Нехно Виктор Михайлович : другие произведения.

Брачные одежды, кн.2 ч. 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Брачные одежды
  трилогия
  мужской роман
  
  книга вторая
  Стратеги успеха
  
  Часть четвёртая
   Повторная прививка
  (продолжение антидетектива)
  
  Старый друг лучше новых двух.
  Поговорка.
  Глава 1. Путешествие к истокам.
  1
  К моменту прибытия электрички к симферопольскому вокзалу поезд до Кисловодска уже стоял у перрона. Проводник, к которому Юрий обратился с просьбой нелегально доставить его в соседнее государство, охотно согласился пойти на данное должностное преступление. Едва войдя в вагон, Юрий увидел, что количество пассажиров раза в два превышает количество спальных мест; и озаботился обеспечением себе возможности путешествовать с повышенным комфортом: на третьей полке. Это ему удалось сделать в купе, населённом пожилыми добродушными старушками; они с удовольствием позволили ему разместить весь багаж на одной из третьих полок, с тем, чтобы он с противоположной полки следил за сохранностью их переносного имущества.
  Путешествие по земле самостийной Украины прошло в тесноте, но не в обиде. Однажды вагон посетил железнодорожные контролёры. Вели они себя весьма корректно, ни к кому из пассажиров не приставали, по вагону прошли быстро, молча, нагнув головы, чтобы не встретиться лицом к лицу с кем-то из стоявших в проходе безбилетников, и опустив взгляды, чтобы не замечать зайцев, посапывавших на каждой второй из третьих полок. Уважили они своим заинтересованным вниманием лишь проводника. К нему, в его служебное купе, они даже зашли в гости, и о чём-то весёлом и взаимно приятном с ним настойчиво поговорили. Но вышли оттуда с лицами официальными, важными, серьёзными, со взглядами умными и ответственными, устремлёнными вдаль, в купе очередной ответственной беседы.
  Границу между двумя осколочными державами Юрий пересёк довольно удачно. Правда, переезд через нейтральную полосу начался с вполне ожидаемой неприятности. Украинские стражи границы, взглянув на его обугленный, наполовину осыпавшийся паспорт, строго заявили, что выехать с таким паспортом с территории Украины на место законной прописки они, так уж и быть, позволят. Но пусть иностранный гражданин даже не надеется, что ему удастся с этим огарком въехать на Украину.
  А вот российские пограничники, к удовольствию незаконопослушной ипостаси Юрия и, к некоторому огорчению его гражданственно-патриотического чувства, ни на его обугленный паспорт, ни на него самого, тлевшего спрятанной в груди тревогой, не обратили особого внимания.
  Ещё невнимательнее отнеслись к Юрию таможенники. На каждой из двух таможен все оказанные ему услуги свелись к одному и тому же вопросу: "Наркотики, оружие везёте?" Отрицательный ответ таможенникам был не нужен, услышать положительный они тоже не хотели, не сомневаясь, что он прозвучит в единственно возможном, до зевоты надоевшем им варианте: "А як же? Сало, та ножик для ёго", - и вполне удовлетворялись двумя движениями головы клиента - из стороны в сторону: "ни сала - ни ножика".
  После отхода от вокзала Ростова-на-Дону вагон оказался на треть опустевшим, и Юрий охотно понизил уровень своего местонахождения, а заодно повысил его статус, переместившись с третьей, багажной полки на более широкую и удобную вторую, пассажирскую.
  Территорию Кубани поезд пересёк ночью, а в три часа прибыл на вокзал Невинномысска. Около девяти утра, расставаясь с уже привычным амплуа транспортного зайца, но переполнившись достойной бывалого зайца настороженностью, осмотрительностью и готовностью к бегству, он вышел из автобуса, прибывшего к отрядненской автостанции.
  2
   Ему можно было бы выйти и чуть ранее, невдалеке от родительского дома, попросив водителя приостановить там автобус; но Юрий предпочёл не обращать на себя особого внимания водителя и других пассажиров. Кроме того, ему нужно было осуществить здесь, у автостанции, кое-какие, заранее намеченные им планы. А именно: повесить на тумбе, стоявшей вблизи автобусных стоянок, объявление о срочной продаже транспортного средства.
  Приколов заранее заполненный листочек кнопками, оставшимися на тумбе от множества уже оборванных либо сгнивших объявлений, Юрий отправился к родительскому дому. Путь пролегал мимо здания паспортного стола. Навстречу, от моста через небольшую речушку, навстречу Юрию шли двое переговаривавшихся между собою мужчин в милицейской форме. Юрий, не вглядываясь в их лица, спешно свернул вправо и вошёл в приёмное отделение паспортного стола.
  Внутри было тесно от набившихся туда людей. В основном они толпились в тесной очереди, направленной к двери кабинета с табличкой "Замена и выдача паспортов".
  - Сколько времени уходит на замену паспорта? - спросил он у одного у очередников.
  - Не меньше недели. А если чиновники где-нибудь напортачат, то и больше, - сердито ответил тот.
  "Понятно. Соваться сюда не только опасно, но и бесполезно", - грустно вздохнул Юрий. И, решив переждать, пока милиционеры пройдут мимо здания, отошёл в правый угол помещения, к двери с самодельной бумажной табличкой "Инспектор-консультант". Перед дверью стояло троё угрюмых небритых мужчин северокавказской внешности; и он, дабы не обращать на себя внимания, сделал вид, что стоит за ними в очереди. Секунд через пять к двери подошёл седоватый мужчина в элегантном сером костюме. Кавказцы негромким почтительным хором пропели ему "Здрасьтэ"; Юрий, опять же - в целях конспирации, вежливо подпел им. Мужчина, достав ключ из кармана пиджака, открыл дверь и, негромко сказав "Входите", вошёл в кабинет. Кавказцы неспешно последовали за ним.
  "Удивительно симпатичный чиновник этот консультант, - подумал Юрий. - Вежливый, культурный. К тому же - незнакомый. Может быть, рискнуть проконсультироваться у него по поводу моей проблемы? Пожалуй. Вдруг хоть что-то прояснится."
  Через минуту заметно повеселевшие кавказцы вышли наружу. Юрий, приоткрыв дверь, спросил:
  - Можно войти?
  - Да, конечно. Если Вы по делу. На разговоры у меня нет времени.
  Юрий на мгновение споткнулся, но затем решительно вошёл, плотно закрыл за собой дверь и сказал:
  - У меня паспорт сгорел.
  - Понятно. А откуда Вы приехали?
  - Я - местный.
  - А откуда Вы узнали, что ко мне можно обратиться?
  - Да... из медицинской среды, - сказал Юрий первое, что пришло ему в голову.
  - От хирурга, - вспомнил Юрий недобрую молву о деловой активности местных хирургов.
  - Понятно. О расценках знаете?
  - Конечно, - гораздо увереннее соврал Юрий.
  - Ну, возьмите сейчас у секретарши бланки, заполните их и принесите ко мне в девятый кабинет. Он в самом конце коридора. В понедельник сможете придти?
  - Да-а...
  - Ну, если не сможете, то можно и в любой другой день, - уловил его сомнение мужчина. - Как уж местный, зайдёте с чёрного хода - и сразу в мой кабинет. Он там рядом. Но постарайтесь в понедельник. Чтоб, понимаете, ваш паспорт никому глаза зря не мозолил.
  - Спа-си-бо... - с трудом скрыл свою растерянность Юрий.
  3
  Сдав заполненные бланки тому же джентльмену в сером, Юрий обходным путём, вдоль речки пошёл к родительскому дому. Ему повезло, по дороге не встретился ни один из его знакомых.
  Дверь родительского дома, как и всегда с тех пор, как внезапно умер отец Юрия, была не заперта. Это обстоятельство заставило его и нахмуриться - тому, что мать безрассудно рискует своей жизнью, и обрадоваться - тому, что можно войти без стука, не обращая на себя постороннего внимания.
  - Здравствуй, мам! - увидев мать, в задумчивости стоявшую на середине зальной комнаты, негромко воскликнул он.
  - А. Юра, - медленно повернувшись к нему, без всякого удивления в голосе сказала она. - А я тебя целое утро жду.
  - А я, видишь, догадался! - обрадовался и одновременно встревожился Юрий. - У тебя... какие-то проблемы?
  - Да. Надо передвинуть это кресло, - медленно, по слогам произнесла мать, показывая вялым движением руки на кресло, которое надо было передвинуть.
  - Куда его поставить? - ухватился за кресло Юрий.
  - Вот сюда, - показала мать рукой на середину комнаты.
  - Но... зачем? - с недоумением и растерянностью спросил Юрий.
  - Скоро Юра приедет. Будет смотреть телевизор. Ему будет там удобно, - всё тем же мерным негромким голосом произнесла мать.
  - Но... я уже приехал, - окончательно растерялся Юрий.
  - Вот и хорошо. Смотри телевизор. А я пойду готовить, - сказала мать и медленными шажками, слегка покачиваясь при ходьбе, направилась на кухню; а Юрий бросился к телефону.
  Трубку подняли сразу же.
  - Регистратура, - ответил деловитый и торопливый голос пожилой женщины..
  - Подскажите пожалуйста, терапевт Елена Васильевна сегодня работает?
  - Нет, она в командировке. На курсах повышения квалификации.
  - А Татьяна Михайловна?
  - У неё сегодня выходной.
  - А потом?
  - Потом она три дня будет работать на своём участке. Если Вам что-то нужно, сообщите фамилию и адрес, мы ей завтра передадим.
  - Извините за беспокойство, - произнёс Юрий, а затем набрал другой номер.
  - Слушаю Вас, - раздался спокойный и доброжелательный женский голос.
  - Татьяна Михайловна?
  - Да. Матвей Степанович, слушаю Вас.
  - Таня, не называй меня по имени, но это...
  Произнести своё имя Юрий не успел: в трубку ворвался грубый и нервный мужской голос.
  - Кто там?
  - Это - Матвей Степанович, - негромко и увещевающее отозвался ему женский.
  - Да забодал он! Пусть в поликлинику идёт!
  Голоса на краткое время стихли; видимо, кто-то зажал трубку рукой. Потом в трубке запикали короткие гудки.
  - Проклятие! - сердито положил Юрий трубку на рычаги,.
  Звонить ещё раз не имело смысла. И даже было опасно. Муж Татьяны был вполне способен, узнав через телефонную станцию номер телефона звонившего его жене мужчины, придти сюда со скандалом, и тайна приезда Юрия была бы с шумом раскрыта.
  Можно было пойти другим путём: попытаться перехватить женщину на подходах к усадьбе Матвея Степановича; он жил на той же улице, домов через шесть от того дома, где находился Юрий. Но делать это было чрезвычайно опасно; все жильцы этой улицы знали Юрия в лицо, но далеко не все хорошо к нему относились; некоторые из земляков, особенно - женщины, осуждали его за то, что он "отобрал сына у несчастной матери". Оставался только один выход: позвонить в регистратуру завтра и постараться узнать у регистраторши номер телефона, имевшегося в кабинете терапевта.
  Завтрак был довольно скромным: яичница с уложенными поверх неё, распаренными во время жарки кусочками чёрствого хлеба, маринованные огурцы и жиденький чай с овсяным печеньем, привезённым Юрием из Невинномысска.
  - Как вы там живёте? - не прикасаясь к еде, сказала мать. Юрий принялся живописать картину их курортной жизни - разумеется, не всё подряд, только то, что будет приятно слышать матери и бабушке, только такое, что не заставит излишне переживать пожилого человека. Но вскоре он понял, что мать с трудом улавливает смысл и содержание произносимых им речей. Чувствовалось, что она рада приезду сына, её волнуют успехи внука, интересуют условия их проживания на чужбине, но сосредоточить своё внимание на этих, внезапно представленных ей сведениях, ей попросту трудно.
  Юрий, устыдившись своей, как ему стало понятно, неуместной болтливости, начал расспрашивать мать о том, как ей живётся здесь. Она отвечала не сразу, какое-то время обдумывала, что сказать, потом произносила короткую несложную фразу - и снова смолкала. Большинство из этих фраз, почти слово в слово, имелись в полученном Юрием письме; но только сейчас Юрий понял, что то были не жалобы на случившиеся с матерью огорчения и неприятности, а фрагментарная картина окружавшего её мира, постепенно сжавшегося до мирка размером с дом. Жизнь, день за днём протекавшую в этом большом и старом доме, она и описала. А жизнь эта состояла из череды повседневных, однообразных, а иной раз и надуманных тревог и забот. Был град. Стекло на веранде треснуло. Наверное, часть шифера разбито. А Юра не едет. Наверное, ему тут нехорошо. Кресло надо переставить.
  От понимания этой картины, нарисованной матерью в духе и стиле нелюбимого ею, почитаемого крайне примитивным постмодернизма, тревога Юрия только усилилась. Такою она никогда не была. Напротив, она всегда отличалась чрезвычайной любознательностью, великолепной памятью и редкостным умением вылепить из собранных материалов нечто единое, цельное, органичное. Но пользоваться созданным шедевром самой её было скучно; в ней жила неутолимая жажда поделиться добытыми сокровищами с другими людьми; разумеется, прежде всего - со своими учениками. Она умела передавать им и накопленные ею знания, и жажду подобного же творчества. Недаром же сочинения и изложения, написанные её учениками, неизменно занимали первые места на всяческих конкурсах, а сами ученики успешно поступали в высшие учебные заведения - чаще всего, в педагогические, чтобы тоже стать учителями. Недаром, не даром; она для этого много трудилась, много старалась, тратила очень много времени. Она выписывала огромное количество научно-педагогических журналов, и чуть ли не каждая учёная статья была испещрена её пометками, фигурными скобками по сторонам заинтересовавших её абзацев и аккуратными подчёркиваниями отдельных слов и предложений. В трёх огромных шкафах стояла уйма книг; и практически каждая из них была раза в полтора толще своей первоначальной ширины, а внешним видом напоминала индейца, украшенного традиционным головным убором - настолько много было в этих книгах бумажных закладок, исписанных торопливым, но очень аккуратным почерком. В этих записках она отмечала то, на что нужно было обратить особое внимание её учеников. Но на страницах самих книг, в отличие от страниц познавательно-критических журналов, она никогда не делала пометок; книга, как итог индивидуального вдохновенного творчества, для неё была живым символом священного искусства.
  И вот та, чьи тетрадки с наработками по всем изучаемым в школе темам нарасхват переписывались коллегами, а доклады на всяческих семинарах и конференциях неоднократно отмечались как лучшие по содержательности и литературным достоинствам, - теперь едва связывает в несложные понятия несколько примитивных слов. Это было не просто удивительно; это было ужасно. Надо было срочно что-то делать; но - что? Как? Одну её отправлять на обследование в поликлинику, при таком её нынешнем состоянии, нельзя. Да она и не пойдёт. Она не привыкла кому бы то ни было жаловаться, в том числе и врачам; привыкла переносить все тяготы молча, в уверенной надежде, что "терпение и труд всё перетрут".
  "Кого можно попросить сопроводить её в поликлинику?" - задумался Юрий; и в этот момент услышал негромкий, но уверенный стук во входную дверь. Затем дверь открылась, на веранде послышались торопливые шаги. Юрий метнулся в дальнюю от входа комнату, к окну, выходившему к соседнему двору. Остановился он при звуках весёлого женского голоса:
  - Любовь Сергеевна, я не к Юре, пусть он не волнуется. Я - к Вам.
  - Я не говорила, что он - здесь, - с лёгким сомнением в правоте своих слов сказала мать.
  - Вот и правильно, - доброжелательным успокаивающим тоном произнесла гостья. А затем, взглянув на вернувшегося в комнату Юрия, понятливо улыбнулась и сказала специально для него: - А то милиция до сих пор его ищет, ко всем с расспросами о нём пристаёт.
  - Здравствуйте, Таня. Очень рад Вас видеть. Ну, вы беседуйте, а я пойду свежего чайку заварю.
   Чайник ещё не успел закипеть, когда в кухню вошла Татьяна и успокаивающе произнесла:
  - Не пугайся, ничего страшного с твоей мамой не произошло. Обычный старческий склероз. Хотя и в глубокой форме.
  - Но раньше же такого с ней не было!
  - Раньше она принимала лекарства... Что, ты об этом даже не догадывался? Ох, узнаю Любовь Сергеевну! Принимала, принимала; пока я работала на этом участке. Когда меня перевели на другой участок, я ей сразу сказала: "Если Вам ходить в поликлинику неудобно, я буду к Вам заходить, приносить лекарства и выписывать рецепты"; но - ты же её знаешь! "Нет, - говорит, - у тебя будет перерасход лекарств, тебя будут наказывать; мне и с тем врачом нормально". Мне бы проверить, как и что Иван Евсеевич ей выписывает, а я успокоилась; ой, тоже виновата. А сейчас заглянула в её медицинскую книжку, и вижу, что - не нормально. Ей одного только циннаризина надо три таблетки в день пить, а Иван Евсеевич выпишет на месяц двадцать таблеток, и - всё. Она же - ветеран труда, лекарства бесплатные, вот он и экономит. За экономию - премия, за перерасход - штраф. А ей из-за этого нужно каждую неделю к нему на приём приходить, часа два-три в очереди сидеть. А потом всё равно уходит ни с чем. Вот она и вообще перестала к нему ходить. А мне об этом - ни слова. Ой, хорошо, что ты приехал; а то мало ли что могло случиться! Бывает, что старики в таком состоянии газ откроют, а зажечь забывают. Или под машину попадут. А то и просто потеряют сознание, да потихоньку и умрут.
  - Хорошо, что ты пришла, - возразил Юрий.
  - Так ты же звонил! Вот и пришла.
  - А как ты догадалась, что это я звонил?
  - А то я своих стариков по голосам не знаю. Да и - кто ещё, кроме такого конспиратора, как ты, мог сказать: "Не называй меня по имени..."?
  - Да... Не думал, что, звоня врачу, нарвусь на сыщика - психолога... - слегка смутился Юрий, а затем, взглянув на начинавший кипеть чайник, предложил: - Ну что, чайку?
  - Нет, что ты! - взмахнула руками Татьяна. - Я чай уже года два не пью. И без чаю сердчишко барахлит. Да и, прости уж, некогда мне рассиживаться, пора идти домой. Быстренько говори, как там твой Алёшка, всё ли с ним нормально, здоров ли, слушается или нет, и я побежала.
  - С Алёшкой-то всё нормально. А у тебя что с сердцем? На заботы о стариках и старушках его хватает, а на заботу о нём самом - времени нет? Или - опять дома нервотрёпка?
  - Ой, - тяжко вздохнула женщина; и вмиг словно стала ниже ростом, осела телом, осунулась плечами и посерела, постарела лицом. - Хоть домой не приходи. И жалко своего Костю, а - уже еле его терплю. Только ради детей не развожусь. Раньше он хоть как-то по мужски ревновал, даже приятно было: ревнует, значит, любит. Да и обид особых не было; ну, поревнует, поревнует к кому-нибудь, а как убедится, что сам себе что-то надумал, извинится да на какое-то время успокоится. Постепенно вроде бы всё наладилось, прямо-таки хорошо, мирно да дружно зажили. А сейчас - ну просто невыносимым стал. Я уже ему сколько раз говорила: "Да ты посмотри на меня, до чего ты меня довёл! Кто на такую смотреть станет, не то что в неё влюбляться? А ты мне всё молодых красавцев находишь!" А он всё равно - ревнует к каждому столбу. А больше всего - к работе. Раньше, при коммунистах, он же у нас в семье основным добытчиком был. А месяца три назад его фирму закрыли, как нерентабельную. Так он чуть с ума не сошёл, целыми днями бегал по всем инстанциям, доказывал, убеждал, а - что толку? Издёргался весь, да ещё и пить стал. А я - и на две ставки вкалываю, и все домашние заботы на мне. А он только пьёт да мне сцены устраивает. Всё требует признаний, что я его презираю за то, что он на моей шее сидит. Ой, я уже так от этого устала... Ну, ладно, не обращай внимания. Некому пожаловаться, вот тебе и выплакалась. Пойду. За маму не волнуйся, через недельку у неё всё войдёт в норму. Сейчас я ей сделала укол, оставила на неделю лекарств, выписала на месяц рецептов, да и вообще буду теперь навещать. Часто - не обещаю, но раз в недельку заскакивать буду.
  - Таня, огромное тебе спасибо! - прочувствованно воскликнул Юрий. - Ты даже не представляешь, какой камень ты сняла у меня с души. Не знаю, как тебя и благодарить... слушай... ты только не обижайся, сейчас время материалистов и прагматиков; может быть...
  - Ещё и как обижусь! - с виду шутливо, но с изрядной долей гнева воскликнула женщина. - Ты что, думаешь, если у меня не будет материального интереса, то я оставлю твою маму без помощи?
  - Нет, но... просто - всякий труд должен быть оплачен... - смущённо пробубнил Юрий.
  - А сам ты требовал с меня оплату, когда учил меня химии? Кстати, мне на вступительном экзамене в мед попался билет про таблицу Менделеева и про взаимодействие кислот и щелочей. Так что, если уж ты сделался такой прагматик, можешь считать, что я отрабатываю свой долг перед тобой и твоей мамой, - более мягким тоном сказала Татьяна. - Договорились? И чтоб больше - никаких благодарностей; а то, боюсь, скоро зазнаюсь. А вообще, если честно, - совсем размягчилась, распрямилась и слегка порозовела она лицом, - мне так на душе хорошо становится, когда удаётся кому-то помочь, когда человеку стало лучше, что никаких денег не надо. Тем более что мне за это на работе платят, - спохватилась добавить она; а затем, взглянув на наручные часы, встревожено воскликнула: - Ох, опять заболталась; надо бежать! Пока; счастливо тебе и сыну, можешь спокойно ехать обратно, про тебя не проболтаюсь, за мамой присмотрю.
  - Спасибо. И тебе - счастливо, - взглянув ей в глаза, с ответным теплом произнёс Юрий; и с ужасом отвёл взгляд вниз, заметив, что под её левым глазом, под толстым слоем крема и пудры, неспешно надувается и темнеет свежий синяк.
  - Ничего страшного, - заметив его непроизвольную гримасу, грустно произнесла женщина. - Как у всех. После радости - неприятности, после неприятностей - снова радости. Вот, пришла к вам, порадовалась, и чуточку полегчало; пора обратно. До свидания.
  
  Глава 2. Прощание с железным конём.
  1
  Вскоре после ухода Татьяны позвонил по телефону первый из возможных покупателей автомобиля. Вскоре после звонка к дому подошёл солидный, серьёзный и обстоятельный мужичок лет тридцати пяти. Осматривал он машину очень долго, скрупулёзно, и было видно, что её состоянием он очень доволен. Предложил мужичок цену в полторы тысячи американских уе, но при этом заявил, что расплачиваться сможет только частями, в течение минимум двух месяцев. После чего они, со взаимным огорчением, расстались. Больше звонков не поступало.
  В полночь, прихватив с собою написанные им днём объявления и канцелярский клей, Юрий вновь отправился на автостанцию. Предчувствия его не обманули: повешенное им ранее объявление на тумбе отсутствовало, и только кнопки и маленький обрывок одного из уголков бумажки свидетельствовали, что оно здесь было. Юрий понял: бурный процесс рыночных взаимоотношений, вкупе с искусством недопущения конкурентов к нужной для них информации, докатился и до этих замшелых мест. После чего повесил на тумбу не одно-единственное объявление, но сразу два; и прикрепил их не кнопками, а надёжно приклеил к противоположным сторонам тумбы. На этом он не успокоился, приклеил несколько таких же объявлений у трёх разных входов в расположенный рядом рынок, рассчитывая: "Завтра и послезавтра, в субботу и воскресенье, мимо этих ворот пройдёт народу на полстаницы. И уж хотя бы самые ранние (а значит, и самые активные) рыночники успеют ознакомиться с новыми для них объявлениями".
  Ожидания Юрия оправдались. В субботний полдень к дому подошли двое покупателей: деловитая и угрюмая женщина лет сорока пяти, с потёртой хозяйственной сумкой в руках, и её сын, типичный "новый русский" с замашками полууголовного барчука. В технике ни один из них толком не разбирался; зато оба прекрасно умели торговаться, а главное - почувствовали, что Юрию деньги нужны срочно и позарез. В итоге сговорились на цене в тысячу двести "у. е."
  Оформлять покупку у нотариуса нужно было в понедельник. Нотариальная контора располагалась в оживлённом центре станицы, рядом со зданием суда. Юрий, как они условились ранее, к восьми утра подъехал к конторе в продаваемом им автомобиле. Покупатели, ожидая его приезда, уже стояли у входа.
  - Как там, очередь большая? - из осторожности лишь слегка опустив стекло дверцы, спросил у них Юрий.
  - Перед нами - четыре человека, - ответил "новый русский".
  - Тогда я загоню машину во двор, и в ней посижу. А когда очередь подойдёт, вы меня позовёте. А то зуб что-то разболелся, боюсь, чтобы его сквозняком не продуло, - повернулся Юрий правой щекой, к которой он старательно прижимал большой носовой платок.
  Покупатели, безразлично кивнув головами, отправились в приёмный вестибюль. Юрий загнал машину в безлюдный двор, расположенный позади нотариальной конторы. Поставил он автомобиль боком к воротам, чтобы прохожим невозможно было увидеть его номера; и, натянув на глаза козырёк своей старой школьной кепки, сделал вид, что дремлет.
  Минут через сорок во двор вышел "новый русский" и сказал, что пора идти. Юрий, не снимая кепки и не убирая руку с платком от лица, быстро перешёл из машины в приёмный вестибюль.
  Ему опять повезло: знакомых ему людей среди находившихся в вестибюле людей не оказалось. Перед входом к нотариусу он счёл нужным снять кепку и убрать в карман платок: чем меньше камуфляжа, тем меньшее внимание будет обращать на клиента опытный криминалист, бывший прокурорский работник, по выходу на пенсию пересевший в более спокойное и доходное кресло нотариуса.
  Нотариус, как Юрий на то и надеялся, не обратил на него особого внимания, но первым делом уткнулся в поданные ему документы. Затем, положив документы на стекло, прикрывавшее поверхность его рабочего стола, он сдвинул в сторону чёрную дерматиновую папку, лежавшую на столе рядом с его левым локтем. Под стеклом в том месте, где только лежала папка, располагался стандартный лист бумаги. На этом листе, вертикальным столбцом, было напечатано с десяток фамилий, имён и отчеств.
  Бросив на список мгновенный и острый взгляд, нотариус небрежным, но быстрым движением вернул папку на место; и, целенаправленно не глядя на Юрия, но подчёркнуто обращаясь к покупателям, раздражённо пробурчал:
  - Если я уже не прокурор, то это не значит, что мне можно подсовывать всякую туфту. Вы что, не знаете, что продажу транспортного средства нужно оформлять через ГАИ?
  - Так мы же сначала купим, а уже потом будем регистрировать в ГАИ! Разве не так? - весьма недовольным тоном возразила мать официального покупателя.
  - Регистрировать нужно в присутствии владельца. А вы спросили у владельца, пойдёт ли он с вами в ГАИ? - по-прежнему не глядя на Юрия, язвительно возразил ей нотариус. - И как же вы, без оформления в ГАИ, думаете на этой машине ездить?
  Юрий понял: это - провал. Он совершил чудовищную глупость. Даже - целых две глупости. Первую из них он сотворил ещё в Евпатории; тем, что, приняв решение о продаже машины, не сходил к юристам и не поинтересовался, каков порядок производства этой продажи. Да, у него было очень мало времени и слишком мало денег; к тому же он, по своей юридической и маркетинговой безграмотности, думал, что продать машину - это просто, как по "Капиталу": товар - деньги. А теперь, из-за этого капитального промаха, времени для покаянных раздумий у него будет слишком много, а денег не будет совсем.
  Вторую глупость он совершил уже здесь, понадеявшись, что нотариус не удосужится заглянуть в список разыскиваемых лиц. Но нотариус удосужился. Более того, он, похоже, знал этот список наизусть, а заглянул в него лишь для проверки.
  Теперь нотариус, как ему и положено делать в таких случаях, позвонит в милицию, и песенка Юрия будет спета. Если Юрий, до момента приезда милиционеров, не успеет бесследно исчезнуть.
  Шанс для этого есть: звонить в милицию нотариус, очевидно, будет не сейчас. Если бы он горел таким желанием, то уже позвонил бы. Он, конечно, позвонит; но - после того, как Юрий покинет его кабинет. Чтобы не разнеслась "дурная", невыгодная нотариусу слава, что людям с сомнительной репутацией либо с сомнительными сделками к нему лучше не ходить. Ибо с такой славой он потеряет наиболее выгодных клиентов.
  Значит, Юрию особенно торопиться и безоглядно убегать из кабинета не стоит; именно этим-то он и спровоцирует бывшего прокурора на срочный звонок в милицию. А вот разведать обстановку - делу не помешает.
  - Да, конечно. Я же заболел. И сюда-то с трудом пришёл; а ещё и в ГАИ сидеть мне вообще не по силам, - охотно и любезно "подтвердил" слова нотариуса Юрий, упреждая недоумённые и совершенно лишние вопросы покупателей; дабы те, получив от нотариуса более правильные ответы, не возжелали перестать быть покупателями. - Сейчас пойду зуб рвать, а в среду вечером хочу и вообще отсюда уехать, - "выдал" он "розыскную информацию" для грядущего сообщения в милицию. - Так что ждать до четверга, когда будет приём в ГАИ, у меня не получится. Но, может быть, Вы, - с искренней мольбой взглянул он в лицо нотариусу, - в порядке платной консультации, подскажете, как можно обойтись без моего появления в ГАИ? Должен же быть какой-то выход!
  - Некогда мне консультировать! Идите к адвокатам. Выход вот! - кивнув в сторону двери, сварливым и недовольным тоном возразил нотариус.
  - Но ведь Вы гораздо лучше любого адвоката знаете, как решить эти проблемы. Зачем же нам отдавать деньги кому-то, кто может посоветовать не настолько квалифицированно? Лучше я вдвойне Вам заплачу, зато буду знать, что не придётся несколько раз туда-сюда ходить, но всё можно решить в одном месте.
  - Да конечно! Ещё и по очередям сидеть. Мы и так тут уже сколько просидели! - раздражительным тоном подала реплику покупательница.
  - Конечно! Нам - прямая выгода оплатить за сделку и за консультацию Вам, да и уйти навсегда восвояси! - воскликнул Юрий.
  Нотариус, при звуках выделенного Юрием слова "навсегда" внимательно взглянув в его лицо, задумался, а затем пробурчал:
  - Могу только предложить составить доверенность на оформление продажи вот на них, - кивнул он в сторону покупателей.
  - А разве так можно? - с недоумением спросила женщина у нотариуса.
  - Какое моё дело, кому нынешний владелец доверяет, - опуская глаза на стол, буркнул нотариус.
  - Так что, мы сами себе будем продавать? - хмыкнула она. - Тогда мы... - хотела простая женщина добавить что-то ещё более остроумное и смешное, но более цивилизованный и продвинутый сын спешно оборвал её откровения.
  - Давайте так и сделаем. Чего время терять?
  - Тогда рассчитывайтесь друг с другом, - буркнул нотариус. Мать и сын огорчённо переглянулись, после чего мать достала из сумки заранее сосчитанную пачку рублёвых купюр.
  - Рассчитались? Все довольны? Давайте документы и паспорта. О, а это что? - воскликнул нотариус, увидев горелый паспорт Юрия.
  - А вот, гляньте, я вместе с паспортом положил военный билет, - задохнувшимся голосом сказал Юрий.
  - Ой, да давайте уже скорее заканчивать. Сколько можно тут сидеть? - вздохнула женщина.
  - В следующий раз с таким паспортом не приходите, - буркнул нотариус.
  Бывшие компаньоны расстались уже в конторе. Мать и сын, взяв ключи от машины, отправились, вполне довольные собой, устраиваться в поступившей в их собственность машине. Юрий, отдав нотариусу вместо обещанной двойной тройную оплату, в глубокой задумчивости, но и в надежде на то, что его "миг удачи" ещё не окончился, пошёл к зданию местной сберкассы.
  
  Глава 3. Охранники и консультанты Мамоны.
  1
  Юрий весьма мало надеялся на то, что нотариус, в благодарность за его относительную щедрость, проявит к нему хоть какую-то лояльность и хотя бы не сразу же после их расставания позвонит в милицию. Гораздо вероятнее, что следователи с минуты на минуту приступят к активным поискам и поимке их глупого, ни о чём не подозревающего подследственного. Искать, причём - целенаправленно и системно, они будут в его родительском доме; потому что понимают, что, скорее всего, по приезду он обосновался именно там.
  А ловить его периодическими наскоками, возможно - после получения информации от контролёров и кассиров, будут в сберкассе. Поскольку знают, что именно там у него накапливаются пенсионные деньги, и не сомневаются, что он обязательно зайдёт за ними.
  С другой стороны, у него, благодаря тем же предпосылкам, появился чёткий шанс определить, объявлена ли на него погоня, либо ему дарован нотариусом хоть какой-то запас времени и свободы действий. Сделать это можно было, наблюдая со стороны за сберкассой. Но при этом нужно было оставить себе шанс снять свои накопления со сберкнижки.
  Зайдя в зал ожидания сберкассы, Юрий первым делом, направился к окошку выдачи и приёма денег.
  - Скажите пожалуйста, вы можете выдать сегодня, без предварительного заказа, две тысячи рублей? - спросил он кассиршу, почтительно опустив при этом голову к низкому окошку выдачи; а при этом козырёк его фуражки максимально закрывал его лицо.
  - Конечно. Теперь две тысячи - уже не деньги, - пренебрежительно фыркнула кассирша.
  "Для кого как", - мысленно возразил, а одновременно обрадовался Юрий.
  Заняв, а затем и сдав очередь к окошку контролёра, Юрий, опять-таки сославшись перед очередником на зубную боль, вышел из здания сберкассы и кривыми переулками, через речную кладку помчался в паспортный стол. У чёрного хода стоял крепкого сложения мужчина в полугражданской одежде и неспешно потягивал сигарету. "Неужто западня? - подумал Юрий. - Ну... от двери до кабинета недалеко... может быть, вырвусь".
  - Я в девятый кабинет, - подойдя к парню, негромко сказал Юрий. Тот безразлично пожал плечами.
  Джентльмен в сером сидел за столом. Стол наполовину был заложен новенькими красно-бордовыми паспортами.
  - Пришли? Хорошо. Забирайте, - взял он паспорт в руку; но протянуть его Юрию не протянул.
  - Сколько?
  - А Вы же сказали, что знаете? - насторожился мужчина; а затем, глянув мимо Юрия через дверь на курившего мужчину, выкрикнул: - Саша, зайди сюда!
  - Ну, инфляция же, - успокаивающе улыбнулся Юрий. - Каждый день наворачивается; а их три прошло.
  - Триста, - взглянув на неспешно входившего курильщика, сказал мужчина.
  - Я столько и заготовил, - опять улыбнулся Юрий, отделяя в кармане из отложенных туда пяти сотенных купюр три. Вручив одной рукой деньги, а другой выдернув паспорт, он отступил от стола, развернулся боком и, обращаясь одновременно к двум мужчинам, к сидевшему слева и остановившемуся справа, вежливо произнёс: - Спасибо. Не смею далее мешать в работе. Проходите, - сделал он вид, что уступает вошедшему мужчине место у стола.
  - Ладно, Саша, не надо, - сказал серый мужчина. Вошедший молча развернулся и неспешно пошёл к выходу. Юрий вышел вслед за ним, а затем прежним путём помчался к сберкассе.
  2
  Внимательно осмотрев из-за угла квартала обстановку вокруг сберкассы, Юрий неспешной походкой пошёл во двор жилого пятиэтажного дома, стоявшего по другую сторону улицы от сберкассы. Посреди двора этого дома любителями игры в домино на интерес под лёгкую закуску была возведена довольно неуклюжая беседка, больше всего походившая на щелястый дощатый сарай. Юрий, ещё во время своего прошлого приезда, приметил, что сквозь узкие щели боковой стены этого сарая можно наблюдать за тем, что происходит вблизи здания сберкассы. А покинуть сарай можно не только через официальный вход, но и протиснувшись между редко забитыми досками задней стены. В беседке никого не было; в ней он и устроился.
  Через несколько минут невдалеке от здания сберкассы, но так, чтобы не мозолить глаза её работникам и клиентам, плавно остановился милицейский "воронок" с мутной, облезлой и слабо различимой надписью на борту "Спецмедвытрезвитель". Из "воронка" выпрыгнули два конвоира-"ментбрата", хорошо запомнившиеся Юрию по беседе в тюремной столовой, и быстрыми шагами вошли в дверь сберкассы. Сквозь витринные стёкла сберкассы было видно, что конвоиры прошлись по залу ожидания, внимательно вглядываясь в лица находившихся там мужчин, а затем, разочарованно переглянувшись, направились к выходу из зала.
  "Похоже, обстановка серьёзнее, чем я предполагал, - подумал Юрий. - Законные объекты внимания этих доберманов, местные алкаши, в сберкассу не ходят; из чего весьма вероятно, что эти хищники ищут именно меня. Поскольку информация обо мне поступила к ним от нотариуса, то они знают, что при мне - довольно большая сумма денег, вырученных за продажу машины. Уж если они ещё при советской власти убили человека за цену коровы, то уж при безвластьи за машину точно убьют. Так что дело пахнет не клопами, а земельной сыростью".
  "Воронок" уехал, а для Юрия потянулись томительные минуты ожидания.
  Прошло около часа. Из двери сберкассы вышла и торопливой походкой ушла по улице приметная женщина в красном платье, которая, как Юрий запомнил, стояла в очереди третьей впереди него. Он вышел из беседки, направляясь к сберкассе, но вдруг услышал приближавшиеся от угла квартала звуки мотора грузовика. Юрий, на всякий случай, развернулся к беседке; но укрылся не в ней, а за ней, став позади её дальней от улицы боковой стены. Едва он успел это сделать, как на прежнем месте вновь остановился "воронок".
  На сей раз пара "ментбратьев" находилась в здании сберкассы намного дольше, чем в прошлый раз; но, насколько мог видеть Юрий, за помощью к контролёру и кассиру они не обращались. Что Юрия ещё больше укрепило в его мрачных подозрениях; если менты не хотят поделиться с возможными свидетелями своим интересом к какому-то объекту, значит, готовят этому объекту незаконные и особо крупные неприятности.
  Вот из двери сберкассы вышла старушка, стоявшая в очереди к контролёру через одного человека от Юрия. Следовательно, в данный момент контролёр обслуживает того мужчину, непосредственно за которым занимал место в очереди Юрий. А как только этот мужчина отойдёт от окошка, то следующие очередники, знал по опыту Юрий, уже не подпустят к заветному окошку опоздавшего растяпу.
  Вслед за старушкой на порожках сберкассы появились оба конвоира. Один из них, переговариваясь о чём-то с водителем и сидевшим в водительской кабине "ментбратом", остановился возле "воронка", а второй пошёл во двор пятиэтажки. Юрий, вынув из кармана лёгкой куртки свёрток с деньгами, на случай своей поимки всунул его подальше в щель между поддерживавшим крышу горбылём и листом шифера, а затем присел на корточки у дальнего от дорожки угла беседки.
  Сквозь одну из щелей между досками он увидел приближавшиеся к беседке ноги в коричневых туфлях и милицейских брюках. Ноги остановились перед входом в беседку, ленивый голос произнёс:
  - Нету тут никого.
  - Посмотри в кустах! - донёсся выкрик со стороны "воронка".
  Коричневые туфли вновь развернулись вдоль дорожки, а Юрий плавно вытянул левую ногу за угол, к задней стороне беседки. Милиционер двинулся в путь; Юрий, слегка опираясь руками об угол беседки, переместил вес тела на левую ногу, затем убрал за угол и правую ногу. Слегка привстав в узком треугольном секторе, не простреливаемом взглядами слева, от стоявшего на улице "воронка", он аккуратно протиснулся внутрь беседки через горизонтальную щель между досками её задней стенки, а затем перекатился через нижнюю доску щели на ближнюю лавку беседки.
  Сквозь узкую щель в боковой стене ему было видно, что дотошный милиционер уже ходит среди небольших кустов, росших правее дорожки и вдоль дворового забора.
  - Тут тоже никого нету! - выкрикнул из дальнего угла милиционер.
  - Так ты ж не там ищешь! - донёсся ответный выкрик; но не со стороны улицы, а со стороны пятиэтажки; и не мужским голосом, а женским.
  На втором этаже жилого дома распахнулось окно, ранее лишь слегка приоткрытое, оттуда высунулась седая нечёсаная старуха в потрёпанном засаленном халате и громко закричала:
  - Я ж вашему дураку - дежурному сто раз объясняла: у беседке этот мужик сидить! Они там вечно гадять, а нам потом за ними убирай. Понял? Из беседки надо его гнать! А ты куда попёр? У кустах токо мой кот Васька гадить, больше никто. Чё ты его пугаешь, окаянный? Ты у беседке смотрел?
  - Смотрел, - угрюмо отозвался из кустов милиционер.
  - Значить, за беседкой посмотри! Он, как вы подъехали, за беседку упрятался. А после я его не видала, на вас глядела. Но он, наверно ж, там и стоить!
  - Что? Там он? - долетел выкрик от улицы.
  - Никого там нету! - взглянув в сторону беседки, раздражённым тоном возразил милиционер.
  - Точно?
  - Точнее не бывает.
  - С нашей стороны тоже никого нету. А ну-ка, сходи ещё раз в эту беседку и глянь под лавками!
  - А то будто я не глядел, - огрызнулся из кустов посыльный; но всё же вернулся из кустов на дорожку, а затем пошёл к беседке. Пока он неспешно шёл по дорожке, Юрий вновь, через щель между досками, выскользнул наружу, за заднюю стенку. Едва милиционер вошёл в створ беседки, как Юрий, опять в глубоком приседе, переместился за боковую стенку, где доски были набиты намного гуще. Старушка, квартира которой располагалась ближе к улице, чем беседка, увидеть его из своего окна также не могла.
  Едва он убрал левую ногу и левую руку из-за задней стенки беседки, как со стороны улицы опять донёсся выкрик:
  - За сараем тоже никого нет!
  Юрий с лёгким холодком в груди понял, что за перемещением конвоира, оставшегося возле "воронка", он своевременно не проследил; зато своё перемещение сделал крайне своевременно. Как понял и то, что, с появлением наблюдателя со стороны улицы, совершить тайно ещё один нырок внутрь беседки он уже не сможет.
  - Нету его под лавками, - раздражённо проворчал зашедший в беседку милиционер.
  - Я ж вам говорила: он за беседку заходил! - скандальным голосом прокричала старуха. - А пока вы ушами хлопали, он, наверно, через забор перескочил и убежал.
  Милиционер, выйдя из беседки, развернулся к тому забору, где он только что шарил в кустах. Ещё шаг - и он увидит беглеца, присевшего за боковой стеной беседки. Юрий уже напружинился вскакивать с места, чтобы, опережая милиционера, бежать к тому же забору; но вновь вскричала старуха:
  -Та куда ты идёшь! Ежли б он через тот забор сиганул, я б увидала! Он незамечено от меня токо за другой, вон тот забор мог скакнуть. Да не за тот, куда ты прёшь, а за тот, что за беседкой! - недовольно прикрикнула она на милиционера. Милиционер, растерянно оглянувшись на сотоварищей, приостановился, а старуха, демонстрируя полное пренебрежение к его умственным способностям, повернула голову к конвоиру, стоявшему на проезжей части улицы, и поясняюще махнула рукой в сторону следующего по улице двора.
  - Во-он через тот забор он, видать, скакнул. А дальше прошёл двором, вышел через калитку на улицу - и гайда от вас. О-о! А вон то кто? - с предвкушаемым удивлением воскликнула она, и сама себе же, с нараставшим к себе доверием, ответила: - Так... то он... вроде бы... и есть! Уже в конце квартала! Сейчас за угол свернёт! - окончательно убедив себя в истинности своих подозрений, азартно и нервно воскликнула старуха. - Ах он, пьянчуга клятый! Неужто уйдёт?
  И прошипела на встревожившихся, затоптавшихся на месте милиционеров, в поисках нужного решения нервно взглядывавших то на неё, то в конец уже опустевшего квартала:
  - А вы чего стоите, как укопанные? Догоняйте, пока далеко не ушёл! -, скомандовала почувствовавшая над ними власть старуха.
  Со стороны улицы до слуха Юрия донёсся топот: наблюдатель устремился к воронку. Милиционер, стоявший около беседки, круто развернулся и, опасаясь отстать от сотоварищей по служебному бизнесу, тоже побежал к "воронку". Воронок взвыл мотором и помчался по улице.
  Воронок, визжа тормозами, свернул за угол квартала. Юрий встал и, засунув руку в щель под листом шифера, с трудом зацепил двумя пальцами скользкий полиэтиленовый пакет с деньгами и осторожно потащил его к себе.
  - О! Ты опять здесь! - закричала старуха, увидевшая его голову поверх настила крыши беседки. - Ты что тут делаешь?
  - Я тут... кладу Вам премиальные... за проявленную бдительность... - прокряхтел Юрий, пытаясь ухватить выскальзывавший из пальцев, к тому зацепившийся за какой-то гвоздь и застрявший в щели пакет.
  - Какие там премиальные? Знаем мы ваши премиальные! Убирать их не успеваем! Забирай все свои премиальные и вали отсюда, пока я ещё раз в милицию не позвонила! - ещё громче заорала старуха.
  Пакет окончательно зацепился за прорвавшую его шляпку гвоздя. Юрий, кое-как ухватив указательным и средним пальцами стопку денег, вытащил их из пакета наружу.
  - А вот какие премиальные, - показывая старухе толстую пачку купюр, сказал он. - Это - от службы внутренней безопасности милиции, в награду тем, кто сумеет показать нам примеры недобросовестной работы милиционеров. Я же так и остался в беседке? Они Вам не помогли? Значит, Вы заслужили эту премию. Но Вы, я так понял, отказываетесь её получать? Ваше право. Тогда я вашу часть премии забираю. Отдадим её следующим конкурсантам. А здесь оставляю ту часть премии, что принадлежит тем, кто предпочитает решать бытовые проблемы самостоятельно. Не обращаясь с ними в органы милиции.
  Юрий, демонстративно отделив от пачки несколько затесавшихся туда пятирублёвок, сунул их в пакет, застрявший под листом шифера. Остальные деньги он положил во внутренний карман куртки; и стремительно пошёл по дорожке к улице. Старуха, ойкнув и вытаращив глаза, мгновенно исчезла из окна. Теперь она уже не могла проследить, куда Юрий направился; да и звонить ей было некогда; чего он и добивался.
  Когда Юрий вошёл в зал для клиентов, мужчина, вслед за которым он был в очереди, уже отходил от окошка контролёра; но Юрий, за его спиной, успел подать свою сберкнижку чуть раньше, чем смог это сделать следующий очередник.
  Через двенадцать напряжённых минут он вышел из здания сберкассы. Двор, окружавший пятиэтажный дом, был залит криками бурно кипевшего скандала. Возле беседки знакомая ему старуха истово ругалась с другой, более молодой и голосистой особой. Каждая обвиняла противницу в воровстве денег, законно принадлежавших именно ей. Старуха, увидев Юрия, торопливо затопала на кривых ревматических ногах к нему и истошно закричала:
  - Товарищ смотрящий милиционер! Та скажите ж ей, чтоб она отдала мне мою премию!
  - Тихо! - прицыкнул на неё Юрий. - Не называйте меня по должности. Это - разглашение государственной тайны! Вам всё ясно?
  - Та ясно, ясно! - угодливо вскричала и одновременно небрежно отмахнулась старуха. - Токо... как же моя премия? Я уже согласна на премию! - чуть потише, но с прежней отчаянной решимостью воскликнула она.
  - Поздно. Ваша премия уже сдана в банк. Следующую получите только в том случае, если не разгласите сведений обо мне проверяемым милиционерам. Если пройдёте проверку молчанием, сможете участвовать в следующей операции. О её начале я Вам сообщу вот таким условным знаком, - приставил он перечёркивающим жестом указательный палец к своим губам. - А пока - храните тайну! - строго приказал ей Юрий; и отправился вдоль улицы к узкому проходу, ведущему мимо общественного туалета и прочих тылов дома культуры к центральному входу в станичный парк.
  
  Глава 3. Конспиративная неявка Сатэры.
  
  Юрий сворачивал с улицы в этот путаный проход, когда вдруг, в конце квартала, показался нос вытрезвительского "воронка". Юрий максимально ускорил шаг, и едва успел укрыться в помещении общественного туалета, когда по улице, в направлении, обратном разрешённому здесь одностороннему движению транспорта, промчался одуревший от запаха добычи "воронок".
  "Сейчас ментбратья обязательно спросят старуху, видела ли она меня; и она обязательно укажет, куда я пошёл", - подумал Юрий; и, поспешно покинув человеконенавистническую атмосферу гостеприимного туалета, помчался через площадь перед домом культуры к раскинувшемуся за этой площадью парку.
  Он уже вбежал на центральную аллею парка, когда на улицу, шедшую вдоль правой от Юрия границы парка, выскочил из-за угла всё тот же "воронок".
  - Вон он! - закричал на весь парк водитель "воронка". , показывая из своего окошка рукой в направлении аллеи, идущей под сорок пять градусов от угла парка к кинотеатру. В тот момент Юрий как раз пробегал пересечением этой аллеи с правым ответвлением главной аллеи. Это ответвление пролегало между стоявшим в центре парка зданием кинотеатра и огороженной высокой сеткой волейбольной площадкой. Именно здесь пролегал наиболее короткий путь к уже испытанному и проверенному Юрием месту бегства от преследования - к больничному двору. А уж оттуда, бегом через сад и прыжком с заветной спасительницы-яблони, можно было выбраться к прихотливому, широкому и постоянно менявшемуся руслу второй местной речки, более широкой и быстрой, чем та, что осталась далеко за спиной, а главное - ещё гуще заросшей ивняком и колючей облепихой.
  Воронок резко остановился, из него выскочили двое конвоиров и помчались по косой аллее вслед за Юрием; а воронок, резко сорвавшись с места, помчался к противоположному концу парка.
  "Похоже, менты от следователя знают, что в прошлый раз я убежал от него через больничный двор. Недаром же туда поехал воронок; наверняка для устройства засады. А эти двое гончих псов именно туда, в больничный двор, меня и погонят. Надо, пока меня им за кустами напрямую не видно, куда-то свернуть. Но - куда?" - оглядываясь по сторонам, подумал Юрий; и вдруг увидел, что в одном месте сеточной ограды волейбольной площадки, мимо которой он в тот миг пробегал, нижний край сетки выдернут из земли и слегка отодвинут во внешнюю сторону.
  Подбежав к сетке, он с размаху упал под неё и, катясь вокруг собственной оси, отодвинул сетку своим телом вверх. Закатившись внутрь волейбольного загона и толкнув ногами нижний край сетки в прежнее положение, Юрий, в полусогнутом положении, бросился к редким кустам, росшим вблизи излюбленной лавочки Сатэры. Увы, уже подбежав, он увидел, что кусты эти одряхли и усохли, и спрятаться среди них ему не удастся. Ведь даже донельзя грязное, но аккуратно свёрнутое и кое-как присыпанное листьями демисезонное пальто ("одеяло Сатэры" - понял он) фактически лежало на виду.
  Схватив это пальто, он мгновенно сбросил на освободившееся, единственно укромное между кустами место свои чересчур приличные туфли, туда же швырнул случайно сорванный с левой ноги носок и , старательно вываляв левую голую ступню в насыпанном вокруг жёлтом песке, улёгся на лавочку. Едва он укрылся, вместе с головой, раздобытым вонючим и драным пальто, как услышал громкий топот двух пар ног, выскочивших из аллеи на площадку между кинотеатром и волейбольным загоном.
  - О! Куда он делся? - раздался недоумённый возглас. Топот ног стих.
  - Наверно, за кинотеатр забежал, - ответил другой голос.
  - Да ну, не успел бы. О! А вот то - не он?
  Звуки шагов стали быстро приближаться к Юрию. Смолкли эти звуки совсем рядом с ним, но по другую сторону участка ограды, наиболее близкого к занимаемой Юрием лавочке.
  Юрий, при первых же звуках этих шагов, негромко захрапел, старательно подражая хорошо знакомому ему храпку Сатэры; а заодно, из-под нижнего края пальто, следил за перемещениями ног "ментбратьев".
  - Да это ж - бомжара! Как его... Сатэра, - с неудовольствием сказал один из конвоиров. - Что, не узнаёшь?
  - Вроде похож... Хотя - не очень... Штаны-то - видишь? - глаженые, - с сомнением ответил другой. - Пойду-ка я проверю.
  Пара ног торопливо протопала ко входу в сеточный загон.
  - О! Да тут - замок!
  - А то ты не знал. Волейболисты уже полмесяца калитку своим замком на ночь запирают, чтобы им этим бомжарой не воняло. А он, видишь, всё равно перелезает.
  - Ну, тогда это точно не Сатэра. Он бы, по пьяни, сорвался и разбился
  - Может, и срывается. Ну и что? Пьяному - всё по барабану. Видишь, отлёживается без задних ног, и не добудишься. Даже опорки свои где-то потерял. А проспится - и опять, как ни в чём ни бывало, возле "Пельменной" вышивать будет, - насмешливо возразил конвоир, стоявший вблизи лавочки. - Так что - давай, лезь; а я побегу дальше, а то точно клиента упустим. Но учти: придётся ещё и обратно вылезать. Или оставаться там жить. На одной с ним лавочке.
  - Может, ты и прав. Был бы это наш клиент, мы бы увидели, как он сюда лезет, - с тоскою глядя на высокий верх изгороди, нерешительно произнёс более дотошный "ментбрат". - Но, на всякий случай, пни его чем-нибудь, чтоб он с лавки упал. Может, увидим, кто.
  - Да чем его пнуть? Ни одной палки поблизости нет.
  - Ну, какой-нибудь каменюкой в него запусти. Может, хоть проснётся.
  В поле зрения Юрия появилась рука, поблизости от ограды выковыривавшая булыжник из земли. Юрий утробно зарычал, словно его выворачивало наружу, а затем, собрав, сколько смог, в пересохшем рту слюны, сплюнул из-под пальто в сторону ограды. Конвоир, выронив камень и сам едва не упав, отпрыгнул от ограды к асфальту аллеи; а Юрий вновь неспешно захрапел.
  - Да ну его! - неловко опираясь испачканной в земле рукой об асфальт, вскричал конвоир. - Не хватало ещё тубик от него подцепить. Побежали, а то того упустим! А этот всё равно никуда не денется. Пока он через сетку перелезет, мы обратно вернёмся.
  Накопившие сил и отдышавшиеся конвоиры, сорвавшись с места, дружно помчались к видневшимся сквозь деревья больничным корпусам. Юрий, выскользнув из-под взятого напрокат пальто, торопливо обулся, уложил чужое имущество на прежнее место, а затем, прежним способом, выкатился из загона наружу. Торопливо отряхнув свою одежду и вернув сетку в нейтральное положение, он помчался по той же косой аллее, по которой незадолго до того отправились в погоню за ним двое конвоиров. От угла парка, к которому вела эта аллея, можно было по кратчайшему пути добраться до малой речки, а затем, вдоль неё, до местной автостанции. В то время только там можно было поймать такси - не местное, заезжее. Особенно надеяться на такую удачу не стоило, местные жители и раньше-то, до кризиса, не слишком баловались поездками на такси. Но если чудо произошло, то Юрий получил бы шанс незаметно вырваться за пределы Отрядненского района.
   "А ведь если бы Сатэра в это утро отлёживался где-то в другом месте, то, пожалуй, сейчас мне было бы не до такси", - с невольной благодарностью подумал о бывшем сокамернике Юрий.
  Он не знал, что Сатэра не смог бы оказаться в тот день на своей любимой лавочке. К удаче Юрия, его преследователи тоже об этом не знали.
  Но узнала стая "ментбратьев" о факте и причине отсутствия Сатэры довольно быстро - сразу после того, как двое "гончих" этой стаи выбежали за тыльную сторону кинотеатра. Увидевшие их подельники, прятавшиеся у служебного входа в больницу, недовольно прорычали им, что "он" тут не пробегал; а они выкрикнули в ответ, что "там" "его" тоже нету, а есть только бомж Сатэра.
  После чего водитель только что подкатившей к больнице машины "скорой помощи" сообщил "коллегам" по медобслуживанию жителей станицы, что Сатэры "там" быть не может. И, хвастаясь своей осведомленностью, рассказал, что двумя днями ранее у Сатэры пошла горлом кровь, после чего он, именно на этой машине "скорой" и именно самим этим водителем, был отвезён в местный туберкулёзный диспансер.
  
  Глава 4. Сенолюбка и ксенофил.
  1
  Юрий уже подбегал к выходу из парка, когда за его спиной, в районе волейбольной площадки, раздался яростный крик:
  - Я ж тебе говорил: это - он! А ты...
  Юрий, метнувшись вправо от аллеи, спрятался от взглядов из парка за стоявшей у тротуара будочкой киоска "Союзпечати"; а затем осторожно выглянул из-за угла своего укрытия. И увидел, что двое "гончих" уже приступили к активным поискам. Для большей оперативности и более активного охвата площадей осмотра они разделили свой тандем надвое. Один из них побежал вправо от фасада кинотеатра, а второй - влево, помчавшись по косой аллее к тому углу парка, где прятался Юрий.
  Затем Юрий обратил внимание на большое тёмное пятно, появившееся в дальнем конце улицы, идущей вдоль парка. Это был "воронок", выезжавший из ворот больничного двора.
  Юрий на мгновение замер на месте, рассуждая:
  "Бежать сломя голову прочь - практически бессмысленно и даже глупо. Менты сразу же меня заметят, догонят на "воронке", а затем, уставшего и запыхавшегося, возьмут тёпленьким".
  "Спокойно идти, притворяясь обычным прохожим - даже теоретически бесперспективно: прохожих сегодня - раз, два, и обчёлся, и менты меня сразу же опознают".
  "Спрятаться не удастся. Уж на сей-то раз менты каждую будочку, каждое деревце будут обходить и осматривать вдвоём и с разных сторон".
  "Единственно возможный для меня выход - попытаться, до момента обнаружения, усесться в какую-нибудь машину и отъехать хотя бы на пару кварталов в сторону".
  Как нарочно, ни стоявших, ни ехавших по улице автомобилей поблизости не было. Единственным транспортом, неспешно катившим мимо парка и киоска, являлась одноконная повозка.
  Рыжая лошадка, чуть слышно цокая копытами по размягчённому, разогретому полуденным солнцем асфальту, подошла к левой границе зоны, закрываемой от взглядов подбегавшего милиционера стоявшим на углу парка киоском "Союзпечати". Юрий, внутри той же зоны, но у её правой границы, шагнул с тротуара наперерез маршруту повозки, рассчитывая: "Отойду на пару метров от тротуара и приостановлюсь; а как только лошадь окажется справа от меня, я, согнувшись до уровня её спины, пойду рядом с ней и с её скоростью. Может быть, мент меня за нею и не заметит. А дальше, даст Бог, подыщется какой-то другой, более надёжный вариант".
  Но случился совсем не тот вариант, на который Юрий рассчитывал. Лошадь, увидев перед собою незнакомого человека, внезапно двинувшегося наперерез её пути, испуганно шарахнулась влево, к середине проезжей части улицы, а повозка, закручиваемая оглоблями, помчалась на Юрия.
  - Да не вертиси ты! Стой! - заорал возчик, натягивая вожжи. Лошадь, задрав голову, прядая ушами, нервно всхрапывая и с опаскою кося в сторону Юрия правым, огромным карим глазом, остановилась. Но ноги у неё вздрагивали, и даже по шкуре пробегали волны нервной дрожи; было ясно, что ей крайне не терпится умчаться стремглав от испугавшего её незнакомца, и только бескрайнее уважение к возчику не позволяет ей этого сделать.
  - Не боись! Это - свои, - слегка попуская вожжи, объяснил лошади возчик. Лошадь не слишком поверила, но несколько успокоилась; а возчик, всё тем же добродушным тоном, сказал Юрию, ухватившемуся за круглый деревянный брус едва не сбившей его повозки:
  - От казаки пошли. Думают, что кобыла - как машина: пип да по тормозам.
  - Тихо, Стёпа, - также узнав ещё одного бывшего сокамерника, прошептал ему Юрий; и опасливо взглянул в сторону парка: не показался ли из зоны, закрываемой киоском, конвоир "воронка"? А затем взглянул в сторону дальнего угла парка: "воронок" уже выехал из больничного двора и теперь разгонял скорость, мчась сюда, к будочке "Союзпечати". Юрий невольно шагнул чуть правее, прячась от взглядов из кабины "воронка" за фигурой восседавшего на повозке Стёпы. Стёпа, заметив его движение, также на мгновение оглянулся назад, а затем усмешливо спросил:
  - Что, всё от ментов бегаешь? Не надоело?
  - А что делать? - окидывая округу напряжённым взором, то ли Стёпе, то ли самому себе возразил Юрий.
  - Как - что? Залезай в бричку, прокачу. И лезь под лавку, а я на тебя сена нагорну.
  Юрий, став одной ногой на переднее колесо, торопливо впрыгнул в пространство между передним бортом повозки и восседавшим на поперечной доске Стёпой, а затем, ногами вперёд, нырнул под сидение. Стёпа, быстро отклонившись назад, одним движением левой руки надвинул на него изрядную кучу сена, потом щёлкнул вожжами лошадь по спине и закричал:
  - Нно, залётная!
  Лошадь резво тронулась в путь; и тут сзади, от выхода с косой аллеи парка на улицу, донёсся крик:
  - Эй, ты, на кобыле! Стой! Мужчину в серой куртке не видел?
  - Ага, сам кобылу мне напугал, а потом - стой! Будто её можно удержать! - не оборачиваясь, выкрикнул Стёпа. - Не видел!
  Нефертити, поняв его возглас правильно, ещё быстрее рванула вперёд. Стёпа, как культурный и заботливый перевозчик, сместился по лавке к левому борту повозки, чтобы глазам клиента, голова которого лежала у правого борта, открывался приятный вид на украшенное кудрявыми облачками небо, и негромким голосом, но весьма довольным тоном произнёс:
  - Вот и классно. И шакалов без добычи оставили, и мне попутчик есть. А то целыми днями только с Нефертитей и разговариваю. Ну, рассказывай!
  2
  Рассказывал Юрий недолго. Сообщил лишь, что приехал сюда на несколько дней, по личным делам, но - менты привязались; и теперь нужно думать о том, как незаметно выбраться из станицы.
  - Я ж сказал: попутчик мне достался! - обрадовался Стёпа. - Сейчас мы с тобой поедем в аэропорт, я посажу тебя на самолёт, и только тебя тут и видели!
  На этом они, дабы не привлекать излишнего внимания одностаничников ни к странному, разговаривавшему с самим собой возчику, ни, того хуже, к его чревовещавшей повозке, свои беседы временно прекратили; а как только выехали за пределы станицы, возобновили.
  Там пришла очередь рассказывать о себе Стёпе.
  После выхода из тюрьмы Стёпа к себе в хату не вернулся, поселился в доме своих родителей. А затем развёлся с женой. Причём - без колебаний; будто отрезало его от неё; будто и не любил ранее. А вот дочку по-прежнему любит. Хотя уже знает от запоздалых доброхотов, что девочка - не от него, а от председателя колхоза.
  Выяснилось, что, когда Стёпа приезжал из армии на побывку, его будущая жена была на третьем месяце беременности; а Стёпе и его родителям она потом, после родов, сказала, что девочка родилась семимесячной. Но, и выйдя за Стёпу, она по-прежнему продолжала встречаться с председателем.
  Один-два раза в месяц председатель навещал хутор: проходил по единственной в хуторе улице, останавливаясь для кратких бесед со встретившимися ему селянами. Иной раз он заходил в крохотный местный магазинчик, интересуясь ассортиментом и спросом имевшихся там товаров, покупал какую-нибудь ерунду. А в конце своего турне обязательно, и не менее чем на полчаса, заходил в основанную им, поставленную на колхозный бюджет хуторскую библиотеку.
  Прежде чем войти в дверь библиотеки, председатель вынимал из "Волги" какой-то свёрток, очень похожий на небольшую стопку книг, а при этом наставительно говорил сопровождавшему его верзиле - шофёру:
  - Запри дверь и постой рядом, никого внутрь не впускай. Мне надо с библиотекарем спокойно побеседовать о том, какие книги ещё надо бы выписать для ребятишек. Воспитание подрастающего поколения для нас, выбранных народом руководителей, дело самое важное. О том, как его организовывать, нужно говорить вдумчиво и спокойно, не отрываясь на посторонние разговоры. Суеты в делах воспитания, культуры и люб... любых ответственных решений быть не должно. Так и объясняй всем, кто вздумает сюда ломиться. Пусть маленько подождут; они каждый день могут сюда прибежать, а мне редко удаётся от других дел оторваться.
  Правда, произносил эту мудрую и проникновенную общественно-воспитательную речь председатель лишь тогда, когда рядом находился кто-то из хуторян; а обычно, буркнув шофёру
  - Гони всех подальше! - быстренько нырял в приятную прохладу библиотеки.
   Догадливые хуторяне быстро сообразили, что начальству будет куда приятнее и сподручнее, если эскорт жалобщиков и просителей будет останавливаться метров за двадцать до библиотеки, вне зоны слышимости звуков из неё; и верно приметили, что после выхода из библиотеки председатель становится много покладистее и добрее.
  И только Стёпа да, пожалуй, его родители, из всего хуторского населения, ничего этого не видели, не слышали и не понимали. Родители его были доверчивы и нелюбопытны; к тому же председатель приезжал в хутор только тогда, когда Стёпа трудился на ферме. А никто из хуторян открыть Стёпе глаза не осмелился. Одни не решались на это из нежелания портить ему жизнь, другие - из нежелания портить жизнь себе, третьи - из желания продолжать улучшать свою жизнь. Ведь председатель, при малейшем его желании, мог любого из колхозников сжить со свету. Лучше уж разочек подразнить колхозного племенного быка, чем испытывать на себе недовольство всевластного председателя.
  А вот после выхода председателя из библиотеки умный и любезный человек мог выклянчить у него такое, что в иное время и в ином месте и клещами вырвать бы не удалось. Кто из умных рачительных хозяев станет гнать подальше от своего двора курицу, что, хотя бы иногда, роняет бесхозные (колхозные) золотые яйца?
  Если что-то Стёпа и знал о взаимоотношениях своей законной жены со своим законным председателем, то только лишь с её слов: "Ой, ты себе не представляешь, какой этот дядечка добрый. Он так заботится о пополнении библиотеки". Стёпа охотно верил её словам; тем более что слова эти подкреплялись весомыми аргументами - в виде поступлений новых книг в библиотеку, а иной раз и в виде денежных премий, заметно пополнявших семейный бюджет. Увы, Стёпа даже не догадывался, что на этом пополнения его жене и в их семью не ограничивались. Более того; он, из юношеского снобизма и личного мужского самомнения, даже мысли не допускал о том, что пожилой и некрасивый "дядечка" может составить ему конкуренцию в борьбе за любовь такой красавицы, как его жена.
  А вот заведующий фермой, оказывается, был информирован о пикантных особенностях жизни Стёпиной жены намного лучше Стёпы; чем и не замедлил воспользоваться. Но, впрочем, Стёпа ничего о его побудительных мотивах и позывах толком не знал, и после выхода на свободу никаких познавательных либо воспитательных бесед с ним не вёл, а, немедленно уволившись со свинофермы, перешёл в подпаски к чабану Мишке.
  3
  Мишка, с появлением подчинённого, сразу же вытребовал себе другую ездовую лошадь, а Нефертити передал Стёпе. А Стёпа сразу же разобрался, отчего Нефертити так вертелась под седлом. Сумел он это сделать благодаря тому, что вспомнил: когда он скакал на злополучное свидание с бывшей женой, Нефертити вела себя вполне цивилизованно и пристойно. Он подумал: может быть, в Мишкином седле есть какие-нибудь шипы или гвозди, что мучают при езде бедную лошадь? Или: может быть, у неё под шкурой - грызущие её личинки оводов?
  Оказалось, что - проще и страшнее: у неё были сломаны в левом боку два ребра. Видимо, сломал их Мишка, когда, в пьяном запале, колотил её дубиной. Рёбра эти были сломаны давно, но вплоть до поступления под бразды Стёпы так у неё и не срослись. Прежде всего - потому, что Мишка, прежде чем надеть на неё седло, принимался, для пущего предварительного устрашения и, как он думал, отсутствия последующих "капризов", колотить её чем-нибудь тяжёлым по тому же удобному для него месту. А затем, усевшись в седло, он давил своим весом именно на стыки перебитых им рёбер. Вот Нефертити и старалась сдвинуть его в сторону от больного места.
  А когда Стёпа, во время той его памятной поездки, уселся на Нефертити без седла, то сел не там, где крепится седло, а где сидеть удобнее - ближе к лошадиной шее; тем более что поводья его импровизированной "уздечки" были слишком короткими. В итоге - лошадке не было больно; она и не протестовала.
  Так Стёпа и приловчился на ней ездить: без седла. А чтобы при этом не слишком сильно стучать по хребту лошадки собственной костлявой задницей, перед поездками прикрывал часть спины Нефертити небольшой попоной, сделанной из обрывка шерстяного одеяла. Попону он пристёгивал ремнями - примерно так же, как пристёгивают седло; но та всё равно, особенно на быстром скаку, то и дело сползала набок, таща за собою наездника и мешая скакать лошади. Поэтому Стёпа предпочитал, загоняя овец, не столько ездить на лошади, сколько бегать за ними по полю на собственных ногах; а насмехавшегося над ним Мишку уверял, что делает так потому, что солнце, воздух, быстрый бег для здоровья - лучше всех. А тем временем, незаметно от Мишки, Стёпа лечил Нефертити всякими полезными мазями. И постепенно, хотя и с большим трудом, дело пошло на лад. Но весною этого года все старания Стёпы в один момент пошли насмарку.
  В тот день Стёпа, на своих двоих, гонялся за овцами, стремившимися прорваться с объеденного и напрочь избитого их острыми копытами пастбища в сочные посевы озимых; а тем временем Мишка решил съездить на хутор за самогонкой. Его лошадь в то время прихрамывала (Мишка, в запале привычной для него ярости, незадолго перед тем крепко ударил её палкой по ноге), и он решил быстренько, чтобы Стёпа даже и не заметил его отлучки, сгонять на Нефертити. Тем более что она, после перехода в руки Стёпы, сделалась мирной и покладистой.
  Но, когда Мишка взялся осёдлывать Нефертити, то сразу же почувствовал, что его впечатление об исправлении её нрава оказалось обманчивым. Тогда он, как обычно, вначале старательно поучил её дубинкой, а когда она, дрожа всем телом, покорилась и смирилась, оседлал и, нещадно нахлёстывая, помчался по своим насущным делам. Отдохнувшая и подкормившаяся лошадка мчалась быстро, но Мишке хотелось промчаться через хутор ещё быстрее; и он принялся колотить Нефертити не только плёткой, но и крепко поддал ей пятками сапог под рёбра.
  Нефертити, жалобно заржав, на полном ходу "дала задки": резко затормозив упёртыми в землю передними ногами, отчаянно лягнула воздух задними копытами. Круп лошади резко взлетел вверх, Мишка, от этого толчка и по общей инерции, слетел с седла и, пролетев по воздуху метров пять, рухнул на бревно, лежавшее, в качестве лавочки, у забора его возлюбленной самогонщицы.
  Разбился Мишка довольно сильно: сломал о бревно руку и пару рёбер, а также набил огромную шишку на лбу и жестоко оцарапал лицо о доску забора, которую он сломал своей головой. После чего хуторяне, сбежавшиеся на Мишкины вопли и проклятия, едва не устроили Нефертити самосуд. Тем более что Мишка со стонами уверял, что Нефертити сделала это с ним не из обычной для неё вредности, но - обдуманно, из мести. Попросту хотела убить бывшего хозяина. Доказательство этого было простым и очевидным: если бы она немножко не промахнулась и Мишка, во время падения, опустился десятком сантиметров ниже, то врезался бы головою не в подгнившую доску, а в очень крепкое акациевое бревно.
  Спасло Нефертити от немедленной расправы - избиения камнями и палками - лишь высказанное кем-то предположение, что она сошла с ума либо взбесилась. И в самом деле, измученная, храпящая, дрожащая всем телом лошадь очень походила на больное и безумное существо. Люди, опасаясь, что от ударов она может впасть в ещё большую ярость, настороженно, хотя и не размыкая прижимавшего к забору круга, отошли чуть дальше, а один из Мишкиных друзей пошёл домой за ружьём.
  Спасло Нефертити только появление Стёпы. Он, ещё до отъезда Мишки, услышал жалобное ржание Нефертити и, бросив отару, побежал к лесополосе, где, рядом с лошадьми, отдыхал в тени деревьев Мишка. Увидев, что Мишка, нещадно колотя Нефертити, поскакал к хутору, а рядом с тем местом, где Стёпа её привязывал, валяется разбитая, измочаленная сырая дубина, Стёпа вскочил на Мишкину лошадь и помчался вдогонку.
  Прискакал он в тот момент, когда охотник до убийств, вместе с ружьём двенадцатого калибра, подходил к толпившимся вокруг Нефертити людям. Стёпа, закрывая лошадь своим телом, кричал и доказывал, что Нефертити не виновата, а в доказательство попытался снять с неё седло, чтобы показать следы побоев и признаки сломанных рёбер. Но Нефертити, при его прикосновении к сильно затянутым Мишкой подпругам, шарахнулась в сторону и взвилась на дыбы. Толпа ещё сильнее перепугалась, а подвыпивший охотник переполнился ещё большей решимостью; и заявил, что если Стёпа не отойдёт от кобылы, то он застрелит её вместе с ним - потому что они оба взбесились и представляют собою угрозу для нормальных людей.
  Охотник, скорее всего, врал; запугивал. Но на пущую Стёпину беду (а также на Нефертитино счастье и Мишкино здоровье) близёхонько проезжал, на колхозной "Волге", председатель колхоза; и, конечно же, велел своему водителю подъехать к бушевавшему хуторскому вече.
  Мишку, в сопровождении двух сопровождавших его друзей, водитель "Волги" повёз в больницу; а председатель остался гасить происходивший конфликт. Убивать кобылу председатель категорически запретил, потому как она, хоть и бешеная, а - колхозных денег стоит; и сказал, что надо просто-напросто отправить её на мясокомбинат. Хоть какая-то польза от неё колхозу будет. А одной имеющейся при отаре лошади чабанам будет вполне достаточно. Мишка, судя по всему, в ближайшее время работать чабаном не сможет; Стёпа будет ездить на Мишкиной лошади; зачем же кормить ещё одну бесполезную, да ещё и опасную скотину? На мясо её!
  Тут Стёпа вскричал, что отправлять Нефертити на мясокомбинат не надо, потому что он готов выкупить её у колхоза; желательно, в счёт не выданных ему за четыре месяца трудодней. А если этих денег не хватит, то он что-нибудь из личной мебели продаст и добавит. Мол, колхозной кассе от этой продажи будет только выгода: от мясокомбината, как стало обычным, деньги поступят с большой задержкой, а вот его трудодни можно сразу же отдать другим.
  Председатель возразил, что покупать колхозный скот в личную собственность Стёпа не имеет права. Может, он ещё и овец себе купит? А потом, вместе со всем стадом, будет пасти их на колхозной земле? А потом заявит, что все колхозные овцы передохли, а его личные ужасно расплодились, и что теперь всё колхозное стадо принадлежит ему? Нет уж; таких фокусов нам не надо. Если кому и можно лошадь продать, то - только не члену колхоза. Вот если Стёпа найдёт такого человека...
  Стёпа ответил, что такого человека он представит - сразу после того, как председатель подпишет его заявление о выходе из колхоза. А такое заявление Стёпа готов написать прямо сейчас.
  Некоторые из сердобольных и предусмотрительных односельчан взялись Стёпу отговаривать: ты что, совсем, как эта дура-кобыла, с ума сбрендил? Колхоз вот-вот будет преобразован в акционерное общество; каждому колхознику даром часть колхозного имущества достанется, в том числе - пять гектаров земли; вот тогда и купишь себе какую-нибудь лошадёнку. Если так уж она тебе нужна. А если тебя сейчас, до раздела колхоза, из списка колхозников вычеркнут, - тебе ж никакого пая не достанется! Считай, сам себя с ног до головы ограбишь! Только и будет у тебя, что эта сумасшедшая кобыла. Да и та - ладно бы, даром; а то ведь - за твои же, кровные! Хоть бы украденные из колхоза, а то - будто мы тебя, дурака, не знаем! - надрывно заработанные деньги! Подумай, балбес, и забери свои глупые слова обратно. Против кого ты на рожон прёшь? Против самого председателя? Да он тебя... И из-за кого прёшь? Из-за своей дурной бабы да этой бешенючей кобылы? Да плюнь ты на обеих этих стерв! Своя жизнь дороже.
  Но Стёпа их и слушать не захотел, а тотчас же, под диктовку председателя, написал сразу два заявления: одно - о выходе из колхоза, второе - о покупке в личную собственность кобылы по кличке Нефертити.
  4
  Через неделю, после окончания всех формальностей, Стёпа запряг Нефертити в бричку, по дешёвке и в рассрочку приобретённую у одного из соседей, и поехал в Отрядную искать себе работу. Поскольку в колхозном хуторе для него, не колхозника, никакой работы не было. А вот в Отрядной он себе применение нашёл. Да ещё и какое: начальником службы аэродромного обеспечения Отрядненского аэропорта!
  Правда, под началом у него было всего один работник. Точнее, работница. Без образования, без рук, без человеческого лица, а с грустной конской мордой и четырьмя сильными ногами. Его, собственно, и взяли на эту должность только потому, что он приехал наниматься вместе с ней.
  Дело в том, что аэропорт этот представлял собою всего-навсего большое поле, на краю которого прилепились три строения: кирпичная хатка билетной кассы, фанерный вагончик диспетчеров и одноместная деревянная будочка общепонятного назначения. Поле это, как и положено любому, не используемому в сельхозобороте чернозёмному кубанскому полю, активно воспроизводило на своей площади высокую и мощную траву, которую нужно было практически непрерывно скашивать, тратя на это довольно большие деньги. Вместе с тем, невдалеке от будочки диспетчеров уже много лет бесполезно ржавела старая, довоенного производства конная сенокосилка, попавшая туда каким-то странным и труднообъяснимым способом. С появлением Нефертити и Стёпы сенокосилка наконец-то обрела статус аэродромной техники, заросшее поле обрело вид вполне приличного аэродрома, Нефертити обрела любимое диетическое питание, а Стёпа - гарантированный доход. Доход этот состоял не столько из его весьма скромной зарплаты, сколько из поступлений от продажи заготавливаемого им сена. Благодаря чему загружаемая этим сеном повозка обрела статус личной Стёпиной собственности.
  Кроме продажи сена Стёпа подрабатывал тем, что привозил заказчикам на дом песок, гравий и глину. В день встречи с Юрием Стёпа как раз возвращался с инспекторской поездки по берегу реки, во время которой высматривал, на какую из отмелей, во время прошедших недавно дождей, течением нанесло заказанного ему строительного песочка. Ему надо было поторапливаться: короткий рабочий день аэропорта заканчивался, а с его окончанием Стёпа обретал другой юридический статус: ночного сторожа, ответственного за всё происходившее в аэропорту. Честь, как и добавка к зарплате, небольшие; но, благодаря этой должности, Стёпе не нужно было гонять Нефертити ежедневно из станицы в далёкий хутор и обратно. Нефертити он ставил под небольшим навесом, сооружённым им вблизи диспетчерской будки, а сам ночевал на стульях крохотного зала для пассажиров.
  Но вот перед глазами восседавшего на повозке Стёпы появилась знакомая картина аэропорта; и он, в очередной раз слегка хлопнув Нефертити вожжами по спине, азартно закричал:
  -Давай, роднюля, жми! Опоздаем! Самолёт уже на поле!
  
  Глава 5. Летающий тренажёр.
  1
  Вскоре бричка, прогрохотав по гравию насыпной дороги, свернула на буро-зелёный травяной ковёр лётного поля и, на правах аэродромного транспорта, помчалась прямиком к белому Ан-2, стоявшему невдалеке от здания авиакассы.
  - Лежи, не высовывайся, чтоб тебя диспетчера не увидели. А я попробую с лётчиками договориться, - остановив кобылу так, что бричка оказалась у входа в самолёт, сказал Стёпа Юрию и, соскочив с брички, впрыгнул в салон самолёта.
  В самолёте находились два молодых парня, одетых в летнюю форму лётчиков гражданской авиации. У одного из них на плечах выгоревшей рубашки потрёпанными тряпочками болтались истёртые погоны с двумя лычками средней ширины. У второго рубашка сияла свежестью нестиранной голубизны, погоны кичились складской аккуратностью и немятой красотой, но лычки на погонах были поскромнее - средняя и притулившаяся к ней узкая.
  Парни, сидя в пассажирском салоне на длинной лавке, прикреплённой вдоль борта самолёта, азартно играли в "подкидного дурака".
  - Ха-ха! Три - один, моя победа! - мельком взглянув на вошедшего в самолёт человека, выкрикнул парень с двумя средними лычками; и хлёстко шлёпнул по лавке бубновой "шестёркой". - Всё, полетели.
  - Как: три - один? Два - один! - возразил другой, на вид чуть моложе, розовощёкий и с красными разордевшимися ушами.
  - А с погонами партия за две считается!
  - С какими погонами? Одна карта - это не погоны!
  - Ну, с "дубом" на козырёк. Всё равно - повышение по должности от второго до командира. Смотришь, и в жизни дослужишься.
  - А "дуб" - тоже из двух веточек!
  - Ну, с кокардой. Какая разница, что вешать? Главное - кто повесил. Гордись, салага!
  - А мы насчёт кокарды не договаривались!
  - Как - не договаривались? Мы ещё позавчера договаривались!
  - А сегодня не договаривались.
  - Ну и что? Сколько можно договариваться? Лучше учись у профессионалов, как надо играть. Где ты такой тренажёр найдёшь?
  - Ой, да я ещё в училище...
  - Да. Товарищ не понимает. Тогда так: слушай мою команду! Ориентировка по картам закончилась, начинается лётная подготовка. Понял? Иди, следи за винтом, а я буду запускать, - скомандовал подчинённому молодой командир.
  - Да куда торопиться? Ещё дежурная сопровождения не приходила, - неуступчиво буркнул его юный подчинённый.
  - А чего её ждать? Тебе ж сказали: пассажиров - ни одного.
  - А вот! - кивнул второй пилот на заглянувшего в кабину Стёпу.
  - Вы - пассажир? - обернувшись к Стёпе, спросил грозный начальник самолёта.
  - Нет, я ... я начальник аэродромной службы. У меня к вам просьба: возьмите одного...
  - Зайцев не берём, - резко возразил пилот.
  - Ребята, да он заплатит! А я ещё и магарыч вам сейчас притащу!
  - Тебе же сказали: не берём, - сердито возразил пилот. - Ни зайцев, ни денег, ни магарычей - ничего не берём. Понял? Мне своя работа дороже.
  - Да самолёт же пустой! Неужто тяжело одного довезти?
  - Тем более, что одного. Информация на аэродром поступит, что у нас - ни одного пассажира, а тут вывалится твой заяц. Нас же сразу, ещё в Майкопе, с работы выгонят. Самим до дому пассажирами придётся добираться. Так что - пусть твой заяц скачет в кассу, берёт билет, и спокойно летит. Только - быстро; больше десяти минут ждать не будем.
  - Ребята, да он - осторожно... Он сам знает, как надо: он тоже - лётчик. Так что - не волнуйтесь. И даже тут никто ничего не узнает: я его на своей подводе, в сене прям сюда, к самолёту привёз.
  - Ага. Сначала научись правильно слова выговаривать. "Лёдчик". А ты - подводник. Вместе лёд на подводе возите. Сеном укрываете. Да что лётчику-подводнику в вашем селе делать? Голубей гонять? Лягушек ловить? И вообще, начальник службы, - окончательно осердился пилот, - бери своего зайца в охапку, сажай его в подводу и валите отсюда куда подальше! Пока у меня терпение не лопнуло.
  - Ты кого гонишь? Ты меня с моего аэродрома гонишь? - взревел Стёпа.
  - Я тебя пока что только с моего самолёта гоню! А будешь под колёса лезть, и с аэродрома напру! Вали, я тебе сказал, пока по шее не накостыляли!
  Юрий, перевалившись через борт повозки, прошмыгнул в салон самолёта.
  - Ребята, я правда - лётчик. Бывший. Возьмите, пожалуйста. Край нужно, - поглядывая то на одного пилота, то на другого, попросил он.
  - А где летал? По всему белу сену?- косо взглянул молодой командир на мужчину в измятой одежде, усеянной клочками сена.
  - В Краснодаре.
  - Номер лётного отряда назови.
  - Их там два. Я был в двести сорок первом, работал на ан двадцать четвёрке. А вы - из триста тридцать шестого.
  Пилот задумался, потом встал, молча прошёл в пилотскую кабину, уселся в левое кресло и ткнул пальцем в один из пилотажных приборов.
  - Что это?
  - Вариометр, - подойдя к проёму двери пилотской кабины, сказал Юрий; и, показывая своим пальцем на другие приборы, продолжил: - Авиагоризонт, высотомер, указатель скорости...
  - Ладно, полетели, - оттаял пилот.
  - Тогда три минуты подождите, не запускайте! Я вам магарыч принесу, - мгновенно забыв обиды, обрадованно воскликнул Стёпа.
  - Какой ещё магарыч? - с не до конца потухшим раздражением возразил ему пилот. - Ты что, думаешь, мы со своих будем что-то брать? Ты, я смотрю, и в самом деле - начальник!
  Неприязненно отвернувшись от Стёпы, молодой командир запросил по рации разрешение на запуск двигателя. Разрешение было дано - с условием, что подвода отъедет от самолёта до начала запуска. Юрий торопливо обменялся прощальным рукопожатием со Стёпой, после чего Стёпа, ещё более торопливо, бросился к Нефертити и, взяв её под уздцы, повёл на привычное место заслуженного отдыха.
  2
  Пустой самолёт быстро поднялся на заданные тысячу двести метров.
  - Что, давно не летал? - обернулся командир к Юрию, стоявшему у открытой двери в пилотскую кабину.
  - Давно. Уже пять лет, - грустно вздохнул Юрий.
  - Хочешь потренироваться?
  - Конечно! - радостно воскликнул Юрий; он именно об этом и мучился в те мгновения, но не решался просить.
  - Уступи человеку место. Ещё налетаешься, - скомандовал молодой командир второму пилоту.
  Парень послушно выбрался из пилотского кресла, а Юрий занял его место.
  - Ну-ка, развернись с креном десять градусов на курс двести семьдесят, - велел Юрию командир. Юрий с удовольствием подчинился.
  - Вёрткая машина. Валкая. Ан-24 намного инерционнее, - выводя машину из крена, не смог не поделиться он своими новыми ощущениями.
  - Что, вспомнил? Почувствовал? - обрадовался пилот; и предложил: - Может, и дальше покрутишь? А то мы за лето накатались - во, - чиркнул он себя пальцем по горлу. - Сегодня - уже четвёртый полёт, а потом ещё два. Да и твой подводник настроение поломал. У нас три дня назад двух ребят уволили за то, что жену своего инструктора подвезли. А эта дура - как же, жена начальника! - после прилёта пошла жаловаться на то, что её в полёте стошнило. А тут - ещё один... начальник службы... на кобыле прикатил. Покрутишь маленько?
  - С удовольствием!
  - Ну, и хорошо, - кивнул головой пилот. - Вот тебе карта, - подал он планшет Юрию. - Частоты и позывные вон там, на листочке в углу.
  Молодой командир привычными быстрыми движениями отстегнул ремни, сбросил наушники и обернулся к своему подчинённому:
  - Ну что, ефрейтор с кокардой? Сдавай! Тренировать тебя буду.
  - Так... ты ж меня одного здесь не оставляй! - всполошился Юрий. - Меня контролировать надо! Я же...
  - Да я ж тебя только что проконтролировал, - выбираясь из кресла, нетерпеливо возразил пилот. - Нормально у тебя получается. Навыки, конечно, немного утрачены; но ещё немножко потренируешься, и будет полный порядок. А если что - зови, я рядом.
  Вскоре за спиной Юрия послышались звучные, с оттягом, шлепки карт по обитой дерматином поверхности лавки, и азартные выкрики:
  - Валет!
  - А мы его - дамой.
  - Ещё валет!
  - А мы его - другой дамой.
  - Дама!
  - Такая красавица! И почему она не у меня? Что она в тебе нашла?
  Тем временем Юрий блаженствовал, управляя вёртким, реагирующим на любой воздушный порыв, но послушливым и умелым самолётиком. Такого блаженства, как в те мгновения, он, как ему казалось, не испытывал ни разу за все годы своей штурманской карьеры.
  Но вот он, менее чем через полчаса полёта, подлетел к широкому полю, разлёгшемуся невдалеке от столицы Адыгеи Майкопа.
  - Ну что, садись за штурвал! - позвал он молодого командира. - А то сейчас снижаться заставят.
  - Ну и снижайся, - возразил тот; и шлёпнул очередной картой.
  Юрий хотел было возразить, что он ещё ни разу в жизни самостоятельно не снижался и просто не знает, какие режимы работы надо в этом случае устанавливать двигателю; но решил, что постарается подобрать режимы самостоятельно.
  Вскоре поступила команда от диспетчера снижаться с высоты эшелона полёта, тысячи восьмисот метров, до четырехсот метров - высоты полёта по схеме захода на посадку. Юрий приступил к экспериментам; и, к его гордости и вящему удовольствию, эксперименты увенчались успехом.
  Между тем полёт приближался к завершающему этапу - к снижению по глиссаде захода на посадку и посадке. Юрию уже было трудно удерживать самолёт на малой скорости в прогретом бурлящем воздухе околоземного пространства, к тому же он не знал, как выпускать дополнительную посадочную механизацию и как пользоваться ею, а увлёкшиеся, разгорячённые пилоты никак не могли оторваться от последней, решающей все их споры партии.
  Вот уже пройдена расчётная точка входа в глиссаду; и получено разрешение на производство посадки...
  - Да идите же наконец сюда! Посадку делать надо! Я же вас поубиваю! - отчаянно вскричал Юрий.
  - Не поубиваешь, сажай, - возразил ему командир, высоко и победно взмахивая очередной картой.
  - Да не умею я сажать! Я вообще первый раз в жизни в этом кресле сижу!!
  - Как? - не поверил ему молодой командир; но его карта, в торжествующе поднятой правой ладони, недвижно застыла в воздухе. - Ты же сказал, что - пилот? Все пилоты через Ан-2 проходят...
  - Не пилот, а лётчик! Штурман я!
  - Так что ж ты молчал! - взревел левый пилот и, всё-таки шлёпнув победной картой по сидению, с криком, - Ещё один дуб! С другой стороны козырька! - метнулся в пилотскую кабину.
  Между тем самолёт пробарражировал более чем над половиной длины посадочной полосы; и Юрию было ясно, что производство посадки уже невозможно, придётся уходить на второй круг. А это, при ясном небе и в чудесную погоду - чрезвычайное происшествие; не исключено, что на земле самолёт будут встречать инспектора, и будут неприятности и у пилотов, и у "зайца".
  Пилот, плюхнувшись в своё кресло, мгновенными движениями рук выпустил закрылки, убрал до минимального значения подачу топлива в двигатель и переключил винт в положение обратной тяги. Самолёт мгновенно сорвался в крутое и стремительное, почти вертикальное пике; но вдруг, послушный пилоту, уже перед самой землёй круто перёшёл в горизонт, а мгновение спустя уже спокойно катился по полосе.
  "Пора и мне примерно таким образом уходить из того неустойчивого пространства, в котором я уже три года болтаюсь со своим "зайчиком", - подумал Юрий. - Закрылки, в виде кое-каких денежных средств, у меня теперь есть. Расходы я уменьшил до минимума. Обратную тягу, от родины к другим краям, мне только что включили. А то положение, в каком я оказался, иначе, как чрезвычайным, не назовёшь. Остаётся найти место будущего приземления; и не ошибиться при выполнении манёвра".
  
  
  Виктор Михайлович Нехно
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"