Если рассказ начинается фразой: "Вы не поверите, но...", - то у многих сразу что-то вздрогнет внутри - нет, конечно, мы не поверим, но... но рассказывайте же скорее, хочется узнать, во что так сложно поверить. А вот фраза: "Году этак в ... случилось мне...", - заставит нас скучливо зевнуть - в каком, в каком году? Наверно, она еще годилась для века пара и газовых фонарей, но... Когда рутина и обыденность довлеют, хочется иметь повод хотя бы поверить во что-то резко из нее выбивающееся. То есть, разумеется, и тогда рутина была не менее рутинной, только за недостатком доступных всем развлечений, что ли (нас ведь развлекают с утра до вечера и даже на рабочем месте), удавалось с ней мириться. Хотя, есть вариант, что в первом случае мы реагируем на более динамичную структуру - нам предлагается тут же включиться в действие, тогда как во втором - всего лишь ретроспективно взглянуть на чужое приключение.
Но давайте поговорим о доверчивости. Да, именно так - о доверчивости. Очень полезное качество, помогающее принимать, перенимать чужой опыт: не задумываясь, не критикуя, не оглядываясь на известные примеры, - непосредственно усваивая.
Накопленный же опыт, связанный с познанием многообразия человеческой натуры, извращает нашу детскую доверчивость, призывая к анализу и сравнению... Вранье - утонченность и сложность. Бывает вранье сумбурное и вдохновенное, не всегда сообразующееся с действительностью, а есть вранье выверенное, вызванное необходимостью и часто более правдоподобное, чем реальные события. Вот примеры этих двух разновидностей: герои Твена - Том Сойер и Гекльберри Финн. Том, вводивший в заблуждение простодушного Гека, который потом с недоумением говорил - как же это вместо караванов с золотом, обещанных его приятелем, на самом деле пришлось довольствоваться вышедшими на пикник учениками воскресной школы - их корзинками с провизией. И с какой смекалкой тот же, вроде туповатый, Гекльберри сымитировал свою смерть! Можно сделать обобщение, - несколько неоправданное, может быть, - и сказать, что никто не соврет лучше человека по натуре правдивого. А Гек Финн был безусловно правдив, хотя часто врал, - но не ради выгоды или тщеславия, - из осторожности, ввиду чрезвычайных обстоятельств, - главное он всегда думал - не повредит ли он кому-нибудь своим враньем. Виртуозность Тома, когда он сбивал с толку свою дальнюю родственницу относительно количества ложек, также не менее восхитительна, - он врет от избытка фантазии, к сожалению, не всегда задумываясь о последствиях, - но это беспечность от благополучия...
Но у нас нет никакой причины выкладывать путь до реки вопиющими знаками. А вдохновенно сочинить побег негра из едва запертого сарая мешает любовь к точности, - не той абстрактной точности, эталоны которой хранятся в Палате мер и весов, а точности отношений и взаимодействий.
Если посмотреть на вопрос с другой стороны - насколько мы можем доверять самим себе? Есть ведь такая вещь, как человеческое восприятие, а также разнообразные виды его нарушений. Мы можем быть субъективно убеждены в чем-то и не подозревать, что фантом нашего сознания приобретает все черты лжи для того, кому мы его преподносим. Необязательно это грубые дефекты сознания - просто очень личностная интерпретация событий. Но о чем же все-таки речь, если мы добрались до особенностей психики?
Наберемся терпения, вспомним Стерна и его замечательный роман "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, эсквайра". Он утверждает, в частности, что если вы станете доказывать свою правоту, будучи оклеветанными, то пятьдесят человек из ста решат - вам есть что скрывать, раз вы так активно взялись ее отстаивать, и не все так чисто; но если вы промолчите, не сказав ничего в свою защиту то другие пятьдесят подумают: значит, ему нечего возразить и обвинения справедливы. После чего делает вывод - не так уж важно, какая половина будет на вашей стороне, - и та и другая оскорбляет вас, слушая вашего оппонента, а значит, не стоит и тратить на них силы. Но мы не о сплетнях. Мы о том - насколько может быть оправдана наша доверчивость. Роман Стерна весьма поучителен, но, к сожалению, так и не был завершен. Эти записки не могут претендовать на столь большую глубину философии и знания человеческой натуры, но, безусловно, схожи с ним в расплывчатости сюжета и желании объять необъятное. Нет, основная мысль никуда не делась и, как говорил персонаж не менее замечательного, чем Стерн, автора: "Я не упускаю ее из виду, и мои отступления лишь помогают мне ее выразить", - цитата неточная.
Так вернемся все-таки к восприятию. Если никто из нас еще не отвлекся на что-то имеющее начало и конец - вроде рабочей недели или ужина. Хотя, как посмотреть - ведь это вещи повторяемые, а значит, как бы пребывающие в вечности - вечное начало конца рабочей недели, вечно откусываемый бутерброд (что-то вроде "Дня сурка"), - мысль не моя, а того же не названного автора, а, может статься, даже не его, но развитая им весьма изящно.
Всем из нас доводилось слышать, что в пересказе разными людьми одно и то же событие выглядит не одинаково и может сильно отличаться от того, что было на самом деле. В своих воспоминаниях М. Волошин пишет о том, как переврали в газетах то, что происходило на его лекции о картине Репина "Иван Грозный убивает своего сына", и насколько неверно передали суть критической заметки о ней. Как пример искажения восприятия он приводит забавный анекдот: на чтениях о феноменах внимания и памяти готовым к подобным тестам (но не к этому конкретно) присутствующим в аудитории лицам предложили описать следующую пантомиму. В зал неожиданно вбежали арлекин, за ним негр с револьвером. Посредине прохода негр догнал арлекина, и между ними произошла небольшая борьба, в результате которой арлекин завладел оружием и выбежал в ту же дверь, негр последовал за ним. Среди видевших это довольно простое действо не нашлось почти никого, кто бы правильно рассказал произошедшее. У одних арлекин бежал за негром и хотел его убить; другие утверждали, что это негр пытался отнять оружие у арлекина, который раньше его украл; кто-то и вовсе сказал, что вбежали двое в масках, устроили драку на полу, а потом ушли.
Наверное, всем случалось сталкиваться с удивительными случаями невнимания. Например, объясняя дорогу куда-нибудь. Или, может быть, это нам ее объясняли?.. Показываем в одну сторону - идут в другую, говорим - не идите вдоль дома, перед ним есть проход во двор, а идут как раз вдоль дома и потом оказываются за тридевять земель от нужного места. Лучше всего воспринимается мимика и междометия - если вы хотите быть безусловно понятыми, используйте только их, никаких литературных фраз и сложных мыслей, ни в коем случае не говорите, чего не стоит делать... Или, например, у человека сложилось предубеждение о вас - мало ли почему - и все ваши реплики будут трактоваться в русле этого предубеждения: вспомним беднягу Мальволио (У. Шекспир). И жаль, если мы сами не в состоянии откорректировать свое восприятие. Здесь доверчивость играет с нами злую шутку: так Оргон верил не своим глазам, а льстивому пройдохе (Мольер). Выходит, что ранее приобретенный и осмысленный опыт мешает нам получать новые впечатления. Особенно, если опыт подкреплен нашим хорошим мнением о себе самих. Этот осмысленный опыт уже стал нашей частью (нам так кажется) и отринуть его - все равно, что предавать самого себя! Но мы же не совокупность правил, созданных опытом, мы - это наша реакция, наш характер. Даже интеллект не совсем мы, - он лишь что-то вроде инструмента, позволяющего быстрее накапливать опыт, отсеивать неудачное.
Лоренс Стерн, когда ему надо было как-то особенно выделить мысль или подчеркнуть сказанное, просто интонировать недосказанное, для большей выразительности - использовал множественные тире. И тут они будут вполне уместны. А если опыт не был осмыслен? - - - - Усвоен, опробован, но не понят? - - - Как это отразится на восприятии нового, - - - - - например, мы из опыта знаем, что двери открываются только от нас. - - - - - - - - - Или фрукты падают только оттого, что мы долго сидели под деревом. - - - - - -
Еще вариант, когда мы можем обманываться: как быть, если некто отнесся с доверием к тому, что его не стоило, и стал в свою очередь преподносить другим, как вполне достоверные сведения - такое же встречается сплошь и рядом. Более того - часто все это подкреплено доказательствами. Ну, хорошо, если вопрос в большей степени упирается в доверие - вроде вкладывания денег, тут возразить нечего - на каждом шагу (здесь фактические данные не столь важны - потому что мало кто способен в них как следует разобраться). А если все же главное - доказательства и анализ (когда наша доверчивость дарится не носителю информации, а самому факту)? Вот прилет инопланетян или чудесные исцеления - вроде и документальные свидетельства есть, а многие не верят. В чем тут дело? Может быть в том, что свидетельства неоднозначны? Или не верящие - тупые, косные люди, для которых официальная наука нечто абсолютное, заменяющее догматы религии? Что же делать, если одни безусловно приемлют сверхъестественное, другие столь же безоговорочно его не приемлют? А некоторые и вовсе подвергают сомнению существование того, что называется "объективной реальностью". С другой стороны совсем не принимать ее во внимание не получается даже у них, так что - - - - - - . Та же официальная наука говорит: гипотезу нельзя доказать, можно лишь подтвердить, что нет ничего, что бы ее опровергало. То есть - - - - - - кроме наших личных предпочтений. Но говорить о Нем, как о гипотезе, это кощунство. А с третьей стороны - мы совсем не об этом. Лучше обратимся к фактам. Говорят: факт - вещь упрямая. Поэтому вернемся к началу.
Сложно поверить в то, что необычно. Необычно - значит, встречается редко. Или даже - крайне редко, и об упрямстве говорить не приходится. Да, и в истории начатой: "Случилось мне", - есть намек на что-то должное вклиниться неким заусенцем в гладкое "как всегда", но у "Вы не поверите" этот заусенец острее, если можно так сказать. В первом случае - было, даже нет сомнения, возможно - удивительно, но любой мог бы оказаться в то время и в том месте. Во втором - почти "единственная гастроль". И даже нельзя сказать: "Представьте себе", - потому что представить не получится. Ну как вы представили бы себе шаровую молнию, будь она не таким сравнительно частым явлением? И опять же - поверили бы, что она может действовать чуть ли не как разумное существо, снимая украшения - не причинив вреда - золотое кольцо или цепочку. Не будь стольких свидетельств, поверить было бы крайне сложно.
Какие вообще критерии существуют для того, насколько некто может заслуживать доверия? Была такая логическая задача про два города - в одном сплошь лжецы, в другом - исключительно честные жители. Какой вопрос нужно задать двум людям, встреченным на перекрестке дорог, чтобы определить, кому из них можно доверять, чтобы узнать у правдивца правильный путь? Кажется, такой: "Где ты живешь (направо город лжецов, налево - правдолюбцев) - там или там?" Но это если мы знаем, где какой город. Впрочем, можно ведь спросить, зная только расположение: лжец и правдивец ответят одинаково (лжец не может не соврать) - и покажут на город честных. А что вторым вопросом? Может, кто-то помнит эту загадку лучше... Или вот: спросить - день ли сейчас (если день)... Наверно, если рассказывают что-то фантастическое, то слушатели опираются и на знание собеседника, и на знание жизни. Но, может быть, стоит определить - что такое правда. Никто же не решится, а если решится, то, наверняка понимая, что не все ему поверят, - утверждать: Бога нет, - и: инопланетяне никогда не прилетали на Землю (очевидно, здесь взывают не к нашему доверию или доверчивости, а к чему-то другому, поскольку Бог и Инопланетяне - категории вне опыта). Давайте все-таки ограничим правду фактами - то есть материальными проявлениями чего бы то ни было, и тем, что можно однозначно приписать проявлению именно этого, а не другого и не случайным совпадениям.
Возвращаясь к персонажу, требующему нашего доверия. Люди лгут в основном по мелочам, по многим причинам, и даже не называют это ложью. Некоторые считают невежливым прямой отказ, или просто не желают выплеска на себя негативных эмоций. Возможно, адресату априори приписывается большой опыт или умение особенно тонко улавливать разницу между "Да, я сделаю, все, что в моих силах" и "Да, я сделаю все, что в моих силах или "Я вам обязательно позвоню" и "Я вам обязательно позвоню" тех, кто говорит так из вежливости и людей грубых, говорящих в настрое на действие. Есть ложь во благо, - наверно, все мы помним рассказ про зеленый лист, нарисованный на оконном стекле. Но здесь возможен вариант: как понимает наше благо лжец. Например, не большинство ли уверены - политики лгут. А они всего лишь так понимают наше с вами благо - выдают желаемое за действительное, ради нашего высокопроизводительного настроя. Ведь никто не пойдет за политиком, регулярно расписывающим неприглядную действительность, о которой мы знаем больше него. И есть система умолчаний, полуправды и умело расставленных акцентов - человек не лжет, он просто за счет выбора одних фактов и затушевывания других создает немножко не ту картину, которая была бы при полном освещении.
А вот персонаж другой стороны. Есть скептики, которых запросто можно убедить, например, в том, что американцы никогда не высаживались на Луну. С такими людьми, пожалуй, можно иметь дело, найти подход - вместо того, чтобы убеждать их, что аппарат тяжелее воздуха способен летать, скажите им - доказано, что отрываясь от Земли, тела теряют часть веса, так как сила гравитации ослабевает, - - - - и они становятся как воздух...
После предыдущего абзаца из каких-то темных глубин вдруг возник образ Джордано Бруно, в простоте своей не пожелавшего отказаться от ереси - Земля вращается вокруг Солнца, хотя всем очевидно обратное. Приблизительно так помнится эта история советским детям - тем, кто вырос в СССР. На самом деле сожгли-то его, скорее всего, не из-за этой простой истины (даже не из-за гипотезы о множественности миров, логически вытекающей из теории Коперника) - книгу Николая Коперника "Об обращении небесных тел" запретили только в 1616 (кстати - по 1828 г.), а Бруно казнили в 1600. В энциклопедии можно посмотреть, что представляла собой его философия, а мы, не вдаваясь в это, заметим: одно из его сочинений - антиклерикальная сатирическая поэма "Ноев ковчег". Отправить на костер могли и за нее одну. Однако богословие - не тема для пионеров. Наверно, сегодня Джордано Бруно испытал бы просто райское блаженство, узнав, сколько людей разделяют его взгляды (если считать, что удовлетворение доставляет разделенное с кем-либо мировоззрение, а не просто сознание истинности собственных убеждений), - - - хотя бы только на космос: Земля вращается вокруг Солнца и - миров бесконечное множество.
Ладно - Земля будет вращаться вокруг Солнца еще очень долго, но есть явления более скоротечные, быстропреходящие и малозаметные. Давайте для примера разберем такой случай. Помнится где-то в СМИ проскочила заметка: у берегов Африки (а может, в другом месте) поймали кистеперую рыбу, которая считалась вымершей много миллионов лет назад, - ученые подтвердили, что это именно та самая рыба, многажды встречавшаяся среди ископаемых. А теперь представим, что некий биолог (ихтиолог, палеонтолог) проводил отпуск где-то там - у берегов Африки (или в другом месте), на необитаемом острове; поймал эту рыбину и ... скажем, съел ее, находясь в затруднительных обстоятельствах - катер с продовольствием не пришел. Или пес биолога (ихтиолога, палеонтолога) скрал ее. Или дикий зверь. Или даже биолог (ихтиолог, палеонтолог) сделал из нее препарат, чтобы продемонстрировать коллегам, но цунами снесло его палатку... В общем, в качестве доказательства, как говорят - "шиш да малинка", - то есть исключительно его честное слово, а рыба, скажем, редкая или в эти воды заплыла случайно - больше никак не ловится... Что ему остается делать? И насколько сам он может быть уверен в том, что то была именно кистеперая рыба...
Но ведь речь о том - поверим мы ему или нет. Разумеется, можно пожать плечами и сказать - почему бы и нет, имеется вероятность, что редкое явление нашло своего свидетеля, то есть не ответив ни "да" ни "нет". Такая сверхобъективность ставит нас как бы выше проблемы, не превращая ни в праздного потребителя баек, ни в соучастника, - а доверие, конечно, сразу переводит нас в этот ранг. И лучше все-таки так: доверчивость. Не предполагающая никакой интимности, но лишь единение на краткий миг - так бабочка садится куда-нибудь, чтобы почти сразу улететь. Доверчивость - ясноглазая, не потакающая своим и чужим слабостям. Констатирующая - этот факт и для меня факт.
Но чьим соучастником нам хотелось бы стать? Наверное, не всякого. Но просто развлекающимся, ухмыляющимся зевакой (послушавшим с открытым ртом и махнувшим рукой - "брехня") или все отвергающим скептиком быть не в пример скучнее, чем активным участником, говорящим - "да".
Здесь, возможно не кстати, очень хочется привести дословно один забавный пассаж, который, впрочем, весьма связан с нашими рассуждениями: "Отвод глаз? Тайны жизни? Caro mio! Если моральное мужество разлагается, пускаясь в определения и разделения таких вещей, как реальность и обман, тогда конец всему - жизни вообще, суждению, тогда начинается порожденный скепсисом гнусный процесс морального распада. Человек - мера всех вещей, - добавил он. - Его право составлять себе суждение о доброте и зле, реальности и обмане - неотъемлемо, и горе тому, кто осмелится поколебать его веру в это творческое право! Лучше будет, если ему повесят на шею жернов и утопят в глубоком колодце".
Насчет "доброты и зла". Большинство людей все-таки склонны доверять тем, кто хотя бы на словах выражает согласие с их собственными взглядами и принципами. К сожалению, зачастую догматы подменяют принципы. Особенно те простые, исходящие из самых глубин, не требующие обсуждения. И мы обманываемся, как бедняга Оргон, поверивший Тартюфу. Это очень печальная, очень человеческая история.
Но это очередной зигзаг повествования. Будем помнить о праве составлять себе суждение, которое за всеми нами, и примем или не примем к сведению чужой опыт. Чужой опыт? А почему бы иметь в виду не только факты, но истории - ведь они тоже могут быть правдивы (и взывают именно к нашей доверчивости), хоть и выдуманы от начала до конца... или лживы, пусть и списаны до деталей с натуры. Итак: "Вы не поверите, но году этак в ..., случилось мне..."