Фея по имени Ирра родилась весной. Если вы ее увидите, то вряд ли у вас останется хоть капля сомнений по этому поводу - фея по имени Ирра родилась весной, и ни в какое другое время года она родиться просто не могла. Почему? Вы не увидите в ней ни летней сухости, ни осенней серости, ни, тем более, смертельного зимнего холода. Зато весны в ней предостаточно: при желании, каждый находящийся рядом с ней может услышать смех талой воды, собирающейся в первые ручьи, почувствовать это странное весеннее сумасшествие, которое наполняет вас с каждым вздохом. Вы даже можете услышать тишину голубого весеннего неба - такое случается порой, когда Ирра демонстративно отворачивается к окошку, заявив, что больше не хочет с вами разговаривать - а вам все равно светло и здорово. Более того, если вы рядом с ней, вы, опять же при желании, узнаете как чувствует себя талый снег - в весенней фее Ирре живет весеннее солнце, со всем его весенним светом и теплом, от которого даже самые безнадежно замерзшие души оттаивают и начинают очень душевно улыбаться.
Если вы спросите, почему я говорю "при желании", то ответ очень прост - есть люди, которые просто не желают видеть свет и чувствовать тепло и весну. Серые люди, не умеющие искренне улыбаться. Но судить их было бы глупо - людям с мертвыми душами ведь без разницы, весна на дворе или осень, для них весь мир это одно сплошное мертвое царство.
Когда я заговорил о фее, то вы, наверное, представили себе живущую в тихом лесу девушку в легких, почти невесомых, одеяниях, с венком из ромашек на волосах и с волшебной палочкой в руке, общающуюся исключительно с эльфами. Что ж, наверное, вы читали слишком много сказок... Ведь мы живем в двадцать первом веке! В наше время все тихие леса пущены на производство диванов, так что Ирра живет в каменном лесу; венки из ромашек и легкие одеяния нынче не в моде, так что Ирра носит пирсинг и гордится рваными джинсами. Мастеров, делающих волшебные палочки, никто не встречал уже лет пятьсот, ну а эльфы рождаются теперь не настолько остроухими, чтобы это бросалось в глаза.
Итак, в эту сумасшедшую, полную странными событиями, весну получилось так, что восемнадцатый год жизни Ирры подходил к концу, и на днях ей исполнялось 18 лет.
Ирра шла по лужам каменного леса, недовольная промокшей обувью. Несмотря на это, она светилась - вероятно, по-другому она просто не умела - такое уж у них, у весенних фей, предназначение. Она шла и едва касалась ладонями стволов деревьев и светло-зеленых почек на кустах (если вы думаете, что в каменном лесу не должно быть зелени, вы сильно ошибаетесь). Она шла, не замечая, как почки, которых она касалась, вдруг превращались у нее за спиной в зеленые свежие листочки, и лес начинал улыбаться новой весенней улыбкой. Встречая на своем пути знакомых людей и эльфов, она здоровалась с ними и совсем не замечала, как они, оставленные позади, вдруг как будто просыпались от зимнего сна, открывали глаза на мир вокруг и тоже начинали улыбаться, как и весь каменный лес, в который в первый раз заглянула весна.
Но на душе у феи Ирры все было не так радостно и безоблачно, потому как мучили ее мысли, свойственные взрослому человеку - мысли по форме "большая часть жизни позади, а так мало сделано". Так и думала Ирра: 18 лет - ответственный возраст и, по ее мнению, она могла сделать за прошедшие годы гораздо больше, и самой стать гораздо лучше, и вообще...
Мало кто знает об одном странном свойстве весенних стрекозликов каменного леса - они способны читать мысли весенних фей. И как раз в тот момент, когда Ирра шла по тропинке, думая свои невеселые мысли и оставляя позади себя улыбающийся лес, над ней пролетал один из таких стрекозликов. Он нечаянно уловил ее мысли, посмотрел вниз и улыбнулся - сверху Ирра была как бы гранью, отделяющей еще не проснувшийся от зимней спячки каменный лес от леса весеннего, усыпанного мелкими зелеными листьями и улыбками отдельных людей. От этого Иррины мысли показались стрекозлику совсем уж забавными, он спустился чуть ниже, покружил вокруг Ирры кругами и прострекотал ей:
- Вам следовало бы чаще смотреть назад, мадемуазель!
И улетел.
Мадемуазель Ирра оглянулась и увидела весенний лес.
- Всего лишь весенний лес, - подумала она, - ну и что?
Пожалуй, фея по имени Ирра действительно добилась за свою короткую жизнь не так уж много: всего лишь светила миру вокруг, всего лишь дарила каменному лесу весну, всего лишь была для некоторых проводником из холодной темной зимы в новую жизнь - в весну...
Одна из последних эльфийских харчевен в лесу была расположена прямо под открытым небом, эльфы умудрились установить здесь и барную стойку, и сцену, на которой в этот самый момент несколько остроухих парней пели свои странные эльфийские песни. В музыке превалировали флейты.
Я много курю,
Но сквозь сиреневый дым
Я вижу мир, как он есть.
Иногда я вижу твое лицо,
- пел эльф с микрофоном, и на лице его была такая улыбка, будто он действительно сейчас видит милое его сердцу лицо.
Несмотря на то, что харчевня была эльфийской, у стойки и у сцены было довольно много обычных людей. Вот за стойкой сидели двое парней вполне человеческого вида, один из них очень увлеченно, с блеском в глазах, о чем-то говорил другому.
- Представляешь, чувак, - говорил он, отхлебывая от странного коктейля из абсента и лаймового сока, - просто сидит и болтает о чем-то с эльфийками, а я смотрю на нее и все равно мне так рууульно, будто я слопал целую пачку кислоты, ей-богу!
Его друг глядел в стакан с зеленой жидкостью, улыбался и понимающе кивал:
- Не парься, это просто весна...
Майский жук сидел на травинке недалеко от харчевни. Ему было плохо.
Вы спросите, откуда взялся майский жук в самом начале весны? Он и сам не знал, отчего так получилось. С наступлением холодов все майские жуки зарылись в землю и уснули до мая. Но вдруг этот жук проснулся в начале весны, ничего не понимая, а вокруг не было ни одного близкого существа. И он - единственный в своем роде.
Музыка эльфов, доносящаяся до него, должна была воодушевлять, но он не обращал на нее внимания. Он просто сидел на травинке и смотрел на сумеречное небо - оно было слишком высоким, ненормальным, будто больным. От этой высоты у жука кружилась голова. А еще он тихо пел свою песню:
Как странно...
Я
умираю
весной...
И весь мир вокруг был чужим, а майский жук был в нем совершенно одинок, он только шептал свою песню сухими губами, бессмысленно и монотонно.
От копошащейся у сцены толпы отделилась чья-то тень и подошла к поляне, на которой, среди прочих, росла та самая травинка. Когда она села на траву рядом с жуком, оказалось, что это Ирра. Она не сразу заметила жука - неудивительно, ведь заметить такое маленькое существо в сумерках не так-то просто.
Ирра посмотрела на небо и закрыла глаза. Было тихо. Даже эльфийские песни и шум людей в харчевне не нарушали этой тишины, они скорее были ее частью, частью странной вечерней тишины каменного леса. Вдруг эту тишину нарушил шепот, доносящийся из травы:
Как странно -
Я умираю весной...
Как странно -
Я умираю весной...
Слова все повторялись и повторялись, и в этом шепоте чувствовалась такая безнадежность, что становилось даже жутковато.
Фея всмотрелась в траву и увидела майского жука.
- Что случилось?
В каком бы ужасном настроении ни находилось любое живое существо на Земле, оно всегда будет радо поплакаться кому-либо о своих бедах. Жук не оказался исключением - своим хриплым от постоянного повторения песни голоском он рассказал Ирре свою историю. О том, как жуки готовились к спячке, и о том, как он проснулся, не обнаружив рядом никого из близких и дорогих жуков, и о том, как летал после этого по лесу и ни о чем не думал - думать было просто страшно. И о том, как в этот самый вечер он решил проводить свой последний закат и прыгнуть с какой-нибудь скалы, не раскрывая крыльев.
Ирра слушала его с серьезным видом. Когда же жук закончил свой рассказ, она задумалась о чем-то, а потом, посмотрев на заходящее солнце, вдруг улыбнулась и сказала:
- Да не переживай ты так, дурачок!
Жук удивился - он ждал, что его сейчас начнут жалеть, ведь аргументы в пользу его несчастности были, казалось бы, неоспоримыми.
- Так я и знал, что ты меня не поймешь, - заворчал он, - вам, людям, какое дело до маленького майского жука, который остался совсем один. Вас-то тысячи и вы не знаете, что такое одиночество, а я... - тут голос жука умолк за его тихими всхлипами.
А Ирра не переставала улыбаться.
- Ну во-первых, - начала она, - я вовсе не человек, а фея, и нас осталось тоже не так уж много. Во-вторых, в нашем лесу, кроме майских жуков, есть еще очень много прекрасных созданий, с которыми можно не чувствовать себя одиноким. А в-третьих, никуда твои близкие не пропали, просто ты проснулся раньше них, и когда наступит май, ты опять будешь с ними вместе.
Жук утих. И долго еще сидел на своей травинке и смотрел на небо, которое осталось таким же высоким, но вдруг перестало быть ненормальным и больным, а стало просто сказочным. Потом он смотрел на закат, который неожиданно оказался очень красивым. А потом - на Ирру, которая тоже теперь смотрела на солнце. Жуку стало светло и очень легко. Когда солнце закатилось за горизонт, он улыбнулся и, попрощавшись с Иррой, раскрыл крылья и улетел вглубь леса. И поверьте мне, совсем не для того, чтобы умереть. А для того, чтобы жить.
Вот так в этот вечер фея по имени Ирра всего лишь спасла маленькую, никому не заметную, жизнь майского жука.
Ирра стояла на крыше одного из высотных домов своего каменного леса. На голове у нее был венок из ромашек, а одета она была в легкие, почти невесомые, одеяния. Было раннее утро и за этот день фея еще успеет и пройтись по лесу, и встретиться с друзьями, и сделать еще много разного, но сейчас она просто стояла и смотрела на каменный лес. В этот день в город окончательно пришла весна.