Аннотация: Я сама как земноводное. Живу в двух мирах: 'тут' и 'там'. Ты не представляешь, как бы мне хотелось избавиться от этой мучительной раздвоенности и сродниться с одним из них настолько, чтобы навсегда в нем остаться!
1
Мне часто снится большая вода. Я стою на берегу и всматриваюсь в туманную даль. Возникает тревожное предчувствие, как будто вот-вот нагрянут высокие волны и уничтожат сушу, на которой я сейчас стою. Не знаю почему, но мне нравится так думать.
Иногда навстречу мне выходит огромное земноводное - невиданная ящерица с кожей напоминающей кору старого дерева. Кажется, оно давно поджидало меня в мутных прибрежных водах. И я стою, не смея сдвинуться с места, завороженная его пронизывающими желтыми глазами. Знаю, божественное существо говорит со мной на своем древнем, телепатическом языке. Несмотря на оцепенение и ужас, я изо всех сил пытаюсь внять его животной воле. Я чувствую, что вершится нечто важное. Моя судьба.
В каком-то смысле я тоже земноводное. Живу в двух мирах: "тут" и "там". Ты не представляешь, как бы мне хотелось избавиться от этой мучительной раздвоенности и сродниться с одним из них настолько, чтобы почувствовать долгожданную опору и навсегда в нем остаться!
2
До рождения мы были одним целым - духом, витавшим над необъятными темными водами. Размеренный плеск тяжелых волн и завывания далекого ветра звучали для нас колыбельной песней. Казалось, в нашем распоряжении целая вечность, но неизвестные силы расторгли это счастливое полузабытье: я появилась на свет, а ты... ты затерялась в потустороннем мраке. Нас разделила непроницаемая грань, разделяющая противоположные вселенные.
В этом мире я совсем забыла о том, что когда-то у нас было общее имя. Но ты вернулась и напомнила мне его. Загадочный блеск твоих черных глаз, ухмылка ярко-красных губ и звук тихого грудного голоса, разливающийся в темнеющем воздухе спальни. Два слога на непонятном, мне кажется, старинном языке, вызывающие образ чего-то страшного и могущественного. Так могло звучать только имя демона. Позже я пыталась повторить его, но к превеликому огорчению обнаружила, что оно напрочь стерлось из моей памяти.
Я узнала тебя сразу. Смутно припоминая наше доутробное прошлое, я приняла тебя с распростертыми объятиями, и ты растворилась во мне. Заветная, ослепляющая фантазия, которую я проживала сильнее собственной жизни, ты приходила в мои сны чуть ли не каждой ночью, все больше и больше очаровывая меня. Твой образ поглощал моё сознание. Дикая кошка, животная и торжественная, ты знала толк и в ярости, и в наслаждениях. В черных лихорадочных глазах сверкали отблески пламени, бушующего в твоих недрах. Что мучило тебя? Зависть? Жажда мести? Томительное желание воплощения? Из нас двоих ты всегда казалась мне более живой и полнокровной. Тем не менее, именно тебе не суждено было сбыться.
Если ты представлялась мне моей противоположностью, то какой тогда была я? Мне всегда было трудно подобрать слова для собственного существования. Порою мне казалось, что у меня нет костей, и я могу принять любую форму. Стать зеркальным отражением чужих ожиданий. Я плыла по течению, не зная своего истинного лица. Каким оно было?
Я была всего лишь тенью. Тенью чего-то яркого и большого.
3
Этим утром я пробудилась от чего-то невыносимо тоскливого. Мне кажется, я плакала во сне. На меня, как будто в первый раз, снизошло: ты не сбудешься - никогда! "Никогда". Я смаковала это слово в неистовстве мазохизма, и мое сердце сжималось от холодящего ощущения неполноты. Ты почувствовала мою тоску и пришла ко мне. Но не для того, чтоб успокоить меня. Нет, ты стояла в стороне и насмехалась надо мной, разоблачая мою пассивность и ничтожество.
- Перестань упрекать меня! - вспылила я. - В конце концов, ты мне только снишься!
- А может, это ты снишься мне? - с нарочитым возмущением ответила ты.
В твоих глазах блестели издевка и вызов. На какое-то мгновение я растерялась, спасовала, несмотря на прежнюю убежденность в своей правоте. В очередной раз я невольно сравнила нас. Ты, прекрасная, смелая, женственная, против меня, тщедушной, нервной, неуверенной в себе... Я казалась бледным призраком на твоем фоне.
- Это легко проверить, - смягчившимся тоном произнесла ты.
Тихой походкой ты приблизилась ко мне вплотную. Я почувствовала запах дыма и гвоздики, исходивший от твоей холеной кожи.
- Ты знаешь, где меня искать, - прошептала ты.
Мягкое прикосновение твоих губ встревожило меня, и сон прекратил свое существование.
4
Послечувствие ночных переживаний еще не покинуло мое тело. В сумрачном воздухе спальни витал еле различимый пряный аромат твоих духов. Я заставила себя подняться и неуверенной, дрожащей после тревожного сна походкой вышла в коридор, ощущая за своей спиной шлейф из темноты и далеких голосов. На столике возле входных дверей на черном фоне призывно краснела надпись "Самоубийство". Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять: это всего лишь заглавие на корешке книги - социологического исследования Дюркгейма. Домашний телефон смотрел исподлобья и молчал. Лишь отражение в зеркале ванной напомнило о моем существовании.
Я всегда любила глядеться в зеркала, как будто искала в них подтверждение самой себя - успокаивающее чувство тождественности. Но бывали моменты, когда я категорически отказывалась верить своему отражению: "Неужели эта невзрачная блондинка с беспокойными глазами - действительно я?" Не может быть, чтобы окружающие видели меня такой! Мне страстно хотелось, чтобы возвышенные черты моего характера непременно нашли свое воплощение и во внешности. В своих фантазиях я представала себя в совершенно ином обличии: статной, красивой, внушительной. Наверное, я всегда мечтала быть похожей на тебя.
На этот раз я не собиралась задерживаться у зеркала, но ощущение чего-то необычного заставило меня внимательней присмотреться к собственному отражению. Бледные щеки ввалились еще сильнее, чем раньше, губы стали очерченней и тоньше, тревожный сон наложил на меня свою печать в виде серовато-лиловых теней под глазами, а глаза... Никогда прежде у меня не было таких выразительных глаз! Мне показалось, будто они поменяли свой цвет и стали темнее... Быть может, неожиданный эффект заключался в плохом освещении и моем болезненном состоянии, но увиденное странным образом потрясло меня. Лицо в зеркале пылало какой-то лихорадочной целеустремленностью, и его волнение передавалось мне самой. Кровь ускорилась и загудела в ушах, сердце колотилось о стены узкой грудной клетки. Меня наполняла решимость.
5
Позавчера был день зимнего солнцестояния.
Странно, когда-то лишняя минута света была для меня настоящим подарком. Такие крохотные минутки, ты как будто собираешь их на ладонь, любуешься и радуешься, зная, что следующие дни прибавят к ним еще немного - и так до самого лета. Летом ты стараешься не думать о разрастающейся ночи. До тех пор, пока это не становится ощутимо - осенью. Осенью ты изо всех сил стараешься замедлить время, до последнего отрицая зиму... Видишь ли, зима невозможна, впрочем, это не мешает ей повторяться из года в год.
Зима невозможна... Ты научила меня жить, невзирая на зиму. Жить ради любви. Потому что все остальное - ад, ужас и тоска. Какая разница, что любить: реальность или вымысел, если это дает тебе радость и силу? Ты согласна? Только посмотри вокруг! Урежь этот мир до его действительной компоненты - и от его пресловутой красоты камня на камне не останется.
Вечерело. Бесснежные, обрамленные черными скелетами деревьев, улицы были залиты горчичным светом заходящего солнца. Редкие прохожие издали напоминали одиноких грачей. Возле закрытого киоска "Пресса" громко плакала пьяная женщина. Проходя мимо, я потупила глаза, опасаясь, как бы она не заговорила со мной. На сыром тротуаре, словно бездомный котенок, на ветру дрожал потерянный кем-то шейный платок.
Несколько испачканных грязью машин со скрежетом затормозило у пешеходного перехода - точно свора изголодавшихся опасливых волков. Резкий звук заставил меня очнуться. Я подняла глаза и осмотрелась по сторонам.
Я стояла недалеко от нашего пригородного дома. Он оказался таким прежним и хорошо знакомым, что я отказывалась верить собственным глазам. Никакого мусора, выбитых стекол или взломанных замков. Фасад выглядел весьма аккуратно как для старого двухэтажного особняка, который был построен еще в сороковых годах прошлого столетия. Когда-то он принадлежал моим родителям, еще раньше - родителям моего отца, до этого - сама не знаю, кому.
Наше семейное гнездо пустовало уже седьмой год. Последней, кто его покинул, была моя мать. В одно спокойное осеннее утро ее забрали опрятно одетые люди с удостоверениями социальных работников... Это была крайняя мера. Так утверждали соседи. Иначе она бы и дальше сидела взаперти, питаясь обоями и собственными выделениями, страшась выйти на улицу из-за боязни яркого света и людей.
Несмотря ни на что, дом продолжал жить собственной анабиозной жизнью и звал меня по ночам. Я знала, что в большом сундуке под столом в гостиной до сих пор хранятся мои старые игрушки, а в широких запыленных шкафах лежат крошечные платья, которые я носила в детстве. Двойные оконные рамы стали ловушкой для неугомонных летних мух, от которых сейчас остались только хрупкие крылатые остовы, а голодные пауки все так же прядут паутину в темных углах комнат. С тыльной стороны дома из года в год цветет и плодоносит палисадник, а на старой разлогой яблоне, где когда-то повесился мой отец, до сих пор болтаются мои маленькие деревянные качели, подгнившие от дождей, источенные невидимыми, загадочными насекомыми.
6
Кажется, кто-то известный сказал, что родители никогда не умирают. Не могу не согласиться, ведь они передают отпрыскам часть своей души и характера, оставляют после себя неизгладимые впечатления детства. Еще несколько тысячелетий тому библейские мудрецы разгадали причину всех человеческих страданий - первородный грех, унаследованный от наших прародителей: Адама и Евы. Ты можешь лезть из кожи вон, но все равно пустишь корни в той же почве, что и яблоня, давшая тебе жизнь. Наверное, это так.
Ты не поверишь, но я не знаю, жива ли до сих пор моя мать. Я перестала интересоваться ею в день, когда покинула отчий дом. Помню, как она без дела ходила из комнаты в комнату, сгорбленная, непричесанная, с гнилыми зубами. От нее всегда дурно пахло. Она любила повторять, что мыться и менять нижнее белье - удел сексуально распущенных женщин.
Отец заботился о матери, как мог. Кажется, он любил ее. Говорил, что все началось с послеродовой депрессии. Говорил, что во всем виновата генетическая предрасположенность. Говорил, что прежде она была настоящей красавицей. Какая ирония, что-что, а красоту от нее я не унаследовала!
7
Я не хотела заходить внутрь. Что-то сдерживало меня. Я глубоко вдохнула. В прохладном воздухе витал слабый аромат дыма и гвоздики. Это придало мне сил, и я открыла тяжелые входные двери.
Вещи встретили меня отчужденно. Они не функционировали, как будто принадлежали мертвецам. Настенные часы не тикали. В сырых комнатах стояла каменная тишина. Только изредка ее прерывали дикие, звериные крики локомотивов, проносящихся невдалеке от дома. Полумрак плотно зашторенных окон, словно живое существо, дышал за моей спиной.
Осторожно ступая, я поднялась по лестнице. Знакомый пряный аромат усиливался. На долю секунды мне показалось, что в приоткрытых дверях спальни промелькнул твой грациозный силуэт. Ты завлекала меня.
Интересно, это сон или все происходит на самом деле? Я протянула руки и посмотрела на свои костлявые пальцы с посиневшими от холода ногтевыми пластинами. Они дрожали. Затем глянула вниз, на свое тело. Кроме длинной футболки с образом святого Фуко*, которую я обычно использовала вместо ночной рубашки, на мне ничего не было.
Мне нечего терять. Я последовала за тобой и остановилась на пороге. Кто-то вынес всю мебель из родительской спальни. Только старинное запыленное трюмо, как нарочно, стояло посреди пустующей комнаты.
Кажется, я начала понимать твой замысел.
Я всегда опасалась старых зеркал. Что-то угрожающее и чуждое мерещилось мне в их слегка мутноватой глади. Я не могла отделаться от чувства, что оттуда на меня смотрят бледные лица давно умерших людей, навсегда поглощенные зеркалом, и еще что-то... жуткое и непостижимое.
Но я не могла противиться твоей воле. Смотря себе под ноги, я подошла к зеркалу и застыла, ощущая холод и близость его поверхности. Я стояла и все не решалась поднять глаза. В голове нарастала разноголосица из мыслей и образов. Звук вращался все быстрее и быстрее, как будто в моем черепе с бешеной скоростью разматывался клубок воспоминаний. Мне показалось, что сквозь шум я слышу далекий и страшный рев приближающейся воды. С каждой секундой он становился все отчетливей и отчетливей. На меня неслась высокая волна.
Самое страшное исполнилось, больше нечего бояться. Я подняла голову и посмотрела на свое отражение.
Из потустороннего мира на меня смотрели твои непроницаемые, черные, как обсидиан, глаза. Они гипнотизировали и притягивали, высасывали из меня остатки жизни. Черты твоего лица неестественно заострились, и оно напоминало злую маску. Твой темный, страшный, словно рана, рот беззвучно прошептал какое-то слово, и я тут же повторила его, удивляясь, что мое горло, голосовые связки и язык способны на такое. То было наше внеисторическое имя, два зловещих слога на чужом и страшном языке божественных земноводных. Тогда ты ухватилась за живот и залилась неслышным зазеркальным хохотом. Я рассмеялась вслед за тобой, повторяя тебя, словно была твоим отражением!
Ты, моя тень, одержала надо мной победу. Ты всегда была сильнее меня. Или быть может, тебе просто удалось убедить меня в этом, и я охотно уступила. Двое не могут видеть один и тот же сон. Волей-неволей кто-то всегда должен оставаться на обратной стороне.
Наши пальцы преодолели ледяную поверхность зеркала и сомкнулись. Я почувствовала твое теплое дыхание на своей щеке. Ты оживала, тогда как я... Мне кажется, я исчезала, растворяясь в толще мрачной амальгамы. Сердце просилось наружу, ноги подкашивались, внутри бушевали черные волны. Еще немного и... Послышался звук разбитого стекла. Мое существование было разрушено. Чей-то силуэт склонился над множеством острых осколков, каждый из которых отражал существующий мир, искажая его на свой собственный лад.
* Мишель Фуко (1926 - 1984) - историк, философ, представитель движения антипсихиатии, не святой.