал Петр Сергеевич. - Даже не пытайтесь изобразить понимание. Я вижу, вы стараетесь догадаться - кому я нужен. У нас чуть ли не антикварная лавка, я, разумеется, только наемный работник. Инструменты, - мы говорим о пианино и роялях, - приводятся в надлежащий вид, а главное - звук. Даже совсем новые иногда нуждаются в подстройке. Не всегда это можно сделать на месте, приходится забирать их для подгонки заменяемых деталей... Кроме меня еще есть работники. Нужен, нужен. Удивляйтесь, но очень порядочно людей, привязанных к своим старым фортепьяно. Так же можно обнаружить вполне приличный инструмент, с которым владельцы готовы расстаться - есть шанс выгодно его перепродать...
Какая-то атавистическая симпатия (совсем не эротического свойства) порой возникает между людьми. По сути стайные животные, склонные к паранойе, они вдруг обнаруживают особь, которая даже на самом близком расстоянии не вызывает напряжения. Вы можете и совсем не разговаривать - слова тоже стена - и оставаться свободным от мыслей о другом, - с некоторыми это не удается и после многих лет тесного знакомства.
Возможно, поэтому Андрею и Петру Сергеевичу не хотелось заводить философские беседы, вполне хватало невыразимой легкости, с какой они молчали или, наоборот, скакали от темы к теме. Петр Сергеевич был лет на пятнадцать старше Андрея, и пока они обращались друг к другу на "вы". Настройщик говорил больше, - за счет лишних прожитых лет обрел определенную уверенность в себе.
- ...Иногда мне кажется, что Союз нарочно развалили, чтобы продавать на его территории чупа-чупсы. Нет, серьезно, - какой рынок сбыта! Насчет злого умысла, разумеется, фантазии, но очевидное остается очевидным - многие сделали на нас огромные деньги. Особенно автомобильные компании. Мы ведь не какая-то африканская республика - у нас не только дешевая рабочая сила, но и потребители. Целая лавина товаров и капиталов... Опять же, порой кажется, экономический кризис разразился с такой страшной силой по причине неуемного всплеска бизнеса на почти девственном до поры обширном пространстве...
- Возможно, вы правы. А мне, например, наши последние президенты до боли напоминают американских. Или это вообще - мировой стандарт демократического лидера? Немного жесткости - для поднятия уверенности у граждан, что страна в надежных руках, постоянная нацеленность на какие-то реформы...
Так они перекидывались всякими глупостями - о политике, о том, о сем, наконец - о себе, о приятелях, о книгах. И Андрей не утерпел, решился; правда, не демонстрируя чудесные облака, а просто разыграв экзальтированность, предложил Петру Сергеевичу шарик:
- Положите его рядом перед сном. Мне он навевает удивительные видения! Я бы хотел услышать от вас - что придет к вам. Только не потеряйте, мне он очень дорог!
Петр Сергеевич, конечно, удивился и с сомнением посмотрел на молодого друга, но шарик взял и обещал доложить, какие сновидения тот ему принесет.