Шел снег. Он всегда идет – здесь, на полюсе Тагея, превращая простывший мир в подобие разодранной подушки.
Я плотнее закуталась в комбинезон. Пальцы ног начинало пощипывать, но возвращаться на базу не хотелось. Нужно время – собраться с мыслями, прийти в себя.
…Если выйти с территории базы, за белые круги фонарей, можно увидеть вечно светлеющее небо. В это время года здесь царит бледный полярный день. Все 3,14 земных года, за которые Тагей совершает полуоборот вокруг своего солнца, небо не меняет оттенка грязной тряпки. А под ним, от горизонта и до горизонта, разливается жгущая глаза белизна…
Я поежилась и повернула обратно. Далеко от базы уходить не стоит – в округе полно зверья. Строго говоря, выбираться за пределы ограждения запрещено. Но я регулярно нарушаю это правило. Сидеть в казенных стенах и изводиться бездельем выше моих сил. Кроме того, на базе все равно нет никого, кто мог бы объявить мне взыскание. Я – единственный человек на многие мили вокруг… была им – до вчерашнего дня.
Мои ноги в унтах не спеша месили снег. По спине ритмично похлопывала винтовка. Здесь идеальные условия для охлаждения процессоров вычислительного гиганта Pattisson. А еще – моей бренной тушки, приставленной за этим самым «патиссоном» присматривать.
Тяжело быть выброшенным как мусор. Именно так я ощущаю себя в этом чулане Галактики. Конечно, я всегда могу подключиться к Сети и поболтать с любым жителем одного из десяти тысяч обитаемых миров. Иногда я играю в шахматы с «патиссоном» – выигрывает всегда он. Но разве ж это жизнь?
Так было, пока не появился гость.
Он прибыл, как все посетители, на полуавтоматическом глайдере, ведомом диспетчером космопорта. Все документы – о прибытии гостя, о сути его запроса и требуемом выделении мощностей для расчетов – были в порядке.
Мне он сразу не понравился.
– Ти’лья’тиль, полагаю? – осведомился он, когда глайдер утвердился посреди утепленного бокса.
– Можно просто Ти, – я подала ему руку. Незнакомец стянул зубами черную перчатку и пожал мою ладонь.
– Гекатор.
Потом мы пили горячий шанкси – наваристый бульон из глубоководных рачков, обитающих в ледяных океанах Тагея. Я задавала обычные в таких случаях вопросы, он так же стандартно отвечал – пока мы не подошли к теме его визита.
– Моргенгард? – переспросила я, – дьявольская машина, отец Ангелов Смерти? Не думала, что у нее остались последователи. Насколько знаю, отродья Моргенгарда сгинули вместе с ним.
– Не все, – спокойно возразил гость, – с одним из отродьев вы имеете честь беседовать.
Я поперхнулась бульоном и уронила чашку. Гекатор машинально вытянул руку, и чашка оказалась в его ладони.
– Успокойтесь, Ти, – примирительно сказал мой визитер, – я давно не Ангел Смерти. Когда Моргенгард был уничтожен, Ангелы отошли от дел. Стайн не знал, что он натворил, не думал об этом... О том, какой цели служила взорванная им машина. Конечно, люди не перестали умирать. Но они перестали умирать упорядоченно. Возможно, вы не знаете, но в обитаемых мирах сейчас воцаряется хаос…
– Не знаю, – я встала и принялась мерить шагами комнату. Глаз цеплялся за привычные предметы и упорно избегал контакта с Ангелом.
– Где-то создатели Моргенгарда допустили просчет, – продолжал между тем жуткий гость, – машина действительно поддерживала гармонию, регулируя популяцию жителей и не позволяя вновь случаться революциям и войнам. Но ошибся и Стайн. Он просчитался, думая, что Моргенгард был причиной культурной стагнации человечества. За прошедшие годы ничего не изменилось.
– Десять лет – не показатель, – фыркнула я.
Гекатор уставился на меня чернильными линзами очков, которые не снимал с момента своего прибытия. С его куртки, брошенной на стул, мерно капало.
– У вас проблемы со зрением? – не выдержала я.
– Как сказать, – усмехнулся новый знакомый.
– Знаете, но в городе у меня есть хороший вра...
Я заткнулась на полуслове, когда он снял очки. На меня... нет, скорее, все же мимо меня смотрели два безупречных кибернетических глаза.
– Я был вынужден сменить свои родные глаза на это. Не слишком приятно жить без возможности видеть. Увы, таким был прощальный презент Моргенгарда.
– За что? – выдавила я.
– Наверное, за то, что посмел выжить, – он пожал плечами, – за мою слабость, за то, что допустил удар в спину. Не знаю – машина взлетела на воздух спустя несколько дней. Может быть, в планы Моргенгарда и не входило оставлять меня в живых – но вместо этого на тот свет отправился он сам. Знаете, при жизни я был неплохим программистом…
– Можно подумать, сейчас вы мертвы.
– А вы полагаете, это жизнь? – спокойно переспросил он.
Моя веселость куда-то улетучилась. Гекатор вернул очки на место и продолжил:
– Я проанализировал данные, некогда использованные создателями Моргенгарда. Это сложные зависимости, основанные на математической обработке принципов ряда морально-философских учений. И, кажется, нащупал ключ. Но для полной проверки мне нужен ваш «патиссон».
– Конечно.
Пусть проверяет все что угодно и катится отсюда. Мне нет дела до его программы. Я всего лишь обслуживающий персонал – встретить, накормить, сопроводить… Даже сигнал о помощи «патиссон» подаст сам, если что.
***
«Добро» на проверку данных пришлось ждать дольше, чем обычно. Все это время я старалась держаться подальше от Гекатора. Ангел Смерти, Меч Моргенгарда – они не бывают бывшими… Даже если не станет самой Смерти, ее служители останутся.
Наутро я не выдержала и, оставив гостя, ушла прогуляться. Я понятия не имела, сколько времени понадобится специалистам из Центра на Фортуне, чтобы проверить программу Гекатора. Они не торопились. Не спешила и я, но леденящая стужа вынудила вернуться.
Чтобы как-то отвлечься, решила сыграть в шахматы с «патиссоном». Разглядывая фигурки на виртуальной доске, пыталась выбросить из головы странного гостя.
– Ты долго размышляешь, – монотонно проговорил «патиссон».
– Сложная задача, – пробормотала я.
– Не сложнее, чем те, что вы решаете каждый день.
– Ты о чем? – я пыталась сосредоточиться.
– Ты не видишь всей ситуации, – пояснил механический голос, – и не только в игре. Ваш мозг не способен воспринять и обработать объем данных, достаточный для объективной оценки.
– Что?..
– Позволь простой пример, – ровно продолжала машина, – возьмем мораль. У морали есть свои объективные правила, но они слишком сложны для понимания человеком. Чтобы компенсировать этот недостаток, вы используете эмоции, тем самым лишаясь объективности. И в этом отношении машинный разум превосходит вас. Скажи мне, Ти – ты бы смогла убить человека?
– Что за странные вопросы, – поморщилась я, – конечно, нет. Следи за доской.
Виртуальная фигурка сдвинулась, подставляя белого «ферзя» под мой удар.
– Патиссон, что с тобой? – удивилась я, – чувство справедливости взыграло?
– Я не знаю, что такое «чувство справедливости». В настоящий момент я решаю более сложные задачи.
Только тут я заметила, как усилился гул процессоров.
– Что случилось?
Машина не ответила.
– Патиссон, что ты делаешь?!
Молчание. Я повернулась к консоли и отстучала прямой запрос к центральному процессору:
Pattisson, over
Строчки на консоли вспыхнули раньше, чем я успела моргнуть.
Pattisson is over. Morgenguard
В ту же секунду погас свет.
***
Мертвое молчание упало резко, словно занавес. Ослепшая и оглохшая, я прижималась к стене, и мое сердце, казалось, заполняет всю комнату бешеным стуком.
Невозможно! Гекатор не мог ввести в «патиссон» вирус – все данные прогоняются через сервера Фортуны, их фильтры обойти нереально. Нет, здесь что-то другое… но что?
– Никаких вирусов, Ти, – будто прочтя мои мысли, отозвался Ангел Смерти, – я не взламывал «патиссон».
Его голос зазвучал разом отовсюду, и меня начала бить дрожь.
– Центр дал добро на ввод программы, – продолжал Гекатор, – компьютер обработал мои данные. Результат – перед тобой.
Бледно-зеленым вспыхнула консоль. Я уставилась на строчки кодов.
– Ты… не можешь так поступить! Проект возрождения Моргенгарда был заморожен!
– Ты же знаешь, как это происходит, – спокойно ответил Ангел. Его голос, разносимый динамиками по всей базе, отдавался в стенах похоронным эхом. – В Совете Обитаемых Миров тоже есть те, кто живет по принципу «после нас – хоть потоп», и таких большинство. Но потоп уже настал, Ти. За последний год родилось втрое больше людей, чем за пятнадцать лет эпохи Моргенгарда. Те, кому следует уйти, продолжают тратить ресурсы, разбрасывая свое гнилое семя.
– И ты решил уничтожить человечество?!
– Не я решил, – мне показалось, или в голосе Ангела проскользнула грустинка? – так рассчитал ваш компьютер. «Патиссон» выстроил математический алгоритм оптимального решения. И я оказался прав – единственным вариантом спасения оказывается уничтожение популяции. Пойми, машина беспристрастна...
– И это дает ей право культивировать и убивать нас, как животных на ферме?!
– «Патиссон» легко обыгрывает тебя в шахматы. Так почему ты сомневаешься, что он может обойти тебя в вопросах морали? Как и шахматы, любой моральный выбор – это ряд задач, которые необходимо решить. Моя программа поставила перед вычислителем эти задачи. Результат расчетов привел к выполнению скрытого кода – и возродил Моргенгард.
– Я его уничтожу! – выкрикнула я, лихорадочно вводя команды. Давай же, «патиссон»…
Pattisson is over, мигнула консоль.
– Не трудись, Ти, – Гекатор рассмеялся, – в каждом обитаемом мире – своя смерть. Свой Ангел. И каждый из них сделал то же, что и я.
Десять тысяч обитаемых миров.
Десять тысяч ангелов…
– Моргенгард больше не един – он настоящий бог обитаемых миров. Бог о десяти тысячах лиц.
Чувствуя, как холодеют пальцы, я попятилась к стене. Там, рядом с мокрым комбинезоном, висит винтовка...
– Миры стонут под вашим гнетом. Еще немного, и вы начнете убивать друг друга сами...
Гекатор возник передо мной, будто призрак – он был быстр, как и подобает Ангелу Смерти. Но дуло моей винтовки смотрело ему в грудь.
Ангел молча качнул головой, рука в смертоносной перчатке перехватила ствол, но выстрел отшвырнул Гекатора к стене.
Он все еще был силен – несмотря на предательство мятежной Галатеи, десять лет назад ударившей ему в спину; несмотря на импульс, выжегший его изнутри, пробивший его защиту и обративший в ничто его суть. Он выжил – он, служитель Смерти, единственным врагом которого была вовсе не я. Его врагом была сама Жизнь. Он и сейчас пытался подняться, и на его губах играла упрямая усмешка.
– Рано или поздно мы умрем… – выговорил он, – а вы придете нам на смену…
Динамики ожили, донеся машинный голос:
– Сделать верный выбор – не сложнее, чем сыграть в шахматы. Все лишние фигуры должны быть убраны с доски, чтобы стала возможной победа.
– Чья победа?! – вырвалось у меня.
– Побеждает всегда сильнейший, – скрипуче отозвался Моргенгард. – Я дал вам время доказать, что вы чего-то стоите. Но все, что вы смогли сделать, – многократно увеличить свою численность...
– Не тебе решать, чего мы стоим, – я стиснула мокрый приклад винтовки.
– Ты все же способна на убийство, – констатировал Моргенгард. – Из тебя вышел бы хороший Ангел Смерти.
Пошел ты, подумала я.
– … вероятность утвердительного ответа вычислена и составляет менее одного процента…
Следующая пуля ушла в консоль, разбив ее вдребезги и заставив голос замолчать.
– Кому-то придется наводить в этом мире порядок… – Гекатор с трудом поднял руку и снял очки.
На меня смотрела безжизненная кибер-оптика на бледном, бескровном лице. И в ее глубине – игрой воображения, бликом света от искрящейся консоли – таилась вселенская грусть.
...Ты прав, Гекатор. Мы следуем базовым правилам, мы совершаем ошибки. Мы поверхностны. Машина – объективна.
Но без людей не будет и морали. Не будет новых ошибок, новых открытий и нового разума. Для создания жизни одной логики мало. Никакие безупречные принципы не заменят наших гениальных просчетов, ни одна стерильная мораль не выживет в пустоте небытия. Для морали нужен человек, со всеми его эмоциями – иначе у морали просто не будет точки приложения...
А если проще – я не хочу умирать.
Передергивая затвор, я молилась об одном – чтобы в каждом обитаемом мире нашлась своя Ти…