Аннотация: С написанием этого рассказа в моей писательской деятельности произошло довольно значительное событие - ведь впервые у меня получилось произведение с более или менее положительной концовкой. :)
Дез
Дез захлопнула дверь прямо перед кучей громких маминых криков. Некоторые из них все же успели проскользнуть и до нее донеслись слова недовольства о том, что она опять не сделала домашнего задания; утро начиналось как обычно. Дез поправила рюкзак на плече, посмотрела вправо, влево и направилась к лестничной площадке.
"Почему все так помешаны на этом домашнем задании? - думала она, начиная спускаться по лестнице. Ей предстояло еще восемь этажей спуска, но лифты она совсем ненавидела, просто из принципа. - Неужели непонятно, как приятно весной сидеть на диванчике, расположенном на балконе, просто слушать музыку и наблюдать за голубями в голубом, а ближе к вечеру - в синем, небе? И как приятно после этого сидеть целых два часа в прохладной, почти холодной, ванне, читая о Джонатане Ливингстоне, самой свободной птице на свете. Или как приятно, проснувшись рано утром, потянуться, еще немного понежиться в кровати, а потом выйти на тот же балкон, посмотреть на едва вставшее, как и ты, солнце и вдохнуть свежий утренний весенний воздух со слабым запахом бензина, доносящимся со стороны дороги. Хо-ро-шо!!! И какое, ну какое в этой жизни может быть домашнее задание? Разве можно пожертвовать всеми этими маленькими радостями ради какой-то глупой закорючки (то есть отличной отметки), в какой-то ненужной книжке (то есть в классном журнале)? Это так же глупо и ненужно, как и сами эти закорючки и книжки!" - мысль закончилась в ее сонных мозгах на пятом этаже.
На площадке храпел бомж. Дез остановилась и поглядела вокруг в поиске самого приемлемого пути обхода, нашла его и воспользовалась и по назначению. Следующие два этажа она не думала почти ни о чем - мысли текли как-то вяло, но свободно, затекая то туда, то сюда, ничего полезного из этого не выводя; были они в основном о храпящем бомже, оставшемся позади: что же заставляет жить людей, подобных ему? Надежда? Нет, пожалуй, все гораздо прозаичней - большинство бездомных тратит основной свой заработок с собранных по мусоркам бутылок на дешевый самогон - это и есть их выход из жизненных проблем, из совершенной неопределенности, из сознания того, что следующую зиму, может быть, уже не переживешь.
Но это только большинство. Дез вспомнила зимнюю картину, увиденную в этом году. Было тепло, талая вода пропитала землю и стала грязью, слякоть, растоптанная в грязную кашу, островками лежала на асфальте тротуаров. Дез гуляла и, задумавшись, забрела в совершенно незнакомый район, где-то далеко от центра города, ближе к окраине. Она искала выход на знакомые улицы и, когда уже почти нашла его, увидела то, что заставило впасть ее в еще большую задумчивость. Около автобусной остановки шел бомж, бывший когда-то, возможно, инженером или учителем. Рядом с ним шла собака, породы вроде спаниеля или сеттера, такая же брошенная своими хозяевами, как и человек рядом с ней брошен своим обществом. Теперь они ходили по своей серой жизни вдвоем, оба брошенные, но оба нашедшие друг в друге родственную душу, похожую судьбу. После этого Дез долго думала, что, быть может, это и есть настоящая дружба, спасающая от смерти и полного душевного разложения. Можно ли назвать дружбой то, что привыкли называть этим словом теперь - стая волков, временно скрепленная каким-нибудь общим никчемным делом, но готовая разорвать друг друга при любом удобном случае. Она сожалела, что в этот момент в ее руках не оказалось фотокамеры.
На втором этаже стояла пустая бутылка от водки и три пластиковых стаканчика рядом. Кто-то отпраздновал, наконец, майские праздники, закончившиеся два дня назад. На последних ступеньках мысли опять никак не хотели лезть в голову Дез. Так, почти с пустой головой она покинула свою многоэтажную крепость и поглядела вверх на небо, которое было еще темно-синего цвета, но чуть впереди, ближе к солнцу, светлело, а около диска совсем утопало в его белых лучах. Дез, как и ранее, вздохнула утренним воздухом - он был по-прежнему свеж, но уже не пах бензином - спросонья нос гораздо чувствительнее, чем обычно.
Она, не торопясь, шла по тротуару и разглядывала редкие облачка на утреннем небе, фотографируя самые красивые и интересные с помощью своего "Кодака". Его она уже давно получила в подарок от родителей, заметивших в ней любовь к сохранению интересных образов. Чуть поодаль от дома была лужайка, трава на которой обрела этим утром совершенно новый, насыщенный и яркий цвет: солнечные лучи насквозь просвечивали каждую травинку, выделяя в ней необычно богатый зеленый цвет. Дез с удивлением отметила про себя, что раньше она не замечала красоты этого зеленого цвета. Видимо, все дело в изменениях, которые происходят в каждом человеке постоянно, из мига в миг, и на которые влияет любая мелочь, сдвигающая человеческую душу либо в положительную, либо в отрицательную сторону, хотя часто провести грань между ними очень и очень трудно. В этот момент Дез абсолютно точно осознала, что за последнее время в ее душе произошли необратимые положительные изменения, ведь она заметила в мире еще одну красоту, которую, может быть, далеко не каждый замечает и видит. Дез встала на колено и сделала снимок этой зеленой лужайки; поглядев на часы, она поняла, что ей стоит торопиться - первый урок начинался с минуты на минуту.
Она шла быстрым шагом по улице, заросшей по сторонам старыми дубами и вязами; прошла мимо детского сада, куда уже стягивались детишки за руку со своими родителями, бабушками, старшими братьями и сестрами. Перейдя по мосту узкую, но бурную реку, она оказалась около старинного здания школы, окруженного цветочными клумбами и деревьями. Дез не торопилась - она уже опоздала на урок, хотя и не особо расстраивалась по этому поводу. Первым уроком была алгебра, а Дез совсем не понимала, зачем ей нужен этот урок. Разумный ученый вряд ли будет рассчитывать в уме кучи уравнений, он просто воспользуется помощью ЭВМ. Конечно, другому разумному ученому придется перед тем создать эту машину и запрограммировать должным образом, но Дез, во всяком случае, не собиралась быть ни первым, ни вторым.
Обдумывая ненужность алгебры, она поздоровалась с единственным охранником, вошла в прохладный школьный холл, поднялась по лестнице и постучалась в кабинет алгебры.
- Извините за опоздание! Можно войти? - она промямлила до боли знакомую каждому ученику фразу, которая уже очень давно потеряла всякую интонацию извинения и просьбы. Мария Петровна, алгебраичка лет пятидесяти, строго посмотрела на Дез и устало заявила, что та "уже в который раз опаздывает", что "прошло уже целых пять минут урока" и все в подобном роде. Дез тихонько прошла в кабинет и села на свое место за самой последней партой, за которой всегда сидела - так она чувствовала себя спокойнее и, кроме того, могла обозревать весь класс, видеть все "темные делишки" своих одноклассников.
Весь урок одноклассники маялись над скучными тригонометрическими преобразованиями, используя целую кучу формул. Они исписывали целые листы, пользуясь какой-то формулой; заходили в тупик; все перечеркивали; думали; надумывали, что, может быть, нужно было вовсе не вот эту формулу использовать, а вон ту - и опять все начиналось заново. Все это действо происходило под неусыпным взглядом учительницы. Только она знала, что, вопреки функциям учителя во время урока, взгляд ее был устремлен вовсе не на учеников, а в пустоту - она видела класс, но совсем его не воспринимала. И только она могла знать, что мысли ее в этот момент заняты вовсе не синусами и косинусами, не тангенсами и котангенсами, а тем, встретятся ли в следующей серии Карлита с Мануэлем. Или они, может быть, еще серий девяносто будут в браке с Хуаном-Карлосом и Габриэлой соответственно, а основные страсти тем временем накалятся в среде парочки Марианны (у которой случился выкидыш и куда-то потерялась память после того, как Мигель столкнул ее в колодец от зависти, что тоже не может быть беременным) и Педро (который стал вдруг бесплодным, узнав о том, что Марианна потеряла его ребенка и свою память).
На самом деле почти всем присутствующим было страшно скучно и плевать они хотели на алгебру вместе с тригонометрией - и те, кто усиленно пытался понять, какую же формулу использовать: эту, ту или вообще какую-то другую (на самом же деле основные их мысли были сосредоточены на том, как бы подкатить к девушке (или парню) из параллельного класса); и те, кто бессмысленно теребили застежку рюкзака и оглядывались по сторонам (эти уже подкатили к девушке из параллельного класса и думали, как бы вместе с ней сбежать со всех уроков и забиться в какой-нибудь укромный угол); и те двое, которые довольно громким шепотом говорили впереди Дез, перемежая шепот короткими, но громкими, смешками (говорили они о том, как совращали двух почти незнакомых девушек и какие резинки они при этом использовали - с изображением на упаковке лимона или кролика ala playboy). Марье Петровне, решившей вдруг проверить пачку контрольных работ, тоже было скучно, и думала она о том же любимом сериале, а еще о том, что за ужин сегодня приготовить для своей семьи - макароны "по-флотски" или простой борщ. Не скучно было только паре человек, сидевших за передней партой, которые действительно любили математику и совершенно искренне старались решать заданное.
Дез думала о своих одноклассниках, смотря на них сзади. Она чувствовала к ним какое-то презрение, хотя и довольно теплое (если презрение может быть хоть сколько-нибудь теплым). Вдруг хорошее настроение, заряд которого она приобрела во время утренней прогулки, внезапно куда-то улетучилось - там, где презрение, хорошему настроению не место. Она вдруг вспомнила, как эти люди, сидящие перед ней, когда-то смеялись над ее именем (Вообще-то ее полное имя Дезирее. Когда-то ее отец ездил во Францию, после чего довольно долго был помешан на всем французском. Как раз во время этого помешательства угораздило родиться ее дочери.) Под грузом совсем нелестных воспоминаний о одноклассниках сомнительная теплота презрения Дез заметно охладилась.
Дез по-своему любит людей, но любит их как-то на расстоянии - ей нравится гулять по городу и видеть, насколько разные жители живут в нем, но общение с ними обычно не приносит ей никакого удовольствия, хотя, конечно, бывают и приятные исключения, но их так мало!
Наконец, прозвенел долгожданный звонок: ученики сделали обрадованные лица, повыскакивали из за своих парт и стали небрежно закидывать учебники в сумки; алгебраичка, в свою очередь, сделала строгое лицо и крикнула, что вообще-то "звонок с урока звенит для учителя", а "домашнее задание записано на доске", после чего стала устало глядеть на "стадо" своих учеников.
Класс, толкаясь, выдавился из кабинета, словно зубная паста из тюбика, и побрел, сбившись маленькими группками, к соседнему кабинету. Им был кабинет литературы, и нет ничего странного, что класс пошел именно к нему, ведь следующим уроком была именно литература.
Оставив свои рюкзаки, дипломаты и спортивные сумки на партах, ученики рассыпались по всему зданию школы - кто-то собирался просто прогуляться, кто-то выпить крепленого вина около школы, кто-то намеревался разобраться с девчонкой, которая не пришла вчера в условленное место. Спустя пять минут, когда прозвенел звонок, класс в неполном составе вернулся назад в кабинет. Невернувшиеся, а в основном это были те, кто пил вино за школой, собирались сделать это попозже минут на десять.
Учительница, Валентина Викторовна, была довольно доброй и нестрогой женщиной, она любила все подолгу анализировать: рассказы, романы, стихотворения, а также работы своих подопечных. Вот и сейчас, спрашивая стихотворения наизусть, она разбирала и критиковала ответ каждого ученика, говоря о том, как поэт вкладывал душу в эти строки, "а ты тороторишь, словно отбойный молоток". Дез, к ее счастью, не пришлось ничего рассказывать - внимание учителя сейчас обошло ее.
Через некоторое время в класс завалилась группа учеников с ошалевшими глазами - вино завезли недавно, и сегодня оно было, кажется, еще более крепленое, чем обычно. Учительница отчитала опоздавших примерно по той же схеме, по которой алгебраичка недавно отчитывала Дез. Когда "опоздуны" расселись по местам, Валентина Викторовна стала отчитываться перед классом об итогах сочинения по лирике Пушкина, "которое, помните, было вашим домашним заданием еще две недели назад? Сочинения, в общем, написали хорошо, но не буду забегать вперед". С учительского места по всему кабинету стала разноситься звуковая информация об оценках недозревших личностей, сидящих за партами. Информация об оценках была хорошо сдобрена информацией об ошибках и особо удавшихся автору моментах. Из уст учителя текли добрые похвалы и чуть менее добрая критика в адрес каждого ученика. Учитель также разбавлял свои разглагольствования строками и строфами из Пушкина: "эти строки ты привел в пример неудачно, а вот эту строфу проанализировал довольно точно и в своей оригинальной манере".
Где-то на букве "И" по классному журналу Дез попросила у учительницы нож для заточки карандашей. Теперь она сидит и точит карандаш, глядя, как отслаиваются тоненькие стружки, и как крошится графит в тех местах, где к нему касается острое лезвие. Учитель продолжает свой критически-одобрительный анализ ученических работ. Маленькие лепестки деревянной стружки падают на крышку парты; за ними сыплется мелкий, черный песок графита. Учитель произносит имя Дез. Последняя стружка ложится рядом с остальными; карандаш оказывается на своем законном месте - в переднем кармане рюкзака; "производственный мусор" обретает свое место - под партой; часть графита размазывается по рукам Дез.
"Дези получает три балла", все написано очень хорошо, прекрасный стиль, много красивых сравнений, но "какое отношение лирика Пушкина имеет к твоим прогулкам под дождем?"
Дез овладело сильное раздражение - нет, не из-за плохой оценки, любой другой учитель не поставил бы ничего выше "двойки" за такое явное отклонение от темы - действительно, значительную часть сочинения занимал рассказ о том, как Дез гуляла под дождем, как большие теплые капли стукались о пыльный асфальт, что ощущала она, поднимая лицо к небесам. Она сама не заметила, как отдалилась от темы - сначала она действительно писала о лирике Пушкина, но потом потихоньку перешла к дождю. Причиной же ее раздражения была совсем не "тройка", а то, что учительница открыла тему повествования - прогулку под дождем - для всего класса. Если уж надо писать, и сочинение непременно прочитает учитель, то Дез писала именно для него. Учитель (и никто другой!) - это единственный потенциальный читатель и единственный получатель этого сообщения. Дез злилась.
"Я думаю, стоит зачитать вам это сочинение, чтобы вы учились, как красиво нужно описывать погодные явления, и как не нужно откланяться от темы".
Нет, это уже слишком! Она могла бы спросить хотя бы разрешения! Что может быть хуже неблагодарного читателя, который таким вот образом не ценит свое эксклюзивное право читать?! Это предательство... Да, да, это настоящее предательство!
Дез почувствовала гнев и презрение, назревавшие в ней в последний час. Эти чувства охватили все ее тело от головы до пят и всю ее душу от одного незримого расплывчатого края до другого. Этот жуткий гнев сильным толчком направлял ее вперед: предатель должен быть наказан, предательство должно быть пресечено.
Она встала со своего места (как всегда, за последней партой). В левой руке - сумка, собранная еще минут двадцать назад, когда стало понятно, что учебники сегодня больше не понадобятся; в правой руке - учительский нож. На заточке ножа поблескивают блики от лампочек, подвешенных под самым потолком. Предательница должна быть наказана; сейчас нож коснется ее лица и пройдет путь от правого уголка рта до левого уха. Кровь появится не сразу, она сначала как бы призадумается, а потом хлынет алым ручьем, заливая учительские руки, учительский стол и тетрадку Дез, раскрытую перед Валентиной Викторовной. Шаги становятся все быстрей и быстрей; сердце колотится все сильней и сильней; блики все чаще бегают по заточке.
Дез останавливается перед учителем. Учитель смотрит на Дез. Нож дожидается своего кровавого мига. Уборщица за дверью домывает пол. Ученики во всех кабинетах ждут звонка.
Звонок звенит. И вместе с ним в голове Дез звенит мысль. Мысль невольно вытекает на лицо и превращается в улыбку. Улыбка растекается по губам.
"Спасибо за нож, Валентина Викторовна!". Нож оказывается на учительском столе.
Дез выходит из класса, чуть не сталкиваясь в дверях с техничкой. Через минуту она, чуть не сталкиваясь с охранником, вылетает из школы. Сегодня она не вернется сюда потому, что мысль, прозвеневшая вместе со звонком была о том, как здорово было бы сейчас прогуляться по парку, вдыхая нечистый воздух, рассматривая синее небо сквозь ветви деревьев, слушая забавный диалог маленькой дочки с молодой мамашей позади себя:
- Мама, а есть такое имя - КАка?
- Кактус?
- Не-ет! Не Кактус, а КАка.
- Нет, нету, - договаривала мамаша, сдерживая смех.
А завтра... Наверное, все начнется заново...
Дез захлопнула дверь прямо перед кучей громких маминых криков. Некоторые из них все же успели проскользнуть и до нее донеслись слова недовольства о том, что...