Аннотация: Рассказ занял почётное 33 место на шестой Грелке.
Сумеречному, с благодарностью за идею.
+
В глазах Президента "RWC" читалось простое человеческое любопытство. И хотя он, видимо, давно отвык считать деньги в чужом кошельке, всё равно не понимал клиентов, приходящих в компанию с подобными заказами. Наконец, Президент не выдержал и вклинил в сугубо деловой разговор личное недоумение.
- Зачем вам это?
Мне не хотелось объясняться. Но я никогда не умел отказывать людям, из-за чего постоянно терпел разного рода убытки. Ты-то ведь это прекрасно знаешь.
- У меня остались вопросы. Я не смогу спокойно умереть, не задав эти вопросы.
Президент усмехнулся. И покрутил в руках коробочку с компакт-диском. Зря я отдал ему эту коробочку, сама по себе она ничего не значит, но у меня было неприятное ощущение, что незнакомый человек пытается нахально полапать тебя.
Герой, в глазах Президента, я - глупый герой, раз трачу бешеные деньги на одному мне интересное существо.
- Тут всё её наследие?
- Да. Место целой библиотеки под всего десять мегабайт текста. И ещё тридцать под личную переписку.
- Хорошо. Но вы знаете, мы выполняем не все частные заказы. Далеко не все. В основном, при анализе, выдаётся отрицательный результат. Ну, вы же понимаете, что богатенькие графоманы ломятся к нам толпами?
- Понимаю.
- И все несут только своё.
Президент сделал упор на слове "своё".
- Понимаю.
- Все хотят стать бессмертными, но не для всех открыт путь. Даже с бессмертными у нас бывают определённые сложности. Кто ж знал, что воскрешая Шекспира, мы получим совершенно другого человека.
Да, я помнил эту историю. О ней трубили на телевидении и в Сети, болтали в кафе и клубах. Те, кто даже не подозревал о существовании какого-то там Шекспира, оккупировали библиотеки, чтобы оказаться в модной теме. Так очень неожиданно и весьма кстати возникла новая волна интереса к классической литературе.
Но большинство забыло, что псевдоШекспир до сих пор живёт в своей маленькой виртуальной Вселенной, заботливо состряпанной руками компании. И имеет беседу разве что с научными светилами. Ну и иногда к нему приводят школьные экскурсии. Как в зоопарк.
- Так что подумайте ещё раз. Взвесьте все "за" и все "против", которых большинство. И не забывайте, за дальнейшую судьбу воскрешенного будете нести ответственность вы.
- Господин президент, мне кажется, что в нашем случае деньги решают всё.
Он поморщился. До сих пор, наверное, не хочет, чтобы его, в прошлом видного учёного, принимали за бездушного дельца. Но он сам сделал открытие, сам его запатентовал, сам создал компанию и теперь строит аккуратные персональные преисподние для литературных звёзд и желающих обессмертиться с помощью собственного творчества.
Через полчаса, уладив все дела в офисе компании, я возвращался домой. Лингвистические и прочие анализы, а также саму процедуру назначили на послезавтра. Будем считать, что с юридической точки зрения я не совершаю криминала. А с моральной... Совесть я заглушил тридцатилетней каторжной работой, только чтобы добраться до тебя и посмотреть, кем ты стала там, в своей вечности, в своей никому не нужной вечности, суженной до электронных строчек, пойманных в безразмерную Сеть. Я знаю, как ты к этому отнесёшься - начнёшь ругаться, угрожать, плакать. Ты всегда была против воскрешения. Но не оставила на этот счёт никаких указаний.
Уходя из компании, я столкнулся с красивой девушкой. Настолько же красивой, насколько юродивой. В её глазах была разлита такая пустота, что я понял - после воскрешения, если компания возьмётся за него, эта красотка превратится в будду.
Воскрешения бывали всякими. При наличии определённого таланта бессмертие доступно даже дурачку. И много ли после этого стоит вся твоя философия, густо замешанная в каждом тексте и каждом письме? И всё-таки много, очень много. Но я пахал на нескольких самых грязных, самых омерзительных работах не только ради тебя. Президент будет ещё раз безмерно удивлён. А ты даже не представляешь, какой сюрприз я преподнесу, когда электронным багром подцеплю из Леты твоё изрядно распухшее сознание.
Эти размышления привели меня в прекрасное расположение духа.
+
Домашняя электронная система сообщила мне о письме. У системы не было ни голоса, ни подстройки под настроение хозяина, ни хотя бы примитивного интеллекта, у неё вообще отсутствовали штучки, доставляющие удобство пользователю, система была стара, как мир. И, тем не менее, она являлась единственным существом, которое поддерживало меня все эти годы. Её простенькие звуковые сигналы - пришла ли почта, началась ли интересная программа по тиви или сетевая конференция - радовали меня больше, чем сексуальные голоски новомодных игрушек. Если бы система сейчас участливо поинтересовалась моим самочувствием, то не прожила бы и минуты.
Я открыл письмо. Оно было от воскрешенного, с которым я познакомился в какой-то забытой богом конференции, где тусовались пять калек, обсуждая мировые проблемы. Я не знал, кто это, он называл себя просто М. Не знал я и каким образом ему удалось вырваться из своей клетки в большой мир. Но в то, что он не врёт насчёт воскрешения, я поверил безоговорочно.
"Доброго дня, мой друг! - М. всегда здоровался в начале письма.
Ты ещё не оставил свою затею? Брось, пока не поздно. Я не знаю, что там между вами произошло, но ты сделаешь большую глупость. Она всё равно не сможет писать так, как раньше. Вспомни, ни один из нас не создал ничего путного за всё время подобного существования. Ограничение впечатлений здорово влияет на нас. Нет новых чувств, новых знакомств, новых идей, ничего нет. Мы варимся в собственном соку, в старых текстах, из которых нас заново слепили. Мы, как потерянные, бродим между собственных строчек, выученных наизусть, играем ими, переставляем слова и фразы, переписываем произведение на новый лад, но открытий в нём нет, это тот же текст, только вывернутый наизнанку. Это предел наших возможностей. Сидим ли мы в своём мирке, или вдруг пробиваем в нём брешь и вырываемся на свободу - всё одно, никогда нам больше ничего нового не создать, мы - отработанный продукт. Знаешь, как это называется? Ад.
Мы просили Президента уничтожить наши личности, деньги ему принесут глупцы, жаждущие бессмертия, но он всё ещё надеется выбить из нас новые шедевры и стать властелином мировой литературы. Ха-ха! Друг мой! Если ты всё ещё любишь её - не делай этого, она будет страдать.
Воскрешения - это самый большой грех, который когда-либо совершало человечество со времён Адама и Евы.
М.
P.S. Меня можно найти в известной тебе конференции. Кажется, от моей старой личности ничего не остаётся. Думается мне, друг мой, что когда-то я даже разговаривал по-иному..."
Прочитав письмо, я со спокойной душой удалил его. Дурак этот М., хоть и неизвестный мне гений. Я не собираюсь требовать от неё новых текстов, достаточно будет того, что её запрут в клетке, а ключи отдадут мне. Моя девочка, бедняжка, думала, что после смерти будет вечно жить в творениях для ограниченного числа людей, но я сделаю так, что эти творения превратятся в неё саму.
+
Я опять представляю твоё лицо, презрительную ухмылку, когда ты читаешь мои произведения. У тебя мания величия, говоришь ты. Да, я - такой, отвечаю. И ты гордишься этим? - смеёшься ты. А почему бы и нет?
Любила ли ты меня? Или просто жалела заблудшую душу? Хвалила мои произведения, а потом тебя тошнило в ванной комнате.
Любил ли я тебя? Твой страшный мирок, механизм твоей души. Все эти твои шестерёнки, рычажки, детальки. Жуткие, непонятные, и потому так притягательные для любого открытого и любознательного существа.
Твоя машина перемолола меня. Всё, что было во мне светлого, простого и по-хорошему примитивного было пережёвано, раздавлено тобой. И остался только примитив, бесцветный и бесполезный.
И ты хохочешь, издеваешься, говоришь, что я сам себя в тюрьму посадил.
Заключён, знаешь ли, я в персональной сансаре. Хожу по кругу, из выхода во вход, из входа в выход. И только бесстрастная домашняя система следит за этой бессмысленной гонкой по кругу.
Я включил старую запись - интервью с виртуальной личностью Пушкина. Это интервью подкрепляло мою уверенность в задуманном и било наотмашь по честолюбивым мечтам тех, кто желал прославиться в веках.
Сначала на экране возникло бледное лицо Александра Сергеевича. Потом камера переместилась на толпу виртуальных журналистов, которые стояли за искусственным защитным полем.
Дамочка с идеально нарисованным телом. Хм, да, неплохая фигура, но скин - платье 19 века смотрится на ней, как на корове седло.
- Александр Сергеевич, журнал "Вог". Вы действительно изменяли своей жене?
Наглый парень во фраке, цилиндре и с тросточкой.
- Господин Пушкин, журнал "Плейбой". Не могли бы вы записать для нас несколько своих эротических рассказов? Вы ведь писали эротические рассказы?
Ещё одна дамочка в старинном платье. Компания изо всех сил старается не нарушить стиля пушкинской эпохи. По их мнению, это вызовет меньший шок у подопечного, чем если бы к нему явилась толпа полуодетых людей.
- Мсье Пушкин, что вы чувствовали перед смертью, есть ли душа у человека? Конференция "Третий глаз", спасибо.
- Александр Сергеевич, вы верующий человек? Как вы могли написать такую богомерзкую пакость, как "Гаврилиада"? "Е-вестник Русской Православной Церкви".
На этом моменте у меня начинался почти истерический смех. Наблюдая за растерянным лицом великого поэта, я нисколько не сомневался в том, за кого он сейчас принимает наследников собственного творчества. Ты тоже видела эту запись, она вызвала у тебя почти физиологическое отторжение. А экзекуция продолжалась дальше.
- Мистер Пушкин, ваш дедушка - эфиоп. Значит, права афроамериканцев вам не должны быть безразличны. Не могли бы вы что-нибудь сказать в защиту нашей расы? Спасибо. Движение "No Black Smile!!!".
- Господин Пушкин, вот у вас есть такие строки... эээ... "передо мной явилась ты... как мимолетное виденье... ммм... как гений чистой красоты...". Так вот, вы считаете, что все некрасивые женщины - дуры? И как после этого вас называть великим поэтом? "Общество агрессивных феминисток".
Здесь я останавливал запись. Слушать ответы Пушкина на эти вопросы было выше моих сил. Могу представить, как он потом бегал по комнатам своего искусственного домика, в ярости круша искусственные же предметы, не в силах дотянуться до Президента и пристрелить этого благодетеля-воскресителя. Вот и ты, моя хорошая, побегаешь ещё. Сто раз пожалеешь, что решила однажды стать писателем.
+
Я не знал, чем убить время в эти два дня. Смотрел тиви, слонялся по улицам, заходил в кафешки, ради забавы взял у бродячего проповедника приглашение на лекции в помощь начинающему автору и даже пришёл на одну лекцию. Зал был битком набит будущими писаками. Они все восторженно смотрели на лектора, у которого на лбу было начертано: "Я - проходимец!", но народ, естественно, плевал на такую мелочь. Все они жаждали бессмертия.
Лектор добросовестно вешал будущим студентам лапшу на уши, мол, любой из вас гений, только эту гениальность надо разбудить, и он, великий и могучий гуру, из любого начинающего автора вылепит Льва Толстого, или хотя бы создателя толстенных приключенческих романов. А после смерти всех этих талантливых людей воскресят по их гениальным текстам. Чем объёмнее тексты и чем больше их в количество, тем полнее возродится личность. За свои услуги гуру просил относительно недорого. Может, и впрямь в ком пробудит талант, на беду пробужденному. Потом начались вопросы, и словно какой-то бес толкнул меня вперёд.
- У меня вопрос к слушателям. Можно?
Лектор, не подозревая подвоха, кивнул.
- Вы хотите попасть в тюрьму?
Во всех смыслах вопрос мой был провокационным. Слушатели на мгновение опешили. Лектор спросил:
- Что вы этим хотите сказать?
- То, что после воскрешения вы попадаете в искусственный мир, где не будет ваших друзей, не будет тех мест, где вы любили бывать, не будет ничего, кроме предоставленной компанией виртуальной комнатки и форумов, куда вам позволят заглядывать. А если вы действительно станете гениальным автором, вас не выпустят даже за пределы собственной квартиры. Но самое главное, вы не выйдете за рамки своего развития. Не сможете создать новых текстов. Вы будете ограничены только старыми произведениями.
Какая-то девушка робко подняла руку. Я кивнул.
- А почему нас не будут никуда выпускать?
- Если вы будете разгуливать по Сети и общаться с другими людьми, ваша личность обязательно разрушится. Как бы вам это объяснить... После воскрешения вы будете состоять только из тех слов, мыслей и идей, что когда-то заложили в свои тексты, это будете уже не вы, это будет некий гипертекст, наделённый самосознанием. Гипертекст, бесконечно пожирающий сам себя.
На лице девушки отразился неподдельный ужас. "А она миленькая, - подумал я". Лектор же, недовольный тем, что я лезу со своим уставом в чужой монастырь, грубо сказал мне.
- Ну, ты-то откуда всё знаешь? Ты, что ли, сам воскрешенный?
Я улыбнулся.
- У меня есть источник информации. Но я не закончил. Если гипертекст начнёт разгуливать по Сети, то, как губка, впитает в себя часть сознания других людей, а поскольку личность воскрешенного - это только его тексты и больше ничего, то чужое сознание потихоньку начнёт разрушать цельность гипертекста. Воскрешенный превратится в мешанину чужих идей и мыслей, от него останутся лишь обрывки старой личности. Чем дальше от нашей эпохи жил воскрешенный, тем сильнее будет разрушение.
Поэтому бессмертных гениев держат в строгой изоляции. А частным лицам позволяется выходить за пределы их мира только с разрешения опекуна, и то - ненадолго.
Упрямая девушка уже вознамерилась пытать меня расспросами, как лектор снова возмутился.
- Послушай, как тебя там, создай своё учение и набирай студентов. А тут твои бредни неуместны. Откуда нам знать, говоришь ли ты правду, или лжёшь, потому что завидуешь нам, будущим бессмертным. Наверное, в тебе писательский талант даже Господь Бог не пробудит. Вот и лопаешься от зависти. - И лектор гнусненько рассмеялся.
Что-то перемкнуло в моём сознании. Я ринулся к наглецу, чтобы как следует двинуть по ухмыляющейся роже, но кто-то удержал меня и я остановился на полпути. Рано, рано, слишком рано. Не этот шарлатан моя вожделенная цель. Он всего лишь один из большинства, кто считает себя пупом земли, и возомнил, что имеет право издеваться над людьми. В дверях маячили туши охранников. Тоже, наверное, метят в великие, с их-то одной мозговой извилиной. Я стряхнул удерживающую руку и прошёл мимо набычившихся охранников.
Немного отдышался на улице, чипы, привитые давным-давно, уже не справлялись со старением организма. И хотя я в свои шестьдесят выглядел на сорок, здоровье пошаливало.
- Эй! - окликнул меня девичий голосок. Я обернулся - это была та самая любопытная студентка.
- Ну и сильный же ты! Чуть с ног не свалил! - Она восхищенно уставилась на меня. - Я - Марго.
У меня не было никакого желания с ней общаться. Больше всего мне сейчас хотелось воткнуть себе какое-нибудь снотворное и отрубиться до долгожданного похода в RWC. Я жалел, что не сделал этого раньше. Ничего не ответив, я повернулся к Марго спиной и побрёл по улице, не разбирая дороги.
- А, правда, откуда ты всё это знаешь?
Вот прилипла! Молодёжь теперь какая-то наглая, настырная пошла.
- Послушай, девочка, тебе что, нечего делать?
- Ты сам завёл разговор, теперь отдувайся, я не отстану.
Я посмотрел на неё. Да, очень симпатичная, с тонкой фосфоресцирующей татуировкой на лице. Простое коротенькое платьице облегает стройную фигурку. Чем-то даже похожа на тебя. Только нет в ней той отпугивающей, отталкивающей нормальных людей красоты.
- Ты всегда напрашиваешься в попутчицы к незнакомцам?
- Если незнакомец мне крайне интересен, то - да.
- А если я - маньяк? Прежде чем убить жертву, я подвергаю её самым страшным пыткам?
- Маньяки - крайне интересные люди.
Ни тени страха или сомнения в чистых, как у ребёнка, глазах.
- Пойдём уж, королева Марго.
- А кто это?
Я не ответил, и мы молча направились ко мне домой.
+
- Значит, ты любил её и теперь хочешь отомстить, воскресив?
Марго по-простецки устроилась на моём диване: забралась с ногами, полуулеглась на подушки, наливала себе купленного по дороге пива. Половину запасов мы уже успели оприходовать, пока я объяснял суть да дело. Моя гостья лишь слушала и кивала.
- Не так... Тут сложнее...
Настырная девчонка ухмыльнулась. Ну прям совсем как ты.
- Зачем варить мыльную оперу на интеллектуальном жирку? Ведь всё просто: ты её любил - она тебя отвергла, ты писал стихи и прозу - она их высмеивала. Сальери полюбил Моцарта и в порыве ревности и зависти грохнул бедолагу.
Вселенной не хватило бы, чтобы наполниться моим возмущением. Я ничего не ответил, только покрутил стакан в руке. Посмотрел сквозь залапанное стекло на собеседницу. Её лицо смешно исказилось - вот так просто можно извратить человеческую душу, посмотрев на неё мутным взглядом.
- Извини, - сказала Марго, - я вижу, что сильно тебя задела.
- Послушай, девочка, ты навязалась ко мне в душеспасители, но не в инквизиторы.
Она присела на край дивана. Поставила пустой стакан на столик. Пошарила босыми ногами под диваном, нашла свои сандалии, сунула в них ноги.
- Чтобы разобраться в проблеме, надо быть откровенным хотя бы с самим собой.
Я снова не ответил.
- Мне кажется, что RWC нуждается в хорошей атомной бомбе.
Я вздрогнул и взглянул на неё. Марго невозмутимо зашнуровывала сандалии.
- Ты что, из этих?..
- Нет, я не террористка, что я могу? Просто обывательское мнение.
- Зачем же ты припёрлась на эти дурацкие лекции?
Марго встала, потянулась. Я ещё раз невольно окинул её фигуру взглядом.
- Искала истину. Её ведь всегда добывают по крупицам, не так ли?
И она ушла, хлопнув дверью, и не поблагодарив за пиво и информацию.
+
Раз, раз... Проверка микрофона...
Привет, любимый! Знаю, что ты слышишь меня. Сидишь по ту сторону толстенного стекла и смотришь. Радуешься своей проделке. Интересно, сколько содрали с тебя дельцы RWC? Впрочем, неважно. Ты всегда был способен достичь любой цели.
Знаешь, когда-то я умела создавать миры внутри себя... Много миров... Когда нет выхода во внешнюю среду, остаётся только это. Но у меня была вера. Вера в то, что хотя бы один из миров моей внутренней вселенной реализуется на практике. Но потом я стала осознавать, что не бывать этому. И от отчаяния, и от этого дикого понимания я превратилась в убийцу. Я постепенно, один за другим, начала уничтожать созданные мною миры.
Ты размеренно шагаешь по своей маленькой комнатке - апартаментам, предоставленным компанией. Комнатка в точности такая же, как в твоей квартирке.
Присаживаешься на край кровати. Закуриваешь. Тебе нельзя курить, но сейчас можно плевать на все запреты. Виртуальный табак также безопасен, как виртуальный секс.
Воскрешения создателей миров... Пусть не в телесном, но гипертекстовом обличии. Отличная идея, не правда ли? Гении должны жить вечно. Но что-то пошло не так. Нельзя быть изолированным от всего мира и создавать нечто грандиозное. Но также и нельзя выходить в мир, ведь это грозит разрушением твоей личности.
Тупик, да?
Но кто из вас знает, до каких пределов простирается гениальность? Да даже самый обыкновенный талант? Где начинается, где заканчивается... И что случится, если гения ограничить самим собой же? О, да! Это бомба, бомба замедленного действия. Но, когда она взорвётся, пострадают все, кто посягнул на непознанное.
Ты смеёшься. Заливисто, почти истерично. Встаешь с кровати и снова проходишься из угла в угол. Останавливаешься напротив репродукции "Джоконды".
В один прекрасный день я убила всё, что было в той вселенной. Это совпало с твоим письмом. Помнишь?
Ты писал, что мы должны прекратить всякие отношения. Но я-то думала, я надеялась, что если нет между нами любви, то осталось хотя бы то духовное братство, которое было между нами. Ведь ты не станешь этого отрицать? Мы очень крепко повязаны. Не физиологически, а в той области мироздания, куда нет доступа простому смертному. Можешь не верить в это, но ответь: почему мы с тобой разговариваем сейчас?
У меня тогда открылось носовое кровотечение. А, может, это истекал кровью мой последний мир? Корчился в агонии, а потом сдох, как приблудная собака под забором.
Но, оказывается, мало погубить вселенную в себе... Я, как последняя идиотка, кое-что записывала. Так, след, тень от тени моих миров. Но всё-таки наследила.
И теперь я перед тобой.
Ты гладишь лицо Джоконды. Твои губы дрожат. От обиды, гнева или отчаяния. Я не знаю. Я смотрю на тебя, находясь по ту сторону экрана. Я не плачу, я не презираю себя. Я всего лишь такой же человек, как и ты. Человек, не слушающий собственный голос.
Знаешь, никогда не любила эту тётку. Однажды в раннем детстве меня уложили спать в полутёмной комнате. А на стене напротив висела эта картина. Мне казалось, что нарисованная там женщина - живая. Следит за мной и так зловеще улыбается. И если я пошевелюсь, она вылезет из картины и сделает со мной что-то очень страшное. Настолько страшное, что на Земле не придумали такой пытки.
С тех пор, как я вижу "Джоконду", у меня мурашки по спине бегают.
Но сейчас я могу ей отомстить.
Ты с улыбкой ударяешь кулаком по картине. Кулак проходит сквозь стену. Я с ужасом понимаю, что ты пробила брешь. Не только в своей комнате, но в программе. Я оглядываюсь. За нами никто не следит. Вошедший во время нашей занимательной беседы оператор облачился за моей спиной в виртуальный костюм и теперь рубится в какую-то модную игру. Я могу его позвать, но почему-то не делаю этого. Я, наверное, схожу с ума. Почему никто не поднял тревогу?
Ты поворачиваешься и смотришь на меня в упор.
Ещё не понял?
Я до сих пор умею. Создавать миры внутри себя. Даже в этой обглоданной форме, состоящей из моих убогих текстов, невразумительных строчек и дневниковых откровений. Я всё ещё умею.
Я могу умереть, могу стать королевой, могу летать, могу вертеть Вселенной как хочу.
Воскресив меня, ты воплотил, наконец-то, мои возможности в реальность. В эту реальность.
Ты всегда завидовал мне, моим текстам. Да, ты сочинял лучше меня, лучше многих других. Но всё про себя любимого. Какой ты несчастный и великий, прекрасный и непонятый. У тебя был всего-навсего один жалкий мирок, где ты варился в собственном соку. Ты хотел вырваться за его пределы, но вырывался лишь в новый район Имени Себя. Ты в тюрьме, а не я.
И это ещё не всё.
Я смотрю, как дыра на стене ширится. И через неё выбирается... Я не верю своим глазам! Это Пушкин собственной персоной. Он кланяется мне.
- Здравствуй, мон шер, - говорит Пушкин. - Позволь представиться. Господин M.
Кажется, я беззвучно кричу. Я бросаюсь к оператору, хлопаю ладонью по Escape. Оператор вздрагивает, снимает шлем с себя. Я вижу перед собой Марго.
- Здравствуй, мон шер, - говорит Марго.
- Чёрт бы вас всех побрал! - ору я и оборачиваюсь к своей машине. Ты всё ещё там, твой образ по ту сторону экрана. И этот кошмар, этот Пушкин, тоже рядом.
Прощай, любовь моя, мы уходим, но тебя с собой не берём. Прости, но не рой яму другому. Ты ведь учил в детстве эту пословицу?
Передавай привет господину Президенту! Надеюсь, ему будет не скучно с таким гением, как ты!
Ты растворяешься. Пушкин, ещё раз поклонившись, исчезает вслед за тобой.
Марго смотрит на меня. И тут я всё понимаю.
- Прощай, - говорит она и дотрагивается до меня. - Операторам нельзя долго находиться рядом с воскрешенными. Одно скажу: твоя любимая нашла выход из всего этого дерьма. Не сомневайся, она увела всех. Остался ты один. Во всей вселенной, созданной RWC.
- А как же ты?
- О! Не беспокойся! Меня всего лишь уволят.
Марго начинает распадаться на фрагменты. Изображение колеблется.
- Марго, постой! Скажи мне! Кто?! Кто это сделал со мной?
- Ты сам... - глухо раздаётся ответ. - И твоя сансара вечна...
Иногда ко мне приходит Президент, и мы играем в шахматы. Изредка я прошу его воскресить тебя. Читаю в глазах Президента простое человеческое любопытство и слышу вопрос: