Неделько Геннадий Борисович : другие произведения.

Сказание о бессмертных

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Авантюрно-исторический роман, герои которого действительно жили во времена Великого Переселения Нардов и своим мечём волей и талантом вписали бессмертные страницы в мировую историю.

  Неделько Геннадий Борисович
  
  
  Сказние о бессмертных.
  
  
  
  Пролог
  
  В первые столетия нашей эры непонятные силы, и по сей день труднообъяснимые причины, заставляли племена и целые народы оставлять места своего обетования, священные земли и могилы своих предков, и уходить, а иногда с кровопролитными боями пробиваться на известные по наслышкам, а часто и совсем неизвестные земли райской жизни. Одним нужны были пастбища с зелёной сочной и никогда не увядающей травой, другим плодородные, обильно поливаемые дождями земли, - леса полные разнообразной дичи, всегда сулящие удачу охотнику. А иных, и таких было в то суровое и жестокое время немало, лёгкая нажива и слава воина - воина завоевателя.
  Шли десятки, сотни, племён, многие тысячи людей, шли на запад, на восток, на юг, шли на север. Шли по своей воле или, гонимые, соседями завоевателями. Но, какова бы, ни была причина, куда бы, ни были направлены их лёгкие стрелы и тяжёлые мечи, сколько бы, ни покорили они народов и племён - почти всех их ждала одна участь. Покинув Родину, земли отцов и дедов, они исчезали в плотных слоях других народов, оставляя о себе лишь память в истории, и часто не добрую. Немногим из них улыбнулась судьба. И лишь тот народ, который крепко стоит на своей земле, который любит её как саму жизнь и даже больше, народ, готовый за землю своих предков отдать эту жизнь, не исчезнет. Даже пройдя через смерть, он будет жить вечно.
  
  
  
  Часть I
  
  За землю предков.
  
  
  В гордище.
  
  Солнце клонилось к закату. Тени вековых деревьев уже перекинулись через реку к противоположному восточному берегу, когда на пыльной дороге, ведущей к большому поселению, расположившемуся на высоком холме, обрывающемся своими крутыми берегами в реку, показались два всадника. Всадники, подгоняя уставших коней, приближались к холму, на плоской вершине которого, ярко озаряемой лучами заходящего солнца, уже отчётливо вырисовывалось большое городище античных славян.
  С северной и восточной части холм, на котором оно расположилось, как уже говорилось выше, крутыми берегами опускался к реке, которая, изогнувшись гигантской змеёй, обтекала его могучую гранитную грудь, ставшую непреодолимым препятствием на пути её вод. За холмом, немного ниже по течению, впадавший в реку небольшой приток, образовал широкую труднопроходимую болотистую долину, поросшую камышом и осокой. Здесь всегда можно было увидеть множество диких гусей, уток и другой живности. Важно расхаживают у самого берега длинноногие цапли, а ближе к впадению притока в реку гордо выгнув грациозные шеи, медленно и величаво плавали лебеди. Такова была картина с южной стороны холма. И только западный пологий подъём позволял беспрепятственно подняться на вершину, которая с этой стороны была обнесена высоким частоколом с крепкими дубовыми воротами. За изгородью размещалось около сотни наземных построек, нижней своей частью почти наполовину врытых в землю. Из земли поднимались стены из брёвен оплетённых лозой и обмазанных глиной. Крыша, крытая камышом или дёрном служила укрытием в непогоду. Вот так довольно скромно и неприхотливо жили в ту пору наши далёкие предки - славяне.
  Селение жило обыденной мирной жизнью. На площади посреди городища нагие ребятишки, смеясь и визжа, игрались, барахтаясь в пыли. Огромный серый пёс, оставив своего хозяина и двух его товарищей, только что вернувшихся с удачной охоты, видимо, решив составить ребятишкам компанию, громко лаял, то вплотную подбегая к ним, то вдруг отскакивая в сторону. У одного из ближайших жилищ девочка лет восьми доит козу. Она с завистью посматривает на своих младших товарищей, не замечая, что молоко проливается мимо подставленного сосуда, но высокая стройная женщина, вымачивающая рядом в деревянном корыте холщовую ткань, что-то сурово ей высказывает и та полностью отдаётся работе. Чуть поодаль, у высокого частокола, пожилой бородатый воин обучает ребят постарше стрельбе из лука, а в противоположной от тяжёлых ворот стороне, у самого спуска к реке парни развешивают и чинят рыболовную снасть. С одного из домов вышел, пригибаясь в проходе, высокий, ещё не старый, но уже с заметной проседью в волосах мужчина. Оглядевшись по сторонам, он степенным, не торопливым шагом направился к частоколу, где тренировались молодые лучники. Увидев его приближение воин, обучавший ребят стрельбе, с почтением приветствовал гостя.
  - Здоров будь Бож! Что-то тебя сегодня целый день не видать?
  - Будь здоров и ты Борил, подойдя, поприветствовал воина Бож.
  - Ходил сегодня с Добромиром и его сынами рыбу промышлять. Давно такого знатного улова не помню. Вон снасть и та не выдержала. Ну, да то не беда, её вон Добромир уже чинит, а мы, зато с рыбой. Ну, а у тебя что тут - как молодёжь науку постигает?
  - А-а, - в сердцах махнул рукой старый воин, - может, хоть ты покажешь этим олухам, как надо стрелять?
  - Что-то я не пойму тебя, - улыбнулся Бож, - ещё вчера ты мне расхваливал своих учеников, а сегодня они у тебя почему-то олухами стали.
  - Да, было дело, хвалил, но видно прежде времени. Вообще-то стреляют они не плохо. Но вот поставил я их сегодня против солнца, так они пока выцелят, им солнце все глаза позаслепляет. Пока приладятся, слеза на глаз сойдёт - куда уж там стрелять.
  - Не присноровились мы ещё Бож-воевода, - развёл руками один из учеников Борила.
  - И то правда, сноровка она во всём нужна. Ну да сноровка, дело наживное.
  - Дядя Бож, а ты и против солнца, так как третьего дня нам показывал, тоже не промахнешься? Выпалил, хитро улыбаясь, самый младший из стрелков.
  - А ну брысь, ишь мелочь шкодливая, - пригрозил кулаком учитель, своему не в меру резвому ученику, напуская на лицо суровый вид. - Ты вон в шапку с пятидесяти шагов попасть не можешь.
  Но ученик и не думал пугаться грозного окрика учителя, но зато несколько пар мальчишеских глаз с немым желанием увидеть невероятное, уже смотрели на Божа.
  - Да, пострел, задал ты мне задачу, озабочено почесал бороду Бож. Ну что Борил, попробуем? Лукаво подмигнул он старому воину.
  - Ишь ты, смотри-ка, понравилось им... А в бою за вас тоже князь стрелять будет?
  Ну ладно старина, не ворчи; по правде говоря, я ведь и подошёл сюда глаз проверить. Редко лук в руке держу - ещё позабуду, как стрелу к тетиве приладить.
  Ребята весело засмеялись, не веря такой небылице.
  - Ну-ка Борил, кинь-ка мишень, сам знаешь как - да повыше, и взял в руки лук.
  - Это я мигом - улыбнулся старый воин.
  Запела тетива, и ввысь взмыла стрела, выпущенная из лука Борила. Высоко взлетев, она на мгновение как бы застыла на месте, а затем, постепенно ускоряясь, устремилась к земле. Как раз в это время Бож вскинул свой лук, и вот уже стрела, сорвавшаяся с его тетивы, помчалась наперерез Бориловой. Трудно было рассмотреть на фоне красно-желтого солнечного диска, пересеклись ли пути этих лёгких и изящных посланниц смерти, но только Борил вдруг радостно крикнул.
  - Вот так надо! - и громко захохотал.
  Ребята что есть духу пустились к воротам, чтобы разыскать за оградой перебитую стрелу но, не успев выскочить за ворота, тут же показались обратно.
  - Там двое на конях, - кричали они.
  - Во всю прыть сюда бегут!
  Борил с Божем обменялись тревожным взглядом и без слов направились к воротам.
  Когда они вышли за изгородь, всадники приблизились на столько, что их уже можно было без труда рассмотреть. На обоих были свободные штаны из белого полотна, оба по пояс обнажены, и по запылённым дорожной пылью телам, можно было безошибочно определить, что уже не малый путь проделали путники, не давя передышки ни себе, ни коням. Оба всадника были вооружены висевшими на поясе мечами, и у одного за спиной был закреплён щит, тогда как у другого, там же находился перекинутый через плечо лук.
  - Ого, Бож, да это никак твой, Ратибор вон тот, который без щита, а с ним Мал...
  - Вижу, Борил, вижу, и чувствую, что не с доброй вестью спешат к нам Мал с Ратибором.
  Один из всадников был действительно старшим сыном Божа, не так давно признанного большинством славянских племён и родов князем.
  
  
  
  
  Путь к заставе.
  
  Не более как седьмицу назад, после воинских состязаний и весёлого пира устроенного Божем в честь пополнения его дружины десятью новыми воинами, подозвал Бож своего старшего сына и, положив ему руки на плечи, пристально посмотрел в глаза. Видимо, оставшись доволен, слегка стукнул его кулаком в грудь и тоном, не терпящим возражения, сказал.
  - Ну что ж, повеселились пора и честь знать. Сейчас отбери десяток воев, каких сам знаешь, и чтобы завтра готовы были выступить в путь. Пойдёшь в сарматскую степь, за вал, за дальние посты. Хорошенечко посмотришь, что там творится. Принесла весточку мне вчера на хвосте сорока, что не спокойно в степи последнее время. Передашь Твердиславу, пусть смотрит в оба. Сам там оставайся, а я тут немного поуправлюсь, и дней через десять со всей дружиной тоже буду. Сам сменю Твердислава. Дошел до меня слух - опять готы в движение пришли, и что будто бы сам Германарих из-за Вара возвращается. Как бы опять к нам не пожаловали - давненько не появлялись. С тобой поедет Идар,- он уже знает, - будет тебе в помощь, а то ведь я вас молодёжь знаю, без ума так и норовите на рожон, и, улыбнувшись, добавил - сам таким был. А Идар, он лис старый, острожный - беду за версту чует. Мне так спокойнее будет.
  На сборы много времени не понадобилось, и ещё до восхода солнца двенадцать конных воинов были уже в пути. Впереди ехали Ратибор и старый бывалый воин Идар. Хотя старый, это ещё как посмотреть. Просто давнишнее ранение в шею его слегка сутулило, и шрам, пересекавший всю щеку, начинавшийся от левого глаза и, скрывающийся в совершенно белоснежной бороде, заметно старили его. Но голубые глаза смотрели молодо, временами сверкая лукавыми искорками. Он и сегодня на равных мог потягаться с любым молодым дружинником но, а в молодости, как слышал Ратибор от старших воинов, Идар в бою легко мог расправиться с двумя и даже тремя противниками. Сейчас с годами и из-за множества ран, он утратил былую силу и ловкость, но зато в воинской смекалке и хитрости с ним не сравнится, наверное, никто. Даже отец прислушивался к его советам и почти всегда с ним соглашался. Поэтому когда в пути у Ратибора неожиданно возникла одна дерзкая, смелая мысль, он решил на первом же привале поделиться ею с Идаром.
  Всадники обминули болотистую низину и, переправившись вброд через небольшую речушку, вначале ехали вдоль берега той самой реки, на которой стояло наше городище, то удаляясь от неё, то вновь продвигаясь вдоль самого берега, где лишь всплески крупной рыбы нарушали утреннюю тишину. Но по мере того как всходило солнце, оживал и лес. Лесная тропа, лежащая под могучими, древними деревьями-великанами, часто выводила путников на обширные луга и поляны с высокой душистой травой и разнообразными цветами. На эти поляны, пьянящий запах трав и цветов приманивал мириады разноцветных бабочек порхавших над ними, а симфония леса наполнялась, то монотонным гудением на полянах шмелей и диких пчёл, то переливным хором голосов лесных птиц.
  Ближе к полудню, когда солнце начало беспощадно палить, а всадникам, прошедшим уже более половины пути, предстояло расстаться с попутчицей-рекой и удалиться от её берегов вглубь леса, за которым уже фактически начиналась необозримая, бескрайняя степь - реши сделать привал.
  Все спутники Идара и Ратибора были профессиональными воинами из дружины Божа. Были это энергичные, сильные парни. Самому старшему из них не было и тридцати лет, а младшему, сыну Идара Ульдину, ещё не исполнилось и двадцати. Здесь же был и его старший сын Радмир. Сыны были гордостью Идара. Были они детьми от второй его жены Снежны. Оба высокие, стройные - настоящие воины. Редко кому в единоборстве, будь то в кулачном бою или в честной борьбе удавалось одолеть Радмира, но последнее время у него появился достойный соперник, - это его младший брат. И хотя Ульдин был на пять лет моложе, но уже сейчас многие говорят, что вскоре, равных ему по силе, не сыщется среди всех ближайших славянских родов. Такие речи радовали Идара и льстили самолюбию старого воина. Вот и сейчас, когда все спешились, и стали располагаться на отдых, он не без внутреннего удовольствия заметил, что, хоть и проделан довольно таки долгий и трудный путь, оба его сына выглядят свежо и бодро.
  Для отдыха облюбовали небольшую поляну возле реки. Перекусив копчёным мясом с хлебом и запив пищу речной водой, путники стали располагаться на отдых. Некоторые, завалившись в траву под ветвями раскидистой ивы, решили вздремнуть, четверо воинов во главе с Радмиром, оголившись и прихватив коней, отправились к реке окунуться, а Ратибор, подсев к сидящему рядом с Ульдином Идару, предложил:
  - Вздремнул бы, - дорога ещё дальняя.
  Но Идар вдруг весело рассмеялся и, хлопнув по колену Ратибора, спросил:
  - Ты же ведь не для того подсел поближе, чтобы мне колыбельную спеть, правда? По всему видать совет старика Идара понадобился, не так ли?
  - Вообще-то да, - а как это ты догадался? - удивился Ратибор.
  - Да я уже с пол-пути замечаю, что у тебя в голове что-то бродит да никак не выбродит. Говори, что там у тебя, может, что и присоветую.
  - Да есть тут одна задумка, но ещё не знаю с какой стороны к ней подступиться. Вот смотри - это вал..., - Ратибор провёл ножом на земле длинную линию, - а вот наши посты в степи. Начертив на земле импровизированную карту постов, Ратибор стал объяснять Идару свой, возникший в дороге план.
  Ульдину, молча сидящему рядом, разговор отца с Ратибором, видимо показался скучным - он встал, потянулся, расправив могучие плечи, и направился к лесу.
  - Куда это ты? - поинтересовался у сына Идар.
  - Пойду по лесу поброжу - ягодой разживусь.
  - Только далеко не уходи, скоро дальше тронемся. Напутствовал отец сына, и вновь, обратившись к Ратибору, продолжил прерванный разговор.
  - Так ты говоришь, ещё один пост, в степь выдвинуть.
  - Да, вместо того чтобы каждый день выезжать за дальние посты, вынести ещё один пост поглубже в степь.
  - Поглубже говоришь, и куда же?
  - Вот в этом вся и загвоздка. Там ведь почти нигде нет воды. Разве только к роднику в Кривой балке?
  Идар, прилёг на траву и, заложив руки под голову, какое-то время, молча, всматривался в голубизну неба.
   - А что, - вернулся он с небес на землю, - ты это неплохо придумал. Только вот к роднику, наверное, не стоит. Ведь к местам, где родник или ручей, какой, готы и сарматы вблизи от наших рубежей осторожно подходят, и почти всегда вперёд разведку высылают. Нам бы тогда уж туда, где они без оглядки ходят - ещё подальше.
  - Это куда, к самой Каменке чтоли? - удивлённо посмотрел Ратибор на Идара.
  - Да нет, это, пожалуй, далековато будет, и опять же, у речки опасно. Мы станем на кургане, у которого мы позапрошлым летом Гулариха после его набега настигли, и почти всех воев его там положили. Помнишь?
  - Ещё бы, я тогда сам чуть на том кургане не остался и если бы не твой Радмир... Только ведь там совсем нет поблизости воды, да и укрыться там толком негде.
  - А мы вот как сделаем. На том кургане конечно много людей не спрячется, тем более с лошадьми, но четыре всадника за курганом укрыться могут. Рано утром или ближе к вечеру двое будут ездить к Кривой балке за водой, а остальные двое будут вести постоянное наблюдение. И получается то, что там нет воды, нам как раз на руку. Ведь ни кто и не подумает, что здесь могут быть наблюдатели?
  - Всё это верно, но только вот к роднику могут ведь по такой жаре наведаться и проходящие мимо степняки, как бы наши, приезжая за водой, там на них не нарвались.
  - Ну что ж, тогда где-то поблизости с родником надо будет оставить ещё пост, который присматривал бы за родником, что бы, случай чего, могли предупредить наших об опасности. Рискованно конечно, но если хорошё замаскируются и не будут по чём зря высовываться, авось всё обойдётся. К тому же получится у нас целых два поста, да ещё и объезд степи те, что за водой бегают делать будут.
  - Пожалуй, так мы и сделаем, а сейчас вон наши купальщики обсохнут, да будем собираться в дорогу. Нам ведь ещё к Нажиру на городище заехать надо. Предупредить, чтобы его люди начеку были, а это гак приличный.
  - Поспеем, - кони отдохнули, так что ещё до захода солнца будем на месте...
  Идар не успел договорить, когда совсем рядом в лесу раздался страшный звериный рёв. Во взгляде старого воина, брошенном в сторону леса, промелькнула тревога.
  - Медведь!
  - Похоже он самый.
  - Так ведь Ульдин как раз в ту сторону ушёл!
  Все вмиг вскочили на ноги и, схватив оружие, метнулись к лесу.
  - Быстрее, как бы ни задрал...
  Подгоняя друг друга, люди бежали по лесу к зарослям малинника, но, уже врываясь в кустарник, все вдруг услышали не злобную брань Ульдина.
  - Вот упырь, принесла тебя нелёгкая. Мало тебе леса чтоли? Ну, сам и виноват.
  Продравшись сквозь кустарник, все облегчённо вздохнули - их взору открылась совсем не та картина, которую они все боялись увидеть. На земле лежал, издыхающий медведь, а рядом стоял окровавленный, не то чтобы испуганный, но какой-то растерянный Ульдин. Обернувшись к подбежавшим товарищам, он смущённо и виновато развёл руками.
  - Не хотел я его убивать, он сам на меня кинулся. Ох, здоровый упыряка. Думал, задавит. Лапищи задрал и на меня - хорошо меч захватил, едва выхватить успел...
  - Вот это так едва, всю брюшину мишке вывалил, удивился один из прибежавших.
  - Ну я же и говорю, здоровый, что бугай, сам на меч и напоролся. Я его потом за лапы схватил и держу, так он на меня навалился, насилу из-под него выбрался. А когда напирал на меня, так на меч сам и насунулся - сам себе его по самую рукоятку всадил, дурень.
  Довольные, что их товарищ остался цел и невредим все вокруг смеялись и шутили.
  - Так, а ревел так грозно ты или медведь?
  - Да ты б его и без меча одолел...
  - Ну, ты скажешь без меча. Это же пока бы он мишке кости переломал, сколько бы зверь намучился?
  - Да ну вас, - отмахнулся Ульдин, - лучше скажите, что теперь с ним делать?
  - Да уж не бросать же здесь, шкура, вон какая, да и на вал приедем со свежим мясом - будет, чем товарищей угостить.
  - Только долго не возитесь, бросил Идар, отводя в сторону окровавленного Ульдина.
  - Ты как, - нормально?
  - Да как будто всё в порядке.
  - А кровь...?
  - Да это мишкина, а я вроде цел.
  В связи со столь неожиданной и незапланированной заминкой, в приграничное городище прибыли уже под вечер. Собственно, городищем, огромное бревенчатое строение назвать можно было с большой натяжкой. В нём укрывалось от непогоды, и могло, какое-то время, в расчёте на скорую подмогу, отбивать осаду незначительного войска несколько десятков человек. Само строение находилось на высоком валу, насыпанном десятками тысяч рук. Ещё с незапамятных времён далёкие предки славян, живущие на рубеже со степью, стали использовать такие искусственно возведённые препятствия на пути набега степных кочевников, ставшие почти не преодолимыми на пути их конницы. Ведь степной воин силён на коне, а в пешем бою, в отличие от славян, привыкших драться, имея под ногами твёрдую опору, и поддержку Матушки-Земли, он чувствовал себя не уверенно. Но, а перед насыпью, высотой порою более 15 метров, круто поднимающейся к вершине, да ещё с широким и глубоким рвом у её основания, поневоле приходилось спешиваться, что ставило в более выгодное положение обороняющихся. Вал, на котором стояла наша небольшая крепость, начали строить, когда ещё первые готские племена прорвались к морскому побережью и захватили Тавриду. Очень не спокойными и воинственными соседями стали они для мирных славян. Завоевав и подчинив себе скифо-сарматские племена жившие, у берегов Чёрного и Азовского морей они всё глубже и настойчивее стали проникать вверх по течению обжитых славянами рек Днестр, Южный Буг и Днепр. Вот тогда и решили славяне прибегнуть к старому испытанному способу обороны, который применялся их предками ещё во время набегов сарматских и скифских кочевников. И вот при Боже, которому наконец-то удалось объединить большую часть славянских племён и родов, живущих ниже Припяти между Днепром и Днестром вал, о котором идёт речь, был достроен окончательно. Протянувшись на многие десятки километров, и, упираясь своими концами в болотистые берега рек, он стал границей между владениями славян и степью. По всей его верхней части проходил густой частокол из обожжённых заостренных брёвен направленных в сторону противника. За ними было удобнее оборонятся и укрываться от вражеских стрел и дротиков. А чтобы постоянно вести наблюдение за степью создал Бож боевую дружину. Воин этой дружины освобождался от всякой работы, и только ратный труд и совершенное владение любым оружием, ставились ему в его прямую обязанность.
  Трудно было доказать старейшинам и большинству вождей о необходимости такого новшества, но зато, уже несколько лет сравнительно спокойно живётся славянским племенам лесостепной зоны, и всегда есть что, и кому собрать с заботливо возделанного поля. Дружина, которую возглавил сам Бож, состояла поначалу из сотни воинов, но со временем она всё увеличивалась, и вот теперь в ней было уже более четырёхсот человек. Но и этого количества воинов не хватало, и в часы надвигающейся опасности приходилось задействовать мужское население из близлежащих к валу селений.
  В тот вечер, когда Ратибор со своим небольшим отрядом прибыл к месту назначения, в городище на валу, находилось два десятка воинов, во главе с воеводой Твердиславом. Остальные люди из его сотни были разбросаны по дозорам в степи и на самом валу. Твердислав, радостно встретил прибывшее пополнение. Обветренные, загорелые воины обнимали своих товарищей, расспрашивали о своих семьях, о соседях, ведь уже третью седьмицу как стоят они в дозорных станицах, не имея весточки от своих жён детей отцов и матерей. Все конечно обрадовались, когда Ратибор сообщил, что Бож вскоре сам, со всей оставшейся при нём дружиной прибудет на вал, и смена будет даже несколько ранее, чем намечалось. И только Твердислав, как опытный воин, выразил своё сомнение.
  - Ох, здаётся мне, не придётся нам домой отбывать. Не нравится мне что-то степь последнее время.
  - Что ж так? - живо заинтересовался Идар.
  - Да вот, стали частенько к нашим постам гости из степи наведываться. Вчера вот тоже десять конных из степи, по всему видно сарматы, прошли между двух наших постов, считай к самому валу и только когда Тас и Туга выпустили в них по стреле, остановились. Проехали вдоль вала и, опять, обстрелянные нашими, повернули назад.
  - А дозоры в степи, дымы то хоть пускать не стали?
  - Да нет, зачем из-за десяти всадников себя обнаруживать.
  - Думаешь, не обнаружили?
  - Да кто их знает. Может и не обнаружили. А может и наоборот, для того и приезжали чтобы высмотреть всё, и до поры до времени сделали вид, что ничего не увидели. Затевают что-то по всему видно.
  - Ну что ж, и мы тоже кое-что затеяли, улыбнулся, глядя на Идара Ратибор, и вкратце рассказал о возникшем у них в пути плане.
  Твердислав молча, выслушал, и, скрестив руки на груди, стал всматриваться в вечернюю степь, как будто стараясь увидеть тот далёкий курган или находящийся почти в 10 римских милях от вала родник в Кривой балке. Постояв так некоторое время, наконец, проронил:
  - Опасно это..., но рискнуть, судя по всему, наверное, стоит.
  
  
  
  
  Степной дозор
  
  Рано утром, когда ещё даже не начинало расцветать, наши двенадцать всадников уже спускали на поводу с вала своих коней. И вскоре уже растворились в едва сереющей предрассветной мгле необозримых степных просторов. Светало быстро. Некоторое время все они ехали вместе, сбивая прохладную утреннюю росу с высокой, достающей до ног всадников травы. А когда совсем расцвело, две группы по три всадника, отделившись, разъехались в разные стороны, остальные продолжали движение в том же направлении, что и ранее. Эти две тройки должны были делать то, для чего и задумывалась Божем вся эта экспедиция. Разъезжая днём за постами в степи, читать все следы и замечать всё странное и подозрительное, а в случае опасности уходить к ближайшему посту и далее действовать по обстоятельствам - разжигать дымные костры или общими усилиями, заманив в засаду, захватить языка. Остальные шесть всадников, тревожно осматриваясь, продолжали углубляться в степь, и когда солнце поднялось над горизонтом уже почти на высоту копья, они подъехали к глубокой балке поросшей невысокими деревьями и кустарником. По дну балки протекал ручей, вытекающий из бьющего тут же в балке родника. Косуля, пришедшая на водопой к ручью, заметив спускающихся всадников, быстро скрылась в зарослях балки, спугнув, порхнувшую с деревьев стайку птиц. Перейдя балку, и в полумиле от родника, облюбовав местечко в овраге, тянущемся к этой же балке, Ратибор и Идар решили здесь основать пост, на котором оставили Радмира и ещё одного своего спутника. Уточнив на месте задачу остающимся, Ратибор, Идар, Ульдин, и с ними ещё один воин по имени Мал, не задерживаясь, направились дальше. Вскоре они без происшествий добрались до высокого кургана посреди волнующейся морем трав степи. Стреножив у его подножья лошадей, все четверо взобрались на вершину своего наблюдательного пункта и осмотрелись вокруг. Здесь им предстояло провести несколько дней, наблюдая за всеми движениями, происходящими в степи.
  Однотонно, как близнецы похожие один на другой, прошли первые три дня. Ночи были прохладными, а днём солнце палило беспощадно, и укрыться от него было почти негде. Разве только в росшем неподалёку кустарнике терновника, но наблюдателю, лежащему на вершине кургана, не позволено было даже и это удовольствие. Воду расходовали экономно, чтобы хватило на день и себе и лошадям. Под вечер, когда жара начинала спадать, двое отправлялись к роднику в Кривой балке, где их поджидали с уже наполненными флягами два оставленные там товарища. Возвращались ближе к сумеркам.
  На четвёртый день, около полудня, наблюдатели заметили приближающийся отряд всадников. Спрятав коней за склоном кургана, и, держа их наготове, они приготовились тут же уйти в степь, если проходящие неподалёку от кургана степные всадники вдруг направятся в их сторону, но те неспешным галопом прошли мимо в направлении Кривой балки.
  - К роднику пошли, - заметил Ратибор.
   - Если вскоре не вернутся - придётся за водой ехать завтра утром.
  - Как бы наших там не заметили.
  Но ещё за долго до заката солнца десять нарушителей дневного спокойствия таким же темпом проскакали мимо кургана в обратном направлении.
  - Ну, кажись, пронесло, - облегчённо вздохнул Ульдин. Поехали что ли, обратился он к Малу, указывая на пустые фляги.
  - Езжайте и у Радмира там спросите, наведывались ли к ним, и что высматривали эти гости из степи.
   Когда Мал и Ульдин уже отправились за водой, лежащий на вершине кургана Идар, вдруг позвал, занимающегося с лошадьми Ратибора.
  - Ни чего не замечаешь? - спросил он, когда Ратибор прилёг с ним рядом.
  - Нет, а что?
  - А ты хорошо посмотри, что видишь?
  - Степь.
  - А там дальше, в степи?
  - Ну, там дальше должна быть речка Каменка... Подожди, подожди, а чего это тарпаны оттуда бегут. Раньше такого я не замечал, неужто их так горстка всадников напугала. И почему это они бегут не от них, а в том направлении, откуда эти всадники пришли?
  - То-то и я думаю. А степные орлы, - смотри, сколько их там кружит. Кто-то же их всех спугнул?
  - Да интересно, кто же это так степь всполохнул?
  - Да уж не эти десять всадников, что мимо нас прошли, это точно.
  - Надо бы сбегать посмотреть.
  - Посмотрим, но только, наверное, завтра.
  - Это почему?
   - А потому, что пока туда доберёмся, уже стемнеет, и мы толком ничего не рассмотрим, а ещё надо дождаться наших, пока с водой вернутся, а то ведь искать нас надумают, да нарвутся в потёмках на тех, кто так степное зверьё пугнул.
  - Да, твоя правда. Ну что ж, ждать - не догонять. Подождём.
  Когда прибыли с водой Ратибор и Мал, то сообщили, что степняки, по рассказу дозорных у родника, напоив коней, прошли дальше к валу, но почему-то вскоре вернулись и вновь, попив, и напоив коней, удалились.
  Идар с Ульдином, в свою очередь, рассказали им о всём замеченном ими, и те полностью согласились с их намерением всё хорошенько разведать. Только по предложению Мала, которое поддержали Ратибор и Ульдин, решили отправиться на разведку ночью, до рассвета, чтобы рано на рассвете всё внимательно выведать и поутру вернуться обратно. Решили, что пойдут Мал и Ратибор, а Идар с Ульдином останутся наблюдать и будут держать наготове лошадей. Если же вскоре после восхода солнца разведчики не вернутся, то наблюдатели, оставив их лошадей, уходят с кургана в городище, снимают пост у родника, и по прибытии на вал, немедля поднимают тревогу.
  Вскоре после полуночи Мал и Ратибор отправились на разведку. В темноте, едва не наткнувшись на табун лошадей, но вовремя его, заметив, разведчики, опасаясь быть обнаруженными, возможно, находящимися при лошадях табунщиками, предусмотрительно обошли его стороной, и, вслушиваясь в темноту, затаились в траве, дожидаясь рассвета. Когда же стал сереть рассвет, они вдруг заметили, что оказались почти у самых кибиток и палаток степного лагеря. Хозяева лагеря были настолько уверены в своей безопасности, что даже не стали выставлять ночную стражу. Во всяком случае, разведчики её не заметили, и никем не замеченные сами, отползли на безопасное расстояние, с которого, когда совсем расцвело, не рискуя быть обнаруженными, всё быстро, но внимательно высмотрели. Сделав своё дело, соблюдая осторожность и умело маскируясь, они отправились в обратный путь, по мере удаления от неприятельского лагеря, ускоряя ход.
  Ульдин и Идар с тревогой всматривались в степь, по которой уже пробежал первый луч солнца, когда, наконец, вдали заметили то появляющиеся, то вновь ныряющие в траву головы приближающихся разведчиков. Вздохнув с облегчением Ульдин приподнявшись, взмахнул рукой, давая понять, что вокруг всё спокойно. Вскоре все четверо, лежали на вершине кургана и Мал с Ратибором делились результатами ночной вылазки.
  - Ну что можно сказать, - рассуждал Ратибор, - лагерь довольно таки большой, тысячи полторы, думаю, наберётся. Но в нём, как мы заметили, есть женщины и дети. Значит, выступать они никуда не намерены.
  - По крайней мере, в ближайшее время - подтвердил Мал. - Стоят беспечно, даже стражу на ночь не выставили. Видимо вчерашние всадники - их разведка, вблизи ничего подозрительного не заметила, потому они особо не беспокоятся.
  - Может, просто мирно кочуют? - спросил Ульдин, глядя на отца.
  - Может быть и мирно, но присматривать за ними надо. Этой ночью опять надо будет наведаться к ним, получше всё высмотреть.
  - Может попробовать языка взять, если случай подвернётся?
  - Нет, этого делать нельзя ни в коем случае. Его начнут искать, и нам придётся убраться отсюда восвояси. Мы лучше будем за ними присматривать.
  - Ну что ж, на том и порешим.
  Ушедшая во вторую ночь разведка, принесла утром весьма тревожную новость. Лагерь кочевников за прошедший день вырос, более чем в пять раз. Теперь было ясно, что намерения собравшихся у небольшой степной речушки Каменки степняков были отнюдь не мирными. Было ясно, что Каменка была местом сбора степного воинства для броска через вал. После некоторых споров, оставаться ли для наблюдения дальше или уходить к своим, решили, что делать на кургане уже нечего, да и оставаться ввиду того, что всё степное войско будет, вероятно вскоре, проходить именно здесь, было опасно. Когда начали готовить к отходу коней, продолжавший наблюдение Мал, подал знак о приближающейся опасности. Оставив остальных у лошадей Ратибор осторожно поднялся к Малу. По степи вновь продвигались в направлении вала десять всадников, как показалось Ратибору - даже те же, что и вчера. Спустившись к оставшимся с лошадьми, он поведал о новой проблеме. Возвращаться назад пока было нельзя. Решили подождать. Ждать, правда, опять пришлось не долго. Вновь примерно через такой же промежуток времени, как и вчера, десять всадников возвращались назад. Подождав пока они скрылись из виду, дозорная станица степного кургана отправилась в обратный путь. Надо было торопиться, и как можно скорее предупредить о надвигающейся опасности.
  Ехали быстро, но осторожно, внимательно осматриваясь по сторонам, чтобы нечаянно не напороться на какой-нибудь рыщущий в степи разъезд врага. Подъезжая к роднику, и вовсе перешли на шаг, так как с поста у родника их должны были давно уже заметить и дать знать, что у них всё нормально или наоборот подать сигнал опасности, но как не всматривались - всё напрасно.
  - Что-то не нравится мне всё это, - с тревогой, вглядываясь вперёд, промолвил в полголоса Ратибор.
  - Да спят они там что ли? Не выдержал Ульдин и, пустив лошадь в галоп, направился прямо к месту, где находился пост, но подскакав к оврагу, он вдруг резко остановил коня, спрыгнул на землю и кинулся в овраг. В предчувствии чего-то не доброго остальные тоже помчались к оврагу, и уже через несколько мгновении их взору открылась печальная картина. На дне оврага, пронизанные стелами, лежали Родмир и его товарищ, а рядом молча, склонив голову, стоял Ульдин.
  К горлу Идара подкатил тяжёлый ком, закрыв глаза и опустив голову, он раскачивал ею из стороны в сторону, а из груди старого воина доносился какой-то странный приглушённый звук - толи стон, толи рычание. Этот звук вывел из остолбенения стоявшего рядом с погибшим братом Ульдина. Он в одно мгновение выскочил из оврага и, подбежав к Идару, закричал.
   - Отец это же те, те, что сегодня проходили мимо нас! Это они убили Родмира, и мы должны, должны их найти, мы должны отомстить! Отец я убью их, я всех их убью!
  Он вскочил на коня и, как бы ища убийц, стал оглядывать помутневшим от горя и бессильной злости взглядом окружающую их степь.
  - Убью, вы слышите меня! Трусы, - стрелами..., исподтишка, трусы! Найду всех! Всех! - Кричал он кому-то невидимому, там, в бескрайней степи.
  - Успокойся, чего впустую воздух колыхать, - тихо вымолвил, справившись с постигшим его горем и потрясением Идар. - Ведь мы не знаем, кто убил, и я жить не буду, но узнаю, клянусь Родом.
  - И, мне кажется, я тебе в этом могу помочь, - сказал Ратибор. Соскочив с коня, он спустился к убитому Родмиру и, наклонившись, обломил торчащую у того из груди стрелу.
  - Взгляни, - подал он обломок Идару, - знатная стрела, с отметиной, и указал на три выведенных красной краской кольца у её оперения.
  - А, ну-ка, ну-ка, дай взгляну, как же я сразу не приметил, - удивился Ульдин. Ну..., теперь не уйдёшь, - и он кому-то погрозил кулаком в степь.
  Так как коней убитых воинов нигде не нашли, то тела погибших взяли к себе Ратибор и Идар, пожелавший, чтобы погибший сын ехал с ним. Мала отправили вперёд, чтобы тот скакал не жалея коня к валу, предупредил о надвигающейся опасности, и о всём случившемся. Так что когда уже в сумерках Ратибор, Идар и Ульдин приближалась к валу, там обо всём уже знали, и многие вышли навстречу траурному шествию. Когда все поднялись на вал и вошли в городище, Ратибор сразу поинтересовался, отправили ли людей к Божу и в другие городища оповестить об опасности. На что Твердислав ответил, что в ближние поселения люди уже посланы, а к Божу и дальним городищам решили в виду того, что скоро начнёт темнеть, отправить людей завтра утром - пораньше. Посоветовавшись, решили, что к Божу, как всё видевшие собственными глазами, поедут Мал и Ратибор.
  И вот Мал и Ратибор, после длительной и утомительной дороги, обнявшись с Божем и Борилом, и, отвечая на приветствия, подоспевших к их приезду в городище ещё некоторых односельчан и родичей, уже рассказывают о той опасности, которая надвигается на них со степи, и о том несчастии, которое постигло их товарищей. Сказали они и о том, что уже по пути сюда, встретили, спешащих к валу, людей из городищ Нажира и Карпа, и что, наверное, из других ближайших городищ сегодня воины будут уже там, но и нам медлить нельзя.
  - Неизвестно сколько ещё за вчерашний и сегодняшний день подошло во вражеский лагерь на Каменке войска, но и тех, что мы видели вполне достаточно для того, чтобы собирать всех, способных владеть оружием мужчин, и дать достойный отпор врагу. - Так закончил свою речь Ратибор.
  - Ну что ж,- обернулся Бож к Борилу, иди, отправляй гонцов к соседям, да таких что помоложе да порезвей, будем собирать воев, и, повысив голос, обратился к собравшимся на площади, где ещё недавно игрались ребятишки, людям.
  Дорогие мои братья и сёстры! Прошло немало лет с тех пор как вы доверили мне меч для защиты наших земель, и мне кажется, я не раз доказывал на деле, что ваш выбор не был опрометчив. Всегда удача и боги сопутствовали нам с вами. Я верю, они и на этот раз не оставят нас. Завтра на рассвете все мужчины с оружием должны стоять здесь на площади. Завтра мы выступаем, и уже сегодня я разослал гонцов к ближним и дальним соседям. Сейчас же, расходитесь по своим домам готовьте оружие, проверьте, не заржавели ли ваши мечи и секиры. Кто знает, может быть, уже завтра ждёт их работа.
  - За наше оружие будь спокоен, оно у нас всегда наготове. Выступил вперёд не молодой плотно сбитый воин. - А вот придут ли к нам те, что на Припяти сидят? А то они ведь всё время за нашими спинами отсиживаются. Чего нам переживать говорят, наши леса и Припять для всех врагов припять, никто через них не перейдёт. Вот хотя бы побратим твой, Нискиня придет, а?
  Бож сурово нахмурил брови.
  - Мы с Нискиней поклялись друг другу в беде помогать, и я не помню, чтоб Нискиня от своего слова отказывался. А посему негоже зря языком точить...
  - Я к тому,- перебил Божа воин, что прошлый раз помнится, прислал он пять сотен воинов, да когда они пришли дела для них уже и не нашлось. Без них управились. Получилось, что погостили они у нас, победу отпраздновали и домой подались.
  - Ну что ж, лично я не против был бы, чтоб и на этот раз так было, и мы так скоро одолели врага. А опоздание их понять можно. Путь то не близкий.
  Привычны славяне, живущие на рубеже со степью к неожиданным набегам. Ещё недавно не давали им покоя аланы своими разбойничьими набегами. Затем пришли готы сумевшие подчинить себе этих давних хозяев степей, но спокойнее от этого на рубежах не стало. Не было и одного спокойного года, чтобы не произошла большая или малая кровавая стычка между славянами и готами. К ним уже все привыкли. А потому, недолго шумело народное собрание-вече на площади. Вскоре все разошлись заниматься подготовкой к предстоящему сражению. Ушёл и Бож.
  
  
  
  
  
  В плену у памяти
  
  Войдя в дом, Бож снял висевший на стене меч и, присев на лавку, положил его себе на колени, бережно провёл по лезвию рукой.
  - Ну что мой старый приятель, заскучал ты без дела? Хотя, если вспомнить, не так уж и часто тебе приходится отдыхать. Вот и опять, скоро предстоит тебе встреча с готским железом. Да не привыкать тебе готской кровью умываться, а за землю нашу так я и своей не жалел. Мы все за неё жизней своих не пожалеем, и никому не по силам нас сломить или согнуть, ибо глубоки корни наши в земле этой. А руки наши одинаково крепко умеют держать, как рало, так и меч, и кому как не тебе это знать приятель. Эх, кабы объединить нам с тобой все племена и роды славянские, посмотрел бы я тогда, где б ты был Германарих - король готский. Но да ладно, мы и сейчас не слабы, и ещё посмотрим кто кого. Сколько лет уж длится этот кровавый спор. В нём участвовал ещё мой дед, и отец мой в этом споре отдал свою жизнь, а конца ему ещё не видать. Правда, последние годы готы больших войн со славянами не вели, видно успокоился старый вояка Германарих, а может и впрямь, как доходили слухи, собирался за аланскую реку Дон, где аланами управляли ещё их собственные, свои цари. Но что у него сейчас на уме, попробуй, угадай.
  Помнит Бож, как более четверти века тому, покорили готы союз аланосарматских племён, языгов, аорсов, роксолан и сираков живших у лукоморья - северного побережья Понта. И тогда, король готов Германарих, присоединив к своему войску конницу алан, начал войну против щеков и хоривов. Уже не первый раз приходилось тем вступать в смертельную схватку с готами, и, помня о свирепости и силе готов, попросили они помощи у славян, живущих на востоке. И он, Бож, будучи тогда ещё молодым, но уже известным своей храбростью и многими победами воином, первым выступил за то, чтобы помочь соседям.
  - Если не мы, то кто, - сказал он тогда на всенародном вече, - кто поможет братьям нашим? Пожалуй, с того памятного дня и стал он расти из знатного и признанного воина в вождя. Но далеко не все тогда поддержали его.
  - Уйдут воины землю щеков и хоривов боронить, а как на нас аланы или те же готы налезут, кто тогда наши земли защитит, где воинов взять? Сами обороняйтесь - мы же к вам за помощью не бегаем.
  Так ответили тогда большинство старейшин и родовых вождей прибывшим послам, и только благодаря усилиям Божа и другого известного и славного воина Идара, на сторону которых встал старейший и мудрый волхв Белояр, вече порешило:
  - Всех воев не подымать, но и охочих идти на помощь, не удерживать.
  И уже через день отряд немногим более чем пятьсот человек, двинулся в сторону заката солнца на помощь соседям - славянам. Возглавили его Идар и Бож. Отряд состоял в основном из молодых воинов, да и самому Божу было тогда немногим более 25 лет. Не на много старше его был и Идар.
  Три года назад всего одна аланская стрела забрала жизнь сразу двоих дорогих ему людей. Его жены и сына. Жена умерла, так и не успев родить, того кого они оба с нетерпением так ждали. И тогда Идар поклялся, найти убийцу и отомстить. Но дважды Базук, так звали молодого вождя одного из сиракских родов, убившего его жену, уходил невредимым от, казалось, неминуемого возмездия. И вот, Идар, который, едва услышав аланское имя, тут же хватался за меч, - шёл в чужие края сражаться с готами.
  - А как же твой кровник-сирак? - Поинтересовался Бож. - Вдруг вновь объявится?
  - Не думаю. Последнее, что мне удалось узнать о нём от пленённого алана, так это то, что его род откочевал на юг, к морю - в стан Барлаха. Того самого Берлаха, который шесть лет назад привёл на нас три тысячи всадников - помнишь? Ох и много в тот день полегло наших, но и Барлаху тогда досталось - еле ноги унёс. Правда, если бы не удалось их тогда заманить в засаду, то ещё неизвестно кому бы победа досталась.
  - Конечно помню, ведь в том бою погиб мой отец, а для меня это было первое крупное сражение. А погиб он и многие другие, потому что каждый род живёт сам по себе. Даже перед лицом смертельной опасности нас не соберёшь вместе. Каждый из вождей сам себе хозяин и не желает, чтобы его людьми, а тем более им самим кто-то распоряжался. Вот и гибнут наши воины, из-за этих надутых индюков. Скажи вот, а почему ты, сразу стал на мою сторону? Почему, идёшь в такую даль, да и вот они... Бож кивнул в сторону идущих с ними воинов.
  - Ну почему они пошли, о том ты у них и спроси, а я иду потому, что всегда считал, что голова дана человеку не только для того чтобы шапку носить. Ею надо хоть иногда пользоваться по назначению и думать.
  - Во как мудрёно загнул. Ну и что же твоя умная голова надумала?
  - Да, наверное, то же самое, что и твоя. Хотя тут и думать здорово нечего. Разобьют готы западных славян, а вскоре и к нам пожалуют. Аппетит-то он приходит во время еды. А потому и отбивать его надо пока он не разыгрался.
  - Это ты правильно сказал, вот жаль только что не все это у нас понимают или просто не хотят понимать. Надеются на "авось". А вот ударить бы сейчас всем вместе, всею силою - на долго бы у готов охота отпала в наши земли соваться. А с ними и аланы бы попритихли, ведь они все сейчас под мечём у Германариха.
  - Вот-вот, и это ещё одна причина, по которой я здесь. Германарих - то, наверняка потребует от Барлаха воинов для похода, а значит не исключено что и Базук со своими сираками может среди них оказаться. Вот мы и ещё раз встретимся, и думаю я, эта-то встреча будет для нас последней.
  - А что, пожалуй и правда ты умную голову на плечах носишь, и предположение твоё вполне может быть пророческим. Во всяком случае, будем на это надеяться. А вот мне бы хотелось с самим Германарихом повстречаться.
  - И сразиться, - захохотал Идар.
  Да и сразиться, а что тут смешного? Думаешь такой уж он непобедимый, и я бы опростоволосился?
  Идар рассмеялся ещё громче.
  - Не знаю, не знаю, может быть и не опростоволосился бы, но чести тебе этот поединок не добавил бы это уж точно.
  - Это ещё почему? - удивился Бож.
  - Да потому, что он тебе в дедушки годится, а много ли чести старца в бою одолеть.
  - Что, Германарих старик? Да ну, не может быть. Откуда ты это знаешь?
  - Если ты мне не веришь, спроси вон у Карпа, и он кивнул в сторону ехавшего впереди всадника, гонца от хоривов и щеков.
  - Ну, знать не судьба стать мне героем, - полушутя, полусерьёзно промолвил Бож. - Но всё равно, я бы с ним не прочь повстречаться.
  - Ну что ж, может быть, ещё и повстречаемся, как знать?
  И встретится, действительно пришлось, и уже очень скоро, по крайней мере, с его воинами.
  На третий день пути у одного из притоков Гипаниса, который местные племена чаще называют Буг, славянская дружина неожиданно столкнулась с отрядом готов. Отряд из полусотни всадников вёл с собой два десятка пленников, среди которых в основном были дети и женщины. Связанных верёвками по пять человек, конвоиры подгоняли их ударами кнутов. Спотыкаясь и падая, шли несчастные в окружении покрикивающих всадников. Не удивительно, что славяне первыми заметили противника столь не осторожно выдавшего себя этими окриками.
  Нападение было столь стремительным и неожиданным, что некоторые из конвоировавших пленников не успели даже взяться за оружие, а те, кто успел им воспользоваться, сопротивлялись недолго, и почти все полегли под ударами славянских стрел и мечей. Лишь один из них, по всей видимости, начальник этого отряда, попытался уйти. Он подскочил к одной из связок невольников и перерезал верёвку у идущей последней, молодой стройной девушки. Так как руки её по-прежнему оставались связанными, то он, схватив её за волосы, забросил на коня и бросился к реке надеясь скрыться в густом лесу на противоположном берегу. Река была не широкой, и успей он перебраться на другой берег, возможно, его замысел и удался бы, но стрела Идара остановила его у самой воды. Через несколько минут всё было кончено. Пол десятка пленных, но уже готов, стояли связанные той самой веревкой, которой ещё недавно были повязаны их невольники, остальные были мертвы. Славянские воины ловили их коней, собирали оружие и перевязывали раненых. Не смотря на неожиданность и стремительность атаки, четверо воинов всё же получили лёгкие ранения и ушибы.
  Девушка, спасённая Идаром, оказалась дочерью вождя селения подвергшегося нападению готов. Среди невольников был так же и её брат Твердислав, юноша пятнадцати лет, с волосами, слипшимися от засохшей крови. От них-то спасители и узнали, что произошло с жителями подвергшегося нападению селения.
   Утром, когда солнце не прошло по небесной дороге и трети своего пути, из леса в направлении городища выехало семь всадников. Ворота закрывать не стали, так как среди них был Лисий Хвост и его старший сын. Лисий Хвост давно уже не живёт в общине. Он с тремя сыновьями построил себе в лесу у озера большой дом, в который поселил всё своё семейство. Сыновья были умелыми охотниками на пушного зверя, женщины семейства занимались выделкой шкур, Хвост же ездил по общинам выменивал всякие ценные вещи, а потом вместе со шкурками и мехами ездил за Дунай к римлянам и там торговал ими. Люди говорят, что бывал он даже в самом Риме. Но только все не любили как его, так и его сыновей, за их хитрость и изворотливость, за их какое-то отчуждение и не любовь к людям. Его за это и прозвали так - Лисий Хвост. Узнав его и его сына, ни кто не придал этому никакого значения, только кто-то в сердцах негромко выругался.
  - Вот леший ненасытный, кругом готы как волки рыскают, а ему и дела до этого никакого нет. Опять, небось, шкуры выменивать прётся.
  Но только "гости" вошли в ворота, как из леса выскочило несколько сотен всадников, а "гости" в тот же миг выхватили спрятанные в одеждах мечи и ножи. Конница мчалась к воротам, а следом за нею из лесу выбежало ещё поболее, чем конных, пеших воинов.
  - Я первым заметил готов и, схватив копье, бросился к воротам, куда на мой крик, вслед за мной, устремилось и несколько находящихся поблизости мужчин. Завязалась горячая схватка. Метнув копьё, я сразил сына предателя и был уже у самых ворот, но вдруг получил страшный удар по голове и потерял сознание. Когда я очнулся, всё уже было кончено. Так закончил свой рассказ Твердислав.
  Затем Снежна, так звали девушку, со слезами на глазах рассказала, как была перебита вся их семья и как погиб их отец.
   Готы как ураган ворвались в городище. Под ударами их копий и мечей один за другим падали его защитники. Кого трудно было достать мечом, расстреливали из луков. Отец Твердислава и Снежны, с одним из воинов и старшим сыном, теснимые врагами заскочили в дом, превратив его в неприступную крепость. Около десятка раненых и убитых готов лежало у входа в узкую дверь, но внутрь ворваться так никому и не удалось. Тогда готы зажгли дом, и мужественные защитники этой маленькой крепости погибли от дыма и огня.
  Выслушав рассказ освобождённых невольников, и, выяснив, что их городище не так уж и далеко от места разгрома готского отряда, Бож и Идар решили сегодня же напасть на захватчиков, которые после недавнего погрома наверняка не ожидают нападения. Но, узнав об этом, бывшие невольники стали отговаривать разгорячённых недавней победой освободителей. Почти все они утверждали, что туда идти нельзя и что готов там очень много. На вопрос же, сколько их там, ответить ни кто не мог. Тогда решили допросить пленных, но те не желали отвечать на заданный им вопрос. Двоих из них, которым были заданы интересующие славян вопросы, за дерзкое и вызывающее поведение, и нежелание отвечать пришлось заколоть копьями. Остальных же решили просто утопить. Тогда один из них, когда ему привязывали камень на шею, сплюнув кровь, сказал.
  - Я скажу, сколько нас там было, но при одном условии. Мы умрём как воины, - от меча, а не этой позорной смертью собаки, с камнем на шее.
  - Я это обещаю, и готов тебе поклясться, что именно так и будет, если ты скажешь правду, тут же согласился Бож.
  - Тогда знай, нас было всего три сотни.
  - Он врёт, - глядя с ненавистью на своего недавнего мучителя, вымолвил Твердислав. - У нас в селении жило более пятисот человек, но когда нас уводили, я видел врагов гораздо больше, чем людей в нашем городища.
  - И я тоже,- подтвердила Снежна.
  Пленных тут же потащили к воде, но всё тот же пленник закричал.
  - Постойте, я сказал правду! Мы не готы, мы аорсы, и нас было действительно три сотни всадников. Сколько же было людей всего и из каких племён, мы не знаем. Мы простые воины и нам об этом никто не говорил. Может тысяча, а может десять тысяч, - и зло улыбнувшись, когда с его шеи сняли тяжёлый камень, добавил, - это знают только начальники, а нашего вы убили, так что если хотите, можете спросить об этом у Германариха, он как раз сейчас там. Могу проводить... Но договорить он не успел и рухнул сражённый ударом меча.
  - Пожалуй, нам действительно не стоит туда соваться,- озадаченный признанием пленного тихо произнёс один из послов от бужан Карп, стоявший рядом с Божем и Идаром. - Если Германарих действительно там, то перед нами, скорее всего основные силы готов, а это, насколько мне известно, не менее пятнадцати тысяч воинов. Да к тому же, нам надо торопиться. Ведь с ними Лисий Хвост, и это меня очень тревожит. Если он заодно с готами, то он отлично знает все дороги и тропы в этих краях, и наверняка знает, что воевода Гржим назначил место сбора всем нашим воинам в Дубах, куда направляемся и мы с вами. А если так, то он ведёт их прямо туда, и селение Твердислава и Снежны подверглось нападению, наверное, потому, что просто оказалось на их пути. Нельзя допустить, чтобы Лисий Хвост вывел готов на, не ожидающих нападения наших. Поэтому я со своим товарищем должны будем вас оставить, а вас доведёт Твердислав, он дорогу знает - с отцом бывал там не раз. Мы же отправляемся к городищу и должны любой ценой уничтожить предателя.
  - Не надо горячиться, - попытался воспрепятствовать безрассудству Карпа Идар. - Вдвоём вы его не достанете. Возьмите десяток наших лучников, да я и сам пойду с вами. И тогда, если боги будут на нашей стороне, мы этого предателя наверняка подстрелим как куропатку, устроив засаду где-то на их пути.
  - Нет, этого делать не нужно,- возражал Карп. - Ты пойми, чем нас будет меньше, тем легче нам незамеченными подобраться к этому псу. И лучше нас этого ни кто не сделает, ведь мы знаем здесь каждую тропку.
  Спор затягивался, а время не ждало, и надо было что-то предпринимать, но вдруг Бож неожиданно для всех спорящих, перевёл разговор совсем на другую тему.
  - А сколько воинов сейчас у Гржима? - спросил он.
  - Ну, я точно не знаю, - неуверенно ответил Карп, - когда мы отправлялись к вам, было почти восемь тысяч человек. А что?
  - Но, а всё же, как ты думаешь, сколько сейчас воинов у вас в Дубах? Ведь за то время пока вы были в отлучке, должны были люди ещё подойти? Сколько всего воинов рассчитывал собрать ваш воевода?
  - По правде говоря, мы рассчитывали, что вы пришлёте более многочисленное войско, но думаю с вашим приходом всё равно тысяч пятнадцать набраться должно.
  - Значит, с нашим приходом всё войско будет в сборе?
  - Наверное, да, если не считать что мы направляли гонцов и на Припять. Но туда путь не близкий и особых надежд на помощь с Припяти мы не возлагали. Ведь даже если они и выступят, то, наверное, ко времени и не поспеют.
  - Значит, выходит, пятнадцать тысяч против такого же примерно количества готов?
  - Выходит так. Но только у Германариха седьмицу тому было пятнадцать тысяч, а сейчас может быть и больше.
  - Ну, так может быть, пусть тогда пока живёт ваш Лисий Хвост?
  Все удивлённо смотрели на Божа, не понимая, к чему он клонит.
  - Это почему же? - Первым не выдержал Карп.
  - Отсюда ведь только одна дорога к Дубам? - вопросом на вопрос ответил Бож
  - Нет, есть ещё одна, но это очень большой крюк, а прямая - одна.
  - И как долго ещё до Дубов идти прямой дорогой?
  - Если поторопимся, то завтра к вечеру будем на месте, но только объясни, что ты надумал.
  - Дело в том, что если я не ошибаюсь, мы и собираемся в Дубах для того чтобы дать бой готам. Так?
  - Ну, да.
  - А если помощи ждать уже больше не от кого, и с нашим приходом всё войско будет в сборе, то уж лучше первыми напасть на врага, устроив у него на пути засаду. Ведь Германарих, наверное, тоже торопится сразиться, опасаясь, что к вам может подойти помощь от соседей. Значит, имея надёжного проводника, он не станет зря терять времени, и направится к Дубам короткой дорогой. Вот там надо и устроить ему засаду.
  - А ведь он верно говорит Карп, - улыбнулся Идар, - ведь неожиданное нападение, это, считай, наполовину выигранное сражение.
  - Ну что ж тогда, скорее, в дорогу...
  - Да, не медля, но только не все.
  Все опять удивлённо уставились на Божа.
  - Как не все?
  - Почему не все?
  - В дорогу отправится Карп и с ним ещё десяток воинов да те, кого мы сегодня освободили. Мы же останемся пока здесь, и если понадобится, то попробуем задержать или хотя бы отвлечь готов, если они вздумают выступить уже сегодня. Заодно и поточнее разведаем, сколько их там. Вы же, как можно быстрее направляйтесь в Дубы и готовьте встречу готам, а мы, если всё будет нормально, выступим в Дубы завтра.
  Карп и Идар не стали возражать против плана составленного Божем, и так как день уже близился к завершению, то небольшая группа людей во главе с Карпом поспешили покинуть остальных и направились по направлению к Дубам. А уже через два дня и Бож с Идаром стояли перед высоким статным воином, к которому их привёл встретивший их Карп.
  - Вот Гржим знакомься, это Бож, а это Идар о которых я тебе рассказывал. Представил Карп Божа с Идаром.
  - Рад приветствовать наших братьев откликнувшихся на наш призыв. Не стану расспрашивать, как добрались, Карп мне обо всём уже рассказал, а вот о последних двух днях вашего пути хотел бы услышать поподробнее. Особенно хотелось бы узнать, что вам удалось выведать о готах. Так сразу с приветствия перешёл к делу Гржим.
  - Будь здоров и ты Гржим, - как старший по возрасту поприветствовал от всех прибывших воеводу Идар. - Хотели бы мы в день нашей первой встречи порадовать тебя хорошими вестями, но боги этих мест нам их не дали. Вести очень не радостные. Готы с разницей примерно в день пути следуют за нами, и завтра, само позже к средине дня будут здесь. А не выступили они сразу после разорения городища лишь потому, что дожидались пополнения, и к ним на следующий день подошёл большой отряд, около пяти тысяч всадников алан. Сейчас же они уже в пути.
  - И сколько же их там всего?
  - Тысяч двадцать пять, а может и поболее будет, и половина на конях.
  - Да, многовато против наших шестнадцати тысяч, а конных у нас, даже, учитывая, что более половины ваших на конях и четырёх тысяч не набирается. Вся надежда на засаду, да благосклонность богов.
  - И вот ещё что, - вступил в разговор Бож, - почти вся конница это сарматы. А сармат, воин степной. Вооружён он конечно хорошо, но ему простор нужен. Сарматы конём да наскоком сильны, а долгого боя и тесноты не любят. Вот если бы их лишить простора и заставить обороняться, что им тоже не по душе, то от их силы и половины бы не осталось. Уж мы-то их хорошо знаем.
  - Чего-чего, а уж простора у них, если всё сладится по задуманному, это точно не будет. И кто будет нападать, а кто обороняться, это мы тоже ещё посмотрим.
  Как вы, наверное, заметили, дорога, которая ведёт к Дубам почти всё время проходит рядом с берегом реки, то немного отдаляясь, то вновь возвращаясь к самому берегу. И если по противоположному берегу лес почти везде доходит до самой кромки берега, то здесь лес часто отступает, оставляя обширные заливные луга. Так же по этому берегу имеется несколько озёр. У одного из таких озёр мы и устроим им встречу. Озеро это не очень широкое, но зато довольно длинное. А главное, расположилось оно рядом с рекой и в некоторых местах расстояние от берега реки до берега озера не более одного полёта стрелы. Как раз тут мы их и встретим. Вот смотрите. Гржим присел на корточки и стал палочкой чертить на земле.
  - Вот река, вот озеро, а вот дорога по которой будут идти готы. Так как за озером сразу начинается густой лес, то они вынуждены будут проходить по этому проходу между рекой и озером. И вот как только они начнут выходить из этого узкого прохода, я с частью воинов нападаю на голову колоны. Карп со своим людьми в это же время перекрывает им выход с другой стороны. Сжатые с двух сторон водой они не смогут атаковать большими силами, а мы сможем удерживать их в этом мешке довольно долго. Река тут не широкая и для трёх тысяч лучников укрывшихся в лесу на её противоположном берегу, в некоторых местах, куда достанут стрелы, готы будут отличной мишенью. В одном месте река мелкая и её можно легко перейти вброд, и если боги будут к нам благосклонны, и мы начнём одолевать врага, то воины с того берега, переправившись через реку, ударят в самый центр вражеского войска. Имеются и ещё кое-какие неприятные сюрпризы для врага, но это уже как получится. Основная часть конницы будет стоять вот здесь, в лесу за озером, чтобы, если понадобится, в трудный момент подать помощь тем, кто будет сдерживать готов на входе и выходе из "водяного мешка". Ваших конных воинов я хотел сначала присоединить к ним, но теперь видно придётся дать вам другую задачу. Всё дело в том, что двадцать пять тысяч могут не вместиться в ту ловушку, которую мы уготовили, и хвост колоны придётся обрубывать и разбивать отдельно. Вот эту задачу я поручаю вам и вашим всадникам. Вы вместе с Карпом и его людьми отсечёте хвост этой змее, а потом развернёте всех своих пеших и конных воинов против тех, кто останется за пределами мешка, кто в него не вместится. Справитесь?
  - Смотря, какой будет хвост.
  - Если хвост колоны вам окажется не по зубам, то нужно будет, хотя бы задержать его пока не подоспеют всадники из резерва. Понятно?
  - На счёт хвоста колоны ясно, но только в самом плане, по-моему, есть один просчёт, - нерешительно, промолвил Идар.
  - Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, - прервал его Гржим.
  - Тебя, наверное, беспокоит, что о броде каким-то образом могут прознать и готы?
  - Вот именно. Ведь с ними идёт Лисий Хвост и если он знает о броде, то засада мало что даст, а три тысячи лучников на том берегу реки почти все обречены на гибель.
  - Мы об этом тоже думали, но будем надеяться, что предатель об этом броде ничего не знает. Но, а на всякий случай на том берегу у брода мы ставим ещё пять сотен конных воев для того чтобы задержать врага, если он пойдёт через брод, и дать отойти подальше в лес лучникам. В случае же если всё пойдет, как мы задумали, они вместе с лучниками в первых рядах переправятся на другой берег и атакуют готов. У брода, на всякий случай, мы сосредоточили и большее количество лучников, чем на остальных участках побережья. Кроме того среди лучников многие знают Лисьего Хвоста и первые же стрелы будут предназначены в первую очередь ему.
  - Ну что ж, тогда будем надеяться, что завтрашний день будет для нас счастливый и боги даруют нам победу.
  - Думаю, что так и будет, а пока ступайте, ведь вам следует хорошенько отдохнуть с дороги. Завтра отдыхать будет некогда.
  
  
  
  
  
  Водяной мешок.
  
  Как и ожидали, - готы появились к средине следующего дня, но занявшим уже с утра свои позиции славянам казалось, что они ожидали их целую вечность. Но вот из-за излучины реки показались первые всадники противника. Сотня конных воинов уже втянулась в ловушку между рекой и озером, но больше никого видно не было. Сидящим в засаде было понятно, что это всего лишь разведывательный авангард врага, поэтому все сидели тихо и ждали. И действительно после того как передовая сотня всадников уже скрылась, показались и основные силы готов. Это опять была конница, но существенно отличающаяся от легковооружённой копьями и луками передовой сотни. Все всадники были вооружены длинными мечами и очень длинными копьями. Ни у кого из них не было щитов, но зато у всех были великолепные доспехи, и стальные шлемы, витязей поблёскивали на солнце. У многих, особенно в первых рядах, были стальными не только шлемы, но и сам доспех, хотя у большинства он был изготовлен из грубой и толстой кожи. Ехали они, молча, стройными рядами по пять всадников в каждом. Казалось бы, нет такой силы, которая смогла бы остановить движение этой грозной и величественной мощи. И только люди, которые не раз сталкивались в бою с этой грозной конницей, знающие как её сильные, так и слабые стороны, могли смотреть на этот торжественно-триумфальное шествие без внутреннего трепета.
  - Тяжёлая конница - аланы, - тихо прокомментировал, наблюдающим из укрытия в лесу, за появившимся противником Идар.
  - Да, такие если развернутся, то удержать их будет нелегко. Но там, на выходе, им это сделать негде, там расстояние во много раз уже чем здесь на входе, и если три десятка таких всадников в ряд для атаки поместятся, то и хорошо. Да к тому же и кое-какие неприятные сюрпризы для них Гржим там заготовил. Остановит. Вот только бы здесь нам их запереть суметь. - Так же тихо, как и Идар проговорил Карп.
  - Смотрите, - вдруг кто-то отозвался рядом, - а вон и Лисий Хвост!
  - Где?
  - Да вон же в первом ряду, на самой маленькой лошадёнке.
  Действительно, крайним от наблюдателей, в первом ряду ехал воин на лошадке, которая в сравнении с великолепными лошадьми аланских всадников выглядела почти карликовой. И хоть на голове его тоже был шлем, а на груди можно было различить что-то на подобии лёгкого доспеха, он разительно выпадал из общего ряда всадников.
  - Пожалуй, и в самом деле он, - подтвердил ещё кто-то из рядом стоящих.
  - Если это он действительно, то жить ему осталось не долго - заверил Карп.
  Но пока, скрывающиеся в засаде наблюдатели, рассматривали всадников и выясняли Лисий Хвост это или нет, голова колонны вошла в водный коридор, а её место перед взором наблюдателей постепенно заполнил уже походный строй пеших воинов, некоторые шли в рогатых шлемах. Все вооружены большими круглыми щитами и короткими копьями. Многие кроме этого имели боевые топоры или окованные железом дубины, у немногих были и мечи. Это шли готы. За колонной пеших воинов вновь шёл небольшой отряд богато одетых, в сверкающих на солнце доспехах, всадников. Впереди его между двух могучих на вид всадников, на великолепном коне ехал худой высокий старик лет восьмидесяти. Один из всадников несколько раз, указав рукой в сторону, откуда выдвинулась колонна, что-то доказывал старцу. Тот, по-видимому, согласившись, небрежно махнул рукой и всадник, развернув коня, помчался в хвост колонны.
  - Ни как сам король? - указал на старца Идар.
  - Он самый, - подтвердил Карп.
  - Интересно куда это он послал одного из своих приближенных, может что почувствовали?
  Но уже вскоре, по тому, как следующие за своим королём пешие и конные воины резко добавили шаг, и стали подтягиваться к авангарду, Бож догадался:
  - Послал, чтобы подогнать отстающих, видимо колонна сильно растянулась.
  - Ну, значит боги сегодня с нами, ведь это какраз то, что нам нужно, - улыбнулся Идар.
  Но, тем не менее, отряды пехотинцев и конницы шли ещё долго, а наши наблюдатели с тревогой и нетерпением ждали, когда же появится хвост колоны, и лишь когда заметили, что наконец-то этот долгожданный момент настал, облегчённо вздохнули.
  Последними шли кибитки, и гружённые разными необходимыми в походе вещами телеги, а замыкали колонну две сотни готской конницы. И вот когда готы уже почти все вошли в коридор-ловушку и только десятка два возов да арьергард всадников оставались за пределами западни, колонна вдруг, как бы судорожно вздрогнула и на мгновение остановилась в растерянности. Одновременно берегом озера по живому телефону прилетела команда к атаке, а с противоположного берега реки на готов полетели первые стрелы.
  Заметив три конные сотни славян, выскочивших из леса у озера, конница готов устремилась им на встречу. Но когда вражеские всадники заметили сотни выбежавших из того же леса пеших воинов, они решили благоразумно вернуться к своим. В это время, стараясь уйти от стрел с противоположного берега реки, возчики начали направлять свои упряжки в сторону от реки и пытались выскочить из водяного мешка, но увидев выбежавших из леса славян, многие попытались вернуться к основной колонне и стали опять разворачивать своих лошадей. На выходе из западни образовалась полная неразбериха. Возы сталкивались, цеплялись осями колёс, некоторые даже перевернулись. Две сотни готских всадников, видя такое множество противника, недолго думая, не принимая боя, умчались в лес, по той дороге, которой они только что пришли к этому злосчастному для них месту. За ними устремились и десятка полтора возов из обоза.
   Естественно, конница Божа опередила пеших воинов и первой вступила в бой, заперев выход из мешка, но уже вскоре, помня свою задачу, предоставила довершать дело подоспевшим пешим воинам Карпа, а сама ринулась в погоню за беглецами. Вслед за ними бегом направились и пешие воины Идара и Божа. Правда, коннице славян пришлось вскоре вернуться, так как, проскакав мили полторы, они обнаружили только брошенные подводы, которые передали на попечительство подоспевшим пехотинцам. Поручив им пригнать всё это захваченное добро, и, приказав, во избежание нападения с тыла охранять на всякий случай дорогу, они вернулись, и хотя жаркого сражения ещё не застали, но возвращение их было весьма кстати.
  Когда тяжёлая конница сармат подошла к выходу из водного коридора, то со стороны славян, предусмотрительно пропустивших авангардную сотню врага, на них посыпалась туча стрел и град камней. Хотя особого вреда железной коннице этот смертоносный ураган причинить не мог, но лёгкого замешательства и времени на то, чтобы подготовить конную атаку на врага, Гржиму вполне хватило для того, чтобы успеть перегородить узкий выход из водяного мешка сплошным рядом телег, за которыми как за крепостной стеной разместились лучники и копейщики. Узкий участок давал возможность нескольким сотням, засевшим за возами славян сдерживать многотысячное войско Германариха. Поэтому когда аланы бросились в атаку, они были встречены весьма достойно. Воины Гржима противопоставили очень простой, но эффективный способ борьбы против длинных копий и мечей бронированных всадников. Против их страшного оружия они нашли не менее страшное своё. Этим оружием была обыкновенная деревянная рогатина. Взобравшись на телеги, славяне тем самым уровняли себя со всадниками, и, держа вдвоём в руках длинную рогатину, уперев ею в шею или грудь витязя, просто сбрасывали его с напирающего на обороняющихся коня. Если же всаднику удавалось избежать такой участи, и он успевал, бросив копьё выхватить меч и перерубать или отбить в сторону толстую рогатину, то в ближнем бою он уже не был так неуязвим. К тому же враг применил ещё одно коварное оружие, это факелы на обычной длинной палке которыми он норовил угодить в морду лошади. Взбесившиеся от страха и боли лошади шарахались в стороны и вставали на дыбы, сбрасывая всадника. Когда же, видя тщетность своих усилий, всадники отошли для тог чтобы перестроить свои ряды, то пробравшиеся под телегами воины славян без особого труда расправлялись с теми, кто, лёжа на земле, не был затоптан конями или не был убит ещё на коне. Ведь стальные доспехи всадников были настолько тяжелы, что самостоятельно подняться после падения с коня для них было делом весьма и весьма сложным. Но, а правило - лежачих не бьют, в этом смертельном состязании не действовало.
  Видя, что все усилия конницы прорубить выход терпят неудачу, Германарих приказал отойти аланам и пустил в дело пехоту. Но пешие воины готов, ещё не вступив в сражение, уже стали нести потери. Так как они не имели таких доспехов как у всадников, то стрелы укрывшихся на противоположном берегу лучников выхватывали из рядов, готовящихся к атаке пехотинцев, десятки воинов. Когда же кое-как прикрывшись щитами от назойливых лучников, готы кинулись в атаку, то выстроившись в несколько рядов перед своим возами славяне, показали, что они ничуть не хуже готов умеют владеть топором или кованой дубинкой. К тому же, стоящие на возах копейщики и лучники славян, легко, на выбор, через головы своих, участвующих в схватке товарищей, почти без урона для себя поражали врага.
  Когда же Германариху донесли, что хвост колонны тоже атакован славянами, он понял всю сложность положения, в какое попало его войско. Помня, что на входе в этот "водяной мешок" расстояние между озером и рекой, много шире, чем здесь, он решил переместить основное направление удара именно туда, и, не обращая внимания на стрелы из-за реки, стал перестраивать свои войска к атаке в противоположном направлении. Сделать это было не так просто, так как, опасаясь славянских стрел, войско жалось к озеру, куда стрелы противника не долетали. Поэтому время было упущено.
  Хотя для того чтобы создать сплошную стену из возов, как это сделал на узком участке Гржим у Карпа возможности не было, но тем не менее он постарался сделать всё чтобы максимально затруднить выход готам из "водяного мешка". Все захваченные возы и кибитки были стянуты в один ряд, и чтобы усложнить врагу быстрое устранения этого препятствия, перевёрнуты на бок или колёсами вверх. Успели даже пригнать и установить и те из них, которые захватили Бож с Идаром. Кроме того, поблизости было срублено несколько деревьев и вернувшиеся всадники Божа при помощи своих коней помогли перетащить их к перевёрнутым телегам, и там где не хватало последних устроить что-то наподобие завалов. Так что когда конница Германариха попробовала с налёта прорваться на входе в водяную ловушку, то там её ждала такая же участь как и на выходе. Попытка пехотинцев пробиться к завалам и расчистить проход для атаки тяжёлой конницы тоже закончился неудачей. Ко всему этому добавилась ещё одна неприятность. С противоположного берега озера отплыло несколько десятков опущенных на воду плотов со сплетёнными из лозы и закреплёнными на них щитами. Плоты, на которых размещалось от двух до четырёх воинов противника, подошли почти к самому готскому берегу озера, и укрывающиеся за щитами лучники стали обстреливать атакующих. Но, тем не менее, здесь, на этом широком участке, славяне несли очень большие потери, и уже после нескольких атак, Карпу и его воинам с большим трудом удавалось удерживать позицию. Лишь подоспевшие вовремя полторы тысячи всадников из резерва за озером, спешившись с коней и вступив в схватку, помогли откинуть противника. Ещё большими потери были у готов.
  Германарих понимал, что если не предпринять решительной попытки прорваться, то в этом "водяном мешке" может найти свой бесславный конец всё его войско. Понимал он и то, что в проходах ловушки, через которые пытаются вырваться его воины, славяне могут держаться очень долго, и если и удастся их опрокинуть, то только ценой огромных потерь после которых, не о каком продолжении войны нечего и думать. Поэтому единственный путь вырваться из мешка, думал он, это прорываться, переправившись через реку. Жаль, что первыми же стрелами был убит этот жалкий славянский купчишка, который привёл их в эту ловушку. Возможно, он подсказал бы, где, в каком месте легче переправиться через эту проклятую речку. Но теперь надеяться было не на кого, и, оставив руководить прорывом своего старшего сына Гуннимунда и племянника Валараванса, Германарих, захватив сына Гунимунда Гезимунда и полсотни всадников, отправился осматривать реку и её берега. Он заметил, что, судя по плотности обстрела, лучников на том берегу не так уж и много, и если попробовать форсировать реку в нескольких местах сразу, то больших потерь при форсировании, возможно, удастся и избежать. Главное выбрать более подходящие для этого места.
  И вот уже в который раз, невзирая на годы, скачет он в сопровождении полусотни всадников вдоль реки, внимательно высматривая её берега и, отмечая в уме каждую мелочь. Сзади вскрикнув, упал с коня кто-то из его сопровождающих. Это уже не первый, но он, давно привыкший к чужим смертям, не обращает на эти мелочи внимания. Он лихорадочно ищет выход - надо спасти войско.
  - Река не широкая, - размышляет он, - но если переправляться вплавь, то мои воины будут отличной мишенью для этих проклятых лучников, ведь они рассыпаны по всему берегу и особенно много их здесь. Проскакав несколько метров, он вдруг резко остановил коня.
  - Интересно, а почему это здесь уже не первый раз нас так густо забрасывают стрелами, - вдруг неожиданно, подсознательно мелькнула молнией мысль,- почему здесь так много лучников? Ведь тут и у реки не самое узкое место, и расстояние от реки до озера приличное. Получается, что такое множество лучников засели здесь без всякой пользы для дела? Так не бывает.
  - Одульф, - обратился он к одному из сопровождавших его всадников, - возьми-ка с собой десятка два людей и вернись к тому месту, где только что подстрелили Алику. Да постарайся подойти как можно ближе к берегу.
  Одульф тут же помчался выполнять команду, но только он и его люди попытались приблизиться в указанном месте к берегу реки, как более сотни стрел с противоположного берега обсыпали этот маленький отряд и два всадника замертво свалились с коней, а ещё трое были легко ранены. Остальных спасли доспехи.
  - От этого места желательно держаться подальше..., - выпалил подскакавший Одульф. Но Германарих, не дав ему договорить, распорядился.
  - Быстро сюда пехоту Гезалиха. Быстро!
  - Одульф ничего не понял, но помчался выполнять приказание.
  - Что задумал мой мудрый дед? - поинтересовался тоже ничего не понявший Гезимунд.
  - Для начала, вырваться из этого проклятого мешка, а там будет видно.
  - Что, именно здесь, в этом месте?
  - Я думаю, что да.
  - Гезимунд ничего не сказал, и только удивлённо взглянув на деда, пожал плечами.
  Когда прибыли пехотинцы, и к Германариху подошёл Гезалих, то король без лишних объяснений, указав на место, где ещё лежали сражённые стрелами всадники из его охраны приказал.
  - Там должен быть брод. Найди его, переправься на тот берег и сбей оттуда лучников.
  - Да мой король, но почему именно я?
  - Потому что тебе приказывает твой король.
  - Но мои люди только вышли из боя, они устали и им нужно отдохнуть.
  - Мы все тут останемся отдыхать на веки, если ты не собьёшь лучников с того берега. Ты меня понял?
  - Да мой король.
  - Тогда вперёд!
  Прикрываясь щитами, воины Гезалиха бросились к реке. Некоторые из них падали сражённые стрелами ещё не добежав к воде, но многие уже по пояс в воде, закрывшись щитами, дошли до средины реки. Река на средине не углублялась и воины всё так же по пояс в воде упорно двигались к противоположному берегу. И когда казалось, что вот-вот они выйдут на долгожданную сушу и набросятся на терроризирующих их лучников, из лесу выскочили сотни вооружённых топорами и мечам воинов и стали теснить не прошеных гостей обратно в воду. Это были те самые спешившиеся всадники, которых поставил для прикрытия лучников Гржим. Но Германарих уже знал - он своего добился. Уже мчалась на помощь пехоте тяжёлая конница, которую не в силах были удержать те жалкие силы противника, которые сбросили обратно в воду пехоту одного из его военачальников, а во все стороны мчались гонцы с приказом отходить к найденному броду.
  Воины Карпа и Божа ожесточённо наседали на отходящих готов, чего, к сожалению, не мог себе позволить Гржим, так как несколько сотен его войска, выйдя на более обширное пространство, чем та узкая горловина, которую он удерживал, могли быть легко окружены и разбиты. Лишь только когда к нему подоспели те остатки конницы, что находились в резерве за озером, он осмелился начать преследовать отходящего врага.
  Заметив приближающуюся к броду конницу алан, всадники славян, оборонявшие брод, поспешили отступить к своим оставленным лошадям и быстро скрылись в лесу. Почти без потерь, за то время пока шла схватка за брод, успели отойти и лучники, но готы вырвались из ловушки, и к вечеру все они вошли в лес и скрылись из виду.
  
  
  
  
  Ответный ход Германариха.
  
  
  Когда последний отряд готов, отбиваясь от наседающих славян, отступил на другой берег реки, день уже близился к концу. Ещё не зная точного количества погибших и раненых в своём войске, но видя, что потери большие, Германарих распорядился, не медля отходить прямо через лес. Славяне же, не зная о дальнейших намерениях готов, и опасаясь лесной засады, переправляться на другой берег реки и преследовать противника тоже не стали. Остаток дня они посвятили приведению в порядок своего войска оказанию помощи раненым и подсчёту потерь. Оказалось, что только тех, кто навсегда остался в водяном мешке у противника насчитали более шести тысяч. Учитывая то, что раненых в подобных сражениях всегда как правило, гораздо больше убитых, предположили, что у Германариха осталось боеспособного войска, примерно тысяч десять или немногим более. Примерно же столько здоровых и готовых продолжать сражение воинов Гржим насчитал и в своём войске. Силы уровнялись. Когда же стало известно, что в полу дне пути от Дубов идёт на помощь отряд из шестисот славян с Припяти, решили на следующий день начать преследовать противника.
  Утром, переправившись через реку, и, выслав вперёд разведчиков, славяне двинулись по следам отступающего противника. К полудню, шедшие впереди разведчики донесли, что готы стоят на обширном лугу у впадении в Буг небольшого притока и, по-видимому, готовятся переправляться на другой берег. Позиция для нападения была, лучше не придумаешь, и славяне решили немедля атаковать врага. Охватив с лесной стороны всю долину между реками, славянские воины с криком выскочили из леса и бросились на готов. Но расчёт застать противника врасплох не оправдался. Готы быстро изготовились к обороне и оказывали яростное сопротивление наседающим славянам. Тем не менее, на фланге который упирался в приток Буга, славяне теснили врага, и готы медленно отходили к Бугу.
  Бож с Идаром в бою старались держаться рядом, руководя своими людьми, не выпуская их, и друг друга из виду. Но неожиданно Идар с десятком воинов, последовавшим за ним, взял в сторону и стал с бешеной яростью врубывться в самую гущу противника. Бож в пылу схватки заметил это только тогда, когда Идар с оторвавшимися с ним воинами были отрезаны от основной массы атакующих, и его люди изовсех сил отбивались от окружающих их врагов.
  - Назад Идар! - закричал Бож, напрасно стараясь перекрыть своим голосом шум схватки и образумить своего товарища. Но тот и сам уже из последних сил бешено работая мечом, пробивался к своим.
  - Поднажми ребята, выручай своих! - громко отдавал команды Бож, направляя воинов на выручку пробивающимся товарищам. И только своевременная помощь помогла Идару и ещё двум воинам вырваться из окружения противника и присоединиться к своим, Остальные вырваться не сумели.
  - Идиот, жить надоело? - выкрикнул Бож, когда друзья вновь оказались рядом. Весь левый глаз и лицо Идара были залиты кровью. Заметив, что товарищ серьёзно ранен Бож, помогая тому отбиваться от противника, закричал:
  - Ты что, совсем голову потерял? Выходи из боя!
  - Как бы ни так, мы ещё повоюем, и голова моя на месте, но кое-кто её действительно сегодня лишился, - утирая кровь и пот, и продолжая держаться в первых рядах, выпалил Идар.
  Готов теснили уже по всему фронту сражения, и казалось, что ещё немного усилий и их опрокинут в реку. Но только не зря ведь Германарих уже почти пол столетия слыл как великий воин и полководец, не только среди готов, но и между самых заклятых своих врагов. Вот и на этот раз, он вместо того чтобы побыстрее уносить ноги после той трёпки какую задали ему славяне, заманив его в ловушку, решил отплатить им тем же. Резонно предполагая, что те не успокоятся и кинутся его преследовать, старый король мечтал о возмездии. И вот когда он со своим войском утром вышел к этой огромной поляне в междуречьи, у него возник план, как расправиться со своим коварным врагом.
   Переправив с утра через не широкий приток Буга часть своей конницы, он приказал им пройти вверх по течению, и там переправившись вновь через речушку, выйти в тыл врагу. Сам, сделав вид, что собирается переправляться через реку, стал поджидать противника. Когда славяне настигли готов, они, как и предполагал Германарих, чтобы не дать противнику уйти, поспешили ту же на него напасть. Делая вид, что не может удержать натиска, левый фланг войска Германариха стал отходить вдоль притока к Бугу, освобождая пространство на поляне, за спиной наступающих. И вот когда славянам казалось, что победа совсем рядом из лесу в спину ударила им конница Германариха. Ситуация сразу же резко переменилась. Путь к отходу, наступающему вдоль притока флангу славян, был полностью отрезан, и только противоположный фланг у самого берега Буга, где сражались Бож и Идар со своими людьми ещё давал возможность отступать. Понимая, что если готы их опрокинут, войско славян попадёт в окружение, воины Божа держались из последних сил, а всё войско медленно выходя из боя, отходило по берегу Буга в тот самый лес, из которого славяне ещё недавно напали на готов.
  Потеряв много крови, и, получив ещё одно ранение, Идар едва держался не ногах.
  - Тетва, уведи Идара! Быстрее, пока ещё есть путь к отходу, -скомандовал Бож ближайшему с ним воину. Команда эта была отдана какраз вовремя, потому что как только Тетва подхватил Идара, тот бессильно повис у него на руках и, по-видимому, потерял сознание. Взвалив на себя обмякшее тело, Тетва прикрываемый товарищами, стал отходить к лесу и вскоре Бож потерял их из виду.
  Около пятисот воинов, во главе с Божем, прикрывая отход войска, ещё оставались на краю ставшей полем боя долины, прижатые к Бугу, когда тяжёлая конница алан, пробившись к реке, окончательно отрезала путь к отходу. Пытаясь пробиться к лесу, в неравной схватке один за другим падали славянские воины. Сразу три вражеских воина набросились и на Божа. Перехватив запястье руки с занесённым для удара мечом одного из противников, он рукоятью своего меча нанёс удар ему по голове, и тут же, воспользовавшись как живым щитом его обмякшим телом, подхватил меч, выпавший из руки, врага и вооружённый уже двумя мечами бросился на нападающих. Полностью сосредоточившемуся на сражении ему показалось, что он вдруг услышал победный клич славян, но оглянуться, не было времени.
  - Видимо всё же прорвались, - мелькнуло в голове, когда уже наносил смертельный удар второму противнику, и тут же сам получил весьма болезненный удар в бедро, а на месте павших врагов выросли ещё двое. Припадая на раненую ногу, он едва сдерживал яростные атаки наседавших готов, когда между ним и его противниками врезались два всадника.
  - Давай руку, - наезжая корпусом лошади протягивал ему свою молодой воин. Отбросив один меч, Бож ухватился за руку спасителя и, упираясь здоровой ногой в ногу всадника, совершенно обессиленный повалился на спину лошади. Перед глазами замелькала вытоптанная окровавленная трава. Голова кружилась. Бож закрыл глаза.
  
  
  
  Старые и новые друзья.
  
  После столь неудачного для них сражения, славяне отходили к Дубам. По пути скончался от ран Гржим, и остатки войска вёл Карп. Всадник, спасший Божа от неминуемой смерти, оказался воином с Припяти. Был он немногим моложе Божа и сейчас они ехали рядом. Бож засмотревшись на ещё по-мальчишески молодое и красивое, улыбающееся лицо своего нового товарища, вдруг и сам, улыбнувшись, спросил:
  - Скажи Нискиня, - так звали молодого воина, - чему это ты всё время улыбаешься, словно чему-то радуешься?
  - Ну а почему бы и не порадоваться, смотри, красота кругом какая.
  - Что красота, то спору нет, но ведь нам сегодня готы так задницу надрали, что тут не до красоты - плакать хочется. Я вон едва жив остался, и если бы не ты...
  - Вот и радуйся, что жив. А кто кому задницу надрал, это ещё не известно. Где они эти готы? Наверняка, в противоположную от нас сторону пятками кивают и, небось, думают, что ещё хорошо отделались. Так что пока живы, надо жизни радоваться. А вообще, мне говорила мать, что я и родился с улыбкой. Мол, все дети как дети, кричат при родах, а у этого улыбка до ушей. Ненормальный. Она даже бранила меня в детстве, за то, что улыбаюсь даже тогда, когда плакать надо, но отец однажды сказал. Как сейчас помню его слова:
  - Не ругай его мать - настоящий мужчина у нас растёт, ведь славянский воин любую беду с улыбкой встречает, и даже смерти в лицо улыбаться будет.
  - Хорошо сказал. А ты когда меня от готов спасал, тоже, наверное, улыбался? А то знаешь, мне тогда как-то некогда было тебя рассматривать.
  - Наверное, но только я тогда думал, что это я готов от тебя спасаю, так лихо ты их косил и рядами улаживал, что мне их жалко стало. Они дружно рассмеялись.
  - Ну спасибо, развеселил ты меня, хоть по правде говоря, мне сейчас совсем не до смеха. Лучшего своего друга я сегодня потерял.
  - Погиб?
  - Точно не знаю, но только едва живого его товарищ из боя вынес и с тех пор не о товарище не о нём ничего, ни кто не знает.
  - Да, мы когда подошли и стали готовиться вмести с теми, кто сумел выйти из боя к новой атаке, чтобы вас выручить много раненых видели. Может и твой товарищ среди них был. Одного даже наша проводница забрала. Красивая девушка, может, давай разыщем. Её Снежна, зовут. А этот раненый наверно родич ей какой-то или близкий кто. Аж вскрикнула, когда его увидела.
  - Как, говоришь, девушку звали?
  - Снежна.
  - А раненого она не называла по имени?
  - Я уже, по правде говоря, не помню.
  - Помню, что того кто вынес его и ей передал, звали Тетва. Он ещё со мной рядом в бою был. Хороший воин. Жаль убили.
  - А где эту Снежну найти можно?
  - Да, наверное, с ранеными она, я думаю.
  - Так поехали, что мы тут плетёмся!
  Только к вечеру среди раненых воинов, которых к этому времени всех привезли в Дубы, Божу удалось отыскать Идара. Он был в сознании, но потерял много крови и так сильно ослаб, что без посторонней помощи подняться не мог. Рядом с ним была Снежна и её брат. С того памятно дня когда Идар отбил её у аланского сотника, он проявлял к ней нежную заботу и девушка тоже привязалась к статному воину. И вот теперь Бож вновь нашёл её рядом со своим товарищем. Она при помощи брата обмыла и перевязала его раны, приложив к ним для быстрейшего заживления какие-то одной ей известные травы, и отпаивала его отваром из трав и молоком. Завидев Божа, который, опираясь на вырезанную Нискиней палку, прихрамывая, подходил к ним, Снежна привстала и отошла в сторонку.
  - Так вот оказывается, кто похитил у меня товарища, - улыбнулся девушке Бож, и уже переводя взгляд на Твердислава, добавил:
  - Я очень рад, что у него появились такие верные и надёжные друзья. Теперь я за него спокоен. Ну, а ты что скажешь, - кривясь от боли в ноге, присел он рядом с Идаром.
  - А я рад видеть тебя живым, - попытался улыбнуться Идар, левый глаз и половина лица которого были спрятаны, за аккуратно наложенной повязкой.
  - А чего ради это я должен быть мёртвым? Я же ведь не лез на рожон, как некоторые лишённые рассудка вояки. Что за муха тебя укусила? Ты вёл себя в бою, как какой-то мальчишка.
  - Может и как мальчишка, но как иначе я мог его достать. Ведь я же поклялся.
  - Кого достать, зачем достать, ты мне можешь объяснить толком.
  - Бож, ну как ты не поймёшь - Базук.
  - Да при чём тут Базук... Как, - неужто ты вновь повстречал своего кровника.
  - Ну вот, наконец-то ты понял.
  - Ну и...?
  - Всё, - в этом мире больше нам встречаться не придется. На этот раз он от меня не ушёл.
  - Ну, тогда, тебе только ради этого стоило пройти такой путь, и покропить своей кровушкой местную землю. Я очень рад за тебя и за твою семью. Наконец-то они отомщены, и тоже радуются в мире предков.
  - А как там наши - видимо не желая теребить прошлое, перевёл Идар разговор на другую тему.
  - Наших едва половина осталась. Очень многие в последней схватке полегли, много раненых. Световида с Межамиром так тех не хуже тебя отделали, уж и не знаю, выживут ли.
  - Да я то что, кости целы, денёк другой отлежусь и хоть снова в бой.
  - Ну и хорошо. Тогда я сейчас схожу за нашими, да мы тебя к себе заберём.
  - Твердислав, - обратился к стоящему рядом юноше Идар, - сходи, разживись чего-нибудь поесть, что-то аппетит у меня появляться стал, да и такого дорогого гостя не угостив отпускать негоже.
  - Твердислав улыбнулся и, кивнув, побежал выполнять поручение раненого.
  - Бож, - немного смущаясь, обратился к другу Идар.
  - Я тебя слушаю, - видя колебания Идара, весь во внимание превратился тот.
  - Помоги мне сесть, надоело лежать... Скажи ты мне друг?
  - Ну давай, выкладывай что там у тебя, - усадив товарища, поинтересовался Бож.
  - Да я вот хочу попросить тебя. Давай-ка Твердислава с собой заберём. Жалко парнишку, сиротой остался. Он хоть и молод еще, но воин...
  Идар не смог договорить, так как его слова утонули в громком смехе товарища.
  - Ты чего?
  Да так, - попытался сделать серьёзное лицо Бож, - просто подумал, что, ведь если Твердислав не против, и мы его заберём с собой, то ведь и Снежну одну оставлять тоже нельзя.
  - Конечно нельзя, - не догадываясь, что его обходной манёвр уже раскрыт, подхватил Идар предложение друга.
  - Бож опять, не удержавшись, разразился хохотом.
  - Ну чего ты ржёшь?
  - А когда вернёмся домой, проведём мы вас между двух огней, не к этому ли ты клонишь?
  - А хоть и так, ну и что? Что тут смешного?
  - Ничего, я просто рад за тебя. Вижу, что действительно скоро уже подымишься. Рад что тебе наконец, после того как ты потерял жену, понравилась эта девушка Снежна, но только так как это сделал ты, об этом другу не сообщают. Ведь мог бы и без всяких хитростей сказать.
  - Ну вот и считай, что сказал. И вообще, настоящий друг всё и без слов должен понимать.
  - А я всё и понял, - опять засмеялся Бож.
  Идар, улыбнувшись, сжал руку товарища, и по-видимому устав от долгой беседы, он прилёг и закрыл глаза. Полежав какое-то время, он опять взглянул на Божа и вымолвил с видимым удивлением:
  - Ты ещё здесь? Давай, иди за нашими, и быстрее забирайте меня домой.
  К ночи Идар был уже в лагере, где после ратных трудов расположились на отдых их воины. Снежна с братом по просьбе Божа согласилась перебраться в их стан и присматривать за раненым Идаром. Там, ожидая пока тяжелораненые поправятся, чтобы можно было их, не опасаясь причинить им боль, взять с собой в обратный, не близкий путь домой, воины Божа простояли ещё несколько дней.
  Готы действительно ушли, и о них ничего не было слышно. Между тем лето близилось к концу, о чём свидетельствовали появившиеся кое-где на деревьях желтеющие листочки. И хоть дни стояли ещё тёплые, но приближалась пора уборки урожая, и надо было возвращаться домой. А потому в Дубах, куда, после сражения с готами привёл войско, заменивший скончавшегося от ран Гржима Карп, людей с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Пришёл прощаться и Нискиня он уходил со своим войском домой, в дремучие леса на далёкую реку Уж. За эти дни они очень сдружились с Божем, и вот приходилось расставаться. Тут перед расставанием они и поклялись друг другу, что всегда и во всех бедах будут по первому же зову приходить на помощь друг другу. Прощаться с новым товарищем пришёл и быстро идущий на поправку Идар. Он стоял, положив руку на хрупкие плечи Снежны, которая по-прежнему не отходила от своего больного.
  - Ну, счастливо оставаться, нам пора, - как всегда улыбаясь, стал прощаться Нискиня. А подойдя к Идару и Снежне, и прощаясь с ними, пошутил.
  - Эх, какую девку проворонил разиня. Смотри Идар береги её, а то ведь приеду и украду.
  - Да уж, коль здесь не смог украсть, то дома, будь спокоен, охранить её сумею, полушутя, полувсерьёз ответил Идар, и нежно взглянув на Снежну, прижал её к себе.
  - А что меня охранять, - слегка смутившись, тихо проговорила Снежна, - ведь самый лучший охранник это моё сердце.
  - Ну, с таким охранником и целое войско поклонников не страшно, - улыбнулся ей Нискиня,- тогда за Идара можно не беспокоится, и подал на прощанье обоим руку.
   А через день после прощанья с Нискиней, отправлялись домой и люди Божа. С ними шли и Снежна с Твердиславом.
  
  
  
  
  Возвращение домой.
  
  Четыре дня спустя, после описанных выше событий около трёх сотен пеших и конных воинов приближались к большому городищу на крутом берегу реки. Это возвращались домой участники похода на Буг. Более двух седьмиц назад, от этого самого городища, уходили они помогать соседним славянским племенам, оборонять свою землю от лютого врага. Далеко не все из тех, кто ушел, возвращались сегодня домой. А те, что возвращались, не могли сказать дома, что они вернулись с победой. Поэтому особого торжества по случаю своего возвращения ни кто и не ожидал. Конечно рады будут тем кто вернулся, и оплачут того кто с поля сражения ушёл в царство предков. На том всё и кончится. И все были несколько удивлены, когда подойдя к городищу, ещё издали заметили необычно большое скопление людей.
  - Никак в нашу честь такие сборы? Удивился один из воинов.
  - Скоро узнаем, - без особого оптимизма ответил, не оборачиваясь, ехавший верхом, впереди колонны Бож.
  И действительно, когда подошли ближе все поняли причину такого необычного скопления народа. Вся площадь была заполнена людьми. В центре из сухих брёвен были сложены два больших кострища, на которых ровными рядами было уложено полтора десятка трупов. Народ собрался проводить в последний путь своих сородичей.
  - Что здесь произошло, - кто это их? - поинтересовался Идар, протискиваясь вперёд.
  Огромного роста детина с удивлением оглянулся на пытающихся пробраться ближе к кострищу людей, но узнав Идара и Божа, приветствовал их, дружелюбно кивнув головой.
  - Приветствую вас соседи, с возвращением. Слухи доходили, потрепали вас готы...
  - Слухами земля полнится, - ответил после приветствия Идар.- А тут что случилось?
  - Да известное дело что, аланы из степи налетели. Третьего дня мы урожай на полях убирать начали. А вчера они наскочили. Не много их и было, сотни три, а вишь ты, беды сколько наделали. Свалились как снег на голову...
  - Ты спрашиваешь, что произошло? - перебивая великана, обернулся к ним стоящий в первых рядах Рогул.
  Рогул был одним из известнейших среди славян, живущих на порубежьи со степью мужей. Был он довольно красноречив и тщеславен, а как воин славился своим горячим нравом, безрассудной смелостью и яростью в бою. Но, не смотря на все эти его качества, соотечественники особой любви к нему не испытывали за его очень жестокий и неуживчивый нрав. Так, например никто из воинов не помнит случая, чтобы Рогул пощадил поверженного противника или привёл из сражения пленника. Кода его однажды упрекнули в чрезмерной жестокости и бессердечности, он ответил:
  - Когда я вижу перед собой врага, моё сердце переселяется в меч, а меч не умеет любить, он умеет только убивать.
  За это его часто называли Рогул - Каменное Сердце. Но, тем не менее, лучшего вождя в походе возмездия или для преследования грабительского отряда степных разбойников трудно было и придумать. В свои сорок лет он был ещё достаточно силён и гибок, а присущее ему чрезмерное упрямство были гарантом тому, что он будет преследовать врага, пока не настигнет и не уничтожит его. Правда, после этого он, с несвойственной славянскому воину заносчивостью, любил превозносить свои подвиги и возносить себя выше небес, приписывая все заслуги исключительно себе. И вообще, любил всегда быть в центре внимания. Вот и сейчас, выступив вперёд, он говорил намеренно громко, так чтобы его могли слышать все окружающие.
  - Я тебе отвечу что произошло. Произошло то, что пока вы губили понапрасну жизни лучших воинов в чужих землях, наши земли топчут наши заклятые враги. Они жгут наши поля убивают наших людей, а я предупреждал. Я предупреждал, но меня тогда не послушали. Не послушали, и что из этого вышло? Вы думаете, мы не знаем чем окончился ваш поход. Всё знаем. Мало того что вы не смогли помочь бужанам и Германарих ушёл не побеждённым, вы понапрасну погубили в чужой земле половину пошедших с вами воинов. Где они? Кто их нам вернёт? А может ты Идар обменял их на эту девку, - Рогул указал пальцем на стоящую рядом с Идаром Снежну. Свежая багровая рана на лице Идара налилась кровью, а рука сама потянулась к мечу.
  - Погоди! - Бож перехватил руку товарища уже готовую выхватить меч и встал между Идаром и Рогулом.
  - А скажи Рогул, - так же громко, чтобы было слышно всем, обратился он к надменно улыбающемуся Рогулу, - что изменилось бы, если бы мы остались дома? Может быть, ты скажешь, что с нашим уходом не осталось воинов, которые могли бы постоять за своих родичей и свою землю? Так оглянись вокруг. Да и сам ты воин не из последних, и не раз водил против степных хищников наше войско, так почему же ты не дал отпор врагу. Почему жалким трём сотням врага, большие силы которого не пришли сюда только потому, что их сдержали те, кого, как ты говоришь, мы понапрасну погубили в чужой земле, почему этим трём сотням врага ни кто не стал на пути? Я знаю, настала пора сбора урожая, люди заняты, но ведь обычно в это время и делают набеги степняки, и мы всегда принимали меры предосторожности. Но ты понадеялся, что пока идёт сражение на Буге, степнякам здесь будет не до набегов. Выходит ты понимал, на какое большое дело мы ушли. Сам же здесь не позаботился и о малом. Значит с тебя, как с одного из самых опытных и знатных среди нас воинов и надо спрашивать за жизни погибших. Выходит не по нашей, а какраз по твоей вине они сейчас лежат на брёвнах кострища.
  Теперь уж не выдержало уязвлённое тщеславие Рогула, и за меч схватился уже он. Не известно чем бы кончилась эта словесная перепалка, если бы в это время старейший волф Белояр не закончил напутственные заклинания, которые он бормотал, обходя покойников уложенных на кострища, и с гневом обрушился на конфликтующих.
  - Не ко времени и не к месту вы ссору затеяли, - раздался его трескучий раздражённый голос, - стыдитесь. Негоже здесь браниться и оружием бряцать. Братьев и сестёр наших в последний путь провожаем. Что подумают о нас наши предки, когда они станут им там, в их мире, в ирии рассказывать о том как мы их провожали?
  И такая сила исходила от этого высохшего старца, что все на кого он обращал взгляд, своих выцветших с годами глаз, поневоле, как напроказничавшие дети, отводили взор и опускали головы. Ведь недаром слава о нём как о великом провидце и чародее давно долетела до самых отдалённых поселений славян. Поэтому когда заговорил Белояр, вокруг моментально установилась мёртвая тишина. Все с почтением ловили каждое слово старца. А тот, в установившейся тишине, взял из рук одного из сопровождавших его старейшин зажженный факел, тихо бормоча заклинания и молитвы, стал по очереди обходить кострища, поджигая их со всех четырёх углов. Вскоре пламя медленно, как бы нехотя стало подбираться к уложенным наверху кострища телам погибших. Белояр что-то тихо бормотал, закрыв глаза и широко расставив поднятые вверх руки, изредка, выкрикивая, одному ему понятные заклинания. Неожиданно, после одного из таких громко произнесённых заклинаний, над собравшимися, зашелестев листвой ближайших деревьев, пробежал лёгкий ветерок, всколыхнув, ползущее вверх пламя. Раз, второй, и вот уже огонь костра стал с жадностью пожирать все, что находилось в его владениях, выплясывая свой причудливый танец при каждом новом дуновении ветра.
  Радуйтесь люди! - закричал Белояр, - боги услышали нас и сменили свой гнев на милость. Они послали этот ветер, который унесёт души наших братьев в вечно зелёную страну ирий, где живут души наших великих предков. Радуйтесь!
  Все вокруг стали радостно обнимать друг друга, послышался смех, весёлые выкрики, а ветер и пламя тем временем делали своё дело, и от костра вскоре осталась большая куча тлеющего пепла. Пепел сгребли в кучу и засыпали его землёй, образовав два не высоких кургана. После чего все уселись за длинные столы и, поглощая большое количество пищи и хмельного мёда продолжили тризну по погибшим, в которой радость и веселье за своих соплеменников благосклонно принятых богами смешалась со скорбью потери близких. Лишь только на следующий день все кто присутствовали на тризне и жили в ближайших селениях стали расходиться по домам. По своим селениям стали расходиться и воины, вернувшиеся с Буга, и неожиданно попавшие на эти похороны. Многие, повстречав здесь своих родичей и односельчан, уже сразу присоединялись к ним и вместе с ними уходили домой. Бож и Идар жили в селениях, которые находились не далеко друг от друга, а потому в окружении родственников и соседей домой возвращались вместе. Бож, обняв за плечи мать, ещё не старую статную женщину, с нескрываемым интересом расспрашивал о последних событиях дома, о жене, которая осенью должна была родить ему первого ребёнка. Бож очень переживал за Зорянку, так звали жену, и потому засыпал мать множеством вопросов, о её здоровье, о том кто, по мнению матери должен родиться, мальчик или девочка. Родичам же не терпелось услышать подробности о недавнем походе и сражении с готами, и они докучали своими вопросами как Идару, так и Божу. Неожиданный стук копыт за спиной заставил всех оглянуться. В приближающихся всадниках все узнали Рогула с его ещё юным сыном Борсчем и младшим братом Нажиром.
  - Куда это ты направляешься Рогул? - обратился к нему, Идар когда те, подскакав, осадили коней, - нам ведь кажется не по пути.
  - Что не по пути, так это точно, и это ты правильно подметил, - скривил губы в злой усмешке Рогул. Но только мне кажется, мы не закончили наш разговор, не так ли Бож?
  - О каком разговоре ты говоришь Рогул, я три седмицы не был дома, и у меня есть о чём поговорить с моими родичам, которых я так долго не видел. Поговорим в следующий раз. И Бож демонстративно повернулся спиной к Рогулу, давая понять, что разговор окончен.
  - Нет ты будешь говорить со мной сейчас, - взорвался яростью Рогул, пришпорив пятками коня, и, занеся над головой плеть, он кинулся было на осмелившегося так пренебречь его персоной Божа. Но, заметив выступивших ему на встречу дюжину мужчин, и уже выхватившего меч Идара, он сумел овладеть собой и удар предназначавшийся Божу переадресовал ни в чём не повинному коню и тот, сдерживаемый уздой, заплясав на месте, поднялся на дыбы. Вскоре конь успокоился, а вместе с ним и его хозяин. Он вновь злорадно улыбнулся и, стараясь казаться спокойным, сдавленным голосом пригрозил:
  - Ну что ж Бож, тем хуже для тебя. Последнее слово я оставляю за собой и клянусь, ты его скоро услышишь, не будь я Рогул Каменное Сердце. Он круто развернул коня и ускакал вместе со своими сопровождающими.
  - Давай, давай, - крикнул ему вслед Идар,- да смотри, как бы тебе это слово обратно не вколотили в глотку, а то ведь подавишься!
  - Да не трожь ты его, пусть скачет, междоусобных ссор у нас и так хватает, - махнул рукой Бож
  - А ты знаешь Бож, ведь он тебя боится.
  - Вот ещё, с чего бы это? Неужели я такой страшный, - засмеялся Бож. Просто он мне не может простить поход на Буг. Ведь он был с самого начала против, а я первый кто осмелился оспорить его мнение.
  - Потому-то он тебя и боится, боится как соперника в военные вожди.
  - Ну, ты скажешь такое. У нас есть воины постарше и поопытнее меня, есть, кого в воеводы выбирать и кроме нас с тобой.
  - Это конечно так, но никто из них не стал тогда на вече перечить Рогулу, и лишь ты не согласился с ним.
  - Ни я один, ты ведь тоже.
  - Так-то оно так, но ты забываешь, что когда был жив твой отец, то воеводой все предпочитали избирать его, а Рогул оставался в тени. За что не только ни любил его, но и побаивался. И вот теперь, как мне кажется, в тебе он увидел твоего отца, и боится, как бы это не увидели и другие.
  - Ну что ж спорить не стану, может быть, ты и прав.
  - Прав или не прав, - вмешался в беседу друзей дядя Божа, родной брат матери, - а врага мы себе нажили это уж точно.
  
  
  
  
  
  
  Послы готского короля.
  
  
  Хвала богам, в те далёкие от нас времена, люди не только с лёгкостью наживали себе врагов, и проводили жизнь в постоянных войнах и лишениях. Жизнь ведь она была и всегда останется склонной к смене декораций. Так на смену суровой старухе зиме, непременно, смеясь серебряным голосом ручьёв и дурманя пьянящим ароматом цветов и трав, приходит красавица весна. Щедро одаривающее солнечным теплом лето сменяет плаксиво- унылая осень. А потому и мы будем далеки от истины, если будем думать, что люди в те годы видели только смерть, да дым погребальных костров, и что сплошь и рядом их окружали враги. Нет, были и тогда настоящая дружба и любовь, а на смену войнам хоть и частым всё же приходил мир. Люди не только воевали, но и трудились. Были у них и праздники, да ещё и какие.
  Вот на такой праздник, посвящённый повелителю всех богов Роду и богиням плодородия Роженицам, отмечающийся в честь завершения сбора урожая, когда славяне угощают друг друга мёдом, кашей, творогом и другими дарами щедрого лета, ввёл в свой дом новую хозяйку Идар. У Снежны и Твердислава появилась новая родня. Вскоре после праздников Зорянка родила Божу сына, которого назвали в честь будущих побед Ратибором.
  Незаметно прошла осень. Пришла и зима. Прекраснейшее для славян время года. И хотя порой завыванию вьюги ночами вторил вой волчьих стай, а морозы часто стояли такие, что дух захватывало, это их, казалось, совсем не беспокоило. В это время они занимались охотой, в том числе и на тех же волков, подлёдным промыслом рыбы, а главное, в это суровое время, они чувствовали себя как никогда спокойно. Причина этого спокойствия заключалась в том, что зимой фактически исчезала опасность нападения со стороны степи. Ведь почти все кочевники зимой уводили свои роды от славянских границ и перебирались ближе к морю. Там было и теплее и больше корма для скота. Те же степняки что жили оседлой жизнью, зимой нападать на славян как правило, не решались. Оставшись по соседству с ними в меньшинстве, они опасались неминуемого возмездия. И только весной, когда степь покрывалась зелёным ковром из трав, а кочевые станы, откормив свежей сочной травой своих коней, подкатывались под самые границы владений славян, нужно было вновь опасаться незваных гостей. Но только не весной, не летом в этом году со стороны степи не было, ни одного нападения, и это вызывало удивление даже у видавших виды старейшин. А когда без потерь и крови все общины и роды этой осенью собрали великолепный урожай то стали поговаривать, что, наверное, хоть славяне в прошлом году и не смогли разбить готов, но так потрепали их и кочевников, что они до сих пор не могут оправиться.
  Только однажды, вскоре после празднования урожая, когда стояли последние великолепные осенние денёчки, и на разукрашенную золотистыми и пурпурными красками листву деревьев бабье лето развешивало серебристые бусы из тончайших нитей паутины, у ворот одного из городищ появились два десятка чужих всадников. Заметив приближение незнакомых людей, в городище на всякий случай закрыли ворота. Всадники ехали шагом, о чём-то неторопливо переговариваясь друг с другом. Подъехав к закрытым воротам, один из всадников что-то не громко сказал своим товарищам, указав на ворота, и те разразились дружным смехом. К этому времени к воротам собралось уже немало мужчин. Многие из них на всякий случай прихватили и оружие.
  - Да это же готы, раздери их упыри, - узнал чужестранцев один из наблюдавших за подъехавшими всадниками, - как они тут оказались и чего им тут надо?
   Как бы в подтверждение его слов, один из всадников, отделившись от остальной компании, подъехал ближе к воротам и, подняв вверх руку с открытой ладонью, крикнул, слегка коверкая слова:
  - Эй, славяне! Мы слышали, что вы очень гостеприимный народ, зачем же вы перед нами закрыли ворота. Ведь мы пришли к вам как гости.
  - Кто вы такие и зачем сюда пожаловали? - послышалось из-за ворот.
  - Перед вами готский вождь Винитарий, посланник от великого короля степных готов Германариха. Мы пришли с миром. Откройте же ворота.
  - Долго ожидать не пришлось. Тяжёлые ворота медленно отворились, пропуская всадников, а через какое-то время из этих же ворот во все направления отправились гонцы созывать вождей и старейшин из соседних селений для важного разговора с готами, на котором те весьма настаивали. И уже к вечеру вся площадь городища была заполнена народом. Вместе с приехавшими вождями и старейшинами приехал и Бож, который в это время гостил у Идара. Старейшины вместе с готами стояли в центе площади окружённые толпой, переговаривающегося и, теряющегося в догадках о цели приезда столь не обычных гостей народа. Но вот самый старший и почитаемый из присутствующих здесь старейшин высоко, чтобы все видели, поднял сой посох, и в гудевшей недавно как пчелиный рой толпе, постепенно восстановилась тишина. Все приготовились слушать.
  - Братья! - громко начал говорить он, - король готов Германарих прислал к нам своих людей, через которых предлагает нам мир и свою дружбу.
  В толпе послышался одобрительный гул.
  - Об условиях этого мира, и чего хочет от нас король вам сейчас расскажет его посланник. Выслушайте его, и как вы порешите, так и будет.
  От готов отделился молодой стройный воин с красивым ухоженным лицом, на котором играла приветливая, но слегка надменная улыбка.
  - Я Винитарий, вождь готов, - начал он свою речь, - по поручению моего короля, великого воина, покорителя многих племён и народов, непобедимого Германариха, приехал сюда заключить союз с вашим славянским риксом или королём. Но у вас, как оказалось, такового нет, - и он опять высокомерно улыбнулся. Наверное, именно поэтому мы, вступив на вашу землю, беспрепятственно доехали почти до самой её середины. Ну, это ваши заботы и нам нет до них дела. Мой король предлагает вам свою любовь и дружбу. Он хочет жить с вами как с добрыми соседями. А чтобы закрепить наши дружественные узы он прислал к вам меня и велел передать вашему риксу вот это оружие, - он махнул рукой и один из сопровождавших его готских воинов вынес на общее обозрение великолепный меч и боевую секиру. Теперь я не знаю, как выполнить это поручение моего короля, но я оставляю оружие здесь, и пусть ваши старейшины вручат его самому достойному воину среди вас. Мой король предлагает вам так же заключить союз против ваших давних врагов аорсов и роксолан, которые отныне являются и нашими врагами. И потому мы надеемся на вашу помощь в войне с нашим общим врагом. Ещё наш король хотел бы чтоб, когда он начнёт большую войну против непокорных ему народов, вы, как наши друзья, всегда присылали по первому его требованию своё войско ему в помощь. Тогда вечный мир между нами будет залогом вашей спокойной и счастливой жизни. Ни кто не осмелится против воли Германариха нападать на его друзей. Это всё что я должен был передать вам от моего короля. Завтра же я должен выехать в обратный путь и привезти моему королю ваш ответ. Так решайте же друзья вы нам или нет.
  - Ну что ж братья решайте как нам быть и, что ответить королю готов, выступил вновь старейшина открывавший вече.
  Вперёд, на средину круга вышел Рогул.
  - Я считаю, что нам надо принять это предложение. Вместе с готами мы сумеем, наконец-то покончить наш затянувшийся спор со степью и отвадить кочевников делать набеги в наши земли. Но, мы славяне, не привыкли подчиняться чужим риксам, поэтому нашим войском, которое будет приходить на зов вашего короля, командовать будут только наши вожди. Я считаю это главным и неоспоримым условием. Король так же не должен требовать от нас воинов в час весенних посевных и осенних уборочных дней. Если такие наши условия устраивают вашего короля, то я лично готов даже возглавлять наше войск, если конечно вече и старейшины не будут иметь ничего против и изберут меня воеводой.
  Свои мнения по этому поводу высказали ещё несколько воинов и старейшин, все они по большей части совпадали с тем, что говорил Рогул. А так как Бож после прошлогоднего похода на Буг, который, как не без основания предполагали многие, принёс целый год спокойствия в земли славян, пользовался у местных племён величайшим авторитетом, то многим захотелось услышать и его мнение. Когда Бож вышел и начал говорить, то маска высокомерия и надменности на лице Винитария постепенно стал исчезать, сменяясь выражением неподдельного удивления, он подошёл ближе к Божу и какое-то время, всматриваясь в нового оратора, который в принципе тоже был не против союза с готами. И хоть Бож затронул кое-какие неприятные для послов Германариха вопросы, но всё же, закончил он свою речь, отметив, что мир всегда лучше войны, и славяне готовы жить в мире со всеми кто уважает их обычаи и исконное право самим распоряжаться своей землёй.
  - Постой рикс, - вдруг неожиданно остановил Винитарий Божа, когда тот уже собирался уходить, уступая место следующему оратору. Не участвовал ли ты в прошлогоднем сражении у реки Гипанис или как её ещё называют местные племена Буг?
  - Да, я там был, - с достоинством ответил Бож, - но тебя гот я не знаю. Откуда же ты знаешь меня, и почему ты называешь меня риксом?
  - Теперь я знаю, кому вручить это оружие, - вместо ответа обратился к старейшинам Винитарий и, взяв меч и секиру, он поднёс их Божу.
  - Но почему...? - удивился Бож.
  - Потому что год назад сам Германарих назвал тебя риксом, а стало быть, оружие по праву принадлежит тебе.
  Только на празднестве устроенном после окончания вече гостеприимными хозяевами послам Германариха, Бож узнал причину такого отношения к нему готского посла, и почему именно ему была оказана честь, принять дар Германариха.
  Охмелевший от мёда Винитарий, который тоже, как оказалось, принимал участие во всех битвах на Буге, не без заносчивой гордости за своего короля рассказал восседающим за трапезой славянам о том, как Германарих, благодаря чрезмерному усердию славянских лучников, вычислил место где находился брод, о том как готы организовали ответную ловушку славянам, а за одно и о том по какому поводу Германарих назвал Божа риксом.
  Оказывается, когда, обошедшая славян, конница готов ударила им в тыл то, наблюдавший за сражением Германарих, был очень не доволен, что те не могут опрокинуть небольшой отряд врага, благодаря упорству которых выскальзывает из ловушки всё славянское войско. Когда же посланная отборная конница алан отрезала горстку храбрецов, то опытный глаз Германариха быстро нашёл того кто командовал этой горсткой отрезанного войска славян. Королю, как старому воину, умевшему ценить храбрость и умение сражаться, очень понравилось, как дрался и одновременно руководил своими людьми этот молодой военачальник. Считая обороняющихся уже обречёнными, Германарих обратился к находившемуся рядом Винитарию, который тоже с интересом наблюдал за сражением и тоже приметил яростно сражающегося Божа:
  - Мне нравится, как сражается этот молодой славянский рикс. Быстрее скачи туда и приведи мне его живого. Да поторопись - мне бы не хотелось, чтобы он погиб не побеседовав со мной и не ответив мне на один вопрос который я ему хочу задать.
  - Мы просчитались, когда посчитали, что ваше войско, вырвавшись из окружения, бросилось в лес и разбежалось, - продолжал свой рассказ готский посол. - Когда я был уже в нескольких шагах от тебя, подомной убили коня, а выскочившие из леса вам на помощь славяне отвлекли меня. Я потерял тебя из виду. Но когда я видел тебя в последний раз, ты был почти окружён нашими людьми и я был уверен, что ты непременно был убит. А потому был очень удивлён, увидев тебя сегодня здесь. В конце своего рассказа, охмелевший Винитарий встал и предложил всем выпить за рикса славян, который сумел покорить самого Германариха. Он конечно и подумать не мог, что его тост будет почти пророчеством. Пройдут годы, и ни кто иной, как Бож, будет одним из тех славянских риксов, кто положит конец могуществу Германариха.
  
  
  
  
  Первый воин.
  
  
  С отъездом посольства Германариха, старейшины и знатные мужи остались дожидаться Белояра, посланник которого прибыл ещё до отбытия Винитария и его спутников. Белояр, как сообщил посланник, покинул священное капище Рода и направляется в городище, где собрались почти все знатные люди племён. Все терялись в догадках, почему старейший и мудрейший из всех волхвов не пожелал присутствовать при посольстве готов, и прибудет в городище лишь после их отъезда.
  Белояр прибыл в сопровождении двух почти таких же как и сам старцев-волхвов, и, отказавшись от предложенного ему отдыха после дальней дороги, пожелал чтобы немедленно все старейшины собрались на совет. Когда совет был собран, все, рассевшись, приготовились услышать слово Великого волхва, который как всегда восседал на почётном месте. Белояр произнёс слова, смысл которых вначале никто не понял.
  - Ну, рассказывайте великие мужи и старейшины, а я послушаю, - тихо с усталостью в голосе сказал он.
  Все удивлённо переглянулись. Неужто старец провёл полдня в пути для того чтобы услышать от них то, что ему бы и так рассказали почти ежедневно посещающие святилище большинство из здесь присутствующих. И почему он сам, если ему так не терпелось всё узнать, не приехал на эти переговоры?
  Когда же ему стали рассказывать зачем приезжали готы и что они хотели, то Белояр некоторое время сидел и молча слушал, но потом вдруг остановил одного из рассказчиков и с нескрываемым раздражением сказал.
  - То о чём вы рассказываете, нам вовсе не интересно.- Он указал на прибывших с ним старцев. Об этом мы догадывались и сами. Мы хотим услышать от вас другое.
  Все опять удивлённо переглянулись.
  - Нам интересно узнать, как случилось так, что готы перед городищем выросли как из-под земли. Или может, я ошибаюсь, и об их безмятежном путешествии по нашей земле кому-то было известно? Если нет, то почему? Ведь сегодня они появляются перед воротами городища, а завтра, может быть, следует ожидать их в самом священном капище Рода?
  Среди старейшин и вождей воцарилась гробовая тишина.
  - Ну, так что же вы молчите? У многих из вас я вижу меч, а раз так, то вы, стало быть, взяли на себя обязанность защищать нашу землю. Так как же вы можете её защитить, если по ней может ходить кто угодно где угодно и когда угодно. Ну, ответь нам вот ты Рогул.
  Рогул развёл руками.
  - Ну что я могу ответить. Просмотрели. Но, наверняка у них был хороший проводник, который отлично ориентируется в наших краях. Иначе как они, не зная дорог, могли миновать те мелкие и крупные селения, что были у них на пути, и пройти сюда.
  -Ты хочешь сказать, что их провёл кто-то из наших?
  - Нет, это вряд ли. Скорее всего, им был кто-то, кто не раз участвовал в набегах на нас.
  - Возможно, но и что с этого, что ты предлагаешь?
  Рогул не нашелся, что ответить и только пожимал плечами. Тогда поднялся Бож и обратясь к Белояру и совету старейшин начал свою речь так:
  - Я знаю, что я здесь не самый старший по возрасту и не самый славный из воинов, и должен бы дождаться пока меня спросят и захотят выслушать, но коль все молчат, и никто не знает, как ответить на твой вопрос Белояр, то позвольте мне.
  - Ну что ж говори.
  - Ещё в прошлом году, когда мы вернулись из битвы на Буге, то после проводов в последний путь наших братьев погибших от нападения небольшого отряда алан, я говорил, что дальше так, по старинке, оборонять наши рубежи нельзя. Тогда меня ни кто не хотел слушать, я и не настаивал, не до того было. Сегодня я повторяю и говорю то же самое. Если мы хотим жить спокойно, то нам нужно постоянное войско из настоящих воинов, для которых не было бы ни чего такого, чего бы он не знал в своём ратном деле. Эти воины будут нести постоянные дозоры, не так как сейчас, время от времени наведываются в степь из ближайших селений, и следят только за тем, чтобы враг не напал на их село или городище. Да, сегодня готы пришли к нам с миром. Но пришли только потому, что после сражения на Буге, как мне рассказал Винитарий после того как мёд не в меру развязал ему язык, от Германариха пытаются отколоться аорсы и роксоланы. С нашей помощью он надеется вскоре вернуть их под свою руку. Так оно, наверное, и будет. И тогда опять готы захотят покорить себе славян. Поэтому уже сейчас пока у нас есть время и готы воюют с аланами нам надо создать своё войско, которое бы регулярно, в любое время года, днём и ночью вело наблюдение за степью и первым встречало врага на подступах к нашим жилищам.
  - И сколько же воинов должно быть, по-твоему, в этом войске? - поинтересовался один из старейшин.
  - Я думаю, что пока, для начала сотни три-четыре.
  - А кто же их будет кормить, если они не будут работать как все?
  - Те люди, из какого селения воин, они и будут его кормить. Ведь при набегах врага мы ежегодно теряем на много больше, чем то, что потребуется на прокорм трёх сотен мужчин.
  Долго ещё спорили старейшины по этому поводу, но решили всё же такое войско создать. Правда постановили, что на первое время достаточно будет и дружины в сто человек, а там будет видно. Когда же начали обсуждать, кого поставить во главе этой дружины, мнения разделились. Половина предлагала начальствующим над дружинниками поставить Божа, как, хоть и молодого, но уже опытного воина и инициатора создания этой дружины. Другая же половина считала, что это дело надо поручить Рогулу, как человеку в этом деле более опытному и не раз возглавлявшему боевые дружины в войнах с аланами и готами. Уступать не хотел никто. Страсти накалялись. Даже Белояр не мог успокоить разгорячившихся старейшин и вождей. И тогда слово опять взял Рогул, и предложил решить спор в честном поединке претендентов.
  - К чему вам спорить и ссориться, - сказал он, обращаясь к совету сnbsp;- Ни я один, ты ведь тоже.
тарейшин, - ведь мы выбираем предводителя войску, а значит, кто победит в честном бою, тот и есть самым искусным воином и достойный кандидат на это место.
  Белояр и некоторые старейшины были против такого решения спора, но большинство поддержало предложение Рогула. Правда, поединок должен быть не смертельным, а только лишь до первой крови. На том и согласились.
  Надо заметить, что в те времена, в мужчине ценили превыше всего способность отстоять свою правоту не силой интеллекта, а и именно силой оружия. Поэтому все с величайшим интересом приготовились узнать, у кого же из претендентов аргументация окажется более убедительной.
  Соперники, как бы ища уязвимые места и оценивая возможности противника, долго кружили друг возле друга, делая обманные движения и выпады мечами. Наконец, Рогул первым ринулся в бой. Бешено работая мечом, он заставил противника отступать, но вскоре Бож справился с первым натиском Рогула и сам перешёл в наступление. Несколько раз так сходились и расходились соперники, но, ни один из их не смог пока достать другого. Наконец Бож, изловчившись, поймав момент, когда Рогул ринулся в атаку, сумел перехватить занесённую с мечом руку противника и броском через себя, бросить его на землю. От удара о землю меч выпал из рук Рогула и отлетел в сторону. Не давая ему подняться на ноги, Бож приставил остриё своего меча к груди соперника. Победа была явной, что и признали все, кто следил за этим поединком. Но когда после этого Бож убрал свой меч от груди поверженного соперника и направился к Белояру и старейшинам, Рогул вскочив на ноги, выхватил нож и неожиданно бросился на победителя. Только предостерегающие выкрики заметивших опасность, и молниеносная реакция Божа спасла последнего от смертельного удара. Мгновенно развернувшись, он интуитивно выкинул перед собой меч, остриё которого тут же вонзилось в горло набегающего Рогула. Так уж получилось, что Бож действительно вколотил в глотку "последнее слово" Рогула. Но винить его в этом, ни кто не стал, ведь он просто защитил свою жизнь от смертельной опасности. Так Бож стал первым воином профессионалом и возглавил первую сотню добровольно вступивших в боевую дружину, которая быстро доказала, что Бож был прав когда говорил о пользе её создания.
   Вскоре Германарих покорил взбунтовавшиеся роды алан и стал требовать от славян постоянного их присутствия в составе его войска и участия в его походах. Напрасно ссылались те на то, что такого договора они не заключали, Германарих не хотел об этом и слышать, тогда они просто прогнали пришедших в очередной раз требовать воинов от славян готских послов. А вскоре между готами и славянами вновь вспыхнула война, которая не затихает уже многие годы.
  
  
  
  
  Вечерний гость.
  
  Воспоминания Божа прервала неожиданно появившаяся в дверном проёме фигура неизвестного воина. В вечернем сумрачном свете стоял по всему видно не молодой крепкий воин, которого Бож никак, не мог, как не старался, распознать. Гость тоже какое-то время всматривался в полумрак, царивший в жилище, пока, наконец, не заметил Божа.
  - Ты что прячешься как медведь в берлоге,- зазвучал знакомый, но позабытый голос. Гостей встречать думаешь?
  - Нискиня! Ты? - наконец, узнав друга, удивляясь и радуясь, бросился обнимать его Бож. - Да как ты тут оказался?
  - Да вот проезжал мимо, дай думаю, заскочу погостить к старому товарищу.
  - Это хорошо, что не забываешь. Когда же это мы с тобой в последний раз виделись, уже и не помню. Да, редкий ты гость, а я вот, как не жаль, не смогу, наверное, и оказать должного гостеприимства такому гостю. Война на нас надвигается. Завтра утром с воинами выхожу на дальние рубежи, встречать не прошеных гостей. Так что гостить тебе у меня долго не придётся.
  - Да я, по правде говоря, гостевать и не рассчитывал. Я ведь не один пришёл, - с войском.
  - Как с войском? - удивился Бож.
  - Да вот так, прослышал, что на тебя готы большой войной идут, не мешкая, собрал воев и к тебе.
  - Да как же ты мог прослышать, если я только сегодня гонцов разослал.
  - Встретил я по пути твоего гонца. Наказал ему, чтобы он воев моих на место сопроводил, а сам вот к тебе. Узнал, что ты завтра выступаешь, вот и решил с тобой к войску отправиться.
  - Да, но как...?
  - Всё сейчас расскажу, дай немного отдышусь с дороги да обмоюсь, а то ведь весь в пыли. А ты хоть огонь зажги, ведь совсем темно уже.
  - Ну это мы сейчас. Эй, Зорянка, - крикнул Бож жене хлопотавшей на улице у печи, - готовь на стол все, чем богаты, гостя потчевать будем, да пусть кто-нибудь в дом огня принесёт.
  Когда Бож и Нискиня уселись за столом то Нискиня, не желая томить сгорающего от любопытства друга начал рассказ о том, как ему стало известно о той беде, которая надвигается на Божа и его соседей.
  - Рассказ будет долгим и не совсем, наверное, понятным, - начал он,- так как я и сам ещё не совсем всё понимаю, но сначала ответь мне, что ты знаешь о варягах.
  - Да что я могу о них знать? По правде говоря, я с ними особо и не сталкивался. Знаю, что они верные союзники готов, и что готы называют их росомонами. Знаю, что у них превосходные большие парусные лодки, которые они называют кораблями, и плавают они на них не только по рекам, но и выплывают в море. Вот, пожалуй, и всё. Ты конечно о них знаешь на много больше. Ведь вы живёте совсем недалеко от Вара, кому как не тебе знать о пиратах этой великой реки.
  - Да, это ты правильно сказал, что я с ними знаком лучше. Не было и года, чтобы варяги, не напали на какое-нибудь из наших селений и не разграбили его. Больше всех именно они докучают славянам в наших краях. И не потому, что их так много. Просто они со своими кораблями всегда появляются быстро и неожиданно. Налетят, всё пожгут, разграбят, погрузятся на свои корабли, и поминай как звали. Очень скверный и воинственный народ, а из-за своих кораблей почти неуязвимый. Даже Германарих с их ри-рюриком старается быть в дружбе. Точнее сказать старался. Но по-видимому недавно между ними что-то произошло, и они рассорились. Во всяком случае, так я понял из рассказа варяжского рикса Кара. Этот, не раз нам досаждавший своими коварными набегами рикс приплыл к нам седьмицу назад на своём корабле и захотел говорить с нашими старейшинами. Зная коварный нрав варягов, мы предложили всем им сойти с корабля, оставя на нём своё оружие. К нашему удивлению они возражать не стали и согласились. И вот что сообщил собравшимся старейшинам Кар.
  Есть за Варом большая река Дон, так её называют аланы, ты наверное о ней слышал, её ещё иногда называют Танаис. Так вот за этой рекой, как поведал Кар, есть ещё одна большая река Ра, на которой живёт народ гуннов. Этот народ давно воюет с живущими за Доном аланами и уже почти покорил их. Поэтому аланы за Доном, попросили помощи у своих сородичей, что живут на этой стороне Дона у моря, а так же у готов Германариха. Германарих, как говорит Кар, уже давно собирается расширить границы своего королевства и не первый год поглядывает за Дон. Но все попытки завладеть страной алан на том берегу Дона аланы успешно отражали. Теперь они сами просят Германариха, чтобы он перевёл свои войска через Дон и выступил вместе с ними против гуннов. И Германарих решил воспользоваться таким моментом и теперь готовится к большой войне. Но король боится, что пока он будет воевать с гуннами, восстанут те славянские племена, которые ему удалось уже покорить. Поэтому он решил перед походом за Дон разгромить вольных, не подвластных ему славян, чтобы те не могли в его отсутствие прийти на помощь своим собратьям. Главными же и самыми могущественными из славянских племён, как говорит Кар, он считает вас. Потому и хочет вас или покорить или загнать аж за Припять. Теперь ты понимаешь, что это будет за война, и почему я привёл своих воинов ещё до того как ты успел предупредить меня о ней?
  - Да, интересную историю ты мне рассказал, - призадумался Бож.
  Нискиня окончив свой рассказ тоже молчал, и ждал пока Бож полностью осмыслит всё сказанное.
  - А ты как думаешь, - прервал молчание Бож,- не мог этот твой Кар всё это специально вам рассказать? Ну, возможно росы рассчитывают, что вы поверите Кару и отправите своё войско к степным рубежам к нам на помощь, а они в это время беспрепятственно будут грабить ваши дома и селения.
  - Это конечно можно было бы предположить, если бы ни события произошедшие незадолго до того как явился Кар. Дело в том что ещё до Кара у нас стали появляться славяне бежавшие к нам с того берега Вара. Они рассказали, что готы обрушились на их селения, уничтожая и выжигая всё на своём пути. Не в силах им противиться многие роды отошли аж за реку Десну. Некоторым удалось переправится через Вар и они пришли к нам. Так вот, многим из них переправиться через Вар помогли варяги.
  - По всему видно серьёзно рассорились готы с росомонами.
  - Ещё как серьёзно ведь Кар и объявился у нас чтобы заключить союз против готов.
  - Вон даже как. Ну что ж нам сейчас союзники очень нужны.
  Долго ещё беседовали и обсуждали свои дела давние приятели и уснули лишь далеко за полночь. А рано утром во главе большого войска они уже шли к оборонительному валу на порубежьи, шли защищать свою землю.
  
  
  
  Часть II
  
  Враги и друзья.
  
  Любовь и дружба взамен на жизнь.
  
  Германарих уже несколько суток к ряду чувствовал себя очень скверно. Затянувшаяся весна, с её переменчивой погодой, совсем измотала его. Проклятый ревматизм не давал покоя ни днём, ни ночью. Да разве только ревматизм. Годы, - годы давно забрали прежнюю богатырскую силу, иссушили его тело, и сам он уже давно сбился со счета, и даже не может точно сказать, сколько лет он живёт на этой земле.
  - Эх, совсем уже одряхлел, - тихо бормотал он себе под нос,- а ведь ещё лет десять назад запросто мог верхом на коне преодолевать расстояние такое же, как и молодые воины, а сейчас...., да что там говорить, одним словом старость. Говорят, мол, старый - мудрый. Мудрый, - какой уж там мудрый, и с головой уже беда. Ну разве можно было так горячиться с ри-рюриком росомонов. Он конечно последняя скотина, но разве мало таких же, а может ещё и похуже, меня окружают. Так нет же, вспылил как какой-то юнец желторотый. Ну зачем, зачем было в присутствии стольких свидетелей, не нужных в таком деле, отдавать приказ, схватить его прямо за столом? Ведь можно было сделать вид, что мне нет никакого дела до того с кем торгуют и водят дружбу эти алчные пираты, и попытаться просто богатыми подарками купить этого проклятого рюрика и таким образом направить всё дело в то русло в какое нужно мне. Или устроить так, как будто бы он погиб на охоте или, что было бы ещё лучше - от нападения славян. Где, где была твоя мудрая голова? А теперь что? Если его выпустить, он затаит обиду и будет одним из многих, кто давно хотел бы меня видеть в мире предков. Казнить? Тогда росомонов возглавит один из его сыновей и война неизбежна. Сейчас мне это совсем не нужно. Ведь надо готовить большой поход за Дон и росомоны со своими кораблями, мне ох как нужны. До того же, как начать войну против гуннов, надо непременно усмирить непокорные племена славян, чтобы они не сеяли смуту среди покорённых народов. И это без росомонов с их кораблями тоже сделать будет нелегко. Ведь вся земля славян изрезана полноводными и широкими реками, и росомоны пройдя по ним, могли бы напасть на врага там, где он нападения даже не ожидает. Нет, с ри-рюриком россов Веридомаром надо обязательно помириться. Но как это лучше сделать? Ведь наверняка если я его выпущу, он уйдёт и уведёт всех росомонов, даже если я его заставлю поклясться. Для таких как он, клятва, - это пустые слова. Может быть, оставить заложником его младшего сына, который до сих пор ещё здесь, при отце?
  Германарих закрыл глаза, и задумался. Казалось, он дремал сидя в кресле. Но уже через несколько минут, он не по годам резво встал и шаркающей походкой стал ходить по зале, а на его лице вдруг появилось нечто напоминающее улыбку.
  - Я найду, чем скрепить твою клятву Веридомар, - вновь забормотал он, - будешь ты мне служить как верный пёс и никуда ты со своими росомонами от меня не денешься.
  - Гайна, - повысив голос, позвал начальника охраны король. В зал вошёл молодой стройный воин и в почтении склонил голову в ожидании приказа.
  - Найди Гезимунда, - распорядился король, - и пусть он приведёт сюда Веридомара, да чтобы повежливее с ним там.
  - Понял мой король, вновь склонил голову воин и уже был готов идти исполнять поручение, - когда король остановил его.
  - Постой. Сначала разыщи Гуннимунда с Винитарием и, пожалуй, Алтея. Пусть придут сюда. Ступай.
  - Будет сделано мой король, - и воин вышел исполнять приказ короля.
  Вскоре все вышеуказанные лица уже были в покоях Германапиха. Когда же ввели Веридомара, король поднялся со своего кресла, торопливо подошёл к ри-рюрику, и словно между ними вчера ничего не произошло, нежно, можно сказать по-отцовски, если учитывать разницу в возрасте, обнял его за плечи. Росомон стоял, гордо выпрямившись, и смотрел куда-то в сторону.
  - Ну вот, обиделся. Обиделся на меня старика, ведь так?
  Веридомар взглянул на короля и опять гордо отвернул голову.
  - Ну, вспылил старый король, ну что поделаешь - годы. Хотел бы я взглянуть на тебя, каким ты будешь, когда доживёшь до моих лет. Когда всё вокруг тебя раздражает, когда всё уже надоело. Хотя...,- опять погорячился. Конечно же, не всё, - и он засмеялся смехом больше напоминавшим кашель поперхнувшегося. - По правде говоря, стариком быть совсем не хочется. Хочется ещё пожить. И знаете, что я решил, - решил ещё раз жениться. Ведь уже скоро три года как умерла моя последняя жена, и я себя чувствую совсем одиноким. Поэтому, наверное, и стал такой раздражительный. Для чего я вас всех сюда и собрал, - хочу услышать от вас, что вы думаете по этому поводу. Ты видишь ри-рюрик, как я ценю твою дружбу, а ты обижаешься. Что посоветуете вы, мои славные вожди и полководцы, - обернулся Германарих к остальным собравшимся у него. Те, уже посвящённые в план Германариха, с горячностью стали расхваливать желание короля.
  - Ну, а ты, что скажешь, - король опять обернулся к Веридомару.
  - Тебе виднее, - нехотя ответил росомон.
  - Ну вот, так всегда, - делая вид, что обижается и не замечает нежелания Веридомара принимать участия в разговоре, отвернулся от ри-рюрика король. Всегда всё самому решать приходится, все считают, что королю виднее, а король ведь тоже человек, и тоже может ошибаться. Так что, жениться мне или не жениться, спрашиваю вас всех ещё раз?
  - О, мой король, мы считаем, что молодая и красивая жена, конечно же, скрасит твою жизнь, - высказался за всех Винитарий, - но вот только где найти достойную невесту? Ведь не пристало же королю, жениться на какой-нибудь красотке без роду и племени.
  - А разве я говорил, что невеста будет не из знатного рода? Я думаю, любая знатная девушка из аланского или готского народа, почтёт за честь стать королевой готов. Или я ошибаюсь?
  - Вы правы мой король, - выступил вперёд алан Алтей, - и была бы у меня дочь, я бы, не сочтите это за нескромность, был бы счастлив, если бы Ваш выбор пал на неё. Но так как у меня нет достойного Вас сокровища, осмелюсь предложить дочь небезызвестного Вам вождя и славного воина Сафрака, Сатиник.
  - Что скажешь ты Веридомар о выборе Алтея?
  - Не знаю мой король, - уже смягчаясь, и не догадываясь, что задумал Германарих ответил тот, - я никогда не видел дочь Сафрака.
  - Жаль, она, по правде говоря, настоящая красавица, и может быть, даже приглянулась бы одному из твоих сыновей. Очень советую познакомиться. Но только я знаю девушку ещё более прекрасную и не менее знатную. И хоть увидел я её совсем недавно, но она мне понравилась с первого взгляда. Эта девушка Веридомар, твоя дочь Сунильда.
  - Веридомар от неожиданности и удивления стоял молча, и не знал что ответить, тогда как все остальные стали одобрительно кивать головами, поддерживая выбор короля.
  -Ты шутишь король? - пришёл в себя Веридомар,- ведь она ещё совсем молода.
  - Ну и прекрасно, рядом с такой красавицей может быть и я помолодею, а ты Веридомар станешь моим самым дорогим родственником.
  - Да, но ведь мой король говорил о знатной девушке из готского или аланского народа, а мы росы...
  - Ты что, не желаешь стать моим родственником? - перебил его король.
  - Нет, для меня это большая честь, но это так неожиданно, мне бы хотелось подумать.
  - Ну что ж думай, но только побыстрее, - с раздражительной ноткой в голосе предложил Германарих. Он устало присел в кресло и закрыл глаза, давая понять, что думать надо прямо здесь и ни кто, ни куда не уйдёт пока он не услышит ответ.
  - Ах ты ж волк в лисьей шкуре, - думал Веридомар, - жениться видишь ли он собрался. Да тебе не о женитьбе, а о дороге в мир предков пора подумывать. Ты думаешь, я не понимаю, зачем тебе понадобилась в жёны моя дочь. Тебе жена нужна как безногому сапоги. Росы тебе нужны и их корабли, а потому и примириться со мной хочешь после вчерашнего скандала. Ведь ты без наших кораблей, как без рук. Разве смог бы ты без нас одолеть герулов, хотя они, как и мы были твоими союзниками. Но тебе не нравилось то, что они не были твоими слугами. Ведь что бораны, что твои готы, и тем более аланы мореплаватели совсем некудышные, тогда как герулы имели отличные корабли, на которых выходили в море и даже с лёгкостью переплывали его. Поэтому ты всегда обращался к их риксу Алариху не как король к подданному, а как равный к равному. Тебе это конечно не нравилось, но как иначе ты мог переправить своих воинов на южный берег Понта, как ты мог добраться до богатых провинций ромеев и народов живущих за морем. А вернувшись с набега, добычей опять же приходилось делиться поровну. Поэтому ты и решил, что такие союзники тебе не нужны, тем более что есть мы, росомоны, которые с морем знакомы не хуже герулов. Теперь герулы, потеряв почти все свои корабли, которые мы захватили и частично потопили, стали твоими подданными. Но точно так же, ты хочешь сделать своими подданными и нас, хотя и делаешь вид, что мы друзья. Да если бы не пороги на реке Вар, преодолевая которые корабли приходится вытаскивать на берег, плевать бы я хотел на твою дружбу, и ты, наверное, сам об этом догадываешься, потому и построил у самого труднопроходимого порога каменную крепость Асгард. Эта крепость полностью перекрыла нам выход в море и выгодную торговлю с ромеями мехами и янтарём который мы привозим с Венедского моря. Благодаря этой крепости и порогам ты присосался к нам как пиявка. И если я отдам тебе в жёны Сунильду, то эта пиявка ещё крепче присосётся к росам. Если же откажусь от такого "дорогого" зятя, то живым отсюда мне, наверное, не уйти. Ну что ж, сначала попробую от тебя вырваться, а там посмотрим...
  - Ну что надумал, рюрик? - прервал размышления Веридомара голос Германариха.
  - Да что тут долго думать, я согласен. И хоть для меня это слишком высокая честь, но коль на то твоя воля, я хоть сейчас готов отправиться за моей дочерью.
  - Ну вот и хорошо, - улыбнулся Германарих, - только мотаться туда и назад как какому-то юнцу тебе рюрик не пристало. Пошли своих людей, которые ещё находятся здесь. Я же с ними отправлю вот хотя бы Гайну, а мы с тобой здесь как следует к предстоящей свадьбе подготовимся, да заодно и поговорим о делах ждущих нас с впереди. А дела нас ждут великие. Поверь мне, дела эти прославят нас с тобой на века.
  
  
  
  
  
  Инцидент в пути.
  
  
  На следующий день младший сын Веридомара Сар, который всё время оставался при отце, посадив на корабль пятерых готов во главе с их молодым, но успевшим уже не раз прославить свой меч военачальником Гайной, отправился за невестой для короля. На корабле отца, Сару предстояло проделать не близкий путь от острова Хортицы к берегам Понта, куда после того как узнали о том, что готы пленили их ри-рюрика ушли с Вара почти все росомоны. Они перебрались на узкий и длинный остров, который греки назвали Ахиллов бег, а так же на находящийся рядом с ним остров, образовавшийся в месте отделения от основного русла Вара при впадении в море длинного и широкого рукава. Как первый, так и второй острова были малопригодны для жизни. Но зато здесь росы чувствовали себя в полной безопасности. Эти острова они облюбовали уже давно. С них легко можно было добраться до богатых городов ромеев для торговли или пиратских набегов, а при удачном набеге здесь не опасаясь, что им кто-нибудь помешает, росы делили добычу. Именно отсюда флот росов, приняв на свои корабли воинов Германариха, выступил против хозяйничавших тогда в Меотиде герулов. Войдя в Меотский пролив, на восточном берегу которого селились герулы, они внезапно напали на стоящий в одной из бухт флот Алариха. Время, выбранное Германарихом для нападения, было очень удачным. Герулы только недавно вернулись из набега на ромеев, который, на этот раз был не очень счастливым. Гарнизон одного из ромейских городов оказался неожиданно очень многочисленным, и при нападении на него воины Алариха понесли очень большие потери. К тому же при возвращении, герулы попали в сильный шторм и несколько кораблей так и не вернулись обратно в родную гавань. Как раз в это время готы на кораблях росомонов и напали на потрепанное войско Алариха. Герулы упорно сопротивлялись, но с гибелью их рикса сдались на милость победителя. После этого флот росомонов стал полным хозяином Меотиды и северного побережья Понта. А так как прежде, в полную силу развернуться на море росам не давала именно конкуренция, враждебно к ним настроенных, и не желавших иметь дело с опасными пришельцами герулов, то теперь росомоны окончательно утвердившись на морском побережье, обзавелись не только новыми врагами, но и новыми связями и партнёрами в торговле. Одними из тех, кто стал их новыми друзьями, были гунны. Уже более года, тайно от Германариха росы поддерживают дружеские отношения с установившими свою гегемонию за Доном и почти по всему восточному побережью Меотиды гуннами и их вождём Баламбером. Но, как известно, нет такой тайны, о которой невозможно было бы узнать, если о ней знают двое, и более. Поэтому, вскоре об этом стало известно и Германариху. Тогда, пригласив ри-рюрика росомонов на празднование пасхи, посвящённое новому, триединому Богу готов, Германарих попытался запретить вождю росомонов вступать в контакт с гуннами, из-за этого и приключилась та ссора, в результате которой, вспыхнувший яростью Германарих, приказал схватить ри-рюрика, но которая кончилась такой довольно таки неожиданной развязкой.
  И вот Сар с командой росов уже второй день плывут вниз по течению Вара к своим товарищам, чтобы сообщить им об освобождении ри-рюрика, а родной сестре, о предстоящей свадьбе - цене за это освобождение отца.
  Весна уже прочно вступила в свои права на берегах огромной реки. Ровным зелёным ковром раскинулись необозримые степи, на которых мирно пасутся не пуганые человеком табуны диких лошадей, бесчисленные стада различных оленей, могучих туров и зубров.
  Огромная пятнистая кошка, не обращая внимания на тихо плывущий по течению корабль, гонимая жаждой пришла к реке на водопой, заставив насторожиться пасшееся неподалёку стадо тарпанов. Но, по-видимому, зверь был совсем не голоден, и добыча его ничуть не интересовала. Грациозно изогнув спину и распластавшись у берега, он жадно лакал воду.
  - Крак, ты ведь у нас слывёшь самым метким стрелком, а ну-ка попробуй, подстрели мне эту кошку, - крикнул одному из сидящих на вёслах воину, распоряжавшийся командой гребцов Труан.
  - Далековато будет, надо ближе подгрести, - оценив на глаз расстояние до берега, и возбуждаясь появившейся возможностью развлечься после скучного однообразия плаванья, с сожалением опуская уже было изготовленный для стрельбы лук, ответил тот.
  - Ребята давай к берегу, - скомандовал Труан.
  Но леопард видно почувствовал, чем грозит ему неожиданно сменённый курс корабля, утолив жажду, стал неспешно удаляться от берега.
  - А ну давай подналяж, - командовал гребцам Труан, - уйдёт ведь, а я может всю жизнь о плаще из такой кошки мечтал.
  - Да, будет он тебя ждать, пока ты к нему за шкурой явишься, съязвил стоящий рядом Гайна.
  - А я его и в степи найду, далеко не уйдёт.
  - Ты что к берегу пристать собираешься?
  - А что, разве мне это кто-то запрещал?
  - Плывём дальше, - крикнул вместо ответа гребцам Гайна.
  Но, не слыша соответственной команды Труана, росомоны сидящие на вёслах продолжали грести к берегу.
  - Я же сказал, плывём дальше, зло, обернувшись к Труану, выпалил Гайна.
  - А кто ты такой, что будешь указывать, что мне делать на моём корабле?
  - Ты хочешь узнать кто я такой? - и Гайна уже хотел было взяться за меч, чтобы проучить самоуверенного росомона, но мимолётом взглянув на нагло улыбающихся гребцов, вовремя сообразил, что росомонов на корабле впятеро больше чем его готов, благоразумно решил не горячиться. Сделав вид, что пререкаться с каким-то начальником гребцов ему нет никакого желания, Гайна направился к дремавшему на носу корабля Сару. И хотя тот, расслабившись, дремал под ласковыми лучами весеннего солнышка, всё же отлично слышал, от чего возникло разногласие между Гайной и его помощником. Но когда гот, растолкав его, стал требовать, чтобы корабль продолжал идти своим курсом, сделал вид, что ничего не понимает, чем ещё больше вывел из себя Гайну.
  - Только не надо делать вид, что ты ничего не слышал, - не мог сдержать эмоций Гайна, - для этого надо быть глухим, ты же, насколько я знаю, таковым никогда не был.
  - Конечно же нет, наоборот я обладаю превосходным слухом и способен даже услышать как жужжит комар на другом конце корабля, но я, если ты заметил, спал, а потому прошу, расскажи мне всё толком. Что тебя так обеспокоило? И Гайане под нескрываемые ухмылки росомонов пришлось рассказывать всю историю скандала заново.
  - И всего-то, - облегчённо вздохнул Сар, после подробного пересказа произошедшего инцидента. Я-то думал, что случилось? Дело в том, что Труан тут не причём, и я ещё утром распорядился остановиться на отдых в этом месте, - подмигнул росомонам Сар. Время обеденное, да и команда устала; сойдём на берег, отдохнём, перекусим и двинемся дальше. Да и твои готы, наверное, проголодались.
  - К берегу росы! - давая понять, что разговор окончен, скомандовал юный капитан.
  - Поняв, что его власть на корабле распространяется только на готов, Гайна тихо бормоча проклятия и угрозы, отошёл к своим воинам. А уже через несколько минут корабль Сара пристал к берегу и тут же Труан и несколько росомонов кинулись в погоню за леопардом. Ждать пришлось не очень долго, и хоть явились охотники, как и предсказывал Гайна без шкуры леопарда, но всё же, не с пустыми руками. Они притащили подстреленную ими молодую лань и росомоны с шутками и смехом принялись за приготовление мяса. Гайна же, всё не мог успокоиться и нервно расхаживал по берегу реки. Но это занятие ему вскоре наскучило и он, подозвав к себе одного из своих воинов, решил поупражняться в искусстве владения мечом. После недолгого сопротивления воин оказался на земле, а остриё меча Гайны направленное ему в грудь указывало на его безоговорочную победу. Выругав воина за нерасторопность он, по-видимому не получив удовлетворения от такой скорой победы, пригласил сразу двоих воев и так же без особого труда расправился и с ними. И лишь только после этого тяжело дыша и самодовольно улыбаясь, присел рядом с Саром, с удовольствием замечая направленные в его сторону восхищённые взгляды росичей.
  - Вот так я привык доказывать свою правоту, - нарочно громко обратился он к молодому риксу росов. Найдётся ли среди твоих росомонов воин равный мне по умению владеть мечом? Если таковой есть, то пусть он сразится со мной, если не боится и чувствует в себе силу.
  Надо сказать, что в те суровые годы каждый мужчина был, как правило, обязательно воином. А потому росичи с юных лет, плавая со своими отцами и старшими братьями в дальние страны, были не только отличными моряками, но и воинами всегда умеющими постоять за себя и своих товарищей. Поэтому качество хорошего воина всегда у них ценилось в первую очередь. Именно таковым показал себя и начальник готов, за что и заслужил их одобрительные взгляды и приветственные жесты. Сар же, глядя на сражающихся, невольно вспомнил, как он ещё совсем мальчишкой пролил первую кровь.
  Было это пять лет назад, Сару тогда исполнилось только лишь двенадцать лет. Его отец, младший брат ри-рюрика всех венедов живущих у Венедского залива, недавно вернулся из длительного похода венедов-росов. Его старший брат, дядя Сара, всегда с подозрением и недоверием относился к своему непоседливому и воинственному младшему брату. Это уже после Сар узнал, что дядя опасался, как бы младший брат не вздумал посягнуть на его престол, а потому всегда старался отослать отца Сара в какую-нибудь длительную экспедицию или поход. Сара он, наверное, всё же любил и всегда оставлял при себе. Во всяком случае, Сару не хочется думать, что он был при дяде заложником. Он получал отличное воспитание, пользовался всем тем, что и родные дети дяди, и хотя он был младше их, но стремился во всём быть первым. Особенно удавалось ему это в искусстве владения оружием. И хотя учил детей боевым приёмам один и тот же учитель, Сар схватывал все хитроумные приёмы буквально налету, чем выгодно отличался от остальных учеников. Мало того, что уже в детстве, обладая врождённым талантом гениального воина, он быстро в совершенстве овладевал всеми показанными приёмами, он старался ещё и импровизировать, что иногда даже раздражало учителя. Ему казалось, что Сар своей фантазией порой совершенно напрасно искажает весьма, на его взгляд, эффективный и даже неотразимый приём. Но Сар был на удивление упорным и вскоре учитель убеждался что прием, выполненный его маленьким учеником ничуть не хуже, а возможно и лучше того, что показывал ему учитель. Тогда чувство раздражения и недовольства сменялось неприкрытым удивлением. Разве мог опытный воин догадаться, что мальчика параллельно обучает ещё один учитель.
  Когда Сар был ещё совсем маленьким мальчиком, отец после одного из походов, неизвестно откуда привёз с собою совершенно белого длиннобородого старика, и когда через некоторое время он опять, как и раньше уплывал со своими людьми в очередной поход то, подозвав к себе Сара, передал его старцу.
  - Береги его Велес, - попросил он старца, - я бы с удовольствием забрал его с собой, как и старших, да мал он ещё. А заодно и премудростям твоим научи. Он у меня понятливый.
  - Ну что ж, долг платежом красен. Однажды ты меня спас, постараюсь и я в пригоде тебе стать, будь за сына спокоен.
  Только, чур, то чему я тебя учить стану никому ни слова, договорились, - прижал старец к себе Сара. Так у Сара появился тайный учитель. Он учил его распознавать целебные травы, которыми врачуют различные болезни и исцеляют раны, рассказывал о повадках зверей, обучал читать и распознавать следы, и много ещё чему учил старик своего юного воспитанника. Казалось, нет в мире такой вещи, о которой не знал бы этот учитель. Когда же Сар подрос и стал обучаться владению оружием, к его огромному удивлению старик Велес оказался не по годам ловким и опытным воином. Это именно он дополнительно обучал его тем приёмам боя, которые позже заставляли удивляться учителя фехтования.
  - Подрастёшь ещё немного, я научу тебя и не такому, - с таинственным видом заговорщика как - то пообещал Сару старец. Вскоре Сар забыл об этом обещании Велеса, а когда ему исполнилось двенадцать, после долгого отсутствия, из дальних странствий вернулся отец. И даже не побывав у брата, снова стал готовиться в поход. Снарядив корабли, уже перед самым отплытием он всё же пришёл попрощаться с братом, забрал на этот раз всё своё семейство, и сказал, что уплывают они надолго, а возможно даже и навсегда. Сару было грустно расставаться с друзьями и родными краями, но ощущение того, что он уже взрослый, и отец его взял с собой, а он, теперь тоже как и все венеды считающие своим домом корабль стал росом, наполняли его грудь гордостью. К тому же жажда познать мир давно манила и звала его в дорогу.
  Вскоре флотилия кораблей под командованием Веридомара вышла в море. Вначале корабли плыли вдоль морского побережья, но скоро суда вошли в русло реки и шли на вёслах против течения. Затем несколько изнурительных волоков по мелким речушкам и озёрам, а зачастую и просто посуху. Наконец вышли на речку, которая через несколько дней плаванья выросла в огромную широкую реку, отец и остальные росы называли её Варом. Несколько раз, плывя по Вару, корабли росичей подвергались обстрелу невидимых, скрывающихся в лесу лучников, и только благодаря ширине реки и нарощенным из щитов воинов бортов удалось обойтись без потерь. Бывалые воины, которые уже не раз бывали в этих местах, этих лучников называли славянами. И вот когда река стала так широка, что на широкой воде местами стрелы совершенно не доставали кораблей отец сам решил напасть на славян. Миновав большой приток Вара, который местные племена называли Припятью и, пройдя вниз по течению Вара довольно приличное расстояние Веридомар распорядился разворачивать суда и что есть силы грести обратно. Замысел был прост. Наверняка славяне передают в ближайшие селения, находящиеся ниже по ходу флотилии росов, о приближающейся опасности и там уже ждут возможного нападения с реки. Но там, где росы прошли совсем недавно славяне будут не так бдительны. Этим и надеялся воспользоваться Веридомар.
  Войдя в Припять, росы оставили свои корабли у берега поросшего склонившимися над водой деревьями и камышом. На кораблях остались лишь женщины, которых некоторые росичи забрали с собой с родины и по три, четыре воина для охраны. Остальные тихо углубились в лес и направились в сторону, где по утверждению некоторых ветеранов, находилось славянское поселение.
  Оставшиеся на кораблях с тревогой всматривались в лесную чащу, в которой исчезли все высадившиеся с кораблей воины. Сар стоял рядом с Велесом и, как и все оставшиеся всматривался в полумрак царивший в лесу между деревьями. Вдруг ему показалось, что корабль что-то качнуло. Оглянувшись, он с ужасом увидел совершенно голого вооруженного копьём бородатого мужчину переваливающегося через противоположный борт корабля. Выхватив из-за голенища нож, единственное оружие которое было при нём он, не раздумывая, метнул его в чужака и тот вонзился ему прямо в шею. На кораблях подняли тревогу, но похоже было уже поздно. Десятки голых, вооружённых топорами и копьями, непонятно откуда, словно, поднявшихся прямо из речного дна воинов уже окружали корабли. Воины, оставшиеся для охраны кораблей, а так же женщины вооружась тем, что было под рукой, приготовились умереть, но не отдавать корабли. Сар метнулся было к сражённому им воину, чтобы завладеть его копьём, но на борт уже вскарабкалось несколько славян, которые вступили в схватку с охранявшими корабль росами, а один уже стоял между своим, поверженным Саром товарищем и самим Саром. Сар остановился в полной растерянности, не зная как быть. Но вдруг прямо перед ним выросла белая фигура Велеса. Старик, угрожающе надвигался на противника, выставив вперёд свой посох. На губах славянского воина появилась улыбка выражающая презрение и, не дожидаясь пока к нему приблизится этот сумасшедший старец, он метнул в него своё копьё. То, что произошло дальше, ошеломило Сара, и он не поверил своим глазам. Копье, отскочив от груди старика, упало к его ногам. В это время ещё один воин успел взобраться на борт корабля и, не поняв, что произошло, метнул в старика и своё оружие, и вновь ударившись о голую грудь Велеса, копьё отлетело в сторону. В глазах славянских воинов промелькнул ужас и в мгновение ока с криками "леший" они выскочили за борт корабля. Воспользовавшись охватившей врага паникой Сар схватил лежавшее копьё и с силой метнул его в ближайшего сражающегося противника. Остальные, поддавшись панике, вызванной криками ретировавшихся с корабля славянских воинов, тоже спрыгнули за борт. На других же кораблях ситуация была гораздо хуже, но в это время Сар и все кто ещё оставался в живых из защитников кораблей услышали из лесу боевой клич, а вскоре показались и бегущие спасать свои корабли росы. Обнажённые воины, которых было гораздо меньше росов, бросились разбегаться. Тем временем росы в спешке занимали свои места за вёслами и стали быстро отплывать от берега. А вскоре из лесу показалось несколько сот вражеских воинов. В сторону кораблей полетели стрелы славян. Некоторые из них воткнулось и в палубу корабля, где находился Сар, но даже никого не ранили, а вскоре флотилия росов отплыла от берега на безопасное расстояние и вновь продолжила свой путь вниз по реке.
  Позже Сар слышал, как отец говорил своему давнему товарищу Труану, что в тот день, не смотря на то, что на берегу Припяти росы оставили более двух десятков погибших воинов им ещё здорово повезло. Славяне, когда проплыли корабли росов, отнюдь не утратили свою бдительность, и продолжали следить за их продвижением. Заметив, что росомоны разворачиваются, они быстро сообразили, что надумали варяги.
  Когда первые росичи ворвались в селение, оно оказалось пустым. Росы бросились грабить оставшееся имущество, но Веридомар вовремя почувствовал неладное и приказал немедленно всем отходить к кораблям. И только они вышли из селения, как на них навалились славянские воины. Стоило ещё хоть ненадолго задержаться в селении, увлёкшись грабежом, и их бы полностью отрезали от кораблей. Отбиваясь от наседавшего врага росы услышали тревожные крики доносившиеся от реки и сразу поняли в какую западню они попали. Несколько десятков воинов взялись сдерживать натиск славян, а остальные со всех ног пустились к кораблям, и вовремя. Если бы корабли были захвачены и потоплены голыми людьми, которые, как оказалось, сидели под водой, спрятавшись в камышах, использовав для дыхания срезанные камышины, живыми с Припяти мало бы кто ушёл.
  Сар же в тот первый день своего боевого крещения в свои двеннадцать лет сразил сразу двоих взрослых воинов, и был главным героем дня. Но даже когда все превозносили его подвиг, он искал глазами своего старого учителя. И когда, наконец-то увидев Велеса, он бросился к нему с уже готовым сорваться с его уст вопросом о том, что это было во время схватки, и было ли это или ему просто привиделось, старик сурово сдвинул брови и приложил к губам палец.
  - Никто ничего не видел, и ты тоже. Понял? Помнишь, я тебе говорил, что я тебя ещё кое-чему научу? Это как раз то, о чём я говорил. Но, всему своё время.
  Всю дорогу Сар не отходил от своего старого учителя. И хотя о сражении на корабле он молчал, но смотрел на Велеса такими умоляюще просящими глазами, как обычно смотрят на какое-то божество. В конце концов, Велес не выдержал и, рассмеявшись, сказал:
  - Ладно, так уж и быть слушай, я расскажу тебе о своей тайне, а то ты так на меня смотришь, что того и гляди ослепнешь. Только запомни об этом никому... Понял?
  - Ага!
  - Смотри, я тебе верю.
  - Клянусь мечом Перуна и памятью моих предков, - вспомнив, что он уже настоящий взрослый воин-росич выпалил Сар.
  - Ну, если клянёшься, тогда слушай, - улыбнулся Велес.
  - Было это очень давно. На большой реке Танаис жили два великих древних народа Ванов и Асов. Жили они мирно, но однажды воинственное племя Асов решило нарушить давний мир и пошло войной на более слабое и малочисленное племя Ванов. Но только, хоть Ваны и были не таким многочисленным племенем как Асы, но в этом племени с древних времён существовала легенда, что предки Ванов в далёкие, незапамятные времена, были единственными из рода людского, с которыми по-настоящему дружили боги и всегда защищали их от всех бед. Когда же боги, однажды обидевшись на людей, оставили землю, то, не желая покидать беззащитными своих любимцев Ванов, они научили их замечательному способу борьбы. Постигший все премудрости этой борьбы, становился почти неуязвимый для любого оружия. Такие воины-бойцы могли выйти без оружия и доспехов на бой против любого врага. Несколько десятков таких воинов могло в одних только белых рубахах выступить на бой против сотен вооружённых до зубов воинов и одержать победу. Их так и называли бескольчужные воины белорубашечники. Белые рубахи они одевали для того чтобы всем было видно, что даже после самого жестокого удара копьём или мечём на их теле не выступает даже капли крови. Легенда эта со временем стала забываться. Забыли о ней и Асы, потому, и решили напасть на Ванов. Но забылась легенда, а не сама борьба. Многие из тех, кто владел этой борьбой, ещё мирно жили среди Ванов. Они все и вышли на этот неравный бой. Ваны в этой войне с трудом, но победили Асов, и те запросили мира и стали опять жить в дружбе с Ванами. Правда эта победа стоила Ванам гибели почти всех бескольчужных воинов белорубашечников. Ведь со временем многие приёмы позабывались, и потомки бескольчужных воинов становились не такими неуязвимыми как их предки. После окончания этой войны, остатки воинов белорубашечников, считая, что люди недостойны такого дара богов, поклялись никому не доверять тайну этой борьбы и почти все ушли далеко на восток. Лишь единственного ученика за всю свою жизнь мог обучить такой воин, и то при условии, если он в него верит как в самого себя. И вот однажды, белорубашечник оставшийся жить среди Асов поделился секретами этой борьбы с одним вкравшимся к нему в доверие человеком из этого племени по имени Один. Этот Один начал использовать эти приёмы для достижения своих корыстных целей. Стал грабить и убивать мирных людей. Он же подстерёг и предательски убил своего учителя, который обучил его этим приёмам. Тогда остальные белорубашечники решили покончить с Одином и объявили на него охоту. Я один из тех, кому было поручено убить этого злодея. Но узнав, что на него объявлена охота, он бежал в далёкие северные страны, и мы надолго потеряли его из виду. Наконец мне удалось напасть на его след и я отправился вслед за ним в далёкую Сканду, но пришёл туда я уже слишком поздно. Один, понимая, что ему в бою вряд ли удастся одолеть опытного белорубашечника, часть своих знаний передал своим приближенным, которых он назвал берсерками - воинами служащими Одину. Я столкнулся с ними в Сканде. Они конечно далеки от совершенства, но их у Одина уже слишком много. И если бы не твой отец, который помог мне отбиться от двенадцати настигших меня берсерков, возможно мне пришлось бы остаться там в Сканде навсегда. Теперь ты знаешь, почему напавшие на наш корабль воины не могли поразить меня своими копьями. Я и есть один из немногих живущих сегодня белорубашечников.
  Запомни. Умения быть неуязвимым может достигнуть каждый человек. Для этого надо уметь делать одну простую вещь. Знай, человек обладает огромной силой, о которой он даже не догадывается. И этой силой он можно управлять. Управляется она волей человека. Вот эту волю нужно постоянно оттачивать и тренировать. Тренировать так, как ты целыми часами и даже днями отрабатываешь до уровня бессознательного инстинкта все тонкости боевого приёма с оружием. Если ты научишься концентрировать с помощью воли эту силу в нужный момент и в нужном месте, она способна защитить тебя даже от самого сильного удара вражеского меча и удесятерит силу удара твоего. С сегодняшнего дня я начну обучать тебя этому искусству. Но знай, этому научиться намного труднее, чем просто в совершенстве владеть оружием. Тебе придётся делать вещи, которые на первый взгляд покажутся совсем не нужными и даже глупыми, но без них ты никогда не сможешь достичь даже самого малого. Без них ты не сможешь подчинить себе силу...
  - Что молчишь сын ри-рюрика, - как будто бы откуда-то издалека, прерывая воспоминания Сара, донёсся до юноши повеселевший после поединков голос Гайны, - неужто нет среди твоих росомонов такого воина, кто не побоялся бы, померяться со мной силой.
  - Ты это о чем, о каком-то поединке? - ещё не вернувшись от своих мыслей к реальным событиям, переспросил Сар.
  - Ну а о чём же, или вы только вёслами махать умеете.
  Так как разговор происходил довольно громко, то многие росомоны слыша его, потянулись к своему оружию. Но первым схватив свою огромную секиру, вскочил на ноги Труан.
  - Росичи не привыкли махать оружием попусту, - угрожающе приблизился он к сидящему рядом с Саром Гайне, - и уж если ты хочешь биться с росомоном, то должен быть готов биться насмерть, а не так как ты это делал со своими конюхами.
  В глазах Гайны сверкнул хищный огонёк, а на губах заиграла зловещая улыбка.
  - Я готов, - почти шёпотом, чем-то отдалённо напоминающим змеиное шипение, произнёс он.
  - Успокойся Труан, - совершенно равнодушно и с какой-то ленцой в голосе остановил своего старшего товарища и помощника юный капитан, - ведь Гайна и его готы у нас на корабле гости. Неуж-то ты поднимешь руку на гостя?
  - Никто не давал права гостю унижать обидными речами росича.
  - Чем же он нас мог обидеть? Ведь он просто хочет найти себе достойного противника для поединка. Ведь так? - обратился Сар к Гайне.
  - Именно так, но я не вижу здесь такого, - высокомерно оглядев росомонов, ответил гот.
  - Ну, допустим, моих россов ты в деле ещё не видел, а вот твои вояки действительно никакие.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  - Только то, что видел собственными глазами.
  - Если ты такой удалец, возьми свой меч и сразись с двумя, или даже нет, учитывая твою молодость, хотя бы с одним из моих воинов. Тогда и увидишь, чего они стоят.
  - Ну, если этим одним будешь ты, то я ещё может быть и соглашусь, - таким же по-прежнему равнодушно-ленивым голосом предложил Сар.
  - Что - глаза Гайны округлились от удивления,- со мной? И он громко рассмеялся. - Боюсь этим поединком, я только опозорю свой меч.
  - Смею тебя заверить, ты опозоришь свой меч в любом случае, так лучше уж в поединке чем, отказавшись от него и прослыть трусом.
  - Ну, это уж слишком возмутился Гайна, - поднимаясь на ноги. Берегись юный нахал, я преподам тебе урок вежливости. Он не спеша вынул свой меч и тут же молнией ринулся на обнажившего в ожидании меч обидчика. Но уже через мгновение он пожалел о таком своём опрометчивом броске, так как и сам не понял, каким образом плотно, до ощущения реальной близости смерти, наткнулся горлом на остриё меча соперника.
  - Может ещё имеется желание преподать какой-нибудь урок, кроме урока вежливости? - улыбался в лицо сопернику Сар.
  Обозлённый такой своей неожиданной промашкой Гайна, сделав шаг назад, с силой отбил направленный на него меч противника, и приготовился к новой атаке. На этот раз он не торопился и, делая ложные выпады, внимательно изучал соперника, выискивая слабое место в его обороне. Вдруг, во время одного из таких выпадов, его противник каким-то немыслимо молниеносным движением парирующим ударом отбив меч нападающего одновременно подсёк опорную ногу Гайны, и тот опрокинулся наземь, а острие меча его соперника вновь коснулось горла.
  - Ну, я думаю, хватит на сегодня уроков,- по-прежнему чуть заметно улыбался Сар, - во всяком случае, мне от них уже становится скучно. И благодари своего Бога, что твоим соперником согласился стать я. Поверь мне, примерно так же владеют оружием все росомоны, но вот чувством меры присущим мне, они явно похвастать не могут. Могут вовремя не остановиться и тогда... Вставай же, что ты на меня так удивлённо смотришь?
  - Ты действительно удивил меня рикс, - подымаясь, с досадой признался Гайна, - ведь ты ещё совсем молод, где ты успел научиться, так великолепно сражаться, кто тебя научил этому?
  Сар весело рассмеялся.
  - Ты знаешь, того кто меня этому и многому другому научил можно назвать Богом, хотя он и носит другое имя. Но только я ещё раз тебе говорю, что вот они, - и он указал на росомонов, - делают это не хуже.
  - Не знаю, как это делают они, но клянусь Богом, не желал бы я с тобою встретится в настоящем бою.
  - А вот тут ты гот прав, - не советую, - уже вполне серьёзно ответил на нечаянный комплимент соперника Сар.
  Вскоре после этих бурных событий дня, подкрепившись испечённым на костре мясом лани, все вновь погрузились на корабль и двинулись в дальнейший путь вниз по течению Вара, и уже на четвёртый день, без особых происшествий, корабль Сара подходил к острову росов в устье Вара.
  
  
  
  
  
  Остров росомонов
  
  
  Едва заметив приближающееся судно, в котором росы сразу узнали корабль Веридомара, сотни людей бросились к берегу встречать своего ри-рюрика. Когда же они увидели, что на корабле находится только его младший сын, по толпе пробежал ропот. Ещё более выразительным он стал, когда среди прибывших росы увидели готов. Приняв вначале их за захваченных Саром и его людьми пленников, в толпе росов послышались в адрес готов угрозы и выкрики с требованием немедленно расправиться с ними. И лишь когда Сар объяснил, что это почётные послы, и Веридомара Германарих освободил из заключения, народ стал успокаиваться, а прибывших окружили подошедшие к месту события все, находящиеся на острове риксы росов, во главе со старшим братом Сара Кисом. Всех интересовал единственный вопрос,- почему, раз он свободен, не приплыл сюда сам ри-рюрик. Когда же Сар рассказал о том, что надумал Германарих и что Гайна прибыл с ним в роли своеобразного свата, то риксы многозначительно переглянувшись, отошли в сторонку, и о чём-то переговорив, вскоре объяснили, что Сунильда сейчас находится на острове Ахиллов бег, и Гайне придётся подождать, пока за ней отправят корабль. Готам предложили располагаться на корабле, который их доставил сюда и чувствовать себя как дома. В их распоряжении будут все необходимые услуги и всё лучшее, что имеется на острове из питания, но предупредили, что без сопровождения специально приставленных к ним людей ходить по острову им запрещено. Посетовав на весьма странное гостеприимство росмонов, Гайне пришлось всё же согласиться с этим условием.
  Когда все разошлись, а Сар поднялся на корабль своего брата, то там к своему удивлению он нашёл и Сунильду. Обнявшись с сестрой, он вопросительно взглянул на Киса.
  - Маленькая хитрость,- не дожидаясь прямого вопроса Сара, ответил на его взгляд старший брат. Дело в том, что, когда все узнали о том, что Германарих пленил нашего отца, то решили, не медля заключить союз с гуннами. Два дня назад наш брат и ри Кар были отправлены советом дружин россов на восточный берег Меотиды для переговоров. Пройдёт не менее чем две седмицы пока они вернутся, - понимаешь, в какое затруднительное положение мы попали. Завтра соберутся все риксы с обоих островов и мы будем решать как нам быть. Хотя, по правде говоря, я лично не против родства с Германарихом. Из него можно извлечь немало выгод.
  - А я вот против, хотя бы потому, что Сунильда моя сестра, и она совсем не заслужила себе такого мужа.
  - О чём это вы, - насторожилась Сунильда, слушая разговор братьев.
  Когда же Сар начал рассказывать сестре о цели своего приезда, та, едва поняв в чём дело, не дослушав его, сбежала со сходней корабля и убежала куда-то вглубь острова.
  - Ну вот, видишь, - удручённо проговорил Сар.
  - Ничего, поплачет, погорюет и успокоится. Ради отца она пойдёт на всё.
  - Она-то ради отца, а ты я вижу только ради родства со стариком королём готов сестру сделать несчастной рабыней.
  - Ну ладно, ты что, ссориться приплыл сюда или наказ отца исполнять. Не я же эту свадьбу придумал. Шёл бы ты вон лучше к своему холму, там тебя твой Велес уже давно заждался. Целыми днями сидит молча, - с богами разговаривает. Странный старик.
  Сару и самому не хотелось обострять отношений со старшим братом, поэтому он сразу воспользовался предложенным им способом расстаться и отправился к указанному месту. Там он действительно застал сидящего и созерцающего морскую даль своего старого учителя. Стараясь не мешать, Сар тихонько подошёл и присел на песок в нескольких шагах сзади от Велеса. Но тот каким-то боковым или даже точнее задним зрением всё же заметил своего ученика.
  - Что не подходишь, - садись, - и указал жестом на место рядом с собой.
  Когда Сар поприветствовав учителя, присел рядом, тот не отрывая взгляда от моря, спросил:
  - Взгляни на эту бескрайнюю морскую ширь. Как ты думаешь, почему, по сути, бесцветная вода, в море становится голубая?
  - Наверное, потому что в воде отражается небо.
  - Да, верно, небо отражается в воде. Точно так же воля богов отражается в судьбах людей. Вот только боги никогда не предупреждают людей о том, что они уготовили им на завтра. Человек идёт по жизни на ощупь, не зная, что ждёт его впереди. Будущее от него скрыто занавесом, который он должен отодвигать с каждым новым шагом. И только тот кто, идя вперёд, оглядывается назад и замечает все мелочи на пройденном пути, может предвидеть то, что ждёт его впереди, может предугадать волю богов. Ведь во всём и всегда, и я тебе об этом уже говорил, существует причинно-следственная связь. То есть, иными словами, наше завтра, уготовлено для нас нашим вчера. И потому не плохо было бы если бы люди почаще оглядывались на день прожитый. Но, к сожалению, большинство из нас, боясь споткнуться, смотрят только лишь себе по ноги, - горестно вздохнул он.
  - О чём это ты учитель - не понял смысла сказанного Сар.
  - О том, что трудное время ждёт нас в скором будущем. Слёзы и кровь будут литься рекой на этой земле и росомонам тоже придётся окунуться в них. А так как росомоны народ не значительный, то ему нельзя оставаться островком, подобным тому на котором мы находимся, иначе эта река затопит его. Он должен стать частью одного из берегов. И какой берег у этой кровавой реки изберут росомоны, от этого будет зависеть очень многое, возможно даже их будущее.
  - Велес, ты знаешь о посольстве ри Кара и моего брата Аммия к гуннам?
  - А как же - слыхал.
  - Ну и что ты по этому поводу думаешь?
  - Ты хочешь знать, что я думаю о гуннах? Тогда знай. Много лет тому назад мне довелось какое-то время жить среди этого народа. Тогда гунны уже вели войну с аланами. Но воюя с аланами, гунны были в дружбе со всеми остальными соседствующими с ними народами, большинство из которых поддерживали их в этой войне. Такое же положение вещей остается, насколько я знаю, и на сегодняшний день. У гуннов кроме аланов нет врагов. Зато у них много друзей. Возможно, гунны сегодня пока слабее готов. Германарих, покорив десятки племён, очень силён, но только все они не друзья, а подданные короля. Почти со всеми он воевал, а с некоторыми и сейчас воюет. Правда, он всегда выходил в этих войнах победителем. Побеждал он алан, герулов, покорил некоторые из славянских племён, но удастся ли ему одолеть гуннов, сказать трудно. А в том, что война между готами и гуннами неизбежна, я тебе могу сказать совершенно точно. И война эта начнётся очень скоро. Так как Германарих видит, что рядом с ним зарождается новая молодая сила, способная разрушить его могущество то, он постарается её подавить. Но получится ли у него это, тут ничего сказать не могу даже я. Одно я скажу точно, - гунны в этой войне будут смотреться гораздо лучше готов, и думаю, боги это тоже заметят.
  - Значит, свадьба, затеянная Германарихом, ни что иное как способ привязать к себе на время войны нас, росов?
  - Да. А под видом женитьбы, он, создавая видимость дружбы и доброжелательства, незаметно, чтобы не нанести ещё одну обиду твоему отцу, делает Сунильду заложницей.
  - Ну нет, как только мой отец окажется среди нас, я вырву сестру из пасти этого старого волка.
  - Может быть и вырвешь, если только сами росомоны не попадут в его зубы.
  - Завтра все риксы собираются на совет и будут решать отправлять ли Сунильду к Германариху или потянуть время, дождавшись возвращения посольства к гуннам, что бы решить окончательно как быть дальше.
  - Сар, Сунильду надо отправлять не медля. Нельзя возбуждать подозрение Германариха. Иначе он ни за что не отпустит твоего отца. Вот когда вернётся Веридомар, тогда и будете решать, как вам быть далее. А пока надо сделать так чтобы Сунильда уже завтра отправилась в лагерь Германариха.
  - Наверное, ты Велес как всегда прав. Надо будет переговорить об этом с братом. Хотя Кис и так за немедленную свадьбу, и с его помощью, я думаю склонить остальных риксов к согласию, будет не так уж и сложно.
  
  
  
  
  
  На пороге большой войны.
  
  
  Как и предполагал Сар Кису не стоило большого труда привлечь риксов на свою сторону, и на совете риксов большинство из них высказались за то чтобы не затягивать отправку невесты для короля готов. И сразу по окончании совета Сар с Сунильдой стали собираться в дорогу, а на двенадцатый день по отбытию с острова Сунильда уже стала королевой готов. Не долго, после свадьбы дочери, гостил у своего зятя и ри-рюрик росов Веридомар. Вскоре он отбыл на острова подготавливать по распоряжению Германариха свои дружины к большой войне. Прибыв на остров, Веридомар застал только вчера вернувшееся от гуннов посольство росов.
  Почти сутки риксы росов, были в полной растерянности. Послы привезли заверение вождя гуннов Баламбера о готовности гуннов помогать росам в их войне против готов. Он заверил, что росы всегда найдут пристанище в его землях, где будут находиться под дружественным покровительством гуннского союза. Так же вождь гуннов просил росов постараться наладить дружеские отношения со славянами и заручившись поддержкой этого многочисленного народа попытаться сделать их союзниками гуннов. Но как можно было быть одновременно друзьями и союзниками гуннов и служить королю готов, которому их ри-рюрик теперь доводится тестем, риксы себе представить не могли. Поэтому, как только вернулся их ри-рюрик, все ри росов тут же явились к нему, и, сетуя на свою поспешность стали извиняться перед своим вождём за ту неразбериху, которая возникла по их вине в отношениях с соседями за время его отсутствия. Но каково же было их удивление, когда Веридомар не только не разгневался на своих ри, но даже похвалил их за такую решительность и способность в трудный момент принять правильное решение.
  - С готами нам не по пути, - сказал им Веридомар. Это сейчас, когда Германариху надо готовиться к войне с гуннами, которых он, перейдя Дон хочет сделать своими подданными, он заигрывает с нами. Сейчас, когда он задумал с нашей помощью, перед тем как напасть на гуннов разгромить славян, он делает вид что мы друзья, но стоит ему добиться своего, он поступит с нами так, как поступил с герулами и другими народами. Он сделает нас своими рабами. Хотите вы этого?
  - Нет, не бывать этому, росы свободный народ! - зазвучали гневные выкрики риксов.
  - В таком случае нам нужно ещё надёжнее закрепить союз с гуннам и всё то, что наше посольство пообещало сделать для гуннов, мы должны сделать.
  - Да, но, а как же Сунильда, - робко поинтересовался Кис.
  - Сунильду Сар предупредил ещё во время свадьбы, что бы при первой возможности она готова была незаметно уйти от короля. На острове Хортица будет постоянно находиться один из наших кораблей, готовый принять и увезти её в безопасное место. Но только судьба одной женщины, пусть даже эта женщина моя дочь, меня волнует гораздо меньше, чем судьба всех росов, поэтому я говорю вам,- наше место рядом с гуннами. И уже завтра несколько кораблей, во главе которых станет ри Кар, должны отправится в соответствии с нашим договором с Германарихом разорять и уничтожать селения славян. На самом же деле надо будет предупредить славян о готовящейся против них войне, а если понадобится, то и помочь чем можно.
  - Я готов отправиться к славянам хоть сейчас, - поднялся весь увешанный оружием великан с всколоченной бородой и длинными не ведавшими расчески волосами, - но мне кажется, что твой выбор ри-рюрик не совсем удачный. Многие годы ни кто иной как Кар, и ты Веридомар об этом отлично знаешь, был грозой прибрежных славянских селений, мною даже славянские матери запугивали своих детишек. И ты меня посылаешь к этим людям с миром? Не поверят мне славяне.
  - Все мы немало потрудились, чтобы среди славян, которые почему-то прозвали нас варягам, иметь скверную репутацию, не ты один. Но теперь, с таким же старанием надо завоёвывать их доверие, и мне кажется, тебе как старому их приятелю будет это сделать легче других.
  - Да уж приятель, - хмыкнул в бороду Кар, - с таким приятелем и врагов не нужно. Все риксы дружно засмеялись.
  Но, как бы там ни было, на следующий день флотилия кораблей росомонов возглавляемая ри Каром выступила вверх по течению Вара во владения славян. Проплывая мимо острова Хортица, один из кораблей этой флотилии пристал к его берегу, сюда, как мы уже знаем, должна была сбежать от своего мужа-короля дочь ри-рюрика росов Сунильда.
  А несколькими днями позже средний сын Веридомара Аммий тоже покинул острова и вновь отплыл в земли гуннов. Он должен был предупредить Баламбера, что в этом году Грманарих решил неожиданным нападением загнать в леса непокорных славян, а если получится, то и подчинить их своему мечу и сразу же после этого переправиться через Дон и напасть на гуннов. А ещё Аммий вёз Баламберу план совместных действий против готов, придуманный, посвящённым в замыслы Германариха Веридомаром. План этот был не простым и довольно рискованным, но зато в случае, если всё пойдёт так, как задумано, гарантировал полную победу над готами Германариха.
  По этому плану гунны должны были прийти на выручку славянам, когда Германарих бросит на них своё войско. В это время им нужно подтянуть к Дону значительное количество своих сил, всем своим видом показывая, что собираются форсировать реку. В том, что гунны действительно готовятся переправиться через Дон, Германариху заблаговременно донесут и росомоны, которые якобы прознают о намерении Баламбера. Тогда, опасаясь удара в спину, Германарих должен будет срочно перебросить своих воинов к Дону. Тем временем росы переправляют на своих кораблях через Меотский пролив другую часть гуннов, которые пройдя через Тавриду, соединятся со славянами-антами, и уже вместе с ними ударят по готам, Одновременно гунны за Доном так же атакуют врага, переправившись через Дон. И здесь тоже росы берутся помочь переправиться войску Баламбера. План этот Баламберу и остальным вождям гуннов показался весьма заманчивым, и на обратном пути, для боле полного контакта с росами, и уточнения этого плана в деталях, с Аммием на остров приплыл один из видных вождей гуннского союза Ураг в сопровождении нескольких знатных воинов. Гунны долго советовались с росами о том, как им лучше наладить постоянный и бесперебойный контакт, как сделать так, чтобы известие о высадке гуннов в Тавриде не сразу дошло до Германариха, а под конец Ураг попросил, чтобы его и некоторых из его товарищей росы переправили к славянам, с которыми они хотели бы тоже наладить более тесные отношения.
  Так начиналась большая война, предсказанная мудрым Велесом. Тогда ещё ни кто не мог сказать, кто в этой войне будет победителем, на чьей стороне будет небо, и кого поддержат в этой войне боги.
  Как только Германариху донесли, что корабли росомонов миновав пороги, поднялись вверх по течению Вара и направились в земли славян, он тут же приказал Сафраку скрытно стягивать своих воинов к славянским рубежам. Туда же он отправил и своего внучатого племянника Винитария с десятью тысячами отборного войска готов.
  Всё как будто бы развивалось по плану задуманному Германарихом. Росомоны войдут в славянские реки, впадающие в Вар или как называют эту реку аланы Донапар и отвлекут на себя внимание славян, а в это время готы Винитария вместе с аланами неожиданно прорвутся через один из валов насыпанных славянами на рубежах со степью и устроят резню и погром в славянских селениях. После этого славянам ничего не останется делать, как бежать в дремучие леса или просить мира у готов. Тех, что запросят мира, можно будет сразу направить за Дон для войны с гуннами, но, а те, что спрячутся в леса, ещё долго не осмелятся высовывать оттуда свой нос.
  Германариху уже потирал руки в ожидании новой блистательной победы, когда в один прекрасный летний день все планы пришлось менять. В этот день утром прибыл посланник от Веридомара который сообщил, что росами замечено большое скопление гуннов на азиатском берегу Дона. Вождь росомонов так же сообщал, что ему стало известно о намерении гуннов, и что гунны готовятся переправиться через реку и напасть на готов. В этот же день явился гонец от Винитария и доложил, что войска у славянских рубежей уже собраны и на завтра планируется их прорыв через вал. А на следующий день перед королём стоял гонец от Гуннимунда, возглавлявшего войско Германариха находящееся у Дона, который подтвердил предположение Веридомара о том, что гунны готовятся к нападению, и со дня на день следует ожидать переправы их войска через Дон. Надо было срочно принимать совершенно не запланированные на такой случай меры. В тот же день к Винитарию был отправлен гонец с наказом ничего против славян пока не предпринимать, а в случае если уже войска и вошли в земли славян, то, как можно быстрее, на любых условиях замириться с ними и немедля перебрасывать всё войско к Дону. То же самое должен был делать и Веридомар. По приказу короля он должен был немедля отозвать свои корабли из славянских рек и все свои суда направить на Дон, чтобы препятствовать переправе гуннов через реку. И уже вскоре корабли ри Кара, исполняя волю короля, стали возвращаться к островам, оттуда, соединившись с остальными риксами росов, через Меотский пролив и Меотиду им предстояло пройти в Дон, что полностью соответствовало плану Веридомара. Всё складывалось именно так, как он и предполагал. Теперь всё зависело от россов и от быстроты их действий. Надо было спешить. Ведь стянув войска к Дону, Германарих мог и сам напасть на гуннов, основные силы которых находились не у Дона, а ожидали россов у Меотского пролива. Поэтому, едва только корабли росов обогнули самый южный мыс Тавриды, как повстречали один из своих кораблей, который был отправлен несколькими днями ранее предупредить Баламбера, чтобы он готовил войско к переправе через пролив. Узнав, что гунны уже подошли к месту переправы, росы с удвоенной силой налегли на вёсла, и уже через три дня конница гуннов грузилась на корабли росомонов. Её ждал стремительный бросок через полуостров на соединение с антами-славянами.
  
  
  
  Битва на валу
  
  
  Когда войско, возглавляемое Божем, подошло к валу, к нему подвели недавно прибывших с новыми союзниками славян варягами небольшую группу необычного вида воинов. По всему было видно, что воины эти были прирождённые всадники - сыны степных просторов. Но как сильно они отличались от привычных глазу славян алан. Они были заметно ниже ростом могучих сарматских витязей, хотя широкая грудь, мускулистые руки и массивная шея воинов говорили о незаурядной силе и выносливости незнакомцев. Но, что более всего бросалось в глаза, это их какой-то не естественно желто-серый цвет лица с слегка раскосыми, казалось как-то хищно сверкающими чёрными, как угли глазами. Вместе с воинами подошёл и высокий седой старик с длинной бородой, опираясь на посох с окованным железом наконечником.
  - Что нужно здесь этим странным чужестранцам - кто они? - поинтересовался у, подошедшего с чужеземными воинами, Твердислава Бож.
  - Наверное это те самые гунны о которых мне говорил Кар, - вмешался в разговор стоящий рядом Нискиня, заметив что Твердислав только лишь пожимает плечами.
  - Они пришли в лагерь как раз перед вашим приходом, и всё что мы успели узнать от росов, которые уже отправились в обратную дорогу так это то, что это их друзья и союзники, которые хотят стать друзьями и для славян.
  - Так что же они не привели с собой хоть несколько сотен воинов, если они хотят быть друзьями не на словах, а на деле.
  - Белый старик, что-то сказал на непонятном языке одному из пришельцев, и хищное, скуластое лицо гостя расплылось в неожиданно добродушной и приветливой улыбке. Кивнув головой как будто бы с чем-то соглашаясь, незнакомец стал что-то говорить старику. Когда он закончил, Велес, а это, как, наверное, догадался читатель, был именно он, обратился к Божу:
  - Ураг, - указал он на только что смолкшего гунна, - посланник от великого вождя гуннов Баламбера, приветствует вождя славян, и просит передать ему, что в помощь славянам придут не сотни, а многие тысячи гуннских воинов, что он затем и пробрался сюда, рискуя попасть в руки готов, что бы организовать совместными усилиями гуннов и тех славян, которые пожелают стать им союзниками полную победу над готами.
  В это время на валу забили тревогу, и Бож вместе со всеми кто находился с ним рядом, поднялись наверх. В степи из района вынесенных туда сторожевых постов поднимались тревожные дымы.
  - Идут, - всматриваясь в степь, высказал общее тревожное предположение Твердислав.
  - Передайте по валу - готовиться к бою, - крикнул Бож, а сам, собрав опытных старых дружинников, стал наскоро ставить перед ними задачу и распределять им их места при обороне. За этим занятием и застали его появившиеся в степи всадники врага. Увидав дымы костров и, поняв, что они обнаружены, чтобы не дать противнику подготовить надлежащий отпор, готы самым быстрым галопом мчались к валу. Они и не догадывались, что на валу их уже ждут тысячи славянских воинов. Но и защитников вала тоже неприятно удивила та масса всадников, которая быстро приближалась к ним. В это время к Божу вновь подошёл белый старик и передал просьбу гуннов биться рядом с вождём славян.
  - Да пусть..., мы ни от какой помощи не отказываемся. Заодно посмотрим, что за вои эти неведомые гунны, но только где же их тысячи о которых ты старик говорил?
  - Я думаю, что скоро вы их увидите...
  В это время первые стрелы врага, прилетевшие на вал, возвестили о том, что время разговоров окончено, и пора браться за оружие. Разместившиеся на валу за заостренными брёвнами, направленными своим остриём в сторону противника, славяне, установив между ними свои высокие щиты и укрывшись за ними, ответной стрельбы не открывали. Большинство из них вообще стояли за валом внизу, не выдавая своего присутствия, и ждали когда всадники врага, спешатся перед глубоким рвом у вала.
  Конница готов, примчавшись к валу, и, видя на нём не слишком большое количество защищающихся, сразу ринулась на штурм. Большинство всадников спешившись, бросились в ров и уже стали вскарабкиваться наверх. Другая их часть, в основном это была тяжёлая конница аланов, сидя на конях, прикрывала атакующих, обстреливая находящихся на валу из луков. Но когда готы стали взбираться на вал, из-за вала неожиданно в воздух взлетели тысячи стрел и смертоносным градом посыпались на всадников. И хотя огонь лучников не был прицельным, но всадников перед валом было такое множество, что фактически, ни одна стрела не упала просто на землю. Вот тут аланы и пожалели, что в надежде на свои доспехи они не имели привычки брать с собой щиты. И хотя кожаные, а у многих и стальные шлемы, и непробиваемые латы защищали грудь и голову, но плечи и шея у большинства из них были той ахиллесовой пятой куда как раз нет-нет, да и вопьётся свалившаяся с высоты стрела. В первых рядах всадников, не ожидавших такого сюрприза, возникло замешательство. Воспользовавшись этим моментом, находящиеся на валу славянские воины, встав в полный рост из-за своих щитов, стали в упор обстреливать карабкающегося на вал врага. Стрелы камни и дротики, посыпавшиеся на наступающих, заставили их обратиться в бегство. И когда, выбравшись изо рва, они бросились бежать подальше от смертоносных стрел, то на дне его остались сотни мёртвых и корчащихся от тяжёлых ран готских воинов, а по валу прокатился крик ликования его защитников.
  Первая атака была отбита, но было видно, что готы не собирались оставлять намерение прорваться через вал. Вскоре многие всадники спешились и, большинство из них, вооружившись щитами, прибывшими в обозе с подоспевшей пехотой, вновь пошли на вал. На этот раз штурм был построен более грамотно. Часть штурмующих, подойдя к валу, укрывшись за щитами, своим огнём из луков прикрывала устремившуюся к вершине вала пехоту. За ними, на расстоянии, куда уже не доставали пущенные из-за вала навесным огнём стрелы, расположилась тяжёлая конница. Лёгкие но надёжные щиты на этот раз прикрывали от стрел и тех, что поднимались на вал. К тому же, активный обстрел вала не давал возможности обороняющимся тщательно выцеливать врага. Приподнявшись и выпустив стрелу или метнув дротик, приходилось тут же прятаться за щит, а над головой в тот же миг уже пролетала на мгновение запоздавшая к своей жертве стрела вражеского лучника. Таким образом, нападающие уже вскоре оказались лицом к лицу с защитниками вала, и на подступах к его вершине завязалась рукопашная схватка.
  Ульдин, метнув в одного из почти вплотную приблизившихся к нему готов дротик, ту же схватил огромную, окованную на увесистом конце железом дубину, и приподнял закреплённый в землю щит, уже готов был ринуться на приблизившегося противника. Одновременно, мельком, его острый взгляд вырвал из переднего ряда лучников врага, воина целившегося прямо в него. Он едва успел прикрыться щитом, как в щит вонзилась стрела вражеского лучника. Тут же, отбросив его, Ульдин бросился на наседавших готов. Здесь, в рукопашной схватке, стрел врага можно было не опасаться. Он ещё успел заметить досаду от неудачного выстрела на лице лучника, заметил сверкнувшие злобой глаза врага, но тут же вступил в схватку, и его огромная дубина уже первыми ударами выбила из рядов атакующих сразу двоих готов. В могучих руках Ульдина увесистая дубина вращалась как лёгкая трость, и вскоре около десятка вражеских воинов лежало возле него с раздробленной головой или перебитыми рёбрами. Атакующие приостановились в замешательстве и нерешительности перед такой всесокрушающей силой. Они старались держаться подальше от страшной дубины славянского воина и пытались обойти Ульдина стороной, но и ему наступать на врага было нельзя, так как его могли отрезать от своих. Вскоре он понял, что такое его положение для него весьма опасно. Ведь только он остался стоять один, в ожидании следующего, кто отважится испробовать его дубины, как ту же над его головой просвистела вражеская стрела. Ульдин пригнулся и пожалел, что оставил наверху свой щит. Он хотел поднять какой-нибудь щит погибшего гота, но щиты его поверженных врагов были или вдребезги разбиты его страшным оружием или валялись далеко, поэтому держа в одной руке дубину, а другой, подняв тело убитого им гота и прикрываясь им, он стал отходить к своему брошенному щиту. Видя, что их опасный противник находится в затруднительном положении готы, осмелев кинулись на Ульдина, но тот, отступив несколько шагов и оказавшись у своего щита, швырнул в наступающих тело несчастного и несколькими взмахами дубины вновь установив дистанцию между ним и нападающими, подхватил свой щит. И только тут он заметил на стреле впившейся в щит три красных колечка у самого её оперения, точно такие, как у той, что унесла жизнь его брата Родмира. Осторожно выглядывая из-за щита, Ульдин стал разыскивать взглядом недавно пытавшегося поразить его лучника, но тот видимо куда-то переместился, а разыскивать его в пылу сражения не было, ни какой возможности. Он едва успел поднять свою страшную дубину, чтобы защититься от сильнейшего удара топором, оказавшегося рядом с ним готского воина. От этого удара дубина переломалась, и он повернувшись к врагу лицом попытался закрыться от него щитом, но следующий удар топора почти пополам расколол щит Ульдина. Швырнув в противника остатки щита, Ульдин приготовился броситься на своего врага, чтобы поймать его на замахе, но в это время ременной аркан одного из гуннов, что прибыли к славянам, прочно прижал к туловищу руки гота и свалил его с ног. Выхватив топор у поверженного на землю врага, Ульдин вновь ринулся в бой, оставив намерение разыскать в такой суматохе убийцу брата. Оглядевшись, он заметил рядом, отбивающихся из последних сил Урага и Ратибора. Они вооружившись каждый двумя мечами, сдерживали натиск сразу шестерых противников. Двумя взмахами топора Ульдин пробился к товарищу, и вовремя свалил, уже готового было нанести удар в спину Ратибору готского воина. Встав рядом плечом к плечу, друзья перешли в атаку, увлекая за собой находившихся рядом славянских воинов. Вскоре подоспевшие на помощь стоявшие в резерве за валом вои Нискини помогли и вовсе обратить в бегство нападающего врага. И вновь готам и аланам пришлось отступить, оставляя убитых и раненых.
  Отступив и после второй атаки, готы больше не решались штурмовать вал. И дело было не только в том, что в предыдущих попытках добиться успеха они понесли большие потери. Появилась ещё одна неожиданная проблема. Рассчитывая на быстрый прорыв, ни кто не обратил внимание на то, что поблизости от вала на десятки миль в округе нет ни одного ручейка, не говоря уже о реке. Ближайшая точка, где можно было напоить коней и раздобыть питьевую воду людям, был родник в Кривой Балки, но он был далеко, и воды в нём на всё огромное войско явно было маловато. Зато у славян за валом располагалось сразу несколько небольших озёр с совершенно чистой и прохладной водой. Резонно полагая, что дальнейшие попытки овладеть валом могут тоже закончиться неудачей, а отсутствие воды привести к падежу коней, Сафрак настоял, чтобы Винитарий немедленного отдал приказ об отходе войска к роднику и к Каменке. И уже к вечеру готы отошли от вала.
  - Как могли славяне успеть собрать такое войско, - удивлялся Сафрак, - похоже, кто-то их предупредил, но кто? Ведь всё делалось втайне от постороннего уха и глаза. И если бы мы перескочили через этот проклятый вал, мы бы напоив коней в озёрах и немного отдышавшись, могли напасть одновременно на несколько крупных славянских городищ.
  - Кто предупредил, говоришь? Да твой же бестолковый сынок Шарагас и предупредил,- вспылил Винитарий. Кто его просил раньше времени убирать замеченную им у родника заставу славян? Надо было в последний день это сделать, перед самым нашим выступлением. Отличиться ему тупице захотелось. А теперь, что делать прикажешь? Штурмовать вал пятьюдесятью милями западнее? Да, там есть вода, но если мы даже прорвёмся там через вал, то выйдем на глухие леса и болота. А в лесу славяне сам знаешь, как умеют встречать своих врагов. Сплошные засады да завалы. Так что благодари своего героя сыночка.
  - Ну ладно Винитар, не горячись, не всё ещё потеряно. Мы можем сделать вид, что уходим на запад. Отправим туда часть конницы, и сделаем это так, чтоб об этом узнали славяне. Усиливая свою оборону там, они перебросят туда большинство своих людей и этим ослабят оборону здесь, а мы основные наши силы вновь бросим сюда.
  - Ты не думай, что славяне такие дураки как твой Шарагас. Так они нам и поверят. А если и поверят то, сколько времени мы на всё это потратим. Германарих же требует быстрых побед, чтобы уже в этом году разбить и гуннов.
  Трудно сказать, как бы поступили в дальнейшем два этих неудачливых полководца. Скорее всего, предложение Сафрака было бы принято, но прибывший вскоре после этого неприятного для обоих разговора гонец от Германариха в корне менял все дальнейшие планы.
  Узнав о приказе вести войска к Дону, оба с облегчением вздохнули, но оставалась ещё одна проблема, - нужно было как-то мириться со славянами. Но как заключить мир так, чтобы славяне поняли, что война окончена, но не посчитали себя в ней победителями. Как сделать так, чтобы они распустили своё войско и не пытались отомстить. И тогда было решено сделать вид, что нападение было предпринято без ведома короля, и что оно носило чисто авантюрный характер. На переговоры выехал аланский вождь Сафрак.
  
  
  
  
  Поединок.
  
  
  Заметив, что готы отходят, славяне сбросив в ров тела убитых врагов стали готовиться к отражению новой атаки. Они вновь устанавливали между брёвен свои высокие и тяжёлые щиты, собирали и улаживали рядом с ними увесистые камни и дротики. Бож расхаживал по валу и отдавал распоряжения своим дружинникам и вождям отдельных родов, рассылал конных гонцов в разные концы вала, желая знать, что происходит там. Когда он подошёл к гуннам, те стояли на валу, склонив головы перед одним из погибших своих товарищей. Стояли они, молча, а их обнажённые мечи были скрещены над телом погибшего, словно склонялись перед ним в почётном карауле. Рядом с ними стоял и высокий белый старик. Став рядом с ним Бож тихо попросил:
  - Велес, переведи Урагу, что я видел как он и его храбрые воины сражались плечом к плечу со славянами. Скажи, что на месте их погибшего товарища должен был лежать один из воев славянских, поэтому я скорблю об их потере не менее чем о потерях, которые понесли в этом бою наши люди.
  Когда всё сказанное было переведено, Ураг благодарно кивнул и перевёл взгляд в степь, куда отступили готы. Но вдруг выражение лица его изменилось, и он что-то крикнув Божу, бросился к нему. В каком-то неимоверном прыжке он оказался рядом с Божем и сбил его с ног. Но ещё на мгновение раньше, Велес, молниеносно среагировав на выкрик гунна и резко поднял свой посох, о который тот же миг ударилась готская стрела. Лишь когда, отлетев от посоха, она упала в нескольких шагах от лежащих на земле Урага и Божа, последний понял, что находился в нескольких шагах от смерти, и только зоркий глаз гунна и неимоверная реакция, и ловкость Велеса спасли ему жизнь. Через мгновение сразу несколько славянских стрел полетели за ров где, придя в себя, один из раненых готов решил воспользоваться подвернувшимся ему случаем прихватить с собой в мир иной одного из славянских начальников.
  Встав с земли, Ураг дружелюбно улыбаясь, подал руку сбитому им с ног Божу. Тот, поднявшись, крепко пожал протянутую ему руку, а затем подошёл к Велесу.
  - Спасибо и тебе Велес. Переведи Урагу, что я ваш должник, и вы всегда можете рассчитывать на мою дружбу и поддержку.
  Ураг после переведённых слов Божа молча, склонился, приложив руку к сердцу, давая понять, что дружбу славянского вождя принимает с благодарностью.
  А Бож вновь обратился к Велесу:
  - Хочу спросить - откуда у тебя, того кто даже мне уже в отцы годится, такая хватка и реакция? Я начинаю думать, что Твердислав не ошибся когда сказал, что видел тебя в схватке на валу.
  - И не только Твердислав, но и я видел его среди сражающихся, - подтвердил подоспевший к месту происшествия Нискиня. Видел, что сражался он не хуже самого опытного воина. Но я видел и как готский воин вонзил в тебя копьё и очень, удивлён старик, что ты стоишь живой и невредимый. Он, улыбнувшись своей привычной всем, кто знал его близко, улыбкой, подошёл к Велесу и как сын отца обнял старца. Я рад, что мне только показалось, что тебя убили, хотя то, что удар копьём в живот был, я видел собственными глазами. Наверное рана не серьёзная?
  - Приближается отряд готов! - крикнул кто-то на валу, и все вновь приготовились к бою. Но вскоре увидели, что это был всего лишь небольшой отряд всадников. Приблизившись к валу и оповестив его защитников, что они прибыли для переговоров о заключении мира, трое из этого отряда, после позволения славян спешились и поднялись на вал. Остальные, сидя верхом и держа на поводу лошадей парламентёров, остались дожидаться их у края рва.
  В одном из поднявшихся на вал Бож сразу узнал видного аланского вождя Сафрака. Поприветствовав славянских вождей и выразив своё восхищение мужеством славянских воинов, после того как представился и представил своих товарищей, Сафрак стал извиняться за то недоразумение которое возникло отнюдь не по его вине. Он объяснил причину этого кровавого конфликта тщеславием и жадностью родственника Германариха Винитария. Мол, дескать, это он, желая прославить своё имя великим подвигом, решил напасть на славян, и, выдав это за желание Германариха, пригласил в поход аланских вождей. В числе обманутых Винитарием оказался и он Сафрак. Он поверил Винитарию. А так как он является подданным готского короля, то отказаться присоединиться к Винитарию, конечно же, не мог. Но когда Германарих узнал о самочинстве своего племянника, то пришёл в страшную ярость, что может подтвердить и присутствующий с ним здесь гонец от короля.
  - Да это действительно так, - подтверждая сказанное Сафраком, сказал гот, которого Сафрак представил как посланника от короля. Когда король узнал о замыслах Винитария, то немедленно послал меня с целью не допустить этой войны, но я опоздал. Сейчас Винитарий по требованию короля уже в пути к его ставке, и я думаю, ему дорого обойдётся его самоуправство.
  Поэтому я, - вновь вступил в разговор Сафрак, - оставшийся с войском за начальника, предлагаю вам мир. Мы аланы не желаем войны с соседями. А чтобы не было между нами недоверия, я готов оставить в заложниках своего сына, - и он указал на третьего своего спутника.
  В это время к присутствующему на переговорах Идару подошёл его сын Ульдин, и узнал в одном из спутников Сафрака лучника пытавшегося поразить его во время схватки.
  - Кто это? - тихо спросил он у отца, указав на молодого воина.
  - Шарагас, сын аланского вождя Сафрака.
  - Так ведь это он и убил нашего Родмира, и я не позволю ему уйти отсюда живым.
  - Тихо, - остановил порыв сына Идар. - С чего ты взял, что это дело его рук?
  Когда Ульдин рассказал ему об эпизоде боя, где он опознал окольцованную стрелу, Идар какое-то время стоял, молча, о чём-то задумавшись. Но когда он услышал о том, что Сафрак решает оставить в заложниках своего сына, то подойдя к Божу, сжал рукой его плечо, и, выступив вперёд, заговорил.
  - Мы не против мира, и не мы начинали войну, поэтому я думаю, условия мира имеем право диктовать мы. И конечно мы дадим вам возможность забрать ваших погибших и уйти с миром. Мы даже не станем брать заложников.
  Бож удивлённо посмотрел на своего старого приятеля, но не стал его перебивать, а лишь взглянув на Нискиню, пожал плечами. Но, когда слышавший разговор отца с сыном Ратибор тихонько объяснил Божу в чём дело, - тот стал с любопытством следить за ходом дальнейших переговоров, главной фигурой в которых неожиданно стал Идар.
  - Только ведь не первый год мы знакомы с тобой Сафрак. Неуж-то ты думаешь, что мы поверим хоть одному твоему слову, - продолжал свой диалог Идар. Я не знаю, что вы там задумали, но только лично я тебе не верю.
  - К чему эти слова Идар, ты меня хочешь обидеть, - делая вид, что незаслуженно оскорблён, перебил Идара Сафрак. Я могу поклясться чем угодно, что всё сказанное мною чистая правда.
  - Тогда, если ты считаешь что я не прав, пусть твой Шарагас сразится с моим сыном. И пусть эта схватка будет для одного из них последней. А кто останется жив на того стороне и правда. Что скажешь?
  - Ну зачем же такая кровожадность? Я не знал, что славяне так любят кровопролитие, да и по правде говоря, первый раз сталкиваюсь с тем, что мир заключается кровавой схваткой. Обычно так начинаются войны.
  - В таком случае можешь считать, что я объявляю войну тебе.
  - За что?
  - Я думаю, у Идара на то есть причина, - вмешался молчавший до сих пор Бож. Пусть Шарагас покажет нам свой колчан со стрелами.
  - Но он его оставил на седле своего коня.
  - Прикажи пусть принесут.
  - Зачем? - удивился Сафрак.
  - Прикажи.
  - Когда на вал поднялся воин с колчаном Шарагаса, то достав из него стрелу, Бож подошёл ближе к Сафраку и, указав на метку, спросил:
  - Многие ли твои воины метят таким образом свои стрелы?
  - Нет, эта метка принадлежит исключительно нашему роду. Так метил свои стрелы ещё мой дед. А что?
  - Три дня назад такой стрелой был убит сын Идара, и Идар справедливо требует возмездия. Но он не желает быть убийцей заложника, а потому и предлагает отказаться от предложенных тобой заложников взамен на честный бой твоего сына с Ульдином. Я думаю это справедливо.
  - Ну что ж, коль так, и ты Идар желаешь крови, пусть будет по твоему, я против поединка возражать не стану, но учти, ты можешь лишиться и второго сына, и виновен в этом будешь ты сам; слегка смутился, но легко справился с волнением после неожиданного оборота событий Сафрак.
  - Шарагас, - обернулся он к сыну, - постарайся сделать всё быстро, нам уже пора возвращаться.
  - Не сомневайся отец, я не заставлю тебя долго ждать, - обнажил свой длинный меч Шарагас.
  Ульдин вышел к нему, вооружившись своим любимым оружием, окованной железным наконечником с острыми металлическими шипами увесистой палицей. И уже при первом столкновении соперников стало ясно, что преимущество на стороне могучего славянина. Удар палицы едва не вышиб меч из рук Шарагаса и он, избегая подобных ударов, уворачиваясь от палицы Ульдина пятился назад, лишь изредка пытаясь резким выпадом нанести колющую рану своему сопернику. В момент одного из таких выпадов, когда казалось меч уже коснулся груди Ульдина, тот сделал резкий разворот корпуса на девяносто градусов и меч соперника, скользнув по его груди, прошёл мимо, и тут же последовал ответный удар по провалившемуся в своей атаке Шарагасу. Палица Ульдина просвистев в воздухе, с силой обрушилась на голову его врага. От мощного удара ноги Шарагаса оторвались от земли и, пролетев по воздуху, он рухнул на землю шагах в пяти от того места где только что стоял. Шлем отлетел далеко в сторону, тело его дёргалось в конвульсиях, а голова с кровавым фаршем вместо лица, на неестественно длинной шее вывернувшись, лежала на его плече. Постояв над поверженным противником, словно пытаясь убедиться в том, что тот уже не жилец Ульдин молча, развернулся и отошёл в сторону. И только тогда к телу убитого подошёл Сафрак. Опустившись на колено, он провёл рукой по окровавленным волосам своего сына, не замечая крови на руках, молча, снял свой плащи и, накрыв им его, махнул рукой стоящим за рвом всадникам. Тот же миг, четверо из них соскочив с коней, поднялись на вал и забрали тело Шарагаса.
  Сафрак медленно обернулся к славянским вождям и взглянул на них полным ненависти взглядом.
  - Ну что ж Идар и ты Бож, я, к сожалению, не могу нарушать приказ короля, потому будем считать, что мир заключён, но помните, всю жизнь помните, какой ценой. И знайте, я такой дорогой цены вам не прощу никогда. А сейчас мы уходим, но смотрите, берегитесь следующей нашей встречи.
  
  
  
  Анты.
  
  Когда готы и аланы, собрав своих раненых и погибших, ушли в степь, ликованию славян на валу не было предела. Вместе со всеми радуясь победе, Бож обходил всех вождей родов и племён. Он благодарил их за скорый сбор воев и своевременное их прибытие к месту боя но, не веря готам, требовал, чтобы войско оставалось на валу до тех пор, пока разведка не установит, что готы и аланы действительно ушли или распустили своё войско. Подошёл он и к Нискине и его воинам, предлагая им ещё на пару дней задержаться на валу, и в это время заметил разыскивающего его Урага и Велеса. Когда те, наконец, увидя Божа подошли к нему, то Ураг попросил его отойти в сторону для важного разговора.
  - Я слышал, ты хочешь распускать войско, - обратился он через Велеса к Божу.
  - Пока ещё нет, но как только выяснится, что готы действительно ушли, то держать людей на валу не к чему, пускай идут и занимаются все своими делами. А что?
  - Можешь не сомневаться, готы действительно ушли, но я бы просил тебя не распускать своих людей?
  - Это ещё почему? И откуда такая уверенность, что готы ушли совсем, и уже не вернутся.
  - Я не сказал, что они не вернутся. Они обязательно вернутся, как только разобьют наше войско у Дона, и вернутся с ещё большими силами, чем те которые пытались прорваться через вал.
  - О каком войске ты говоришь, - не понял своего собеседника Бож.
  - Я говорю о тех тысячах гуннских воинов, которые, как я и обещал, пришли вам на помощь. Сейчас часть нашего войска собралась у Дона и его воины делают вид, что собираются напасть на готов, вот Германарих и стягивает все свои войска к Дону. Другая же часть нашего войска благодаря помощи росов, наверное, уже начала переправляться через Меотский пролив в Тавриду и уже скоро будет на берегах Вара. Я предлагаю тебе и всем славянам стать антами, - союзниками гуннскому народу. Соединившись, мы вместе ударим по Германариху и тогда готам и сарматам не избежать разгрома, а ваш народ заживёт спокойно, забыв о войнах и разорениях. Поверь мне, народ гуннов умеет быть благодарным тем, кто им помогает в борьбе с их врагами. Тем более что враг у нас с вами общий. Поэтому прошу тебя вождь, не распускай войско. Я уверен, что совсем скоро сюда прибудут гонцы от Баламбера с сообщением о том, что наши воины уже вошло в земли готов и готовы вступить в бой. Тогда и ты Бож двинешь свои войска на Германариха, и поможешь нам, как мы помогли тебе. Что ты мне на это ответишь вождь?
  Бож, медленно опускаясь, сел прямо на землю и задумался. Предложение было заманчивым, но что за народ эти гунны, он ведь о них почти ничего не знал. Не будут ли они соседями ещё более беспокойные, чем готы. Но в это время, словно читая мысли Божа, заговорил, обращаясь к нему уже от себя, а не как переводчик, старик Велес.
  - Хоть я, как ты сам видишь, не являюсь гунном, но одно время мне доводилось жить среди этого народа. Поэтому я могу сказать, ничуть не сомневаясь в справедливости своих слов, - гунны один из самых дружелюбных народов которые мне доводилось встречать за свою жизнь. Сам по себе народ этот не так велик, но сила его в умении дружно жить с соседями. Именно благодаря этому своему достоинству они, заручившись поддержкой соседних народов, благополучно для себя вели долгую войну с аланами на той стороне Дона, и в итоге почти полностью разгромили их войско. Теперь же на помощь разгромленным аланам собирается идти Германарих со своими готами и приморскими аланами, и если славяне не помогут гуннам, то Германарих, скорее всего, сможет разбить войско Баламбера, и тогда уж, он действительно всеми своими силами навалится на вас, и так просто, как на этот раз, вам отделаться вряд ли удастся. Так что подумай хорошенько вождь.
  - Ну что ж, я постараюсь уговорить людей не расходиться и продолжить войну с готами, присоединившись к войску вашего вождя Баламбера. Тем более что я ваш должник, а славянин добро помнить умеет. Завтра соберём вече и обсудим ваше предложение, а сегодня я, наверное, успею ещё переговорить с вождями и попытаюсь склонить их на свою сторону.
  На следующий день на собравшемся вече абсолютное большинство воинов и вождей высказались за продолжение войны до полного разгрома готов. Некоторые пошли на это из благодарности к гуннам, которые, находясь далеко за Доном, помогли всё же славянам одержать победу здесь, иные, в основном те, что жили в непосредственной близости со степью и хлебнули горя из-за набегов степняков по самую завязку, рады были такому случаю избавиться от немирных соседей и отомстить за все свои беды. И лишь только вожди с далёких лесов под Припятью, которых привёл Нискиня, ссылаясь на то, что их земли лежат далеко на севере, в то время как они будут вести неизвестно как долго длившуюся войну с готами, могут быть подвержены нападению каких ни-будь северных народов, решили оставить лагерь у вала и уйти домой. На следующий день Нискиня, простившись с Идаром и Божем, увёл своё войско. А ещё через несколько дней славяне-анты во главе с Божем выступили в степь на соединение с гуннами, которые на кораблях россов переправившись в Тавриду, откуда почти все мужчины-воины ушли по призыву Германариха к берегам Дона, огнём и мечем, прошлись по их селениям. Словно огненный смерч пронеслась конница гуннов по полуострову, не задерживаясь для штурма у хорошо укреплённых городов, гунны почти полностью выжгли и уничтожили не укреплённые или слабо укреплённые селения алан и готов. Брать хорошо укреплённые города, которых было не так уж и много, было некогда, дорого было время. Надо было спешить, и пока Германарих стянул свои войска к Дону, соединиться с антами-славянами. Эта встреча славянского и гуннского войска вскоре и произошла на восточном берегу Вара ниже его порогов. Оттуда объединённое гунно-славянское войско антов направилось к Дону, на встречу поздно узнавшему о случившемся нашествии войску Германариха.
  
  
  
  
  
  
  
  Часть III
  
  
  Большая война.
  
  
  Побег.
  
  Дождавшись возвращения войска, направленного против славян, живущих западнее Вара, Германарих стал собираться сам во главе с прибывшим войском выступить к Дону для личного руководства в предстоящем сражении с гуннами. Отправляясь в поход, король не забыл и о своей молодой жене, и приказал срочно готовить в дорогу и её. Когда крытая повозка короля с откидными ступенями, в которой, для удобства в пути, располагались устланная медвежьими шкурами мягкая кровать и стол для приёма пищи, уже была готова принять своего хозяина, а пара впряжённых мощных коней, в предчувствии дальней дороги, пофыркивая и отгоняя хвостами надоедливых мух, нетерпеливо рыхлили копытами сухую, пыльную почву, Германариху донесли, что Сунильда куда-то исчезла.
  - Как это исчезла? - удивился король. Найти и немедля доставить её ко мне!
  Но хотя тщательно был обыскан весь уже готовый выступить в поход лагерь и его окрестности, ни Сунильду ни её служанку росомонку найти не удалось. Германарих приказал задержаться, и во что бы то ни стало, не позже чем к вечеру, разыскать и привести к нему пропавшую жену. А когда в тот же день, к королю привели уставшего, всего в дорожной пыли алана, прискакавшего из одного из станов расположенных в низовьях Вара, который, волнуясь и сбиваясь, поведал королю о том, что гунны на кораблях росомонов пересекли Меотский пролив и уже опустошили, и выжгли почти весь Таврический полуостров, король понял, что его как неопытного юнца обвели вокруг пальца. Сидя в своём любимом кресле, он надолго задумался, соображая как лучше поступить в такой ситуации. Выступить ли с имеющимся при нём войском на вторгшихся гуннов или идти к Дону, на соединение с войском Гуннимунда. В конце концов, расспросив гонца о продвижении гуннов и поразмыслив, он решил, что запереть войско врага на полуострове ему всё равно уже не успеть, а гоняться за ним по степям между Доном и Варом нету смысла. Поэтому было решено, завтра утром выступать к Дону, разбить в первую очередь гуннов там, а те, что ворвались в его королевство, после этого вынуждены будут сами бежать из пределов его державы или сдаться на милость победителя. Отпуская уставшего гонца, он вдруг вновь вспомнил о пропавшей Сунильде и, окликнув уже уходящего алана, на всякий случай спросил, не встречались ли ему в пути две молодые женщины, при этом как можно подробней описав их внешность. И когда тот ответил, что похожих двух женщин, одну верхом на лошади, а вторую шедшую рядом, он действительно встречал, Германарих даже привстал с кресла но, овладев собой, вновь сел на место и стал расспрашивать гонца, где он их встретил, и куда они направлялись. Гонец был уверен, что женщины направлялись к острову Хортица, так как, по-видимому, плохо орентируясь на местности, они спрашивали у него как быстрее добраться до острова. Сказал он так же, что встретил их милях в двадцати от лагеря Германариха, но гораздо южнее прямого пути к острову. Получив такие сведения король, не раздумывая, тут же направил погоню за беглянками.
  Конный отряд настиг двух женщин уже у самого острова прямо на берегу Вара. Их схватили и увезли буквально на глазах у росомонов корабля ожидавшего беглянок на острове. Понимая тщетность попытки догнать пешком всадников и отбить дочь своего ри рюрика, команда корабля сей же час, после этого события, оставила остров и направилась вниз по течению, на встречу с остальными росами, чтобы сообщить о случившемся. И уже утром на следующий день они буквально наткнулись на два десятка кораблей своих соплеменников, которые во главе со средним сыном Веридомара Аммием плыли впереди шедшего берегом Вара, на соединение со славянами, войска гуннов.
  Узнав о случившемся, Аммий приказал, не медля пристать к берегу и вместе с младшим братом Саром, находившемся при нём, отправился к вождю гуннов Баламберу. Встретившись с ним, они попросили срочно предоставить им десяток лошадей, чтобы росичи смогли быстрее добраться до лагеря Германариха и попытаться спасти Сунильду. Баламбер не стал возражать против стремления братьев спасти сестру, но только предложил, ссылаясь на то, что росомоны плохие наездники, отправить с ними сотню своих всадников. Сар и Аммий поблагодарили Баламбера, но вежливо отказались, опасаясь, что большой отряд быстро будет замечен, и справедливо больше доверяясь в таком опасном деле своим испытанным товарищам, чем умению владеть конём гуннских всадников. Но Баламбер всё же настоял на том, чтобы братья взяли с собой его всадников, которые послужили бы им прикрытием, а заодно и разведали местность возможного предстоящего сражения.
  Получив коней, и, оставив флотилию на опытного Кара, братья, прихватив восьмерых самых умелых и надёжных воинов, поспешили выступить в направлении лагеря Германариха. Росичи ехали впереди, а составляющий одновременно и прикрытие и поддержку отряд гуннов следовал, примерно, в миле за ними. Следуя в таком порядке, росичи заметили четверых всадников движущихся им навстречу. Быстро укрывшись у дороги, они устроили засаду и, неожиданно набросившись на готов, пленили одного из них, а остальных, чтобы те не наделали много шума, пришлось отправить в мир предков. В пленнике Сар сразу узнал своего старого знакомого Гайну.
  - Ну, вот и встретились мы с тобой как настоящие враги, - подойдя к Гайне, вместо приветствия обратился к готу Сар.
  - Да, но если ты помнишь, я ещё тогда говорил, что не хотел бы скрестить с тобой оружие в настоящем бою, - попытался пошутить Гайна. Потому-то, увидев среди нападающих тебя, даже не стал вынимать из ножен свой меч.
  - Правильно сделал, иначе лежал бы сейчас рядом с ними, - и Сар указал на лежащие в пыли тела готов.
  - По правде говоря, особого желания составить им компанию не испытываю, - вновь сострил Гайна. Но только вот знаешь, тебя я тоже вынужден буду огорчить. Хотя, и это чистая правда, мне этого делать не хотелось бы.
  - И чем же ты можешь меня огорчить?
  - Я ведь догадываюсь, почему вы здесь.
  - Ну, и...?
   -Ты хочешь спасти свою сестру, ведь так?
  - Допустим, и что с этого?
  - Я ведь тоже хотел её спасти, - вывел её и её служанку за лагерь и дал им коня, чтобы они уходили.
  - И зачем тебе это понадобилось? Хотя, можешь не отвечать. Ведь я еще, когда мы с тобой везли Сунильду к Германариху, заметил, как ты на неё посматривал.
  - Да, она мне очень нравилась. И когда стали доходить первые, ещё не верные, слухи, что росомоны предали нас и переметнулись к гуннам, я понял, что Сунильде угрожает смертельная опасность, потому и попытался её спасти, но как оказалось, мои старания были напрасными. Её догнали, и сегодня казнили.
  - Как казнили? - схватился за меч, стоявший рядом Аммий.
  - Как...? - Вам лучше этого не знать.
  - Говори, иначе, клянусь Перуном, проткну тебя, как перепёлку, твоим же мечом.
  - По приказанию короля её привязали ногами к хвостам диких коней и те на полном скаку разорвали её живьём. Так что вы опоздали, и если не желаете понапрасну погибнуть и сами, возвращайтесь скорее обратно. И хотя всё войско ещё утром выступило к Дону, а Германарих задержался из-за казни, но с ним полторы тысячи отборных воинов и даже если бы вас было не десять человек, а в десятеро больше, соваться туда было бы бесполезно.
  На какое-то время вокруг воцарилась мёртвая тишина, которую вскоре нарушил всё тот же Гайна.
  -Ты Сар мне можешь не верить, только я действительно любил твою сестру, и мне кажется, я ей тоже нравился. И потому сразу после её казни я даже подумывал убить Германариха но, поняв, что это у меня не получится, попросился отправить меня подальше из его лагеря, и вот теперь ехал для разведки сил и переговоров с гуннами, ворвавшимися к нам в Тавриду. Ты не представляешь, как я возненавидел этого проклятого старика, которого ещё совсем недавно уважал и чтил как своего короля.
  По выражению глаз и по голосу Гайны можно было не сомневаться в искренности его чувств к Сунильде, и ненависти к её убийце. И действительно, когда сразу после казни девушки, король призвал его к себе, и он предстал перед ним, у Гайны промелькнула мысль прикончить этого старика, погубившего, пожалуй единственное существо в этом мире за которое он готов был отдать даже свою жизнь. Но, сдержав свой безумный порыв, Гайна молча, выслушал данное ему поручение и так же молча кивнув, отправился немедля его исполнять. Всё что говорил Гайна было правдой, но Гайна скрыл от пленивших его россов, то настоящее поручение, которое он получил от Германариха. На самом деле, узнав о вторжении гуннов после некоторых раздумий Германарих решил подстраховаться и послать Гайну к готам живущим у Истра с наказом к их судье Атанариху собрать войско и идти на гуннов прорвавшихся через Тавриду. Это Гайна посчитал нужным на всякий случай утаить, и выдать себя за посла. Так во всяком случае больше шансов остаться живым, решил он.
  - Ну, и что будем делать, - с растерянным видом обратился Аммий к брату, - возвращаться?
  - Мстить, - немного помолчав, твёрдо ответил тот. Я лично, вот этой рукой убью Германариха, сегодня убью, - это говорю вам я Сар.
  - Ты с ума сошёл, - округлил от удивления глаза Гайна. Кто тебя к нему подпустит? Что бы к нему прорваться, вам надо будет перебить с полсотни охраняющих его отборных воинов, что само по себе уже не реально. Но даже если все кто здесь с тобой, не уступают тебе в умении сражаться, то пока вы будете разбираться с охраной, на ноги поднимется весь лагерь. Вам не достать Германанариха, лучше уходите.
  - Да, самим нам не достать, но ты нам поможешь.
  - Я? А что, разве я похож на сумасшедшего?
  - Я думаю, что ты не врал мне и моему брату, о своих чувствах к нашей сестре. Поэтому-то ты нам и поможешь. Ведь отомстить тому, кто нанёс тебе личную обиду, ещё не значит идти против своего народа, не так ли?
  - Верните ему его коня и оружие, - распорядился Сар, необращая внимание на удивление в глазах остальных росов. Дождёмся гуннов, которые, кстати, вон уже приближаются, и мы с Аммием едем в лагерь Германариха. У меня есть план, который, если Перун нам поможет, дожжен сработать.
  
  
  
  
  
  
  Месть.
  
  
  Когда войско Германариха уже выступило к Дону, немного задержавшись из-за казни заложницы, вслед за ним, с личной охраной и отрядом отборной пехоты уже собирался выступить и сам король. Он уже садился в свою повозку, когда из расположенной неподалёку рощи показалось три всадника. Они не спеша въехали в лагерь готов и направились к повозке Германариха.
  - Кого это там ещё несёт, - подслеповато щуря глаза, стоя на ступеньке повозки, поинтересовался король? Ну-ка Аргайт посмотри, у тебя глаза молодые, - обратился Германарих к командиру своих телохранителей.
  - Да это же Гайна, - присмотревшись, без каких либо эмоций в голосе, ответил офицер.
  - Идиот, сам вижу что Гайна, - с ним кто, я тебя спрашиваю.
  - А, этих я не знаю,- ещё раз всмотрелся в приближающихся всадников Аргайт.
  - Да ведь это же, сыновья Веридомара, - вдруг опознал в приближающихся всадниках росомонов один из телохранителей.
  - Какие сыновья, что им здесь нужно? - спустился со ступени на землю Германарих. - И почему это с ними Гайна, которого я отправил к Атанариху? Нука узнайте, что там случилось. Аргайт, выхватив меч, побежал навстречу к всадникам. Видя это, всадники остановились, а Гайна соскочив с коня, быстрым шагом заспешил к королю. Встретившись с Аргайтом, они обменялись несколькими фразами, и Аргайт уже шагом пошёл к росомонам, а Гайна приблизился к королю.
  - Мой король, - не дожидаясь приглашения к разговору, начал Гайна рассказ, заготовленной для него Саром легенды, - направляясь исполнять твоё поручение, не далеко от лагеря я повстречал троих всадников, двое из которые оказались не безызвестными тебе сыновьями ри рюрика росомонов. Их настигал отряд из десяти человек. И когда они уже почти настигли беглицов, мы неожиданно пришли им на помощь. В неравной схватке погибли мои люди и их третий товарищ. Когда нам удалось отбиться, они сказали, что едут к тебе по неотложному делу, о котором желают говорить только с тобой. Я счёл своей обязанностью сопроводить их к тебе, а затем, уже подобрав себе новых спутников, следовать к месту назначения. Прикажешь, чтобы они подошли или может сразу поступить с ними так как и с их сестрой?
  - Не торопись, - какой ты резвый. Ты лучше скажи, они знают, что их сестра казнена?
  - Я думаю, что нет, иначе они не сунулись бы к нам в руки и не стали бы настаивать на встрече с тобой.
  - Ну что ж, тогда пусть их подведут сюда, но только отберите у них на всякий случай оружие.
  - Будет исполнено мой король.
   Гайна махнул рукой Аргайту и тот вместе с росами, которых сопровождала уже группа охранников стали приближаться к Германариху.
  - Отбери у них всё оружие, - приказал Гайна когда Аргайт с росомонами подошли совсем близко.
  - Приказ был немедленно выполнен и братья предстали перед королём готов.
  - Ну, и что привело вас, сыновей вероломного предателя, в мой лагерь? - Сразу, как только братья приблизились, приступил к дознанию Германарих. - Только не хитрите и отвечайте быстрее, некогда мне ту с вами лясы точить - меня ждут срочные и более важные дела, чем беседа с изменниками.
  - Королевский гнев вполне справедлив, - отвечая королю, склонил голову Аммий, - но не стоит всех росомонов считать изменниками. Мы с братом и часть росомонов посчитали за бесчестие оставлять своего покровителя и, рассорившись с отцом и старшим братом, пришли предложить свои услуги.
  - Что? - Германарих от неожиданности даже присел на ступеньку своей повозки, но быстро придя в себя, вдруг, закашлявшись, рассмеялся.
  - Вы думаете, я поверю хоть одному вашему слову.
  - А какой смысл нам врать? Ведь мы сами, по своей воле приехали сюда.
  - В таком случае, где остальные росы, которые ушли с вами. И почему пришли вы сами, а не прислали своего человека?
  - Наши люди стоят на Варе, а мы пришли лично, для того чтобы обговорить наши условия на которых мы и наши корабли будут тебе служить. Ну, а поскольку эти условия касаются в первую очередь меня и моего брата то мы и решили сами вести переговоры...
  В это время в противоположном конце лагеря возникла какая-то паника, и забил тревожный барабан.
  - Что там такое, узнать и быстро мне доложить, - крикнул Германарих одному из стоящих рядом телохранителей. Но не успел тот вскочить на коня, как примчался всадник и сообщил, что на лагерь напал отряд гуннов.
  - Сколько их? - заволновался Германарих.
  - Да вроде не много, сотня, от силы.
  - Так разбейте их и не морочьте мне голову!
  - Да, мой король, мы бы так и сделали, но они все на конях, а у нас одни пешие воины, конная только твоя охранная сотня, да полсотни тяжёлой конница алан, и без всадников нам их не одолеть. Они кружат у лагеря как вороны, и только обстреливают нас из луков, а в бой не вступают.
  - Аргайт, возьми всю конницу, и разделайся с этими наглецами. По-видимому, это один из передовых отрядов тех гуннов, что прорвались через Таврию. И постарайся взять кого ни-будь из них живыми.
  - Понял,- гаркнул Аргайт и помчался исполнять приказание.
  - А может, вы птенчики мне сможете рассказать, откуда взялись эти гунны? - прищурив один глаз и склонив голову на бок, подозревая здесь какую-то связь, обратился король к братьям.
  - Причём здесь мы, - мы пришли договариваться, а не воевать. А эти, наверное, из погони, которая следовала за нами.
  - А если я не захочу договариваться, и не захочу вести с вами никаких переговоров, а прикажу вас казнить, как изменников?
  - Я думаю, что этого делать не стоит, - заговорил молчавший доселе Сар, - ведь боле пяти сотен воинов и два десятка кораблей, сегодня в войске готов будут далеко не лишними. К тому же мы знаем почти о всех планах гуннов и нашего отца, тогда как вам о них ничего не известно.
  - Ну и что же это за планы?
  - Сначала мы хотим получить гарантию, что после победы над гуннами король поможет моему брату стать ри рюриком над всеми росомонами, а мне ...
  - Но не успел он договорить, как из той рощи, откуда недавно появились Гайна с росомонами, выскочил небольшой отряд всадников и стремительно понёсся прямо в том направлении, где находился король и его окружение. Многие из телохранителей короля вместе с другими воинами бросились навстречу нападающим рассчитывая остановить их ещё на дальних подступах. Воспользовавшись тем, что всё внимание окружающих было обращено на горстку смельчаков осмелившихся вломиться в самую гущу походного стана Германариха, Сар бросился на стоявшего в шаге от него Гайну и, выхватив его меч, одним прыжком оказался рядом с Германарихом. Будь король готов помоложе и попроворнее он наверняка успел бы среагировать на этот выпад молодого росомона, но годы сделали своё, и только то, что при попытке сделать шаг назад он споткнулся и стал падать на спину, спасло ему жизнь. Меч скользнул по ребру падающего короля и удар не получился такой силы, которая смогла бы пронзить его одряхлевшее, сухое тело. В тоже время и Сару некогда было разбираться достиг ли его удар желаемого результата; на него уже бросился огромного роста детина, и только бросок в ноги последнему Аммия дал возможность Сару увернуться от удара меча и самому поразить нападающего. Овладев мечём сражённого Саром воина, Аммий успел отразить удар ещё одного из охранников короля, и вместе с Саром они бросились, пробиваясь сквозь сильно поредевшую цепь телохранителей к своим, спешившим к ним на помощь всадникам. В создавшейся суматохе, во многом благодаря виртуозному владению мечом Сара, братья благополучно пробились к росичам и те, подобрав их, умчались в ту же рощу, откуда они только что выскочили. Всё произошло так быстро и неожиданно, что не успевшие среагировать готы всего только ранили двоих из нападавших, да при отходе вражеская стрела вонзилась в плечо Аммию. Увлёкшаяся на другом конце лагеря погоней за гуннами конница готов не успела вернуться, чтобы преследовать беглецов и те спокойно ушли от погони пеших воинов. И уже вскоре, они соединились в условленном месте с любезно предоставленной Баламбером в распоряжение росов сотней гуннов, которые тоже благополучно ушли от преследовавших их готов, и возвращались к Вару.
  
  
  
  
  Смертельная ловушка.
  
  
  Вернувшись к своим кораблям, Сар и Аммий застали на восточном берегу Вара уже переправившееся сюда войско славян. Теперь войска коалиции антов выросли более чем вдвое и представляли собой весьма грозную силу. Узнав о том, что основные силы готов выступили к Дону, а Германарих, как думали братья, убит, Баламбер и Бож решили с целью не допустить соединения готского войска на Дону, немедленно выступать и, преследуя готов навязать им сражение. В авангарде выступила отборная конница гуннов, которая должна была нагнать готов и, завязав рваный бой задержать их на марше пока не подоспеют славяне. Остальная же конница гуннов и славян, а так же пешие войска, должны идти следом, и если авангарду удастся остановить готов то, догнав врага дать решительное сражение и разгромить эту часть готского войска.
  По-видимому, сами боги в тот год ополчились против Германариха и его готов. Короля преследовали сплошные ошибки и неудачи. Вот и на этот раз судьба сыграла с ним злую шутку. Накануне грандиозной битвы, которая должна была его прославить на весь мир, он так глупо и нелепо получил удар мечём в бок. Теперь передвигаться он мог только лёжа в своей повозке и каждая кочка, и ухабина отдавались мучительной болью во всём его одряхлевшем и ослабшем теле. Поэтому, чтобы как можно меньше причинять боли королю, возничие ехали очень медленно и осторожно.
  Узнав о ранении своего короля и о дерзком нападении на его лагерь передового отряда гуннов войско, двигавшееся к Дону, остановилось и, выслав навстречу раненому королю большой отряд конницы, стало ожидать его прибытия. Как впоследствии оказалось, конница, высланная навстречу Германариху, стала совсем не лишней мерой предосторожности.
  Уже на второй день пути, когда до места остановки основного войска было, можно сказать, рукой подать, на возвышенности, уходящей к горизонту, за который уже опускалось кроваво-красное солнце, показались всадники. Сначала их было немного. Они остановились и стали рассматривать растянувшуюся колонну, сопровождающую своего короля. Распознав в них врага три сотни тяжёлой конницы алан, и столько же всадников готов выстроившись в боевом порядке, ринулись было ему навстречу. Но преодолев расстояние, едва превышавшее полёт стрелы им пришлось остановиться, а вскоре и вернуться назад, так как почти весь обозримый горизонт на возвышенности стал заполняться всадниками, которые растянувшись лавой, очевидно, сами готовились напасть на движущуюся в низине колонну. Тут уже нужно было думать не об атаке, а об обороне, и вскоре всё войско готов пришло в движение. Послышались команды и окрики командиров, а походная колонна стала выстраиваться в боевом порядке. Немедленно был послан гонец и в основной лагерь, благо он находился уже совсем рядом. А численность вражеской конницы всё увеличивалась и увеличивалась, и когда по самым приблизительным подсчётам в конной лаве гуннов можно было насчитать не менее десяти тысяч всадников, эта лавина ринулась вниз на изготовившихся к бою готов. Охватив кольцом ощетинившийся копьями лагерь готов, в котором даже с прибывшим отрядом конницы не набиралось более трёх тысяч воинов, гунны не спешили атаковать обречённого на поражение врага, и принялись методично обстреливать его из луков, кружа на своих быстроногих лошадях вокруг обороняющихся готов. Эта уверенность гуннов в обречённости, более малочисленного противника, и желание покончить с ним ценой малой крови как раз и спасли сопровождающее Германариха войско от разгрома. Но, в свою очередь, опускавшиеся на степь сумерки, в какой-то степени спасли и гуннов, которые именно с наступлением темноты рассчитывали покончить с окружёнными. Всё, наверное, так бы и получилось, только как раз к этому времени подоспела из основного лагеря готов вся их конница, которой командовал алан Сафрак. Всадники Сафрака сходу вступили в бой и, разорвав кольцо окружения, заставили гуннов убраться восвояси. Близость ночи и усталость от длительного перегона лошадей, не позволили готам преследовать отступившего врага, поэтому особо больших потерь в этом сражении не было, а на следующий день Германарих приказал всем отходить к основному лагерю, где ещё оставались все пешие воины и обоз. Лагерь этот находился, как ему сказали, на возвышенности и в очень удобном для сражения месте.
  - Я не думаю, что они опять осмелятся напасть, - говорил Сафраку, морщась от боли, Германарих, - но приводить в порядок войско и мысли лучше в надёжном месте. Ведь если это и все гунны, которые прорвались через Тавриду нам их здорово опасаться не стоит, и уже завтра, в крайнем случае, послезавтра, можно будет выступать к Дону. Но если они будут нам надоедать, то им придётся дать бой.
  - Более подходящего места для передышки перед походом да и сражения, если оно конечно состоится, - уверял в свою очередь Германариха Сафрак, - чем то, где расположился лагерь, нам и не сыскать.
  Место для походного лагеря и действительно было выбрано неплохо; был он разбит на правом возвышенном берегу реки, которая милях в пятидесяти ниже по течению впадала в Меотиду. Возвышенность господствовала над холмистой, местами изрезанной не глубокими оврагами, ковыльной степью с редкими зарослями кустарника и давала возможность без труда заметить приближение врага и изготовиться к бою за долго до того, как противник приблизится к лагерю. Но, тем не менее, уже утром на одной из ближайших возвышенностей появились первые всадники гуннов. А ближе к полудню они заполнили не только всю возвышенность, но и стали спускаться в низменную часть степи, приближаясь к лагерю готов. Нападать на значительно превосходящего их по численности противника они как будто бы не собирались, но постоянно держали лагерь готов в состоянии напряжённого ожидания, что начало раздражать не только раненого Германариха, но и его окружение.
  - И сколько мы будем терпеть соседство этих незваных гостей? - глядя на Германариха, сидящего в специально сделанном для него кресле, нетерпеливо поинтересовался Винитарий.
  Германарих, недавно перебравшийся из своей повозки на установленное для него на самом высоком месте кресло, внимательно рассматривал спустившихся в низину всадников противника, расстояние до которых не превышало и одной мили.
  - Может, стоит попробовать заставить вступить их в бой и покончить с ними раз и навсегда, пока они не воспользовались нашей бездеятельностью и сами не напали на нас этой ночью, - не унимался Винитарий.
  - Вряд ли они осмелятся на нас нападать, - закрывая от усталости глаза, откинувшись в кресло, пробормотал король, - у нас одной только конницы едва ли не вдвое больше чем их всех.
  -Так зачем в таком случае они пришли, если не собираются нападать?
  - По-видимому, они стараются нас просто запугать и как можно дольше удержать в лагере, не давая возможности соединиться с войском Гуннимунда, - предположил стоящий тут же Сафрак.
  - Я тоже так думаю - не открывая глаз, подтвердил догадку Сафрака Германарих.
  - Выходит в таком случае нам вообще не стоит их опасаться, - пожал плечами Винитарий.
  - Да нет, мой дорогой родственничек, это здесь, пока мы стоим лагерем, они нам не страшны, но когда мы выступим,- на марше, они могут доставить нам очень много неприятностей.
  - Вот я и говорю - надо навязать им бой и разбить этих наглецов.
  - Позволь мне со всей конницей ударить на них, - не выдержал уже и Сафрак.
  - Нет, Сафрак, сделаем так, - Германарих попробовал привстать, но скривившись от боли, вновь сел в кресло. - Винитарий возьми часть пешего войска и спустись в низину. Попробуй завязать бой. Возможно, видя, что против них выступило не такое уж и большое войско, они ввяжутся в бой. Постарайся сделать так, чтобы они крепко увязли в схватке. А ты, король взглянул на Сафрака, когда они увязнут, обойди конницей их с фланга и отрежь им путь к отходу.
  - Вскоре, после короткого совещания и недолгих уточнений плана разгрома врага, Винитарий во главе десяти тысяч пехотинцев спускался в низину, приближаясь к коннице гуннов. Медленно шаг за шагом сокращалось расстояние. Но, когда до противника оставалось пройти расстояние не более полёта стрелы, и Винитарий уже вот-вот готов был увлекая воинов перейти на бег, чтобы стремительно врезаться в ряды вражеской конницы, гунны, развернув лошадей, стали отходить на недавно покинутую ими возвышенность. Немного растерявшись и, не зная как поступить дальше, Винитарий остановился. Но вскоре, видя, что гунны, достигнув вершины, тоже остановились и выстроились в боевом порядке, понял, что те просто отошли на более выгодную позицию на возвышенности. Ну что ж решил он, мне главное связать их схваткой, а там подоспеет конница, и снова двинул своё войско на врага. Его воины стали медленно подниматься на возвышенность, на которой расположились гунны, давая понять противнику, что готовы принять бой. Но стоило готам вновь приблизиться к гуннам, как те опять не принимая боя, отступили и остановились в низине за возвышенностью, на которой только что стояли. Одолеваемый азартом охотника, Винитарий отдал приказ преследовать врага. И опять всё повторилось. Гунны отступили. Видя, что его воины уже устали от бессмысленного преследования конного врага Винитарий распорядился возвращаться в лагерь. Но стоило его войску развернуться спиной к противнику, как конница гуннов сорвалась в атаку и устремилась на отходивших готов. Пришлось разворачиваться и спешно готовиться к бою. Но и на этот раз схватка не состоялась. Приблизившись, всё на тоже расстояние полёта стрелы, гунны остановились, растянувшись в длинной лавине. Но стоило после недлительного противостояния лицом к лицу с врагом отдать команду об отходе, как гунны вновь устремились в атаку. Пришлось опять разворачиваться лицом к противнику и так, изготовившись к бою отходить на возвышенность, с которой уже виден был лагерь. Неизвестно как долго отходили бы так пятившись, уставшие воины Винитария, если бы не появившиеся всадники Сафрака которые, огибая с фланга пешее войско готов, попытались зайти в тыл гуннам. Но те только заметив вражескую конницу, откровенно бросились бежать. Преследовать их не было никакого смысла. Так потратив впустую почти полдня, готы уже под вечер вернулись в свой лагерь.
  Германарих нервничал, он даже в горячке вскочил на ноги, ругая за такой бессмысленный и опасно далёкий уход в степь Винитария. Но успокоившись, подозвал ближе Сафрака, и устало, перейдя почти на шёпот, распорядился. Утром, до рассвета, бери всю конницу и веди её на ту возвышенность, - он кивнул в сторону, где ещё днём стояли гунны.- Я думаю, с утра гунны опять попытаются её занять и непременно столкнутся с нашей конницей, и пусть тогда они попробуют поиграть с тобой, как сегодня игрались с Винитарием. Преследуй куда бы они ни побежали - догони и разбей. Они мне уже надоели.
  Рассвет застал всю гото-сарматскую конницу, выстроенную для боя на подъёме к возвышенности на которой вчера появились первые гунны. И действительно ждать, долго не пришлось. Уже вскоре на её плоской вершине показались всадники гуннов. И тут же Сафрак, стремясь овладеть возвышенностью, пока её не занял враг и не изготовился к бою, отдал команду к атаке. Гунны же, спешно развернувшись, бросились бежать. Когда Сафрак влетел на вершину возвышенности, он понял, что неожиданной атаки, на которую он так надеялся, у него не получится. Вся основная масса конницы гуннов находилась милях в трёх на соседней возвышенности, куда во всю прыть мчался и их передовой отряд разведки. Но памятуя приказ Германариха и, сгорая желанием разгромить трусливого врага, он отдал приказ идти на сближение с неприятелем. Неспешной рысью конница готов приближалась к врагу, но гунны не ввязываясь в схватку стали уходить. Пустив лошадей в галоп, готы помчались вслед удаляющимся гуннам. Но те и не думали о сражении и, не уступая в скорости готам, уходили в степь. Так, то переходя на шаг, то вновь ускоряясь, почти полдня преследовали готы противника, пока вдруг, поднявшись на очередную возвышенность, неожиданно не наткнулись на большое изготовившееся к бою пешее войско славян. Конница же гуннов, сходу, развернувшись, предприняла попытку обойти войско Сафрака на его левом фланге. Видя значительное превосходство врага, и, опасаясь быть отрезанным от лагеря, Сафрак приказал немедля отходить. Но только его всадники стали спускаться в низину, как на вершине возвышенности, на которую им предстояло отойти, появилась невесть откуда взявшаяся конница. Сначала Сафрак решил, что это войско посланное Германарихом им в помощь, но тут же вспомнил, что конница почти вся ушла с ним, и с ужасом понял, что он попал в западню. Решение надо было принимать на ходу, и он решил пробиваться в сторону лагеря. Но видя, что вся масса конницы готов устремилась на них, противник только что появившийся на возвышенности остановился в ожидании, и, пользуясь своей превосходной позицией, осыпал наступающих тучами стрел, а когда, хоть и с незначительными, но всё же потерями, готы приблизились, то смело ринулся в бой. И тут же в тыл готам ударило то самое войско, которое они так упорно преследовали. Положение гото-сатматской конницы было не завидным. А когда появились мчавшиеся со всех ног к месту схватки пешие славяне, Сафрак понял, что его конница в лагерь у реки уже не вернётся.
  
  
  
  Смерть короля.
  
  
   Утомлённый долгим ожиданием вестей от Сафрака Германарих дремал в расставленном для него шатре, когда, вдруг, услышал приближающийся топот копыт и ржание лошади. Медленно привстав, он сел в своей постели и тут же в шатёр ввалился весь в пыли смешанной с ссохшейся кровью Сафрак.
  - Ну..., - глядя на серое от пыли и пота лицо своего начальника конницы выдавил король, - что? Говори! Что молчишь? Упустил?
  - Мой король, наша конница разбита, её нет.
  - Что? Ты в своём уме? Ты что несёшь? У тебя было почти двоекратное преимущество и тебя разбили? - Голос Германариха дрожал от гнева.
  - Мы попали в засаду, устроенную нам славянами и...
  - Какими славянами, - не дал договорить Сафраку король, - откуда они здесь взялись, ты что пьян или бредишь?
  - Я повторяю, - раздражённо заговорил на повышенных тонах и без того уже взволнованный Сафрак, - выполняя твой приказ преследовать врага, мы попали в засаду устроенную славянами и гуннами. Откуда взялись славяне и ещё одно большое конное войско врага я не знаю.
  - Ладно, - перешёл на более миролюбивый тон, немного придя в себя, Германарих. Он, не мигая, холодным змеиным взглядом рассматривал Сафрака - Рассказывай, всё по порядку.
  Но в это время в шатёр вошёл весь запыхавшийся от волнения и быстрой ходьбы Винитарий и, успокаивая дыхание, остановился рядом с Сафраком.
  - Ну что там ещё? - Устало перевёл взгляд на вошедшего племянника король.
  - На возвышенности показались передовые отряды гуннов.
  - Что? - не веря услышанному, переспросил король. - Много там их?
  - Пока что несколько сотен всадников.
  - Сколько у тебя осталось конницы? - Вновь обратился король к Сафраку.
  - Со мной прорвались чуть более трёх сотен израненных и измождённых в битве воинов.
  - Сколько? - Германерих упёрся руками в кровать, пытаясь подняться. - И это всё что осталось от, от..., - он не договорил и бессильно опустился на койку.
  - Мой король, - нерешительно попытался успокоить Германариха Винитарий, - преследуемые передовым отрядом гуннов, в лагерь только что пробились ещё около сотни всадников. Может быть, повезёт ещё кому-нибудь и тогда...
  - Что тогда? Что ты меня успокаиваешь? - Германарих вновь медленно поднялся. - Мы остались без конницы. Что эти жалкие четыре или пусть даже пять сотен всадников против нескольких десятков тысяч конников врага.
  - Сколько пешего войска было в засаде у славян, - неожиданно сменив тему, обратился король к Сафраку.
  - Я не могу сказать точно, - замялся тот, - но тысяч двадцать было.
  - Откуда здесь взялось столько славян, - уставился на своих военачальников Германарих, но тут же поняв, что они знают не больше его, помолчав распорядился. Что ж, преимущество может и не очень большое, хоть в пешем войске, но на нашей стороне. Без подхода пехоты я думаю, конница врага нас атаковать не станет. Позиция у нас отличная будем обороняться.
  - А может лучше, не дожидаясь подхода всего войска врага, сегодня ночью переправиться через реку и отходить на соединение с Гуннимундом. - предложил Сафрак.
  - Ну да, - и привести за собой войско врага, которое ударит в спину Гуннимунду, чем немедля воспользуются гунны, оставшиеся за Доном, - раздражённо отреагировал на это предложение Винитарий.
  - Это одно, но и это не самое удручающее в нашем положении, - поддержал племянника старый король, - беда в том, что вряд ли нам удастся оторваться от противника, не имея конницы для прикрытия отхода. При таком положении к Дону дойдёт лишь незначительная часть нашего войска, и то если ещё дойдёт. Большинство непременно погибнет и будут перебиты конницей гуннов на марше.
  Но противник втрое, а может и более превосходит наши силы, - упорствовал Сафрак, - мы всё равно долго не продержимся на голой вершине.
  - Нужно сделать её не голой, сделать неприступной, а для этого укрепить возвышенность. Все повозки расставить вокруг лагеря и связать их одна с другой, - распорядился Германарих, вспомнив как много лет назад, попав в "водяной мешок", он, из-за такого укрепления славян едва не остался в том "мешке" навечно. - Продержимся несколько дней, а там, глядишь, узнав о подходе Атанариха, гунны и славяне разбегутся как мыши.
  - Это если он ещё выступит... Что-то подозрительным совпадением мне показалось то нападение гуннов и визит братьев в результате которого ты мой король получил ранение. Не заодно ли с ними был Гайна, который сразу после того происшествия поспешил отправиться к Атанариху.
  - Не каркай Сафрак, - оборвал алана король, хотя и сам об этом не раз подумывал и сожалел, что в горячке после ранения, не разобравшись как следует, отправил Гайну обратно к Атанариху.
  - Но у нас не хватит повозок окружить весь лагерь, - пожал плечами Винитарий.
  - На крутом склоне к реке можно обойтись и без повозок, конница там не пройдёт, а пехоту я надеюсь, вы сумеете скинуть вниз.
  Сафрак с Винитарием не смогли предложить, что-либо более подходящее для настоящего момента, и недолго думая, отправились выполнять распоряжение короля. Вскоре в лагере закипела горячая работа. Войско Германариха готовилось достойно встретить противника. До самой ночи стягивались и крепко связывались, где цепями, а где за нехваткой таковых и кожаными ремнями или обычными льняными верёвками все имеющиеся в лагере средства транспортировки и передвижения. Так что когда забрезжил рассвет, глазам подоспевших к ночи, вслед за передовыми конными отрядами, воинам Божа и Баламбера открылась картина довольно прилично укреплённого лагеря врага, который просто так с наскока взять было очень даже непросто.
  С восходом солнца несколько десятков всадников, держась на расстоянии полёта стрелы, некоторое время, не спеша объезжали лагерь, не обращая внимания на стрелы и язвительные окрики, доносившиеся из-за вражеских укреплений. А когда они вернулись, то вскоре всё гунно-славянское войско пришло в движение. Началась подготовка к штурму лагеря.
   Приблизившись, конница гуннов стала сосредотачиваться, в центре лагерного укрепления, за ней строилось большое войско пеших славянских воинов, тогда как другая часть славян расположились по флангам, сконцентрировав основные силы у самой кромки возвышенности, круто опускающейся к реке. Делалось всё это не спеша, и когда все приготовления были закончены, войско атакующих, ещё некоторое время стояло, ожидая сигнала к бою, как бы собираясь с духом и силами, перед смертельной схваткой. Этого времени вполне хватило для того чтобы можно было понять, что основной удар будет наноситься в центр обороняющихся, совместными силами конницы и пехоты, в то время как пехота на флангах попытается, очевидно, обойдя укрепления из повозок, атаковать по склону. Поэтому готы соответственно и сосредоточили лучшие свои силы там, где готовился, по их мнению, главный удар.
  Когда протрубили к атаке, и вся эта масса людей и коней одновременно пришла в движение, то конница, быстро оторвавшись от спешившей за ней пехоты, с гиканьем и свистом устремилась к лагерю ввысь по пологому склону. Приблизившись к укреплениям, всадники выпускали одну-две стрелы и веером разметались в стороны. Тут же накатывалась следующая волна и всё повторялось, пока, чуть ли не вплотную к укреплениям подоспела пехота. Перескакивая через тела павших, а иногда и ступая по ним, славяне яростно кинулись на оборонявшихся, которые уже заранее приготовили им достойную встречу. Камни, дротики и стрелы тучей сыпались на атакующих, выхватывая свою жертву из их рядов. Было ясно, что при таких потерях, достигнув укреплений, рассчитывать на успех в их штурме не приходится. Но пехота всё же упрямо шла вперёд и уже вскоре завязала, казалось бы бесполезный рукопашный бой, штурмуя повозки. Но атака явно захлёбывалась. Предчувствуя победу, некоторые защитники лагеря, увлечённые схваткой, даже выскакивали за укрепления, понимая, что нападающие вот, вот дрогнут и побегут. Вдруг, в самом таборе, за спиной обороняющихся, стало происходить нечто непонятное. Тысячи всадников невесть откуда появившись в таборе, на полном скаку разили обороняющихся со всевозможного вида оружия, а когда вслед за ними ворвалась и славянская пехота началась паника.
  Оказалось, что сосредоточившаяся на флангах пехота противника ставила целью совсем не атаку неукреплённого лагеря с труднодоступной речной стороны. Все их усилия были направлены на то, чтобы отсоединить несколько связанных между собой крайних телег и подвод, и столкнуть их с крутого спуска вниз. Что, как оказалось, и не составило большого труда. В образовавшийся проход тут же бросились отстрелявшиеся в центре всадники, которые как бы выходя из боя, немедленно устремлялись к флангам. Ворвавшись в лагерь, они стремительно атаковали обороняющихся, которые мечась в панике, попадали под их стрелы и мечи, или под копыта лошадей.
   Поняв, что разгрома не избежать многие из готов бросились вниз по крутому спуску к реке и пытались вплавь добраться на противоположный берег, но под тяжестью доспехов и под обстрелом врага большинство из них находили свой конец в водах реки. Напрасно Германарих, выбиваясь из сил, пытался остановить бегущих, напрасно, размахивая мечём, призывал к себе своих воинов, паника уже охватила почти всё войско.
  Заметив, бешено мечущегося старика в позолоченных лёгких доспехах и догадываясь, что это птица очень важная, несколько вражеских всадников устремились к королю готов. Из встречающихся на пути воинов врага, мало кто оказывал достойное сопротивление, большинство в страхе разбегались кто куда. Когда Германарих заметил это, он с ужасом понял, что плена ему не избежать. От этой мысли он как-то мигом сник и почти совершенно обессилил, а его глаза затуманили непрошенные слёзы. Это были слёзы обиды, обиды за то, что так позорно и бесславно заканчивается его такая долгая и славная жизнь. Нет только не пленение... Он дрожащими руками направил остриё меча себе в горло, но руки дрожали и не слушались, одряхлевшего старика. Тогда, собравши последние силы, он схватил за руку пробегающего мимо с округлившимися от страха глазами молодого воина.
  - Стой сынок, - прохрипел, показавшимся даже ему самому чужим голосом Германарих, - не спеши, успеешь ещё найти свой бесславный конец. На меч и убей своего старого короля его же мечом. Или ты хочешь, что бы над твоим королём надругались эти варвары? - Заметил он нерешительность воина.
  Глаза юноши ещё больше округлились, он яростно рванул руку, вырываясь из ослабшей руки старца, и бросился прочь. Глядя ему вслед, Германарих затрясся в истерическом смехе, медленно опускаясь на колени. Вдруг его затуманенный взор буквально в шаге заметил норку. Вот оно спасение, мелькнула молнией мысль. Германарих, не раздумывая, вставил рукоять меча в нору и придавив на крестовину рукояти ногой вогнал её полностью в землю. Меч стоял почти вертикально остриём вверх. Взглянув последний раз на синеющее над головой небо, король бросился на меч. А через миг, к нему окровавленному и распростёртому на сухой вытоптанной траве приблизился вражеский всадник. Соскочив с коня гунн, зло плюнув на ещё подёргивающееся в конвульсиях тело Германариха, и выругавшись в сердцах, что от него ускользнул такой важный пленник, принялся снимать с безжизненного, но ещё тёплого тела короля его, сверкающие в лучах уже клонившегося к закату солнца, покрытые золотом доспехи.
  
  
  
  
   Благородство союзников.
  
  После такого сокрушительного разгрома преследовать тех немногих всадников и пеших воинов противника, которым удалось переправиться через реку не стали. Хватало работы и на поле боя. Ведь победителям надо было подумать и о личной выгоде, дарованной победой, и проследить, чтобы ценные вещи поверженных врагов, не пропали даром, а по возможности пошли по праву сильнейшего во благо так славно потрудившегося для этой самой победы ратника. Увы, таков жесткий закон войны. Правда отдельные, окружённые со всех сторон противником, группы врага ещё кое-где ожесточённо сопротивлялись, но уже многие готы бросали оружие и сдавались на милость победителю. Среди пленённых оказалось немало из начальствующих людей, среди них и племянник короля Винитарий. Не сумев пробиться к реке или последовать примеру своего короля, заметив, стремящегося прорваться к нему, сражающегося в первых рядах славян Божа, когда их взгляды встретились, Винитарий отшвырнул в сторону свой меч и широко расставил руки, тем самым показывая, что он безоружен, и сдаётся риксу славян. Заметив, что их вождь отказывается от сопротивления, его примеру последовали и находящиеся с ним рядом готы. Пленён был и сброшенный арканом с коня Сафрак. Оказавшись на земле в своём тяжёлом доспехе, он никак не мог подняться на ноги, и только подъехавший, заарканивший его гунн, подтягивая за аркан, помог ему встать и со смехом потащил еле успевавшего за ним важного пленника к своему начальнику. А к вечеру сражение уже было закончено.
  На следующий день пленённым готам позволили собрать на поле боя своих павших в битве товарищей и предать огню тела погибших. Тоже сделали гунны и славяне, ещё в день сражения, до наступления ночи, собравшие своих раненых и убитых. Когда проводили в последний путь павших воинов, то пленных князей и военачальников повели к палатке Баламбера, возле которой собралось множество риксов и знатных воинов славян и гуннов.
   Винитар, Сафрак и остальные готские начальники стояли перед обступившими их полукругом вчерашними врагами и молча, ждали своей участи. При этом гунны по своему обычаю все сидели верхом на конях, тогда как славянские вожди, не привычные к этому, сидели на принесённых специально для них лавках.
  Положив одну ногу, согнутую в колене на спину коня и опёршись на неё рукой, первым обратился к пленникам Баламбер.
  - Кто у вас здесь старший, ты Витимир? - Указал он плетью на Винитария. - Ведь ты, кажется, доводишься родственником погибшему Германариху, как мне сказал мой друг, великий рикс славянского народа Бож.
  Все готы, посматривая на Винитара, молча ждали.
  - Да, тебе правильно сказал Бож, я родственник покойного короля но я привык, чтобы меня называли Винитарием.
  - Ты много к чему привык, но если ты хочешь чтобы твои пленённые в бою воины оставались живы и здоровы, тебе стоит оставить кое-какие твои привычки. Это касается и всех вас, - он вновь указал своей плетью, теперь уже на стоящих рядом с Винитаром пленников. - Что скажете?
  Готы стояли молча.
  - Вы знаете, - вдруг улыбнулся гунн, - я ведь сегодня из-за вас чуть было не поссорился с моими друзьями славянами. Почти все они настаивали на том, что вас надо или обратить в рабов или казнить. Но мы гунны рабов не любим, нам их держать негде, да и содержать не на что. Не любим мы и напрасной крови. Поэтому я предлагаю: - Вы даёте от имени всего вашего народа клятву быть друзьями, как нам гуннам, так и славянам, становитесь из наших врагов нашими союзникам, и можете быть свободны. Или же мы поступим с вами так, как предлагают славянские вожди. Выбирайте.
  - Мы тоже не любим крови, но мы хорошо знаем готов и даже если они дадут клятву, то нарушить её им ничего не стоит, - подал свой голос, глядя на Сафрака, Идар.
  - Да, мы не верим нашим врагам готам, но мы верим друзьям, и если народ гуннов обещает непременно покарать нарушивших клятву, мы будем друзьями даже бывшим нашим врагам, - положив руку на плечё друга, прервал Идара Бож. - Мы будем рады мирным соседям, но только если по вине готов вновь прольётся кровь нашего народа, воины гуннов должны быть в числе первых, кто поднимет на клятвопреступников своё оружие.
  - В этом ты Бож можешь не сомневаться, - сурово взглянув на готов, пообещал вождь гуннов, - между друзьями и союзниками нет места крови, запомните это.
  После недолгих разговоров, побеждённые попросили дать им время подумать. В это им отказывать не стали, но так как на следующий день уже намечалось выступление союзного войска к Дону, время на размышление отводилось лишь до вечера. Вечером готы уже готовы были быть союзниками, но с условием, что их не станут втягивать в войну против своих сородичей.
  - Мы согласны быть верными союзниками и друзьями, - заявили готы, но только лишь после того как вы сможет справиться с Гуннимундом, а пока всё что мы можем пообещать это наш нейтралитет.
  - Ну что ж, большего от вас пока и не требуется. По крайней мере это сказано честно, - подвёл итог переговоров Баламбер.
   На том совет союзных вождей и согласился, предварительно, на время войны, порешив, на всякий случай, отпустить своих новых союзников, не возвращая им оружие.
   Когда же на следующий день стали готовиться к предстоящему походу, то неожиданно в лагерь прибыл росомон Сар и сообщил о том, что их люди, прибывшие от тех берегов Понта, где в него впадает Истр, узнали о том, что вождь и судья лесных готов Атанарих, собрав войско, численностью порядка пятнадцати - двадцати тысяч воинов вскоре выступает, если не выступил уже, на помощь своим собратьям, степным готам. После этой новости союзники долго спорили и не могли прийти к общему мнению, как им действовать дальше. Гуннские вожди предлагали всей силой обрушиться на Гуннимунда, и быстро покончив с ним затем разбить Атанариха. Но с таким планом не соглашались славяне. Опасаясь, что пока они будут сражаться против Гуннимунда, готы Атанариха могут разграбить и пожечь их селения, а их семьи угнать в рабство или предать смерти. Они настаивали на том, что славяне должны вернуться и, встретив готов сразиться с ними, не дав им возможности проникнуть вглубь славянской земли или ударить в тыл гуннам. В конце концов, всеми было одобрено предложение славян, и Баламбер даже на всякий случай выделил в распоряжение Божа тысячу своих всадников, считая, что с такой слабой конницей как у славян, одолеть в открытом бою готов Атанариха им будет нелегко. И уже сразу, недолго собираясь, после принятого решения, Бож со своим войском выступил на встречу Атанариху.
  
  
  
  
  
  
  Ещё одна победа.
  
  
  Привычные к длительным переходам и славящиеся своей способностью быстро покрывать пешком, почти без отдыха, расстояние в многие десятки миль, воины Божа уже на пятый день пути форсировали Вар, а на четвёртый, после переправы через могучую реку, всего в одном дне пути от Буга повстречали небольшой отряд славянских воинов, шедший на северо-восток. Они спешили предупредить своих сородичей о том, что большое войско готов подошло к Данастеру или Тирасу, как называют эту реку греки, и уже готовится, переправившись через него, вторгнуться в их земли.
  Узнав, что во главе встреченного ими войска идёт сам Бож, предводитель отряда попросился принять их в свои ряды и рассказал Божу, что ещё два дня назад он сам лично видел, как готы начали переправляться через Тирас, и что возможно они уже на подходе к Гипанису. Не желая дать возможности врагу беспрепятственно переправиться через реку, Бож приказал всей своей и гуннской коннице спешить к берегам Гипаниса, а пехоте ускорить и без того скорый шаг. Когда на следующий день всё войско славян подошло к берегам Гипаниса, то от прибывших сюда и успевших кое-что разведать конных воинов, Божу стало известно, что на том берегу реки готов ещё нет. Решено было немедля переправляться через реку, а вперёд выслать опытных разведчиков. А уже на следующий день Бож знал, что около пяти тысяч готов стоят в хорошо укреплённом лагере милях в двадцати от Тираса. Было ясно, что это далеко не всё войско Атанариха. Где остальные? Что задумал готский вождь? Нужно было всё хорошенько выяснить, прежде чем двинуться на сближение с неприятелем. Во все стороны опять были направлены разведчики, и не прошло и дня как Божу стало известно, что основное войско стоит лагерем на западном берегу реки Тирас не далеко от брода через реку.
  Собрав знатных воинов и родовых вождей, славяне стали думать, как лучше поступить в данной ситуации. Сначала почти все высказывались за то, что следует неожиданно напасть на передовой отряд и уничтожить его до подхода основных сил врага, а затем ударить по врагу на том берегу. Лишь только Идар сидел молча, и как будто совсем не думал о предстоящей схватке. И только когда уже было почти решено готовиться к выступлению, он, вдруг не громко рассмеялся и, не понятно к кому обращаясь, сквозь смех выдавил:
  - Ох и хитёр, ну и лис, - и засмеялся громче.
  - Ты это о ком, - обведя всех присутствующих взглядом, и ничего не понимая, поинтересовался у старого товарища Бож.
  - Ну как о ком, об Атанарихе, - хитёр и умен, судя по всему, сей готский судья, но только ведь и мы, я думаю, не из простачков будем.
  - Не понял, ну-ка объясни, - зная, что Идар просто так не стал бы бросаться пустыми словами и, догадываясь, что он что-то задумал, нажимал на товарища Бож.
  - А ты сам подумай, да и вы тоже не ленитесь, - как бы приглашая жестом руки присоединиться, обратился Идар и к остальным присутствующим.
  - Зачем это готы оторвали от основных сил часть войска, выставили его за реку на довольно приличное расстояние и держат его здесь уже, надо думать, не один день? - Он обвел всех вопрошающим взглядом и, видя, что все ждут дальнейших пояснений, продолжил. - Видно пронюхал Атанарих о нашем приближении и, кажется мне, очень сильно хочет, чтоб мы напали на его авангард. Не знаю, что он задумал, но не зря, ох не зря, расположили готы основные силы у брода, разместив малое войско, в хорошо укреплённом лагере. Наверняка готовит Атанарих какую-то пакость. Поэтому думаю нам лучше тихо и незаметно обойти укреплённый лагерь на этом берегу, так же незаметно для противника переправиться через Данастер и неожиданно ударить по основным силам готов. Сил у нас для этого я думаю хватает, но а эти, что переправились, своего часа тоже дождутся.
  Спорить долго не стали, так как доводы Идара всем показались очень убедительными.
  Воспользовавшись густым туманом, войско Божа обошло передовой лагерь готов и уже в сумерках подошло к Данастеру. Когда же совсем стемнело, то решено было для нападения воспользоваться тем же самым бродом, у которого стояло войско Атанариха. Тихо, стараясь не выдать себя прежде времени, славяне подошли к броду и стали переходить реку, рассредоточиваясь вдоль берега. Видно само провидение было в ту ночь на стороне Божа и его войска. Переправа была произведена абсолютно не замеченная противником, и когда уже почти всё войско славян и гуннов оказалось на противоположном берегу, неожиданно из-за облаков показалась луна, осветив тусклым светом лагерь готов. Недолго раздумывая, славяне ринулись к спящему стану и, сокрушая не успевших очнуться после сна готов, легко ворвались в лагерь противника.
  Понимая, что в ночном сражении неоспоримое преимущество на стороне неожиданно напавшего врага, и что сопротивление может окончиться полным разгромом, Атанарих приказал оповестить всех, чтобы немедля отходили в горы. Сам он в числе первых, в окружении приближённых ему лиц, при свете луны, выскользнув из лагеря, устремился в землю союзного и родственного готам племени тайфалов, куда указывалось отходить и всем остальным, сумевшим отбиться от нападения.
  Бож не стал ночью, опасаясь засады в горах, преследовать Атанариха. А утром, перейдя опять Данастер, решил напасть на оставленный левобережный лагерь противника. Но как не торопилось его войско застать врага на прежнем месте, в левобережном лагере готов уже никого найти не удалось. Видимо, заранее расставленные между двух лагерей посты, которые должны были быстро предупредить Атанариха о нападении на передовой лагерь, так же быстро оповестили авангард готов о ночном нападении славян на их основные силы и, начальствующие над ним риксы Логариман и Мундерих, хорошо зная, как быстротечно бывает неожиданное ночное сражение и, понимая, что помочь они уже не в силах, справедливо опасаясь последующего удара именно по ним, ещё до рассвета увели, спасая своё войско, в неизвестном направлении.
  Дав возможность пару дней своим воинам отдохнуть после сражения и длительного, стремительного похода, верный союзническому долгу, Бож оставив часть войска для обороны края, на случай если Атанарих, собравшись с силами, решит повторить свою попытку нападения, сам с дружиной, с гуннами и охочими следовать за ним вновь направился к Дону. Разгорячённая, победами, и побуждаемая предчувствием славы новых баталий, желание сражаться выразила огромная часть войска.
  Возвращались люди Божа хоть и не так стремительно, как когда спешили для отражения нависшей над славянами готской опасности, но и здорово расслабляться себе тоже не позволяли. Но, тем не менее, когда переправились через Вар, конница гуннов решила оставить славян и более стремительно, чем это могли сделать пешие воины, идти к Дону. Бож и остальные риксы, славян прекрасно понимая настроение гуннов, тепло простившись с союзниками и их предводителем Басихом, пообещали, что не позже чем через седмицу вновь встретятся с ними у Дона. Но встретиться довелось гораздо раньше. Уже на третий день после расставания Басих и его люди вдруг вновь появились в лагере славаян. Из рассказа предводителя гуннов славяне узнали, что сражение на Дону между гуннами и готами уже состоялось. В тяжёлой кровавой схватке победу одержали гунны, которые благодаря росомонам смогли быстро и неожиданно в самом неожиданном месте переправить через Дон своих соотечественников с другого берега Дона и совместными усилиями нанести сокрушительное поражение своему противнику.
   Отчаянно бились готы, пока раненый в бою не был пленён Гуннимунд, а с ним и его сын. Не видя среди сражающихся своих вождей, войско готов стало сдаваться и разбегаться кто куда. Беглецов преследовали и, или пленяли или уничтожали, преследуя аж до малого Дона. Но большой отряд готских всадников во главе с тысячным Алфеем смогли оторваться от преследования и уходили на запад. По пути они столкнулись с гуннами Басиха, но преследуемые шедшим по пятам большим конным войском в бой вступать не стали, а развернувшись ушли в направлении лагеря готов Винитария. Отряд гуннов преследовавший Алфея, соединившись с всадниками Басиха, не решились атаковать беглецов в лагере Винитария и послали своих послов с требованием не принимать бежавших, но послы не вернулись. Подозревая, что готы их взяли в плен или возможно даже убили, Басих просил ускорить ход славянского войска и если не вернутся к подходу славян посланцы гуннов, и Винитарий не выдаст Алфея совместно атаковать нарушивших недавно данную клятву дружбы готов Винитария и укрывшегося у него Алфея и его воинов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Конец большой войны.
  
  
  Ещё до начала сражения у Дона, готы Гуннимунда от немногих кому повезло, спастись и сумевших бежать с места разгрома войск Германариха, знали о печальной участи своих соотечественников. Но, не смотря на это, Гуннимунд решил всё же испытать своё счастье и дать сражение гуннам. Оставив часть войска у Дона, она должна была препятствовать переправе гуннов с азиатского берега, сам он с основными силами направился на встречу Баламберу. Да только не успел он отойти и полсотни миль от Дона, как его нагнал гонец и сообщил, что гунны на кораблях росомонов переправились совсем не там где их ожидали и уже завязали бой с оставшимися у реки готами. Надо было срочно возвращаться. Ведь вся надежда была на то, что широкая река будет естественным союзником оставленному заслону, который численностью существенно уступал нападающим и, что именно благодаря ей удастся довольно долго удерживать гуннов на противоположном берегу. Но едва успел он распорядиться о возвращении, как примчался новый гонец с сообщением о том, что авангард войска уже столкнулся с передовым отрядом гуннов Баламбера и, понеся большие потери, вынужден был отступать. Нужно было срочно готовиться к встрече с неприятелем. Быстро оценив местность, Гуннимунд распорядился выстроить войско на склоне господствующей возвышенности и готовиться к бою. Враг не заставил себя долго ждать.
   Первая лавина всадников с диким криком и свистом помчалась прямо на выстроенные ряды войска Гуннимунда. Выставив из-за сомкнутых щитов копья, пехота готов приготовилась встретить врага. За спиной у пехотинцев расположились лучники, поджидая, когда враг приблизится и можно будет благодаря возвышенному расположению открыть прицельный огонь по наступающим. Конница должна была прикрывать фланги и на случай если враг завязнет в центре нанести обходящий удар. Но гунны едва приблизившись на расстояние выстрела пустили на скаку по паре стрел и, рассыпавшись веером помчались на фланги. Выпущенные, стоящими за строем пехотинцев, вдогон гуннам, стрелы готских лучников почти не достигли цели, тогда как стрелы гуннов, долетев до первых рядов пехоты Гуннимунда, ранили нескольких воинов. Следующая лава всадников повторила тот же маневр, в то время как первые, промчавшись рядом со стоявшей в ожидании команды на флангах конницей готов, умудрились, не вступая в бой выдернуть из седла, при помощи арканов, около десятка зазевавшихся всадников врага. После такой карусели первая волна возвратилась на исходную позицию, ожидая очереди для повторного маневра.
  Понимая, что так может продолжаться бесконечно долго и, что нужно срочно менять тактику боя, Гуннимунд, заметив, что силы гуннов не так велики, как он думал, приказал атаковать врага. Тяжёлая конница готов лавиной сорвалась вниз на флангах, а пехота быстрым шагом шла на гуннов в центре. Но сражение не состоялось. Гунны, поворотив морды своих коней, поспешили покинуть поле боя. Так как враг отступил, и вдалеке маячили только отдельные его всадники, а день уже был близок к вечеру, готы решили отойти на недавно занимаемую ими возвышенность, а утром, если враг вновь подойдёт возобновить сражение и разбить трусливого противника. Если же сражения не будет, то отойти к Дону и, не давая возможности соединиться тем гуннам, что переправились одним мощным и быстрым ударом покончить с ними. Но когда наступило утро, первое что заметили готы это строящегося в боевые порядки врага. Не дожидаясь атаки противника, Гуннимунд сам распорядился атаковать. Когда готы вновь устремились с возвышенности вниз, то гунны, не смотря на то, что их было даже несколько меньше чем их врагов, и позиция в низине ничего хорошего для них не сулила, на этот раз отступать не стали. Встретив врага тучей стрел, они неожиданно всей лавиной ринулись навстречу готам и завязали бой. И когда Гуннимунд уже было подумал, что судьба решила подарить ему победу над тем с кем не смог справиться даже его знаменитый отец, за спиной у себя он услышал нарастающий гул и когда оглянулся то был потрясён увиденным. Огромное конное войско врага, молча, мчалось на них с той возвышенности, на которой они только недавно стояли
  - Не успел, - мелькнуло в сознании.
  Да, действительно, он не успел. Войско гуннов, переправившееся через Дон, разгромило заслон готов и за ночь подошло к лагерю Гуннимунда. Успев согласовать свои действия с действиями конников Баламбера, подошедшие гунны действовали строго по намеченному плану, и вступили в сражение лишь, когда готы крепко завязли в схватке и не имели возможности не отступать, не маневрировать.
  Командовавший конницей готов на правом фланге Алфей, лишь только заметил появившегося в их тылу врага, оценив ситуацию, понял, что битва проиграна и, воспользовавшись тем, что его конница успела глубоко обойти с фланга противника, и перед ним открывался широкий оперативный простор, без малейшего зазрения совести приказал всем его всадникам уходить вслед за ним в степь. Видя, как конница бросилась бежать, за ней кинулись и остальные. И если левый фланг и центр готов ещё держались, то на правом фланге бой превратился в погоню за отдельными не большими группами людей бросавших оружие и разбегавшихся как тараканы в разные стороны. Эта погоня за беспорядочно мечущимися воинам врага, как раз и позволила всадникам, ушедшим вслед за Алфеем, без помех и потерь уйти из боя. Погоня была организована уже когда войско Гуннимунда было почти полностью окружено, а готы Алфея скрылись за горизонтом.
  Оторвавшись от погони, и зная о том, что помощи ожидать не от кого, что разгромлено даже войско самого Германариха, Алфей надеялся уйти к Истру, и примкнуть к готам Атанариха. Но на третий день своего бегства, при переправе через небольшую речушку, он повстречал группу рыбаков готов, от которых узнал, что в пяти милях от них расположился лагерем Винитарий, которого гунны принудили заключить мир, и что в лагерь к нему мало-помалу собираются все оставшиеся в живых после битвы, в которой погиб Германарих, готы. В лагере уже более десятка тысяч мужчин, но только многие из них безоружны. Оружие отобрали победители, и лишь те немногие, кто смог его припрятать да те, кто прибился к Винитарию уже после ухода гуннов и славян имеют мечи и копья или топоры. Немного поразмыслив, Алфей решил, что ему нечего делать среди этих неполноценных, поддавшихся врагу, соплеменников и продолжил свой ранее намеченный путь. Но миновав лагерь Винитария, уже вскоре, его отряд столкнулся с отделившимися от славян гуннскими всадниками Басиха. И хоть численность всадников Алфея, как он успел заметить, почти втрое превосходила по численности противника, ввязываться в схватку Алфей не решился. Уже зная, как хитро и цепко, с минимальными для себя потерями могут сражаться гунны, и почти физически ощущая на своих плечах погоню, а так же имея уставших от длительного перегона коней, он решил всё же обратиться за помощью к Винитарию.
  - Не может быть, чтоб этот гордый, высокомерный потомок рода Амалов действительно согласился служить кому-то, - подумал Алфей. Он даже на род Балтов, к которому относится Атанарих, смотрит сверху вниз. Следует его только завести, всколыхнуть, а вместе мы наверняка разобьём преследующих меня гуннов и уже как победители, а не побеждённые соединимся с Атанарихом.
  С такими мыслями Алфей въезжал в лагерь Винитария. Встретили его там хоть и дружелюбно, но настороженно. А когда узнали, что Алфей пришёл просить помощи и убежища, и, что войско Гуннимунда тоже разбито, а Алфей и его всадники это практически и всё, что осталось от былой славы готов, от дружелюбия не осталось и следа. Но, тем не менее, встретивший его Сафрак весьма сдержанно, если не сказать холодно пригласил его пройти в шатёр Винитария и там обсудить создавшуюся ситуацию. Разговор поначалу складывался нелегко, и Винитарий всё время уходил от прямого ответа на предложение Алфея. Но вскоре его разожжённое речами Алфея самолюбие дало о себе знать, и когда Винитарий уже почти готов был принять все предложения беглеца, в шатёр вдруг вошёл бывший начальник охраны Германариха Аргайт.
  - Ну что там у тебя, - не глядя на Аргайта, недовольный тем, что прервали начавший его по-настоящему заинтересовывать разговор, - бросил Винитарий вошедшему.
  - Прибыли послы от гуннов и требуют выдать им Алфея и его людей.
  - А больше они ничего не требуют? - вспылил раздражённый Винитарий. - Требуют! Я им не конюх чтобы от меня требовать. Иди скажи пусть убираются туда откуда пришли.
  - Подожди, - остановил собравшегося уже выйти Аргайта Сафрак. Пойди, скажи, что Винитария сейчас нет в лагере, пусть подождут, пока он вернётся, скажи, мол, без него ничего решить невозможно. И из лагеря их не выпускай не под каким предлогом.
  - Не стоит горячиться, - укоризненно взглянул он на Винитария когда Аргайт вышел из шатра. Ведь мы фактически ничего не знаем о том, сколько всадников преследует Алфея и его людей, кто ими командует. Да и постараться узнать от них подробнее о том, чем закончилась битва у Дона, тоже не помешает. Пусть пока побудут у нас как гости.
  - Да, ты пожалуй прав, я действительно погорячился, - и обратясь уже к Алфею Винитарий продолжил. - Видишь ли, - хоть людей у нас и предостаточно, но и десятая часть мужчин не имеет оружия. Не пойдёшь же с дубиной на хорошо вооружённого противника, если их там, хотя бы половина нашего наберётся. Надо как-то исхитриться и незаметно выведать у посланников, сколько всадников в их отряде, и попытаться опять же хитростью заманить их в расставленную ловушку. Вот как это сделать давайте об этом и подумаем.
   Но думать долго не дали. В шатёр снова вошёл Аргайт и сообщил, что гунны не желают ждать и хотят видеть того, кто замещает Винитария.
  - Ну вот и хорошо, как раз я пойду, и попробую за одно всё хорошенько выведать, - поднялся Сафрак.
  - Да, уж постарайся, а мы пока попробуем придумать какой-нибудь хитроумный план, как нам выкрутиться с минимальными для нас потерями.
  Когда же кое-какие наброски к действиям уже были сделаны и Винитарий пригласил Алфея отобедать вместе с ним, вернулся и Сафрак. Одного взгляда брошенного на прибывшего дипломата было достаточно, чтобы понять, что ничего хорошего от состоявшихся переговоров ожидать не стоит.
  - Ну что там удалось выведать? Не тяни, - предчувствуя недоброе, хмуро спросил Алфей.
  - Да ничего хорошего. Пять тысяч всадников ты притащил сюда на своих плечах, плюс ещё тысяча пришедшая от Данастера, которая, как говорят прибывшие к нам гунны, помогала славянам разбить Атанариха...
  - Как, - Атанариха тоже разбили?
  - Ну, если послы не блефуют, то выходит что да. Ведь именно с шедшими от заката солнца гуннами ты столкнулся. Всё совпадает. Но только и это ещё не всё. Не сегодня - завтра, сюда подойдут славяне вместе с Божем. Так что иного выхода как сложить оружие Алфею и его героям, и сдаться на милость победителя я не вижу.
  - А вдруг это всё обман, вдруг они нас просто запугивают.
  - Я подумал и об этом, и сказал послам, что только к вечеру с охоты вернётся Винитарий и тогда, он сможет уговорить Алфея сложить оружие, сказал, что меня ты не послушаешь.
  - А что это меняет? Вечером или днём, какая разница?
  - Если к вечеру подойдёт Бож то шансов у нас нет никаких.
  - А если не подойдёт?
  - Попробуем потянут время до завтра, а там будет видно. Если не подойдут славяне и завтра, то возможно нас просто водят за нос, и тогда можно будет попытаться что-то предпринять.
  - А что мы будем придумывать завтра...?
  - Придумывать ничего и не нужно, - мрачно заговорил, молчавший до сих пор Винитарий, - сегодня вечером скажу гуннам, что Алфей непременно разоружится, но желает сдать оружие лишь Баламберу или Божу. Вот и посмотрим, блефуют гунны или нет.
  Вечером, сделав вид, что очень устал и вернувшись с охоты плохо себя чувствукт но, пообещав завтра всё уладить, Винитарий отпустил гуннских посланников. Но уже к вечеру следующего дня, поклявшись, как это ранее сделали Винитарий и Сафрак не нарушать мир и быть верными союзниками, Алфей и его люди послаживали оружие к ногам Божа и прибывших с ним славян. Так закончилась большая война с готами Германариха.
  
  
  
  Часть IV
  
  Наёмник.
  
  
  Заговор.
  Величественно и спокойно, едва заметно для, глаза несёт свои воды красавица-река Вар. Её необозримая тихая гладь водных просторов вселяет спокойствие и беспечность, - не предвещает никаких бед, пустившемуся в плаванье рыбаку или путешественнику. Но горе тому, кто убаюканный монотонным колыханием челна, не заметит приближения грозных речных порогов. Здесь, из ласкающей глаз и манящей к себе своей живительной влагой красавицы-реки, Вар превращается в прожорливого, безжалостного и кровожадного дракона, и шансов спастись, у зазевавшегося путешественника, нет фактически никаких.
   Тихая вода вдруг вскипает, как в гигантском бурлящем котле, заглушая призывы о помощи, крики мольбы и ужаса несчастного своим невообразимо страшным рёвом и грохотом. Словно тысячи демонов смерти смеются своим ужасным громоподобным смехом, наблюдая за тщетной попыткой обречённого спастись, и, наконец, вдоволь насладившись своим могуществом и силой, бросают они свою жертву на выступающие из воды острые камни...
  Величественно и медленно, едва заметно для глаза несёт сои воды красавица-река Вар...
  Прошло два года с тех пор как степи между Доном и Варом были не полем, на котором хозяйничал плуг, а полем, где пахал меч, и сеятели разбрасывали не семена, а смертоносные стрелы, - когда вороны чёрными стаями кружились над ними, дожидаясь кровавых всходов. Тишина и спокойствие воцарились теперь там, где раньше каждый с опаской всматривался во всякого встречного, - не враг ли?
  Гунны действительно оказались народом не злым и весьма дружелюбным, и только готы Атанариха, да ещё славяне с Припяти, которых возглавил знаменитый своими боевыми подвигами Нискиня не желали признавать их гегемонию. И хотя Бож не раз пытался привлечь своего старого друга и побратима в ряды антов, Нискиня упрямо отказывался от союза с гуннами. Мотивируя свой отказ тем, что он не враг гуннам, но и не желает враждовать с готами, которые живут где-то за горами у далёкой реки Данубий.
  - Они далеко и для нашего народа абсолютно никакой угрозы сегодня не представляют, - говорил он Божу. - Зачем мне и моим людям идти искать удачи или смерти в чужие земли вместе с воинами Баламбера? Мы там ничего не забыли. И если гуннам не хватает места в приморских степях, то пусть идут и ищут его за горами карпов , но мы-то тут причём.
  - Потому-то и не опасны нам нынче готы, что местные стали, теперь, хоть и не по своей воле, но союзники нам и гуннам, а загорские сами опасаются нашей силы, - пытался доказать необходимость союза с гуннами Бож. - И чтобы даже в мыслях не было у Атанариха попробовать восстановить былое могущество готов, Баламбер ещё в прошлом году ходил в землю скиров и тайфалов со своими всадниками и вернулся со славной добычей. Вот и на этот раз он опять идёт в поход за горы, но теперь с ним пожелали идти и многие славянские вожди, особенно горит желанием отличиться молодёжь. Да что там славянские, - даже некоторые из готов решили принять участвовать в этом походе.
  - Ну что ж, пусть участвуют, но только когда Баламбер и его воины надумает идти в мою землю, я надеюсь, ты не присоединишься к нему и готам, - грустно улыбнулся Нискиня.
  - Не говори глупости, - обиделся Бож, - ты же знаешь, мы с тобой как братья... Да и не пойдут гунны в леса Припяти, - к чему они им?. Ведь почему они хотят окончательно подчинить себе готов. Баламбер и остальные вожди гуннов хотят иметь прямой выход к богатым землям ромеев. Эта великая империя сразу, лишь только было покончено с могуществом державы Германариха, привлекла их внимание. Да и нам выгодно торговать с постоянно нуждающемся в хлебе Римом напрямую. А для этого нужно убрать такое препятствие, как везиготы. Так что, как видишь, нам с гуннами очень даже по пути.
  - Ну что ж, желаю удачи и уверен, что такое многочисленное войско Баламбера обойдётся и без меня, и моих людей.
  И вновь, как и прежде не удалось Божу склонить Нискиню к союзу с гуннами. А между тем, большинство вождей славян, и примкнувшие к ним готы во главе с сыном Германариха Гуннимундом прибыли в походный лагерь Баламбера и уже выступали с его воинами в поход за далёкие горы к, не менее знаменитой чем Вар, реке Данубий. Правда сам Бож идти в поход отказался, ссылаясь на множество дел, которых накопилось дома, да и оставлять без присмотра свои земли тоже негоже. Остались дома и его сыновья, а часть дружинников Божа, пожелавших идти с отправившимися в поход вождями славян, возглавил сын Идара Ульдин.
  Сиротливо смотрелись после ухода воинов, со многими из которых в поход отправились и их семьи, селения и городища славян. Лишь немногочисленные соседи и родичи остались присматривать за полями, которые зелёными коврами раскинулись неподалёку от опустевших селений. А между тем приближался день летнего солнцестояния, - великий праздник Купалы. Праздник, который у славян принято праздновать широко и весело, с ночными гуляниями, кострами и купаниями, с огненными факелами и катанием горящих колёс символизирующих солнечный диск, с танцами и песнями... И чтобы праздник был по настоящему весёлым, уже за несколько дней до его начала, к большому городищу, где жил Бож, сходились жители всех окрестных селений. Любили славяне повеселиться, а какое веселье без ушедших в поход ближних родичей, вот и шли они туда, где более многолюдно, где можно себя показать, да и на других посмотреть. Люб был им этот праздник тем, что царило на нём всеобщее веселье и хмельная беспечность. Не часто такое удовольствие выпадало в их суровой и однообразной жизни. Готовились заранее.
  Готовились и их соседи, не ушедшие с гуннами в поход готы. Но готовились они совершенно иначе. Тихо готовились, зловеще.
  Очень расстроился Винитарий, который был выдвинут гуннами властвовать над готами, после того бесславного поражения, которое они потерпели от гуннов и славян. Хоть он и был теперь королём, и это тешило его самолюбие, но это была далеко не та власть, о которой он мечтал и которой обладал когда-то Германарих. Все свои действия и решения он вынужден был согласовывать с гуннами и славянами, а их вожди хоть и делали вид, что относятся к нему как к равному себе, но, как казалось Винитарию, в душе все они насмехались над ним, как над побеждённым.
  А тут ещё постоянные интриги и зависть Гуннимунда, который считал, что это он, а не Винитарий должен по праву быть королём готов. И когда Винитарий, на приглашение Баламбера, отказался выступить против Атанариха, мотивируя это тем, что народ готов его не поддержит, и не пожелает воевать против своих единокровных братьев, то Гуннимунд тут же пообещал Баламберу набрать десять тысяч воинов и выступить с ними в поход. К удивлению Винитария ему это удалось сделать без особого труда. И тогда Винитарий понял, что властвовать над готами ему осталось не долго. Скорее всего, после возвращения из похода, королём гунны захотят видеть более сговорчивого и доказавшего им свою преданность Гуннимунда. И что тогда? Во всяком случае, хорошего ничего. Вот и собрал он, вскоре после ухода с гуннами Гуннимунда и его войска, всех своих приближённых для того чтобы решить как им быть дальше.
  - Не знаю как вам, - раздражённо говорил он, хмуро сидевшим в раздумье Алфею, Гайне и Сафраку, а мне это не нравится. Гунны нашими же руками разоряют и убивают наших братьев у берегов Данубия. Когда такое было? А ведь был договор, что мы готовы быть союзниками Баламберу и Божу в войнах против всех их врагов, кроме таких же готов как и мы, где бы они не жили. Но Гуннимунд, этот недостойный отпрыск великого Германариха, стремясь выслужиться перед Баламбером, и путём предательства сесть на моё место, всё же увёл с собой в поход против Атанариха почти половину лучших наших воинов. Для меня лично такое предательство позор и бесчестие, и мириться с ними я не собираюсь. Поэтому я предлагаю всем нам последовать примеру Алавива и Фритигерна, которые ещё в прошлом году, когда Атанарих потерпел очередное поражение от гуннов, не пожелали более испытывать судьбу, и, отделившись от гордого, но неразумного в своей гордыне судьи, переправились через Данубий и ушли под защиту римлян. Уж на кого, а на римские легионы, гунны вооружённую руку поднять не посмеют. Перейдя под власть римских императоров, мы под их защитой сможем вновь сплотиться, набраться сил и отомстить славянам и гуннам за позор нашего поражения. Что вы на это скажете, славные вожди?
  - Я согласен, - первый нарушил воцарившуюся на какое-то мгновение тишину Алфей, - нужно идти за Данубий...
  - И я ничего против не имею, - поддержал его Гайна.
  - А что скажешь ты Сафрак, - о чём задумался?
  - Я? А я уже давно об этом подумывал, и хотел сам предложить тебе это, но только считаю, что мы не должны откладывать возмездие на потом. По крайней мере, славянам мы можем отомстить уже сейчас. Ведь их воины почти все ушли с Баламбером, но те, кто более всего виновны в наших бедах, как я знаю, остались дома. Я имею в виду Божа, и моего личного врага Идара. Почему бы нам не ударить на них прямо сейчас, а уж затем уйти в землю империи?
  Заговорщики многозначительно переглянулись...
  - А что, мне эта идея нравится, - зло улыбнулся Алфей, - нехорошо уходить, не раздав долги.
  - Идея конечно неплохая, - после короткого раздумья подал голос Винитарий, - но только действовать нужно неожиданно и быстро. Людей у славян осталось не так уж и мало. Их вполне достаточно, чтобы оказать нам серьёзное сопротивление. Поэтому надо не дать возможности собрать им разбросанных по дальним городищам и селениям воинов, а тем более оповестить о нападении Баламбера или Нискиню...
  - И я, кажется, знаю как это лучше сделать, - вмешался до сих пор молчавший Гайна.
  - Ну так говори если знаешь, а мы послушаем...
  
  
  
  Кровавый праздник.
  
  
  В день перед купальской ночью, встречал в своём городище Бож нежданных гостей. Празднично наряженные, с богатыми подарками, возглавляемые, восседавшем на белом жеребце Гайной, въезжал в распахнутые ворота обоз, сопровождаемый двумя десятками совершенно безоружных, слегка хмельных и приветливо улыбавшихся готов. На одной из трёх телег гружённых подарками возвышалась огромная, занимавшая почти всю телегу, бочка заморского греческого вина. Это был подарок Винитария своему старому приятелю, некогда врагу, а теперь союзнику Божу. Славяне удивлённо, но радушно встречали прибывших на праздник гостей. Да и не мудрено, ведь такого раньше никогда не бывало. Совсем недавно, ещё два года назад, готы наведывались чаше, как враги. А вот сегодня пришли, как добрые соседи. Было чему удивляться и радоваться.
  Лишь только чудесный обоз миновал ворота городища, Гайна, соскочив с коня, поспешил приветствовать, пришедшего подивиться столь неожиданной праздничной процессии Божа.
  - Принимай Бож подарки от короля готов Винитария, - протянул руку для дружеского приветствия Гайна. - Ты, конечно же знаешь, что народ готов тоже всегда празднует подобный праздник. Поэтому нам хорошо известно, что славяне, как и мы, любят повеселиться, а потому, как добрые соседи, мы бы хотели сделать ваш праздник ещё более радостным и весёлым, и наш король прислал тебе и твоим людям богатые подарки, и великолепный заморский напиток - вино. Оно добавляет весёлости не хуже славянского мёда. А зная ваше гостеприимство, я думаю, король славян не будет в обиде за наш незваный визит, - дружелюбно улыбнулся Гайна.
  Недоброе предчувствие шевельнулось в душе славянского вождя, но он тут же постарался подавить его: "Негоже думать о соседях плохо, тем более, что мы теперь друзья и давно уже живём в мире" - подумал он, и радушно улыбнувшись, ответил.
  - Наоборот, я только рад такому вниманию со стороны Винитария и приглашаю тебя Гайна, и прибывших с тобою людей, отпраздновать праздник Купало с нами. Как и полагается добрым соседям, мы вместе повеселимся и вместе отпробуем, и вашего вина, и нашего мёда. Присоединяйтесь.
  Готы быстро разгрузили свои подарки, на телеге осталась только тяжеленная бочка с вином, которую отвезли к берегу реки, где должны были происходить ночные гуляния. Правда, полной и тяжёлой ей суждено было оставаться не долго. Праздник действительно был весёлым и уже к полночи бочка совершенно опустела. Некоторые из готов к этому времени уже, развалившись на траве у телеги с бочкой, спали совершенно охмелевшие. Лишь Гайна да более стойкие из прибывших с ним гостей, подбадриваемые такими же, как и они сами, хмельными славянами, тщетно пытались выдоить из бочки ещё хоть каплю вина. Приподняв один край бочки, и раскачивая её, они всё ещё надеялись, что из отверстия в противоположном днище, из которого давно уже был выбит чоп, ещё прольётся хмельной бахусов напиток. Но наконец, поняв, что все старания напрасны, изображая страшный гнев, Гайна закричал.
  - Ах так..., ты отказываешься нас угощать, ну что ж, пеняй на себя. А ну давай её в реку, - топи её...
  И готы под дружный смех славян, скинув бочку на землю, покатили её к реке. Попав в воду, приговорённая, тонуть не захотела, - оказавшись неплохим пловцом, она, медленно покачиваясь, поплыла вниз по течению и под свист и улюлюканье толпы вскоре скрылась в темноте, уносимая речным течением. А незадолго до рассвета, ниже по течению реки, странного вида рыбаки, сильно напоминавшие воинов, решившие почему-то рыбачить ночью, выловили опустошённую бочку и выкатили её на берег.
  - Она?
  - Она.
  - Ну, значит пора. Поднимай людей, - послышался в темноте голос Винитария, - выступаем...
  Уже догорали ночные костры. Густой утренний туман шарами котился над водой вслед за течением реки. Завершалась купальская ночь. Алел горизонт, предвещая скорый восход солнца. Тишина. Природа и люди застыли в ожидании. И вдруг...
   Стрела вонзилась прямо под лопатку, стоявшей на берегу реки девушки, и, заглушая её предсмертный тихий вскрик, из ближайшего леса, размахивая оружием, с криком выскочили готы. Разделившись, часть из них устремилась к городищу, тогда как другие бросились к реке, поражая безоружных и медлительных в своих действиях после бурной праздничной ночи людей. Чудным образом, вдруг протрезвевшие готы Гайны, сорвав доску из подпоры ещё недавно удерживающей бочку с вином, выхватывали из тайника оружие и присоединялись к своим соотечественникам.
  - Божа и всех знатных брать живыми, - криками напоминали озверевшим от крови воинам Винитарий и прочие начальные люди готов.
  Когда, наконец, до охмелевших славян стало доходить, что это смерть в лице готских воинов пришла к ним на праздник, некоторые стали бросаться в воду, и речной туман, укрыв многих из них от стрел врага, помог им выбраться невредимыми из этой бойни. Другие же, более отчаянные и, возбуждаемые принятым ночью вином и мёдом, вооружась тем, что подвернётся под руку, а часто и просто с голыми руками бросались на врага и погибали в неравной схватке. Так скоротечно и печально закончился весёлый славянский праздник. Не лучше обстояло дело и в почти пустом, по случаю праздника, городище, и когда взошло солнце, то озарило оно своими лучами не погасшие купальские костры, а густой дым горящих домов славян.
  Несколько сотен славян, в основном женщины и дети, были согнаны на берег реки и окружённые густым кольцом вражеских воинов дожидались своей участи. Отдельной группой стояли мужчины. Их было не более сотни и большинство из них были в преклонных годах, и даже старцы. Среди них, связанные и окровавленные, едва держась на ногах от ран но, гордо смотря в глаза врага, стояли Идар и Бож .
  - Ну вот и встретились мы снова, - злорадствовал Сафрак, расхаживая рядом с Идарм и Божем со сжатой в руках, заложенных за спину, плетью. - Я думаю, вы не забыли тот день на валу, когда твой Ульдин Идар убил моего любимого сына Шарагаса. Жаль, что этого твоего выродка нет среди вас. Я бы с него с живого ремни резал. Ну ничего, придёт время встречусь и с ним...
  - Обязательно встретишься и надеюсь, что скоро, - попробовал улыбнуться окровавленными губами Идар, - уж слишком долго такая тварь как ты, задержалась на этом свете...
  Но удар рукоятью плети в лицо свалил на землю с трудом, стоявшего на ногах пленника.
  - Может кто-то ещё хочет мне что сказать? Сафрак злобно обвёл взглядом заволновавшихся в бессильной ярости славян.
  - Подойди ближе, я тебе кое-что скажу, с трудом сделал шаг вперёд Бож.
  - Ну, я слушаю, - Сафрак, злорадно улыбаясь, склонился к Божу, но смачный плевок в лицо мучителю, мигом стёр на нём улыбку и привёл алана в неудержимую ярость. Бросив плеть, он выхватил меч, и уже занёс его над головой Божа но, только что подъехавшие Гайна и Винитарий, успели соскочить с коней и вырвать меч у своего разъярённого приятеля.
  - Ты что, идиот, да они все только и мечтают о такой смерти, - с трудом удерживая вырывающегося Сафрака, успокаивал его Винитарий. - Не дождутся... Успокойся! И оставив затихшего Сафрака, предводитель готов подошёл ближе к Божу.
  - Посмотри, - Винитарий указал на, таскающих из пылающего и разрушенного городища длинные брёвна, готов. - Как думаешь, что это они делают? Не догадываешься? Ну так и быть, я тебе, как старому приятелю скажу. Они сооружают тебе и твоим приближённым трон. Ты же теперь, не тот, что был когда-то. Теперь ты великий король славян, победитель самого Германариха. А потому тебе и твоему окружению должно возвышаться над всеми прочими смертными. Вот я и решил воздать вам должное и возвысить вас на этих остатках твоего городища. Тебе, при моём к тебе уважении, достанется самый высокий трон. Я думаю, ты в обиде не будешь, - и Винитарий, а вслед за ним и остальные готы весело рассмеялись.
  Вечером готы уже уходили. Но уходя, они ещё долго оглядывались на ту страшную картину своего нашествия, которую они оставляли после себя. Сожжённое городище ещё дымилось; сотни трупов, лежащих там, где их ещё утром настигла смерть, были оставлены на съедение диким зверям и птицам. Но не это притягивало их невольный взгляд. На возвышенности, на фоне кроваво красного закатного солнца, которое словно в скорбной печали склонилось к горизонту, отчетливо вырисовывалось более полусотни врытых в землю столбов с закреплёнными на них в виде буквы "Т" перекладинами. А на каждом таком столбе было распято окровавленное тело знатного воина или вождя славян, среди которых с трудом можно было узнать и изуродованных Идара с Божем. Когда же эта страшная картина скрылась от взора, оставаясь лишь в цепко схватившей её памяти видевших всё это, и последние из уходивших готов уже скрылись в лесу, над их головами, вдруг, среди ясного неба прокатился раскат грома. Это боги славян слали вслед Винитарию и его готам своё проклятие.
  
  
  
  
  Возмездие.
  
  
  - Проклятые славяне, - ругался, сидя в седле, уставший от длительного перехода Винитарий, - как они успевают так быстро разносить через свои непроходимые леса и болота вести о случившихся событиях. Ведь не прошло и две седмицы как мы разделались с Божем и его ближними, а они уже смогли собрать такое громадное войско. Никогда не думал, что их так много скрывается в этих проклятых лесах.
  - А я тебе ведь говорил, - поглаживая гриву и успокаивая чем-то встревоженную лошадь, поучающим тоном выводил Сафрак, - предупреждал, что не стоит задерживаться, и надо немедля уходить. А теперь вот только по твоей милости приходится уж который день к ряду делать такие громадные и утомительные переходы. Вон посмотри, малец твой выдохся совсем, и бедняга, намаявшись, спит на ходу, - Сафрак взглянул на ехавшего между ними, для подстраховки на случай падения, спящего на мерно шагающей лошадке мальчика, сына Винитария. - Ведь знал же, знал, что Нискиня обязательно выступит с войском, лишь узнает, что произошло с Божем.
  - Знал, потому и задержался... А всё эти мудрецы Алфей и Гайна...: -"Давай устроим засаду и разобьём заодно и Нискиню с его войском..." Вот и ждал... Послушался идиотского совета на свою голову. Да и кто же мог знать, что Нискиня приведёт такое войско, - ведь вдвое больше нашего. Где он только их набрал за такое короткое время. Хорошо хоть удалось уйти без боя и оторваться. Правда пришлось попетлять и сделать немалый крюк, чтобы сбить с толку Нискиню но, теперь, я думаю, он нам не уже помеха.
  - Да он-то пока, может быть, и не помеха, а как Баламбер развернёт против нас хотя бы часть своего войска, что тогда? Сзади Нискиня поджимает, а впереди ещё большее войско гуннов.
  - Не каркай, а то накаркаешь.
  - Что не каркай, может скажешь, такого не может произойти?
  - Не должно, - сейчас Баламбер занят Атанарихом и ему не до нас.
  - Ну хорошо бы, если так оно и сталось.
  Но недолго вели этот невесёлый разговор два наших старых приятеля. Его пришлось прервать в связи с неожиданно остановившейся впереди идущей колонной. А вскоре от головы её примчался, возглавлявший авангард, встревоженный, Алфей.
  - Плохие новости! Впереди у реки, как доложил командир высланной вперёд сторожевой сотни, стоит огромное войско. Растянувшись вдоль берега, они перекрыли удобный проход по долине. Дальше вверх по течению тоже стоят, но уже на противоположном берегу, небольшие отряды, и незамеченными обойти заслон нам вряд ли удастся.
  - Ну вот и накаркал, ворон...
  В ответ Сафрак лишь громко рассмеялся, разбудив мальчика.
  - И что тут смешного, - удивился Алфей, - может ты знаешь, как нам выскочить из этой ловушки, тогда поделись...
  - Да нет, это вот он всё знает, - смеясь, указал Сафрак на Винитария.
  - Ладно хватит зубоскалить и не забывай, что пока я жив, я ещё король... Поехали всё сами рассмотрим.
  Выдвинувшись на позицию, откуда можно было наблюдать за неприятелем, к величайшему своему огорчению, Винитарий без труда определил, что приход их войска для врага незамеченным тоже не остался, и противник, вооружившись, готовился к бою. Оглядевшись на местности, он так же понял, что пробиться через, как минимум, вчетверо превосходящего противника, имея на плечах женщин, стариков и детей ему тоже не удастся.
  - Надо избавиться от детей и женщин, - продолжая наблюдать за подготовкой неприятеля к бою, бросил он через плечо непонятно кому из присутствующих.
  - Не понял, - удивлённо оглядел окружающих Сафрак, - как избавиться?
  - Что тут не понятного? С ними нам не пробиться. Поехали, всё объясню по пути. Времени мало.
  - Значит так, Аргайт, - отъехав немного от места наблюдения обратился Винитарий к одному из сопровождавших его военачальников, - ты сейчас соберёшь всех женщин, детей и стриков и, как хочешь, но объясни им, что им нужно возвращаться. Я понимаю, - как бы отвечая на удивлённый взгляд последнего, продолжал свою мысль король, - верnbsp;
нувшись, им, скорее всего не избежать встречи с преследующими нас славянами во главе с Нискиней, но это лучше, чем оставаться здесь и попасть в руки разъяренных после схватки, как бы она не окончилась, поджидающих нас там, - и он указал плетью на то место, откуда они только отъехали, - славян и гуннов. Я знаю Нискиню - женщин и детей он не тронет, а эти волки разгорячённые кровью схватки без жалости перережут глотки всем, кто попадётся им в лапы. Когда же всё закончится, то я думаю, Гуннимунд сможет с помощью Баламбера договориться с Нискиней и тот вернёт ему пленных. Ведь в конце концов Гуннимунд враг мне но не им. Если, среди молодых женщин окажутся такие, кто пожелает с оружием в руках стать рядом с отцом, мужем или братом... Пусть..., - это их выбор. Я возражать не стану. Всё понял? - Исполняй, да поживее.
  - Ты Гайна, и все остальные, готовьте людей к бою.
  - Сафрак, Алфей, вы подождите, у меня к вам особое поручение, - и, дождавшись пока все разъехались исполнять приказы, Винитарий тихо продолжил, - идите к своим людям и надёжно укройтесь от глаз неприятеля. Вы в прорыв не пойдёте, ваше единственное задание будет уцелеть. Уцелеть и спасти моего сына. Такое я могу доверить только вам. Я со всеми вместе попытаюсь пробиться вверх по течению и там, переправившись через реку мы, если удастся, укроемся в лесу и затем уйдём в горы. Тем самым я уведу за собой вражеское войско. Воспользовавшись этим случаем, вы проскочите на простор. В бой не вступайте, даже если увидите, что всем кто уйдёт со мной кроме как на славную смерть уповать больше не на что. Людей у вас достаточно, и если окажется на вашем пути какой заслон, я думаю, вы без труда его сметёте. А теперь давайте прощаться. Мне пора.
  Обнявшись, наверное, впервые тепло, как родные братья, они расстались. А вскоре готское войско со всей скоростью, на какую оно могло быть способно после длительного перехода, бросилось на виду у неприятеля на прорыв, обходя его севернее вверх по течению реки. Но и враг, как выяснилось, не был слаб на ноги и, устремившись на перехват, возможности уйти от схватки противнику не дал. Завязался жаркий бой, смещавшийся всё выше и выше по течению. Почти окружённые неприятелем, быстро редели ряды воинов Винитария, но всё же, ему и горстке счастливчиков удалось пробиться и перейти на противоположный берег. Путь через лес в горы был открыт. Торжествуя, что смог осуществить то, на что почти не рассчитывал, Винитарий остановился, чтобы убедиться в том, что его план сработал идеально и Сафрак с Алфеем тоже благополучно вырвались из ловушки. Обернувшись, он увидел, как вдали ниже по течению, в клубах пыли, удалялась за горизонт, почти без помех переправившаяся через реку и вырвавшаяся на оперативный простор, конница Сафрака и Алфея. Громкий крик ликования вырвался из груди короля, но тут же он захлебнулся бульканьем крови. Стрела, выпущенная невидимым врагом, вонзилась прямо в только что трубившее победу горло воина.
  Но зато Сафрак с Алфеем действительно без особого труда смогли прорваться в долину и уже вскоре их кони пили воду Данубия, а на противоположном берегу реки взору готов открывались, манящие спокойной и сытой жизнью, богатые земли римской империи. Где-то там вдали им уже мерещились привольные луга Фракии, где их ждёт покой и процветание. В их стане вновь воцарилось приподнятое настроение, которое впрочем, вскоре сменилось разочарованием и растерянностью.
  Вернувшееся на следующий день, после того как Сафрак с Алфеем разбили лагерь на берегу Данубия, отправленное на тот берег посольство сообщило, что комит Фракии Лупицин запрещает им переправляться на территорию империи. В противном случае против них будет применена сила. Четыре дня стояли готы в полной растерянности, не зная, что им предпринять. Но случай сам подсказал выход.
  
  
  
  
  Фракия.
  
  События в римской провинции Фракия развивались со стремительной быстротой, и совсем не так как думалось подошедшим к Данубию готам во главе с Алфеем и Сафраком. Не успели они подойти к живописным берегам величайшей европейской реки и разбить там свой лагерь, как к комиту Лупицину прибыл посол от гуннов, молодой вождь-великан Ульдин, и потребовал в ультимативном порядке, чтобы римляне не смели принимать к себе готов-беглецов подданных Баламбера. В противном случае Баламбер, - заявил он, - в праве будет себя считать в состоянии войны с империей ромеев. Если же указанные беглецы уже переправились через Данубий, то ромеи должны немедленно выдать гуннам сына Винитария Витимира, а также Алфея с Сафраком и других готов которые будут ими указаны.
  Лупицин, мысленно проклиная императора Валента за то, что тот вообще позволил готам перейти Данубий и поселиться в, до того как они явились, спокойных Мезии и Фракии, пообещал, что пока он комит, не один из опальных подданных Баламбера не перейдёт на римский берег Истра. Пообещал он совсем не потому, что испугался угроз неведомо откуда взявшихся, никому не известных гуннов и их царька Баламбера. Рим видывал врагов и более грозных но, где они теперь? Просто очень не спокойными поселенцами оказались эти готы. Не успели поселиться, а уже начинают выражать своё недовольство, начинают ему, Лупицину, предъявлять свои претензии. Да, конечно, и он не без греха, - присвоил себе, (но только лишь для того чтобы восстановить справедливость, ведь он заслуживает гораздо большего, чем имеет сегодня) часть тех денег и провианта, которые император выделил для своих новых федератов; да, возможно, из-за этого и голодают, и продают своих детей в рабство готы, но они продают и своё оружие, и это, как уверял себя и приближённых комит, великое благо для Рима. А коль уж они так ценят свободу и не желают отдавать своих детей в рабы, пусть работают, а не клянчат подачки. Рим им не дойная корова.
  Но готы последнее время так распоясались, что терпеть это дальше стало невозможно. Начались грабежи мирных жителей, разбой на дорогах, всё чаще и чаще ему доносили об угрозах с их стороны в его адрес... Поэтому, буквально три дня назад, он вынужден был, только лишь исключительно в угоду императору, унизиться до того, что пригласил к себе вождей готов Алавива и Фритигерна для переговоров. Для них, как для приличных и уважаемых людей, был организован богатейший обед, подана красивая дорогая посуда, открыто вино, которое не побрезговал бы отведать и сам император, - а, они...
  Этот неотёсанный вонючий варвар Алавив едва вошёл в залу, как тут же разразился бранью, начал хамить и грубить. Кому...? Ему, Лупицину, перед которым преклоняется и трепещет вся Мезия и Фракия. Нагло отказался от угощений, - не за тем, мол, пришел, чтобы возлежать рядом с ним и подобно прожорливым римлянам набивать свой живот, тогда, когда его народ голодает. К тому же начал угрожать, что если римляне не накормят, как обещали, его народ, то следующий раз придёт сюда вместе со всем войском и не уйдёт до тех пор пока не оставит такими же голодными всех горожан вместе с комитом. Кто, - какой уважающий себя римлянин, удержался бы после такого бахвальства, дикого варвара? Естественно не сдержался и он... Одного взмаха руки было достаточно чтобы стража разделалась с наглецом и его свитой. Жаль, выскользнул второй по значимости среди готов, но более хитрый, и потому даже более опасный для римлян, чем Алавив Фритигерн. Он единственный из прибывших к Лупицину готов, кто смог каким-то чудом пробиться и, к удивлению для всех, без каких либо видимых повреждений, спрыгнуть с высоченной крепостной стены вниз, где его подобрала толпа конных варваров горланивших у стен города, с которыми он, посылая в адрес римлян угрозы и проклятья, поспешил скрыться.
  Конечно же, он не стал рассказывать послу гуннов, о происшествиях последних дней и обо всех тех неприятностях, которые ранее успели доставить ему, поселившиеся в Мезии и Фракии готы, ушедших от Атанариха вожжей Алавива и Фритигерна. Но всё же, на всякий случай, взамен за свою лояльность к Баламберу просил посла оказать и ему небольшую услугу. Услуга эта возможно и не понадобиться, дипломатично заявил он, но, если готы уже живущие на римской территории окажутся недовольные тем, что их соплеменников не пускают к ним на подселение и поднимут оружие против империи, оказать помощь в подавлении бунта. На что посол гуннов пообещал, что обязательно передаст просьбу комита Баламберу и надеется, что тот ничего против этого предложения иметь не будет.
   В тот же день, но немногим позже переговоров с гуннами, Лупицин отказал прибывшим почти одновременно с Ульдином послам Сафрака и Алфея. А на следующий день, решив покончить с вконец распоясавшимися и пустившимися в открытые грабежи и набеги готами, побуждаемыми к мятежу, избежавшим смерти Фритигерном, Лупицин приказал стягивать к лагерю готов войска.
  Вот этим-то случаем как раз и воспользовались Сафрак и Алфей. На третий день по возвращению посольства из-за Данубия, они вдруг заметили, что маячившие на том берегу разъезды римских всадников куда-то исчезли. Пустой казалась и одна из ближайших пограничных башаен, которые на расстоянии не более десяти миль друг от друга растянулись по всему противоположном берегу. Не было видно и регулярно, по несколько раз на день, проплывающих мимо их лагеря боевых кораблей ромеев. Они, конечно, не знали, что все войска Лупицин решил бросить на усмирение готов уже живущих во Фракии, но когда к вечеру стало известно, что большое войско гуннов находится в полудне пути от их лагеря и движется в их сторону, то Сафрак с Алфеем решили пренебречь запретом и, изготовив за ночь плоты, и привлёкши все плав-средства которые им подвернулись в округе, рано утром стали переправляться на римский берег. Так что когда гунны подошли к Данубию, то на его берегу, где ещё утром стоял лагерь и кипела жизнь, уже не было видно не одной живой души.
  Переправившись через Данубий, Алфей и Сафрак решили как можно быстрее и дальше удалиться от его берегов, по возможности, не чем, не выдавая своего присутствия на римской территории. Но люди не птицы, не оставляющие в воздухе свой след, и не дано им подобно последним добывать себе на жизнь, перелетая с ветки на ветку. Всё что может взять себе человек от этой жизни, он берёт только лишь своим трудом. А каким трудом могли содержать себя готы Алфея и Сафрака, люди, которые на этот труд даже не имели права. Они в этой земле были чужие, они были вне закона. Но есть у людей ещё один способ как можно выжить в этом мире, при этом не здорово себя утруждая. И не просто выжить, но и жить вполне прилично, не нуждаясь почти не в чём. Этот способ знаком давно и им пользуются очень многие из сынов рода человеческого. К тому же способ этот очень прост. Нужно всего лишь присвоить себе то, что добыто трудом другого. Путей такого присвоения довольно много и один из самых верных и простых - отнять силой. Этот путь, проторённый ещё с незапамятных времён, как нельзя лучше подходит почти для всех, кто живёт по законам волчьей стаи или вообще не признаёт никаких людских законов. Поэтому им и решили воспользоваться переправившиеся через Данубий готы.
  Когда к вечеру следующего дня пребывания на земле римлян на их пути показалось большое и богатое селение, то они решили не обходить его стороной, как это они несколько раз в подобных случаях делали раньше, а напасть на его жителей исключительно с целью пополнить своё скудное продовольствие. Но когда Сафрак уже готовился отдать команду к нападению, непонятный шум, вдруг донёсшийся с противоположного конца посёлка, заставил отложить намерение опытного командира совершить набег и, приказав всем не высовываться из укрытий он сам, подобравшись ближе, полностью обратился во внимание, стараясь понять, что же там происходит.
  - Что там за суматоха, что за движение? - поинтересовался, пробравшийся к нему Алфей.
  - Сам не пойму, по-моему, нас кто-то опередил.
  - Вот тебе и спокойная жизнь в империи, - размечтались, - недовольно проворчал Алфей.
  Как оказалось, Сафрак не ошибся. На селение действительно был совершён набег. Вскоре зоркий глаз наблюдателя мог заметить, что на улицах появились вооружённые всадники, от которых в разные стороны разбегались местные жители, а на другом конце посёлка заполыхало пламя, - горели крыши нескольких домов.
  - Надо уходить пока не поздно, - предложил осторожный Алфей.
  - Погоди,- Сафрак сделал знак, чтобы его товарищ помолчал. Какое-то время оба внимательно прислушивались.
  -Так ведь это наши, - наконец нарушил тишину Алфей. Я слышу боевой клич готов.
  - Вот и я смотрю, что вроде, как свои. Надо послать кого-нибудь узнать, что там происходит. Может это люди Атанариха, - не Алавив же, в самом деле, будет грабить столь гостеприимно принявших их римлян.
  И вскоре Алфей и Сафрак уже беседовали с командиром отряда готов напавших на селение, от которого они узнали, что вчера, не далеко от города Макрианополя Фритигерн, возглавивший готов после коварного убийства римлянами Алавива, разбил войска римского полководца Лупицина, и что готы теперь находятся в состоянии войны с ромеями. Это сообщение с одной стороны встревожило, а с другой, наоборот обрадовало новых переселенцев. Встревожило, так как они в душе всё же надеялись ещё как-то договориться с местными чиновниками и остаться в этих краях, а обрадовало то, что договариваться уже ни с кем не нужно. Но, на предложение командира готского отряда присоединяться к ним и отправляться вместе в лагерь Фритигерна, посоветовавшись, Алфей с Сафраком вежливо отказались.
  Ещё неизвестно, какие последствия будут у этой победы, так думали они. Может быть завтра или послезавтра Фритигерну придётся жестоко поплатиться за эту вчерашнюю свою победу, и не участвовавшие в этом деле Алфей и Сафрак, смогут договориться с римлянами и заменят опального вождя готов поднявшегося против вечной империи. Тем более что они будут выступать от имени короля готов, а если даже Винитарий и погиб в том славном недавнем бою, то от имени его малолетнего сына, прямого наследника готских королей. А пока, до поры до времени, они спокойно, под видом готов Фритигерна могут и сами грабить римские земли. Видимо боги ещё не совсем отказали в своей помощи несчастным скитальцам решили они.
  - Мы конечно всегда готовы стоять заодно с нашими братьями, и вскоре сами прибудем к лагерю Фритигерна. А пока у нас есть кое-какие планы, которые не позволяют нам немедля присоединиться к вам. Но мы не будем терять друг друга из вида, и будем ежедневно сообщаться при помощи гонцов. А пока, до скорой встречи, - расставаясь, говорил Алфей предводителю готского отряда, - передавай Фритигерну наши пожелания здравия, пусть боги не оставляют его в его делах и даруют ему победы и в дальнейшем. На том и распростились.
  
  
  Схватка у Данубия.
  
  
  Боги очевидно действительно не собирались оставлять Фритигерна, и потому недолго пришлось колебаться в своём выборе Алфею с Сафраком. Хоть и не желали они признавать над собой власть Фритигерна но, участия в его мятеже избежать им всё же не удалось. Более того, люди Алфея с Сфрака вскоре стали самыми активными участниками всех тех событий, которые происходили во Фракии. Уже в ближайшие дни своего пребывания на территории подвластной Риму, они могли наблюдать, как тихая римская провинция на глазах превращалась в кипящий котёл. Восстание Фритигерна всколыхнуло все низшие слои населения провинции. К готам стали присоединяться рабы и простые рабочие, рыбаки и крестьяне, все, влачащие своё жалкое существование в ужасной нищете и унижении. В провинции уже давно скрепя сердце терпели поборы Лупицина и его помощника Максима и только ждали подходящего момента, чтобы поквитаться с угнетателями и подлинными грабителями народа. Победа Фритигерна как раз и послужила той искрой, которая превратилась в пламя, охватившее пожаром восстаний всю Мезию и Фракию. В добавок ко всему, вслед за Сафраком и Алфеем через Данубий переправился ещё один крупный отряд готов, возглавляемый, отколовшимся от гуннов Фарнабием, к которому присоединились тайфалы, жившие у Данубия и сразу же ознаменовавший своё прибытие грабежами и набегами. В водовороте этих событий Фритигерн хозяйничая во Фракии подходил к Адрианополю.
  Узнав, о приближении войска Фритигерна начальник города, опасаясь, что готы, находящиеся к тому времени на службе в Адрианополе, поднимут мятеж, предусмотрительно решил избавиться от них. Он собрал верные ему войска и даже роздал оружие горожанам, рассчитывая внезапным ударом уничтожить ничего не подозревающих готов. Но этот коварный план ему не удался и готы, которыми командовали довольно толковые и решительные командиры Сферид и Колия, перебив множество жителей, выравлись из города и немедля присоединились к Фритигерну. Вскоре вся провинция была в руках готов и восставшей черни, и только в городах, за их высокими крепкими стенами, сохранялось римское право.
  Встревоженный таким положением дел во Фракии и Мезии, император направил туда надёжные легионы из других провинций, благодаря чему, римлянам удалось несколько потеснить, а кое-где и полностью уничтожить бродившие в поисках добычи раздробленные отряды восставших. Когда же посланный Грацианом дукс паннонийской армии Фригерид, прибывший для подавления мятежа, сумел полностью разбить большой отряд Фарнобия, то Фритигерн понимая, что так по частям римляне могут без особого труда уничтожить всё его войско, отошёл со своим отрядом к Добруджу и, укрепившись там, стал созывать и собирать в свой укреплённый лагерь восставших со всех уголков провинций. Римляне не преминули воспользоваться тем, что местом сбора своих войск Фритигерн не совсем удачно избрал довольно небольшой участок суши, своего рода полуостров, омываемый с западной и северной сторон течением Данубия, а с востока волнами Понта и только южная его часть имела выход на большую землю. Перекрыв, подтянутыми туда войсками проход на юге, римляне попытались запереть там восставших. Таким образом, они рассчитывали, не дав возможности готам добывать себе провиант во Фракии и Мезии, заставить их сдаться, измотав их силы голодом. Но готам удалось в результате кровопролитного сражения оттеснить войско римлян к Марианополю, и вскоре они вновь появились во Фракии.
  Крупные и мелкие сражения, кровавые стычки между мелкими и крупными отрядами ромеев и готов продолжались уже почти два года, когда в Константинополь, заключив перемирие с персами и покончив с необходимыми делами, державшими его в Сирии, прибыл сам император Валент. Невзирая на прорицания и дурные предсказания авгуров, он решил сам возглавить войска во Фракии и покарать неблагодарных готов за их вероломство. Но, будучи, как и большинство властителей, человеком тщеславным и себялюбивым он, в глубине души, завидуя победам своего племянника и соправителя, августа западной части империи Грациана, хотел показать всем, что он один является залогом всех успехов Рима, и его деяния в Сирии не менее, а может и более важные, чем подвиги Грациана в Галлии и Германии, и потому, прибыв в Константинополь, Валент сразу написал письмо своему соправителю. В этом письме делая вид, что очень удручён тем, что его племянник мало заботится о процветании империи, а больше о своей личной выгоде и славе, - что целых два года, хоть и просил его об этом император, не мог навести порядок во Фракии, в виду чего теперь он, император, оставив незавершёнными, важные государственные дела в Сирии, вынужден сам заниматься этими проблемами. Валент так же писал, что к концу июля ждёт от Грациана вспомогательного войска и если к указанному времени оно не прибудет к нему, то он и сам сможет привести к покорности готов, но в племяннике своём, как в соправителе, будет весьма разочарован.
   Немного поразмыслив, он приказал разыскать Флавия Стилихона. Этого ещё совсем молодого воина из числа многочисленных варваров находящихся в его войсках, он лично, совсем недавно, за его мужество и умение грамотно вести бой и увлекать за собой своих товарищей назначил декурионом. Надо заметить, что император Валент вообще мало верил своим родовитым соотечественникам. После неоднократных заговоров и покушений на его жизнь, Валент чуть ли не в каждом знатном римлянине видел заговорщика, а потому, предпочитал больше доверять выходцам из простого народа, - армейским ветеранам и даже варварам - наёмникам. Однажды заметив в бою Флавия и узнав, что это сын, хорошо известного ему начальника конной когорты, ещё в прошлом году погибшего в одном из сражений в Армении, Валент решил приблизить к себе этого отважного юношу. Поэтому именно Стилихону, в знак особого расположения к нему и его погибшему в бою отцу, решил он доверить доставить своё послание Грациану. Когда явился к нему молодой командир, то император, разговаривая с ним приветливо и ласково, сначала расспросил его о службе, вспомнил о заслугах и доблестных подвигах его отца и лишь потом, перешёл к делу. Сам император представил Стилихону своё поручение как дело в общем-то простое, но в связи с неспокойной обстановкой во Фракии довольно опасное. Он закончил своё напутствие тем, что хорошо зная отца, и не раз восхищавшийся мужеством самого Флавия, он выбрал для этого дела именно его, Стилихона, и уверен, что тот с честь выполнит порученное ему задание. В тот же день с тремя десятками всадников своей турмы Стилихон отправился в путь.
  Резиденция Грациана находилась в Сирмии. Это, при благоприятных условиях, примерно в десяти днях пути на хороших конях. Но идти к городу кратчайшим путём через тесные горные перевалы, где легко можно было наткнуться на восставших готов, Стилихон не решился. Поэтому он избрал хоть и более длинный, но всё же, как ему казалось, более надёжный и безопасный путь по равнине. Поначалу он и его отряд шли по побережью Понта Эвксинского, где на их пути располагались города с надёжными воинскими гарнизонами, такие как Дибальт, Макрианополь и другие приморские крепости. Правда, это был, пожалуй, самый опасный участок пути избранного Стилихоном. Именно здесь как-раз и стоило более всего опасаться встречи с бродячими в поисках добычи отрядами восставших. Поэтому ехали очень осторожно. К счастью, на этом опасном участке им лишь раз, недалеко от города Месембрия, повстречался отряд готов численностью немногим более полусотни всадников. Но толи готы были обременены добычей, толи противника испугала близость городских стен, но небольшой отряд Стилихона благополучно, без происшествий добрался до города. Далее путь отряда лежал к Макрианополю. Но, едва опять не нарвавшись на крупный отряд повстанцев, состоявший в основном из рабов и горнорабочих, всадники, оставив намерение передохнуть в безопасном месте под прикрытием крепостных стен, свернули к Никополю. Здесь на их пути крупных укреплённых городов почти не было. Лишь разграбленные, полупустые, а зачастую и полностью опустошённые и выжженные деревни уныло встречали наших путников. Невольно хотелось быстрее покинуть эту местность, но как не спешили всадники во главе со своим молодым и горячим командиром, в Никополь они попали лишь на шестой день к вечеру. Отдохнув и пополнив свой оскудевший провиант, уже рано утром турма Стилихона выходила из городских ворот. Далее путь их лежал к Данубию, на берегу которого находился ещё один хорошо укреплённый городок Ратиария, к которому всадники рассчитывали добраться за три дня. Ну а уже оттуда рукой подать и до Сирмии.
  Здесь следов разрушений и пожарищ было несколько меньше, и два дня всадники ехали, не встретив ни единого повстанца. Когда же на третий день, после того как они покинули Никополь, уже в двух десятках милях от Ратиарии, всадникам Стилихона с вершины холма, на котором они оказались, вдруг, менее чем в полумиле от них внезапно открылись сверкающие на солнце, чарующие взор голубые воды Данубия то, увы, не им было суждено завладеть вниманием путников. Небольшое пространство у берега стало тем местом, куда невольно были прикованы взгляды всадников. Там у реки шла смертельная схватка. До слуха остановившихся и замерших на какое-то время от внезапно открывшейся картины сражения наблюдателей, порывы ветра доносили отдалённые крики и звон мечей сражающихся. Сверху с холма было отчётливо видно, как отряд из почти сотни воинов пытались удержать и уничтожить прижатый к реке другой отряд из примерно двадцати пяти - тридцати человек, очевидно, пограничной флотилии. Во всяком случае, тот факт, что недалеко от места сражения можно было видеть объятый пламенем корабль, говорил в пользу именно такого предположения.
  Положение обороняющихся было незавидным но, из всех сражающихся, именно один из них приковал к себе всеобщее внимание невольных зрителей. Это был, по всему видно, ещё очень молодой воин вооружённый двумя мечами в левой и правой руке, которыми он владел с одинаковой ловкостью и силой. Его-то уж никак нельзя было назвать обороняющимся. Он постоянно бросался в самую гущу врагов и те, не в состоянии выдержать его сумасшедшего натиска, вынуждены были пятиться и отступать, оставляя лежать на недавнем месте схватки одного, а то и двоих-троих своих раненых или убитых товарищей. Тут же, оставив ошеломлённых и растерянных таким натиском противников, этот вездесущий воин с быстротой молнии оказывался там, где обороняющимся приходилось всего труднее, и везде где он появлялся, результат был один, - враг отступал.
  - Ты только посмотри на этого героя, - не сдержал своего восхищения уже не молодой всадник находящийся рядом со Стилихоном, - прозванный за свой громоподобный голос Трубач, - он, пожалуй, один стоит доброго десятка. Лично мне будет жаль, если его уложат в этом неравном бою.
  - Мне кажется, сам бог войны позавидовал бы, глядя на такое искусство, - поддержал Трубача его более молодой товарищ по имени Дардан. - Ставлю пять динариев против одного, что он один укоротит жизнь не менее чем двум десяткам нападающим, прежде чем им удастся отправить его к праотцам.
  - Послушай Флавий, мы что, так и будем спокойно стоять и смотреть, как гиены растерзают льва? Это же не справедливо, - вновь подал голос Трубач, обращаясь к колеблющемуся между желанием помочь обороняющимся и необходимостью, исполнить поручение императора, Стилихону. - Давй ударим по нападающим с тыла. Неожиданный удар это половина победы. Ну...!
  И молодая, горячая кровь Флавия взяла вех над осторожностью.
  - Дардан, на, спрячь, - Флавий протянул ему письмо Валента. Заметишь, что нам приходится туго, скачи в Ратиарий, здесь уже не далеко. Если со мной что случится, послание доставишь в Сирмий августу Грациану. Вы двое останьтесь с ним, остальные за мной. И вся турма, вслед за своим командиром, стремительно помчалась к берегу Данубия туда, где кипело сражение.
  Неожиданное, смелое вмешательство в сражение всадников Стилихона окончательно лишило мужества и без того довольно не решительно атаковавших, храбро и умело защищающегося неприятеля, нападающих. Некоторые из них, заметив мчавшихся всадников, бросились было отражать неожиданно появившегося нового врага, но сбитые стремительной атакой, и, потеряв нескольких товарищей, они стали бежать к близлежащему лесу. Заметив это и те, что сражались у берега, опасаясь быть отрезанными, стали быстро выходить из боя и последовали примеру первых. Покинув поле боя, нападающие оставили на месте сражения более трёх десятков погибших и быстро скрылись в лесу. Из всей турмы Стилихона погиб лишь один Трубач и один был ранен. По иронии судьбы им оказался сам молодой командир турмы, первым ворвавшийся в толпу врагов, пытающихся преградить им путь. Рана была пустяковая, копьё пробило мягкую ткань бедра, не задев кость, и перебинтовав ногу, Стилихон хоть и прихрамывал при ходьбе, но на коне чувствовал себя вполне прилично.
  Когда всадники, гнавшие врага до самого леса, благоразумно, не рискуя углубляться в заросли, вернулись, то Флавий, пока ему бинтовали рану, успел рассмотреть, что столь мужественно защищавшийся отряд, вовсе не воины пограничной речной флотилии и, что они даже не римляне.
  Не обращая внимания на подъезжающих всадников, видя, что опасность миновала, неизвестные воины уже собирали своих погибших товарищей и спешно сносили их к горящему кораблю. Затем некоторые из них, накинув плащи, вошли в реку, а выйдя, укутавшись в мокрый плащ, взяв на руки погибших, стали с немалым риском для собственной жизни заносить и улаживать их на пылающий корабль. Воин, который так восхитил и удивил всех своим искусством сражаться стоял на берегу недалеко от горящего корабля и, не отрываясь, смотрел на пламя пожирающее корабль вместе с уложенными там погибшими воинами.
  Прислушавшись к брошенным коротким фразам, тихо переговаривающихся незнакомых воинов Стилихону показалось, что они разговаривают на языке близком к языку его соплеменников вандалов. Это его несколько удивило и заинтриговало. Оглядевшись, Флавий подошёл к стоящему в одиночестве, молча смотревшему на догорающий корабль молодому воину, и стал с ним рядом. Он долго, стараясь делать это незаметно, рассматривал незнакомца, не решаясь нарушить его скорбное молчание. Тот показался ему не старше его самого, скорее всего даже на год или два моложе. Наконец и молодой воин обратил внимание на стоящего рядом с ним Флавия.
   - Я благодарю тебя римлянин за помощь, - тихо, но твёрдым голосом произнёс он, не отрывая взгляда от корабля. - Ты и твои всадники спасли жизнь многим моим товарищам, и теперь я твой должник.
   - Пустое, давай будем считать, что тебе просто повезло - ответил Флавий на своём родном языке.
  Незнакомец удивлённо взглянул на собеседника.
  - Так ты не римлянин?
  - Нет, я вандал. А ты и твои люди, наверное, венеды?
  - Я Сар, сын ри- рюрика росомонов, и со мной действительно мои люди, которых можно назвать и венедами.
  - Слышал, кое-что о росомонах но вижу их впервые... А я Флавиий Стилихон декурион конницы императора Валента... Что же занесло росомонов в эти края?
  В ответ Сар пристально взглянул в глаза Флавию.
  - Понял, можешь не отвечать, - улыбнулся декурион.
  - Ну почему, - отвечу, ведь ты, как я понимаю, на службе у римлян, а значит мы союзники. Я направлялся в Сирмий к августу Грациану от короля гуннов Баламбера, который хочет предложить ему свою помощь в войне с готами. Теперь же, когда неизвестные внезапно напали на наш корабль, в то время когда почти все мои люди со мной вместе отправились в лес на поиски белого корня для человека, ставшего мне вторым отцом, и сожгли его, я даже не знаю, как мне быть. Ведь почти половина моих людей погибла в этой неравной схватке, а до Сирмия, как мне кажется, путь не близкий.
  - Ну что ж, считай, что тебе повезло ещё раз. Я тоже держу путь в Сирмий и мне тоже нужно повидать августа Грациана. Так что можете присоединяться к моей турме, - дружелюбно пригласил нового знакомого Флавий.
  - Вот это действительно везение, и хоть на какое-то время боги забыли обо мне, но как видно вскоре вновь вспомнили, - грустно улыбнулся Сар. - Одно скверно, путь ещё далёкий и мы пешие, наверное, здорово задержим вас в пути. А дело ведь у вас, скорее всего спешное.
  - Ничего, к вечеру доберёмся до Ратиарии, а там, я думаю, найдутся лошади и для твоих людей. Только вам нужно поспешить. Все стали собираться в дорогу. Вскоре, отдав последние почести погибшим и сгоревшему кораблю, который для росомонов был родным домом, смешанный отряд всадников и пеших воинов уже держал свой путь по направлению к Ратиарии.
  В приграничном, хорошо укреплённом для отражения варваров городке Ратиарии, действительно нашлись и лошади, и провиант для Сара и его двадцати уцелевших в стычке товарищей, и уже на следующее утро они могли не чуть не задерживая отряд Флавия двигаться вместе с ними к Сирмии. Хоть путь от Ритиарии к Сирмии был сравнительно безопасным, но всё же отряд из пятидесяти хорошо вооружённых воинов чувствовал себя гораздо увереннее чем, когда их было всего лишь тридцать. Поэтому на четвёртый день пути, без каких либо приключений и происшествий всадники въезжали во временную столицу Грациана, город Сирмий.
  За время совместного путешествия Флавий и Сар успели сдружиться так, что казалось, они знакомы уже не первый год. Там же в пути, Флавий узнал причину, по которой отряд Сара попал в такое тяжёлое положение там, на берегу Данубия, а так же отчего потерю своих товарищей и корабля он переживал, что легко можно было заметить, гораздо сильнее остальных росомонов. Оказалось, что он был опечален более всего смертью человека, которого он называл своим вторым отцом. Именно благодаря ему, как узнал Флавий, Сар обязан своим умением так виртуозно владеть искусством воина и многому другому. Звали его Велес. Это был старик умудрённый годами. Последние время он жил в основном среди славян и прослыл у них чуть ли не живым богом. Скитаясь с росомонами по морям и заморским странам, Сар не забывал своего старого наставника и при каждой возможности наведывал его и подолгу гостил у старого учителя. Однажды Сар, придя проститься, сообщил Велесу, что по просьбе Баламбера отправляется в дальнее странствие для переговоров с римлянами. А так как император ромеев находится где-то в далёкой азиатской провинции, то путь его лежит в город Сирмий к соправителю Валента Грациану, тогда Велес, вдруг пожелал сопровождать Сара. Чему тот конечно был очень рад.
  Более двадцати дней находились в пути росомоны и, если не считать пару встреч с римскими галерами, начальникам которых приходилось объяснять, кто они и с какой целью держат путь вверх по течению Данубия, то всё шло очень даже хорошо. Но вот однажды утром, когда у всех после ночного отдыха было великолепное настроение и к тому же дул попутный ветерок, корабль неожиданно был обстрелян неизвестным врагом, скрывающимся в прибрежных зарослях. Первая же пущенная невидимым врагом стрела летела прямо в голову одного из россов, который в это время смотрел совершенно в другую сторону, но, оказавшийся в это время рядом с ним Велес вовремя заметил опасность и словно муху поймал летевшую к воину смерть.
  Прикрыв борт корабля с той стороны откуда летели стрелы щитами и, отойдя подальше от коварного берега, опасности удалось благополучно избежать. Но пойманная на лету стрела своим наконечником слегка оцарапала руку Велеса. Этому никто не придал значения, но уже к полудню старик почувствовал себя скверно. Вскоре начались судороги и одышка. Стало ясно, что стрела была отравленной. Тогда Велес всех успокоил, сказав, что он, по тому как протекает действие яда догадывается какой отравой был напитан наконечник стрелы, и если до того как солнце начнёт свой путь вниз по небесному склону удастся найти растущий в этих лесах белый корень, то уже завтра утром он будет полностью здоров. Сам Велес под действием яда обессилил так, что ходить уже не мог. Поэтому выслушав его разъяснение, каково из себя нужное ему растение и где его следует искать, Сар, облюбовав большую поляну, пристал к берегу. Он оставил на борту корабля шестерых воинов, а сам с остальными тридцатью, в надежде на скорую находку, отправился в лес. Но не успели они как следует углубиться в лесную чащу, где и следовало искать целебный корень, как услышали тревожный звук рога. Это оставленные на корабле воины призывали срочно всех к себе. Когда Сар и остальные выскочили на поляну, то увидели, что корабль с двух бортов уже лижут языки пламени, и только один из оставленных им воинов ещё отчаянно сопротивляется, отбивая пытающихся проникнуть на корабль неизвестных пришельцев. Понимая, что без корабля они обречены на верную гибель росомоны устремились к нему в надежде ещё спасти корабль от огня. Враг почти без сопротивления позволил прорваться росомонам к берегу но, взглянув на корабль ближе, все поняли, что если в ближайшее время не затушить огонь, то корабль починить будет уже не возможно. Но вот времени этого противник давать как-раз не собирался. Прижав росомонов к берегу, куда они были преднамеренно легко пропущены и, имея значительное превосходство в людях, они надеялись полностью уничтожить команду корабля. Ну, а дальнейшим свидетелем и даже участником событий Стилихон был уже и сам. Корабль спасти не удалось. Вместе с горящим кораблём погиб и почти парализованный ядом Велес. Единственное, что успели росомоны, это снести на пылающий корабль своих погибших товарищей. Так уж издавна ведётся, что покидать этот мир росомон должен на корабле или лодке в которой тело его, для того чтобы душа отправилась в мир предков сжигают.
  Но не только в скорби о погибших и в рассказах о печальных событиях протекало время в пути. Много иного интересного из своей жизни и жизни тех народов и племен, с которыми им в их ещё пока короткой, но богатой приключениями жизни приходилось сталкиваться успели поведать друг другу наши новые друзья. Так совершенно незаметно для обоих пролетели четыре дня пути и вот сегодня, они оба должны предстать перед Грацианом.
  
  
  Грациан.
  
  
  Соправитель Валента, император Западной Римской Империи Грациан оказался довольно простым в общении и весьма приятным молодым человеком того же возраста, что и прибывшие в Сирмий послы от Валента и Баламбера. Одевался он тоже просто и, предпочитая одеяние варвара, римской тоге, мало чем отличался от своих офицеров, большинство из которых не являлись римскими гражданами, а были варварами как и наши прибывшие герои. Прошло едва более месяца, как Грациан прибыл в Сирмий, город в котором родился и который любил, пожалуй, не менее величественного Рима. До этого же его резиденцией долгое время был город Тревиры на севере империи, где он совсем недавно, перейдя, подобно великому Гаю Юлию Цезарю через Рейн, заставил покориться германское племя лентиензов, посмевшее тридцатитысячным войском вторгнуться в пределы империи. После того как варварами были безоговорочно приняты выдвинутые им условия мира, Грациан оставив войско на своих полководцев, поспешил прибыть в Сирмий. Он хорошо знал, как обстоят дела во Фракии но, в связи с нападением германцев, не имея возможности сам принять участие в наведении порядка в провинции, высылал туда войска и своих полководцев которые, к сожалению, особых успехов добиться не смогли. Прибыв в Сирмий, он с нетерпением ждал, когда сюда же придут его легионы во главе с опытными, проверенными в сражениях боевыми командирами Нанниеном и Маллобавдом, что бы уже с ними выступить во Фракию. Поэтому, как только узнал о прибытии посланника от Валента, тут же пожелал его видеть.
  Когда к нему в его просторный кабинет вошел, слегка прихрамывая высокий стройный ещё совсем молодой офицер, император был приятно удивлён. Почему-то он рассчитывал увидеть какого-нибудь престарелого нудного чиновника, от которого придётся выслушивать упрёки и наставления его дядюшки, который, как он думал, никак до сих пор не может уладить дела в Азии и ещё сидит где-то в Сирии. После того как офицер поприветствовал Грациана и вручил ему послание тот, указывая на перевязанную рану Стилихона предложил ему сесть. На что посланник Валента с достоинством ответил, что не смет сидеть, когда перед ним стоит император. Улыбнувшись, Грациан присел сам и указал на стоящий напротив стул Стилихону. Расспросив о здоровье Валента и о положении во Фраки, Грациан принялся за чтение письма. Саркастически улыбаясь и остроумно отшучиваясь на все упрёки своего старшего соправителя, он едва не вспылил когда прочёл, что Валент собирается не позже чем в конце июля выступить против готов. Грациан не успевал. Ведь его войска хоть и были уже на марше, но раньше июля ожидать их прибытия в Сирмий не стоило. К тому же по прибытию из Германии, уставшим после многодневного перехода солдатам, прежде чем отправиться ещё в один такой поход во Фракию, нужно был дать хотя бы несколько дней отдохнуть. Поэтому раньше средины августа привести свои войска во Фракию, Грациан никак не рассчитывал. Нужно было срочно предупредить Валента, чтобы он не спешил и немного отодвинул сроки боевых действий. Нет, он ничуть не сомневался что, Валент сможет сам привести к покорности готов, но в свои двадцать лет, уже испытав сладкий вкус побед, он очень переживал, что от него может ускользнуть ещё одна славная и совсем не лишняя для него победа. Грациан жаждал сражений, и втайне надеялся прославиться не менее Цезаря или даже Александра Македонского. Вот почему он тут же сел писать ответ Валенту, приказав Стилихону идти готовиться в дорогу, и завтра же утром отправляться в обратный путь. Но когда молодой офицер уже собрался, было выйти, Валент взглянув на него, вспомнил о ранении и остановил уже подходившего к двери Стилихона.
  - Кстати, как твоё ранение декурион?
  - Хвала богам, на коне сидеть могу, - обернулся к императору Стилихон.
  - Когда был ранен?
  - Узнав о том, когда и как Стилихон получил ранение, и что идёт уже пятый день, а рана ещё беспокоит, Грациан приказал вызвать врача, чтобы тот осмотрел рану. Пока исполняли его приказ; зная из рассказа Стилихона, что он от Ратиарии до Сирмии добирался в компании с посолом от короля гуннов, император между делом поинтересовался, что собой представляет посольство гуннов, и кто его возглавляет. Когда Стилихон ответил, что возглавляет посольство сын рикса росомонов, Грациан немного смутился.
  - Кто такие эти росомоны, я о таком народе не слышал?
  Заметив смущение, Стилихон постарался успокоить молодого императора.
  - Народ этот не так велик чтобы он мог стоить внимания императора Грациана, но вот к предводителю этого посольства я осмелюсь советовать императору присмотреться повнимательнее, и по возможности, постараться привлечь его на службу империи.
  - Даже так, - улыбнулся Грациан, - и чем же он может быть полезен для империи.
   - Я немного неправильно выразился, - слегка склонил в знак извинения голову Стилихон. - Правильнее будет сказать, он может быть полезен императору, - полезен своим мечём.
  - Ну, в таких полезных людях у меня недостатка нет. Почти все мои солдаты великолепные воины, что уже не раз смогли мне доказать в сражениях.
  - Но Сар, так зовут этого юношу, стоит как минимум троих самых опытных бойцов. Это говорю вам я, человек, выросший в армии и повидавший многих великолепных воинов.
  - Так он тоже молод?
  - Да он наверное наш с Вами ровесник, или может быть даже чуть моложе. Но, не смотря на молодость, в битве у Данубия, о которой я уже рассказывал, где против, шести десятков воинов, если считать и подоспевшую в самый разгар схватки мою турму, сражалось порядка сотни человек, из всех тридцати четырёх убитых нами в бою, он сам уложил, по моим подсчётам, около десятка нападающих. А длился то этот бой всего лишь немногим дольше, чем время отведённое легионеру для приёма пищи во время марша.
  - Да ну? - Грациан недоверчиво рассмеялся. В это время в кабинет вошёл вызванный врач, и император приказал тут же при нём осмотреть рану Стилихона. Разбинтовав ногу, врач недовольно покачал головой.
  - Не бережете вы себя мой юный друг, - вытирая руки, укоризненно посмотрел он на раненого.
  - Что-то серьёзное? - поинтересовался император.
  - Да пока, я надеюсь, ничего страшного, но ещё день другой и может начаться заражение. Нужен покой и лечение под присмотром опытного врача, хотя бы дней пять, а там посмотрим.
  - В таком случае декурион придётся тебе остаться, - с сожалением распорядился Грациан, - но я думаю, что среди твоих людей найдутся такие, кому можно будет доверить доставить послание императору Валенту?
  - Мои люди все с радостью исполнят любое повеление Грациана, но только зачем? Я вполне справлюсь...
  - Ты слышал, что тебе сказал мой врач? Лечиться. Считай, что это мой личный приказ. К Валенту я отправлю своего человека и дам сопровождение, а ты выдели пару толковых воинов из твоей турмы, которые будут им за проводников. Можешь идти... Да, и вот ещё что ... Этот Сар и его люди, они сейчас где?
  - Мы с ним остановились вместе у одного почтенного горожанина, а люди наши тоже недалеко, можно сказать при нас.
  - Ну вот и отлично; возьми человека из моей охраны и пусть он приведёт его ко мне. Не хочу откладывать на долго государственные дела, а заодно и взгляну на этого непобедимого воина, - улыбнулся ещё раз на прощанье император.
  Сразу по уходу врача и Стилихона, Грацаин сел писать свой ответ Валенту. Когда письмо было написано, и император отдал все необходимые распоряжения по его доставке, вошёл охранник, отправленный за Саром, и доложил, что тот ждёт разрешения войти.
  - Впусти, - коротко распорядился император.
  В кабинет вошёл юноша не чем особым не выделявшийся среди тех многих варваров, которых доводилось видеть Грациану. Он был примерно тог же роста что, не так давно стоявший на этом месте Стилихон. Правда более широкие плечи и чрезмерно мускулистые руки говорили о том, что тяжёлая работа для рук является его повседневным делом. Такие мускулистые руки чаще всего Грациан встречал у кузнецов и моряков, которым приходится иногда целыми днями не выпускать из рук вёсел. А широко расставленные ноги, на которых он стоял так твёрдо, что казалось, прирос ими к полу, окончательно убедили императора, что перед ним стоит хоть и молодой, но бывалый моряк.
  Приложив правую руку к сердцу, и, слегка кивнув головой в знак приветствия, молодой моряк, широко расставив ноги и засунув большие пальцы за широкий кожаный пояс, молча, ждал приглашения к разговору, без тени смущения рассматривая императора.
  Поняв, что варвар не станет говорить до тех пор, пока ему не предложат это сделать, - Грациан, слегка склонив голову в ответ на приветствие, спросил.
  - Я плохо знаю твой народ посланник Баламбера, и поэтому хочу узнать, говоришь ли ты на языке римлян или предпочитаешь какой другой?
  - Я не могу разговаривать на вашем языке, ответил на готском наречии Сар, хотя всё, что говорит император ромеев, кажется, понимаю. Но если императору знаком язык, на котором сейчас говорю я, то могу говорить на языке германцев.
   - Отлично, говори на языке германцев. Расскажи, что привело тебя ко мне в Сирмий.
  - Меня прислал к тебе император ромеев, король гуннов Баламбер, который желает быть другом и союзником римлян. Он послал меня, сына короля росомонов сообщить тебе об этом.
  - Я много слышал о гуннах, но встречаться с ними не доводилось. Расскажи мне об этом народе и их короле.
  - Я, как и все росомоны воин, а потому скажу так: гунны великолепные воины, - воины страшные для врага, хотя самим им страх не известен. Им не известны коварство и предательство, поэтому они очень хороши и надёжны как друзья. Баламбер король гуннов, которого они называют хаган, ещё не стар, но уже и не молод, умеет держать данное слово и если что пообещает, будь то его подданным или другу обязательно выполнит обещанное. Мне доводилось видеть его в бою. Могу смело сказать, - он лучший воин среди гуннов.
  - И даже лучший воин, чем ты? - улыбнулся император.
  - Я не гунн, я росомон.
  - А росомоны хорошие воины?
  - Император ромеев хочет увидеть, как сражаются росомоны?
  - Твой приятель Стилихон мне сказал, что в сражении, которое вам навязал неизвестный тебе неприятель, ты за короткое время сразил, чуть ли не десяток своих врагов...
  - Одиннадцать, - без каких либо эмоций, равнодушно поправил императора Сар.
  - Что одиннадцать? - не веря сказанному, переспросил Грациан.
  - Одиннадцать, тех, кто в том сражении имел неосторожность приблизиться на расстояние досягаемости меча, сейчас уже рассказывают своим предкам о том, как они повстречались с Саром. Но зачем это хочет знать Грациан. Неужто ему жалко тех несчастных? - насмешливо спросил Сар.
  В ответ Грациан молча, встал с кресла и стал медленно прохаживаться по кабинету.
  - Так значит, говоришь, гунны хотят быть друзьями Рима, - неожиданно вновь вернулся к главной теме разговора император. - И что же хочет за это Баламбер?
  - Комит Лупицин, когда во Фракию был послан для переговоров вождь славян, ант Ульдин, говорил ему, что хотел бы иметь помощь от короля Баламбера в борьбе с готами. Но когда началась война ромеев с Фритигерном и мы росомоны перевезли во Фракию пятьсот всадников Баламбера, то вскоре отряд этот был разбит, и как стало известно, разбили его римские солдаты. А так как Лупицина уже во Фракии нет, а император Валент находится где-то в Азии, то Баламбер хочет узнать, - было ли это просто недоразумение или это предательство. Он хочет верить что, скорее всего это первое, а потому, во избежание в дальнейшем недоразумений, желал бы получить от императора письменное разрешение на то, чтобы переправиться через Данубий и помочь навести порядок в империи.
  Грациан знал о том случае с гуннами, которые, переправившись через Данубий в провинцию, в которой и без того царил хаос, сами принялись грабить и жечь не хуже готов, но дипломатично решил сделать вид, что об этом слышит впервые.
  - Да, к сожалению, на войне бывает всякое, - развёл он руками. - Скорее всего, наши воины спутали гуннов с готами или их союзниками, хотя об этом происшествии я, по правде говоря, абсолютно ничего не знаю. Но, а за желание помочь римлянам я, конечно, благодарен пославшему тебя сюда королю гуннов. Кстати император Валент уже прибыл в Константинополь, и я думаю, он тоже рад будет узнать, о предложении Баламбера. Если желаешь, можешь уже завтра с моими людьми отправиться к нему.
  - Мне было поручено передать предложение дружбы императору Грациану. Я это сделал и считаю, что у меня нет надобности ехать в Константинополь. Если Баламбер сочтёт нужным предложить дружбу Валенту у него найдутся люди, которым он смог бы поручить сделать это предложение. А я бы желал поскорее получить ответ и отправиться в обратный путь. При этом у меня к императору есть просьба.
  - Говори, я слушаю.
  - По пути сюда в известной императору схватке я потерял почти половину своих людей. Из тридцати шести человек сюда со мной добрались только девятнадцать. Если я и мои товарищи будут возвращаться обратно по суше, то вероятности что мы вернёмся к Баламберу очень мало. К тому же, воины мои не привычны к коням, да и к длительным пешим переходам тоже. Мы предпочитаем корабль.
  -Ты хочешь, чтоб я тебе дал корабль?
  Это было бы неплохо, но я на это не рассчитываю. Я бы хотел, чтобы император распорядился, чтобы меня и моих людей приняли на любой римский корабль, который в ближайшее время буде отправляться вниз по реке в сторону моря, а уж оттуда, я думаю, мы сумеем доставить ответ императора королю гуннов.
  - К сожалению, почти вся моя флотилия сейчас находится в Виндобоне где поджидает легионы, идущие с Германии, и в ближайшие дни вниз по Данубию мне вас отправить пока нечем. Возможно, со временем что-то и будет, а пока можешь считать себя моим гостем.
  На этом приём у императора был окончен и Сар в компании поджидавших его во дворе нескольких росомонов из его команды отправился к большому двухэтажному дому расположенному почти в центре города, где они со Стилихоном остановились.
  - Ну что ж, - говорил он своим товарищам, рассказывая о приёме у императора,- поживём несколько дней среди римлян. Это даже интересно, - когда ещё такой случай подвернётся.
  Не знал и представить себе не мог Сар, что эти несколько дней окажутся для него длинною во всю оставшуюся жизнь.
  
  
  
  
  
  Неожиданная встреча.
  
  
  Шёл восьмой день как Сар и Стилихон жили в Сирмии. Если не считать того, что от августа им были высланы деньги из расчета по два динария в день на воина и по пять динариев на их командиров, которые, кстати, уже почти заканчивалися, казалось, что про них совсем забыли. Рана Стилихона, благодаря стараниям доктора уже почти полностью зажила, и ему не терпелось отправиться в обратный путь. Изнывал от скуки и безделья и Сар с его росомонами, не привыкшими сидеть подолгу на одном месте.
  Утром Стилихон оделся несколько опрятнее чем обычно, отполировал до блеска медный шлем и уже собирался уходить, когда из дома вышел только проснувшийся Сар. Заметив, собравшегося уходить Стилихона он окликнул своего нового товарища.
  - Эй, ты куда это с утра пораньше собрался? Если тратить последние деньги, то я с тобой.
  - Не угадал приятель. Пойду, попробую добиться встречи с Грацианом, а то кажется, он уже забыл про нас, а мне уже порядком надоело тут торчать без дела. Пусть отправляет меня поскорее домой, уж там я найду для себя занятие.
  Ага, так я тогда тем более с тобой, мне ведь тоже уже давно не по себе от этого проклятого города, - хочется быстрее на простор. Подожди я сейчас ...
  Через час два молодых командира в полном параде уже были у резиденции императора. Грациан только что проснулся, и когда ему доложили о прибытии Сара и Стилихона, немного подумав, приказал передать чтобы те пришли после обеда. Не желая половину дня пектись под палящим лучами летнего солнца, молодые люди отправились обратно домой, а после обеда вновь одевшись, пришли к дворцу императора. Недалеко от входа в вестибюль дворца их внимание привлекла группа из шести воинов о чём-то негромко беседовавших. По их одеянию было видно, что они не римляне и не легионеры наёмники. Пройдя мимо их, у самого входа в вестибюль Сар вдруг замедлил ход и, остановившись, резко обернулся. Какое-то время он внимательно всматривался в стоявших невдалеке незнакомых воинов. Потом, неспеша, вынув меч из ножен, он направился к мирно беседовавшей компании. Заметив угрозу шестеро воинов, как по команде тоже взялись за оружие и настороженно ждали.
  - Ты сейчас умрёшь, - не доходя несколько шагов до непонимающей причину агрессии молодого человека компании мужчин, указал Сар мечом на, стоящего в центре, бородатого внушительных размеров воина. Воин, поняв, что вызов брошен именно ему, жестом руки показав товарищам, чтобы они оставались на месте, с улыбкой явного превосходства сделал шаг навстречу дерзкому юноше, сжимая в руках огромную секиру. Но вдруг улыбка его внезапно исчезла, а в глазах промелькнул едва заметный огонёк тревоги. Было ясно, что он узнал Сара. Какое-то мгновение казалось, что это парализовало его, и он застыл на месте, но тут же с ужасным рёвом вращая секирой он внезапно ринулся на дерзнувшего бросить ему вызов молодого нахала. Но вместо того чтоб отступить перед сокрушительной мощью врага, Сар молниеносно сделал рывок ему на встречу, каким-то чудом проскользнул под пролетевшей над его головой секирой и не успел его соперник вновь размахнуться чтобы обрушить своё страшное оружие на голову Сара, как меч уже пронзил его могучее тело. Высоко занесённая секира выпала из рук и упала за спину великана, а через мгновение на земле распластался и сам её хозяин.
  Стилихон, ничего не понимая, стоял, не зная, что ему предпринять. И лишь когда пятеро товарищей сражённого Саром воина ринулись на того, с явным желанием поквитаться за смерть своего приятеля, Флавий, выхватив свой меч, бросился помогать другу. Но не успел он пустить в ход своё оружие, как ещё один противник Сара, корчась в судорогах, лежал на земле. Вдвоём приятели стали уверенно теснить, несколько растерявшегося после такой неожиданно быстрой потери своих товарищей, врага. И неизвестно чем кончилась бы эта схватка, если бы в ход событий не вмешалась дворцовая охрана. Не смея вступать в бой с императорской стражей, враждующие разошлись, опустив оружие, а между ними с копьями и мечами стеной стали солдаты Грациана. Вскоре на шум вышел и сам император.
  - Что тут произошло? - обратился он к офицеру охраны, но увидев, стоящего с окровавленным мечом Сара, а рядом с ним так же с мечом в руке Стилхона, он жестом подозвал к себе Флавия. - Что всё это значит декурион?
  - Пусть простит меня император, но я сам ничего ещё не понимаю.
  - Я бы не советовал тебе со мной шутить декурион. У меня есть много способов заставить тебя рассказать всю правду...
  В это время новая борьба в десятке шагов от того места где стоял Грациан привлекла его внимание.
  Наблюдая за Стилихоном и императором, Сар понял в какое сложное положение по его вине попал его товарищ, он сделал попытку подойти и всё объяснить. Но не успел он сделать и два шага, как охрана набросилась на него и стала выкручивать руки пытаясь вырвать у него окровавленный меч. Когда это сделать им удалось, то Грациан приказал подвести Сара к нему.
  Ну..., - ожидал Грациан разъяснений, строго поглядывая то на одного, то на другого.
  Пусть меня отпустят, и я всё объясню, - спокойно обратился к нему Сар.
  Отпустите, - сделав одновременно жест рукой охране, приказал император. Солдаты тут же высвободив Сара почтительно отошли в сторону.
  - Этот, - указал Сар на мёртвого великана после того как выпрямившись расправил плечи, убийца моего отца. Я всего лишь ему отомстил. Надеюсь, император понимает, что иначе я поступить не мог.
  - Да, но ты ведь мне говорил, что твой отец жив, - удивился Стилихон.
  - Я сейчас говорю про того, кто сгорел в корабле на берегу Данубия недалеко от Ратиарии и был мне дорог не менее родного отца...
  - Так это...
  - Да этот человек, - Сар кивнул в сторону недавнего сражения, - командовал напавшим в тот день на нас отрядом. Тогда я не смог к нему пробиться из-за численного превосходства нападавших, но я хорошо его запомнил. И теперь он слава богам мёртв.
  - Ну а второй? - уже более спокойно спросил император.
  - Они набросились на меня впятером, - я защищался.
  - А мне бы, очень не хотелось, чтоб мой товарищ погиб в неравном бою и я вступился за него, но охрана помешала дальнейшему кровопролитию, - докончил рассказ о случившемся происшествии Стилихон.
  - Я требую смерти для этого человека, - решительно выступил вперёд, стоявший рядом несколько сзади императора, знатного вида воин варварской наружности. - Он убил двоих лучших людей из моего сопровождения. Я посол от вождя тайфалов, а посол и сопровождающие его люди во все времена пользовались неприкосновенностью даже у врагов. Тайфалы хотят видеть справедливый суд Грациана.
  Но мысль Грациана в этот момент работала уже в совершенно ином направлении, и он уже почти забыл о случившемся. Он смотрел на убитого гиганта и второго лежащего с ним воина и думал:
  - А ведь, пожалуй, напрасно я не поверил Стилихону, когда он рассказывал мне о необычайном таланте воина, этого молодого сына вождя каких-то там..., - Грациан попытался вспомнить название народа, к которому принадлежал Сар, но вскоре оставил эту тщетную попытку. - Да это и не столь важно, - решил про себя он, - важно, что декурион, по всему видно, говорил о нём правду. Такой человек в моей охране действительно был бы весьма дельным приобретением. Стоит попытаться привлечь его к себе на службу. Это же надо, разделаться с двумя, наверняка не самыми худшими воинами, раз они сопровождали посла тайфалов. И как разделаться, охрана не успела даже помешать, не успела среагировать, а уже два трупа...
  Размышления императора прервал грубый голос тайфала.
  - Почему же молчит Грациан, - тайфалы хотят слышать его решение и взывают к справедливости.
  - Да не обидится на меня посланник вождя тайфалов но, я в затруднительном положении и не могу решить, как мне из него выйти, - делая озабоченный вид, с выражение мудреца решающего неразрешимую задачу, Грациан уставился на лежащие неподвижно два тела. Всё дело в том, что человек, убивший твоих людей тоже посланник и тоже мой гость. Как мне быть? - и он перевёл взгляд, заключающий в себе мучительный вопрос на тайфала. И тут императора вдруг осенила мысль:
  - А ведь это случай взглянуть на этого Сара в деле. Ведь не зря же говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - подумал он, а вслух произнёс.
  - Единственный способ наказать виновного это поединок. Пусть Фемида сама рассудит вас. Кто победит на того стороне и правда. Иного решения я не нахожу. Устраивает ли моих гостей такое предложение?
  - Сар молча, смотрел на тайфала. Тот недолго заставил себя ждать, и решительно направился к своим воинам, стоявшим невдалеке. Взяв у них меч, который он обязан был отдать, идя на аудиенцию во дворец, тайфал, стал в кругу быстро собравшихся любопытных, всем своим видом показывая, что он готов сразиться. Сар, держа возвращённый ему одним из охранников меч в опущенной руке, медленно подошел к противнику. Четверо только что сражавшихся с Саром воинов видимо, успели предупредить его соперника, чтобы он был осторожен. И когда Сар подошёл к нему, и их разделяло уже не более двух шагов, по прежнему, держа свой меч опущенным к земле и спокойно остановился, тот не кинулся на него, хоть Сар казалось бы был абсолютно беззащитен. Тайфал сделал резкое обманное движение, как бы пытаясь нанести удар, - Сар стоял, не шелохнувшись, и лишь пристально глядел в глаза соперника. Тогда его противник тут же действительно сделал резкий выпад, стараясь, пользуясь такой беспечностью своего врага, поразить его в грудь. В тот момент, когда меч тайфала, казалось неминуемо достигнет цели Сар сделал резкий разворот на одной пятке, повернувшись спиной к неприятелю. Меч, скользнув у него под мышкой руки, прошёл мимо. Зажав локтём руку, провалившегося в атаке противника, Сар другим локтём нанёс сильнейший удар врагу в голову. Удар был настолько силен, что противник, потеряв сознание, рухнул как подкошенный. Спокойно нагнувшись Сар, взял из его руки меч и кинул к ногам стоящих тут же его соплеменников.
  - Мне не нужна его жизнь, - обратился он к ним, - и вы можете забрать своего предводителя. С этими словами Сар спокойно развернулся и направился к стоявшему недалеко от Грациана Стилихону.
  Грациан был несколько разочарован кратковременностью поединка, но одновременно он был поражён молниеносной реакцией продемонстрированной Саром и его благородством до такой степени, что не удержался от аплодисментов, которые тут же, в угоду императору, подхватили все остальные, кто присутствовал при этом поединке.
   По мере того как неожиданно разыгравшееся представление, очевидно, было окончено, император о чём-то задумавшись, неспешным шагом отправился к себе во дворец. Но пройдя несколько шагов, он обернулся и жестом пригласил Сара и Стилихона следовать за ним. В дверях кабинета он остановился, пропуская вперёд двоих товарищей, и вошёл вслед за ними, прикрыв за собой дверь.
  - Я знаю, вы хотели меня видеть, - обратился он к друзьям, поудобнее усаживаясь в кресло. - Я вас слушаю.
  Стилихон и Сар, молча, переглянулись, как бы предлагая друг другу первенство в разговоре с императором, но тот опередил их.
  - Давай начнём с тебя Стилихон, - говори.
  - Я только хотел сообщить императору, что я уже полностью здоров и могу выполнять любое его поручение. Если же у императора такового для меня и людей из моей турмы не имеется то, может быть, нам лучше вернуться в Константинополь?
  - И это всё?
  - Пожалуй, если не считать, что у нас у всех уже заканчиваются и деньги и выданный нам провиант.
  - Тогда я вас наверное огорчу. Пока, Вы декурион и Ваши люди, останетесь при мне. Мне бы не хотелось, чтоб такой отважный молодой и, по-моему, с неплохим будущим офицер погиб на заре своей карьеры. А так оно, скорее всего и случится, если вы завтра или в ближайшие дни отправитесь в Константинополь. Насколько мне известно, сегодня почти все дороги и горные перевалы на вашем пути перекрыты готами, и пробиться вам будет практически невозможно. Так что придётся вам дождаться, когда сюда прибудут мои войска, а потом все вместе мы отправимся во Фракию. Ну, а на счёт денег и всего прочего, - улыбнулся Грациан, - я распоряжусь, чтобы твоих людей поставили на постоянное довольствие, и зачислили в схолу протекторов.
  - Ну, а теперь я желаю знать, что хочет мне сказать мой гость и посол гуннов, успевший скандально прославиться прямо у входа в императорский дворец, - и Грациан с выражением порицания взглянул на Сара.
  - Я хочу сказать, что не моя вина в том, что богам было угодно, чтобы я встретил своего врага в императорском дворце, я лишь поступил с ним так, как подобает поступать воинам моего народа. А в остальном скажу то же самое, что и мой товарищ. Мне и моим людям порядком надоело сидеть в этом душном городе. Мы привыкли к просторам, к вольным ветрам. А больше всего нам надоело сидеть без дела. Пусть император или отправляет меня и моих людей домой или прикажет выдать нам женские платья. В них мы будем больше соответствовать тому положению, в каком мы сейчас находимся
  - Что ж, ответ мой будет такой же как и твоему товарищу. Хочешь, я дам вам коней и отправляйтесь хоть сегодня. Но, не смотря на твою несомненную храбрость и превосходное умение сражаться, я сомневаюсь, что ты и твои люди пройдёте и половину пути. А корабля, который бы я мог послать вниз по Данубию, у меня пока нет. Зато у меня есть довольно выгодное предложение. Недели через две сюда прибудет всё моё войско и флот, а ещё через неделю мы выступим в поход, и тогда вы можете, хоть на корабле, хоть вместе с моими легионами отправиться во Фракию, а оттуда уже как вам будет угодно. А пока я тебя и твоих людей беру, так же как и людей Стилихона, в свою личную охрану. Так что думаю, женские платья вам в моей охране будут совсем не к лицу, - опять улыбнулся император.
  - Я не уверен, что моим людям понравится предложение императора, - несколько поразмыслив, попытался возразить Сар. - Ведь, как я успел заметить, это довольно скучное и однообразное дело торчать целыми днями у дверей или во дворе императорского дворца, а мы росомоны не привыкли подолгу засиживаться на одном месте.
  - Ты думаешь скучное? - с иронией спросил Грациан. - Ну что ж, если ты считаешь что, выполнять порою весьма опасные для жизни поручения императора скучным делом, то тогда пожалуй, я распоряжусь чтобы вам прислали женские платья.
  Сара слегка покоробил такой ответ императора но, не подав и вида он, стараясь казаться совершенно равнодушным, поинтересовался:
  - И что же это за опасные поручения могут быть в этом огороженном неприступной стеной городе?
  Но Грациан всем своим видом показывая, что Сар его уже более не интересует, обратился к Стилихону.
  - А вам декурион, коль вы считаете себя уже здоровым, хочу поручить одно очень важное дело. Завтра же отправляйтесь в город Аквилею, это немногим более трёхсот пятидесяти милей отсюда, на самом северном берегу Адриатического моря. Там сейчас находятся две племянницы магистра Феодосия. Их отец Ганорий, брат нашего магистра недавно умер, и сиротки, оставшись одни, направляются к своему дядюшке. Они уже более месяца сидят в Аквилее, и Феодосий всё не имеет возможности их оттуда забрать. Ведь пока основная часть моих воинов сражалась в Германии он, можно сказать один, со своими мужественными солдатами удерживал и сарматов на Данубии и готов на границах Илирика и Мёзии. Обстоятельства так слаживаются, что возможности снять и отправить за девочками хотя бы полсотни воинов, у него сейчас нет совершенно. Поэтому он просил об этом меня. Но я тоже сейчас не имею достаточного количества солдат, так что поручаю это дело вам. Можете присоединить к своей турме два десятка солдат из моей охраны, больше дать не могу, и завтра же отправляйтесь в путь. Но учтите это не прогулка. Границу часто пересекают сарматы, да и квады иногда не прочь пограбить на дорогах. Будьте осторожны.
  - Если император Грациан не будет возражать, то я со своими людьми могу заменить те два десятка, которые, наверное, пригодятся императору и здесь, - вмешался в разговор забытый Грацианом Сар, увидевший здесь случай хоть как-то покинуть надоевший ему город.
  - Вы? Вряд ли, - сделал Грациан вид, что только вспомнил о присутствии в кабинете Сара. - Ведь Вы мой гость и посол короля гуннов, и я не могу рисковать Вами и Вашими людьми.
  - В таком случае я принимаю предложение императора и со своими людьми вступаю в одну из когорт его охраны.
  - Ну, не знаю... Что скажешь декурион, - тебе поручено задание, тебе и решать.
  - Я, конечно же согласен, - обрадовался решению друга присоединиться к предстоящему нелёгкому путешествию Стилихон, - лучшего варианта я и придумать не могу.
  - Ну что ж, тогда будем считать, что все наши проблемы мы решили. Идите, готовьтесь в дорогу.
  Когда друзья вышли, Грациан улыбнулся им вслед, довольный тем, как легко удалось ему завербовать к себе на службу два десятка отважных воинов во главе с боевым смелым и умелым командиром.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Сёстры
  
  Выехав на следующий день утром, после аудиенции у Грациана, на шестой день пути отряд Стилихона был уже в Аквилее. Если не считать, что милях в ста сорока, ста пятидесяти от Сирмии они наткнулись на почти полностью выгоревшую, местами ещё дымившуюся деревню, то путешествие прошло без происшествий и неожиданных встреч. Но тем не мене это сожжённое село напомнило, что опасность, в это тревожное для империи время, может поджидать не только в почти захваченной готами Фракии, но и в более спокойных провинциях.
  Прибыв в Аквилею, Стилихон и Сар направились сразу к градоначальнику, у которого, как им было известно, жили девушки и который доводился сёстрам каким-то дальним родственником.
  Разместив прибывших солдат в казармах, Стилихона и Сара градоначальник пригласил к себе на обед. Не смотря на свой далеко не молодой возраст, он оказался человеком, довольно внимательно следившим за всем новомодным в империи, о чём свидетельствовал стол и лавки вокруг него.
  - Знаете ли, вина пью я не много, а потому упасть с лавки не боюсь, да и в моём возрасте удобнее сидеть за столом, чем валяться на полу - шутливым тоном оправдывал он такое новшество, приглашая к столу молодых людей.
   За обедом начальник города для порядка поинтересовался здоровьем императоров, делами во Фракии, но больше всего его интересовало положение дела на дорогах в окрестностях его города. Не встречались ли на пути к городу подозрительные люди и не слышно ли чего о разбоях, как прибывшие издалека путешественники находят состояние дорог и сам город. Словом все, что касалось его епархии, ему непременно хотелось узнать от людей увидевших это свежим, не притёршимся взглядом. Когда он услышал, что в окрестностях города всё спокойно, а дороги у Аквилеи чуть ли не самые превосходные, по которым пришлось проехать молодым людям, на его лице засияла довольная улыбка. Не трудно было догадаться, что все эти несомненные заслуги он считал своими, и весьма этим гордился.
  Когда обед подходил к своему завершению, и разговор уже зашёл о тех подвигах, которые стареющий патриций совершил в годы своей бурной молодости, в соседней комнате вдруг раздался весёлый смех, и в распахнутые двери вбежала девочка лет одиннадцати - двенадцати с куклою в руках. Заметив незнакомых, людей она остановилась и растеряно застыла на месте. Тут же вслед за ней в дверях появилась красивая стройная девушка на вид не старше шестнадцати лет. Очаровательно улыбнувшись, сидящим за столом мужчинам и, попросив извинения за то, что они с сестрёнкой помешали их беседе она, обняв за плечи первую, уже собиралась с нею удалиться. Но хозяин дома остановил её.
  - Постой Серена, подойдите сюда.
  Девушки покорно подошли к столу.
  - Вот, знакомьтесь, - обратился он к офицерам, - это и есть те красавицы которых, так давно ждёт к себе Феодосий, и которых вы должны будете доставить к их родному дядюшке.
   Он взял за руки обоих, слегка смутившихся девушек, и, отобразив на лице покровительственную суровость, распорядился:
  - Вот эти молодые люди, которых зовут Стилихон и Сар доставят вас к Феодосию. Дорога предстоит не лёгкая, возможно даже и опасная, поэтому чтоб в пути слушались их во всём беспрекословно. Вам ясно?
  Старшая, которую временный попечитель сестёр назвал Сереной, в знак повиновения склонила свою белокурую головку, тогда как младшая, освоившись, с любопытством рассматривала молодых незнакомцев.
  - Ферманция, тебе ясно? - переспросил суровый наставник.
  - Да, ясно, - и Ферманция, высвободив руку, дёрнула сестру за платье. - Пойдём играть!
  - Идите лучше собирайтесь в дорогу, - напутствовал девочек попечитель, - завтра выезжаете.
  Вскоре после этого наши гости тоже покинули гостеприимного хозяина и отправляясь к своим товарищам в казарму.
  - Ну и что ты скажешь? - обратился к Сару Стилихон лишь только они вышли на улицу.
  - А что я могу сказать,- накормили, напоили ну и хвала богам. Хоть, по правде говоря, не ожидал я такой щедрости...
  - Да я не о том, - перебил, слегка охмелевшего от впервые испробовавшего вина приятеля, Стилихон.
  - А о чём? - Сар недоумевая, взглянул на друга.
  - Как тебе племянницы магистра?
  - А вон ты о чём, - и Сар пожал плечами. - Дети. Им бы только в куклы играть. Хлопот, чувствую, с ними в пути не оберёмся.
  - Да пожалуй ты прав, - не стал спорить с товарищем Стилихон, и громко обсуждая события дня, друзья зашагали к казарме.
  А на следующий день, в точно условленное время, Сар и Стилихон прибыли к дому градоначальника, готовые отправляться в путь. Две крытые повозки, в одной из которых были уже уложены вещи девушек, а в другой должны были ехать сами сёстры, стояли готовые в дорогу. Но когда стали собираться отъезжать оказалось, что куда-то исчезла Ферманция. Рабы и домочадцы обыскали весь дом и двор, но её нигде не было.
  - Куда же она делась,- с тревогой, волнующимся голосом, обратилась к Стилихону Серена. - Помогите ради Бога, может, хоть вы её найдёте.
  - Ну, что я говорил,- недовольно проворчал Сар, - ещё не успели отъехать, а неприятности уже начались.
  Но в это время, к радости сестры и всех искавших, Ферманция показалась из соседнего двора. Она, как оказалась: "...просто ходила прощаться с соседской собакой, у которой недавно появились маленькие щенки".
  - Да, весело нам будет в компании этих кукол; ничего не скажешь, ответственное поручение подкинул нам Грациан, - не унимался, видимо не с той ноги вставший сегодня Сар.
  - Да ладно тебе успокойся, - садясь на коня, рассмеялся Стилихон, настроение которого было наоборот великолепным, и небольшая задержка вызванная прощанием Ферманции с соседской собакой только позабавила его.
  - Вперёд! - скомандовал он, и небольшой обоз направился к воротам города.
  Хоть выехали из города несколько позже, чем предполагалось, но это не помешало путешественникам ещё засветло вполне благополучно добраться до Эмоны, откуда выехали на следующее утро, держа путь в направлении Сискии. Погода для средины лета стояла не слишком жаркой, поэтому даже обременённые таким грузом как две повозки с девушками и их багажом в Сискию путники прибыли уже на третий день к вечеру.
  Из Сискии в направлении Сирмии шли две дороги. Одна, верхняя, проходила ближе к северным рубежам империи по левому берегу Сава, притоку Данубия, дорога эта за городом Мурсой поднималась почти к самому Данубию и дальше более ста миль шла почти рядом с приграничным лимесом. Вторая проходила по правобережью Сава. И хоть по этой дороге было гораздо меньше городов и укреплённых пунктов, чем на верхней, путники выбрали именно её. Вполне резонно полагая, что при нынешнем не спокойном положении на границе, лучше держаться от неё подальше. Да к тому же Сав являл собой ещё одно дополнительное естественное препятствие для часто прорывавшихся через лимес отрядов сармат и германцев. Дорога была хорошей, и если бы не усилившаяся после выезда из Сискии жара, путешествовать было бы одно удовольствие. Но уже на второй день после того как путешественники покинули Сискию температура к полудню поднималась до такой степени, что передвигаться под палящими лучами солнца, было настоящей пыткой, не только для непривычных к трудностям походной жизни девушек, но и для видавших виды воинов Стилихона и Сара. Особенно нелегко приходилось лошадям. Бедные животные, мокрые от пота изнемогали от жары и духоты, и если люди ещё могли бы рискнуть двигаться по такой жаре, то рисковать лишиться своих надёжных четвероногих помощников они совсем не желали. Поэтому когда жара становилась особенно невыносимой, путники старались найти подходящее место в тени леса или рощи и располагались на отдых. А так как нижняя дорога почти на всём своём протяжении проходила почти рябом с рекой, то воины обычно не отказывали себе в удовольствии искупнуться. Не забывали они и о своих четвероногих друзьях, которым купание в жаркий полдень доставляло удовольствия ничуть не меньше чем их хозяевам. Часто в сопровождении рабыни эфиопки, отойдя подальше от мужчин, и укрывшись за зарослями кустарника или за поворотом реки, купались и девушки. Обычно делали они это, когда солдаты уже покупаются сами и, помыв лошадей, отдыхали в тени деревьев. Тогда Стилихон, брал с собой пару человек, подыскивал девушкам подходящее укромное место на реке и, отведя солдат куда-нибудь неподалёку, чтоб оттуда было хорошо слышно, но абсолютно не видно купальщиц, устраивался с ними в укрытии и ждал, пока девицы не закончат свои водные забавы. Потом по их зову, охрана покидала своё укрытие и сопровождала купальщиц к лагерю.
  Однажды во врем такой остановки, когда путники отдыхали в лесочке на берегу реки, девушки подошли к дремавшему, в тени Стилихону и попросили чтоб он подыскал им место для купания. Заметив, что только что задремавшему Стилихону не очень то хочется куда-то идти, Сар предложил это сделать за него. Но, какое-то время поколебавшись, Стилихон решил, что всё же он сам будет сопровождать барышень.
  - Ну тогда пошли вместе, что-то не сидится - прогуляюсь, - предложил Сар.
  И, подождав пока сестры, разбудив рабыню, были готовы следовать за ними, приятели, прихватив одного из бодрствующих воинов, отправились по течению реки подыскивать место для купания. Вскоре, пройдя с десяток актов, они облюбовали небольшую затоку с песчаным бережком и, оставив девушек, сами удалились за небольшой поросший кустарником холм в трёх - четырёх актах от купальщиц. Стилихон уже привычный к такому своеобразному дежурству тут же прилёг и, вскоре прикрыв глаза, стал дремать. С пляжа доносился весёлый смех сестёр и Сар, не удержавшись от соблазна, приподнялся во весь рост, и стал было рассматривать мелькавшие на берегу обнажённые тела девиц. Из-за разделявших их зарослей кустарника и деревьев, сделать это было не просто. Поэтому он, потихоньку пробираясь мимо спящего Стилихона, попробовал подняться на холм, но тут же, под смех сопровождающего их воина свалился, сбитый с ног подсечкой, делавшего вид, что дремлет Стилихона.
  - Э-э, мы так не договаривались, - улыбнулся он упавшему рядом товарищу, лучше полежи, отдохни.
  - А что ты так переживаешь, за этих кукол, я не глазливый - подсмотрю самую малость, от них не убудет, - приподнялся и сел на травку рядом со Стилихоном Сар.
  - Ты же знаешь, что подсматривать нехорошо, разве тебя этому не учили?
  - Чем читать мне нравоучения лучше прямо и честно скажи: "Друг мой Сар, эта белокурая кукла Серена меня свела с ума, я влюбился и...".
  - Не говори ерунды,- слегка смутившись и напрягши все силы, чтоб выглядеть равнодушным, оборвал друга на полу слове Стилихон.- Просто если девчонки заметят, что за ними подсматривают и пожалуются императору или своему дядюшке магистру...
  Раздавшийся со стороны реки перепуганный крик, смешанный с визгом и призывами о помощи, заставил вскочить всех троих на ноги, прервав не совсем приятную для Стилихона беседу. По берегу метались какие-то люди, из рук которых тщетно пыталась вырваться Серена, а сбитая с ног и прижатая к земле двумя дюжими молодцами рабыня визжала как резанная и звала на помощь. Все трое не раздумывая, выхватили мечи и бросились к реке. Когда они преодолели уже более половины расстояния отделявшего их от девушек, неизвестные, наконец, схватили и Ферманцию, и один из них, брыкающуюся и пытающуюся укусить своего пленителя за руку, взял её как живой тюк и нёс к реке. Как раз в это время неизвестные заметили троих спешивших на помощь девушкам воинов. Нападавших было десять человек, хорошо вооружённых и крепких мужчин, поэтому их не сильно взволновало появление троих воинов. Пятеро из них выдвинулись в направлении неожиданно объявившихся спасателей, а пятеро держали схваченных женщин. До схватки оставались какие-то мгновения. Сару и Стилихону нужно было сделать ещё буквально с десяток шагов, чтоб скрестить свои мечи с разбойниками, но в это время со стороны лагеря донеслись громкие голоса и топот копыт. Это, услышав крики женщин, уже мчались к месту происшествия, оставленные в лагере воины. Один из напавших, который оставался при пленницах и очевидно был главный в этой компании, быстро сообразил, что дело принимает не желательный для него и его друзей оборот. Он мог вполне рассчитывать на лёгкую победу над тремя воинами, двое из которых были ещё совсем молоды но, по приближающемуся шуму спешивших им на помощь всадников, можно было, даже не видя их, из-за густых зарослей вокруг пляжа, догадаться, что тех было не мене трёх, четырёх десятков. Быстро сориентировавшись в обстановке, он громко закричал:
  - Стойте на месте, больше не шагу иначе ваши бабы сейчас умрут, - и занёс меч над головой Серены.
  Решительно мчавшиеся на помощь молодые люди остановились как вкопанные.
  - А теперь остановите, только быстрее ваших всадников. Ну же..., или им всем смерть, - и он указал мечём на женщин.
  - Быстро, - приказал Стилихон сопровождающему их воину, - беги навстречу нашим останови их!
  Всадники уже показались из-за лесочка, когда к ним наперерез размахивая руками, с криком "стойте" бросился посланный Стилихоном воин. Те не понимая в чём дело, остановились.
  - Стойте на месте, - крикнул остановившимся всадникам Стилихон и неспешным шагом направился к неизвестным. Вслед за ним последовал и Сар.
  - Стойте не приближайтесь, - грозно крикнул предводитель банды.
  - Но мы же не можем стоять и смотреть целый день друг на друга, давайте попробуем договориться.
  - А нам не о чем договариваться, - всё более убеждаясь, что к нему в руки попали очень ценные пленницы и, что только сделав их заложницами он и его люди могут рассчитывать выпутаться из той истории в которую они вляпались, нагло ответил вожак.
  - Это сказал ты, - решительно заявил Стилихон, - а я думаю совершенно иначе.
  - А мне плевать на то, что ты думаешь, ты наверно считаешь меня за идиота, который не понимает, что за птички попались нам, и что теперь, как это не прискорбно, мы живы пока они у нас в руках.
  - Поэтому я и предлагаю нам договориться, и даю слово, что если вы отпустите девушек, можете идти куда угодно, и вас никто не тронет.
  - Э нет дружище, так не пойдёт, мы давно уже не верим в честное слово, тем более, когда дело касается денег или жизни и смерти.
  - Хорошо, что предлагаешь ты?
  - Ладно, подойди сюда только брось меч.
  - Что же вы за вояки, если вдесятером боитесь одного, или вы только с женщинами воюете.
  - С кем и как мы воюем не твоё дело, хочешь говорить брось меч и иди сюда.
  Стилихон отдал свой меч Сару и направился к главарю банды.
   Подойдя, он остановился в двух шагах от него, скрестив руки на груди.
  - Ну, я слушаю ваши условия.
  - Во-первых, скажи кто эти девицы?
  - Это тебя не касается.
  - Хорошо, пусть так, но я могу узнать, кто предлагает нам жизнь взамен за пленниц?
  - Перед тобой декурион императорской охраны Флавий Стилихон, а с кем разговариваю я?
  - А вот это уже тебя не касается. Но зато я теперь наверняка уверен в том, что я был прав. Ведь офицер из личной охраны императора не стал бы сопровождать кухарок или девочек для развлечения, не так ли? Поэтому условия наши будут такие, - вы сейчас отправляетесь к своим и отдаёте распоряжение, что бы все ваши люди переправились на тот берег Сава, не менее чем за милю отсюда, после этого два десятка ваших коней пригоните сюда, и мы в обмен на коней отпускаем ваших девок.
  - А почему два десятка, а не десяток, ведь вас десять человек?
  - Я сказал два десятка, значит два. Или ты думаешь я не понимаю, что вы тут же, получив девчонок, кинетесь нас преследовать. А когда у нас будут подменные кони такая мысль вам и в голову не придёт. Или я не прав?
  Стилихон молча, пожал плечами.
  - Ну хорошо, дай я посоветуюсь с моим товарищем, а потом дам тебе ответ.
  - Советуйся только поживее, хотя смысла я не вижу, на иные условия мы не согласимся, запомни.
  - Я всё слышал, - тихо сказал подошедшему Стилихону, стоявший чуть поодаль Сар.
  - Ну и что ты думаешь?
  - Думаю, верить им не стоит, и девушек они не отдадут.
  - Я тоже так считаю. А потому сделаем так. - И Стилихон, обняв Сара за плечи, стал шёпотом рассказывать ему свой план.
  - Я согласен, - выслушав его, одобрил решение друга Сар, но только начнёшь ты, а с женщинами останусь я. У меня это лучше получится. Поверь.
  - Ну пусть будет по твоему, вздохнул Стилихон и отправился к главарю банды.
  - Мой товарищ, да и я, не верим вам, и мне кажется это естественно. Вы не верите нам, почему мы должны верить вам. Ты согласен?
  - Ну допустим, и что из этого, - настороженно прищурился главарь.
  - Поэтому сделаем так. Сначала пусть женщины оденутся.
  - Отдайте им платья, - гаркнул своим людям вожак.
  - Далее, мой товарищ, при оружии, - Стилихон язвительно улыбнулся, - если вы, конечно, его не сильно боитесь, останется при женщинах, чтоб им была хоть какая-то защита, а я отправлюсь к своим возьму ещё одного или двух человек и мы пригоним вам лошадей. Согласен?
   Вожак критически осмотрел стоявшего в стороне Сара. Перед ним был высокий крепкий, но ещё совсем молодой воин, которому наверняка не было и двадцати лет. - "Пожалуй и крови врага то не видел, на такого палкой замахнись и он с перепугу обделается", - подумал он про себя, и саркастически хмыкнув, ответил.
   -Ну что ж, пусть охраняет, если у вас мозгов нет. Неужели ты не понял, что нам нет никакого резона обижать этих малюток. Но будь по-твоему.
  - Эй, сынок, - обратился он к Сару, - иди, охраняй от нас своих красавиц!
  Сказанное было встречено дружным смехом товарищей главаря, а когда Сар, сделав пару шагов, споткнувшись, упал и выронил из рук оба меча, смех перешёл в настоящий рёв. У некоторых от смеха даже выступили на глазах слёзы.
  - Пусть твои воины, отпустят женщин и они станут у меня за спиной, -поднявшись и подбирая выроненные мечи, распорядился неуверенным голосом Сар.
  - Эй, вы слышали, что сказал вам сей грозный воин? - выполняйте, - не в силах удержать смех распорядился главарь.
  - Однако весёлые вы ребята, - ещё улыбаясь но, уже подавляя в себе приступ смеха, главарь опять обратился к Стилихону. - Жаль вот только не смогу я выполнить второго требования и с тобой за лошадьми отправится мой человек. Не нужны нам здесь ещё шутники, иначе мои друзья этого не выдержат и умрут со смеху, а мне бы этого страшно не хотелось. Он сделал одному из бандитов знак рукой и тот, подойдя к Стилихону, грубо толкнул его в спину.
  - Пошли, чтоли?
  Стилихон взглянул на Сара. Тот в ответ едва заметно кивнул головой.
  - Ну пошли, - и Стилихон зашагал впереди бандита к стоявшим в трёх актах от происходящих событий всадникам. Но, не пройдя и десяти шагов он, вдруг остановился, как будто что-то вспомнив.
  - Да, вот ещё что..., - развернувшись, он сделал шаг в обратном направлении. Вдруг, в его руке сверкнуло на солнце лезвие ножа, и сопровождавший его бандит, вскрикнув, стал медленно опускаться на землю. Выхватив у него меч Стилихон, ринулся на оцепеневших от неожиданности бандитов.
  В то же время Сар, который одинаково владел левой и правой руками в одно мгновение уложил двоих буквально опешивших от только что описанного события бандитов и с победным криком ринулся на остальных. Так совершено неожиданно атакованные почти одновременно с двух сторон бандиты были приведены в такое замешательство, что даже на мгновение растерявшись, не успели своевременно изготовиться к бою, что позволило Сару без труда сразить ещё одного из них. В завязавшейся схватке нашли свою смерть от руки Сара и Стилихона ещё два человека, остальных же легко перебили подоспевшие на кровавую расправу всадники. Вскоре всё было кончено.
  Спасённые девушки, обрадовавшись, бросились на шею своим спасителям обнимая и целуя их, но потом, вдруг опомнившись и придя в себя, Серена вдруг строго приказала:
  - Декурион, прикажите вашим людям удалиться, мы должны привести себя в порядок, я не хочу, чтоб нас видели в таком ужасном виде.
  - О конечно, - немного смутился своей недогадливости Стилихон. - Дардан отправляйтесь в лагерь, готовьтесь в дорогу - отдал он приказ одному из всадников, и приказ этот хоть с грубыми солдатскими шутками и смехом воинов, но немедленно был выполнен.
  - А вас что это не касается, - Селена с упрёком взглянула на Сара и Стилихона, - или мы вам очень нравимся в таком потрёпанном виде?
  - Селена, ну пусть они просто отвернутся, пока ты будешь себя приводить в порядок, не будь такой врединой, - раздался капризный голосок Ферманции.
  Сар и Стилихон переглянулись и, рассмеявшись, потихоньку зашагали к лагерю.
  Весь дальнейший путь путешественники проделали без происшествий, и так случилось, что их прибытие в Сирмий, совпало с подходом к городу войск из Германии. Войска располагались не только в укреплениях лимеса, но из-за их множества можно было видеть, как строились временные лагеря в окрестностях города и даже на левом берегу Сава. У входа в такой лагерь, золотые эмблемы орлов, кабанов, быков или единорогов, говорили о том, какому легиону принадлежит лагерь. В самом городе было тоже непривычно многолюдно. По улицам сновали всякого рода чиновники и офицеры различного ранга.
  Как оказалось, попасть к императору теперь было совсем не простым делом. Поэтому старший офицер охраны, узнав, что прибывшие девушки являются племянницами магистра армии, посоветовал подождать самого магистра, который сейчас как-раз находился у императора и возможно уже скоро будет отправляться обратно к войскам. Ждать пришлось недолго и вскоре радые что, наконец, их мытарства окончены племянницы бросились в объятия дядюшки. Тот в свою очередь, на радостях не замедлил представить их Грациану и поблагодарить императора за заботу. Когда после недолгой аудиенции Феодосий с Сереной и Ферманцией покидали императора, тот вдруг вспомнил, о молодых людях которым он поручил сопровождать девушек.
  - Кстати, как вам сопровождение? По-моему старшего, если я не ошибаюсь, зовут Стилихон, а его товарища Сар. Надеюсь, у вас к ним нет претензии, и они вели себя прилично?
  - Да будет известно императору и дядюшке, - давно хотевшая, но не имевшая повода поведать о приключениях случившихся с ними в пути, быстро отреагировала на этот вопрос Серена, - они спасли нас от верной смерти.
  И сёстры наперебой, в самых ярких красках, стали рассказывать о том как они оказались пленницами и как, геройски сражаясь, вдвоём, Сар и Стилихон расправились сразу с десятью бандитами.
  - Ну так уж и вдвоём, - недоверчиво улыбнулся племянницам Феодосий.
  - Не знаю, может кого-то успели сразить и подоспевшие всадники, но я этого не видела.
  И Серена не обманывала, она действительно не успела уследить за тем почти молниеносным ходом событий, что разыгрались в тот злосчастный день на берегу во время купания. Поэтому, как и младшая сестрёнка, которая с испуга почти совершенно ничего не видела, склонна была приписывать сей подвиг исключительно Сару и Стилихону.
  - Интересно, откуда там, в то время как вся провинция заполнена войсками, могли взяться эти негодяи, удивлённо взглянул Грациан на Феодосия.
  - Три дня назад мне сообщили, что с одной из германских когорт, убив центуриона, дезертировали десять квадов во главе со своим деканом, возможно, это как-раз они и были, - предположил Феодосий.
  - Ну что ж, в таком случае получается, наши герои спасли девочек и ко всему прочему покарали дезертиров. Очень интересные люди этот Стилиэон и Сар. Создаётся впечатление, что приключения так и липнут к ним и из всех этих приключений, как бы скверно для них они не складывались эти ребята выходя героями. Кстати, где они сейчас, -поинтересовался Грациан у сестёр.
  - Здесь во дворце, - ответила Серена.
  - Передайте им, что я завтра утром жду их к себе, а сейчас пусть пока устраиваются и отдыхают. Правда, место, где остановиться, в городе сегодня найти почти невозможно, но пусть они от моего имени обратятся к магистру оффиций и я думаю, он сможет им помочь.
  - Не стоит создавать лишние хлопоты магистру, думаю я сам смогу решить эту проблему, - предложил свои услуги Феодосий.
  - Тем лучше. Ступайте, я больше вас не задерживаю.
  Когда, выйдя от императора, Серена представила Феодосию своих спасителей, тот был крайне удивлён, увидев, совершенно молодых ребят. Но поблагодарив за оказанные услуги, предложил им разместить своих людей в одном из лагерей, а самим вечером быть у него. Так в течении нескольких дней Сар и Стилихон стали довольно хорошо известны самым влиятельным фигурам империи и пользоваться у них весьма высоким доверием и авторитетом.
  
  
  
  
  
  Круговорот событий.
  
  На пятый день после прибытия в Сирмий Стилихона и Сара, легионы уже выступали в поход на соединение с войсками императора Валента, и друзьям пришлось разлучиться. Феодосий уговорил Грациана, чтоб он передал в его личное распоряжение Стилихона, которого он назначил своим доместиком. Магистру армии в первый же вечер, когда молодые люди были приглашены в гости, очень понравился ещё молодой, но весьма толковый и грамотный офицер. К тому же оказалось, что магистр армии был знаком с отцом Стилихона. С ним они в одном легионе сражались в Британии под предводительством тогда ещё здравствующего отца магистра, знаменитого в Риме полководца.
  Сар и его люди так и остались при Грациане и были зачислены в схоларии. А так как Грациан решил отправиться в поход в составе своего флота, то все схоларии так же были размещены на корабли. Сухопутное войско под предводительством Феодосия двигалось во Фракию прямой дорогой через горные перевалы. Император же планировал высадиться в Доросторуме и оттуда идти на соединение с Феодосием, а затем и с Валентом. Но когда флотилия стала приближаться к Доросторуму, от Феодосия прибыл гонец с сообщением о том, что войска императора Валента разгромлены готами под Адрианополем, а сам император пропал, и никто не знает где он, но ходят весьма правдоподобные слухи, что он погиб. Сам же Феодосий, уже войдя во Фракию и узнав о случившейся катастрофе, на всякий случай отошёл в Сердику, закрыв своими войсками горные дороги на перевалах и ждёт распоряжений императора. Не стал раздумывать и император, и до выяснения обстановки в провинции и точных сведений о численности и силахnbsp; врага, Грациан распорядился возвращаться обратно в Сирмий. Туда же он приказал явиться и всем главным военачальника вместе с магистром армии.
  Когда, вскоре после этих событий Грациан и все крупные военачальники прибыли в Сирмий, то уже было точно известно, что императора Валента нет в живых. Но были и утешительные новости. Войско Валента не было уничтожено полностью. Благодаря тому, что сражение началось только под вечер, а решающий удар, нанесённый конницей Алфея и Сафрака, после которого и обратились в бегство римляне и вовсе пришёлся почти на сумерки то, воспользовавшись темнотой, многим римлянам удалось добраться до Адрианопаля и укрыться за его стенами. Почти все крупные города так же находились в руках римлян. Поэтому, сначала решили наладить связь с римскими гарнизонами и тогда, собрав и объединив все силы продолжить эту войну. А пока, главной задачей было, сосредоточить все усилия на том, чтобы не допустить готов в Панонию и Иллирик.
  Но к счастью для римлян Фритигерн не сумел воспользоваться своей победой под Адрианополем. В то время готы не умели да, наверное, и не сильно хотели штурмовать высокие и крепкие стены крепостей и городов. Видимо посчитав, что они уже являются полными хозяевами Фракии, а падение городов лишь дело времени, они опять разбились на мелкие отряды которые, избегая крупных сражений, стали промышлять разбоем и набегами. И уже никакая сила не могла помочь Фритигерну собрать своё войско в единый кулак для ведения дальнейшего наступления и захвата соседних провинций. Так что, когда вскоре после одержанной победы и неудачных попыток овладеть некоторыми городами он, с оставшимся при нём войском, попытался прорваться в Панонию то, римляне во главе с Феодосием встретили готов недалеко от Сирмии. Выдержав первый натиск, войска Феодосия сами перешли в атаку и обратили врага в бегство. После этого поражения авторитет Фритигерна, как вождя, сильно пошатнулся. Этим попытались воспользоваться другие готские князья и в первую очередь Алфей и Сафрак, являвшиеся опекунами малолетнего короля. К тому же римлянам, в основном стараниями Феодосия, вскоре удалось наладить контакт с Атанарихом, который ещё со времен, когда Алавив вместе с Фритигерном смогли восстановить против него большую часть готов и после кровавой междоусобной стычки увести их за Данубий, люто ненавидел последнего.
  Договорившись с Атанарихом, через его земли было отправлено посольство к королю гуннов Баламберу. Среди тех, кто возглавлял это посольство, был и находившийся уже полгода на службе у империи, молодой протектор-доместик Сар, который из-за поражения войска Валента так и не смог вернуться к своим Понемногу привыкая к новой жизни, он решил пока остаться в дворцовой охране Грациана. Там он быстро стал одной из самых заметных фигур императорской гвардии и ему, как человеку, лично знавшему Баламбера, и близко знакомому со многими риксами антов, была поручена охрана посольства и содействие успешным переговорам. Посольство это, к Баламберу отправляли сразу два императора, так как за несколько дней до его отправки Грациан назначил Феодосия своим соправителем и провозгласил его императором Восточной Римской империи.
  Пользуясь сложившейся не лёгкой для империи ситуацией, некоторые отряды гуннов и славян переправились через Данубий и тоже принялись жечь и грабить провинцию. Поэтому задачей посольства было любой ценой удержать гуннов от дальнейшего грабежа и постараться сделать их союзниками в войне с готами. Именно присутствие в посольстве Сара, который сумел склонить на сторону римлян своего давнего приятеля молодого вождя Ульдина, ставшего за время войны очень влиятельным военачальником у антов и, пользовавшегося уважением как в войске так и у Баламбера, помогло добиться желанного результата. Убеждённый одним из предводителей славян Модаром и молодым Ульдином, что антам и гуннам гораздо выгоднее взять с римлян хорошую плату и оказать им помощь в войне с готами, чем пополнять полчища голодающих и рыщущих в поисках добычи банд, в выжженной и ограбленной Фракии, Баламбер согласился прекратить разорять Фракию и помочь римлянам с условием, что они будут ежегодно выплачивать гуннам по 300 литров золотом. Ситуация была такова, что римлянам пришлось согласиться, и гунны вскоре вступили в войну с готами. Особенно жестоко воевали с ними славяне-анты.
   Феодосий же, стремясь находится ближе к очагу основных событий, сделал своей резиденцией Фессалоники - город в Македонии. Однажды ему доложили, что громадное количество готов во главе с Алфеем и Сафраком, возглавившими основную часть восставших, после того как скончался от ран, полученных в одном из сражений, Фритигерн, пересекло границу провинции и находится в ста милях от города. Основные силы войска Феодосия находились в то время во Фракии и Иллирике, поэтому он, немедля разослал гонцов к своим полководцам, а сам, будучи тогда очень болен, начал готовить город к осаде. Приближался праздник Купало, который довольно бурно празднуют все варвары, поэтому рассчитывать на быстрый подход войск, состоящих в основном из тех же варваров-наёмников, не приходилось. Но к счастью, совершенно неожиданно, к Фессалонике, желая отпраздновать праздник, не подвергаясь риску быть застигнутыми врасплох врагом, подошло большое войско антов под предводительством уже успевших прославиться во Фраки в войне с готами славянских вождей Ульдина и Модара. Узнав об этом, Феодосий приказал, немедленно вызвать к себе Модария, так на свой манер, называли римляне Модара, и поручил ему задержать врага до подхода вызванных с Фракии войск.
  В тот же день Ульдин и Модарий, выслав вперёд разведчиков, выступили навстречу готам. Вернувшиеся разведчики сообщили что, разбив лагерь у реки на горной долине милях в десяти по ходу войска, готы, по-видимому, собрались отпраздновать там праздник Купало. Соблюдая полнейшую тишину, анты не замеченными подошли к лагерю готов и стали готовиться к бою. Но когда Ульдин с разведчиками подобрался ближе к лагерю готов, он, по громадному количеству костров на которых готовилась различная пищи и по тому приподнятому настроению, царившему в стане врага, понял что, праздновать готы собираются обстоятельно, что праздник только лишь начинается, и затянется, как это и приято, скорее всего, на всю ночь.
  - Ну что ж, - тихо сказал он находившимся с ним воинам, - вот и настал тот день, когда мы наконец сможем отомстить готам за их коварное нападение в точно такую же ночь на Купало. Боги не прощают предательства и коварства. Вот сегодня они и решили, с нашей помощью, воздать сполна готам по их делам именно в тот самый день, когда на такой же самый праздник воины Алфея и Сафрака вырезали наших безоружных и мирно празднующих братьев и сестёр. Так что не будем их сейчас беспокоить, пусть празднуют, ведь для многих из них этот праздник будет в этой жизни последним.
  Под утро, когда готы охмелели и отяжелели от пиршества, анты неожиданно, оставив даже щиты, чтобы быстрее преодолеть расстояние, отделяющее их от врага, выскочив из укрытия, кинулись к лагерю готов. Началось жестокое избиение в ходе которого нашёл свою кончину давний злейший враг Ульдина Сафрак, а с ним и многие лучшие воины готов. Лишь небольшой отряд возглавляемый Алфеем сумел уйти от возмездия славян. Только одних пленных привели анты в Фессалоники порядка двадцати тысяч.
   Вскоре после этого разгрома весьма крупных сил воинствующих варваров, Феодосий получил и помощь от императора Грациана. Узнав, что его соправитель серьёзно болен Грациан направил во Фракию большое войско во главе с магистром войск Баудоном и его помощником Арбогастом. После этих событий держать на римской территории крупные силы свободных, независимых от Рима гуннов и антов уже надобности не было, и Феодосий предложил желающим остаться и поступить на службу империи, остальным же перейти на левый берег Данубия. Что те в основной своей массе и не замедлили сделать. Сам же Феодосий после того как поправился от болезни, вскоре перебрался в Константинополь и сделал его своей столицей, столицей Восточной Римской империи.
  Но, не смотря на то, что значительные силы восставших готов были разгромлены, многочисленные их отряды ещё находились во Фраки и других балканских провинциях и продолжали тревожить империю своими набегами. А так как у них не было единого вождя, то договариваться о заключении мира, было фактически не с кем. Приходилось держать войско в постоянной готовности, что сильно раздражало и императора и самих воинов.
  К этому времени гунны возобновили войну с Атанарихом, и теперь уже тому пришлось обратиться за помощью к римлянам. Не желая враждовать с многочисленными гуннами и антами, римляне помочь Атанариху войском естественно не могли. Но Феодосий, потихоньку восстанавливавший могущество империи, счёл за благо пригласить, вытесненного гуннами с Трансильвании, Атанариха поселиться на землях империи, не без основания полагая, что только такому авторитетному вождю по силам утихомирить своих воинственных собратьев.
  Желая показать своё благосклонное расположение к Атанариху, Феодосий пригласил его в Константинополь и устроил ему царственный приём. Когда Атанарих во главе своего эскорта, состоящего из отборных воинов - всадников, въехал в город, император, выявляя своё уважение к прославленному вождю готов, лично вышел его встречать. Потрясённый величием города, гостеприимством и пышностью встречи, на праздничном обеде, организованном в его честь, Атананрихт торжественно обратился с призывом ко всем находившимся здесь вождям и военачальникам готов, призывая их к миру и верности Римской империи. В завершении он заверил, что приложит все усилия для того чтобы границы империи были нерушимы, а в самой империи между всеми готами и прочими народами империи царил мир.
  - Император - это, несомненно, земной бог, и всякий, кто поднимет на него руку, будет сам виновен в пролитии своей же крови, - закончил свою речь суровым предупреждением Атанарих.
  На следующий день Феодосий издал указ, который глашатаи, а так же отпущенные пленные должны были донести до всех мятежных готов. Указ этот гласил, что все, кто добровольно придёт и сложит оружие, останутся вольными людьми и будут включены в войско федератов возглавляемое королём готов Атанарихом. Не пожелавшие же смириться будут уничтожены или отданы в рабство. Как и предполагал Феодосий, уже в ближайшие дни многие готы целыми отрядами начали слаживать оружие и после этого вскоре действительно пополнили наёмное войско империи. К Атанариху для переговоров о сдаче чуть ли не каждый день приезжали готские вожди или их посланники. Конечно, были и такие, кто относился с недоверием, и даже открыто враждебно к позиции, которую занял по отношению к римлянам Атанарих, но большинство, всё же предпочли мир. Всё слаживалось так, как и планировал Феодосий, и это не могло не радовать императора, но только вскоре Атанарих вдруг занемог, а через две недели после торжественного приёма, неожиданно скончался.
  Похороны готского вождя были обставлены ещё более пышно, чем его встреча. Впереди траурной процессии следовал сам император и некоторые из его приближённых. По городу ходили слухи, что Атанарих был отравлен одним из предводителей восставших готов не пожелавшим сложить оружие, и готы Атанариха грозились найти и жестоко расправиться с тем, кто так подло отнял жизнь у их вождя. А потому хоть Атанариха и не стало, но договор заключённый им с Феодосием остался в силе, и его смерть, к счастью для римлян, не здорово отразилась на начавшемся процессе умиротворения. Пройдёт время и многие из готских вождей, особенно те, кто пришёл с Атанарихом, займут высокие посты в войске Феодосия, а пока, - пока война ещё продолжалась и ещё почти два года понадобится Феодосию, чтобы добиться полного мира с готами. А героев нашего повествования ещё ждала славная, полная опасных приключений, побед и поражений, ценных преобретений и горестных потерь дорога, - дорога в бессмертие.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"