Художник уже несколько дней бродил в окрестностях городка. Его постоянно что-то не устраивало. Пейзаж, который он замыслил написать, никак не хотел появляться перед его взором. Он уже отчаялся найти, что хотел. Тяжелый этюдник оттягивал плечо, намекая, что и сегодняшний день проведен в бесполезных скитаниях. Что он желал нарисовать – он и сам не знал. Просто искал… Искал, и еще раз искал, но то, что вставало перед его взором, было блекло, банально или же просто не устраивало его. По какой причине – художник и сам пока не понимал.
Он был уже не молод, сильный крепкий мужчина. Про таких говорили: в самом расцвете сил. Достаточно энергичный, чтобы чувствовать и радоваться жизни, но уже много повидавший, чтобы называться опытным и маститым художником. Мирок, в котором он жил, был странным. Маленький городок, окруженный высокими зубчатыми стенами, притаившийся в зеленой долине, а вокруг высокие холмы, покрытые густыми лесами, которые при большой доле фантазии можно назвать и горами. Уютный чердак его двухэтажного дома вмещал в себя и студию, и убогую коморку холостяка. Вот и все его удобства – его мирок. Люди в городке - простые ремесленники, воины без запросов и капризов вполне обошлись бы и без этой картины, но художник почему-то считал обязанным написать ее. Написать и повесить в центральной ратуше, чтобы увековечить свой город таким, каким он его видит, таким, какой он есть… вот прямо сейчас.
Художник поправил врезавшийся в плечо ремень своей тяжелой ноши и с надеждой посмотрел на возвышающийся перед ним крутой склон холма. «Может быть, там?» Он начал упорно карабкаться вверх, постоянно поправляя сползающий тяжелый этюдник, поскальзываясь, съезжая вниз, и снова шаг за шагом штурмуя неприступную вершину. Когда он с большим трудом, еле переводя дыхание от усталости, оказался на небольшой поляне, силы уже почти покинули его. Он устало опустился на траву на вершине холма и замер от восторга. Вот он – тот пейзаж! Он искал это место столько дней, совершенно вымотался, но его труды были вознаграждены. С вершины открывался вид, от которого перехватывало дыхание.
По склонам холмов, покрытых густыми лесами, ветер гонял волны, словно по бескрайнему изумрудному морю. Вихри, шелестя листвой, сбегали вниз и разбивались о высокие серые стены городка, в котором жил художник. Башни с остроконечными «шлемами» крыш отчаянно крутили флигелями, словно разгоняя ветер еще быстрее, посылая его все дальше и дальше – туда к еле видимым в дымке на горизонте синим горам с белоснежными вершинами. И ярко-голубое небо, словно ультрамарин, с ослепительным желто-оранжевым диском заходящего светила контрастировало всему этому буйству красок. «Да! Это именно то место».
Забыв об усталости, художник разложил этюдник, поставив его на треногу, раскрыл ящик и установил на мольберт лист бумаги. Щедро выдавив краски на палитру, он взял кисти и стал увлеченно писать. Замирая на секунды, чтобы еще раз посмотреть на эту красоту, словно впитать ее, чтобы она отпечаталась навсегда. Ведь сейчас он рисует только эскиз. Потом, когда он будет дома, он должен это все перенести на холст, и этот эскиз будет той волшебной кнопкой, которая включит память и воображение. Конечно, может, он что-то и приукрасит, но не много… невозможно написать лучше, чем это делает Бог. Бог великий художник, а он лишь жалкий пародист… рисовальщик…
Последние широкие мазки, и мужчина замер, переводя взгляд с картины на натуру… Солнце уже клонилось к горизонту, норовя закатиться за синие горы. Небеса на востоке приобрели насыщенную глубокую синеву, предвещая приход Её Величества Ночи. Словно легкий ветерок прикоснулся к длинным волосам художника, а за спиной колокольчиком зазвенел мелодичный девичий смех. Художник испугано обернулся. Поляна была совершенно пуста. Невысокая трава лениво колыхалась под налетающим на холм ветерком. Художник был совершенно один. «Наваждение какое-то». Он еще раз посмотрел на открывающийся вид, на картину и резко обернулся. «Никого. Может, показалось? Одиночество играет с чувствами и проделывает странные вещи». Он поежился. «Нет, пора заканчивать с холостяцкой жизнью. Уже чудится чёрт-те что!» Он уже много лет жил один. Не то, чтобы у него совсем не было женщин. Были у него любовные отношения с натурщицами, и женщинам он нравился, но как-то все не складывалось. Наверное, потому что слишком он отдавался своему любимому делу – созданию картин. Это было не частью, а смыслом жизни, и ни одна женщина не смирится быть на вторых ролях, даже если первым станут картины.
Смех снова коснулся его слуха, и он резко обернулся. На нижней ветке большого раскидистого дуба, которая почти касалась земли, на краю опушки, сидела девушка. Она не пыталась скрыться от него. Голубые глаза, словно в них отражалось вечернее темнеющее небо над городком, смеялись. В них застыл интерес и удивление. Девушка переводила их с шикарного вида, открывающегося с холма, на картину, а потом смотрела на мужчину, словно не веря тому, что это можно сделать простыми человеческими руками с помощью обыкновенных кистей и красок. Она с уважением посмотрела на художника, гордо вскинула голову, откинув прямые, черные, как крыло ворона волосы назад и… исчезла. Художник протер глаза. Было ощущение, что он моргнул, и именно в этот миг девушка на ветке испарилась. Не спрыгнула с ветки, не убежала, а просто исчезла.
- Наваждение, - повторил он вслух и снова протер глаза, девушка не появилась. Он торопливо собрал этюдник, повесил его на плечо и, семеня, а кое-где съезжая на корточках, скатился с высокого холма. Ему показалось, а может, и ветер в ушах играл с ним злую шутку, что вслед ему летел веселый девичий смех.
Неделю, пока он грунтовал холст для картины, которую задумал для ратуши, девушка не выходила у него из головы. Ее бездонные глаза постоянно стояли у него перед взором. Он никак не мог сосредоточиться на пейзаже. Даже созерцание наброска не помогло – стало только еще хуже. Он вспомнил то место и все, что с ним было связано. Это колдовство. Он еще раз должен увидеть ее, кем бы она ни была. Лесным эльфом, дриадой или простой крестьянкой. «О чем я думаю? Разве простые девушки могут исчезать, как по мановению волшебной палочки? Она определенно лесная нимфа или эльфийка, но только не простой человек – существо потустороннее и прекрасное. Я должен ее еще раз увидеть и… нарисовать».
Утром он уже снова карабкался на холм с упорством альпиниста, покоряющего неприступную горную вершину. Никто не спросил у городских ворот, куда снова направился художник. Стражники уже давно привыкли, что, как правило, он и сам не знал этого. Только не этот раз. В этот раз он знал… и не только знал, а бежал на уединенную поляну на вершине холма.
Взобравшись наверх, он остановился в нерешительности. Даже не взглянув на вид, который пленил его прошлый раз, он с надеждой всматривался в опушку леса. Нет, ее не было. Наверное, лесная богиня посмеялась над ним, подразнив своими огромными бездонными глазами, и все… больше он ее не увидит. Ни на что не надеясь, художник разложил этюдник, установив на мольберт, взял в руки кисти и замер. Почему то он был уверен, что она придет… нет, скорее появится. Ведь лесные духи не ходят - им это незачем.
Как он ее ни ждал, все равно пропустил момент появления Эльфийки. Вот только что ветка дуба была пуста и уже через секунду на ней, удобно устроившись, словно позируя, расположилась она. Ее большие глаза смотрели на мужчину серьезно и задумчиво, словно девушка размышляла, правильно ли она поступает? Но, при виде смущения мужчины, в глазах ее засверкали веселые искорки и она, поерзав, словно обычный человек, непринужденно заболтала ножками в воздухе. Черные локоны на висках, заплетенные в небольшие косички, заколыхались в такт движениям ног, превратив лесную богиню в обыкновенную озорную девчонку. Может быть, только чуть великоватые для человека и заостренные на концах ушки, выглядывающие из под прядей, портили это впечатление. Художник улыбнулся и обмакнул кисть в краску.
Портрет рисовался быстро, будто что-то неземное водило рукой человека. По крайней мере, так ему казалось. Поэтому когда краски на холсте стали тускнеть, он с удивление обнаружил, что солнце закатилось за горы, и сумрак вот-вот накроет поляну. С сожалением он закрыл этюдник. Мрак уже охватил склон, и художник понял, что спуститься с него он теперь не сможет. Да и какой смысл, пока он доберется до стен, городские ворота будут уже закрыты, и внутрь его уже никто не впустит. Он растерянно посмотрел на ветку, но от Эльфийки уже и след простыл. Ничего не оставалось только, как расположиться на ночлег, прямо на поляне. Портрет был уже почти закончен, но оставались мелкие штрихи, которые художник хотел бы нанести все-таки при свете дня. Да и хотелось еще раз увидеть лесную Богиню, если честно себе признаться.
Он не спал. Просто лежал, уставившись в звездное небо, вздрагивая от каждого шороха. Под утро, забывшись беспокойным сном, он не заметил, как от опушки бесшумно отделилась легкая тень. Неслышно скользя над мокрой от утренней росы травой, она приблизилась к этюднику и осторожно раскрыла его. Портрет на мольберте, казалось, засиял всеми своими красками, переливаясь, как отражение своего оригинала. Эльфийка улыбнулась и портрет, словно в зеркале улыбнулся ей в ответ. Девушка не стала его закрывать обратно в коробку этюдника, оставив на мольберте. Наклонившись над спящим мужчиной, она нежно поцеловала его в губы и рассыпалась на множество светлячков, которые, кружась в замысловатом рое, скрылись в ветвях опушки леса.
***
Художник проснулся и вскочил, как только первые лучи солнца прикоснулись к его щеке. Он испугано оглянулся, но поляна была пуста. Его сон никто не беспокоил. С надеждой он посмотрел на ветку дуба, но Эльфийки там не было. «Надо закончить портрет и возвращаться домой». Мужчина потянулся к этюднику и замер, протянув к нему руку… с портрета на него смотрела она. Да, это был нарисованная картина, но девушка на нем была живая. На художника смотрели веселые живые глаза. Чувственные губы замерли в улыбке, и казалось, через секунду девушка на портрете рассмеётся своим заразительным божественным смехом. Он не посмел спрятать портрет в темную коробку. Ведь это все равно, что положить в нее живого человека. Так и нес портрет в руках до самого города. Люди, завидев художника, с удивлением расступались и замирали, с восхищением смотря ему вслед. А он со счастливой улыбкой шел домой, ведь его Эльфийка навсегда осталась с ним.