35.38. Земля не иначе очищается от пролитой на ней крови,
как кровью пролившего её.
Ветхий Завет, Числа.
Глава 1. Люди и судьбы.
1
В пятницу двадцать восьмого августа девяносто второго года, в завершающий день трёхдневных курсов, занятия закончились нежданно рано. После первой половины программных лекций нескольких преподавателей, в том числе и лектора-международника, чекисты уговорили подвезти до столовой "Лето"; но обратно те не вернулись. После обеденного перерыва откуда-то поступила официальная информация, что все эти преподаватели жестоко отравились некачественной столовской продукцией и уже госпитализированы в одно из закрытых лечебных учреждений. Но неофициально, из уст простых курсантов, добравшихся в ту же столовую своим ходом, прошелестела вредная нормальному пищеварению информация, что, якобы, в "Лете" лекторов никто не видел. Из-за неявки преподавателей послеобеденные лекции не состоялись, а подведение общих итогов свелось к нервному сообщению кого-то из членов комиссии, что все курсанты получили положительные отметки.
Во время обеденного перерыва некие доброхоты собирали со всех курсантов по двадцать пять рублей в качестве благодарственного подношения самоотверженно заботящимся о них чиновным преподавателям (каждый из которых являлся экзаменатором по своему предмету). Деньги брались не просто так, а под роспись пожертвователя в специальной ведомости с указанием его фамилии, места работы и суммы пожертвования (можно было давать и больше четвертака, гарантировавшего всего лишь четвёрку в другой ведомости, в зачётной). Юрий, из принципиальных соображений борьбы со взяточничеством, под честным предлогом полного отсутствия денег от участия в благотворительной акции отказался. Доброхоты подсказали, что можно занять у коллег; но он и от этой возможности отказался. И, тем не менее, попал в список хорошистов.
Вот так, благодаря тому, что украинская служба безопасности ("безпеки") беспечно закрыла на Юрия глаза, украинская педагогика благосклонно узрела его и официально приняла в свои ряды.
На этом сюрпризы и подарки судьбы в тот день для него не закончились. Сразу после объявления вердикта высокой комиссии к Юрию подошёл всё тот же неунывающий коллега-боксёр и сообщил, что в школе началась выдача отпускных за прошедшее лето.
Секретарша директора школы, ожидавшая у входных дверей, попросила бывших курсантов первым делом зайти в директорский кабинет. Директор, без особой торжественности поздравив всех с присвоением либо подтверждением учительской квалификации, отозвал Юрия в сторонку и со свойственной ему сдержанностью сказал:
- Юрий Михайлыч, у меня для Вас новость. Из гороно сообщили, что к нам распределили двух учительниц физкультуры, только что окончивших свои вузы. Сами понимаете, отказать им в трудоустройстве я не могу, - внимательно взглянул он Юрию в глаза. Тот без тени обиды кивнул головой. - Но зато, в связи с получением Вами учительской квалификации, могу предложить Вам работу преподавателя труда. Как, справитесь?
- Вне сомнений, - уверенно ответил Юрий.
- Вот и хорошо, - слегка улыбнулся директор. - А то одного трудовика я только что вынужден был уволить, второй жалуется на здоровье. А у Вас, я знаю, и со здоровьем, и с трудолюбием всё в порядке. Я слышал от Владимира Андреевича, что спортзал в основном ремонтировали Вы?
- Это не моя заслуга. Просто там в основном надо было заделать трещины в потолке и вставить стёкла в окнах, а на высоте голова не кружится только у меня.
- Ага. В таком случае мастерской повезло. Там тоже эти проблемы. Как Вы насчёт того, чтобы заняться этим на предстоящих выходных?
- Положительно.
- Вот и договорились. Может быть, у Вас есть ко мне просьбы, пожелания?
- Есть сообщение. Я определил своего сына в интернат. Пока что на год, а там видно будет.
- Вы тоже хотите устроиться на работу в интернат? - настороженно взглянул директор.
- Не вижу смысла дёргаться. Через год Алёшка всё равно вернётся сюда. Если, конечно, на то будет ваше разрешение.
- Ну, хорошо. Тогда прямо сейчас подойдите к секретарше. Пусть займётся вашим переоформлением в мастерские. И переводом сына в интернат. А деньги успеете получить и потом. Я дал распоряжение выдавать, пока все не получат.
2
Маршрут от школы к дачному посёлку проходил мимо усадьбы Тамилы. Алёшка, увидев на улице "старых" друзей, попросил отпустить его к ним. Юрий не стал возражать; а на время Алёшкиных игр решил навестить Тамилу. Прошло четыре трудных месяца с того момента, как Юрий покинул её дом и поселился на даче Николая. Этого времени было вполне достаточно для понимания, что Тамила, из всех встретившихся ему здесь квартирных хозяев, оказалась самой порядочной и доброжелательной. Просто она немного резковата и грубовата; но так уж сложилась её судьба, что основные навыки общения с людьми ей пришлось получать от ненавидевшей и обижавшей её матери, а завершать житейское образование довелось в дикой тайге.
Но теперь время проживания в доме Тамилы вспоминалось Юрием с лёгкой ностальгией. Тогда ему не приходилось добывать дрова и мучиться с печкой, а у сына имелись все условия для учёбы и музыкальных занятий. И всё это - благодаря гостеприимству Тамилы, пусть даже не бесплатному и внешне не очень доброжелательному.
А вот он, Юрий, по нынешнему, более объективному пониманию тогдашней и нынешней ситуаций, повёл себя не слишком хорошо. Главное - ушёл с квартиры не слишком по доброму, за день до любимого Тамилой праздника простых трудящихся; и с тех пор ни разу не заглянул к ней в гости, не поинтересовался, как живёт-здравствует бывшая хозяйка.
"Нехорошо, - подумал Юрий. - Надо исправляться". Но после длительного расставания было бы неприлично явиться в дом без какого-то подарка. Он направился в сторону расположенного кварталом далее продовольственного магазина. По дороге он заметил, что в полуподвальном торце ближайшего к усадьбе Тамилы общежития появилась металлическая дверь с вывеской над нею "Мелкий опт"; и зашёл туда.
Встретила Тамила бывшего квартиранта довольно радушно, хотя и с привычной по жизни в тайге суровой сдержанностью; но вся её сдержанность вмиг улетучилась, сменившись чуть ли не ликованием, когда она взяла в руки подаренную ей баночку растворимого кофе. Юрий понял: дела у неё совсем плохи, если уж она, гипотоник, даже улучшающего её самочувствие кофе купить не может.
Тамила, нетерпеливо вскрыв баночку, с вожделением вдохнула пьянивший её запах и тоном знатока произнесла:
- Настоящий бразильский. Где достал?
- А вон, напротив, через дорогу, - кивнул Юрий в сторону общежития.
- У этих паразитов? - гневно воскликнула Тамила; и резким движением оттолкнула банку от себя, так что кофе едва не рассыпался. - Зачем ты к ним пошёл? Они мою Мурку поранили. Чуть не убили! И стекло в двух местах пробили. Пойдём, покажу.
Они вышли из дома в палисадник, и Тамила показала: вон там, на заборе, сидела вчера вечером Мурка, грелась на заходившем солнышке, в последних его лучах. Сама Тамила в это время ползала на коленях вот здесь, по палисаднику, пересаживала разросшиеся флоксы. И вдруг услышала: что-то негромко щёлкнуло на улице, и тут же звякнуло над нею стекло окна. Она подумала, что это мальчишки балуются, бросают камешки в окно; и, конечно же, решила их отругать. После чего она стала рядом с Муркой на фундамент забора, привстала на цыпочки и вон там, через выщербину, где отколот кусок камня от верха, одним глазом выглянула на улицу: где эти вредные мальчишки? Но мальчишек на улице она не увидела. Единственно, кто там был, так это двое чеченов: хозяин нового магазина, он же - продавец, и с ним охранник-вахтёр.
Стояли они оба на другой стороне улицы, недалеко от входа в свой магазин. Вахтёр в правой ладони держал, как ей показалось, паяльник с ручкой. Ну, такая штуковина, то ли чёрная, то ли сильно закопчённая, а на конце - набалдашник. Но, правда, медного стержня на конце набалдашника, как обычно у паяльника, она не заметила. Да и рассмотреть-то как следует ей было трудно; сумерки уже начинались, а оба чечена находились в тени здания. Тамила и эту-то штуковину увидела только потому, что в тот момент, когда она выглянула, вахтёр поднял правую руку и передал штуковину продавцу. Тот взял этот паяльник, или что там у них такое было, и нацелился набалдашником точно в лоб Тамилы; а потом спросил у вахтёра:
- Ты какую кошку выбирал? Левую или правую?
- Там одна кошка, - ответил вахтёр.
- Как - одна? Посмотри получше. Две. Маленькая белая и большая чёрная, - возразил продавец.
Тамила решила, что они нарочно обзывают её кошкой, чтобы оскорбить и обидеть; и в самом деле обиделась; но решила не ввязываться в перепалку, быть морально выше навязываемого ей уровня примитивного хамства; и опустилась к оставленным ею флоксам.
- Ты посмотри лучше. Что, уже двоится? Одна кошка, - хмыкнул вахтёр.
- Вторая только что спрыгнула. Меня испугалась. Кошки - они опасность чувствуют. Только твоя дура осталась. А сейчас и её не будет. Учись, мальчишка, - с высокомерным назиданием произнёс продавец. Вслед за тем на улице что-то снова щёлкнуло, над Тамилой вновь звякнуло стекло, а Мурка дико мяукнула и неловко свалилась внутрь палисадника.
- Видел? Сто баксов с тебя! - самодовольно воскликнул продавец. Вслед за тем загремела железная дверь магазина, а ничего не понявшая, но изрядно всполошившаяся Тамила поймала перепуганную, жалобно мяукавшую и вырывавшуюся из рук Мурку.
Грудка у Мурки кровоточила, но рана не была серьёзной, пуля лишь сорвала шкурку. Потом Тамила взглянула на стекло окна; и увидела в нём две маленьких круглых дырочки. И только тогда поняла, что в кошку стреляли. После чего она пошла в комнату, и увидела, что в стене, расположенной напротив окна, также появились два маленьких отверстия.
Юрий подошёл к окну и посмотрел на ту его часть, на которую указывала пальцем Тамила..
- Гляди ты: будто высверлено. Или лазером прожжено. Даже стекло не треснуло, - с удивлением сказал он; и, подумав, тоном теоретического рассуждения добавил: - Видать, скорость полёта приличная. Да и калибр маловат. Сто процентов, не из нашей пээмки стреляли. В милицию ещё не заявляла?
- Ага. Чтоб эти паразиты в следующий раз в меня попали, - возразила Тамила. - А то милиция сама не знает, как они тут развлекаются. Каждый раз, как приходит теплоход из Турции, к ним приходит большущая фура с товарами. А как её разгрузят, у них - стрельба и праздник. Сейчас хоть уже не так, как раньше; ну, стрельнули пару раз да ушли. А когда в мае праздновали открытие своего магазина, тут такое было! Фейерверк с ракетами, взрывы и пальба чуть ли не до утра. Милиционеры приехали, но они им сунули кучу денег, те и уехали. Вот и всё.
3
Они вернулись на веранду. Вскоре чайник призывно засвистел. Тамила, забыв о юридическом происхождении вожделенной баночки, отделив предвкушаемое удовольствие от неприятных воспоминаний, наливала воду, засыпала кофе и сахар в чашку Юрия, что означало наивысшую степень её расположения к гостю. Они уселись за стол, и Тамила, в промежутке между мелкими смакующими глотками, принялась рассказывать новости из мира космического оккультизма.
Гало и Серый покинули свою опостылевшую дачу и сняли квартиру в тёплой, сытной и деловой Москве. Там бывший милиционер Серёжа свёл их с каким-то влиятельным милицейским генералом, который теперь платит Гало большие деньги за проводимое ею лечение, а также непременно советуется с нею по всем своим личным и служебным проблемам. Кроме того, Гало раз в неделю лечит жену одного из думских депутатов; так что сейчас они живут вполне обеспеченно.
А вот Васе живётся плохо. Бедняга крутится, как может, но дела и у него, и у возглавляемой им "Крымской епархии Всемирной Объединительной церкви" всё хуже и хуже. Из тех прихожан, что ходили к Васе с самого начала, осталось всего двое; остальные, человек двадцать, за лето поумирали. Причём сделали это некрасиво и нечестно. При жизни обещали Васе, что оставят по завещанию своё имущество его церкви, а после смерти выяснилось, что - обманули. Те двое, что пока что живы, ужасные жмоты; даже ничего не обещают. А если и пообещают, то что толку? Оба - настоящая голытьба. А привлечь к себе новых, более обеспеченных прихожан у Васи, без поддержки Гало и Серого, только с помощью вечно занятой Матери Божей, получается плохо. Светлана с ним снова поссорилась, денег ему не даёт, так что он опять ходит неухоженный, немытый, нечёсаный, обтрёпанный, перебивается с хлеба на воду. Но - не сдаётся, целыми днями ловит то там, то сям местных предпринимателей, требует от них денег на богоугодное дело поддержки его церкви. А то у него уже даже ладана нету. Но предприниматели жадничают, денег Васе не дают. А чтобы он не приставал к ним, не пугал их загробными муками и прочими ужасами, заставляют всех своих сотрудников грешить, врать Васе, что шеф "уехал в командировку". Теперь у Васи осталась надежда только на то, что у Гало и Серого дела в Москве не заладятся, они вернутся в Евпаторию, дадут ему денег и заманят в церковь новую паству. Но те если и приедут в Крым, то только для того, чтобы продать свою дачу. А в Евпаторию если и заглянут, то только к ней, к Тамиле, как к старой и доброй подруге. Во всяком случае, так Гало недели две назад обещала ей по телефону.
Перед уходом Юрия Тамила, как бы между прочим, сообщила ему ещё одну новость: умерла Люда. Та самая, что вдруг решила называть себя Мартой. Врачи сказали, что смерть наступила из-за полного истощения нервной системы. "Странно, - задумчиво произнесла Тамила. - Она ж только тем и занималась, что мотала нервы Сашке и детям; а, оказывается, переживала больше их. Кто б подумал?"
Уже вслед гостю Тамила воскликнула:
- А тебе же письмо пришло! Где-то с месяц назад. Подписанное женским почерком, на мою фамилию, но без обратного адреса. Я уже хотела вскрыть, а потом присмотрелась, там приписка: "Для Юры". Ну, думаю, от какой-то любовницы. Хотела отнести тебе в школу, а тут как раз Люда померла; ну, я про письмо и забыла. Постой секунду; сейчас принесу.
Взглянув на конверт, Юрий сразу узнал почерк своей матери. Вскрывать письмо при Тамиле он не стал, в прямом смысле слов уйдя от лишних вопросов; и прочёл письмо уже на ходу, по пути к школе. Ничего необычного мать не сообщала; в основном - описывала, сколько раз и какой по величине выпадал этим летом град; но о том, что град вновь повредил крышу, не было ни слова. В конце письма она коротко пожаловалась на ухудшение здоровья; но в чём состояло это ухудшение, также не упомянула.
4
Вернувшись с Алёшкой на дачу, Юрий ещё раз прочитал письмо. Уж очень необычным оно показалось ему ещё при первом, беглом прочтении.
Его мать всегда отличалась весьма твёрдым, воистину несгибаемым характером. Жизнь её не баловала; были и болезни, и сложности на работе, и трудности в быту; но она всё сносила и превозмогала молча, без вздохов и видимых слёз. И, в конце концов, всегда побеждала, всегда достигала намеченного результата. Заочно, уже в зрелые годы, получила высшее педагогическое образование, стала завучем школы, вполне заслуженно считалась одним из лучших в районе преподавателей русского языка и литературы; если не самым лучшим. Во всяком случае, последнее слово при подведении всяческих литературных конкурсов и олимпиад неизменно представлялось именно ей. В их доме всегда царили уют, чистота и порядок, в семье правили взаимоуважение, вежливость и чувство долга. И при этом, за всю жизнь - ни одного выкрика, ни одного слова, недостойного оказаться в словаре великих русских поэтов - классиков, ни одной жалобы.
А ведь ей всегда было очень трудно. Однажды ей даже пришлось оставить школу; и только через два года скучной для неё работы в запасниках местного бедного музея она вернулась к любимому учительству. Но - уже не в той же центральной школе, а в окраинной, до которой надо было в любую погоду целый час идти пешком. Юрий только случайно, уже став взрослым, узнал о причине о причине её отстранения от работы в классе и, по большому счёту, от общения с людьми. Оказалось, что она в то время болела туберкулёзом; заразилась от одного из своих учеников. Мальчик часто пропускал уроки; стеснялся ходить в школу в тех отрёпках, что имелись на нём; но при этом отличался добрым, жалостливым характером и заметными литературными способностями. Как ни странно, так часто бывает у пьющих матерей-одиночек, не слишком-то заботящихся о своих детях, но исправно жалующихся им, единственным неизменным слушателям, на свои беды и творимые им несправедливости.
Мать Юрия почти ежедневно, по дороге из школы, навещала эту семью: объясняла своему ученику изученные в классе материалы, оставляла домашнее задание, иной раз приносила ему что-либо из съестного или из одежды. Мальчик был худенький, болел, кашлял, и она, как и все остальные, думала, что это - от холода и недоедания. Но вот, во время одного из обязательных школьных осмотров, обнаружилось, что у ребёнка - туберкулёз. Вслед за тем обследовали всех, кто общался с этим мальчиком. Нашли, что у его матери - туберкулёз в запущенной стадии, а у матери Юрия - в начальной. Мальчика и его мать спасти не удалось; а вот мать Юрия через год была признана здоровой - вылечилась какими-то народными средствами. Всё это время, и ещё с полгода, Юрий, в то время - дошкольник, её практически не видел, общался только с отцом. Единственное, что он мог вспомнить о ней - что нижняя часть её лица была всегда укрыта завязанным на затылке белым платком; и что, едва он подходил или обращался к ней, она быстро и молча уходила в отдельную, запиравшуюся на ключ комнату. Иной раз из этой комнаты доносился тяжёлый надрывный кашель; но стонов, жалоб и рыданий он не услышал ни разу.
Впервые Юрий увидел мать растерянной и несчастной после внезапной смерти его отца. Она враз постарела, осунулась, сделалась неуклюжа, нелюдима и неразговорчива. Целыми днями она, без всякого энтузиазма и особого старания, словно по инерции, по привычке, молча возилась в доме. Протирала влажной тряпкой мебель; бесконечно пересортировывала книги в трёх книжных шкафах, ставя одни в первый ряд, сразу за стекло, а другие - во второй, невидимый за книгами первого ряда; переставляла с места на место стулья... Без жалоб, без сетований, без просьб о помощи; всё такая же статная, вежливая и немногословная.
И вот, впервые, она вдруг на что-то пожаловалась. Да ещё и именно с этой целью послала письмо по адресу, который Юрий оставил ей для того, чтобы можно было сообщить какую-то важную и экстренную новость.
Перечитав письмо, Юрий понял, что ему с самого начала подсознательно показалось странным. Почерк, каким было написано письмо, был не таким идеальным, как ранее. Некоторые буквы слегка клонились влево или вправо, были чуть меньше или чуть больше остальных; раньше это было бы просто невозможно. Юрий окончательно понял: причины, по которым мать отослала это послание, гораздо серьёзнее указанных в тексте.
5
На следующий день к восьми утра Юрий, вместе с Алёшкой, опять пришёл в школу. Там его уже ждал Антон Васильевич - коллега по новому месту работы, заведующий школьными мастерскими. Это был мужчина среднего возраста и среднего роста, не худой и не толстый, с полукруглым гладким лицом, небольшими серыми глазами и негустой шевелюрой из тонких серых волос.
В дальнейшем Алёшка играл на стадионе в догонялки, Юрий, с полуведром алебастра в одной руке и со шпателем в другой, ритмично покачивался под потолком мастерской на постаменте из трёх поставленных друг на друга столов, Антон Васильевич, усевшись как можно дальше от высоко взобравшегося коллеги, развлекал его интеллектуальной беседой.
Сразу же выяснилось удивительное совпадение их собственных судеб: каждый из них, после развода с супругой, взял сына к себе на воспитание; и у обоих мальчиков одно и то же имя - Алёша. Разница состояла в том, что бывшая жена Антона Васильевича не только не требовала от него каких-то материальных благ, но сама, добровольно выплачивала ему какие-то денежные суммы. Кроме того, Антон Васильевич был вторично женат.
Юрий предпочёл в эту тему не углубляться, и Антон Васильевич, внимательно взглянув на него, начал рассказ о том, как он превратился в заведующего школьными мастерскими.
Оказалось, что предыдущий заведующий, Толик Сволик, был уволен вовсе не за то, что плохо исполнял свои обязанности. Вот их-то он исполнял очень хорошо и очень грамотно. Он окончил пединститут по специальности "трудовое обучение", и сразу после окончания был принят в эту школу на должность заведующими мастерскими. Не из-за хороших оценок - они-то, как ни странно, были на уровне троек; а по просьбе его отца - директора другой евпаторийской школы. Степан Тихонович, в общем-то, с неохотой согласился помочь сыну коллеги и друга; но Толик проявил столько деловой энергии и педагогического таланта, что Степан Тихонович нарадоваться не мог. Правда, был у Толика и заметный недостаток; особенно заметен он был в понедельники по утрам. Но запахом изо рта и красными глазами всё ограничивалось. Чистота и порядок в мастерских были идеальными, успеваемость на должном уровне, а дети Сволика просто боготворили.
Такое отношение детей к нему происходило из того, что Сволик очень много времени и сил отдавал внеклассной работе. Проводил он эту работу с энтузиазмом и новаторским подходом: не в пыльных и жарких помещениях мастерских, а на природе, во время увлекательных двух- трёхдневных походов по черноморскому побережью. Причём походы были не прогулочными, а почти спортивными, со столь же жёсткой спортивной дисциплиной. Все намеченные дистанции надо было проходить строго за назначенное им время; опоздавшие тем или иным образом наказывались, победители получали заслуженные пятёрки за трудовое прилежание, а не подчинявшиеся указаниям учителя и безнадёжно отстававшие на этапах исключались из состава туристов. В итоге и дети, а администрация школы были им довольны; а родители юных туристов были не только довольны, но и весьма ему благодарны. Ведь молодой учитель не только благотворно влиял своим волевым напором и трудовым примером на их лодырей и неслухов, но и практически все проблемы материального обеспечения походов - аренду палаток и рюкзаков, закупку продовольствия и прочее брал на себя.
Но вот однажды директору понадобилась какая-то ерунда из того, что хранилось в школьном подвале, находящемся непосредственно под помещениями трудовых мастерских. И вдруг, к своему ужасу, он обнаружил, что самые ценные экспонаты подвала - три уникальных деревообрабатывающих станка, проточно-расточный, долбёжный и пилильно-строгальный, бесследно исчезли. Следов взлома двери не было, ключи имелись только у Сволика и у самого директора.
Директор был в ярости. Вызвав Толика к себе в кабинет, он, по свидетельству подслушивавшей через дверь секретарши, обрушил на того необычно мощные громы и молнии. Кричал, что отправит его в тюрьму, требовал немедленно вернуть станки в школу. А Толик, напротив, вёл себя очень спокойно. Сразу же признался, что станки он недавно передал своему другу, который задумал открыть мебельное производство. Не продал, а именно передал; в аренду. До того момента, когда уважаемый Степан Тихонович даст команду установить эти станки в мастерских. А до тех пор - чего им пылиться в подвале? Пусть работают. И предпринимателю хорошо, и у населения в домах стулья появятся, и кое-какая арендная плата владельцам станков пойдёт.
После этого директор вышел из своего кабинета в секретарскую и выгнал секретаршу в коридор. Вскоре он выгнал и Сволика; но тоже всего лишь в коридор. Правда, ключей от подвала Сволик лишился; но на работе и в прежней должности остался. Тем не менее в конце учебного года по результатам ревизии, проведённой директором, пропавшие станки были признаны негодными и списаны.
Но за неделю до начала следующего учебного года (того, о котором сейчас идёт речь) разразился ещё более сильный скандал. По странному совпадению обстоятельств, зародыш его возник в день списания исчезнувших со склада станков. Но тогда об этом никто даже не догадывался. В том числе и сама девушка. А когда догадалась, делать аборт было уже поздно.
Ошеломлённые этой новостью родители сразу же обратились к директору: мол, это он во всём виноват. Распустил школу, покрывает негодных преподавателей, покровительствует развратным мероприятиям. После чего дали слово дочери - десятикласснице (по сути, девятикласснице). Из её рассказа явствовало, что устраиваемые Своликом турпоходы на самом деле являются тщательно организованным методом поточного растления несовершеннолетних. Во время пешего перехода подростки жёсткими способами приучаются безусловно повиноваться руководителю, а на ночь, уставшие и безвольные, попарно укладываются в двухместные палатки. Право первой ночи с самыми симпатичными девушками (как правило - в изначальном смысле этого слова) Сволик представлял себе. Во время следующего похода бывшую избранницу он поселял в палатку какого-нибудь паренька, а с собой, в качестве предоставления особой чести, укладывал другую девушку.
Пары обитателей палаток он комплектовал с истинно научным подходом, используя не только знание детско-юношеской психологии и свои повседневные наблюдения за поведением учеников, но и сверяя совместимость будущих партнёров по составляемым лично им гороскопам. Привыкать друг к другу или, того хуже, влюбляться Сволик никому не позволял, и с этой целью постоянно, иной раз - среди ночи, переселял своих подопечных из палатки в палатку. Естественно, что дети, вернувшись из похода, никому, и прежде всего родителям, о своих ночных приключениях не рассказывали. Да и в рассказах о дневных переходах, следуя настойчивым наставлениям Сволика, отделывались общей фразой "было классно".
На сей раз Сволик вылетел не только из директорского кабинета, а и в целом из школы. Но до тюрьмы не долетел. Раздувать скандал до таких масштабов не хотелось ни Степану Тихоновичу (которого, к тому же, умолял о снисхождении к его непутёвому дитяти влиятельный коллега), ни родители беременной девочки. Тем паче что вскоре вину Сволика взял на себя запуганный им одноклассник девушки, ранее предусмотрительно подложенный к ней тем же заботливым учителем. В процессе спешной свадьбы выяснилось, что ранее ещё минимум три юные девушки сделали тайные аборты после зачатий, совершённых во время походов; но и сами пострадавшие, и их родители не захотели раздувать шум по этому поводу, благодаря чему походный конвейер "классных" услуг продолжал свою внеклассную работу.
Забегая вперёд, можно упомянуть, что после рождения ребёнка с несомненными наследственными признаками настоящего отца молодой муж попытался отречься от взятых на себя обязательств; но было поздно. Дело закончилось распадом юной семьи, а к тому времени Сволик успешно освоил очень выгодную профессию рубщика мяса на городском рынке. Позже Юрий имел неудовольствие за ним там наблюдать. Краснолицый, хорошо упитанный, физически очень крепкий, хладнокровный и агрессивный, он производил прямо-таки парализующее впечатление на контактировавших с ним людей; прежде всего - на женщин и детей. Особенно - с широким топором в руках.
6
После рассказа о бывшем сотруднике и начальнике Антон Васильевич вернулся к разговору о собственных проблемах. Рассказал, что он родом из Беларуси, детство и юность провёл в маленьком селе, расположенном на окраине Беловежской пущи. Там была чудесная местность и чудесный климат: вокруг посёлка - огромные деревья, рядом с посёлком - спокойная болотистая речка. И всегда тихо, безветренно и слегка сыровато. А вот в ветреном и жарком Крыму он чувствует себя нехорошо. Стоит пропотеть, а потом простыть, - начинается озноб, кашель, поднимается температура и ухудшается самочувствие. А в этом году, к тому же, замучил радикулит. Хотел он поехать летом на родину, чтобы там полечиться в одном из чудесных санаториев, но из-за проклятой задержки отпускных не смог этого сделать. Теперь деньги появились; и можно бы с двадцатого сентября устроиться в санаторий; о путёвке он уже договорился; но теперь возникла проблема с подменой на работе. Чем был хорош Сволик как коллега, так тем, что подобные проблемы у них решались очень просто. Сначала один из них тащил на себе все две с половиной ставки общей нагрузки, затем, такое же по продолжительности время, другой. При этом они, конечно же, ставили в известность директора и завучей - чтобы те не нагородили каких-нибудь накладок в расписании уроков; но бухгалтерию не беспокоили. Бухгалтерша насчитывала им зарплату в прежних стандартных размерах, и все были довольны. Можно бы так же сделать и сейчас; тем более что, по традиции, большая часть сентябрьских и октябрьских занятий по труду проводится не в душных помещениях, а на свежем воздухе, за уборкой и вскопкой прилегающей к школе территории. Но справится ли Юрий с непривычными ему обязанностями?
Юрий заверил, что справится; но и высказал пожелание, чтобы недели две с начала учебного года он тоже мог свободно располагать своим временем. Затем он будет приходить на уроки своего опытного коллеги, дабы понять и усвоить стиль и специфику предстоящей ему работы; а заодно будет изучать инструкции, учебники и прочую учебно-техническую литературу.
На том они и договорились. Согласование пунктов договора со школьной администрацией Антон Васильевич взял на себя.
По окончанию рабочего дня Юрий, опять-таки вместе с Алёшкой, отправился на железнодорожный вокзал. К тому времени он твёрдо решил, что, как только Алёшка поселится в интернате, сам он поедет навестить мать. Откладывать нельзя ни на день; а то как бы не опоздать навсегда. Конечно, шанс оказаться не в родительском доме, а в тюремном клоповнике довольно велик. Но есть и обнадёживающие моменты.
Весьма не исключено, что его прибытие в Отрядную в начале учебного года будет неожиданным для сыскарей. Наверняка они поняли, что он, во время его прошлогоднего августовского вояжа, стремился вернуться к сыну до начала школьных занятий. Вследствие чего предполагают, что и в дальнейшем его поведение будет аналогичным; и с приходом сентября несколько расслабятся. Да и Лариса наверняка не теребит сейчас милицию просьбами о поисках сына, рассчитывая, что менее чем через год, когда Алёшке исполнится десять лет, Юрий сам залетит в уготованную для него клетку. В общем, обстановка почти что способствует. А если она окажется настолько благоприятной, что позволит продать машину и снять с пенсионного счёта накопившиеся там деньги, то, возможно, удастся решить и возникшую жилищную проблему. Было бы очень хорошо, если бы удалось ещё и заменить подгоревший паспорт на новый... Но это - уже на грани между удачей и хамством. И почти за гранью реальности.
Но ехать в Отрядную южным маршрутом, к парому через Керченский пролив и далее на Краснодар, нельзя. Границу между двумя братскими государствами спешно укрепляют, погранконтроль и таможня начали проверять документы въезжающих и выезжающих граждан. А тут, очень кстати, как подтверждение крайней необходимости расходов на эти службы, - приятный подарок: разыскиваемый преступник, по присущей всем негодяям привычке возвращающийся к месту совершённых ранее уголовно наказуемых деяний. Наверняка и у пограничников, и у таможенников имеется список таких злодеев местного, кубанского разлива. Намного безопаснее добираться северным маршрутом, через Ростов. Ростовским пограничникам и таможенникам кубанские преступники далеко не так интересны; Ростов-папа и своими куда как богат. Но поезд должен быть прямым, без пересадок на территории России. В железнодорожных кассах тоже может быть неприятный список; а у кассиров время для сверки с ним найдётся. В кассах кубанских автовокзалов также могут и должны быть фотографии местных преступников; значит, пересадку с поезда на автобус нужно сделать на территории Ставрополья.
Ознакомившись с железнодорожным расписанием, Юрий выяснил, что поезд до Кисловодска, ежедневно отправляющийся из Симферополя в ноль часов сорок минут ночи, полностью удовлетворяет всем его требованиям. Но - только он, один-единственный.
Возле кассы предварительной продажи билетов стояла длинная очередь, закрученная на половину зала наподобие унылого знака вопроса. Но Юрий даже подходить к ней не стал, не сомневаясь, что билетов, в конце курортного лета, в ближайшей перспективе ни на один из поездов нет. А также будучи уверен, что во времена обвальной инфляции, задержек зарплат, коррупции и бесконтрольности мало какой из железнодорожных проводников не найдёт в своём вагоне местечка для человека без багажа и с конкретными живыми деньгами.
Глава 2. Нежданные встречи.
1
Остаток последнего августовского дня Юрий и Алёшка провели на даче, в совместных заботах о приготовлении ученика третьего класса к "первому звонку" в новом для него учебном заведении.
Утром первого сентября, после окончания торжественной линейки в интернате, детвору развели по классам, а Юрий и ещё несколько родителей вновь зачисленных учеников, в сопровождении директора интерната, отправились на ознакомительную экскурсию по классам, учебным кабинетам и детским спальням. Окончательно убедившись, что Алёшке здесь будет хорошо, Юрий отправился в свою школу, дабы представить директору результаты произведённого ремонта. Заодно ему удалось уговорить директора дней десять не замечать его отсутствия в школе.
На дачу он вернулся уже к вечеру. По помидорным грядкам бродил Николай с эмалированным ведром в руке. Вид у законного хозяина был неординарным: непривычно скучным, хотя и привычно нетрезвым.
- Кинул меня мой заказчик, - сердито пожаловался Николай. - Я ему полдома кафелем обложил, а он мне, кроме аванса, больше ничего не дал. Только на покупку кафеля и хватило, а вся работа - бесплатно. А против него не попрёшь, вмиг в ящик уложит. Не он сам, так его быки. А тут ещё и стройку нашу - ну, ту, многоквартирку на спуске, знаешь? - законсервировали, а всю нашу бригаду разогнали. В общем, теперь даже жратву купить не на что. Эх, - вздохнул он, - знать бы раньше, сейчас петушатину кушать можно было бы. Хорошо, что хоть Олег, по старой дружбе, угощает. Вот, решил помидорчиков ему от себя на стол собрать. Заодно набрал, чтоб домой отвезти. А дня через два ты ещё привезёшь. А то семья оголодает, как бы меня самого не сожрали.
- Я сегодня вечером уеду. Мать надо навестить, - возразил Юрий. - Пришлёшь за помидорами сына. Заодно пусть их польёт.
- Как? - возмущённо вскричал Николай. - А пока ты будешь ездить, дачу могут обворовать! Нет, мы так не договаривались.
- Я не надолго. Да, вот ещё что: Олегу, на всякий случай, о моём отъезде не говори.
- А чего это? - уставился на него Николай подозревающим взглядом. - Наоборот: пусть хоть Олег тут присматривает!
Сердитым жестом швырнув ещё пару помидоров в ведро, Николай пошагал к даче Олега. Юрий отправился ко входу в домик. На пороге дома его остановил хриплый выкрик:
- Эй, сосед! Подойди на минутку, поговорить надо!
2
У калитки, ухватившись за неё обеими руками, стоял Пашка.
Услышанное приглашение особого энтузиазма у Юрия не вызвало. Он и без предстоявшего разговора отлично понимал, о каких срочных проблемах хочет поговорить с ним забулдыга-сосед. Но - в эпоху революционной вакханалии и в условиях жизни на даче лучше поддерживать со всеми соседями хорошие отношения, чем кстати и некстати воротить от них нос и тем самым делать отношения плохими... И он направился к калитке.
На аллее за спиною Пашки, на усыпанной мелким ракушечником дороге, неохотно остановились двое молодых мужчин, шагавших вслед один другому, гуськом. Первым в этой миниколонне являлся невысокий, но физически крепкий и очень стройный мужчина лет тридцати, одетый в чистую и элегантную, серую полосками хлопчатобумажную рубашку и не так давно выглаженные чёрные брюки. Лицо мужчины имело характерные северокавказские черты, но было не загорело-смуглым, как то обычно для горцев, а светлокожим, даже бледным. Волосы его короткой спортивной причёски также были светло-русыми. Он стоял в вольготной и, вместе с тем, недвижной и чуткой, как у сеттера, позе; а по властному выражению его лица, прежде всего - по высокомерному поджатию нервных губ чувствовалось, что право на команду "Пиль!" он готов предоставить лишь самому себе.
В метре за спиной этого элегантного мужчины устало переминался на кривых ногах громадный парень лет двадцати пяти, с обветренным и флегматичным лицом, в широких мятых штанах и распахнутой настежь буро-зелёной рубашке. Низкий лоб и смуглые щёки парня усеивали мелкие капли пота, к подбородку эти капли сливались в крупные, и парень, не обращая внимания на окружающих, то и дело сгребал их с лица ладонью левой руки. Затем он пару раз постукивал той же ладонью по нижнему углу сшитого из жёсткой ткани большого чёрного саквояжа, свисавшего с его левого плеча. Стряхнув таким образом основную часть влаги на землю либо на саквояж, парень не слишком тщательно вытирал ладонь о собственную рубаху, комкая пальцами её нижний край, и без того влажный и донельзя измятый. На правом плече парня также висела сумка, но не грубая и замызганная, а небольшая, элегантная, аристократического светло-серого цвета, с длинной подвесной лямкой и красивыми металлическими застёжками. Правой ладонью парень даже не прикасался к лицу; ею он неотрывно и бережно придерживал сумку, что, по всей очевидности, являлась собственностью стоявшего впереди него мужчины.
С первого же взгляда на этого парня становилось ясно, что он осознанно воспринимает себя сателлитом своего аристократического предводителя, играет при нём роль слуги, или, если угодно, ординарца, и нисколько не стесняется выполнять обязанности безмолвного тяглового средства. Но назвать его мулом либо вьючной лошадью язык бы не повернулся; и на плюющего на всё верблюда он также не походил. Более всего своим внешним видом, неуклюжими манерами и своеобразной косолапой грацией напоминал он дрессированного медведя; но - не добродушного и покорного затворника цирковой клетки, а выросшего в относительной воле могучего зверя, из числа тех, что водили в прежние времена цыгане по ярмаркам, чтобы ужасать и потешать простодушных селян.
- Видишь? Братан ко мне в гости приехал, - с гордостью показал Пашка пальцем на невысокого мужчину. Мужчина, хотя и смотрел бесстрастным взглядом не на неинтересного ему Пашку, а в наскучившую даль, приметил этот панибратский жест и высокомерно нахмурился.
- Наверное, двоюродный? - с вежливым, но довольно ироничным пониманием и сочувствием улыбнулся мужчине Юрий. Мужчина промолчал.
- Почему - двоюродный? Он мне - роднее, чем родной! Мы с ним три года на одних нарах чалились! - пьяно закричал Пашка. - А теперь он приехал меня навестить. На денёк; а всё равно - не забыл меня! Понял? А у меня, как назло - голяк. Только что с Тайкой всё допили. И купить не за что. А тут, смотрю, ты. Я и говорю: ребята, это - хороший парень. Он меня уже выручил, когда меня хотели с посёлка выгонять; и ещё выручит. Выручишь, Юрок? Будь другом, займи рублей сорок. А лучше - пятьдесят. А я тебе, как разбогатею, отдам. Или что-нибудь принесу... ну, такое, что мне попадётся... из подарков от родителей... А? Выручай!
- Не могу. Я сегодня... У меня большие траты. Никак не получается.
- Да ты что, не понимаешь? - возмущённо вскричал Пашка. - Ко мне братан приехал! А ты знаешь, кто он? Да он любого...
- Пашка, ты не понял? Не хочет он тебя выручать, - негромко, но очень властным и заметно недовольным тоном оборвал Пашкин выкрик невысокий кавказец; и, повернув голову, пробуравил Юрия холодным и запоминающим взглядом острых и злых лучиков стального цвета глаз.
- Ты что, не веришь, что я отдам? - не унимался Пашка.
Юрий и в самом деле не верил, что Пашка отдаст ему долг; в этом отношении Пашка был убежденным антиматериалистом. К тому же денег у него просто не водилось, а если какая-то сумма вдруг и появлялась, то тут же материализовывалась в виде спиртного. Но ссориться с соседом не хотелось.
- Дело не в этом. Просто не могу.
- Пойдём, - сказал в окружающее пространство невысокий кавказец.
- Дай хотя бы двадцатку! - возмущённо выкрикнул Пашка.
- Я сказал: пойдём, - нервно и властно произнёс кавказец и, не оглядываясь, тронулся в путь. Пашка метнулся к нему и, заметно протрезвев, принялся в чём-то оправдываться и что-то объяснять. Человекообразный медведь косолапо топал следом за ними.
Минут десять спустя Юрий, сидя за на стоявшим на веранде столом, неспешно готовил огуречно-помидорный салат. Входная дверь была оставлена им, ради притока свежего вечернего воздуха, открытой настежь. Через её проём он вдруг увидел тех же троих мужчин, покидавших территорию посёлка. Первым оставшийся от калитки промежуток в бетонной ограде миновал невысокий стройный кавказец. За ним косолапой мощной походкой продвигался его ординарец. На сей раз он нёс на плече всего одну сумку, серую. Последним, с жёлтым, то и дело погромыхивавшим крышкой и, чувствовалось, пустым ведром в правой руке пьяновато семенил Пашка.
Ещё минут через пятнадцать, после того как салат настоялся, пропитался соками помидоров, молоденьких огурцов и синего крымского лука, проникся запахами сладкого перца, кинзы, петрушки и базилика, Юрий уселся за ужин. К тому времени солнце уже спряталось за деревьями, бетонная ограда бросала на главную аллею густую тень, а в этой тени вышагивала одинокая и понурая фигура Пашки, сопровождаемая унылым громыханием крышки ведра. Юрий, по опыту прежних пересечений на аллее, знал, что обычно содержится в этом ведре, когда Пашка, с гордым видом добытчика и кормильца, возвращается с ним домой: две палки вареной колбасы, две булки хлеба, две бутылки водки. Но на сей раз ведро чересчур уж свободно болталось в расслабленной и вялой руке; было весьма похоже на то, что оно так и осталось пустым.
После ужина Юрий, решив набраться сил перед трудным ночным путешествием, улёгся на кровать; и очень быстро провалился в глубокий сон.
Без десяти десять тихонько протренькал старенький механический будильник. Юрий вскочил, спросонья щёлкнул выключателем, но электролампочка, конечно же, не засветилась. Юрий усмехнулся, слегка щёлкнул себя по лбу и в потёмках оделся.
Доев остатки хлеба и салата, Юрий запер дом и пошагал на железнодорожную станцию Евпатория - Товарная. Пришёл он минут на пять раньше момента прибытия электрички к платформе. Стоя в небольшой очереди к окошку кассы, он, от скуки, просканировал взглядом висевший неподалёку печатный плакат железнодорожного расписания. И - оторопел. Мало того, что по верху плаката прошлась небрежная, сделанная шариковой авторучкой надпись: "С 01. 09. 92 цены на ж/д перевозки увеличены"; но, главное, в строке, отведённой для поезда "Симферополь - Кисловодск" (того самого, что шёл по нужному для Юрия маршруту) появилось сделанное от руки исправление. В графе, где было напечатано: "С 1. 10. - по неч. числам", число 10 было переправлено на 09. А ведь вчера, тридцать первого августа, такого изменения в расписании не было! Теперь же, в мрачном для Юрия свете данной новости, выходило, что ехать ему на симферопольский вокзал сегодня не имеет смысла. Приехать туда к нулю сорока, ко времени отправления поезда, он успеет; но с нуля часов наступит второе число девятого месяца девяносто второго года; а в этот день, согласно изменению в расписании, поезд не пойдёт.
"Хорошо, что глянул на расписание. А то пришлось бы болтаться по Симферополю целые сутки", - похвалил себя Юрий; и зашагал обратно в дачный посёлок.
3
В домике царила темнота, заняться было нечем, а спать Юрию уже не хотелось: выспался вечером, к тому же размялся и разогрелся во время ходьбы. Поэтому он прилёг на кровать, не раздеваясь, в рассуждении: придёт сон - разденусь и лягу; не придёт сон - пойду прогуляюсь, подышу свежим воздухом, глядишь, и найду бродягу.
Лукавый сон развлекался тем, что делал вид, будто он безвозвратно умчался, а когда Юрий открывал глаза, он осторожно, издали, неосязаемой рукой вновь наваливался на веки...Прошло не менее получаса, когда Юрий наконец-то почувствовал, что проваливается в затягивающую дрёму; и, остатками медленно потухавшего сознания поняв, что сон уже рядом, решил раздеться. Сев на кровати, он сладко и благодарно зевнул, потянулся рукой к вороту рубашки... и то ли он реально услышал, то ли ему сквозь дрёму почудилось, что раскаявшийся бродяга, и в самом деле, чуть слышными шагами подкрадывается к покинутому им дому...
Он замер и прислушался. В тот же миг звуки лёгких шагов исчезли, будто их и не было; зато от входной двери донёсся едва слышный металлический скрип: кто-то, всунув ключ в дверной замок, пытался его отомкнуть. Замок не поддавался, но ночной посетитель, судя по его упорству, не сомневался, что замок просто вредничает, но вот-вот одумается и сдастся.
Юрий, мгновенно очнувшись, тихо встал с кровати и беззвучными шагами подошёл к боковому окну спальни. Едва не касаясь правой щекой стекла, он взглянул вдоль стены влево, в сторону входной двери. И увидел гибкую худощавую фигуру стоявшего напротив двери какого-то, как он мог по комплексу внешних признаков определить, молодого парня, одетого в очень тёмный, обтягивавший тело спортивный костюм. Лица ночного посетителя Юрий различить не смог; увидел лишь, что на его голову глубоко, до самых глаз насажена чёрная вязаная шапочка.
Незваный гость, тихим голосом пробормотав в чей-то адрес неразборчивое проклятие, вынул из замочной скважины всунутый туда ключ. Затем он достал из-под нижнего края свитера какой-то невидимый Юрию предмет. Предмет тихонько и на разные голоса зазвякал. Юрий понял, что это - связка ключей; и, стараясь ступать неслышно, пошёл ко входной двери.
Когда он стал за дверью, второй ключ уже ворочался в замочной скважине. На сей раз ночной посетитель недолго примерял ключ, уже после двух-трёх скрипов вынул его наружу, а вместо него сунул другой; затем, после первой же неудачной попытки провернуть его, вынул и этот, сунул третий...
Юрий знал, что все усилия ночного посетителя открыть замок обречены на неудачу. Ни один из имевшихся в мире ключей, даже тот, каким ежедневно пользовался сам Юрий, не смог бы этого сделать. Феномен сей был делом рук Юрия, и соорудил он его на следующий день после ночного визита Олега. Для этого он высверлил в засове замка небольшое углубление. С тех пор, перед тем как ложиться спать, он вталкивал в это небольшое углубление половинку гвоздя. А уж затем предавался безмятежному сну, будучи уверен, что благодаря твёрдости и стойкости неподкупного сторожа охранный засов его маленького государства будет невосприимчив к любым попыткам вражеского ключа сдвинуть его с занимаемой им позиции.
"Очевидно, этот паренёк и есть тот неизвестный и неуловимый воришка, которого недобро поминали дачники на последнем собрании. Что ж, пора ему стать уловленным и обрести заслуженную известность", - подумал Юрий; и переместился в такую позицию, чтобы, едва дверь приоткроется, ему было удобно нанести ночному клиенту пару анестезирующих ударов. После чего, в качестве санитарных услуг, осталось бы втащить незваного визитёра туда, куда он так настойчиво стремился, хорошенько его связать, а при свете дня представить эту уникальную личность заинтересованному вниманию многочисленного сообщества обворованных им лиц.
Для исполнения задуманного плана нужно было обеспечить посетителю возможность отомкнуть дверь. Юрий, стараясь действовать беззвучно, начал медленно и осторожно вытаскивать железного сторожа из его засадной ямки. Но ночной вор сразу же что-то услышал либо почувствовал - и испуганно отскочил от двери.
Вор и хозяин несколько минут безмолвно стояли по разные стороны двери. Затем Юрий услышал, как скрипнула чуть в стороне от двери насыпанная вокруг дома щебёнка, и понял, что вор потихоньку перемещается в сторону окна веранды. Быстро и неслышно выдернув из засова контрящий гвоздь, он двумя скользящими шагами переместился назад, вглубь веранды, и присел под стол, стоявший рядом с окном. Из-под стола, из его тени, ему было видно, как возле окна появилась голова человека, внимательно осматривавшего внутренность дома. Нижний край чёрной шапочки вора был уже раскатан и опущен на лицо, лишь глаза тускло посверкивали из проделанных в шапочке овальных отверстий.
Спустя минуты три вор вернулся ко входной двери. Юрий тоже занял оставленную ранее позицию. Возобновились звяканья и скрипы торопливо сменяемых ключей; но и на сей раз, как то ни было досадно обоим искателям приключений, замок не поддавался.
"Вот-вот набор ключей у вора закончится, и он станет бить либо выдавливать стёкла, чтобы забраться внутрь через окно. Или уйдёт обворовывать другие дачи. А завтра, когда я уже уеду, с новым набором ключей опять вернётся сюда. Охранного гвоздя в замке уже не будет; так что ни один из этих вариантов мне не подходит. Надо суметь проявить гостеприимство сейчас", - подумал Юрий; и потянулся рукой к стенной вешалке, на одном из крючков которой висел его собственный ключ от двери.
Ключ удалось снять бесшумно. Как только вор, после очередной неудачной попытки, начал вынимать ключ из замочной скважины, Юрий принялся осторожно вдвигать в ту же скважину, но уже с противоположной стороны, свой ключ, надеясь, что скрипы обоих ключей сольются для слуха вора в один.
Но вор оказался удивительно чутким; Юрий ещё не всунул до конца ключ, когда услышал дробный скрип насыпанной вокруг дома щебёнки. Когда Юрий, прокрутив запертый на два оборота замок, отпер дверь и выскочил во двор, шорох стремительных шагов уже пересекал территорию соседнего участка.
Юрий босиком, не тратя времени на обувание помчался следом. Но, ступив на территорию участка Олега, он сразу же остановился: там ничего не стоило наступить на какую-нибудь ржавую острую железку или вступить в помойную лужу. К тому же - вора уже и след простыл. В округе царили тишина, покой и насмешливое подмигивание звёзд.
"Через дачные ограды вор не перелезал; скрип и позвякивание сеточной изгороди неизбежно известили бы о такой попытке. Значит, он намерен через один из двух ближайших участков перебраться на аллею; своих калиток ни Олег, ни Пашка никогда не запирают, а оград между нашими тремя участками нет. Оказавшись на аллее, вор затаится; а при первых признаках того, что он обнаружен, побежит к лиману, чтобы спрятаться в камышах. И, если он успеет добежать и спрятаться, его уже не поймать", - подумал Юрий; и помчался к калитке арендуемой им дачи.
Калитка, как всегда, была им на ночь заперта, а ключ от неё остался в доме. Перелезть через неё ему бы не составило труда, но неизбежный скрип выдал бы его местонахождение вору; и он, оставаясь телом в пределах своего участка, напряжённым взглядом промчался по всем известным ему аллейным укрытиям. Но нигде не заметил ничего подозрительного. Юрий понял: опытный и хитрый вор наверняка уже заметил его, и теперь притаился и ждёт, что же предпримет его преследователь; и, как только Юрий отправится на его поиски, он тихо и спокойно уйдёт в направлении, противоположном движению поисковика. А если наберётся наглости, то и зайдёт, по дороге, в отпертый Юрием дом. Так что самым своевременным и умным решением будет - отправляться спать.
- Ну, погоди! Ещё попадёшься! - негромко, но с большою досадой выкрикнул в покровительницу воров - тёмную ночь неудачливый борец с дачной преступностью. После чего, утешая себя тем, что всё-таки напугал он этого воришку изрядно, Юрий вернулся в дом, заперся, вставил гвоздик в засов, и вскоре уснул, с чувством хоть и не слишком удачно, но старательно исполненного долга.
4
Под утро Юрию приснился сон, будто он очутился рядом с активно разгоравшимся пожаром. Юрий открыл глаза и в недоумении посмотрел вокруг: пламени видно не было, но запах довольно неприятной гари явственно присутствовал. Он вышел во двор; оказалось, через участок, на даче Пашки и Тайки, вяло горел костёр, удушливая вонь от которого ползла над землёй к арендуемой Юрием даче.
Недолго думая, Юрий уехал в город. Там он зашёл в интернат, навестил сына, а после обеда они вдвоём гуляли и дурачились у моря. В шесть вечера Алёшка отправился на ужин. После ужина весь его класс, по расписанию, вместе с воспитательницей должен был заниматься повторением изученного на уроках материала, и Юрий, простившись с сыном, неспешно, пешочком отправился через весь город на дачу.
Когда он приближался к границе дачного посёлка, день уже клонился к закату. В роще, постепенно перемещаясь из её глубины к автототрассе, блеяло стадо коз, истомившихся по дойке и домашнему пойлу. Сколоченные из горбылей ворота участка "полифема", в ожидании беспокойных мохнатых жительниц, были открыты настежь. Массивная железная калитка, вблизи того же участка вставленная во внешнюю ограду посёлка, также была не заперта на замок, но наполовину открыта. И Юрий, решив, что приятнее пройти оставшийся до дома путь по дачной аллее, а не по шумной и загазованной автомобильной трассе, свернул к приглашавшей его калитке.
Не отворяя шире калитку, немазаные петли которой, он знал, издавали при движении противный скрип, Юрий аккуратно проскользнул через имевшуюся щель на главную аллею посёлка. И - метрах в трёх от себя увидел Пашку, со счастливым и торжественным лицом выходившего из дачного участка "полифема". В правом кулаке он ответственно и бережно удерживал дужку битого эмалированного ведра, заполненного двойным питейно - закусочным набором. Две сверхнормативные бутылки водки внутрь ведра нормально не вместились, так что Пашке пришлось воткнуть их горлышками вниз в тесные промежутки между остальными припасами; и вот теперь он бочком, аккуратненько, чтобы не задеть ведром о боковой столб, проносил через калитку усадьбы "полифема" свою драгоценную ношу. Левая рука у него также была занята, ею он удерживал крышку, такого же жёлтого цвета, как и ведро, и такую же, как ведро, оббитую и замусоленную.
Управившись со своей ответственной задачей, Пашка, по-прежнему не отрывая озабоченного взгляда от ведра, мелкими шажками, как обычно носят переполненные водою вёдра, плавно поплыл по битому ракушечнику дорожного покрытия аллеи. Метра через два пути Пашка, заметив краем глаза присутствие рядом с собой какого-то человека, испуганно дёрнулся и быстрым инстинктивным движением спрятал ведро за спиной; при этом качнувшаяся дужка ведра задела донце одной из опасно затаренных бутылок. Бутылка, кувыркнувшись, упала на камешки ракушечника; но упала удачно, донцем вниз, и не разбилась.
- Тьфу ты, ...! Чуть не... ! Привет! - выдохнув прямо в лицо Юрию свежим запахом выпитого без закуски алкоголя, громко воскликнул Пашка; и, поставив ведро, наклонился за упавшей бутылкой. Он, хотя и был, как обычно, нетрезв, но находился в самой первой, единственно приятной для окружающих стадии опьянения - в состоянии лёгкого возбуждения, стимулирующего в нём дружелюбие и повышенную разговорчивость.
- Ведро - тяжеленное, а я с самого города пешком телепаю. Автобус уже ж не ходит. Устал - страшно. Вон, всё из рук валится, - всовывая бутылку в карман потрёпанных брюк, пожаловался Пашка. - Ну, думаю, зайду к Сёме, передохну у него немножко. Угощу его по старой дружбе, а заодно уговорю, чтоб нам свет подключил. А он - ни в какую. Так я даже и бутылку открывать для него не стал, развернулся и домой пошёл.
В роще, невдалеке от автотрассы, послышались звуки двух коротких и чётких ударов топором; затрещала, затем зашуршала листвой по траве умело надрубленная ветка какого-то дерева. "В лесу раздавался топор дровосека, - мысленно отметил Юрий. - Семён, слышишь, рубит. А Пашка, знать, врёт; другого подпаивал он человека... Видать, как и Коля, он с Клавою пьёт... "
- Ты что здесь делаешь? Ты же, вроде бы, собирался куда-то ехать? - спросил Пашка.
- А ты откуда знаешь? - насторожился Юрий.
- Откуда? А... от Олега. Я ж к нему, после разговора с тобой, пошёл, чтоб денег или водки в занять. А он не один дома был, у него ещё и Колька сидел. Колька, как меня увидел, разбухтелся, говорит: тут уже самому хоть иди побирайся. Я ему сказал, что он - такой же жмот, как его арендатор, и пошёл домой. А Олег следом выскочил, вынес мне полрюмки на опохмелку... ну, и сказал, что ты уезжаешь. Ну, в смысле, что тебе и правда деньги нужны. Чтоб я на тебя не обижался. Я и перестал обижаться. Всё равно братан решил ночевать в другом месте; у нас же - света нету. Я их проводил до трассы, остановил им такси, а сам пошёл к своему оптовику. А он тоже в долг не дал. Я и на него не стал обижаться; не верит, так не верит; это - его дело. А у меня - своё дело: взял бредешок да и пошёл с Тайкой на лиман. Аж на водослив. Там креветок - тучи. Всю ночь по воде лазили; ну, чтоб наловить побольше. Чтоб хватило набрать припасов и на себя, и на братана с его другом. Вишь, поймали нормально, - гордо кивнул Пашка на переполненное ведро. - А если б на всех обижался да дома сидел, ничего б не было, - менторским тоном резюмировал Пашка; и с лицом человека, честно заработавшего право на ответную откровенность, спросил: - А ты - как? Передумал куда-то ехать?
- Денег на билет не хватило, - косовато взглянул на него Юрий.- Цены опять подняли. Теперь билет до Сак стоит, как до Симферополя.
менторским тоном, но с заметной фальшью в голосе резюмировал Пашка; а затем с лицом человека, честно заработавшего право на ответную откровенность, спросил: - А ты - как? Передумал куда-то ехать?
- Передумал, - кивнул головой Юрий; а затем, спохватившись той мыслью, что сейчас Пашка вновь примется клянчить "в долг", пробурчал: - Денег на билет не хватило, цены опять подняли. Теперь поеду, когда долги за отпускные выдадут. Если к тому времени цены не слишком подымут. А то, может, на эти деньги и до Сак не доедешь.
Но Пашка, как ни странно, о новом займе даже не заикнулся.
- До Сак и без билета доехать можно. А если контролёры пристанут - пошли их, да и всё. Там сейчас одни бабы; что они тебе сделают? А пока базар да разговоры, доедешь до своих Сак, - посоветовал он. Юрий брезгливо сморщился, а Пашка заинтересованно спросил: - А чего ты вчера ночью орал на все дачи? Что, воры лезли?
- Пытался какой-то парень дверь отомкнуть. Хотел я его впустить, да он убежал. Шустрый - жуть.
- Та, рази их поймаешь, - с видом полной безнадёжности махнул Пашка правой, свободной рукой; в левой руке он по-прежнему держал крышку ведра. - Я, как тебя услыхал, хотел на помощь бежать, а потом так и подумал: э, всё равно...
Вдруг Пашка, не закончив свою речь, бросил на Юрия внимательный взгляд и напрягшимся голосом спросил:
- А чего ты хотел его впускать?
- Как - чего? Гасить! - задумчиво-небрежным движением махнул Юрий сверху вниз правой ладонью, словно "гася" волейбольный мяч через сетку.
Но Пашка, похоже на то, волейбольных терминов не знал.
- Как это - гасить? - с очень неприятным удивлением сказал он.
- Ну... мочить, - припомнив ещё один синоним того же волейбольного приёма, пояснил ему Юрий.
- Как это - мочить? - с глазами, застывшими от увиденного внутри себя ужаса, ненавидяще прошипел Пашка. - За пару тряпок - человека мочить? А мне что потом делать? без бабы, без жилья?
- А при чём тут ты? - не понял его логики Юрий; но, вглядевшись в лицо Пашки, стремительно наливавшееся краской яростного гнева, наконец-то понял всё.
- Что делать? - с холодной брезгливостью переспросил он. - Заняться каким-то полезным делом, а не воровством. - И, презрительно отвернувшись от застывшего на месте собеседника, он быстрым шагом направился дальше, торопясь уйти на такое расстояние, на котором ему не был бы слышен матерный шёпот Пашки.
5
От Пашки Юрий удалился довольно быстро. Но мысли остались на прежнем месте; слишком уж крепко они закрутились вокруг эмалированного ведра.
"Пашка сказал, что приобрёл себе припасы в обмен на улов креветок. Но ведь уже нет в лимане креветок! Недели три назад вымерли. Об этом уже вся округа знает; и только главный креветколов Пашка - не в курсе".
"Да и не мог он слышать меня, находясь возле водослива. Он был не в дальнем углу лимана, а за углом ближайшего дома, "на атасе". А заодно - в боевом охранении. Скорый помощничек... с анестезирующей дубиной... Если бы я поймал вора, Пашка, конечно же, прибежал бы на помощь; на помощь Тайке. Потому что именно она и есть тот неуловимый "паренёк", обворовавший почти все поселковые дачи. А прошлой ночью, после неудачной попытки обворовать меня, криминальная семейка наведалась ещё к кому-то. И, возможно, не к одному, а к нескольким: "всю ночь ловили". Материальное подтверждение этому - в ведре, что сейчас несёт Пашка. Потому что иных источников доходов, кроме как от воровства, ни у него, ни у Тайки нет.
Таинственные родственники, дарящие им разные ценные вещи, такая же реальность, как те креветки, которых уже какой год варят они в дырявом ведре. Костёр, над которым висит это ведро, служит для уничтожения украденных "оптом", но индивидуально негодных к продаже, второпях ухваченных во тьме вещей. А то из украденного, что годится для реализации, Пашка относит "оптовому покупателю креветок". И теперь ясно, ктоэтот "оптовик": тот, от кого сейчас Пашка возвращается с ведром продуктов. А возвращается он вовсе не из города; иначе две верхние бутылки были бы давно разбиты. Или, в лучшем случае, рассованы по карманам. Возвращается он из усадьбы "полифема". Вот это и есть Пашкина "оптовая база".
"Прямое доказательство: этикетка на выпавшей из ведра бутылке - точно такая же, как на тех бутылках, что не так давно выносила с того же двора бригада "мулов". Продукция всё той же фирмы".
"Косвенное: от кого, как не от Семёна, возвращался вчера вечером Пашка с пустым ведром? Других "делаваров" в округе нет. А с пустым ведром Пашка остался, очевидно, потому, что практичный Семён предоплаты за кота в мешке не дал, но обещал двойную оплату, если кот окажется большим и особо пушистым. Пришлось Пашке и Тайке всю ночь "работать".
"Спорное: сегодня Семён, во время прихода Пашки, работал не на базе, а в роще; алиби, алиби. Так что Пашка имел дело не с ним, а с его женой Клавой. Теперь ясно, что их взаимоотношения не носят интимный характер, а имеют все признаки обычных по нашим временам бартерных сделок: я тебе - то, что украл, ты мне - то, что подпольно произвёл".
"Ну, и что с того? Просто Семён, как и многие криминальные авторитеты", предпочитает загребать жар чужими руками. То есть - работящими руками покорной и безответной Клавы".
"Итак, конечный вывод: "полифем", один из бессменных руководителей дачного посёлка, бывший председатель дачного кооператива, а ныне - всесильный и бесконтрольный дачный электрик, успешно совмещает свою начальственную деятельность с общественно-важным хобби - скупкой краденого. Фактически, является "паханом" шайки дачных воров. А значит, у него в руках есть ключи к ещё двум способам выдворить меня из этого посёлка. Первый - стимулировать систематические ограбления и порчу как моего скудного имущества, так и имущества приютившего меня хозяина. И второй - заказать подброс в мои владения украденных у кого-то вещей, с последующей инсценировкой сенсационного разоблачения "вора".
С таким итогом своих размышлений Юрий вошёл во двор арендуемой им усадьбы. Все эти предположения и догадки была чересчур бодрившими для того, чтобы не задуматься об обеспечении безопасности своего дальнейшего проживания в посёлке. Тем паче что к нему пришла неприятная догадка, что ключ, которым Тайка так упорно пыталась открыть дверь прошлой ночью, вовсе не случайно первым оказался в её руках. "Тайка знала, что ключ этот - "родной" для замка, - подумал он. - Каким же образом она заполучила его?"
"Ключей, соответствующих этому замку, два, - уже войдя во двор и приостановившись у входной двери, продолжал размышлять Юрий. - Один, найденный Алёшкой (вынул Юрий ключ из кармана), - вот он. Второй - у Николая. Николай этот ключ Пашке ни за что бы не отдал. Но вполне мог отдать Олегу. Очевидно, так он и сделал - во время вчерашнего застолья; да при этом наверняка ещё и уговаривал Олега, чтобы тот "присматривал" за домом во время отсутствия здесь квартиранта.
Во время застолья к Олегу, с целью выклянчить водки или денег, пришёл Пашка. Ни того, ни другого Олег, зная своего соседа, давать ему не хотел; но и обижать его опасался. А потому, в качестве соединения приятного с полезным, дал ему ключ от дома с чужим имуществом; на, мол, дружище, сам возьми, что тебе там понравится. А также, ради повышения ценности своей услуги, сообщил "другу", что Юрия предстоящей ночью дома не будет. Чем сильно Пашку обрадовал; тот даже "перестал обижаться" и на Олега, и на Юрия - в предвкушении, что последний будет достойно наказан. Своей радостью Пашка поделился с верной подругой; а одновременно вручил ей инструмент, долженствующий облегчить ей её ответственный труд".
"Далее: вчерашняя операция четы ночных воров сорвалась; что вовсе не означает, что она не будет повторена сразу после того, как чета убедится в надёжности информации о факте отъезда их дорогого соседа. То есть - в ближайшие сутки - двое.
Какой из этого нужно сделать вывод? Не отправляться в путь до тех пор, пока не будет вставлен в дверь другой замок? Но замена замка лишь подвигнет Пашку на решение воспользоваться "фомкой". Последствия чего вполне очевидны. Дом всё равно будет обворован, но, так как сделать это по-тихому не удалось, Пашка устроит в нём разгром, чтобы свалить вину на неизвестных бомжей. Олег будет избавлен от подозрений в том, что он обворовал дом сам или передал ключ от дома конкретному исполнителю. Мне достанется ещё больше утрат, хлопот и неприятностей. А мать, ради наступления этих последствий, на сутки позже увидит своего непутёвого сыночка. А ведь она и без того очень долго ждала участия и помощи. Целый месяц посланное ею письмо, судя по штемпелям на нём, ползло, нащупывая новые пути продвижения, от российской Отрядной до украинской Евпатории. Ещё месяц оно пролежало у Тамилы. А за два месяца с пожилым человеком всё что угодно могло произойти. И, что самое ужасное, нельзя даже позвонить матери, узнать, как у неё дела; наверняка следователям сразу же станет известно о том, откуда поступил звонок. Не исключено, что они смогут прослушать и запись разговора".
"Ехать нужно срочно, не откладывая, - решил Юрий. - А самые нужные вещи - спрятать. Вот только - куда? Единственное надёжное место -подвал; но ключа от его двери Николай мне так и не дал. И, проси, не проси, не даст".
И вдруг он вспомнил, как Алёшке хотелось, чтобы найденный им ключик оказался универсальным, мог открыть не только замок входной двери, но и любой другой из имевшихся на усадьбе замков. Юрий тогда не захотел разочаровывать мальчишку, сказав, что проверит чудесные свойства этого ключа как-нибудь позже; да так и забылось. А теперь, невольно улыбнувшись этому воспоминанию, он подумал, что пришла пора исполнить давнее обещание; вдруг устами младенца глаголила истина?
С этой мыслью Юрий спустился в приподвальный приямок, где, действуя теми неблаговидными методами, с которыми он ознакомился заочно, на слух предыдущей ночью, принялся убеждать замок в том, что Алёшкиному ключу вполне по силам раскрыть все его секреты. И уже через два - три движения восхитился своей удачливостью и Алёшкиной прозорливостью.
Вскоре самое ценное из имущества было уложено в большой чемодан. Затем Юрий поужинал любимым салатом, а с наступлением темноты осторожно, с оглядками вынес чемодан из дома и запер в подвале. Оставалось сделать только одно из намеченных им мероприятий: устроить себе отдых перед ночным путешествием. Но отдыха не получилось; голову по подушке то и дело ворочали беспокойные мысли и навязчивые воспоминания. Через час ворочаний Юрий решил, что, чем вначале заставлять себя лежать, а потом заставлять себя бежать, лучше уж выйти из дому пораньше и спокойно идти.
6
Всё нужное для путешествия было приготовлено им ещё вчера. Оставалось лишь закрыть форточку, и - в путь. Подойдя к окну, обращённому в сторону боковой аллеи, он потянулся рукой за настежь открытой форточкой; и в этот миг лёгкий порыв налетевшего от лимана ночного бриза принёс к его ушам звуки чьих-то негромких слов в сопровождении хруста и шороха пока что невидимых шагов.
Не желая выдавать кому бы то ни было ни факта своего присутствия, ни планов своего отсутствия, Юрий решил повременить с форточкой до того момента, когда подозрительные ночные прохожие минуют его дом. Вскоре на слабо освещённой звёздным светом аллее появилась группа из четырёх человек, составленная по военному образцу, из двух колонн по два человека в каждой. Огромного косолапого кавказца, шедшего вторым в ближайшей к окну, левой колонне, Юрий опознал сразу. Человека, шагавшего правее него, Юрий не разглядел: его худощавая фигура практически не показывалась из тени громадного сына гор. Зато удалось быстро опознать аристократичного кавказца, уверенной поступью неоспоримого лидера шагавшего впереди своего оруженосца. Справа от малорослого "братана" семенил Пашка (видимо, оттого справа, что был плохо знаком с горским кодексом почитания старших); но зато, в полном согласии с восточными традициями, Пашка безумолчно бубнил что-то кавказцу в равнодушное ухо, почтительно склоняясь к нему всем сухим и на голову более длинным телом. Несмотря на сложность удержания равновесия при таком способе передвижения, Пашка нисколько не покачивался. Что могло означать только одно: как ни странно и даже маловероятно, Пашка, с момента его расставания с Юрием, не выпил ни грамма. Что, несомненно, можно было объяснить лишь благотворным влиянием на него всем известной кавказской сдержанности к употреблению спиртного.
Ещё полтора десятка шагов - и ночные путешественники, сойдя с боковой аллеи, окажутся на главной. После чего у них, словно у сказочных героев, появится выбор из трёх направлений дальнейшего пути. Если они добропорядочные и честные граждане, то повернут направо, к главным поселковым воротам. Если они - торопыги либо, того хуже, предпочитают короткие, но кривые дорожки, то прямо от боковой аллеи, не сворачивая, направятся через "проход Олега" к автотрассе. Если же они - любители спокойных ночных прогулок, а при этом приятельствуют с дачным электриком или председателем, или умеют ловко отпирать огромные висячие замки, то свернут влево и пойдут по главной аллее. По ней они дойдут до калитки, вставленной в стену возле участка дачного электрика, а через неё, по узкой извилистой тропке между гладкими стволами аккуратно рассаженных по косогору японских софор и колючими кустами нахально разросшегося отечественного шиповника опять-таки выйдут к автотрассе.
Но в тот момент, когда полувоенная группировка оказалась на траверзе дачи Юрия, Пашка, явно разочарованный безрезультатностью своих нашёптываний, сделал пару резких шагов вперёд и, протянув вытянутую руку указующим перстом на окно, прямо в грудь невидимого с улицы наблюдателя, умоляющим голосом воскликнул:
- Да вот же он, Ахмед! Всё равно мимо идём!
Юрий непроизвольно качнулся вправо, в тень стены. Ахмед, дабы не уткнуться лицом в сымпровизированный Пашкой шлагбаум, неохотно остановился и негромко, но с заметно возросшей амплитудой недовольства, незамедлительно доставленной к окошку шпионом - ветерком, произнёс:
- А если уехал?
- Да я точно знаю: никуда он не уехал! Я ж тебе говорю: я с ним нос к носу встречался. Ахмед, ну что тебе стоит? Сам же говорил: никто тебя в твоей Ичкерии искать не будет. А нас, меня и Тайку, он уже завтра утром заложит. И тогда нам обоим тут - кранты! Помоги, братан! Век тебя благодарить буду! - тоном страстной просьбы воззвал к кавказцу Пашка.
- Ладно. Не ной, - с досадой взглянув на руку, продолжавшую торчать перед его лицом длинным знаком "кирпича", оборвал Пашкины речи кавказец. - Помогу. Но - смотри: если я из-за тебя время напрасно потеряю... и клиент, из-за позднего времени, не выйдет... - зловеще протянул он.
- Да разве вам много времени надо? Чик-чик - и готово! - заискивающе взмолился Пашка. - А то дело - выйдет! Всё будет так, как я тебе говорил! И не сомневайся!
- Ну... ладно, - после непродолжительного молчания снисходительно промолвил Ахмед; и, не поворачиваясь назад, даже не взглянув на своего звероподобного спутника, скомандовал: - Муса! Поставь сумки под забор и иди. Всё, как обычно. - После чего он велел Пашке: - Скажи Тайке, пусть проводит.
Пашка, метнувшись к четвёртому, худощавому, одетому во всё чёрное компаньону, принялся нашёптывать тому что-то на ухо, показывая пальцем на дачный участок Олега.
Гибкая подвижная фигура проводника и следовавшая за ней огромная тень кавказца направились к калитке этого участка, и вскоре скрылись из поля зрения Юрия. Пашка и Ахмед продолжали безмолвно стоять на прежнем месте напротив окна. Между тем Юрий, отступив вглубь помещения дома и став в проёме межкомнатной двери, напряжённо всматривался и вслушивался в происходившее на территории его дачного участка; но ничего подозрительного, ни шумов, ни скрипов, ни шагов не заметил и не услышал. Кроме, разве что, одиночного "мяу", раздавшегося невдалеке от входной двери, за углом от неё. Но котов, способных издавать подобные звуки, на дачах не водилось. Полудикие дачные коты все мелкие, вечно голодные, пугливые и предельно осторожные. Голоса у них тонкие, резкие, толще дисканта нет ни у кого; и пользуются они своими голосами редко, осторожно, в основном - во время брачного сезона; а ещё - когда когда пуще смерти и злее побоев голод мучит. Зато тогда уж клянчат и канючат, пока чего-нибудь не выпросят. Но - любой из них не беспрерывно мяукает, а - мяукнет звонко и коротко, и - смотрит, угадывает, что, в ответ на его просьбу, к нему летит: камень, палка или, своим глазам, нюху и кошачьему счастью не верится, заплесневелый кусочек колбаски . Если ничего не полетело, отойдёт маленько в сторонку - на всякий случай, для сбития прицела, уже намеченного кем-то из зрителей и слушателей; и ещё пару раз мяукнет понастойчивее и погромче...
Этот же кот мяукнул всего лишь раз; но зато - таким баритоном, словно всю жизнь на кухне жил, у печки спал и из собственной миски питался. А протянул своё "Мяу" так солидно и неспешно, будто он - не маленький запуганный зверёк, жалкий и слабый кошачий изгой, а кот куда более солидного веса и ранга. Пусть, пока что, не лев, но кто-то из его придворной свиты. Леопард или, скажем, снежный барс.
- Хозяин! Эй! Хозяин! - вслед за странным "мяу" раздался на аллее гортанный крик. Юрий, не отвечая на этот призыв, неслышными настороженными шагами переместился в угол, одна стена которого граничила со входной дверью, а вторая двумя верхними третями представляла собою широкое верандное окно. От того места за окном, где только что мяукнул кот, доносились тихие ритмичные звуки мощного, спокойного и редкого дыхания.
- Хозяин! Эй! Выглянь на секундочку! Скажи, где у вас председатель живёт? - продолжал кричать Ахмед.
Юрий, сместившись к стоявшему у окна обеденному столу, бесшумно вполз коленями на его крышку, затем встал на ноги и, придвинув голову к стеклу, выглянул сверху и наискось во двор. Под окном, невдалеке от угла, граничившего с дверью дома, виднелась громадная округлая тень опустившегося на корточки и опёршегося на руки человека, в таком положении и вовсе неотличимого от медведя.
- Хозяин! Эй! Откликнись! Помоги немножко! Издалека приехали, никого не знаем. У кого ещё спросим? - опять выкрикнул Ахмед; но опять не дождался ответа. После чего он тихим, с трудом залетевшим в дом голосом, но с явственной угрозой произнёс: - Пашка, нет его. Что теперь скажешь?
- Да здесь он! Здесь! Голову отдаю: здесь! - с паническим ужасом вскричал Пашка.
- Голову твою я и без твоего разрешения могу взять, - презрительно буркнул Ахмед, а затем выкрикнул: - Муса, выбей дверь и проверь. Если он там, не добивай, оставь его мне.
Юрий к тому моменту уже спустился со стола. Быстро переместившись в спальню, он стал сбоку от окна, у стены, и, изображая голосом сонную зевоту, не слишком громко прокричал:
- Э-эй, кто там? Ну, чего разорались среди ночи? Только же заснул. О-ох...
- Хозяин, выйди на минутку! Покажи, как к дому вашего председателя проехать! - повеселевшим голосом прокричал Ахмед.
- Сейчас... штаны найду... Темнотища же! - выкрикнул в ответ Юрий, впрыгивая на стоявшую рядом с окном кровать. Ухватившись обеими руками за металлическую дужку спинки кровати, он попытался сдёрнуть её; но та не поддавалась.
- Эй, хозяин! Что так долго? Иди без штанов. Здесь темно, никто тебя не увидит! - нетерпеливо выкрикнул Ахмед.
- Как - никто? А ты? - возразил Юрий, направляясь в противоположный угол, к шкафу, сколоченному из реек и обрезков древесно-волокнистой плиты; он вспомнил, что при его постройке в качестве держателя одежных плечиков использовал довольно увесистую акациевую палку.
- Не бойся, я мужчинами не интересуюсь!
- А кто тебя интересует?
- Председатель!
- А я председателями не интересуюсь! И не знаю, где его дом! - вырвав палку из её креплений и одним махом ладони сдвинув с неё все плечики на пол, выкрикнул Юрий.
- Я слышал, он живёт на шестой аллее! Если боишься выйти, через форточку покажи, где она? Как туда ехать?
"Ага. Это - чтоб меня твой подручный чем-нибудь по голове шандарахнул. Нету дураков, - зло усмехнулся Юрий. - А хотя... а впрочем... может быть, это - решение?"
- Сейчас! Стул поднесу к окну, стану на него, и покажу! - громко выкрикнул он.
Выхватив из шкафа бледно-розовое шерстяное одеяло, он сложил его вдвое, а потом свернул в цилиндр. Затем, подняв с пола шкафа только что упавший туда, вместе с оставшимися в нём плечиками, синий рабочий халат, он повесил его за верхний крюк одёжных плечиков на верхний край тубуса одеяла. Несколько пуговиц халата, попавшихся ему под руки, он застегнул, так что халат оказался как бы одетым на тубус. Поверх торца тубуса и, соответственно, крюка плечиков он, козырьком назад, неглубоко натянул свою пляжную, "пиратского" производства тёмно-синюю кепочку с жёлтой надписью по тулье "Монтана". В итоге получился, с учётом темноты, вполне приличный, в меру загорелый, с упитанно-толстой шеей пляжно-дачный джентльмен.
Покончив с творчеством собственной пародии, Юрий стал у стены близ окна, а затем аккуратно и неспешно, имитируя самостоятельный подъём "джентльмена" на обещанный стул, вдвинул сооружённую куклу в её короткое жизненное пространство между окном и занавеской. При этом он старался, чтобы импровизированное сооружение ни на мгновение не попало в косой сектор падавшего из окна рассеянного звёздного света; подобная оплошность могла рассекретить военную тайну. Зафиксировав "джентльмена" в таком положении, чтобы его "голова" располагалась напротив форточки, Юрий выкрикнул:
- Вон, справа от тебя - главная аллея. Свернёте на неё влево и пойдете по ней до конца, там и будет "Зелёная".
- Э! Ты хоть выглянь как следует! Боишься, что ли? - насмешливо, но и с плохо скрытой ноткой огорчения и досады выкрикнул Ахмед.
Заставлять свою куклу "выглядывать", то есть высовываться в форточку, Юрий не собирался. Слишком уж легко было бы внимательным зрителям определить (а "медведь", мало сомневался Юрий, уже находился где-то под окном), что это - не живой человек, а халатно выполненный манекен; хотя, как настоящий боец и преданный вассал, он был вполне готов принять на свою голову удар, предназначенный его воеводе, творцу и законному владельцу.
Конечно, Юрию было довольно неприятно осознавать, что, в результате удара по манекену чем-то тяжёлым, большая часть стёкол окна будет разбита; ведь стёкла тогда были в большом дефиците. Но разве несколько стёкол не стоили того удовольствия, которое получили бы дорогие земляки, как северокавказские, так и крымские, от доставленной им иллюзии общения с живым человеком? Тем паче что, после благополучного для них окончания этой кукольной трагедии, следовало надеяться, ночные гости поспешат убраться подальше от прославляющих их фанфар стекольного звона.
- А зачем тебе на меня глядеть? Я тебе что, красавица? - в тон выкрику Ахмеда ответил Юрий. - Гляди под ноги, чтоб не споткнулся, да иди, куда надо, и все дела.
Ахмед, вместо ответа, вдруг резко выбросил вверх, в горизонтальное положение, вытянутую руку, впереди его ладони на короткий миг что-то вспыхнуло и негромко хлопнуло. "Джентльмен" резко и довольно ощутимо для правой руки Юрия, поддерживавшей манекен за боковой конец плечиков, дёрнулся верхней частью "тела" назад, кепочка, словно сдёрнутая порывом ветра, слетела с "головы" "джентльмена", а за спиною Юрия, в стене, разделявшей спальню и веранду, что-то коротко и зло хрустнуло.
"Эге. Да я убит! - понял Юрий. - Надо срочно падать". - И он плавно повалился на пол, валя вместе с собою, спиною вперёд, погибшего "джентльмена". Занавеска, зацепившись за крюк плечиков, оборвалась со стены вместе с удерживавшим её там металлическим навесом, накрыв собою "погибшего" "джентльмена" и спасённого им хозяина.
7
За окном веранды послышалось кряхтение, затем - короткий, умеренной силы, примерочный толчок во входную дверь. Юрий попытался одним махом перебросить на "тело" куклы свою часть укрывавшей их занавески; но длинная, широкая и по-социалистически прочная занавеска перепуталась, при любой попытке выбраться из-под неё норовила зазвенеть подвесными кольцами и заскрести по полу вырванным из стены навесом, так что отчаянно боровшемуся с нею Юрию удалось высвободиться из её сети через очень утомительное, ужасно долгое время. И это вышло очень удачно; потому что когда Юрий уже напружинился для подъёма на ноги и последующего броска к лежавшей на полу дубинке, за стёклами бокового, выходившего в сад окна вспыхнул свет ручного фонарика. Узкий конус неяркого красноватого луча аккуратно прошёлся по стенам; при этом блики, отражённые от оконного стекла, освещали хмурое лицо Мусы, внимательно вглядывавшегося внутрь комнаты.
Юрий успел закатиться под стоявшую рядом с окном кровать, прежде чем пятно света, опустившись ниже и скользнув по полу, нащупало место упокоения "джентльмена".
- Лежит. Под занавеской. Вроде не шевелится, - негромко прокричал Муса. - Пойду проверю.
- Муса, что ты хочешь проверить? Качество моей работы?- с наигранной весёлостью проговорил Ахмед. - Сейчас проверишь. Подними свои бараньи глаза. Видишь, ветка над головой? Как думаешь, попаду я в дерево?
- Не надо меня попадать... Ты говорил: "Проверь", я спросил. Если хочешь, ветку попади, меня не надо... - уныло проворчал Муса.
- О! Ты начал умнеть! - с издёвкой хохотнул голос Ахмеда, а вслед за тем на аллее раздался негромкий хлопок. Ветка абрикосы, нависавшая над головой Мусы, резко всколыхнулась, вниз полетела стайка испуганно закружившихся листьев.
- Я тебе говорил "проверь", когда это твоя работа была! - высокомерным и нервным голосом заговорил Ахмед. - А после того, как я отработал, я тебе говорил: "проверь"? А? После моей работы тебе когда-нибудь что-нибудь оставалось проверять? А? Или ты думаешь, я - слепой, и не видел, как он падал? Так падают только мёртвые! Хочешь на себе проверить?