Аннотация: Хоть Хэллоуин и прошёл, всё же выложу. Рассказ старый, но кто-нибудь да оценит.
ЗЕРКАЛА И СВЕЧИ
Однажды он вернулся на Землю, как убийца возвращается на место своего преступления. Он вернулся: годы и расстояния ничего не значили ни для него, ни для того, чему он был господином и седоком. Устилая раскалённый трек пеплом пропащих душ, он низринулся с небес на чернопёрой птице с серебряным клювом. Опустясь на мокрое от слёз дождя шоссе, он помчался к горизонту в чёрной машине с серебряной решёткой радиатора. Очень быстро он ворвался в тот город, где жил когда-то и где, кажется, жил сейчас - не он нынешний, конечно, а он прежний: слабый, близорукий, смертный человек. Как везде и всегда, здесь для него должно было найтись занятие.
Это время не имеет конца, а вечность скоротать очень просто... Конечно, если знать - как.
Он колесил по улицам, иногда проезжая дворами, иногда пересекая площади. То, что в данный момент казалось машиной, облитой чёрным лаком, не возражало. А ему - ему было всё равно. По пути ему случалось мимолётно глянуть сквозь зеркальные очки на какого-нибудь прохожего. И если та, на кого он глядел, в этот момент ловила своё отражение в его очках, она могла споткнуться на ровном месте от внезапно накатившей лёгкости. Если же взгляд сквозь очки встречал мужчина, его грудь пронзало тонкое до неразличимости остриё. И редко кто позже мог вспомнить, что именно в тот миг жизнь опустела окончательно и бесповоротно. Те, кому было довольно одного взгляда вернувшегося, изначально не склонны замечать подобную ерунду. Конечно, и вернувшемуся с них было не много проку; впрочем, повторим, он не спешил начать настоящую охоту за настоящей дичью.
Пока не заметил её.
Эта была будто создана для него. Наполовину спящая, она всё же сияла, как никто в этих сонных местах - собственным светом. А может, шевельнулся где-то в глубинах обрубок угасшей памяти? Как бы то ни было, он свернул к обочине, вышел и встал на пути своей добычи, опустив руки в карманы. Чёрная, непроницаемая скала - и вместе с тем призрак серой нереальности, который, кажется, довольно перекрестить, чтобы он сгинул с рыдающим стоном. Равно обманчивые крайности...
Но в каком обмане нет зерна истины?
Эта шла вперёд, не пытаясь свернуть, пока не остановилась в трёх шагах. Так же упрямо расставила ноги, гордо выпрямила спину, бросила насмешливый взгляд исподлобья. Он попытался поймать её, как ловил других: глаза в глаза. Ничего не вышло. А эта - наверно, не почувствовала даже звонкого мига головокруженья. Всем, что он смог поймать, было имя: Вероника. Короче - Ника. Слишком мало...
Ну и хорошо. Настоящая добыча должна быть хотя бы наполовину охотником, а на другую половину - противником.
Ника была настоящей.
- Ты кто?
- Можешь звать меня... Верн, - почти не разжимая губ.
- Верный? - Смешок.
- Отчасти. Больше - Вернувшийся. Это длинно, так что пусть имя будет покороче. Верн... Ника.
Девушка слегка вздрогнула. Другой бы и не заметил, но он не был "другим".
- Прошу, - Отшагнув назад, он указал кивком головы на свою машину. Но даже не подумал раскрыть перед нею дверцу. Изображать слугу? Ещё не хватало. Галантность? Почти галантерейность. Смешно. И совершенно не в его вкусе. А главное: что выберет она сама? Отказ, передняя дверца или задняя дверца? Хотя в её решении он был почти уверен.
Передняя.
Обойдя, он сел за руль.
Двинулись.
Сама собой заиграла музыка: тихая, больная, мятущаяся. Откуда звук? Непонятно. Прислушавшись, Ника поняла ещё одно: солирует вовсе не скрипка. Это не инструмент летит, спотыкается, изломанно вскрикивает. Это такой голос.
Чей?
Мурашки.
- Куда едем? - не удержалась она от банальности. И добавила, - Не в ад?
- Как было однажды сказано и услышано, ад является не местом, а состоянием. - Пауза. - Хотя детали тоже важны.
- Это ты, конечно, знаешь по опыту.
- Конечно.
Рассыпался хохот барабанов. Скрипка зашлась в ужасе.
- А разве этого не знаешь по опыту ты сама?
Ника вздрогнула так, что это заметил бы всякий, имеющий глаза.
И не ответила.
Город кружился за тёмными тонированными стёклами - тоже тёмный, какой-то подводный, неживой. Или - живой по-другому. Музыка скребла по спине, касалась лица, в насмешках и гримасах совсем не смешных не замечая одежды, этой важной для людей повседневной брони. Вот стонущий аккорд проник особенно глубоко...
...и Ника закружилась с Верном в медленном танце, не чувствуя ног - но очень остро чувствуя охвативший лицо огонь. Совсем другая музыка, полусвет и полутени, запах жасмина, тонкий полёт... А на лице, том, напротив, зеркальные очки и два искажённых отражения - два лица. Радость и отчаяние, смех и крик...
Равно обманчивые крайности.
И был новый провал, и была постель, как продолжение танца. Ника не смогла бы сказать, что это: боль или счастье, смех или ярость - или неестественная смесь их. Она знала одно: никогда и никто не поднимал её на такую высоту. И сама она не поднималась сюда. Не видела, как близкое солнце плавит воск, крепящий перья к крыльям. Никогда ещё не...
Рука ласкает обивку салона. Машина - такая живая! - отвечает урчанием в инфразвуке. Верн говорит... Впрочем, нет - он уже всё сказал. И она знает, что надо делать. Это не служба, и тем более не рабство. Слишком много себя ей пришлось бы отсечь, чтобы стать рабой. Это просто... правильно.
Да.
Открывается дверца, шаг на тротуар. Взгляд вперёд, вперёд. Пока не настало время возвращаться - только так.
А тот, кто велел называть себя Верном, смотрел вслед. Глаза его тайно пылали за зеркальным стеклом.
Какая охота... Невероятная, выводящая за все границы! Он сделал меньше, чем хотел поначалу, но много больше, чем мог надеяться. То, что случилось, унесло его из привычного круговорота охотник - жертва. Унесло и забросило выше. Много выше!
Он хотел забрать её свет, как забирал тусклые огоньки других. Но вместо этого - вырвал Нику из дрёмы, придав ей сил. И теперь он провожал взглядом не двуногую дичь, нет... Скорее наоборот.
А когда они встретятся снова - когда, не если - о! Какой наградой станет эта встреча для них обоих!..
Улицы города - знакомые, но чужие. Утро.
День.
Вечер.
- Ника! Постой, Ника!
Неспешней шаг. Взгляд через плечо. Да. Обожатель, считающий себя тайным.
- Привет, Рон. - И снова взгляд направить вперёд. Догонит, если охота!
Догнал.
Пошёл рядом.
- Тебя долго не было на занятиях.
- Долго? - с безразличной ленцой.
- Две недели... почти. И ты... ты изменилась. Наверно, твой новый кавалер действительно хорош, если ты забыла обо всём и вся.
Кавалер?.. А, он имеет в виду...
- Может быть. Я не помню.
- Как это?
- Очень просто. Я не помню, что делала последнее время... почти.
Откровенность и не слишком тонкая издёвка - в одной фразе, как в коктейле.
Убойная смесь.
- Надеюсь, - и в голосе Рона звучит неподдельная тревога, - ты не принимала ничего такого, отчего можно потерять память?
- Химикаты? Трава-грибы? Фу! Вульгарщина. И разве я похожа на наркоманку?
- Тебе лестно или честно?
- А так и так сразу - слабо?
Вызов брошен, вызов принят. Наивный дурачок! Если бы он знал...
Это ничего. Узнает.
- Если и лестно, и честно - похожа.
- Ты меня разочаровал. Что в этом лестного?
- Поначалу наркоманы выглядят лучше, действуют решительней, думают быстрее. Они живут даже не на сто процентов - на сто двадцать, сто пятьдесят... На все двести. Беда в том, что долго так продолжаться не может. Я вижу, что ты уже не идёшь, а летишь. Я вижу улыбку, от взгляда на которую слезятся глаза. Ты была красива, а стала дьявольски прекрасна... да, дьявольски! Скажи, что я должен думать?
- Что я поумнела и повзрослела. Ты знал всего-навсего девушку, каких много. Теперь перед тобой женщина, равных которой нет. Только и всего. Ты не веришь?
- Я сомневаюсь.
- Тогда я развею твои сомнения. Вперёд!
Улицы. Дворы, переулки, снова улицы. Рон не задавал вопросов. Но когда перед ними вырос сияющий огнями фасад, пробормотал себе под нос:
- Как же, помню. Здесь-то я и видел их вдвоём...
Ника прошла мимо охраны, не заметив преграды - не понадобилась даже улыбка. Рон прошёл за ней на правах тени. А внутри - шум! Дым! Свет! Растворяющее в себе, хищное, раскрытое в ненасытном ожидании. Но Ника оглянулась - и всё, кроме неё, стало фальшивым и тусклым. Зато сама она вспыхнула ярче, вобрав и отразив блеск, как хорошо огранённый бриллиант.
Она поистине изменилась... Это пугало, но одновременно тянуло. Отталкивало - и ещё сильнее влекло.
Как полёт. Как гибель. Как вечность.
И назвать Нику девушкой уже не повернётся язык. Действительно, что в ней девичьего? Или сгорело, или отлилось в новой форме, но и так и так - ушло.
Nevermore!
- Что теперь?
- Танцуем!
И они танцевали.
Рон не подозревал, что такое возможно. Да что там - в своих самых смелых мечтах не воображал такого!
Сначала Ника была как огонь. Близкий, жгучий, неуловимый. Затем вспыхнул он сам - и границы стали нечётки. Но огонь питает огонь, усиливаясь при этом. Когда исчезло всё лишнее, остались лишь звуки, свет и скорость. Только движение - чистое, мощное, яростно радостное. Как бесконечный вдох.
Whirl'n'rage!
Только так.
И время - полёт - провал... Ничего ухватиться. Рассудок долой.
Только так!
...ночная улица. Звёзды. Луна. Всхлип. Вдох-выдох, вдох-выдох. И ещё. Что это было?
- Вынырнул? - И с неохотным уважением. - Ты быстро.
Повернуться на голос. Профиль жрицы. Или святой.
Это Ника. И кажется, мы... мы...
- Теперь верю.
- И только-то? - Необидная насмешка во встречном взгляде.
- Не только. Ещё я понимаю... древних. То, о чём нельзя рассказать... я теперь тоже это помню... Или не помню. Это было со мной - так точнее всего.
- У-у-у... Рон, как можно говорить такое сейчас?
- Ты права. Прочь занудство!
- Именно. Идём!
Встав со скамьи, Рон не спросил, куда.
Круги, круги, круги. Чёрная машина призраком скользит по улицам. Иногда она сворачивает не просто за угол, и всадник поправляет плащ; ночной колокол глушит перестук копыт. Тонкий свист - стремительный силуэт скользит меж башен, сияющих электрическими огнями. Господин в настроение ночи, и то, чему он хозяин, с радостью показывает ему ночь за ночью в одном и том же городе. Ночь за ночью, такие разные... и, в сущности, одинаковые.
Но внезапно на пути возникает преграда. В уме мелькает насмешливое: троица!
К барьеру.
- Мы слушаем вас, - роняет Верн.
- Ты на грани нарушения закона, - говорит левый из троих.
- Ты идёшь по своим следам, - правый.
- Тебе лучше покинуть эту непрерывность, - средний.
- Вы всё сказали?
- Мы сказали ясно, - Все трое, как один.
- А теперь скажу я. - Верн делает неуловимый жест, и под его открытым взглядом - без очков - троица ёжится. - Что для меня теперь закон? Что для меня причина, а что следствие? Что правило, а что исключение? Ответ один: ничто, никто, нигде. Не думайте, что познали все пути. Этого не дано вам вашим же собственным законом. Прочь с дороги!
- Мы слышали тебя, - Вновь трое, как один. - Мы слышали ясно. Больше мы не остановим тебя. Но закон не знает исключений и не освобождает никому путей. Помни.
Вдогонку уходящим:
- Не хочу.
Улыбка. Очки.
...и снова круги по ночам.
- Надо с ней поговорить.
Отгородившийся газетой не ответил.
- Слышишь, ты? - Снова нарушила тишину Евгения. - Отец ты или нет!?
Бумажная броня даже не дрогнула. Нахмурившись, Евгения оставила попытки достучаться до мужа. Как всегда. Всё равно толку не будет, подумала она, яростно давя дымящийся картофель в пюре. Сколько уж раз...
Хлопнула дверь.
- Привет! - Вероника впорхнула на кухню, мимолётно клюнула мать в щёку, - Вот, кормитесь, - сумка опустилась на жалобно скрипнувший табурет у стенки, - Как говорят в народе, фрукт - это самый лучший овощ. А мне опять пора. Чао!
- Постой! - Евгения вскинулась. - Куда ты?
- Дела! - небрежно улыбнулась дочь, полуобернувшись. И словно растаяла, оставив запах фруктов и чего-то более тонкого - может, полевого ветра?
- Покушай хотя бы, - вдогонку, почти жалобно.
- Некогда! Не хочется!
Хлопнула дверь.
Ну и ладно, подумала мать, давя и давя картошку. Ладно. Она всё-таки не похожа на этих... она счастлива... кажется...
Слеза упала в пюре.
Ну и ладно. Солонее будет.
- Эй, девушка!
"Наконец-то. Пять минут на обормота пялюсь.
Тормоз с шеей от жирафа".
- Конечно.
- А? В каком смысле?
"Точно тормоз".
- Я ответила на ещё незаданный вопрос. Конечно. Course. Definido. Да.
- Во как... Владимир я. Влад.
- Ника. Отметим знакомство?
(Та, что сидела с ним рядом, недовольно нахмурилась и отчалила. Но он уже попал и не обратил внимания на эту досадную мелочь).
Они отметили - зайдя в первое попавшееся кафе. Влад был слегка ошеломлён - и, разумеется, не мог видеть тех лёгких нитей, которыми Ника всё крепче оплетала его суть, отрезая "лишние" пути. А у неё это получалось просто, без ненужных размышлений. Чуть повернуть голову, улыбнуться, вздохнуть в нужном ритме, очертить пальцами нечто неопределённое, но единственно важное... Раз, и два - и глубже, сильнее, больше. Теснее. До растворения.
Влад, однако, никак не растворялся. Была у него своя броня, последний козырь и крайний рубеж, за который Ника не могла зайти, как ни старалась. Может, это было его безбрежное самомнение, а может, чья-то любовь... не понять. Силы-то Нике хватало, но опыта - ещё нет. И тогда она решила выложить свой собственный козырь.
- Ну, пойдём?
- Куда?
- Ко мне, конечно. Не пойду же я к мужчине всего после часа знакомства!
- Ха-ха! Пошли!
В подъезде рука Влада обвила её талию; Ника повернулась, посмотрела в глаза, ярко-синие даже в полутьме, взяла в ладони его голову, как большой созревший бутон, и шепнула:
- Не спеши.
И Влад застыл, а руки его повисли. Ника наградила его улыбкой, больше предназначавшейся ей самой, и скользнула вверх по лестнице.
- Догоняй!
Наверно, Влад как-то догнал её, потому что внутрь они вошли вместе... вроде бы... отчётливо помнился только запах её волос и струящийся свет...
- Опять торопишься? Сюда. Смелее.
Свечи. Чёрный бархат. Окон нет. Зеркало... точнее, зеркала: огромные, в рост, одно перед другим, глядящие в воронку отражений. Влад настолько не ожидал ничего подобного, что даже немного протрезвел.
- Странные у тебя... привычки.
- Разве мне это не идёт?
- Нет... нет, пожалуй, только такое тебе и подходит.
- Ах, как ты прав! - Скользкий атласный смех. - Я, в отличие от других, не стесняюсь сознаться, что я - ведьма. Боишься?
- Нет!
- Боишься, я чую. Смотри!
Влад посмотрел.
И ослеп.
Спустя какой-то миг голос, странно ломкий и плоский, сказал:
- Прощай.
Он моргнул. И моргнул снова. Где-то рядом была свежая дыра. Оттуда тянуло холодом и серостью. Это дыра делала всё вокруг плоским. Он оглянулся - но, завершая движение, уже не помнил, что он искал. Дыра затянулась.
Холод и серость остались.
- Ступай-ступай.
Говорящая пристально всматривалась в зеркало, не оборачиваясь. Кажется, он знал её. И... а... Лиза? Рита? Неважно. Подойдя, он попытался обнять её - жест, за которым ничего не стояло, совсем ничего. Не успел. Голос сверкнул сияющим приказом, слепящим, как перчатка в лицо:
- Уйди же!
И приказ тут же переплавился в собственное желание. Он нырнул с головой в облако темноты, а вынырнул у витрины какого-то магазина. На него из-за стекла смотрел бледный манекен, а из стекла - другой манекен, в знакомой одежде.
Глаза у того и у другого были серые. Белёсо-серые, как туман.
Игра.
У других Ника просто брала. Но Рон... что-то в нём удерживало её. Что-то она чувствовала. Или даже предчувствовала. И потому она говорила себе, что играет с ним. Да. Поэтому не спешит. Когда затягивается игра, это даже интереснее.
Простое объяснение. Простейшее. Удобное.
Не заставляет задуматься.
Но даже в игре однажды надо сделать решительный шаг: или - или.
Трубка в руке. Писк кнопок. Гудки.
- Здравствуй.
- Здравствуй, Ника.
- Ты можешь зайти ко мне?
- Прямо сейчас?
- Да.
- Жди.
...Звонок в дверь. Вернее, курлыканье. Не самая удачная имитация птичьего пения. Но ведь это - город, он полон механических соловьёв.
- Ты готов к серьёзному разговору?
- Я не пионер. Что за сюрприз ты мне приготовила?
Тёмный наряд подчёркивает фигуру и важность момента. Глаза Рона невольно обегают Нику, вновь останавливаясь на всёзатмевающем лице. Она особенно прекрасна сегодня.
Дрожь по спине.
Что-то должно случиться.
- Я хочу задать тебе два вопроса.
- Только два?
- Кого другого я бы вообще ни о чём не спросила... и не просила.
- Ценю. Спрашивай.
- Ты любишь меня?
- Раньше любил. - Уверенно, не отводя глаз. - Теперь... может, это больше, чем любовь?
Ника улыбнулась. Шагнула ближе.
- Сделаешь ли ты всё, что я скажу?
Отвечая, Рон не улыбался:
- Если ты скажешь: лети - я полечу. Если ты скажешь: падай - я упаду. Скажешь: умри - умру. Но полёт, падение и смерть - я хочу делить с тобой всё. Только с тобой.
- Хорошо. Идём.
...В задней комнате чёрные шторы были задёрнуты так плотно, что даже тени света фонарей не могли проникнуть внутрь. Тени света... да. Именно. Свечи, казалось, загорались просто от прикосновения Ники. А может, и не казалось, а было. Рон не обращал внимания. Его сразу властно притянули зеркала. Всего два - но стоящие так, что открывался путь в коридор иллюзий, чьи дальние отражения скрывала дымка нереальности.
С места в карьер. Гром копыт. Рёв мотора. Вой генераторов и свист турбин. Быстрей, ещё быстрей! Расступись, тьма!
И тьма расступилась.
Как тормозили - память не хранила. Как-то. Как-нибудь. По лестнице - и призраком сквозь дверь, он не вампир, пороги не преграда... Преград не существует. Никаких. Но поздно, поздно, поздно...
Почему?
- Верн? - вполоборота, распрямясь.
- Я чувствую тревогу. Что происходит?
- То же, что всегда...
Он просочился мимо. И остановился.
Два зеркала и свечи. В зеркалах - тот коридор, который, в общем, мелкая деталь, не очень важная, но... между зеркалами...
Он опоздал. И всё-таки - успел.
- Ника! Ты знаешь, кто он?
- Мой знакомый. Просто ещё один...
- Не просто. Или ты не ощутила?
- Я...
- Нет, не ты. - Улыбка жжёт, как льды Коцита. - Ты - прихоть. Ты - лишь соломинка. Искра. Ну, может быть, отчасти, повитуха. А правда в чём? Он - альфа, я - омега!
- Что?
Верн смеётся. Ника дрожит.
- Внимание к деталям. - Снова серьёзность. - Когда-то ОН хотел всё изменить. Прожить остаток просто человеком, состариться, стать пищей для червей. Ведь вечность тяжела - ты это ощутила, но далеко не в полной мере... пока ещё нет. У тебя всё впереди... - шёпот на грани эха. - ...и у него тоже.
Ника задохнулась.
"Как я могла не замечать их сходства?"
- Значит, время...
- Взяло себя за хвост. И тут же задумалось: а что с ним делать? Пожевать? Я сейчас могу вернуть ему себя. Ещё не поздно. Но ведь не захочет! Ты не захочешь тоже. И самое главное - уже не хочу я!
- Верн... кто ты?
- Догадываешься? Узнаешь точно. Ты узнаешь всё - и даже больше. Много больше!
Он птицей заскочил на подоконник, полуобернулся.
- Машина - ваша. Музыка, пространство, время - тоже. А мне пора. Прощай.
Верн ухнул в ночь. Ника подбежала, рванула шторы, посмотрела вдаль - но поздно. Тот, кто был омегой, растворился во тьме. И даже ангелы, чьи перья белы, а глаза сияют любовью, не ведают, что стало с ним потом.