Аннотация: Начало большого рассказа. Или небольшой повести. Впереди ещё обновления так два... или три. И да: хотя пока не очевидно, но это прямое продолжение "Разговора" ;)
Высший суд
Йетлен устал. Устал безумно.
Несколько утешало, что вскоре в царстве негасимого Света его душа получит долгожданный отдых. Жаль только, увидеть последний в жизни рассвет не удастся. Время перед и во время восхода солнца Йетлен любил больше любого другого времени суток.
Но судьба есть судьба. Не смертному спорить с её предначертаниями.
...тёмные времена пришли в Сирмонтаг ещё до рождения его отца, когда южане подняли очередной мятеж, но, в отличие от предыдущих попыток, смогли-таки отделиться. Дед, потрясая культей левой, потерянной именно на юге руки любил повторять, что проклятым южанам уже тогда помогал Ад. Вот только никто не хотел верить этому... пока не стало слишком поздно. А может, зло выползло из преисподней и того раньше, просто таилось до поры...
Как бы то ни было, с каждым годом страна... да что страна - весь мир!.. понемногу рассыпалась на кусочки.
Вот и этот год начался поистине отвратительно. Очередным массированным наступлением на Пояс Доблести - по злой традиции, более массированным, чем в прошлом году, совмещённым с многочисленными десантами террор-групп и на западе, и на востоке. Эти десанты высаживали чёрные корабли, всплывающие прямо у берегов Сирмонтага, и среди сходящих на берег не было живых. Собственно, там, где проходили террор-группы, живых также не оставалось.
Указом его ярчайшества планку призывного возраста в очередной раз понизили. Теперь оказаться на передовой действующей армии можно было в пятнадцать, после года тренировочных лагерей. Произошло это аккурат после того, как в Дармисе, единственном серьёзном союзнике Сирмонтага в западном полушарии, внезапно полыхнул бунт, закончившийся смертью всей королевской фамилии. Над превращённой в руины столицей Дармиса незамедлительно и открыто взвились ало-голубые, как пламя Ада, стяги Культа. На остальной же территории королевства полыхнули ужас, анархия и гражданская война.
Сирмонтаг по итогам событий в Дармисе, кроме изменений в законе о призыве, отделался очередным повышением цен на муку, крупы, колбасы, рыбу, овощи - короче, практически все продукты питания. Среди гражданских до голодных бунтов покамест не дошло, но если случится неурожай... Вздорожали также железо, медь, серебро, уголь, воск, пенька, лён, шёлк, донорская кровь, бумага, стекло, харим, накопители Силы - в общем, всё, что закупали большими партиями интендантские службы армии, Церкви Блага и Союза Башен. Комиссии Союза получили приказ брать на первичное обучение детей с выявленным Даром из средней кварты нижнего круга, чтобы хоть так восполнить недостаток в кадрах. Его ярчайшества Тайная Служба свирепствовала, быстро росло число доносов, но недовольных меньше не становилось.
Сложно сохранять спокойствие, выслушивая такие новости. Но Йетлен старался, как мог: в конце концов, его долг мага Света и командира в чине рот-мастера заключался, в том числе, в поддержании боевого духа подчинённых.
К счастью, пятнадцатилетними юнцами дыры в его роте не затыкали.
По крайней мере, пока Йетлен ещё состоял в гарнизоне Пояса Доблести, такого не было. Что там творится сейчас - Владыки ведают. Потому что отвратительно начавшийся год получил закономерно мерзкое продолжение. Прорвавшийся через заслоны косильщик - особо прочный и шустрый, видимо, очередная модификация прямиком из проклятых Творцом лабораторий - успел отсечь Йетлену обе ноги чуть повыше колена, подобравшись со спины. Потом-то Йетлен его распылил, а полковой хирург на пару со жрецом-благодетелем пришили ноги назад, но... при всём могуществе Света такие раны в один миг не заживают. Тем более что оружие косильщика несло на себе алхимический яд и являлось материализованным тёмным проклятием само по себе.
В общем, рот-мастеру дали отпуск по ранению. Длительный. Йетлен даже имел глупость порадоваться этому: как же, можно съездить в милый сердцу, пусть и скованный снегами по четыре месяца из десяти Равеж, повидаться с семьёй...
Теперь остатки той наивной радости растоптаны в прах. Какая там радость, когда даже надежда увидеть рассвет еле теплится в груди, дрожа, как огонёк свечи на сквозняке, а рассудок каркает отяжелевшим от выклеванных глаз вороном: "Не доживёшь! Сдохнешь!"
...на дорожной развилке в трёх с четвертью лигах от родного города дилижанс остановил армейский пикет. Раздобревший сверх меры пожилой старшина со шрамолицым, откровенно уголовного вида детиной в помощниках при неполном десятке подростков, одетых в плохо подогнанную форму. Короче, типичные резервисты.
- Закрыт проезд! Взад вертайтесь!
Когда Йетлен нехотя вылез (ноги, пусть вполне качественно пришитые, держали его не очень хорошо, к тому же сказывалась слабость после выведения почти всего яда) и вежливо поинтересовался у старшины, в чём причина задержки, мордатый резервист опомнился. Даже перестал пялиться на охватывающий шею рот-мастера серебряный сигилл с выгравированными молниями-в-кулаке боевого мага. Мазнул взглядом по груди Йетлена, ткань мундира которой была почти не видна под орденскими лентами (выздоравливающему отпускнику захотелось блеснуть перед семейством и он перед последним перегоном переменил форму на парадную).
И ответил.
Рот-мастеру на мгновение показалось, что небо навалилось на плечи всей тяготой своей.
- Что? - прохрипел он, качнувшись.
- Говорю, апидемия в Равеже. Выезд перекрыт и въезд тожить того. Запрещён. Взад вертайтеся, добрый господин.
- Мне надо в город. У меня там семья!
- А у меня приказ! - неожиданно твёрдо рявкнул пузан-старшина. Лицо его налилось дурной кровью, из речи исчезли следы забавного местечкового говора. Похоже, в своё время он успел знатно повоевать... возможно даже, на Поясе Доблести, причём не в седьмых рядах. - Ты понимаешь, что если даже тебя туда пустить, то это дорога в один конец?
- Да.
Но Йетлен врал. Пусть поневоле, но заблуждался. Тогда он и близко не понимал, во что ввязывается, к тому же крепко верил в силу Света.
Начало осознания пришло достаточно быстро. Первый же бродяга, пытавшийся выбраться из Равежа, но не добравшийся до пикета... он валялся на обочине лицом к небу, прямо посреди побегов молодой травы и бело-звёздчатых подснежников, равнодушных к происходящему с людьми. Синюшная кожа, крупные гнойные язвы по всему телу, густая, почти чёрная кровь, хлынувшая горлом в последние мгновения агонии...
Мертвец, даже на взгляд ветерана, навидавшегося всякого, выглядел мерзко. А вонял ещё мерзостнее. Йетлен со всей возможной поспешностью укрепил щит благого Света, уберегающий, как его учили, в том числе от любой заразы.
И заковылял дальше, борясь с головокружением, приступами "комариного звона" в голове и лёгкой тошнотой.
Лигу спустя за поворотом дороги открылся вид на разорённые предместья. Над Равежем, затмевая благой свет солнца, завивались в серо-чёрные косы дымы пожарищ. Вот ветер вновь переменил направление, задувая в лицо - и с ним округу наполнили запахи гари, гнили, отверстой земли, металла и нечистот. А ещё ветер донёс одинокий, слабый, как пульс умирающего, звон гонга. Заслышав этот невыразимо тоскливый звук, Йетлен немедленно вспомнил об ином звоне, который оповещал моряков о близости смертельно опасных блуждающих банок Норфера. Ему однажды довелось совершить каботажное плавание у западных берегов Сирмонтага, и тогда ещё совсем юный мальчишка хорошо запомнил, как побледнели продублённые солёными ветрами лица моряков при первом же далёком звуке, летящем по-над водой.
Что бакены под Норфером, что нынешний чумной гонг вызванивали одно: смерть.
Но здесь и сейчас Йетлен не собирался срочно перекладывать руль и брать мористее. Там, около источника погибельного звона, в рассаднике неведомой заразы, оставались его родичи. И он мог помочь им... если успевал. Мысль о безвозвратно утекающем времени придала магу сил, заставляя ускорить шаг. Будь он здоров - побежал бы... но попытка пробежать более ста шагов кряду могла лишить его сознания. Будь проклят косильщик и весь адов Культ!
Впрочем, если бы не косильщик и не ранение - его бы здесь не было.
Чем ближе к городской стене подходил Йетлен, тем больше признаков разрухи попадалось на глаза. Выбитые мародёрами, ослепшие окна. Никем не убранные трупы - не всегда погибшие от неизвестного мора, попадались и убитые оружием. На роскошном газоне перед ещё более роскошным особняком валялся труп подростка, вернее, девчонки, нижнюю половину тела которой обратила в прах сработавшая магическая ловушка. Вокруг самого особняка колыхалась почти невидимая завеса щитовых чар. Восседающий на ветке липы, окутанной зелёным туманом распускающихся почек, ворон проводил рот-мастера ленивым взглядом и каркнул ему в спину - да так внезапно и громко, что тот против воли вздрогнул.
Шевеление в переулке. Йетлен даже не взглянул в ту сторону, просто мысленно пометил пару согбенных фигур как мародёров - и почти тут же забыл о них. Если не слепые, должны увидеть и офицерский мундир, и ленты боевых наград, и сигилл мага. Ну а если слепые... сами будут виноваты. Гоняться за ними рот-мастер не собирался, но если попытаются наглеть - без промедления и не сходя с места он сжёг бы всех, попавших под горячую руку... в самом что ни на есть буквальном смысле.
Округу Йетлен разом и узнавал, и не узнавал. Окрестности Южного тракта были ему не в новинку - он много раз проезжал здесь в тряском дилижансе и в седле унхорна, мальчишкой же и вовсе облазил округу на своих двоих. Но никогда на его памяти с ветвей старого дуба, украшения перекрёстка Южного тракта и улицы Угольщиков, не свисало трио висельников с ногами, кем-то обглоданными - может, бродячими псами, а может, и кем похуже. Никогда не зияли дома по сторонам тракта выломанными парадными дверями, а мостовая не блестела осколками выбитых стёкол. Никогда окрестные подворотни не воняли падалью, а белёные стены не марала жирная копоть. Никогда не висел в воздухе пульсирующий, как больное сердце, звон гонга - звон, помалу усиливающийся, звон, который рот-мастер начинал уже ненавидеть.
Когда он миновал необычно пустынный перекрёсток Южного и Второй Ремесленной, откуда-то прилетел короткий, непередаваемо жуткий вопль, мало похожий на человеческий. Йетлен даже замер на миг, пытаясь определить, кто и где кричал - вотще. На раздавшийся чуть позже со стороны приречных кварталов заунывный вой он уже не отреагировал. "Комариный звон" в голове сделался громче, как и звуки собственного дыхания (сладковатая гниль, что сопровождала разложение и болезнь, делалась всё сильнее, так что Йетлен предпочёл перейти на дыхание через рот). Некстати подняв голову, он содрогнулся: в чердачном окошке торчало лицо одной из жертв эпидемии со всем набором узнаваемых уже признаков, от синюшной кожи и до подбородка в потёках чёрной крови. Встретиться со взглядом такого мертвеца, похожего на упыря из детских страшилок - явно не к добру!
Но рот-мастер уже понимал: это не самое жуткое зрелище, с которым ему предстоит столкнуться в самом ближайшем времени.
Сидящий на заборе полосатый бело-рыжий кот, по контрасту с окружающим разорением невероятно чистый и ухоженный, проводил его внимательным взглядом чуть прищуренных жёлтых глаз. А из-за забора с другой стороны тракта донеслось глухое клокочущее рычание цепного пса - по всему судя, весьма крупного и злобного. На следующем перекрёстке Йетлен увидел команду мортусов: один старый холощёный унхорн пегой масти, одна телега с торчащими из неё конечностями умерших, трое молчаливых людей в долгополых балахонах и прорезных остроконечных капюшонах предупредительного жёлтого цвета, с трёхзубыми вилами в руках - точь-в-точь такими, какими вооружены лубочные черти.
"Похоже, големов для такой работы не хватает, - подумал он. - Хотя... ну да: механикусы никогда не отличались большой личной Силой, а щит Света можно установить только за счёт собственного Дара. Перед эпидемией маги-механикусы беззащитны почти как немаги..."
Йетлен уже обогнал медленно плетущихся мортусов, когда сзади раздался некий стук, а размеренный цокот копыт стих. Рот-мастер обернулся - и обнаружил, что мортус, который вёл унхорна под уздцы, упал на колени. Его капюшон напротив рта потемнел от хлынувшей горлом крови, а в глазах... Йетлену совершенно не хотелось рассматривать то, что отражалось в глазах ещё дышащего, но уже обречённого человека.
Меж тем оставшаяся на ногах пара мортусов, не говоря ни слова, подошла и с влажным звуком, разрывая затрещавшую ткань балахона, дружно вонзила свои вилы в упавшего. Тот слабо задёргался и забулькал забитым горлом в попытках что-то сказать. Отработанное усилие, рывок - и пронзённый вилами больной закинут на телегу, на гору трупов, прямо через голову и круп равнодушного ко всему унхорна.
Если бы Йетлен мог, он бы немедля бежал прочь. А так... просто отвернулся и поковылял дальше, торопясь добраться до родного дома.
За пару кварталов до цели к нему прицепилась какая-то шлюха. Вполне здоровая и даже симпатичная... если бы не тени неизбывного ужаса и кромешного отчаяния во взгляде, плохо скрытые за показной разнузданностью и слоем слишком яркой косметики.
- Эй, красавчик, - предложила она слегка заплетающимся языком, - давай развлечёмся? А? Напоследок? - И махнула початой бутылкой тёмного стекла, слишком пыльной и отлитой в слишком причудливой форме, чтобы содержать внутри какую-нибудь поддельную дешёвку. - Я даже денег с тебя не возьму! На кой они теперь-то, деньги? А? Что скажешь?
Йетлен промолчал.
- Что, красавчик, брезгуешь? - шлюха забежала вперёд и встала у него на пути. Рот её перекосился не самым приятным образом, глаза сузились... будь она кошкой - прижала бы уши и вовсю шипела. Йетлен поневоле остановился. - Думаешь, лучше всех, самый умный, а? Дурак! Думаешь, магия твоя тебе поможет? А? Дважды дурак! Все мы сдохнем! Кроме тех, кто уже сдох! И я! И ты! И все, кого ты знал! Синяя смерть за каждым придёт!
- Уйди с дороги.
- Нет!
- По-хорошему прошу: уйди.
- Ну чего тебе, жалко, что ли? - шлюха внезапно перешла от самоубийственной ярости к исступленным рыданиям. - Хотя-а-а бы напоследок, а-а? Ублажи малышку Маро, а уж я в долгу не останусь! А? Знаешь, какие я штуки умею делать?
Она перешла к весьма непристойному перечислению своих навыков, пока Йетлен. обойдя её по дуге, пошёл дальше, и целый квартал тащилась за ним, нахваливая себя и давясь то рыданиями, то хлебаемым прямо из горла дорогим вином. Потом внезапно - щёлк! - прекратила ныть. Наверно, из-за того, что вино кончилось. В новом припадке ярости "малышка Маро" кинулась на рот-мастера со спины, предваряя рывок неточным броском опустевшей бутылки. Маг отшагнул в сторону, поймал и без лишней аккуратности уложил наземь шлюху, мгновенно сражённую сонными чарами. Когда он выпрямлялся (неторопливо, ибо голова от резкого движения закружилась втрое противнее прежнего), брошенная бутылка отлетела от воротной решётки, преграждающей вход в угрюмую громаду доходного дома компании Верзель, и зазвенела, катясь по мостовой. Не разбилась она лишь чудом.
Однако далеко Йетлен не ушёл. На следующем перекрёстке он словно корни пустил. Там, где раньше стоял уютный двухэтажный дом его семьи, отлично видная за невысоким решётчатым палисадом (местами опрокинутым), зияла в земле здоровенная воронка.
И - ни следа признаков жизни, как ни напрягай чувства.