Небо В Глазах Ангела : другие произведения.

Эти черные перчатки...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.36*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Осень в этом году выдалась более чем теплой. Поэтому парень лет восемнадцати на вид в тонких перчатках из черной замши почти сразу привлек его внимание. Жил он почти на конечной, но сероглазого парнишку со светло-пепельными волосами никогда не видел в этих краях. Странно. Хотя, помня, каким большим в этом районе был, так называемый, частный сектор, лоскутками затесавшийся между высотных новостроек, удивляться было нечему. Но когда до его выхода оставалось всего-то три остановки в маршрутке, не считая водителя, они остались вдвоем. Так еще и сидели удачно - друг напротив друга. Парень в черном, фетровом пальто и светлом шарфе с каким-то замысловатым узором долго косился на него, а потом все же решился посмотреть прямо. Написано в подарок виваче и Чуня-доно

Эти черные перчатки...

  
   Осень в этом году выдалась более чем теплой. Поэтому парень лет восемнадцати на вид в тонких перчатках из черной замши почти сразу привлек его внимание. Жил он почти на конечной, но сероглазого парнишку со светло-пепельными волосами никогда не видел в этих краях. Странно. Хотя, помня, каким большим в этом районе был, так называемый, частный сектор, лоскутками затесавшийся между высотных новостроек, удивляться было нечему. Но когда до его выхода оставалось всего-то три остановки в маршрутке, не считая водителя, они остались вдвоем. Так еще и сидели удачно - друг напротив друга. Парень в черном, фетровом пальто и светлом шарфе с каким-то замысловатым узором долго косился на него, а потом все же решился посмотреть прямо.
   - Что-то не так?
   - Простите?
   - Во мне что-то не так?
   - С чего вы взяли?
   - Вы так пристально смотрите...
   - Смотрю.
   - Почему?
   - А почему люди смотрят?
   - Почему?
   - Вы мне понравились, что может быть проще? - он приветливо улыбнулся и неожиданно по-мальчишечьи подмигнул.
   - Вы... - парень запнулся и немного нервным жестом пригладил светло-русые волосы, - Вы гей?
   - Да. Так что можешь с чистой совестью начинать меня презирать, - все с той же улыбкой произнес он и бросил уже водителю, - На следующей остановите!
   Мальчишка больше не проронил ни слова. Он тоже не желал больше говорить. Все было сказано, все точки расставлены. Фенита ля комедия и се ля ви.
   Он вышел, вдохнул полной грудью пропитанный машинными выхлопами запах городской осени и листьев, устлавших своими мокрыми тушками асфальт. Засунул руки в карманы куртки и пошел в сторону дома, отстраненно отметив шум шагов за спиной. Кто-то бегом догонял его.
   - Постойте!
   Он обернулся. Обнаружил мальчишку в перчатках, который раскраснелся от бега, выскочив из отъехавшей от остановки маршрутки буквально на ходу. Он жадно хватал ртом воздух и смотрел из-под косо срезанной челки виновато и немного испуганно. Интригующе так смотрел.
   - В чем дело? - уточнил еще довольно молодой мужчина.
   - Я... - уже не задыхаясь, запнулся парень, выпрямился, помялся немного, интригуя серыми, дождливыми глазами, цвета неба в полдень ноября, и очень робко попробовал улыбнуться. - Я - Вадим, - и протянул руку, обтянутую тонкой, замшевой перчаткой.
   - И что это значит? - насмешливо полюбопытствовал мужчина. Парень смутился, отвел глаза, но руки не опустил, впрочем, как не снял и перчатки. - Ну, хорошо, - не стал он его мучить, - Раз такое дело, тогда Игорь. - И пожал настойчиво предлагаемую руку.
   - Очень приятно, - неожиданно светло и открыто улыбнулся парень.
   И Игорь, не удержавшись, дернул его на себя. Серые глаза парня широко распахнулись, но даже возмутиться он не успел.
   - Не могу сказать, что взаимно, но если зайдешь на рюмочку конька, быть может и определюсь, - все с той же легкой насмешкой глядя на него, обронил он нарочито небрежно, прекрасно понимая, что на такое этот странный парень не осмелиться никогда. Но тот его удивил.
   - А здесь далеко?
   - Не очень, но пройтись придется.
   - Хорошо, если не на долго...
   - Торопишься домой?
   - Нет. Просто не люблю один возвращаться по темноте.
   - Не страшно. Я провожу.
   - И охота вам будет возиться?
   - Посмотрим, - бросил Игорь и повел его за собой, не отпуская руки.
   Когда они свернули в частный сектор, Вадим занервничал.
   - По-моему, это странно, - пробормотал он смотря лишь себе под ноги.
   - Что именно? - заинтересовался Игорь, удачно огибая лужи.
   - Держаться за руки, как маленькие.
   - Ты ощущаешь себя маленьким? - в голосе мужчины прозвучала насмешка, и Вадим, вздрогнув, вскинул глаза.
   Игорь не улыбался и даже не смотрел на него.
   - Рядом с вами ощущаю, - бросил парень довольно холодно и демонстративно отвернулся.
   - Сам виноват, - хмыкнул в ответ мужчина и пояснил, - Давно бы уже на "ты" перешел, сразу бы все прекратилось.
   - Вы не предлагали! - вспылил Вадим.
   - Считай, что предложил, - произнес Игорь без выражения и остановился.
   Вадим послушно замер и поднял глаза на трехэтажный кирпичный дом за кованным забором.
   - Вы здесь живете? - изумился он и каким-то слегка рассеянным взглядом окинул мужчину с ног до головы. Нет, тот, безусловно был достаточно интересным на вид, но совершенно не создавал впечатление этакого скучающего богатея, вздумавшего в качестве забавного приключения прокатиться не на личном авто, а на битой маршрутке.
   - Живу, - кивнул Игорь, достал модный, очень дорогой телефон и заговорил в трубку, дождавшись ответа. - Михалыч, впусти меня. Где-где, да на работе оставил вместе с водителем. Вот пройтись захотелось, а тут дождь. Да. Давай быстрее, я не один. - И положил трубку обратно в карман куртки.
   Вадим все это время растерянно скользил взглядом по его профилю. Игорь чувствовал, как он смотрит, поэтому, вздохнув, повернулся к нему.
   - Что-то не так?
   - Я думал вы обычный, - не скрывая разочарования, выдохнул мальчишка и глаза его погрустнели.
   - А я, по-твоему, какой?
   - Не знаю. Богатый, наверное, и... - Вадим повернулся в ту сторону, откуда они пришли и как-то подозрительно тоскливо посмотрел на уже пройденный путь.
   - И с каких пор денежное благосостояние считается чем-то зазорным, особенно в наше время?
   - Ни с каких. Извините, - покаялся Вадим, повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза, - Спасибо, за приглашение, но я лучше пойду. - Кивнул на прощание и, действительно, пошел обратно к остановке.
   Но Игорь, уже слыша, как Михалыч гремит ключами в калитке, метнулся за парнем, схватил за локоть, рывком развернул к себе.
   - Ну-ка, объясни, - потребовал он. - В чем дело?
   - В отношении, - не задумываясь, бросил тот, вскинул голову, вырвал руку. Игорь сурово сдвинул брови, но отпустил.
   - А конкретнее?
   - Вы никогда не сможете воспринимать меня всерьез.
   - Это почему же?
   - Разный социальный статус.
   - О, как ты заговорил! - фыркнул Илья, - Ты, случаем, не на социолога какого-нибудь учишься?
   - На психолога, - Отрицательно покачал головой Вадим.
   - Тогда понятно, откуда ты такой на мою голову выискался.
   - Ниоткуда. Я уже ухожу, - насупившись, бросил мальчишка и ушел бы, как обещал, если бы в этот момент калитка не распахнулась и из-за нее не выглянуло морщинистое, старческое лицо.
   - Что, Жорик, опять тебя мальчик очередной прокатил, или это ты его? - живо поинтересовался улыбчивый старик. - Ты, мальчик, иди себе, иди, раз несерьезным таким оказался.
   - С чего вы взяли, что я такой? - опешил и тут же возмутился Вадим.
   - А какой еще? Жорик наш никогда на мальчишек сам не вешается, взрослый он, вешаться-то на вас. Так что, сам завлек, а теперь в кусты? Где же серьезность-то?
   - Ну, ты скажешь, Михалыч, - беззлобно осадил старика Игорь, - И я же просил тебя, не звать меня этой попугаичьей кличкой.
   - Ничего она не попугаичья, - запротестовал старик, - И вообще, в дом, давай, заходи, у меня там настойка стынет и лимончик засахаривается.
   - Уже иду, вот только уточню кое-что, и сразу к твоей настойке, душой отогреваться.
   - То-то же, - наставительно крякнул старик и бросил в сторону растерянно мявшегося в стороне парнишки, - Эх, молодежь! - И ушел.
   Игорь шагнул к Вадиму и ненавязчиво положил руку на плечо.
   - Ну, что, может, зайдешь?
   - А это... - растерянно протянул он, глядя на распахнутую настежь калитку.
   - Мой хороший друг Михалыч. - И с улыбкой добавил, - Не заблуждайся, не родственник. Просто старый, но очень хороший друг. Он у меня здесь что-то вроде сторожа, экономки, садовника и дворецкого, как в лучших домах.
   - Только в этих лучших домах это вообще-то разные должности и разные люди.
   - Ну, да. А в нашей российской глубинки Михалыч у меня один такой за всех и сразу. Ты против?
   - Нет. Просто...
   - Ты зайдешь, - неожиданно твердо отрезал мужчина, взял его за локоть и повел в сад, ногой захлопнув за собой калитку.
   Вадим был так растерян, что даже и не вспомнил, что собирался уйти домой.
   Настойка Михалыча пахла черной смородиной, но Вадим её пить отказался наотрез, но Игорь предложил накапать немного в крепкий, собственноручно сваренный им кофе, и парнишка не сумел устоять. Было очень вкусно. Стоило только пригубить, как по телу разлилось благодатное тепло. Зажмурившись, Вадим, не замечая, что наглеет, забрался в кресло с ногами и блаженно вздохнул, обнимая кружку ладонями. Игорь, наблюдавший за ним с дивана, любовался. Расслабленным и согревшимся мальчишка ему нравился еще больше, вот только смущали те самые черные перчатки, которые тот так и не снял, оставшись в теплой гостиной в одной лишь тонкой рубашке, вельветовых брюках и светло-серых носках.
   - Что у тебя с руками? - полюбопытствовал мужчина, налив себе еще настойки.
   - А? - Вадим моргнул, прогоняя наваждение и опустил взгляд на собственные руки, словно в первый раз увидел.
   - Болезнь? - навскидку предположил Игорь, хотя ему и не верилось, что у такого мальчика как Вадим могут быть какие-нибудь серьезные проблемы в этом плане. Да и не знал он такой болезни, чтобы нужно было прятать руки.
   - Нет, - отрицательно покачал головой мальчишка и потупился.
   - Тогда что?
   - Это... врожденное.
   - А точнее? - чувствуя себя энкавэдешником, который допрашивает обвиненного в государственной измене, с нажимом уточнил Игорь.
   - У меня... - Вадим снова запнулся, вздохнул, но все же признался, - Очень чувствительные пальцы. Знаешь, - не замечая, что забыл сакраментальное "вы" произнес он тихо и грустно, - Мне иногда кажется, было бы лучше, родиться слепым, тогда это хотя бы было оправдано.
   - Правда? И в чем выражается эта твоя чувствительность?
   - Ну, к примеру я куда лучше вижу пальцами, чем глазами, но далеко не каждый готов показать мне свое лицо таким странным способом.
   - Это каким же?
   - В прикосновениях.
   - Я готов. А ты?
   - Что?
   - Я говорю, что совсем не против показать себя твоим пальцам, вопрос только в том, будут ли они смотреть?
   - Знаешь, это... очень странно, когда кто-то щупает твое лицо. - Осторожно попытался предостеречь его Вадим, но Игорь лишь открыто улыбнулся ему.
   - Не знаю, но уже горю желанием попробовать. Что скажешь?
   - Если позволишь, я посмотрю.
   - Тогда иди сюда. - Улыбнувшись чуть шире, бросил Игорь и похлопал по дивану рядом с собой.
   Вадим поставил кружку с недопитым хмельным кофе прямо на ковер, сбоку от кресла. Медленно поднялся на ноги, так же медленно подошел. Замер в нерешительности, потом все же согнул одну ногу в колени, уперся им в диванную подушку, на которой сидел откинувшийся на спинку дивана Игорь и, поднеся руку ко рту, зубами стянул с себя сначала одну, потом другую перчатку. Игорь, внешне оставшийся невозмутимым, поймал себя на мысли, что очень давно не видел ничего столь эротичного, как это вроде бы непроизвольное снимание перчаток с длинных, изящных пальцев.
   Вадим немного виновато улыбнулся и потянулся к нему. Игорь не пошевелился. Прикосновение не было неприятным, скорее провокационным и даже возбуждающим. Вадим, закусивший нижнюю губу от напряжения со смущенно порозовевшими щеками и немного рассеянным взглядом, который он просто боялся задерживать на чем-то одном, одним своим видом вынуждал вспомнить все то низменное, что порой просыпалось в душе. Хотелось секса. Необузданного, жаркого, и в тоже время хотелось нежности, так не свойственной мужской любви.
   Очень не кстати вспомнилось, что Михалыч, втихую, вот уже какой год пытается переключить его внимание на женщин, но все без толку. Поэтому только и остается старику что вздыхать и мириться с такой вот пагубной, по его мнению, привычкой подопечного. А что делать, если Игорю никогда, даже на заре юности, не нравились женщины. Только мужчины. Вот только встретить среди них того, в ком не успел еще пустить корни цинизм этого злосчастного мира, призывающий отвечать на нежность предательством и грубостью, клеймя её презрительным - "слабость", ему так и не удалось. Хотя не стоит думать, что он не пытался.
   Глаза закрылись сами. Мальчишку уже не хотелось смущать, лишь чувствовать. На самом деле Игорь был фаталистом. Верил в судьбу. Вот и Вадима воспринял в качестве её указующего перста. Может быть, хотя бы этот мальчишка окажется другим? Может быть, хотя бы с ним удастся найти то, что он так долго искал все это время. Нет, не любовь. Нежность, романтичность, доверие и преданность. Вот что он мечтал найти и пока еще не терял надежду повстречать когда-нибудь.
   Подушечки пальцев Вадима медленно заскользили по скулам к вискам, потом поднялись ко лбу, затем парнишка, похоже, окончательно осмелев, растопыренными пальцами отвел его волосы с лица, наверное, улыбнулся. Игорь не видел, но в темноте под веками воображал себе именно так. За всем этим должен был последовать поцелуй, но он прекрасно понимал, что его не будет. Только не с Вадимом, только не так быстро. Но...
   - А ты смелее, чем кажешься, - прокомментировал Игорь, так и не ответивший на робкое, невинное прикосновение к губам.
   - Я... - прошептал парень едва слышно и сам зажмурился, отчаянно, почти хмурясь.
   И тогда подошла очередь Игоря его целовать. У него получилось лучше. Сказывался опыт. Вадим так растерялся, что невозможно было не почувствовать, но все равно не забывал отвечать. И Игорь улыбался ему одними глазами, не разрывая соприкосновения губ, и перебирал в ладони пальчики правой руки, которые успел обхватить. И остановился лишь тогда, когда почувствовал, что парнишка дрожит, дышит сдавленно, с надрывом и смотрит так, словно вот-вот разреветься от бессилия.
   - Ты чего? - изумился он.
   - Отпустите, - взмолился тот и попытался вырвать руку, но Игорь не пустил.
   - Неприятно? - посуровев, уточнил он.
   - Нет. Напротив, просто...
   - По мне так, ничего не просто. Что с тобой, объясни все внятно?
   - Вы же меня трогаете! Я не могу так! - в отчаянии выпалил парень ему в лицо, и мужчина нахмурился еще больше.
   - Я тебя еще пальцем не тронул, и не трону, если сам не захочешь.
   - А руку? Руку пустите, - судорожно хватая ртом воздух, Вадим смотрел на него при этом умоляюще, и тут до Игоря начало доходить.
   Он выгнул бровь и вместо того чтобы выполнить его просьбу, поднес ладонь к губам. Вадим не успел запротестовать. А Игорь, догадавшись, в чем именно может выражаться та самая повышенная чувствительность его пальцев, втянул безымянный в рот и провел кончиком языка по нежной, теплой подушечке. Вадим зажмурился и задышал ртом. Заерзал возле него, и Игорь второй, свободной рукой, перетянул его к себе на колени. Мальчишка открыл глаза.
   - Вы обещали, что не сделаете ничего, если я не захочу.
   - Обещал. И ничего не делаю, - отозвался Игорь, перехватил его запястье удобнее и прижался губами к внутренней стороне ладони. Вадим вздрогнул, вздохнул и совсем немного приподнявшись на нем, неосознанно потерся о пах. Игорь изумленно распахнул глаза, и до парня наконец дошло что он делает, с кем и где.
   - Не надо, - взмолился он, - Ну, пожалуйста, не надо.
   Игорь разочарованно вздохнул и положил его руку себе на плечо. Пальцы парнишки тут же болезненно сжались, оставляя после себя под тканью отметены, но мужчина стоически проигнорировал это. Обнял его, обхватив руками в области талии и, запрокинув голову, внимательно всмотрелся в глаза.
   - Я не буду тебя торопить, Вад. Правда, не буду. Ты сам решишь и, если захочешь, сам воплотишь свои мечты. Ты ведь мечтаешь? Поэтому так безоглядно кинулся за мной, когда я признался в своей ориентации.
   - Да. Но... но я думал, что такие, как я, живут где угодно, но не в этом городе, и уж точно не в этом районе, а тут ты... то есть вы...
   - Давай, все же на "ты", - с улыбкой отозвался Игорь, все больше укрепившись в своей надежде, что Вадим может стать именно тем, кого он так давно искал. - И ты не один такой, уж можешь мне поверить. А в нашем районе даже клуб частный есть, как раз для таких, как мы. Но, если я тебе не противен, я все же не стал бы тебе его показывать...
   - Почему?
   - Потому что хочу приберечь тебя для себя.
   - Потому что я девственник и, наверное, это круто переспать с таким, как я, да?
   - Я похож на человека помешанного на таком вот дешевом авторитете, если это вообще можно к нему отнести? - резко посерьезнев, холодно произнес Игорь.
   Вадим замялся.
   - Не похожи, но у вас же такой дом и... машина, наверное, есть и еще много чего, а тут я... всего лишь я.
   - Нет. Можешь мне, конечно, не верить, но использовать тебя для удовлетворения своих амбиций я не собираюсь. Поверь, мне и без того есть где их удовлетворить.
   - На работе?
   - Да. Кстати, а на каком курсе ты учишься?
   - На первом.
   - А живешь далеко отсюда?
   - Нет, на конечной.
   - Через одну остановку.
   - Угу. Вы... - Вадим подумал, а потом все же решился робко улыбнуться, - Вы обещали меня проводить.
   - Обещал. Но ты уверен, что тебе нужно возвращаться именно сейчас?
   - Совсем не уверен.
   - Вот и я думаю, что можно будет задержать тебя подольше. На худой конец вызовем такси.
  
   Не помню. Совсем ничего не помню. А руки тянуться к нему. Чужому. Незнакомому. Против моей воли. Они словно знают, помнят что-то лучше меня. Это ведь ненормально так реагировать на совсем постороннего мужчину. Да и вообще на мужчину так реагировать нельзя. Это я понимаю точно. Но он так смотрит в ответ, так улыбается.
   - Скучаешь? - спрашивает он меня, садясь на подтащенный к больничной кровати стул.
   У него темно-карие глаза, немного раскосые, совсем чуть-чуть, короткостриженные, темные волосы, светло-бежевое пальто, которое он снял и повесил на вешалку в углу, оставшись в одной серо-стальной рубашке, и яркий, бордово-красный шарф, который висит по обе стороны шеи своеобразными тканевыми лапами. Почему-то из всего его облика мне кажется знакомым именно этот шарф. Отвечаю.
   - Немного.
   - Не узнаешь?
   - Нет.
   - Это хорошо.
   Что? Я не ослышался? Он первый, кто увидел в моей амнезии что-то хорошее.
   - Почему? - спрашиваю до того, как осознаю это.
   - Будет повод узнать друг другу снова. Хочешь?
   И снова не успев подумать, отвечаю.
   - Да.
   - Отлично. Тогда я тебя забираю.
   И правда, забрал, вот только куда? Большой светлый дом совсем не кажется мне знакомым. Хотя в моем нынешнем состоянии я о своей прежней жизни я не помню ничего, даже причину, по которой потерял память. А врачи молчат, как и игнорирует эту тему он. А мне даже мое собственное имя "Вадим" кажется чужим и инородным. А вот "Игорь" - почему-то знакомым. Ну и ладно. Заново, значит, заново. Может, и не хочется, но что делать, если выбора уже нет. Точнее, он, возможно, и был, но кто-то там, на небесах, сделал его за меня. Хотя, какая теперь в сущности разница кто?
  
   Он живет со мной уже неделю и я понимаю, что пускать все на самотек, как советовали врачи, просто нельзя. Михалыча я отправил в пансионат, пусть проветриться, а то первое время так и норовил схватиться за двустволку (он с ней по весне на зайцев ходит или на вальдшнепов, один черт), и пойти разбираться с идиотом-папашей по пьяни избившим сына до полусмерти. Михалыч у меня всегда был борцом за справедливость, а уж к Ваду всем сердцем прикипел и даже, кажется, смиряться начал, что у нас с ним какая-никакая, но любовь. Поэтому отослал я его от греха подальше, и уже через неделю жизни Вадима в моем доме, понял, что предписание врачей, ждать когда он сам все вспомнит, полная чушь.
   С каждым днем Вад все больше замыкается в себе, почти не разговаривает со мной. Молчит, часто подолгу смотрит в одну точку. Я думаю, пытается вытащить на поверхность хоть какие-то, пусть осколочные, но фрагменты памяти. Но судя по тому, какой безжизненный он днем и как мечется по постели ночь, это ему удается лишь в кошмарах, мучающих его вот уже вторую неделю.
   Последние два дня, когда он засыпает, я прихожу к нему в комнату и опускаюсь на кровать поверх одеяла, обнимаю. Он почти сразу же успокаивается, и я потом всю ночь напролет в темноте всматриваюсь в его удивительно спокойное и одухотворенное лицо и сожалею. Отчаянно сожалею, что тем вечером не смог заехать за ним хотя бы на двадцать минут пораньше. Тогда бы не было всего этого ада. И почему его отцу надо было ужраться просто до скотского состояния именно в этот день?
   Мой мальчик защищал мать, я его понимаю, как и все те,
кто волею случая оказался причастен к этой истории. Но как теперь вывести его из этого состояния больше напоминающего некий неестественный транс, я не знаю. Но очень хочу узнать. Не привык я бездействовать. Не могу так.
   - Знаете, - неожиданно шепчет он в темноте спальни, - Пусть я очень многого не помню, но мне кажется...
   - Да?
   - Что это ненормально, когда вы так меня обнимаете...
   - Тебя это смущает? - спрашиваю, он молчит. Не тороплю его, пусть подумает.
   - Нет, - отвечает он после паузы.
   Улыбаюсь. Пусть в темноте ему и не видно. Все равно.
   - Тогда не думаю, что стоит придавать этому так много значения, как считаешь?
   - А если меня не смущает, но неприятно?
   А вот это, действительно, коварный вопрос. Но, судя по тому, что он не делает ни малейшей попытки отодвинуться, я знаю, что ему ответить.
   - Ты спишь куда спокойнее, когда я рядом.
   - Значит, вы так... не в первый раз?
   - Нет. После твоего возвращения из больницы, довольно часто.
   - Возвращения? Значит, я раньше тоже жил здесь?
   - Нет, ты просто иногда бывал у меня.
   - Тогда почему я здесь, почему не дома?
   - Потому что тебе со мной лучше.
   - Кто так решил?
   - Я.
   - А кто вы мне? Брат?
   - Любовник.
   Он долго молчит. Очень долго. Я знаю, что ему жутко и он отчаянно ищет хоть какие-нибудь зацепки в своих исчезнувших воспоминаниях. И, как мне думается, не находит. Но его последующие слова приводят меня в смятение. И я не преувеличиваю, просто я не ожидал такого, совсем не ожидал.
   - Значит, я правильно вспомнил.
   - Что именно?
   - Перекошенное лицо, перегар, бешенство в мутных глазах... он... он кричал, что я ему не сын.
   - Почему? - удивительно, до этого от его матери я слышал несколько иную, подретушированную версию событий.
   - Ему кто-то из дружков сказал, что видел меня с парнем. С вами... наверное...
   - Ты давно вспомнил?
   - Вчера. Но я...
   - Да? - притягиваю его ближе, глупость, конечно, могу спугнуть, но он не возражает. Шепчет почти в губы.
   - Я совсем не помню вас... тебя, наверное.
   - О! Знал бы ты сколько усилий мне стоило перебороть в тебе это твое выканье!
   - А мы... когда мы... давно?
   - Прошлой осенью.
   - Значит, почти пол года...
   - Да.
   - И... мы с вами...
   - Что именно?
   - Нет, ничего. - Он отворачивается. И я даже знаю почему. Догадываюсь, о чем он хочет спросить. Рассказать?
   - Хочешь узнать, как далеко мы успели с тобой зайти?
   Мне кажется, что он краснеет. Пусть в комнате темно, но я за эти пол года уже не плохо успел изучить его реакции, так что вряд ли могу ошибаться. Улыбаюсь и подначиваю.
   - Смелей!
   - Хочу! - вскидывается он и, даже не пытаясь вывернуться из под моей руки, привстает на локте и подпирает голову ладонью. Он у меня всегда был смелым. Так что подобная реакция не удивляет, а скорее воодушевляет меня.
   - Не так далеко, как мне бы того хотелось. - Улыбаюсь.
   - В смысле? - Он хмурится.
   Так. Я устал видеть в нем лишь не четкий силуэт. Раз уж все равно оба не спим, пора с этим заканчивать.
   - Ты не против, если я свет включу?
   - Зачем?
   - Хочу видеть тебя.
   - Как я краснею?
   - Как ты смотришь..
   Встаю, иду к выключателю. Загорается свет. Он уже сидит, поджав к груди колени, и настороженно смотрит на меня, щурясь от слишком яркого, режущего света. Я тоже смотрю. Отчего же не посмотреть, раз дают. На нем одна лишь короткая футболка и где-то там, под одеялом, укрывающим ноги, темные плавки, растрепанные волосы завешивают высокий лоб и придают его облику еще более юный, почти детский вид, хотя ему в этом году и исполниться двадцать лет, не смотря на то, что он у меня учиться, точнее учился, до академа, на первом курсе. А все потому что он сначала отучился в так называемом колледже, куда его отправил отец, не желавший даже думать, что сынишка когда-нибудь превзойдет его. Но в итоге, мой мальчик оказался достаточно упрям и талантлив, чтобы после окончания суза поступить без протекции в вуз на бюджетной основе, так еще и вовсе не на ту специальность, на которой учился до того. Смотрю на него, улыбаюсь и, поймав на себе настороженный взгляд, понимаю, что просто безумно скучаю по его улыбке. Подхожу и опускаюсь на кровать напротив него.
   - И как я смотрю? - спрашивает он, устав терпеть пристальность моего взгляда. Отвечаю честно. Зачем врать?
   - Затравленно. Как мышонок, прижатый к стенке кошкой.
   Он отводит взгляд.
   - Тогда уж котом. - Вздыхает и напоминает. - Вы обещали рассказать.
   - Обещал. А ты не хочешь перейти на "ты", раз уж этот вопрос мы уже прояснили.
   Он отвечает сразу же не раздумывая.
   - Нет. - Но, спохватившись, добавляет, - Пока.
   - Жаль, - отвожу от него взгляд и честно пытаюсь подобрать слова. Хотя... зачем? - Хочешь отдам тебе перчатки?
   - Перчатки?
   - Когда мы познакомились и потом, ты всегда, даже в помещении предпочитал оставаться в них.
   - Почему?
   - А ты разве уже не почувствовал?
   Он растерянно смотрит на меня, и я медленно пододвигаюсь ближе. Беру его руку, поворачиваю к себе ладонью и, не отрывая от него взгляда, втягиваю в рот мизинчик. Он вскрикивает и резко отдергивает руку. Прижимает к груди, прячет, смотрит испуганно, в полном шоке от пережитого всплеска. Улыбаюсь. Краснеет. Но набирается храбрости и задает вопрос.
   - Что... это?
   - У тебя очень чувствительные нервные окончания на руках. Ты даже как-то сказал мне, что тебе следовало бы родиться слепым, тогда это было бы оправдано. Но ты зрячий и реагируешь на вполне невинные прикосновения вот так.
   - Да... я почувствовал, но... и предположить не мог, что вы... что будет так...
   - Как?
   Он молчит. Вот партизан-то!
   - Приятно?
   - Да, - отвечает чуть слышно, но отвечает. Молодец. Правда при этом он не смотрит на меня, но все еще впереди.
   - А почему мы с вами... - запинается, кусает губы, боится озвучить вслух. Не хочу облегчать ему задачу. Не сейчас.
   - М? - поднимаю брови, смотрю.
   - Почему мы не дошли до того, что вам хотелось? - сглатывает, нервничает, но говорит. Хороший мальчик. Очень хороший.
   - Потому что ты все не мог решиться, а я не хотел давить на тебя.
   Снова отодвигаюсь к изножью кровати, устраиваюсь удобнее, протягиваю руку.
   - Иди ко мне.
   Его глаза становятся огромными, но он не кричит в отчаянии "нет!". Уже хорошо.
   - Я не одет.
   - Я уже видел тебя раздетым. К тому же, не понимаю, чего здесь можно смущаться. Мы оба мужчины.
   - Но ведь дело не в поле...
   - А в чем тогда?
   - В том что вы...
   - Я?
   - Вы ведь хотите меня.
   - Хочу. Но принуждать не буду. Иди сюда.
   Я уверен, что он откажется, но знаю, что снова удивит меня. Он единственный, которому всегда удается разнести в пух и прах все цепочки моих предположений.
   Вад переворачивается, привстает на коленях, стягивает через голову футболку. Сам. Ведь я его о том не просил. Он подползает ко мне, и я тут ловлю его в объятия. И меня бросает в жар от ощущения его кожи под пальцами. Когда он так близко, я всегда быстро возбуждаюсь, хотя давно уже не мальчик и вполне способен контролировать свои порывы. Но я ничего не могу с этим поделать, только потому что это он сейчас со мной. Так близко...
   Прижимаю его к груди, приподнимаю голову, смотрю в глаза. Серые, большие. Хочу утонуть в них, но как-то не тонется. В них не ответное желание, в них испуг. Он ждет от меня чего-то жуткого. И пусть даже это будет только поцелуй, он все равно задрожит. Я знаю. Поэтому не целую, и он целует сам.
   Медленно, боясь делать резких движений. Очень осторожно. Он всегда меня так целовал, словно даже когда мы оставались наедине, боялся, что кто-нибудь увидит, узнает, что он не такой как все, а такой, как я. Но сейчас, как мне кажется, он боится другого. Обмана. Что я солгал ему, сказав, что мы были вместе, что это всего навьего фарс, разыгранный лишь для того, чтобы совратить его. Но в моих словах не было и нет ни капли лжи. Отстраняюсь.
   - Хочешь, покажу, как тебе нравилось больше всего?
   - Больше всего? - эхом повторяет он непослушными губами. Улыбаюсь.
   - Да. Как мы протянули с тобой пол года не зайдя дальше оральных ласк.
   Он смущается. Чувствительный, нежный мальчик. Мне нравится видеть его таким. Юным и непосредственным, каким он становился только со мной, в тайне от меня сбегая от пьяницы отца и бессловесной матери, которая даже заявление в милицию писать отказалась, когда тот избил сына и вышвырнул умирать на улицу. Наверное, при этих мыслях в моем лице что-то меняется. Он поднимает глаза, смотрит так, что у меня дух захватывает. А когда медленно кивает и тянется за еще одним поцелуем, встаю с кровати. Он смотрит на меня снизу, недоумевая.
   - Подожди, - бросаю и выхожу из комнаты.
   Возвращаюсь уже с шарфом, темно-бордовым, тонким, шелковым. Когда-то для наших игр он выбрал его сам.
   - Тот самый... - шепчет он, словно вспоминая.
   - Вспомнил?
   - Он был на тебе, когда я впервые тебя увидел...
   Качаю головой. Да, разочарован и не собираюсь это скрывать.
   - В больнице был не первый раз.
   - Я понимаю... - шепчет он потерянно.
   А я злюсь, сам не знаю почему. Шагаю к нему, бросаю почти грубо.
   - Нет, не понимаешь. - И рывком завязываю ему глаза.
   Он вскидывает руки, то ли для того, чтобы снять с себя импровизированную повязку, то ли просто поправить. Перехватываю запястья. Все еще злюсь.
   - Если скажешь нет, я уйду.
   - Совсем?
   - Что?
   - Совсем уйдешь? Навсегда?
   - Возможно.
   - Тогда да, только... пожалуйста, не пугайте меня. - От этой фразы, произнесенной беспомощным, обреченным голосом, мне делается совсем тошно.
   Вздыхаю и усаживаюсь на кровать. Толкаю его в плечо, вынуждая опуститься на подушку. Он подчиняется, но я вижу, что у него на лице напряжен каждый мускул и как напряжено его тело в ожидании чего-то неизвестного, но неизменно пугающего. И что мне теперь делать с этим его иррациональным страхом? Как убеждать, что бояться нечего, что я не причиню ему зла? Что говорить?
   - Пожалуйста, - сам не успеваю понять, как уже прошу, нет, умоляю. - Пожалуйста, не бойся меня.
   - А вы не пугайте, я и не буду. - Шепчет он и поднимает вверх руку, тянется незряче, я тут же прижимаю её к щеке. Он вздрагивает. Целую в ладонь. Нежность. Сколько же нежности во мне пробуждает этот мальчишка. Думал ли я, что во мне её столько скопилось?
   - Разве страшно?
   - Немного.
   - Сейчас пройдет, - обещаю до того, как успеваю придумать, что мне теперь с ним делать.
   Склоняюсь и целую в пупок, он тут же вскидывает руки, пытается оттолкнуть, но, прикоснувшись к волосам, замирает. Я тоже не спешу продолжать. Знаю, что ему еще нужно привыкнуть, полностью переключиться на осязание, на время забыв о зрении, о том, что оно вообще у него есть. И когда он неуверенно начинает перебирать в пальцах мои волосы, отмираю и я.
   Скольжу губами по едва заметной ложбинке от пупка до солнечного сплетения. Он судорожно хватает воздух ртом. Ему не неприятно, просто все так же, как он сам сказал, немного страшно. И я понимаю его. Трудно довериться первому встречному, даже если он и говорит, что когда-то вы уже были знакомы. Вздыхаю и отстраняюсь, нависаю над ним. Мое бездействие тяготит, он начинает беспокоиться.
   - Почему вы остановились?
   - Я хочу быть уверен, что ты хочешь, чтобы я продолжил.
   - Я... хочу?
   - Ты у меня спрашиваешь?
   - Нет. У себя. И... не знаю ответа.
   - Тогда, наверное, не стоит.
   - Нет. Просто... эта повязка...
   - Не нравится, сними. Я ведь не держу твои руки.
   - А вы...
   - Нет. Не обижусь и не разозлюсь, если тебя это беспокоит.
   - Беспокоит.
   - Почему?
   - Я хочу вспомнить вас, как вспомнил ваши прикосновения.
   - А ты вспомнил?
   - Я... покажу.
  
   Я толкаю его в плечо. Знаю, что раньше никогда так не делал, не был так настойчив и... развратен, наверное. Не потому что помню об этом, нет, просто знаю и все. Он удивлен, но подчиняется и улыбается глазами. Он красивый, с проседью в черных волосах, с едва заметной россыпью морщинок в уголках глаз, с бледными, мужскими губами, правильными черта. Да, он красивый. Неужели, я мог понравится такому мужчине? Он говорит, что мог, и я почему-то ему верю. Склоняюсь над ним, хочу задеть губами губы, но нет, лишь грею их дыханием. Дразню? И когда я только успел стать таким? Или с ним я всегда был собой, а с другими притворялся? Но самое увлекательное, что когда сам, и, правда, не страшно. Ведь всегда можно остановиться. Прервать не желанный контакт. Но он... желанен. Да, именно так. Непривычно и странно. А он все так же улыбается мне, все так же смотрит своими теплыми, карими глазами. Красивыми, большими, нет. Просто огромными, они так близко. Целую в брови, прослеживаю их изгибы. Он щуриться и осторожно кладет большие, теплые ладони мне на талию. Вздрагиваю от резкого контраста. Я как-то и не заметил, что слегка подмерз, но он согревает меня, целуя в кадык и тут же вскользь проводит языком по ямочке между ключицами. Теперь жмурюсь я. Это так приятно, просто необыкновенно. Опускаю голову. Смотрю на него. Запоздало улыбаюсь в ответ и все же целую.
   Не удержался. Спасите, тону! Нет. Просто спаси. Игорь, ты ведь спасешь меня, правда? Вжимаюсь в него, почти падаю, локти подгибаются. Ему там не тяжело? Мысль вспыхивает так мимолетно, что я даже в слова её облечь не успеваю, не то что в действие. Он обхватывает меня руками, прижимает к себе с такой силой, что становится нечем дышать. Теперь я на сто процентов уверен, что он не солгал ни в едином слове. Мы были вместе, мы есть, мы будем. Я этого хочу. Я... кажется, помню, точнее, начинаю вспоминать.
   Он целует меня, требовательно, жадно, распаляясь с каждой секундой. А я отвечаю, понимая, что не смогу вернуться к родителям. После всего случившегося, не смогу. Я даже уже не помню любил ли я их когда-то. Хоть когда-нибудь. Не важно. Теперь это совсем не важно. Я хочу остаться с ним. С моим Игорем. Моим.
   Отрываюсь от его губ, тяну вверх его домашнюю кофту, он поднимает руки, привстает. Стягиваю её с него и снова прижимаюсь всем телом, но теперь кожа к коже. Бог мой, как же это... это.... Слова кончаются. Но это так прекрасно, так... возбуждает, что словами не передать. Его кожа такая теплая, такая гладкая на ощупь. Я целую его между ключиц, трусь носом под подбородком. Он тихо неразборчиво что-то шепчет, скользит вдоль меня ладонями, гладит подушечками пальцев, почти невесомо, между лопатками, пробегает по позвоночнику, словно клавиши рояля перебирая позвонки, спускается к пояснице. Поглаживает. Настойчиво, нетерпеливо, но не пересекая некие границы, которые я сам воздвиг между нами, но теперь сам же жажду от них избавиться.
   Я целую его в плечо и неожиданно ярко понимаю, что не хочу вспоминать, не хочу этих границ, совсем не хочу ничего знать о том, что было, хочу жить настоящим. Только тем, что сейчас. И почему Игорь считает, что когда-то я этого боялся? Ведь теперь мне совсем не страшно. Вот честно-честно, совсем-совсем. Наверное, от удара по голове, внутри меня что-то переклинило. Вот и все.
   Не могу удержаться. Трусь об него всем телом, скулю, как щенок, наверное, это так глупо звучит, но он смеется, опрокидывает меня на спину, накрывает собой, шепчет в шею заклинанием.
   - Вад, мой маленький, мой самый хороший мальчик...
   И я тянусь к его губам, сам тянусь, сам целую. Сам скольжу руками по бокам и принимаюсь стягивать брюки. Домашние, широкие, держащиеся на одной резинке. Он замирает, поднимает лицо от моей шеи, смотрит внимательно, с немым вопросом, который не рискует произнести. Но я все равно отвечаю ему, шепча.
   - Сделай это...
   - Что? - выдыхает он мне в подбородок, - Что, мой хороший?
   - Меня своим...
   И не остается ничего, кроме его губ, ладоней, пальцев, теплоты, в которую я погружаюсь как в парное молоко, которым кто-то из высших сил вздумал наполнить бескрайнюю и бездонную ванну. Я тону, и он утопает вместе со мной. Я чувствую это и мне хорошо. Разве может быть лучше?
  
   Осень в этом году была дождлива и, в противовес прошлогодней, холодна. По утрам на лужах хрустел ледок и дыхание проскальзывало между губ быстро рассеивающимся молочно-сизым паром. Сероглазый парень в гладком, кожаном пальто до колен куда-то спешил через раз перепрыгиваю подтаявшие лужи. На руках у него красовались дорогие замшевые перчатки, черные, словно беззвездная ночь. Такие редко встретишь на мужчине. Но кому какое дело в дождливый и пасмурный день.
   - Игорь! - почти радостно окликнул он презентабельного мужчину, курившего возле дорогого, элегантного авто.
   - Привет, - кивнул тот, бросил на землю недокуренную и до половины сигарету, не задумываясь, подхватил его одной рукой, крепко прижимая к себе и уткнулся носом в шею.
   - Я соскучился. - Прошептал парень одними губами, улыбаясь в небесную пустоту.
   - Мальчишка!
   - И просто безумно тебя хочу.
   - Ты всегда хочешь... - и помедлив, - Я тоже хочу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.36*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"