Есть на свете вещи, которые невозможно забыть. Сначала они остаются в нашей памяти и вспоминаются при каждом удобном случае, затем постепенно уходят, но не испаряются, а оседают в глубинах ума, души, сердца...
На полке над столом стройным рядом стоят книжки. Старые и новые, свежие и потрепанные, в тонких и толстых обложках - красивые и большие вытесняют потрепанные и захудалые, как в борьбе за существование у Дарвина. А некоторых из них и вовсе не заметить...
Я снимаю с полки порядком изорванную книжку. Тоненькая, выцветшая, с исписанной синим стержнем обложкой - ее даже не видно из-за современных громадин-словарей.
"А зори здесь тихие..." - я провожу рукой по старой, но такой родной обложке. Одно из первых изданий - 1970 год. Вроде не так давно шел этот год, но сколько человек брало ее в руки...
Я сажусь на диван и открываю первую страницу. "Шел 1942 год..." - начинается повесть Бориса Васильева.
Я словно прохожу войну, все глубже, уже с головой погружаясь в сюжет. Огненная, священная, страшная, естественная - вот она, Великая Отечественная. Я заново прохожу через болото, холмы и дороги с девчонками, изучаю военный устав со старшиной Васковым, испытываю все тягости и трудности 40-х годов.
Я радуюсь и смеюсь вместе с Женькой Комельковой, стискиваю зубы с сержантом Осяниной, плачу с Лизаветой Бричкиной, читаю стихи с Соней Гурвич и дрожу от страха с Четвертачком.
Я плачу, когда они погибают. Молодые, красивые, здоровые, сильные, веселые... Сколько у них впереди: целая жизнь! а они даже не дожили до Победы...
Они не были героями. Не были орденоносцами или великими военнослужащими. Рядовые солдаты. Зенитчицы.
Но именно из таких людей и складывалась Победа. Самоотверженные, смелые, они не жалели себя: кидались под танки, молчали на допросах, не отступали до последнего, а последней была смерть...
Я преклоняю голову перед Женькой. Перед Ритой. Перед Соней и Галкой. Перед Лизой Бричкиной.