Небов Константин. Потерянный ключ от забытой двери

Константин Небов.

Потерянный ключ от забытой двери.

Пролог

"Господи, боже мой, мамочка родная, ну почему, почему это случилось именно со мной? Ведь я следовала всем этим чертовым рекомендациям, всем советам этих бесчисленных врачей и россказням всех этих модных, таких правильных, журналов, будь они все прокляты! Что, что же такое могло случиться?" Тусклый белесый свет искусственного освещения бил прямо в глаза, окно было занавешено, но разбитые и неплотно закрывающиеся рамы не могли сдержать нарастающий шум весеннего утра. "Сейчас уже утро субботы, а попала сюда я в четверг... за что, скажите, за что мне эти муки?" Пустая палата, все врачи спокойно отгуливают законные выходные, да и роженицы, у кого еще не начались схватки, тоже ушли давно домой... а у нее все еще звенит в ушах холодной сталью приговор главного врача, сказанный им вчера вечером у порога палаты двум другим докторам. Они думали, что она спит, но она не спала, и слышала все: "Роды тяжелые, состояние роженицы под угрозой, мне вчера звонили из министерства, отец нашей пациентки оказался какой-то там шишкой, он работает в парткоме, ну, в общем, дорогие товарищи, как хотите, а если не случится чуда, в понедельник с утра, нам надо будет удалить плод, естественно, c его с расчленением". "Как, как это c расчленением?" -это значит убить ее ребенка, ее первенца, ее малыша, ее сына? "Нет, не бывать этому! Не бывать никогда и ни за что! Боже, как же хочется пить, где же эта медсестра?" Она позвала, удивившись, как хрипло и слабо прозвучал ее голос. Странно, но ее сразу услышали. От стены бесшумно отделилась фигура в белом халате, лицо прикрыто толстой марлевой повязкой. "Что ты хочешь?" - бесполый, странный голос прошелестел мягко и тихо, но как-то бесплотно, как будто густой туман внезапно опустился на палату, и все звуки вмиг стали слышны глухо, как сквозь вату. "Пить, я очень хочу пить, принесите мне воды", - едва прохрипела она. Ее язык стал вдруг почему-то сухим и шершавым и почти не ворочался во рту. "Нет, я не про это", - голос странным образом и успокаивал ее, и завораживал одновременно, - "чего ты хочешь на самом деле?" "Родить, родить своего сына", - она не могла сдержать слез. "Сына? Ты так уверена? Откуда? Ну а что, если это будет дочь?" - голос странного доктора тихо шелестел, будто ворох сухой листвы на осеннем тротуаре. "Боже, да кто угодно, только бы ребенок был жив!" - выдохнула она. У нее больше просто не было физических сил вести этот странный разговор с этим странным доктором. Она была почему-то уверена, что у нее будет сын, но кто его знает, заранее пол ребенка не определишь, может, и вправду, будет дочь. "Хорошо, я тебе помогу, но ты должна меня об этом попросить. И хорошо попросить. Искренне. О своем сыне ты угадала, это будет мальчик, да, ты родишь сына", - фигура в белом подошла поближе, и она уже смогла лучше рассмотреть ее. Белый халат мешковато висел на костлявом теле, зрачки огромных глаз были черны и неподвижны, нос и рот под марлевой повязкой вообще не были видны, и даже их контуры не просматривались... Что же это за врач? Откуда он взялся? Она его не помнит, она никогда не видела его в палате раньше... А, все равно, ведь ничего не может быть хуже, чем то, что с ней уже приключилось. - "Да, да, конечно, я прошу, помоги мне родить, помоги мне родить, я все сделаю, чтобы мой сын остался живым!" - она не узнала своего голоса, таким хриплым он стал. Белый силуэт едва заметно кивнул, но ничего не сделал, а просто бесшумно отступил, куда-то назад, во тьму. И в тот же миг волна новой жуткой боли неожиданно накрыла ее, накрыла так, что она не смогла сдержать рвущийся наружу громкий крик. "Чего ты кричишь, дочка, нет врачей сейчас, все выходные, не вовремя ты тут шуметь у нас надумала, - вбежавшая в палату престарелая медсестра быстро засеменила к кровати, припадая на одну ногу, - "уехали все, уехали на дачи свои, выходные сейчас, вот в понедельник все опять будут..." Но она уже не старалась сдержать свой крик, и кричала все громче и громче. Дикая, терзающая острыми кинжалами боль, казалась, выворачивала всю ее наизнанку. "Дочка, ты чего, да ты чего, ой, боже, да ты что же это, ты рожать надумала, что ли? Сейчас, погоди ты, погоди, ой, господи, ты погоди, говорю, сейчас я позвоню, найду дежурных, найду главврача, всех, всех вызову, сейчас ты погоди...". И вот уже совсем скоро субботнее утро взорвалось шумом, треском, топотом, голосами, приказами и суетой, и меньше чем через полчаса крик новорожденного поведал этому миру, что этот человек уже появился на белый свет и стал его частью.

Глава 1.

Тоскливое, серое одиночество. Боже, как оно было знакомо студенту. Ведь казалось, чего проще, когда скучные лекции, читаемые пропахшими пылью и нафталином ветхими и вечно мрачными лекторами, которые, вроде как, все еще жили в своей, уже канувшей в лету эпохе, наконец-то подходили к концу, закатиться с парой-тройкой веселых дружков в местный кабачок, или назначить свидание подружке, и, поддерживая ее за локоток, отправиться на романтичную прогулку, с удовольствием слушая ее милый и бессмысленный щебет, и изредка, с глубокомысленным видом бывалого и повидавшего жизнь матерого волка, вставлять в ее речь такие же глубокомысленные и одновременно бессмысленные замечания... Но студент был совсем не таким. Общительный и жизнерадостный от природы, он, на свою беду, был типичным меланхоликом и обладал слишком чувствительной и впечатлительной натурой, вечно принимал близко к сердцу любую мелочь, по обыкновению, долго переживал каждую неприятность, вновь и вновь вызывая в памяти неприятные и тревожные образы прошлого. Нет ничего удивительного, что со временем весь окружающий его мир, доверху наполненный людскими страстями, желаниями и эмоциями, стал восприниматься им как нечто чужое, нечто неприятное, опасное и непредсказуемое, словно холодное зимнее море во время шторма. Эти безжалостные волны людских радости, печали, боли, одержимости, гнева, ненависти, восторга окатывали его с ног до головы и причиняли ему почти физическую боль. И тогда он скрылся от враждебного внешнего мира в свой собственный, уютный и спокойный мирок, где никто и ничто не могло причинить ему никакого зла. Он очень много читал, всегда был в курсе всех последних литературных новинок, все выходные напролет рисовал тушью свои воображаемые миры, такие воздушные, гармоничные и прекрасные, а кроме того, ежевечерний просмотр фантастических и мистических кинолент, которых у него собралась изрядная коллекция, стал целым ритуалом. Он учился в том же самом университете, где когда-то преподавал его отец только потому, что привык к атмосфере толстых книг и пухлых папок с лекциями, он не мыслил своей жизни за пределами этого уютного и знакомого с раннего детства мирка.

"Но ведь он знал и другие времена... Крохотная квартирка в безликом районе новостроек, где в каждом доме было целых девять этажей! Тогда еще у них с родителями не было своей квартиры, и они с папой и мамой жили в одной комнате, где у него был целый новенький диван красного цвета, целый сказочный остров, а родители почему-то спали вдвоем на одном зеленом диване, старом и скрипучем, пружины которого, если на него неосторожно наступить, могли больно куснуть за пятку. Вечерами папа готовил свои лекции за столом, освещенным зеленой лампой, мама читала книжку или хлопотала по хозяйству, а он играл на коричневом, с цветами, ковре, лежащем в проходе между диванами, и все было правильно и хорошо. Он тогда считал эту квартиру своей, ведь если он там жил, то, как бы могло быть иначе? А вторая комната, та, что была поменьше, но зато имела маленький балкон, принадлежала Дяде, да и всея квартира тоже, оказывается, была его, как он много позже узнал. Но Дядя, хотя и появлялся в их доме довольно редко, как-то всегда был очень кстати. Например, когда к ним в гости неожиданно заходили другие дяди, а чаще всего дядя Ваня, низенький, бородатый мужичок в толстых темных очках и зеленом свитере, у него еще была странная привычка барабанить по столу пальцами и постоянно вполголоса фальшиво напевать композиции Давида Тухманова с большой пластинки с картинками на развороте. Дядя Ваня сразу же отыскивал его, где бы он ни прятался, и каждый раз зачем-то спрашивал у него, как же его зовут. И он всегда называл свое имя, немилосердно при этом картавя. Тогда дядя Ваня, сморщив лоб, значительно говорил: "Что же ты, старичок, исправляйся, нынче картавить не модно!" Это происходило из раза в раз, и он, видимо, поэтому не любил этого дядю Ваню. Но, вскоре, как он только начинал заводить свои бесчисленные вопросы, каждый раз, как по волшебству, отворялась оббитая черным дерматином входная дверь, и на пороге показывался его любимый Дядя, тоже в зелено-черном свитере и в неизменном черном котелке на густой, такой же черной шевелюре. Он шутил, крепко обнимал его, вовсе не спрашивая, как там его зовут, и какую именно букву алфавита он не может произнести, и, сняв со своих рук неизменные большие черные перчатки, кидал их на полку в прихожей. При его виде все прочие пришедшие к ним дяди теряли к нему всякий интерес, и шли в комнату его Дяди, больше не приставая к нему со странными вопросами и надоедливыми советами. И даже его сон, такой тягучий и неприятный сон, уже не мог его напугать. Он рассказывал об этом сне и матери и отцу, но они просто слушали его, занятые своими повседневными делами, они просто его слушали, как слушают фантазии ребенка, вроде как бы и внимательно, но без особо интереса. А он так боялся этого сна, особенно, когда безошибочно определял, что именно этот ужасный сон сейчас ему будет сниться. Странно, но, по своей сути, в его сне не было ничего ужасного и пугающего. Ему снилось всегда одно и то же - большая площадь какого-то старинного города, заполненная людьми. Площадь окружена средневековыми зданиями с остроконечными крышами и большими окнами, выходящими на площадь. На площади проходит какой-то праздник, и окна этих странных домов ярко освещены. Люди возбужденно шумят и хохочут, явно ожидая какого-то очередного действа. Он тоже стоит среди этих людей, пытаясь рассмотреть за чужими спинами, что же происходит в начале этой площади, там, на небольшом деревянном помосте? Но весь обзор ему закрывает мощная спина какого-то рыцаря в сияющих как ртуть доспехах. Он осторожно дотрагивается до плеча этого сияющего рыцаря, и тот начинает оборачиваться к нему. И тут его как молнией пронзает какой-то животный ужас, и он просыпается с бьющимся сердцем, весь в холодном поту. Надо бы рассказать об сне Дяде, ведь его Дядя всегда подскажет, как ему поступить, чтобы больше не бояться в своем сне этого странного рыцаря в сверкающих доспехах".

Если бы студент жил немного позже, то он неминуемо стал бы обычным рабом социальных сетей, их плотью и кровью, этаким хомячком-ботаном, вечно скрывающим свою ранимую сущность за вызывающими картинками из сети. Но интернет тогда не получил такого широкого распространения, он еще был редкостью, роскошью, доступной лишь счастливым единицам. Да и сам компьютер был тогда предметом роскоши, вожделенной и несбыточной мечтой многих миллионов сограждан студента. Единственным реальным существом в этом театре воображаемых образов и теней был друг его детства, живший неподалеку. Много-много часов они провели вместе, уткнувшись в экран телевизора с очередным мистическим боевиком, а потом, глотая бесконечный водянистый чай, обсуждали увиденное, или делились впечатлениями от прочитанных ими недавно фантастических книг. Свое будущее они представляли тогда как скорый и неизбежный полет в чудесную страну, на сверкающем межзвездном корабле, управляемом прекрасной посланницей сияющих миров. Но всему рано или поздно приходит конец, звездолет с прекрасной незнакомкой все не появлялся, и вот его единственный друг, товарищ и собеседник, имевший более крепкую нервную систему и более реальные желания и стремления, в конце концов, заскучав по настоящему яркому и пестрому бытию, быстро несущемуся мимо их тихой и сонной искусственной гавани, как-то решил, что тратить свое время на пустые беседы и фантазии, в общем-то, глупо, и в один прекрасный день записался в находящийся недалеко от их района, бассейн. Он ходил на плавание два раза в неделю и как-то, встретив после тренировки вполне земную и реальную девушку, стал почти все свое свободное время проводить с ней и, со временем, его общение со студентом сошло на нет.

Но и эта история ничему не научила добровольного отшельника. Он, так же отсидев лекции и справившись с семинарами, сразу ехал домой и запирался в своей комнате, чувствуя себя, наконец, в безопасности. Теперь, без живого человеческого общения, он действительно серьезно увлекся мистикой и все сильнее и сильнее погружался в дебри древних формул, старинных чертежей и причудливых, жутковатых рисунков. В те времена на книжных развалах города можно было найти множество литературы по любым интересующим читателя темам, от откровенного мусора до довольно серьезных переводных изданий. Будучи всегда несколько умнее и усидчивее многих своих сверстников, он, от нечего делать, самостоятельно изучил и перелопатил огромное количество самой разнообразной литературы, и не удивительно, что добился в избранном деле некоторых успехов. Очень скоро он уже умел проделывать некоторые фокусы, которые приводили в восторг его маму и пару-тройку ее подружек. Так, он мог легко сбить и превратить в бессмыслицу любое их гадание, точно угадывать вчерашние сны, не обжигаясь, хватать кончиками пальцев язычок пламени свечи, превращать белую нитку в красную, одним касанием гнуть иглы с булавками и быстро усыплять их старого рыжего кота Дормидонта. Его отец, которого он так любил в детстве, но так и не смог понять, когда стал подростком, умер, когда он заканчивал школу, умер внезапно, прямо во время лекции, которую читал своим студентам. За пять лет, прошедшие после его смерти он почти смирился с болью от его потери, тем более, когда оказалось, что он своего отца по-настоящему никогда и не знал. Чужие ему люди, бывшие коллеги по университету, проводили с его отцом куда больше времени, чем его отец проводил со своей семьей, и их воспоминания об его отце, которыми они делились с ним при встречах в коридорах университета, были ему совершенно незнакомыми, будто бы речь шла не об его отце, а о каком-то совсем другом, незнакомом человеке. Ну а его мать, скромная работница школьной библиотеки, считала его непризнанным гением в самых разнообразных областях. После показанных им фокусов, подруги ее полностью разделяли это убеждение. Студент ликовал. Наконец-то хоть до кого-нибудь стало доходить, что он не просто худосочный, застенчивый юноша в вечно кривовато сидевших очках. Пришло понимание, что он особенный, что он исключительный, что он совсем не такой, как все. Сама эта мысль, приводившая его в бешеный восторг, заставляла студента все больше и больше погружаться в темную пучину оккультных наук. Только один раз с ним произошел случай, напугавший его и даже заставивший на время оставить свои оккультные изыскания. Было солнечное зимнее утро воскресенья, он, по обыкновению, слонялся по книжным развалам в поисках какой-нибудь очередной магической литературы, и, прикупив пару никчемных брошюр, чтобы не жалеть о зря потраченном времени, уже хотел покинуть рынок, и даже вышел на зачумленную и расписанную разнообразными нецензурными ругательствами трамвайную остановку. Кроме него там толклись еще три человека, немолодого уже возраста, которые в ожидании трамвая на морозе потягивали желтое пиво из больших полуторалитровых бутылей и неторопливо беседовали. Он невольно прислушался: "Ну а как вы думали, а? - проговорил солидного вида мужик с седоватой окладистой бородой, - мы, христиане, так мы всегда крестимся тремя пальцами, а вот какие-нибудь католики, например, двумя, а эти, как там их, буддисты вообще только четырьмя. Потому что религия у них такая". "А как же это, если тремя пальцами? - спросил худощавый замызганный мужичонка в драном дешевом пуховике, - это же неудобно!" "Да чего ты несешь, неудобно, блин, ему! - сказал солидный бородач сердитым голосом, - берешь большой палец, средний палец и мизинец, и вот, все готово! Эти три пальца по-церковному прерст называются. Ну, или терст, уже я и не помню. Так матери моей батюшка сказал в церкви вчера, ну, когда я ключи забыл где-то и там свою мать вечером искал". Тут подошел долгожданный трамвай, и студент уже двинулся было к отрывающейся пасти передней двери, как вдруг уже у ступеней был схвачен за рукав самым бесцеремонным способом. "Юноша, одну секундочку!" - дернувший его за рукав облезлый старикашка в драном подобии плаща и нелепом допотопном цилиндре настойчиво протягивал ему связку каких-то жутко замызганных и перевязанных грязной тесьмой листков. "Я вижу, Вы интересуетесь, - старик, неприятно кривя беззубый рот на мертвенно бледном лице, тыкал грязными листками ему в локоть, - вот я думаю, это будет Вам поинтереснее, чем "Ночь Магии" Джонсона или "Доступное колдовство" Теляпина". Студент не удивился, что старик знает названия и авторов только что купленных им книг, скорее всего, он торгует такой же макулатурой. Непонятно только, как он так быстро и правильно разглядел их в его руке? Видимо, большой специалист в торговле подобными книгами. Он уже хотел, было, возмутиться бесцеремонностью навязчивого старика, но невольно осекся. Что-то странное было в этом продавце. Он чем-то неуловимым отличался от простого торговца книжной рухлядью, но чем, студент понять не мог. "Взгляните, - и сухая рука в потертой перчатке, больше похожая на воронью лапу, настойчиво вложила в руку студента пачку изорванных и страшно потертых листков, - вот это действительно стоящая вещь. Ритуалы и обряды тайного общества "Черный Брег" г. Санкт-Петербург, конец 18 - самое начало 19 века. Перепечатка, конечно, оригинал, к сожалению, не сохранился, но и этой перепечатанной копии уже больше шестидесяти лет. Тогда компьютеров не было, печатали на машинке, а еще больше рисовали от руки, вот такой тяжкий был тогда это труд", - старик снова скривился, будто бы съел что-то кислое, - "но документ уникальный, я думаю, это то, что Вам, юноша, надо. Лучше книги Вам не найти. Я даже не уверен, остались ли в природе еще копии этого сборника. А Вас я тут вижу часто, и знаю, что Вы действительно интересуетесь подобным знанием". Тем временем, трамвай, тяжело громыхая колесами на стыках рельс, благополучно уехал. Но, несмотря на это, радостное возбуждение захлестнуло студента. Еще бы, такая редкая удача! Наконец-то ему в руки попало что-то стоящее! Нет, даже не просто что-то, а настоящая редкость! Возможно единственный в своем роде документ! Об этом тайном обществе студент знал не понаслышке. Многие авторы в своих мистических сочинениях упоминали об их жутких ритуалах, берущих свое начало в забытых манускриптах Древнего Египта, некоторые пытались даже их описывать ... но все эти попытки в лучшем случае были смешны, а в худшем нелепы. Но в то же время, к восторгу студента примешивалась довольно ощутимая нотка страха. Во-первых, старик явно лукавил. Студент посещал этот рынок два раза в неделю, на протяжении вот уже трех лет, он знал практически всех продавцов в лицо и, естественно, запомнил бы такую колоритную личность. Во-вторых, старик был действительно жутким существом. И дело даже не в его нелепом наряде, ужимках или кривой беззубой ухмылке на белом, как потолок, лице. В конце концов, любая старость страшна и уродлива, а он же был просто невероятно стар. Этот немыслимый возраст (девяносто? сто? сто пятьдесят?) чувствовался в каждом его жесте, в каждом движении его иссохшего тела. Но страшнее всего были его глаза. Абсолютно черные, почти без белков, лишенные ресниц и век, они двумя бездонными провалами зияли на меловом неподвижном лице. Казалось, даже солнечный свет, случайно в них попавший, замирал и потухал навеки в этих бездонных глубинах. Останавливаясь на лице студента, их немигающий взор, казалось, был способен прожечь в нем дыру. Да, взор этих страшных глаз физически причинял боль и будил давно забытые и похороненные в глубинах памяти страшные воспоминания.

Вот он совсем еще ребенок, только собирающийся идти в школу, даже не знающий еще, что это, собственно, такое за вещь - школа. Он живет на шестом этаже прямоугольной девятиэтажки, в маленькой двухкомнатной квартире. Сегодня в их квартире шумно, много людей, наверное, какой-то праздник, а так как на улице лето, то все окна открыты настежь, и черная ночь в каждом из них. Его родители и разные знакомые и незнакомые ему люди сидят за столом в большой комнате и, перекрикивая старенький проигрыватель, хором о чем-то громко говорят. На столе стоит много полупустых тарелок, бутылок и стаканов, почти все с ужасной разноцветной гадостью, которую взрослые почему-то пьют вместо сока и компота. Ну а он тоже рад и возбужден. Еще бы, никто от него не отмахивается и не отправляет спать, все кругом такие веселые и дружелюбные. Вот он украдкой пробирается в маленькую комнату, мимо дяди Коли и дяди Леши, сидящих на желтой дядиной тахте и играющих в какую-то игру шашками на большой деревянной доске, и видит на балконе его Дядю и еще каких-то людей, которые у открытого настежь окна курят жутко воняющие палочки из бумаги, называемые "сигареты", и выдыхают вонючий едкий дым в ночное небо. "О-о-о! Кто к нам пожаловал! Любимый мой племяш! Заходи, заходи, дорогой!" - Дядя радостно кричит и, подхватив его на руки, сажает прямо на подоконник, правда, крепко держа обеими руками под мышками. "Вот тут я слышал, что ты вроде как в школу боишься?" "Да ничего я не боюсь, - храбро отвечает он, - ни школы этой, ни хулигана Петрова из квартиры 48, ни пауков, ни темноты!". "Ну вот, я так и думал! Ты же у меня герой и храбрец!" - Дядя смеется своим громогласным голосом. Незнакомые дядьки на балконе смеются вместе с ним. "Прямо ничего, ничего ты не боишься! Так держать, и будешь ты молодец!" - потом он его слегка подбрасывает вверх и поднимает под самый потолок. Но вот потом... а потом он понимает, что Дядя высунул его в балконное окно и под ногами у него черная ночная бездна шестого этажа. "Так ничего, ничего ты не боишься"? - и Дядины глаза становятся абсолютно черными и огромными, в этом, конечно, виновато тусклое освещение балкона и его страх, но белки в Дядиных глазах он тоже тогда не увидел. "Я... я... не, я не боюсь, но не надо...", - тихонько пропищал он. За Дядиной спиной что-то протестующе закричали его знакомые, но Дядя уже поставил его на пол. "Ладно, беги, мой космонавт! - Дядя ерошит его волосы и смеется, и глаза у него уже совсем обычные, как всегда. Он бежит в маленькую комнату, мимо ничего не замечающих игроков, потом забегает в большую комнату, слышит, что на пластинке сейчас только заканчивается та песня, что начала звучать, когда он из нее выскочил, и понимает, что провел на балконе совсем мало времени.

"Я беру, беру, - студент поспешно отвел взгляд, - я с радостью куплю у Вас этот документ, но, только, сколько он стоит? Хватит ли мне денег?" Старик назвал цифру. Она была просто огромной. Почти как стипендия студента за полгода. Студент печально покачал головой, и торопливо вернув листки старику, и не оглядываясь, отошел назад к щербатому бетону посадочной площадки. Странно, но он был почти рад, что не купил такую уникальную книгу. Он не слышал шагов за спиной, но вдруг что-то с силой втиснули в карман его пальто, а каркающий голос старика проскрежетал: "Ладно, я вижу Вам они нужнее, чем мне, так берите их тогда даром". Студент резко обернулся, но в этот момент к остановке на противоположной стороне подошел трамвай, и приехавшие на рынок люди, игнорируя переход, который был почему-то, аж в ста метрах от остановки, повалили стройными колоннами прямо через рельсы, торопясь и толкаясь, поэтому старика он уже разглядеть не смог. Он с трудом вытащил из узкого кармана пачку сложенных в трубку засаленных бумаг, а из другого кармана потертый пластиковый пакет и переложил в него бумаги, даже на них не взглянув. Это было совершенно лишним. Студент почему-то и так знал, что именно ему отдали.

Он развернул манускрипты тем же вечером. Мятые и залитые чем-то черным листки, убористо исписанные слепым и местами уже едва различимым шрифтом неведомой древней печатной машинки. Смысл многих слов текста уже скорее угадывался, чем мог быть прочитан. Но самой удивительной вещью среди этого полуистёртого временем документа были рисунки. Выполненные черной тушью, твердой и явно умелой рукой, четкие, и при всей своей кошмарной фантастичности, на удивление реалистичные. Какие-то жуткие изображения неведомых чудовищ с щупальцами на крокодильих мордах, ряды бесчисленных скелетов и черепов разных размеров, человеческих органов в самых неожиданных ракурсах, мрачных людских фигур в длинных балахонах, с лицами, полностью закрытыми черными капюшонами, справляющих какие-то неведомые ужасные обряды. Весь убористый и истертый текст пестрил бесконечными "серыми сферами", "багряными ужасами", "благолепием тьмы", "потерянными Высшими"... Студент, с содроганием перевертывая каждую новую страницу, и со страхом вчитываясь в жуткий текст, уже жалел, что взял весь этот ужас домой. Хотя он и не мог не признать, что некоторые вещи из этой странной книги хотелось бы попробовать реализовать самому. Были ведь там и совсем безобидные, на первый взгляд, фокусы. Карточные гадания, игры с зеркалами и свечами, доски для спиритических сеансов или, например, такая забава, как духов кувшин. Студент подозревал, что в древнем оригинале не было таких простецких для этой, сразу видно, серьезной книги, фокусов, видимо, они были добавлены неведомым переписчиком значительно позднее, и, так сказать, от себя. Спустя пару дней, одним ненастным и холодным вечером, когда его мать пошла в гости к подруге, он решил испытать что-нибудь безобидное. А вдруг у него получится и это? Тогда-то уж никто не станет сомневаться в его уме и исключительности. Он сделал все так, как было написано в его новом, страшном учебнике. Нарезал определенное количество картонных карточек, зажег свечки и, за неимением кувшина, взял старую глиняную вазу. Затем слово в слово произнес мудреный текст, местами напоминающий откровенный бред и абракадабру, внимательно вчитываясь в слепой шрифт мятых листков. Но, увы, нечего не произошло. Студент ждал целых полчаса, пару раз даже яростно тряс вазу и заглядывал внутрь - листки на дне кувшина лежали безмятежным и мертвым грузом. Он с досадой поставил вазу на стол и занялся другими делами. Затем вернулась его мать с порцией новых сплетен из большого мира, так его манящего и ненавидимого одновременно. Уже далеко за полночь, когда студент собирался ложиться спать, он вспомнил о вазе, и решил вернуть ее на место, в древний сервант. Взяв вазу в руки, он с удивлением обнаружил, что она как-то странно подрагивает. Заглянув машинально в кругляш широкого глиняного горла, студент похолодел от внезапно нахлынувшего ужаса: его нарезанная квадратами бумага сама собой с бешеной скоростью кругами носилась вокруг неровного глиняного дна. Вазе удалось выжить лишь чудом. Странно, но крепкая глина выдержала удар об щербатый паркетный пол. Посудина только перевернулась, и листки разлетелись в разные стороны. Студент, все еще дрожа всем телом, присел на краешек кровати, попытался взять себя в руки и хоть немного успокоиться. В конце концов, что такого произошло? Всего лишь очередной фокус, пусть самый яркий и необычный, но все равно, просто фокус как фокус, ничего ужасного и пугающего. Просто страшная сказка и больше ничего. Можно даже еще как-нибудь попробовать. Потом, на досуге. Но на самом деле студент не прикасался к манускрипту почти четыре месяца.

Тем временем уже шли последние полгода его обучения в городском ВУЗе, то есть самое горячее время, такое волнующее и прекрасное одновременно. Занятия уже закончены, время готовиться к госэкзаменам и писать диплом, но что значат для тебя все эти хлопоты, когда до них еще полгода, то есть целая вечность? Его одногруппники писали и списывали дипломы, пытались предугадать, что именно будет в билетах будущих экзаменов, влюблялись и ссорились, дрались и мирились, устраивались на работу и бросали ее, ездили на стажировки и поступали куда-то еще, в общем, нащупывали свою дорогу в такой непростой, взрослой жизни так, как только могли. Студент же теперь, когда на занятия не надо было ходить каждый день, совсем забросил учебу. Дипломная работа прочно застряла на первой главе, из шестидесяти билетов он знал приблизительный ответ едва ли на пятнадцать, но, во-первых, время еще было, а во-вторых он уже умел делать такие штуки, что увидев их, любой, даже самый опытный профессор, был бы немало поражен. Кроме того, студент изменился внешне. Нет, он был все тем же худосочным нескладным юношей, как и прежде, но что-то в его взгляде заставляло собеседников почувствовать какой-то дискомфорт и побыстрее закончить с ним беседу. Он стал фанатичным приверженцем черного цвета. Вещи прочих цветов покинули его гардероб с жестокой неумолимостью. Он стал еще меньше интересоваться событиями реальной жизни, мирно текущей каждый день где-то совсем рядом с ним, зато с каким-то болезненным наслаждением начал посещать места убийств, аварий, катастроф и прочих злодеяний, особенно тех, где недавно оборвалась чья-то жизнь. А последнее событие, когда среди белого дня у входа в кафе за углом застрелили бизнесмена и случайную престарелую прохожую, стало для него просто подарком. Во-первых, это случилось совсем рядом, а значит, не придется снова переживать эту привычную боль, в которую со временем переросло его чувство неловкости от присутствия большого количества незнакомых людей. Во-вторых, трупы еще не успели убрать, мерзлую кровь засыпать песком, а всех зевак разогнать, то есть картина происшествия была еще никем не испорчена. В-третьих, в ней участвовал реальный персонаж, жилец соседнего с ним дома, неуклюжий молодой толстяк по имени Виктор. Это именно он рухнул в одну кучу с убитой старухой, а потом, воспользовавшись общей паникой и смятением, беспрепятственно удрал с места происшествия. Студент не знал его лично, но идя на редкие субботние занятия, каждый раз встречал его, бредущего по двору с тяжелыми сумками в руках, вероятно, возвращавшегося с какого-нибудь утреннего рынка, его потертое пальто нелепо колыхалось на ветру, а сухонькая старушка, скорее всего мать, семенила рядом с ним и, пытаясь потуже завязать ему на шее шарф дикой розовой расцветки, все причитала: "Витюша, горло простудишь! Витенька, давай я его тебе получше завяжу!". Студент мрачно усмехнулся. Да, имея такую мамашу, недолго и самому стать маньяком! И все же, черт побери, почему так повезло именно этому увальню? Повезло быть в самом центре преступления, видеть, как все это происходило на самом деле... Зачем ему самому все это надо, студент и сам не знал. Что-то непонятное, темное, липкое и страшное ворочалось, ревело и клокотало в его душе и, не находя выхода, периодически пыхтело и булькало в окружающий мир гневным, раскаленным паром, как закипающая на плите каша. Это состояние одновременно и пугало его, и наполняло каким-то странным, влекущим и пьянящим восторгом. Ему хотелось каждый день жить этим чувством, дающим ощущение какого-то непонятного превосходства, позволяющим пусть хоть иногда, но ощущать себя кем-то более сильным, мудрым, безжалостным и бесстрашным, кем он был на самом деле. Студент так бы и дальше продолжал медленно погружаться в пучину своего призрачного и безумного мира, если бы однажды не встретил студентку.

Глава 2.

Студентка было стройна, мила и умна. Несмотря на то, что редкий человек наделен такими, в принципе, не очень сочетаемыми качествами, у студентки, как ни странно, все они присутствовали практически в равной степени и вполне достаточном количестве для того, чтобы прослыть звездой своего потока. К четвертому курсу ее учеба уже шла легко, как по маслу, зачетка, ради которой пришлось отдать скучной зубрежке и пропахшим пылью библиотекам два с половиной кровных года жизни, теперь исправно отдавала свой долг, усердно работая на хозяйку всегда отличных оценок, одним словом, жизнь стала проста и легка, но несколько скучновата. Её действующий на тот момент друг, неожиданно оказался очередным законченным эгоистом, скотиной и просто козлом, все устремления которого при их свиданиях быстро свелись к маниакальному желанию немедленного и бурного секса, причем обязательно и непременно в подъездах, на лестничных площадках, в детсадовских верандах и прочих, столь же неудобных и мало приспособленных для этого действа местах. Эти непонятные и очень странные отношения ее, выросшую поздним ребенком в строгой военной семье, очень нервировали и напрягали, тем более, что этот ухажер настырно, по-детски клянчил этих ей уже постылых сношений, как будто бы он был ребенком и просил у строгой мамы еще одну, десятую по счету, шоколадную конфету, а когда она отказывала, так же по-детски обижался. Такой непонятный детский сад очень не нравился ей. Она чувствовала, что предает свою семью, своих родителей, играя в порочную игру по абсолютно чужим, навязанным ей правилам. Тем более, что взрослыми отношениями между мужчиной и женщиной в ее понимании, здесь и не пахло. Через полгода таких встреч она чувствовала себя весьма издерганной и опустошенной, поэтому, в глубине души очень обрадовалась, как-то неожиданно застав своего неверного возлюбленного под ручку с какой-то худосочной блондинкой. Разрыв был стремительным и безболезненным. Пару месяцев она просто отдыхала, радуясь, что может быть сама собой. А потом она пришла на День рождения к своей старой школьной подруге и с неудовольствием обнаружила, что практически все остальные приглашенные девчонки примерно ее возраста уже знакомы друг с другом, и знакомы, судя по всему, неплохо. Они минут десять с ней вежливо пообщались, затем быстро проглотили салаты и жаркое, под шутки и прибаутки запили все шампанским и веселою гурьбой принялись насиловать старый расстроенный рояль, извлекая из него немыслимые звуки на манер лагерной "Мурки", уже не обращая на нее больше никакого внимания. Ее подруга, минут пять побегав взад-вперед между ней и остальной веселой компанией, в конце концов окончательно присоединилась к последней. К такому положению вещей она, в компаниях всегда бывшая в центре внимания, была не готова, и поэтому от скуки разговорилась с единственным парнем, пришедшим на эту вечеринку, и не участвующим во всеобщем веселье. Это был какой-то старый знакомый именинницы, сын подруги матери - виновницы торжества, человек, судя по всему, замкнутый и никогда никуда не ходивший, а тут, видимо, уставший от вечного одиночества. Парень оказался интересным собеседником, остроумным и весьма начитанным, при этом был вежлив и галантен, в общем, с ним вечер прошел весело и легко. Напоследок он проводил ее до подъезда и, вместо таких обычных для всех ее прошлых ухажеров назойливых предложений по продолжению вечера, только как-то весьма робко попросил телефон. Неожиданно они стали встречаться. Студент ждал ее после занятий, иногда они шли пить чай в крохотное кафе с прокуренными занавесками и заросшим зеленью аквариумом, в котором важно плавала огромная сердитая буро-серая рыба, но чаще всего, пользуясь необычно теплым началом зимы, просто гуляли по улицам, весело прыгая через лужи и грязь и болтая обо всем на свете. Затем зима все же вступила в свои права, грязь замерзла, а лужи высохли, завыл привычный, пронизывающий до костей зимний ветер, и на улице гулять стало просто холодно. Тогда они стали ходить в гости друг к другу, благо, оказались соседями по кварталу. Это была довольно странная дружба. Студентка догадывалась, что она нравится парню, но он никак не показывал ей этого своего особого отношения. Их роман как будто замерз на своей начальной стадии, и дальше бесконечных чаепитий и бесед о всевозможных загадочных и сверхъестественных вещах, дело не шло. Она сначала было пыталась провоцировать своего незадачливого кавалера на хоть сколько-нибудь активные действия, но тот либо впадал в какой-то непонятный ей ступор, либо сразу начинал куда-то суетливо собираться и, в конце концов, дело ничем не заканчивалось. Со временем она привыкла к таким странноватым, чисто дружеским отношениям, тем более, что собеседником студент был действительно интересным, но потом однажды неожиданно повстречала еще одного молодого человека, который представился ее старым знакомым, сыном коллеги ее отца, с которым она была раньше так же знакома, но не виделась с младшей школы. Студентка сначала не поверила своему новому знакомому, но он был таким внимательным, таким обаятельным, и знал такие вещи из ее прошлого и прошлого ее семьи, что скоро рассеял все ее сомнения. К тому же в ее понимании он уже был совсем взрослым мужчиной, старше ее лет на пять, уже имел свой небольшой бизнес, хорошую иномарку и черный пояс по айкидо. Сидя рядом с ним, таким подтянутым, мускулистым и уверенным в себе, в каком-нибудь модном кафе и потягивая цветной коктейль, который видела до этого только на картинке в европейском журнале, она ощущала себя настоящей светской леди. Да и ее новый ухажер видел в ней уже не прежнего ребенка, которого он знал много лет назад, нет, он смотрел на нее как на взрослую женщину, и она с замиранием сердца чувствовала на себе этот его взгляд, полный восхищения и уже совсем не тайных желаний. Это было так непохоже на те, прежнее и весьма неудачные ее отношения с предыдущим недалеким ухажером! Нет, новый ее кавалер не требовал от нее немедленной близости, он позволял их роману развиваться все дальше и дальше, будто бы это происходило в какие-то давние романтичные и прекрасные времена, и это ей очень нравилось. Именно о таких отношениях она всегда и мечтала, и уже со стыдом корила себя, что позволила себе потерять невинность в объятиях какого-то худосочного зануды. Студенту о своем новом знакомом она, естественно, ничего не говорила.

Зима сменилась весной, а ее жизнь текла все так же размеренно, будто по расписанию. Иногда с утра были занятия, где на уже редких лекциях она встречала своего друга-студента, затем обед или тренировка по фитнесу вместо обеда, затем свидание с ее настоящим кавалером, романтический ужин со свечами и, наконец, сон. Студентке нравилась такая жизнь, ей казалось, что она Белоснежка, у которой есть и прекрасный, мужественный принц на белой иномарке и семь мудрых и добрых гномов в лице всезнайки-студента. Единственно, чего она боялась, так это того, чтобы ее ухажеры не узнали о существовании друг друга. Студентка сначала осторожничала, свидания назначала в центре города, чтобы студент случайно не увидел где-нибудь во дворах подъезжающую за ней белую иномарку, но потом поняла, что такой домосед ни за что не выйдет вечером лишний раз во двор. А потом, в один прекрасный апрельский вечер, случилось то, о чем она так мечтала. Она поехала на свидание со своим принцем, и осталась у него на ночь. После этого она уже видела в студенте только своего знакомого.

Но и студент был занят совсем другим. Сначала в заброшенном парке обнаружили тела двух местных отморозков, застреленных какими-то неизвестными. Своей лихостью и жестокостью убитые были хорошо известны во всем микрорайоне, и после их гибели многие только вздохнули с облегчением. А общественность тут же решила, что этих негодяев, скорее всего, застрелили другие негодяи, видимо что-то с ними не поделившие. Обычную сонливость студента как рукой сняло, его захватила разгадка этой таинственной истории. Затем буквально через неделю, в соседнем доме, который серо-желтой громадой уныло возвышался у самого входа в заброшенный парк, случилось это страшное убийство, про которое две недели говорил весь город. Все телевизионные каналы, включая центральные, в своих новостных блоках показали изуродованные трупы мужчины и женщины, а также ужасные останки самоубийцы на крыльце подъезда многоквартирного дома. Городские слухи, включая самые фантастические, множились и плодились, как грибы после дождя. Говорили, помимо всего прочего, о какой-то тайной секте, и о приступе внезапного безумия, поразившего ее членов во время очередного справления ими своих отвратительных ритуалов, о сошедшем с ума от ревности муже, либо о выжившей из разума старухе, кто-то из которых застукал и убил любовников, о хранящихся в скромной квартире сокровищах, о которых прознала недремлющая мафия, о тайной лаборатории по производству наркотиков, и ее обезумевших от химии клиентах ...и конечно, не поддавался никакому сомнению тот факт, что единственная выжившая в этой кровавой бане престарелая хозяйка квартиры полностью сошла с ума от всего пережитого. Многие соседи слышали, как она дико выла и безумно хохотала на лестничной клетке, а пара самых смелых жильцов даже видела в свои дверные глазки, как дюжие санитары с трудом выносили из подъезда яростно бьющееся и ужасно вопящее тщедушное тело, завернутое в белую простыню. Впрочем, старушка тоже вскоре умерла. Ходили слухи, что она, искусав санитаров, пыталась бежать, выломав решетку в окне третьего этажа, но была застрелена вызванным по тревоге милицейским патрулем. Впрочем, патологоанатом того скорбного заведения, куда была помещена безумная пациентка, в отличии от досужих кумушек, знал правду. "Инсульт", - было сказано в подписанном им медицинском заключении.

Студент ликовал. На пару дней он практически поселился в том самом подъезде того самого дома, то часами простаивая перед опечатанной милицией дверью той самой квартиры и вслушиваясь в ее звенящую тишину, то изучая грязно-бурое пятно на дорожке перед подъездом, то всматриваясь в чернильную темноту зияющего осколками того самого кухонного окна. Это было просто невероятно! Кто бы мог представить, что безумным самоубийцей был тот самый затюканный старухой-мамашей толстяк Виктор! Мало того, оказалось, что сошедшая с ума хозяйка была его престарелая мать! А он сколько раз встречал их на улице, и никогда не думал, что эта парочка скрывает ото всех какую-то страшную тайну. Он чувствовал себя настоящим сыщиком, нет, даже гением сыскного дела, тем единственным человеком, которому вот-вот откроется вся правда по этому крайне запутанному делу, которое уже стало головной болью следственных органов. Со дня на день он разгадает основную загадку этого происшествия, и ответит, наконец, на мучавший следователей вопрос: зачем солидный полковник милиции в отставке пришел в квартиру к абсолютно ему незнакомым людям, кто устроил в этой квартире полный разгром, откуда в ней взялось оружие и, наконец, кто и зачем убил всех этих людей? Студент не знал, что баллистическая экспертиза обнаруженного в квартире пистолета показала, что найденные в парке неделей раньше хулиганы были убиты именно из него. Но это обстоятельство только запутывало дело еще больше, ведь между убитыми в парке и застреленными в квартире не было ничего общего. А хуже всего было то, что никаких свидетелей по этому делу не было, и все его фигуранты, включая и престарелую хозяйку квартиры, вскоре скончавшуюся в больничной палате, были, к сожалению, уже мертвы. Но студент всего этого не знал, и два этих дела между собой никак не связывал. Окончательно забросив занятия, он как одержимый днями слонялся около места происшествия, придумывая различные неправдоподобные идеи и пытаясь найти разгадку, а ночные сны также не давали ему покоя, время от времени мучая жуткими кошмарами. Тем временем, вслед скоротечной южной весне, жаркое лето стало постепенно вступать в свои законные права, смыв ливнями и укрыв густой изумрудной травой следы того зимнего преступления. Жизнь продолжалась, лекции уже закончились совсем, загадка таинственных смертей уже больше не занимала его так всецело, и вот однажды студент как-то внезапно понял, что давным-давно не был в гостях у студентки. Короткие встречи на лекциях, смех, шутки - это, конечно, хорошо, но все же, несмотря на свою нелюдимость, болезненную впечатлительность и прочие некоторые странности, студент был юн, и с наступлением по-настоящему теплых весенних вечеров, его вдруг потянуло на романтические прогулки. Он как-то вдруг понял, что зря убил так много времени на совершенно бесполезное обдумывание совершенно чужого ему дела абсолютно незнакомых ему людей, сведя общение со студенткой до минимума. И вот он решился на неслыханный для него поступок - задумал пригласить студентку на прогулку или в кафе, и попытаться рассказать ей о своих чувствах. Но студентка, пока он без малого месяц слонялся по местам чужих преступлений, разыгрывая сыщика, к тому времени окончательно определилась с выбором своего кавалера. Взяв телефонную трубку, на прогулку с ним она не пошла. Вместо этого пригласила его на свою свадьбу, которая должна состояться уже скоро, почти сразу после защиты диплома. Весть эта просто ошеломила студента. Странно, но именно теперь он вдруг так отчетливо, с такой запоздалой ясностью понял, что студентка ему совсем не безразлична. Теперь он проклинал свою былую робость и не мог понять, как, как он мог быть таким нерешительным? Зачем терял время попусту? Зачем занимался всей этой никому не нужной ерундой? Горькое отчаяние придало студенту несвойственную ему ранее смелость. На следующее же утро он, не глядя купив какие-то кондитерские пустяки, отправился к студентке. Зачем? Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Просто подумал, что она только что проснулась, и они, выпив вдвоем чаю, могли бы поговорить. О чем? Увы, он не знал ответа и на этот вопрос. Может, где-то в глубине души, он думал, что обиженная его молчанием студентка просто решила над ним так подшутить? И вот с бешено колотящимся сердцем он стоял перед знакомой дверью, никак не решаясь позвонить. А потом, через тонкое полотно входной двери, он услышал ее смех. Да, она шутила и смеялась, ведя с кем-то невидимым оживленную беседу. Он машинально взглянул на часы. Только полдесятого. Кто еще мог прийти в гости так рано, кроме такого чудака, как он? А тем временем, за дверью чей-то бархатный баритон неторопливо отпускал смешившие ее шутки, и звучал так ласково и как-то по-домашнему умиротворенно. Рука нажала звонок сама собой. Дверь почти тотчас же открылась. Высокий черноволосый парень, старше его, вопросительно смотрел на студента, неторопливо запахивая расстегнутую рубашку на своей мускулистой груди. "Извините... квартирой... ошибся", - едва выдавил студент вмиг пересохшими губами и кубарем скатился вниз по лестнице. Он не помнил, как добрался до дома.

Глава 3.

Нельзя сказать, что студент окончательно пал духом и расклеился. Будучи одиночкой, он как всегда на редкость быстро пришел в себя, и даже попробовал было взяться за книги и выучить еще хоть что-нибудь, чтобы не выглядеть уж совсем законченным посмешищем на экзаменах. Да и диплом, который давно пора было сдавать на рецензию, представлял из себя довольно-таки жалкое зрелище. Но заниматься зубрежкой в эти теплые майские деньки не тянуло совершенно. Сама мысль о том, что его, такого неординарного и исключительного, такого загадочного и таинственного, предпочли какому-то жлобу, была для него совершенно невыносима. Читать не хотелось, телевизор со своими бессмысленными шоу, надоел очень быстро. И вот, чтобы отвлечься, и вновь почувствовать себя хотя бы чуть выше окружающей толпы с ее, как ему казалось, до ужаса банальными и почти животными увлечениями, студент вновь открыл свой страшный манускрипт. Нет, вызов духов при помощи старой глиняной вазы и резаной бумаги остался в прошлом. Теперь он увлекся "общением с потусторонним миром", как было сказано в слепом тексте почти выгоревших страниц. И эта идея так его увлекла, что он просиживал за своим странным документом ночи и дни, делая лишь краткий перерыв на сон и еду, и тем самым вселил в сердце своей матери непоколебимую гордость за такого на редкость усидчивого сына. Бедная мать! Она действительно думала, что студент методично доучивает билеты, чтобы поразить своими знаниями комиссию на предстоящем госэкзамене и одновременно с этим дописывает заключение к своему монументальному диплому, тянущему на хорошую диссертацию. "Да, сынок-то у меня, золото, не гоняет почем зря балду по улицам, - говорила она своим библиотечным подругам, - он серьезно занимается наукой, сидит дома днями и ночами, сразу видно будущего ученого". И подруги, соглашаясь, качали головами, мол, да, это тебе не хулиганье какое-нибудь. А студент, тем временем, постепенно разбирая бледный текст на потертых листах, ставил все более и более удивительные опыты. Для своих исследований ему требовалось множество самых разнообразных диковинных вещей, и вскоре его комната стала напоминать настоящий склад всевозможного антикварного хлама или мастерскую начинающего таксидермиста. В общем, всякого невероятного мусора там тоже хватало. Зато и эффект был просто потрясающий! За очень короткое время он уже мог без особых сложностей более-менее сносно общаться сразу с пятью невидимыми и неведомыми, зато столь реальными друзьями! Правда, двое из них ограничивались только ежедневными (а еще чаще - еженощными) короткими приветствиями, а двое других на все вопросы отвечали односложно, только "да" или "нет", да и то не всегда. Зато пятый невидимый друг был очень дружелюбен и крайне энергичен. Он, в отличие от всех прочих, сразу назвал свое причудливое имя, и даже очень доходчиво, в красках описал свой родной мир как "мир фонтана сказочных чудес". Далее, не дав студенту перевести дух, стал петь ему дифирамбы как очень талантливому медиуму, в одиночку и в кратчайшие сроки сумевшему найти связь с другими мирами нашего мироздания. Затем они со студентом начали беседовать о тех вещах, которые были бы особенно интересны любому экспериментатору. Реален ли его собеседник? Да, реален. Это он отвечает на все вопросы при помощи доски? Да, конечно он. А где сейчас находится его собеседник? В своем мире, чудном, зеленом и прохладном. Значит, существуют другие миры? Да, естественно! Еще как существуют! А много их, этих миров, и как они далеко находятся? Миров много, и все они далеки от того места, где студент живет. Но они реальны и их можно услышать. Ну, разумеется, не всем подряд, а только таким выдающимся магам, каким, несомненно, и является студент.

Конечно, он слышал о теории, утверждающей, что некоторые люди могут сами бессознательно отвечать на свои собственные вопросы, незаметно для самих себя вращая спиритические доски. Но к тому времени студент уже совсем оторвался от реальности, почти утратил связь с внешнем миром, он круглые сутки напролет скрюченными пальцами складывал клетки бесконечных вопросов и следил воспаленным взором наркомана за крутящейся доской с бесчисленными ответами. Особенно его поражала осведомленность его нового загадочного друга в делах и заботах окружающей студента реальной действительности. Казалось, он очень хорошо знал не просто обычный земной мир, но даже был в курсе основных городских событий! Он всегда четко называл наименования улиц родного города студента, знал местонахождение больших рынков и магазинов, названия кинотеатров, и даже сюжеты некоторых громких статей в старых городских газетах! Как об этом так хорошо мог быть осведомлен житель мира "фонтана сказочных чудес", было совершенно непонятно. Но студент к тому времени уже окончательно утратил ту грань, которая отделяет реальную жизнь от мира безумных грез и фантазии. Ему было уже все равно. Он даже не помнил о том, что от экзамена его отделяет всего неделя. По совету его нового друга он забросил общение с остальными жителями неведомых миров и сосредоточился на бесконечных разговорах с ним одним. Он сообщил, помимо прочего, и о крахе своих взаимоотношении со студенткой. "Ты не должен сокрушаться и огорчаться. Тебе предназначена куда более умная и прекрасная девушка. Ты скоро встретишь ее и твоя жизнь наполнится новым светом. Пойми, прими и поверь - ты избранный, ты уникальный, ты такой один на многие миллионы. А твоя бывшая подруга еще горько пожалеет, что оставила тебя", - таков был дан ему ответ. И почему-то эти слова наполнили студента уверенностью, что скоро все будет очень хорошо, и та черная полоса, что с недавних пор наступила в его жизни, неминуемо отступит. Дня через два, уже глубокой ночью, его новый друг неожиданно отказался от обычного обсуждения прошедших событий, анализа минувшего дня и описания всяких удивительных мест и невероятных, но таких реальных чудес, и вдруг попросил студента о помощи. Он объяснил, что ему просто жизненно необходимо помочь своему удивительному, но такому хрупкому миру в его противостоянии с безжалостным временем. Он не хотел выступать в роли просителя, думал, что исправит все сам, но, увы, уже долгое время он никак не может достать необходимые вещи для спасения своего родного дома, а вот студент, если конечно захочет, может ему легко помочь. Нужно только сделать самую малость... Он очень просит своего друга найти вот эти предметы, которые, без всякого сомнения, имеют место быть в его родном мире... "Вот маленький списочек, я тебе нарисую его на доске, срисуй его, пожалуйста". От списка предметов, необходимых для спасения воздушных дворцов и искрящихся фонтанов его невидимого друга, студента пробила крупная дрожь. Дюжина куриных голов, кошачий хвост, пара литров свежей свиной крови, дюжина черных свечей, и еще ряд довольно страшных и мерзких предметов... где же это все ему взять? Но привычка общения с его новым другом и данное ему обещание не оставляли шансов на отступление. Его мать как раз уехала в гости к своей сестре в деревню, а он целых три дня рыскал по городу, по непонятным развалам, подвалам и барахолкам, битком набитым темными личностями, и, проявив несвойственную ему раньше изобретательность и изворотливость, все-таки сумел достать все необходимое. И вот, за три дня до экзамена, о котором совершенно успел позабыть, он, под неусыпным руководством своего невидимого, но такого реального друга, рано утром занялся необходимыми для ритуала приготовлениями, и к ночи все, что нужно, было готово. Студент не ел и не пил целый день, но совсем не замечал этого. Какое-то странное возбуждение овладело им. Он чувствовал себя первооткрывателем неведомых таинственных миров, этаким Колумбом своего времени. Ведь он не такой как все, он особенный, он избранный... а эти жалкие ограниченные людишки, ну что еще они могут, кроме как зубрить скучные лекции, вечно дуть дрянной кофе в грязных кафешках и говорить друг другу пошлые банальности? А вот он стоит на пороге чего-то действительно великого, чего-то манящего и таинственного, чего-то такого, что аж захватывает дух... Студент последний раз обвел воспаленным взглядом свою захламленную комнату, в бесчисленный раз проверил, все ли предметы лежат строго на своих местах, и, судорожно выдохнув, чиркнул спичкой и зажег неровную черную свечу.

Глава 4.

Ужас. Постоянный и тошнотворный. Казалось, само его существование было пропитано им. Ужас стекал по мрачным багровым стенам, подобно мертвящей, холодной болотной воде. Ужас стремился наружу через каждую щель его жуткого жилища, очень похожего на заброшенный склеп. Он не помнил, не осознавал, сколько уже здесь находится. Ему казалось, что так было всегда, и сколько он себя помнил, всегда его окружала эта багровая ужасная вечность. Кто он? Зачем он здесь? Что это за место? Он не знал, он даже и не пытался это понять. Тупой и беспощадный, животный страх, на первый взгляд, казалось, не имел никакой причины, он просто был как данность, непонятный, непостижимый, неизвестно откуда пришедший, но все же такой осязаемый и реальный. Был бы он человеком, он давно бы сошел с ума от этого бесконечного и безбрежного ужаса. Но его мозг уже не мог умереть, ведь он был уже мертв, он умер и был похоронен вместе с телом, в холодной безымянной могиле с казенным номером. И теперь каждый миг бесконечный ужас терзал его замутненное сознание, его разум и душу, распиная и разрывая ее на окровавленные жесткие атомы, стремясь искоренить в нем то темное, то неведомое, что, в конце концов, и сделало его жестоким убийцей. С течением времени он стал, как будто, растворяться в своей кошмарной действительности, вот он уже почти не отличал себя от ежесекундно атакующего его ужаса, ужас почти полностью поглотил его, и казалось, стал им самим. Он сам так бы полностью и растворился в этом, ставшим уже таким привычным, багровом кошмаре, если бы однажды не услышал голос. Скорее всего, голос уже звучал в его истерзанном и почти погасшем сознании некоторое время, но его отупевший разум просто был не в состоянии что-нибудь почувствовать или услышать. Голос походил на тихое комариное пение, он то становился громче, то почти совсем затихал. Когда он впервые обратил на него внимание, то даже сначала и не понял, что голос обращается к нему. "Услышь меня, меня услышь, услышь меня, меня услышь...", - и так снова и снова, до бесконечности. И вот вдруг его сознание как будто внезапно вынырнуло из черного, отравленного вечным страхом омута. "Кто? Что? Кто... ты?" - он беззвучно хрипел через пульсирующую боль всепоглощающего страха. "Друг, друууг и спаситель, - странно растягивая слова, как бы пропел голос, - я друг и твой спаситель, я вытащу тебя из этого ужааасного места". "Друг? Спаситель? Ты? Ты спаситель? И ты, ты вытащишь меня? Но как? откуда? где я?" - слова засохшими комьями окровавленной глины, казалось, горохом сыпались из его истерзанного сознания, причиняя ему нестерпимую острую боль. "Где ты сейчас находишься? - Голос, казалось, был удивлен, - Ты что, и правда не знаешь? Ты в Аду, друг мой". Он еще не успел осознать ужасного смысла только что сказанных слов, а голос уже продолжал: ":Но я могу тебе помочь вырваться отсюда. Только тогда я навсегда стану твоим единственным хозяином и господином. И моя воля для тебя станет законом, а мои поручения - смыслом твоей дальнейшей жизни. Скажи, согласен ли ты на это? Не спеши, подумай, хорошенько!". "Да, да, ради всего на свете, да, я согласен, я на все согласен, только умоляю, помоги мне вырваться отсюда, - он беззвучно кричал, не обращая больше внимания на жуткую боль, которой сопровождалось каждое сказанное им слово, - я все сделаю, все исполню, я все сделаю, только прошу, умоляю, заклинаю тебя, помоги мне!". "Заклинаешь? -в интонации голоса неожиданно явственно прозвучала легкая усмешка, - терпение, терпение, мой друг, и я обещаю тебе... ", - голос неожиданно умолк на полуслове, как будто его и не было. Его внезапно опустевшее сознание гудело, как пчелиный улей. "Где же ты? Не уходи, подожди... ", - и тут волна ни с чем несравнимой боли, ужасной, пульсирующей и рвущей мысли в клочья, оборвала его речь. Его сознание померкло, и в миг превратилось в пульсирующий алый ковер, сотканный из почти осязаемой, пульсирующей и бьющейся боли. "Это Стражи... ", - только и успел подумать он, и красный омут беспамятства поглотил его...

Стражи... что может быть ужаснее их. Ни в одном языке ни одного народа, населяющего все известные миры, нет слов, которыми можно было бы описать эти сущности. Они не имеют жалости и сострадания. Причиняемая их жертве боль и насылаемый на нее ужас также не поддается описанию. Но любое наказание рано или поздно заканчивается. Вот и его истерзанная душа, вдоволь хлебнув жестоких страданий, была выброшена на шершавый, но такой родной берег его холодного жилища. И вот он, наконец, пришел в себя и окунулся в привычный и поэтому уже не такой жуткий омут. Сначала он со страхом ожидал той минуты, когда голос вновь зазвучит комариным писком в его разорванном разуме. Стражи безжалостны, и только при мысли о возможном их наказании безмерный ужас охватывал его сознание. Но время шло, и он стал ловить себя на мысли, что было бы не плохо услышать его вновь, пусть только на один короткий миг. Через некоторое время он уже отчаянно желал, что бы его невидимый собеседник вновь обратился к нему. И вот когда он уже потерял всякую надежду и почти впал в отчаяние, он снова услышал в своем разуме такой долгожданный комариный писк речи своего неведомого друга. В этот раз их никто не прервал, то ли стражи были заняты чем-то другим, а скорее всего, голос не терял времени даром, и каким-то образом научился не привлекать к себе их внимание. "Мой несчастный, недалекий друг, - пел голос из какой-то немыслимой дали, - не надо так бурно реагировать на то, что ты меня слышишь, или эти чудовища обратят на нас свое внимание вновь". Он всем своим существом содрогнулся от одной мысли об этом. "Если ты хочешь вырваться отсюда ... ты же еще хочешь вырваться от сюда?, - в интонации голоса, казалось, прозвучало сомнение, - да, да, тысячи раз да, я сделаю все что хочешь, только помоги мне...", - его разум оцепенел от одной мысли, что голос ему не поверит и навсегда покинет его. "Тише, тише, я все понял, это шутка... - а сейчас в интонации голоса, казалось, промелькнули искорки веселья, - тогда делай только то, и в точности так как я тебе скажу". И его невидимый друг подробно описал довольно незамысловатый план действий, который, с его слов, мог дать ему свободу. Самая сложная часть плана состояла в том, что о нем совсем нельзя было думать. Ни мыслей, ни чувств, ни ожиданий, совсем ничего. Это действительно требовало много усилий, причем усилий ежесекундных. Вторая часть плана была куда проще: "Ты должен быть собран и расслаблен одновременно, - наставлял его невидимый друг, - не подавая, ни в коем случае не подавая виду, что ты настороже, ты должен, тем не менее, быть предельно внимателен. Только в этом случае ты увидишь путь к свободе, который я открою тебе. На стенах, либо на потолке, а может, и на полу твоей мрачной темницы появится пятно, чуть светлее, чем окружающее его пространство. Как только ты его увидишь, тотчас бросайся прямо в него и всеми силами, на которые только способен, желай себе пройти его насквозь. Только твоя огромная воля к свободе, твое отчаянное стремление покинуть это место, твое безграничное желание жить за пределами этого кошмара могут помочь тебе. И учти, что у тебя всего одна попытка. Если ты не сможешь сбежать в этот раз, тогда ты не сможешь сбежать уже никогда". Голос давно покинул его, а он все повторял и повторял последние слова, сказанные его неведомым другом, - "только твое желание, только твое отчаяние, только твоя воля...". Ну что же. Он будет очень стараться. Он будет стараться так, как не старался ни тогда, покуда был жив, ни тогда, когда уже стал мертв. Он будет стараться так, как никто нигде и никогда не старался.

Он не знал, сколько времени прошло с момента их последнего разговора. Минута? Год? Столетие? Ему казалось, что прошла целая вечность. Когда голос снова зазвучал в его сознании, он едва сдержал дикий вопль радости. Так, тихо-тихо, надо быть абсолютно спокойным, надо не думать ни о чем, отрешиться абсолютно от всего. "Пора", - голос пискнул только это коротенькое слово и исчез навсегда. Он чувствовал, как в нем нарастает дикое, неконтролируемое волнение, переходящее в панику, а это было бы сейчас совсем недопустимо. Спокойно, только спокойно! Он еще раз уже почти физически почувствовал, как каждая частица его воспаленного сознания обшаривает эту мрачную багровую гробницу мучительно ища... Но что? Он и сам не знал, что. Что-то такое, что, как было сказано, будет отличаться от окружающего его малинового Ада. А стены его склепа, тем временем стали приходить в движение. Самое худшее было то, что он не знал, хорошо это или плохо. Ему казалось только, что они стали какими-то более шершавыми, что ли ... на них появились непонятные темные выбоины и выступы багровой массы. Как будто кто-то невидимый пытался пробить эти ужасные стены и попасть внутрь его жуткой гробницы. Кто-то очень настойчивый, судя по тому, что его ужасный кокон понемногу начал поддаваться. По стенам, полу и даже потолку пошли ломанные трещины, расширяющиеся с каждой минутой. Так и должно быть, или все же нет? Эта мысль буквально сверлила разум, мешая сосредоточиться. И вот, когда он в бесчисленный раз обшаривал почти погасшим сознанием проклятые багровые стены, он почувствовал ЭТО. Маленький неровный круг внизу левой стены, почти не отличающийся от нее по цвету. Он напрягся изо всех сил, представляя, как проходит сквозь этот призрачный выход, больше похожий на пятно красной плесени. Он старался, но ничего не происходило. Выход (если это, конечно, был он) не подавал никаких признаков жизни. Может, ему это померещилось? Может, надо поискать где-нибудь в другом месте? Но времени на это уже не было. Внезапно пол под ним с неприятным треском лопнул, как гнилая материя и в его темницу ввалилось нечто огромное, чернильно-черное, почти правильной овальной формы, жирно блестящее, как будто бы оно было смазано маслом. Он никогда, даже в самом своем страшном кошмаре, не видел, как выглядит Страж, но почему-то сразу понял, что это он. Животный ужас объял все его сознание. Он буквально впился в призрачную свою надежду, в отчаянии пытаясь бежать, исчезнуть, раствориться в этой багровой стене. Но Страж, всегда такой неуловимый и ловкий, здесь, среди этих стен, казалось, действовал чуть медленнее, чем обычно. К тому же, из стены его склепа с тем же неприятным треском вывалился овал второго Стража, практически закрывшего его от первого палача, уже вполне освоившегося и готового нанести свой убийственный удар. Это дало ему еще несколько секунд времени, во время которых он с прежней отчаянностью продолжил свои мысленные атаки. И вот, когда он был уже уверен, что все погибло, и уже практически почувствовал адскую боль безжалостной атаки своих мучителей, вход неожиданно и беззвучно открылся. Он не знал, как долго его тащило по ревущему шершавому туннелю в кромешной тьме. Он уже давно забыл, что такое время. В его багровой темнице не существовало такого понятия, там не было также расстояния, высоты и глубины. Существовала лишь ноющая боль и тошнотворный, животный ужас. А когда туннель внезапно кончился, и последующие события понеслись с бешеной скоростью, как будто кто-то быстро перематывал пленку старого кино, ему вообще стало казаться, что он просто впал в тяжелое забытье, и все это просто бессмысленный страшный сон. Итак, туннель внезапно исчез, как будто был из тумана, рассеялся, подхваченный невесть откуда взявшимся ветерком. Зрелище, представшее его взору, было абсолютно нереально, он никогда не видел ничего подобного, ему просто было не с чем сравнить увиденное. Везде, куда бы он не кидал свой взор, все-все пространство перед ним было заполнено колоссальным, непостижимой величины сооружением, больше всего напоминающим чудовищный улей в форме неровного, асимметричного веретена. Казалось, вся вселенная была заполнена этими ровными рядами одинаковых сот. Миллиарды ячеек громоздились ряд за рядом, уносясь в сияющую ослепительно белым высоту и одновременно низвергаясь в подсвечивающую красным бездну. Ветер усилился, и он понял, что удаляется от этого немыслимого сооружения с огромной скоростью. Вот он уже мог различить, что соты раскрашены в разные оттенки, мягко играя всей видимой цветовой гаммой. Вот уже можно было увидеть, что это чудовищное сооружение сужалось как к верху, так и у своего подножия, что вершина здания сверкает ослепительно-белым и окружена золотистыми облаками, а его подножие вспыхивает багрово красным, как будто там работают гигантские плавильные печи. Он почему-то знал, что был сейчас не один. Чье-то присутствие, кто-то такой же испуганный и растерянный, как он, нет, даже еще более растерянный и испуганный, был сейчас рядом с ним. Но кто это? Откуда он взялся? Он попал к нему случайно, или это часть чьего-то непонятного плана? Вопросы оставались без ответа, бесплотные, как он сам и его странный спутник. Может, это и есть обладатель таинственного голоса? Но почему-то он знал, что это не так. Вдруг из ряда бесчисленных сот внезапно отделились две крохотные точки, и начали набирать скорость, причем очень быстро ... и, неизвестно почему, его вновь охватил страх. Но тут его опять повлекло с такой немыслимой скоростью, что весь свет перед его глазами слился в одну мерцающую белую линию. Когда он уже почти потерял ощущение реальности, что это происходит сейчас и с ним, и практически растворился в этом воющем и пульсирующем мерцании, все внезапно закончилось черным безмолвием, куда он так же бесшумно нырнул. Раздался глухой треск, и внезапно он почувствовал толчок и боль, как будто налетел на какое-то препятствие. Стена! Впереди внезапно оказалась какая-то белая стена. Странно, но он с размаху проломил ее, как будто она была из фанеры, и попал в странное маленькое помещение без окон, слабо освещенное синеватыми фонарями. Он подумал, что снова очутился в своем багровом ужасе, и волна дикой паники попыталась запустить свои липкие пальцы ему в мозг. Нет, это было совсем другое помещение, да, да, совсем другое ... он не вернулся назад. Странно, но эта простая мысль пришла ему в голову только тогда, когда он смог погасить ту волну тошнотворного ужаса, который пытался опять завладеть им. Да, это абсолютно другое помещение, с двумя спальными полками и небольшим столиком, помещение, чем-то похожее на купе в железнодорожном вагоне. А чей голос он сейчас слышит? Или это ему лишь показалось?" "Нет, не показалось, это все еще я, твой друг и избавитель от адских мук, - голос звучал уже значительно спокойнее, - ты завершил свое путешествие, но ты еще не готов ступить в мир, который я для тебя приготовил. Скоро, очень скоро ты будешь опять ступать по земле тех мест, что тебе всегда были близки. А теперь, мой друг, терпение, я просто прошу чуточку твоего терпения, и тогда твой облик, такой привычный и близкий, вернется к тебе снова, и очень скоро, я тебе это обещаю".

Глава 5.

"Тьма. Абсолютно беспросветная, чернильная тьма. Любой луч света, случайно попавший в нее, очень скоро был бы проглочен ею, без всякого остатка. И вот, в самой глубине этой абсолютной тьмы, появилось странноватое слабое свечение. Может быть, это тот самый призрачный рыцарь, в сияющих, как ртуть доспехах, о существовании которого он откуда-то знал? Но нет, это был призрачный шар, горящий потусторонним фосфорным цветом, шар легко разорвал покровы всеобъемлющей черноты, буквально вылупившись из нее, как яркая бабочка из неприглядного уродливого кокона. Шар тут же начал набирать скорость, легко скользя в темноте, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока, наконец, сверкнув призрачной зеленой звездочкой, оставил тьму далеко внизу. Теперь он был окружен водой, прозрачной и чистой, он скользил и кувыркался в водных струях, подобно сияющему желто-зеленым пузырю с воздухом. Вот он вынырнул на поверхность этой загадочной, непонятно откуда взявшийся реки, и остановился, причалив к залитому солнечным светом и заросшим зеленой травой берегу".

Он очнулся в маленькой и довольно захламленной комнатке, освещенной кучкой свечей, беспорядочно торчащих на столе среди вороха бумаг, а стол упирался в подоконник наглухо зашторенного окна. На него с ужасом взирал оцепеневший незнакомый худощавый парень в черной футболке, джинсах и с такого же цвета нечесаной копной волос. В руках незнакомец держал какие-то грязные листки, которые, впрочем, тут же уронил в стоящий на полу и наполненный чем-то темно-красным, тазик. Он рывком поднялся с пола. Боже мой, как же это прекрасно, встать на ноги. Он жадно ощупывал руками свои ноги, плечи, живот, ягодицы. Правой рукой вцепился в левую так, что чуть не взвыл от боли. Тело, настоящее тело! Мускулистое и послушное его воле! Господи всемогущий, как же это прекрасно снова иметь тело! Вот только оно было какого-то странного синеватого цвета, и через призрачные руки он мог смутно видеть очертания ковра на полу, но все равно, это было настоящее тело! Хоть оно и выглядело немного прозрачным, как будто из темно-синего стекла. Он долго бы еще радовался этому удивительному обстоятельству, вертел головой, приседал, поднимал и опускал ноги, сжимал и разжимал кулаки, если бы не стоящий в оцепенении незнакомец, о котором он совсем забыл. А парень тем временем, явно пришел в себя и даже решил заговорить с ним: "О дух, я вызвал тебя, и я теперь управляю тобой, - его надтреснутый юношеский дискант дрожал и вообще звучал явно не уверенно, - назови мне свое имя, о, дух". Имя? Да он не помнил своего имени. Это было так давно. Он сделал несколько осторожных шагов. О, как легка и пружиниста его походка! Но, судя по всему, незнакомец не собирался просто так сдаваться. Он, как под наркозом, судорожно вывалил из стоящего на полу таза пару замазанных чем-то листов и начал скороговоркой бормотать какие-то непонятные слова. Внезапно где-то внутри себя он почувствовал, как его снова наполняет эта абсолютно чернильная, беспросветная тьма. Как, опять тьма? Ну, уж нет, хватит, достаточно! Одним прыжком он подскочил к незнакомцу и со всей силы оттолкнул его почти невесомое, костлявое тело от стола. Тот неожиданно легко отлетел к противоположной стене, ломая и руша по пути какие-то нелепые конструкции из стекла и фанеры, и затих, погребенный под кучей всевозможного хлама. "Ну что же ты, мой друг, только появился и уже так шумишь", - приятный баритон, внезапно зазвучавший позади него, заставил его снова подскочить на месте, на этот раз от неожиданности. Он резко повернулся. Никого. "Ты меня не знаешь? - в нотках голоса звучала явная усмешка, - "это же я, твой друг. Друг и учитель. А еще - твой спаситель. Благодаря мне ты избежал ужасов полного забвения. Благодаря мне враги твои тебя не найдут. И благодаря мне ты сейчас стоишь на этих ногах". "Где ты?" - судорожно выдохнул он. Его собственный голос был ему явно не знаком: высокий и тонкий. Он почему-то был уверен, что его голос раньше был куда грубее и мужественнее. Хотя, откуда он мог знать это? "И это все, что ты мне хочешь сказать? - обладателю баритона явно было весело, - а где же твоя благодарность, мой бедный друг?". "Благодарю, о... учитель. Извини меня, я просто ничего не помню, что со мной было", - хрипотца нового голоса не могла замаскировать его тембр, тонкий и от этого более чем странный. Смутная догадка мелькнула в его мозгу. Как же он сразу это не заметил, радуясь своему телу и ощупывая себя? Одна рука судорожно прижалась к груди, другая метнулась вниз. "А ты что, помнишь, кем ты был раньше? Кем? Человеком? Мужчиной? - голос неожиданно стал серьезен, - я... я не знаю", - в отчаянии он присел на пол обхватил колени руками. Только теперь он обратил свое внимание на очевидное. Ноги побриты. На ногтях пальцев рук и ног маникюр и темный лак. Маленькие упругие груди сразу уперлись в колени. Все было ясно как день. Он человек, и он женщина. Неизвестно почему слезы бессилия на глаза навернулись сами собой. "Ладно, не с чего тут раскисать, - голос, казалось, начал сердиться, - какое тело было, то и получил. Радуйся, что не собачье! Да и со временем все равно менять его придется. Ведь скорее всего тебя уже хватились и будут очень усердно искать. Эти все тела, это же просто тела. Ты, вероятно, просто привык к другому обличью, но тебе ли не знать..., - неожиданно оборвав фразу на половине, баритон снова зазвучал, на этот раз с легкой усмешкой, - а вообще, я бы на твоем месте расстаться с этим телом не торопился. Поздравляю, мой друг, по меркам этого мира ты же красотка! В этом мире таких худеньких все любят". Он хотел что-то возразить, о чем-то спросить, но незримый голос перебил его: "Этого недоучку мага в углу ты здорово приложил. А вдруг он уже и отмучился? Глянь-ка, кстати, что там с ним?". Ему показалось, что голос зазвучал озабоченно и даже как-то напряженно. Он послушно подошел к куче хлама, из которой торчали ноги несчастного призрачного парня. Поднял лежащую на его теле доску. Глаза у парня были закрыты, по шее бежала едва различимая струйка крови, но что-то подсказывало ему, что парень жив и невредим. Да, так и есть, парень дышал. "Он жив, но без сознания, наверное. У него только шея стеклом порезана, слева чуть-чуть. Но что с ним делать? Может, рану перевязать?" - выдохнул он. "Ясно, пусть это тебя уже не побеспокоит, - голос принялся деловито командовать, - значит, дома у него сейчас нет никого, а соседи тоже где-то бродят, а то на такой шум все бы сразу прибежали. Ты давай, марш быстро в ванную, потом надень на себя что-нибудь хотя бы из его гардероба, не голым ..., то есть не голой, же тебе по улице бегать, и затем быстро убирайся отсюда. Выходи из квартиры на улицу, затем сразу завернешь за правый угол этого дома, под арку, а там я тебя встречу. Иди, собирайся, а я пока приберусь тут. Зачем нам лишние свидетели, - в голосе явственно прозвучали озабоченные нотки. "Ну, ты все запомнил? Кстати, как мне тебя называть?". "Я не знаю, - потерянно проговорил он, - я даже не помню кем я был и как меня звали раньше". "Ясно, - голосу, казалось, снова было весело, - ну если тебе все равно, я буду тебя звать... э-э-э... ну, скажем, Сашей. В память об одной особе, жившей давным-давно, - это было очень странно, но казалось, в нотках баритона проскользнула легкая грусть, - да и тебе с таким нейтральным именем будет не так уж непривычно. А может, тебя так и раньше звали, ну, если ты в прошлой своей жизни вдруг парнем был". Он почему-то знал, что это не так, и имя у него было какое-то другое, но спорить с баритоном не было ни сил, ни времени, ни желания. Ему так хотелось уйти как можно быстрее, но какое-то непонятное, болезненное любопытство, заставило его чуть задержаться в коридоре, так, чтобы его не было видно. Что же будет с этим нелепым парнем? Его выбросят из окна? Он сгорит каким-нибудь адским огнем? Внезапно исчезнет? Его съедят? Но все оказалось проще, а и одновременно, загадочнее, чем он себе представлял. Внезапно, захламленная комната наполнилось легкой дымкой и в ней из ниоткуда появилась высокая фигура человека, одетого во все черное. Черный потертый плащ, старомодный костюм, черный же цилиндр... человек был невероятно худ, и, скорее всего, очень стар. Его костистое лицо с провалами глаз, казалось, было густо намазано белилами. Старик судорожным движением достал из кармана поношенного сюртука большой, размером с грейпфрут, шар, как ему показалось, из зеленого бутылочного стекла, с силой дунул в него, и вдруг, когда в кристалле начало разгораться призрачное зеленое пламя, просто коснулся им своего мертвенно бледного лба. Комната внезапно озарилась ярким зеленым светом, который горел недолго, не больше минуты, но он успел заметить, как вдруг недалеко от заваленного бумагами стола, появился мерцающий человеческий силуэт. Буквально через мгновение силуэт принял реальные формы высокого, мускулистого, хотя и призрачного мужчины, который светился изнутри красно-оранжевым цветом, как будто... как будто... что-то знакомое вертелось на языке (и всплывало в памяти), но что? "Как будто неоновая вывеска на магазине",- внезапно будто подсказал чей-то неведомый голос. Призрак поднялся, низко поклонился старику, потом развернулся, шагнул вперед и вдруг так же внезапно исчез, как будто его никогда и не было. Только тут он заметил, что лежащее тело парня на полу тоже куда-то исчезло, но как и когда, он и не заметил. Старик вздохнул с каким-то шипящим присвистом, замер, согнувшись почти пополам, будто бы боролся с внезапно нахлынувшим приступом дурноты, а затем суетливым, торопливым движением, будто боялся чьих-то чужих глаз, сунул погасший кристалл в карман. "Вот это полезная вещь, этот зеленый кристалл, надо на всякий случай запомнить, как он действует. Значит так, приставляем его ко лбу, а дальше? Дальше что? Что происходит дальше? Черт, зачем я вообще думаю об этом? Это разве самое главное сейчас? Разве мало проблем свалилось на голову? (рыцарь, рыцарь в доспехах, как из чистой ртути...) Кем я был раньше? КТО Я ВООБЩЕ ТАКОЙ?", - мысли, как яростный вихрь осенней листвы, бились в его голове сами собой, безо всякого его участия, а сам он тем временем, все так же бесшумно крадучись, проскользнул в ванную комнату и открыл воду из рыжих от ржавчины кранов. Он так же быстро принял душ, стараясь как можно меньше себя касаться. Тем не менее, он заметил, что его кожа перестала отливать темно-синим бутылочным оттенком, а стала простой, как кожа обычного человека, непрозрачной и розоватой. Он вышел из ванной и обошел обе комнаты маленькой захламленной квартирки. Ни старика, ни его крепкого собеседника в квартире уже не было, как не было и парня на полу. Куда же они все все-таки делись? Может, просто вышли из квартиры, пока он был в душе? А может, это и называется у его страшного, в недавнем прошлом, невидимого друга, "прибраться"? Ну вот и платяной шкаф, наконец. Черная длинная майка с черепом, черные тоже джинсы ... вроде все почти чистое. Ого, да тут целый шкаф только черных вещей. Странно, почему это так... . Ладно, не его это дело. Или это было его дело? Главное, быстрее, бегом из этого страшного места. Неважно куда, только быстрее... Удивительно, но все вещи как будто его размера. И это отлично. Майка и джинсы подойдут. Одевшись, он проскользнул в прихожую. Вот эти серые кроссовки почти новые, их и возьму... Хмм, опять мой размер. Ну, хоть в чем-то повезло. Внезапно краем глаза он заметил какое-то движение и резко повернулся. Фу, да это просто зеркало, висящее на стене. А в нем его собственное отражение... Он медленно подошел поближе и вгляделся в полированную поверхность. Из рамы на него смотрела молодая, худощавая, угловатая как подросток, но все же довольно симпатичная и весьма нелепо одетая девица с дикими испуганными глазами и растрепанными волосами цвета вороньего крыла. Боже великий, и ЭТО теперь я? С трудом подавив приступ внезапной тошнотворной паники, который его заставил буквально сложиться пополам, он, крадучись, выскользнул за обшарпанную дверь, навстречу неведомому и абсолютно незнакомому миру в чужом теле, в чужой и непривычной одежде, не понимая, куда и зачем ему идти, не помня ничего из своего прошлого, не зная даже своего настоящего имени...

Глава 6.

В конце концов, все оказалось не таким уж и ужасным. По крайней мере, по сравнению с тем жутким местом, откуда он сбежал. Во-первых, его спаситель, обладатель таинственного голоса, оказался не сверхужасным чудовищем, как показалось ему в их первую встречу, когда тот впервые появился из ниоткуда в захламленной квартире незадачливого парня-колдуна. Конечно, выглядел этот субъект, без всякого сомнения, жутковато. Был он все так же, как ему показалось сначала, невероятно худ и стар. Одевался абсолютно нелепо, как будто взял свой гардероб из костюмерной какого-то провинциального театра, играющего что-нибудь из классиков давным-давно минувших времен. Он легко бы мог стать посмешищем на улице, очередным городским сумасшедшим, коих в последние годы развелось немало, если бы не его жуткий взгляд. Каждый, кто случайно встречался с ним взглядом, старался побыстрее ускорить шаг, лишь бы не находиться и лишней минуты с ним рядом. Черные, лишенные белков, эти страшные глаза двумя бездонными провалами зияли на его мертвенно бледном, как будто измазанном побелкой, лице. Казалось, от их немигающего взгляда становилось физически больно.

Так же не по себе было и ему (хотя, теперь уже, конечно, ей) от непонятных и жутких ритуалов, которые старик совершал в своем невероятно страшном кабинете, битком набитом порядком изъеденными молью пыльными чучелами каких-то невероятных крылатых существ, сушеными россыпями разнообразной ушастой, зубатой и хвостатой дряни, горами разнообразных зубастых черепов, камней, костей и еще уймой черт знает какой вонючей мерзости. Особенно его удивляли большие стеклянные сосуды, почти до краев наполненные какой то ядовито-желтой жидкостью. Почти каждый день старик под вечер удалялся в свое жуткое логово и до утра жег там непонятную мерзко воняющую дрянь, иногда кабинет внезапно озарялся яркими вспышками непонятно откуда бьющего света, а почти непрерывно доносящиеся оттуда среди ночи стуки, шуршание, скрип и непонятный шум могли свести с ума любого. Но все это как-то сходило ему с рук. Соседей в этом доме почему-то не было видно, двери на нижних этажах никогда не открывались, а сам дом имел всего-то три этажа и чердак, к тому же подъезд был один. Квартира старика имела целых пять комнат разной степени захламленности, но, по крайней мере, в дальних комнатах скрипов, стуков и возни было не слышно.

Оставшись в темноте один, ворочаясь на предоставленном стариком древнем продавленном диване и мучаясь бессонницей, он часто раздумывал, почему, собственно, оказался в этой квартире, и от какого такого "полного забвения" спас его старик. Может, он сделал что-то ужасное, за что и должен был понести наказание? Но за что? Так ничего не вспомнив, он засыпал иногда без сновидений. А иногда ему снились тревожные и неприятные сны. Точнее, один единственный сон. Сон был всегда про одно и то же - большая площадь какого-то старинного города, вымощенная серым камнем и заполненная возбужденными людьми. Вокруг площади средневековые здания с остроконечными крышами и яркими окнами. На площади явно идет какое-то веселье, праздник, и люди шумят и хохочут, явно находясь под действием спиртного. А он пытается обойти этих людей, ему зачем-то нужно пересечь площадь, нужно идти дальше, но тут впереди появляется он, странный рыцарь в сияющих как ртуть доспехах. Он пытается быстро проскочить мимо этого необычно сияющего воина, но тот, как бы невероятным образом услышав в этом шуме его шаги, начинал поворачиваться к нему лицом. И тут он всегда просыпался и долго лежал с бьющемся сердцем в темноте, пока снова не засыпал, на этот раз уже без всяких снов. Вообще-то с ночами можно было вполне мириться, они не были такими уж беспокойными. Куда неприятнее сначала казались ему дни. Старик сразу же отобрал у него черные мешковатые тряпки и вместо них выдал совсем уже невероятные вещи: черные и телесные чулки, короткую юбку, пуловер с дурацкими цветами, и что было совсем ужасно, длинное синее платье с вырезом чуть ли не от бедра... . Это теперь была его одежда. Сначала он отчаянно протестовал. Объяснял, что это не может быть его одеждой, ну никак не может, что он знает, он просто уверен, что раньше он одевался совсем не так, как-то совсем иначе... Но со стариком было бесполезно спорить. Тот сразу, причем весьма бесцеремонно, пояснил, что выручая его, сам потратил много энергии и средств, и, что хуже всего, своих драгоценных жизненных сил, которые, из-за его возраста уже просто так не восполняются. Поэтому, если он не считает себя неблагодарной скотиной, ему просто необходимо, причем, в самом ближайшем будущем, оказать старику пару мелких услуг. Ну, конечно, если такая незначительная помощь своему спасителю ему кажется таким уж тяжким и невозможным бременем, то, пожалуйста, он может хоть сейчас вернуться в ту квартиру, откуда он появился вначале, тем более, что там его уже наверняка ищут, и прямо сейчас может объяснить им, кто он, откуда, и зачем опрокинул шкаф на хозяина квартиры. Да жив ли еще этот хозяин? После этого он уже не протестовал. Лучше это проклятое платье и нелепые колготки, чем разрывающие мозг бесконечные вопросы без ответа. Тем более, что на улицу он не выходил, проводя дни за чтением разнообразных книг из огромной библиотеки старика. Но вот, недели через две этого странного заточения, в один прекрасный вечер старик заявил, что хватит ему сидеть взаперти, и что сегодня же вечером они поедут на встречу с "хорошими людьми". Он, ругая все на свете и ненавидя сам себя, кое-как нацепил свое синее одеяние. Старик, ворча на то, что он копается, довольно бесцеремонно взял его за руку и вывел из квартиры на улицу. Был теплый летний вечер. На улице, слава Богу, никого не было. Старик открыл дверцу припаркованного у самого подъезда безразмерного черного лимузина. "Это Альберт, - представил он сидевшего за рулем, - мой коллега". Тот только слегка кивнул им, даже не поворачивая головы, и запустив громко взревевший двигатель, резво вывел машину из заросшего кустарником и заваленного мусором дворика. В полутьме ему удалось рассмотреть этого, неожиданно появившегося в его жизни "коллегу". Альберт был высок, мускулист и молчалив. Строгий черный костюм, черные же, несмотря на то, что солнце уже почти село, очки, занимающие пол лица, длинные отливающие серебром волосы, собранные на затылке в хвост... какой-то мафиози из итальянских фильмов, - мелькнула у него мысль. Он не помнил, кто такие эти мафиози, как выглядят итальянские фильмы, но эта фраза почему-то всплыла у него в мозгу сама собой. (Где же я их видел, черт побери?) Ехали они не очень долго. Он, как во сне, видел полутемный зал какого-то ресторана, отдельный кабинет, багровые (боже! Какой жуткий цвет!) мягкие диваны, длинный стол из черного дерева, и сидящих за ним трех людей. Неожиданно один из них, мускулистый верзила, одетый в одежду цвета хаки, с ежиком седых волос на голове, быстро вышел из зала через боковую дверь и больше уже не возвращался. Оставшиеся двое незнакомцев были разные по возрасту и стилю одежды, но смотрели на него одинаково, так, как будто бы хотели съесть. Еда на столе была непривычно острая, вино слишком терпкое и пьяное, незнакомая компания не очень-то приятная... он чувствовал себя так, как будто его выставили нагишом средь белого дня на оживленную улицу. Впрочем, старик всячески пытался его отвлечь от мрачных мыслей и поднять настроение всевозможными довольно смешными историями, которых, как ни странно, он знал бесчисленное количество. Из разговоров присутствующих он понял, что это друзья старика и его коллеги - средних лет толстяк в серой грязноватой замшевой потертой куртке, с такой же грязноватой светлой шевелюрой и неопрятной, растущей куда-то вбок бородой и плешивый худой парень в черном свитере и черных джинсах, с черной серьгой в ухе и с черным же перстнем на безымянном пальце. Некие Ник и Мак. Старика они звали просто Доком. Ни одного имени, кроме Альберта (а может, это была тоже кличка?) он за весь вечер так и не услышал. Зато ему было довольно доходчиво объяснено, какую работу и услуги от него ожидают. "Александра, это мои коллеги, знаменитые ученые и врачи высшей квалификации, - старик заговорил официальным тоном, а он сразу и не понял, что обращаются к нему, - они заняты исследованиями чрезвычайной сложности и важности, а я, обладая весьма обширными знаниями, в чем ты уже имела возможность убедится, помогаю им в весьма нелегком труде настоящего познания". Голос старика зазвучал почти торжественно: "Но вот какая незадача, нам необходимы фундаментальные и весьма сложные исследования, а они, как известно, требуют испытуемых. Тут нет, и не было никогда никакого криминала, просто, пойми правильно, сами мы не можем торчать в приемных поликлиник и больниц, вызывая подозрения и нападки завистников, которые, за редчайшим исключением, как правило, абсолютно бездарны. Ведь разрабатываемый нами эликсир способен, без сомнения, изменить все аспекты человеческой жизни. Короче говоря, все просто. Мы тебя устраиваем в одну хорошую поликлинику. Ты скажешь, у тебя нет медицинского образования? Поверь, в этом мире всеобщего поклонения деньгам это совсем не важно. Тем более, лекарствами ты заниматься не будешь. Ты просто будешь сидеть за отдельным столиком и ждать. Ждать тех, кто нуждается в нашей помощи. Ну, вот например, человек ищет аспирин или, там, уголь активированный. Это не наш пациент. Пусть просто берет его и уходит. Наш пациент - это тот несчастный, который запутался и разуверился во всех врачах и всех супермодных лекарствах. Вот кто нуждается в нашей помощи. Ты быстро начнешь отличать их, таких же мечущихся по разным врачам и проглотивших уже тонны бесполезных или, что еще хуже, вредных снадобий. Ты просто говоришь ему, что спасение есть. Предлагаешь наши таблетки, плод наших трудов и бессонных ночей, просто на пробу, бесплатно! Если человек возвращается (а он вернется, если наши лекарства ему помогут), ты даешь адрес нашего центра. Все! Этот все, что тебе надо сделать! Повторяю, разумеется, мы бы могли сделать это сами. Но девушке, причем молодой и красивой, поверят быстрее. Это просто человеческая психология. И, тем самым, они все помогут быстрее сами же себе. Не очень сложно, ведь это, правда? Ну как, скажи мне, девочка моя, ты согласна? - и старик устремил не него свой ужасный, прожигающий насквозь, взгляд, - да, да, конечно, как скажете", - только и смог сбивчиво пробормотать он. "Спасибо, моя дорогая, я знал, что ты так скажешь. Ты настоящий друг, нет, ты просто прелесть! - голос старика зазвучал уже совсем медовыми нотками, - так отпразднуем наш союз, во имя науки, медицины и великолепных открытий! Официант, нам еще вина! Нет, к черту вино! Давай шампанское, давай "Вдову Клико"! Две... три, нет, четыре бутылки!" И тут Альберт одобрительно качнул седой головой, толстый Ник крикнул: "Ура! Пьем за даму!", - а тощий Мак бешено зааплодировал.

И вот странная, и вместе с тем, удивительная рутина полностью поглотила его. Кабинет в поликлинике был свеж и недавно отремонтирован, а мерцающий сиреневый символ пульсирующего сердечка на двери, выделял ее из ряда одинаковых белых дверей-собратьев других кабинетов. Сначала, как полагается всякому новому делу, было тяжело и очень неловко. Пару раз ему здорово влетало от старика, первый раз, когда он перепутал рецепт и выдал совершенно другое лекарство, а другой раз (и это было удивительно), когда отключил надоедливую рекламу с сердцем от сети. Если в первом случае гнев старика был вполне понятен, то во втором случае было абсолютно непонятно, зачем тот разорялся из-за такой ерунды. Тем не менее, больше рекламу он не выключал, в рецептах не ошибался, и вскоре уже мог вполне ориентироваться в своей новой работе. Прошло пару месяцев, и он уже чувствовал себя на работе почти как рыба в воде, мог сам себе назначать перерывы на кофе или чай, мог легко отлучиться на полчаса на завтрак, или даже на час, на обед. Нет, ему все еще было неловко исполнять этот ежедневный маскарад в виде облачения в платье, колготки, лифчик и туфли на каблуке, но это стало привычным, и уже не поглощало все его внимание, мешая осознавать действительность. Его страшный хозяин оказался довольно щедрым, по крайней мере, он был всегда сыт, имел крышу над головой, был одет (хотя и в этот кошмар), обут (пусть и в неудобную обувь), и главное, у него было свободное личное время, никто не лез к нему в душу и не расспрашивал ни о чем. Вечером он мог переодеться в удобную одежду и в тишине почитать что-нибудь из обширной библиотеки старика, либо посмотреть мерцающий экран с картинками, который здесь называли "телевизор". Странно, но ему казалось эта вещь знакомой, как будто он уже когда-то видел ее. Кроме кабинета в поликлинике, у старика была еще и своя частная клиника, и, судя по некоторым ее посетителям, очень дорогая и современная, оснащенная по последнему слову техники, которую он и называл "медицинским центром". Автокортежи некоторых клиентов полностью занимали всю стоянку, а охраны у них было столько, что казалось - приехала футбольная команда. Были у него, видимо, и могущественные покровители из числа пациентов, так что бизнес старика процветал, несмотря на то, что его центр практически примыкал к районной поликлинике. Пару раз он поучаствовал в каких-то презентациях, а раз в неделю старик, как правило, приглашал его в какой-нибудь дорогой ресторан, где компанию им составляли те же самые Альберт, Мак и Ник, к которым он тоже уже почти привык, и даже находил общение с ними вполне приемлемым. Был еще один человек, коренастый мужчина, с коротким ежиком седых волос на голове, обликом он очень напоминал ту загадочную фигуру, горящую неоновым светом, которую он видел рядом со стариком в свой первый день, в этом странном доме, где исчез несчастный черноволосый парень, на которого он уронил полку с книгами. Скорее всего, он был и в ресторане, в то его первое посещение, хотя он не был в этом уверен, так как тот человек сразу ушел. С этим таинственным незнакомцем он практически не виделся, если после работы он приходил к старику домой, то седовласого там никогда не было, не участвовал он и в их совместных походах в ресторан. А его работа тоже оказалась не такой уж и ужасной, как он себе раньше представлял. Как оказалось, все посетители, как правило, разделялись на три основных вида: первые просто смотрели рекламу, написанную на обычных для подобной рекламы невзрачных листочках, пялили глаза на мигающую рекламу на двери, изредка вежливо-равнодушно спрашивали какую-то чепуху и уходили в никуда навсегда. Вторые, напротив, изучали исписанные листки с видом людей, ищущих для себя ответ на какой-то очень важный для них вопрос, всегда подробно расспрашивали о новых чудодейственных средствах, о лечении, и, конечно, о побочных эффектах приема лекарств, одновременно веря в чудо-средство и панически боясь в него поверить. Из этих людей обратно тоже возвращались далеко не все. Но те, кто приходили еще раз, или, как он их про себя прозвал, третья группа, как правило, принимали пробный курс чудодейственных таблеток без дальнейших колебаний. И эти последние, третьи, верили всему и сразу и как то по-особенному неистово отметали абсолютно все сомнения, которые легко могли бы вдруг зародиться у людей из двух предыдущих групп. Казалось, они были просто одержимы новым чудодейственным курсом этих, взявшихся из ниоткуда, и, в то же самое время, таких великих целителей. Они летели к двери с пульсирующим сиреневым сердечком как мотыльки на огонек. При обслуживании двух первых групп клиентов он (или уже она?) применял те нехитрые уловки, которые старик заставил его выучить, например, если твой посетитель молодой или не старый еще мужчина, то, нужно было, как бы невзначай, чуть оголить запястья рук, либо, как будто случайно, откинуть волосы с лица на плечи, либо украдкой кидать быстрые взгляды на посетителя, а если посетитель вдруг начинал смотреть в упор, игриво опускать веки, а затем, опять как бы случайно, кокетливо обнажить коленку. Если же, посетителем была молодая женщина, то тут он выступал в роли ее подруги, просто желающей ей только добра, и только по-дружески он ей советовал, с женщинами постарше он использовал образ юной простушки, такой еще неопытной, но искренне желающей сделать доброе дело и выслушать все советы от своей более умудренной опытом старшей сестры, ну и, конечно, посоветовать ей что-нибудь в благодарность за урок житейской мудрости. Он в полной мере использовал все советы старика, превратив их в свое собственное знание, например, как можно завладеть вниманием и завоевать доверие даже незнакомого человека: подстраиваясь под тембр и скорость речи собеседника, употребляя характерные словечки, которые собеседник вставлял в свою речь. Если случай был более трудным, то он использовал опять-таки подсказанный стариком так называемый театральный прием, который заключался в повторении слов и оборотов, часто употребляемых клиентом. Это было совсем непросто, но, либо старик был таким прекрасным учителем, либо он был таким толковым учеником, но у него почти все получалось, и многое получалось очень даже не плохо. И то, что сначала было для него просто набором бессмысленных телодвижений и фраз, как ни странно, стало вдруг приносить свои плоды. От клиентов, сначала таких недоверчивых и пугливых, скоро просто не стало отбоя. Разочарованные в современной бесплатной медицине рассыпающегося на части общества, и в равной мере, обманутые шарлатанами от медицины платной, отчаявшиеся понять причину своих бесконечных болезней и потерявшие всякую надежду на излечение, - все они рано или поздно становились клиентами старика. Одни приходили всего один-два раза, другие посещали его чаще, но были и третьи, которые становились горячими поклонниками его страшного хозяина. Лекарства из аптеки старика уходили килограммами. Книг по лечению разнообразных недугов (опять же, его авторства) было не достать. Среди его поклонников были и настоящие фанатики, они уже больше никогда не приходили к нему в кабинет, видимо, целиком поглощённые процедурами в медицинском центре старика, который, кстати, располагался совсем недалеко, в соседнем здании, где старик снял два этажа и подвальное помещение. Ночные кошмары, которых он так боялся, больше не мучили его, а о странном рыцаре в ртутных доспехах, который в его снах все пытался повернуться и глянуть ему прямо в лицо, он и вовсе забыл.

Прошел еще месяц, и вот безумное жаркое лето, когда в августе температура очень часто достигала +40® в тени, наконец, пришло к своему закату. Наступил сентябрь, и место обычных клиентов, как правило, двигающихся под раскаленным небом как сонные мухи, начали занимать отдохнувшие и энергичные люди, вернувшиеся домой с разнообразных морских курортов. Посетителей в поликлинике стало еще больше, и ему уже приходилось, зачастую, совсем нелегко. Сегодня была пятница, людей было особенно много, и он уже почти вышел из себя, долго уговаривая хамовитого толстяка в ядовито зеленой рубахе подождать приема доктора, а не просто переться к нему в кабинет безо всякой очереди. Но тот не хотел ничего слушать, все без умолку бормотал, что он уже второй день сидит в очереди, и размахивал полными руками, не замечая, что его яркая рубаха давно расстегнулась на объемном брюхе. Через полчаса стало казаться, что все окружающее пространство уже занято потным мохнатым брюхом этого неугомонного субъекта, а его зеленая рубаха, казалось, заслонила собой горизонт. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы внезапно появившийся в зале Мак не увел возмущающегося толстяка куда-то с собой. Близилось время обеда, и он, как никогда, остро почувствовал необходимость отвлечься от своей работы, просто передохнуть, чуть пройтись, выпить чего-нибудь холодного. В его крохотном холодильнике под столом запасы воды иссякли еще утром, когда пришлось напоить ватагу невесть откуда взявшихся детей, которых почему-то взяла с собой на прием очередная клиентка (о воде для своих детей, она, естественно, не побеспокоилась). Но ведь всего через дорогу от его поликлиники находится медицинский центр старика, где в просторном, прохладном холле на первом этаже стоят холодильники, за стеклянными дверями которых всегда высится масса бутылок с водой и прочими холодными напитками. Подождав для очистки совести еще около получаса, он поставил на стол табличку: "Буду через пятнадцать минут" и легко выскользнул за дверь, почти не чувствуя неудобства от высоких каблуков. Зной на улице стоял непереносимый. По всей вероятности, лето, несмотря на наступление осени, решило дать напоследок решительный бой. Ни малейшего ветерка, ни одного облачка на небе, только рано пожелтевшие листья с соседнего клена тихо хрустят на тротуаре под его шагами. "Нет, есть в такую жару совсем не хочется, а вот попить бы... ". Он подошел к стальной двери клиники старика. Позвонил в звонок, подождал, позвонил еще. Тишина. За дверью ни звука. Тогда он нажал ручку, особо не надеясь, что она открыта, но та бесшумно отворилась. Просторный прохладный холл, приглушенный свет синих и желтых ламп, низенькие диваны и кресла из настоящей кожи, журнальные столики с кипами разнообразной прессы, под большими электронными часами такое же сиреневое пульсирующее сердце, как на двери в его кабинете, только больше размером, тихое, убаюкивающее журчание мощных сплитов, дарящих такую желанную прохладу... а, ну вот и холодильники у стены. И как всегда, полны. Место охранника было пусто, наверное, он отлучился в туалет. Он открыл ближайший из холодильников, взял банку колы и бутылочку Перье и уже собрался было уходить, когда увидел, что ведущая в подвал дверь приоткрыта. Странно, он был в клинике старика много раз, и на первом и на втором этажах, где были расположены палаты и кабинеты, но никогда не видел, чтобы двери расположенной в подвале лаборатории были открыты. Он чувствовал себя неловко, понимая, что не должен лезть не в свое дело, но любопытство оказалось сильнее, и вот он, поставив бутылки на стол, спустился по ступенькам и, оказавшись у приоткрытой двери, осторожно заглянул внутрь подвала. Там совсем не было так уютно, как в холле. Часть ламп просто не горела, остальные мерцали мертвенно-белым светом. У стен стояли какие-то стальные столы, с хищно блестевшими поверхностями, старая каталка, заваленная всяким барахлом, из кучи которого свешивались старые, пожелтевшие бинты, все в каких-то бурых пятнах, серые лохмотья ваты, ржавые простыни, все это выглядело очень неопрятно и отталкивающе. Странно было видеть такое помещение в клинике старика, всегда уютной и до блеска вычищенной. Он уже было собрался уходить, и даже развернулся для этого, но тут услышал какой-то отдаленный звук. Да-да, в этом нельзя было ошибиться. Как будто кто-то невидимый выбивал странный ритм на неведомых барабанах. "Тук, тук", - тишина. Потом снова: "тук, тук, тук". И снова тишина. Затем опять: "тук, тук-тук, тук-тук-тук". И снова все затихло. Замирая от страха, и в то же время, дрожа от любопытства, стараясь не зацепить стоящие у стен предметы, он тихонько прошел по коридору подземного этажа. Впереди он увидел маленькую металлическую дверь, покрашенную тусклой оранжевой краской. Да, звуки доносились точно из-за нее, он был уверен. И, как будто в подтверждение его слов, из-за двери раздалась новая автоматная очередь непонятных стуков: "тук-тук, тук-тук, тук, тук, тук"... Тщетно стараясь перевести дыхание, замирая от страха и волнения, он взялся за металлическую ручку двери. Внезапно проснувшийся здравый смысл подсказывал ему немедленно бежать из этого страшного помещения и навсегда забыть о нем. Но он почему-то понимал, что никогда не простит себе того, что он мог бы узнать, увидеть старика или его друзей за работой, и хотя бы попытаться понять секрет их успеха, успеха их чудо-снадобий и порошков, их супер-таблеток, понять, почему из сотен обращающихся к ним все были всегда довольны, и никто никогда не возвращался к нему, сидящему за столом в старой районной поликлинике с какими бы то ни было претензиями и жалобами. Он перевел дыхание и, чувствуя бешеные злые молоточки пульса в своих ушах, тихонько приоткрыл оранжевую дверь. Странно, но она отворилась бесшумно. Его взору открылась небольшая комната, ярко залитая белым операционным светом. В центре ее и правда стоял операционный стол, прожектора освещали все вокруг. На столе под простыней лежало чье-то неподвижное тело, а над ним суетились одетые в белые халаты три фигуры, в которых он сразу узнал Альберта, Ника и Мака. Все они были так заняты своим делом, что не обратили на него никакого внимания, скорее всего, просто его не заметили. Ник придерживал за липкую рукоятку какой-то инструмент справа, Мак держал такой же инструмент слева, а Альберт работал каким-то прибором, похожим на огромный пылесос, только вместо мусора по его прозрачному шлангу бежали всасываемые им из лежащего перед ним тела какие-то ярко-желтые сгустки, цветом похожие на серу, которую он, и он был в этом уверен, видел уже однажды (где?) и эти сгустки попадали в небольшую емкость, стоящую тут же рядом на тумбочке. Тут его сердце бешено подпрыгнуло в груди, на губах появился солоноватый привкус. Именно этой ядовито-желтой гадостью были наполнены штабеля объёмистых бутылок, стоящих в шкафах захламленной квартиры старика! Но не это было самым ужасным, в конце концов, это клиника, а в клиниках есть морг, где, как сейчас пронеслось у него в голове, такое препарирование трупов, наверное, вполне обыденная вещь. Жуткий пылесос издавал отвратительные хлюпающие звуки, которые иногда сменялись стуками, это были именно те стуки, что привлекли в коридоре его внимание. Он уже собирался тихонько выскользнуть за дверь, когда вдруг увидел нечто такое, отчего его, несмотря на жару, в момент прошиб холодный пот, а не вскрикнул он только потому, что его язык от ужаса просто прилип к гортани. Альберт резко повернулся, сдвинув в сторону тело, и одна неподвижная рука трупа, выскользнув из под простыни, упала со стола, почти коснулась скрюченными пальцами пола. Он явственно увидел рукав ядовито-зеленой рубашки, теперь почти полностью залитой ярко желтой субстанцией... Боже мой, это был тот самый толстяк, который еще совсем недавно, еще буквально полчаса назад был жив, здоров и очень даже активен! Он чувствовал противный привкус металла во рту, кровь бешеными толчками стучала ему в барабанные перепонки, он только думал о том, как не упасть на скользком полу с этих проклятых каблуков, и мечтал только об одном - быстрее покинуть это страшное место. Но, на его счастье, эти злодеи так увлеклись своим кровавым делом, что не слышали его шагов за спиной. Он торопливо прикрыл дверь, и, зажав в обеих руках ненавистные туфли, босиком бросился что есть силы из этого страшного места. В прохладном холле к его счастью охранника все еще не было на месте, там он быстро обулся, залпом выпил содержимое обеих по-прежнему стоящих на столе бутылок, отряхнул одежду и все еще, где-то в глубине, чувствуя приторный холодок недавнего ужаса, так же быстро выскользнул за дверь. Пока он шел по залитой солнцем улице, все увиденное стало казаться ему каким-то нелепым ночным кошмаром, но, тем не менее, он был уверен, что это ему не привиделось и не показалось. Горькая правда была такова - он работал в жуткой, кошмарной системе, придуманной и созданной стариком, и, вольно или не вольно, помогал заманивать несчастных людей в смертельные сети этих кошмарных упырей, проводящих свои бесчеловечные, как говорили в передачах, мелькающих на экране стоящего в фойе телевизора, фашистские опыты. Первым его желанием было бежать сейчас же, просто бежать по пыльной улице, мимо этих квадратных зданий, бежать, куда глядят глаза. Но он понимал, что это ни к чему хорошему бы не привело. Куда бы он побежал? В местную полицию? В газеты? Просто постучал бы в первую попавшуюся дверь и начал рассказывать об увиденных ужасах? Он все еще плохо знал этот мир, но почему- то был уверен, что очень быстро оказался бы перед своим страшным хозяином, а тот (он, почему-то просто знал это) не стал бы с ним церемониться. Просто убил бы его, а может, еще живым отправил в тот самый мрачный чернильно-черный ужас, из которого он выбрался. Оставалось только одно - хитрить, притворятся, что ничего не знаешь, что полностью доволен своим нынешним положением, что все идет, как всегда, а самому готовиться к побегу и выжидать, когда представится удобный случай. Но только бы старик ничего не заподозрил, только бы не узнал... На ватных ногах, спотыкаясь и выворачивая ноги на проклятых каблуках, он едва доковылял до дома старика. Там принял душ и чуть успокоился. Да, выход один. Подготовить рюкзак с удобной одеждой, взять деньги из кассы своего кабинета, и бежать из этого города, бежать, куда глаза глядят. Теперь самое главное, сохранять спокойствие, а уже потом совершить внезапный побег, когда этого они будут меньше всего ждать.

Глава 7.

Анкх-амор-тху-трехт-аматорн, он же Судья Торн, неподвижно сидел в своем старинном резном кресле черного камня, почти вплотную придвинутом к пылающему камину и, не мигая, смотрел на огонь. Он уже и сам не помнил, сколько десятков или даже сотен лет, служил Высшим в лице Большого Хозяина, давно сбился со счета, сколько раз Весы Справедливости вершили свой Высший Суд. Он, конечно, осознавал, что очень стар, даже для уроженца Планеты Утренней Росы, которую трусливые недруги когда-то называли Зеленой планетой, но возраст почти никогда не казался ему уж такой обузой. Да, он стал медленнее двигаться, уже не так проворно мог достать свиток с письменами, и его обличающий негодяев голос временами дрожал и скрипел, как древний, плохо смазанный и изношенный механизм. Но все так же Весы Справедливости вершили Высший Суд, и все так же под его суровым взором отводили взгляды самые отпетые мерзавцы, навсегда смиряясь с неизбежным. Почти никогда его года не казались ему тяжкой обузой, но только не сегодня. Сегодня же он чувствовал себя невероятно старым и смертельно уставшим. Только что, в громадной темной зале его дворца, внешне непостижимым образом замаскированного под пыльную крошечную ферму, с обнесенным связанными крест-накрест палками огородом, побывал гость, даже не просто гость, а Посланник Высших, и не просто Посланник, а сама Эс Тора, одна из лучших Их агентов. Это было чрезвычайно редкое событие, и повод для него должен быть очень серьезным. Так оно и оказалось. "Судья Тор, приветствую тебя и долгих тебе лет жизни", - огромное гибкое тело Эс Торы возникло из ниоткуда, прервав будничную процедуру Определения Места Пребывания поступающих к нему и ожидающих своей участи. Весы Справедливости, что бывало крайне редко, застыли в одном положении, одна из их призрачных гигантских чаш почти опустилась на землю, а очередной определяемый замер, как будто внезапно превратился в столб. "Эс Тора, Посланник Большого Хозяина? - изумленно спросил он внезапно охрипшим от волнения голосом, - Светлая Госпожа, чем я обязан Вашему визиту?". Он раньше всегда называл Эс Тору "Эс тора" пока, за какие-то свои заслуги, за какие именно ему никто не сообщал, она удостоилась заглавной буквы не только своего имени, но и имени своего рода. Эс Тора пригладила усы огромной черной лапой и без приглашения уселась у камина, щуря на огонь свои желтые глаза. "Есть причина, о, Справедливый. И она, к сожалению, вызывает у Высших великую тревогу. Пожалуй, это самые тревожные новости, с тех самых пор, как пропал ЛаарсОнх Та, Единый Ключ Движения, - кончик хвоста Эс Торы начал мелко дрожать, будто бы она сердилась, - ты, Господин Судья, вершишь Высший Суд, направляя определяемых в Место Пребывания, да поможет тебе в этом Великом Деле Высшие и Весы Справедливости. И делаешь это, надо отметить, в строгом соответствии и согласно Положений Великого Порядка. Высшие просили передать тебе, что Они довольны твоей работой и благодарят тебя за службу". "Благодарю и я тебя, Светлая Госпожа, за добрые слова, я рад служить Высшим и Большому Хозяину по мере своих скромных сил", - Торн встал со своего кресла и тоже стоял перед пылающим камином, уставившись в багровое пламя и с трудом скрывая свое волнение. "Но ты должен знать, о, Судья Торн, что справедливое течение мира нарушено, а Положения Великого Порядка подвергнуты сомнению. Возможно, пропажа Единого Ключа Движения явилась причиной произошедшего, возможно, это произошло по какой-то другой, неведомой нам причине. Из Залов Великого Суда совершен побег. Причем, из той его части, что отвечает за Испытание. И самое ужасное, что бежал даже не один испытуемый. Ткань Мироздания на миг потеряла эластичность и целостность. Сейчас брешь уже ликвидирована, Положения Великого Порядка снова незыблемы и безупречны. Стражи быстро и очень эффективно успокоили, начавшиеся было волнения среди испытуемых. Но, к сожалению, как минимум двое испытуемых проникли в Обитаемые миры, тем самым, нарушив Космическое Равновесие. Как минимум, двое. А может, их было и больше. И Вам, Судья Торн, это необходимо знать, как никому другому. И еще. Мы нашли то место, откуда был совершен прорыв Ткани Мироздания. Это было сделано так просто и бесхитростно, что даже не верится, что это могло так произойти. Но место прорыва Ткани уже пусто, а злоумышленник где-то спрятан, причем очень хорошо. Потребуется некоторое время, чтобы его разыскать. Но, повторяю, он будет найден".

Эс Тора слегка помедлила, как будто хотела сказать что-то еще, но потом, словно внезапно передумав, опять пригладила лапой усы, и уже в упор уставилась на Торна немигающим взором своих безжалостных желтых глаз. "Но что я могу сделать, госпожа, - Торн внезапно почувствовал себя смущенным, а ведь это было давным-давно забытое им чувство, - то есть, я хотел сказать, как же я могу помочь Высшим в поиске и поимке этих негодяев?" Эс Тора ответила не сразу. Она опять потерла лапой усы и повела ушами, будто прислушиваясь. "Судья Торн, - наконец сказала она, и ее голос зазвучал мягко, - ни я, никто другой, ни даже Высшие и Большой Хозяин не могут приказывать тебе изловить преступников. Это дело Стражей и целого круга лиц, которые ответственны за сохранение Положений Великого Порядка. Я же просто прошу тебя - будь осторожнее. Ни я, ни кто другой не могут гарантировать тебе, что преступники не попытаются освободить своих возможных сообщников. А так как стенки Ткани Мироздания снова крепки, и сквозь них вряд ли удастся снова кому-либо или чему-либо проскользнуть, то они могут попытаться атаковать тебя, с целью помешать свершиться процедуре Определения Места Пребывания, и таким путем способствовать побегу своих сообщников из числа испытуемых, еще не направленных тобой к месту их Испытания... Это, конечно, весьма маловероятно, чтобы преступники осмелились посягнуть на сам Порядок Мироздания, но все равно, судья Торн, будь всегда начеку", - Эс Тора внезапно уставилась в пылающий камин, но потом, как будто стряхнув оцепенение, снова повернулась к Торну. "Нам не известны помыслы нарушителей. Нам не известны их планы, желания, чаяния... они могут быть где угодно и замышлять что угодно. Поэтому я посещаю и предупреждаю всех Судей, входящих в Большую Сотню, об этой внезапно появившейся опасности. И еще, о, Справедливый, ты должен помнить, что Двери Определения Места Пребывания, через которые проходят определяемые, открываются в обе стороны. А это значит, что если можно в ворота войти, то, гипотетически, можно из них и выйти. Помни об этом всегда. Мы обязательно отыщем беглецов, это просто вопрос времени. Но пока они на свободе, успокаиваться рано. А теперь, прощай, Судья Торн, я покидаю тебя, помни обо всем, что я сказала и поверь, я бы с удовольствием поговорила с тобой еще о каких-нибудь более приятных вещах, но, сам понимаешь, сейчас не подходящее время". Эс Тора махнула хвостом и исчезла так же внезапно, как и появилась. Весы снова качнулись сначала вправо, затем влево, очередной определяемый внезапно ожил и побрел к середине зала.

Эс Тора, покинув Мир, где Судья Торн вершил свой Великий Суд, решила отправиться к своему старому товарищу, которого когда-то звали Оон-Маргх-Деаял, кто-то его знал под именем Мар, но чаще всего он был известен под именем Сысой. Ее невидимое внутреннее око, никогда не дремлющее и замечающее много чего интересного кругом, пробудилось, и все вокруг стало вдруг призрачным, как будто было сделано из разноцветного стекла, а сквозь эти прозрачные силуэты она стала видеть совсем другие картинки, яркие и цветные, как в калейдоскопе. Картинки различных миров, холодных и теплых, светлых и темных, прекрасных и ужасных, бурлящих жизнью и абсолютно пустых проплывали перед ее внутренним оком. Вот появилось изображение того мира, где обитает сейчас Сысой: сырые болота, заросшие камышом и чахлым кустарником. Тучи комаров над гниющим торфом. Ничто не мешало ей сейчас переместиться к нему, но, почему-то, Эс Тора медлила. Ее чутье, интуиция, и так великолепная от природы, со временем развилась просто невероятно. И теперь именно это чутье не позволяло ей действовать по своему плану. Вот мир Сысоя медленно уплыл в сторону, теперь перед ней был темный, сумрачный и тоже покрытый болотами мирок, судя по всему, совсем безжизненный, даже насекомых было не видать, затем перед ее внутренним взором проплыл мир, напоминающий жерло действующего вулкана, плюющегося оранжевой лавой, затем показалось довольно уютное место, представляющее собой маленький городок в средневековом стиле, с красными черепичными крышами и острыми шпилями, там уже тоже был вечер, и в круглых окошках домов горел свет... Стоп! Это где-то здесь. Да, да, где-то среди этих уютных домиков, происходило что-то нехорошее, что-то связанное с нарушением основ сложившегося Космического Равновесия, и, вполне возможно, что-то связанное с недавним побегом из Залов Великого Суда. Черной бесшумной тенью она проскользнула в этот мир, никем не замеченная. Она почему-то уже определенно знала, куда идти. На улице не было ни души. Все жители маленького городка встречали вечер в помещениях. Огни были притушены. Только оконца маленького коричневого паба горели ярко. За пабом стоял красивый каменный двухэтажный дом, второй по улице, на верхнем этаже горел мягкий свет, желтые шторы на окнах. Эс Тора подошла к двери, и ей даже не надо было ее открывать. Она уже и так видела все, что происходит в этом доме. Первый этаж темен, пуст и тих. На втором - какая-то неярко освещенная маленькая комната, окна задернуты желтыми бархатными шторами, в центре за пустым круглым столом, сидят два странных силуэта, один - бледный, как мраморная статуя, старик в поношенном черном костюме и черной же шляпе, другой - толстяк в ярко красном халате с такой же красной бородой и шевелюрой того же огненного цвета. Их разговор, вначале невнятный, будто бы они говорили сквозь толщу воды, становился все более и более понятным, вот уже можно было разобрать отдельные слова, а потом разговор стал слышен так, будто бы незнакомцы сидели с ней за одним столом. Незнакомцы ли? Постойте, постойте... Великий Космос! Ну конечно, она так и знала! Ошибки здесь быть не могло - один из сидящих за столом, толстяк во всем красном, был, к сожалению, знаком ей даже очень хорошо. Это был известный мошенник, вор и аферист по имени Красный Маграгорн. Не так давно, он, подселившись в тело несчастной старухи, пытался украсть КоланарПха-Мууклунт, или Единый Ключ Мироздания, и, что самое плохое, это ему почти удалось. Опасный тип, и как ему удалось ускользнуть от справедливого возмездия Высших? Старика же в черном Эс Тора никогда не видела.

- Ну, а каковы гарантии, что это все дело не рухнет ко всем подземным чертям? - Красный Маграгорн скривил свои ярко-красные, будто напомаженные губы в недоверчивой усмешке, - там тоже, знаешь ли, не дураки какие сидят! А если они пронюхают как-нибудь, что именно ты задумал? Ты знаешь, что они с тобой сделают? И со мной тоже, так сказать, за компанию!

- Говорю тебе, мой друг, - голос черного старика вкрадчиво шелестел, как морской песок, уходящий вслед набегающей на берег волне, - я все продумал много раз. Риск, конечно, есть всегда, тут ты полностью прав. Но и шансы на успех очень, очень велики, я бы сказал, десять против одного, что все должно получиться. А ты тогда получишь такое вознаграждение, какое только можешь себе представить.

- Да ты и представить-то не можешь, что я могу себе представить! - в словах Красного Маграгорна сквозило высокомерие, - а вот ты в состоянии ли мне это вознаграждение обеспечить? Да и причем тут какие-то награды, если главная цель - покончить со всем этим!

- Конечно, господин мой, это само собой, - старик сцепил на впалом животе свои костлявые пальцы, - но уверяю тебя, тут нечего бояться, господин мой Маграгорн! Шансы, повторюсь, очень хороши.

- Что я слышу? Я - боюсь?! Ты думаешь, что я просто трус? Не много ли ты на себя берешь, человечек? - повысил голос Красный Маграгорн, - я просто предвижу возможные последствия, если что-то пойдет не так, в отличие от тебя, такого недалекого!

-- О, господин Маграгорн, - старик заговорил преувеличенно учтиво, но в его словах явно сквозил яд сарказма, - пусть я всего лишь человек, но не такой уж и недалекий. Мне, как ты видел, удалось добыть Единый Ключ Движения, легендарный ЛаарсОнх Тха, и он все еще у меня, а я, как ты видишь, свободен и вовсе не заключен Высшими в темницу. А тебе должно быть хорошо известно, что изъятие любого Ключа из связки Ключей, Управляющего всем Сущим, - это очень рискованное и в высшей степени непростое мероприятие, требующее долгой, тщательной и весьма продуманной подготовки. Ведь ты же пытался как-то достать себе КоланарПха-Мууклунт или Единый Ключ Мироздания? Или я ошибаюсь?

-- Да как ты смеешь, жалкий, ничтожный червь? - толстяк в красном вскочил с табурета, опрокинув его, - ты понимаешь, что я могу просто раздавить тебя, как жука? - в ярости заорал Маграгорн и, опершись руками на скрипучий стол, навис всем своим немалым весом над тощей фигурой старика. Но тот не испугался, даже не изменил своей позы, по-прежнему спокойно сидя на своем месте, лишь только чуть наклонил в вежливом поклоне голову.

-- Я вовсе не хотел тебя обидеть или высказать свое неуважение каким-нибудь образом, о, господин мой Маграгорн, - скрипящий голос незнакомца звучал спокойно, - я просто хотел рассказать тебе, что я подготовился очень тщательно, и учел все возможные нежелательные варианты развития событий. Чтобы ты знал, я всегда держу все под контролем, и поэтому нашим врагам провести меня будет очень и очень не просто.

-- Под контролем он держит, - проворчал Красный Маграгорн и тяжело опустился на свое место, успокаиваясь, - Космос свидетель, как я хочу, чтобы было так. А вот как оно будет по-настоящему, еще неизвестно. У меня знаешь, какие заказчики были на этот чертов Единый Ключ? Да тебе такие серьезные люди и не снились. А они на меня выходили, а не на тебя, заметь, колдун. А с чего это так, если ты у нас такой великий и всезнающий? Да и потом, с этими твоими Высшими никогда не знаешь, где окажешься через секунду после того, как сделаешь крошечную ошибку. И потом, добыча этого твоего топлива, что ты ведешь, тоже довольно хлопотное и непростое дело. Сеть-то конечно у тебя прочная, тут без нареканий... Но, в конце концов, если по мне, так все как-то слишком открыто, как-то слишком на виду... А учитывая, что мы за дело задумали, шума будет очень много. Впрочем, ладно, давай обсудим все детали подробнее. Расскажи мне все по порядку, и не упускай ни одной подробности плана. Вдруг он насторожился, как будто к чему-то прислушиваясь.

-- Стоп, а это что за ерунда? Нас кто-то слушает, что ли? И слушает прямо сейчас? Ах ты ж...

-- Это они, наши враги, нашли нас, уходим, господин Маграгорн, и уходим прямо сейчас! - старик проворно вскочил с табурета, и одним движением выхватив из кармана, мгновенно вспыхнувший зеленым, большой шар, торопливо дунул на него и стремительно приложил к своему белому как мел лбу.

Эс Тора с силой прыгнула вперед, сметая на своем пути дверь (ах, зачем я медлила раньше? надо было не подслушивать, а сразу действовать!), в один момент оказалась на узкой лестнице, понимая, что уже не успевает. Перед ее глазами закрутилась вереница пестрых огней, что-то громко хлопнуло, и она оказалась в полной темноте, среди сырых бревен и коряг в мокром и холодном ночном лесу неизвестного безымянного мира, да и еще, судя по мерзкому, холодному дождику, глубокой осенью. Быстро сориентировавшись, она покинула этот неуютный мир, куда ее закинула парочка негодяев, уже через пять минут. Но время было безвозвратно упущено, и этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы Красный Маграгорн и незнакомый старик исчезли в неизвестном ей направлении, унося с собой Единый Ключ Движения, легендарный ЛаарсОнх Тха, для каких-то своих, никому неведомых целей.

Глава 8.

Торн едва дождался, когда пылающее солнце исчезло за горизонтом, и вечерняя прохлада сменила дневной зной. Поток определяемых на место Пребывания начал спадать, и затем совсем прервался, прервался до завтрашнего восхода солнца, давая ему, тем самым, время отдохнуть. Весы Справедливости потухли и исчезли, исчез и этот яркий, режущий глаза свет, а мягкие блики зажжённых им свечей и двух больших факелов у дверей сделали его мрачное жилище чуть более уютным. В самом деле, как можно спокойно вести процедуру Определения Места Пребывания, когда Посланник Высших, самого Большого Хозяина, принес такие вести? Торн долго не мог найти себе места, бесцельно меряя шагами темные плиты зала. "Неужели Единый Ключ Движения не просто потерян, а попал в руки к каким-то злодеям? А если они тут не причем, почему тогда вообще стал возможен такой побег через Ткань Мироздания? Какие силы могли это организовать? Нет, это совершенно непостижимо! - костистой рукой он взъерошил жалкие остатки когда-то пышной шевелюры, и потер морщинистый лоб, - что, о, Великий Космос, вообще происходит?"

Он остановился перед мерцающим разноцветным панно с мягко пульсирующими макетами шаров, светящимися разноцветными надписями. В тысячный раз машинально прочел текст, который знал уже наизусть: "Под черным, с морозными будто иней, искрами, шаром - Единый Ключ Сущности Тьмы (Крахт Ха Эрт), под синим шаром - Единый Ключ Мироздания (Коланар Пха-Мууклунт), под желтым шаром - Единый Ключ Сущности Света (Оелла Хелее Тиа), под зеленым - Единый Ключ Движения (ЛаарсОнх Тха), под темно-красным - Единый Ключ Стихий (Логги Пат Греем), под молочно-белым - Единый Ключ Сущности Пространства (Лур-ютх-тхе), под кристально-прозрачным - Единый Ключ Сущности Времени (Лапинакви-айа), под лиловым - Единый Ключ Сущности Осознания (Сэт-тэл-эль-лии), под ярко-оранжевым - Единый Ключ Великий механик (Сан-ном-кос-таа), под светящимся золотом - Единый Ключ Живого Космоса (Сан-ном-кос-таа), под мерцающим как ртуть серебром - Единый Ключ Смены Сущего (Хаа-том-тсуу), под медным, горящим красными искрами - Единый Ключ Перемен (Мор-вит-хтуун). Еще один шар, пепельный, с черными и белыми прожилками, названия не имел, и на панно находился чуть левее остальных. Но все равно все знали его имя, хотя никто и никогда не произносил его вслух. Единый Ключ, потерянный Высший (Лих-онга-тян). Он никогда не понимал значения этого слова. Как Высший может быть потерян, и к чему тогда этот Ключ? Торн нащупал в кармане своего халата черный полукруглый предмет, умеющий моментально раскрываться губительным огненным цветком. Странно, но это всегда успокаивало его, отчасти успокоило и сейчас. "А где они вообще находятся, эти ключи, в реальном мире? Вот тут-то, у меня, все их копии на месте, - машинально пронеслось в его голове, - почему же они пропадают в том, в реальном мире? Вот тогда КоланарПха-Мууклунт пропадал, и надолго, а теперь исчез Единый Ключ Движения... Как это происходит, и кто в этом виноват? Почему, если они так важны, их так плохо охраняют?" На миг ему показалось, что он произнес эти слова вслух. Выходит, он кого-то осуждает? Но кого? Неужели он посмел осуждать кого-то из Высших? Неприятный холодок пробежал у Торна по спине. Нет, надо гнать прочь такие мысли, он не может, не должен, не имеет, наконец, права так думать. Единый Ключ Движения украли умные, хитрые и подлые враги, но, несмотря на все их ухищрения, вне всякого сомнения, они будут скоро разоблачены и изобличены во всех своих преступлениях. А сейчас надо просто успокоиться, выпить ароматного, крепко заваренного чая из трав, и почитать что-нибудь из его обширной библиотеки, пока, наконец, сон, ставший в последние годы таким тревожным, не сморит его. Жалко, что он так давно не видел своего единственного друга и соплеменника Мара, а как хотелось сейчас ему поговорить с ним... Поговорить о тех временах, когда их Родина была цела и невредима, а они богаты и счастливы, или о других временах, когда они были все еще молоды, временах, когда они могли сводить с ума и уничтожать полчища здешних варваров одним своим взором, могли превращаться в кого угодно, смущая и обращая их в бегство, или проходить сквозь любую дверь и стену, вселяя ужас в сердца этих примитивных существ, а самое главное - могли свободно парить в небесах как своей бедной погибшей планеты, так и планеты этого мира...

Он так одинок, так страшно одинок среди чертогов своего мрачного дворца! Он мог бы, он всегда мог бы прогуляться в то место, где солнце ласково светит на безоблачном небе, а изумрудная река весело плещется среди берегов из чистейшего белого песка, а дальше там есть небольшой тенистый сад, сарай и еще какие-то постройки, большой чистый двор со старой липой в углу. И маленький белый домик с красной крышей и блестящей медной трубой там настоящий, а не просто внешняя маскировка, как в его замке .Он раньше очень любил бывать в этом месте, бродить по белому песку пляжа, любуясь на закат оранжевого солнца в изумрудных водах реки. Он любил заходить в этот белый домик, такой чистый и светлый, так разительно отличающийся от его мрачного жилища. Но, там с недавних пор, по решению Высших, поселился бывший командор флагманского суперкрейсера "Жало Ярости", уроженец Планеты Закатов, которого когда-то звали Таал-иис-хаал, и который когда-то так просто и буднично уничтожил весь его мир. Он, конечно, смирился с волей Высших, и принял их решение как данность, но на прощение бывшему преступнику у него просто не было ни моральных, ни физических сил. Он понимал, что мирный фермер уже давно не командор безвозвратно погибшего корабля, ушедшей в небытие умершей планеты, но повстречаться ним, даже случайно, и просто так пройти мимо, он, конечно, не смог бы. И что бы он тогда сделал, известно только великим Богам. Торн заварил травы, и некоторое время, морщась и обжигаясь, пил отвар, лежа на подушках своего жесткого ложа из темного резного камня, прислушиваясь к шорохам мышей где-то в деревянных панелях стен. Странно, вот он, Судья, грозный и неумолимый вершитель судеб, целыми днями взвешивает души умерших, определяя их дальнейшую судьбу на долгое время, иногда на сотни лет, а от мышей избавиться никак не может. Надо в следующий раз, когда приедут фермеры с вещами, пищей и водой, заказать им мышеловок, что ли... Он незаметно задремал, и пустая чаша с остатками трав на донышке выскользнула из его ослабших пальцев.

Ему снился странный, тревожный сон о вещах, которые, он казалось, давно забыл, такими тягостными они были для него. Ему снилось, что он вновь, как и тысячелетия назад, молод, силен, и самое любимое его занятие - парить высоко в воздухе над зелеными материками и голубыми морями своей прекрасной родины - Планеты Утренней Росы. Он одет в форму пилота большого космического брига "Сила Тверди", и вновь, как и бесчисленное время назад, сидит в кресле второго помощника капитана. Совсем рядом, за тонкой прозрачной перегородкой сидит его лучший друг, с которым они вместе поступали в Императорское летное училище, теперь ставший борт-инженером их корабля. Но он даже не глядит в его сторону, он, не отрываясь, всматривается в экран, в котором с каждой секундой пребывают красные точки - корабли враждебной им Планеты Закатов. Их становится все больше и больше. Кажется, что совсем скоро они полностью заполонят весь обзорный экран. Да, столкновения не избежать, а с учетом того, сколько кораблей противника в зоне огня их Великого флота, это будет не просто стычка, намечается настоящие сражение. Планета Утренней Росы надежно закрыта легендарной, наводящей ужас на врагов, Небесной Броней, а их флот - лучший флот в Галактике. У этих несчастных недочеловеков просто нет никаких шансов! Интересно, на что они надеются, атакуя так нагло и самоуверенно? Весь дрожа, но нет, не от страха, а от какого-то внутреннего волнения, он ждет команды капитана корабля о начале движения на сближение с неприятельской армадой. А вот и капитан брига! Как всегда, одет с иголочки, как всегда, строг, быстр и решителен. Вот он идет к своей рубке, сейчас, сейчас он объявит общую тревогу! Господин капитан берет микрофон, и почему то начинает стучать им по приборной доске... что случилось? Микрофон неисправен? Но почему он просто не позовет техников? Почему не возьмет запасной в соседнем отсеке? Но нет, капитан корабля продолжает стучать по приборам проклятым микрофоном, все сильнее и сильнее...

Он резко приподнялся и сел на своем ложе, не понимая сначала, где находится. Темная зала, угли догорают в камине, едва освещая деревянные панели стен и массивный стол, заваленный бумагами... Он у себя дома, но за витражами высокого окна ночь, солнце еще не встало, почему же он проснулся, что его разбудило? И тут он услышал громкий стук, как будто капитан из его сна никуда не исчез и продолжал барабанить бесполезным микрофоном по приборной доске своей рубки. Это стучали в запертую дверь. Но кто? Кому из фермеров понадобилось идти к нему среди ночи? Сколько он помнил себя, никогда такого не происходило. Кряхтя и тихо бранясь, он поднялся, зажег свечу и, шаркая истоптанными туфлями, пошел к двери.

- Я сплю, сейчас ночь, чего вам надо? - он постарался придать своему дребезжащему голосу суровые нотки, - прекратите стучать и нарушать мой покой!

- Просим нижайшего прощения, о Великий господин, Бог Судья! - из-за двери раздался взволнованный голос Арума, старосты деревни, - мы, недостойные твои рабы, никогда мы не осмелились среди темной ночи тревожить господскую милость ото сна и докучать своими ничтожными просьбами, вторгаясь в твое священное жилище! Но случилось что-то страшное! Мой, нет, наш ничтожный ум не в состоянии постичь этого!

Староста умолк, и теперь стал слышен гул голосов толпящихся перед дверью людей. Торн тяжело вздохнул, открыл дверь. Фермеры сразу густо обступили его. Их лица были испуганы, ему тогда показалось, что здесь собралась вся деревня, включая женщин и детей, по крайней мере, старшие члены всех пяти живших в деревне семейств были в наличии. Несколько десятков людей, и почти все были одеты наспех, как будто покидали свои жилища очень быстро. Ночь была свежа, и многие из собравшихся уже дрожали от холода. Идти до деревни было около трех часов, а если идти вниз по реке, то и все четыре. Положим, они приехали верхом. Все равно, дороги сейчас не видно, добраться к нему не получилось бы меньше, чем за час. Ладно, надо действовать. Для начала он, несмотря на отчаянное сопротивление крестьян, почти насильно затолкал их в свою залу. Потом, пока фермеры, открыв рты, зачаровано разглядывали убранство его покоев с огромными стеллажами на стенах, доверху забитыми какими-то книгами и свернутыми в огромные рулоны листами, заваленные бумагами массивные столы, по углам залы - такие же огромные канделябры с сотнями погасших свечей. Да, тут было явно темновато. Он зажег еще свечей и подкинул дров в очаг, чтобы люди могли согреться. В зале всегда было холодно, даже жарким днем, за долгие годы он уже привык к этому, но сейчас фермерам было нужно тепло. Затем, пока готовился травяной чай, он выслушал всех, кто хотел с ним говорить, а пришедшие хотели говорить с ним все, и было их больше чем два десятка, начиная с Арума и заканчивая каким-то перепуганным подростком. Картина вырисовывалась действительно фантастическая и необъяснимая. Три дня назад под вечер, когда солнце еще не село, в деревню пришел незнакомый человек. Само по себе это было уже довольно странно, ведь просто так в деревню попасть было невозможно, она была довольно закрытым местом, и только обладающие особым знанием могли проникнуть в нее. Всегда было огромной проблемой, если кто-то из подросших детей собирался ее покинуть для того, чтобы создать семью в другом месте, либо если кто-то из фермеров, наоборот, брал себе в супруги жену или мужа среди жителей других мест. Такой закрытый, замкнутый в себе мирок, всего-то из пяти больших семейств, насчитывающих чуть более дюжины домов, с населением, едва перевалившем за полсотни людей. И вдруг, так просто, приходит какой-то незнакомец. Он был уже не молод, но еще и не стар, высок, крепкого телосложения, седые волосы были коротко подстрижены. Одет был в нездешнюю одежду, всю в бело-зелено-черных пятнах, но, видимо, весьма удобную: штаны, длинная майка, куртка, на ногах крепкие черные ботинки. Из-за своей удаленности и сложности доставки грузов, деревня производила одежду сама, поэтому все вещи - и повседневные, и праздничные, были выдержаны, как правило, в одном весьма непритязательном стиле. Поэтому одежду незнакомца все описали очень подробно. К широкому кожаному поясу была приторочена небольшая кобура, судя по всему с каким-то оружием. Незнакомец постучался в первый попавшийся дом и попросил показать ему, где живет староста деревни. У вышедшего Арума чужак поинтересовался, нельзя ли ему купить или нанять лодку, а также купить немного продуктов в дорогу? Так как чужаки были в деревне в диковинку, практически все жители, побросав свои дела, толпились у дома старосты, хотя и не участвовали в их разговоре. Потом такой же шумной толпой все пошли к реке, где стояли деревенские лодки. Незнакомец выбрал одну из лодок фермера Эдтона, с широкой синей кормой и заплатил за лодку и узелок с нехитрыми крестьянскими продуктами пятью тяжелыми монетами, красивого желтого цвета. Эти монеты были тут же переданы Торну. Он только взглянул на них и сразу же вернул назад. Это было золото, сомневаться не приходилось. Живя в различных мирах этой удивительной планеты, он их видел слишком много раз, чтобы ошибаться. После этого чужак сел в лодку и, хотя и не очень умело работал веслами, тем не менее довольно скоро скрылся за поворотом реки. Люди вернулись к своим обычным делам, гадая, вернется ли он назад. Так прошло три дня. Незнакомец не возвращался, и фермеры, поглощенные ежедневными заботами, стали понемногу забывать об этом случае. Но сегодня вечером случилось страшная и невероятная вещь. Солнце почти скрылось за горизонтом, и тихий вечер потихоньку стал вступать в свои права. Фермеры шли с полей и огородов ужинать, сельский пастух, щелкая кнутом, торопливо гнал деревенское стадо к знакомым дворам. Вдруг яркий свет блеснул прожекторами тысячи искусственных солнц, в одно мгновение осветив все вокруг. Люди упали на землю, не понимая, что происходит. И только Эдтон, владелец нескольких лодок, остался стоять как вкопанный, вытянув руку в направлении реки. "Это там, это там, это там!" - дико и отчаянно кричал он. С великим трудом преодолев страх фермеры, подталкивая вперед друг друга, подошли к высокому берегу, откуда начинался спуск к воде. Зрелище действительно было ошеломляющим. Река так же, как всегда, медленно текла среди своих берегов, огибая островки и пенясь на мелях. Но только была эта река огненно-оранжевого цвета, как поток только что извергнувшейся из недр земли лавы. Но это было еще не все. Небо над рекой словно раскрылось, как "молния" в его старом сапоге, и между его краев горело тем же адским огненным пламенем, как будто точно такая же река текла посреди вечернего неба, точно повторяя все изгибы своей сестры на земле. И вот, когда и без того смертельно напуганные фермеры, дрожа и прижимаясь друг к другу, стали медленно пятиться назад, в деревню, из реки, с тихим утробным ревом стала медленно-медленно подниматься исполинская огненная голова какого-то чудовищных размеров манекена, без рта, без ушей и без глаз. Крестьяне в панике бросились бежать. Арум, с огромным трудом, применяя уговоры, тумаки и обещания, спешно организовал эвакуацию наиболее смелых и здравомыслящих соплеменников на всех имеющихся телегах и подводах. Всего 30 человек, мужчин, женщин и детей. Сделано это было так быстро, как только могло быть. Уже через 15 минут они покинули деревню, во весь опор скача прочь от ревущей реки. По пути они догнали еще пару человек, а одного подобрали вблизи лесной дороги. Что стало с остальными жителями села, не знал никто. Оставалось только надеяться, что те просто разбежались в панике по окрестным лесам, и дикие звери их не тронут.

- Я понял все то, что вы мне сказали, - Торн резко поднялся со своего кресла. Черный полукруглый предмет сам собой выскользнул из прорехи потрепанного кармана его ветхого одеяния и упал на мягкую подушку, лежащую у ножки кресла, не издав при этом ни звука. Оставайтесь здесь, и не выходите на улицу. Это приказ!

- Но мой господин, не ходи один, нас тут восемь крепких мужчин... - начал было Арум, но Торн уже не слышал его, он отпер дверь и вышел на улицу.

Он уже все решил. А на улице теплый вечер, звезды сияют на ночном небе, вот они гаснут одна за другой, небо начинает сереть, предвещая рассвет...

Но, о Великий, не могло же это все им померещиться? Или могло? Как это узнать? Да только одним способом. Пойти и посмотреть. Только сначала уведомить о произошедшем высших. Да, это надо сделать, причем прямо сейчас. Он быстрым, уверенным шагом направился к неприметному сараю, сколоченному из серых, побитых дождями и временем досок. Торн не оглядывался назад, и поэтому не видел, как дверь его жилища отворилась, и оттуда, оглядываясь по сторонам, крадучись вышел староста Арум. Подойдя к сараю Торн отворил заскрипевшую дверь и, поморщившись от резкого запаха сырости, мышей и гниющей соломы, кряхтя от напряжения, встал на почти уже негнущиеся колени и, запустив обе руки в кучу гнилого, прошлогоднего сена, вынул длинный, изъеденный жуком-короедом футляр темного дерева и достал из него небольшой предмет, напоминающий толстый карандаш. Поднявшись и отряхнув колени, он взял его в руку и, казалось, задумался. Потом, как бы решившись, мотнул головой и, с усилием сжав обе руки, разломил его почти пополам. Внешне ничего не произошло, но Торн знал, что сигнал тревоги о возможном нарушении Положений Великого Порядка Высшие уже получили. Торн задумчиво посмотрел в сторону пыльного зеркальца, которое неприметно висело на стене сарая. Потом решительно махнул рукой. Нет, достаточно и сигнала. Ну а что теперь? Начинает светать, теперь самое время отправляться в путь. Надо посмотреть, как обстоят дела в деревне на самом деле, и сразу назад. Придется определяемым подождать до обеда, а то и еще больше, но и причина более чем уважительная. Он вышел из сарая и повернулся, чтобы закрыть скрипучую и плохо закрывающуюся в разболтанных петлях дверь.

- Господин? - незнакомый голос за его спиной звучал совсем не почтительно, а скорее, насмешливо, - эй, тебе помочь-то дверь запереть?

Кто это? Неужели кто-то из фермеров... Так он же запретил им выходить из своего дома! И что это за непочтительный тон такой? Как будто даже издевательский! Неслыханно... Он что, с приятелем своим говорит, что ли?" - подумал Торн. А вслух сказал:

- Кто ты такой? И что тебе надо здесь?

Он старался, чтобы его голос звучал грозно и властно, но в последнее время его голос часто ему изменял, и он, как ни старался, говорил голосом обычного старика, каким-то дребезжащим фальцетом. Стараясь сохранять солидность, он не спеша обернулся к своему пока невидимому собеседнику. Пусть тот знает, что его совсем не боятся.

Торн засунул руку в карман. Странно, но черного полукруга там не было. Вот еще новость, где я мог обронить свое оружие? Ладно, сейчас не до этого, отыщу потом. Уже светало, и только под обступившими сарай деревьями еще оставались островки сумерек. Под самой ближней яблоней стояла плотная фигура какого-то незнакомца.

- Чего ты там прячешься? - Торн начинал уже сердиться. И вправду, что за цирк? Он Судья, вершитель судеб определяемых, а тут какие-то детские игрушки.

- Немедленно выйди на свет и представься, как полагается!

Незнакомец молча вышел из-за дерева. Торн никогда его не видел, хотя знал в деревне всех жителей, но почему-то незнакомец показался ему смутно знакомым. Постойте, постойте... Крепкая фигура, нездешний покрой одежды, да и сама одежда вся в зеленых, белых, черных и болотных пятнах, к широкому поясу привязан маленький, плоский мешок, черные ботинки на подошве... Да это же тот самый чужак, о котором рассказывали фермеры! Тот самый незнакомец, который появился в деревне совсем ненадолго, потом быстро уплыл по реке на лодке Эдтона. А потом начались все эти ужасающие события.

- Что тебе нужно, чужак? Как твое имя? Как ты проник сюда, на этот берег? Знаешь ли ты, что река и небо, как мне сказали мои люди, внезапно вспыхнули огнем? А может, ты сам причастен к этому? Немедленно отвечай! - он уже не просто сердился, он почему-то был зол на этого человека, как - будто незнакомец лично натворил все эти ужасные вещи.

- Ого, да ты прямо товарищ следователь! - непонятно ответил чужак и коротко, неприятно, хохотнул.

- Представь, дружище, сколько раз я делал свою работу, но таких вопросов мне при этом никто и никогда не задавал! Незнакомец пригладил ежик седых волос на голове и опять заговорил непонятно.

- Ладно, старик, тут тебе не кино, когда вам все по полочкам разложили, а потом, внезапно, вдруг и спасатели прибегают. Нет уж, просто время твое вышло, так что давай, отдыхай.

И чужак неожиданно выхватил что-то из-за пояса, какой то небольшой предмет. Раздался хлесткий, как звук кнута пастуха, хлопок, потом еще один, предмет в руке незнакомца сам собой дернулся, и в тот же миг Торн почувствовал нестерпимое жжение и боль в левой стороне груди и левом боку. От боли и неожиданности у него удалось то, что, как он думал, ему уже не подвластно - то, что ушло в небытие, уничтоженное безжалостным временем. Он ударил незнакомца ментально: представил, как будто он дунул на воду, чтобы появилась рябь, как его учили давным-давно в детстве учитель его погибшего мира. И следующие три выстрела убийцы пропали даром, смертоносные куски металла зарылись в грунт рядом с ним, а сам чужак с проклятиями отлетел прочь, ударившись о ствол дерева.

Но эта неожиданная атака и раны совсем лишили его сил, он упал на мокрую от росы траву, и понял, что подняться уже не сможет. Чужак, оказавшийся подлым убийцей, потер ушибы и, слегка прихрамывая, подошел к нему вплотную и чем-то щелкнул в руке.

Господин! Господииин! - голос старосты Аурома он слышал будто бы сквозь какую-то толстую стену. Рвущая боль просто парализовала его, но он чувствовал, что лежит на чем-то мокром, и понимал, что это уже не роса. Его тело начинало неметь, и он знал, что умирает. Странно, но страха он совсем не чувствовал.

"Беги, беги Ауром...", - силился он сказать, и не мог. Он попытался поднять голову, но не сумел. Серая пелена, как занавес, застила его взор. "И все?" - шальным железным ядром, разбивая хрупкое сознание, мелькнула мысль. Необычайно яркие образы давно минувших дней быстрой вереницей, мелькая и перепрыгивая с сюжета на сюжет, в один миг пронеслись перед его взором. Но среди этих образов он не увидел ни посланника Эс Тору, ни Большого Хозяина. Там была мать в синем платье, отец в кожаном колпаке механика, школьный двор, первый наставник, странная девчонка из дома на соседней улице, которая наглядно объясняла ему за старым сараем, что мальчики от девочек отличаются не только своими прическами и одеждой, поездка с родителями на таинственные и прекрасные Поющие языки зеленого пламени, друзья-курсанты Императорского летного училища, их совместные проделки, его первая любовь, такая нежная и наивная, первый волшебный поцелуй среди Музыкальных водопадов, шумный выпускной в Великом Городе Тысячи Башен, среди портретов Императора, знамен, вымпелов и штандартов, первый вылет на могучем космическом бриге "Сила Тверди"... А потом просто белый-белый и очень яркий свет. Он не видел, как Ауром метнул дубину в страшного чужака, как тот отпрыгнул, но кончик дубины все же попал ему по локтю, как в руке незнакомца опять ожила его страшная вещь, изрыгая быструю смерть, один, два, три сухих хлопка, как староста вскрикнул, но не упал и не остановился, бросившись на незнакомца, как в сад ворвались мужчины-фермеры, вооруженные кто топорами, кто вилами, кто просто палками. Как чужак, держась за локоть раненной руки, пустился бежать напролом через кусты, хромая, но, тем не менее, с удивительной для его возраста скоростью, а преследовавшие его мужчины побежали за убийцей следом. Он не видел, как Ауром, держась за плечо, склонился над ним, как староста взял его голову в свои руки, как рвал на бинты свою рубаху, хотя у него самого из его левого плеча стекала тонкая струйка темной крови, как тот звал его: "Господин, господин...". Он не видел, как из внезапно появившихся призрачно-синих коконов на лужайку выпрыгнула Посланник Высших Эс Тора, не успевшая спасти его, и выбежал Оон-Маргх-Деаял, он же Мар, он же Сысой, его единственный друг и соплеменник, тоже пришедший к нему на помощь так поздно. Всего он этого уже не слышал и слышать не мог, так как второго пилота космического брига "Сила Тверди" Анкх-амор-тху-трехт-аматорна, или, как его называли в этом мире, Судьи Торна, одного из последних жителей некогда могучей Планеты Утренней Росы, уже не было в живых ни на этом свете, ни в одном из известных обитаемых миров.

Глава 9.

Капитан остановился и тяжело перевел дух. Сердце колотилось в груди бешеным молотом, красные и зеленые пятна плавали перед глазами, во рту чувствовался привкус металла, а дыхание вырывалось изо рта с таким свистом, будто бы его только что душили. "Вот же, правду говорят, старость не радость, черт ее возьми", - капитан поморщился.

И чего это шеф, раз такой всемогущий, вернул ему его собственное, уже изрядно поношенное тело пятидесятилетнего с хвостиком мужчины, а не заселил в тело какого-нибудь двадцатипятилетнего бугая-спортсмена? Вот же шеф... Еще тот фрукт. Только одна его рожа чего стоит. Бледный как смерть, одет как пугало огородное, глаза - жуть непередаваемая, как глянет - будто дуло автомата в лицо ткнет. Жуткий тип, одним словом! Прямо какой-то настоящий колдун-сатанист из американского фильма, еще и мертвечиной даже как-будто попахивает. Спаситель, лучший друг, как он говорит, блин... Но, однако, каждый день не забывает рассказать, что вытащил его из Ада, и как это было сложно, как он рисковал, и вообще, какой он великий, мудрый и могучий! А сам позволил на его капитанском загривке какого-то мямлю из потустороннего мира зайцем провезти. Интересно, за что тот в чистилище-то попал? Украл стакан семечек у бабки на рынке или в тапочке кому-нибудь из важных дядек лужу соорудил? А я же говорил, говорил шефу, что надо сразу от него избавляться, выкинуть его ко всем чертям, назад, туда, откуда он пришел. А тот все - нельзя да нельзя, да не твое дело, да ты вообще ничего не понимаешь, да замолчи... Тоже мне, всемогущий всезнайка, называется! Правда, шефу в юморе не откажешь, как он подсадил этого чудака в женское тело! Вот потеха-то!.. Ну, и чтобы жизнь тому медом не казалась. Капитан ухмыльнулся.

"Ладно, надо дыхание восстанавливать, а то вообще он так долго идти будет", - подумалось ему. Он сделал несколько глубоких вдохов, с шумом выдыхая воздух, сплюнул, а потом прислушался. В редком леске посвистывала какая-то птица, какие-то мелкие зверьки шуршали листьями под ногами, но шума погони больше слышно не было. Судя по всему, преследователи потеряли его след или вообще бросили это бессмысленное занятие.

"Вот тупая деревенщина", - он не удержался от довольной улыбки, - "с кем связались? Лапотники, чурбаны, вам бы только коровам хвосты крутить и навоз собирать!". Он отряхнул запачканные землей брюки и поправил широкий ремень с кобурой.

"А вот тот чертов старик, силен еще был, как приложил его об это проклятое дерево! Нога теперь ноет... Старая рана, надо же было прямо этой ногой да об дерево! Кто бы мог подумать, что эта старая развалина, которая только что едва шевелилась, на такое способна! Да еще и этот ненормальный колхозник с палкой, откуда он вообще взялся? Чуть было локоть к чертям не раздробил!" - капитан потрогал огромный синяк на руке. "Здорово, все же, он палки метает, наверное, местный чемпион по городкам... Или может уже был местным чемпионом, если я не промазал. Ну, а самое плохое то, что он весь магазин на этих придурков израсходовал! Сколько вообще у него осталось патронов?" - он порылся в маленьком мешке, притороченном к ремню. "Так, порядок, еще три обоймы есть, а делать вроде бы больше уже ничего и не надо, если, конечно, шеф не врет".

Он глянул на экран какого-то предмета необычной продолговатой формы.

"Так, теперь правее, идти еще около часу, путь не малый, в общем-то. Хоть погони нет, слава Богу! А в принципе, чего это он так на шефа-то взъелся? Ну, ворчит, ну, поучает, так он на то и старик. Ну, да, выглядит жутко, так непонятно еще, как он сам будет в старости-то выглядеть, лет этак через двадцать пять. Может, совсем и не лучше. А так, он сейчас сыт, одет, жилье есть, опять, при оружии".

Сначала, правда, шеф встретил капитана не очень ласково, но на то была причина, сейчас было не до него, шефу надо было срочно ублажить эту неизвестно откуда свалившую к ним на голову странную и наспех сделанную девку. Но вскоре все прояснилось, и тогда шеф поселил его в небольшой квартирке на окраине города, и первый месяц вообще его ни к чему не привлекал, так, мелочи, там возьми, сюда принеси... Потом он поработал где-то недель пять-шесть охранником при поликлинике, где шеф имел свой кабинет. Там как раз эта деваха в кабинете восседала, и какие-то рецептики выписывала, но его, слава Богу, не замечала. Ничего так получилась у шефа деваха-то, мрачноватая, правда, какая-то, и всегда встрепанная вся, но, чего уж там, не велик, небось, барин, харчами перебирать, он, если бы еще там поработал, может, и познакомился бы с ней поближе, в конце концов, это он ее выволок в этот мир, и она могла бы его хотя бы поблагодарить...

Она все же, тоже пришлая, прибыла в этот мир, как и он, а может быть, даже из такого же, как у него ужасного места... То да се... Но шеф сразу дал понять, что встречаться с ней не вариант, и капитан старался вообще не попадаться этой дамочке на глаза. А потом у него пару недель его жизни был вообще курорт. Капитан стал дежурить в холле частной клиники шефа. Нервных и бестолковых посетителей, как в поликлинике, там не было, как не было и очередей, жары, пыли и вони. Шеф все там какие-то опыты проводил, он и не вникал. Прохладный холл, мягкие кресла, вода из холодильника, телек и видео с кассетами, гора кроссвордов, кофе, обед с доставкой - санаторий, да и только. Еще и денег давал прилично, а кроме того, в шесть часов он уже был свободен, никаких ночных смен.

Но такое долго продолжаться не могло, быстро и закончилось. Шеф поставил ему новую задачу, как он сказал, главную задачу в его теперешней жизни, - надо найти в одном Богом забытом месте шар, лежащий в реке, открыть в нем до упора пару кранов, да убрать одного мерзкого старика, который очень и очень шефу досадил. Работы на три-четыре дня, зато потом он обещал беззаботную жизнь, опять дежурство в холле его клиники, теперь уже постоянно, зарплату повысить вдвое, да еще и квартиру большую в центре города предоставить, с видом на реку, и машину подарить. В общем, не жизнь-малина! Вот еще и пару помощников ему дал для выполнения задания, как сказал: "На всякий случай". Правда, это, шеф, конечно, зря. От помощников-то толку в его деле всегда было мало. Сам он работал и работать будет. Он отказывался, как мог, но с шефом спорить было невозможно. Навязал этих олухов, все же. Ладно, хоть не мешались у него сегодня под ногами, когда он работал, это было уже хорошо.

Солнце было совсем высоко, когда за деревьями послышался шум реки. Он вышел из леска на берег, река несла свои темные, неспешные воды среди пологих, поросших желтоватой травой, берегов. На самой середине реки темной громадой торчал загадочный предмет - большой черно-ржавый шар со сбитыми и смятыми четырьмя лестницами на слегка помятых, покрытых водорослями боках. Три четверти шара находились под водой, то ли река в этом месте была такая глубокая, то ли он глубоко врезался в илистое речное дно. После своего появления в деревне фермеров, он приплыл сюда, как ему приказал шеф. Целый день добирался!

Нашел тут этих олухов, затем исполнил первый приказ шефа - с помощью этих увальней отыскал на поверхности шара два огромных ржавых крана и повернул их до отказа влево. Это было нелегко, и они провозились до самых сумерек. А потом он с удивлением, даже с каким-то страхом, наблюдал, как далекое небо приняло багряный цвет и река вмиг стала огненно-оранжевой. Но это было недолго, потом ночь снова вступила в свои права.

Затем весь следующий день он отдыхал и готовился к выполнению второй части своего плана. Во-первых, надо было снова завернуть эти чертовы краны. Зачем надо было их тогда выворачивать? Черт его знает. Но шеф четко сказал: сначала их открыть, затем, подождав световой день, закрыть обратно, как были. Он поручил своим увальням закрутить краны, а сам вышел в сумерках и с рассветом завершил дело.

Ладно, что там дальше?

Он вышел на берег реки, заросшей высокой травой. Странно, но Массивный люк на макушке шара был распахнут настежь. Два больших черных крана, похожие на штурвалы, висели по бокам шара, вновь закрученные в свои винтообразные основания практически до отказа. К шару был пристроен неширокий мостик из стволов нечищеных свежесрубленных деревьев без перил. На краю мостика, болтая одетыми в одинаковые рыбацкие сапоги, ногами сидели все те же Чет и Чак. Оба с ярко-синими нечесаными патлами на головах и такого же цвета спутанными, грязными бородами на толстых рожах, оба в засаленных, болотного цвета куртках, похожи друг на друга, как близнецы.

При виде капитана оба суетливо подскочили и вытянулись по стойке "смирно". Впрочем, это удалось им плохо. "Вот же клоуны. Брюхо у обоих из комбинезона так и лезет наружу", - подумал капитан, - "и как они бы мне смогли помочь? Нет, тут шеф точно чего-то намудрил. Просидели у каюты двое суток, типа на прикрытии, только все консервы пожрали, ну глупость какая-то, от кого и что было прикрывать! Ну ладно уж, хоть краны сами назад завернули. И все равно, заказ уже исполнен, можно чуточку расслабиться".

"Вольно! Брюхо подобрать!" - с усмешкой выдохнул капитан и ступил на мостик. Этот шар был ему очень знаком, именно в нем он обитал около суток, сразу, как бежал из Багрового ужаса. "Все, ребятки, папа уже все сделал сам, можете дальше отдыхать, я вижу, вы и не особо тут напрягались", - капитан скользнул взглядом по горке пустых консервных банок и сплюнул в темную воду. "Лезьте в шар, да поживее, и я очень надеюсь, что моя каюта не пропахла за это время вашими сапожищами", - с этими словами капитан слегка подтолкнул к люку ближнего к нему увальня. "Интересно, это был Чет или Чак? Впрочем, какая разница. Так, теперь первое дело, надо доложить шефу."

Капитан достал из рюкзака уже знакомый предмет и щелкнул по красной клавише. Экран вспыхнул синим и на нем появилось хорошо знакомое, костлявое и белое как мел, лицо шефа. "Салют, шеф!" - капитан вскинул руку в шутливом приветствии, - "Все в порядке, поставленная Вами задача выполнена! То есть, обе задачи!"

Изображение старика скривило рот, будто он раскусил дольку лимона: "Как все прошло? Все было чисто?" - заскрипел его неприятный голос, - "ты никого еще там, кроме крестьян, не видел?".

Капитан слегка опешил от такой осведомленности шефа, ведь про погоню он еще ничего никому не говорил, но, быстро взяв себя в руки, капитан продолжил так же бодро: "шеф, объект ликвидирован, а погоня, организованная его холопами, потеряла след. Все чисто, не сомневайтесь. Ну и краны мы эти открутили еще вчера, как Вы и велели, а затем снова завернули все на место".

"Отлично, отлично, мой друг", - казалось, старик куда-то очень спешил, потому что больше его о подробностях дела не спрашивал.

"Ты полностью выполнил мое задание, в срок и аккуратно, и теперь тебе надо исчезнуть, причем, чем быстрее, тем лучше. Не медли, садись сейчас в шар, он уже настроен на нужные координаты..." - но тут экран неожиданно потух, старик исчез, оборвав недосказанную на половине фразу.

В ту же секунду над рекой резко потемнело, будто бы грозовая туча внезапно закрыла солнце. Громкий свистящий звук ворвался в тишину полуденного зноя, и на берегу у самой воды, просто из ниоткуда появились два синих призрачных кокона. Практически через мгновение стенки их распались, из сфер одновременно и очень быстро выскочили какой-то плотный коричневый человек и огромных размеров, не меньше тигра, черный котяра. Капитан, предчувствуя недоброе, выхватил пистолет, но даже выстрелить не успел - коричневый спустил уже, видимо, заранее натянутую тетиву маленького арбалета, спрятанного в рукаве его широкой и такой же коричневой куртки. Капитан любил причинять боль другим, но сам ее не выносил. Стальной стержень стрелы впился в его левое плечо. Сдавленно вскрикнув, и, не оглядываясь и не разбирая дороги, капитан пустился бежать в жидкий прибрежный лесок. Он не был трусом, но какой-то животный, необъяснимый ужас в этот момент сковал его разум. О своем пистолете, зажатом в его здоровой правой руке, он почему-то забыл.

Чет и Чак, тем временем, быстро задраили люк, и шар тут же начал мелко вибрировать, видимо, в нем начала работать какая-то программа, о которой и говорил старик. Но завершить свою таинственную работу программе было не суждено. Огромная черная кошка, одним прыжком покрыв расстояние между берегом и шаром, ударила по нему чудовищной когтистой лапой с такой силой, что шар, разбрасывая ил и расплескивая воду, сначала взмыл в воздух на добрый десяток метров, а затем гигантским черным ядром рухнул на берег, отскочил от попавшей под него каменистой почвы, и покатился снова в реку прямиком через чахлый лесок, ломая деревья и вздымая горы пыли и песка.

Капитан услышал за спиной громкий гул и треск и успел резко свернуть вправо, иначе шар просто бы раздавил его, как жука. Но он был все равно обречен, внезапно обрушившаяся на него, как будто с неба, гигантская черная лапа прижала его к земле, лишив возможности не только сопротивляться, но даже двигаться. Эс Тора (а это была она) прижав к земле беглеца, не могла сдержать своего удивления: она знала этого человека! Она уже встречалась с ним, когда тот пытался убить Хранителя и помочь Красному Маграгорну украсть Коланар Пха-Мууклунт, называемый еще Единый Ключ Мироздания, для каких-то своих темных дел. Этот убийца убил тогда ее носителя, совсем молодую девушку, и она не смогла ее спасти. О, Великий Космос, а скольких еще людей он лишил жизни? За это все он и был отправлен Весами Справедливости в Место Пребывания, называемое Багровый Ужас. Оттуда он непостижимым образом бежал и убил вновь, на этот раз самого Судью Торна.

Она ослабила хватку, рассматривая пойманного убийцу. Крепкое телосложение, коротко подстриженные седые волосы. Одет в одежду в бело-зелено-черных пятнах и штаны, длинная майка и куртка, на ногах - ботинки.

"А тогда на нем было модное по тем временам пальто, новые туфли, на шее дорогой шарф. Но это был точно он. И даже пистолет сжимал в руке сейчас так же и такой же, как тогда, в этой проклятой квартире на шестом этаже! О Боги, опять он! И неужели он провернул эту операцию сам?"

Но ничего спросить она у него не успела. Только что тяжело дышавший, и казалось, чуть ли не умирающий капитан резко вывернул руку с пистолетом, тот вспыхнул огоньком, и одну из подушечек ее огромной лапы весьма больно кольнуло. От боли и неожиданности она выпустила разом свои страшные полутораметровые когти, которые моментально изодрали убийцу в кровавые клочья.

"Вот и весь допрос! Даже ничего спросить у него не успела... Ну, хоть, надеюсь, через очень короткое время заждавшиеся черные Стражи, наконец, получат своего беглеца назад, и Багровый Ужас снова полностью заполнит всю его гнусную сущность. Там ему самое место", - мелькнула у нее мысль.

Странно, но среди обрывков плоти она не почувствовала Сущность негодяя, или, как говорят люди некоторых миров, его Душу. Неужели Стражи работают настолько быстро? Резкий свист за ее спиной вдруг разорвал только что установившуюся тишину, и продолжал нарастать, больно ударяя по ушам. Но Эс Тора даже не обернулась, она знала, что сейчас происходит за ее спиной. Десятки призрачных коконов, подобно тем, в которых прилетели они с Сысоем, появляются в нагретом воздухе из ниоткуда, неся с собой Стражей, Посланников и еще Космос знает кого. Только, видимо, слишком поздно. Воевать уже было не с кем.

"Боль, снова эта всепоглощающая, бесконечная боль, разрывающая на части каждую клеточку его существа! Эти кошмарные и такие деловитые, эти ужасные существа, пробирающиеся сквозь само пространство и время, кубарем катясь через все миры, не ощущая ни границ, не пределов... черные, как смоль, блестящие, как ртуть, жестокие, как само время... они, эти предметы цилиндрической формы. Остановиться бы, забыться в беспамятстве... ну куда его опять тащат? Чьи это кошмарные жестокие руки? А чей это грубый голос, кричащий сквозь шум и визг?

"Заткнись, тряпка, и помоги мне! А то опять уйдешь в свой Багровый Ужас в этот раз навсегда! Ну же, сосредоточься и помоги мне тебя вытащить! Помогай, помогай мне, делай что-нибудь, да не веси, ты, как мешок с навозом!" Как он мог бы помочь себе сейчас, когда был практически разорван на части этими страшными, огромными как сабли, когтям? В безумном отчаянии он собрал все свои силы, и, хотя от жуткой боли уже был практически парализован, отчаянно рванулся вслед за этими безжалостными стальными руками..."

Позже они вместе с Сысоем осмотрели лежащий в реке черный щербатый шар, но ничего интересного там не нашли. Сквозь сорванную крышку люка было видно подобие разгромленной рубки, куча поломанных и разбитых приборов, назначение которых уже было не угадать. К тому же шар упал на бок и уже наполовину был залит водой. В нем плавали два мешкообразных трупа в одинаковой уродливой одежде, убитые ее ударом по шару, и больше ничего. А откуда вообще эти мешки с костями взялись? Крестьяне, вроде бы, не говорили о еще каких-то незнакомцах. Да, тут было о чем поразмыслить.

И Эс Тора, и Сысой, понимали, что победой произошедшее назвать никак нельзя. Оставив Сысоя за старшего в этом, опустевшем без Судьи Торна мире, понимая, как ему тут будет нелегко исполнять должность Судьи, о которой Сысой имел лишь отдаленное представление, но, тем не менее, одновременно поручив ему решение целого вороха возникших из-за смерти Торна всевозможных проблем, а также сердечно поблагодарив всех и каждого из прибывших за готовность помочь и, объяснив всем и каждому, что битва уже завершена, Эс Тора удалилась в свой привычный мир, не чувствуя усталости и готовясь к непростому разговору с Высшими.

Лично она все произошедшее восприняла как однозначное поражение. Нельзя сказать, что за бесконечно долгую с точки зрения многих-многих существ во многих-многих мирах жизнь Эс Тора не встречалась с таким горьким поражением. Да, и у нее были провалы и проигрыши, и даже куда более обидные, чем сейчас. Но редко кого ей было так жалко, как этого старого обитателя давно погибшей планеты, так недавно лежащего мертвым у ее лап. Судья был не просто верным слугой и исполнительным работником на такой неблагодарной и каторжной работе, как определение судьбы окончивших свой земной путь. Он верил ей, верил, что Высшие - это есть сама Сила Космоса, всезнающего и всемогущего. Он называл эту силу Большим Хозяином. Он вовремя дал сигнал тревоги, сообщив Стражам, Посланникам, наконец, ей самой, о том, что происходит нечто ненормальное и зловещее. А она просто ловила врагов, как говорится, на живца, понимая, что негодяи, бежавшие от определенного им наказания, рано или поздно захотят попытаться разрушить сложившийся порядок, даже просто для того, чтобы не понести заслуженной кары.

Но того, что случилось, просто не должно было произойти. Во-первых, все атаки этих преступников должны были быть направлены на внешнюю оболочку, окруженную заснеженными или пустынными мирами, где, к тому же, Стражи были наготове. Эти нечестивые души, сколько бы их там ни было, должны неминуемо попасть в ловушку, но нет, в ловушку попал только их человек. Во-вторых, совершенно непонятно, как убийца мог так запросто проникнуть в совершенно закрытый мир, где жил Судья Торн? Во всей галактике, естественно, исключая Высших, это могут сделать только очень немногие, либо у злоумышленника был Ключ, да, да, тот самый ЛаарсОнх Тха, Единый Ключ Движения, который был украден тем самым таинственным черным стариком, которого она выследила во время его беседы с Красным Маграгорном. Выследила, но снова не успела поймать! Но если Ключ был у этого убийцы, капитана, и тот им воспользовался, чтобы попасть в мир Судьи Торна, то куда Единый Ключ Движения делся потом?

Всё, абсолютно всё на месте их недавнего и короткого боя у реки было тщательно осмотрено ею, до того, как она покинула тот мир. И никаких следов ЛаарсОнх Тха. Куда же он делся? Кому его этот злодей и, главное, когда передал? Но даже не это было самое странное. Самым непостижимым для нее было отсутствие всякого смысла во всем происходящем. Действительно, зачем было все это вообще затевать? Что стояло за этим нападением? Личная месть преступника, затмившая его здравый смысл? Чья-то злая воля или чей-то заказ? Или преступник предчувствовал свою скорую поимку и решил упредить события? Или еще что-то, что она, несмотря на свои звания и регалии Мудрого, Великого и Всевидящего, просто не могла постичь? От этих мыслей просто гудела голова. О, Космос, как же я устала за эти сумасшедшие день и ночь!

Испуганные крестьяне что-то говорили о горящей, как пламя в печи, реке и жуткой исполинской голове огненного цвета, выплывающей из этих огненных речных глубин. Но она тщательно обследовала всю реку по ее течению, и ничего похожего не обнаружила. Никаких следов пожара около реки. Все как всегда, деревья, кустарники, хоть бы трава на берегу сгорела где, что ли... Но не могло же это им всем вдруг померещиться? Эс Тора зажмурилась, и холодный свет безжалостных желтых глаз погас. Да, надо постараться поспать, вздремнуть, хоть ненадолго. Высшие уже недовольны, она всем своим существом ощущала это, они скоро позовут ее на беседу, чтобы потребовать у нее доклада и выяснить, что она сама думает об этом запутанном деле. А может быть, ее обвинят в провале этого задания. Хотя сама она себя в глубине души не ощущала виноватой, но слово Высших, как известно, закон. И то, что подмога к ней пришла уже после того, как она вступила в бой практически в одиночку, уже после того, как все было кончено, Высшие вряд ли возьмут в расчет.

Эс Тора очень редко, практически никогда не ошибалась в своих предчувствиях. Так оказалось и в этот раз. Причем, еще быстрее, чем она ожидала. Высшие вызвали ее через полчаса, после того как она, наконец, добралась домой, в свой мир, такой родной и уютный. Она только и успела, что выпить с полчашки горячего, бодрящего напитка, как внезапный голос Секретаря Высших, как ей показалось, где-то внутри ее сознания возвестил тихо, но отчетливо, что Высшие ждут ее и готовы выслушать ее доклад прямо сейчас. Конечно, Секретарь Высших говорил с нею через связной шар, стоящий в жилище у всех посланников Высших, но всегда это звучало, как мысленный голос. И всегда внезапно. Эс Тора вздохнула, вдруг почувствовав себя бесконечно уставшей, но, покоряясь неизбежному, тут же отправилась в путь.

Глава 10.

"Стоит как вкопанный. Чует, гад, что где-то его пожива. Ну, сейчас он у меня получит сполна. Ничего, не впервой, прорвемся", - он повертел в стороны головой и чуть высунул за ребристую рукоятку большой резак. Утро было сырым и туманным, как всегда. Влажные полосы на лице превратились в целые холодные ручьи, которые, стекая по щекам, неприятно холодили шею. Туман был, как всегда, плотен и сер, уже в двадцати шагах было ничего не видно. Ну, обычная погода в этой части болот, у Ржавых гор! Сами горы, судя по компасу, высились где-то впереди, огромная, растянувшаяся не на один десяток километров цепочка низеньких гор, перейти которые можно было в пяти-шести местах. Если попытаться залезть на них, где Бог на душу положит, мучительная смерть будет обеспечена. Зыбучая ржавчина засосала в свой гнилой зев уже ни один десяток жертв. Он сплюнул. Вот же, надо было этим тварям появиться, да еще и так неудачно! Единственными ориентирами в этом проклятом болоте были гора бесполезной ржавчины справа, и (Слава Единому!) серый болотный камень с левой стороны. Он тихонько выглянул из-за глиняного холма. Слон и не думал уходить. Вот же гад! Ого, да он еще и не один! Почему, ну почему они всегда ходят группами? Да, чуть дальше, минимум три бочкообразные твари крутились, как волчки, на месте, глухо неприятно воя, а к вытью еще добавлялись звуки от шлепков их лап-кишок, по их же жирным, лоснящимся бокам. Ну да, типа, хоботы слона. "Вот, же, слоны, сожри их тьма. Что это за дурацкое слово и что означает?". Ответа не было, как впрочем, и всегда. Ладно, пора заканчивать с ними, а то, в самом деле, до утра не попадешь домой!" Он покрепче обхватил ручку резака и уже хотел резким рывком выпрыгнуть из своего укрытия, как почувствовал, что какая-то неведомая, но чудовищная сила крепко схватила его и тянет куда-то вверх..."

Общение с начальством после провала порученного дела - это всегда неприятно. Общение с главным руководством в таком же случае - тем более дело неприятное. Ну а если твои начальники сами Высшие, то дела совсем плохи. Эс Тора сидела в ослепительной и абсолютно пустой комнате уже полчаса, ожидая, когда ее, наконец, позовут. Секретарь Высших молча поклонился ей плешивой лягушачьей головой, и тотчас же исчез, оставив ее одну. Высшие все медлили, и от этого промедления на сердце Эс Торы становилось все тяжелей. Наконец, когда она уже совсем потеряла терпение от волнения, белое покрытие пола в центре комнаты беззвучно раскрылось, обнажив яркое пятно распахнувшегося люка. Эс Тора моментально сбежала вниз по возникшим из ниоткуда блестящим ступеням и оказалась в огромном зале с темно-красными стенами и черно-белым полом, напоминающим шахматную доску. Все семеро Высших сидели на своих местах, в высоких креслах со ступеньками и огромными спинками, укутанные в свои коричневые плащи с капюшонами, и, как всегда, молча разглядывали ее. Эс Тора изогнула свою спину в изящном поклоне.

- Приветствую Вас, о господа мои Высшие, Всемогущие Хранители Космоса и Созидатели всего Сущего! - произнесла она обычную в таких случаях форму приветствия. Фигуры в плотных коричневых плащах чуть пошевелились.

- Привет и тебе, посланник Света, - раздался чей-то низкий голос, и Высший в кресле, стоящем по центру, откинув капюшон, едва заметно кивнул ей, приглашая присесть.

Эс Тора села в самом центе залы, ожидая чего угодно. Высший некоторое время молча смотрел на нее выпуклыми, как шары из темного стекла, глазами. Он был совсем невелик ростом, и даже сидя в высоком кресле, едва доходил ей, сидящей на полу, до плеча. Внешне он напоминал фигурку причудливой обезьянки, вырезанную из черного камня. Ноготками одной лапки Высший задумчиво барабанил по ручке кресла, вторая лапка, с зажатым в ней и горящим ярко-оранжевым пламенем цветком, была, как всегда, намертво прижата к груди. Эс Тора прекрасно знала, что у этого Высшего огромная куча имен. Но чаше всего его называли просто Ану. Несмотря на его в чем-то комичный внешний вид, ни одному существу ни в одном из миров и в голову бы не пришло посмеяться над ним. Ану был одним из самых могущественных Высших, и одно только его имя приводило в трепет любое разумное существо. Его так и называли, Ану Великий. Эс Тора тоже молчала, опустив голову, справедливо ожидая, что если Высшие захотят услышать ее рассказ, они обязательно дадут ей об этом знать. Наконец Ану заговорил, и его голос странным образом не соответствовал его фигуре, настолько он был глубоким и низким.

- Мы знаем, что произошло в мире, где Весы Справедливости вершат Высший Суд. О наших решениях и действиях, которые мы предпринимаем, в связи с этими событиями, мы поговорим позже. А пока Весы Справедливости не могут стоять в бездействии, Высший Суд должен свершаться. Расскажи мне, кто сейчас вершит Великий Суд?

Эс Тора облизала шершавым языком пересохшие губы и ответила.

- О, господин мой, сейчас Высший Суд вершит Оон-Маргх-Деаял, известный как Мар, или как Сысой. Он надежен и верен Порядку так же, как был надежен и верен покойный судья Торн. Он готов исполнять обязанности Судьи и вершить Высший Суд как велят Весы Справедливости до тех самых пор, пока господа мои Высшие, Всемогущие Хранители Космоса и Созидатели всего Сущего, не найдут ему замену.

- Отлично, посланник Эс Тора, кандидатура соотечественника судьи Торна - судья Мар - весьма достойна и устраивает нас. Пусть пока он обеспечивает непрерывность процесса Высшего Суда, - низкий голос Высшего Ану звучал неторопливо, и в то же самое время очень веско, - а теперь расскажи нам все детали этих событий, всё, что ты видела и всё что ты поняла, а также то, что осталось за гранью твоего понимания, и мучает тебя своей нерешенностью.

И Эс Тора рассказала всё, что знала, начиная от её визита к судье Торну и заканчивая тем, как она уничтожила того убийцу, беглеца из Багрового Ужаса. Упомянула она и её неудачную погоню за Красным Маграгорном и чёрным незнакомцем с Единым Ключом Движения в руках. Потом умолкла, с некоторым страхом ожидая, что скажут Высшие.

- Ты очень пыталась предотвратить эти ужасные события, и Высшие считают, что в произошедшем твоей вины нет, - голос Ану был спокоен и тягуч, как всегда. У нее отлегло с души. Все же, видимо на то они и Высшие, что бы быть еще и справедливыми.

- О, Хранитель Ану, брат мой! - резкий, хриплый и какой-то каркающий голос внезапно перебил плавно текущую речь Ану. Высший, что сидел в самом крайнем кресле справа, резким движением откинул назад капюшон, и поднялся во весь свой огромный рост. Он казался просто великаном, тем более по отношению к Ану. Мощный торс, два огромных крыла, к ним еще и две огромные ручищи, на пальцах огромных птичьих лап когти, каждый с саблю величиной. Кроолл... этого Высшего звали Кроолл. Кроолл- Великий Воин. А Кроолл тем временем повернулся к сидящим Высшим всем своим телом, и продолжал.

- Погиб наш судья, и не просто судья, а смотритель за тем, чтобы Весы Справедливости вершили свой Высший Суд. И что, за это никто не должен понести наказание? Великий Космос! Ведь охрана мира Весов Справедливости была поручена посланнику Эс Торе, или я грешу против истины? - Кроолл уставился всеми шестью глазами своих огромных, черных как смоль, сросшихся вороньих голов на кресло, где сидел Ану, почти невидимый из-за его массивной фигуры.

- Сядь, брат мой, Хранитель Кроолл, - мягко и спокойно сказал Ану, и великан тут же тяжело опустился в свое кресло, - неразумно, очень неразумно в такой момент проявлять нетерпение и принимать необдуманные решения. И дело тут даже не в убийстве судьи Торна, которое, бесспорно, было бессмысленным и жестоким. Ты знаешь, о чем я говорю, мы с тобой и другими братьями-Хранителями уже это обсудили. Я бы предложил нам всем, братья, поведать свои мысли посланнику Эс Торе и дать ей необходимое в этой ситуации, задание, не теряя драгоценного времени. Как думаете, братья? Я готов выслушать вас всех, и принять ваше любое решение".

Фигуры Высших, до этого неподвижно сидевших в креслах, пришли в движение. Первым поднялся Высший Себек, Себек-Великий Законник, и широко разинув зубастую пасть, сказал своим, по обыкновению вкрадчивым, голосом.

- Брат Хранитель Ану, я согласен с тобой. Сейчас и всегда наша главная задача - защита Великого Закона Космоса. Давай начнем действовать, и действовать немедленно, а оценку ошибок наших посланников, слуг или представителей оставим на потом. Я-"за", - Аллигатор поклонился и бесшумно сел в свое кресло.

- И я - "за", чего тут много говорить, - глухо по-медвежьи проревел Высший Ант, Ант-Повелитель Великой Силы, - давайте уже к делу, а все эти разборы кто там и что сделал, или что не сделал, всё, всё потом, - и могучий медведь грузно плюхнулся на своё место.

- Я тоже "за", - прошипел Высший Шеш, Шеш-Великий Мудрец, - я считаю, что это будет своевременно и мудро. Главное сейчас - не дать себя обмануть, легкомысленно недооценив произошедшее. А для этого надо начинать работу, и начинать ее прямо сейчас. И посланник Эс Тора нам в этом, несомненно, поможет, - и огромная змея, тихо шурша, свернулась в своем кресле в огромный клубок.

Как бы ни был огромен Высший Кроолл, но Высший Мантис, Мантис - Великий Целитель, казалось, едва поместился в зале, настолько он стал высок, когда поднялся со своего кресла.

- Ткань Мироздания больна, она повреждена и теряет свою целостность, - казалось, его голос шелестел, как песок, откуда-то свыше, с самого потолка, - и чем быстрее мы поможем Ей, тем будет лучше всем. Я - "за", - и исполинский богомол с сухим шелестом снова занял свое место.

- Справедливо, - механический голос Высшего Оттса, Оттса-Великого Инженера, скрежетал как плохо смазанный маслом замок, - я за предоставление посланнику Эс Торе всех необходимых знаний в этом деле, - множество больших и малых колес на его теле вертелись с разной скоростью, блестящие трубки периодически приходили в движение, а отдельные части этого мини-завода то сами собой разбирались, то снова собирались в разнообразные причудливые фигуры. Из-за этого мельтешения было даже не понятно, вставал ли он со своего кресла, когда говорил, или все же нет.

- О, Великий Бог! Да делайте, что хотите, - раздраженно каркнул Кроолл и махнул своей темной рукой, - хотите поручать что-то еще посланнику Эс Торе, поручайте. Я не буду возражать. Но если она провалит порученное ей дело еще раз, я сам ее покараю. И ничьего совета тогда уже не спрошу, - и Кроолл плотнее запахнулся в свой темный плащ, сердито скрестив руки на груди.

- Решение принято, мои Хранители-братья, спасибо, что вы все поддержали меня и мое предложение, - судя по голосу, Ану был удовлетворен голосованием, - посланник Эс Тора, мне не надо говорить тебе, какой великой чести ты удостоена?

- О, господа мои Высшие, Всемогущие Хранители Космоса и Созидатели всего Сущего, я благодарю вас всех тысячу раз! Вы можете быть уверенными, я выполню все, что вы мне поручите с усердием и старанием! Вы будете довольны моей работой, я клянусь вам именем Великого Бога, Создателя всего сущего! - и Эс Тора еще раз низко поклонилась всем сидящим. Ее до сих пор била крупная дрожь. Ну еще бы, Суд Высших это тебе не шутки, это очень и очень серьезно. Может быть даже, это серьёзней всего того, что происходит иногда в различных мирах.

- Хорошо, посланник Эс Тора, тогда слушай меня внимательно и не перебивай, - загудел трубой низкий голос Ану, - у нас есть все основания полагать, что вторжение в мир Весов Справедливости и убийство судьи Торна было, как бы ни странно это тебе сейчас показалось, просто отвлекающим маневром, попыткой наших пока еще неведомых врагов этими злодеяниями отвлечь от истинных их целей.

Эс Тора замерла, пораженная этими вестями. Как? Атака на мир, где Весы Справедливости вершат свой Высший Суд и убийство судьи Торна - это всего лишь ширма, отвлекающий маневр, нечто второстепенное? Но как, как это может быть? А Высший Ану продолжал, так же гулко и неторопливо.

-- Суть в том, что была прорвана Ткань Мироздания, и не просто прорвана, а местами даже вывернута наизнанку, если ты, конечно, знаешь, что это значит, - Эс Тора знала о таком только из легенд ее народа да из рассказов посланников, таких же, как и она. Это было явление апокалипсиса, при котором день становился ночью, плюс - минусом, черное - белым, вода - огнем, а добро - злом.

Хранитель Ану продолжал:

- Суть этого явления не только мы, Высшие, уловили, эту беду может видеть любой, даже самый простой и примитивный разум.

"Точно, крестьяне говорили о том, что река вдруг, в один момент, стала огненной... Теперь все становиться понятно", - подумала Эс Тора.

Хранитель Ану вдруг понизил свой голос до почти шепота.

- Я скажу тебе даже больше, посланник. Никакой полусумасшедший дух Красный Маграгорн, никакой таинственный старик-колдун в черном плаще, даже обладающие украденным ЛаарсОнх Тха, или Единым Ключом Движения, никогда не смогли бы развязать узел Мироздания и пустить в наши миры Хаос.

Хранитель Ану помолчал чуть, и снова продолжил разговор так же тихо и спокойно.

- Ты, посланник, конечно, знаешь о Едином Ключе потерянного Высшего, или Лих-онга-тян, ключе, имя которого обычно не принято произносить?

Эс Тора замерла на месте, боясь не то что пошевелиться, но даже вздохнуть. Хранитель Ану говорил об абсолютно запредельных вещах, говорить о которых было не просто не принято, а строжайше запрещено. Это же просто легенды, страшилки, жуткие рассказы, которыми они учениками пугали друг друга, когда постигали азы службы посланников. И если бы их беседы услышал наставник, наказание было бы сурово. Но Хранитель Ану говорил об этом совершенно спокойно, будто бы беседовал с ней о простых вещах.

- А ты понимаешь, посланник, что если есть Единый Ключ потерянного Высшего, то есть и сам потерянный Высший. И, я думаю, он пробудился... , - Хранитель Ану замолчал, испытующе глядя на Эс Тору. "Как будто насквозь взглядом пронзает", - пронеслось у нее в голове. Но Хранитель Ану уже отвел от нее свой ужасный, обжигающий взгляд.

- Вот и все, посланник, что тебе нужно знать. А теперь твое задание, - почти скороговоркой проговорил Высший, глядя куда-то в сторону, - ты, посланник Высших Эс Тора, должна найти хотя бы одного из этих злодеев, неважно, Красного Маграгорна или похитителя ЛаарсОнх Тха, или кого-нибудь из их преступного сообщества. Должна просто найти и сообщить нам, сообщить мне, об их месте нахождения. Просто сообщить, не предпринимая попыток задержать. Все это может быть очень опасно, что показала история с судьей Торном. Просто сообщить мне. Понятна ли тебе твоя миссия, о посланник?

- Конечно, Высший Хранитель Ану, - Эс Тора с жаром закивала своей большой головой, - Я отыщу их как можно быстрее, и сразу сообщу Высшим... сообщу Вам, Высший Хранитель Ану.

Тут только Эс Тора с удивлением обнаружила, что во время их разговора все другие Высшие куда-то незаметно исчезли из своих кресел, оставив их вдвоем.

- Отлично, посланник, я всегда верил в тебя, - в голосе Хранителя Ану явственно послышались довольные нотки, - но я не хочу отправлять тебя на такое опасное задание одну. У тебя будет помощник, и ты знаешь его. Его тоже можно называть "Хранителем". Ведь он, надо отдать должное, сохранил в свое время Единый Ключ Мироздания - легендарный КоланарПха-Мууклунт от жадных лап преступника Красного Маграгорна. Только в своей теперешней жизни он уже не неуклюжий увалень, а матерый охотник, ловкий боец и вождь своего небольшого племени. Его зовут теперь Элль. Он уже знает, что был призван из его родного Мира болот к тебе на службу. В этом деле тебе также может пригодиться еще один человек. Но знай, что он не помнит своего прошлого, он уже оплатил свой долг перед Весами Справедливости, и согласно решению Высшего суда, ведет спокойную жизнь скромного фермера, в одном уединенном месте. Я говорю, конечно, о бывшем командоре флагманского суперкрейсера "Жало Ярости", которого когда-то звали Таал-иис-хаал.

- О, Высший Хранитель Ану, - Эс Тора позволила себе неслыханную дерзость, перебив Высшего Хранителя, но ее голос прозвучал так растерянно, что Хранитель Ану никак на это не отреагировал, - я просто не могу постичь в силу своей ограниченности, чем он может быть нам полезен?

- Мне же кажется, что будет полезен. Не упорствуй, и попробуй уговорить его. Помни же, что мое предвидение того, что будет вскоре, никогда еще меня не обманывало. Да, и вот еще что. Возьми это, посланник Эс Тора, - Хранитель Ану протянул ей узкий браслет, блеснувший рядком разноцветных камней, - злодеи, украв Единый Ключ Движения, используют его, чтобы в своих преступных целях пронизывать миры, но они не подозревают, что каждое их движение оставляет видимый нами след.

- О, Высший Хранитель Ану, Великие Высшие могут отследить, куда направились эти негодяи сейчас по движению Ключа ЛаарсОнх Тха? Позволь мне тогда атаковать их немедленно! - Эс Тора склонилась в низком поклоне.

- О нет, посланник, Великий Космос имеет свои грани, и некоторые из них неподвластны никому, - Хранитель Ану едва заметно усмехнулся, - я не знаю, в курсе ли ты, посланник, но у нас существует целая сеть преданных помощников во всех обитаемых и необитаемых мирах, именно они передают все данные о движении жизни в обитаемых и необитаемых мирах, в том числе на этот предмет, что я дал тебе. Сейчас отправляйся в мир, координаты которого заложены в этом браслете. В этом мире произошло нечто ужасное. Мы лишились тридцати четырех наших помощников, так, как-будто бы их заманили в какую-то ловушку. Они либо убиты, либо похищены, иного же не дано. Они вдруг перестали выходить с нами на связь. Как будто попали в какую-то смертоносную сеть. Это не может быть просто совпадением, в этих действиях прослеживается злая воля нечестивцев. Отправляйся сначала в этот мир, посланник, и разузнай на месте как можно больше информации, а потом просто слушай браслет, и он уже, в свою очередь, поможет тебе найти похитителей легендарного ЛаарсОнх Тха и убийц судьи Торна. Слушай его внимательно, как ты умеешь. И найди их. Ну а теперь хватит слов, отправляйтесь же в путь, и пусть вам обоим, нет, теперь уже вам троим сопутствует удача.

С этим словами Хранитель Ану повернулся и отошел к своему креслу, а Эс Тора увидела, как в огромной зале из ниоткуда возник незнакомец, одетый в отороченную мехом куртку из темной кожи, такие же кожаные штаны и сапоги, с большим арбалетом в мускулистой руке и несколькими мечами за широким поясом той же темной кожи. На поясе в кожаном же футляре, висел так называемый резак, незаменимое оружие ближнего боя против всякой болотной нечисти, за спину закинут небольшой, и то же кожаный рюкзак. На голове незнакомца, скрывая его волосы, была надета высокая кожаная шапка с мохнатым верхом. "Кожа из желудка черножука, не иначе", - мелькнула у нее мысль, - "интересно, сколько же этих адских тварей надо было убить, что бы сделать себе такой костюмчик? Не меньше дюжины, никак не меньше". А незнакомец тем временем почтительно встал на одно колено, и поклонился до самой земли: "Приветствую тебя, о, Великий Высший!" - произнес он чистым, высоким голосом. Она не сразу поняла, что незнакомец назвал Великим Высшим ее, потому что Хранитель Ану исчез так же тихо и незаметно, как до этого исчезли все Высшие. "Приветствую и я тебя, охотник Элль, - Эс Тора подошла к незнакомцу поближе, - не называй меня чужими именами, меня зовут Эс Тора. Посланник Эс Тора, если так будет тебе удобнее. А теперь вставай и пойдем за мной по этой лестнице, у нас слишком много дел, что бы терять время попусту. А я во время нашего пути объясню тебе, в чем наша миссия и как мы дальше будем действовать. Только не отставай от меня, я начну прыгать через многие миры, и если ты от меня отстанешь, то останешься навсегда в одном из них. И я тебя найти так просто не смогу". "Слушаюсь и повинуюсь, госпожа... Эс Тора!" - и незнакомец, он же охотник Элль, быстро пошел за ней следом.

Эллю ничего уже не нужно было объяснять. Для него все было ясно, как день. О, как много бы он дал, скольким бы пожертвовал для того, чтобы просто пройти Высший Суд Весов Справедливости как миллионы и миллиарды других живых существ, вернее, бывших живых существ - царей, рабов, героев, негодяев, судей, преступников. Не важно, кто и за что был судим Весами Справедливости, главное здесь было то, что они получали свои новые жизни, либо рождаясь заново, великими или ничтожными, но не помня о том, кем они были раньше, либо они получали новые смерти, горение в тысячах огней, всеобщий лед в тысячах льдин, забвение, ужас, или что-нибудь из других, не менее страшных испытаний, но они тоже ничего не помнили о том, кем были, что сделали сами и что сделали с ними. А некоторые из них оставались (и очень надолго) в Залах Покоя, существуя какой-то своей, тихой и безмятежной жизнью, пока их истерзанная сущность не наполнится Великим Космическим Светом, но и они ничего не помнили о том, как и чем они жили и кто их терзал. Никто из них ни о чем не помнил, никто и никогда, даже один, весьма милый, компанейский парень, мирный и дружелюбный добряк-фермер, одиноко ведущий свое скромное хозяйство, даже он и знать не знал, что когда-то был командором флагманского суперкрейсера "Жало Ярости" Великой Планеты Алых Сияний, и имя его тогда было Таал-иис-хаал, и Великая Война, уничтожившая целые миры, началась, в том числе, и благодаря ему тоже. Даже он жил себе спокойно, ничуть не терзаясь демонами прошлого! Почему-то Элль совсем не удивился, когда они через некоторое время путешествий по темным лестницам и бесчисленным дверям мироздания вышли на берег изумрудной реки, весело несущей свои светлые воды среди берегов из чистейшего белого песка. Эс Тора дала ему знак подождать, и он с некоторым облегчением присел на теплый песок. Эс Тора скрылась за дверью маленького белого домика с красной крышей и блестящей медной трубой. Эль не знал, о чем Эс Тора говорила с хозяином домика. Но разговор у них был довольно кратким. Прошло не больше десяти минут, как хозяин домика, улыбчивый парень, представившийся Яном, закрыл дверь своего дома на ключ, закинул лямки своего потрепанного рюкзачка себе на плечи и бодро зашагал по белому песку вместе с ними, прямиком в неизведанное. Никакого оружия, судя по всему, он с собой не взял. Элль знал, что этот простой и дружелюбный фермер даже в страшном сне не мог себя представить командором сгинувшего в веках корабля, местом рождения которого была превратившаяся в песок планета, знал, что теперь его имя Ян, и он о своем скорбном прошлом совсем не помнит. Какой же он счастливый человек! Как легка и понятна его жизнь! Он живет так, как хочет жить, а это дано далеко не каждому. Просто жить, решительно ничего не помня о своем прошлом. Ну а вот Элль почему-то все помнил. О, да, он то прекрасно помнил, что до этого был неуклюжим, застенчивым и робким увальнем, который работал сначала бухгалтером в местном "Речзембанке", а потом в мебельной фирме "Санни Дей", а еще он как-то нашел на замерзшей зимней улице в луже почти мертвого и заброшенного городка, синий шар, который оказался легендарным Единым Ключом, он же Коланаром Пха-Мууклунтом. А потом в него вселилась какая-то посторонняя сущность, которая уже никогда не могла оставить его в покое, а девушкой, которую он знал и о которой в тайне мечтал, завладело тоже какое-то невероятное сверхсущество. Ну а хуже всего было то, что его родная старушка-мать почему-то оказалась проклятым адским демоном, мечтающим украсть Единый Ключ и тем самым ввергнуть все и всех в вечный Хаос. Ну да, а потом он просто выпрыгнул из окна своей квартиры и разбился насмерть. Несомненно, это далеко не самые прекрасные воспоминания! И забыть бы их, как страшный сон, но, почему-то, по какой-то непонятной, только Богу известной причине, он помнил все. Даже такие мелочи, что раньше его называли не охотником Эллем, а Хранителем, а еще раньше - Виктором Павловичем Тимофеевым. Но сейчас все было так, как было, и лишние воспоминания только нагоняли бы на него тоску. Он просто был готов к новой миссии, на которую шел уже не один, а втроем, да еще под командованием самого посланника Эс Торы, той самой, легендарной Эс Торы, которую половина всех обитаемых миров очень уважала и немного побаивалась, а другая половина обитаемых миров просто боялась до дрожи в коленях. И теперь он просто едва поспевал за ней, скользящей по различным мирам, холодным и жарким, безлюдным и оживленным, прекрасным и кошмарным, как будто бы просто переходил следом за Эс Торой из комнаты в комнату, отдергивая перед собой и вновь задергивая после себя занавески у тысячи входов и выходов. Он сомневался, что если отстанет, то останется в каком-нибудь из миров навсегда, и Эс Тора не сможет его найти, но приказ есть приказ и поэтому он старался держаться за ней и не отставать. Он знал, что не отстал бы от нее сейчас ни за что. Что бы ни случилось за время их пути, и какие бы опасности их не поджидали. Он только надеялся, что фермер Ян тоже держится позади него, и так же идет за ним следом, не отставая, через эту вереницу бесконечных миров.

Глава 11.

Миры мелькали перед глазами, прекрасные и ужасные, светлые и темные. Полные пламени и залитые водой, одни дышали прохладой и зеленью полей, другие жгли жаром и пугали желтизной пустынь... Так продолжалось час, другой, третий... Мышцы спутников Эс Торы дрожали и гудели от напряжения, но ни тот, ни другой не отстали от нее больше чем на пять шагов. И вот Эс Тора, наконец, замедлила свой бег, и остановилась на пороге очередного открывшегося мира, как будто поджидала их обоих. И очень скоро оба ее спутника, Элль, а следом за ним и Ян оказались рядом с ней, правда, едва переводя дух. Открывшийся им после долгих и довольно утомительных переходов и скольжений, мир, был ни прекрасен, ни ужасен. Он был скорее уныл и безрадостен. Солнце либо уже зашло, либо просто решило просто не посещать сегодня этот полный тоски небосвод. Мелкий серый октябрьский дождик мочил голые деревья без листвы, а листва тем временем утопала в грязи на раскисшем подобии газона, который плавно, как река, свои нечистые воды вместо моря на дорогу, из-за грязи полностью сливающейся с окружающим серым ландшафтом. В дали громадой возвышалось сооружение из грязно-желтого кирпича, слегка напоминающее замок, но только окна на нем, почему то были абсолютно одинаковые и занимали почти всю его стену. Рядом торчала пара сооружений такого же плана, только меньше размерами и еще более грязных. Замызганные прямоугольные экипажи с ревом проносились по дороге, подымая тучу коричневых брызг. Перед обшарпанным металлическим сараем, освещенным тусклой лампой, не обращая внимание на дождь, стояли потрепанного вида субъекты, переступая с ноги на ногу, шатаясь в разные стороны и изрыгая грязные проклятия в сумрачное небо. Редкие прохожие, сутулясь и вжав голову в плечи, спешили по своим делам, перепрыгивая через огромные лужи. Яну все здесь было в новинку. Он с любопытством посетителя музея рассматривал и здания, и несущиеся экипажи, и редких хмурых прохожих, и даже остатки тротуара, залитого грязью. И хотя этот неприветливый, сумрачный мир так не походил на его аккуратный мирок с чистейшим горячим песком, изумрудной рекой и маленьким белым домиком с красной крышей и блестящей медной трубой, он был первым миром, кроме его родного, который Ян узнал, и поэтому, как все неизведанное, он был таким интересным и загадочным. Ян был счастлив, как турист, прибывший в незнакомую страну, и только начавший ее узнавать. Элль же не разделял его радости и восторга. Ну еще бы... Он слишком хорошо знал этот мир. Вот этот дом, на первом этаже которого он когда-то работал бухгалтером в мебельной фирме "Санни Дей"... Вот остановка, с которой он ездил на работу на автобусе в свой "Речзембанк. Вот тот самый парк, где на него напали бандиты, и где он чуть не погиб. Вот дом, где жила девушка, что так ему нравилась. А там, чуть дальше за этим заброшенным парком, видно крышу его родного дома, где он жил с отцом и матерью, пока первого не убили, а в последнюю не вселился жуткий монстр. Того самого дома, откуда он выбросился из окна, сжимая в руках некий синий шар, который потом оказался легендарным Единым Ключом, он же КоланаромПха-Мууклунтом. Он был тогда совсем другим, неуклюжим, застенчивым и робким увальнем, ничем не напоминающим мускулистого атлета, которым стал теперь. Но все же, он предпочел очутиться в любом другом месте, пусть более гибельном и непригодном для жизни, чем в этом, таком знакомом и родном, и одновременно таком чужом и ненавидимом. В этом мире, даже без помощи этих произошедших с ним страшных и удивительных событий, он бы просто медленно сошел с ума, от тоски и безысходности, от осознания бессмысленности всей своей серой жизни. Но Эс Тора привела его именно сюда. И ему приходилось мирится с этим обстоятельством. Единственное, о чем он просил Великий Космос, что бы в случайном прохожем внезапно не узнать своих бывших родственников, сослуживцев, или, что еще было бы хуже, не узнать в бредущем навстречу пешеходе того, прежнего себя. "Следуйте за мной", - решительный голос Эс Торы вывел из оцепенения их обоих, -"у меня нет времени искать подходящего носителя. Поэтому теперь компанию вам пока составит этот симпатичный пес". И, к их удивлению, вместо огромной кошки, которую они привыкли видеть рядом с собой, говорил с ними большой, довольно симпатичный, хотя слегка грязный, рыжий пес, с запачканным в грязи белым ухом. "Идем за мной, это совсем недалеко, сигнал идет отсюда", - и рыжая собака затрусила по направлению к чернеющим вдали пятиэтажкам. Браслет блестел на ее лапе, как будто был там всегда. Они поспешили следом, стараясь обходить огромные лужи. Элль шел сутулясь, боясь выдать очертания многочисленного оружия по одеждой. К счастью, шли они не очень долго, а редкие прохожие не обращали на них никакого внимания. Ряды одинаковых серых пятиэтажных зданий с редкими огоньками выходящих в мокрые дворы окон скоро закончились, и их взорам открылся серый пустырь, поросший чахлым кустарником. Эс Тора остановилась. Остановились и все остальные. "Странно", - подумала Эс Тора, яростно чеша себя за ухом. Носитель-пес попался ей основательно блохастый. "Ну, ошибки быть не может, здесь была база врага. И здесь они жили. Но где же их жилище?". Рыжий пес начал суетливо бегать по пустырю. Время шло, а она ничего не могла придумать. Браслет Высших не мог ее обмануть, он привел ее именно сюда. Проклятье, где же их логово? Где же эти негодяи находились все это время? Не на пустыре же сидели? "Госпожа Эс Тора. Это то место, что мы ищем? Мы заходим внутрь?" - неожиданно произнес Элль. Эс Тора вздрогнула он неожиданности -"заходить куда? Что ты видишь? То есть, ты видишь что-нибудь?" "Ну да, вот дом", - Элль махнул рукой вперед, и голос его звучал растеряно. И тут она внезапно увидела... Да, абсолютно точно, очертания небольшого старого трехэтажного дома с чердаком проступили из серого мрака, как проступают очертания всех предметов, когда туман уже рассеивается. Бурый кирпич с давно осыпавшейся побелкой, серая деревянная дверь, такого же цвета гниловатая крыша, с дырой чердака в ней... "Да, как был мудр и прозорлив Высший Хранитель Ану, дав мне в провожатые такого спутника!" - подумала Эс Тора, и, ударив лапой дверь, проскользнула внутрь. Элль и Ян шли следом, не отставая от нее ни на шаг. Первый этаж был сумрачен и пуст. Все четыре двери на нем, оббитые старым полопавшимся серым дермантином были заперты, и, судя по слою пыли на их ручках, заперты давным-давно. Отчетливо пахло сыростью и какой-то гнилью. Элль судорожно чихнул, но и этот звук как-то быстро угас в открывшихся им заплесневелых чертогах. Он шепотом извинился и первым поднялся на второй этаж. Эс Тора и Ян последовали за ним. Три закрытые двери и одна, ближняя к лестнице, распахнутая настежь. Вонь и запах гнили тем временем заметно усилились. Удостоверившись, что все три закрытые двери заперты, они обследовали открытую квартиру. Ничего. Крохотная кухня, коридор и комната. На полу комнаты слой отставших обоев. Старый обшарпанный шкаф порос какой-то зеленью. Ржавый холодильник с серой плесенью внутри... сгнивший и развалившийся допотопный диван... давно засохший цветок в облупленном горшке. "Тут уже давно некто не жил", - Эс Тора остановилась на лестничной площадке, - "выходит, база нечестивцев либо на третьем этаже, либо на чердаке. Я отпускаю носителя, теперь он мне уже не нужен". И рыжий пес быстро сбежал по ступенькам и просился через пустырь наутек. Эс Тора наблюдала за ним через мутное окошко подъезда. "Ишь как радуется, что избавился от меня, впрочем, учитывая блох, это чувство абсолютно взаимное", - подумала она, а вслух сказала: "Теперь держитесь за мной, и приготовьте оружие, на всякий случай". Элль проверил крепость ремня на руке с пристегнутым арбалетом, а другой рукой взялся за рукоятку одного из своих мечей. Ян достал из своего рюкзачка обычную веревку. Но удивляться этому уже не было времени, и вся троица в мгновение ока оказалась на третьем этаже. На этой лестничной клетке располагалась почему-то всего одна квартира. Массивная дверь из черного металла не казалась, в отличие от других, такой пыльной и заброшенной. Эс Тора толкнула ее, и та неожиданно легко поддалась. Они очутились в темной пыльной прихожей, а смрад стал просто нестерпим. Но они медленно и осторожно обследовали комнату за комнатой. Всего их оказалось пять. Все они были битком набиты старой мебелью и шкафами с такими же старыми книгами. Тем не менее, было ясно, что тут совсем недавно жили люди. Медный чайник на допотопной плите и вазочка с каким-то засахаренным джемом на кухне. В раковине грязные щербатые чашки. Неубранное белье в одной из комнат на древнем продавленном диване. Какие-то колбы, но без налета многолетней пыли. Когда они дошли до последней комнаты, с наглухо закупоренными окнами, тогда стало ясно, откуда шла эта вся вонь... куча пыльных чучел каких-то невероятных крылатых существ, сотни разнообразной ушастой, зубатой и хвостатой дряни, тысячи зубастых черепов, камней, костей и еще чего то, что уже было невозможно разглядеть. Воняла эта вся мерзость невероятно. Эс Тора одним движением распахнула законопаченное окно. В проем ворвался мокрый бодрящий воздух. и дышать стало куда легче. "Да как тут вообще можно было жить?" - тихо спросил Элль, - "вдыхая весь этот смрад?" Эс Тора только покачала головой, - "У меня такой ощущение, что эта куча костей начала так сильно разлагаться совсем недавно. Кто-то явно хотел замести следы, но не успел это сделать достаточно тщательно". "А тут, в шкафу, что то еще тоже совсем недавно стояло", - она указала мохнатой лапой на пыльные полки с кружочками и квадратами, блестящими свежей полировкой, - " тут было что-то твердое, скорее всего, какие то бутыли и сосуды. И забрали их всего несколько дней назад. Но сейчас тут уже никого нет, враги покинули свою базу". "Может, еще обследовать чердак?" - предложил Ян. "Можно, конечно, но мне кажется, это абсолютно ни к чему " - ответила Эс Тора. В куче мусора в углу поблескивали осколки каких-то разбитых предметов лилового цвета. Один из них был почти цел, и напоминал треснутое стеклянное сердечко, каким его изображают на рисунках. Интересно, для каких черных дел эти сердца были нужны их врагам? "Что же нам тогда лучше сейчас делать, госпожа с Эс Тора?" - снова подал голос Ян, - "остаться здесь и устроить врагам засаду?" "Нет, нет", - большая кошка отрицательно покачала своей круглой головой, - "я уверена, что враги покинули свое логово навсегда. Они уже никогда не вернуться в этот дом. Но у меня появилась одна идея. Правда, для этого нам нужно временное убежище, хоть в этом же самом доме, кажется, он безлюден и необитаем". "О, госпожа Эс Тора", - Элль давно топтался на пороге странной квартиры, видимо, спеша скорее ее покинуть, - "прошу Вас, давайте не оставаться в этом жутком и неприятном месте!". "Согласна", - с этими слова Эс Тора в два прыжка оказалась на лестнице, - "я тоже не желая более оставаться в этом отравленном черной магией месте. Поищем убежище этажом ниже". Долго искать им не пришлось. Эс Тора остановилась перед запертой дверью квартиры напротив той, где дверь была распахнута, и одним ударом могучей лапы выбила из хлипкой фанеры двери допотопный чахлый замок. Квартира, в отличие от своей пустой и истлевшей соседки, оказалась в приличном состоянии. Пыль, конечно, лежала в ней ковром, но допотопная мебель, посуда и даже какие-то вещи были на месте, и плесенью в двух крохотных комнатах и кухоньке даже и не пахло. Элль, ни на что особо не надеясь, открыл на маленькой кухоньке кран, и послушав сопение и хрипы в трубах, со вздохом его закрыл. Приходилось довольствоваться той водой, что имелась у них в рюкзаках. Пока люди проветривали затхлые помещения и готовили на старинном комоде импровизированный стол для привала и доставали принесенные им припасы и воду, Эс Тора, попросив ее не беспокоить, ушла в соседнюю комнату, и, запрыгнув на пыльный и попахивающий мышами серый диван, занялась браслетом, проделывая с ним таинственные пассы, знакомые только ей. И вот воздух в комнатке задрожал, как дрожит воздух от умытого внезапной грозой перегретого асфальта большого шоссе, и изображение комнаты, серый диван, старый платяной шкаф и даже запах мышей, все это начало таять и исчезать, как дым, а сквозь туман квартиры стали проступать совсем другие очертания абсолютно другого бытия... "Студентка было стройна, красива и умна. Несмотря на то, что редкий человек наделен такими, в принципе, совсем не сочетаемыми качествами, у студентки, как ни странно, все они присутствовали и в практически в равной степени. Не удивительно, что вскоре она стала звездой своего потока. К концу обучения учиться было уже легко, что было и неудивительно, зачетка, на которую пришлось потратить два с половиной года жизни, теперь усердно работала на нее, круглую отличницу и претендентку на красный диплом, словом, жить стало просто и легко, но, как-то скучновато и муторно, особенно если учесть, что ее тогдашний друг хотел от нее только секса, клянчил его у нее, как капризный ребенок мороженного, а ей, получившей довольно строгое воспитание, где морали и поведению девочек до брака уделялось особое внимание, такие отношения были в тягость. Она была даже рада, когда с ним, наконец, рассталась. Ее новый парень был интересным собеседником, остроумным и весьма начитанным, а еще и при этом был вежлив и галантен. В отличии от детсадовских оргий с предыдущим ухажером, их встречи были абсолютно невинны. Они пили чай в уютном кафе, гуляли по мокрым улицам, дурачились, веселились и болтали обо всем, что только приходило в голову, ходили в гости друг к друг, тем более, их дома стояли совсем рядом. Студентка была совсем неглупа, она, конечно, догадалась, что очень нравиться этому парню, но он никак не проявлял своих чувств к ней. Только бесконечные чаепития, да разговоры о всяких загадочных и сверхъестественных вещах, и все! Она быстро привыкла к таким дружеским отношениям, смирилась с ними, и воспринимала своего друга так, как будто он был ее двоюродным братом, ну и, конечно, уже искала настоящего в ее понимании сказочного принца, деликатного и дерзкого одновременно. Через полгода она нашла, как ей казалось, свой идеал, он был старше ее на целых пять лет, был состоятелен, подтянут, мускулист и уверен в себе, ездил за рулем дорогой машины, и да, с ним она определенно ощущала себя настоящей взрослой женщиной. А его взгляд, полный восхищения и, как ей казалось, настоящей любви... Он был мужественен и красив, мускулистый брюнет, и она... "

Вдруг так явственно видимая картинка этого мира неожиданно исчезла, и Эс Тора снова оказалась сидящей на сером диване в маленькой пыльной комнатке. Даже запах мышей, казалось, вернулся. В соседней комнате, судя по запаху, Ян и Элль что-то готовили на походной спиртовке. Эс Тора покрутила своей круглой головой, как бы стряхивая охватившее ее оцепенение. Почему прервался сеанс? Почему ее выкинуло из того времени, как будто она была пушинкой перед надвигающимся ураганом? Этому было только одно объяснение. Как только воспоминания неведомой девушки перешли на описание ее ухажера, все и прекратилось. Это не может быть случайностью. Такие вещи сами собой не происходят. Это означает, что на информацию даже по любому описанию этого человека наложен серьезный блок. Причем, такой силы, что даже она, вооруженная браслетом Высших, не смогла пройти его. Эс Тора глубоко вздохнула. Ну что же, если не удалось считать эту информацию через браслет, тогда придется пойти по длинному пути и найти живых людей, что знали эту парочку. Что эта девица и ее парень были важны в поимке их врагов, Эс Тора даже не сомневалась. Браслет Высших просто так не стал бы выдавать абы какую стороннюю и не относящуюся к делу информацию, на ее запрос поиска их врагов. Теперь для продолжения ее работы ей нужны фотоснимки, вещи, записки, все, чем могли пользоваться и все, где могли быть запечатлены разыскиваемые ею люди. И найти все это можно было только у ближайших родственников разыскиваемых.

Все неделю Эс Тора, Ян и Элль работали не покладая рук. Ян, особенно ни на что не надеясь, просматривал всю прессу и все местные выпуски новостей, которые они. благодаря браслету, могли смотреть прямо в грязноватой поверхности местного запыленного зеркала, и, подобно золотоискателю, тщетно надеясь найти крупицы нужных им вещей в хаотичном потоке окружающей их информации. Эс Тора выжимала из браслета Высших тот максимум, что был позволен ей, стараясь проникнуть в суть ускользающих от нее смысловых дорожек, впрочем, без особого смысла. Единственное, что ей удалось узнать, так это то, что их недруги как-то связанны с пропажей некоей девушки-студентки из этого же квартала. Весьма не густо и очень неопределенно. Но иной информации у них просто не было. Без хоть какой-то конкретно запрашиваемой информации даже браслет Высших был бесполезен. Элль, зная расположение улиц и домов, целый день рыскал по улочкам дворам, среди перемывающих всем кости бабок, сидевших в детских песочницах выпивох и местных мамочек с колясками, надеясь подслушать хоть что-нибудь ценное. Его миссия, бесспорно, выглядела самой бессмысленной и бестолковой. Именно она и принесла результат. Удивительно, но он нашел то, что им было так нужно. Серенькая пятиэтажка, у одного из подъездов большая лавка, покрашенная синей масляной краской. На такой лавке с утра сидят мамы с колясками, ближе к обеду и вечером всезнающие бабки, а поздно ночью, как правило, молодежь, покрывающая землю мусором и пустыми бутылками. Был вечер, и на лавке, пользуясь хорошей погодой, восседала стайка местных старух. Элль остановился неподалеку и делая вид, что заправляет штанину в свой сапог, привычно напряг слух. Впрочем, бабки, занятые беседой, не обратили на него никакого внимания. "Ну вот, Ивановна, я и говорю, что этот лекарь - это просто не лекарь, а ектосенкс настоящий, он все лечит и ревматизм и геморрой. Только надо два раза на день его травы пить и прикладывать к больным местам. Два раза, не больше и не меньше", - авторитетно вещала толстая старуха в ядовито-розовом платке и, несмотря на почти летнюю жару, грязноватом черном пальто, с черной и грязноватой бородавкой на крючковатом носу. "Да ладно тебе Кузьминична, ты цены на гречку видела? Это тебе не травы прикладывать, чего же твой ентросекс не снизит цены на гречку?" - парировала ей тощая старуха в лиловом платке и шерстяной кофте мышастого цвета. "А он не занимается гречкой, он людей исцеляет, воду заряжает, и это, еще всякие там рубцы везде всем рассасывает!" - толстая старуха начала рассержено фыркать, как закипающий чайник. Тощая оппонентка хотела что то ей возразить, но тут в беседу вступила третья старуха, в малиновом берете, толстых мужских роговых очках и в сером мужском же пиджаке с заляпанным чем-то желтым рукавом. "Да ладно вам, спорить то, девочки", - прошамкала она, всплеснув сухими жабьими ладошками, - "я тут давеча, кажись, позавчерась, Петровну видела". "Петровну?" - в один голос воскликнули обе спорящие старухи, - " ну и как у нее дела то? Доченька-то ее не нашлась?" "Нет, как в воду она канула... ", - старуха в малиновом берете горестно покачала седой головой, - " как уехала она кататься тогда, в тот вечер с ухажером этим своим, так и нет от нее ни слуху ни духу... и хахаль этот чертов ее делся вдруг куда-то. Уже все лето ее все проискали с милицией, не иначе как сгинула девка... А какая то она умница была! Красавица, да и отличница. Даже экзамены сдать выпускные в своем университете не успела, бедняжка!" "Да-а-а... ", - протянула толстая старуха, -" какое страшное время сейчас у нас нынче на дворе, довел этот пьяница проклятый совсем страну до ручки! Одни маньяки по улицам средь бела дня только и гуляют! Вот я слышала, тоже в начале лета еще, парень один пропал, в соседнем квартале жил, тоже молодой, тоже, студент кажется, вон, милиция его фотографии расклеила по подъездам, кто видел, кто знает... ", - старуха махнула рукой, - "да кого там найдешь! Время-то страшное какое! При советской власти с маньяками этими быстро разбирались! При Сталине, чай, не церемонились со сволочью всякою!". "Да-а, времена страшные сейчас... А к Петровне зайти надо, да и вот поддержать как-то подругу, вот что я думаю!" - сказала тощая старуха, - "только где она живет-то, знает кто?" "Да я знаю, дом номер 13, по нашей все улице, первый подъезд, и у нее 9 квартира. Да, бедная Петровна, муж-то в прошлом году у нее умер, да вот теперь такое же горе, совсем одна бедная осталась же... ", - старуха в берете снова горестно помотала головой.

Они решили посетить загадочную Петровну этим же вечером. Эс Тора временно приняла вид той самой тощей старухи, в лиловом платке и шерстяной кофте мышастого цвета, что так хотела проведать свою подругу. Это было не сложно. Тощая серо-лиловая старуха, целыми днями шляющаяся по району, и собирающая всевозможные местные сплетни, для всех остальных окружающих, просто мирно дремала, разморенная полуденным осенним солнцем на лавке около пахнущего мочой подъезда обшарпанной пятиэтажки. Ее никто не окликал, и не интересовался ее здоровьем. В этом мире, где ни до кого никому не было абсолютно никого дела, это было нормой. А та самая Петровна, оказавшись сухонькой, почти мумифицированной старушкой, встретила их неожиданно благосклонно, даже с какой-то суетливой радостью. Эс Тора, принявшая облик заснувшей серо-лиловой старухи, поначалу опасалась, что собеседница начнет выспрашивать у нее какие-то, только им одним знакомые вещи и обман быстро раскроется. Но старушка почти сразу же сама завела разговор о пропавшей дочери, пока они все вместе сидели на кухне и пили жиденький чай из щербатых кружек за колченогим столиком. Она была так благодарна своей старой подруге, которая навестила ее и более того, привела с собой "знакомых сотрудников областного уголовного розыска, участвовавших в поисках самого Чикатило". Эту фразу нашел Ян во время просмотра местных телепередач, он запомнил, что после произнесения героем программы этой абракадабры люди в телепередачах начинали относиться к нему с куда большим уважением и почтением. Эс Торе эта фраза показалась бессмысленной, но Элль пояснил, что так представляются местные силы правопорядка, отыскавшие ужасного маньяка этого мира, и фраза, при определенных условиях, может быть весьма полезной. Так, в конце концов, и оказалось. Старушка пустилась в долгие воспоминания, говоря о том, какая это была хорошая и умненькая девочка, ее доченька, и после смерти мужа, отставного полковника, единственный родной человек в этом мире. "Вот она, моя Кристиночка", - с этими словами старуха открыла принесенный ею из комнаты пухлый альбом в тщательно приклеенными в нем фотографиями, - "вот она, вот она на выпускном в школе. А это она сразу после поступления. А это мы за город выезжали... " На снимках была запечатлена симпатичная молодая девица с копной каштановых волос и задорной улыбкой на круглом лице. Браслет Высших, под серым рукавом обшарпанного пиджака, молчал. Эс Тора попросила рассказать старушку о вещах, предшествующих пропаже старухиной дочки, чтобы те самые ее знакомые правоохранители, молча сидевшие за столом, могли сделать свои выводы. "Поздно она у нас родилась, мне за тридцать уже было, а мужу так и под сорок уже... Поэтому мы так над ней, наверное, и тряслись, и так и заботились... она же совсем домашняя у нас... никуда не ходила. На гулянки там, всякие. Все книжки читала. Ну а как подросла, поступила в университет, хотела журналисткой стать, конечно, появились у нее и подруги и ухажеры... а вот мой муж и ее отец умер к тому времени уже. После смерти отца дочка как-то отдалилась от меня... Она очень его любила, своего отца, и очень страдала, когда он ушел в мир иной... Отдалилась она как-то от меня, будто бы я была в смерти моего мужа виновата... А я то ее по прежнему очень люблю, доченьку свою... Я же вот и говорю, ухажеры у нее появились, она могла вечером и домой не вернуться... Да. Было такое пару-тройку раз. При отце бы она не смогла так сделать, он был человек военный, полковник, закалка еще старой формации, не понимал и не одобрял такое. А мне она говорила, у подружек ночует. Но она всегда звонила, где она и что с ней. Заметила ли я что-то необычное в тот день, когда ее дочь исчезла? Да нет, все было как обычно. С утра она пошла на консультацию по своему экзамену, потом чуть позанималась с экзаменационными билетами, а к обеду за ней заехал ее этот новый парень, на своей машине. Они хотели съездить в кафе за город, и к вечеру она должна была вернуться, он ее и должен был привести. Ну как же, у нее же через три дня экзамен должен был быть... Так и сказал мне тогда: мол, не волнуйтесь, я до десяти вечера Кристиночку завезу домой. Она такая веселая была... еще, когда я в окошко выглянула, помахала мне рукой. И все... больше я свою девочку не видела. И парень этот ее тоже куда то пропал". Глаза старухи наполнились слезами, она судорожно всхлипнула. "А того ее знакомого парня, что был с ней, у вас есть фото? Понимаю, что это вряд ли, но вдруг... ", - Эс Тора протянула ей платок, который оказался у ее носителя в кармане серого заляпанного пиджака. "Есть, есть фото это... они вместе на день рождении были, у ее подруги", - старушка вытерла платком глаза и поднялась с продавленного стула, - "только все фотки с этим парнем забрали ваши из милиции, когда начали мою Кристиночку и этого самого парня искать. Как она его звала? Кириллом, кажется. Ну, я посмотрю, может, осталось что... ". Так прошло минут десять. Элль и Ян уже откровенно скучали, то и дело вопросительно поглядывая на Эс Тору. Но та хранила сосредоточенное молчание. Впрочем, скоро вернулась старушка, неся какую-то фотографию. "Ну вот, с трудом нашла, одна только и осталась", - с этим словами она протянула ее Эс Торе. На фото, рядом с уже знакомой девушкой, был изображен высокий черноволосый парень, в хорошем дорогом костюме, с уверенной, и в то же время располагающей к себе, белозубой улыбкой на загорелом лице. Он был лет на пять старше своей спутницы. Эс Тора глянула на фото лишь мельком, и тут же передала его Яну. Она не ждала от фото никакой особой информации. Скорее всего, этот парень стал такой же жертвой неведомых преступников этого неуютного мира, как и его спутница. Преступников, которых уже им так просто не найти... но так как в этот раз, Эс Тора ошибалась редко. Браслет Высших абсолютно неожиданно ожил, и Эс Тора, сидя на обшарпанном стуле в маленькой кухоньке, внезапно перестала видеть окружающею ее потрепанную действительность, как и своих собеседников. Вместо этого она увидела белую машину, веселого парня за рулем и такую же веселую девицу с фотографии старушки. Белая машина набирает ход по пустынному шоссе, и вдруг, в одно мгновение, становится абсолютно черной. Девица уже не смеется, в ее глазах появляется ужас, она громко кричит от страха и есть от чего... На водительском сидении, вместо ее галантного ухажера, сидит уже совсем другой человек. Он так же высок и мускулист. Но это совсем другой мужчина, одетый в строгий черный костюм, черные очки, занимающие пол лица, длинные отливающие серебром волосы, собранные на затылке в хвост... Незнакомец громко и зловеще захохотал, заглушая своим дьявольским смехом крики девушки, и вдавил до отказа в пол педаль акселератора. Черный автомобиль умчался в даль, оставив после себя только столб, поднятый колесами придорожной пыли"... Видение исчезло, оно было таким скоротечным, не более нескольких секунд, никто нечего и не заметил. Старушка что-то говорила, Элль и Ян, скучая, сидели у столика. Как бы то ни было, здесь делать было уже нечего. Эс Тора довольно быстро распрощалась со старушкой, и скрепя сердце, что приходится говорить неправду, пообещала ей помощь в поиска пропавшей дочери-студентки. Под ее грозным взором Ян и Элль неуклюже разыграли из себя сыщиков, и позадавав старушке несколько банальных и глупых вопросов, так же обещали всяческую помощь. Старушка долго не отпускала их в прихожей, сокрушаясь о пропавшей дочери-студентке и благодаря их за непонятную помощь, которую они ей якобы оказали.

Эс Тора быстро избавилась от носителя, неподвижная проекция, изображающая уснувшую на лавке старуху, исчезла, а ее живой и невредимы оригинал, как ни в чем не бывало, заспешил куда-то по своим, ей одной ведомым старушечьим делам. В их убежище, Эс Тора отослала Яна и Элля готовить ужин из оставшихся припасов, а сама занялась браслетом Высших. Она прошлась по всем помещениям их крохотного жилища, выбегала в подъезд, даже осторожно открыв лапой дверь, высовывалась на улицу, подошла к каждой запертой двери в доме, побывала в заброшенной квартире и логове старика. Результаты этой деятельности были более чем впечатляющие. Она не только обнаружила следы страшного незнакомца в квартире старика. Через браслет она увидела, что он был не просто каким-то там посетителем ее врага, он был одним из активных членов банды негодяев, которых она и разыскивала. Более того, вся банда спешно скрылась из своего логова совсем недавно, возможно, за несколько часов до их прибытия в этот мир, именно на том черном автомобиле, водителем которого и был этот седовласый незнакомец. Вопрос, почему они бежали? Что-то почувствовали? Или просто каким-то образом видели ее на месте гибели судьи Торна? На эти вопросы ответа у нее не было. А вот след от колес авто негодяев очень даже четко просматривался в наступающих осенних сумерках. Он шел сначала через маленький, засыпанный листвой двор, прямо по грязи бывшей клумбы, затем сворачивал на разбитую дорожку около подъездов рядом стоящей пятиэтажки, а потом он вел на мокрое от начавшегося дождика шоссе, и вскоре терялся в туманном сумраке близлежащего мира, уходя все дальше и дальше через приоткрытые двери многих и многих неведомых ей миров. Эс Тора поняла, что спать им сегодня в этом мире уже не придется, и вздохнула, что с таким трудом найденное и обустроенное жилище придется уже так скоро покидать. Наскоро перекусив приготовленным Яном ужином, они вышли из бывшего логова старика, а совсем скоро оставили за спиной и весь этот мир, который тихо и мирно засыпал под вечерним мелким осенним дождиком. Вскоре Эс Тору почему-то стало мучить странное чувство, что они опаздывают с преследованием своих врагов, что враги уже достигли желаемой цели, и готовы встретить их во всеоружии. Беспокойство заставляло ее ускорять свои прыжки через миры, но эта спешка ей совсем не помогала. Она только истощала силы ее спутников, а в действительности же ей необходима была срочная помощь Высших, и Эс Тора вдруг решилась на связь с ними. Облюбовав плоский белый камень на зеленой лужайке очередного, на этот раз ослепительно изумрудного мира, и позволив совсем выбившимся из сил Яну и Эллю блаженно рухнуть в яркую траву, и скользнуть в объятия долгожданного отдыха, она, с помощью браслета стала вызывать Хранителя Ану. Он явился почти мгновенно, как будто тень упала на солнечную площадку, закрыв солнце. Удивительно, но казалось, он ждал ее вызова. "Посланник Эс Тора, тебе нужно очень торопиться", - казалось, даже в его вечно спокойном голосе появились нотки волнения, - "Великие Ключи, Основы Мироздания, вот уже около стандартного часа парализованы неизвестным нам врагом, неизвестным нам способом. Медлить нельзя больше ни секунды, в страшной опасности все Положения Великого Порядка, сам Порядок Космического Мироздания. Пора действовать незамедлительно. Промедление смерти подобно. Нажми на центральный лиловый камень браслета и выполняй свой Священный Долг. Мы же все идем следом за тобой и немедленно", - и Хранитель Ану пропал, будто его и не бывало. Эс Тора, понимая, что сейчас с ней произойдет что-то ужасное, но, принимая неизбежность того, что произойдет, была взволнована настолько, что даже не придала значения, да попросту не осознала весь глубинный смысл всего того, что только что услышала от Хранителя Ану, Верховного Высшего, а именно то, что Великие Ключи, Основы Мироздания, вот уже час как парализованы НЕИЗВЕСТНЫМ ВРАГОМ, НЕИЗВЕСТНЫМ СПОСОБОМ! И Великие Высшие, создатели и господа вселенной не имеют ни малейшего понятия о том кто их враг и как ему удалось сделать невозможное - завладеть вдруг разом всеми основами миропорядка! Это было просто немыслимо, это было абсолютно невозможно постичь разумом любого существа, знающего об истинном миропорядке Космоса. Но Эс Тора была слишком потрясена происходящим, что бы задумываться и анализировать. Она просто, с тяжелым вздохом, содрогнувшись от ожидания чего-то ужасного и неизбежного, нажала на выступающий лиловый камень браслета и тут же ее завертело в белом яростном свете, который немилосердно жег ее кожу тысячей раскаленных игл, и одновременно оглушительно ревел в ее ушах пронзительным громовым свистом.

Глава 12.

Вечером он долго придумывал, как остаться дома одному, и не поехать на ежевечерний ужин все с теми же кошмарными друзьями ужасного старика. Сослаться на головную боль и усталость? Намекнуть, что опять начались те ежемесячные мучения, которые приносили ему больше всего страданий в этом ненавистном теле? Его жуткий хозяин, впрочем, почему-то все еще отсутствовал в своем мрачном логове. Видимо, его задерживали какие то неотложные дела. А он, понемногу, совсем отошел от дневного шока, и сейчас был практически спокоен. Кроме того, после дня раздумий его первоначальная мысль о побеге стала вырисовываться во вполне оформленный план дальнейших действий. Определенно и абсолютно точно, из этого жуткого места надо непременно бежать. Но только не сейчас. Конечно, он мог бы сейчас просто убежать из этого мерзкого дома, но куда бы он побежал? Да, найти другую одежду, взять деньги из кассы, это все, конечно, хорошо... Но он же никого не знал в этом мире... За время жизни в мрачном логове старика, когда его жуткого хозяина не было дома, он, конечно, соблюдая величайшую осторожность, от скуки понемногу обследовал захламленное жилище. Старинные фолианты и рукописи, свитки пергамента и папируса, библиотека старика была огромна, и видимо, стоила баснословных денег, если кто бы вдруг ее решил продать. Еще было немного старинной посуды и вещей, как будто бы они попали в наш мир из прошлого века, да так и остались висеть в массивном древнем шкафу темно-красного дерева. Два тяжелых, массивных кресла с подлокотниками из темного дуба, пара - тройка таких же табуретов; на их фоне шкаф с теми вещами, что выделил ему старик, современный и фанерный, смотрелся дико и аляповато. Все остальное в этой захламленной квартире можно было смело выбрасывать на свалку. Но он, под предлогом уборки (чего он, в этом он был уверен, никогда не делал раньше) иногда перебирал весь этот хлам, выбрасывая наиболее обветшавшие экземпляры. Удивительно, но старик против этого не возражал, запретив ему только трогать его кабинет. Впрочем, кабинет был всегда заперт на ключ. И, разгребая кучи всякого мусора, он желал только одного - отыскать место, в котором старик прячет таинственный зеленый шар. Зачем он был ему нужен, он не знал и сам. Нет, в самом деле, если бы он его вдруг нашел, что бы он тогда сделал? Такой вопрос, почему то, не приходил ему в голову. Он просто поставил себе хоть какую-то цель, что - бы не сойти с ума от окружающей его действительности. За три месяца усердных поисков, чему очень способствовали частые отлучки старика, он совершенно удостоверился, что в четырех комнатах таинственного шара нет. Оставался, конечно, еще кабинет, но, во-первых, он, как известно, был всегда заперт, а во-вторых, там были настоящие горы всевозможной дряни и мерзости, и его поиски могли легко растянуться на долгие годы. Он просто около часа ходил по тихим комнатам, стараясь не смотреть на торчащие из хлама то там, то здесь бутылки с ядовито-желтой жидкостью, иногда, пачкая ладони, бесцельно перебирал и переставлял с места на место всякие диковинные предметы, уже не надеясь найти хоть что-нибудь, что могло хотя бы чуть-чуть пролить свет на все эти ужасные и таинственный события, пока не выбился из сил. Все же, день был сегодня очень тяжелый, а его теперешний организм (он, почему то был в этом уверен) уступал по выносливости его прежнему телу. Он сел в огромное удобное старое кресло чуть отдохнуть.

Наверное, он все же задремал, потому что, когда вновь открыл глаза, на улице уже было совсем темно. Странно, как он умудрился заснуть, и что разбудило его? Ага, кто-то яростно барабанит в дверь. Он быстро проскользнул в прихожую.

- Открывай, Сашка! Ты что, уснула, что ли там, чертова кукла?

Боже мой, это был голос старика, и в его голосе звучала совсем неподдельная злоба. Он уже все знает, он знает, что я был в подвале... он понял, что я все видел... и сейчас он меня тоже убьет, как убил того зеленого толстяка.

Он чувствовал, что его сердце ухнуло куда-то далеко вниз, а горло как будто сдавила чья-то безжалостная рука. Странно, но он даже ощутил какое-то внутреннее облегчение. "Ну, хотя бы все это уже кончиться быстро", - мелькнула у него мысль.

Проглотив в горле невесть откуда взявшийся соленый комок, он отодвинул собачку огромного старомодного дверного замка. Старик как мешок ввалился в коридор, причем, о Боже, он был не один. Все трое этих убийц, Альберт, Ник и Мак, быстро вбежали в квартиру следом за стариком. Он понял, что это конец и приготовился к самому худшему. Боже, сделай так, что бы его убили бы быстро и не пытали, ни мучали... Очень странно, но никто из вошедших не обратил на него абсолютно никакого внимания. Они быстро рассыпались по комнатам, и принялись деловито и спешно собирать какие бумаги, книги, вещи и разнообразные предметы в чемоданы и узлы, будто грабители в чужой квартире. Отдельно, и с особой тщательностью, упаковали и вынесли бутыли с проклятой ярко-желтой жидкостью.

- Александра, быстро собирайся, - процедил сквозь редкие зубы старик, торопливо сгребая со стола кучу всякого невероятного барахла в древний потертый портфель из вылинявшей коричневой кожи, - через пять минут, нет, прямо сейчас, мы должны отправиться в путь.

Собралась эта четверка действительно на удивление быстро. Он еще не успел отойти от пережитого страха после их неожиданного вторжения, как уже сидел в большой черной машине, зажатый с обоих боков толстым хмурым Ником и тощим Маком, выглядевшим тоже довольно озадачено, а седовласый Альберт гнал автомобиль по темным улицам с удивительно высокой скоростью. Они выехали за город в полном молчании. Он ничего не спрашивал, и никто ему ничего не объяснял.

Так прошло не менее часа. Он начал уже снова паниковать, ведь так старик до этого никогда раньше не поступал, до недавнего времени он более-менее старался объяснять ему все действия их странного квартета. И тут старик, казалось, сжалился над ним.

- Александра, прошу прошения за наш отъезд, столь неожиданный и поспешный, - старик развернулся к нему на своем переднем сидении, - но дело в том, что наши недруги, и очень, прошу заметить, опасные недруги внезапно обнаружили наше скромное убежище, и теперь все наши жизни под угрозой.

Старик сделал паузу, и, казалось, всматривался в его лицо своими черными провалами глаз.

- Нам грозит опасность, нас могут убить? - только и смог он выдавить из себя.

Не волнуйся, нам удалось скрыться вовремя, - старик заговорил успокаивающим тоном, - они не смогут так быстро узнать, где именно мы находимся. Знаешь, Саша, что бы оторваться от погони окончательно, мы должны будем проехать... ну, как бы через такие, что ли, туннели, их будет пять или шесть, просто, что бы ты знала. И пейзаж может быть за окном разный, но ты не обращай особого внимания, думай, что это просто декорации, ну, как в фильмах, что ты видела по телику. Наша поездка будет не особенно долгой.

- Мы едем в другой город? - спросил он из вежливости, что бы поддержать беседу.

- Нет, - коротко ответил старик.

После этого он повернулся на своем сидении вперед, и стал пристально смотреть в боковое окно. И тут он заметил, что на костлявых коленях старика тихонько тлея едва заметным зеленым огоньком, лежит тот самый таинственный зеленый шар, который он уже один раз видел, как только попал в этот мир, и которого потом он никак не мог обнаружить, хотя во время поисков перерыл в жилище старика гору всякого мусора. Неужели старик всегда носил его, такой громоздкий, везде с собой? Но, естественно, он ничего не спросил. Так, в молчании, минуло еще не менее получаса. И вновь тишину нарушил опять сам старик.

- Приготовься, - сказал он негромко, повернувшись к Альберту, - это будет прямо сейчас.

Автомобиль въехал в темный туннель, почему-то совсем не освещенный фонарями изнутри, и вдруг его довольно ощутимо тряхнуло. От неожиданности он потерял равновесие и навалился на сидящего рядом толстого Ника, ударив его локтем по колену.

- Девушка, держите себя в руках, - Ник поморщился, потирая ушибленное колено и помог ему снова занять свое место.

- Простите, я не хотел... не хотела..., - пролепетал он.

- Да бывает, чего уж там, - сказал почему-то совсем не Ник, а тощий Мак. Туннель довольно быстро закончился, а он с удивлением увидел, что за окном автомобиля уже сереет утро. Неужели они ехали всю ночь? А ему казалось, что прошло всего часа полтора...

Местность за окном была совсем незнакомая. Шоссе прорезало какие-то бесконечные поля, заросшие темно-сиреневой травой. Что это, за такая трава то? Сажают ли ее специально, или она растет, так, сама собой? Но не успел он толком рассмотреть эти поля, как опять они нырнули в туннель. На этот раз он был освещен каким-то странным синеватым светом, причем невероятно, но этот свет исходил от его стен.

И снова автомобиль сильно качнуло. Но он уже был готов к этому, и удержался в своем сидении, не упав. Новый мир за окном был еще более удивительный и необычный. Жаркая пустыня, ярко-рыжий песок, солнце уже стояло почему-то в зените, поливая песчаную почву нестерпимым жаром. В машине сразу тоже стало жарко. За окном пустыня, бескрайняя пустыня, ни одного дерева или строения, ничего, только редкие зеленые и оранжевые кактусы исполинских размеров. Куда здесь-то ехать? Но очередной туннель появился так же из ниоткуда, как и все предыдущие.

В этот раз его стенки светились мягким желтым светом. Он уже ждал сильного толчка, но машину почти не качнуло, и вскоре мягкий ковер изумрудных трав зашелестел под их колесами. Новый мир был не просто красив и грозен, как предыдущий, он был восхитителен. Два сине-зеленых солнца светили мягко и не ярко. Небо было бирюзовым. Лес по берегам реки состоял из ростков каких-то исполинских бобовых. От спокойной синей реки, текущей рядом с дорогой так и веяло прохладой. Какое-то потешное животное с большими синими глазищами и таким же большим синим носом, высунулось из бобовых зарослей и отправило ярко зеленым языком куда-то себе под нос охапку пупырчатой синей травы.

Но и этот удивительный мир проскользнул за окнами достаточно быстро. Очередной туннель, на этот раз с ядовито-зелеными стенами. Машину в нем сейчас не качнуло вообще. Но это было то единственное хорошее, чем этот мир мог бы встретить путешественников. Огонь, огонь везде и огонь повсюду... Кругом, куда только можно было кинуть взгляд из-за тонированного окна лимузина, сплошной пожар. Горели дома маленького города, его улицы, сараи и строения, мечущийся скот превращался в яркие факелы, а неподвижные тела людей, лежащих вповалку на улицах, горели так жарко, словно были политы каким-то горючим материалом. Небо над городком было затянуто клубами серо-коричневой сажи. Пепельно-коричневая мгла полностью поглотила солнце, и казалось, что уже наступила ночь. Непрерывные раскаты грома больно били по ушам, заглушая все прочие звуки. И вдруг с высоты пепельного неба на землю хлынули потоки жидкого огня, и земля, в свою очередь, начала вспучиваться и взрываться в небо невесть откуда появляющимися огненными фонтанами. Машину кидало и швыряло немилосердно. Бутыли в их багаже отчетливо звенели, натыкаясь на прочие вещи.

- Держи, держи руль... - старик, обращаясь к Альберту, был напряжен, как натянутая струна.

Но то ли им сопутствовала нереальная удача, то ли Альберт был таким супер-водителем, но они смогли прошмыгнуть между огненных фонтанов прямо во внезапно возникший впереди туннель, освещенный красноватым светом, и тут машину снова довольно сильно тряхнуло.

Следующий мир состоял, казалось, из сплошной и безмолвной белой ледяной пустыни. После грохота и громыхания мира предыдущего, ему показалось, что он просто потерял слух, таким тихим был этот замерзший мир. Машина быстро скользила по обледеневшему насту, поднимая клубы снежной пыли. Никого и ничего, кроме льда и снега, отражающих яркое злое солнце, больно режущие глаза даже за тонировкой автомобильных стекол.

Но вот и очередной туннель. Кремово-кофейный цвет стен, автомобиль только чуть повело. Очередной мир за туннелем тоже завораживал. Темно-синее, с искоркой, небо, казалось, в нем играла тысяча растворенных маленьких солнц, мягкая желтая дорога, причудливые деревья рядом с ней, синие, зеленые, желтые, красные, оранжевые, они колыхались на легком ветерке. Впрочем, листвы на них почему-то не было, а их ветки были как-то странно удлинены и пушисты на кончиках. Вот мелькнула в ветвях стайка разноцветных маленьких птиц. Птички исчезли в ветвях и вот снова появилась. Яркие такие птицы, синие, фиолетовые, алые, серебристые, оранжевые, желтые... только где их крылья? Одни только хвосты... Боже, это не птицы. Это же рыбы!

Автомобиль непостижимым образом ехал по дну моря! Впрочем, он не успел по-настоящему испугаться, что они все сейчас просто утонут, как машина въехала в очередной туннель с темными стенами, подсвеченными изнутри редкими единичными молочно-белыми светильниками.

Новый мир за окнами машины напоминал огромную заброшенную стройку или брошенный на произвол судьбы и разграбленный мародерами завод. Унылые облезшие корпуса либо бледно-зеленого, либо серого цвета, ржавые кучи искореженного металла, потерявшего всякую форму, какие-то исполинские конструкции из бетона, тоже уже частично разрушенные, горы битого щебня... Унылую картину этого места дополнял мелкий серый осенний дождик, размазывающий грязь по окружающим развалинам. Альберт остановил черный автомобиль, погасил фары и выключил двигатель. "Да, в унылое место же нас занесло", - подумал он.

- Все, господа и коллеги, прибыли, давайте, выгружайтесь, - голос старика был напротив, бодр и радостен. - Нас тут ждет хлебосольный хозяин этого прекрасного мира, и сейчас он нам покажет, где в этом чудном месте можно разместиться с комфортом, - старик почему-то был весел, и не обращал внимания на моросящий дождь.

Вдруг он, абсолютно неожиданно для всех, свернул пальцы правой руки каким-то невероятным способом и залихватски пронзительно свистнул в кулак. Недоуменный Альберт выглянул из-за широкой крышки капота, которую уже успел открыть, а Ник с Маком даже перестали перетягивать вещи из просторного багажника в соседний распахнутый настежь ангар.

- Приветствую тебя, мой шумный друг, - неожиданно раздался чей-то хриплый недовольный голос, - что же ты, только появился и уже шумишь? Я и так уже шел к тебе, как-то догадался, кто прибыл.

Голос принадлежал толстяку в ярко красном халате, ярко красных сапогах, с ярко красной бородой и такой же ярко красной шевелюрой, который только что вышел к ним из-за ближайшего бетонного короба.

- А я просто хотел приблизить момент нашей встречи с Вами, о господин, - ответил старик с неожиданной почтительностью, - вот, друзья, - обратился он ко всем ним, - представляю вам всем хозяина и повелителя здешнего мира и нашего хорошего друга, господина Красного Маграгорна. Прошу проявить свое почтение и уважение к господину, за то, что он позволил нам остановиться в его гостеприимных владениях.

И старик наклонил свой белый череп в учтивом поклоне.

- Ладно, колдун, хватит этих церемоний, - Красный Маграгорн кисло улыбнулся своими блестящими, будто бы ярко напомаженными, губами, - я так понял, что эти дурни из высшего совета не очень то повелись на ваше шоу с нападением на мир их чертового судьи с последующим его устранением? Или я не прав? Иначе, чем объяснить твое такое раннее появление у меня дома, раньше, по крайней мере, на стандартную неделю, нами столько раз заранее обговоренного срока?

- Ты как всегда прав, господин мой, - старик развел руками, - враги оказались проворнее, но и мы были начеку!

- Ладно, пойдем в помещение, а то совсем с вами вымокну под этим проклятым дождем, - красный толстяк провел волосатой рукой по своей мокрой бороде, - я, честно сказать, уже думал, что ты прибыл вчера. Я почувствовал вчера вечером колебания пространства, думал, это ваша компания. Но нет, какая-то гадость проникла вчера в мой мир и неизвестно куда делась. Ну, ничего, закончим с делом, я уж ее найду. Главное, что я принял твой сигнал, когда все сущее изменилось, я зафиксировал его и спрятал совсем недалеко во времени. И теперь мы можем раскрыть Щель, и попытаться, наконец, покончить с этими узурпаторами. Хотя, как я и говорил, сейчас Щель только приоткроет свои тайны, а через неделю мы могли бы открыть ее почти полностью. Ну что же, нет времени, так нет.

Проговорив эти непонятные слова, он досадливо тряхнул своей взлохмаченной, и уже совсем мокрой от дождя огненной гривой.

- Ты как этот скарб вообще собираешься тащить? Людей-то у тебя немного, а это твоя повозка дальше не проедет, там дороги уже нет никакой совсем. Да и у меня с транспортом беда. Мой старый бедный корабль совсем развалился, думал его починить, ну куда тут уже..., - он неопределенно махнул рукой на мокрые бетонные развалины, - одним словом, остался пока я без транспорта. А, это в нашей ситуации, как сам понимаешь, последнее дело.

- Сочувствую тебе из-за вчерашнего досадного происшествия, мой друг. И мне очень жаль, что твой быстроходный корабль сейчас не в строю. Но у меня есть средство передвижения. И еще раз хочу извиниться за раннее вторжение. А за груз не волнуйся, я обо всем позаботился, - и старик быстрым движением развязал один из тюков черной материи, который Ник с Маком выгрузили из машины, и, взяв оттуда горсть каких-то семян, просто дунул на них и бросил их на землю. И тут произошло чудо. Земля вспучилась, будто бы из нее искали выход неведомые бойкие родники, и буквально в течении десятка секунд прямо из грязной почвы начали расти какие-то бурые побеги. Они росли все быстрее и быстрее, становясь все больше с каждой секундой, и вот уже всем стало ясно, что это совсем не растения. Так или иначе, но через пять минут перед изумленными зрителями стояли во весь рост четыре человеческие фигуры, каких то пузатых, слегка неуклюжих увальней, с ярко-синими патлами на головах и такого же синего цвета бородами на полных лицах. Все четверо были одеты в комбинезоны и куртки болотного цвета, а так же рыбацкие сапоги с высокими голенищами. Словом, они как две капли воды напоминали злосчастных Чета и Чака, уничтоженных Эс Торой в далеком мире Весов Справедливости, где совсем недавно погиб судья Торн.

Пока все окружающие стояли в легком оцепенении от такого невероятного поворота дел, старик бодро отдал выросшим из земли увальням пару команд, и они, быстренько и ловко нагрузив на себя все тюки, узлы и чемоданы, не забыв про ящики с бутылями, уже топтались на месте, всем своим видом выражая желание побыстрее двинуться в путь. Толстяк, которого старик именовал Красным Маграгорном пожал плечами, будто бы видел каждый день, как люди растут из под земли, махнул рукой и пошел вперед, брезгливо обходя особенно глубокие лужи.

Все пошли следом за ним цепочкой, сначала старик, потом Альберт, потом и все остальные. Нагруженные всевозможным скарбом увальни завершали это шествие. Шли они не очень долго. Дорога была, конечно, отвратительна. Горы битого стекла, кирпича, щебня, бетона с торчащими во все стороны кусками ржавой арматуры, и все это мокрое, грязное, а еще огромные лужи на жалком подобии дороги из раскисшей и липнувшей к подошве глины. Но вот, наконец, они вышли на открытую площадку, залитую новым светлым бетоном, без всяких ям и трещин. Стоящее на площадке жилище красного толстяка было, на удивление, тоже новым, добротным и вполне чистым. Красное полукруглое здание из чистенького и явно нового кирпича. Узенькие окна-бойницы, забранные разноцветным стеклом, массивная дверь открылась беззвучно, как только они подошли.

- Прошу, - Маграгорн сделал рукой приглашающий жест, - будьте моими гостями.

Внутри жилище хозяина тоже оказалось просторным, теплым и довольно уютным. Несколько комнат, освещенных расположенными в них каминами и свечами в старинных канделябрах, и центральный зал с большим столом какого-то красного дерева и камином во всю стену. Странные слуги старика аккуратно сложили все вещи на пол одной из комнат, которую им показал красный толстяк, а сами потопали отдыхать в ближайший к дому ангар. Все же остальные прошли в главный зал.

Ну что же, - Маграгорн потер свои пухлые руки, - до проявления Щели еще целых четыре часа, так что отдыхайте, гости дорогие, а потом мы приступим. Кстати, колдун, я подготовил фургон, как ты и просил. Он не велик, надеюсь, твоя повозка потянет его.

Он провел по красной поверхности стола своей рукой, и стол внезапно, как в старой сказке про джинов, оказался уставлен тарелками с различными яствами и кубками с напитками.

- Милости прошу к столу! - он мотнул своей уже начавшей высыхать огненной гривой и сам пододвинулся к столу поближе.

- Конечно, ты поедешь с удобствами, достойными тебя, но прошу, один момент, о хлебосольный господин! - старик вежливо поклонился, но голос у него был решителен, - ты был, конечно, прав, наш враг оказался очень прозорливым. Но это ему совсем не поможет, уверяю тебя... а сейчас прости, но я должен пригласить к твоему столу всех своих друзей и слуг, чья верность лично мне и чье старание в служении нашему общему делу для меня предмет беспримерной гордости и глубочайшей им признательности. Разрешишь ты мне позвать их, мой друг?

- О чем ты говоришь, колдун, что за вздор? Какие еще люди? Твои носильщики, что ли? Так им и в ангаре сейчас неплохо, там тоже уже костер горит, и еда и напитки уже тоже там имеются, - красный толстяк глядел на него сердито.

- Нет, нет, господин Маграрон, что ты, я говорю о своих друзьях, а совсем не о рабах, - старик покачал головой и остановил на красном толстяке немигающий взор своих ужасных глаз.

- Ладно, делай что хочешь, только много не зови, этих своих приятелей, а то места на всех за столом не хватит, ну а я, я буду есть, - с этими словами Маграгорн одной рукой взял кусок печеного мяса, а другой потянул к своему блестящему рту кубок с темной жидкостью.

- Слушаюсь, мой господин, - сказал старик почтительно, - я обещаю, что будут у стола только самые мои близкие.

Старик повернулся к своим спутникам, греющимся за его спиной у огромного камина. Молчаливый, как будто высеченный из черного камня Альберт, рыхлый Ник, в своей потертой куртке и засаленном свитере, худосочный Мак, кривящий свой рот в вечной глумливой усмешке, девица с измученным лицом, в нелепой мужской одежде, тщетно пытающаяся хоть как-нибудь пригладить свои мокрые и торчащие колом волосы...

- Ну, приступим, - едва слышно проговорил старик и вдруг, резким движение развел в стороны обе свои костистые руки, и начал бормотать какую-то абсолютно неразборчивую абракадабру, сначала тихо, а потом все громче и громче, а в конце он вовсе сорвался на крик, от которого зазвенела посуда на столе.

Потом он усилием оттолкнул от себя что-то невидимое, какую-то тяжелую, но абсолютно прозрачную стену, и вдруг, когда эта невидимая стена достигла его неподвижных спутников, произошло нечто непостижимое. Девица, испустив истошный крик, ничком упала на пол. Старик тут же заботливо укрыл ее неподвижное тело невесть откуда взявшейся почти белой простыней. Тощий Мак застыл, как будто превратился в восковую фигуру из анатомического музея, и, казалось стал еще выше, тощая его фигура, однако, была в превосходно сшитом, хотя и несколько подержанном костюме темно-зеленого бархата, расшитого золотыми узорами, с золотыми же погонами на плечах. Застывший в нелепой позе Ник моментально обзавелся точно таким же бархатным костюмом, разве что чуть более засаленном на его объемистом брюхе. Даже его клочковатая, всегда неопрятная борода приобрела ярко выраженный черный оттенок, и перестала смотреть куда-то в бок. И еще у обоих невесть откуда появилось на поясе оружие - пара тяжелых, расширенных к концу кривых сабель и блестящих серебром ножнах. Только молчаливый Альберт абсолютно не изменился. Все тот же орлиный профиль, те же громадные черные очки, то же серебро волос, туго завязанных на затылке в косичку. Все это чудесное превращение было таким стремительным, что не заняло и двадцати секунд. Старик снял цилиндр с головы, утер выступившую испарину допотопным черным платком, и, обращаясь к оцепеневшему Маграгорну, устало произнес:

- Господин, это и есть мои друзья, о которых я тебе говорил. Пребывая со мной в том мире, откуда нам пришлось спешно бежать, они служили мне верой и правдой, хотя и в несколько другом обличии, которое я им дал по целому ряду причин, перечислением которых я даже не хочу тебя утомлять. Это проверенные люди, прирожденные авантюристы, и, клянусь Космосом, настоящие храбрецы, способные на поступок... они, не задумываясь, единственные из всего отряда исполнили клятву Стражей Планеты Утренней Росы, хотя, это и привело к разрушению и их мира, и еще нескольких миров... но парни знают свое дело. Слово "долг" для них не пустой звук. Их зовут... впрочем, их настоящие имена давно никто не произносил, они теперь Ник и Мак, и я уверен, совсем не против, что бы их так называли. Моего друга Альберта ты уже знаешь. А сейчас, будь так добр, открой дверь своего жилища и пусти еще одного моего товарища, бедного путника и скитальца.

Красный толстяк уже оправился от шока, и решил, видимо для порядка, рассердиться.

- Ты что устроил в моем доме, безумный колдун? - сверкнул он огненными очами, - ты что, вообще не знаешь, как должны вести себя мои гости? Ты думаешь, я жажду балаганных развлечений? Что это за бродячий цирк?

- Прости господин, прости во имя великого Космоса, просто у меня нет времени на подготовку, - старик устало махнул рукой, видимо, предыдущее действо его изрядно утомило, - прошу тебя, дай моему слуге войти и обогреться. Это он вчера проник в твой мир, и посмел побеспокоить тебя. Но, клянусь тебе, этому есть веская причина. Я очень прошу тебя помочь мне в размещении моих друзей и слуг.

Превратили мой дом в чертов балаган, - Маграрон все ворчал, но уже не так сердито, - ну да ладно, входи, кто там еще есть, только больше без всяких дешевых фокусов.

Дверь распахнулась сама собой, и неведомый гость вошел в залу.

- Приветствую Вас, хозяин этого мира и Вас, мой господин, - сказал он, почтительно поклонившись.

Крепкая фигура, коротко подстриженные седые волосы. Одежда в бело-зелено-черных пятнах, и штаны, и длинная майка, и куртка, на ногах - крепкие ботинки. Эс Тора, если бы увидела его вдруг, была бы очень удивлена.

- Это капитан, мой самый верный слуга. Я вытащил его из самого Ада, а потом еще раз успел вырвать в последний момент из когтей самих Стражей, - в голосе старика сквозила гордость и торжество, - знай также, мой господин, что только благодаря моему верному слуге, да, да, именно только ему, мы сейчас имеем возможность делать наше великое дело. Он выпустил луч надежды, открыв механизм в одном далеком месте, и теперь мы можем подойти к Щели и даже задержать ее движение, чтобы исполнить нашу великую миссию.

Старик повернулся к вошедшему и спросил:

- О, мой слуга, тебе удалось поймать то, что жило в теле злосчастной Сашки?

- Конечно, мой повелитель, - капитан встал на одно колено и, приклонив голову, передал старику большого, подслеповато моргающего на огонь очага, филина.

- А что это за птица еще? - Маграгорн окончательно взял себя в руки и снова приступил к своей прерванной было трапезе.

- О, мой господин, это очень удивительная птица, и я тоже избавил ее от заточения в одном ужасном мире полного забвения, - старик аккуратно посадил птицу на спинку свободного кресла, - и поверь, она тоже для нас очень важна. Просто сейчас еще не настало ее время. У меня есть еще один мой друг, только он сейчас не с нами, он пока далеко от этих мест, я тебе представлю его обязательно, но позже.

- Да ты прямо таки спасатель заблудших душ какой-то. Скоро надо тебе свой орден основывать, прямо так, как по написанному, с учителем и учениками. Все вы, люди, одинаковы! Как, как же вы все предсказуемы! - Маграгорн ухмыльнулся своими кровавыми губами, - ладно, садитесь все садитесь, садитесь есть и пить, все уже остыло, хватить болтать, скоро дело надо будет делать. Давайте, без церемоний, а то потом времени на еду не будет.

Кресла задвигались, все стали подсаживаться к столу, звеня посудой и негромко переговариваясь.

- Хороши рыцари, нечего сказать, - вдруг раздался низкий женский голос из того угла, где неподвижно лежало накрытое простыней тело "злосчастной Сашки", совсем позабытое всеми в этой суете, - прежде чем набивать желудки, может, кто поможет даме встать, и покажет, где в этой харчевне есть нормальная ванна?

Глава 13

Невероятно, но вместо худощавой, встрепанной и довольно мрачной девицы, с измученным лицом и испуганным взглядом, в которую он постепенно превратился в процессе общения со своим страшным хозяином, сейчас в дверном проеме ванной комнаты стоял уже совсем другой человек. Как это могло произойти? Как два, столь непохожих друг на друга существа, могли спокойно жить и мирно сосуществовать в одном теле? И он, бессловесный и бессмысленный филин, и эта, очень привлекательная молодая женщина, с таким уверенным в своей силе взглядом. Невысокая, но ладная фигурка, синяя туника соблазнительно обтягивает тугую грудь и упругие бедра, практически не закрывая стройные ноги. Черные, шелковистые волосы, белозубая улыбка, продолговатые глаза цвета крепкого чая, в них не было ни тени страха или смущения. Она так же отличалась от той женщины, которой он был до этого, как отличается настоящая ухоженная женщина от побитого манекена в сельской лавке. А что, что же он?

Он теперь стал простым филином, бессмысленным, бессловесным филином, только и умеющим есть мышей, глупо ухать, хлопать глазами на дневной свет и спать. После человеческого тела, неважно уже, женского или мужского, это была просто катастрофа. Он просто онемел от отчаяния, бездумно вцепившись лапами в спинку кресла, куда его посадил слуга старика по имени "капитан". Он был бы благодарен, если его бы просто убили, или если бы он просто стал обычной птицей, с ее птичьим разумом, с ее мелкими печалями и радостями, но слышать и понимать все происходящее, подобно человеку, и при этом еще никак не выражать свои мысли, чувства, желания, просто говоря, стать заживо замурованном в этом проклятом, убогом, покрытом глупыми перьями теле? (но а рыцарь, рыцарь в блестящих, как ртуть, доспехах!)

Он, казалось, впал в какой-то ступор от охватившего его отчаяния, и просто сидел, вцепившись лапами в кресло и бессмысленно глядя в одну точку, иногда глупо хлопая своими выпученными глазами.

- Добро пожаловать, моя дорогая, я очень ждал нашей встречи, но никак не ожидал, что ты так скоро появишься! - старик там временем проворно вскочил и отодвинул ближайшее кресло, предложив незнакомке присесть.

- Настоятельно рекомендую, моя старая знакомая, и мой большой друг, прошу любить и жаловать! А представится она сама, так она всегда делает, насколько я ее помню, - старик заговорщицки подмигнул сидящим у стола и бесшумно опустился на свое место.

- Меня зовут Алекса, - незнакомка обвела собравшихся уверенным, чуть даже насмешливым взором, - смею заверить вас всех, что в задуманном вами предприятии я сыграю не последнюю роль! Можете мне не представляться, господа, я знаю уже и то, как вас всех зовут и то, кто вы, слышала все это, когда лежала себе в том уголке, всеми вами забытая.

Красный Маграгорн скривился, как будто раскусил лимон и уже раскрыл свою блестящую пасть, что бы произнести какую-то колкость, но старик быстро перебил его:

- Конечно, о, звездная госпожа, мы очень ценим Вас и надеемся на Вашу помощь, которую невозможно оценить словами. Прошу прощения за этот досадный случай, мы просто дали промашку и не оценили Ваши потрясающие способности в полном объеме.

Но красный толстяк так просто не угомонился. Он задумчиво потыкал кусок мяса в своей тарелке, затем решительным движением бросил двузубую вилку на стол.

- Знаешь, колдун, - в его голосе звучал сарказм, - может ты и не знал, но я не беру на дело существ, которые вообще не понимают, что происходит! Прости, человек, но это мой принцип, и я от него отступаться не намерен, - и Маграгорн откинулся на спинку своего кресла, явно довольный произнесенной речью.

- О, мой господин, - речь старика была учтива но в ней слышалась тщательно скрываемая усмешка, - я, смиренный твой слуга, думал наивно, что ты, о великий, объяснишь все моему несведущему другу, и только поэтому молчал.

Старик низко поклонился, едва не коснувшись цилиндром пола.

- Или ты предпочтешь, что бы я сам все объяснил своему другу?

- Своему другу! - красный толстяк презрительно фыркнул, - уж будь любезен, сделай одолжение, введи в курс дела своих друзей и слуг сам!

Старик повернулся к креслу, где сидел капитан, и он тотчас же освободил его, тихо и безмолвно, словно дух. Старик присел на ручку этого кресла и вдруг поклонился сидящему на спинке безмолвному филину с необычайной почтительностью.

-- Мой прекрасный друг, мой верный друг, как я понимаю твои страдания, когда ты вынужден так кочевать из одного тела в другое! Но поверь мне, мой дорогой, это все делается не просто так. Это делается только для твоего блага! Только для того чтобы подлые враги не смогли напасть на твой след. Видишь ли, мой прекрасный друг, ты так преданно и верно служил мне, но никогда ни о чем у меня не спрашивал. Это так несправедливо по отношению к тебе, и хотел бы тебя уверить, что давно бы тебе все рассказал, но отсутствие времени, эта проклятая спешка, когда враг ищет тебя днем и ночью, не прекращая поиски ни на секунду, и когда каждая эта секунда у тебя на счету... Ты чувствуешь, ты знаешь, потому что не можешь не чувствовать и не знать, как несправедлив и безжалостен мир окружающий нас... Так слушай меня, мой прекрасный друг, и вы слушайте, мои верные и преданные друзья! Кто-то из вас знает о нашей великой цели, а кто-то еще только хочет узнать все детали нашей великой миссии. Но все вы для меня одинаково ценны и дороги, ибо вы знаете, что страдания, горе и зло не просто поселились в нашем мире, они стали его составными частями. И это произошло не вдруг, зло тысячелетиями и сотнями тысяч лет копило свою адскую силу. Определенные существа, нет, просто выродки этого мира, предавшие его принципы и идеалы, сломали естественное, разумное и справедливое течение космического порядка... Они, вероломно прикрываясь красивыми и разумными лозунгами о всеобщем счастье и порядке, нагло узурпировали не просто власть в каком-то отдельном секторе обитаемых миров, о нет! Они пошли куда дальше и действовали куда подлее. Они подчинили сам порядок мироздания, само течение и развитие великого Космоса под свои мелкие и корыстные интересы. Они объявили свой преступный диктат чуть ли не творением Единого Космоса, и придуманные ими порядки - священными Космическими законами самого мироздания. Они заковали Высший эфир, само течение Великого Космоса в уродливую систему запретов и шаблонов, перекрыли все Высшие потоки Силы, затворив их и превратив в бессильные болота, так называемыми "ключами", которые являются скорее замками и кандалами на теле Великого Космоса. Они заполонили все обитаемые миры своими адскими творениями, своими рабами, жалким подобием людей и прочих живых существ, служащих только им, убивающих несогласных, разрушающих целые миры, где живут, как они считают, неправильные существа, которые просто позволили себе не покоряться их преступной воле. Существами, у которых вместо живой крови в венах течет мерзкая желтая жижа. Существами, только претворяющимися людьми, а в реальности, по своей сути, они есть просто машины, просто рабы, послушные орудия в руках своих хозяев-узурпаторов. И эти негодяи очень мстительны и безумно жестоки. За свое фанатичное упоение властью они готовы заплатить любую цену. Примеры? Ну вот, хотя бы уничтожение 15 миллиардов живых существ в целом ряде обитаемых миров, а так же полное уничтожение Планеты Алых Сияний и Планеты Утренней Росы, и это только то, что произошло относительно недавно. Но есть, есть силы, которые вызвались бросить вызов этой дьявольской, безумной тирании и попытаться освободить Великий Космос от этого исчадья. Это мы, мой друг, вот эта горстка людей, на вид такая жалкая, но уже отнюдь не беззащитная. Мы нашли возможность взломать их, как они думают, неприступную броню, причем их же адскими средствами. Нам удалось установить, что текущая в жилах их дьявольских слуг субстанция при определенном использовании может помочь нам при нашей святой миссии. И мы добыли ее, хвала Космосу! Мы смогли нащупать их слабое место и у нас получилось установить ловушку на этих существ! Они, попавшись на нашу удочку, уже не могли ускользнуть от нас! Наш лиловый пульсирующий магнит лишал их разума и воли! И мы, Хвала Космосу, получили достаточное количество необходимого материала. И поэтому, дорогие друзья, я верю, я знаю, что близок, ох, близок час их расплаты! А сейчас, подкрепляйтесь, мои друзья, скоро ваше умение, ваша сила и ваши уникальные способности понадобится всем нам, чтобы сокрушить это мировое зло.

Старик вытер салфеткой свой бледный лоб и сел на свое место. Маграгорн тоже больше не пытался ни о чем заговорить, да и вообще больше никто никого особенно ни о чем и не спрашивал, и вскоре этот странный ужин подошел к концу. Красный Маграгорн объявил, что время Щели уже наступает, а идти надо примерно полчаса, и все разом засобирались, взяв по небольшому рюкзаку, и, накинув свою уже просохшую у огня верхнюю одежду, гурьбой вышли на улицу. Он уже думал, что его забудут в этой жарко натопленной комнате, но слуга старика по имени "капитан" бережно посадил его на свою правую руку, заранее обернутую куском ткани, и вышел с ним вслед остальным. Надоедливый дождь, слава Богу, закончился, зато почти совсем стемнело, и если бы красный толстяк не вынес бы всем фонари, горящие ярким красным светом, далеко бы они по этой изрытой ухабами местности не ушли.

Тем временем, дорога становилась все хуже и хуже, складывалось такой ощущение, что ее специально бомбили или взрывали взрывчаткой. Капитан едва не упал в грязь, когда его нога попала в очередную трещину, и он чуть было не соскользнул прямо в лужу с его руки, с трудом на ней удержавшись. И вдруг изуродованная почва под их ногами наконец-то закончилась, и вот вся компания уже топталась на краю какой-то матовой, отливающей свинцом, поверхности, не решаясь ступить дальше. Красный Маграгорн, до этого слегка отставший от всех, вышел вперед поднял над головой фонарь и решительно зашагал по этому странному покрытию. Все гурьбой последовали за ним.

- Говорю всем вам, будьте осторожны, дорога местами очень...

Он не договорил, потому что вдруг раздался шум и треск, и тощий Мак, не удержавшись на ногах, неожиданно грузно рухнул на землю.

- Я хотел сказать, что дорога очень скользкая, поэтому, люди и... в общем, все прочие другие создания, будьте осторожнее, - в голосе красного толстяка сквозила скрытая усмешка.

Мак быстро поднялся, и вся процессия растянулась цепочкой, осторожно перебирая ногами, по этому искусственному, серому льду. Все четыре сине-зеленых увальня шли последними, осторожно неся в руках ящики с желтыми бутылками. Пока они так шли, темное, как смоль небо, начало светлеть, как будто перед рассветом. Скоро стало так светло, что фонари уже были не нужны, и они погасли в их руках сами собой, как будто кто-то невидимый разом задул в них огонь.

- Поторопитесь, поторопитесь, друзья-приятели, - Красный Маграгорн ускорил шаг, - щель начинает проявляться, а мы еще не на месте!

И тут он увидел, что именно разогнало мрак безлунной ночи. На черном небе, почти деля его на две огромные половины, показалась синяя полоса, не яркая, но вполне заметная на черном ночном небе.

Они ускорили шаг, но синяя полоска вдруг преобразилась и стала яркой настолько, что на нее было просто невозможно смотреть. Она пульсировала и, казалось, расширялась каждую секунду. Вот синий яростный свет прогнал остатки ночи, и залил всю местность своими безжалостными лучами. И в этот же момент, свинцовое покрытие вспыхнуло ртутью, где-то впереди, недалеко от них, не больше, чем в ста метрах, начала вспучиваться и расти к этим синим небесам довольно большая площадка, сделанная, как будто из толстенных, горевших металлическим огнем, прутьев.

Он почти ослеп, эти его несчастные глаза, глаза большой ночной птицы были явно не приспособлены к какому яркому свету, но, тем не менее, он увидел, что на решётке, в ее сияющих стальных ячейках, лежат какие-то исполинские предметы круглой формы.

- Быстрее, быстрее, бегом!!! - красный толстяк хриплым басом орал уже в полный голос, он его былого сарказма не осталось и следа, но все уже и так бежали, поскальзываясь, и тоже что-то кричали. Издаваемые ими всеми вопли и крики глохли в нарастающем шуме и свисте, который издавало то, к чему они так стремились.

Они подбежали к самой площадке, которая за то время, что они к ней мчались, остановилась в своем движении к небу, и зависла где то всего в метрах десяти над сверкающей поверхностью, а потом мягко опустилось на нее. Свечение стало как будто бы слабее, шум и свист уже тоже не бил так сильно по ушам, а круглые предметы на своем железном ложе стали видны гораздо четче.

Все члены этой разношерстной компании, добежав до края площадки, замерли, глядя на них во все глаза. Да и было на что посмотреть. Свечение исходило от этих удивительных предметов, лежавших на площадке и образующих форму большого круга. Это были небольшие, размером с баскетбольный мяч, шары разнообразных оттенков, но каких именно, рассмотреть было совершенно невозможно, так бешено они вращались в своих ложах. Сине-зеленые увальни вмиг распаковали принесенные ими ящики и в руках старика, Ника, Мака и Альберта оказались уже знакомые бутылки с жуткой желтой жидкостью, которую все четверо быстро, зажав в каждой руке по бутылке, выливали прямо на вращающиеся шары. И вот вращение шаров замедлилось, а затем практически совсем остановилось.

Теперь можно было рассмотреть их. Шары горели мягким, пульсирующим огнем, который разгорался, казалось, откуда то изнутри, из глубины, из самого их сердца. Один черный, с морозными искрами, другой ярко-синий, третий солнечно желтый, четвертый темно-красный, пятый молочно-белый, шестой кристально-прозрачный, седьмой густо лиловый, восьмой ярко-оранжевый, девятый ослепительно золотой, десятый сияющий серебряный и последний, темный, горящий изнутри красными искрами. Два ложа на этой исполинской решетке были свободны, одно между синим и темно-красным шарами, другое - чуть в стороне от остальных, отдельно, за пределами общего круга. (Но ведь это же не все ключи! Конечно не все! Там был еще один, да, да, еще один, и еще там был и рыцарь, рыцарь в блестящих, как ртуть, доспехах!)

Все, застыв как во сне, смотрели на это сказочное зрелище. Так прошло добрых минуты три. Красный толстяк первым стряхнул с себя охватившее всех оцепенение.

- Ну что, други мои любезные, - его голос звучал торжественно и бесшабашно одновременно, - свершилось, клянусь огнем! Вот и оно, сокровище всех миров, самое сокровенное и ценное во всем Великом Космосе! И, я клянусь всеми демонами всех адских кругов, оно наше! Так возьмем же его! Да свершиться же великая справедливость! Вперед, вперед, смелее, чего же вы все застыли!

Полы его халата, борода и красные, спутанные космы развивались в порывах внезапно налетевшего откуда-то ветра. Словно повинуясь его крику, Ник и Мак одновременно вынули свои огромные мечи из ножен, и чрезвычайно ловко принялись вращать ими со свистом над головой, будто бы отгоняли огромный рой невидимых пчел. И вот, казалось, застыло само время. Свечение неба стало однообразным, как лампа дневного света, стих ветер, а сияющие шары окончательно замерли в своих ложах, только жидкое пламя в них не переставало мягко пульсировать.

- Хватайте же их! - и Маграгорн выставил вперед свою пухлую руку, указывая на площадку с чудными шарами, подобно тому, как вождь древнего воинственного кочевого племени указывал бы своим соплеменникам на смысл и цель их похода - атаки на мирный, но сказочно богатый город, - Хватайте их! Возьмите их все! Все, до единого!

Его призыв был необыкновенно задорен, искренен и горяч. Но, удивительное дело, ни старик, щерящий свой тонкий, бледный рот в кривой саркастической ухмылке, ни Ник с Маком, продолжающие вертеть над головой мечами с прежней сосредоточенностью, ни седовласый капитан, ни толпящиеся в стороне сине-зеленые увальни, ни, как это не удивительно, сам Красный Маграгорн, только что произнесший перед всей честной компанией такую зажигательную речь, не сдвинулись с места.

Лишь только та, которая назвала себя Алексой, не торопясь, но все же одна подошла вплотную к сияющей решетке. Она осторожно коснулась ее рукой, с гримасой боли внезапно отдернула ее, но затем, решительно тряхнув головой, снова схватилась за решетку уже обеими руками. И тут она начала очень быстро меняться. Вдруг симпатичная девушка, которой она раньше была, исчезла практически моментально. Вместо нее появилось нечто тощее, зловещее, замотанное в белый саван. И это существо принялось весьма бесцеремонно хватать пульсирующие внутренним огнем шары своими тощими когтистыми лапами и довольно небрежно кидать их в невесть откуда появившийся у нее крепкий мешок.

- Ну, что стоим? Чего ждем? Я что, одна должна за всех работать? А ну пошевеливайтесь! Быстро! Сами знаете, у нас очень мало времени! - злобно прошипела она, сверкнув на стоящих у решетки огромным, красными как само пламя, глазами.

И тут все зашевелились, толкая друг друга, стали наперебой подавать ей принесенные ими мешки. Алекса (или скорее то, что уже появилось вместо нее) довольно быстро собрала почти все шары из их ложа.

- Так, вроде бы Единый Ключ Движения, он же ЛаарсОнх Та, уже у вас, господа, - сказала Алекса уже своим обычным голосом. Отпустив сияющие решетку она, мало по малу, приняла свой прежний девичий облик, - ну, а Единый Ключ потерянный Высший, он же Лих-онга-тян, на то и называется потерянным, чтобы его здесь не было. (Ха, глупая, бессмысленная ложь! Там был, был великий ключ! Он там был всегда, недалекие вы создания! Он там был, был, как и рыцарь, рыцарь в блестящих, как ртуть, доспехах!)

Ее голос почему-то ослаб и последние слова она произнесла совсем невнятно. Затем Алекса медленно отошла от решетки, качаясь из стороны в сторону, будто была сильно пьяна. Она почти швырнула мешки в руки быстро подскочившим к ней старику и красному толстяку, а сама без сил как мешок рухнула на странную матовую скользкую землю. Старик молча сунул свой мешок красному толстяку, а сам бережно накрыл Алексу одним из принесенных покрывал и начал делать своими бледными, как мел руками какие-то странные пассы над ее макушкой. Все, забыв о сияющей за их спинами небесной решетке, столпились вокруг старика, окружив его и безжизненно лежащее на земле тело. Седовласый Альберт, приподняв голову Алексы, пытался влить в ее плотно сжатый рот какую-то дурно пахнущую зеленоватую жидкость из заляпанной фляги, которую он достал у себя из-за пояса. Только Ник и Мак продолжали так же мерно и монотонно рассекать воздух на головой своими мечами, никак не реагируя на происходящее. Красный Маграгорн первым нарушил молчание:

- Ладно, большое ей спасибо, она у тебя Супервумен, крутой воин, молодец, что там еще говорится в таких случаях... Забрала для нас ключи, это очень кстати... Но мы так и будем тут стоять, у этой чертовой решетки? Между прочим, скоро эти ребята очухаются, поймут же что к чему и поспешат сюда, это как пить дать! Я думаю, пока у нас есть это, - и он встряхнул обоими мешками, - мы должны быстренько уносить от сюда ноги! И не только от Щели, а вообще из этого мира! И чем быстрее и дальше, тем лучше для нас всех!

- Да, да, ты прав, мой друг и господин, ты, как всегда, полностью прав, - старик поднялся с колен, и негромко, но быстро начал давать распоряжения своим спутникам. Через пять минут они уже шли обратно по этой странной свинцовой земле. Ненужные теперь бутыли и часть оказавшихся лишними вещей они просто бросили на свинцовую землю. Красный толстяк и старик несли мешки с ключами, капитан нес филина, Ник и Мак перестали вертеть своими мечами, и как только они их убрали в ножны, призрачная, горящая ртутью решетка исчезла, будто растворилась в воздухе. Они, тяжело дыша и с трудом переставляя ноги, брели следом за капитаном, видимо, эти упражнения с мечами тоже отняли у них немало сил. Следом топали сине-зеленые толстяки, бережно неся на брезенте палатки безжизненную Алексу, седовласый Альберт замыкал это молчаливое шествие. Они не заметили, когда потухла на небосклоне синяя полоса, но когда они, наконец, вступили на обычную, грязную и неровную, но уже не свинцовую почву, серое дождливое утро уже встречало их с распростертыми объятиями. Шли они не больше чем полчаса. Сборы их так же были очень непродолжительны.

Не прошло и двадцати минут, как большой черный автомобиль с прицепленным к нему аккуратным алого цвета фургончиком, о котором говорил красный толстяк, отправился от ворот жилища Красного Маграгорна по направлению к серым корпусам заброшенного завода и очень скоро покинул этот мир. Когда его большие колеса разбрызгивали грязь на окраинах заброшенных заводских корпусов за секунды перед самым прыжком в иные миры, Эс Тора, Ян и Элль, подгоняемые лиловым браслетом Высших, ворвались в этот мир вечного дождя, тяжело рухнув на матовое свинцовое покрытие, в десяти метрах от того места, где еще чуть больше часа назад ревела, свистела и бешено вращалась решетка с Великими Ключами, Основами Мироздания. Они опоздали совсем на немного, совсем на чуть-чуть. Но они опоздали. Теперь Эс Торе только и оставалось, что мысленно дополнить слова Хранителя Ану: Великие Ключи были похищены неизвестными преступниками по неизвестным мотивам неизвестным способом для неизвестных целей, и эти преступники скрылись в неизвестном направлении.

Глава 14

За свою долгую службу Высшим Эс Тора никогда и не помышляла утаить от них даже что-то незначительное, какой-нибудь пустяк, который с виду казался таким обыкновенным. Еще бы, ведь Высшим ведомо все, и ее молчание о каких-нибудь, пусть даже пустяковых деталях, могло быть расценено как попытка что-нибудь утаить от них. Все, что происходило во время ее многочисленных заданий, становилось им известно сразу, после ее возвращения и доклада. А уж прямое нарушение приказа Высших, тем более самого Хранителя Ану... нет это казалось абсолютно невозможным, такого даже в кошмарных снах привидеться ей не могло. И все же, она медлила, не решаясь коснуться браслета и связаться с Хранителем. Одна мысль, как заноза в лапе, не давала немедленно связаться с Ану, и рассказать ему о произошедшей катастрофе. И это был совсем не страх наказания. Просто произошедшие в последнее время события, такие как похищение Единого Ключа Движения, легендарного ЛаарсОнх Та, убийство судьи Тора, исчезновение на протяжении долгих трех месяцев целого ряда агентов Высших в одном из обитаемых миров, и главное, слова Хранителя Ану о неизвестных врагах, действующих неведомым самим Высшим способом, наводили на вполне определенные мысли. Мысли ужасные, мысли крамольные, но, увы, видимо, единственно верные. Высшие, при всем их могуществе и величии, на поверку показали себя отнюдь не всесильными. Они просто постоянно опаздывали с ответным ударом неведомому врагу, а преступники, наоборот были всегда на шаг впереди. Сам собой в ее голове возник ужасный, но очень правильный вопрос: что же это за Высшие такие, которых можно обвести вокруг пальца каким-то проходимцам, а они даже не ведают, кто такие эти их таинственные враги? Даже она сама знала, что Красный Маграгорн как-то связан с этими преступниками, а уж про то, где находится Единый Ключ Движения он точно должен знать. Почему же это не известно Высшим? Почему Высшие, если они всемогущи, не поймают этого преступника и не призовут к ответу? Не допросят его об остальных членах банды? Они не в силах его поймать? А как же тогда быть с постулатом, что они есть создатели Великого Космоса, его творцы и властелины? Эс Тора потрясла головой, стараясь избавиться от этих мыслей, таких назойливых и опасных. Просто враги очень хитры, а у Высших и без того полно всяких неотложных дел. А она на то и посланник Высших, чтобы принимать самостоятельные решения, не дергая их постоянно и по любому поводу. "Ну ведь и повод то сейчас не любой...".

Эс Тора уже все про себя решила и обернулась к своим спутникам, чтобы посмотреть, как эта бешеная скачка по мирам сказалась на них. Так, Элль вроде пришел уже в себя и даже уже почти ровно сидит на жирно блестящей земле, что позади него. С Яном, правда, чуть похуже дела обстоят. Тот лежит ничком, как куль с мукой. Но, хвала Космосу, кажется, дышит.

- Друзья мои, - Эс Тора одним махом вскочила на все четыре лапы, как будто и не устала вовсе, - отдыхайте, и мы с вами направимся в уже знакомое вам место.

Элль вскинул дрожащую руку и что-то протестующе замычал.

- Нет, нет, друзья, - мягко сказала Эс Тора, - мы пойдем туда не спеша, нам уже теперь некуда спешить. В общем, сейчас Мироздание может рухнуть в любую секунду, и наша спешка тут уже абсолютно ничего не решит.

Эс Тора не знала, почему ее так тянуло снова посетить этот дождливый и неприветливый серый мир. Ей не давало покоя ощущение, что она что-то упустила, что-то не доделала, когда Хранитель Ану приказал ей, очертя голову, пуститься в эту безнадежную погоню. Хотя, впрочем, при чем тут Высший Ану? Она сама уже покидала тот мир, пойдя по следам экипажа злодеев. Эс Тора знала, что Высшие ждут ее доклада, и ждут немедленно. Но, вопреки голосу разума, вопящего о нарушении ею её же священного долга, она решила на этот раз послушать свою интуицию.

Серый мир встретил их прежним дождливым полумраком и, казалось, еще большими лужами на разрушенных грязных дорогах. То ли этот мир был всегда таким серым и унылым, то ли просто им не везло с погодой и временем года, они и не знали. Они без труда нашли свое прежнее жилище, и оно снова стало их невидимым прибежищем в этом сером месте. Здесь сейчас была снова ночь. Элль и Ян, уставшие от перехода и еще не окончательно оправившиеся от заданной им бешеной гонки, просто упали на пол их обычной, знакомой по прошлому посещению, комнаты и тут же моментально уснули. Все же, как ни крути, они были просто люди, и такой бешеный темп погони они выдерживать долго не могли. А вот ей было совсем не до сна, хотя как раз спать-то очень хотелось, да и погода за окном способствовала этому. Но что-то тревожило ее, не давая покоя ни на минуту. И это было не только ожидание наказания от Высших. Ей очень бы помог сейчас браслет... Но воспользоваться им, означала бы тотчас предстать перед, несомненно разъярённым ее самоуправством, оком Высших, а она не могла снова бросить эту призрачную нить, куда бы она ее ни вела. Но с чего же начать? Где и что она упустила? Жуткая квартира злодеев, отпечатки в пыли от каких-то сосудов, следы в грязи от их повозки, серо-малиновая старуха, спящая на лавке у подъезда, и несчастная старушка, угощающая их местным подобием чая, пропавшая дочь этой старушки Кристина, и ее странный жуткий похититель... Вот оно! Да. Точно. Эс Тора одним прыжком мягко спрыгнула с продавленного кресла, на котором сидела, размышляя. Сон и усталость у нее как рукой сняло. Она легко проскользнула на маленькую кухню этого жилища. Ее удивительная память сохранила то фото, что показала им тогда мать пропавшей. Фото молодой девицы, с копной каштановых волос и черноволосого парня с белозубой улыбкой. Эс Тора напрягла все силы, стараясь чтобы ее внутренний глаз, самое ее удивительное и мощное оружие, позволил ей увидеть, что случилась с людьми на этой фотографии. Боже, как же это было сложно сделать без браслета Высших! Но она пробовала пробудить свое внутреннее зрение снова и снова, и когда уже, казалось, ничего у нее не получится, вдруг воздух в комнатке задрожал, как дрожит летний воздух от перегретого асфальта большого шоссе, которое внезапно окатили холодной водой и изображение комнаты начало таять и исчезать, как утренний туман, а сквозь него стали проступать совсем другие очертания...

"Ей очень холодно и страшно. Она не знает, где находится, видимо, в каком-то жутком месте, лежит связанная на каком-то старом, пахнущем гнилью диване, или это вообще комната пропахла гнилью, она не знает... Все это походило на ночной кошмар, ведь этого просто не может быть, так не бывает, не может белое БМВ превратиться в какую-то черную колымагу, похожую на катафалк из американских фильмов, а ее Кирилл, такой мужественный, такой любящий, заботливый и внимательный, он просто не мог моментально обратиться в какого-то старого ужасного злобного вурдалака, седовласого, да еще и в жутких темных очках, как у слепого. Он просто не мог притащить ее сюда, связать и бросить ее одну не этот проклятый диван, оставив ее здесь просто погибать... Сколько прошло времени, как она здесь? Час? Два? Она не знала. У нее затекли руки и ноги, и веревка все сильнее и сильнее впивалась в ее лодыжки и запястья... Что с ней будет дальше? Ее похитили? Но ни у нее, ни у ее мамы в семье никогда не было денег, Кирилл же (нет, это не Кирилл, НЕ КИРИЛЛ!) хорошо об этом знал. И взять их было им было просто негде. Значит она в логове маньяка? И он порежет ее на маленькие кусочки, как пишут в колонке криминальной хроники в газетах? Или попала к торговцам людьми и теперь ее продадут в арабский бордель, где она и сгинет навсегда? Слезы лились рекой сами собой, и она не могла их вытереть. Мерзкий кляп во ее рту вонял какой-то старой медициной, и из-за него ей было трудно дышать. И вот когда она уже чувствовала, что сейчас от этой всей вони и ужаса просто потеряет сознание, обшарпанная дверь в комнату, заскрипев, тихонько отворилась. Она ожидала увидеть на пороге своего похитителя, но это был совсем не он. Вошедший был худ, одет обшарпанно и старомодно, в какой-то видавший виды черный плащ и потертый доисторический цилиндр, в котором, наверное, еще при Пушкине люди ходили. Он зашел, прикрыл за собой дверь, сел на кресло в углу и молча уставился на нее своими жуткими черными, без белков, глазами, так и горящими на белом меловом лице, начисто лишенным волос.

- Я сейчас же развяжу Вас, если Вы пообещаете, что будете вести себя хорошо, без всяких этих криков, истерик и прочих глупостей, - он говорил учтиво и его голос звучал негромко, мягко, но как-то странно, как будто кто-то пересыпал большой кружкой песок в невидимой песочнице.

Она молча кивнула головой. Старик сделал едва заметное движение одетой в перчатку и похожей на куриную лапу рукой, и все веревки упали с ее тела сами собой. Она, морщась от боли, терла затекшее место на запястье, куда веревка врезалась сильнее всего.

- Кто вы такие? Что вам от меня надо? Зачем вы меня похитили? - она задавала эти вопросы вовсе не для того, что бы получить на них ответы. Просто она тянула время, стараясь восстановить подвижность своих рук и ног, для быстрого рывка из комнаты или еще какого-нибудь активного сопротивления этим непонятным злым людям. Но, к ее удивлению, старик стал ей отвечать.

- Успокойтесь, никто не причинит Вам зла, дорогая юная леди. И, ради Бога, простите моих слуг, что были с Вами так грубы, они очень верные и исполнительные господа, но, увы! Деликатность в обращении с дамами совсем не их конек.

Странное дело, его голос действовал на студентку так успокаивающие и расслабляюще, что она уже совсем и не помышляла о побеге. Ей стало казаться, что она общается совсем не с похитителем, а просто с обычным незнакомым попутчиком во время какой-то непонятной поездки, попутчиком старым и странным, но вовсе не опасным.

- Вам, наверное, хочется побыстрее домой, и я так понимаю Вас. Поэтому, с Вашего разрешения, сразу перейду к делу. Я не предлагаю Вам ничего страшного и противоестественного. Наоборот, ничего более естественного для женщин не придумал наш создатель, ну, или, мать-природа, если Вам так ближе. Я хочу предложить Вам совсем другую, куда более насыщенную и счастливую жизнь, чем есть она у Вас сейчас. Жизнь, где Вы не будете ежедневно зарабатывать себе на простой на кусок черствого хлеба, жизнь, где есть место для изысканной еды, прекрасных туалетов, бриллиантов и сапфиров, золота и серебра, роскошной мебели, фантастических балов и великолепных путешествий. Я хочу дать Вам все это, моя дорогая, а за это хочу попросить всего лишь одну вещь, - старик учтиво поклонился ей.

- Какую? - сказала она внезапно охрипшим от волнения голосом.

- Я хочу, что бы Вы родили ребенка. Своего сына. Мальчика, - голос старика был по-прежнему мягким и завораживающим как будто вводил ее в гипноз.

- Сына? - ее волнение и страх, как казалось уснувшие, снова дали о себе знать

-Я должна родить сына... и родить сына от Вас?

- От меня? - спросил старик с таким неподдельным удивлением, что ей сразу как-то стало легче на душе, - нет, ну что Вы! Конечно же, нет, как Вы только могли такое подумать! Нет, Вы родите своего сына в положенный судьбой и временем срок, и от любимого человека, которого выберете себе сами. Вы встретите его и Вы с ним поженитесь. У Вас будет великолепная, здоровая и счастливая семья. И никакого насилия или чужого Вам контроля, Вы просто будете жить, просто жить и наслаждаться жизнью.

- И это все? - коротко спросила она слабеющим от напряжения голосом.

- Все, - твердо ответил старик. Все, - повторил он снова, - все, клянусь Великим Космосом.

- Ну если так, то я согласна, - выдохнула она, - пусть это будет сын. Но только мой сын и сын от любимого мною человека.

Она очень хотела, что бы все это закончилось. И закончилось бы все как можно быстрее.

- Отлично, моя юная леди, да будет так, и спасибо Вам, - старик поднялся и подошел к ней почти вплотную.

У нее все замерло внутри, и она с трудом сдержалась, чтобы не закричать и не ударить старика. Но он просто слегка коснулся своей иссохшей, одетой в черную перчатку, рукой ее спутанных волос, как будто большая ночная бабочка коснулась ее своим мохнатым невесомым крылом.

- Вы можете сейчас же отправиться домой, что бы начиная уже с завтрашнего дня, продолжить идти по тому пути, по которому Вы уже довольно долгое время идете. Я вовсе не хочу этим сказать, что Ваш путь такой прямо уж и отвратительный или безнадежный. Как и в любом другом, подобном ему, и у этого пути есть свои светлые островки, когда Вам будет казаться, что Вы полностью счастливы. Ну не очень много их, конечно, всего около десятка за все время Вашего жизненного пути. Ну что же, вот таков этот путь, как он есть. Но я все же, если позволите, хочу Вам предложить нечто совершенно иное.

Старик подошел к темному шкафу и скинул с него черное покрывало, так искусно повешенное на его каркас, что она и не заметила его сначала вовсе. Под ним вместо полок и дверей оказалось большое, в рост человека, зеркало, вмонтированное прямо в его заднюю стенку. Она тупо уставилась в зеркало, понимая, что рассматривая свою довольно потрепанную физиономию, выглядит довольно глупо. И тут зеркало неожиданно мигнуло и затуманилось. Впрочем, туман с зеркальной поверхности очень скоро пропал, и она уже очень явственно увидела очертания тенистого яблочного сада, с ветками, пригнувшимися к земле от тяжести яблок. Следом ее взору открылись очертания изящного дома из белого кирпича, с высокими башенками и точеными колоннами. Перед крыльцом дома, на безупречно подстриженной изумрудной лужайке стояло что-то красивое и белое... Что это? самолет? автобус? яхта? В общем, что-то среднее между ними, очень прекрасное и грациозное.

- Аэролимузин, роскошный и прекрасный, - отчетливо произнес в ее голове чей-то голос - он весь Ваш.

Дверь в дом внезапно бесшумно открылось, и во двор выбежали прелестные дети, светленький мальчик лет одиннадцати в безукоризненно сшитом синем костюмчике морячка и две девочки-близняшки лет семи, с ее каштановыми волосами, одна в воздушном белом платьице с кружевами по бокам, а вторая в не менее красивом платьице цвета небесных колокольчиков. Вслед за ними из двери дома на крыльцо вышли двое мужчин. Один, постарше, в черном смокинге и с двумя небольшими портфелями из черной кожи в руках, а другой, по моложе, красавец-блондин, с накаченными мышцами груди и тонкой талией спортсмена.

- Господин сенатор, - учтиво поклонился этому красавцу мужчина в смокинге, - скажите, когда следует подавать аэролимузин. Ваша супруга, как сказала мне Дороти, уже готова и тоже выходит.

И тут она увидела себя. Да, это несомненно, была она, чуть старше по возрасту, чем была сейчас, но, несомненно, казалась куда более ухоженной и прекрасной, в восхитительном красном брючном костюме, а ее прекрасная, без единой морщинки, шея и пальцы с безупречным маникюром были просто унизаны шедеврами ювелирного мастерства, сплошной жемчуг, бриллианты и золото. Сопровождающая ее служанка, та самая Дороти, женщина уже пожилого возраста, смотрела на нее с искреннем и немым обожанием.

- Ну, что? Как же, девушка, выбирайте, выбирайте, и выбирайте быстро, - голос ворвался в ее сознание, струей ледяной воды, смешивая все мысли и пугая тонкую ткань ее мечты, - домой, в этот мир, или к счастливой жизни в мир по ту сторону вашего бытия? О чем он говорит, какого еще бытия, что она может получить здесь и чего добиться? А там, там муж, семья, дети, достаток... Будет ли это все в этом мире? Ох, очень и очень маловероятно... А с ее деньгами и положением в том мире "как же, муж сенатор!" все это очень и очень возможно!

- У меня здесь живет мама, я не хотела бросать ее одну, и я хотела бы взять ее с собой. Это возможно? - она посмотрела старику прямо в его ужасные глаза, хотя это и было очень нелегко. Старик коротко кивнул:

- Договорились. Но только она одна. Так что же, Ваше решение, милая девушка?

- Да, да! Я выбираю тот, второй, пусть сказочный, но такой прекрасный мир! - она и не заметила, как закричала в полный голос, как будто была в каком то странном трансе. Но старик даже не поморщился.

- Отлично, юная леди, я рад, что Вы были столь благоразумны и проницательны. Что толку горбатится в этом сером подобии вашего нынешнего мира, за жалкие гроши, нетерпеливо ожидая такую же серую старость, а затем познать смерть, и тлен в довольно ранний срок, когда можно жить полной жизнью, развивая себя и наслаждаясь каждым ее неповторимым мгновением в мире, который несоизмеримо лучше этого? Одним словом, согласны ли Вы стартовать отсюда и немедленно?

- Согласна! - она решительно тряхнула гривой спутанных каштановых волос.

- Отлично! - неожиданно весело вскричал старик и хлопнул в ладоши своими иссохшими ладонями.

Комната вмиг исчезла, и обессиленная Эс Тора растянулась на грязноватом линолеуме кухни, откуда она начинала свой прыжок, не в силах пошевелить даже лапой. Что это было? Ее безошибочное чутье говорило ей, что произошло что-то нехорошее, что-то связанное с похитителями, с теми существами, которых она не смогла догнать, однако, что именно, она не могла понять. Зато очень отчетливо понимала, что это событие ее нисколько не продвинуло к поискам самих этих похитителей. Может, уже пришло время обратиться к помощи высших? Да, горько это осознавать, но, увы, видимо, уже пришла пора принять ей свое поражение и связаться с Высшими, пока ситуация окончательно не вышла из под контроля, и, в тайне очень надеясь, что они ее не очень строго покарают за самоуправство...

И все же непонятно, как, каким образом враги смогли так просто скрыться от нее? От нее, которая, совсем еще недавно и так легко могла отыскать и старика-колдуна, и Красного Маграгорна в том домике одного из миров! Почему же это невозможно сейчас? Только ли чары колдуна ей мешают, или что-то еще, о чем она не имеет ни малейшего понятия? Она уже хотела коснуться своей большой лапой лилового камня браслета Высших, когда ее, как молния пронзает старый вяз, ее разум уколола стремительная мысль - старик, этот жуткий колдун, он, судя по всему, житель этого мира, а девушка и ее странный ухажер, они тоже все жили здесь! И Элль, ее спутник Элль, тоже местный житель, и он жил здесь, а все эти события происходили тут же, среди этих унылых, серых, политых дождем обшарпанных домов! Мало того, скорее всего, нет, даже наверняка Элль где-нибудь, на этих улицах, видел этого старика, либо видел кого-нибудь из его спутников! Не осознавая это, не зная об этом, но все таки видел! Странно, откуда в ее голове эта странная, но такая явственная мысль? Как же так, она так внезапно появилась в ее уставшем от этой кошмарной погони, мозгу?

"ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ОБЩАТСЯ С НАМИ, А ВОТ Я ЖЕЛАЮ ЭТОГО!" - злобным, лютым и беспощадным ураганом в ее мозг ворвались чьи-то колючие, как осколки оконного стекла, и такие же ранящее ее мысли, полные ярости, слова. "Думала, так просто игнорировать Высших?" - услышала она в прижатых в ужаса к голове острых ушах голос Высшего Ану. Она просто замерла, как будто ее парализовало. А воздух над старой газовой плиткой вдруг подернулся странным мерцанием, будто над печкой неожиданно завис плотный туман. И этот туман тут же стал еще густеть, пока не обратился в небольшую фигурку, из плоти реального мира. Внешне она напоминала фигурку причудливой обезьянки, вырезанную из черного камня. Ноготками одной лапки эта обезьянка задумчиво барабанила по белой поверхности газовой плиты, а ее вторая лапка, с зажатым в ней и горящим ярко оранжевым пламенем, цветком, была, казалось, намертво прижата к груди. Эс Тора глубоко вздохнула. Это был Верховный Высший Хранитель Ану, и его столь неожиданное появление в этом, столь для этого не подходящем месте не сулило ей ничего хорошего.

- Бывший посланник Тора! Ты нарушила Великую Клятву служения Высшим тем, что не связалась с нами и не доложила о событиях, которые сейчас происходят, событиях чрезвычайной важности, от которых зависит судьба мира и в которых тебе Высочайшем Доверием Высших было поручено разобраться! Ты не оправдала наше высокое доверие, и не вышла на связь с Высшими, более того, ты, без всяких видимых причин, игнорировала все попытки связаться с Высшими через доверенное тебе устройство, браслет связи с Высшими Советом! Хочу сказать тебе, не скрывая, что Хранитель Кроолл и некоторые другие Высшие хотели сразу же покарать тебя, они прямо настаивали на твоей немедленной смерти. С большим трудом мне удалось убедить их немного подождать, и отстрочить твою казнь на один стандартный час, что бы ты, о бывший посланник, могла пояснить мне, что заставило тебя нарушить Великую клятву служения Высшим, и почему ты посмела отступить от положений своего священного долга и предать нас?

Эс Тора, прижав уши и опустив хвост, согнулась в глубоком поклоне.

- О, Верховный Высший Хранитель Ану! - ее голос дрожал, но она, усилием воли, взяла себя в руки, и заговорила тверже и увереннее, - я никогда не помышляла о предательстве Высшего Совета и о том, что бы не оправдать Ваше высокое доверие. Я никогда не помышляла забыть свой долг служения Высшим и предать свои убеждения, свои идеалы, всю свою жизнь из-за страха, гнева, гордыни или еще каких-нибудь ничтожных причин. Первая моя вина состоит в том, что я опоздала, и враг ускользнул из своего убежища. Я не смогла его настичь, о, Верховный Высший Хранитель! Я просто боялась сказать Высшему Совету о своем провале, боялась сказать, что Великие Ключи похищены, и это моя вторая вина. Я готова сполна ответить за свои проступки, и безропотно пойду на смерть, если Высший Совет считает, что я предала его и нарушила свою клятву служения ему. Но, я очень хочу рассказать, что мне удалось узнать о прошлом тех наших врагов, что мы все преследуем. Верю, что это позволит приблизиться к их поимке и уничтожению всего их заговора. Позволишь ли ты, о, Верховный Высший Хранитель Ану, рассказать тебе все то, что я узнала? Дашь ли ты мне право говорить?

Эс Тора замолчала, склонив свою голову еще ниже.

- Что ж, говори, - коротко и сухо молвил Ану. И она рассказала ему все, что ей удалось узнать, и про старика, и про дочь старушки, и про ее кавалера, и про страшную комнату, где старик и девушка на словах заключили какой-то странный договор.

- Я подумала вот еще о чем, о, Верховный Высший Хранитель, по крайней мере, два члена этой шайки заговорщиков - сам старик-колдун и его слуга, подлый убийца Судьи Торна, все они уроженцы этого мира, и я это чувствую. И Элль, мой спутник, которого ты мне дал в провожатые, о, Верховный Высший Хранитель, тоже рожден здесь. Можно будет попытаться найти злодеев, похитителей Великих Ключей, если установить связь между Эллем и ними, связь данную всем живым существам при их рождении, связь Родного Мира...

- К чему ты говоришь мне это, о, бывший Посланник Эс Тора? - сердито перебил ее Ану, - уж я как-то в курсе тех вещей, что преподают детям в начальных гимназиях, я прекрасно знаю, что такое связь "один нашел по трем". Но и ты, я надеюсь, не забыла, что для этой процедуры необходимо трое рожденных в одном мире, а не двое, как ты сейчас назвала. Если же ты думаешь просто оттянуть время расплаты, то эта твоя попытка крайне неудачна.

- О нет, Верховный Высший Хранитель, нет, не страх наказания заставляет меня попытаться сделать это, а надежда. Ведь не даром же ты мне дал Элля в команду? Именно его, а не кого-то другого? Молю тебя, Верховный Высший Хранитель Ану, дай мне... дай ему попробовать. Я верю, он найдет третьего, я верю, что он справиться! А после этого я полностью во власти решений Высшего Совета.

Ану некоторое время молчал, пристально глядя на огромную кошку, распластавшуюся перед ним на грязном линолеуме маленькой кухни, и почти полностью эту кухню занявшую.

- Ладно, бывший Посланник, действуй. Но учти, время у тебя, у нас, у всего обитаемого мира, очень немного. Даю тебе стандартный час, а затем ты пойдешь со мной, - тон голоса Ану был так же сух, но что-то в нем изменилось, в нем появились какие-то новые нотки, нотки... чего? надежды? Она не знала, да и не было времени думать об этом.

- Спасибо, спасибо о великодушный Верховный Высший Хранитель, - успела пробормотать Эс Тора, а облик Ану над старой газовой печью уже таял, мерцая.

- У тебя стандартный час, - в последний раз раздался его голос, и Ану исчез, будто бы его и не было.

Теперь уж медлить и размышлять точно не имело смысла. Уже через десять минут Элль сидел посреди маленькой кухни, подогнув под себя ноги, на старом, взятом из спальни одеяле, а грязноватые окна и даже дверной проем были плотно завешаны пыльными простынями, которые Ян обнаружил в скрипящем платяном шкафу. "Сосредоточься, Элль, вспомни себя в этом, родном тебе мире. Вспомни, какие события происходили в твоем мире в то время, что ты жил там, вспомни те вещи, что окружали тебя, вспомни тех людей, что были рядом с тобой... особенно этих людей, наших врагов, которые окружали тебя незадолго до того, как ты этот мир покинул. Я уверена, я знаю, что они все появились в одно и тоже время, они были рядом с тобой все вместе, просто ты кого-то из них не замечал, действиям кого-то из них не предавал значения. Я буду пролистывать твои воспоминания, как страницы увлекательной книги, а ты просто вспоминай, просто вспоминай все, все, что сможешь, до последней мелочи. Тебе не надо ничего делать, только вспоминать, и если ты вспомнишь тех, кого мы ищем, они сами дадут о себе знать, - голос Эс Торы звучал мягко и успокаивающе, хотя ее внутреннее состояние было очень далеко от спокойного. Он закрыл глаза и, внезапно, воспоминания прямо-таки нахлынули на него, как вышедшая из берегов вода на песчаный берег пляжа. Он видел чудесный шар, который светился изнутри мягким голубоватым пульсирующим светом, совсем как причудливый и дорогой ночник, то разгораясь до ярко-голубого сияния, то темнея до лилово-черного мерцания, по его гладкой поверхности быстро плыли миниатюрные розово-бирюзовые облачка, и время от времени искорками пробегали золотистые молнии, вспыхивали и тут же гасли.

Потом появилось изображение старого здания с вывеской "Речзембанк", неизменные четыре сбитые ступеньки, облезлая решетка двери, истертый порог с извечной замусоленной тряпкой. Выцветшие, как прошлогодние афиши, физиономии Индюка, Хомяка, других обитателей банка, Лариса Ивановна с пантеоном икон в золоченых подрамниках... Далеко, далеко, он чувствовал, что там нет тех людей, которых они так все ищут. Внезапно ему пришло изображение седовласого капитана, капитана-убийцы: "а ну без истерик мне тут, пацан, ты же мужчина, помни об этом! Давай, хорош нюни распускать, лучше мать успокой, воды ей принеси, что ли"... Его образ мгновенно вспыхнул красным, и голос Эс Торы в его мозгу четко и громко произнес:

- ОДИН.

Он приободрился, понял, что находится на правильном пути, и вдруг вспомнил старую остановку, полную народа, где он, как и все, поджидали потрепанный троллейбус, шедший на большой городской центральный рынок, который бабки в их дворе называли почему-то "старым базаром", не уточняя, где же, по их мнению, находится "новый базар". Вот в толпе замотанных в разноцветные тряпки бабок, держащих в руках безразмерные кошелки и сумки, садящихся ехать в троллейбус до "старого базара", появляется субъект совсем уж экзотической внешности. Черный помятый цилиндр на абсолютно белой, будто бы замазанной белилами лысой голове, старое допотопное то ли пальто, то ли плащ, мешком весящее на иссохшей фигуре, черные провалы жутких глаз... ну и страшилище же! Интересно, сколько этому старику лет? И куда он может ехать? Что он забыл на "старом базаре"? Может быть, будет ждать пересадку на такой же обшарпанный трамвай, идущий к книжному рынку и известной в городе барахолке?

- ДВА, - голос Эс Торы прозвучал в унисон с алой вспышкой, которой осветился силуэт старика.

Потом долго ничего не происходило. Видения фирмы по производству мебели "Санни Дей", заброшенный парк, облик капитана, но он уже вспоминал про него, и теперь капитан казался почти призраком, сквозь которого было видно голые ветки деревьев, трупы мертвых бандитов Бочи и Фофана в конце аллеи, похожие на большие черные мешки с уличным мусором, Алина, которая оказалась не Алиной, и его мать, оказавшаяся не его матерью, вот идет чья-то (чья?) грузная фигура, бессильно опущенные плечи, руки спрятаны в растянутых карманах, скорбно сжатый рот, двойной подбородок зарос грязной щетиной, в глазах - отчаяние и какая-то тупая решимость. Да, да - это он, и он просто сошел с ума... он чувствовал, как паутина его мыслей? снов? видений? бредовых иллюзий? будто бы окутывает его разум со всех сторон, мешая собраться и сосредоточится на чем-то одном, он будто бы проваливался в какое-то топкое, бездонное болото, и уже ему не хотелось ни вспоминать ничего, ни думать ни о чем, а хотелось только просто уснуть, и отключится от всех жутких образов прошлого, заполнивших его гудящий разум.

- Я устал, мне уже все равно, да и, наверное, прошел тот час, что нам выделили Высшее, мы опять опоздали, и в этот раз, видимо, навсегда...

- ВСПОМНИ, ВСПОМНИ ЕЩЕ, НЕ СДАВАЙСЯ, НЕ ЗАСЫПАЙ! - голос Эс Торы ворвался в его мозг ревом безжалостного парового гудка.

- ТЫ МОЖЕШЬ, И ТЫ СМОЖЕШЬ, ТЫ ЖЕ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ, ХРАНИТЕЛЬ!" ...

Да, да, я хочу прямо туда, в эту смертельную, сладкую темноту, прямо на крыши стоящих внизу патрульных машин прямо в окно, вдребезги разбив оба стекла, вниз, с высоты шестого этажа, туда, в темный зев ночного двора...

Но вот снова суббота, и он, в той, другой своей жизни, как всегда, бредет по двору с тяжелыми сумками в руках, возвращаясь со "старого базара", как говорила его старушка-мать. Он видел себя со стороны, до боли знакомое потертое пальто на его грузной фигуре нелепо треплет почти оторванной полой на ветру, а сухонькая старушка-мать, прыгающая рядом с ним, как дрессированная собачонка, несмотря на его вялые возражения : "ну ма, да не надо, ма, да мне не холодно", все пытается потуже завязать ему на шее шарф дикой розовой расцветки, по привычке причитая: "Витюша, мама лучше знает, а ну как горло простудишь! Витенька, давай я его тебе покрепче завяжу!".

Идущий им на встречу мрачноватый худощавый парень во всем черном, затемненных очках, без шапки и гривой вздыбленных на ветру черных же волос, видимо, услышал их дурацкий и унизительный диалог, потому что, проходя мимо них, скривил в презрительной ухмылке свои тонкие губы, а потом тут же внезапно блеснул огненной вспышкой.

- ТРИ!!!, - воплем безумной радости ворвался в его разум торжествующий крик Эс Торы. И тут он, уже теряя сознание, успел все таки увидеть то, что так хотела увидеть Эс Тора - все три силуэта возникли перед его глазами одновременно, затем слились в один, а потом вдруг расплескались по тротуару, превратившись в сияющую красным стрелу, указывающую на... и тут сознание все же покинуло его.

Но Эс Тора и не думала падать в обморок. Элль, вот же молодец, он спас их и прекрасно уложился в отведенное им время. С ним будет все в порядке, он сейчас придет в себя, она уж об этом позаботится. Можно было оставить его здесь, но одного оставлять своего спутника в этом месте Эс Тора не хотела, можно было конечно оставить с ним Яна, но Ян ей скоро очень пригодится, в этом она почему-то была твердо уверена. Она осторожно сжала огромными лапами голову Элля, возвращая ему силы и сознание, затем так же осторожно поставила его на ноги. Ну вот, через три минуты отпущенный им срок закончится. Но лично она тянуть время уже не намерена. Она энергично потерла лиловый камень на браслете, вызывая Верховного Высшего Хранителя Ану. Она уже не боялась ни гнева Высших, ни их наказания. Она знала, где их враги. И она там будет очень скоро. Там их главный враг. Значит, там и остальные. На этот раз заговорщики не смогут от нее уйти. На этот раз она их настигнет, а там будет, что будет. Всем своим нутром она уже чувствовала то волнение, которое охватывало ее каждый раз перед серьезной схваткой, серьезным боем. А сейчас бой предстоит именно серьезный. Даже не бой, а скорее, битва. Она знала это. И она хотела этого.

Глава 15

Он знал, что их убежище не может скрывать всех очень долго. Это был странный и какой-то печально-торжественный мир, мир, в котором властвовала вечная осень, мир, полный желтых, красный и оранжевых красок, желтый лес, красные и оранжевые кусты, лимонного цвета трава и небо, тоже затянутое золотистой осенней дымкой. Вечная осень, начало великого угасания природы, такого неизбежного, величественного и торжественно-печального. Ему казалось это символичным, ведь весь миропорядок Великого Космоса будет очень скоро кардинально изменен, и изменен именно им. Но зачем он делает это? Для чего он хочет разрушить то, что поддерживает все существующее, пусть в несправедливом, но определенном и таком стабильном порядке? Он и сам не знал этого. Его проклятье и его величайшая удача слились в единое, переплелись между собой миллионами цепких, стальных канатов и корней много-много лет назад.

Даже он не мог уже вспомнить, когда все это началось, когда его проклятие и его талант одновременно заявили о себе в этом мире. Все было очень просто и чрезвычайно сложно одновременно. Он был бессмертен, он просто не мог, не умел, у него просто не выходило умереть. Нет, физически он умирал, как и все люди, чаще всего - от старости, иногда от насильственных действий других людей, преступников или героев, он умирал от болезней (хотя, став искусным магом, единственным в некотором роде, от болезней он умирал все реже и реже). Пару десятков раз он тонул, пару десятков раз он насмерть замерзал, много раз сгорал на пожарах, бывал насмерть раздавлен всевозможным транспортом, срывался с большой высоты, бывал смертельно отравлен ядом, бывал съеден дикими зверями, он тонул в реках, морях и болотах, и довольно часто погибал на очередной войне. Но все это касалось его физической оболочки, а с тем как росло его умение, его тело стало служить ему все дольше и дольше. Все дело было в том, что он никогда не доводил свой дух, свой разум до того момента, когда тело окончательно превратится в холодный бессмысленный и недвижимый труп, и он не мог забыть то, что происходило с ним в его долгих, бесконечных жизнях, начиная с той, самой его первой жизни, когда вместо вонючих, бешеных колымаг, по дорогам ездили элегантные экипажи, газовые фонари не слепили глаза, а театр был лучшим развлечением в выходной день. Скользя по жизни, переходя из тела в тело, он всегда был правдив с родителями своих будущих живых носителей его сущности, или сказать иначе, своих будущих доноров. Он всегда предлагал матерям его носителей помощь, конечно, в меру своих скромных возможностей, но, с течением времени, его возможности стали превышать желания его клиентов в сотни и тысячи раз. Они, эти родители, как правило матери из бедных семей, почти всегда с радостью соглашались на его справедливые условия ("у вас родится мальчик, славный, прекрасный, умный и здоровый ребенок!") и он, когда наступало время уходить из прежнего ослабшего и одряхлевшего носителя, просто переселялся в новое, здоровое и полное жизненной энергии тело, сохраняя все свои знания, умения, и тот бесценный опыт, что он накопил за прошедшие столетия. Так он и жил своей полной, настоящей жизнью, а не тем ее огрызком, которым довольствовались миллионы людей в сотнях миров - жизнью, когда ты начал хоть что-то в этой жизни понимать, и чуть соображать, как устроен этот мир, так милости просим! Вот уже и пора помирать! И вот однажды, несмотря на всю свою осторожность, он был замечен этими ужасными существами, которые все так прекрасно в этом мире для себя устроили. Они называли себя Верховным Высшим Советом, пантеоном Богов, создателями Великого Космоса и всего сущего. И их главный, странная на вид обезьянка из черного камня, ноготки одной лапки вечно барабанят по любому попавшемуся под ее руку предмету, а вторая лапка, с зажатым в ней и горящим ярко оранжевым пламенем цветком, всегда намертво прижата к груди, и завербовали его служить им, и он легко согласился, думая, что достиг всех возможных основ мироздания. Он избранный, и служит Великим Богам! Но что же он делал, будучи молодым? Даже не телом, а разумом? Служил этим Высшим, верой и правдой, не помня себя от осознания собственной важности и величия. Следил, убеждал, спасал, поощрял, карал, награждал и убивал, и все по их приказанию, как верный цепной пес породы немецкая овчарка. И только потом, спустя долгое время, до него дошло, что он, ставший добровольным рабом этих, захвативших все и вся прохиндеев, просто проживает все свои уникальные жизни зря, слепо выполняя навязанную ему чужую и чуждую волю. И он восстал против этого рабства, и, чего греха таить, проиграл и был жестоко наказан. Но ему через некоторое время удалось собрать себя по крупицам, видимо, не столь всесильны и всевидящи были эти боги, и вот он, как мифическая птица Феникс, буквально воссоздал себя из пепла, собрав себя по кусочкам, по частицам, по пылинкам. И еще ему удалось спрятаться, и долгое время не привлекать внимания своих бывших хозяев. Ему удалось восстановить свои знания, и вспомнить всю картину мира, которую он так явственно знал до своего падения (и да, там был и рыцарь, рыцарь в блестящих, как ртуть, доспехах!) Ему удалось найти союзников и единомышленников, готовых бороться с его бывшими хозяевами-узурпаторами до самого конца, до их смерти, либо до собственной гибели. Могущественный Джин, существо, стихия которого всепоглощающий и все очищающий вечный и великий огонь, которого в этих мирах знали под именем Красного Маграгорна, стал его первым союзником. Этот красный толстяк даже попытался похитить для их целей Единый Ключ Мироздания (Коланар Пха-Мууклунт), правда, увы, в тот раз все сложилось неудачно. Хотя, Красный Маграгорн был его ближайшим союзником, многое в нем старику было решительно непонятно. Вот, например, сейчас, ведь каждому ясно, что у них очень много груза, и их самих уже очень много, а этот красный толстяк прицепил к их перегруженной машине свой фургон с настоящей спасательной, ад бы его взял, капсулой! Ну, вот зачем, зачем ему эта чертова капсула? Да еще повелел сине-зеленым слугам, как будто это были уже его слуги, спрятать эту чертову камеру получше, среди опавшей листвы. От кого он там, в лесу собирается спасаться? Не до конца верит, значит, в их победу. Страхуется. Старик вздохнул. Но у красного толстяка было то же ценное качество, что и у него самого. Он не опускал руки и никогда не сдавался. А старик знал, да, знал, что эти боги уязвимы, и это питало его, как жизнетворный родник. Он завладел Единым Ключ Движения (Лаарс Онх Та), а затем нашел еще союзников в этой тяжелой и неравной борьбе с этой шайкой, устроившей форменную диктатуру, прикрываясь священными для каждого живого существа лозунгами и своими лживыми словами. И он достиг успеха! О да, он его достиг. Невероятно, но он сделал это, несмотря на яростное противодействие всесильных, как было всегда и всем заявлено, деспотов. Теперь у него были все ключи, все то, что скрепляло несправедливый и уродливый мир его бывших хозяев. И он разрушит его, чего бы ему это не стоило. Горстка узурпаторов больше не будет паразитировать на миллионах жизней остальных людей и других существ, населяющих эти миры. Несправедливые суды, диктат воли так называемых "Высших", ранняя смерть жителей сотен миров и их распад в небытие - всему этому он положит конец. Конечно, его бывшие хозяева - пронырливые ребята, и скоро они обнаружат его, нет, их скромное и последнее убежище. Но нет, з им уже не остановить его. В этот раз их власти точно придет конец. Он знал это. Непонятно откуда, но он это знал. А пока он смотрел на своих спутников, которые, несмотря на то, что были знакомы один только вечер, действовали слаженно, как команда бойцов, спаянная многими и многими тренировками. В этом он тоже видел добрый знак, ну еще бы, это была самая настоящая команда единомышленников. У них была единая цель, и это цель - раз и навсегда уничтожить несправедливый миропорядок.

Красный толстяк, он же великий и могучий Джин огня, уже развернул мешки с ключами, и начал укладывать их горкой среди лимонной травы. Седовласый капитан помогал ему в этом непростом занятии, так как шары были довольно тяжелые, имели округлые бока, и упорно не желали складываться в горку, расползаясь по траве, будто живые. Филин, которого он нес, просто сел на землю, подслеповато моргая своими огромными глазами. Ник и Мак, положив свои руки на рукоятки мечей, просто наблюдали, пытаясь увидеть заранее, откуда может их атаковать армия врагов, идущих за ними по пятам. Сине-зеленые толстяки быстро и почти бесшумно возводили большую палатку, и даже Алекса пришла в себя, и присев прямо на траву, уставилась на чащу близко стоящих багряных кустов пока еще малоосмысленным взором. Верный Альберт как всегда стоял рядом с ним, за его спиной как всегда, оберегая его от возможной внезапной атаки невидимых пока недругов. Старый верный Альберт, демон из одного мрачного места, туманного и сырого пространства, бывший житель одного разрушенного и давно мертвого мира.

Ему хотелось одновременно и закончить все побыстрее и чуть помедлить, чтобы не спеша насладится моментом своего величия. Но больше тянуть время уже было опасно. Они очень долго, не меньше нескольких часов, добирались до этого места, так далеко оно было от центра обитаемого Космоса. Даже при помощи Единого Ключа Движения их путь был очень долог. Интересно, а их враги тоже должны будут потратить такое большое количество времени, если им вдруг приспичит сюда добраться? Он тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Нет, они не найдут его так быстро. Ну а когда найдут, уже будет поздно.

И вот, наконец, ключи, нет, эти Великие Ключи, спустя короткое время уже лежали в кучке, сложенной Красным Маграгорном и его слугой капитаном. Несомненно, это были именно они, великие, могучие и всевластные. Он знал наизусть все их имена: синий шар - это Единый Ключ Мироздания (Коланар Пха-Мууклунт), желтый шар - Единый Ключ Сущности Света (Оелла Хелее Тиа), зеленый шар, который он сам нашел, сам добыл и сам призвал к себе на службу, и с помощью которого он так ловко передвигался по разным мирам, что их враги постоянно теряли их след - Единый Ключ Движения (ЛаарсОнх Та), темно-красный - Единый Ключ Стихий (Логги Пат Греем), молочно-белый - Единый Ключ Сущности Пространства (Лур-ютх-тхе), кристально-прозрачный - Единый Ключ Сущности Времени (Лапинакви-айа), лиловый шар - Единый Ключ Сущности Осознания (Сэт-тэл-эль-лии), ярко-оранжевый - Единый Ключ Великий механик (Сан-ном-кос-таа), светящийся золотом - Единый Ключ Живого Космоса (Сан-ном-кос-таа), мерцающий, как ртуть, серебряный шар - Единый Ключ Смены Сущего(Хаа-том-тсуу), медный, горящий красными искрами - Единый Ключ Перемен (Мор-вит-хтуун). Был еще один шар, то есть, некоторые думали, что он должен бы по идее быть среди других в пучинах Великого Космоса. Но его, того, другого шара, пепельного, с черными и белыми прожилками, и без названия, в этой куче не было, да и не могло быть, его и не было среди остальных ключей, насколько он знал, никогда, о нем все только что говорили на протяжении сотен и сотен лет. Для того, что он задумал, и этих ключей хватит с избытком. С чего же начать закат этого несправедливого мира? Уничтожить разом все то, на чем держится все власть узурпаторов? Или сбрасывать их оковы по очереди, чтобы они понимали, что их власть рушится а они сами гибнут, но у них не было ни сил, ни умения сопротивляться этому неизбежному разрушению? А впрочем, у него не столько много времени, несомненно враги сейчас в панике ищут его по всем обитаемым и необитаемым мирам. Старик усмехнулся. Жаль только, что они так никогда и не узнают, что их, таких великих, таких абсолютно всесильных, таких всемогущих, погубил их собственный же бывший раб, униженный и растоптанный ими в свое время, и как они думали, сгинувший во мраке навсегда. Он легко поднялся с тюка, на котором сидел, и просто, так буднично, будто отгонял от лица невидимую мошкару, взмахнул своей правой рукой сначала вверх, а затем опустил ее вниз в плавном жесте, описав таким образом в воздухе невидимый полукруг. Но эффект от этого легкого жеста был довольно неожиданным. Земля под багряными кустами и лимонной травой вдруг беззвучно раскрылась, обнажив большую и глубокую яму. На дне ямы что-то мерцало бледно-розовым цветом. Старик подошел к пульсирующей разными цветами пирамиде ключей и просто ударил ногой по верхнему из них, как будто был футбольным защитником и вернул мяч на поле в игру. Шар, вспыхнув ярко-оранжевым светом, бесшумно покатился по траве и так же беззвучно упал в овраг. Через мгновение послышался тихий всплеск, где-то там, на дне ямы. И тут же раздались возгласы удивления. Он обернулся, и увидел Ника и Мака, которые застыли как статуи, в удивлении глядя куда-то позади него. Он развернулся совсем, и увидел то, что их так поразило. Ну, еще бы, вместо их черного лимузина, на котором они приехали, на лимонном лугу теперь стояла исполинская черная же повозка. Старик опять усмехнулся. Конечно, он же отключил Единый Ключ Великий механик, вот технический прогресс и заскользил в обратную сторону... представляю, какая паника сейчас наступила во всех технически развитых обитаемых мирах! Как же, ведь любимые электронные игрушки и гаджеты их обитателей стали просто кусками дерева и металла, то есть игрушками из детства их далеких предков! А ведь это могло быть только началом. Отключив по очереди все попавшие к нему ключи можно было внезапно поменять времена года, высвободить огонь, воду, мрак и холод, наслать болезни, лишить всех разума, да что там мелочиться! Сжать расстояния так, чтобы сотни миров легко и просто проходили через игольное ушко, а все космическое время сократить до часа, минуты, секунды! Но он не хотел разрушения всех обитаемых миров, о, нет, ни в коем случае! Он только хотел его освобождения. Он и Единый Ключ Великий механик кинул в яму с не материей только для того, что бы удостовериться, что это действительно сработает, что его расчеты были верны, а его знания были удачно применены. Старик выбрал из кучи шаров тот самый, синий шар, он же Единый Ключ Мироздания (Коланар Пха-Мууклунт), и, взяв его в руки, приготовился просить его в яму, как баскетбольный мяч в корзину. И ему почти удалось это сделать. Почти...

Осенний туман за его спиной вдруг выгнулся дугой и опять, самым непостижимым образом рассыпался на отдельные мокрые и серые части. Силуэт огромной кошки, казавшейся сначала таким призрачным, в считанные секунды стал абсолютно реальным, и ее гигантская лапа, с когтями, напоминающими сабли, с быстротой молнии разорвали то пространство, где только что стоял старик. Если бы он в последний момент чудом не увернулся, его бы просто разорвало на куски. А так страшные когти просвистели в считанных сантиметрах от его лица.

Увернувшись, старик оступился и упал на траву, выронив Единый Ключ Мироздания. Синий шар укатился куда-то в лимонные заросли, но сейчас ему было уже не до него. Эс Тора подпрыгнула и занесла лапу для второго удара, но в руках у седовласого Альберта неожиданно оказалось тонкая серебристая веревка, которую он моментально метнул в лапы огромной кошки, как лассо. И не напрасно, ее левая задняя лапа оказалась цепко захвачена этой тонкой, но очень прочной веревкой. Теперь Эс Тора оказалась в очень невыгодном положении. Тремя-то лапами не очень много сделаешь на этом поле боя. А тут еще к ней уже бежали Ник и Мак, крутя своими зловещими серебристыми мечами, а Красный толстяк вдруг выхватил откуда-то короткий посох, на конце которого тут же начало разгораться зловещее багровое пламя, которое тоже не сулило ей ничего хорошего. Капитан так же не остался в стороне, его маленькая машинка была уже готова изрыгать маленьких, но таких неприятных и для всех невидимых ос, да и Алекса зачем-то поднялась с пригорка и не спеша, будто примериваясь и оценивая ситуацию, направилась к месту схватки, даже сине-зеленые толстяки, схватив какие-то палки и дубинки, также бросились к ней.

Неизвестно, чем бы это все закончилось, но тут на поле битвы, наконец, появились Элль и Ян, которые чуть отстали от Эс Торы во время этого сумасшедшего перехода. Элль, не теряя времени, тут же нашпиговал ближайшего к нему сине-зеленого толстяка калеными стрелами из своего наручного арбалета, и тем самым отвлек на себя внимание оставшихся сине-зеленых толстяков, атакующих Эс Тору. Ян же был безоружен, он понимал, как сейчас уязвим. Боже, ну почему, почему он не попросил у Элля хотя бы один из его мечей? Но тут туман за сражающимися был снова, в очередной раз, разодран в клочья, и, затем, внезапно на желтую траву выскользнули, одна за другой, три синие капсулы. А уже через секунду на поляне возникла фигура огромного ворона с тремя сросшимися головами, Высшего Кроолла - Великого Воина, а за ним и исполинских размеров аллигатора, Высшего Себека - Великого Законника, ну и напоследок, фигура гигантского черного медведя Высшего Анта - Повелителя Великой Силы в один момент чрезвычайно оживило место битвы. Теперь врагам Яна было уже не до невооруженного человека. Эс Тора, воспользовавшись моментом, вцепилась в опутавшую ее веревку, конец которой был все еще у Альберта в руках, и ловко подтащила к его к себе. Кроолл скрестил свою исполинскую палицу с багряным посохом красного толстяка, а Ант и Себек, нанося яростные удары, начали теснить остальных членов отряда старика, загоняя их в редкий багряный лесок, подальше от пирамиды мерцающих шаров.

Ян стоял на мокрой земле, поросшей лимонной травой, понимая, что это уже совсем не земля, она осталась где-то далеко, как и красные кусты, как и этот сырой мир вечной осени. Шум и крики битвы тоже были больше не слышны. Вот он снова стоял в рубке флагманского суперкрейсера "Жало Ярости", предводителя несокрушимого флота Великой Планеты Алых Сияний, которую враги называли Планетой Закатов, и вот он снова командор этого крейсера по имени Таал-иис-хаал, а перед ним опять - сверкающий пульт управления смертоносным, шквальным огнем, могущим уничтожать и отправлять в небытие целые миры. Его суперкрейсер вновь мчит сквозь пространство в погоню за негодяями, уроженцами проклятой Зеленой Планеты, которую эти напыщенные индюки называют идиотским именем Планета Утренней Росы! Эти подлые твари каким-то обманом заманили и похитили его возлюбленную. И он ее спасет, чего бы того ни стоило. А подлые и самодовольные ослы получат наконец, по заслугам. Но вот кто она? Как же она выглядит? Как ее имя? Он почему-то ничего не помнил, то есть, вообще ничего! Ну, это сейчас было и не важно, главное, догнать их, и тогда, он был почему-то в этом абсолютно уверен, все и враз прояснится. Он вспомнит, да-да, он сразу вспомнит все то, что должен был вспомнить. Ага, а вот и они! Он все же догнал их. Их всего четверо, четверо негодяев, двое впереди, один из них высокий, костлявый, с худым и злым личиком, другой, наоборот, низенький и плотный, с клочковатой бородой и неприятной, глумливой ухмылкой на ярко красных-губах. Двое держаться чуть позади, высокие мужчины, на плечах у них весят странные многоствольные ружья. И все четверо в этой своей ненавистной ему военной форме Зеленой Планеты из зеленого же бархата, с дурацкими вензелями и позолоченными погонами.

- Где она? - беззвучно выкрикнул он прямо в лицо бородатому коротышке, что шел впереди всех, - Немедленно отпустите ее!

Военные остановились, сжимая в руках свое диковинное оружие.

- Кого? - и тут из-за их спин вышла... вышла, кто? Кто это вышла? Невысокая, но ладная фигурка, синяя туника соблазнительно обтягивает тугую грудь и упругие бедра. Черные, шелковистые волосы, белозубая улыбка, продолговатые глаза цвета крепкого чая... ну конечно, это же она, да, она, дочь крупного военного чиновника Зеленой Планеты и знаменитой актрисы его родного мира... это та, кого он ищет? Это та, которую он так долго искал? Та, которую потерял многие-многие столетия назад?

- Да, это я, - она посмотрела ему прямо в глаза, и этот взгляд заставил его сердце биться так, будто бы он бежал километровую дистанцию, - Да, конечно, это же я. Ты помнишь, кто я такая? Ты же помнишь, как меня зовут? Ты же помнишь, что мы любили друг друга?

- Да, да, да, тысячу раз, да! - он уже не замечал ни то, что сейчас он абсолютно безоружен, ни то, что напротив него стоят вражеские солдаты со своим смертоносным оружием, он уже не замечал ничего вокруг, - Тебя зовут, тебя зовут...

- Ее зовут Сантора. Но сейчас она носит имя Алекса. И это мой верный посланник, отдавший свою жизнь за то, чтобы в Мироздании был восстановлен порядок, и Высшие заняли в нем подобающее их величию место, - раздался чей-то неторопливый и негромкий голос.

Верховный Высший Хранитель Ану, как всегда, появился ниоткуда. Ноготками одной лапки он, как всегда, легко барабанил, на этот раз по посоху черного дерева, который держал в подмышке второй лапки, прижатой к груди, с зажатым в ней и горящим ярко оранжевым пламенем, цветком.

- И это так же верно, как то, что этого солдата, - он кивнул на плотного бородача, - зовут Нилларх-оосл-тооул, но все его знают, как Ника. А этого солдата, - он показал на высокого и худого, - зовут Маарх-аат-диин, но все его называют Мак. Оно и понятно, кому охота ломать язык, называя эти давно забытые имена давно погибшего мира? А тех двоих бойцов, что находятся сзади, зовут Анкх-амор-тху-трехт-аматорн, он же Судья Торн, полагаю, ты его хорошо знаешь, и Оон-Маргх-Деаял, кто-то его знает под именем Мар, но чаще всего он известен под именем Сысой, с ним ты тоже, я уверен в этом, встречался. Судья Торн, долгое время служивший нам, к сожалению, уже погиб. Ну а эти трое, остающиеся пока в живых - последние представители Планета Утренней Росы, или, как ты ее называешь, Зеленой Планеты. Причем, двое из них, говоря их имена вашим сокращенным языком, Ник и Мак, сначала верно служили нам, но потом, в свое время, были увлечены лживыми речами подлого предателя, они позволили яду его черных речей затмить им разум, и они перешли на сторону врага. Сейчас они уже неопасны, они обезврежены и ждут справедливого наказания. У них будет время осознать свои ошибки и раскаяться. Что же касается моего бывшего посланника Санторы, или Алексы, так она была выкрадена негодяем из Залов Великого Суда, обманута и опоена тем же ядом черной гордыни, что и другие, когда ее разум был еще совсем юным и незрелым. Ее уникальное умение поиска Великих Ключей Мироздания было использовано предателем-колдуном против самого же Мироздания. Но ее наказание будет малым, так как Великие Высшие справедливы. Она будет определена в Место Пребывания, соответствующее ее проступку. Я полагаю, ты хочешь знать, зачем я тебе это говорю? Все, по-моему, предельно просто. Тебя сейчас зовут Ян, но ты должен так же вспомнить, что ты Таал-иис-хаал, а затем просто сделать свою работу. Когда-то ты уничтожил пару сбившихся с пути миров, миров, которые грозили принести, и обязательно принесли бы хаос в стройный порядок великого Космоса. Ты помог сохранить великий порядок и помог Великим Высшим занять то место, которое по праву принадлежит им, и Высшие хранят великий космический порядок с тех самых пор. И, служа великой цели, ты даже получил заслуженное наказание, ведь, согласно космическому равновесию Весы Справедливости должны вершить Высший Суд, гибель стольких миллионов живых существ, в том случае, жителей тех миров, людей, должна быть отмщена, пусть даже эта смерть была во благо, таков Великий Закон. Но сейчас твоя задача более проста, хотя и сложна одновременно. Ты должен уничтожить всего одного подлого колдуна-предателя, который был нашим посланником, но вероломно предал Высших. Он научился переходить из тела в тело, менять свою физическую оболочку, оставляя неизменной лишь свою черную, полную ненависти, зла и мрака, душу. Он уже нашел себе нового носителя, и прячет его, я уверен, в том же мире, где и сам был когда-то рожден. Это родной мир Элля, и он не может его уничтожить по понятным причинам, скорее всего, его дух просто дрогнет в самый решающий момент. Я это чувствую. К тому же, он просто физически не может выполнить это задание. Но об этом мы поговорим потом. Да, самое главное, я же не сказал тебе, весь же тот мир совсем не нужно уничтожать. Только ликвидировать этот серый город, где совсем нет дорог и всегда идет противный дождь. Ты должен просто взять один из ключей, в принципе, любой из Великих ключей в состоянии разрушить этот мир, но я бы посоветовал взять, этот, который молочно-белый - Единый Ключ Сущности Пространства (Лур-ютх-тхе). Высшие не могут сами отправлять Великие ключи в небытие, это часть Великого Закона, нарушить который невозможно никому. Но я сам наведу его на цель, а ты толкнешь его в бледно-розовую сень небытия, которая соткана из не материи. Предатель-колдун сам открыл ее для нашего благого дела, для свершения правосудия. Она сейчас протекает в расщелине посреди поля, недалеко от того места, где лежат Великие Ключи. И тогда серый город умрет быстро и безболезненно. Не беспокойся за ключ, я верну и Лур-ютх-тхе и тот ключ, который называют Единый Ключ Великий механик. Я вовсе не хочу тебя обманывать, никому, даже Высшим, не дано руководить движением Весов Справедливости, и согласно Высшему Суду, ты получишь свое наказание. Видишь, я абсолютно честен пред тобой. Но оно не будет столь же тягостным, как первое, и мы сделаем все, даю слово Высших после того, как срок наказания истечет, что ты займешь то место в твоей новой жизни, жизни героя и служителя Высшим, которое сам себе выберешь. Тебе не надоело ли бродить по белому песку около реки, прозябая в одиночестве, живя примитивной и бессмысленной жизнью простого фермера в своем крошечном белом домике? Тебе, самому Таал-иис-хаалу, командору флагманского суперкрейсера "Жало Ярости", предводителю несокрушимого флота Великой Планеты Алых Сияний! Я думаю, очень надоело. Так выбирай, кем ты хочешь стать в следующих воплощениях! Главнокомандующим непобедимого флота? Королем мощной и славной династии? Императором сотни могущественных звездных систем? А может быть, ты снова хочешь повидать ее? Поговорить с ней? Жить с ней как с живой женщиной? Она будет для тебя твоя Сантора или Алекса, нет, ты сам выберешь ей имя! Ты только выбирай, и все, все это будет реальностью. Запомни это, мой друг, хорошенько запомни. Ну а теперь, хватит разговоров, Таал-иис-хаал, ибо пришло время действовать! Иди и займи свое достойное тебя место, предначертанное самим Великим Космосом!

Верховный Хранитель Ану чуть сильнее щелкнул ногтями своей правой руки по черному посоху, и все, что его окружало, рубка космического корабля, его недруги в оливковой форме, его любимая (любимая, или бывший агент Высших, а потом его враг?) исчезли в миг, будто их никогда и не было. Он снова стоял в той же лимонной траве, правда, уже чуть примятой, как будто на ней какая-то неведомая деревенская свадьба устроила свои пьяные вечерние пляски, как когда-то у них, в его родном мире. Но это были не пляски, трава уже утратила свой лимонный цвет, и казалась уже, скорее, апельсиново-красной. Здесь был бой, и он, судя по всему, подходил к концу. На краю поля три огромные фигуры атаковали, нет, уже просто избивали каких-то двоих, поменьше ростом, почти уже переставших сопротивляться. Чуть ближе к лесу, исполинская кошка полосовала когтями чье-то уже неподвижное тело. На утоптанной траве ничком лежало еще несколько фигур, но он совсем не хотел видеть, кто они были, и поэтому даже не стал смотреть в их сторону. Только серый филин сидел на земле, подобравшись совсем близко, почти вплотную, к пирамиде Ключей, будто бы добровольно вызвался их охранять, и как будто бы впал в какой-то странный транс. (Ключ, ключ, ну это же он, это же ключ, он был всегда, он был здесь, как и рыцарь, рыцарь в блестящих, как ртуть, доспехах! Но где же он, и как звучит его имя?)

Кучка мерцающих шаров у большой ямы все так же мигала, с монотонностью габаритных огней звездолета, казалось, если даже весь этот мир сейчас будет залит кровью его обитателей, они будут так же мигать, весело мерцая и подмигивая друг другу через реки крови, омывающие их.

Он хотел подойти к шарам поближе, но почему-то, пройдя полпути, остановился. Шары были теперь очень хорошо ему видны во всех подробностях. Да, вот они, эти легендарные ключи, нет, Великие Ключи, Основы Мироздания. И правда, тот самый молочно-белый ключ - Единый Ключ Сущности Пространства лежит одним из первых, ему даже не придется ворошить всю пирамиду. Он сделал над собой усилие, скинул внезапно охватившее его непонятное оцепенение, подошел к пирамиде еще ближе и носком своего сапога коснулся молочно-белого шара. Ну что же, один сильный удар, и шар упадет в яму, на дне которой что-то зловеще мерцало бледно-розовым цветом. А что тогда? Что произойдет тогда? Умрет, вскрикнув на секунду сотнями тысяч голосов, так мало известный ему, серый, дождливый город с плохими дорогами, пыльными комнатами и недалекими, суетливыми старухами... ну и что же, больше об этом городе он ничего не успел даже узнать.

А что же ждет его дальше? Судья Торн умер, но, Высшие назначат кого-нибудь другого, да, они обязательно назначать нового Верховного Судью... да вот, любого из этих чертовых жителей Зеленой Планеты, о которых только что рассказывал Верховный Хранитель Ану. Ну и что будет потом? Снова он услышит эти проклятые слова: " Ты - Таал-иис-хаал! И этим все сказано! Твои преступления тебе известны, так как назывались до этого много раз моими предшественниками, ведущими Великий Суд. Тем не менее, напоминаю тебе еще раз, что ты обвиняешься в развязывании Великой Воины, уничтожении прекрасной Планеты Утренней Росы, а также безжалостном убийстве пятнадцати миллиардов человек на нескольких обитаемых мирах. Кроме того, ты обвиняешься в чрезмерной гордыне, в преступной беспечности и в крайнем эгоизме. А сейчас - да пусть вершат Весы Справедливости Великий Суд!"

Хорошо, ладно, Космос с ними, сейчас все по-другому, теперь он убьет уже не пятнадцать миллиардов человек на нескольких обитаемых мирах, а всего каких-то несколько сот тысяч а и еще в пределах одного-единственного города. Какой пустяк, подумать только! Ну а если разобраться, что это по сути может изменить? Опять быть судимым и наказанным много сотен раз в течение многих сотен лет? Знать и жар Великого Огня, и холод Вечной Бездны и ужас Всеобщего Забвения? Опять поочерёдно побывать в шкуре наркомана, душевнобольного, нищего, инвалида, пьяницы? Или человека, потерявшего всех своих родных? Или выродка-существа, всех своих родных убившего? И так, снова и снова, жизнь за жизнью? Только потому, что этого хотят Высшие? Только потому, что это входит в их такие далеко идущие и такие великие, но непонятные ему, планы? Хорошо, пусть наказание будет в этот раз легче, пусть людей он уничтожит меньше. Но это же люди, просто какие-то незнакомые люди, которых он не знал, и никогда не узнает. Люди со своими радостями и бедами, со своими победами и поражениями. Не его враги, не какие-то негодяи, которым он хотел бы отомстить. И все это из-за того, что Высшие, такие мудрые и всесильные, просто не хотели заниматься поисками того нового носителя, которого, как сказал Верховный Хранитель Ану, уже подыскал себе их главный враг. А та, которую он так любил, из-за которой и ввергнул свой мир и мир Зеленой Планеты в огненный губительный для всего живого, ад, она тоже, выходит, была посланником Высших? Частью этого их адского спектакля? Чего мне тогда попросить у Верховного Хранителя? Встречи с ней? Свидания? Но ведь он сам говорил, что она мертва, что она погибла, она отдала свою жизнь за то, что бы в Мироздании был восстановлен порядок, тот порядок, который был так нужен Высшим! Значит, это тоже иллюзия? Обман? Вся ее жизнь, она сама, все их жизни, все они сами, это просто иллюзия? Они просто фишки на игровом поле? И он такая же иллюзия, что и все окружающие? Он просто должен наблюдать, как им играют в непонятную игру, как игровой фишкой? И где от игрока никак не зависит, кто в следующей игре будет его друг, а кто враг, кто им любимый, а кто им ненавидимый?

- Слушай... слушай меня, о, слушай скорее, незнакомец...

Интересно, чей это голос, такой слабый и прерывающийся? Он не сразу понял, что с ним пытается заговорить его главный враг, тот предатель-колдун, кого они так жаждали настичь, тот чьей смерти так желали, тот, кто теперь терпел поражение и был от смерти очень близок... И сейчас, вот же немыслимое дело! это существо пыталось заговорить с ним. О чем?

Он пытался попросить его о пощаде, о, какой же он глупец! Высшие Боги сейчас окончательно разорвут его на куски. Это неизбежно, как приход прохладной ночи после жаркого дня в пустыне.

- Незнакомец... нет, не ради нас, пойми, пойми ты, только ради всех обитаемых миров, ради самого Космоса, ради себя самого... не дай этим демонам снова творить беззаконие... открой дверь... верни равновесие... открой двери последним ключом...потерянным ключом... он здесь... он со мной... я его отыскал... да, я его отыскал... но я не могу это сделать, открой их, открой, и тогда твое вечное рабство падет навсегда...

- Таал-иис-хаал, хватит стоять столбом и слушать бредни помирающих и отправляющихся в царство Всеобщего Забвения негодяев, - голос Верховного Хранителя Ану был мощен и резок, деликатностью и учтивостью тут уже и не пахло, - пришло время действовать, действуй сейчас же! Слушай мой приказ и немедленно повинуйся!

Казалось Верховный Хранитель хотел добавить "жалкий червь", но в последний момент сдержался. Слабый голос невидимого, и явно гибнущего существа стих, вероятно, под натиском Хранителя Ану, и больше уже его не было слышно, но перед тем, как окончательно пропасть в небытие, незнакомец, видимо из последних своих сил, послал четкую и яркую картинку, реальную, как само его отчаяние.

"Удивительное дело, он увидел, так ясно увидел, это же ключ, ключ, он был всегда, он был здесь, здесь и всегда, невидим и непостижимо велик! Где-то был рыцарь в блестящих, как ртуть, доспехах. Где-то он был, или есть, но сейчас совсем не в нем дело. Не это сейчас было важно. Все, о да, все, все они всегда думали, они думали, что знали, что ключ, это еще один шар, конечно, что же еще, шар, пепельный шар, с черными и белыми прожилками, не многие знали его имя, но никто и никогда не произносил это имя вслух. Единый Ключ потерянный Высший (Лих-онга-тян). Потерянный, забытый ключ потерянного и забытого бога - это тоже шар, как и все, только другого цвета, это была аксиома, это знали все, и никто, ни сами Высшие, ни цари, ни воины, ни купцы, ни служители Высших, ни последний из ничтожных рабов, не догадывались, что это совсем не так. Его надо просто оживить, ему надо просто напомнить о себе, напомнить о том, кто он есть на самом деле, просто сказать его имя, просто сказать ему его имя. И сделать это может только тот, кто был рожден, свой самый первый раз, в самом начале своего пути, рожден в мире, когда Высшие еще не прибрали Великий Космос к рукам. Это должен быть кто-либо из урожденных Планеты Утренней Росы, или как ты ее знаешь, Зеленой Планеты, но они либо уже погибли, либо схвачены и находятся в плену, или оказались на стороне узурпаторов, либо тот, тот, кто был рожден на Планете Алых Сияний, а из них всех в живых остался только ты. Я никогда не хотел, чтобы до этого дошло, я никогда не приказывал своим слугам, урожденным Зеленой Планеты, и могущим сделать это, когда они оба были свободны и мы были вместе, открыть неизведанное этим ключом, я просто хотел лишить власти узурпаторов, уничтожив Единый Ключ Мироздания, но я недооценил своих противников, и теперь гибну в битве с ними, и для меня все кончено. Они заберут Ключи навсегда и спрячут их от всех жителей всех миров во мрак, на веки вечные. Осталось только это, и будь что будет. Разорви же этот порочный круг, где ты, без всякой твоей вины, всегда виноват, где ты, исполняя чужую волю, столетиями получаешь наказание, где ты - больше не Таал-иис-хаалу, командор флагманского суперкрейсера "Жало Ярости", предводитель несокрушимого флота Великой Планеты Алых Сияний, а жалкий, бесправный и ничтожный раб, послушное орудие в руках твоих хозяев. Выпусти на волю то, что может быть, в чем-то будет страшить своей новизной и тем, что мы не можем пока его постичь, то, что может принести бедным мирам большое зло, и еще Космос знает что, но то, что оно может принести с собой, уж точно не ужаснее того кошмарного мира, где мы все сейчас прозябаем, и будем прозябать вечно. Сбрось облик раба навсегда... ".

Мелькнуло последнее ведение, неожиданно четкая, цветная картинка и связь резко оборвалась. Он знал, что его враг уже больше ничего ему не скажет, но того, что он увидел и услышал было и так вполне достаточно. Теперь он знал, что ему делать дальше.

- Таал-иис-хаал! - голос Хранителя Ану снова хлестнул его бедный разум, как бич надсмотрщика хлещет провинившегося раба, - не медли, твой священный долг тебя завет!

Он с ужасом обнаружил, что принимая послание гибнущего незнакомца, он довольно далеко отошел от пирамиды шаров, теперь она мерцала за его спиной.

- Я иду, я уже иду, о, мой господин, Верховный Хранитель Ану, - торопливо проговорил он, и быстро пошел к мерцающей куче шаров. Он уже снова видел нужный ему молочно-белый ключ - Единый Ключ Сущности Пространства, да, он и лежит одним из первых, надо просто кинуть его в это бледно-розовое марево той страшной расщелины, но, почти поравнявшись с ним, он сделал нечто совсем другое. Обоими руками он схватил неподвижно сидевшего около этой мерцающей кучи пепельного, с черными и белыми прожилками большого Филина, и быстро прижал его к груди.

- Единый Ключ, потерянный Высший Лих-онга-тян, - скороговоркой произнес он, - ты снова свободен. Это твое имя, Лих-онга-тян. Я напоминаю его тебе, Единый Ключ, потерянный Высший.

А затем, что было сил, подкинул его в сырое туманное небо. Раздался чей-то дикий яростный вопль, полный бессильной злобы (кто же это кричит? Голос похож на Верховного Хранителя Ану, о Великий Космос, неужели, это он?).

А следом весь этот осенний мир накрыл оглушительный, до звона в ушах, грохот. Земля дрогнула под его ногами, будто бы он вступил на круг старой рыночной карусели, на которой однажды прокатился, приехав в близлежащий от его фермы городок за покупками. А затем чей-то голос, очень громкий, глубокий, низкий и одновременно высокий моментально разорвал и оглушающий грохот, и шум, и крики догорающего боя. "И не стало света, и не стало тьмы. Да и открылась дверь, дверь, что была забыта. Да возродился ключ, ключ, что был потерян", - медленно произнес он, и от этого голоса у него, казалось, задрожала каждая клеточка его тела - "да воцариться прежний порядок над этим миром".

И в тот же момент его спины коснулись чьи-то исполинские лапы. Он вскрикнул от страха, ожидая неминуемой волны резкой боли, но лапы просто плотно и даже бережно обхватили его, подняв над лимонно-желтой землей. На мгновение он зажмурился, но страх куда-то быстро прошел. Сверху он видел удивительные картины, которые уже невозможно было забыть никогда, как бы он ни старался.

На земле лежали несколько искромсанных трупов. Какие-то сине-зеленые толстяки, седой, разорванный в клочья мужчина в залитой кровью камуфляжной форме, к которому деловито пробирались, кубарем катясь пряма по траве, какие-то зловещие и черные, как смоль, блестящие предметы цилиндрической формы, еще один лежащий ничком седовласый мужчина во всем черном, красный толстяк в окровавленном драном халате грязно-бурого цвета, он все еще пытался подняться, как несчастный пешеход, сбитый машиной, только у него это получалось плохо, а дальше лежала куча грязной, практически сожжённой одежды - остатки старого плаща, рваные брюки, остатки измочаленных туфель и пробитый арбалетной стрелой старомодный смятый цилиндр. Тела среди вещей заметно не было, валялись только какие-то черные крошки, похожие на угли от костра.

А на другом конце поляны, как будто в какой-то адской карусели, кубарем катались какие-то страшные, невероятные существа: огромный черный ворон, гигантских размеров крокодил, исполинский медведь и колоссальных размеров кошка. Последней, впрочем, удалось каким-то неимоверным усилием выпрыгнуть из чудовищной воронки, которая начала вдруг образовываться прямо в бурой земле, среди осенней травы, и тут же исчезнуть.

Он успел также заметить, что сразу, вслед за огромной кошкой успела проскочить небольшая, и явно человеческая, фигурка. А он взмывал все выше и выше.

Последнее, что он увидел, как около пирамиды мерцающих шаров вдруг из ниоткуда появились странные бледно-синие существа, напоминающее богомолов. Совсем не боясь засасывающей пространство воронки, они осторожно взяли своими лапками все лежащие в пирамиде Великие Ключи и, вытянувшись цепочкой, судя по всему, приготовились их куда-то переносить. Потом этот мир стал таким маленьким, что больше других подробностей его он уже рассмотреть не мог.

Он не знал, куда его несут эти мягкие лапы. Он не знал, зачем его они несут. Он только знал, он чувствовал, только, КТО сейчас это делает. Это тот Филин, нет, тот Единый Ключ, потерянный Высший, Лих-онга-тян, которому он сейчас вернул его имя. И почему-то это обстоятельство наполнило его спокойствием и каким-то внутренним теплом, от осознания, что дальше все будет так, как оно и должно было бы быть.

Эпилог

Теперь Элль, наконец-то, смог отдышаться. Сердце его билось тяжелым молотом где-то в горле, одновременно отдаваясь пульсирующей болью в висках. Ноги сводило судорогой, к тому же он повредил колено, и оно теперь тоже давало о себе знать резкой, кусающей болью. Но это было не главное. Главное то, что он снова дома. Он оперся горячим лбом о прохладный серый болотный камень, единственный большой камень в этих заросших камышом болотах, и с удовольствием глубоко вдохнул полный серой прохлады влажный воздух родных болот. Великий Космос, он так никогда еще не любил эти болота. Дома, он снова дома, живой, после всего того, что произошло. Сначала то, все было хорошо. После того, как абсолютно неожиданно сами Высшие пришли на помощь посланнику Эс Торе, они начали прямо громить этих негодяев, и тем пришлось ох, как не сладко! А он, в упоении боя, только помнил, что рубился сначала с сине-зеленым увальнем, пока не убил его, да что там, долго он с ним не возился, просто нашпиговал его стрелами, да и дело с концом, а затем, и очень долго воевал, с этим проклятым седым магом, в черных очках и черной же одежде. Тот оказался очень достойным противником. А Высшие, тем временем, здорово прижали и главного колдуна, и того красного толстяка, что вздумал метать в них огненные шары. Битва подходила к концу, она почти кончилась, и в ней он не получил серьезных ран, так, какие-то царапины, но потом, что-то произошло. Земля заходила ходуном, все смешалось, даже Высшие не могли устоять на месте. А потом все стало еще ужасней: прямо в земле открылась гигантская воронка, и стала засасывать в себя всё живое и неживое, от такого было и свихнуться недолго. Какое счастье, что он был далеко от этого кошмара, и когда посланник Эс Тора, наконец, чудом выпрыгнула из этого ада, и кинулась бежать напролом через миры, он просто бросился вслед за ней. Он пытался позвать ее, как-то обратиться к ней, но она просто бежала через бесконечные пространства, как говориться, очертя голову, не оглядываясь и не обращая на него никакого внимания. В общем, нехорошо и непочтительно так говорить, но, вероятнее всего, посланник Эс Тора просто неслась в панике, не разбирая дороги. Он уже чувствовал, что у него кончаются силы, что он не поспевает за ней, что вот-вот немного, и он начнет отставать от нее настолько, что двери, которые посланник Эс Тора так бесцеремонно распахивает всем своим огромным телом, начнут закрываться прямо перед его носом, и, в конце концов, закроются, оставив его навечно прозябать в каком-нибудь неведомом ему, жутком мире. Он же не умел как Высшие и их посланники, так запросто бродит по мирам. И тут ему крупно повезло во второй раз. Когда он уже почти выбился из сил, и был готов сдаться, он, о, Великий Космос! он увидел, что неожиданно, во время этой адской гонки, попал в свой, такой знакомый ему родной мир! И тогда, он в изнеможении просто рухнул на землю навзничь. Посланник Эс Тора давно убежала далеко вперед, уже, наверное, была в десяти мирах от него, а он все дышал и дышал прохладным воздухом, и никак не мог им надышаться. Кто там говорил, что его родина те ветхие, серые пятиэтажные дома в этом мире вечной слякоти и плохих дорог? О нет, к этому толстому увальню-неудачнику, что считал тот серый мир своим, он уже не имел никакого отношения. На его глазах свершилось чудо, но он дома, все в порядке, резак на месте, арбалет цел, правда, кожаные доспехи кое-где порвались, щит и шапка из кожи черножука осталась на поле брани, но портные сошьют ему еще, лучше прежних, из пяти мечей осталось только два, но это тоже поправимо. Деревенский кузнец выкует ему еще хороших мечей, как и сделает стрелы для арбалета. Что еще у него пропало? Мешок с припасами? Ну, это вообще как-то считать потерей и несерьезно. Он залез на большой серый камень, что бы определить, в какой стороне его деревня. Та-ак, что мы тут видим? Коричневая топь с мертвым дубом справа, старый коллектор остался далеко позади, и, вот, еще одно чудо! Прямо по курсу он, новый коллектор, а слева какой-то огонек, не иначе, жилье Сысоя, болотного отшельника! Больше тут никто не живет, это точно был он! Вот бы зайти к нему, отдохнуть, покалякать со стариком о всякой всячине, пропустить кружечку-другую доброго домашнего пива, которое варит он так мастерски... Заманчиво, конечно, но лучше все-таки зайти к нему в другой раз, когда он будет не так измотан всеми этими приключениями, а сейчас ему надо идти домой, он же так давно там не был! Ведь, согласно ориентирам, до деревни не больше десяти километров! Он успеет домой даже до полной темноты. А то, что он всегда помнит все, что с ним происходило, и сейчас, и давным-давно, ну это, в конце концов, не так уж и плохо. Кто знает, может именно этот невероятный и немыслимый обычному человеку опыт и помог ему стать в его мире признанным и уважаемым вождем. Интересно, спасся ли Ян, теперь и навеки его верный товарищ, к которому он так привык в этом сумасшедшем их походе? Элль подтянул чуть спадающие доспехи, заложил одну из последних стрел в арбалет, и, помахивая резаком, как мечете, бодро зашагал по кочкам.

***

Великий мрак Космоса, вот это переделка! Давно ему так плохо не было. Да что там плохо! Он просто был почти неживым! Вот знал же он, что этот чертов колдун из адских уровней, слишком самоуверен, слишком много на себя берет! Тоже мне, возомнил себя самим судьей над Верховным Высшим! Он чуть не загнулся с ним, он думал, ну все, тут тебе и конец пришел, старый, толстый глупец, великий и могучий повелитель огня, Джин Красный Маграгорн! Ну уж ладно, он все же жив, чего судьбу гневить, правда, он совсем не помнил, почему это так произошло, что он остался жив. Почему же тот проклятый Ворон и тот адский Медведь вдруг перестали терзать его почти мертвую плоть, и куда-то разом сгинули, дав ему возможность доползти до заветной капсулы, которую эти холопы колдуна, на его счастье, так хорошо спрятали в листве. И как он, что-то, видимо, предчувствуя, догадался оснастить этот свой утлый спасательный катер механизмом запуска. А колдун, что бы он провалился, еще высказывал свое недовольство, мол, его груз слишком велик, эта его повозка ничего не потянет. Много он понимает! И повозка эта его безлошадная еще как груз потянула, и капсула еще как пригодилась! Жалко, конечно, что его корабль так не вовремя вышел из строя, а теперь еще непонятно насколько он остался валятся бессмысленным хламом на этой богом заброшенной планете, где они брали эти чертовы Ключи, но ничего, он в космосе, в капсуле, и уже нашел нужное направление, сейчас он просто подремлет, ну в худшем случае, годик-другой, и космическое течение его уж вынесет к берегам родного мира. Ну да, придется поголодать, а он так уже привык жить в этих мирах на широкую ногу, все эти обеды и ужины, вкусная еда и напитки... Ну, ничего, пилюли и консервы на крайней случай, пусть немного, но есть, а с голоду Джины не умирают. По крайней мере, не умирают, пока светят звезды, эти большие и маленькие, такие питательные солнца. Главное, он жив, и он не в плену у этих проклятых демонов! А вот как только прибудет домой - так сразу же кинется к своему такому уютному, домашнему телу, расправить все его лапки и крылышки, соскучилось оно, его любимое, видать, уже в морозильнике. Но ему и не привыкать!

***

Он знал, что случилось что-то очень серьезное, что-то из ряда вон выходящее. Он увидел это собственными глазами. А если бы даже не был свидетелем всего этого кошмара, то он точно за всю свою длинную жизнь никогда не видел, чтобы Посланник Эс Тора бежала так быстро и еще бежала без оглядки. А этот факт бы для него, даже если бы он вообще не знал о том, что произошло, свидетельством того, что в мире происходит что-то, по меньшей мере, сверхстранное. Ведь совсем недавно Высшие призвали его, Оон-Маргх-Деаяла, военнослужащего космического брига "Сила Тверди", призвали для спасения его друга и брата, второго пилота этого же корабля, Анкх-амор-тху-трехт-аматорна, или, как его называли в этом мире, Судьи Торна, одного из последних жителей некогда могучей Планеты Утренней Росы. А он не смог его спасти, он просто не успел, и последний, оставшийся в живых, соплеменник, умер почти у него на руках. Конечно, видя такое, Высший Совет уже не обращался к нему за помощью, он просто выключил его, старика, из игры, не позвав на эту Великую битву. Это было естественно, он не таил никакой обиды, да и как можно было обидеться на Высших? Вот что было для него совсем неестественно и неслыханно, так это появление на поле самих Высших - Высшего Кроолла - Великого Воина, Высшего Себека - Великого Законника, Высшего Анта-Повелителя Великой Силы. Он, хотя и не был в том мире, где сначала разгоралась, а потом и кипела битва, он наблюдал за ней посредством одного квадратного куска зеркала, который Эс Тора дала ему давным-давно, на случай срочной связи с ней. Был такой и у его погибшего друга, но тот почему-то им никогда не пользовался. Он видел, как похитители Ключей были побеждены и практически уничтожены, а потом случилось что-то невероятное - внезапно небо не только того мира осени, где была битва, но и небо его родного мира болот, и, скорее всего, в чем он был почему-то уверен, небеса других миров, на миг заволокло что-то, напоминающее огромные серые, с бело-черными прожилками, крылья, и на миг во всех обитаемых и необитаемых мирах, наступила ночь. Но только на миг, а когда через несколько секунд он снова взглянул в свое зеркало, то на осенней планете происходило что-то странное; земля ходила ходуном, как будто внезапно ожила, а все участники битвы, живые и мертвые, люди, духи, колдуны, демоны медленно, но верно сползают в невесть откуда появившуюся на поле битвы прямо из осенней травы, гигантскую воронку, как будто поле было огромной, полной воды ванной, из которой вдруг внезапно выдернули затычку, закрывающую ее слив. Это было так невероятно, а всего невероятнее было то, что Великие Высшие, их Непобедимые Боги, первые попали в эту западню, и их первыми... он выпустил тогда зеркало, он просто не мог смотреть на это. Это было выше его сил, это все равно как глянуть в лицо рыцарю, рыцарю в блестящих, как ртуть, доспехах, пришла ему в голову откуда-то дурацкая и непонятная мысль. Зеркало упало куда-то в траву, он не заметил куда. Буквально через пять минут через его мир болот очертя голову и совсем не разбирая дороги, галопом промчалась Посланник Эс Тора, как будто обычная кошка, к хвосту которой хулиганы-мальчишки привязали пустую банку от консервов. Промчалась и скрылась в других мирах. Высшие и посланники Высших так могут, он это точно знал. Еще немного погодя вслед за ней появился запыхавшийся и растрепанный Элль. Его он увидел просто в свою подзорную трубу, уже сидя на крыльце своего дома. Элль отдышался, некоторое время осматривал окрестности с большого серого камня, единственного больного камня, среди этого колышущегося моря коричневого камыша, посмотрел он и в сторону его жилья, но потом все же отправился домой. Ничего, он ко мне зайдет скоро, не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так на днях, в этом Сысой был почему-то твердо уверен. Как был уверен в том, что весь мир, не только его мир, а все прочие миры большого Космоса скоро изменятся. Это неизбежно и это уже начинает происходить. Какими будут эти изменения? Плохими или хорошими? Появиться ли у него когда-нибудь Посланник Эс Тора? Или кто-нибудь из Высшего Совета? Или Верховный Хранитель Ану? Он этого не знал. Он знал только, что выбрал самый лучший мир, чтобы спокойно скоротать старость без бурь перемен и ураганов потрясений. Это был Срединный мир. Срединный мир болот. Он находился в самом центре Большого Космического Круга, центра Галактики, этот его мир был как отверстие для оси в центре огромного колеса. И что бы ни происходило, как бы это Великое Колесо ни крутилось, в какую бы ни было сторону, и с какой скоростью, этот его мир всегда будет самым устойчивым из всех возможных миров. Он твердо знал это, Оон-Маргх-Деаял, он же Мар, он же проводник воли Высших, он же затворник Больших болот, он же Сысой, он знал, что эти великие болота никогда не меняются. И ночами здесь всегда так тихо и так темно, и звезды на небе кажутся такими большими, такими близкими и знакомыми.

***

Павел Андреевич снял свои огромные роговые очки с толстыми стеклами и потер воспаленные глаза с переносицей. Потом, протерев линзы замшевой тряпочкой, которую достал из кармана, снова водрузил их на нос и посмотрел на зеленое электронное табло первобытных часов. "Ого, начало девятого! Вот это я засиделся", - подумал он. Ну что же, государственный экзамен бывает не каждый день. Через три дня у пятого курса самый ответственный и волнительный день. Они уже практически выпускники, после экзаменов им только остается защита уже написанных дипломов. Ну, это завтра, а сегодня ему уже давно пора идти домой. Так-с, ну, напоследок, список допущенных к госэкзамену счастливцев, сдавших все экзамены и зачеты, и написавшие дипломные работы. А вот, к счастью, куда меньший список несчастных, к госэкзамену не допущенных, заваливших сессию и диплом так и не сдавших. Да таких-то, всего и набралось трое. Из них двое жутких разгильдяев, которых надо было отчислить еще на начальных курсах, и о которых уже год как не было ни слуху, ни духи. А вот третий... да, Соломатин Артур... вот ведь реально жалко умного парнишку... учился все четыре года, пусть не отлично, но хорошо, толковый был парень, зажатый, конечно, робкий, но очень начитанный, на семинарах, бывало, просто блистал своими знаниями, не всегда конечно, но иногда, а потом, как раз в мае месяце, он вдруг куда-то пропал. К нему ходил, и не раз староста группы, но дома у него никого никогда не было. Ну, что же делать, жалко-не жалко, а отчислим мы и его. Выхода-то все равно больше нет. Завтра, как раз, для этого есть время. А пока все, пора домой. Декан встал, поморщившись, затекшие за день сидения за столом ноги давали о себе знать, сложил бумаги на столе в аккуратную пачку и направился к двери, готовясь щёлкнуть выключателем верхнего света, и, наконец, покинуть свой кабинет. И тут дверь почти бесшумно открылась. На пороге стоял он, этот самый Соломатин, которого он только что вспоминал, по обыкновению, со встрепанной шевелюрой черных волос, и, как обычно, во всем черном, футболка, туфли, джинсы, черные проволочные очки сидят, как всегда, чуть кривовато. В руках - черный же пакет, с каким-то диким красным рисунком. Павел Андреевич вздрогнул от неожиданности. "Фух, напугал-то как, мальчишка", - подумал он, - "кто его пустил в корпус на ночь глядя? Совсем вахтер распоясался. Пьяный где-то спит, что ли? Никакого порядка нет". А вслух он сказал: "Соломатин, что за фокусы? Что за ночные хождения? Что Вы себе позволяете, молодой человек? Посещения деканата осуществляются в специально отведенные для этого часы. Это первое. И второе, Ваши документы уже практически готовы. Вы отчислены, молодой человек. Отчислены, как студент, полностью заваливший сессию и не сдавший свою дипломную работу". Павел Андреевич старался говорить уверенно, тоном, не предполагающим никакие возражения. "Павел Андреевич, я все сдал. Вот моя зачетка, посмотрите, сессия полностью закрыта. Завтра методист принесет ведомости, там тоже все проставлено. А вот отметка о том, что мой диплом принят моим научным руководителем, и не просто принят, а полностью прочитан и даже зачтен. Мне осталось его только защитить. Ну и сдать экзамен, который будет еще через три дня. А приказа о моем отчислении еще нет. Вы только завтра собирались его печатать и подписывать. Поэтому я и пришел к Вам сегодня, что бы отдать необходимые документы, несмотря на поздний час", - отчеканил Соломатин негромким, но очень уверенном голосом, так не похожим на его обычную, робкую речь. А потом взглянул ему прямо в глаза. Павлу Андреевичу это не понравилось. Какой-то неприятный холодок пробежал по его спине, несмотря, что ночь была теплая, да и окно в кабинете открыто только на форточку. Чертовщина какая-то. Он явно переработал. Ему показалось... да нет, чушь все это собачья. Обычные черные глаза, под линзами кривоватых очков. "Как сдал? Когда сдал? Кому ты, то есть... Вы и что сдали?" - бормотал декан, рассматривая бумаги, переданные ему его неожиданным вечерним визитером, - "Хмм, действительно, вроде все правильно...интересно, когда Вы успели? Где Вы нашли их и как уговорили принять? Впрочем... " - он спохватился, что собственно декан и хозяин положения сейчас он, а не этот, непонятно откуда свалившийся ему на голову студент, - "я посмотрю завтра ведомости. А Вас, Соломатин, жду у себя утром. Причем явитесь, уж, пожалуйста, обязательно! Не пропадайте вот так, на полтора месяца! А теперь, до свидания. Как понимаете, рабочий день еще три часа назад закончился". "Конечно, Павел Андреевич", - кивнул студент так же уверенно и рассудительно, с ноткой какого-то неуловимого превосходства, если не над ним, то над ситуацией точно, - " уже поздно, а у Вас был тяжелый день. Завтра утром в девять тридцать утра я буду у Вас. До завтра!" Он снова посмотрел Павлу Андреевичу прямо в глаза, а затем сразу ушел, прикрыв за собою дверь. Декан подождал, пока звуки его шагов в пустом коридоре стихнут, и только после этого сам вышел из кабинета и закрыл дверь. Ну да, парень, как парень, глаза как глаза... да что я с этими глазами, зациклился прямо на них, в самом деле? Он даже чуть рассердился на себя. Ему показалось что... да нет, переработал он просто. Вот и ему кажется, черт знает что. Но все равно этот странный случай как-то неясно беспокоил его. Вроде почти штатная ситуация (хотя какая там он штатная то?) Но что-то было здесь не так. Документы в порядке, в зачетке подписи именно тех преподавателей, что читали эти дисциплины...но как, как он сдал все это? Почему никто из них раньше мне ничего об этом не сказал? Вопросы крутились в его голове, как опавшие цветы акации, уже высохшие и гонимые по тротуару вечерним весенним ветерком. "Тьфу, на это все", - подумал он, - "утро вечера мудренее". И от этой простой мысли неясная его тревога стало понемногу ослабевать, пока куда-то не исчезла без остатка. И он уже совсем не вспоминал этот взгляд, тот странный взгляд, с которым смотрел на него студент, передавая свои документы. Никогда прежде тот, робкий Соломатин не смотрел на него так. Взгляд быстрый, не более нескольких секунд, но, тем не менее, взгляд прямой и уверенный. Взгляд человека, в черных глазах которого совсем не было белков.

Студент завернул за угол корпуса и не спеша пошел к автобусной остановке. Он был уверен, что с экзаменом, как и с защитой его диплома, все будет хорошо. Он бы и раньше попал к декану, но у него были важные дела. Студент с улыбкой подошел к одному из редких уцелевших фонарей и отрыл свой черный пакет. Там, оказывается, были не только бумаги, которые он отдал декану. Там был еще новый, блестящий цилиндр благородной классической формы. Он нашел его, перелопатив гору объявлений, а сегодня специально ездил в другой город выкупать его у старухи-костюмерши разорившегося провинциального театрика. Да, это была вещь. Студент бережно упаковал его и пошел дальше, на центральную улицу, где еще шумели редкие автобусы. Двое местных гопников, сидящих на спинке поломанной лавки у входа в темный сквер, и от нечего делать, плюющих скорлупой от семян подсолнуха на тротуар, думали было окликнуть его на предмет невнятной беседы с последующим изъятием сигарет, либо мелочи, либо что там есть еще в карманах у этого дохляка, но почему-то не сделали ничего из этого. Тем временем вечер окончательно вступил в свои права, окутав и укрыв все вокруг мягкой, теплой мглой, чернильной тьмой, которая будет теперь безраздельно властвовать над миром долгие часы, вплоть до самого завтрашнего утра.

август 2018 - ноябрь 2021

Оставить комментарий © Copyright Небов Константин (psyllium88@mail.ru) Размещен: 25/11/2024, изменен: 25/11/2024. 374k. Статистика. Роман: Фантастика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Мистический детектив. Продолжение истории о Великих Ключах Мироздания. Про богов и их помощников, колдунов и студентов, про Весы Справедливости и бегство из Ада...

Небов Константин : другие произведения.

Потерянный ключ от забытой двери