Луна не успела смениться, пока следовал я путем Господина моего вдоль речных берегов. Дни эти были длиннее любых, проведенных в храме. Я был счастлив в странствии и первые дни с сожалением думал о возвращении. Но дни проходили, и я все чаще находил в сердце своем Сиа. Я думал о ней, проходя сквозь залы храмов. И сидя на носу нашей лодки, я подбирал слова, чтобы рассказать ей о красоте встреченных нами судов. Повсюду, где только было можно, я читал свитки, написанные многими людьми, и мечтал потом, как стану объяснять Сиа прочитанное. Я сравнивал с ней танцовщиц Баст и Хатор, и выходило, что и гибкостью стана и плавностью шага она превосходит любую из них. Я разглядывал пристально жен, сестер и дочерей тех, кто близок к самому сыну Гора, украшенных богато и одетых в тонкие ткани, несущих щедрые дары, и в каждой под бирюзой и белым льном находил изъян, которого Сиа была лишена. Глядя на воду в темноте, я представлял, что это глаза Сиа и в сердце моем вел с ней бесконечные разговоры.
Дни мои были днями счастья. Ночи мои были ночами мечтаний. Только когда Господин мой оставлял меня надолго, радость моя тускнела, и покой мой сменялся тревогой. Но когда беспокойство заставляло меня искать его, он заговаривал со мной, неслышный для других, и я возвращался к своим грезам о Сиа. И чем дольше длился наш путь, теи сильнее души мои стремились назад. Так продолжалось день за днем, и, когда лодка наша подошла к причалу у храма, нетерпение стало горячим песком под моими ступнями, я не мог стоять не месте.
Господин мой пожелал, чтобы в этот день все люди его могли встретить своего Повелителя и оттого мы встали не у пристани храма, а у мостков в деревне. Желания Господина моего известно было Сетнуту, оттого к полудню собрались все жители с женами и детьми и с рабами и со слугами. Они бросили дела свои чтобы выйти встречать нас, оттого что Господин мой порой даровал им милость: взглянувшие в глаза его поправлялись от болезней, коснувшиеся его становились удачливы в делах своих.
По крику кормчего корабельщики привязали лодку, господин сошел на причал и Сетнут склонился перед ним, и люди припали к земле у ног его.
Я сошел с лодки следом за Господином моим и стоял за спиной его, и высматривал в толпе Сиа, но не мог найти ее среди множества спин.
Господин мой повелел служителям открыть кладовые и вынести людям пива, и мяса, и сладостей и раздать тем, кто не имеет лишнего, множество вещей из запасов наших.
- Роскошен урожай на нивах моих, и врагов своих я видел мертвыми, - сказал он. - Плодородны мои земли, богаты подношения в храмах. Сердце мое радуется, пусть у всех будет праздник.
И он пошел к храму, а люди вскочили и зашумели радостно. Я хотел бы подойти к ним, но не решался отстать от Господина моего, и пошел за ним следом. У ворот храма увидел я Сетмера и обрадовался, что спрошу у него о дочери. Но Господин мой обернулся ко мне и спросил:
- Есть кто-то в деревне, кого ты хочешь видеть так, как путник среди пустыни хочет видеть воду?
- Девчонка! - воскликнул Хив. - Если хорошенькая, надо их поженить. Пошли, посмотрим.
- Я увижу ее позже, - ответил я в смущении.
- Ступай к ней, - сказал Господин мой.
Но я не решился уйти.
- Может, Господину моему, понадобиться моя помощь в делах? - сказал я.
Господин рассмеялся и подтолкнул меня в сторону селенья.
- Позову, - сказал он. - Ступай.
Я не противился больше желанию своему видеть Сиа и бросился назад, к пристани. Жители еще были там во множестве, может и ее я найду среди них.
Хив прокричал мне вслед:
- Волею Ра, ему не придется голосить на всю округу, чтоб тебя позвать, дойди ты хоть до Омбоса.
Не будь мои мысли полны Сиа, я бы и сам мог сообразить, голос Господина моего найдет меня всюду. И даже сидя рядом с Сиа я повернусь и пойду на его зов...
Когда проходил я воротами храма, сердце мое покинуло меня и ушло вперед к порогу Сиа. Я торопился к ней, и на приветствия отвечал, не останавливаясь. Черная храмовая кошка Сумет увязалась за мной. Наверное, она тоже рада была меня видеть и надеялась выпросить еды или ласки. Она семенила за мной, но я не остановился, пока не добежал до дома Сетмера. Хозяйка просеивала ячмень во дворе.
- Да продлит Ра годы благоденствия, Мериф! - сказал я.
- Да продлит, Шери, - рассмеялась супруга Сетмера. - Долго тебя не было. Господин мой в храме, если ты ищешь его.
- Я его уже видел, Мериф. А не знаешь ли ты, где Сиа?
- За домом, - ответила Мериф. Она обернулась и закричала, - Сиа! Сиииаа! Ступай сюда.
Она выпрямилась, уперев руки в поясницу, и я увидел, грудь ее увеличилась и живот округлился. Неужели опять родится девочка? Сетмера возносит молитвы, и приносит жертвы, но из лона Мериф за 10 сезонов не появилось ни одного мальчика, хотя боги даровали ей плодовитость, а хранили дочерей ее от болезней, змей и посланцев Собека. Мериф не дождалась ответа от дочери и сказала мне:
- Присядь в тень Шери, я ее приведу.
Она пошла за дом, но я не стал ждать ее возвращения. Я пошел за ней, едва она повернула за угол. Ведь она идет к Сиа...
Позади дома я пригнулся и заглянул за тростниковую ограду.. Сиа сидела на коленях у жернова, одежда ее была спущена с плеч и волосы подвязаны, она размалывала зерно вместе со служанкой Мериф.
- Он прибежал к тебе, едва оказался на берегу, а ты говоришь, что зерно не молото! - воскликнула ее мать. - Оставь, мы с Мут закончим.
Сиа поднялась на ноги, и я бросился назад, чтобы они не заметили, как я подглядываю за ними.
Сиа вышла ко мне плавным шагом, будто выплывающая из зарослей птица. Она улыбнулась мне, поманила рукой, и прошла через двор, и я пошел за ней. Мы вместе вышли наружу, Мерит сказала вслед, чтоб мы до темноты вернулись, но я едва слышал звук ее голоса.
Лишь только мы вышли, Сиа отряхнула крошки и шелуху со своей одежды и спросила меня:
- Ну, ты мне привез что-нибудь?
Я растерялся и все слова, нанизанные в сердце моем для нее, посыпались и смешались. Откуда мне взять подарки?
- Ну, же, - сказала Сиа, видя что я молчу. - Лодка ваша едва не тонет под тяжестью груза. Рабы надорвали спины, перенося золото в храм. Я не была на пристани - мать оставила меня помогать ей, потому что Уина теперь у Мери, и я осталась старшей дочерью в доме. Но Атуи уже приходил рассказывать.
Что мне было ответить? Мы были во многих храмах и множество подношений было положено к стопам нашего Повелителя. По милости его команда получала изысканную пищу, пожертвованную ему, и корабельщики одарены были тонким льном и пивом из числа даров самого Великого Хранителя царских сокровищ, сына Любимца Гора. Но сам я не нуждался ни в чем заботами моего Господина, и в мыслях моих не было просить себе большего, чем я имею. Потому я ответил Сиа:
- Я путешествовал с Господином моим. Дары были поднесены ему.
- Мог бы ухитриться, - сказала Сиа с досадой.
- Что ты, Сиа! - взмолился я. - Вспомни, кто Повелитель наш! Как я могу? Имущество его священно. Господин мой читает в сердце моем, каждый вздох мой ему известен. Как я смею взять что-то из принадлежащего ему?
Сиа поморщилась.
- Зачем тебе брать? Тебе нужно было лишь сказать ему, и ты получишь то, на что укажешь. Атуи говорил, ты шел у плеча его, рядом, как равный богу, - она взглянула на меня искоса. - А правда ли ты у него за тем, в чем Гор ему отказал?
Я подумал, что это ей тоже сказал Атуи. Я побью и его и Хефри - их обоих. Сиа смотрела на меня внимательно и улыбалась, и мне было горько от ее слов и ее взгляда.
- Зачем ты слушаешь злословье? - спросил я. - Зависть в их сердцах...
- В чьих? - рассмеялась Сиа. - Горнахт говорил, Повелитель Сет Сутеха обласкал, будто он не служитель его, а наложница...
Горнахт... я будто прокисшего пива хлебнул. Имя это, как отрава в воде.
- Да будет проклят день, когда я перевязал его раны, - закричал я. - Он порочит Господина моего, потому что он из людей Гора. А меня, потому что я из людей Сета. По слову Господина моего я выслушиваю его ложь молча и не смею возразить.
И тут я увидел, что Сиа хмурится, губы ее сжаты, и лицо сердито.
- Раз ты так сердишься, значит не ложь! - воскликнула она. - Мать моя шепчет мне с утра до вечера, посмотри на Сутеха, он среди писцов храма и скоро станет над ними, Повелитель наш добр к нему и он станет вместо Сетнута. А я скорее пойду к Горнахту. Хоть он и не знает меры в пиве - зато он воин! А ты кто?
Она отвернулась и пошла к калитке.
Я бросился за ней и пытался остановить ее.
- Постой, Сиа! Не говори со мной так. Я найду для тебя подарок...
Сиа вырвала у меня руку и ответила:
- Ты еще обряда не прошел, а уже собираешься брать себе жену? Ступай к своему Господину и оставь меня.
Она захлопнула калитку передо мной, а я остался у ограды. Атуи и Хефри по слову Сетмера сложили ее на локоть выше, чем прежде, и я не мог заглянуть во двор. Черная Сумет пришла по гребню стены, спрыгнула вниз и стала тереться головой об мои ноги, утешая. Я взял ее на руки и пошел прочь.
Сердце мое стало подобно треснувшему кувшину, и не осталось в нем слов. Встречные люди ждали праздника и приветствовали меня с радостью, я отвечал им почтительно, но души мои были далеки от веселья и смеха.
И когда я дошел до храмового сада, я прижал к себе кошку и заплакал. Но кошка вывернулась из моих рук и убежала в тростники.
За что Сиа так жестоко мне отказала. Если я ей не по нраву, она могла сказать об этом прямо. Я не прошел обряда? Это не оттого, что я не достиг положенного возраста или испытываю страх, это оттого, что Господин мой запретил. Сыну Сета ни к чему, сказал он, твое посвящение будет иным и свершится в должное время.
Разве дни мои не полны чудес, неведомых людям? Я был в тайных комнатах служителей Ра и мне известно о возведении чудесных зданий и приготовлении ярких красок. Я вернулся от Белых Стен, я видел сына Гора, любимца двух богинь, и не лежал у ног его в страхе, а стоял подле Господина моего, когда он принимал дары. Я видел госпожу Сестру луны, она сделала меня черным псом и я ходил четырьмя лапами. Я пробрался в место покоя чародея, и от его колдовства сильно захворал... или даже хуже... Когда я вернулся на лодку, корабельщики косились на меня и обходили стороной. Удивление мое было велико, потому что прежде они говорили со мной дружелюбно и шутили. И когда я спросил у кормчего, отчего они стали так ко мне неприветливы после моей болезни, он воскликнул: "Болезни? Да ты был мертв, клянусь милостью Хапи!". Он говорил мне, что Инпу стоял у моего изголовья, но Повелитель прогнал его и Хив отнес мое тело в запретное святилище. Кормчий и сам считал меня мертвецом, но я вернулся с острова живым. Я видел там женщину, наполнившую сердце мое слезами и светом, а рот молоком и медом. Пусть Хив и сказал, что она безумна, но я думаю, она была из числа богинь.
Я готов был поведать обо всем этом Сиа, чтобы она разделила радость мою, я уверился, что чудеса тронут ее и она обратит ко мне свои души и готов был уже к ликованию. Сиа не захотела меня выслушать...
Слезы размывают горе в сердце человека, как вода размывает дамбы. Но прошло много времени, стало уже темнеть, а я никак не мог успокоиться. В сумерках я не заметил, как Господин мой вошел в сад. С ним была Миу, и на звон ее браслетов и поясов я поднял голову и увидел их.
Я избегал обращаться в мыслях к Господину моему, пока был в саду, не желая, чтоб огорчение мое стало ему известно, и чтобы дела его были прерваны из-за меня, и теперь я постарался вытереть слезы с глаз моих.
- Слышал я, - сказал Господин мой, когда я поднялся навстречу ему, - что ты разговаривал с дочерью Сетмера и был расстроен услышанным? Неужели дочери слуги моего Сетмера непочтительны с тобой?
Я испугался, что Сиа может стать причиной его гнева, и ответил поспешно:
- Нет, Господина мой, я огорчен непочтительностью другого.
- Мальчишки наговори Сиа про него, - сказала Миу. Она выглянула из-за его спины и взглянула на Господина моего с усмешкой, - и про тебя. А Сиа давно заглядывается на пропойцу, которого вы с братом притащили к нам полумертвым.
Я испугался еще больше. Миу может все ему рассказать. Порой мне кажется, что она всеведуща. Должно быть, уши ее ходят повсюду отдельно от нее и все слышат.
- Пойдем с нами, - сказал Господин мой. - Мы идем к празднующим. Пора и мне послушать Горнахта.
Тогда я вымыл лицо в садовом пруду и пошел с ними к площади. Там было шумно, от костров летели в небо искры, пахло мясом и дичью. Люди получили из кладовых храма много пива и запасы мяса, и муку для хлебов и праздник был такой, будто урожай уже собран. Сердце мое было в тревоге и я опять высматривал Сиа меж жителей селенья.
Господин мой прошел сквозь толпу и встал среди людей. Лицо его было спокойно, но люди смотрели на него и замолкали. Смех их затихал, они отходили в сторону и оставались стоять безмолвно у оград по краям. Другие оставляли еду и пиво и тоже спешили скрыться под деревьями. Место опустело совсем и мне тоже хотелось уйти за костры в тень, но Миу взяла меня за руку и не позволила. Я слышал треск ветвей в огне и пение цикад, а голосов не слышал больше, потому что все затихли, глядя на нас.
И тогда Повелитель наш встал посредине и сказал:
--
Я - Сет. Я тот, кто лишил Гора его ока, я погубитель брата своего, муж сестры своей, повелитель красного песка. Кто посмел усомниться в моей силе? Кто смеет клеветать?
Он повернулся, и посмотрел на Горнахта. Шелест прошел в листве и мне стало холодно. Сидя, в саду призывал я Собека прийти и унести воина Гора в свои подводные покои, но сейчас боялся, что участь его будет тяжелее.
Люди забились и отшатнулись от Горнахта. Он оказался перед лицом Господина моего и стоял молча.
--
Мне сказали, ты сочинил обо мне сказку, могучий воин, - сказал Господин мой. - И я пришел ее услышать.
Горнахт молчал.
--
Говорят, ты гонял меня палицей по камышам?
Горнахт молчал.
--
Говорят, ты сражался со мной, потому что узнал меня и решил напасть, чтобы забрать у меня око Гора?
Горнахт поежился.
--
Говорят также, что я призвал огромного льва и он отогнал тебя?
Горнахт вдруг выпрямился.
--
Ты призвал льва - сказал он. И лев был больше буйвола. Когти его были, как мотыги, клыки, как плуги.
Господин мой посмотрел влево и посмотрел вправо.
--
Верите ли вы этому человеку? - спросил он. - Верите ли вы, что я призвал такого льва? Видел ли кто из вас подобного?
Шорох и разговоры раздались со всех сторон. Смех стал слышен. Один сказал, что такого льва нет и Горнахту он приснился. Другой сказал, Горнахту после третьего кувшина собственное достоинство кажется вдвое больше, чем оно есть - и со львом то же. Вот уже люди во множестве кричат, что не верят Горнахту.
Господин мой молчал и слушал, и лицо его мрачнело. И когда заговорил он, люди замолкли и затаили дыхание, потому что голос его был грозен.
--
Веры в мое могущество нет в вас, - сказал он. - Как нет в этом человеке должного почтения.
Господин мой взмахнул рукой и воздух задрожал от рева. И выступил к огню зверь, какого я не видел. Голова его была ниже холки и размером с камень, с которого Горнахт хвастал о своих подвигах. И казался он тяжелым, как скала, но взвился с места легче антилопы. Он прыгнул на Горнахта и поверг его. Господин мой подошел к нему и поставил ногу на грудь его.
--
Расскажи еще раз свою историю, - сказал он. Голос его был мягок, но от него Горнахт содрогнулся. Он заговорил, хотя лапа зверя лежала у него на груди и нога Господина моего стояла рядом, и слова покидали его с трудом.
--
Я шел с востока к западу и неподалеку от Брода Итху и увидел путников в зарослях. Я видел, что у них есть еда и имущество и украшения на плечах. И я пошел следом, потому что хотел добыть себе добра. Шли они безлюдными местами, и когда один ушел охотиться, я напал на другого. Я выждал, когда он снимет с себя одежду и оставит ее на берегу, чтобы войти в реку и тогда прыгнул ему на спину с ножом в руке.
- Зачем же ты это сделал? - спросил Господин мой, будто действительно не знал, что случилось у Горнахта с двумя путниками. - Разве не мог ты забрать одежду, и украшения, и другие вещи, ведь они лежали на берегу? Разве ты не мог взять всего этого и уйти тихо?
Горнахт скривился, словно все зубы его разом заболели.
- Я опасался, что ты позовешь своего спутника, и вместе вы догоните меня и одолеете без труда, - сказал он.
Господин мой кивнул, как Аповер кивает, выслушивая прилежного ученика, и я видел, что он ждет продолжения истории, а страшный лев выпустил когти. Горнахт тоже увидел и завопил громко:
- Я решил перерезать тебе горло и бросить мертвого в реку, и уйти с твоим добром, пока не вернулся тот, кто был с тобой!
Впервые я слышал все, как было, и в сердце моем вспыхнуло пламя. Знал я, что Горнахт непочтителен и богохулен, но не знал всего о нем. Люди вокруг шептались в смятении, женщина вскрикнула в темноте.
- И что же? - спросил Господин мой.
Все умолкли. Горнахт стал серым, как сухой ил.
- Я сильный воин, - сказал он. - А ты великий. Мне ли ровняться с могущественным и хитрым? Я слаб и простодушен подле тебя. Ты сказал мне, спрячь нож, поднятую руку опусти, ты немощен против силы, а я не стал слушать. И тогда пришла по зову твоему тварь из зарослей и я был повержен.
- Еще спрошу, - сказал Господин мой. - Говорят, раны твои были нанесены мною...
- Нет, - перебил его Горнахт - только львом. У этой скотины когти, как серпы.
Лев зарычал, Горнахт замолк и зажмурился. Я видел - рука господина моего коснулась холки зверя, тогда лев успокоился и лег на брюхо.
Господин мой стоял молча, глядя в огонь. И люди его селенья стояли молча. Я видел Сиа среди них, с лицом, закрытым руками, но я не думал о ней. Сердце мое пылало, в груди моей было пусто.
Господин мой повернулся к людям.
- Услышьте! - сказал он. - Открыли души свои речам пьяного и сами сделались пьяны. Обратитесь теперь к сердцам своим и отделите в них молоко от кислого пива. Человек этот силен в драке, но язык его длиннее его тени в час наступления сумерек. Он будет наказан. Смотрите на него и думайте о себе, - что скажете, стоя между Инпу и Тотом? Ступайте прочь.
И, услышав его слова, люди помчались в стороны, остался только Горнахт, оттого, что лежал на спине лицом к небу и господин мой не убирал ноги с груди его. Мне тоже захотелось бежать, но Миу схватила меня за руку и удержала на месте.
У костра стало пусто, тогда Господин мой отступил от поверженного Горнахта и опустился на спину льва.
- Идите ближе, - сказал он. Мы подошли и сели рядом.
- Горнахт, - сказал Господин мой, - печалишь ты мое сердце. А твое сердце станет кормам для Аммы в день суда, потому что перед Инпу отвечать станешь правдиво, как отвечал под лапой зверя.
Пяткой водил он по брюху льва, а рукой гладил шерсть на загривке, и лев щурился, подобно кошке, но когти его упирались Горнахту в живот остриями, и Горнахт лежал смирно. Господин мой посмотрел на меня и усмехнулся.
- Смотри, Горнахт, - сказал он, - Сутех поражен твоей новой историей. Разве смотрел он так на тебя в те дни, когда ты хвастался победой над Сетом? Я буду щедр и оделю тебя мудростью. Правдивые истории лучше выдуманных, потому что выдуманные захватывают лишь мысли, а правдивые пронзают насквозь все семь душ.
Горнахт покосился на меня, но промолчал.
- Ты обучал сына моего и обучил достойно, - сказал Господин мой. - За это я награжу тебя, чтобы ты мог покинуть храм и жить с людьми и быть не последним среди них. Однако, перед людьми моими ты восхвалял себя без меры и будешь наказан жестоко.
Лев выпустил Горнахта и тот поднялся.
- С Сутехом будь отныне почтителен, - сказал Сет. - Потому что он первый среди слуг моих, и он станет решать о твоем прощении.
Горнахт посмотрел на меня. Ненависть я видел в его глазах. Он скрылся в темноте, но я все смотрел ему вслед.
- Ты смущен? - спросил Господин мой.
- Милость твоя шире разлива Нила в удачный год, - ответил я.
Господин мой рассмеялся.
- Дождись утра, - сказал он - и ты увидишь, что она гораздо уже.
Страшный лев потянулся и зевнул. Он облизнул морду языком, которым можно было накрыть гуся, а то и двух, повернулся к нам, рыкнул негромко, но внутри меня затряслось что-то от этого рыка.
- А ты думал, он пойдет тебе на ужин? - сказал ему Господин мой.
Миу встала на колени и принялась чесать львиный загривок растопыренными пятернями. Лев уронил башку на лапы и заурчал, как кошка, только от этого мурлыканья листья над нашими головами подрагивали.
Миу обернулась:
- Иди ко мне, маленький Сутех, - сказал она нежно, - доставь удовольствие моему брату. Это все равно, что ласкать кошку, а уж кошку ты приласкать умеешь. Не бойся, он совсем ручной!
Господин мой расхохотался, услышав ее, и она сама рассмеялась вслед за ним, мягким своим легким смехом и мне показалось, что даже лев смеется. Я решил, Миу видела, как храмовая кошка приходила меня утешить, но промолчал и подошел.
Когда руки мои оказались по локоть в шерсти, и пальца добрались до львиной шкуры, Миу обвила руками мою шею.
- Позволь мне осушить слезы твоего сына, - спросила она у Господина моего.
- Он не из твоих братьев, - напомнил ей Сет.
Миу скользнула рукой по груди моей и пальцы ее легли на подвеску Госпожи Сестры Луны. Сердце мое замерло и холодок пробежал по коже.
- Он всего на шаг дальше от Луны, чем мы, - прошептала она. - Он ходит лунными тенями и носит в себе часть души Нуна. Глупая девчонка не хочет его. А я хочу...
Она обнимала меня тонкими руками, кожа ее была горячее ветра в пустыни, нежнее самого тонкого льна.
- Слышишь, маленький брат, - шептала она мне на ухо. - Ты всегда был со мною ласков, не жалел для меня рыбешки из улова и гусиного крылышка.
В самых сладких снах мне не снилось, чтобы Сиа обнимала меня так, как обнимала теперь танцовщица. Но слова ее смущали мой разум. Рыбешки? Крылышки? Я угощал ими храмовых кошек и котов, и не осмелился бы даже подойти с таким подношением к Миу. От самой Белой стены едут на праздниках мужчины, чтобы увидеть ее пляску. Что ей рыбьи хвосты, если ожерелья ее из золота, а пояса из лазурита и бирюзы. Миу знает про Нуна и детей его и зовет Хива старшим братом? Я хожу по теням, как они? Как они?! Золото на груди моей потеплело под ладонями Миу и внутри разгорелся огонь.
- Как вы? - переспросил я.
- Как дети Нуна, - прошептала Миу. - Жрецы и свитки молчат о нас, но тебе был открыт наш путь.
- Дети Нуна, - сказал Господин мой. - Они более сродни богам, чем людям, ях Тота озаряет их путь. Перед ликом его они охраняют пределы Та - Мери в ночи.
Миу потерлась щекой о мое плечо, мурлыча:
- Я увидела сразу, маленький Сутех, твоя тень прошла в ворота на четырех лапах. Я пошла за тобой следом и видела, как девочка из дома доброго Сетмера выбросила лазурит на дорогу, не зная ему цены. Она - бросила, я - подберу...
- Сумет, - прошептал я.
Кошка шла за мной от храма... Миу.
Господин мой поднялся на ноги.
- Доброй ночи, - сказал он, и ногой толкнул льва в бок. - Ты, поднимайся. Я хочу, чтоб никто не мешал моему сыну этой ночью. Ступай и сделай так...
Они ушли, а я остался с Сумет среди горящих костров.