Воздух пронизывал тяжелый металл. Множество незаметных частичек поднимались воздух после очередного удара. Цех спрятался за нагретой пеленой, через которую не решалось пройти ни одно живое существо. Здесь отбивался рабочий ритм. Стуки станков перемежались с грохотом конвейеров и шипением воды, мощным потоком выстреливаемой из трубы. По полу рассыпался песок, в котором спрятались отблескивающие от жесткого света точки.
Цех тянулся на километры, а вместе с ним - конвейер. Заготовки перескакивали с одного станка на другой и уходили в камеру нагрева, в которой закалялись для будущей обработки. И так круг за кругом, пока где-то там, в непроглядной дали, из цеха не выходил готовый продукт. В триста двадцать первом выпускали трактора.
Безымянный смотритель сидел в своем кабинете. За его спиной панорамное окно вмещало в себя маленький кусок огромного цеха. Токарные станки шумели и крутились, пока встроенная программа подгоняла будущую деталь в нужное положение. Манипулятором она вытаскивалась из аквариума и уходила на поточную линию к следующему станку. Смотритель уже обучился работать в таких условиях. Гудение компьютера и цеха заполняло помещение, но не мешало - напоминало о благородной цели пребывания безымянного в цехе No321.
Он один на многие километры. Но он не одинок - производство его товарищ, который ждет его оценивающего взгляда и немого одобрения. Квадрат с компьютером, кроватью и дверью туалета - его жилье. Небольшое, но уютное. Из него не существовало ни входа, ни выхода, только вырезанный в потолке прямоугольник, который каждый день по три раза открывался, впуская внутрь приглушенный лучи солнца, пищу с водой и бланки отчетов. Смотритель не помнил, когда спустился сюда, не знал, сколько времени прошло. День - цикл из повторяющихся действий: пробуждение, завтрак, заполнение отчетов, анализ производственных процессов, заполнение отчетов, ужин, сон. И так круг за кругом, пока где-то там, в непроглядной дали, из цеха не выходил готовый продукт. Тогда возникало мгновенье, небольшое, но такое значимое, когда нет отчетов или процессов, нет еды или сна. Приходил момент осознания, в котором мысли гуляли в пустоте и искали цели, способы и надежду. А потом звучал новый гудок и круг из кругов крутился вновь.
Номера отчетов перевалили за десятки тысяч, хоть они другими значениями не отличались. Никогда. Отлаженный механизм автоматически просчитывал результаты и корректировал планы. Человек смотрел и восхищался. Его ограниченное сознание никогда не будет способно контролировать процесс так четко. Безымянный смотритель испытывал то же благоговение при взгляде на отчетные результаты. Ровная и выверенная единица неотступно красовалась в строке "Итого за цикл". Это радовало и успокаивало смотрителя. Никто не знал, что произойдет, когда выверенная единица станет приблизительной дробью. Безымянный тоже не знал да не хотел когда-либо узнать. Человек - придаток машины, существующий для объяснения отклонений последней в отсутствии рациональных причин. Элемент случайности спихнули на разумных созданий. Они были не против, ведь в остальном жизнь приобрела то, необходимое и желанное, - стабильность. Если везет, то смотритель умирал прямо там, в своем квадрате. Цикл человеческой жизни не затрагивал цикл производства. В момент смерти одного приходил другой, более живой. Все повторялось по кругу, а машина даже этого не замечала. Оттиск печати на отчете не менялся никогда, и ее это устраивало.
Безымянный смотритель сидел в своем кресле и ждал посылку. Время отчета пришло. Но ничего не произошло. Вырез в потолке не отъехал, не впустил солнечный свет, не сбросил отчеты. Цех за спиной замолчал. Станки перестали шуметь, заготовки - двигаться. Свет в одинокой покачивающейся лампочке квадрата заморгала, впуская в помещение тьму. Компьютер заискрился и отключился с протяжным гулом -предшественником будущей тревоги.
Комнату залил малиновый цвет, станки за окном спрятались в стеклянные купола, а воздух заполнила мириада дронов, с множеством лопастей летевших в сторону безымянного смотрителя. Окно покрыли решетки, мелкая сеточка которой не позволяла разглядеть разъяренный механизм по ту сторону. Казалось, что конец уже стучится в потолочное отверстие, манипулятор готов забрать его мертвую тушку и перевести в цех по производству удобрений. Так бы и случилось, если бы не погас свет, не взорвалась каждая лампочка, не вспыхнул компьютер ярким оранжевым пламенем, как свеча, освещающая квадрат. Дроны начали пикировать вниз, на станки и заготовки. Послышался первый металлический грохот, за ним еще один и еще, пока в какой-то момент все не утихло, не повисло в пугающей неизвестности.
Безымянный смотритель сидел в своем кресле и ждал. Момент осознания объявился раньше срока и обещал быть дольше обычного. Предательские мысли блуждали по комнате. Он отгонял их, надеялся, что компьютер сейчас включится, что он спросит ответ у управляющего искусственного интеллекта.
Над потолком пробежал новый гул, после которого отверстие для отчетов открылось и через нее раскинулась веревочная лестница. Она приглашала к наружным солнечным лучам. Безымянный смотритель смотрел на нее тупым взглядом и не двигался. Он сидел на своем кресле, сложил ладони на коленках и ждал. Снова оглушительный гул проник в комнату, направляя внимание к лестнице. Безымянный не вздрогнул. Гул повторялся, с каждым разом набирая громкость. Смотритель поглядывал на качающуюся на волнах веревочную лестница, которую окружили предательские мысли. Какой мир там, наверху? Почему завод так настойчиво пытается его вытащить туда? Что случится, если цех умрет окончательно? Что будет с ним, когда это закончится? "Я не хочу умирать" - промелькнуло в голове безымянного смотрителя. Его судьба предрешена в любом случае. Завод умрет - он умрет от голода и холода; завод оживет - он умрет из-за неизвестной ошибки, укутавшей цех во тьму. Лишь любопытство заставляло смотрителя обращать взор к отверстию, чтобы испытать на себе приглушенно-оранжевые лучи.
Он сидел долгое время, неизвестно сколько часов или дней минуло. Гул периодически напоминал о лестнице, прорезал слух. Без электричества завод не мог добраться до черного квадрата, спрятанного в глубине. Безымянный смотритель - придаток машины, ослушавшейся прямого приказа, - сидел, чтобы пожить свободно, ибо что есть солнечный луч, если он принесет с собой смерть. И будет ли это свободой, если он выйдет под лучи по приказу машины. А если не выйдет? Может ли он быть свободным, если не готов взять ответственность и принимать решения самостоятельно, хоть и по чей-то указке?
Безымянный смотритель боялся думать своей головой, поэтому мгновенья осознания пугали до дрожи. В такие моменты он понимал всю никчемность существования. Человек, созданный машинами, созданными людьми, для службы машинам.
Часы бежали, не останавливаясь. Сотни шумов прорезали тишину квадрата и прекращались. Потом наступила тишина, в которой сидел безымянный смотритель. Он умер через неопределенное время от жажды, не поняв, стал ли он свободным.