Есть же еще на Земле такие безрадостные места... Будто вымерло всё - ни белочки, ни птички. Только серо-сизые тучи ползут низко, вровень с хребтом, сеют мелким дождем на полинявший лес. У Горбовского враз веселье улетучилось. Поскучнел, замолчал, подбородок задумчиво чешет. А Комов, напротив, оживился - предвкушает КОНТАКТ. И этот... Лапы напружинил, водит ушами как локаторами. Ну что, почуял уже своих?
- Думаешь, я считаю их своими?
Вот ведь телепат! Ридер большеголовый!
- Поль, ты действительно сравниваешь их с голованами? - повернулся Комов. - Почему? У нас же не было ядерной войны, мутаций...
- При чём тут война? Голованы появились ДО катастрофы. В военных лабораториях, где ставили эксперименты с местными собачьими. Такая же лаборатория была и здесь двести лет назад. Только Фидлер работал не с собаками, а с медведями.
- Вот и разница! - хмыкнул Горбовский, отгоняя зудящего комара. - То - киноиды, а то - урсоиды.
- Он имел в виду, мы тоже не люди и не звери. - Щекн посмотрел исподлобья, точно в душу заглянул. - Что-то третье...
- Мы считаем голованов разумной негуманоидной расой! - веско произнес Комов, - С которой у нас полностью равноправные, дружественные отношения.
- И кем будешь считать отарков, когда найдем?
- Разумеется, равными партнерами по контакту. Если, конечно, они не слишком деградировали.
- То есть, если они по-прежнему разговаривают и решают уравнения. И мы им сразу предложим контакт?
- Не советую, Геннадий, - невесело усмехнулся Горбовский, - Съедят!
- Я не говорю, Леонид Андреевич, что всё будет сразу и всё будет просто! Возможно, отарки до сих пор враждебны к людям. Что не удивительно. Но я думаю, что коллега Итрч может сыграть здесь важную роль как посредник.
Щекн скосил на Комова желтый глаз:
- Народ Земли не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не будет вмешиваться в дела людей. И в дела отарков.
Сказал и побежал вперед, тяжело припечатывая лапами сгнившую хвою.
На ночлег остановились у бывшей фермы, теперь совсем заросшей лесом. Щетинистый ельник расступался лишь там, где, судя по ржавым останкам, был машинный двор. Стало по вечернему тихо, только печально звенели комары. Щекн, не говоря ни слова, исчез в сгущавшейся темноте. Комов всё еще возился, вытягивая из тюбика палатку. От нарубленных веток пахло смолой.
Горбовский, наконец, встал с лежанки, чтобы помочь с костром:
- Знаете, Поль, а война очень даже причем. На Саракше голованы из разбомбленных лабораторий оказались предоставлены сами себе. Остаткам населения было не до них, да и что могли эти вымиравшие от радиации бедолаги? А на Земле отарки сами сбежали на волю, перебив персонал. Только войны тут не было, людей вокруг было много. И в конце концов местные фермеры устроили такой "День гнева", что об отарках с тех пор и не слышно.
- А что фермерам оставалось? Их же терроризировали, детей воровали. Так и говорили: "Напустили на людей людоедов!"
- Папуасы на Новой Гвинее тоже считались людоедами, - отозвался единоборствующий с палаткой Комов, - Но Миклухо-Маклай наладил с ними контакт.
- Папуасы высшей математики не знали. А отарки были людоедами из сознания интеллектуального превосходства. Дескать, умнее, чем вы, поэтому можем вас жрать!
- Эх, Поль, мы сами давно ли от такого ушли? - Горбовский бросил в костер ветку, затрещавшую яркими искрами. - Как раньше говорили по поводу разумности китообразных: '"Если бы киты были умнее, то не мы бы на них охотились, а они на нас!" Вот такой критерий интеллекта. Да и сейчас... Готовы ли мы признать на Земле нечеловеческую цивилизацию? Возьмите хотя бы Массачусетскую машину. Не зря же ее отключили, как только она стала себя осознавать.
- В наше интересное время, Леонид Андреевич, - подсел, отдуваясь, к костру усталый Комов, - сам Фидлер, наверняка, попал бы под запрет Мирового Совета. И его отарков сразу выслали бы с Земли вслед за андроидами.
- Да, имели бы мы проблемы с этим Фидлером. Говорят, настоящий был социопат.
- Как вы можете! Это величайший гений в истории! Его идеи лежат в основе современной нуль-физики. Он делал первые опыты с кодированием сознания... Да что там... Есть сведения, что он пытался подсадить отаркам собственную матрицу!
- Какой ужас! Если это правда...
Горбовский поднял голову и посмотрел на серую полоску дыма, плывущую на фоне звездной черноты.
- Наука безразлична к морали. Но только до тех пор, пока ее объектом не становится разум. И тут перед нами лежат неразрешимые проблемы. Мы не уверены, что можем разобраться с разумом в собственных, земных делах, а нам приходится думать, чью сторону занять в конфликте двух цивилизаций на другой планете...
- Если вы, Леонид Андреевич, ставите вопрос: за кого мы будем на Саракше: за людей или за голованов, то ответ очевиден - и за тех, и за других! Хотя лично мне голованы куда больше по сердцу, чем штурмовики Неизвестных Отцов или десантники Островной империи.
- Да-да, Геннадий, - закивал Горбовский. - Себя мы судим гораздо строже. Чем больше узнаем людей, тем сильнее нравятся собаки.
- Тут никого нет! И много лет не было! Ни медведей, ни отарков.
- А я тебя опровергну!
Голос был слабый, хрипловатый. И неживой, как у киборга.
Горбовский кинул в огонь новую ветку. Заплясавшее пламя осветило тень на краю поляны. Размытый серый силуэт, светящие красным глаза... Поль уже целился с колена, плавно нажимая гашетку.
- Не стреляй!
Тот же мертвый голос. Палец инстинктивно остановился в миллиметре от спуска.
Отарк выстрелил первым.
Не понятно из чего.
Ослепительная лиловая вспышка и медленно летящее сквозь застывшие языки костра, переломленное страшным ударом тело Горбовского.
Очередь прошила место, где только что стоял отарк... Но он уже скрылся за остовом трактора... Он уже откатывался в лес, свернувшись в темный шар... Поль побежал, стреляя вслед, проталкивая себя сквозь ставшие вязкими секунды. Но чудовище было быстрее. Необъяснимо быстрее. Со скоростью стартующего флайера отарк исчез между деревьев.
- Он умрет? - спросил Щекн, нагнав в прыжке над поваленными стволами.
Поль на бегу отмахивался от веток, колюче бьющих в лицо, выкидывал из магазина анестезирующие иглы и вставлял термитные патроны.
- Да! - Потом понял, кого имели в виду. - Нет!
- У него есть дети?
- Не знаю! - выкрикнул Поль и добавил, - Мы все его дети.
- Если в вас нет памяти родителей, всё равно чьи вы дети... Он идет на остров. Он будет там ждать.
Так, это уже об отарке. Остров так остров. Он здесь один, на озере. Там, где была лаборатория Фидлера. Но как голован об этом узнал? Опять телепатия?
- Называть можно как угодно.
Связи с Комовым не было. Поль хотел отослать с сообщением голована, но Щекн сразу отказался, еще до сказанного. К озеру они добрались под утро, когда рассвело. По дамбе перешли на остров. Здесь рос уже не ельник, а одичавшая акация. Меж корней мелькали искрошенные кусочки кирпича или асфальта. Вот и всё, что осталось от лаборатории.
Щекн первый обнаружил вход в подземелье - щель между вылезшими из-под грунта плитами. Обнаружил, но не пошел, лег пузом на землю и чуть ли не заскулил. Поль перешагнул через разумную псину и полез по темному проходу вниз.
Берлога была большой, со сходящими в купол стенами, покрытыми чем-то светящимся. Свет был неприятный, желто-зеленый, будто гнойный. Отарк сидел на бетонном полу по-медвежьи, широко расставив задние лапы. Его морда ничего не выражала.
- Оставил волка за спиной? Мы им не доверяли. Даже не ели. Всего боятся. Вы были такие же, хоть и не все.
- Это у вас одна эмоция - страх.
- Не у нас. Остался один я. Больше никого. Больше не боюсь.
- Это хорошо. - Поль поднял карабин. - Зачем ты стрелял?
- Хотел говорить.
- Тогда ты стрелял не в того!
- Не льсти себе. Я хотел говорить не с тобой.
Поль стиснул ложе карабина, вдавил приклад в плечо. Одно касание пальца, и тварь станет пеплом... Ну же! Дай мне повод!
- Очень вы грозны, Поль! - знакомый голос за спиной.
Не выпуская отарка из-под прицела, чуть развернулся, бросил боковой взгляд.
Горбовский. Жив и здоров. И даже энергичен. Только в грязи извалялся и нос свой утиный, как обычно, поцарапал.
- Леонид Андреевич, вы в порядке?
- Видите ли, Поль, меня не хотели убить. Скорее наоборот. Вообще-то, он и не стрелял. Это был способ вывести на свой интеллектуальный уровень...
- Поговори со мной! - Отарк оскалил пасть, пристально вглядываясь в Горбовского. - А потом я тебя съем. Или ты меня.
- Меня не устраивают оба варианта. Пойдемте, Поль. Я, собственно, за вами.
Комов крепился, но было видно, как он сильно расстроен.
- Почему мы сворачиваем контакт? Ведь была явная заинтересованность в диалоге.
- А у меня вот нет никакой заинтересованности, - ответил Горбовский, развалясь на диване птерокара. - И с кем устанавливать контакт? Могут быть цивилизации и из одного существа, но нет цивилизаций без позитивной основы. С гуманизмом, который становится безусловным рефлексом. А тут что? Очередная попытка сотворить сверхразум через искоренение эмоций. "Разум без доброты" - так, кажется, назвали эксперимент Фидлера. Получилось настолько омерзительно, что даже на трагедию не тянет. Ну вот не жаль мне нисколько этого последнего из отарков. И о чем с ним говорить?
- С голованами будет то же самое?
Щекна с ними уже не было. Он отправился к себе на Телон, лишь добрались до первой кабинки нуль-связи. Обиженный и молчаливый.
- Надеюсь, что нет. Я же говорил: одно дело - киноиды, другое - урсоиды. Собаки - стайные существа. Социальные инстинкты из них так просто не вытравить. Есть, конечно, риск, что голованы пойдут в ученики к этому созданью Фидлера. Присутствует у них эдакая собачья тяга к могущественному покровителю. К счастью, они ему самому неинтересны.
- Думаете, он действительно один?
- А что происходит с сообществом эгоцентриков и социопатов, когда отпадает потребность в продолжении рода? Отарки же не столько людей ели, сколько друг друга. Взаимопожирание, Геннадий! - ответил Горбовский и процитировал по памяти: "Тако злы нравом и не знают великодушия. Поэтому и говорится: тако-но томокуи - ВЗАИМОПОЖИРАНИЕ тако". Они и были всегда одиноки. Другие для них - развлечение и пища. В итоге остался последний - владыка мира, великий логик. Самый умный, безжалостный, могущественный. К тому же, наверное, и бессмертный. Такая вот вершина пирамиды вертикального прогресса.
- При чем тут...?
- Потому что это и нам предупреждение. Если до кого-то не дошло после Камилла и других ученых-киборгов из "Чёртовой дюжины". А ведь многие так и не поняли, какое это несчастье - одиночество чистого разума. Как это тоскливо всё знать и ничего не хотеть. Кстати, Камилл жаловался, что ему не с кем играть в шахматы. Предложу-ка я ему съездить на Маунт-Беар. Из всех решений надо выбирать самое доброе!