Некрасов Влад : другие произведения.

Клыки и кулаки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Семья - община вампиров, контролирующая Волгоград, в ужасе. Группа охотников одним за другим убивает её членов. Пока одни призывают объединиться против общей угрозы, другие пытаются воспользоваться ситуацией в своих целях. Кровавая охота, в которой охотник и добыча в любой момент могут поменяться местами, началась. Участником может стать любой, будь то профессиональный охотник на вампиров либо отчаявшаяся наркоманка. Кровь жертв смоет дождь...или потечёт по чужим венам.
  ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!
  Герои и действия, совершаемые ими в романе, могут противоречить вашим моральным принципам. Моя работа не преследую целей пропагандировать суицид, наркоманию и жестокость, данные темы используются исключительно в художественных целях.
  
  В тексте использованы фрагменты песен "Чолбон", "Кино" и Вари Ларионовой "Ый кыыһа".
  
  

ПРОЛОГ

   Безумная Белла. Мертва и несчастна.
  
  Тоскливые переливы саксофона, перекликаются с усыпляющим шумом дождя. Поток воды смывает мусор с пустынных улиц Волгограда и уно сит вниз в канализацию. Всё что не забивает поржавевшие решётки водостока, стекает на меня, скорчившуюся в узкой нише.
  Ворочаю глазами, чувствуя, как грязная вода растекается по глазным яблокам, собирается в уголках, и мчится вниз по щекам, подобно слезам. Прикрыла бы глаза хоть на мгновение, если бы не сгнившие веки.
  Они обманули меня. Обещали всемогущества, а в итоге загнали в канализацию.
  Между тем дождь по-прежнему барабанит по жестяному навесу автобусной остановки, под которым укрылся пожилой саксофонист, с раскрытым для мелочи футляром. На улице никого, а он продолжает играть, не выпуская мундштук из посиневших губ.
  Ему, как и мне, никуда не нужно спешить, его, как и меня никто не ждёт.
  Пар клубясь, просачивается сквозь ржавую решетку. Налипшие на прутья размокшие газеты и цветастые флаеры мешают наблюдать за саксофонистом. Поспешно сдираю мусор длинными когтями и задерживаю взгляд на листовке, зазывающей в цирк на Краснознаменской.
  Когда я бывала там последний раз? Лет этак одиннадцать назад, мы отправились туда всей семьей. Помню с каким трудом мне удалось уломать дедушку пойти с нами. Он всю дорогу ворчал и смолил папиросы, а оказавшись под куполом, смеялся и ахал громче всех. До случая с сорвавшимся домкратом оставалось ещё два года.
  Яркая бумажка превращается в разноцветный ком, брезгливо отбрасываемый в сторону.
  Они обманули меня. Обещали, что мы всегда будем вместе.
  Как мне плохо сейчас и как было хорошо тогда. Вспоминая сейчас, понимаю, что в цирке меня больше всего поразили не размалеванные клоуны или животные, голодными глазами косящиеся на зрителей, а гуттаперчевый гимнаст. Тогда я так и не смогла правильно выговорить это слово, постоянно называя его "густоперчённым".
  То как высокий молодой парень, медленно складывал свои конечности, изгибал их под невероятными углами и помещался в маленьком сундуке, было одновременно и жутко, и прекрасно.
  Сейчас, скрючившись в узкой нише под длинными решётками водостока, я могу с уверенностью сказать, что ему до меня далеко.
  Из-за сломанной шеи, касаюсь затылком спины. Руки, задраны к верху; с длинных когтей вниз стекают дождевые капли.
  Вывернутые назад колени чуть подрагивают, когда принимаюсь шевелить босыми пальцами ног. Где-то рядом повреждена труба водоснабжения, отчего мне приходится купаться в кипятке.
  Зато, пар, белым столбом поднимающийся вверх, надежно укрывает меня, скорчившуюся под ржавыми квадратами решётки.
  Они обманули меня. Обещания избавить от боли, обернулись ещё большими муками.
  Словно соглашаясь со мной, саксофон затихает, а вместе с ним постепенно убывает и терзающий меня дождь. Сквозь решетку пробивается горящий золотом поток электрического света. Значит, уличные фонари зажглись и саксофонисту пора домой.
  Слежу за ним уже который вечер. Он допоздна играет на своём поблескивающем в полумраке инструменте, всегда на одном и том же месте. Домой, этот рано начавший седеть, мужчина, также возвращается одной дорогой, цепляясь каблуком за прореху в решётке.
  Сегодня проржавевшие прутья провалится под его ногами, и он умрёт, от сильного удара головой и ...
  Облизываю свои губы и чувствую, как изгибается моя челюсть. Из распухших десен показываются два длинных клыка.
  ... обильной кровопотери. Как же я устала питаться крысами и собаками. Лишь человеческая кровь в состоянии усмирить Голод пожирающий меня изнутри. Думая об этом до скрежета сжимаю прутья и морщусь, когда грязная вода стекает в открытую рану на шее. Провожу ладонью по нежелающей заживать дыре, отчего кончики пальцев проваливаются внутрь.
  Вновь плачет саксофон. Мне этот не нравится. Он уже давно должен был убрать чертову трубу и идти домой. Недовольная, ерзаю в тесной траншее, гораздо более узкой, чем моя могила.
  Решётка скрежещет и подрагивает под тяжестью автомобильных колес, мелкий мусор сыпется мне на лицо. Машина паркуется на тротуаре, откуда продолжают раздаваться звуки сакса.
  Хлопает дверца и по мокрому асфальту ступает две пары. Тоскливое нытьё сменяется несколько жизнерадостной, даже скорее романтической мелодией. Это мне не нравится ещё больше.
  Может, стоит уползти подальше и попробовать счастья в ловле крыс? Или снова навести приют для бездомных. Неважно кого собак или людей. Н-е-е-ет, я так долго этого ждала, что лишние полчаса погоды не сделают. Скоро саксофонист снова окажется один. Мелодия чуть стихает, уступая место звону монет и шуршанию нескольких купюр. Сквозь клубы янтарного в свете фонарей пара различаю девушку в белой куртке и с такими же белыми волосами, идущую под руку с бритоголовым парнем, чей узкий лоб пересекает криво зашитая рана.
  - Он проверил питомник,- альбиноска прячет во внутренний карман чёрную коробочку пейджера,- написал, что от собачек остались лишь шкурки, как от сарделек
  - Ничего себе! Какие у него кулинарные метафоры. Нет, чтобы сказать, что зверушек просто выпотрошили.
  - Хватит, а? Мерзкая история, - яркий блик от уличного фонаря скользит по цепочке на её шее и тусклой искрой вспыхивает на золотом распятии. Она не замечая этого, на ходу застёгивая куртку. - И пёсиков жалко.
  "Звяк!"
  - Ой, блииин!
  Две пары ног замирают над моей головой. С некоторым удивлением я смотрю на зацепившийся за прут маленький крестик, покачивающийся из стороны в сторону на обрывке цепи.
  - В чём дело? - ноги в белых кроссовках покидают решётку.
  - Да молнией цепочку перерубила.
  Парень недовольно цокает языком:
  - Ну и хрен с ней, я те новую куплю.
  - Ты что, забыл, чей это подарок? Я с ним хожу с семи лет.
  В ответ слышится лишь неразборчивое бурчание, и новая мелодия сакса, вернувшаяся к первоначальному депресняку. Девушка наклоняется и пытается разглядеть, куда упала её цепочка, на что ей мешают белесые волосы, лезущие в глаза. Неотрывно смотрю на неё: такую красивую, молодую, живую.
  - Вот он,- улыбается она и протягивает ладонь вниз, не замечая меня. - За решётку зацепился. Сейчас я его.
  Я должна дождаться, когда они уйдут.
  Мне не следует привлекать внимания.
  Саксофонист моя жертва.
  Тонкие пальцы брезгливо касаются ржавой решётки водостока. Распятие принимается яростно раскачиваться из стороны в сторону.
  У Госпожи, отвернувшейся от меня, тоже висел на шее крест. Большой и массивный, из простого, а не драгоценного металла. Я убила ради неё, зубами перегрызла глотку своему парню. Исполнила всё её приказы, а она отплатила мне тем, что бросила меня гнить в земле.
  Сколько раз я проклинала тот день, когда я пошла вслед за узкоглазой помощницей Госпожи. Именно она затащила меня вначале в секту, а позже и в могилу.
  Сами собой из-под верхней губы показываются клыки. Ладонь девушки сжимает распятие, и тут же мои холодные и мокрые пальцы обхватывают её запястье. Фиолетовые глаза альбиноски округляются, выражая ужас и брезгливость.
  Что тут скажешь, в отличие от тебя я не была красивой при жизни, и не стала краше после смерти.
  Не дав девушке возможности и рта раскрыть, дергаю решетку. Ржавые железки с лязгом обрушиваются на меня вместе со стоящей на них альбиноской. Громко рычу: как от боли, так и от Голода буйствующего внутри меня.
  - АААА! ПОМОГИ!- крик девушки стихает, когда мои когтистые пальцы сжимают её горло. Сломаю ей шею, а потом утихомирю и её парня и чертового саксофониста.
  Вновь вспыхивает золотистая искра, в щеку с шипение врезается что-то раскалённое. Кожа лопается, а в ноздри ввинчивается запах горелого мяса.
  - Ааай!- ударяюсь затылком о бетон. Эта девушка ведёт себя неправильно. Ей не хватает страха.
  Локтем выбиваю из её руки распятие, и то улетает во тьму водостока.
  С ненавистью смотрю на неё, обмякшую в моих руках. На её вытаращенные фиолетовые глаза и алую дорожку ароматной крови, вытекающей из носа. Языком собираю рубиновую жидкость и слышу металлический щелчок, над своей головой.
  Вскидываю голову и вижу темный силуэт парня, обрамленного желтым светом. В его руках чуть подрагивает револьвер, с горящим под стволом алым огоньком лазерного прицела. Внутри ствола вижу кончик затаившейся пули, полыхающей белым светом.
   У них серебряные пули!
  Всё решается в считанные секунды. Резкий рывок и девушка летит в его объятия своего возлюбленного. Револьвер, так и не выстрелив, плюхается в лужу. Хватаюсь за края водосточной ямы и изгибаюсь, с мокрым хрустом возвращая суставы на прежнее место. Ползу по асфальту, перебирая выгнутыми под неестественными углами, конечностями, проворно прячась в темноте. На заборе отражается моя тень, похожая на паука, лишенного четырёх лап.
  Тень поднимается на ноги, вздрагивает и покачивается, взмахивает руками и срывается с места. Мчусь за ней вдогонку, хлюпая босыми ногами по лужам. Саксофонист, застыв на месте, в ужасе провожает меня взглядом и продолжает держать мундштук у раскрытого рта.
  Они обманули меня. Их слова были болотными огоньками, заводящими в глубокие топи.
  За моей спиной слышен топот, оборачиваюсь и вижу красный огонек. Преследуя меня, парень передает девушке револьвер, а сам выхватывает колышек из-за пазухи. Перестаю оглядываться и проворно сворачиваю в переулок. На лбу грустного пуделя с объявления: "пропала собака", пляшет алая точка. Быстро ныряю во двор.
  "БАХ!" - водосточная труба лопается и на меня брызжет вода. "БАХ!" - пуля сдирает кору с берёзы. "БАХ!" - и колено взрывается изнутри. Запоздало ощущаю жгучую боль и со всего маху падаю вниз в лужу.
  Почему всё так?! Я всю жизнь вынуждена была бороться. За что мир несправедлив ко мне?
  По щекам бегут липкие слёзы. Смотрю на своё перекошенное от ярости отражение в луже, заполняемое алыми разводами крови вытекающей из простреленного колена.
  - ХВАТИТ!- раздаётся за моей спиной мужской крик, и топот обегающих меня ног.- Не трать напрасно серебро.
  Луна прорывается сквозь пелену туч и заливает двор своим бледным светом. Мокрая пыль на обочине, загорается серебром. В бессилии сгребаю горсть, как совсем недавно делала это с могильной землей.
  Всё не может так закончиться! Я не умру в занюханном дворе от рук охотников.
  С трудом поднимаюсь на ноги. В центре коленной чашечки неровная дыра, сочащаяся темно-алой маслянистой жидкостью. Рядом яркой искрой скачет красный огонёк лазерного прицела. Вскидываю голову и вижу в восьми, нет теперь в пяти, шагах от меня, в тени скрюченных деревьев, замершую альбиноску. Ствол нагана направлен в мою сторону.
  Она боится меня! Несмотря на то, что в барабане хватает серебра, она боится меня.
  - Тебя даже...искать...не пришлось, - тяжело дышит девица. А затем что-то недовольно бурчит под нос про потерянное распятие. Это не твоя главная проблема, дрянь.
  Подволакивая раненую ногу, делаю шаг, один маленький шаг. И тут же взмахиваю когтями, едва не теряя равновесие. Багровый огонёк поднимается вверх и светит мне точно в глаз. Растопыренной ладонью укрываюсь от него.
  Так мне не достать её. Ни за что не достать!
  Громко рычу, и показываю ей свои клыки. Сейчас упаду на четвереньки и, быстро-быстро перебирая конечностями, доберусь до этой белесой твари. С хрустом сломаю ей ноги, вырву пистолет вместе с пальцами и разорву её шею клыками, наполняя своё тело горячей кровью.
  Я должна выбраться! У меня ещё есть незаконченные дела. Нужно отыскать Госпожу, вместе с её слугой и протеже. И оторвать им всем головы. Наказать за всё, что они со мной сделали. Клыками и когтями я буду бороться за свою жизнь. Заживо освежую и охотницу, и её парня.
  Стоп, где её парень?
  Моя грудная клетка трескается и из неё вырывается алый фонтанчик, а следом за ним показывается острый клюв заостренного осинового колышка. Ноги подламываются, а спина изгибается назад. С хрустом обламываю окровавленный кончик колышка - у меня ещё есть силы бороться! - и вскидываю голову вверх.
  -Всё не может так закончиться, - хочу сказать я, но из глотки вырывается лишь рычанье, тонущее в липких брызгах.
  Слева небо загораживают костлявые руки деревьев, справа бесконечные ряды балконов многоэтажки. А выше, словно стыдясь смотреть нам меня, сияющая луна укрывается темным одеялом. И всё погружается во мрак.
  Они обманули меня. Вампиры всегда лгут своим жертвам.
  
   ЧАСТЬ I ПОЛУНОЧНЫЙ ПОЦЕЛУЙ С ПРИВКУСОМ КРОВИ
   Алиса. На пути в Страну Чудес
  
  

Глава 1

  
  Под ногой что-то хрустит, и этот звук эхом разносится по загаженному подъезду. Убираю ботинок в сторону и вижу раздавленный однокубовый шприц. Лучший друг диабетика и не только. Для меня же это как неформальное приветствие, сразу становится ясно, что я пришла по адресу. В темный подъезд с затхлым воздухом, к которому примешивается смрад из-за окурков, мокнущих в банках на подоконнике, человеческой мочи и какой-то тухлятины. Похоже, очень много людей используют подъезд в качестве общественного туалета. Насколько же местные жильцы жлобы, что готовы выносить вонь и продолжать упрямо отказываться сдавать деньги на домофон.
  Медленно поднимаюсь по ступенькам и вслушиваюсь в звуки, собственных шагов, чувствую, как вонь буквально липнет к моим ноздрям. С каждой ступенькой всё хуже и хуже.
  Поднимаю голову вверх, и встречаюсь взглядом с остекленевшими зелёными глазами. Какой-то псих воспользовался бельевой верёвкой не по назначению и повесил черную кошку между пролетов лестничной площадки. Не удивлюсь, если окажется, что это сделали цветы жизни, шумящие на лавочке перед подъездом. Дети - это наше будущее!
  Отвлекаюсь от невесёлых мыслей и ищу нужную мне дверь. Она разительно отличается от соседок: здоровенная, стальная, с огромным глазком, через который, наверное, можно было наблюдать за всей лестничной площадкой.
  Перед тем как нажать на кнопку звонка, ещё раз проверяю карманы. В правом - нащупываю холодный ком из спутавшихся вместе золотых цепочек, тонких как паутинка и одной серебряной, с палец толщиной. В левом - дешёвая пластиковая зажигалка. Шприц и ложка предусмотрительно убраны во внутренний кармашек.
  Ему должно хватить золота, я не прошу невозможного, всего восемь грамм. Достаточно для того чтобы на неделю погрузиться в героиновые грезы, либо использовав разом всё, погрузиться в сладкий непрекращающийся сон. Эх, лишь бы только он согласится на обмен, и не захотел бы чего-нибудь ещё.
   На этот случай я прихватила с собой друга - выкидной нож c десятисантиметровым лезвием.
  Наклоняюсь и одергиваю штанину джинсов, укрывая красную рукоятку ножа, своими трясущимися и мокрыми от пота ладонями. Вдобавок нос забит соплями, а в суставах поселилась ноющая боль. И это вовсе не симптомы ОРВИ или ОРЗ. Кумар проснулся и уже обнимает меня своими холодными ручонками.
  Палец утопает в кнопке звонка, нетерпеливо жду, когда глазок накроет тень барыги.
  - Отойди от двери.
  Поджав нижнюю губу, отхожу назад. Для верности кружусь на отделанной черно-белой плиткой лестничной площадке и даже пританцовываю.
  - Доволен? Я одна.
  Ответом мне служит скрежет двери, распахивающейся ровно настолько, насколько позволяет цепочка и пара серых глаз, выглядывающая из-под черной бороды.
  - Зачем явилась?
  - Исповедаться пришла.
  - Я тебя не знаю? Проваливай.
  Долбаный параноик, говорит так, словно он всех знает поименно. Однако стараюсь выглядеть милой и поэтому широко улыбаюсь:
  - Кто я - неважно. А про тебя мне рассказал наш общий знакомый. Колдун.
  - Заходи, - Монах снимает цепочку и впускает меня внутрь. Тут же захлопывает за мной дверь и с тихим скрежетом запирает все замки, отрезая любые попытки к бегству. Бегству?! С чего такие мысли, соберись и дыши глубже, помни, зачем ты здесь.
  Прихожая набрасывается на меня кромешным мраком и невыносимой духотой. Заскорузлые пальцы хватают меня за плечо, отчего я чуть не подпрыгиваю. Барыга, молча, ведёт меня на кухню. Радует, что не надо разуваться, а то бы я вмиг спалилась со своим ножиком.
  Отмечаю про себя, что Монах встречает меня при полном параде. В черной рясе, с огромным крестом на длинной цепочке, поблескивающей в тусклом свете одинокой лампочки. В таком маскараде он торгует на улицах, прямо на глазах у милиции. Представитель новой веры, цель которой подарить тебе наслаждение и в расплату сожрать твоё тело и душу.
  По словам Колдуна, у себя в гостях барыга редко кого принимает. Видимо, благодаря знакомству с Колдуном, я в числе таких избранных.
  - Сколько?
  - Восемь доз, - присаживаюсь за стол и тут же убираю руки с липкой столешницы. Меня аж передёргивает от омерзения.
  Как бы невзначай закидываю ногу на ногу, так чтобы ненужно было тянуться до ножа. Смотрю на панно над кухонным столом, изображающее огромного осьминога, с выпученными как у Монаха глазами, утаскивающего корабль с кричащими на палубе моряками в черные воды.
  - Сколько ты с собой принесла?- уточняет барыга, держа в руках книгу. Затаив дыхание, смотрю на оттиск креста на обложке, на кожаную обложку покрытую сетью царапин и на два маленьких замочка, скрывающих от меня сокровище.
  Как в полусне извлекаю из кармана цепочки, на что Монах лишь смешно сталкивает брови и отмахивается от меня словно от назойливой мухи. Перстни, нанизанные на пальцы, едва не заезжают мне по губам.
  - Не пойдет. Если нечего другого предложить, выметайся отсюда!
  - Но это золото... и вот... ещё серебро, - пытаюсь возразить я, одновременно поражаясь тому, как жалко звучат мои слова.
  - Да мне похрену! Вали в ломбард и приходи с наличкой.
  Морщу нос: неужели я так долго искала это место, чтобы меня отсюда выставили? Не объяснять же ему причину, почему я не могу посетить ломбард.
  - Это не вариант.
  - Раз так, то топай к Эллочке, в Жилгородке. Она с радостью принимает всех.
  Наклоняюсь ниже и как можно незаметней касаюсь рукоятки ножа. Но смогу ли я? Кумар хоть и опутал меня сетью из головной боли, скрежета костей и озноба, но пока ещё не довел до состояния отчаянья.
  Воздух становится вязким как кисель, отчего становится, тяжело дышать. В таком состоянии о том, чтобы вести переговоры не может быть и речи.
  Задерживаю взгляд на распятой фигуре, покачивающейся на длинной цепочке, на шее Монаха и обречённо выдыхаю:
  - Шесть...четыре грамма. Дай мне всего лишь четыре грамма,- это хватит только для того, чтобы пару раз успокоить кумар и только.
  - Так тянет вмазаться? - задумчиво почёсывает бороду, после чего извлекает из кармана кольцо, с маленькими ключиками. Вот они ключи от рая!
   Их тихий звон эхом отдаётся у меня в голове, теряясь где-то в дебрях черепной коробки. Сеть, опутывающая меня, немного слабеет, в то время как сердце замирает в предвкушении. Роняю цепочки на стол, как хорошо, что всё это закончится.
  Вот только, барыга отнюдь не спешит открывать книгу: барабанит пальцами по обложке и гаденько ухмыляется. Сейчас он похож на огромного нахохлившегося ворона, одной из тех мерзких птиц, что сейчас тяжело хлопают крыльями за окном, в тени сгущающихся сумерек и роняют вниз черные перья.
  - И откуда у тебя эти побрякушки?
  - Бабушкины подарки,- лгу, не задумываясь, и оттого очень неубедительно.
  -Мм. А бабушка не спросит, куда ты дела её подарочки?- ему нравится издеваться надо мной, отлично понимает, что я в его власти.
  - Теперь они мои и я могу делать с ними всё что захочу, - убираю ладонь со стола и смотрю на потный след, быстро испаряющийся на клеёнке, вместе с моими надеждами на благополучное окончание вечера, - и вообще это не твоё дело.
  - Верно, меня это совершенно не касается. Вот только на прошлой неделе случилось одно интересное событие,- качает головой барыга, - ограбление ювелирки. Ты ничего не слышала? Нет? Сейчас вспомню, как она там называется?
  Молча, наблюдаю за ним, до боли стиснув зубы.
  Выдержав паузы, Монах широко ухмыляется, забавляясь моей реакцией:
  - "Радуга". Точно, как же я мог забыть, эх. Ну, так не слышала об этом?
  Чувствую, как по моим внутренностям проползает ледяная змея. Откуда он знает? Ему же многие тащат всякое барахло, в том числе и украшения. Колдун! Зря я его упомянула. Его же арестовали как раз таки при ограблении. Поздно хвататься за голову, поэтому демонстративно пожимаю плечами и говорю:
  - Пофигу. Я всё равно там ничего не покупаю.
  Выходит несколько наигранно, но как оказывается Монаха, это не волнует. Усмехнувшись, он берёт в руки цепочку и принимается перебирать пальцами звенья:
  - Я тоже. И в принципе это и не должно меня волновать. Но знаешь в чем проблема? В клеймах на украшениях. Если я попытаюсь сбыть эти цепочки, и выяснится, что они были украдены из этого магазина, у меня возникнут проблемы. Большие проблемы. А оно мне надо?
  - С этими цепочками всё нормально, - в горле пересохло, отчего мой голос звучит непривычно хрипло.
  Мои слова на барыгу не производят никакого эффекта. Он лишь роняет цепочки и наклоняется ко мне. Его тень падает на меня, словно мешок на голову, и также душит и ослепляет.
  - Ладно, скажи мне, чего ты хочешь?
  Вопрос остаётся без внимания, так как ответ на него известен нам обоим.
  Грубые пальцы Монаха хватаю меня за подбородок, тяжелые перстни больно врезаются в кожу. Инстинктивно дергаюсь, чувствую себя лисой попавшей в капкан. Мгновение назад ты была самой хитрой в лесу, а сейчас истекаешь кровью и понимаешь, что тебе никто не поможет.
  - Знаешь, я могу быть щедрым,- мое лицо обжигает его горячее и зловонное дыхание. Глаза цвета грязного льда неотрывно смотрят на меня, - особенно если ты мне расскажешь правду, а не... бабушкины сказки.
  Сдерживая рвотный позыв, и выдавливаю из себя улыбку. Ты не оставляешь мне выбора, старый козёл! Нож сам прыгает в руку. Палец замирает на кнопке - легкое нажатие и подталкиваемое пружиной лезвие выскочит из пластиковой рукоятки.
  
  Хочется ударить ему прямо в кадык, разрезать его как спелый плод. Большой палец принимается мелко дрожать на кнопке.
  Звонок в дверь звучит на удивление вовремя; мне он сейчас - как спасательный круг для пассажира тонущего корабля. Монах отпускает мой подбородок и прячет ключи куда-то в недра своего темного одеяния. В свою очередь убираю ладонь с рукоятки ножа, радуясь, что так его и не вытащила.
  Барыга, шаркая, топает к двери, по пути дёргая за шнурок и разгоняя мрак прихожей золотистым светом плафона.
  - Стас, ты что ль?
  - Д-да, открывай,- слышится сдавленный голос из-за двери.
  Монах принимается нарочито медленно возиться с замками:
  -Эй, то, что ты возомнил, будто мы с тобой друзья ещё не означает, что ты можешь врываться ко мне в любое время, сечёшь? К тому же человечество давно изобрело такую полезную штуку как телефон. Пользуйся им хотя бы иногда, просто для разнообразия. Ты меня понял, Стасик?
  Слушая их беседу, продолжаю пожирать глазами книгу и даже пытаюсь её открыть. Бесполезно. Раздраженно хлопаю ладонью по столу, и этот звук сливается со скрежетом замка и звоном натягиваемой цепочки.
  - О-па! Что это у тебя с лицом? Один из неверных мужей запалил с фотиком под своим окном? - не унимается барыга.
  - Издержки профессии. Ты впустишь меня или нет?!
  - Погоди-ка, кто у тебя там за спиной? Ты что за малолетку сюда припёр?
  - Здравствуйте,- от этого голоса по моей коже пробегают мурашки, а пальцы сами собой тянутся к рукоятке ножа.- Я могу войти?
  - Ты совсем охре... - брань Монаха резко прерываются, и перерастает в бульканье. Так бывает, когда кто-то хватает за горло и давит что было сил.
  - Вы позволите мне войти?
  - Дхаа,- тихий стон барыги, едва различим сквозь громкий кашель. Кажется, что он сейчас выблюет собственные внутренности.
  Дверь с оглушительным хлопком распахивается настежь. Тут же тёмная фигура стремительно проносится через коридор и со всего маху врезается в стену, на ходу сбивая плафон, отчего звенит стекло и брызжут искры. Я вскакиваю с табуретки и как заворожённая, смотрю на скрючившегося на полу Монаха. В квартире поселяется тишина, нарушаемая лишь урчанием холодильника да странными булькающими звуками, доносящимися из глотки барыги.
  Онемев, наблюдаю за тем, как Монах корчится на полу. Потом он медленно поднимает голову, давая мне возможность увидеть его лицо. Испуганная, я отступаю назад в кухню, не в силах отвести взгляда от кровавого месива на месте физиономии барыги. Нос буквально вбит в голову, из сплющенных ноздрей торчат окровавленные хрящи, кровь ручьём стекает по лицу, пропитывая бороду похожую теперь на красную мочалку. Из широко распахнутого рта раздаётся громкий кашель, вместе с алыми брызгами, о пол с глухим стуком ударяются белые комочки.
  Он что-то пытается сказать, глядя на меня. Наверное, просит позвать на помощь. Заткнись! Я не хочу, чтобы ты и меня выдал.
  Не помню когда успела достать нож, но тут, же давлю на кнопку. С тихим щелчком выскакивает лезвие, давая мне шанс выйти отсюда живой.
  Отступаю дальше и замираю между грязной раковиной и газовой плиткой, на которой шумит вода в чайнике.
  - Он тебе нужен?- доносится женский голос из коридора.
  - Нет, я сам справлюсь,- отвечает ей Стас.
  - Отлично, а мы пока поиграем.
  Барыга принимается царапать паркет ногтями, пытаясь встать. Этот звук, словно стая тараканов, забирающихся в уши. Хочется зажать их, зажмуриться, и исчезнуть из этого места. Увы, все, что мне сейчас удается, так это сильнее вжаться в стену. Шкрябающие звуки сменяются грохотом падающего тела и низкими телефонными гудками - Монах не оставляет попыток встать на ноги.
  Шумно выдыхаю, вслушиваясь в звуки в коридоре. Обвожу глазами кухню, в поисках места, где можно спрятаться и безуспешно пытаюсь слиться со стеной как хамелеон.
  Ехидные гудки обрываются, а телефонная трубка возвращается на место. И тут же звучит оглушительный, похожий на вопль помощи скрип паркета под чьими-то подошвами.
  - Фто тхебе нхадо? Кфто тхи тхакая?
  - Поверь мне: тебе не стоит задавать такие страшные вопросы. Но если так важно имя, зови меня Натой.
   На замызганную кафельную плитку, падает длинная тень, скрючившаяся над барыгой. Она медленно опускает вниз руку и запихивает пальцы в глотку Монаха, на что тот оглушительно кашляет и давится.
  Эта Ната - чокнутая, а я - пропала.
  Силуэт принимается облизывать свои пальцы каким-то неестественно длинным языком, так не аккуратно, что на плитку летят алые брызги. Темная тень на грязно белом фоне в окружении красных разводов тонко намекает мне о том, что пора бежать.
  Мой взгляд отрывается от тени, цепляется за лежащую на столе книгу и замирает на окне. Прыжок с четвёртого этажа не обойдётся без последствий, но это лучше, чем, попасть к ним в руки. Стараясь не создавать лишнего шума, крадусь к окну и задеваю локтем что-то стоящее на стол. Это "что-то" оказывается кружкой, радостно устремившейся в объятия пола.
  В панике ловлю её буквально у самого кафеля, облегчённо вздыхаю, и, подняв голову, испуганно отшатываюсь к раковине. Кружка всё-таки разлетается на груду осколков, но, ни меня, ни женскую фигуру, затянутую в блестящий черный винил, это совершенно не беспокоит.
  - А ты у нас кто такая?
  
  Как она так быстро тут оказалась? Замерев в позе скрюченного человечка, выставляю вперёд нож.
  - Ууу, какая ты грозная,- поднимает брови Ната, ухмыляясь своими маковыми губами. По круглому подбородку стекают маленькие капли.
  За стеной раздайся скрежет, выдвигаемых ящиков, значит, верзила, швырнувший Монаха, занят.
  Сама же незнакомка выглядит лет на шестнадцать-семнадцать. Два похожих на стеклянные шарики глаза неотрывно смотрят на меня сквозь упавшую на лицо челку пепельных волос. Особой угрозы эта девица не представляет, а раз так-то поудобней перехватываю нож.
  Взмахиваю заточенной полоской металла прямо перед её лицом, желтый блик от люстры скользит по режущей кромке и замирает на кончике.
  - Не дергайся и всё будет хорошо.
  - Не будет,- улыбается ещё шире и делает едва заметный шажок ко мне.
   Успеваю заметить, как что-то блеснуло в её рту, и в этот момент её руки опутывают мои, словно щупальца гигантского осьминога палубу корабля.
  - С этой штукой нужно быть по аккуратней, - пухлые губы изгибаются в усмешке,- можно пораниться!- дергает нож на себя, и лезвие мчится прямой ей под левую грудь.
  Держась рукой за рот, медленно отступаю назад, не сводя глаз с рукоятки ножа, застрявшей между рёбер. Как ни в чём не бывало, она поправляет высоко поднятый воротник куртки. Ударяюсь затылком о низко висящий шкафчик и сползаю вниз, следя за тем, как неизвестная с громким хлюпаньем медленно вытаскивает нож. А кровь, словно живое существо ползёт по лезвию обратно в рану. Тихо звякнув, нож приземляется на пол, на блестящем лезвии ни единой капли кровью.
  Этого не может быть. Это мой подгнивший от наркоты мозг подкидывает мне такие безумные видения!
  - Ооо, что я вижу,- она отворачивается от меня так резко, что бритвенное лезвие принимается яростно раскачиваться из стороны в сторону на маленьком колечке, вдетом в её левое ухо. - Это Библия? Давно не читала, забавная книжка.
  Пока она занята книгой, пячусь к выходу. И едва не сбиваю с ног, покачивающегося в дверном проёме Монаха.
  Он замирает с распятием в руке. Как герой фильмов про Дракулу тычет в лицо неизвестной. Та, реагирует на это, вопросительно скидывая левую бровь:
  - Крест? Ты всерьёз думаешь, что он тебе поможет? После этого?
  Выдранные с мясом замочки вылетают из обложки. Ната широко распахивает книгу, и вниз летят пакетики с тщательно расфасованной герой, вперемешку с мятыми купюрами. Один из пакетиков отскакивает к моим ногам.
  По щекам барыги бегут слезы, шатаясь, прёт прямо на неё, выставив перед собой распятие. Тень от креста дрожит на бледном лице сумасшедшей, с нескрываемым наслаждением превращающей каблуком своих красных лакированных ботинок маленькие пакетики в бесформенную массу.
  Тонкие длинные пальчики, напоминающее паучьи лапки, вырывают из рук Монаха крест, и принимается наматывать его цепочку на ладонь. Ее зрачки расширяются и, глядя на барыгу, она коротко приказывает, высунув длинный синеватый язычок:
  - Отойди в сторону. Поиграем с тобой позже.
  Переводит взгляд своих бездонных колодцев на меня скукожившуюся в углу. Как человек полутораметрового роста, может внушать столько ужаса? А уверена ли я, что она человек?
  - Я...не хочу играть, - удается выпалить мне, глядя на прореху от ножа в черном виниле. Тут же вспоминается старый фильм "Вий": главное не смотреть ей в глаза.
  - Вставай.
  Подчиняюсь, по-прежнему боясь взглянуть ей в лицо.
  - Умная девочка,- вздрагиваю, словно мне на голову выливают кипяток, но это лишь её длинные пальцы с наманикюренными ноготками, скользят по моим волосам.- Посмотри на меня.
  - Нееет!- тут же зажмуриваю глаза.
  Холодные как лёд пальцы ложатся на мою шею и чуть сдавливают. Крепко стиснув зубы, чувствую, как пульсирует кровь, и как её острые ногти вонзаются мою шею.
  - Посмотри на меня.
  
  - Я нашел их,- раздается голос за моей спиной.
  Волей неволей - этот мужик спасает меня вот уже второй раз за вечер.
  - Замечательно, а то эта компания успела мне надоесть.
  Глубоко вдыхаю, после того как шея освобождается от холодных тисков, и открываю глаза. Стас оказывается ничем непримечательным мужчиной. Эдакий, опустившийся холостяк. Грязные немытые волосы, недельная щетина и пятна пота в подмышках, прилагаются. Но главное, он совершенно не похож на силача, способного кинуть человека через весь коридор.
  Он протягивает ей красную папку с какими-то бумагами. Весь сыр бор из-за этого? Непонимающе смотрю на Стаса, положившего руки на бедра, и как то странно дергающегося, отчего ядовито-зелёный галстук на жилистой шее качается из стороны в сторону, подобно маятнику. Глядя на красную борозду на смуглой коже, представляю, как Стаса долгое время волокли за этот галстук, как непослушную собачонку и улыбка приклеивается к моим губам.
  Внутри меня назревает истерика и я или расхохочусь, или расплачусь, прямо здесь рядом с жутким существом в человеческом обличье.
  - Знаешь, Стас, не начни ты нас шантажировать, возможно, всё и обернулось бы в твою пользу. Мне ничего не стоит исполнить твоё желание.
  Мужчина морщится, словно его заставляют жевать лимон, но молчит. В нём чувствуется какая-то опасность, глядя в его глаза, становится ясно, что перед тобой человек, которому нечего терять. Его рука тянется назад, извлекая что-то поддетое под ремень. Не замечая этого, Ната изучает содержимое папки.
  - Это всё?
  - Нет! - Стас убирает руку из-за спины.
  Чайник принимается громко свистеть. Оглушительный свист, сменяется бульканьем, после которого чайник выплевывает свисток вместе со струёй горящего пара ошпаривающего меня.
  - Ой!- отшатываюсь и задеваю плечом руку Стаса, сжимающую пистолет. Дергается затвор и меня ослепляет вспышка.
  Раскатом грома, проносится по кухне звук выстрела, а в моих ушах поселяется звон.
  Со мной так уже было, вспоминаю лицо белобрысого парня со стиснутыми от боли зубами. Вновь вижу его прижатую к животу ладонь, сквозь пальцы которой сочится алая жидкость.
  Избавляюсь от наваждения и возвращаюсь на кухню, где творятся не менее страшные события.
  Холодный ветер касается моего лица. Сквозняк, прорывающийся через круглее пулевое отверстие в стекле, колыхает, вздувшиеся парусом занавески. Как подкошенный барыга падает на пол. Мои подошвы принимаются липнуть к полу, опускаю глаза и вижу красный ручеек, устремляющийся ко мне из простреленной головы.
  Только бы не упасть.
  Держась рукой за стену, я делаю несколько шагов назад, и сползаю вниз. Живот крутит, кажется, меня сейчас вырвет. В кино всегда удивлялась, почему люди увидев мертвеца, тут же блюют рядом, несмотря на довольно презентабельный вид. Если бы телек передавал запахи, сейчас терроризирующие мои ноздри, вопросы бы отпали сами собой.
  Смотрю на Стаса, с застывшим взглядом без конца, жмущего на спусковой крючок пистолета, от дула которого исходит струйка сизого дыма. Отсюда мне видно, что это бесполезно - гильза застряла в окне затвора.
  Он это тоже понимает, поэтому в панике хватается и со скрежетом передергивает затвор.
  На пол летит гильза, фигура девушки превращается в смазанный силуэт. Ноги в шнурованных ботинках наступают на спину Монаха, мелькает его распятие, на длинной цепочке которое с размаху ударяет Стаса по лицу.
  Мужчина жмет на спусковой крючок - "БАХ! БАХ!"- выплёвывает пули, разбивающие содержимое шкафчика вдребезги. Пистолет замолкает, вывалившись из скрюченных пальцев.
  Осколки посуды ещё не перестали сыпаться на пол, как руки Наты уже легли на шее Стаса. Вновь её зрачки расширяются, и, глядя в них, мужчина дёргается и замирает. Грубый толчок и Стас летит на газовую плиту, лбом сшибая грозно бурлящий чайник. Брызжет кипяток, размывая кровь барыги, и устремляясь ко мне, спешащую к выходу.
  - Это твоя последняя ошибка, - сквозь зубы проговаривает девушка, удерживая голову Стаса над зажженной конфоркой. Уже в коридоре меня достигает громкий душераздирающий крик, а в нос ударяет смрад горелых волос и плоти.
  
  

Глава 2

  
  Вырываюсь из затхлого подъезда и тут же оказываюсь, окруженной большими черными птицами. Мерзкие вороны над головой издевательски гогочут, хлопают крыльями и сверкают из полумрака своими желтыми глазами. Срываюсь с места и мчусь по мокрому асфальту, растворяясь в темноте. На автостоянке лишь кучка гогочущих ребят с пивом в руках, утрамбовываются в машину. Фигуры затянутой в блестящий черный винил нигде не видно.
  Что не мешает ей наблюдать за мной из темноты.
  Хватит, не думай об этом. Ты сбежала всё хорошо. Всё будет хорошо.
  "А станет ещё лучше!" - в порыве ветра мерещится голос Колдуна, отчего нервно машу руками.
  Пытаюсь успокоиться, проглотить ком намертво запечатавший горло. То с какой лёгкостью и наслаждением на лице эта девушка убивала, никогда не выветрится из памяти. А если вспомнить её глаза, лишённые блеска. Сколько раз я видела такие глаза у Колдуна, его клиентов, да и в собственном отражении. Эта девица явно была чем-то обдолбана.
  Почему то такая мысль меня успокаивает. Подумаешь, просто маньячка под наркотой бродит по тёмным улицам Волгограда, ничего интересного, проходите мимо. По крайней мере, в этом нет ничего...сверхъестественного.
  Неважно кто эта девица, главное, что ей меня не достать.
  Наконец, когда ноги начали гудеть, а в нос ударил запах свежей выпечки и кофе, я останавливаюсь прямо перед круглосуточной кафешкой. Призывно горит фиолетовым огнём вывеска обещающая "Уют", а чуть ниже розовые буквы обещают "обеды на заказ". С треском гаснет буква "о". Сомневаюсь, что эта ночь будет ещё хуже, поэтому смело толкаю дверь, вслушиваясь в приветственный перезвон колокольчиков.
  "Уют" оказывается похожим на классический кафетерий из американских фильмов, с большими окнами и красными дерматиновыми сиденьями. Сходство рушится лишь на по-русски угрюмой официантке, с торчащими из-под косынки фиолетовыми прядками. Пробираюсь сквозь ряд пустых столиков по направлению к туалету, пока не слышу мерзкий скрежет ножки стула по полу.
  Сердце ёкает, пугливо оборачиваюсь, ожидая увидеть светловолосого парня, но вместо него вижу лишь толстую деваху, закидывающую лямку сумки на плечо. Взгляд задерживается на недоеденном куске пиццы, утонувшем в луже разлитого кофе. Желудок принимается болеть и бурчать, напоминая о себе. Чувствую на себе подозрительный взгляд официантки, вытирающей соседний столик, и прячусь от него в туалет. Видимо мой голодный и растрёпанный вид начинает привлекать внимание.
  Под аккомпанемент журчания воды и вони мочи, кое-как перебиваемой хлоркой, миную пустые кабинки, отражаюсь в заляпанном зеркале и замираю у окна. Оглядываюсь, в лишний раз, убеждаясь, что за спиной никого.
  Теперь можно перейти к главному. Разжимаю, казалось бы, мертвой судорогой сжатый кулак и кладу на подоконник мокрый от пота пакетик.
  Смотрю сквозь него на огни уличных фонарей за окном, озаряющие грязный комок геры оранжевым нимбом. Двух грамм слишком мало для золотого укола, но вполне достаточно, чтобы погасить воспоминания о прошедшем вечере.
  Кончиками пальцев скольжу сквозь тонкую целлофановую оболочку, на бежевый порошок. В лучшем случает, он разбавлен мелом, сахаром или детской присыпкой, в худшем стиральным порошком.
  Как будто мне есть, что терять.
  Запираюсь в ближайшей кабинке и, уронив крышку унитаза, устраиваюсь поудобнее. Галогеновая лампа, освещающая туалет мертвым бледным светом, несколько раз тревожно подмигивает.
  Беру крошечную щепотку из пакетика и втираю её в десну, ощущая, как тут же немеет левая половина лица и утихает дрожь в руках. Так-то лучше. Всё, что я видела, исчезнет, после первого же укола геры. И улыбающаяся Ната, и смрад горящей плоти Стаса, и собственное отражение в луже крови Монаха, и грустные лица моих родителей, и смеющийся Колдун. Из полумрака мне мерещатся его бесцветные глаза.
  Провожу рукой по щеке и вновь ощущаю жесткие прикосновения Колдуна. Поспешно убираю руку от лица, в то время как в голове всё ещё звучит его голос, шепчущий обкусанными губами горячный бред, о том, что героин религия приближающегося двадцать первого века или о том, как я ему дорога.
  Медленно тяну замочек молнии, расстегивая куртку. Задираю свитер и обнажаю пупок, окруженный хороводом синеватых пятнышек, следов от прошлых уколов. Легонько надавливаю на них, ощущаю боль и, печально вздохнув, опускаю свитер. Сегодня придётся пострадать венам на руках.
  С тихим шорохом высыпаю кристаллики геры в закопченную ложку, с треском рву упаковку шприца и, удерживая его в зубах, щелкаю зажигалкой. Яркое пламя облизывает ложку, заставляя ее содержимое растаять.
  По руке вновь пробегает дрожь, едва не расплёскивая, превратившиеся в мутную жижу, кристаллики. Так же быстро шприц сжирает содержимое ложки. Вот так получается "снаряд" - шприц с дозой героина, остаётся лишь надеть иглу. Закидываю ногу на ногу и зажимаю руку коленом.
  Геру можно нюхать, втирать в раны, глотать, вдыхать, но всё это баловство. Только по вене гера достигнет самого сердца.
   Кончик иглы вдавливается в кожу, пронзая вену. Ощущая такую знакомую боль, медленно тяну на себя поршень. Как заворожённая любуюсь своей собственной кровью, извивающейся и бьющейся о прозрачные стенки шприца. Алая змейка безуспешно пытается вырваться, но в итоге так и погибает, растворившись в гере и окрасив её в розовый оттенок.
  Медлю нажать на поршень, потому что понимаю: следующая доза будет не скоро. Сейчас у меня нет ни денег, ни украшений, ни любимого ножика.
  Громко хлопнувшая входная дверь туалета заставляет вздрогнуть. Игла выскакивает и прочерчивает алую борозду. На месте укола сразу же наворачивается гранатовая капля. Кто там ещё шляется? Раздраженно смотрю на окровавленную иглу. По туалету разносятся неторопливые шаркающие шаги, красные ботинки замирают у моей кабинки. Мысленно отправляю обладательницу пестрой обуви в парочку не слишком приятных мест и ору: "Занято!"
  Тут же шпингалет вылетает из дверцы, и та широко распахивается. Шприц выскальзывает из моих рук, поспешно тянусь к нему, подкатившемуся к подозрительно знакомым шнурованным ботинкам.
  Как она меня нашла? Что ей нужно?
  Эти вопросы меня сейчас не волнуют так сильно, как оброненный "снаряд". Уже нащупывая его гладкий бок, поднимаю голову и ...
  Тяжёлый ботинок накрывает мою ладонь, вместе со шприцем. Тихий хруст и острая боль заставляют меня вскрикнуть: "Аай!" Не сразу и понятно, что именно треснуло шприц или кости. Ловлю своё перекошенное отражение в лакированном носке ботинка, убираемого с моей ладони.
  Скуля, хватаюсь за свою руку, с глубоко засевшей иглой. Перевожу очумевший взгляд на Нату. Её пухлые губы раздвигаются в ехидной ухмылке, а руки устремляются ко мне и хватают за воротник. Резкий рывок и треск ткани, ударяют по ушам. Мозг не успевает понять, что происходит: грязный кафель пола сменяется сине-зелёными исцарапанными стенами и останавливается на покрытом трещинами выбеленном потолке.
  Отец часто хвастался перед друзьями и случайными знакомыми фоткой, на которой был запечатлен он в болотных сапогах, держащий в руках полтора метровую рыбину. Во время той рыбалки, его улов так жахнул ему по лицу хвостом, что глаз заплыл и неделю не открывался.
  Сейчас я чувствую той рыбиной. Ничего не понимающая и потерявшая ориентацию в пространстве, да вдобавок ещё и ослепленная ярким светом галогеновой лампы, я дергаюсь, извиваюсь и жадно глотаю ртом воздух. А затем взгляд цепляется за зеркало, и я замираю, разом лишившись всех сил.
  При недоверчивом моргании лампы дневного света, вижу в зеркале ряд кабинок, с распахнутыми дверцам, и свою, парящую в воздухе, фигуру. Да это так, если верить этому куску стекла, я сейчас парю подобно Питеру Пэну. Или как кукла - марионетка, подвешенная на нитях. Если бы не боль от стальных пальцев Наты и впрямь бы решила что умею летать.
  - Т-ты з-зеркало!
  - Ну, да мне часто говорят, что я неотразима, - шепчет Ната. На её шее, словно в насмешку, покачивается на длинной цепочке крест Монаха.
   С тихим "кап-кап", на грязный кафель летят капли моей крови, а вслед заними и я, больно ударюсь о пол. В голове взрывается фейерверк и на мгновение все исчезает. Пытаюсь встать на ноги и вслепую хватаюсь за раковину, сдуру тянусь за неё и - Ай! - глубже загоняют иглу в ладонь. Ната хватает меня за раненую руку и оставляет в таком подвешенном состоянии.
  - Ой-ой-ой, бедняжка, поранилась? - касается губами моей ладони, по которой бежит красный и липкий ручеек.- Позволь я тебе помогу.
  - Неааайтвоюматьчтотыстой!
  Девица зубами хватается за иглу и медленно, смакуя каждое мгновение, тянет её. Сквозь кисть руки будто проползает холодная змея, и оказывается, зажатой во рту, с двумя неестественно длинными глазными зубами.
  - Вот и всё, - перекидывает из одного уголка рта в другой гнутую иглу, словно какую-то зубочистку. - Мдаа, знаешь твоя кровь, это последнее, чтобы я выпила. "Пахай", как сказала бы одна моя знакомая.
  И подтверждает свои слова, выплевывая иглу на грязный кафель.
  Сквозь мутную пелену слёз умудряюсь разглядеть швабру, продетую под ручку двери. Про окно можно и не думать, слишком узкое не пролезть, да и она куда быстрее меня. А ещё не отражается в зеркале, обладает жуткой силой, убивает с нескрываемым наслаждением, и пьет кровь.
  Пухлые губы раздвигаются, обнажая длинные клыки, отчего сердце замирает в моей груди. Медленно поднимаюсь на ноги, оставляя на полу кровавые отпечатки.
  - Видишь, как я забочусь о тебе, - её зрачки расширяются, и, глядя в них, чувствую как тону. Не могу пошевелиться, мне остаётся лишь смотреть в темную глубину. Тело стало каким-то ватным, а разум заволок густой туман. - А это значит, ты нужна мне. Знаешь зачем?
  Вся моя сбивчивая жалкая речь сводится к простому слову: "нет".
  - Что тебе известно про это? - машет перед моим лицом красной папкой, содержимое которой стоило жизни двум людям,
  - Ничего.
  - Про двоих, теперь уже мёртвых, придурков, что-нибудь расскажешь?
  Смотрит мне в глаза и качает головой, отвечая на собственный вопрос:
  - Конечно же, нет. А к этому бородачу ты просто зашла отовариться?
  Утвердительно киваю, глядя на то, как папка исчезает под её курткой. А затем спрашиваю пожалуй самый важный вопрос за этот вечер:
  - Убьешь меня?
  - Отличная идея, - оживляется вампирша.
  Чувствую, как по моим щекам бегут слёзы.
  - Но-но, - острый ноготь скользит по моему лицу стряхивая капли.- Не плач, а, то я тоже заплачу. Я такая сентиментальная.
  Длинный коготок опасно замирает у моего глаза.
  - Думаешь, этим ты напугаешь меня?
  - Думаешь, меня волнует, что ты там чувствуешь?
  Игривость исчезаёт из её голоса, уже не пугая меня темными колодцами, она задаёт последний вопрос. Внутри меня всё холодеет. Я понимаю: от того как я на него отвечу, зависит что со мной произойдет дальше. Моя жизнь находится в этих ледяных бледных руках, с дорогим маникюром.
  На несколько мгновений замираю, силясь придумать достойный ответ, на такой, казалось бы, простой вопрос: "Что ты знаешь о красном печенье!"
  В моей голове роятся ответы, один хуже другого. "Отвали от меня!" (За такое Ната меня прикончит); "Красное печенье, красная смерть - всего лишь красивые названия для обычной кислоты" (?); "Я подругой части"! (Точно прикончит); "Мой бывший - барыжил...правда сейчас он в изоляторе, а может быть уже в тюрьме" (!).
  Вместо этого выпаливаю:
  - Ты обратилась по адресу.
  На что Ната как-то хитро ухмыляется: "Ну-ка докажи!", - и зажигает сигарету.
  - Итак, красное печенье это ...
  
  - ... что-то вроде кислоты или экстази. Героин сейчас достать проще, - горестно вздыхаю. - Были бы деньги.
  Ната застыв, как статуя, кажется вовсе, и не слушает меня, занятая задумчивым разглядыванием дымящейся сигареты в своих пальцах. Цветные всполохи, скользящие по её бледной коже, придают хоть сколько-то жизни. Больше мне сказать нечего, поэтому замолкаю и оглядываюсь.
  Синий, белый, красный, зелёный, пурпурный огни стробоскопа скользят по залу и огороженному как загон сеткой танцполу. На пошловатых бледно-розовых стенах дрожат тени танцующих людей, а чуть выше горят буквы: "Добро пожаловать в ад".
  Почему я не удивлена? Из всех мест, куда Ната могла потащить меня, пожалуй, выбрала самое неудачное. Особенно эта чертова музыка, которая, кажется, вот-вот взорвёт мой мозг. И сквозь поток грохота, вырывающегося из колонок, мне приходится протаскивать свои слова. Интересно она хоть что-нибудь расслышала из моего рассказа или просто сидит тут с умным видом? А может она Ната уже и не помнит, что я сижу рядом?
  Не забыла: в лицо летят искры и пепел от сигареты. Дергаюсь и натягиваю короткую цепочку, ведущую к браслету на запястье.
  Вампирша делает затяжку, и говорит: "Продолжай".
  -Что? - из-за чертовой музыки не расслышала, чего она там бормочет. Тогда Ната дергает меня за волосы и интересуется, пробовала ли я красное печенье.
  -Я подругой части,- на глазах наворачиваются слёзы, она мне несколько волос с корнем вырвала, - на этот счёт тебе понадобится "йог". Ну, человек, который как раз таки и закидывается всякой мозговыносящей отравой. А лучше поймай и потряси барыг.
  Тени на стенах растягиваются, изгибаются под немыслимыми углами, напоминая по форме китайские иероглифы.
  Во рту становится сухо, словно там открыт филиал пустыни Сахара, поэтому на вопрос: "Часто бываешь в этом клубе?", отвечаю: "Дхаа!"
  Дрожащие тени сплетаются вместе лишь для того чтобы через миг рассыпаться.
  Молча, смотрю на багровый огонек тлеющей сигареты, зажатой между бледными пальцами. Усмехающаяся вампирша выплевывает мне в лицо струйку дыма.
  Машу рукой разгоняя никотиновый туман, в то время как Ната неожиданно меняет тему. И вовремя, рассказывать мне уже почти нечего, вдобавок кумар уже вонзил в меня свои когти.
  - Думаю, ты уже давно поняла, кто я такая?
  К нашему столику подлетает официантка, хотя я и не помню, чтобы вампирша что-нибудь заказывала.
  - Мм, не сложно было догадаться, - стараюсь лишний раз не смотреть ей в лицо. Брезгливо отворачиваюсь.
  Бокал полный чего-то алого, чуть подрагивает на круглом подносе, поддерживаемой единственной рукой, замершей у нашего столика официантки
  - Произнеси это слово вслух. Ну же.
  Разноцветные огни стробоскопа отражаются в бокале полном вина - нет чего-то более густого.
  - Вампир.
  Прижимая к груди опустевший поднос, официантка проскальзывает мимо меня, задев напоследок завязанным в узел рукавом черной форменной футболки, с белой надписью: Ночной клуб "Психо".
  - Правда звучит глупо, особенно когда произносишь это слово вслух?- лезвие в ухе Наты, качается из стороны в сторону, стоит ей поднести бокал ко рту.- Рада, что ты так спокойно это не переносишь, не пытаешься орать, бежать и...
  - Бежать?! - прерываю ее, звякнув цепью наручников, прикованных к поручню, огораживающему танцпол.- Смешно.
  - Вот поэтому я тебе и ничего не заказала,- длинный костлявый палец направлен мне точно в грудь.- С первого взгляда я поняла, что ты из тех особ, что вечно всем недовольны.
  - Меня подкумаривает, - бросаю на неё страдальческий взгляд.
  - Понятие не имею о чём ты, - продолжает терзать никотиновую палочку.
  - Ну, это отходняк после геры. А если быть точнее, преддверие ломки.
  - По-прежнему не понимаю о чём ты,- стряхивает пепел, и берёт в руку бокал.
  - Мне больно. И будет ещё хуже. Послушай, мне нужна доза.
  Глаза цвета малахита, изуродованного красными прожилками, хитро поглядывают на меня, поверх бокала.
  - Как мне это знакомо. Зависимость длиною в жизнь.
  Ловлю своё отражение в полупустом бокале - выгляжу я не очень. Ната же продолжает говорить:
  - По мне существует гораздо больше способов получить удовольствия, не впрыскивая в кровь отраву.
  - Например? - цепляюсь руками за стол.
  - Ну, скажем садомазо. Кто-то назовет это грязным и мерзким занятием, но по мне...
  - Можешь не продолжать, - по-новому смотрю на наручники. Цепочка звякает. Меня так трясёт вовсе не от омерзения, - я никак не смогу тебе помочь, если буду корчиться от боли.
  -Ты видела, как я убила двух людей, а в моём бокале,- движением профессионального сомелье встряхивает его содержимое,- вовсе не томатный сок. А ты по-прежнему тоскуешь по дозе?
  - Всё это время я о ней только и думала! - звякаю цепью наручников.- Когда ты поймала меня, я не беспокоилась за свою жизнь, я боялась за содержимое шприца. Так что можешь убить меня, хуже ты уже не сделаешь!
  Сказав это, испуганно замираю, понимая, что подписала себе смертный приговор. Другое дело, что молчать у меня нет сил, особенно в этом месте, где музыка, острыми гвоздями, вколачивается мне в голову.
  И всё никак не могу поверить в то, что девушка, развалившаяся на стуле напротив меня вампир. Выглядит очень молодо, лет на шестнадцать. Чем-то напоминает мою бывшую лучшую подругу Эльку. Ей приходится всё время таскать с собой паспорт, чтобы её пропустили в клуб или продали алкоголь.
  Роняя на вытянутый язык последнюю капельку, картинно ставит бокал на столик. После чего отправляет на его дно дымящийся окурок. По её, ничего не выражающему лицу не ясно, что она планирует делать дальше. Мне остаётся лишь сидеть тут и смотреть. Прожектор обливает нас, своим холодным синим светом. Или вернее сказать мертвым, как глаза Наты. Не сводя с меня своего взгляда, она медленно вытаскивает из кольца в ухе бритвенное лезвие и так с ним замирает.
  Откуда- то снизу поднялся ещё один луч прожектора, на этот раз красного света, отчего, кажется, что она с ног до головы заляпана кровью. Ухмыляясь, вампирша убирает в сторону челку, нагло лезущую глаза и вытягивает язык.
  Что она задумала?
  Отодвигаюсь настолько, насколько позволяет цепочка наручников, и отворачиваюсь в сторону танцпола. Сквозь сетку заграждения смотрю на танцующих. Люди купаются в море белого дыма и разноцветных лучей, в море веселья, граничащего с сумасшествием. А я сижу за одним столиком с живым мертвецом в окружении безумцев. Этот вечер просто не может закончиться хуже.
  Белый свет прожектора бьёт прямо в глаза, заставляя прикрыться рукой и взглянуть на Нату. Свет прожектора придаёт коже вампирши молочно-белый оттенок, в то время как глаза тонут в густых, как смола, тенях.
  Кончик синеватого язычка касается нижнего края лезвия. У меня глаза лезут на лоб, когда острая кромка рассекает его кончик надвое, и тонет в темной вязкой крови. Сжимаю ладони так, что ногти больно впиявливаются в кожу и отчего-то никак не могу отвести взгляд.
  - Давай жги!- отчётливо раздается громкий крик, откуда-то снизу, опять наводящий мысли об аде и чертях.
  Опускаю глаза на бокал, куда тут же Ната роняет окровавленное лезвие. Острый металлический прямоугольник, тонет в белом дыму тлеющей сигареты. Рядом расплываются темно алые кляксы, кажущиеся черными, при пурпурном свете прожектора. Бокал летит на пол, задетый локтем Наты, принимающейся извиваться под музыку, бьющую по ушам. Ее руки тянутся ко мне через маленький столик и ложатся на виски, не давая возможности отвернуться.
  В какой-то передачке про животных, я видела королевскую кобру. Огромная змеюка вела себя странно. Раскрыв свой капюшон, она не шипела, а кувыркалась и извивалась. При этом всё ближе и ближе приближаясь кролику. Ушастый тупо застыл на месте и внимательно наблюдал за этим танцем, явно не догадываясь, что это последнее зрелище в его жизни. Закадровый голос отстраненно рассказывал о том, как королевские кобры гипнотизируют своих жертв танцем, в то время как в замедленной съемке показывали последний бросок змеи, вонзающей клыки в плоть загипнотизированного зверька.
  Сейчас Ната ведёт себя так же. Зелёный свет, отражающийся на чёрном виниле, придает ей сходства со змеиной кожей, а ещё этот раздвоенный кончик языка, мелко трясущийся и роняющие темные капли.
  Пытаюсь вырваться, но её руки слишком сильны, а от пальцев расходятся по всему телу могильный холод. Зажмуриваю глаза, но длинные ногти, прижали веки. Кричу, но музыка заглушает мой голос, а рот оказывается запечатанным губами вампирши.
  Дыхание сбивается, в лёгких стремительно тает кислород. Остекленевшие глаза неотрывно смотрят на Нату, развалившуюся на столе и залитую синим светом. Её губы холодные и мягкие так не похожи на шершавые искусанные губы Колдуна. Вот только поцелуй что с Натой, что с ним схож в одном - во рту надолго поселяется вкус крови.
  Давлюсь холодной жижей, стекающей в горло. С трудом проглатываю слюну, смешанную с чужой кровью. Ната отпускает меня, оставаясь сидеть на столике. Алый свет режет мои глаза, в то время как я напрасно пытаюсь совладать с тошнотворным вкусом металла на языке, и холодом, пробирающийся прямо к сердцу
  - Эй, ты меня расстраиваешь.- Уже сросшийся язык скользит по пухлым губам. - Я не так уж и плохо целуюсь.
  В ответ лишь отплёвываюсь. В панике понимаю, что немного, но все, же проглотила крови этой ведьмы. Среди нашей "тусовки", встречаются "озлобленные" - страдающие какой-нибудь болезнью и заражающие ей других. Это либо "гепаки", ясное дело, больные гепатитом.
  Либо подхватившие болячку посерьёзней, например - СПИД.
  Ната человеком не является, но что я вообще знаю о вампирах? Открываю рот, чтобы длинно и смачно выругаться, как по телу пробегает судорога.
  И тут же меня накрывает целая лавина ощущений: изумрудные блики в глазах Наты, запахи пота, алкоголя и духов, музыка, закручивающая в водоворот, поразительная легкость, словно я сейчас улечу.
  Я смотрю на обитателей клуба другими глазами. Вижу, как с громким хлопком открывается шампанское, пенная струя бьёт высоко вверх, капли замирают на мгновение в воздухе. Наблюдаю за девушкой, что-то шепчущей своему парню на ухо, отчего его улыбка становится всё шире. Разглядываю, капли пота на лысине сорокалетнего "папика", с удивлением узнаю кудрявую голову, дергающегося на танцполе парня. Веник, мой одноклассник, севший на иглу, благодаря Колдуну.
  Откидываю голову назад и прикрыв глаза, чувствуя вибрацию, исходящую от множества ног, пляшущих и веселящихся людей, расходящуюся по залу подобно цунами. Точно, сейчас улечууу.
  Вот только тихий звон цепи наручников напоминает мне о том, что я далеко не так свободна как хотелось бы.
  Сверкающий браслет, не понимаю, что он забыл на моей руке? Переворачиваю ладонь, натягиваю цепочку, ища взглядом след от иглы, но сталкиваюсь лишь с капельками засохшей крови. Сжимаю и разжимаю кулак, не ощущая никакой боли, дергаю наручник и смотрю на то, как натягивается тонкая цепочка. Одно из звеньев не выдерживает и лопается, оставляя на запястье блестящий браслет с болтающимся обрывком цепи.
  Чувствую каждый мускул, запрятанный под кожу, каждое сухожилие, сустав, шевелю пальцами и под ободрительный взгляд Наты, с хрустом вдавливаю большой палец в ладонь, ломая его и наслаждаясь притоком боли.
  Сломала бы и остальные пальцы, но вампирша вовремя хватает меня за руку, и как мамочка останавливает своего ребёнка от какой-нибудь глупости, вроде поковыряться в глазу вилкой.
  Со звоном браслет наручников оказывается на полу, соскользнув с запястья. Возвращаю палец на место и ощущаю лишь лёгкий зуд там, где сращиваются кости.
  Ната вопросительно вскидывает левую бровь:
  - Ну как? Стало лучше?
  Что-то отвечаю ей, не слыша собственного голоса. Наверное, что-то тупое, в духе: "Да это лучший приход в моей жизни!"
  -Взгляни на меня.
  Её кожа буквально светится, а широко распахнутые глаза смотрят на меня. Зрачки похожие на два черных солнца пожирают весь мир. В панике оглядываюсь, пробегаясь взглядом по толпе. В громкой музыке мне мерещится биение пульса, испытываю легкое головокружение, словно глядишь вниз с огромной высоты.
  Мир вокруг сереет, становясь похожим на старую фотографию. Так, даже лучше, ни что не отвлекает меня от людей. Они такие сложные, их кровь бурлит от переполняющих их эмоций. На мгновение мне мерещится багровая паутинка кровеносной системы, просвечивающаяся сквозь кожу девицы, в слезах орущую на подругу. Как что-то такое может быть одновременно и прекрасным, и отвратительным?
  Хочется коснуться их всех, заполнить пустоту внутри себя. Насытиться. Холод расползается по моим внутренностям. Сейчас все мои мысли только о том, как горяча кровь в их жилах.
  Прикусываю губу, стараясь прийти в себя. Глазные зубы оказываются неожиданно острыми. Да, так, прокуси её, почувствуй во рту кисло-соленый вкус. В этих ощущениях нечто звериное, первобытное, страшное. Мне нужно насытить себя, иначе боль уничтожит меня.
  С протяжным скрипом, мои ногти царапают столешницу, с мерзким треском они ломаются, с запозданием до меня доходит чувство боли. Оставив на столики алые полосы, прячу руки. Ноздри Наты расширяются, с наслаждением вдыхая запах крови. Весь мой восторг рассеивается вместе с сигаретным дымом; хочется закричать, но язык присох к гортани.
  Теперь я понимаю с кем именно я сижу за одним столом, и что для меня это не может означать ничего хорошего.
  - Надо же, не ожидала тебя тут увидеть, - звучит за моей спиной женский голос, сладкий как сахарный сироп.
  По лицу Наты пробегает тень, губы раздвигаются в улыбке, больше похожей на оскал, а взгляд становится злобным и колючим.
  
  

Глава 3

  
  С удивлением смотрю на рубиновую каплю, наворачивающуюся под ногтём. Быстро и как-то украдкой, словно забираясь кому то в карман, слизываю её. Сглатываю слюну, и по горлу скользит раскалённый уголёк кисло-соленого вкуса, не обжигающий, а скорее согревающий.
  - Действительно, - сквозь зубы процеживает вампирша, сверля взглядом кого-то за моей спиной.
  Оборачиваюсь и едва не врезаюсь носом в загорелую руку, с золотым браслетом, на котором, звеня, трясутся маленькие фигурки кошек. Глаз задерживается на одной, тревожно изогнувшей спину и грозно распахнувшей пасть, собираясь зашипеть.
  Но вместо неё шипит Ната:
  - Что я могла забыть в своём клубе?
  Держась за предплечье, неизвестная проходит мимо меня, так словно я не заслуживающая внимания деталь интерьера. Широко улыбаясь, проводит своей бронзовой, от загара, рукой, по светлым волосам.
  - Ну, извини. Просто я подумала ты ещё в трауре. Ах, за прошлую неделю столько всего случилось: охотники, Ян, мой новообращённый, иии...
  Глаза Наты вспыхивают в полумраке.
  - ...тот загадочный пожар уничтоживший убежище твоего любовника.
  А это что ещё за жертва автозагара? Выглядит она довольно живой.
  В ответ раздаётся щелчок зажигалки, и ехидный голос Наты:
  - Я бы переносила скорбь гораздо легче, если бы кто-то не пытался бы отобрать то, что принадлежит мне по праву.
  - Воистину, правда: лучшее лекарство для скорбящих - молчание,- пока блондинка разглагольствует, Ната медленно окунает кончик сигареты в пламя зажигалки, всем своим видом намекая на то, что для неё лучшее лекарство.- В таком случае они не говорят глупостей и не создают себе ёщё больших проблем.
  На что Ната лишь выдыхает длинную струйку дыма, розового в свете прожектора.
  - Молча наблюдать за тем, как ты собираешь сливки со смерти Яна? Смеешься? Нет, Ирма, я не позволю тебе забрать ни этот клуб, ни что-либо ещё.
  Блондинка кладёт руку на стол и тут же брезгливо её убирает. Подбирает салфетку и принимается вытирать ладонь. Выглядит это как-то слишком уж наигранно.
  И сомневаюсь, что вампирша стала бы спорить с человеком, следовательно, эта особа одна из них.
  - Ах, Ната, у тебя в отличие от Яна нет деловой жилки. Ты просто не справишься с этим местом. К тому же всё уже решено, и ты ничего не сможешь сделать.
  Вампирша роняет зажигалку на столик:
  - Ты уверена?
  - Hochmut kommt vor dem Fal ,- качает головой Ирма. - Я не понимаю тебя. Сейчас наступили сложные времена, тебе стоит объединиться, как другим родичам.
  -Хочешь, чтобы я, как и остальные забилась в угол и тряслась от страха, пока ты занимаешься мародерством? Пожалуй, я пас.
  - Я правая рука Матери и просто выполняю свои обязанности. Подумай, о чем ты говоришь. По улицам рыщут человеческие убийцы. А ты трясёшься из-за каких-то вещей.
  - Его вещей.
  - Я думала трястись над барахлом удел людей. - Блондинка отворачивается от Наты и наконец-то обращает на меня внимание. Её маленький носик морщится, а на лбу собирается складка. - А это что ещё за чудо с обгрызенными ногтями?
  Только сейчас до меня доходит, что вампирша принюхивается ко мне, как какое-то животное. Фу! И судя по тому, как кривится её лицо, у неё такая же реакция.
   - Так вот в чем причина твоего приподнятого настроения. Кайфовая кровь!- мне не нравятся, как сверкают глаза Ирмы. - Мне кажется, или ваша Линия Крови на неё особенно падка.
  Кайфовая кровь? Вампирша захотела проторчать и поэтому ей понадобилась я? Ну нет, а как же: "твоя кровь последнее, что я бы выпила"? Хотя я не особо доверяю людям, так с чего мне начать доверять вампирам? И да, это был риторический вопрос.
  Молча, отворачиваюсь от этой пропитанной дорогими духами и фальшью особы. Пусть она и не похожа на разговаривающий манекен, но я всё равно раскусила её. Вампиров выдают глаза.
  И у Наты, и у Ирмы, они одинаковые. Лишённые блеска, в глубинах, которых время от времени вспыхивают зарницами зловещие блики.
  Сердце судорожно мечется в груди, на лбу проступает испарина.
  - Запомни её лицо,- ехидничает Ната.- Она ещё встанет костью в твоём горле.
  - Тебя ей не переплюнуть, - качает головой Ирма и уже собирается уходить, вот только вампирша останавливает её, схватив за руку.
  Вскинув брови, Ирма смотрит на Нату держащую её за запястье, со злобно подрагивающими кошечками.
  - Как насчёт небольшой сделки? - вампирша отпускает руку, на что кошечки успокаиваются.
  Нервы гудят как высоковольтные провода. Браслет перестаёт трястись, думаю, если бы не музыка услышала бы его звон. Ирма ухмыляется, и впервые я вижу её клыки. В отличие от Наты, это не длинные глазные зубы, а маленькие короткие боковые резцы.
  Другая Линия Крови.
  Холодный ветерок касается моего позвоночника, а на лбу проступают тяжелые капли пота. Сейчас в этом нельзя обвинить кумар. Столько лет я бок обок жила с этими тварями и ничего о них не знала!
  Черты лица Наты заостряются, кожа натягивается, так что проступает багровая паутина капилляров. Вся красота, весь глянцевый лоск стекает с неё, как капли воска с горящей свечи, обнажая мертвую плоть. И чем дольше я вглядываюсь в её лицо, тем сильнее страх сжимает моё горло.
  Длинные пальцы барабанят по красной папке, вампирша что-то объясняет Ирме, после чего протягивает ей один из листков. Я тем временем шарю глазами в поисках выхода. Нужно бежать, но как?
  Успокойся, ты не в безлюдном сарае на окраине находишься, а в переполненном людьми ночном клубе. Просто встань и беги!
  Вздрагиваю от ледяного прикосновения Наты. Тонкие длинные пальцы скользят по моему запястью, и ложатся как раз там, где добрые дяди доктора проверяют пульс. Нервно сглатываю слюну, все ещё отдающую кровью. Она смогла отследить меня, сбежавшую из квартиры Монаха, сможет и в переполненном зале клуба. Нужно разорвать след. Решено, выберусь из клуба и тут же вызову такси, посмотрим насколько хорошая эта ищейка.
  Осталось лишь придумать повод скинуть с себя эту холодную когтистую лапу и сбежать. И когда, казалось бы, нет никакой надежды, вампирша сама протягивает мне спасательную соломинку.
  - Ты слишком напряжена,- Ната отпускает моё запястье.- Тебе не помешает выпить. Заказать что-нибудь?
  - Сама справлюсь,- пытаюсь ответить нагло и самоуверенно, на что голос предательски дрожит. Надеюсь, из-за громкой музыки она этого не замечает.
  Ната неотрывно смотрит на меня, забыв по видимому, что хотя бы иногда, человеку нужно моргать. Если бы по моему телу сейчас скользили красные огоньки лазерных прицелов, я и то чувствовала бы себя лучше.
  Её отвлекает блондинка, забывшая о своей брезгливости и положившая руки на столик:
  - Чего ты хочешь?
  Бежать! И как можно быстрее.
  Живым не место рядом с мёртвыми. Особенно если эти мертвые ещё и скандалят друг с другом.
  На негнущихся ногах ухожу прочь от столика, по-прежнему чувствуя на себе её пронзительный, как пулевой выстрел, взгляд. Страшно даже обернуться, всё что угодно лишь бы снова не смотреть на её мёртвые глаза.
  Медленно семеню к барной стойке, не зная, что делать.
  Думай, думай, если это и вправду её клуб, мимо охраны прошмыгнуть не удастся. Я слишком много видела, чтобы меня так просто отпустили. К тому же мне ей и рассказать больше нечего. И справедливый вопрос: зачем вообще вампирам информация о наркоте?
  Кривя рот, девица с татуированными по локоть руками, сжимающими полупустую бутылку пива, о чём-то спорит с долговязым парнем. Случайно задеваю её плечом, и липкая жидкость из горлышка льётся на пол.
  Взгляд задерживается на её черной футболке, прямиком на мерзком принте, изображающем, словно на вырванной из анатомического атласа страничке, коричневые кишки. Она что-то орёт мне вслед, но не слышу отчасти из-за громкой музыки, отчасти из-за того что моя голова сейчас занята другим.
  Может устроить драку? Подёргать эту мерзкую девицу за волосы, чтобы охрана вывела меня... или заперла в темном подвале. Блииин! Ну же вспомни, что ты себе обещала? Никогда не идти ни у кого на поводу, больше не быть игрушкой в руках Колдуна, или кого-либо ещё.
  Оглядываюсь: Ната прижимает папку к груди и весело машет мне сигаретой; Ирма, что-то ей объясняет, смяв листок в кулаке. Буквально налетаю на столик, с которого на меня удивленно смотрит верзила в кожанке, чьё запястье целует (!) худой парень в клетчатой рубахе.
  Отхожу к барной стойке и замираю рядом с кем-то забытым стаканом, на дне которого дрожит, золотиста жидкость. Бармен при виде меня широко улыбается и принимается без конца бормотать, про друзей хозяйки и о том, как их рады здесь видеть. Бедолага так напряжён, что на его лысине наворачиваются капли пота.
  Заказываю первый попавшийся коктейль, лишь бы утихомирить этот велеречивый апокалипсис. Печально смотрю на своё отражение в грязной испещрённой царапинами стойке.
  - Знаешь, на твоём месте я бы не стала продолжать с ними этот вечер. Это очень плохая компания.
  Несмотря на мои обострившиеся инстинкты, однорукой официантке удаётся застать меня врасплох. Да так, что я с перепугу опрокидываю пирамидку из рюмок. Справившись с шоком и рюмками, интересуюсь у официантки:
  - И много таких как вы? В смысле, тех, кто знает?
  - Хватает,- кивок в сторону бармена возящегося с коктейлем,- но все они молчат. Иначе от них неожиданно уходит удача, и случаются разные, - её пальцы скользят по пустому рукаву, заканчивается узлом, - несчастья.
  Бармен, даже не думая спрашивать с меня деньги, ставит на стойку высокий стакан с пенящимся содержимым. На его пузатом боку отражаются два размытых силуэта. Татуированная девица и парень-шпала.
  - Вы мне поможете?
  Вместо ответа официантка делает глоток и принимается предлагать бармену приобрести паричок. Глядя на то, как тот вяло огрызается, становится ясно, что с этим вопросом она пристаёт к нему регулярно.
  Пытаюсь снова заговорить с ней, на что официантка лишь пододвигает мне свернутую бумажную салфетку. Тяну её к себе, ожидая в нём какое-нибудь обнадеживающее послание, а может быть и карту с указанием секретного хода, но вместо этого нащупываю, что-то твёрдое. Ключ.
  Сверкнув зубами, Лера удаляется прочь, открыв моему взору неприметную дверь. Над ней горят зелёные буквы: "Выход". Мой взгляд как-то прошёл мимо, из-за наклеенной на двери огромной афиши гласящей: "Рутвен и Дарвелл. Короли дарквэйва в Волгограде".
  Не успеваю и рта раскрыть, чтобы поблагодарить официантку, или поинтересоваться, почему она мне помогает, как той уже и след простыл. Пора и мне последовать её примеру.
  Пулей мчусь к выходу и хватаюсь за дверную ручку. Разумеется, закрыто. Ключ скользит в замочную скважину и намертво в ней застревает. Замок проржавел что ли? Или Лера дала мне ключ вовсе не от этой двери?.. Нет, в последнем случае он бы просто не подошёл к замку.
  Напираю сильней, на что ключ со скрежетом проворачивается в замке, отчего на губах сама собой возникает улыбка. Поворот, еще поворот и ключ ломается. А я только решила, что эта ночь не может стать хуже. Дергаю дверь на себя, от себя и в гневе ударяю кулаком, отчего отклеивается плакат.
  Планы о том, как я радостно покидаю кишащий вампирами город, рассыпаются в труху и ломаются как этот проклятый ключ. А тут ещё чья-то рука, бесцеремонно хватающая меня за плечо и тянущая к себе. Дыхание замирает, а мышцы сводят судорогой
  - Кто тут у нас? - слышу я скрипучий женский голос.
  
  Ох. Серьёзно?
  Оборачиваюсь, ожидая столкнуться с искаженным гримасой ярости лицом Наты, но вместо этого взгляд упирается в коренастую девицу в черной футболке, со странным рисунком, чуть подпорченным темным пятном от пролитого пива.
  То, что я приняла за анатомически верно изображение внутренностей, при ближайшем рассмотрении оказывается змеёй, с коричневой чешуёй. Её широко раскрытая пасть пытается проглотить находящуюся как раз на уровне сердца огромную красную перевёрнутую пентаграмму.
  Такая же звезда, только поменьше и сверкающая металлом, висит на шее. Бутылки пива при себе у неё уже нету, зато рядом маячит все тот же долговязый парень с длинными сальными волосами.
  - Ты куда-то спешишь? - обладательница премии Мисс "Уродливый прикид" ухмыляется и награждается от меня ещё и званием Мисс "Гнилые зубы".
  - Так, послушайте, у меня сейчас нет времени...прости за футболку и всё такое... я просто хочу свалить отсюда и побыстрей,- запинаясь, отвечаю, понимая, что в лучшем случаи мои слова пролетят мимо ушей, в худшем только раззадорят.
  Я оказываюсь права.
  - Ооо, Аристарх, ты слышишь, как у неё дрожит голосок? Куда ты собралась, заика?- Девица кривит свою и без того не очень приятную рожу и принимается поглаживать зачесанные набок темно-русые лохмы, в то время как бритый висок влажно поблескивает в свете лампы.
  Кто они такие? Неужели тоже, одни из них? Моргать не забывают, грудь и у парня и у девушки поднимается и опускается от вздохов. Но могу ли я быть уверена в том, что они просто хорошо не маскируются?
  - Невзрачную она выбрала жертву, - наконец слышу голос патлатого парня, цепочка на его шее мелко подрагивает.- Ты кровь для Госпожи, и...
  - Ты знаком со значением слова заткнись? - со свистом лопается шнурок - это Мисс "Остроумие" срывает с шеи перевернутую звезду.
  - Да, Белла,- проблеял тот.
  - Ну, так заткнись! А насчёт тебя,- не нравится мне, её хищно прищурившиеся глазки, - Мне интересно, что в тебе такого нашли? Ты же невзрачная, может на вкус как конфетка?
  Странно слышать претензии к своей внешности от кого-то похожего на неё.
  Мысленно накидываю на шею парня розовый поводок и вручаю его в руки девицы. Вот её наверняка заинтересуют познания Наты в садомазо. Зато теперь я могу с уверенностью сказать, что эти ребята не вампиры, а просто идиоты.
  А раз так, то с меня хватит - ладони сами превращаются в кулаки. Главное хорошенько врезать этой девице, существо за её спиной, вряд ли осмелится погнаться за мной.
  Но вся моя решимость затухает, как огонёк сигареты под дождём, когда девица взмахивает рукой. Сверкает острый край звезды в её руке, щёку обжигает болью. Аристарх глупо хихикает.
  Она облизывает кулон, совсем как недавно это проделывала Ната с бритвенным лезвием. Эта парочка похожа на детей бездумно повторяющих действия взрослых:
  - Увы, нет, кровь у тебя тоже отвратная.
  - Как и вы,- рокочет голос за её спиной
  Аристарх отлетает в сторону, смех застывает в его глотке, сразу после того как лицо встречается со стеной.
  Белла, встрепенувшись как воробей, отскакивает в сторону, освобождая место плечистому детине, в расстегнутой кожаной куртке с заклепками. Это он сидел за столиком с те парнем
  - Харлан,- щебечет сатанистка.- Ты вовремя, представляешь, она хотела сбежать от нашей Госпожи.
  Детина, молча, скребёт щетину, так что съехавший рукав обнажает след от укуса на запястье. Две еще не заживших припухлых ранки и синеватый полукруг оставленный зубами. Только сейчас замечаю, какие у него болезненные глаза: кроваво-красные, с расширенными зрачками.
  - Идём, - Харлан стряхивает со своей лапищи, ручонку Беллы, и хватает меня под локоть. Радость от маленькой победы, вспыхивает крохотной искоркой и тут же гаснет, когда я понимаю, что мы направляемся прямиком к столику занятым двумя вампирами.
  Мой писк: "Мне нужно в туалет!" был проигнорирован на пару с моими жалкими попытками вырваться.
  -... одного кандидата мне, пожалуй, будет мало, - даёт указания Ната девушке в сером макинтоше, замершем перед столиком.
  - Мне нравится, как ты называешь их кандидатами, - незнакомка забирает папку и откидывает назад косу, с заплетенным в неё украшением-полумесяцем.- Звучит лучше, чем жертва.
  -Как скажешь, Тьма, как скажешь.
  - Эй, это безумно даже для тебя,- встревает Ирма.- Если хочешь, я оставлю тебе этот грёбанный клуб.
  - Увы, но мне не хватает деловой жилки,- качает головой Ната.
  Взгляд Харлана застывает на тонкой фигуре удаляющейся прочь темноволосой девушке в сером макинтоше, собирающем на себе разноцветные пятна прожекторов. Уже спустившись на танцпол, брюнетка неожиданно оборачивается. Её раскосые глаза смотрят на меня со смесью любопытства и пренебрежения. Верзилу она упорно игнорирует.
  Синеватый язычок скользит по накрашенным блестящей черной помадой губам, из-под которых на мгновение показываются тонкие острия клыков. Прожекторы гаснут, отчего азиатки растворяется в тенях. Когда они загораются вновь, ни её, ни папки, из-за которой Стас и Монах отправились по маршруту: "Морг - Кладбище" , уже нет.
  От себя добавлю, что прозвище Тьма той особе очень сильно подходит.
  Харлан отдирает меня от сетки заграждения и тащит к Нате, занятой игрой на нервах блондинки. Губы Ирмы вытягиваются в тонкую ниточку, она собирается что-то сказать и в этот момент за её спиной с грохотом проносится мужчина в кожаном пиджаке.
  Довольно крупного мужика, бросили сквозь целый зал словно тряпичную куклу. С ним проделали то же самое, что Ната вытворила с Монахом. Медленно сползая вниз, после столкновения с колонной и тихо постанывая, мужчина не замечает приближающуюся к нему фигуру в зелёной клетчатой рубашке.
  - Харлан, какого черта ты не рядом с ним?- кричит блондинка на верзилу. Я же пораженная смотрю на застывшее в какой-то невыносимой муке лицо парня. Алые ручейки, стекающие по его щекам, как слёзы, сильно контрастируют с белой кожей.
  - Ты разве не знаешь, что своих питомцев нужно держать на коротком поводке?- усмехается Ната, глядя на неловкие попытки Харлана остановить парня.
  Совсем рядом люди продолжают танцевать в полумраке, не замечая, как недалеко от них беснуется вампир. Верзила успевает протянуть к нему ладонь, говоря что-то успокаивающе, прежде чем, "питомец" зашипев, с отчётливо слышным хрустом не ломает его руку.
  Осколки кости натягивают кожу и, с треском разрывая её, выскакивают из запястья вместе с рубиновыми брызгами. Липкие капли не успевают коснуться пола, а Ирма уже держит парня за горло:
  - Я приказываю тебе вести себя тихо!
  Опустив голову и двигаясь как заводная кукла, парень падает на стул. Харлан тем временем перетягивает руку ремнём. Удивительно, что он даже не морщится от боли, с такой-то раной, а лишь бросает жадный взгляд на светловолосую вампиршу. Та, говорит ему о том, что поделится с ним потом. Поделится чем?
  - Вот кто тут настоящий торчок, - морщится Ната, глядя на Харлана, - цедящий по капле наш дар.
  Если вспомнить, сколько впечатлений принесла мне кровь вампирши, я в чём-то солидарна с верзилой.
  - Подумать только,- продолжает она, но уже переводя взгляд на Антона. - И это ничтожество замена Яна?
  Ирма лишь качает головой:
  - Яна нельзя заменить. (В этом мы с тобой солидарны) Но ты, же знаешь правила, мы не только контролируем численность, но и поддерживаем. И кому как не...
  - Правой руке Матери,- передразнивает её вампирша. - Совать всюду свой нос. Скажи, ты специально выбирала самого буйного кандидата.
  Мысленно заменяю "кандидат", на "жертва".
  - Антон прекрасный выбор, просто у него недавно случился небольшой срыв.
  -В пропасть, раз он такое вытворяет.
  По словам Ирмы, всему виной оказывается неразделённая любовь, которую он испытывал к девушке ещё при жизни. Как оказалось любовь так просто не умирает, и он всё-таки решил к ней заявиться. Он решил, что теперь уж эта девчонка не устоит против его обаяния и гипнотического взгляда.
  В итоге наш Ромео жестко просчитался и в припадке ярости расстался с последними иллюзиями насчёт своей любви. Девушке досталось больше, морге её труп собирали как паззл по кусочкам. А Антон погрузился в апатию, перемежающуюся вспышками ярости.
  - Уже передумала насчёт нашей сделки?- ухмыляется Ирма.
  - Ни на йоту,- качает головой Ната.
  Сделка?! И надеюсь, я не имею к ней никакого отношения.
  - Ну что ж эта ночь не будет длиться вечно,- поднимается из-за стола блондинка.
  - Да-да проваливай,- Ната уже забыла, про неё. Холодный палец скользит по моей щеке, ноготь касается царапины. Инстинктивно дергаюсь, и отхожу на несколько шагов. Оглядываюсь и вижу замершую в полумраке парочку сатанистов.
  Усмехнувшись, вампирша протягивает руку и подзывает к себе их, нет, только Беллу. От её нервного спутника, она отмахивается как от назойливой мухи.
  - Так и знала, что от них будут проблемы, - бурчит она под нос, наконец, оставив в покое моё лицо. Медленно пячусь назад и переворачиваю стул. Ох.
  - Твоя работа? И как зовут такую инициативную особу?
  - Беллаааа!- успевает сказать девица, прежде чем вампирша отвешивает ей пощёчину, отчего из ноздрей брызжет кровь, а из глаз слёзы.
  - А теперь скажи мне за что?
  - Я ослушалась вас. Простите, но она хотела сбежать.
  Как песочный замок смывает волна прибоя, так и слова сатанистки лишают меня последней возможности на спасение.
  Ната даже не смотрит в мою сторону, вместо этого она прижимает Беллу к своему плечу и нежно гладит её по голове, шепча ей про то, что она самая инициативная, самая достойная из всех адептов. И получит то, чего так долго добивалась. Вот только для этого ей нужно доказать, что она способна вкусить пищу ночного народа.
  От последних слов Белла вздрагивает и с ужасом смотрит, на губы вампирши, из-под которых показываются клыки: "Одного глотка будет достаточно. Но ты должна пить из артерии".
  Вытирая кровь, сатанистка удаляется, а Ната оборачивается ко мне. В этот момент понимаю что своими действиями, она хотела добиться моего расположения, для какой- то известной лишь ей цели. Вот только чтобы вампирша не делала, это всё равно будет отвратительно, как свежесрезанная роза, в руке полуразложившегося трупа.
  Принимаюсь лепетать разные глупые оправдания, которые тонут в гуле и свисте зала, бурно реагирующего на затихшую музыку. Держа за руку и вновь касаясь пальцами пульса, она ведёт меня в центр осиного гнезда.
  Из динамиков раздаётся очередной "тыц-тыц", перебиваемый гитарными рифами. Люди принимаются мотать головами и дергать руками, потихоньку вырываясь из оцепенения
  - Танцуй,- наклоняется ко мне Ната, и внутри её глаз вспыхивают алые искры.
  - Что тебе нужно? Зачем я тебе? Я...я вовсе не золушка, а ты со своими клыками не очень то и похожа на крестную фею.
  Ответа не следует, лишь шум бушующей толпы, отчего мне кажется, что я наблюдаю за штормом, с морского дна. Одурманенная кто алкоголем, а кто наркотой, толпа дергается под орущую из колонок музыку. Глупо трясёт головой и машет руками Веник. Надеюсь, он не решится станцевать брейк, как часто пытался сделать на школьных дискотеках. Это обычно плохо заканчивалось для его штанов.
  О себе напоминает Ната, не сводящая с меня немигающего взора. Свет гаснет и всё погружается во мрак. Вот он мой шанс сбежать!
  Срываюсь с места и мчусь к выходу, врезаюсь в людей, замерших на танцполе. Разноцветные прожекторы выхватывают из темноты случайных людей. И вампиршу. Куда не поверну голову, всюду натыкаюсь на неё, стоящую невдалеке. Подсвеченная алым, Ната кричит: "танцуй!" Тело не слушается меня, и я вторю движениям вампирши, окутанной зелёным светом, возникающей то слева, то справа.
   "Танцуй!" - смеется она за моей спиной, освещаемая синим светом.
  Мне хочется кричать, но кто услышит мои крики среди сотен таких же? Наконец на мгновение, всего на мгновение, мне удаётся вырваться из гипнотического плена её сапфировых глаз.
  Взмахиваю рукой и тянусь к полыхающему белым огнём прожектору, словно силясь его поймать. Ладонь с растопыренными пальцами замирает в ореоле белого света, оборачивающегося огнями фар несущейся на меня машины.
  
  

Глава 4

  
  Холодный порыв ветра, обрушивает на меня мелкие капли дождя.
  Спотыкаюсь о выбоину, и падаю на мокрый асфальт. Красное смазанное пятно, ревя двигателем, проносится мимо, окатывая меня водой и грязью из лужи. Мозг, отказываясь верить глазам, вспыхивает подобно габаритным огням удаляющейся машины.
  Это галлюцинации? Это сон?
  Как я могла переместиться из душного ночного клуба, на оживлённую автостраду? Встаю на ноги, и тут же мир перед глазами вздрагивает, а колено пронзает острая боль.
  Нет, всё слишком реально.
  Взгляд скользит по длинным трещинам асфальта, минует туманную пелену и замирает у спасительно обочины, всего в пяти шагах от меня. И словно в насмешку, лимонный свет фар подсвечивает туман и выхватывает маленький столбик с выцветшим венком.
  Не думала, что меня постигнет судьба Элькиного питомца.
  В начальных классах тогда ещё моя лучшая подруга принесла в школу котёнка, тайком протащив в рюкзаке. Весь день мы боялись, что его увидят учителя, но как оказалось самое страшное ожидало по дороге домой. Испугавшись, белый пушистый комок выскочил из расстегнутого портфеля, лишь для того чтобы исчезнуть спустя мгновение под колесом.
  Оборачиваюсь и тону в ярком свете, под режущий слух визг шин, звучащих как реквием. Запоздало вспоминаю: "Я так и не посетила могилы родителей!"
  
  Мы с ними сильно разругались.
   С того самого дня, как я завалила вступительные экзамены в институт. Я ушла от них, громко хлопнув дверью, в прямом и переносном значениях этого выражения.
  Для меня начиналась новая жизнь, где были только я и Паша. Полная идиллия, если не считать бытовые тяготы в виде просроченной квартплаты и однообразной работы официанткой, не идущие ни в какое сравнение с работой ди-джеем, которой мог похвастаться мой парень. Несмотря ни на что, я с уверенностью говорю, что это было наше лучшее время.
  А затем в кафе, где я работала, пришла моя тётя в черном платке.
  - Бабушка?! - сходу задала вопрос я. Последние два года старушку сильно беспокоило сердце.
  - Она в больнице, у неё случился сердечный приступ,- сухо ответила мне тётя.
  - Тогда зачем этот платок? Неужели умер дядя или кто-то из родни?
  - Присядь,- умоляющим тоном попросила она.
  - Зачем? - на моих глазах навернулись слёзы.- Мама...папа?
  -Специалисты установили, что причиной была старая проводка, - взгляд тёти буквально пригвожден к грифельной доске, на которой мы писали меню дня. Сейчас там были только белые меловые разводы.- Позавчера поздней ночью случилось короткое замыкание, вспыхнул пожар и...
  Остальные её слова поглотил неожиданно поселившийся в ушах звон. Я смотрела в раскрасневшиеся глаза тёти и держала в дрожащих руках дурацкий поднос. Совсем рядом зевал утренний посетитель, повар, стирая со лба пот, выходил из кухни. Из оцепенения меня выбил звон упавшего на белую плитку подноса. И тут же ручьём побежали по щекам слёзы.
  Подумать только, последние слова, что я им говорила, были проклятиями. И теперь у меня нет шанса извиниться, сказать, как люблю их.
  
  Мне так жаль.
  Сердце замирает, а тень застилает глаза. Упругий толчок в грудь, свист ветра в ушах, и затылок касается мокрой пожухлой травы. Дребезжащая машина тонет в молочно-белом тумане. Водитель, наверное, решил, что увидел призрака. Вот так и появляются легенды, о всяких призраках. Отворачиваюсь и вижу тёмный силуэт, застывший у полосатого столбика, с прикрученным к нему рулём и растрёпанным венком.
  -Похоже, я становлюсь сентиментальной.- Тень присаживается на корточки и ласково поглаживает рукой мокрый венок.- Мне стоит навестить свой кенотаф.
  - Как ты это сделала?
  Её глаза вспыхивают в полумраке:
  - Гипноз и быстрые ноги.
  Протягивает мне руку, и несколько секунд я буравлю глазами её ладонь. Лежать на мокрой траве не вариант, поэтому принимаю помощь вампирши. На вопрос, что всё-таки нужно чокнутой стерве, чокнутая стерва отвечает:
  - Мы не закончили нашу беседу.
  
  - Не о чем говорить!
  Сверкнув зубами, Паша затянул на моей руке тонкий ремешок. Продолжая усмехаться, он взъерошил мои сальные немытые волосы:
  - Ты забудешь обо всём. Обещаю.
  Перед глазами мелькали алые лепестки герани, расцветшей сегодня утром. Жизнь продолжалась у всех, кроме меня.
  С того рокового дня прошло уже две недели, а я по-прежнему находилась в состоянии близкому к кататонии. На звонки родственников не отвечала, как и на стук в дверь. И словно этого мало, в общую копилку отвратных новостей, я узнала о настоящей работе Паши.
  С диджейским ремеслом у него не сложилось, ну и ладно, нечего переживать, особенно когда есть куда более выгодная работенка "гонца", доставляющего наркотики. На этот счёт он не переживал. И всё чаще представлялся своим новым прозвищем - Колдун.
  -Я тут узнал, что когда-то гера была микстурой от кашля,- на кончике иглы на мгновение вспыхнул белый блик.- Причём продавалась без рецепта! Уверен, и сейчас, если хорошенько покопаться в аптечке, можно найти чего-нибудь "штырящего". И без рецепта.
  Я промолчала; единственное, что меня не беспокоило, так это кашель. Хотя сейчас, я выглядела неплохо, если не считать слёз, застрявших в уголках глаз. Совсем как капли влаги на алых лепестках, таких мягких и нежных, приятно скользящих под кончиками пальцев.
  Холодная игла, пронзившая кожу, заставила вздрогнуть. А потом по вене растекся жидкий огонь. Сорванные лепестки не успели упасть на ковёр, как я уже лежала на нём. Рука онемела, по-моему, Паша перетянул жгут. Игла выскочила из вены, добавив багровых брызг к алым лепесткам.
  Какого то кайфа я не испытала: лишь жар, головокружение и острое желание опустошить содержимое желудка в ближайший мусорный бачок. Вместо этого держась обеими руками за рот, я под обнимку с унитазом, пока ветер смех Паши помчалась в туалет. Провела там, наверное, полтора часа, в то время как ветер гонял сорванные лепестки по ковру.
  В тот вечер я так и не добралась до обещанных Яковлевым Райских кущ, но и не увидела и Адских врат, которыми стращает телевизор. Так что не прошло и пары дней, как моей кожи вновь коснулась игла.
  
  Легкий укол заставляет вздрогнуть.
  Ухмыляясь, Ната отрывает от моей щеки свою холодную ладонь с длинными ногтями.
  Морщусь и отхожу в сторону от безумной вампирши. Внизу, быстро скрываясь под пешеходным мостом, проезжает дребезжащий грузовик с желтой коробкой "Горсвета".
  - И ты винишь во всём Павла? - в поисках сигарет хлопает по карманам Ната.
  Вновь вижу нахальную морду с челкой на боку и прокусанной до крови губой. Я любила его. До того, того как он стал Колдуном, до того как его новая личность сожрала всё хорошее что в нём было.
  - В какой-то степени он стал для тебя проводником в другой мир. Дал возможность ощутить неизведанные обычными людьми удовольствия...
  - Боли он принёс ещё больше!
  - Вот как? - цокает языком вампирша. - И это вовсе не был твой выбор?
  Вместо того чтобы начать изрыгать оправдания, молча, смотрю на клубящийся туман, похожий на комки медицинской ваты.
  - Мне это знакомо. Для меня таким проводником стал Ян.
  - Он был твоим...
  - Создателем.- С недовольным лицом вытряхивает из сигаретной пачки, с изображенным на ней большим красным яблоком, последнюю никотиновую палочку.- Любовником. Другом. Всем.
  Совсем рядом, и одновременно в абсолютно другом мире, отгороженным от нас туманной дымкой, истошно вопя сиреной, куда-то мчится машина скорой помощи. А Ната продолжает вертеть в своих длинных пальцах тонкую сигарету.
  - Покинув этот мир, он бросил меня на произвол судьбы. А я...я всё никак не могу поверить в это,- взлохмаченная порывом ветра челка скрывает от меня её глаза.- Иногда мне кажется, что он рядом, замечаю его краешком глаза. Оборачиваюсь, а его нет.
  - Что с ним стало?
  - Он лишился головы, - вставляет в зубы сигарету.
  Я так понимаю, что не в фигуральном смысле.
   - Так для чего тебе я?
  - Не знаю, может убить тебя, как человека, который слишком много знает?
  Так ли это? Привожу в качестве примера однорукую официантку и сатанистов, чем вызываю у вампирши приступ смеха. Громко хохочет и закатывает глаза, обнажая белки в алой паутине лопнувших капилляров.
  - Эти люди живут в своём собственном мире. Персонал клуба считает что я - эксцентричная жена какого-то там мафиози. - Ната лениво поправляет лезущую в глаза челку. - А это сборище студентиков, с перевёрнутыми звездами представляют меня воплощением какой-то их богини. И там и там, достаточно легкой недосказанности, для того чтобы удобрять их заблуждения. Так что нет, ты такая одна.
  - О!- мне лишь только и остается, как смотреть на кислотные граффити и унылые матерные надписи, усеивающие серый бетон пешеходного моста.- Тогда что тебя останавливает?
  - Ты так и не ответила на мой вопрос: что ты видела?- отвечает вопросом на вопрос вампирша, опираясь на перила.- Или правильней сказать, ощутила?
  
  Боль и страх: взболтать, но не смешивать.
   Дикий коктейль из гудящих суставов, поющих костей и натянутых верёвок мышц, приправленный самыми безумными образами, которые только может породить твоё воспаленное сознание. Вот что такое ломка.
  Я забилась под плед, обильно потея и боясь высунуться. Безумная мысль вспыхнула в мозгу: на самом деле гера - это мелкие яйца ос, которые вылупляются в твоей крови. Ужасный гул в голове, только подтвердил мою теорию. Они роились внутри меня, их мерзкие лапки щекотали моё горло. Яростно расчёсывала следы уколов, на пупке и левом запястье: скоро оттуда покажутся фасеточные глазки. Моя кожа лопнет и квартиру заполонит огромная стая ос.
  Прошло время, и страх перед насекомыми сменился чувством вины, отчего плед принялся содрогаться от моих рыданий, а дрожащие пальцы сжали простыню: "Это я спалила их дом!" Я корчилась на кровати, чувствуя себя путником, заблудившимся в пустыне, вот только мне нужна была вовсе не вода. Так продолжалось до тех пор, пока со скрипом не отворилась дверь, и грубая рука не стащила с меня плед.
  - Ты принес? Мне плохо!- жаловалась я, хватаясь за плед, спасающей меня от ледяного воздуха в комнате.
  - Плохо?- Паша присел на край кровати и сдвинул каблук на туфле, извлекая маленький пакетик.- Сейчас ещё ничего. Потом будет гораздо хуже. Мы с тобой в полной жопе, они узнали, что я приворовывал из их посылок. Нам срочно нужны деньги. Срочно!
  Не помню, что промычала в ответ, да и не важно. Паша был занят, держа в одной руке ложку, а другой извлекал из кармана зажигалку.
  
  Чиркает колёсико зажигалки, высекая снопы крошечных искр. Бледное лицо вампирши освещает огненный цветок.
  - Голод,- отвечаю ей,- тогда я ощутила страшный Голод, который невозможно удовлетворить
  Кукольное личико Наты искажается гадкой ухмылкой:
  - Ты не зная того, коснулась нашей истиной сути. И неужели это тебе не показалось знакомым?
  Качаю головой, словно и не понимаю о чем она. А у самой ладони до боли сжаты в кулаки.
  - Ну как же, глядя на тебя, я будто в зеркало смотрюсь,- разразилась смехом, похожим на звонкие переливы колокольчиков.- Только диета у нас разная.
  Это не правда! Это не правда! ЭТО НЕ ПРАВДА!
  - Знаешь, первыми кого я осушила, были мои родители,- откинув голову назад, вампирша смотрит на затянутое тучами небо.- Близкие люди, всегда впускают нас к себе, даже если и присутствовали на твоих же похоронах.
  Алый блик падает на лицо Наты, делающую последнюю затяжку:
  - От меня ты убегаешь весь вечер, а сколько ты бежишь от себя?
  Она играет со мной, как кошка с мышкой. Выпускает из своих когтей на мгновение, чтобы тут же снова поймать.
  - ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!- мои ладони врезаются в живот Наты.
  Шаткие перила, дребезжащие на ветру, не выдерживают её веса и обламываются. Громкий скрежет, и на лице вампирши мелькает тень удивление. Недокуренная сигарета, разбрасывая искры, приземляется у моих ног. А сама Ната исчезает в мутном белом тумане, заглушившем звон металла и звук падающего тела.
  Глядя на свои ладони, дрожащие как от лихорадки, медленно приближаюсь к краю. Шаг, ещё шаг. Несколько раз вздрагиваю, не решаясь взглянуть вниз.
  Сначала не вижу ничего.
   А затем огни фар приближающейся машины подсвечивают туман.
  
  Так ярко.
   Лучи закатного солнца обвели фигуру Паши, развалившегося на подоконнике, алым контуром, поджигая его силуэт. Медленно подошла к нему, сжимая в руке пистолет. Вороной ствол направлен ему точно в грудь.
  Ультиматум, поставленный Яковлеву прост: или он возвращает деньги, или он труп. Насчет моей персоны у его хозяев тоже были планы, о которых впрочем, лучше не вспоминать. Как и тот факт, что меня хотели забрать в качестве залога. В какой-то степени с нами ещё легко обошлись; могли бы пристрелить в назидание.
  -Эй, это тебе не игрушка,- сверкнул зубами Паша, забрав у меня пистолет. Тут же с подоконника на пол свалилась черная флисовая ткань.
  "Вот смотри - это "Макарыч". Нет, я правильно произношу, не "Макаров", то боевой пистолет, а это газовый. Нет, из него тоже можно убить. Дааа! Стреляет боевыми, его специально для этого переделали. Правда, эта игрушка одноразовая, но мы, же не собираемся, ни в кого стрелять? Ты чем слушала? Никакой пальбы по бутылкам. Ясно? Отлично, рад, что ты у меня такая понятливая".
  Слушая его, подобрала с пола ткань, и только сейчас заметила на ней прорези в области глаз. Натянула маску на голову и повернулась к Яковлеву.
  
  Ничего не вижу.
   Свет фар освещает лишь сорванные перила на асфальте. Тут же порывы ветра принимаются яростно трепать ветки деревьев, и откуда-то раздается леденящий кровь смех. Срываюсь с места и принимаюсь бежать.
  Спотыкаюсь на ступеньках, изъеденных дождями и ветрами, с опасно торчащей арматурой, после чего укутываюсь темнотой незнакомых переулков. Местами осенний мрак разгоняют тусклые огни горящих фонарей да квадраты окон домов, где-то вдали.
  Неужели она права? Неужели был прав Колдун?
  Этот район мне не знаком, но доверия не внушает. Дзержинский, Краснооктябрьский, Тракторозаводский - их объединяет то, что ночью легко нарваться на серьёзные проблемы. Хотя, что может быть хуже вампира, идущего по пятам? Особенно когда ты сама едва ковыляешь с ушибленным коленом, придерживаясь, за оставляющие ржавые следы на ладонях, прутья забора.
  Я не хочу быть такой как она!
  - Куда же ты?- цепкие пальцы хватают меня за локоть и дергают на себя. Со всего маху ударяют затылком о прутья ограды, отчего в глазах вспыхивают искры. Костлявые пальцы разжимаются, и вниз, звеня цепочками, летит распятие Монаха.
  Издавая звуки похожие на свист из лопнувшей шины, выдыхаю:
  - Наша разлука продлилась недолго!
  В ответ звенит смех и цепочка, опутывающая мою руку на том месте, где раньше покоился браслет наручников. Рука оказывается крепко зажатой между прутьев и связана с запястьем вампирши.
  - От меня не спрятаться. - Она тянет цепочку и заглядывает в мои глаза. - Знаешь, нас можно воспринимать по-разному: и как великое зло, и как невероятное чудо. Так к слову, легенды про наше бессмертие не такие уж и легенды. И ты можешь проверить это на себе.
  - Уже слишком поздно,- неожиданно тихо отвечаю ей.
  С другой стороны, за ощетинившейся острыми пиками оградой, в тумане вырисовываются сухие деревья, тянущие ко мне свои костлявые лапы.
  - Тебя не прельщает вечность?
  Как будто это поможет вернуть родителей! Или добиться доверия друзей. Или воскресить человека, убитого мной? Нет, это лишь продлит мою агонию.
  -...Неожиданно. А знаешь, так даже интересней! Сегодня я стану твоим спасителем. Или погибелью. Решать тебе! Я-то по любому отлично проведу время, - чуть ли не пританцовывает вампирши. - И то, что я предлагаю - не смена диеты, а перемены всего. Старая ты исчезнешь, уступив место новому созданию.
  - Какая тебе от этого выгода? Что ты получишь?
  -Твою душу, - глядя на моё замершее лицо, она смеется. - Шутка. Но я бы не отказалась от верного слуги.
  Из-за поворота врубив дальний свет, медленно выезжает машина. Могу сейчас попробовать вырваться, ведь цепь связывавшее запястье ослабла. Бежать, невзирая на боль в ноге, кинуться к дверям. Громко стучать по стеклу, прося о помощи. Я смогу спастись.
  А что потом?
  Даже самый сильный наркотик, не способен заглушить боль воспоминаний.
  Машина едет так медленно, шурша гравием, вылетающим из-под колёс. Могу спастись от монстра. Не говоря ни слова, я смотрю на свою тень, расколотую светом фар надвое и заключённую в клетку из длинных прутьев.
  Я так устала.
  Даже если слова вампирши насчет моей души, правда... Да пусть подавится, мне и так суждено гореть в аду, за всё, что я сделала.
  Габаритные огни превращаются в две алые точки, когда я шепчу: "Да".
  
  -Умница.
  Под одобрительный возглас Паши, я передёрнула затвор и сняла пистолет с предохранителя. На нас яркие куртки, под которыми прячутся не менее яркие футболки. Когда придётся убегать (а нам придется), в ближайшем переулке скинем их и спрячем в спортивную сумку. Потом разделимся и тем самым запутаем милицию.
  Натянув на лицо балаклаву, он вытащил из сумки биту и толкнул ей дверь кафешки. За ним последовала я, грозно тыча во всех пистолетом. Поначалу Паша предложил ограбить бензоколонку, но у меня возникла другая идея.
   Разгромить кафе, из которого не так давно меня так грубо вышвырнули, желательно до полусмерти напугав стерв, настучавших хозяину, о моей зависимости. Вот только близко предпочла не подходить, не дай бог ещё узнают.
  Паша же уже вовсю потрошил кассу. Он был бы не прочь грабануть и посетителей, повторив сцену из какого-то его любимого фильма. Убеждал меня, что у них в кошельках денег гораздо больше, чем в кассе, и в какой-то степени это может быть и правильно. На что я вовремя охладила его пыл - слишком уж рискованно.
  Как и планировалось, все перепугались и замерли на своих местах. У плешивого мужичка от ужаса вывалился кусок яичницы изо рта. Это было так потешно, что я чуть не расхохоталось. Настроение и у меня и у Паши в тот момент были на подъёме - перед тем как собраться на дело мы вместе ширнулись.
  -Пора.
  
  Моё сердце замирает, стоит произнести это слово.
  Звучит как контракт с дьяволом, и возможно сейчас я распрощаюсь со своей душой. Ну что ж так тому и быть! Я не стану монстром, потому что итак им являюсь.
  Уже чувствую острые клыки готовые впиявиться мне в горло, но в ответ лишь - "Звяк!"- распятие ударяется о ржавые прутья. Цепочка соскальзывает с запястья и падает на землю. А сама Ната каким-то образом, оказывается, по мою сторону прутьев.
  - Советую вдохнуть побольше ночного воздуха. Последний раз почувствовать вкус жизни.
  - Пока чувствую лишь вкус дешёвых сигарет,
  - Дешёвых?! Ха!
  - И что теперь меня ждёт?
  - Не терпится узнать? - ногти на пальцах сжимающих сигареты удлиняются, становясь похожими то ли на когти дикого зверя, то ли на лезвия Фрэдди Крюгера.
  Отвожу взгляд и почему то не нахожу тени вампирши, лишь свою сиротливо замершую тень. От неё отделяется рука с очень длинными когтями и тянется к моей шее.
  - Теперь ты умрёшь!
  Острый как бритва коготь скользит по моему горлу.
  
  Вскрикнув, я резко обернулась.
  За моей спиной раздался громкий и протяжный скрежет ножки стула о кафельный пол. Перепугавшись, я навела ствол пистолета на белобрысого парня, склонившегося над потерявшей сознание девушкой. Внезапно парень поднял голову, на что я едва не разрядила в него пистолет.
  - Спокойно,- произнёс он и поднял руки вверх. Спортивного телосложения, в пёстрой рубахе, совсем не выглядел напуганным.- Моей сестре плохо!
  - Сядь,- прорычала я. Цвета в кафе принялись блекнуть, а чувство восторга сменяться страхом. Из-за него мы попадём в милицию. Этого он добивается?
  Он не унимался и медленно приближался ко мне с высоко поднятыми руками:
  - Ты не понимаешь. Ей нужен инсулин. Она забыла его дома.
  Хочет погеройствовать, сейчас подойдёт ближе и отберёт пистолет.
  - Не подходи!- завизжала я и нажала на спуск.
  Грохот выстрела ввинтился в уши; затвор дернулся, едва не выбив пистолет из моих рук. В нос ударили резкий запах пороха и крови. Взгляд намертво увяз в красном пятне, расплывающемся на животе белобрысого спортсмена.
  
  Я не боюсь смерти!
  Так я думала раньше. Более того, последние три года только и делала, что бежала навстречу, видя в ней своё освобождение. Долгий и сладкий сон. Именно такая смерть ожидала меня внутри "заряженного" шприца.
  Как жестоко я ошибалась! Нет ничего страшнее смерти!
  - Нааатххаа,- удается побулькать мне, прежде чем мои ноги подкашиваются, и я падаю на колени.
  - Не пытайся говорить, - расползаются по воздуху сизые струйки дыма.- Захлёбыванье собственной кровью совсем не позитивно сказывается на ясности речи.
  Самая страшная смерть, это когда ты осознаёшь что умираешь! Особенно если рядом ехидничает вампирша - коротышка с никотиновой зависимостью.
  Прямо у моего лица бледные пальцы сжимают тлеющую сигарету, вниз с кончика длинного загнутого когтя пробегает алая капля. Медленно отрывается, расползается на часах, с треснутым циферблатом, в окружении красных клякс. Кровь, стекает меж пальцев, зажимающих рану на шее, и с хлюпаньем летит вниз.
  
  Пачкая белый кафель, под скорчившимся на полу светловолосым парнем растекается огромная ярко-алая лужа.
  Сквозь стиснутые от боли зубы, вырвался длинный протяжный стон.
  Парень, падая на пол, стянул скрюченными пальцами скатерть со стола вместе со всем его содержимым.
  Люди падают от выстрелов не так как в кино, нет картинных взмахов руками, театральных хрипов и печальных взглядов. В глазах темнеет, по мере того как силы покидают тело, подкашиваются ноги. И вот на пол падает пустая оболочка, всего минуту назад бывшая парнем, беспокоившимся о своей сестре.
  Грохот выстрела вывел одних посетителей кафе из ступора, а других загнал под столики. На удивление храбро поступил плешивый мужчина. Вскочив с места, и проигнорировав дымящийся ствол в моей руке, подскочил к парню.
  Тут же на меня навалилась волна громких криков и истошных воплей, сквозь которые прорывались приглушенные стоны боли. Грубая рука сжала моё запястье и дернула на себя. Колдун чуть ли не за шкирку унёс меня к дверям, когда я не среагировала на его: "ВАЛИМ!"
  Помню, как жалела, что выкинула пистолет.
  Приставь я вовремя ствол к виску, и не стала бы участницей всех этих ужасов. Как же мне хочется закричать: "Ты обещала вечность!", - но вместо этого изо рта вырывается кашель. Я задыхаюсь.
  Темные брызги летят на блестящие ботинки вампирши. Красное на красном. Ботинок брезгливо убирается в сторону. По щекам бегут слёзы от страха и собственного бессилия, и всё погружается в черные помехи.
  - Тише-тише. Всё нормально, просто ты умираешь, - склоняется надо мной вампирша. В глазах двоится, и на меня уже смотрят две пары змеиных глаз, и оскаленных челюстей. Синеватый язычок пляшет в опасной близости от двух длинных клыков. - И это не так уж и больно, но очень страшно.
  Перед глазами не проходит вся прошедшая жизнь, я не лечу навстречу белому свету. Лишь одна мысль, искрой полыхает в моём мозгу. Как я могла согласиться на такое?
  С шипением сигарета тухнет в лужице моей крови. Она оказывается так близко к моему лицу; корчусь на холодном асфальте. Онемевшие руки безвольно отрываются от раны. Ночной воздух ледяными осколками карябает лёгкие.
  Смерть это не сон. Это чёрная трясина, в которую ты стремительно погружаешься, не зная, что тебя ожидает на дне.
  - Не переживай, ты не умрёшь в одиночестве, ведь я рядом.
  Темнота сгущается и застилает глаза. Лишь боль напоминает о том, что я ещё жива.
  "Пусть это всё закончится!"
  Сквозь хлопья черного снега вижу белую как у статуи запястье вампирши, и её клыки пронзающие кожу. Растопыренная ладонь опускается на мою шею, зажимая рану. Запястье прижимается к моим губам, и моя горячая кровь смешивается с её: вязкой как ртуть и холодной как лёд.
  - У м рё т ч е л о в е к, - сквозь мрак прорывается шёпот Наты. - Р о д и т с я в а м п и р!
  

Глава 5

  
   "Проснись" - шепчет женский голос мне на ушко.
  Так нежно и сладко, как может говорить лишь мать. Пытаюсь повернуть головой в её сторону и пробурчать: "ещё пять минуточек". Ударившись лбом о стенку, морщусь и пробую перевернуться на бок, но что-то тяжелоё давит на грудь, не даёт пошевелить ногами и руками.
  Нехотя освобождаю глаза от плена век и сталкиваю с густым мраком, из которого на меня смотрит огромное белое пятно. Лениво хлопаю спутанными ресницами и продираюсь сквозь расплывчатое марево, постепенно обретающее более чёткие очертания. Бледный овал с двумя темными провалами, в которых не сразу узнаю глаза.
  А внутри них прячется моё же отражение в черных зеркалах расширенных зрачков.
  Крик застревает в горле, когда я понимаю, чьи руки сжимают меня в посмертных объятиях и чьё белое как снег лицо лежит на моём плече.
  - Агхх! - вырывается из моего рта тихий свистящий хрип. По телу пробегает дрожь от тошноты и омерзения.
  Пробую пошевелить ногами - не выходит, они переплетены с ногами покойницы. Тоже самое с правой рукой, левая хоть как-то поддаётся. Дергаю её и слышу тихий звон цепочки, отдающий болью в запястье. На мне что ещё и кандалы?
  Пытаюсь вырваться из холодных объятий покойницы и ударяюсь плечом о деревянную стенку. Где я нахожусь? В ящике. Ха-ха, я в долбанном деревянном ящике с красной бархатной обивкой в обнимку с трупом.
  Удивительно как обострилось моё зрение, мне удаётся разглядеть в кромешной тьме закопанного под землёй ящика и рукав черной толстовки (не помню такой шмотки в своём гардеробе), и губы девицы застывшие в ухмылке (бррр!).
  Мне нужно успокоиться. Прикрываю глаза и глубоко вздыхаю: считай!
  Одна секунда ...две...три. Выдыхаю: неужели я так обдолбалась на одной из тусовок? Один... два...три... глаза мертвеца неотрывно смотрят на меня...шесть ...семь... подозрительно знакомая змея на футболке девицы ...двенадцать...тринадцать...мы встречались в клубе...четырнадцать ...пятнадцать...кто-то, ехидно улыбаясь, выдохнул струйку сигаретного дыма мне прямо в лицо. Кто-то, чьего лица никак не могу вспомнить, поэтому продолжаю считать.
  МИНУТА.
  Надо же, это оказалось довольно легко. Держись не выдыхай. У меня передоз, я сейчас валяюсь где-то с ложкой в руках и пеной изо рта, а это всё мне чудится.
  ТРИ МИНУТЫ.
  Невероятно, я не чувствую давления на грудь, наоборот, какую-то легкость. А может та девушка и есть я? И сейчас я душа покинувшая своё тело и застрявшее в гробу вместе с ним.
  ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ.
  Больно стукаюсь головой, нет, духи не чувствуют боли, они вообще бесплотны, я не дух... я...я...
  Я НЕ ДЫШУ!
  Встревоженная моими движениями, покойница недовольно поднимает голову. Это уже слишком.
  Минуту мы буравим друг друга взглядами. Она, ехидно усмехаясь, поворачивает голову до тех пор, пока, с глухим стуком не ударяется лицом об обитое красным бархатом дно. Девица мертвее мёртвого.
  Её грязные спутанные волосы сползают вниз, обнажая шею с двумя круглыми аккуратными ранками. Они едва заметны в ручейке черной свернувшейся крови. Вновь свистящий хрип вырывается из моих легких
  Перевожу свои круглые от ужаса глаза на руку и вижу, что оно связано толстой цепочкой с запястьем покойницы. Вновь испытываю чувство дежа вю. Чуть позвякивая, раскачивается распятие.
  Скидываю цепочку с руки, осторожно, стараясь не коснуться креста, так словно он раскалённый. Что-то в нём вызывает у меня массу образов: колокольный звон, распугивающий ворон, удушливый запах ладана и яркий огни горящих свеч пред иконами. Отчего то, эта железка пугает меня сильнее чем, мертвец под боком и извивающиеся черви.
  А заодно, проясняет память. Этот крест Ната забрала у Монаха, до того, как предложила мне бессмертие.
  Задевая пальцами и без того изодранную крышку гроба, хватаюсь за шею. Вновь ощущаю боль, причиненную острым как лезвие скальпеля когтём. Медленно провожу пальцами по шее, чувствуя на ней странный ошейник, нет и даже не ворот платья. Это нити, уходящие прямо в кожу, короткий неровный шов. Убивать у Наты выходит лучше, чем шить.
  Язык скользит по зубам и наталкивается на препятствие, и ещё на одно. Хватаюсь ладонью за рот и чуть прикусываю свою кожу, отчего выходят две маленькие аккуратные ранки.
  В панике хватаюсь за сердце, и нет, оно бьётся. Очень редкое сердцебиение, один удар в минуту. Безвольно опускаю голову на дно гроба, отчего нос тут же принимаются щекотать волосы мертвой сатанистки, заставляя подвинуться. Неужели я воскресла слишком поздно, и меня, приняв за труп, закопали?
  И что тут делает эта девушка, Белла, если я правильно запомнила её имя. Она здесь - чтобы я могла перекусить на первое время? Нет, ей, как и мне обещали бессмертие. А в итоге мы оказались для вампирши лишь надоевшими куклами, которые предпочли убрать подальше в коробку.
  Гадкие мерзкие провонявшие могильным тленом мысли загораются и гаснут в моей голове. Чувствую, как по щекам бегут тяжелые холодные капли. Ну, хотя бы я ещё не разучилась плакать. Подозрительно липкими слезами.
  На распятии расплывается алая клякса. Кровь. Но я, же не ранена. Или это...Скорее провожу ладонью по лицу, и добавляю в свою копилку неожиданных открытий: "Я плачу кровавыми слезами". И тошнота. Меня тянуло блевать не от вони или омерзения, а от Голода. Нечто подобное я испытывала, попробовав кровь вампирши, но тогда это было каплей, по сравнению с морем бушующим внутри меня сейчас.
  Вот чем обернулись её обещания.
  Я выберусь Ната! Выберусь и убью тебя, чего бы мне этого не стоило.
  Плечи покойницы дрожат от моих движений, как будто бы от сдавленного смеха. Меж спутанных прядей сверкает, как пуговица на новом пальто, её глаз. Маска смерти, застывшая на её лице, одинаково может выражать и веселье, и ужас.
  "Ты мертва?"
  Ошарашено замираю, не решаясь сдвинуться. Я точно слышала голос?
  "Ты не ответила на мой вопрос".
  Губы покойницы не шевелятся, а ехидный голосок раздаётся у меня в голове.
  Также мысленно отвечаю: "Нет!"
  "Тогда что ты делаешь в гробу? Живым там не место".
  Прошу о помощи, отчего голос в моей голове (после такого мне точно место в дурдоме!) взрывается громким хохотом, похожим на перезвон сотен маленьких колокольчиков
  "Я знаю, где ты и с кем. Вам двоим там не тесновато?"
  Рычу и в бессильной злобе ударяюсь лбом о крышку.
   "В общем, слушай меня внимательно. Мне надоело ждать тебя, поэтому если ты сейчас не вылезешь, я ухожу".
  На вопрос как выбраться из тесного ящика, она советует зачерпнуть горсть могильной земли. И где мне её взять?
  "Ау, ты же в могиле. Поторопись, ночь не будет длиться вечно. Пора покинуть свою колыбельку".
  В бессилии как кошка скребусь в крышку гроба, добавляя новые и новые царапины. Под ногтями уже давно застряли обрывки бархата.
  "Бум!" - кулак врезается точно в центр крышки. Результат нулевой, а чего я собственно ожидала?
  Ударяю вновь и слышу в ответ жизнерадостный треск моих ломающихся костей. Удивленно гляжу на свои торчащие в разные стороны пальцы, не ощущая никакой боли. Более того сломанные кости сами возвращаются на место. Что ж буду барабанить по крышке гроба до тех пор, пока она не расколется.
  Я выберусь, выберусь, выберусь.
  "Бум! Бум!" - наконец дерево хоть как то начинает реагировать. "Трясь!" - по крышке пробегает трещина, она раскрывается вовнутрь, и тишину в гробу нарушает громкий шорох осыпающейся земли.
  Извиваюсь, стараясь скинуть с себя труп, уже полностью засыпанный землёй, продолжая повторять свою мантру.
  Выберусьвыберусьвыберусь.
  Труп трясётся от беззвучного смеха. Последней мыслью, мелькнувшей в голове, прежде чем земля огромным кулаком вдавила в дно гроба, было: "Ты добилась своего, идиотка?"
  
  Вода, кажущаяся желтой из-за глинистого дна, с готовностью приняла меня, прыгнувшую с невысокого обрыва. Поначалу тело сковал холод, дрожь пробежала по коже, в миг покрывшейся пупырышками. Но затем, гребя руками, постепенно согрелась. За спиной раздался смех родителей, и крик: "Не заплывай далеко!"
  Не слушая их, бодро гребла руками, не видя пред глазами ничего, кроме желтой воды. Плыла, пока мои руки не принялись неметь, а ноги не свело судорогой. Испуганная я оглянулась
  Пляж превратился в узенькую полоску, а родители в далекие силуэты. Тогда я в ужасе закричала, но вода быстро утихомирила меня. Кашляя, и чувствуя, как собственные ноги утягивают на дно, я принялась бить руками по воде.
  Брызги жемчужинами вспыхивали в закатных лучах, само солнце я увидела позже. В виде яркого расплывчатого пятна, едва проглядываемого сквозь толщу воды и стремительно удаляющегося прочь от меня.
  Отцовских рук, вырвавших меня из лап смерти, я уже не почувствовала, и не запомнила. Зато в моей памяти на всю жизнь запечатлелся яркий свет солнца, пробивающегося сквозь нервно колыхающиеся ветви ивы. Звезды безразлично наблюдавшей за мной.
  
  Свет солнца отражается от огромного мотающегося на орбите булыжника и одаряет, меняя своим благословлением. Луна, на фоне, которой дрожит расплывчатая фигура, как лист на ветру. Постепенно к моему зрению возвращается резкость, сияние ослабевает, сокращаясь до размеров лунного диска, грозно поглядывающего из распухших век-туч. А рядом напоминают о себе алмазным блеском звёзды.
   - Не правда, ли прекрасная ночь? Ты только посмотри на небо. Какая яркая луна - теперь это твоё солнце, - темная фигура обретают очертания невысокой девушке, с челкой, лезущей в глаза. И на этот раз её голос сотрясает воздух, а не звучит в моей голове. - Вернее наше. А рядом звёзды, видишь эту?
  Сейчас меня больше беспокоят ноги по щиколотку в земле; хватаюсь за шершавый камень и медленно вытягиваю ботинки из могилы. Ладони скользят по поистершейся эпитафии, на которой различаю лишь слово: "обречена".
  - Свет от неё доходит до нас миллиард лет, - продолжает вампирша. - Пройдет время, и ты сможешь насладиться светом звезды увиденной сегодня.
  Пытаюсь сказать ей что-нибудь, но изо рта раздаётся лишь хрипы.
   - Ох, совсем забыла, - достаёт из кармана пачку сигарет, - говорить просто. Делай так, словно ты дышишь.
   - Тххы,- воздух покидает мои легкие и складывается в слова. - ТВАРЬ!
   - Вот, у тебя уже отлично получается.
  Как искренне она улыбается! Отпускаю надгробие - делаю шаг и падаю на колени. Твою мать! На краю могилы удобно устроился человеческий череп, безучастно наблюдающим мной, своими пустыми глазницами. Видимо он и является хозяином могилы, из которой я вылезла.
  Оглядываюсь и не вижу: ни оградок, ни пестрых венков, лишь широкое поле с редкими крестами и надгробиями, большинство могил представляют собой маленькие холмики. И всё поросло теперь уже пожухлой травой, которую взъерошивают порывы ветра.
  Окостеневшие мышцы становятся эластичными, во всём теле пробуждается сила. А Голод только и делает, что подталкивает к действиям. Таким простым и известным каждому хищнику: жрать и убивать.
  Мой взгляд проскальзывает мимо вампирши Тьмы, вольготно устроившейся на надгробии, и замирает на черенке лопаты. Так и просит, чтобы её вырвали из плена сырой могильной земли. А потом треснули ей по голове одной зарвавшейся сучке. Поднимаюсь на ноги и делаю несколько неуверенных шагов.
  - Поздравляю, ты теперь вампир, но ты не одна из нас, пока нет. Необходимо утрясти одну простую формальность.
  Кричу и хватаюсь за лицо своими скрюченными пальцами. Чувствую, как натягивается кожа и из распухших десен, показываются клыки.
  Ната наблюдает за моими метаниями, со скучающим лицом. Ни один мускул на её личике не дергается даже тогда, когда я хватаюсь за черенок лопаты и взмахиваю ей, метя точно в голову. Блестящее лезвие скользит по короткой дуге и со свистом разрезает воздух в сантиметрах от шеи Наты, лишь дл того чтобы вновь вонзиться в рыхлую землю.
  Судя по тихому звяканью, налетев при этом на камешек или чью-то кость. Из-за спины Тьмы, продолжающей сидеть на надгробии, появляется Антон, одетый в клетчатую рубаху, на этот раз красного цвета. Делает несколько неуверенных шагов к нам, но Ната останавливает его взмахом руки.
  Вырываю лопату из могилы так, что по сторонам разлетаются комья земли. На этот раз заточенный край мчится точно по направлению к её шее, и тут мои мышцы сводит судорогой, и лопата не задев Нату, врезается в надгробие, переламываясь пополам.
  Теряю равновесие и оказываюсь у ног вампирши. Тьма, развалившаяся на надгробии, сопровождает мои действия струйкой сигаретного дыма. Её голова опущена вниз, так что волосы скрывают лицо, совсем как у мертвой сатанистки.
  Смотрю на треснутый черенок лопаты, ставший чем-то вроде колышка. Прикидываю, как им воспользоваться, когда до моих ушей доносится хлопанье ладоней.
   - Браво! Рада, что у тебя такой настрой. Уверяю, он тебе пригодится, - на месте лезвия в её ухе болтается маленький крестик. С удивлением понимаю, что сжимаю в руке распятие Монаха, с плотно обмотанной вокруг запястья цепью.- Видишь ли, чтобы находиться на угодьях Матери, ты должна стать членом Семьи.
  У последнего словосочетания какой-то мафиозный привкус.
  - А что если...я не хочу ...вступать в Семью? - как же, оказывается, трудно говорить с криво заштопанным горлом. - Я могу покинуть город, и никогда не вернуться.
  - Разве мать может отпустить своё новорождённое дитя в жестокий мир, будучи неподготовленным? Ты слишком торопишься упорхнуть из-под моего крыла.
  Стираю липкую жижу, заменяющую мне слёзы, и интересуюсь о том, что мне предстоит сделать. На что Ната говорит, что для начала необходимо ознакомиться с заветами Матери и принимается загибать пальцы.
  Восемь нас пришло на эту землю, восемь нас, её и покинет.
  Все мы дети Матери, не глядя на наши Линии Крови.
  Наша кровь - святыня.
  Береги своё пастбище.
  Создатель отвечает за своё дитя, пока между ними существует Кровная связь.
  Упыри не достойны свободы.
  Жители дня не знают правду о жителях ночи.
  И последний, объясняющий всю суть проблемы: "Чужакам не место на территории Семьи".
  Улыбаясь, вампирша заканчивает оглашать правила и качает головой. Так яростно, что серьга в форме могильного креста, принимается яростно раскачиваться. И вот этот крестик теряется на фоне множества других крестов грозно выглядывающих из темноты. Замечаю серые тени, замершие между ними. Их можно было бы принять за статуи украшающие кладбище, если бы не белеющие в темноте глаза, в глубинах которых мелькают алые всполохи
  -Сейчас в Семье восемь членов, если считать Мать, конечно же.
  - И?
  -По правилам я должна тебя изгнать либо убить. Полагаюсь на второй вариант он более гуманный. Но, - Ната поднимает указательный палец высоко вверх, - Ирма только что изгнала свое дитя из Семьи. Получается у нас тут два чужака, вторгнувшиеся на нашу территорию и одновременно два кандидата в Семью.
  Вновь мысленно заменяю слово "кандидат".
  - А что если я просто уйду? С чего мне вообще хотеть вступать в вашу Семью?
  - С того моя дорогая, что я тебя не отпущу. И ты либо вернёшься в могилу, либо убьёшь его,- хлопает по плечу Антона.- Третьего не дано. Один из вас, а другой уйдет в вечную ночь
  Для него, похоже, это тоже та ещё новость. Он кричит на неё, на что Ната говорит Антону те же слова. И если он ослушается ей, тогда все члены Семьи отправятся за ним на охоту и разорвут на куски раньше, чем он успеет покинуть территорию кладбища.
  Я же скрестив на груди руки, смотрю то на могилу, из которой только недавно выбралась, то на членов Семьи. Различаю сморщенное как печёное яблоко лицо пожилого мужчины в шляпе, небрежно закинувшего зонтик на плечо, и двух похожих как две капли воды близнецов.
  Рядом с ними мелькает алой молнией мячик йо-йо, в руках маленького мальчика, невесть, что забывшего заброшенном кладбище. Так, кажется до тех пор, пока взгляд не зацепится за его одежду: тонкие джинсы и футболку. Пронизывающий до костей ветер совсем не мешает ему методично раскручивать игрушку в руке, намекая на то, что сюда он забрёл неслучайно. Это, и его горящие желтым огнём глаза.
  Ещё раз пробегаюсь взглядом по толпе и убеждаюсь что ни Ирма, ни её прихвостень Харлан прийти не соизволили. К добру это или к худу, я ещё не решила.
  Девушка с милым и оптимистичным именем Тьма, спрыгивает с надгробия и на мгновение превращается в расплывчатое пятно, лишь для того чтобы возникнуть между мной и Антоном. Её голова по-прежнему наклонена вниз - длинные волосы чёрной вуалью скрывают лицо. Удаётся разглядеть лишь острый подбородок да губы, накрашенные всё той же черной помадой, сжимающие тонкую сигарету.
  Две заточенные деревяшки врезаются в рыхлую землю.
   -Осина,- напоминает о себе Ната. - Проклятое дерево, на суку, которого висел милый парень по фамилии Искариот.
  Мой взгляд принимается беспорядочно скакать по кладбищу, упираться в ржавый конус надгробия, прикрытые веки Антона, колышки, воткнутые в землю, тонет в темных глазницах черепа.
  Я не вернусь в могилу.
  Лицо отпрыска Ирмы бледнеет и покрывается сеть ржавых прожилок от лопнувших капилляров, плотно зажмуренные глаза словно говорят мне: "Давай пока есть возможность. Убей его!"
  Делаю один маленький шажок в сторону колышка, на что Антон реагирует как собака, на чью кость кто-то бросил голодный взгляд.
   - А что будет, если мы вдвоём не станем драться? - отступаю назад.
   - Что же будет, что же будет, - задумчиво потирает подбородок Ната. - Пожалуй, я оставлю вас двоих встретить рассвет. Я приказываю тебе не покидать это кладбище до тех пор, пока Антон не умрёт.
  От её слов по телу пробегает дрожь, словно от ударов тока.
  -Должен же быть другой выход! - мои слова никто не слушает, они всё уже решили для себя, и за меня.
  Вокруг глаз Антона синюшно-фиолетовыми чернилами проступают трупные пятна, видела такие на коже бездомного, умершего в моём подъезде.
  Его когтистая лапа мчится к моему горлу, длинные пальцы смыкаются на шее, заключая меня в ловушку. Глаза Антона сверкают в темноте, точно угли догорающего костра.
  - Алиса, - тихо шелестит голос. - Мне очень жаль, что все так получилось.
  Распятие яростно раскачивается в моей руке, стараюсь наотмашь ударить им, как кистенем, но промахиваюсь. Хватаюсь за крепкое как камень запястье вампира и пытаюсь разжать пальцы. Попалась как мышь в мышеловку. Пытаюсь вырваться из его хватки, яростно извиваюсь.
   - Мне очень жаль, - повторяет Антон, прежде чем вонзит в меня осиновый кол.
  Колышек, метящий в сердце, вонзается в ключицу, высекая из меня протяжный вопль. Лицо Антона остаётся непроницаемым, и только в глазах читается искренняя печаль. Мне мерещится, что его лицо, раздуваясь как воздушный шар, занимает всё пространство и вот-вот раздавит моё. Это выглядит одновременно и гротескно, и жутко. Темнота клубится вокруг меня, точно черный туман, пожирающий серые могильные камни.
  Ноги проваливаются в рыхлую землю, от ботинка что-то окатывается, похожее на тыкву, или кочан капусты. Красный огонь в глазах становятся еще ярче, алые бусины медленно скользят по острию колышка. Ткань толстовки тяжелеет от крови. Рычу ему в лицо и с ужасом замираю, видя его воздетую к небу руку с колышком, окаймленную лунным диском.
  
  

Глава 6

  
  Увязая в могильной земле, будто это зыбучие пески, в то время как руки сжимают заточенную палку. Моя ладонь скользит по липкой поверхности колышка, остановленного прямо у моего драгоценного личика. Антон, отталкивает меня назад, наступает, толкая кол вперед.
  Я не хочу умирать. Снова.
  Борюсь изо всех сил, но кончик колышка уже скользит по щеке, минует шею и врезается меж грудей. Краем глаза смотрю на безучастно наблюдающий за мной череп. Падаю на колени, пытаясь увеличить расстояние от острия. Это бесполезно - осиновый кол скользит ниже и ниже, растягивает толстовку и пронзает ткань. Заточенная деревяшка вонзается меж рёбер, заставляя корчиться и рычать от боли.
  - Я сильней тебя, не надо. Всё закончится быстро.
  - Ты всем девушкам это говоришь? - вырывается у меня из горла, прежде чем его пальцы смыкаются до скрипа позвонков и треска шва на шее. Коленом задеваю огромный камень. И вздрагиваю, когда колышек проскальзывает меж рёбер.
  - Ааааа! - откидываю голову назад и ору, не в силах сдержаться. Перестаю рыскать в траве и хватаюсь за камень, оказывающийся вовсе и не камнем.
  - Прости, - кровавые слёзы бегут по его щекам.- ПРОСТИ!
  - Ты тоже, - выдыхаю я, прежде чем череп в моей руке со всего маху врезается в голову вампира.
  Черепушка трескается, как яичная скорлупа и разлетается на мелкие кусочки. Градом летят гнилые зубы; осколки кости глубоко погружаются в лицо вампира. Левая щека лопается, обнажая зубы и клыки в розовой пене. Сейчас он похож на бешеную собаку.
  Кровь из рассеченных бровей ослепляет Антона, колышек выскальзывает из раны и я, недолго думая, с треском переламываю его пополам.
  "Могла бы и попытаться воткнуть эту деревяшку ему в сердце", - здравая мысль как всегда приходит уже тогда, когда осиновый кол разлетелся на щепки. Громко рыча, Антон отшвыривает меня в мокрую траву и хватается за глаза.
  Нет времени отдыхать! Вскакиваю и мчусь на, ссутулившегося и держащегося за глаза, "питомца Ирмы". Ногой отталкиваюсь от его плеча и как птица вспархиваю воздух. Ветер свистит в ушах; внизу проносится могильный камень, который Тьма использовала вместо табуретки. Ни её, ни Наты, ни других членов чокнутой семейки не видать, видимо предпочитают наблюдать за нами с безопасного расстояния.
  Земля хлюпает под ботинками, приземляюсь прямиком у второго колышка, продолжающего терпеливо ждать меня на том месте, где его оставила Тьма. Сжимая осиновый кол, быстро-быстро передвигаю ногами, подгоняемая ветром и воплями вампира.
  Скачу по безымянным могилам, представляющим теперь лишь холмики, миную заросли свежесколоченных крестов и, как подкошенная, падаю вниз.
  Всё тело содрогается, словно от ударов дефибриллятора. Медленно, опираясь на покрытую инеем траву, поднимаю голову. По щеке стекает липкая жидкость - колышек при падении умудрился прочертить на коже длинную борозду. Испуганно оглядываюсь, ожидая увидеть нависающий надо мной силуэт, но Антон просто напросто исчез.
  В кино про Дракулу, вампир умел превращаться в туман. Возможно ли это в жизни?
  Медленно поднимаюсь на ноги, и вновь по жилам пробегает ток. Перед глазами встаёт ехидная физиономия Наты, отдававшей мне приказ. Впереди меня сквозь редкие заросли сухих деревьев пробивается свет из окон домов. Ухмыляюсь (нашла время!) представляя рекламное объявление в газете: "Продается большой просторный двухэтажный дом, с видом на кладбище".
  На границе кладбища, поправляю себя.
  Границу, которую я не смогу пересечь, до тех пор, пока не убью Антона. Или, что более вероятно, он не расправится со мной. Где же ты?
  -Антон! Ты же сам хотел закончить всё это, как можно быстрей, - выставив перед собой колышек, медленно бреду назад. За моей спиной безучастно горят вдали квадраты окон многоэтажек и частных домов, в темноте самих похожих на гигантские надгробия.- Я здесь, достань меня! - срываюсь на шёпот. - Давай уже это закончим.
  Замираю в центре рощи из могильных крестов, продолжая сжимать в руке шершавую ветку осины. Ветер треплет клён, срывая с него последние листочки. У подножия дерева замечаю погрызенной ржавчиной жестяной крест.
  Вспоминаю о ранах нанесённых колом и касаюсь сначала ключицы, а затем и груди. Удивительно, но раны уже зажили, оставив в напоминание лишь рваную ткань толстовки, без единого пятнышка крови. А ещё ноющую боль, но это волнует меня в последнюю очередь.
  -Это же твоё хобби, разрывать на куски красивых девушек,- режу по живому, надеясь выманить Антона.
  Под ногами похрустывает бутылочное стекло, миную раскрошившийся памятник, а может и руины склепа. Слишком поздно замечаю огромный провал в земле уходящий далеко вниз. И из глубины провала вспыхивают алые блики.
  Выбитый из руки колышек, крутясь в воздухе, улетает куда-то вдаль.
  В глаза бьёт лунный свет, который тут же перекрывает оскаленная морда Антона. Выглядит он отвратно: резаные раны почему-то отказываются заживать, кожа, испещренная ржавой паутиной лопнувших капилляров, кровь по-прежнему стекает по его лицу, а из дыры в щеке сверкают зубы.
  Это потому что он другой Линии Крови?
  Прижатая к каменному надгробию, пытаюсь оттолкнуть его от себя. Когда меня засыпало землёй, давление и то было слабей. Вдыхаю запахи крови и дорого одеколона, набирая воздуха, чтобы напоследок ляпнуть что-нибудь язвительное, но не успеваю. Увитые распухшими венами руки Антона как-то нежно обвивают мою шею и медленно поворачивают её, отчего позвонки трутся подобно жерновам. Трещат, и отскакиваю, пуговицы на его рубашке, сорванные моими скрюченными пальцами.
  -Знаешь, когда я убивал её, - пасть вампира широко распахивается, натягивая длинные нитки розовой слюны.- Мне не нужен был ни нож, ни кол. Только клыки...
  Ворочаюсь на широкой могильной плите, наводящей мысли об операционном столе. Даже сквозь плотную ткань джинсов я ощущаю леденящий холод.
  -...и когти! - чувствую прерывистое биение сердца, заключенного в клетке ребер. Его удары эхом отдаются в моих жилах. Громкий влажный хруст ударяет по ушам, ломается моя шея, а вместе с ней и тело застывает. Больше я не чувствую ничего.
  
  Лицо Антона исчезает, уступая место тонким ветвям клёна да красному рукаву в белую клетку. Рукав дрожит, длинные пальцы отпускают мою голову. Сухие листья, подхваченные ветром, падают на меня, щекочут кожу. Нет, зудит под кожей, словно там ползает армия муравьев. Сломанные позвонки с противным скрежетом возвращаются обратно, и я напарываюсь на застывший взгляд Антона.
  -Так не должно было...,- из уголка стремительно вниз бежит струйка крови,- ...закончиться.
  Он опускает голову и алый ручеек, скользнув по подбородку, тонет в огромном жирном расползающемся пятне в груди, вокруг маленькой раны, в которой полностью погрузилось моё запястье. Медленно очень медленно, поднимаюсь с могильной плиты, продолжая держать ладонь в груди Антона.
  Его лёгкие, похожие на мочалку обволакивают руку. По локтю стекают холодные струйки липкой жижи. Судорожно бьющееся сердце пытается вырваться из моих пальцев, как мышонок из кошачьих когтей.
  "Тук-тук!"
  Наседаю на вампира, медленно пятящегося назад.
  "Тук-тук-тук-тук!"
  Сухие ветви клена пытаются укрыть нас от любопытных глаз.
  "Тук-тук-тук-тук-тук-тук!"
  -Н-не н-надо,- слова вампира исчезают в громком и влажном треске раскалываемых ребёр; грудная клетка раскрывается, как створки ракушки. Крохотным фонтанчиком бьёт его темная кровь, стремительно стекая на траву. Осколки рёбер кинжалами вонзаются в моё запястье.
  Со слезами в глазах смотрю на то, как ноги Антона подкашиваются, и он заваливается на бок, погружаясь в объятья покрытой инеем травы. За его спиной, в каких-то пяти шагах от меня, замерла Тьма. Сейчас всё моё внимание приковано к маленькому синеватому комочку, продолжающему сокращаться в моих руках. Брызжут на лицо темные капли холодной жижи, дразня и заставляя изогнуться челюсть, для того чтобы высвободить клыки из плена распухших десен.
  Голод воет сотней голосов, сводя меня с ума.
  Пугливо провожу кончиком языка по своим клыкам, не отводя взгляда от куска мяса полного кровью, зажатого в руке. Оно пахнет так...вкусно.
  Тут же меня окружают размытые силуэты. Сквозь гул ветра раздается утробное рычание. Не сразу понимаю, что его издаю я.
  - Постой! - слышу я чей-то возглас за своей спиной, видимо принадлежащий Нате.
  Боясь, что у меня отнимут добычу, вонзаю клыки в гладкий бой красного плода и делаю маленький глоток. Кровь оказывается чуть теплой, густой как патока и едкой как кислота. Ветер, завывающий на кладбище подобно голосам церковного хора, переходит к торжественной ноте, поддерживая меня.
  Или скорей злорадствует надо мной.
  Морщась, откидываю голову назад, чувствуя, как ком холодной крови стекает по горлу, и как такая же липкая жижа дрожит в уголках моих глаз, вместо слёз. Надеюсь, она поможет мне утолить голод. Чувствую жар сгоняющий холод из моих вен и радуюсь ему, прежде чем понимаю, что это пламя не согревает, а опаляет.
  Огненный ком стремится обратно по горлу и меня тошнит черной жижей прямо на траву. Сердце полное ядовитого сока трепещется в моей руке. Раздавливаю его с тихим хлюпаньем, и тут же кулак оказывается, объят зеленоватым огнём. Разжимаю пальцы и роняю горящие ошметки на траву, вот только рука уже успела обгореть и стать похожей на головешки.
  - Урок первый: никогда не пей мертвую кровь, - тихо смеётся вампирша.
  Из развороченной груди Антона вырываются длинные огненные языки, охватывающие всё тело. В панике хватаюсь за живот, глядя на пламя, стремительно пожирающее останки вампира, ожидая такой же участи. Но ничего не происходит.
  - Тебе ещё многому предстоит научиться, - всматривается в моё лицо Ната. - Чему же ты не рада? Ты будешь вечно молодой.
  - Ты сделала меня убийцей! - пузырящаяся кожа сползает с морды вампира, обнажая белые кости.
  -А разве ты ей и не была? - эта фраза поражает меня сильней, чем удар осинового кола.
  Она права.
  Небо затянутое фиолетовыми тучами роняет на нас редкие бирюзовые кусочки льда. Сверкающие кристаллики тают на обожженной руке и окрашиваются в алый. Капли срываются со скрюченных пальцев и летят вниз, вместе сотней снежинок обрушившихся на город.
  Обугленная почерневшая кожа на руке отслаивается, уступая место новой полупрозрачной. Слой за слоем укрывает обожженное мясо и возвращает мою ладонь в прежнее состояние. Сжимаю и разжимаю руку, понимая, что она практически восстановилась. В отличие от раны на шее, с торчащими концами ниток.
  - Добро пожаловать в Семью, - толи приветствует, то ли цитирует "Крестного отца", пожилой мужчина, опирающийся на ручку зонтика.
   - Боже, сколько пафоса, - давится дымом Ната.
  Шелестят, как крылья летучих мышей, голоса близнецов:
  - Поздравляю, ты приняла наше крещение.
  - А ещё обзавелась двумя милыми сводными братиками.
  -Как насчет того, чтобы провести ночь в более приятном месте?
  -Ну, он и хамло. Хотя идея неплохая, - второй близнец пытается зачем-то понюхать мои волосы. Шарахаюсь от него, на что он поднимает руки и представляется Гордеем. А его брата, по-прежнему пытающегося меня куда-нибудь затащить, зовут Глебом.
  Чьи-то цепкие пальцы дергают меня за руку, оборачиваюсь и вижу гаденько ухмыляющееся лицо мальчика: "Будешь моей мамочкой?".
  Не успеваю и рта раскрыть, как Тьма перехватывает его запястье и стягивает с него цветную резинку.
  - Эй, в чём дело? Оставьте её мне, хотя бы на одну ночь, - не унимается мальчик.
  Тьма, игнорируя его вопли, молча, собирает волосы в хвост и стягивает их отобранной резинкой. Ей мешают порывы ветра, рыдающего над тлеющим телом Антона. Встревоженные холодными дуновениями вспыхивают алые угли в глубине пустых глазниц. Обратившаяся пеплом кожа вместе с искрами, стремительно поднимается в ночное небо, продолжающее осыпать нас осколками льда.
  - Ночь не будет длиться вечно, - выводит меня из оцепенения голос Наты и велит идти с ней.
  Белые хлопья снега медленно опускаются на землю, превращаясь в грязь. Вместо желанного освобождения я лишь глубже погрузилась во тьму. Наркоманка, убийца, вампир - это даже не спуск на самое дно, а стремительное падение в пропасть. Останавливаюсь и замечаю что-то поблескивающее в жухлой траве. Крест Монаха.
  Последний раз, уже покидая границу кладбища, оглядываюсь и вижу бледное лицо Колдуна, сложившего на груди руки. Разумеется это всего лишь мираж. Но это не значит, что от него можно будет легко избавиться. Как и том, что все мои мечты о лучшей новой жизни так и останутся мечтами.
  
  

ИНТЕРЛЮДИЯ

  Малышка. Не такая храбрая, какой хочет казаться.
  
  Фонарный свет дрожит в лужах, которые разбрызгивают редкие машины, нарушающие ночную тишину рокотом двигателей. Холодный ветер гоняет по улице мелкий мусор, ежась, поправляю на шее клетчатый фильдеперсовый шарф.
  Можно сказать, что только из-за слова "фильдеперсовый" оброненного продавщицей я его и купила. Если не ошибаюсь, оно означает что-то красивое, я ещё не до конца разобралась в Волгоградских словечках.
  - Знаешь, чем ночь особенно прекрасна? - отрывает меня от размышлений его голос. Не дожидаясь ответа, он продолжает. - Она прячет всё ненужное, всю грязь дневного мира, а свет фонарей, напоминает огни рампы.
  -Весь мир театр, и всё-такое?
  Он даже не делает вид, что слушает мой бред. По-хозяйски приобнимает меня за талию и говорит: " Ночное освещение в городе создаёт особый драматизм. Кажется, что день рождает ночь в предсмертных муках. Нет ничего прекрасней этого времени".
  - А я думала, сегодня все комплименты будут принадлежать лишь только мне,- в притворной обиде надуваю щёки.
  Он улыбается и убирает с моего лица выбившуюся прядь белых, как туман, застилающий улицы, волос. Алой искрой хитро подмигивает агат на золотом перстне. Его обладатель ещё что-то говорит, но я уже не слушаю. Мой взгляд скользит по его шее и замирает на голубой жилке, просвечивающейся сквозь бледную кожу.
  Я как будто иду по льду. Тонкому льду над тёмной водой.
  Костлявые бледные пальцы на талии, заставляя себя чувствовать зажатой в клещи. Но почему-то сейчас я рада оказаться в плену. Улицы, застланные осенним туманом и подсеченные огнями редких фонарей, непривычно пустынны. Лишь изредка, напоминая мне, что это не мираж, сквозь белоснежную мглу проносится очередная машина.
  Другой туман уже давно поселился в моей голове, путая мысли и застилая глаза тонкой пеленой
  Где мы сейчас? Куда мы идём?
  Эти вопросы на мгновение всплывают из темных глубин подсознания, лишь для того чтобы вновь погрузиться в омут безмятежности. Какая разница, когда мы вдвоём медленно бредем по спящему городу, говорим спонтанно, на ходу меня темы и так до конца не заканчивая ни одну из них.
  И я продолжаю делать вид, что не замечаю руку, успевшую лечь на моё бедро. В бледной хмари темными линиями вырисовывается ворота, обвитые засохшими ветвями плюща, за которыми ожидает его двухэтажное логово.
  Если лёд даст трещину, меня уже не спасти. Я бесследно исчезну в темных водах.
  Звон ключей, скрежет замка и вот мы уже у него в доме. Горит приглушенный свет, открывающий взору богатый интерьер. С громким скрипом закрывается дверь; его поцелуи становятся всё настойчивей, как и движение рук. Ловко вырываюсь из этих пут и отступаю внутрь темного помещения, совсем забыв разуться. Его, по-видимому, это не смущает.
  Моя ладонь сама собой скользит по тонкой цепочке обвивающей ремень, пальцы задерживаются на остром крюке, вдетом в пряжку. Металл такой же холодный, как и его прикосновения.
  - Что это?- замираю у проектора, направленного в стену. Почему то мой голос звучит так жалобно, словно писк мыши попавшей в мышеловку.
  - Моё маленькое увлечение,- вновь сталкиваюсь с его притягательной улыбкой. Тонкие пальцы порхают над проектором, слышатся тихие щёлчки. После чего луч света прорезает полумрак своим белым лезвием, врезаясь в стену и растекаясь по ней изображением.
  Моя рука упирается в его твёрдую, как горная порода грудь и медленно поднимается вверх, пока картинки на стене не приходят в движение. С экрана широко улыбаясь за нами, наблюдает девушка с растрепанными волосами, на фоне испещренной волнами Волги, отражающей огни ночного города.
  Он оттягивает шнурок на моей шее, на котором покоится маленькое золотое распятие и дергает его на себя.
  С тихим свистом шнурок лопается.
  Лёд трескается.
  Крестик беззвучно падает на пол. Томно опускаю ресницы, обвиваю его шею и краем глаза замечаю, как запись изменилась.
  Теперь там яркая по-летнему зелёная листва в парке, и камера следует за светло-русой девушки с подозрительно знакомой татуировкой на запястье.
  Воротник рубашки убирается в сторону, обнажая шею, позволяя его взгляду скользнуть по моей ярёмной вене. В предвкушении мой язычок скользит по губам. Его ухмылка становится шире, тонкие губы раздвигаются, обнажая на мгновение неестественно вытянутые глазные зубы.
  Извлекаю из кармана с узкий цилиндрик, да бросаю взгляд на запястье, с резко выделяющимся ремешком часиков с белым циферблатом и мордой Волка из "Ну, погоди!". Эти часики, да крестик, лежащий на полу, наверное, единственное, что осталось от настоящей меня. Кусаю мочку его уха, и, привстав на цыпочки, шепчу:
  -Твое хобби снимать на камеру своих жертв?!
  Алебастровое лицо, так сильно контрастирующее с темно-русыми волосами, искажает удивление. Первая настоящая эмоция за этот вечер. Палец утопает в кнопке - струя жидкого серебра ударяет в его немигающие глаза.
  Он настолько был сегодня увлечён мной, что даже забывал моргать.
  Лицо вытягивается и становится похоже на физиономию лысого уродца с картины Мунка. Кожа съеживается, как горелая бумага, сквозь стремительно расползающиеся дыры отчетливо виднеются лицевые мышцы и темная нечеловеческая кровь.
  Отшвыриваю баллончик в сторону, взмахиваю сложенными вместе руками снизу вверх и прыгаю, переворачиваясь в воздухе. Растрепанные волосы и расплавленные глазницы с запекшейся по краям кровью исчезают из поля зрения и сменяются испещренным длинными трещинами белым потолком. Вмиг отросшие когти рассекаю воздух в том месте, где была я. Спасибо урокам гимнастике.
  Заканчиваю сальто, приземляясь на скрипнувший под ногами паркет - полуночник тут же устремляется ко мне. Нащупываю острый крюк на пряжке ремня и дергаю его вместе с тянущейся за ним тонкой длинной серебряной цепью.
  Тварь взмахивает своей рукой со скрюченными как когти хищных птиц пальцами, и сносит в сторону массивное кресло. Всё это похоже на игру в жмурки. На тую её версию, в которой проигравший становится жмуриком.
  Свет прожектора бьёт мне прямо в лицо. Твою мать, а об этом я и не подумала! Просчет, который может стоить мне жизни.
  - Ты станешь упырём, детка, самым уродливым из своры. Поверь мне, эта участь хуже смерти.
  Вот они волны ярости, бегущие по тёмной воде.
  Тело принимает привычное положение, перекидываю вес на левую ногу, выбрасываю правую руку вперёд. Серебряный крюк в форме полумесяца вонзается в шею полуночника, петлёй обматываю её вокруг горла вампира. Тварь дергается и громко орёт.
   Его пальцы пытаются содрать цепь с шеи, но серебро прожигает плоть на пальцах до костей, а крюк лишь глубже погружается в плоть. Цепь вспыхивает ярко, как лунный луч, когда я дергаю её на себя
  Тихо шипит, покрывающаяся волдырями, кожа.
   - Знаешь, Ян, это было даже слишком просто.
  И самое великолепное, что я сделала это ночью, в их время. Полуночник замирает, длинный когти скользят по его же шеи и крюк выскакивает, прихватив с собой здоровенный шмат мяса.
  Темно-алые капли врезаются в пол.
  Когтистая лапа проносится перед моим лицом и отбрасывает к стене. Успеваю спасти голову, наклонив её к груди. В ушах принимается звенеть, а на глазах наворачиваются слёзы. Борюсь с тошнотой и мерзким привкусом металла на языке, похожим на вкус крови.
  Но что я не могу одолеть, так это панику, пожирающую меня изнутри.
  В дверном проёме показывается долговязая фигура с дробовиком в руках. В полумраке вспышка от выстрела подобна маленькому солнцу, а звук, грохоту камнепада.
   В нос бьёт едкий запах пороха. Самое то, чтобы перебить вонь дорогого одеколона Яна, которым он безуспешно пытается избавиться от едва уловимого запаха тлена. С наслаждением вдыхаю его, наблюдая за тем, как падает на пол фигура вампира
  Убик дергает затвор своего любимого помповика; в сторону отлетает гильза.
  Сверкая лакированными туфлями и держа дробовик на изготовке, охотник мчится к корчащемуся на полу полуночнику. Вот он направляет ствол своей ружбайки точно в голову мерзкой твари. А вот спускает курок; заряд серебряной картечи разрывает паркет в считанных сантиметрах от головы Яна. Щелкает затвор и на пол, оставляя за собой дымный след, летит гильза.
  Следующий заряд картечи, выпущенный бритоголовым мазилой, вонзается в книжный шкаф, превращая его вместе с содержимым в щепки и обрывки бумаги. Пожелтевшие лоскуты, испещренные черными буквами, не успевают осесть на пол, как полуночник делает свой ход.
  Стремительным вихрем Ян проносится по комнате: вскакивает с пола, лихо отскакивает от стены и замирает перед охотником. Гремит ещё несколько выстрелов, и все в молоко.
   Только сейчас я замечаю длинные пальцы сжимающие ствол дробовика, вот они дергают его вверх и приклад врезается Убику в челюсть. Охотник летит в объятия паркета, а Ян передёргивает затвор. Издаю полухрип-полустон, и тварь оборачивается ко мне, а вместе с ней и ствол дробовика.
  Смотрю в темноту дула, ожидая увидеть вспышку дульного пламени. Никто. Ни человек, ни зверь, ни полуночник не может услышать выстрел, являющийся для них смертельным. Пуля или заряд картечи убивает тебя раньше, чем твои уши успеют уловить раскаты выстрела.
  Тихий щелчок касается моих ушей.
  Ян раздраженно отбросает дробовик в сторону и направляется ко мне. Я встаю, пытаюсь встать и падаю. Проклятый прожектор бьёт мне прямо в глаза.
  Отвожу от него взгляд и успеваю заметить кресло, мчащееся по полу и сбивающее с ног Убика. Тело не слушается меня, я не в силах подняться. Белый свет проектора перегораживает черный силуэт.
  Сквозь цветные пятна, пляшущие перед глазами, различаю оскаленные клыки. Неужели всё закончится так? Тяну к себе цепочку, уже понимая, что не успеваю. Подошва ботинка опускается на цепь, и мне остается лишь дергать её.
  Свет за спиной вампира заливает его фигуру чернильными тенями. Только белые зубы сверкают в полумраке. Ладонь со скрюченными пальцами и поднимается вверх, как лезвие гильотины устремляется ко мне, рассекая воздух. Обреченно опускаю веки, и вновь слышу рокот камнепада, а на лицо летят горячие брызги стягивающие кожу.
  
  

ЧАСТЬ II ВАМПИРЫ - ГАДКИЕ ТВАРИ

  Крестоносец. Не такой уж и зануда.
  
  

Глава 7

  
   Красная Дверь с издевательским скрежетом захлопнулась за моей спиной. Я принялся барабанить по ней кулаками, какой-то частью сознания понимая, что у меня ничего не выйдет. Дверь из крепкого металла, мне с ней ни в пятнадцать, ни в пятьдесят лет не справиться.
  Темнота словно живая, стекала по стенам, сжирая очертания дверного проёма и окончательно оставляя меня в одиночестве. Не надолго....За моей спиной послышалось шуршание, и тут же чьи-то ладони опустились на плечи.
  Пальцы, обхватившие шею, отдавали могильным холодом, стремящимся как можно скорей добраться до сердца и заставить этот маленький кусок мяса, переполненного кровью, замереть. Существо за моей спиной прошептало: "Куда же ты?"
  Костлявые пальцы потянули за волосы, оттягивая голову назад. Ледяные губы касаются шеи. После чего кожу пронзают две костяные иглы.
  
  - С каких пор тебя интересует гуманитарная помощь странам Африки?
  - А? Что?- вздрагиваю и замечаю Малышку, замершую в дверях. Зевая, альбиноска указывает пальчиком на голубой экран телевизора: "Ты так сосредоточено смотрел эту документалку, что я даже заинтересовалась. Не против, если я присоединюсь?"
  Как то слишком поспешно давлю на кнопку пульта, завернутого в грязную пленку, и вырубаю звук.
  - Извини, если разбудил. Мне что-то не спится.
  - Яснооо,- потягивается девушка, отчего полы её халата широко расходятся, даже слишком широко. Меня неожиданно заинтересовывают потоки людей, как горная река растекающиеся по грязным улицам на экране телевизора.
  - Снова беспокоили дурные сны?
  - Сон,- опускаю голову на подушку,- один глупый сон.
  Малышка морщит лоб и стучит пальцем по лбу:
  - Установленный факт, что сны - это просто мусор, накопившийся в мозгу за весь день.
  - Этого мусора я набрался ещё в детдоме, - вновь обращаю взгляд на голубой экран, с которого на меня хмуро смотрят две чернокожих девушки с плетеными корзинами на головах.
  - Давно хотела у тебя спросить.
  - Спрашивай.
  - Ты же практикуешь все эти мозговыносные штучки. Самогипноз и всё такое. Так почему ты просто не выкинешь весь этот хлам из своей головы?
  - Увы, но это так не работает,- ухмыляюсь я. - Гипноз штука непредсказуемая и на всех действует по-разному. Некоторые к нему вообще невосприимчивы.
  - Как я,- гордо надувает щёки охотница.
  На голубом экране маленькая девочка с прической напоминающей черный одуванчик прыгает от счастья, держа в руках куклу Барби.
  - Как ты,- горестно вздыхаю,- если бы и был способ забыться, я бы им давно воспользовался.
  Малышка лишь пожимает плечами, а заодно загораживает мне телевизор. Голубое мерцание выделяет шрамы на запястьях и ногах черными полосами.
  - Хочешь, расскажу сказку?
  Из соседней комнаты раздаётся громкий храп. Понятно, что её разбудило.
  - Сказку? Ну, если только такую же, как и Убику, - скашиваю глаза.
  В ответ сверкают зубы, и гаснет телевизор, выдернутый из розетки. В экране отражается моё изможденное лицо с прической а-ля "пьяный ёжик".
  -Ай-ай-ай, плохой мальчик. Спи уже, - в дверях она останавливается и напоминает. - Наберись сил, завтра у нас будет тяжелый день. К нам наконец-то пожалует Курьер.
  
  Им оказывается невысокая женщина, с длинными кудрявыми волосами, и круглыми а-ля Джон Леннон очками, только с зелёными стёклами. Ловлю своё отражение в изумрудных линзах и хмурюсь. Особого доверия эта особа, усевшаяся на противоположный край стола, и сложившая пальцы домиком, у меня не внушает.
  Поэтому на её "Добрый день", выдаю саркастическое: "В добрые дни мы бы не встретились".
  Альбиноска недовольно шипит на меня, а Убик нежданно-негаданно встаёт на защиту связного.
  -Не обращайте на него внимание. Наш друг просто страдает от отсутствия чувства юмора.
  -Я страдаю от твоего чувства юмора.
  Пусть из-за стекол очков я не могу видеть её глаз, но почему-то уверен, что они сейчас выпучены. Несколько мгновений в линзах отражаются то я, то разгоряченный Убик, пока нашу перепалку не заканчивает альбиноска.
  Теперь уже молча, продолжаю изучать взглядом Курьера, цепляюсь за её часто повторяющуюся фразу: "мой наниматель".
  Создаётся ощущение, что эта женщина старается не заходить за рамки посредника и как можно дальше дистанцироваться от нас, психов верящих в то, что по земле бродят мертвецы, жаждущие крови. Уж она-то здравомыслящий человек, которой просто нужны деньги, отчего Курьер и вынуждена нам подыгрывать.
  Обидно, что, по всей видимости, так думаю только я. Убик лишь почёсывает свою обритую голову, а Малышка занята скворчащими на сковородке котлетами по-киевски.
   "Местный фаст-фуд,- заявляет она,- их тут съедают, чуть ли не больше чем в Киеве".
   -Куриные котлеты, кетчуп и никакого чеснока, слышишь Крест, никакого чеснока, - добавляет Убик.
  -Я понял, понял. То, что он может спасти жизнь, для вас не аргумент.
  -Спасти...жизнь? - поправляет очки Курьер.
  -Ага, полуночники не дышат, поэтому им плевать на запах чеснока, но вот если его есть, то можно сделать свою кровь ядовитой для них.
  -Угу, а можно тупо не подставляться под их клыки.
  -На твою немытую шею к тому же никто и не позарится, - фыркает Малышка. - Да и на другие части тела тоже.
  -Включая тебя, если я начну лопать чеснок.
   Малышка, улыбнувшись, стучит по его бритой башке. За три дня, что мы тут находимся, она умудрилась неплохо обжиться, словно прожила в Волгограде минимум три года. Полезная особенность, мне бы так. Приятное шкворчание и котлетный запах понемногу подняли моё настроение, но не настолько, чтобы я прекратил ожидать от Курьера какой-нибудь подлянки.
   В глазах нашего связного мы выглядим довольно-таки нелепо, но так даже лучше. Ей не будут попадаться в глаза наши условные жесты.
  Убик звякает вилкой, дребезжит тарелкой и громко чавкает, перетягивая всё внимания Курьера на себя. При этом его ладонь, со сложенными вместе пальцами лежит на столе, сообщая: "отрицание". Классический ответ бритоголового, делайте что хотите, мне пофигу.
  Альбиноска наклоняется к Курьеру, предлагая той еду, но та просит лишь кофе. Предостерег бы связного от такой серьёзной ошибки, да не хочется ссориться с охотницей. Указательный палец Малышки касается её переносицы: "непонимание".
  Ответом служат мои скрещенные на груди руки: "тревога". Да я параноик, и сейчас занят тем, что играю в гляделки с этой особой. К тому же в некоторых случаях лучше перебдеть, чем недобдеть.
  Что я про неё знаю? Ничего, если не считать того факта, что она вышла на нас через один из старых номеров Харона. Что мне известно про её нанимателя? Ещё меньше. Ясно, только что его дорожки пересеклись с полуночником, обосновавшийся в Волгограде, и он всеми силами желает от него избавиться.
  По привычке пытаюсь пригладить свои стоящие дыбом волосы. Как всегда безуспешно из-за чего Убик и наградил меня вдобавок к моему псевдониму, мерзким прозвищем Чиполлино.
  - Обойдёмся без прелюдий. Что у вас для нас есть?
  Вжикает молния сумки, и на стол летит пухлый коричневый конверт. Его содержимое тут же разлетается по всему столу. Фотографии. Много, много фотографий. Их явно изымали из фоторамок и фотоальбомов, безутешных родственников.
  Один из снимков, сделанный на полароиде, угодил мне прямиком в тарелку. Стираю пальцем жир и разглядываю фото с запечатленной на нём светло-русой девушкой, прижимающей к груди отчаянно упиравшегося кота.
  Опускаю фото и смотрю на Курьера, порушившую домик из пальцев.
  - Мой наниматель,- опять это слово,- смог установить двенадцать жертв за последние два года.
  - Логично,- перестаёт выёживаться Убик.- Одного человека им хватает на пару месяцев. Если конечно им не нужно быстро регенерироваться. Хотя и тогда они всё равно не могут за раз высушить всего человека.
  - Причины смерти?- злобно смотрит на него Малышка.
  - У всех разные,- морщится Курьер.
  По её лицу не понять, причина этому смерти девушек или вкус черной жижи плескающейся в её кружке. И как охотнице удаётся портить кофе?
  Откладываю фото девушки с котенком (самоубийство), и принимаюсь за остальные. Вот блондинка с ямочками на щеках обведена красным фломастером на семейном фото (несчастный случай), а вот полноватая растрепанная девушка хмуро смотрит в камеру (анемия), за ними следует тощая дылда, обнимающая своего парня (самоубийство), далее высунув язык и вытаращив глаза, пирсинговая девица тычет в камеру "козу" (несчастный случай), и далее, далее, далее...
  Радостные и не очень лица девушек мелькают перед глазами, прекращаю эту пытку и складываю фото в одну стопку.
  - Как видите, во всех случаях у милиции не возникало подозрений, или...,- пальцы принимаются отбивать барабанную дробь,- ...уголовные дела прекращались за отсутствием состава преступления.
  -Может всё так и есть?- потирает лоб альбиноска. Убик пользуясь, случаем ворует с её тарелки недоеденную котлету.
  Отвечаю за всех:
  - Нам интересен диагноз в целом, а не отдельные симптомы.
  -Простите, забыла, что имею дело с профессионалами,- поправляет очки Курьер и продолжает: - Вот что установил мой наниматель.
  А) У всех жертв было одинаковое истощенное состояние, у некоторых диагностировали анемию. Малокровие по-простому.
  Б) Поведение сильно менялось, по словам родственников и друзей, все жертвы замыкались в себе и буквально угасали на глазах.
  В) Каждая из них хоть раз, но пересекались с неизвестным длинноволосым мужчиной.
  Бледные губы женщины изгибаются в кривой ухмылке. Если бы не лучи солнечного света, падающие на неё из окна, решил бы что она полуночник.
  - Длинноволосый брюнет, предпочитающий носить одежду алых оттенков,- вновь пальцы отбивают барабанную дробь.- Он как призрак: никто не смог запомнить его черты лица, походку или что-нибудь ещё. Не человек, а размытое пятно.
  Про то, что он не человек, она верно подметила.
  - Появляется после заката и часто вливается в компании студентов, или подростков. Про него говорят, что он отличный парень, но никто не смог вспомнить или описать нормально его лицо. Вот и вся информация.
  Ага, живите с этим.
  - И что вы предлагаете? Бегать по городу и поливать всех патлатых парней святой водой?- откладывает в сторону вилку Убик, неожиданно вспомнивший о том, что он профессиональный охотник на вампиров.
  - В ваши методы я не влезаю,- качает головой она.- В конверте кратко перечислены места, где они с ним сталкивались. Также уверенно могу сказать, что большинство девушек встречались с парнями...
  - Ну, эт нормально.
  - Нет, то есть да. В общем, жертвы либо были участницами различных субкультур, либо имели знакомых из них,- тут Курьер замялась.- Знаете черная кожа, военные ботинки...
  - Гестапо?
  Мой взгляд ещё никогда не был таким злобным, а лицо Убика таким невинным.
  - Помимо этого мне нужна будет вся информация о жертвах. Включая начатые и закрытые дела.
  Малышка бросает на меня быстрый взгляд в духе: "зачем?", - на что просто я игнорирую её. Не объяснять же охотнице сейчас, что я хочу вычислить нашего "нанимателя". Предпочитаю знать, на кого работаю.
  - Хорошо,- перестает барабанить пальцами Курьер.- Завтра я всё доставлю к вам.
  - И ещё,- подает голос Убик,- известно только об одной особи? Вы уверены, что в городе нет гнезда?
  На миг из-под очков Курьера показываются красные глаза с опухшими веками (коньюктивит?) и тут же стыдливо прикрываются за круглыми стеклами:
  - Мы ни в чём не можем быть уверены.
  Когда Курьер уже ушла, мы погрузились в работу. Удалось вычислить несколько мест, где полуночник появляется чаще всего, но в идеале нужно будет посетить их все. Затем решали, как именно пойдёт наша охота. "На живца",- тут же предлагает Малышка.
  Убик молча и без особого восторга, смотрит на неё. Мне самому не хочется, чтобы у альбиноски прибавилось шрамов, но спорить с ней не буду. К тому же кровосос не сможет запудрить ей мозги и очаровать её гипнотическими глазами, как обычно проделывает со своей добычей.
  По словам Курьера, последняя девушка погибла два месяца назад. Плюс-минус неделя. А значит, полуночник должен уже начать подыскивать себе новую жертву среди молоденьких девушек. Гурман, черт его дери.
  С горем пополам нам удается выделить на карте черным фломастером границу угодий полуночника. Самое популярное и часто посещаемое местечко, если верить информации, предоставленной Курьером, находится близ библиотеки имени Горького, где кучкуются гест....Тьфу, Убик голову забил. Где собирается разная разукрашенная молодёжь.
   Молодежь? А самому-то когда пиво продавать начали?
  Устало потираю, глаза и соглашаюсь с планом Малышки, на что та мило улыбается:
  - Отлично, теперь осталось лишь купить мне рюкзачок или ещё какую-нить шмотку с мордахой Мэрилина Мэнсона.
  
  - Мы не фанаты Мэнсона. Ни маньяка, ни музыканта. Мы ненавидим его! Ну, хорошо, пусть и не ненавидим, просто не фанаты. Нас постоянно путают, и это бесит! - Девушка, с иссиня-черными волосами и такими же тенями вокруг глаз, на мгновение замолкает, чтобы перевести дух, а затем обрушивает на беловолосую журналистку новый поток бесполезной информации. - Знаешь, как нужно нас различать? Его фанаты, в отличие от нас, все как один носят на себе одежду, значки, рюкзачки, всё с рожей.
  С ней молча, соглашается полноватая подруга в тяжелой кожаной куртке.
  -Надо же,- поражается Малышка, поправляя воротник. Как и у меня, высоко задран - профессиональная привычка.
  - Да, но хуже этого придурки, которые зовут нас вампирами.
  - Да ладно,- наконец подает голос её подружка. Из-за навешенных на её куртку безделушек издали её можно принять за оккультную новогоднюю ёлку.- Это даже лестно.
  - Не тогда, когда эта кучка придурков гогочет у подъезда и орёт: "Мм, ты сосёшь кровь?", а ты в ответ такая: "Шшшш! Горите в аду кретины".
  - Согласна, вампиры - гадкие твари.
   Молча, прохожу мимо Малышки, примерившей амплуа журналистки.
  Две недели.
  Миную ребят с гребнями на головах и бутылками пива в руках.
  Две грёбанных недели!
  Чувствую, как внутри закипает злость, обдавая меня горячим паром сомнений. Что если он появится в другом месте? Что если наниматель ошибся в расчётах? Что если он уже нашёл себе жертву? Слишком много "если".
  Спрятав руки в карманы, ступаю по шуршащей под ногами листве. До ушей доносится очередное интервью, на не включенный диктофон. Искоса поглядываю на людей вокруг. Как будто этого мало, местная публика старается походить на мертвецов. Не сразу разберёшь за выбеленными лицами, и цветными контактными линзами.
  Вампиры. Или как мы предпочитаем называть их - полуночники. Отродья заполонили улицы почти всех крупных городов, стараясь быть рядом с людьми.
  Их можно встретить в толпе, нетерпеливо ожидающей, когда загорится зелёный свет; за баранкой такси, везущей вас домой, или даже среди ночных охранников, советующих вам не задерживаться подолгу на работе. Голодные волки только и ждущие момента скинуть овечью шкуру. Стоит тебе отделиться от общего человеческого стада, как за вашей спиной раздадутся приглушенные шаги; с резким щелчком заблокируются замки в дверях такси; алые брызги упадут на твой рабочий стол, и никто не услышит твоих криков в пустом здании.
  Мы охотимся на них, переезжая из города в город, наступая им на пятки. Отслеживаем передвижения, обмениваемся информацией с другими охотниками или же как сейчас отзываемся на призывы о помощи. На их стороне десятилетия, а иногда и столетия. На нашей, их редкие слабости, вроде непереносимости серебра и солнца, да сплоченность рядов охотников.
  Дни мы тратим, изучая информации, перебирая кучи бумаг, любезно предоставленных нанимателем. Сейчас могу с уверенность сказать, что он не является родственником ни одной из двенадцати жертв. Мы проделали колоссальную работу за эти две недели, но так не продвинулись, ни на шаг, ни по одному фронту.
  Сейчас наступила самая муторная часть нашей работы, и одновременно самая безопасная. Сложности возникают лишь с тем, чтобы замылившимся взглядом разобрать в толпе неживое создание?
  Время позднее и ребята расходятся, кто домой, кто на квартиру к друзьям, а кто и в ночной клуб. Некоторые из них печально вздыхают о том, что пора топать на работу, но таких совсем меньшинство.
  Пейджер принимается мерзотненько попискивать; читаю сообщение от Убика: "Никого, надеюсь, мою королеву не загрызли".
  Оборачиваюсь и замечаю, что рядом с королевой трутся несколько неизвестных типов. Пальцы сами собой сжимают кастет: если это обычная гопотня, альбиноска и сама с ними справится. Другое дело, что это могут оказаться и слуги полуночников - ревенанты.
  Если это так, у нас проблемы. Одно их появление говорит о том, что полуночник раскусил нас и послал своих слуг разобраться. Рука сама собой ныряет в раскрытую сумку. Там прикрытый голубым полотенцем с желтыми утятами находится обрез. Изготовил его вчера, на новой квартире, доставая соседей в семь утра мерзким скрежетом пилы по металлу. Насчет моего нового места жительства долго бухтела Курьер, хотя тогда я ещё не знал, куда отправлюсь. На тот момент у меня в кармане валялось с десяток корешков с номерами телефонов. Все сорванные с объявлений о квартиросдачи, половину из которых я уже успел обзвонить. Курьер побурчала себе под нос о том, чтобы я не переселялся на другой конец города, и оставила меня в покое.
  Как и парни, покучковавшись, отстают от альбиноски. Один из них с длинными грязными волосами, проходит мимо, шмыгая носом. На шее поблескивает в полумраке перевёрнутая пятиконечная звезда. Расслаблюсь и киваю Малышке, чтобы та направлялась к остановке: ловить тут уже нечего.
  Скоро приедет Убик и развезёт нас по домам. Альбиноска не откликается, отчего сердце в моей груди замирает. Возле неё вырисовывается среди теней фигура в кожаной куртке, с кранной оторочкой. Длинные блестящие при мягком свете фонарей волосы треплит ветер.
  Убираю в сторону махровую ткань и с тихим щелчком взвожу курки. Про себя прикидываю оружие, которое имеется в машине спешащего к нам охотника. Один дробовик, , один револьвер, связка кольев, ультрафиолетовая лампа, святая вода, и ещё несколько стволов в тайнике в багажнике.
  Они не уходят далеко, останавливаются как раз у машины с шашечками. Из-за поворота вспыхивают фары тачки Убика. Дребезжа подвеской, тот подъезжает ко мне. Оглядываюсь и борюсь с желанием спустить курки на обрезе.
  Темная фигура замирает, у распахнутой двери такси, по которой стекают дождевые капли.
  Грязные брызги из-под колёс летят на джинсы. В данный момент мне не до таких мелочей - падаю на заднее сиденье и велю охотнику гнать.
  Они уже удаляются на такси, уносящее их, прочь.
  Охотник беззвучно шевелит губами, запоминая номер, прежде чем сесть им на хвост. Мы следуем за ними, держа дистанцию. В этом нет ничего увлекательного, похожего на киношные погони из любимых Убиком боевиков. Подскакиваем на колдобинах, да держимся так, чтобы таксист ничего не заподозрил. Пока получается неплохо.
  Другое дело, что мы отправляемся по больно знакомому маршруту. Переглядываемся с болтуном, не понимая, что происходит.
  Порыв ветра прибивает к стеклу кленовый листья, с хрустом сминаемые дворниками. Мы паркуемся во дворе, где находится скромная съемная квартирка охотников. Я выскакиваю на улицу, Убик было следует за мной, на что останавливаю его ладонью и показываю пять пальцев. Пять минут. Как только они пройдут, значит к черту конспирацию, разнеси хоть весь квартал в щебень. Порывы ветра ударяют в лицо, мокрая листва шелестит под ногами, поднятый воротник не спасает шею, от комариных укусов дождя.
  Замираю у соседнего подъезда и вижу, как полуночник прощается с Малышкой. Палец скользит по спусковому крючку, когда тот касается её волос, прежде чем направиться к такси. Ладонь принимается болеть, так сильно стиснул обрез. Такси медленно разворачивается, Малышка исчезает в подъезде. Мчусь назад, уже наплевав, а то заметят меня или нет. Падаю на переднее сиденье.
  - Всёнормальносней!- выпаливает охотник, опуская рацию.
  - Понял, понял,- такси медленно выползает из-за поворота и едет прочь.
  Следуем за ним, пока он не останавливается у гаражного кооператива, раскинувшегося вдаль и похожего на цепочку из покрытых ржавчиной костяшек домино. Таксист, не загрызенный и не обманутый, мирно удаляется прочь, в то время как фигура в дорогом пальто, медленно идет вдоль гаражей.
   Останавливаю (в очередной раз) Убика, решившего "задавить к хренам" этого не до конца сдохшего пижона. В том, что он пижон, я с ним не спорю, но вампир ли он? Это нужно ещё проверить. Потому извлекаю из бардачка маленькую трубку-лампу. Такими ультрафиолетовыми светильниками пользуются криминалисты, выявляя следы крови и других человеческих жидкостей, на местах преступления.
  Сейчас подойду к этому типу и посвечу прямо в лицо. Если он не загорится - сделаю вид, что пошутил и обознался, загорится - разорву сумку и полотенце сдвоенным зарядом серебряной картечи. И да, я знаю насколько этот план рискованный. Ночь их время, поэтому из охотников мы можем очень быстро превратиться в жертв.
  Бежим следом по грязи и щебёнке и едва не оказываемся на капоте новенькой иномарки. Угадайте кто за рулём?
  - Он,- пыхтит Убик, ему явно нужно, что-то делать с его любовью к пиву,- нас...
  - Ага,- перебиваю охотника и прячу лампу в сумку. Пора убираться отсюда, в теплую пропитанную уютом квартиру, где кипит поставленный на огонь чайник.
  
  Отхлёбываю кофе из кружки, в этот раз сварив его сам, и с сумрачным видом смотрю на капилляры дождевых капель на оконном стекле. Пока что мы должны радоваться - полуночник заглотил наживку, но....
   Но ещё это означает лишь то, что Малышке снова придётся становиться под удар. К тому же мы так до конца и не уверены, вампир ли этот тип, или просто галантный кавалер. По словам альбиноски, тот заглядывал ей в глаза и пару раз коснулся запястья и волос, пытался ли он загипнотизировать. Зато альбиноска абсолютно уверена в том, что она ему понравилась.
  - Понравилась?!
  Раздраженный охотник мечется по комнате и всё никак не может остановиться. В ответ охотница оттягивает болтающиеся на тонкой шее сварочные очки, с зеркальными стёклами: "Украдкой мне удалось взглянуть в них. У него не было отражения!"
  Это недостаточный аргумент, чтобы вколачивать в его сердце заострённую деревяшку. Не достаточный для меня, а не для лысого ревнивца. Вполне возможно, что патлатый стоял не под тем углом и охотница выдала желаемое за действительное.
  Полуночники умирают от кола в сердце, беда в том, что люди тоже, только без особых спецэффектов. "Ещё он довольно редко моргал, и руки у него просто ледяные, но ты прав, всё это косвенные улики. Тыкать в пижона серебром и поливать святой водой я буду на нашем первом свидании!"
  Убик застывает на месте и медленно оборачивается к альбиноске.
  "Я не сказала? Он позвал меня в одно место".
  
  Малышку пригласили в маленький ресторанчик с яркой малиновой вывеской, свет которой размазывается в тумане. Пальцы Убика задумчиво почёсывают щетину, под мерное гудение двигателя.
  - Как муха в паутине.
  - ?!- непонимающе смотрю на него, проверяя обрез. Огнестрела у нас собой не много. Под курткой у лысого охотника покоится наган, снаряженный серебром. На заднем сиденье, обмотанный белой ветошью дробовик. Ещё есть припрятанный в тайнике Стечкин, оставленный Убиком до лучших времён. После взорванной в мае бомбы, в Волгограде стало очень сложно кататься с оружием.
  - Я те не рассказывал одну историю? - не унимается охотник. Отрицательно качаю головой, и он продолжает.- Когда мне, было, не помню точно, лет в двенадцать-тринадцать я гостил у бабушки. И у неё в саду висела огромная паутина, а на ней вот такенный паук.
   Показывает пальцами монстрилу размером со спичечный коробок:
  - Страшный, писец! С длинными лапищами и крестом на мохнатой жопе. Ну, я развлекался тем, что ловил мух, бьющихся о стекло, и кормил им эту тварюгу. Довольно завораживающее зрелище смотреть на то, как паук подкрадывается к жертве, заматываете паутиной, и, когда та не может сопротивляться, кусает её.
  Очередная Невинная Детская Забава, на пару с отрывание крылышек у майских жуков, и разрезанием дождевых червей напополам
  - Самый шик, это когда он принимался их жрать. Высасывал из них все соки.
  Мирно тикают часы, за ремешок прицеплённые на руль, лобовое стекло медленно оказывается погребённым блестящими снежинками. Вытираю рукавом чуть запотевшее окно, из-за печки в салоне душно и воняет паленой тряпкой.
  - Однажды мне удалось поймать шершня. Закидываю я, значит, эту осу-переростка к мохнатому засранцу в тенёта и предвкушаю бой. Знаешь, если прислушаться к звукам, которые издают насекомые, можно понять какие чувства испытывают они. Мухи жужжали так: "БзззАААА! Намкранты!", но шершень был не такой. Он ревел: "БззззНуидисюдакомнепаскуда!" И ещё так хищно дергал своим жалом.
  Слушая Убика, прячу под пальто двуручный топор. Для этого у меня даже есть специальные петельки, одни для топора под полами, другие для колышка в рукаве. В своей работе мы предпочитаем совмещать прогрессивные методы с традиционными.
  Убик печально вздыхает, и вновь смотрит на горящую вывеску за окном: "Только ни злость, ни жало, шершню не помогли. Он был обречен уже тогда, когда попал в паутину".
  Дверь распахивается, и наши взгляды приковываются к черному пальто Яна, и белой куртке Малышки. Красный платок свешивается из её нагрудного кармана, это значит, что она абсолютно уверена в том, кто он такой.
  А сейчас мы переходим к самой приятной и опасной части нашей работы.
  В этот раз они не берут такси, а медленно бредут по улице, о чем-то переговариваясь, лишь для того, чтобы исчезнуть в узкой улочке, куда не проехать таратайке Убика.
  - Я за ними, ты в объезд,- выскакиваю из машины и, продираюсь сквозь ветер и нахлынувшее чувство дежа вю, следую за ними.
  Полуночник ведёт её окольными тропами, по городским джунглям. Бормочу в рацию название улицы с проржавевшей таблички и слышу как охотник, матерясь, шуршит картой. Кровосос оглядывается, из-за чего я прячусь за углом. Нетерпеливо выжидаю, считая про себя. Дохожу до пятидесяти и выглядываю.
  Я потерял их.
  Если это так, Малышка обречена.
  Мчусь вперёд, заглядываю в темные скверы и нигде, нигде не нахожу их. Туман скрывает следы полуночника и его жертвы.
  Как некстати оживает рация, на другом конце Убик, запутавшийся в карте желает знать, куда делся полуночник, а главное его девушка. Мешкаю, тратя драгоценные мгновения, а потом замечаю две маленькие фигурки, направляющиеся к кованой ограде, минуя сияющие золотистым огнём сферы фонарей.
  - Красный дом, чугунная ограда. - Диктую в рацию.
  Бегу, выдыхая клубы пара, и игнорируя ветер, нагло забирающемуся под одежду. А впереди показывается тачка Убика. Малышка и Ян уже исчезли в глубине дома. Машина выскакивает на тротуар, едва не протаранив киоск. Дверца распахивается и из неё вылетает охотник, на ходу дергает верёвку, и тряпки соскальзывают с дробовика.
  До ушей доносится щелчок затвора, перепрыгиваю через ограду и скольжу ногами по мерзлой земле перекопанной клумбы. Выхватываю обрез - оба курка уже взведены, и шумно выдыхаю сырой ночной воздух. Мчусь к двери, за которой раздаётся гром выстрелов, разносящийся по зданию. Врываюсь внутрь и становлюсь свидетелем того как охотника сбивает с ног не в меру резвое кресло, скользящее по полу.
  В длинном луче света вырывающегося из проектора пляшет хоровод пылинок, изображение растекается по фигуре вампира, чьи когти занесены над скрючившейся на полу альбиноской.
  Подозрительно знакомые улыбающиеся лица, сменяются один за другим. Девушка в зелёных очках исчезает, сменяясь маленькой девочкой, с ладоней которой срывается бабочка. На несколько секунд теряю контроль, а когда прихожу в себя с удивлением смотрю на сизый дымок, отрывающийся от стволов обреза.
  Ноги Яна подкашиваются, и тот падает на бок, ударяясь головой о пол, открывая моему взгляду альбиноску, забрызганную кровью и смотрящую на меня своими широко раскрытыми фиолетовыми глазами.
  Я мог её задеть!
  Отвожу взгляд и спешу к скорчившемуся на полу телу. Раны от картечи дымятся и ударяют по ноздрям смрадом горелого мяса. Но меня волнует вовсе не он, и не Убик, сбитый с ног тяжёлым креслом, а бледное лицо Малышки, забрызганное темной, нечеловеческой кровью. На миг поднимает ладонь с растопыренными пальцами: "я в ауте".
  Переламываю обрез и роняю на пол дымящиеся гильзы. Под ногой что-то хрустит - тонкое запястье с длинными когтями. Поспешно запихиваю патроны в оба ствола и навожу их на голову. Чтобы убить эту тварь нужно полностью нарушить её кровообращение, либо поразив сердце, либо размозжив череп. Обрез вылетает у меня из руки, когда полуночник вспархивает с пола, превратившись в черную тень.
  Тварь рычит и отскакивает от стены, прежде чем замереть на потолке. Сквозняк ворвавшийся в помещение тревожит его длинные волосы, до того скрывающие пустые глазницы, изъеденные жидким серебром.
  Тварь слепа, и ей очень трудно достать нас. Однако если мы сейчас откроем пальбу, она по звуку выстрелов определит наше расположение и вмиг отправит на тот свет. Любой охотник скажет вам, что раненый зверь опасней всего. Он уже ощущает на себе дыхание смерти и желает не выжить, а прихватить с собой каждого, до кого сможет дотянуться.
  Мы втроем замираем, неотрывно глядя на тварь наверху. Похож на паука с отрезанными лапками; уверен в кровожадном детстве Убика были и такие забавы. Рука охотника, облокотившегося на поваленное кресло, скользит под куртку и выхватывает наган.
  Малышка валяется на полу в окружении осколков, попытается подняться и треск привлечет кровососа. Палец Убика замер на курке, решит взвести и щелчок укажет твари, где он.
  Нам очень сильно нужна тишина. Прижимаю палец к губам и киваю в сторону вампира, корчащегося на потолке. Моя ладонь опускается ниже и ложится на сердце. Двумя пальцами тычу в грудь, говоря им о том, что я планирую сделать.
  Я зажимаю одной рукой нос, задерживая дыхание, и стараюсь не привлекать внимания. Мне рассказывали истории о том, что они могут слышать человеческое сердцебиение, но видимо сейчас безглазой твари не до этого. Раны полуночника стремительно расползаются, края вспыхивают алыми угольками, как горелая бумага.
  Медленно наклоняюсь и тянусь к лежащему на полу обрезу.
  Половица скрипит, тварь дергается. Представляю как вампир, вцепившись ногами в потолок опускает свои длинные руки и хватает меня за голову. Дрожащими пальцами хватаю обрез за ствол и поднимаю глаза вверх. Очень надеюсь, что он не ощутит меня по колебаниям воздуха. Лишь для того чтобы встретиться с пустыми глазницами, окаймленными алыми брызгами.
  Мне на пальто летят тяжёлые капли, со звоном серебряная картечь приземляется на пол. С них стремительно испаряется темно-алая кровь. Тварь шевелится и вертит слепой головой. Медленно, чтобы не привлекать внимания, навожу ствол точно в лоб.
  Нос вампира морщится и с шумом вдыхает воздух. В поле зрения оказывается лицо Убика: глаза округляются, когда по переносице пробегает алая капля из рассеченного лба.
  Жму на спуск, но твари уже и след простыл. Картечь пронзает белый потолок, обрушивая на меня лавину из осколков штукатурки и клубящейся в воздухе пыли. Сквозь белое облако удается разглядеть две фигуры в обнимку катающиеся на полу. Выхватываю топор и мчусь к нему. Вспыхивает дульное пламя - Убик успел взвести курок.
  Выстрел, следует за выстрелом, под аккомпанемент крика охотника. Тварь перестает дергаться и утыкается патлатой головой в плечо Убика.
  - СНИМИ ЕГО С МЕНЯ!
  Спина вампира разодрана пулевыми отверстиями, тело буквально иссохло изнутри. Я мчусь ему на помощь, крепко сжимая рукоятку, до того спрятанного под пальто, топора.
   Когда вампир умирает, это зрелище не из приятных. Каждый дохнет по-своему. Одни орут. Другие уходят тихо. Одни взрываются. Другие лопаются. Но каждый пытается забрать вас с собой.
  - СКОРЕЙ!- лапы вампира заковали охотника в стальные объятия, впустую щелкающего револьвером. Заношу топор и с размаху перерубаю запястье, едва не задев бритоголового. Второе поддается хуже. Удар, ещё удар, наконец-то кость с треском ломается. Пинком скидываю труп с Убика.
  Охотник поспешно вскакивает на ноги и отходит подальше от трупа, в пустых глазницах которого уже тлеют искры. Полуночник вспыхивает зеленоватым пламенем и принимается громко потрескивать.
  - Эта вонь лучше любого нашатыря,- за спиной раздается голос Малышки.
  - Всё в порядке?
  -Ага, - усмехается охотница, - я в кругу близких людей собравшихся у костра.
  От последней фразы мы дружно улыбаемся и так же дружно сваливаем из особняка. На улице блестит, отражая свет фонарей, мокрый асфальт и хлюпает под ногами пропитанная влагой листва. Закидываю на заднее сиденье прихваченную с собой куртку вампира и захлопываю дверь. Убик вдавливает педаль газа в пол, а в зеркале уже вспыхивают алые и синие зарницы мигалки милицейской машины.
  

Глава 8

  
   -Потом поговорим, - пухлое лицо Юрки сморщилось, а лишенные ресниц веки быстро-быстро захлопали. Бедолага едва сдерживался, чтобы не расплакаться. В 'Подсолнушке' он выше и больше всех, но, увы, не сильнее, так что ему и достается больше остальных. Поговаривали, что его мать глотала таблетки, чтобы прервать беременность. Это объясняет, отсутствие у него волос, зубов и ногтей, вместе с обидным прозвищем: 'Квазимодо'.
  -Сегодня в обед будет какао, - хлопнул по плечу, чтобы приободрить. - Я тебе и свой стакан отдам.
  Юрка перестал морщить лицо и кивнул. Какао бывало раз в неделю, и он всегда больше всех ожидал этого дня. Распрощавшись с ним, я выбежал на улицу, где на порожках меня ждала она.
  Раскосые глаза Сардааны неотрывно смотрели на девочку, в голубом сарафанчике, которая опасливо оглядываясь, кралась за яблоневыми деревьями, к старому бараку. В руках у нее был небольшой сверток, ужин для котенка, притаившегося в полуразвалившейся хибаре.
  - Мы не сможем спасти всех, - горестно вздохнула скуластая девушка и обернулась ко мне. - Сейчас нам нужно позаботиться о себе.
  Я это понимаю, но не принимаю.
  Оставить остальных в этом капкане притворяющимся детским домом? Как же так. И да, она права, сейчас нам нужно думать о себе. Но как, же тяжело на душе.
  -Может, возьмем с собой Юрку? - поинтересовался у нее я, пытаясь взять за руку. В ответ она резко одернула ее и рассеянно провела по своим иссиня-черным коротко стриженым волосам
  - Они могут догадаться! Не стоит привлекать их внимание, нам нужно пережить лишь эту ночь. А уже завтра ... мы будем далеко отсюда.
  Это были последние слова, которые я от нее услышал. Тем же вечером, я оказался за Красной Дверью.
  Закончив буравить взглядом, потолок, и понимая, что больше сегодня не усну, встаю с протяжно скрипнувшего дивана. Как лунатик топаю в ванную, где долго жду, когда цвет воды из грязно-желтого поменяется на белый, вслушиваясь в мерное гудение труб. Ну что тут скажешь, сколько заплатили столько удобств и получили. Нечего жаловаться, бывали в местах и похуже.
  А к запаху сырости можно и привыкнуть.
  Сплевываю зубную пасту и замечаю, что она окрасилась в красный. Десны опять кровоточат, витаминов видимо не хватает. Как же претит все время чувствовать вкус крови во рту. В этот раз перебиваемый запахом перегара на пару с характерным привкусом 'а-ля коты тут побывали'.
  Вчерашней ночью, мы по настоянию Убика праздновали победу.
  -Ну и какого это - быть рядом с ним?
  -Убик, спроси уже прямо стоит тебе ревновать или нет. Не ходи вокруг да около.
  -Тебя не спросили... И да, стоит? Никакой смазливый упырек не стибрит мою белую королеву?
  Малышка лишь улыбнулась, осторожно взъерошивая свои белые волосы. Несмотря на то, что не обнаружилось никакого сотрясения, ей пока были противопоказаны резкие движения головой и алкоголь. Поэтому, наверное, Убик пил за двоих.
  -Не понимаю, как люди вообще на них ведутся. Не согласен, мордахи у полуночников зачастую смазливые, но ...блин. Все равно чувствуется какая-то фальшь, - распалялся охотник, расстегивая рубаху.- Они как живые куклы из ужастиков.
  Соглашаюсь с ним, говоря, что тоже ненавижу кукол. Оглушенная недовольным брюзжанием бритоголового парня, Малышка обратилась за помощью к таблеткам и минералке. После чего добавила:
  -Все верно. Просто люди не так внимательны как мы. Стараются жить 'хата с краю' и не замечать ничего под носом. А насчет фальши - есть даже термин такой 'зловещая долина'.
  -Слышал, слышал,- развивал эту тему я,- это когда что-то не являющееся человеком становится слишком на него похожим чем и вызывает страх.
  -Хм, тебе подходит. Я теперь понял, че от тебя бабы шарахаются. Все эта зловещая лужайка.
  -Четыре,- стукнул стаканом о стол.
  -Четыре чего?
  -Стакана с вискарем и твое чувство самосохранения в глубоком ауте.
  В ответ звякает стакан Убика:
  - Щас ты у нас окажешься в ауте.
  -Опять!- горестно и как-то слишком уж картинно вздохнула альбиноска, заставляя нас обернуться.- Знаете, от ваших воплей у меня опять болит голова. И таблетки не спасают.
  -Ладно, ладно, - откинулся на спинку стула я,- сейчас приканчиваем бутылку и по домам. Завтра нас ожидает куча работы.
  -У нас тут еще и караоке есть,- некстати пробормотал крутящийся рядом официант.
  Исподлобья взглянул на вытянутую физиономию с двумя тонкими черными усиками, но уже поздно. Малышка держала микрофон, а Убик с недовольной рожей листал список песен.
  -Тут нет 'Сектора Газа',- пыталась остановить его альбиноска.
  -Ни че, я и так наизусть помню, да и ты тоже.
  -Кто-то тут минутой назад на головную боль жаловался?.. А сейчас видимо еще и проблемы со слухом появились.
  Мимо, морщась, прошел обладатель тонких усиков, уже жалеющий о том, что вообще открыл сегодня рот. И поделом ему.
  Я же был вынужден с тоскливым видом смотреть на то, как Убик и Малышка стучат ногами по полу и горланят в микрофон. А ведь последняя даже ничего не пила. Надо будет попозже проверить ее таблетки.
  Я потянулся к стакану, содержимое которого каждый раз, как ботинки охотников врезались в пол, вздрагивало так, будто бы за окном дефилировал тираннозавр. Затем снова взглянул на охотников, потом снова на стакан. Сдавшись и проглотив обжигающую горло жидкость, поднялся со стула. Теперь уже три глотки орали в микрофон на все кафе: 'Мы - спецназ, истребители вампиров'.

  Ох, ладно, как обычно постараюсь забыть о вчерашнем кошмаре, сосредоточившись на работе.
  Выйдя из ванной, вновь сажусь за стол, и в который раз принимаюсь изучать вещи, обнаруженные в куртке Яна.
  Пустой кошелек, ставший таким после того как побывал в руках Малышки. Ключи от дома, и машины, колеса которой забрызгали нас с Убиком грязью при первой неудачной погоне. А еще записная книжка с кучей пустых страниц. Листая ее, натыкаюсь на следующие предложения: 'У нее слишком строптивый нрав. Ее можно использовать, но нельзя подчинить. И как бы ты ее ни ломал, она найдет силы воспрянуть. С ней не соскучишься'.
  Интересно это он про Малышку? Или про кого-то из прошлых жертв?
  На мой взгляд, самой неожиданной находкой оказывается визитка частного детектива. Я серьезно, полуночнику зачем-то понадобился сыщик? Да еще и с такой аристократической фамилией - Брасов. На визитке помимо телефона, указан адрес. Нам не помешает наведаться к нему и чем раньше, тем лучше. Звоню охотникам и велю собираться.
  Они приезжают довольно быстро, так что я немедля забираюсь в салон. Ожидая меня, Убик жмет на кнопки радио, прыгая по волнам.
   'Шшшшш ливерпульская четверка с одной из своих, пожалуй, самых безумных песен', - вещает радио.
  Останавливаю руку Убика, на что он тут же принимается закатывать глаза и интересоваться, зачем слушать музыку, в которой не понимаешь ни слова. На этот счет предлагаю ему тетрадку, с переводами стихов песен, доставшуюся мне от Харона.
  -Все ясно, это он тебя на них подсадил,- вздыхает на заднем Малышка. У нее тоже нет никакого музыкального вкуса.
  - Ты в курсе, что если прокручивать их песни наоборот можно услышать голос сатаны? Эт тя не пугает?
  Усмехаюсь и вспоминаю разные легенды о группе 'Битлз', которых Убик, зевая, называет 'жуками-навозниками'.
  - Мне больше нравится байка про песню 'Револютион', - поддерживаю разговор я, - При обратной прокрутке выясняется, что продюсер группы умер в автокатастрофе, а сами 'Битлы' находятся в рабстве у звукозаписывающей компании и подают сигналы о помощи.
  -Как это знакомо, - Восхищается охотник. - Жаль, что мои сигналы о помощи никто не услышит. Эх, Чиполлино, твоя музыка доводит меня до слез
  Открываю рот, чтобы ответить и тут же закрываю, когда Малышка принимается смеяться. Легонько толкает Убика кулаком в плечо, после чего интересуется у меня:
  - Забавная байка. Эта та песня сейчас играет?
  - Это желтая подводная лодка.

  - Надо же узнали, - удивляется девушка, одергивая майку с изображенной на ней желтой подлодкой с четырьмя торчащими в разные стороны перископами. - Другие обычно спрашивают: 'Что это за хрень?'
  - Странные люди,- скашиваю глаза на Убика, руки которого сложены в знак: 'действуй', и Малышку, отвернувшуюся и прикрывшую ладошкой рот, чтобы не засмеяться.
  Немного поплутав по исковерканному трещинами и многочисленной рекламой зданию, переполненному кучей разных офисов и контор, мы наконец-то нашли офис детектива, оказавшийся закрытым на замок. В соседнем помещении, судя по табличке, занимаются кройкой и шитьем, мы выловили девушку с неуверенной улыбкой и в тяжелых очках.
  Игнорирую этих двух придурков и интересуюсь у девушки, известно ли ей что-нибудь о детективе? Он не пропадал на некоторое время?
  Да и да.
  Детектива зовут Станиславом Николаевичем. Вначале она хотела назвать его Стасиком, но вовремя себя одернула. Мужчина средних лет, от которого постоянно дешевым одеколоном и коньяком. Где-то три дня он не появлялся у себя в офисе, запил, наверное. Бедняга, у него очень тяжелая и неблагодарная работа.
  Так не будим рубить с плеча - полуночника мы убили две недели назад, исчезновение детектива может быть с этим никак не связано.
  Да кого я обманываю?
  Демонстрирую ей фальшивое удостоверение (надеюсь, не перепутал его с удостоверением 'Горгаза' как в прошлый раз) и благодарю за помощь, после чего она пулей уносится в свой душный закуток, откуда раздается стук швейной машинки.
  - Вот и накрылся твой шанс на личную жизнь.
  -Личная жизнь Крестоносца? Хм, в каком сборнике мифов ты встречала такую легенду?
  -Мы вообще-то делом занимаемся.
  -Соблазнитель из тебя не ахти, - вздыхает Убик. Смотрю на него взглядом, грозящим жестокими увечьями, на что тот поспешно добавляет. - Зато запугивать умеешь.
  Закончив обсуждения, мы с Убиком занимаемся дверью, оставив охотницу на стреме.
  Быстрый осмотр показывает, что ключ находится в замке, следовательно, детектив Брасов, эти три дня провел в офисе. Или что более вероятно его труп ожидает нас за дверью.
  Снимаю табличку с двери и просовываю ее под дверь, после чего выталкиваем ключ из замка с помощью отвертки. Звякнув ключ, приземлился точно на фанеру. Отлично, даже отмычки не пригодились. Этому трюку я научился еще в детдоме. Табличка оказывается в мусорном ведре, а ключ в замке теперь уже с нашей стороны. Малышка оглянувшись, достает из-под куртки наган и взводит курок. Я в свою очередь хватаюсь за дверную ручку.
   Со скрипом дверь открывается и тут же подхваченная порывом ветром хлопает о стену. Тихо позвякивая, по потертому линолеуму, катится стакан. Останавливаю носком ботинка и оглядываюсь. Слава Богу, кто-то не спустил курок, а то оказался бы я сейчас с серебряной пулей в заднице.
   Из соседнего офиса на миг показывается вздернутый носик с напяленными на него тяжелыми очками и тут же исчезает.
  - Знаешь, а она ничего так деваха,- подает голос Убик, когда я захлопываю дверь.- И твои музыкальные пристрастия наконец-то пригодились. Давай мы с Малышком осмотрим кабинет, а ты пока закончишь начатое?
  -Ну же, пригласи ее на свиданье, - поддерживает его охотница.
  -Лучше займитесь делом, - сквозь зубы отвечаю я и принимаюсь за работу.
  Они что не понимают, что Стасиком просто так никого не называют? Как и то, что объект воздыхания ценительницы хорошей музыки скорей всего уже мертв.
   А этим очень трудно заниматься, когда за твоей спиной раздается глупое хихиканье, рассеивающее твое внимание.
  Итак, первое, что бросается в глаза - это бумаги подхваченные ветром и разлетевшиеся по всему кабинету. Второе - широко распахнутое окно, через которое этот ветер сюда и пробрался. И судя по смятым явно чей-то рукой жалюзи, пробрался сюда не только ветер.
  Кресло с продавленным сиденьем повалено на бок, все, что было на столе, включая настольную лампу и телефон, свалено на пол. Рядом в куче бумаг лежит пустая бутылка из-под коньяка, чье содержимое давно уже вылилось ковер. На нем замечаю окурок - тут еще и пожар случиться мог.
  За моей спиной щелкает выключатель, на который люстра, висящая на потолке, отказывается хоть как-то реагировать.
  Проверяю ящики стола: нижний превращен в пепельницу - почти доверху забит пеплом и сигаретными окурками. В среднем наталкиваюсь на канцелярское барахло. А вот в верхнем ящике обнаруживаю контейнеры для пленки, мятые фотографии и несколько покерных колод карт. От грязных и засаленных, до новеньких нераспечатанных.
  - Кабинет закрыт изнутри. Труп детектива спрятать..., - открываю дверцу массивного сейфа и обнаруживаю там кучу бумаг, вялый лимон в дополнение к пролитому коньяку, стопку маленьких кассет и видеокамеру, - ...негде. Следовательно, наш Шерлок Холмс вышел отсюда через окно.
  Альбиноска высовывается из окна, чем сильно тревожит нас, а ну как закружится голова и свалится вниз, и принимается делиться своими замечаниями. Пятый этаж и ощетинившаяся длинными прутьями ограда забора. Она очень сильно сомневается, что детектив добровольно покинул свой кабинет через окно. Тем более незамеченным и целым.
  - Ты заметил, как тут все выглядит?- настала очередь Убика делиться своими наблюдениями.- Словно кому то начистили морду. И никакого намека на обыск, все ящики закрыты, а бумаги растрепал ветер.
  Коричневатые пятна на столешнице подтверждают его слова.
  Выходит, детектив сидел в своем кресле, попивал коньячок и ожидал телефонного звонка. Если бы он ждал посетителя, ключ не был бы в замке. Да и к бутылке не прикасался бы - алкоголь никогда положительно не сказывался на работе. Если только ему не нужно было напиться, чтобы успокоить гудящие нервы. А потом Стасику померещилось, что кто-то скребется в окно. И, разумеется, это почти невозможно, он на пятом этаже. Но все-таки детектив не удержался и раздвинул жалюзи, чтобы узнать, что происходит. Может быть, решил, что какая-то птица бьется в окно, а может чувства логики и самосохранения к тому моменту уже утонули в выпитом коньяке. Как бы то ни было, он раздвигает две полоски металла и встречается с парой горящих в темноте глаз. После такого Брасов теряет волю и сам приглашает этого кого-то войти.
  Нет, не так - шпингалет открыт изнутри. Он сам срывает жалюзи и отщелкивает шпингалет. Порывы холодного ветра отрезвляют его, но уже слишком поздно. Полуночник швыряет Стаса на стол, тогда же детектив и расстался с сигаретой. Настольная лампа падает на пол и гаснет, комната тонет во мраке. Вампир прижимает детектива к столу, он дергается и опрокидывает бутылку коньяка, пролившуюся на документы. Стакан летит на пол и катится к двери. А Стаса тем временем беспокоят неожиданные боли в шее.
  Кровососа заявившегося сюда не интересовали бумаги, раз уж их разбросал ветер по комнате, ему нужен был сам детектив. Но только ли он?
  Малышка заканчивает осматривать коллекцию фотоаппаратов на полке и качает головой. Убик примиряет на себе кожанку детектива. 'А он довольно широкоплечий' - выдает он, после того как буквально не утонул в куртке. Игнорирую охотника, сгребаю бумаги вместе и велю остальным заняться тем же. Впереди нас ожидают килограммы макулатуры и литры кофе.
  Заглядываю под стол, собирая бумаги, и замечаю какую-то черную коробочку. Ну-ка, а что это тут у нас? Раздавленный чей-то ногой диктофон, а в нем кассета, в таком же состоянии что и аппарат. Сам не замечаю, как начинаю улыбаться. Если детектив записал свою встречу с полуночником, наш круг поисков значительно сузится.
  - Склеить сможешь?- протягиваю кассету с торчащей из нее пленкой Убику, но тот занят пристальным разглядыванием одного бумажного листа. За его плечом альбиноска меланхолично жует жвачку и собирает с пола бумаги.
  - Как ты думаешь, зачем вампирше понадобился детектив? - интересуется он у меня.
  - С чего ты решил, что эта она, а не он?
  - Ооо, поверь мне Чиполлино, мы с тобой идем по следу Золушки.
  Кто-то явно в детстве перечитал сказок - вырываю у него из рук лист. С тихим хлопком лопается пузырь жвачки, а я, скрежеща зубами, соглашаюсь с бритоголовым.
  На белом листе А4 четко отпечатался пыльный след от женской туфли. У меня большие сомнения что этот след мог оставить кто-нибудь из случайных посетителей. А значит, охота продолжается, и наша следующая цель - полуночница. Азарт от предстоящей охоты, однако, не перекрывает уколы совести, которые сейчас терзают нас троих. Ведь если бы мы не стали ждать неделю, послушавшись совета Курьера 'залечь на дно', а сразу же отправились сюда, детектив был бы жив.

  Красный фломастер со скрипом скользит по бумаге, обводя одно и то же слово в тесный овал. В какой-то момент давлю слишком сильно, и наконечник проваливается внутрь фломастера.
  Итак, что мы имеем?
  Вампир нанимает детектива для того чтобы узнать о торговцах наркотиков. Бессмыслица какая-то выходит: вампиры и наркота. Ладно, сходим с ума дальше - тут упоминаются странные словосочетания: 'красная смерть', 'красное печенье', очевидно что все это название одного и того же наркотика, это также очевидно, как и то, что я иду не в том направлении. Но как назло, ни одного упоминания о женщине-полуночнике в записях сыщика нет. Как и о последнем заказчике.
  А самое обидное, это то, что в особняк Яна мы теперь наведаться не сможем. По словам Курьера, пожар начался в этом доме на следующую ночь, после того как мы прикончили кровососа. Сгоряча я отправился туда, не поверив словам связного, и столкнулся с каменным скелетом сгоревшего дома. Ничего кроме пепла и запаха гари не осталось.
  Неизвестная полуночница оперативно заметает следы, стремительно уменьшая наши шансы встретиться с ней.
  Зазвонивший телефон, отрывает меня от надоевших до чертиков бумаг. С другого конца провода раздается насмешливый голос, интересующийся:
   - Эй, Чипполино - песиков любишь?
  По привычке шлю Убика к черту и требую перейти к делу.

  -Вы серьезно? - ошарашенный новостями, откидываюсь на спинку дивана. Рядом хрустит чипсами Убик, и, поджав затянутые в полосатые гольфы ноги, сидит Малышка.
  -Абсолютно.
  Мне остается лишь хвататься руками за голову и слушать капли дождя, барабанящие по стеклу, да пальцы Курьера, вновь отбивающие что-то не особенно ритмичное на подлокотнике кресла.
  Бездомные собаки?!
  Теперь мы разбираемся со смертями бездомных собак. А дальше что? Будем расследовать загадочные исчезновения кошек?
  -Если тебя это успокоит,- тонкие пальцы связного замирают на подлокотнике.- Бездомные люди тоже пострадали.
  -С этого и нужно было начинать. Сколько?
  За Курьера отвечает Убик:
  -Счетчик пока замер на отметке в десять разодранных шавок и одного загрызенного бомжа. Но ты не разочаровывайся раньше времени, все еще впереди.
  -А?..
  -Если тебя интересует вопрос, когда это случилось: позавчера, - поправляет очки связной. - Мне не удалось получить копию протокола осмотра места происшествия, равно как и фото, но получилось на них взглянуть. Собаки буквально разодраны на части, мужчина загрызен. На шее можно разглядеть отчетливые следы человеческих зубов.
  Жуткие раны, пострадавшие люди и животные. Согласен, дело нашего профиля.
  -Если это происшествие случилось два дня назад, то почему мы обо всем узнаем только сейчас?
  -Мой наниматель не предполагал, что в городе заведется бешеная тварь, - Курьер аж привстала с кресла. - К тому же Волгоград довольно крупный город.
  -Настолько большой, что каннибализм стал для него чем-то обыденным?.. - ворчу я.
  - Милиция подозревает, что бездомного загрыз кто-то из своих, в пьяном угаре. И да, случается и такое, если вы не знали. К тому же до этого вампиры вели себя гораздо хитрее.
  -Все просто.Мы имеем дело не с обычным вампиром, а упырем,- вставляет свои пять копеек Убик.
  -Упыри и вампиры - разве не одно и то же?
  -Не совсем, упырь это скорее...- начинает объяснять альбиноска.
  -Дикое животное.
  -Спасибо что договорил фразу за меня. Я Бы Никогда С Этим Сама Не Справилась!
  В ответ лысый скалится:
  -Не за что.
  Уверен Курьер сейчас высокого мнения о нашем профессионализме.
  Охотница продолжает:
  -Но, да он прав. Упырь это тупая тварь, умеющая лишь жрать и убивать. Ты 'Ночь живых мертвецов' смотрела? Вот-вот, только эти твари порезвей и малость поумней. Обычно они долго не живут.
  - Раз так, то может нам подождать пока она сама не сдохнет? - Поправляет очки Курьер.
   - Боюсь, к тому моменту она успеет наломать дров.
  Альбиноска забывает добавить о том, как появляются эти твари. Либо обращение человека в вампира проходит неудачно, и из могилы выбирается недоразвитый уродец, либо вампир, вынужденный питаться мертвой кровью, начинает стремительно деградировать.
  -В отличие от вампиров, их действия предугадать проще, что нам на руку. Так, они редко уходят далеко от своего логова. Где именно было совершенно убийство?
  Курьер протягивает листок с адресом. Бомжа загрызли на свалке, находящейся, как ни странно на заброшенном кладбище на Дар-горе. Если учесть, что последнее захоронение было сделано там лет сто назад, версию о новообращенной кажется не очень привлекательной.
  -Эй, а что если это... - начинает охотник.
  -Нет! - возражаю я и смотрю на Малышку.
  - Пробудившийся от долгого сна,- добавляет Убик.
  -Нееет!- возражает Малышка и смотрит на меня.
  -Вурдалак!
  Мы, с альбиноской молча, поднимаемся с дивана. И так же молча, уходим на кухню.
  -Кто?!- горестно вздыхает Курьер.
  И вот Убик снова находит человека, готового слушать его любимую байку о вурдалаке - полуночнику прожившему минимум тысячу лет. За это время он окончательно теряет остатки человечности и превращается в жуткого монстра. Спустя года, века, столетия, такая тварь, устав от жизни, впадает в спячку. Пока через года, века, столетия какие-нибудь идиоты не нарушат ее покой. После этого обычно начинаются пространные рассуждения, о том какую кровавую баню может устроить вурдалак, но наше счастье (и Курьера тоже) Убик решает без этого обойтись.
  Отличная история для детского лагеря, не забывайте рассказывать ее шепотом, в темноте, подсвечивая лицо фонариком.
  Насколько я знаю, не известно ни одного задокументированного случая встречи с таким чудовищем. Либо их не было вообще, либо те, кто с ним встретились, уже не могли никому ничего рассказать. И угадайте, кто мечтает убить вурдалака?
  -...вот, такое это чудовище,- заканчивает свою историю Убик.
  - Которого не существует,- стукаю кружкой о столешницу, так что брызжет кофе.

  Стоит Курьеру оказаться за дверью, как я интересуюсь у Убика, склеил ли тот кассету? И едва сдерживаясь от того, чтобы не схватить за цыплячью шею, спрашиваю, почему нет?
  -Лучше один раз увидеть,- ухмыляется Убик и протягивает мне кучу распечатанных фотографий. Нет, кадров с видеозаписи, сделанных, если верить числу указанному внизу, три недели назад. Примерно тогда сыщик и начал свое расследование.
  На первом кадре изображен закрытый киоск и одинокая телефонная будка, к которой направляется мужчина в черном пальто. Судя по длине волос - это Ян.
  На следующем кадре камера приближается, но на ней ничего не видно кроме исцарапанного стекла будки, и тонких пальцев сжимающих телефонную трубку. Бросаю недоумевающий взгляд на улыбающегося охотника и рассматриваю следующие распечатки.
  В этот раз использован максимальный зум, что объясняет зернистость изображения. Что не объясняет, почему лицо мужчины кажется полупрозрачным. Ну что тут скажешь, миф про то, что полуночники не проявляются на фотографиях и видеопленке имеет под собой реальную почву. Еще на этом кадре можно полюбоваться на царапины на стекле и натянутый телефонный шнур.
  Следующий кадр, теперь уже камера заглядывает через плечо Яна и направляется прямиком на кнопки таксофона. Быстро перелистываю фото и начинаю понимать, к чему ведут Убик и Малышка. Пробегаюсь по остальным кадрам, запечатлевшим пальцы вампира, порхающие по кнопкам.
  - И откуда это у вас?
  -Забыл? Сыщик, сейф, камера, кассеты. Мы их все прихватили. На них, кстати, много чего интересного, но нашего дела не касающегося.
  -Вы уже определили номер? - оживляюсь я.
  -И не один, иначе бы это было бы слишком просто. И мы бы не потратили на это столько времени.
  Оказывается, с одним из кадров возникли проблемы, так что последнюю цифру выбирали методом исключения. Так что у нас есть три предполагаемых номера, куда мог звонить полуночник.
  -Ага,- со скепсисом отвечаю я, откладывая снимки в сторону.- Советую пробежаться по номерам таксопарков. Есть большой шанс дозвониться именно туда. Охотник возражает и утверждает, что звонили на домашний телефон, я отмахиваюсь рукой и падаю в кресло, до того оккупированное Курьером.
  Малышка раздраженно надувает губы:
  -Ну, а что удалось выяснить тебе?
  -В принципе не больше, чем вам. Есть кое-какие догадки насчет нашего нанимателя.
  Если моя версия верна за кудрявой женщиной стоит не кто иной, как криминальный авторитет по кличке Шарманщик, чья дочь оказалась в числе тех, кто был осушен вампиром.
  -И что это нам дает?
  -Если я прав, мы еще спросим у него ответную услугу, причем лично. Связи в нашей среде ценятся гораздо выше, чем деньги.
  - Ну, что ж, раз мы все выяснили, на что потратили две недели, может, перейдем к заданию Курьера?- потягивается Малышка.
  На что я резонно замечаю о том, не стоит ли нам как сначала выяснить, куда и кому звонил полуночник. Чтобы не повторилась история с детективом.
  -Увы, дружище, но боюсь, что тот, кому звонил полуночник так и итак обречен, - замыкает в замок руки охотник.
  И не поспоришь...
  -Так, и где находится эта Дар-гора? - Пора заняться делом, в этом я солидарен с альбиноской.
  -Секунду, - Малышка разворачивает бумагу с адресом. - Ворошиловский район.
  Охотник шуршит картой, криво склеенной скотчем.

  Наш круг поисков солидно расширился, после утреннего звонка Курьера, сообщившей об опустошенном собачьем питомнике. Я отправляюсь туда, а Малышка с Убиком навещают злосчастную свалку.
  Продемонстрировав липовое удостоверение старшего оперуполномоченного усатому мужичку, с красным от слез глазами, и трясущимися руками, вхожу внутрь. Справившись с едким и сырым смрадом бойни, достаю фотоаппарат. Вслушиваясь в успокаивающее жужжание объектива, обвожу взглядом помещение, про себя прикидывая, что именно тут произошло.
  Здание, где находится питомник, не является жилым, так что упырь запросто смог проникнуть сюда без приглашения.
  Жму на спуск затвора и снимаю разбитое окно. На осколках наверняка найдется много крови.
  Мертвой крови.
  Только ее будет очень трудно оделить от крови животных. Белая вспышка освещает окровавленные и покореженные прутья клетки. К тому же из всех животных кровопийцы больше всего ненавидят собак, так что выбор жертвы неудивителен. И не похоже на совпадение то, что он объявился, спустя несколько недель, после того нашей расправы над убили Яном. Как и то, что детектив пропал, по происшествию того же времени.
  Что если упырь, бродящий по улицам, как раз таки и является пропавшим Стасиком? И обращен он был специально, чтобы привлечь охотников?
  Если это так, то эта неплохая ловушка.
  Унимаю дрожь в руках и захватываю в объектив следы голых стоп на полу. После того как щелкнул затвор, ставлю свою ногу, прикидывая размер обуви. Детектив был хоть и не великан, но явно повыше бритоголового засранца, чей рост умеренно-высокие метр восемьдесят. Лапка у нашего упыря в пределах тридцать пятого - сорокового размера.
  Заканчиваю съемку мертвых тушек и поспешно покидаю это место. Позже, вдыхая сырой ноябрьский чуть загазованный воздух, прошу девушку-оператора передать на пейджер Малышки сообщение с неутешительными новостями: 'Ничего важного; от собачек остались лишь шкурки как от сарделек'.

  Окончательно заблудившись в Ворошиловском районе, бреду по мосту, огороженному от проезжей части разукрашенной пестрыми граффити оградой. Временами у меня возникает необъяснимое желание прогуляться в одиночестве. В такие моменты помимо гудящих от усталости ног, я награждаюсь чувством внутреннего успокоения. Голова свободна от лишних мыслей, а в глазах отражаются урбанистические пейзажи.
   Качающиеся на ветру провода, паутиной оплетающие здание впереди. Стук колес по рельсам, совсем рядом. Внизу, на железнодорожном мосту, проносится красно-желтый вагончик скоростного трамвая. Припоминаю слова Малышки, о подземном трамвае, и о том, как неплохо было бы на нем прокатиться. Она много о чем щебетала, о разных местах, куда нам обязательно нужно сходить, как только мы закончим охоту, и я даже жалею, что не слушал ее.
  Оказавшись в облицованном белым мрамором вестибюле станции 'Пионерская', смотрю на карту, прикидывая маршрут. Если верить схеме, вагончики трамвая погружаются под землю на станции 'Площадь Чекистов', проезжают по туннелю до 'Площади Ленина', и следуют дальше как обычный трамвай, вплоть до северной части Волгограда.
  На платформе я оказываюсь в одиночестве, что неудивительно в столь поздний час. Заканчиваю греметь тяжелыми ботинками по отделанному светлым гранитом полу, и замираю, глядя на сгущающуюся тьму, за огромными окнами. Занимающие все стены и разделенные металлическими колоннами, они позволяют мне вдоволь понаблюдать за сухими ветвями деревьев, качающимися внизу. До ушей доносится перестук колес, по рельсам пробегают золотистые блики, а и из туннеля появляется красно-желтый вагончик.
  Пейджер оживает и принимается мерзотненько попискивать. 'Нашли собачницу. Стерва забила багажник своим барахлом. Подруга уже назначила встречу'. Вагончик скоростного трамвая мчится по мосту, пересекающему огромный овраг, под которым протекает заключенная в трубу речка Царица. Отрываюсь от окна, и перечитываю сообщение от Малышки. Убик, небось, негодует, что в багажник его драгоценной машины закинули подгнивший труп. Что ж пусть Курьер слушает нытье.
  И вот еще, если тело упыря не растаяло и не сгорело, значит, они имеют дело с новообращенной жертвой. Что отчасти подтверждает мои догадки.
  Откидываюсь на спинку кресла и оглядываюсь. Кроме меня в трамвае всего два пассажира. У выхода, покачивается пьяница в грязной куртке
   А впереди меня тихо дремлет девушка с темными каштановыми волосами, выбивающимися из-под голубой шапки. Даже во сне ее пальцы крепко сжимают рукоятку белой трости. Ее едва не будит комариный писк пейджера, радующий меня свежими новостями. Оператор, вынужденный пересылать мне все сообщение на пейджер, наверное, крутит пальцем у виска. 'Отправляемся загород. Кормить хрюшек'.
  Я, конечно, все понимаю, выкопать могилу не так-то и просто, особенно в лесу. Куча корней, мерзлая почва и прочие радости жизни. Еще можно присыпать листиками и надеяться, что этот подснежник не расцветет раньше апреля, но... Отстойник с серной кислотой, яма с негашеной известью, котельная, котлован, который вот-вот зальют бетоном. В городе достаточно мест, в которых можно избавиться от трупа, и не обязательно для этого ехать куда-то на свиноферму. Эти двое не ищут легких путей.
  Вновь возвращаюсь к окну с криво нацарапанное сообщение от городских питекантропов: 'Если есть в России ад - это город ВолгогрАд'. Надпись исчезает в темноте, появившейся из-за внезапно погасших ламп. За стеклом сыпятся искры и, издавая громкий скрежет, трамвай замедляет свой ход. Дождь из искр еще несколько секунд проносится сквозь лицо моего двойника в исцарапанном стекле, после чего вагончик останавливается.
  К невнятному бормотанию алкаша, добавляется шуршание. Девушка, проснувшись, рыщет рукой в потемках, в поисках трости, белеющей в темноте у моих закинутых друг на дружку ног. Еще находясь в цепких лапах мрака, вкладываю оброненную трость в ее ладонь. Она испуганно дергается; вспыхивают светильники и ударяют по моим глазам.
  Голос из динамика монотонно бубнит извинения за технические неполадки, и трамвай трогается с места. Я это не сразу замечаю.
  Держа обладательницу каштановых волос за руку, неотрывно смотрю на ее бездонные глаза, выглядывающие из-под сползших на нос черных очков. Слепые глаза, в которых ничего не отражается. Пряча их от меня за стеклами очков, она успевает улыбнуться и поблагодарить за помощь, крепко сжимая при этом ручку трости. Что-то внутри отдается теплом на ее улыбку.
  Так и чего я себе напридумывал?
  На весь вагон раздается громкая ругань. Пьяница сообразив, что едет не в ту сторону, спешит поделиться с нами и водителем трамвая этой информацией.
  Я перекидываюсь с девушкой парой фраз, и мне даже удается выяснить ее имя. Карина. Уже другой голос, записанный на пленку, называет название остановки и Карина охает.
  Выходит не только алкашу, задумчиво ковыряющемуся в носу, сегодня не повезло, она умудрилась проспать свою остановку. Я тут же вызываюсь проводить ее, если не до дома, так хоть до такси, игнорируя жалобный писк пейджера.
  Наслаждаюсь каждыми минутами общения с ней. Круг моих знакомых ограничивается другими охотниками, да жертвами полуночников. Сейчас чувствую странную легкость, как, оказывается, приятно общаться с человеком, не заморачиваясь с ложью, и, не погружаясь в чужие проблемы. В этом плане мы охотники сродни полуночникам. Как и они, мы вынуждены жить среди обычных людей и притворяться одним и из них, не являясь таковыми.
  У кого-то это выходит лучше, как у Убика и Малышки. Люди, которых я знаю под этими прозвищами, отлично притворяются обычными людьми, и их нельзя и заподозрить в таком занятии, как 'полуночная охота'. Они забивают голову мусором из телевизора, жалуются на своих начальников, выпивают по вечерам с друзьями. И всегда рассказывают убедительные истории, объясняющие их неожиданные исчезновения.
  У меня такое не выходит, воспитанный бродягой, я сам стал бродягой. Спасибо тебе, Харон.
  - Знаешь мне так легко с тобой общаться,- словно озвучивает мои мысли Карина.- И это несмотря на то, что ты не назвал мне свое имя.
  Такси уже подъехало, и она замирает перед открытой дверью.
  - Правда?- изумляюсь я.
  Сладкая нега и благодушие тут же испаряются, когда я понимаю, что настала пора врать. Лихорадочно пытаюсь вспомнить имя, значащееся в фальшивом паспорте. В свое время я погорячился и обзавелся целым чемоданом липовых документов, сомнительного качества, так что теперь нередко путаюсь в именах.
  То как я произношу свое вымышленное имя, звучит настолько неестественно, что на переносице у девушки возникает складка, после чего она скрывается в салоне машины.
  М-да, раньше я врал гораздо лучше. Вот и конец прекрасного вечера, идиот, а ты у нее еще номер телефона зачем-то попросил.
  Стекло опускается вниз, скрывая от меня мое бестолковое отражение, и из окна высовывается голова Карины:
  - Ты спрашивал мой номер. У тебя есть на чем записать?
  - Я запомню.
  Лишь когда габаритные огни такси исчезают за поворотом, вспоминаю о пейджере. Уверен, Малышка достает оператора, передавая мне все эти сообщения, только бы самой не возиться с трупом.
   'Больше никогда не буду есть свинину'.
  
  

Глава 9

  
   [Запись с диктофона детектива Барсова С.Н.]
   Это... это просто невероятно. У меня дрожат руки, а в горле пересохло. Для того чтобы понять мой рассказ нужно принять тот факт, что вампиры существуют. Они среди нас.
   [ 'Кашель' ]
   Когда я работал в органах, случалось сталкиваться с необычными делами, которые в итоге оказывались 'глухарями'. Вспоминая их сейчас, я готов поклясться, что к ним приложили руку вампиры. Они тот недостающий кусочек головоломки, без которого картинка не складывалась. Хотя признаться честно, тогда те дела меня не очень, то и волновали. Так что нет, я никогда не искал их, это они нашли меня.
   ['Громкие шорохи, скрип кресла']
   Итак, это случилось три недели назад. Уже было вечернее время, здание пустовало, ну, а я...я никуда не спешил.
   ['Плеск жидкости наливаемой в стакан']
   Сначала я принял его за бродягу, какого-то лешего забывшего в моем офисе. Занятый делом, я даже не заметил, как он оказался в кабинете. Угрозы он не внушал: смазливая морда, да длинные волосы. И имя такое бабское - Ян.
   Не тратя времени на лишнюю болтовню, он поведал мне, что является владельцем ночного клуба. Теневым владельцем, как выяснилось позже.
   Итак, совсем недавно им были пойманы несколько молодых ребят, распространявших в принадлежавшем ему клубе наркотики. Он жестко наказал их, но спустя некоторое время на их смену пришли другие. Ян решил выяснить, кто их к нему засылает, на что они не смогли ничего внятно ответить, что показалось ему довольно странным. Ведь он умеет убеждать людей.
   Последнюю фразу он сопроводил широкой ухмылкой, так что у него во рту что-то блеснуло. А меня пробила мелкая дрожь. Я даже встал и проверил окно, сетуя на сквозняк, но оно было закрыто.
   Насчет наркоты он выяснил, что это какой-то новый товар под названием 'красное печенье'. Про такую наркоту я слышал впервые.
   ['Зевок']
   Ян, теперь уже являясь моим клиентом, поставил мне условия: 'Узнать, кто бросил ему вызов'.
   Оставляя на столе увесистый конверт, он добавил:
   - Я надеюсь, вы задействуете все свои связи. И с правоохранительными органами, и с криминалом.
   В ответ, я, широко улыбаясь, протянул Яну свою визитку, хотя и было понятно, что она ему не нужна. Ян слишком много знал о моей скромной персоне и о причинах моего увольнения из органов. Конверт я сверлил взглядом минут пять, не решаясь открыть, словно ожидая обнаружить в н1мсибирскую язву. Но нет, там оказались деньги, много денег, и номер телефона.
   Ха, если бы я знал тогда, кем является мой наниматель
   Первым делом я решил обратиться к своему 'старому приятелю' Монаху. Не без моей помощи, он пять лет открыто шлындал по дворам в рясе и огромным муляжом книги набитой наркотой. Я встретился с ним и расспросил о 'красном печенье'. Монах сказал, что понятие не имеет, о чем я, и предложил мне что-нибудь получше. На это, я, разумеется, ответил отказом. Если я, отчего и зависим в этой жизни так это от карт и сигарет. Кстати, куда я их дел?
   ['Скрежет выдвигаемого ящика стола. Шорохи']
   И я принялся за работу: выяснял, что это за наркотик, пытался узнать об его источнике. Все глухо. Кто-то платил достаточно денег, что бы ни милиция, ни бандиты даже не заикались об этой наркоте. Позже, в клубе Яна, я встретил барыгу.
   ['Щелканье зажигалки']
   Пожалуй, мне не стоило сильно налегать на коктейли, тогда я не был бы таким наглым, и не решил пойти ва-банк, разбив тупой башкой парня зеркало. Слова Яна подтвердились: даже истекая кровью, барыга лишь выпучивал глаза и выл, что ничего не знает.
   ['Затяжка сигаретой']
   А затем в дверях сортира показались две новых фигуры: здоровенный громила в кожанке, перекрывший выход, и блондинка, с ярким, как окраска хищного насекомого макияжем. Лицо верзилы намекало мне на то, что со мной еще не закончили. Проскользнув мимо меня, и, скуля как побитый щенок, израненный парень ринулся к выходу. Блондинка ловко поймала его за руку и заглянула в глаза, прошептав: 'Спи'.
   ['Тихое потрескиванье сигареты']
   Пока безжизненное тело сползало на усеянный осколками пол, светловолосая женщина направилась ко мне, слизывая языком кровь со своих скрюченных пальцев. На мгновение я залюбовался ей и тем как поблескивают алые бисеринки на ее языке. Тихо позвякивал ее браслет с кошками, а рядом постанывал скорчившийся на полу барыга. Перешагнув через него, она заглянула мои глаза. Ее зрачки расширились, и я словно провалился на дно глубокого колодца.
   ['Шелест падающих на пол бумаг']
   Откуда-то вдали она спросила у меня кто я такой, и зачем избил парня. Что я делаю в клубе? Кто меня отправил?
   Против своей воли я принялся говорить. Без остановки, уже задыхаясь, не в силах замолчать. За дверью гремела музыка, из кранов капала вода, по моим щекам стекали слезы, а по ее подбородку кровь.
   Широко улыбнувшись, она обнажила свои клыки: 'Не беспокойся, ничего из этого ты не вспомнишь'.
   ['Всхлип']
   Я не мог сопротивляться.
   Из состояния транса меня вывела боль. Острые ногти впиявились мне в десны, резкая боль заставила отдернуть голову, по щекам поползли слезы. А потом я услышал громкий хруст - напомнивший мне о хрусте сухих веток в роще, - и тут же кисло-соленый вкус крови заполнил рот, меня едва не стошнило.
   Тогда я дернулся сильнее и выплюнул на пол зубы. После чего глаза блондинки вспыхнули алыми углями, а ее губы прижались к моим, с жадностью заглатывая горячую кровь. Ее холодный язычок коснулся опустевших десен, и новая волна боли смешанной с омерзением пробежалась по моему телу.
   ['Тяжелый вздох']
   Так бы и умер бы в грязном сортире, если бы дверь не распахнулась. Верзила тут же рухнул на пол, в кампанию к барыге. К нам присоединился Ян, грозно зашипевший на блондинку, и открывший моему взгляду свои клыки. Он сказал, чтобы она даже не думала трогать его человека.
   Ничего не понимая, я долго пялился в треснутое зеркало, опутанное алой, из-за крови барыги, паутиной трещин, и все никак не мог разглядеть их отражения. В чувство меня привел вид моих зубов, валяющихся на грязном кафеле.
   Не дожидаясь, чем закончится их разговор, я побежал прочь. В ту ночь, я впервые в своей жизни начал молиться.
   ['Звон бутылки']
   Мы встретились с Яном на следующий вечер. Он дал мне еще денег и сказал, чтобы я продолжил делать свою работу. Так же он добавил, что когда я закончу, мне сотрут память. Ради моего же блага. Вероятно, он думал, что меня заинтересует их тайна, а не текущее расследование
   ['Шипение тухнущей сигареты' ]
   Хоть в чем-то он был прав. Я принялся следить за ним, удалось даже сделать пару видеозаписей. После этого пришла пора добывать доказательства вины...
   ['Свист и скрежет зажеванной пленки']
   ...в качестве платы я решил взять с них обещании сделать меня таким же как они. Вампиром, как бы это смешно ни звучало. Мне позвонили и незнакомый женский голос, поинтересовался, какие дела я веду с Яном, а потом предложил встретиться в моем кабинете. На всякий случай я решил обезопасить свои пусть и немногочисленные доказательства, отдав их на хранение Монаху. По старой дружбе и за часть денег, полученных от Яна.
   Есть ли в тех бумагах, что я ему отдал, хоть какая-то польза? Нет. Но когда в игре ставка твоя жизнь, ты не можешь просто встать из-за стола, даже если на руках у тебя одна шваль.
   А значит, мне остается лишь блефовать-блефовать-блефовать.
  
   Звук зажеванной пленки ударяет по ушам и нервам, голос детектива продолжает бубнить: 'блефовать-блефовать-блефовать-блефовать', пока не щелкает переключатель, и истерзанная кассета благополучно не замолкает.
   -Даже этот писк звучит музыкальней, чем твои 'жуки-навозники'.
   -Да-да, я понял. Ты мне лучше скажи, это все? - недовольно бурчу я. - Ты с этим возился столько времени? Тут нет и половины записи.
   -Я те, что сделаю? Меня все время отвлекали и, увы, часть пленки испорчена и восстановлению не подлежит. Так что да, это все что мы имеем.
   -Не густо.
   -Теперь нам известно имя вампирши, осталось выяснить, где она обитает
   Поправляю охотника и указываю, что мы знаем о двух полуночницах. Я уверен в этом так же, как и отсутствие у него музыкального вкуса. Малышка хлопает пузырем жвачки, а охотник фыркает.
   Вновь жму на кнопку перемотки и, вслушиваясь в жужжание мафона, проигрываю кусок аудиозаписи: ...незнакомый женский голос, поинтересовался.
   Закончив мучить кассету, перехожу к фотографии мертвой упырицы. На снимках, проявленных этим утром, как и ожидалось, лицо полуночницы и открытые участки ее тела похожи на белые размытые пятна. Выглядят так, словно на изображении какой-то дефект. Повторяющиеся на каждом фотоснимке, и придающим им сходство с листками из теста Роршаха.
   Вглядываюсь в фото, запечатлевшее лицо упырицы. Можно определить лишь контуры, да черные тени, там, где должны быть глаза и нос. Зато нижняя половина лица выглядит лучше: удается разглядеть все зубы и особенно острые клыки.
   На других снимках различаю рисунок змеи тянущейся к сердцу заключенному в пентаграмму. Обшарив карманы, охотники смогли обнаружить лишь раскисший билет ночного клуба 'Психо'. Если верить дате на нем, она была в ночном клубе неделю назад.
   -Что ж, круг наших целей расширяется.
   -Найдем Стасика - найдем и вампиршу? - задумчиво разглядывает свои коротко стриженые ногти Малышка.
   -Боюсь, его нам уже не отыскать. Предлагаю сегодня заняться номерами. С помощью телефонной книге мы вычислим адреса.
   - А затем перейдем к ночному клубу.
   - Те только на танцульки ходить.
   Редкий случай, когда я солидарен с Убиком.
   Подвинув поближе треснутое зеркало, принадлежавшее когда-то 'Камазу', я открываю коробку с кисточками и баночками с гримом. Спустя час мое лицо пересекает вполне убедительный шрам - памятная, отвлекающая деталь. Ухмыляюсь, глядя на свое отражение, и прячу стоящие дыбом волосы под черной вязаной шапкой.
   Перебираю скромный арсенал: несколько зеленых цилиндров дымовых шашек, доставшихся мне еще от Харона; набор разнокалиберных отмычек - сам выточил; мощный фонарь, включающийся лишь после того как им обо что-то стукнешь; с десяток осиновых кольев; черный кружок, оставшийся от изоленты; толстая леска, купленная на случай рыбалки, которой никогда не будет; пустая банка из под пива - без понятия откуда она; несколько упаковок с обычными патронами, необходимых, когда приходится стрелять не только в полуночников; коробка патронов с осиновыми пулями оказывающими убийственный эффект на полуночников; патроны, снаряженные серебряной картечью, с теми же свойствами и обрез, для которого собственно они и нужны.
   Заглядываю в телефонный справочник, откуда я поленился списывать адрес, и с удивлением отмечаю, что нужная мне квартира, находится в том же районе, который диктовала таксисту Карина.
   Полтора часа спустя я уже у дверей подъезда, учтиво снабженного сломанным замком. Игнорируя лифт, поднимаюсь на четвертый этаж. В кармане позвякивают отмычки на тот случай, если в квартире никого не окажется, под курткой спрятан обрез на случай слишком теплого приема.
   Давлю на кнопку звонка и жду когда затихнуть шаги за дверью, после чего тычу липовым удостоверением в глазок. Дверь приоткрывается и там показывается бледное лицо, невысокой брюнетки с раскосыми глазами.
   - Я не вызывала милицию!.. У соседей что-то случилось?
   Нахлынувший адреналин буквально вскипятил мою кровь. Стараясь не выдавать свои эмоции, что-то невпопад лгу, и сдаюсь, когда слышу ее имя: 'Сардаана'.
   Не может быть! Может я сплю?
   -Детский дом 'Подсолнушек', - говорю прямо, на что она лишь растерянно хлопает ресницами. - Я рад, что тебе тогда удалось сбежать.
   Ее карие глаза испуганно скользят по моему лицу; мне уже стыдно, за этот жуткий бутафорский шрам. Глядя на то, как меняется лицо Сардааны, я понимаю, что не ошибся. А также то, что она узнает меня.
   И захлопывает дверь прямо перед моим носом.
   -Постой!- дергаю за ручку и слышу, как защелкиваются замки.- Я здесь не для того чтобы причинить тебе вред.
   В ответ ее тихий, приглушенный дверью голос спрашивает у меня:
   -Ты здесь, потому что искал меня? Или ее?
   Выходит я и правда пришел по нужному адресу. Сам не замечаю, как стискиваются зубы и сжимаются кулаки; глухими ударами сотрясаю дверь. За ней раздается ее всхлипыванье; обещаю спасти ее, на что она лишь вздыхает: 'А кто сказал, что меня нужно спасать?'
   Она просит меня уйти, и забыть ее. Умоляет оставить все, так как есть, и перестать терзать себя прошлым.
   Ты теперь с ними? Неужели они сделали из тебя ревенанта?
   Сардаана отступает от двери, в которую я тут же врезаюсь плечом. Язычки замков крошат дверной косяк в щепки, разлетающиеся по прихожей. Под ногами скрипит паркет; моя тень падает на замершую в панике женщину. Ловлю ее за руку и дергаю на себя, так что Сардаана оказывается в моих объятиях. Открывает рот, чтобы закричать, на что я зажимаю ее губы ладонью и качаю головой.
   -Прошу, успокойся.
   Женщина, морщась от боли, продолжает пытаться вырваться из моей хватки.
   Это неправильно. Я так долго хранил в себе надежду на то, что она жива. Не раз представлял наши с ней встречи. Я хотел сказать ей, что больше не нужно их бояться, что теперь я смогу ее защитить.
   И вот мы встретились, и что я делаю? Причиняю ей боль!
   Глаза Сардааны скашиваются куда-то за мое плечо. Оборачиваюсь и вижу закрытую дверь, за которой шум телевизора, почти заглушают звуки шагов. Я отпускаю женщину и делаю шаг назад. Дверь со скрипом приоткрывается и в проеме показывается мальчик лет этак десяти, непонимающе и подозрительно смотрящий на меня, чтобы затем спросить у матери:
   -Что тут за шум?
   В комнате продолжает шуметь телевизор, на кухонной плите, в кастрюле, что-то бурлит. И, кажется, совершенна обычная квартира, если бы не одно но. Все окна занавешены, в помещении царит полумрак, едва разгоняемый электрическим освещением. Хозяева квартиры явно не любители дневного света.
   Проверяю шкафы, заглядываю под кровать, толкаю двери ванной и туалета, сжимая в руке заряженный обрез. Никого. Похоже, вампирши действительно не было сегодня у них в гостях. Сардаана все это время ведет себя тихо, прижимая к груди ребенка.
   В лице мальчика четко прослеживаются славянские черты; от своей матери он унаследовал только цвет глаз и волос. Вместе с бледной как алебастр кожей.
   -Там мультики идут, - недовольно канючит мальчик.
   Она бросает на него печальный взгляд, и нехотя отпускает. Осторожно интересуюсь у нее об отце мальчишки, на что она как-то глухо отвечает, что его больше нет. Подробности решаю не выяснять.
   -Сардаана, я не хочу навредить тебе.
   -Я заметила,- потирает свое распухшее запястье. Ее глаза опускаются на стол, на котором осталась буханка хлеба и кухонный нож. Убираю от греха подальше в подставку для ножей.
   -Если честно, я думал, что ты умерла.
   -Взаимно,- опускает голову.- Как ты выжил? Ты же оказался за Красной Дверью в ту ночь.
   Я туда возвращаюсь: каждый раз, как закрываю глаза.
   Напоминаю ей о нательном крестике, оставшемся у меня в память о матери. Это он спас мою шею от острых клыков.
   -Неужели? Я думала, они не действуют на них?
   -Крест как символ, появился задолго до христианства. Если не ошибаюсь, он означает четыре стихии. А может все дело в вере. Все-таки вампиры существовали еще до того как распяли Иисуса, а значит и были другие способы защиты от них. Хотя я предпочитаю полагаться на это, - раздвигаю полы куртки и демонстрирую ей обрез. - После всего, что я увидел, боюсь, я потерял любую веру. Семнадцать лет назад, покинув подвал, я оказался в аду. Все было объято огнем, а и из закрытых помещений раздаются детские крики.
   Уютная кухня с тихо урчащим холодильником сменяется перед моими глазами неуютными обшарпанными стенами, тонущими в дыму. Тогда я буквально столкнулся с охотниками на вампиров, среди которых один носил прозвище Харон. Как оказывается детский дом 'Подсолнушек', на деле являлся чем-то вроде вампирской фермы. Беспризорники, попадавшие в его стены, становились пищей для живых мертвецов.
   Отвлекаюсь от дурных воспоминаний и смотрю на рисунки, прилепленные магнитами на холодильник: криво нарисованные и раскрашенные карандашами. Кособокие дома, люди, изображенные по принципу 'палочка, палочка, огуречик', в общем, нормальные детские рисунки, не намекающие не на какие расстройства психики у ребенка.
   -Как зовут полуночницу, посещающую тебя?
   Молчит.
   Отрываюсь от рисунков и обращаю внимание на пепельницу, в которой тонет несколько окурков. Беру один из них, переломанный пополам со следами черной помады. Не похоже, что это сигареты хозяйки квартиры.
   -Что тебя с ней связывает?
   Глаза Сардааны выныривают из тени, падающей на лицо:
   -Она моя мать.
   -Что?
   -Ее обратили почти сразу же после моего рождения, и очень долгое время она не могла со мной видеться. Она искала меня, а когда нашла, я оказалась в 'Подсолнушке', принадлежащем ее новой семье.
   -Послушай, она не твоя мать. Она полуночник, демон, захвативший ее тело. У нее в голове остались воспоминания о тебе, и она их использует, чтобы ты служила ей. Эти твари просто не способны любить.
   -Деретник,- вздыхает Сардаана, после чего поясняет. - До 'Подсолнушка' я была в Усть-Нерском детдоме. Там, старшие ребята пугали меня жуткими историями про одержимых злыми духами мертвецов.
   Продолжаю буравить ее взглядом.
   -В том же детдоме, - ее тонкие пальцы сминают край скатерти, - Я впервые услышала такую мысль: 'Герой не тот, кто говорит, а тот, кто делает'. - Перестает дергать скатерть и смотрит на меня. - Она спасла жизнь мне, и помогла Никитке...
   Только сейчас замечаю стоящую в прихожей маленькую инвалидную коляску, заваленную пакетами и коробками из-под обуви.
   -...а что сделал ты? Что ты сделал такого, чтобы я тебе верила?
   Не говоря ни слова отворачиваюсь, привлеченный шумом капель, падающих на тарелку.
   -Ей не нужно приглашение, - добавляет Сардаана.- И ты не сможешь устроить ей засаду; она почует ее еще у дверей подъезда. Я же...не жди от меня помощи.
   Капля воды медленно отрывается от крана, и тяжело падает на груду посуды. В мойке, на маленькой тарелочке я вижу ломоть сырого мяса. А на нем отчетливые следы детских зубов.
   Тяга к сырому мясу, бледность, упадок сил, боязнь дневного света. Такие симптомы бывают у укушенных, чью кровь понемногу ночами высасывает вампир. Срываю одну из плотно занавешенных штор, и луч света бьет мальчику прямо в лицо. Зажмурив глаза, Никитка испуганно прижимается к матери, медленно отступающей от света.
   -Она помогает тебе, а ты в благодарность кормишь ее?
   -Что? Нет-нет. Никитка пострадал...
   -Из-за бабы с острыми клыками.
   -Ты не понимаешь!
   -Представь себе! Скажи мне, как можно позволять монстру пить кровь собственного ребенка. Объяснишь мне?
   -Все не так!
   Она уводит сына подальше от солнечных лучей. После чего достает из холодильника маленький флакон с темно-алыми разводами на стенках. Кровь слишком темная, чтобы быть человеческой, с каким-то зеленоватым отливом, почти изумрудного цвета.
   Симптомы мальчики, инвалидная коляска и кровь полуночника во флаконе. Картина складывается другая, но от того не менее паршивая. Фактически Сардаана добровольно позволила сделать из своего ребенка ревенанта.
   Ревенантами, или как их еще называют 'дневными слугами' становятся люди, которые для чего-то нужные вампирам. Кровь, текущая в жилах полуночников наделяет человека их силой, лечит почти любые раны, а заодно вызывает у принявшего 'вампирские' желания в виде жажды крови. Их можно определить по характерным глазам - красным, из-за лопнувших капилляров белкам и черным, расширенным до предела, зрачкам.
   Выхватываю флакон и смотрю сквозь него на тусклый свет, пробивающийся через плотно закрытые шторы.
   Более того, если человек, принявший кровь вампира умирает, он гарантировано возвращается безумным упырем. Вот почему в моральном кодексе охотников есть запрет на убийство людей, за которых 'дневных слуг' не считают. Некоторых из них, как предателей всего людского рода, убивают с большей жестокостью, чем полуночников.
   Но является ли мальчишка одним из них?
   Глаза нормальные, что уже успокаивает. Раздвигаю губы и внимательно осматриваю зубы, проверяя, не заострились ли клыки. Разжимаю ладонь, и вниз с тихим звоном летит серебряный крестик, чтобы потом резко замереть, повиснув на короткой цепочке. Мальчик лишь хлопает ресницами и непонимающе смотрит на свою мать.
   Касаюсь распятьем его лба;
   - Что ты чувствуешь? Жжется.
   - Нет. Ничего.
   На лбу никаких следов. Надеваю крестик ему на шею. Рука мальчишки касается цепочки, кажется, он хочет ее сорвать, но потом отпускает. Похоже, женщина не врала.
   - Носи с собой. Всегда. Чтобы не случилось.
   -Боязнь света и голод постепенно проходят, с того момента как он перестал принимать кровь. Вместе с ночными кошмарами.- Слышу голос Сардааны за своей спиной. - С ним все будет хорошо. Вот уже три недели, как он не принимает кровь. Этот флакон, последнее, что у нас осталось. Можешь забрать, больше он нам не нужен.
   Не решаюсь обернуться, делая вид, что разглядываю склянку.
   -В отличие от моей матери ты - человек, - продолжает Сардаана и в ее голосе мне мерещится какая-то странная решимость - Но осталась ли в тебе человечность?
   Пара острых игл касается моей кожи. Не успеваю обернуться, как жгучая боль пронзает мою шею. И я проваливаюсь в темноту, услышав лишь, как звенит разбивающийся вдребезги флакон.
  
   -Как, ты сказал, ее зовут? Сар-да-ана? Чет имя какое-то нерусское,- обладатель отличного музыкального вкуса и отвратного характера, охотник на вампиров Харон опрокинул последнюю стопку.- Кто она?.. Послушай меня, никогда не доверяй узкоглазым бабам. Знаешь из-за кого распались 'Битлы'? Из-за прилипшей, как банный лист к Джону-Мать его-Леннону, японской бабенки по имени Йоко Онна. После этого все пошло под откос.
   -Под откос, - повторяю я и разлепляю веки; несколько мгновений не могу сфокусировать зрение.
   Наконец фигуры в дверном проеме приобретают очертания Сардааны и двух милиционеров. Дергаюсь и обнаруживаю, что мои руки заломаны за спину, а на запястьях браслеты наручников. Один из милиционеров задумчиво вертит в руках электрошокер.
   Первая хорошая новость за весь день: меня шарахнули током, а не укусили. И боюсь, что на этом хорошие новости закончились.
   Менты обращают на меня внимание. Тот, что помоложе медленно подходит, нахально улыбаясь. Улыбка недолго задерживается на губах, после того как он, сбитый ударом ноги, летит на пол. Напарник тут же хватается за кобуру.
   Слишком медленно.
   Перекатываюсь по полу и вскакиваю у окна на ноги. Своими тяжелыми ботинками высаживаю оконную раму; с громким звоном летят стекла, и я вслед за ними. Мелькают голые ветви деревьев, перекопанная клумба, мокрый асфальт и припаркованные внизу автомобили.
   Приземляюсь на козырек, нависающий над подъездом, и тут же, с него скатываюсь на клумбу. Бегу прочь, одергивая воротник и стряхивая битое стекло. После чего мое левое плечо взрывается, обдавая щеку брызгами крови. Земля уходит из-под моих ног, и я лечу на асфальт лицом вниз.
   Вслед звучит еще один выстрел, видимо предупредительный.
   Пока я приходил в себя, менты меня закинули на заднее сиденье, и занялись переругиваний друг с другом насчет выстрела, и проблем, которые я создам, если помру в машине.
   -Он нам все сиденье кровью закапает, нахрен ты стрелял? - крутит баранку пузан.
   Напарник, сутулый молодой парень, молча, показывает мой обрез. Похоже, я ненадолго потерял сознание, не помню, когда меня обыскивали. В салоне душно, да еще и витают запахи рвоты, ароматизатора 'елочка' и моей крови. Левая рука потихоньку немеет, из-за шока не чувствую боли.
   Гребаный 'Макаров'. Пуля летит до первой кости, а попав в нее намертво, застревает.
   Переворачиваюсь на бок и прижимаю колени к груди. Вот так, в позе эмбриона, тяну руки, закованные в наручники. Отлично. Смотрю на свои запястья, соединенные цепью, после чего обращаюсь к ментам:
   - Эй, вы двое, остановите машину.
   - Что он там бормочет? - интересуется водитель.
   Выглядываю из-под подголовника и накидываю на жирную шею милиционера цепь наручников. Водитель хрипит и дергает руль в сторону.
   - ОСТОРОЖНО! - кричит напарник, прежде чем машину заносит, и мы на огромной скорости не врезаемся в столб. Морда пузана приветствует подушку безопасности; лицо напарника, проигнорировавшего ремни, встречается с лобовым стеклом. Я оказываюсь, зажат между двумя креслами
   Снаружи накрапывает дождик, капли барабанят по стеклу и крыше. Тихо шипит рация, откуда раздаются едва различимые слова. Смотрю на рассекающиеся по стеклу алые капли и тяжело дышу; воздух вырывается из легких со свистом, как из проколотой шины. Отпускаю водителя и слышу, как он слабо стонет. Запоздало понимаю, что я ведь мог сломать ему шею, или просто придушить.
   Тянусь к ключам и замираю, когда тот поднимает голову. Его глаза застилает кровь, из рассеченного лба, поэтому, не таясь, хватаюсь за ключи. Дрожащими пальцами вставляю ключ в левый наручник, затем проверяю пульс у молодого парня, прихватившего мой обрез. Живой. Возвращаю свое оружие и, разблокировав двери, выхожу навстречу дождю.
   Очухиваюсь в пустом дворе, рядом с поскрипывающими на ветру качелями. Отщелкиваю второй браслет, и наручники падают в лужу, оставляя расползающиеся по грязной воде алые разводы.
   Мысли путаются в голове.
   Сардаана, как ты же не можешь понять, что они зло?!.. Полуночники сведут в могилу и тебя, и Никитку. Карина, неужели мы больше не встретимся? Хватит! Нужно думать о главном, позвонить ребятам.
   Платок, прижатый к ране, полностью пропитывается кровью. Сквозь тени, пожирающие переулок, вижу свет фонаря, ярким маяком освещающий мой путь. Набредаю на телефонную будку и вваливаюсь внутрь. Тут надавливаю на рану, чтобы не потерять сознание, скармливаю мелочь, вслушиваясь в ее звон, и набираю номер, второпях путая кнопки.
   Чуть не задремываю, под мерный писк гудков. Вместе с трубкой сползаю по стенке будки вниз. Мне мерещится, что я медленно погружаюсь в темную трясину. Из нее меня вырывает женский голос.
   На виске лихорадочно бьется пульс; утыкаюсь затылком в холодное стекло телефонной будки. Кто бы мог подумать, что истекая кровью, я позвоню именно ей.
   -Алло,- повторяет Карина.
  
   - У тебя тут можно включить свет?
   - Свет? Ах, да, конечно. Выключатель слева от входной двери. Прости, что забыла, я нечасто им пользуюсь.
   Щелкаю выключателем и освещаю просторную кухню; убираю чайник с конфорки, и принимаюсь накаливать на ней кухонный нож. Карина уже появляется в дверях, с аптечкой.
   -Не думала, что у частных детективов такая опасная работа.
   -Признаться, я тоже, - копаюсь в аптечке, извлекаю из него 'анальгин', зеленку и пластырь. Набор не большой, но придется пользоваться тем, что имеется. - Спасибо тебе.
   - Ты мне это уже говорил, - улыбается она.
   Сейчас займусь огнестрельной раной, а потом свяжусь с охотниками.
   Вываливаю на стол патроны к обрезу. Левая рука едва слушается, пальцы дергаются сами собой.
   - Придержи, пожалуйста, - обращаюсь к Карине.
   - Да, но...,- ловлю ее ладонь и кладу на патроны, - ...ясно.
   - Прижми сильнее, - ножом протыкаю патрон, кручу лезвием туда-сюда. Высыпаю порох в маленькую вазочку для конфет. То же самое проделываю с остальными.
   - Что ты планируешь делать? - интересуется Карина.
   - Заняться самолечением.
   В ответ она советует мне не трогать пулю и вызвать скорую. Дельный совет, если тебя не разыскивает милиция. Пока она ищет, что-нибудь со спиртом, сбрасываю с плеч куртку и разрезаю свитер на месте пулевого отверстия. Мокрым бинтом стираю кровь - пуля вошла сверху, как нож сквозь масло, пробила мягкие ткани и застряла в кости.
   - Ты смотри, не умри у меня тут, - ставит на стол флакон с духами.
   - Постараюсь,- язык уже заплетается.
   - Пока получается плохо.
   Поудобней устраиваю руку на краю жестяной раковины и выливаю в рану содержимое флакона. Дыхание сбивается, так что вместо крика из горла раздаются лишь хрипы. Флакон с духами разлетается вдребезги. К запахам моющего средства, еды, и моей крови добавляется миленький цветочный аромат.
   Зажмуриваю глаза, вспоминая основы самогипноза. Боль лишь бешеное движение нервных импульсов по лабиринту нейронов, терзающих участки мозга. А любой сигнал можно заглушить. Нужно сконцентрироваться на центре боли и подавить ее. Представь что боль это маленький шарик, поймай и сожми. Холодный пот режет глаза, по коже пробегает мелкая дрожь. Смотрю на дыру с рваными краями, червоточину раневого канала, залитую кровью, внутри которого притаилось свинцовое жало.
   Не знаю результат это самогипноза или же банальной потери крови, но боль отступает. Запихиваю свернутый кусок бинта в рану, и вытаскиваю, очищая раневой канал от крови. Окровавленный бинт летит в раковину, по краям которой стекают капли воды, вместе с алыми брызгами.
   Холодное жало ножа погружается в рану, медленно поворачиваю и подковыриваю пулю. Свинец освобождается от костяных оков на удивление легко, и тут же тонет в нахлынувшем потоке крови. На дно раковины летят еще несколько окровавленных кусков бинта, к которым со звоном к ним присоединяется пуля. Сверху их накрывает поток воды, из бьющегося в эпилепсии крана.
   - С тобой все хорошо?
   Смотрю на свою окровавленную руку:
   - Не особо.
   Второпях высыпаю серый порошок прямиком в рану и прошу Карину зажечь спичку. Быстрей, пока порох полностью не отсырел. Черная рябь скрывает от меня выражение ее лица; слышу как с шипением вспыхивает спичка. Подношу дрожащий язычок пламени к своему плечу. В тот же миг рушатся все барьеры, блокировавшие боль, а люстра над головой превращается в маленькое солнце.
  
  

Глава 11

  
   Следующие два дня я провел у Карины, сделав за это время всего три звонка. Первым сообщил Убику и Малышке о своем аховом положении. Вторым выяснил у них новости - оказывается, Сардаана вместе с ребенком исчезла. Третий звонок, должен был стать для меня самым сложным, но на удивление все обошлось. Вместо грандиозного разноса, Курьер усталым голосом попросила меня быть осторожным, и назначала на завтра встречу.
  Поэтому сегодня я решаю узнать что там выяснили охотники, а заодно уточнить не находится ли моя рожа в федеральном розыске.
  Дверь Малышка открывает как-то подозрительно долго; воображение успевает нарисовать Убика, торопливо закатывающего в ковер труп и отволакивающий на балкон.
  -Шикарная погодка, - широко и как-то приторно улыбается охотница.
  -Угу, - соглашаюсь с ней, стряхивая снег с пальто, - успела вылепить снеговика?
  Улыбка исчезает с лица альбиноски, стоит ее заметить, как я, морщась от боли, извлекаю левую руку из рукава пальто.
  -Как рана?
  -Гноится немного, а в остальном все нормально,- отмахиваюсь от него здоровой рукой.- Так что вы выяснили?
  Меня перебивает Убик, захлопывающий за собой дверь ванной:
  -Смотрите-ка, кто к нам пришел? Преступник номер один, гроза всех Волгоградских ментов.
  Останавливаю от попытки похлопать меня по плечу, про себя отмечая расцарапанные ладони и запястья охотника. Полуовалы, явно от женских ногтей. У них есть время для скандалов? Хмуря брови, поглядываю на охотников. Пожалуй, стоит их загрузить работой еще больше. Плюхаюсь на диван, и некоторое время наблюдаю за сладкой парочкой, оживленно обсуждающими важные дела.
  -Ты как думаешь, цветок надо поливать? Он хозяйке нужен?
  -Был бы нужен, она бы нам его не оставила.
  Судя по рассыпанной земле и трещине на горшке, бедное растение кто-то опрокинул. Нехилая у них видать вышла ссора.
  Малышка исчезает на кухне, Убик ставит на журнальный столик белую цветастую коробочку, а сам устраивается поудобнее на кресле, которое теперь навсегда будет ассоциироваться у меня с Курьером. Беру коробочку в руки и разглядываю изображенный на ней телефон.
  - 'Эриксонн А1018 эс'. У него можно менять панельки. Не знаю, правда, зачем, но наверное это круто.
  -Сколько-сколько тут кнопок?
  -Началось. Ты справишься, я в тебя верю.
  -Кофеее! - альбиноска ставит две дымящихся кружки на журнальный столик, не забывая скинуть с них ноги Убика. - Как он отреагировал?
  -Давай подождем, пока он достанет из коробки. Вот тогда-то начнется вся веселуха, - по голосу охотника и не скажешь, что они до этого ссорились. Либо возникший лед в их отношениях уже растаял, либо моя паранойя вновь дает о себе знать.
  Тяжело вздыхаю, понимая, что мне не отвертеться. Тянусь к кружке кофе и замечаю алый полумесяц на шее Малышки. На всякий случай проверяю на месте ли ковер, заодно вспоминая, что балкона в этой квартире нет.
  -С телефоном разберусь позже, что вы там узнали об упырице?- взглядом сравниваю царапины у охотников и, отхлебывая кофе, убеждаюсь в том, что они идентичные.
  -Упырицу зовут Изабелла, - Малышка протягивает мне черно-белую ориентировку с фотографией девушки. - Она была студенткой местного политеха.
  -И сатанисткой.
  Возвращаю ориентировку охотнице, продолжающей так восторженно рассказывать, что содержимое кружки едва не оказывается на ее коленях.
   -Мы напрягли Курьера и та, в свою очередь, обратилась за помощью к своему нанимателю. В общем, девица оказалась в розыске. Уже как неделю. И пропала не только она, но и какой-то парень из политеха, с которым она была очень близко знакома.
  Закатываю глаза:
  -Прошу, не говорите мне, что по городу бродит еще один упырь.
  -Нееет,- губы Малышки растягиваются в ехидной усмешке.- В этот раз обошлось: труп быстро нашли в мусорном баке. Оживать он не собирался, так что все кончилось хорошо. Не для парня разумеется.
  -Агась,- охотник вытирает нос указательным пальцем,- и я заметил, что труп обнаружили в том же районе, где находится всеми нами известный ночной клуб 'Психо'.
  -Мы поняли,- голос альбиноски звучит глухо из-за кружки.- Ты заметил. И раз этак двадцать напомнил об этом мне и Курьеру.
  В ответ Убик лишь скребет указательным пальцем щетину. Отмечаю, что его глаза нет, нет, да поглядывают куда-то поверх моего плеча.
   Я же, продолжая наслаждаться кофе, интересуюсь причинами смерти. Которые, оказываются довольно нетривиальными. Перегрызенное горло, следы человеческих зубов, практически сходных со следами на шее у убитого бомжа, если бы не одно но. Челюсти, прокусившие яремную вену студента политеха ('Тоже сатаниста' - добавляет Убик), лишены длинных и острых клыков.
  -Предполагаю, что это было что-то вроде ритуала посвящения. Хочешь стать вампиром испей для начала человеческой крови.
  Охотник пожимает плечами:
  -Возможно, так все и было. А может девчонка стала ревенантом, и знаешь, не выдержала позывов.
  Задумчиво рассматриваю свое отражение на черной поверхности кофе:
  -Насколько я знаю у ревенантов пусть и не отрастаю клыки, но сильно заостряются зубы. Вы бы заметили такое на шее трупа.
  Убик лишь разводит руками: 'Какая разница если все они мертвы'.
  Тут он ошибается, разница есть. Эту девицу не мог обратить Ян, а значит дело рук загадочной вампирши. Какой из двух, нам еще предстоит выяснить.
  -Это все хорошо,- ставлю кружку на стол, так что звякает ложка,- но может, перейдем к главному? Что вы натворили?
  В ответ лишь выпученные глаза охотника, и вскинутые белесые брови охотницы.
  -С чего ты решил, что что-то случилось?
  -Хотя бы с того,- указываю на часы,- я сижу тут уже полчаса и меня ни разу не назвали Чипполино. А Малышка,- про настоящие улики пока умалчиваю.- Без обид конечно, но это первый раз, когда ты сделала хорошее, да что там отличное кофе. Можешь же когда хочешь.
  -Вот уж спасибо,- надувает губы она.
  -Сказал же: без обид. И вообще это был комплимент. Ну, так что, скажите, я ошибаюсь?
  -Ты ошибаешься.
  -Хорошо. Значит, если я сейчас открою эту дверь, - берусь за ручку двери ванной, - ничего похожего на сказку про Синюю Бороду не произойдет?
  В квартире становится тихо, как в склепе.
  Признаться честно в данный момент мне самому уже страшновато, да вот отступать некуда. Тихо скрипит приоткрывающаяся дверь. Полоска света, разгоняет полумрак и позволяет мне разглядеть белую ванную, бежевый коврик на полу и пухлые ноги в драных колготках.
  Тут же захлопываю дверь и потираю уставшие глаза: 'Хоть я и ни хочу ничего знать, но...ОБЪЯСНИТЕСЬ!'
  - Я те умаляю,- вспыхивает Убик.- Ты облажался с той квартирой, а мы...
  Жестом указываю ему замолчать и вновь приоткрываю дверь. Убеждаюсь, что у обладательницы пышных ног и страшных колготок, грудь поднимается от вздохов. Выходит, эти двое не до конца еще сошли с ума. Все что они сделали, так это притащили девушку сюда, и надежно зафиксировав скотчем, уложили спать на коврике в ванной.
  -Два дня. Меня не было два дня, а у вас уже связанная девка в ванной. Мне кажется или это не нормально, так проводить свободное время?
  -Тебе не кажется, что все, что проходит под грифом 'нормально' к нам не относится?
  -Это уж точно, - качаю головой. - Так и теперь объясните, зачем вам эта девчонка? Вы что, собрались ее пытать?
  -Нееет, что ты. Мы же не умеем пытать, - 'успокаивает' меня Малышка. - Все что нам удавалось добиться, так это: 'Ааааа! Боже мой! Прошу вас, остановитесь! Я все сделаю'. Увы, но пытки теряют смысл в том случае, когда человек начинает соглашаться и говорить что угодно, лишь бы избежать боли.
  Тяжело вздыхаю: 'Прошу прощения. Иногда, я забываюсь и принимаю вас за нормальных людей. Давайте же объясните мне, что произошло?'
  -В общем, мы все-таки решили посетить этот ночной клуб, и там натолкнулись на одну из них,- в руке Убика тускло поблескивает кулон в виде перевернутой звезды заключенной в круг. - Мы показали фотку пропавшей девушки, и удалось найти одну из ее подруг. Вытащили из клуба для беседы, все шло вроде бы хорошо, пока я не обратил внимания на ее глаза. У девчонки оказались расширенные зрачки, до таких размеров, что скрывали всю радужку. Черные как два озера, глаза упыря. Или ревенанта.
   'Мы с Малышкой еле справились, вела себя как дикая кошка. Пришлось ее скрутить, а что дальше делать толком и не поняли. Поэтому на всякий случай заперли в темном помещении. Может мне конечно и показалось,- охотник тыкает пальцем по свежему шву, стягивающему рассеченную бровь, - но так неадекватно вести она начала, почуяв мою кровь. В общем, мы решили, что она ревенант'.
  Но при этом какой-то неправильный: у нее не было, ни заострившихся клыков, ни способностей вампира. Когда человек выпивает кровь, с ним сразу же происходят такие изменения. Для того чтобы они прошли нужно очень много времени.
   'С ним все будет хорошо. Вот уже три недели, как он не принимает кровь' - всплывают в голове слова Сардааны. Зная, как я отреагирую, эта парочка решила разобраться с девчонкой без участия меня и Курьера.
  -Я ее полностью осмотрела,- вздыхает охотница. - Уверена на все сто, что она человек. Если и принимала вампирскую кровь, то это было давно.
  -Да ладно, - возражает Убик.- А как ты объяснишь ее вчерашнее поведение? Ее глаза? Она пыталась нас покусать, пусть у нее для этого и не было острых клыков. Может она приняла слишком мало крови?
  -Сомневаюсь, - качаю головой. - Попробовав даже каплю, ты уже приводишь свой организм к изменениям.
  -Тогда, что вчера было?
  -Не знаю, - вздыхает Малышка. - Хотя, она ведь тоже сатанистка. Может один из их ритуалов сработал, и они вселили в нее какого-нибудь беса?
  Цокаю языком:
  -У одержимости немного другие симптомы. Впрочем, тут без опытного экзорциста не разберешься.
  -В таком случае будем надеяться, что сатанистка не одержимая.
  -Может она была, под какой-нить наркотой? - предлагает более жизнеспособную версию Убик. - У нее следы уколов на ее плечах.
  Что-то мне подсказывает, что эта наркота связанна с клыкастой блондинкой.
  Альбиноска собирается возразить, но ее прерывают громкие хрипы и стоны, раздающиеся за дверью ванной.
  -Похоже, наша знакомая пришла в себя. Пора проявить дар дипломатии или ехать на свиноферму.
  На изрытом трещинами потолке, из стороны в сторону качается провод с тускло моргающей лампочкой, освещающей людей, сгрузившихся над скорчившейся на полу девушкой.
  -У нее судороги! Это от наркоты?
  -Я те знаю?!
  -Это-это...Шприц в ее сумочке! Сейчас принесу.
  -Держи ее Крест!.. Ох, она себе язык не откусит?
  -Ты там долго?
  -Нашла, вот. Ей нужен инсулин!
  -Куда его? В жопу?
  -В жопе - мы, а шприц в плечо.
  -Ну, так коли его!
  -Сейчас-сейчас...
  -И в меня не попади.
  -ЗАТКНИСЬ!
  -Вы две ходячие проблемы - угомонитесь!
  -Ооэх! Что происходит?! Где я?
  
  Разрезанный скотч устилает потертый паркет, по которому нервно постукивает женская нога в нейлоновой паутине. Зеленые глаза девушки, представившейся Аней, испуганно смотрят на меня. И это притом, что ее развязал я, а похитила парочка кретинов.
  На журнальном столике, прямо перед ней, рядом с раскрытым (и фальшивым) удостоверением, стоит кружка привычной бурды, приготовленной Малышкой.
  -Пожалуйста, только не звоните моим родителям,- выдыхает Аня.
  На мой взгляд, в своей лжи мы уже дошли до высшего пилотажа. Фактически мы запугали девушку, убедив ее, что мы работники правоохранительных органов под прикрытием. И занимаемся мы новым наркотиком, распространяемым в Волгограде. 'Красным печеньем'
  Судя по тому, как замирает лицо девушки, я понимаю, что мы на верном пути. Поначалу она вяло врет, утверждая, что просто перепила вчера пива. Втроем строим серьезные лица и интересуемся у нее, помнит ли она, что вчера натворила? И почему нам, пришлось, рискуя своим прикрытием, выводить ее из клуба, реанимировать на улице
  Челюсть Ани едва не падает на пол, стоит ей услышать слово 'реанимировать'. Это настолько жуткое слово, что вопросы, почему мы привезли ее в квартиру, а не в изолятор, и вместо наручников, она была замотана скотчем, отпадают. Малышка даже светит маленьким фонариком ей в глаза, проверяя зрачки. Останавливаю ее, когда понимаю, что альбиноска просто развлекается. Зубы мы ее уже осмотрели, на запах свежей крови, девица тоже никак не реагирует. Так что либо эффект наркоты закончился, либо дело вовсе не в нем.
  Вопреки желаниям Малышки и Убика, поскорее выставить Аню, я решаю выяснить побольше про ее увлечения сатанизмом. Стараюсь поаккуратней подбирать слова, чтобы девица не потеряла сознание со страху, у нее и так губы дрожат.
  -Я вступила в группу, члены которой считают что религия и Бог - это оковы мешающие людям самосовершенствоваться и заставляющие их стыдиться собственной природы, - шпарит как по книжке, не удивлюсь, если в политехе она отличница. - Быть сатанистом, это не переворачивать кресты, или перерезать глотки козлам. Это быть свободным человеком.
  Малышка неприкрыто зевает, Убик нагло хлебает кофе, предназначенное для Ани, ну а я продолжаю выслушивать отрывки из Библии Сатаны. Прошу бритоголового охотника принести фотки упырицы, а сам интересуюсь, чем именно является сатанизм для нее.
  Тут голос Ани сбивается, видимо, ей больше по душе грузить меня пафосными фразами, понадерганными из философских трактатов. То это способ зарядиться 'особой энергетикой', то шанс коснуться 'иного мира'. Вся ее болтовня меня интересует примерно никак.
  За ее спиной маячит Убик и машет пачкой фотографий. Разумеется, он взял ту, на которой запечатлена расплывчатая фигура мертвой упырихи, скорчившейся на асфальте.
  - У вашей группы есть название?- нарвавшись на мой злобный взгляд, охотник непонимающе вскидывает брови и меняет фотографию. Теперь на снимке можно разглядеть распахнутую в беззвучном крике пасть с длинными клыками.
  -'Желтый тюльпан',- поджав губы, отвечает девушка, очевидно не понимающая, почему окаменело мое лицо.
  Перестав трепать мне нервы, охотник кладет на журнальный столик две ориентировки. Аня пристально их изучает, а потом бросает быстрый взгляд на меня.
  -Только не говори мне, что ты их не узнаешь.
  -Безумная Белла была нашим лидером. Она и Аристарх. После их исчезновения наша группа пошла по наклонной. Без них, мы больше не способны видеть Лилит, - Аня испугано замолкает, словно сболтнула что-то лишнее.
  Но меня интересует не это: нервничая, девушка тянула черные напульсники туда-сюда, на мгновение, обнажая следы от глубоких порезов. Всего их три, и не слишком похожие на неудачные попытки суицида, скорее на то, что их обладательница довольно часто пускала кровь. Напоследок записав ее адрес и номер телефона, выставляем за дверь, после чего все дружно переводим дыхание.
  -Мой диагноз - студентка филфака, - шмыгает носом Убик, прислонившись спиной к двери.
  -Не о том вы думаете, доктор,- целует его альбиноска. - На этой квартире нам оставаться нельзя, после всего. Ну, вы поняли.
  Ничто не могло гарантировать, что девица, отойдя от шока, не побежит в милицию. Так, что я, скрипя зубами, швыряю ей ключи от своей съемной однушки:
  -Только не бузите там особо. А то моя соседка из того поколения, что считает слово 'лифчик' жуткой похабщиной.
  -Сталинистка!- лопает пузырь жвачки Малышка.
  Глядя на их оживленные лица, понимаю, что и на моей квартире они долго не задержатся. А жаль, я только начал ее обживать.
  Разумеется, когда Курьер заинтересовалась причиной переезда, мы ей солгали. Достаточно того, что она будет завтра отчитывать меня.
  -Мой наниматель не доволен!
  Я тоже не в восторге. Весь день я потратил, пытаясь выяснить информацию про владельцев клуба 'Психо', причем один. Убик и Малышка куда-то смотались, буркнув загадочное: 'По делам'.
  -Я тоже. Лучшего места для встречи нельзя было найти?- окидываю взглядом заброшенную пристань. - К тому же в такое позднее время. Те часы, что я потратил, добираясь сюда, можно было использовать, на продолжение работы с охотниками.
  -Они сейчас выполнят поручение моего нанимателя.
  Так вот куда эта парочка смоталась. И с каких это пор у них от меня секреты? Хотя, после вчерашнего, я уже ничему не буду удивлен.
  В голосе Курьера звенит металл:
  - В то время как ты временно пришел в негодность из-за полученного ранения.
  Звучит так, словно она говорит о сломанном холодильнике.
  -На умственной деятельности это никак не сказывается, - носком ботинка сбрасываю осколки бутылочного стекла в воду. - Вы ведь понимаете, что мы не ваши наемные рабочие. Вы позвали нас избавить нас от вампиров, и мы будем заниматься этим, - оборачиваюсь и смотрю прямо в свое отражение в очках Курьера.- А не исполнением прихотей вашего нанимателя.
  -Вы это уже доказали своим поведением, - правая рука женщины скрывается в сумке. - А теперь, я бы хотела, чтобы вы успокоились и в деталях рассказали мне, что произошло.
  Глядя на свое отражение в Волге, интересуюсь у нее:
  -Разве мои напарники вас обо всем не проинформировали?
  -Хотелось бы услышать все, так сказать из первых уст, - на губах Курьера возникает и исчезает мимолетная улыбка, а я подозрительно смотрю на ее руку, прячущуюся в сумке. Ей, как и охотникам, я рассказываю все, кроме того кем является Сардаана для меня. Это касается только нас двоих и больше никого.
  Ветер приносит шум парохода, швартующегося в речном порту. Массивные краны жирными черными линиями вырисовываются на залитом багровой краской небе. Дымчато-сиреневые облака лениво ползут над изборожденной волнами поверхностью Волги, по которой растекаются огни большого города.
  Мое любование пейзажами прерывает тихий металлический щелчок. Холодный пот проступает на позвоночнике, укол страха поражает в самое сердце. Мне слишком знаком этот звук; щелчок взводимого курка.
  Курьер, как ни в чем не бывало, интересуется:
  -Ты уверен, что в милиции не смогут сделать твой фоторобот?
  -Я неплохо загримировался, - мышцы стальными канатами стягивают кости. Нарочито медленно оборачиваюсь к ней, прикидывая, достаточно ли я близко, чтобы ударом ноги столкнуть ее в воду, или вырвать пистолет.
  Расслабься, делай вид, что не замечаешь ничего подозрительного.
  Неужели, ее наниматель настолько 'недоволен', что решил меня уволить? Бред, в таком случае Убик и Малышка за меня отомстят. Хотя, тут зависит оттого, как обставят мою смерть. Я могу просто исчезнуть или на моем трупе обнаружатся следы укусов. А может, им известно и про похищение девушки? Например, от какого-нибудь болтливого охранника ночного клуба. И тогда есть резон избавиться от всех нас. Решение вполне в духе Шарманщика.
  -Что с твоей шеей?- интересуется она.- Наши общие знакомые приласкали?
  Можешь себя поздравить, тебя чуть было не пристрелили из-за какой-то фигни!
  -Расслабься, это ожоги от удара электрошоком. Никого кровососущего там и близко не было.
  Значит, пистолет ее идея и она взяла его для защиты. Выходит, для нее это не просто выполнение странных поручений от криминального авторитета. Уверен, за очками, которые она не снимает даже вечером, скрываются испуганные глаза. Такие же, как у Сардааны и ее ребенка.
  -Может, посвятишь меня в дело, которым сейчас занимаются мои друзья? - отмечаю, что Курьер выглядит расслабленной, но руку из сумки убирать не торопится.
  -Мой наниматель велел мне передать Убику и ...Малышке конверт, - кто-то все никак не может привыкнуть к нашим прозвищам. - Что в нем было, в чем заключается поручение - без понятия.
  -С чего такая конфиденциальность?- вскидываю левую бровь. - И почему втайне от меня?
  На этот счет она пожимает плечами и говорит, что не хотели задевать моих чувств. А заодно советует мне для начала залечить старые раны, прежде чем зарабатывать новые. Цепляюсь за последние два слова и набираю номер, сталкиваясь с сообщением 'абонент не доступен'.
  -Можно вопрос? - заламывает руки Курьер. Ну, хотя бы теперь я могу расслабиться, и не бояться словить пулю.
  -До этого тебе не требовалось разрешения, - после четвертого 'абонента вне сети' убираю телефон.
  - Раньше я не задавала личных вопросов,- женщина вытаскивает блокнот и выдирает из него листок. Ее пальцы привычными движениями принимаются складывать бумажную фигурку.
  -Я заинтригован.
  -Убик и гм, Малышка твои друзья, так?
  -Так.
   - Я заметила, что ты держишься все время на отдалении. Так словно ты с ними, но не один из них.
  -Все просто: предпочитаю доверять себя, только себе.
  -Ты не доверяешь другим людям? - ее пальцы сминают бумажную фигурку.- Или просто боишься их потерять?
  -Были прецеденты.
  На этот счет Курьер лишь качает своими длинными кудрями и принимается расправлять мятый оригами.
  -Можно взглянуть?
  -Что? - вздрагивает она.- Ах да, конечно. Держи.
  -Это птеродактиль?
  -Вообще-то журавлик. По крайне мере, должен им быть.
  Она краснеет с такой глупости?
   'С этой фигуркой связана одна интересная история. Ты слышал о Садако Сасаки?' Отрицательно качаю головой, и мы медленно бредем, прочь от ледяного холода исходящего с темных вод Волги. Курьер рассказывает мне о девочке, жившей в японском городе Хиросима и заболевшей раком, после того как на город была сброшена ядерная бомба.
  Гул налетевшего ветра напоминает рев двигателя бомбардировщика. На улице зажглись фонари, один из них вспыхнул как-то неестественно ярко и тут же затух.
   'Знаешь, в Японии есть легенда, что больной человек, сложивший из бумаги тысячу журавликов, тут же выздоровеет. И девочка принялась за работу'.
  Порывы ветра отчаянно пытаются сорвать одинокий желтый лист, качающийся на ветке, тянущей к нам свои костлявые пальцы.
   'Увы, но Садако не успела сложить нужное число фигурок, болезнь убила ее раньше. Оставшихся журавликов собрали уже ее друзья, - голос Курьера дрожит,- ими они и украсили ее могилу'.
  Желтый лист все-таки сдается и планирует в лужу и под тяжестью влаги, медленно опускается на дно. Ее история подходит к концу; хочу вернуть фигурку, на что она останавливает меня. Машинально сую бумажного журавлика в карман и интересуюсь, к чему вообще была эта история
  -Этой девочкой двигала надежда, а что движет тобой?
  Второй раз за вечер я отвечаю не задумываясь:
  -Месть.
  Это правда. Я убиваю вампиров не потому, что хочу защищать людей. И мной не движут никакие идеалы добра. Только лишь это короткое слово и решимость, вернуть им всю боль, что они причинили мне.
  Курьер вздыхает и говорит, что это чувство медленно разъедает человека изнутри, как рак. На что отвечаю ей, что пока я справляюсь с симптомами.
  В ответ она грустно улыбается:
  -Знаешь, у той истории был еще один конец...
  -Да? Надеюсь, пожизнерадостней.
  -Боюсь, я тебя разочарую. Сасаки собрала тысячу журавликов, но так и не выздоровела. Тогда она, уже утратив все надежды, продолжила собирать фигурки дальше.
  -Не могла смириться, - сейчас я понимаю, к чему этот разговор. - Лишь борясь, ты чувствуешь себя по-настоящему живыми, даже если знаешь, что обречен.
  По улыбке Курьера понимаю, что ее занимает не сам рассказ, а моя реакция. Прошу ее больше не пытаться копаться в моей голове, посредством слезливых историй и наводящих вопросов. Дальше мы идем, молча, пока не встречаем угрюмого промоутера.
  Невесть что, забывший на пустынной улице, он пугает одиноких прохожих своей кислой рожей и попытками всучить рекламный флаер. Сжалившись над ним, Курьер берет глянцевый лист и по дороге, с довольной ухмылкой принимается сворачивать листок в новую фигурку оригами. На этом мы и расстались.
  Приветственный звон колокольчиков раздается над головой, а в нос тут же бьет приятный запах кофе и выпечки. На кухне громко шипит радио, которое почти не перебивает гул голосов от немногочисленных посетителей.
  Как бы я ни оглядывался, Карины негде не видно. И это притом, что я опоздал на полчаса. Видимо она меня не дождалась.
  -И мусор не забудь вынести, поняла? А то будет лежать вонять как в прошлый раз. Эй ты меня вообще слышишь, растыка!
   'Растыка'?
  Впервые слышу это слово, нужно будет потом спросить у кого-нибудь его значение. Путешествуя по стране, узнаешь много нового, как о местах, так и о языке.
  Из кухни показывается усатый бармен, отчитывающий официантку, на лицо которой лезет выскочившая из-под косынки розовая прядь.
  -Перед уходом мусор не забудь вынести, поняла?
  -Окей.
  -Разокейкалась, говори по-русски, в России живешь.
  -Как скажите,- широко улыбается официантка, - Вольдемар Германович.
  -То-то же, - не заметив иронии, бармен продолжает поглаживать свои усы. - А еще раз услышу 'Вау', получишь по губам.
  -Хорошо,- повторяет она и, проходя мимо меня, в сторону кухни бормочет себе под нос.- Козел старый.
  -Выглядишь слегка потерянным,- бармен обращает внимание на меня, лениво перекидывая зубочистку из одного уголка рта в другой.- Ищешь кого?
  -Да, я жду одну девушку. Верней она меня ждет. А может быть уже ушла.
  Сейчас я выгляжу как школьник на первом свидании; качая головой, Вольдемар отворачивается от меня и берет в руки кофейник.
  -Держи,- протягивает мне бармен большую белую чашку.- Карина там за зданием. Ждет тебя.
  Глядя на мое несколько ошарашенное лицо, Вольдемар чуть ухмыляется и протягивает:
  -Она сделала заказ и на тебя тоже. Чашки вернешь потом, у нас нет ничего бесплатного.
  -И вы мне доверяете?
  -Я доверяю Карине, а она не ошибается в людях. Ладно, можешь пройти через кухню. Никогда не заставляй женщину ждать.
  -Спасибо,- исчезаю за дверью кухни. Честно говоря, я немного обескуражен.
  Ничего не понимая, прохожу мимо плюющейся горячим маслом плиты и шумящим краном, а также орущей поварихи, требующей, чтобы прекратили шляться по ее кухне. Стараясь не пролить кофе, миную эту полную даму, и выхожу на улицу. Вдогонку меня преследуют звуки радио:
  Я не сплю, но я вижу сны, здесь нет моей вины,
  Мелкая морось летит в лицо и разбавляет содержимое чашки, миную мусорный бак и разглядываю впереди детскую площадку с ярким грибком-мухомором, под которым на лавочке устроилась знакомая фигура.
  И снова приходит ночь, я пьян, но я слышу дождь,
  Склонив голову в яркой голубой шапочке, она держит белую чашку кофе. На запястье левой руки покачиваются светлые четки с маленьким распятием. Замираю, любуясь ей, в то время как пар из моей чашки тонкой струйкой уползает вверх.
  Дождь для нас.
  Мы молчим - слова здесь явно лишние. Удивительно, как оказывается приятно и легко, может быть оттого, что ты находишься рядом с человеком, который тебе не безразличен. Вместе сидеть под грибком-навесом, прячась от дождя, совсем как глупые подростки, с которыми я так часто сравниваю Убика и Малышку.
  Мои предыдущие 'романы' в основном были с другими охотницами, и начинались со слов: 'У тебя можно переждать ночь' и заканчивались фразой: 'Не умри там. Надеюсь, еще встретимся'.
  И никогда не было в груди так тепло, как сейчас.
  -Очень вкусный кофе. И очень - я делаю большой глоток и чуть не давлюсь раскаленным кипятком,- ...горячий.
  -Осторожней.
  -Пожжждно,- шепелявлю в ответ.
  -Это колумбийская арабика, ее нужно пить маленькими глотками, а не пытаться выхлебать залпом. Вольдемар такое не одобряет, и его стоит послушать. Он делает самый лучший кофе в этом районе, а может и в городе. Представляешь, у него есть коллекция кофейных зерен со всего мира.
  По-новому смотрю на содержимое белой чашки, после чего интересуюсь:
  -А он тебе не родственник?
  -Он мой сосед. Из родни у меня есть осталось только сестра, но мы с ней редко общаемся.
  -А из-за чего, если не секрет?
  -Из-за ее мужа. Я, в отличие от нашей квартиры, ему не понравилась. Ох, это долгая и неприятная история, расскажу как-нибудь в другой раз.
  -Прости.
  Карина печально улыбается, из-за чего внутри у меня все сжимается.
  -Тебе не за что просить прощения.
  -Ну, хотя бы за то, что я заляпал кровью твою кухню.
  -А еще забил раковину. Слышал бы ты реакцию сантехника, когда он обнаружил в трубе пулю.
  -Кхм.
  Опускаю глаза вниз, и встречаюсь взглядом с выделяющейся на фоне мокрого песка куклой.
  -Я до сих пор не могу забыть, как ты лежал в бреду. Боялась, что ты умрешь прямо у меня на коленях.
  -Согласен я применил нестандартный способ знакомиться с красивыми девушками, - пытаюсь перевести все в шутку.
  Она улыбается, а затем спрашивает:
  -А кто такая Сардаана? Ты бормотал во сне и много раз звал ее.
  Громко хлопает дверь кухни и на порог вываливается черный мусорный мешок, а вслед за ним и обладательница фиолетовых прядок.
  -Ревнуешь? - сами собой губы растягиваются в улыбке.
  Карина снимает черные очки и потирает переносицу:
  - Мы слишком мало знакомы для ревности.
  -Жалею об этом.
  -Так кто она?
  Едва не давлюсь кофе от такой напористости. Образовавшуюся паузу нарушает звук лопнувшего полиэтилена и ругань официантки.
  -Подруга по детдому. Я с ней встретился недавно, занимаясь своим расследованием. И нет, стреляла в меня не она.
  -После всего, что произошло, ты все еще продолжаешь работать?
  -Да, - отвечаю я, глядя на то, как официантка раздраженно пинает мусор. - Слишком много людей пострадало, чтобы я бросил.
  Карина тяжело вздыхает и перебирает в руках четки, с маленьким крестиком. Интересуюсь ими, на что получаю довольно неожиданный ответ.
  -Купила когда-то давно. Они из можжевельника, приятно пахнут, а главное,- она загадочно улыбается и говорит полушепотом,- оберегают от вампиров.
  Хорошо, что я допил кофе, а то сейчас бы точно захлебнулся. Вот не мог я дрыхнуть на ее коленях молча? Обязательно нужно было потрепаться.
  -Так, что еще я тебе сболтнул?
  Карина лишь улыбается:
  -Ну, пару раз ты отчетливо сказал 'убить'. (Может Убик?) и меня это напугало. А потом ты назвал меня малышкой и это меня смутило.
  Вот как, понемногу успокаиваюсь. Уже начал бояться, что пересказал ей всю свою биографию.
  Мерзкий скрип ржавых качелей возвращает нас в реальность. Хлопает дверь кухни, откуда выглядывает голова бармена произносящего загадочное слово 'растыка', действующее на розововолосую, как заклинание. Уронив в лужу недокуренную сигарету, официантка торопится внутрь.
  -Если честно, - распятие принимается яростно раскачиваться из стороны в сторону,- я беру их, каждый раз как нервничаю. Когда что-то перебираешь в руках, это успокаивает.
  Тут же вспоминаю свою знакомую с похожей привычкой и снова извиняюсь перед Кариной, на что та отмахивается и рассказывает мне про дурной сон.
  Она слепа с рождения, поэтому словосочетание 'видеть сны', для нее не совсем верно. По словам Карины, она даже не представляет каково это - видеть. Ее сны сотканы не из туманных картин, а из звуков, запахов, воспоминаний о прикосновениях к предметам и едва уловимых привкусов на языке. И в этом сне, она брела по дороге, изнемогая от жары. Куда бы она ни ступила, под ногой была лишь неровная почва и больше ничего. Это напоминало один из тех липких кошмаров, что мучили ее в детстве, но она ощутила прохладные капли дождя, касающиеся кожи.
  Лицо Карины принимает мечтательное выражение, а за спиной оживает громада здания; одним за другим вспыхивают золотистым огнем квадраты окон. Для того чтобы лучше прочувствовать, прикрываю глаза и вслушиваюсь в шум капель, барабанящих по 'грибку'.
  В том сне ее тело наполнилось легкостью, и казалось, что она вот-вот улетит. Хотя, в мире сновидений возможно и не такое. Печально, что радовалось она недолго. Затем дождь стал напористей и набросился на нее словно рой ос. Она упала на колени, и почувствовал едкий запах дешевого одеколона - я стоял рядом. Но когда Карина протянула ко мне руки, то нашарила лишь пустоту. Позвала меня, но я не отозвался.
  -Как всегда прихожу и все порчу, - пытаюсь неловко отшутиться. И чем ей мой одеколон не угодил? Хотя, в парфюме я разбираюсь еще хуже, чем в кофе.
  Беру ее за руку и касаюсь побелевших костяшек, с такой силой она сжимает четки. Сейчас Карина напряжена как натянутая струна, ее незрячие глаза дергаются в сторону малейшего шороха.
  -Понимаешь, в чем дело? Долгое время я была одна, - словно боясь заглушить ее слова, стихает дождь. - И свыклась с этим. Ну, а потом появляешься ты и за одну неделю переворачиваешь всю мою жизнь.
  Медленно, очень медленно, тянет ладонь ко мне и касается моего лица. После чего, я слышу:
  -Ты...ты ходячая катастрофа!
  -А ты упираешься подбородком в мое подстреленное плечо, - замечаю я. А про себя думаю, как же хорошо, что она не знает, с кем я работаю. Приобнимаю ее, чувствуя, как Карина расслабляется, и перестает сжимать четки.
  -Ты перевернул всю мою жизнь. Но знаешь что, я благодарна тебе за это. Мне кажется до этого я и не жила...
  -До хирургических операций на своей кухне?
  -Будь хоть на минуточку серьезным.
  -Я достаточно серьезен во время своей работы. Но иногда и мне хочется побыть раздолбаем.
  -Обязательно со мной? И нет, не отвечай, не хочу знать ответа. Я скажу тебе только одно: я не прощу тебя, если ты так же неожиданно исчезнешь, как и появился.
  И что мне ей сказать? 'Я всегда буду рядом', 'Ты со мной в опасности' или 'Я пролил тебе на спину кофе'. Самое умное, что я могу сделать, так это лишить нас возможности говорить: скрываю ее губы своими. И самое горькое, что наступит день, когда мне придется ее оставить. Рано или поздно мы уничтожим кровососов здесь, отправимся в другой город, противостоять другой стае. Итак, до тех пор, пока чьи-то длинные клыки не смокнутся на моей шее.
  И как ни была бы приятна теплота, разливающаяся в груди, как ни нежны ее губы, мне придется покинуть Карину. И чем раньше я это сделаю, тем лучше. Для нас обоих. Ну а пока, пусть это мгновение растянется побольше.
  Как будто прочитав мои мысли, Карина отстраняется от меня:
  -Тебе стоит побриться.
  -Мм.
  
  Возвращаюсь на съемную квартиру я уже ранним утром. Все вокруг кажется каким-то выбеленным и пустынным, наводящим на невеселые мысли про завернутый в саван город. Достаю телефон и давлю на кнопку. Гудки, гудки, абонента нет в сети, слышали уже вчера много раз. Признаться честно, начинаю нервничать и проклинать почем зря Курьера, ее нанимателя и самих охотников, пропадающих черте где.
   Подъезд встречает меня исцарапанными створками лифта с приклеенной скотчем пыльной бумажкой сообщающей о ремонтных работах. Медленно поднимаюсь по лестнице, вслушиваясь в звон ключей в кармане, и размышляя о том, какую я совершаю глупость, оставаясь с Кариной. Это нужно закончить раньше, чем наступят вредные последствия.
  Скрежещу замком в дверях и оказываюсь в развороченной прихожей. Особенно живописно смотрятся белые ботинки Малышки, сваленные у двери в комнату. Чувство облегчения сменяется раздражением.
  -Какую часть из фразы: 'Вы не должны разносить квартиру вдребезги, вы не поняли?'
  Ответом мне служит тишина, подхожу ближе и замечаю коричневатые следы на обуви и паркете.
  -Народ, - зову я уже не так уверено.
   Рука сама собой хватается за рукав, высвобождая из петельки осиновый колышек.
  Спокойно, это не могут быть вампиры, им нужно приглашение.
  И они его могли получить, найдя хозяйку квартиры. А может сюда прибыл один из слуг-ревенантов. Уж ему-то не страшен ни дневной свет, ни дверная дверь. Как жаль что замочная скважина слишком узкая, чтобы увидеть есть ли кто в комнате. С одним колышком не повоюешь.
  На полу валяется грязный бинт и пустая упаковка анальгина. И тут страх перед неизвестным, сменяется тревогой. Твою мать, Курьер! Ты должна была мне сказать, куда они отправляются. Стремительно врываюсь в комнату и вижу свернувшуюся на кровати клубком Малышку.
  Она лежит прямо в куртке, шею скрывает клетчатый шарф, на поджатых ногах полосатые гетры. На полу валяется выпотрошенная аптечка, окруженная брызгами засохшей крови. Под ногой скрипит половица; альбиноска реагирует на этот звук очень резко, наведя на меня ствол револьвера марки 'Наган'.
  Любимого оружия Убика.
  -Спокойно,- смотрю в ее фиолетовые глаза и вижу грязные дорожки от слез. Развожу руки в сторону, в одной из них продолжаю держать куртку.- Это же я.
  Револьвер вываливается из ее руки и падает на пол. Она хватается за голову, демонстрируя мне разноцветные нашлепки пластыря на руках и лице.
  -Ты пришел,- звучит голос больше похожий на стон.
  Скрипят пружины кровати, присаживаюсь рядом и едва различаю слова Малышки:
  -Убик мертв.
  В конверте, переданным Курьером, было сообщение о месте ночлежки вампира. В этот раз были точные данные и возможность настичь во время сна. Бритоголовый настоял на том, чтобы ничего не говорить мне. 'С его ранением не стоит лезть в пекло'. Они решили вдвоем навестить вампира. В итоге их оказалось двое. Охотники были слишком самоуверенны и опрометчивы, явились к ним черезчур рано, когда полуночницы еще не впали в спячку.
   'Как же так?! Курьер! Будь она проклята, будь оно все проклято! - морщит лицо Малышка: АААА! ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ?'
  -Тише, тише.
  -ЭТО НЕ СПРАВЕДЛИВО! НЕ СПРАВЕДЛИВО! - Слезы все-таки отрывается от ее глаз, и бегут по щекам. Она взмахивает рукой и ударяет кулаком по кровати, жалобно всхлипнувшей в ответ.
  Я обнимаю ее и некоторое время мы так, и стоим вдвоем, пока не обмякнув, она виснет на мне. Укладываю ее обратно на матрас, вытерев слезы. Она отнимает от своего лица мои руки, и, хлюпая носом, утыкается лицом в подушку.
  Ладони сами собой сжимаются в кулаки, так, что простреленное плечо принимает ныть. Я был их голосом разума все это время, без меня не проходила ни одна их охота. И вот теперь Убик мертв, а раненная альбиноска рыдает на моей кровати.
  Заглядываю в ванную и вижу свое отражение в разбитом зеркале, чьи окровавленные осколки усеивают раковину. На полу валяется выпотрошенная аптечка. Нахмурившись, направляюсь на кухню. Кручу барабан, роняя гильзы, со звоном приземляющиеся на пол, аккурат мимо мусорного ведра. Игнорирую их, прильнув к окну.
  Во дворе дома останавливается милицейская машина, а следом за ней и въезжающем серым грузовиком ОМОНа. Они не скрываются, не тратят время на подготовку штурма квартиры, рассыпаются по двору подобно бисеру.
  Вся комната начинает плыть и кружиться перед глазами, словно я нахожусь на гребанной карусели. Окно, пестрая репродукция, дверной проем, окно, репродукция, дверной проем, окно, репродукция, бледное лицо Малышки, собственное отражение в оконном стекле.
  

ИНТЕРЛЮДИЯ

  Наталья Любит - Яна, ненавидит - всех.
  
  -Итак,- щелкнув зажигалкой, бросаю игривый взгляд на окружившие меня серые тени. - Я полагаю у вас ко мне много вопросов?
  -Только один, - тень от шляпы падает на лицо Старика, видна только его лишенная губ, пасть.- Что мы забыли в три часа ночи на заброшенном кладбище?
  Глядя на подгнившую физиономию, так и хочется сказать: 'Пахай!' Мне нравится это слово, хоть я и весьма смутно понимаю значение. Впервые я услышала из уст Тьмы, когда Ян поручил ей закопать расчлененные и, чутка, подгнившие куски трупа. С тех пор это слово время от времени соскакивает и с моего языка. Сомневаюсь что это какое-то крепкое ругательство, насколько я знаю, в якутском языке вообще нет мата.
  Борясь с искушением обронить пару крепких словечек на русском, вместе со струйкой сизого дыма, выплевываю ответ ему прямо в лицо:
  - Сегодня мы примем в Семью нового члена. Вы станете свидетелями чуда воскрешения.
  А еще поймете кто в нашей семейке главный.
  Мертвецы недовольно переглядываются. Любуясь их реакцией, упираюсь затылком о покрытое инеем надгробие. Холод меня не беспокоит уже почти сотню лет.
  Они переговаривается, кружась вокруг меня, удобно развалившуюся на чей-то поросшей травой могиле и смолящую сигарету. Темные тени пробегают по их похожим на фарфоровые маски лицам, но итак ясно, что они солидарны с упырем.
  Старик недовольно опускает голову, облокотившись руками, запрятанными в кожаные перчатки на ручку длинного зонта. Мало кто знает, что если ручку повернуть влево, из кончика зонта выдвинется длинный серебряный шип. Оружие эффективное скорее для пытки, чем схватки, но все равно его присутствие рядом, сродни нежным поглаживанием шеи петлей виселицы.
  Меня отвлекает приземлившаяся на плечо деревянная стружка. Поднимаю глаза вверх и сверлю недовольным взглядом Тьму, прислонившуюся к надгробию. Нож, которым она превращает ветвь осины в оружие, замер. Чуть киваю ей головой, веля продолжать, а затем осторожно, словно это ядовитое насекомое, скидываю стружку с плеча.
  Сегодня ее черные волосы, вместо привычной косы, завязаны в длинный хвост. Белая резинка, перетягивающая блестящие локоны также поддерживает спрятанный в волосах шприц, подзавязку наполненный мертвой кровью. Надежней ядом является, конечно же, жидкое серебро, но и это тоже сойдет.
  Тихий шлепок, с которым резиновый мячик ударяется о ладонь, заставляет меня обернуться. Среди замерших силуэтов, бельмом в глазу выглядит фигура маленького мальчика, задумчиво раскружившего йо-йо.
  -Нас восемь, - сколько прошло лет, а я все никак не привыкну к тому, как детский голос сталкивается с взрослой манерой речи, - неужели Мать решила нарушить собственные правила?
  -В этом то и все дело,- черчу сигаретой дымные дорожки в воздухе.- Она здесь не причем.
  -Ооо, интриги, - оживают близнецы.
  -Не то чтобы мы против, нооо!
  -Я абсолютно против.
  - Не любишь рисковать?
  
  - Люблю свою жизнь. Красный мячик йо-йо продолжает скакать вверх-вниз, вверх-вниз.
  -Ты знаешь, что бывает, когда нарушают законы Матери.
  Мячик по-прежнему натужно растягивает резинку.
  -Наш долг - соблюдать законы Матери, - раздается мерзкое рычание от одного из близнецов. Не пойму, от Глеба или Гордея.
  -С другой стороны: ее здесь нет! - ухмыляется второй близнец. Кто из них кто, так и не определяю.
  Стискиваю зубы, чтобы не были видны показавшиеся из десен клыки и старательно всех игнорирую. Сейчас меня совершенно не интересует наседающая толпа родичей, нет, все мое внимание обращено на медленно тлеющий алый огонек сигареты.
   Точно такие же угли сейчас полыхают в глубине глаз остальных сородичей.
  Тьма словно встревоженная птица, вспархивает с надгробия, и замирает рядом со мной, опустив в подобии поклона голову и крепко стиснув осиновые колышки в руках. Приятно знать, что она по-прежнему на поводке.
  В воздухе вот-вот начнут проскальзывать искры, настолько увеличилось напряжение. Быстро пробегаюсь взглядом по собравшимся на кладбище родичам. Они не стесняясь, демонстрируют мне свои клыки. Раздается бульканье в горле, напоминающее звериный рык, заглушающий, тихое щелканье поворачиваемой ручки зонта.
  Громко хлопаю в ладоши, йо-йо замирает в руке Тараса.
  -Прежде чем вы оторвете мне голову, может, мы дождемся появление Ирмы? - отвожу взгляд от этой кучки идиотов и смотрю на то, как ноябрьский ветер треплет края белой куртки Тьмы и безуспешно пытается побороть ее прическу.
  -Она знает о твоих делах?- они понемногу успокаиваются, ведь сейчас приедет правая рука Матери, и как им кажется, все исправит. Бездумная толпа.
   'Пахай', какие же они ничтожные создания, похожие на могильных червей! Они давно мертвы и телом и душой, но почему-то никак не успокоятся и не покинут этот треклятый мир.
  Медленно поднимаюсь на ноги:
  -Наберитесь терпения. Скоро вы все узнаете.
  С тоской смотрю в пустующую пачку сигарет. За прошедшие две недели я выкурила больше сигарет, чем за минувшие девяносто восемь лет. А все потому, что больше никто не считает, что никотин перебивает мой запах.
   'Вместе-вечно'
  Такие слова прозвучали перед моим обращением. 'Мы будем вместе...',- и острые клыки пронзили шею романтично настроенной дурочки. Тогда я и не могла представить, что пылкие чувства между нами погаснут спустя какой-то жалкий век, став такими же холодными, как и наша плоть. Прости меня Ян, но последние три года я верила что, подобно мертвякам вокруг, мы с тобой угасаем.
  Разгораясь, алый огонек, пробивается сквозь плен серого пепла, и то же самое происходит с моими чувствами. Теперь я понимаю, что люблю тебя больше всего на свете, и ради подаренной тобой крови, бегущей по моим жилам, буду жить
  Ян, видел бы ты меня сейчас. Я никогда не была такой собранной и решительной. Я забочусь о твоих делах, и нашей с тобой игрушкой.
  Словно слыша мои мысли, Тьма оборачивается ко мне. Эта особа сопротивлялась твоему влиянию четырнадцать лет, и, пожалуй, придала нашим отношениям особой остроты. Признаться честно, поначалу я даже ревновала тебя к ней, пока не убедилась, что тебя привлек лишь ее строптивый нрав.
  Не переживай, я не дам ей заскучать в твоем отсутствие.
  Озвучь я свои мысли Ирме, та сказала бы:'Den Brunnen schatzt man erst dann, wenn es kein Wasser mehr gibt '.Эта особа предпочитает твердить заученные истины вместо того, чтобы скрипеть своими извилинами.
  До ушей доносится шум двигателя. Ну, наконец-то Ирма соизволила пожаловать! С другой стороны у нее и нет выбора. Отворачиваюсь и делаю вид, что любуюсь надгробием, недавно использованным вместо спинки стула.
  Скольжу ладонью по холодной шершавой поверхности. Очень старое, наверное, даже дореволюционное, а значит, его хозяин умер раньше меня. Счищаю пальцем замерший мох и иней, так что мне открывается полустершиеся буквы: Серафима Васильевна Просихина. VII 1903 - XI 1938 .
  Ну что ж Серафима, тебе очень сильно повезло. Твое тело захоронили на кладбище, не поленившись поставить могильный камень, а не кинули в канаву полную зловонных трупов. Родители так и не нашли моего тела, но не поскупились на надгробие и пустой гроб, закопанной в землю вместе со всей памятью обо мне. Оно похоже на твое, Серафима, такое же заброшенное и похожее на изъеденный зуб во рту старой карги.
  Пусть и заброшенное, кладбище на Дар-Горе нравится мне тем, что лишено все той аляповатой шелухи свойственным городским кладбищам. Здесь нет ни тесных оградок, ни ярких венков, ни искусственных цветов. В большинстве могил тут не сохранилось надгробий, каждая кочка может оказаться здесь чьим-то захоронением.
   Единственное что выбивается из пейзажа, так это ряды новеньких крестов, натыканных нестройным рядом с южной стороны, да посыпанные местами свежим песком могилы, служащие доказательством о том, что это место еще не окончательно забыто.
  Чтобы почтить память людей, здесь захороненных, тут должен быть целый лес из крестов, вот только мертвым нужно не почтение, а покой. Под ногой в траве похрустывает бутылочное стекло - северная часть уже успела превратиться в свалку, видимо по вине обитателей тех милых жителей новеньких частных домиков из красного кирпича, теснящихся у края кладбища.
  Представляю, какой перед ними открывается шикарный вид каждое полнолуние. Вот только не советую выглядывать в окна им сегодня ночью - есть серьезный риск встретиться взглядом с кем-то кто не жив, но еще и не до конца мертв. И очень-очень голоден.
  Холодный ветер яростно набрасывается на мои волосы, челка нагло принимается лезть в глаза, борюсь с ней и слышу чавканье могильной земли под колесами авто. Продолжаю делать вид, что меня интересует надгробие, когда за спиной раздается шум открывающейся дверцы и нервные шаги, направляющиеся ко мне. Отбрасываю в сторону окурок, и тот незамедлительно оказывается похороненным под каблуком черных кожаных сапог.
  -Что ты тут устроила?- шипит Ирма, обнажая свои клыки.
  -Ты наконец-то приехала,- улыбаясь, бросаю взгляд в сторону джипа. - Ай-ай-ай! Ты, вообще в курсе, где припарковала машину?
  -Наталья!- уголки ее губ дергаются, клыки кажутся длиннее.
   -Расслабься, все как мы договаривались,- вжикаю молнию и извлекаю на свет луны бумажный пакет. - Я отдаю тебе это, а ты мне свое дитя.
   Замираю с довольным лицом, прижав к груди пакет. Родичи, окружившие нас, с интересом наблюдают за реакцией Ирмы.
  -А их ты для чего позвала?- опустив вниз плечи, спрашивает она.
   'Разве не ясно? Я хочу унизить тебя!' - Про себя усмехаюсь я, но вслух объясняю это тем, что решила привлечь свидетелей, чтобы у Матери не возникло вопросов насчет нашей маленькой сделки.
  -В лице всей Семьи?- она уже поняла что проиграла. За ее спиной распахивается дверца и показывается Харлан. Один из последних представителей вымирающего Донского казачества, очарованный красотой Ирмы. Где то я слышала похожую историю?
  Ирма кивком указывает своему цепному псу вернуться обратно.
  -Ну, так что? Если ты хочешь, мы можем отменить сделку.
  -Нет,- каким-то отстраненным голосом отвечает Ирма и тянет руку за конвертом.
  Отдергиваю его и прячу за коричневой бумагой свою улыбку:
  -Не спеши. Не то чтобы я тебе не доверяла, но сначала дело.
  Выдержке блондинки можно только позавидовать. С другой стороны ожидать истерики от двухсотлетней вампирши, по меньшей мере, глупо. Хотя, кто знает, что с ней станет, когда она ознакомится с содержимым конверта.
  Из салона показывает длинное, худое как жертва геноцида существо с курчавыми волосами. Трудно поверить, что это дитя принесло Ирме столько проблем. На этот счет остается лишь в недоумении качать головой. И выглядит он несколько истощенно, похоже Ирмочка не позволяла ему разгуляться. Бедняжка, мне даже жаль, что это твоя последняя ночь.
  -Антон, - Ирма отворачивается от меня, - как твой создатель, я разрываю Кровную Связь. Прощай.
  Дитя непонимающе вертит головой. Тьма уводит Антона в сторону, пока я с едва заметной ухмылкой отмечаю, что ее длинные волосы цвета вороньего крыла распущены и их треплет ветер.
  -Возрадуйся Гензель - ты сбежал от злой ведьмы, - приветствую дитя Ирмы.
  Жаль, что вампирша на мои слова даже не оглянулась, молча села в машину и приказала Харлану ехать. Уже жалею, что не увижу выражения лица Ирмы, когда та поймет, что ее не только унизили, но и одурачили.
  -Она и правда ведьма, - подает голос Антон, провожая взглядом удаляющуюся машину,- скажите, зачем я вам?
  Не трачу времени на ответ и позволяю Тьме делать свои дела. Она что-то шепчет ему, чуть приобняв за плечи.
  Тут же налетевший ветер скрывает ее лицо черной вуалью длинных волос. Антон вздрагивает, когда игла из маленького шприца вонзается в кожу. Дергается, нелепо двигая ногами, задевая ногой, лежащий на земле череп. Тот отскакивает и приземляется в центр могилы.
  -Пожалуйста,- снова подает голос новообращенный. Он так и не понял, что с ним произошло. - Не возвращайте меня к ней. То, что я сделал. С Олей и...
  -Ты боишься того кем стал?
  -Да!
  -Очень жаль.
  -О чем вы?
  -Мы монстры, люди - пища. На этом простом уравнении строится наша жизнь. По-другому и быть не может.
  Рядом ухмыляется Старик, демонстрируя свои полусгнившие зубы, и язык полной черной слизью.
  -Радуйся, что тебе повезло больше, чем ему,- замираю у края могилы.
  -Ох, так зачем мы здесь? - Антон делает несколько шагов и, разумеется, погружает свои кеды в могильную землю. Вот уж, правда, невинный жертвенный агнец.
  -Поприветствовать мою дочь.
  -Она скоро приедет?
  -Она уже тут. И ты стоишь на ее могиле. Как тебя обратили то?
  -Я пришел в себя в морге и Ирма с Харланом уже были там.
  -Это многое объясняет,- прерываю рассказ и концентрируюсь на черном прямоугольнике рыхлой земли. Мысленно погружаюсь вниз, прорываясь сквозь мерзлую землю, обрывки корней, мелких камней, пока не натыкаюсь на крышку гроба. Там внутри этой тесной коробки сейчас лежат два женских тела и в сердцах, которых замерла моя кровь.
  Взываю к ней и чувствую, как она поддается лишь в одном теле.
  Что ж, позже мы раскопаем могилу и на всякий случаем пронзим второе мертвое тело осиновым колом, чтобы из могилы не выбрался мерзкий упырь. Чувствую, как неуверенно принимается биться сердце, как растекается холодная густая кровь по жилам, как пробуждается Голод.
   Где-то там, в темноте она ждет меня, хотя сама не знает об этом. Она ждет того мига, когда сможет увидеть свет луны, ощутить на губах солоноватый вкус горячей крови. Ждет момента, когда снова начнет жить.
   'Я знаю тебе холодно и страшно, Голод разрывает тебя изнутри, но успокойся это скоро пройдет. Человек умер, родился вампир', - мысленно шепчу я. - Проснись'.
  

ЧАСТЬ III ТЕМНО. ТЕМНЕЕ. ТЬМА.

   Алиса Выбралась из могилы.
   Глава 12
   Статуя Родина-мать, подобно индийской богине Кали, стоит на костях мертвых воинов и сжимает меч в своей руке, грозно возвышаясь над Волгоградом. Три луча прожектора бьют снизу, подсвечивая скульптуру, и утыкаются в темные тучи, роняющие снег. Кружевные льдинки падают вниз, мимо ее переполненных болью глаз, под которыми темнею потеки, напоминающие слезы. Статуя смотрит вдаль, распахнув рот в беззвучном крике.
   Ее взгляд проносится над темными водами Волги, ощетинившимся огнями берегом и разбросанными тут и там, панельными многоэтажками, соседствующими с одинокими частными домами, где притаилось логово Матери.
   -У нее тяжелый характер?
   -В этом году Матери исполнилось семьсот лет. Думаю, ты знаешь, какими ворчливыми бывают старики. И не советую тебе при ней повторять мои слова.
   Перспектива встретиться с Матерью меня, откровенно говоря, не очень то и радует. Я вся как-то сутулилась, словно на плечи мне положили тяжелый груз и едва перебираю ногами, погружаясь вглубь неприветливого здания.
   Ната ехидно наблюдает за моей реакцией. Может она просто меня накручивает? Хотя то, как она поспешно затушила сигарету у двери, словно школьница, услышавшая шаги директора, говорит о многом.
   Мы замираем у мраморной лестницы, по которой медленно спускается высокая блондинка. От уже ставшей привычной маски доброжелательности на ее лице не осталось и следа. В данный момент оно искаженно уродливой гримасой ярости, придающей ей сходства с мордой летучей мыши.
   -Она в библиотеке,- блондинка сверкает глазами, похожими на два сапфира. - Ждет, только ее.
   Кожей чувствую исходящие от Ирмы волны ярости, но не могу определить направлены они на меня или на ухмыляющуюся за моей спиной вампиршу. А еще начинаю осознавать, что блондинка гораздо старше Наты не только внешнее, но и внутренне.
   -Ясненько,- светловолосая вампирша исчезает раньше, чем моя создательница успевает бросить какую-нибудь колкость.
   Чувствую ее разочарование, не то от того, что не удалось поскандалить с Ирмой, то ли от того, что Мать не желает ее видеть.
   -Алиса,- Ната похлопывает меня по плечу.- Знай, если ты не справишься, мне тебя будет очень не хватать. Какое-то время.
   'Не справишься с чем? Не хватать почему? Что меня там ожидает? Это шутка? Ааааааа!' - все это я, разумеется, не произношу вслух. А лишь нервно провожу ладонью по своим волосам, превращенным умелыми руками парикмахера из спутанных лохм в модную прическу-каре.
   Утешила, блин.
   Поднимаюсь по лестнице, с облицованными белым мрамором ступенями, освещаемой лунным светом, пробивающимся сквозь окна, с широко раздвинутыми шторами. Миную ее и оказываюсь в длинном коридоре без окон и светильников, залитым ровным монохромным светом. Выглядит так, словно коридор заволокло голубым светящимся туманом.
   Тут множество дверей, однако, я сразу, же нахожу нужную, словно меня ведет какая-то незримая сила. 'Значит так?' - испуганно замираю перед дверью, от напряжения вонзая ногти в ладони. Зов усиливается, и в нем читается легкое раздражение. Ладно-ладно, уже иду. Я решительно распахиваю дверь, скрывающую большое и пыльное помещение, заваленное книгами.
   Целое море книг возвышается над моей головой кривыми стопками, образующие, опасно накренившиеся арки, на первый взгляд, не очень то и надежных. Если хотя бы одна из этих пятиметровых стопок обвалится, Нате придется долго меня откапывать. Вертя головой, и ни замечая никого, медленно приближаюсь к небольшому столу в центре комнаты, с массивными песочными часами.
   Под ногой что-то хрустит, застываю на месте. Убираю ботинок и на этот раз, вместо шприца обнаруживаю осколки стекла и разломанную рамку, а рядом чуть помятую, черно-белую фотографию. С нее, широко улыбаясь на меня, смотрят две девушки и маленькая девочка, все в старинных платьях.
   Взгляд почему-то задерживается на девушке справа, неестественно прямо смотрящей в объектив камеры. Вглядываюсь в тонкие черты лица и с удивлением узнаю в ней Ирму. На снимке она не кичится своей неестественно яркой внешностью, нет и намека на стервозность в ее лице, напротив тут она кажется довольно миленькой барышней. Да это слово подходит. Теперешнюю Ирму так назвать язык не повернется.
   -Это называется post mortem,-лавиной обрушивается на меня женский голос.- В девятнадцатом веке такая мелочь как смерть, не могла испортить хорошую фотографию, - костлявые пальцы выхватывают из моих рук фото. - По мнению Ирмы, фотограф криво нарисовал на ее веках глаза. Как по мне - вышло очень даже ничего.
   Вот только я сомневаюсь, что блондинка из-за этого разбила фоторамку, но помня советы Наты, предпочитаю помалкивать.
   -Выходит ее сфотографировали, когда вы...
   -Убила. И признаться для меня было сюрпризом, ее обращение. Такого я тогда не планировала.
   Холодное свечение превращает паутину, колыхающуюся на потолке в изморозь, пыльные горки книг в снежные холмы, а женщину, разглядывающую снимок, в ледяную скульптуру. Мать опускает фото и открывает мне свое лицо, обрамленное огненно-рыжими волосами. А еще у нее на щеках можно заметить едва различимые веснушки!
   В этот момент хочется сказать, что я вздохнула с облегчением, но это будет ложью, потому что я не дышу. Согласна, звучит глупо, но глядя на ее замершие рыжие ресницы, я понимаю, что передо мной существо, когда-то бывшее человеком и видевшее солнце, пусть и семьсот лет назад, а не чудовище, выбравшееся из преисподней.
   -Ты местная? Тебе известно про Сарепту?
   Киваю. Про немецкую колонию, от которой сейчас остались лишь пара-тройка обшарпанных зданий да кирха с органом, нам каждый год гудела учительница истории, зазывающая на экскурсию. Не стоит и говорить, что образцами немецкой архитектуры вживую мы так и не полюбовались.
   Рыжеволосая вампирша впервые посетила Сарепту в ночь, после празднования сожжения Яна Гуса. Тогда ей хотелось ощутить на языке вкус немецкой крови.
   'Кто же знал, что спустя столетие, по улицам будут течь реки их крови, - добавляет Мать. - В то время Ирма была глухой студенткой женской гимназии: тихая и робкая'.
   Так и хочется сказать; 'Не то, что сейчас'.
   Ее сокурсницы однажды подбили Ирму выбраться ночью на улицу и увидеть призрака, блуждающего в саду. До этого по вечерам молодые девушки часто пугали друг друга историями о людях, сгоревших во время пожара в колонии, чьи призраки, нарушают ночную тишину своими душераздирающими воплями. Юность во все времена остается юностью.
   'Но вместо приведения они встретили меня' - и вновь я вижу тонкие клыки.
   Тогда рыжеволосая вампирша навещала их учителя немецкого и была не слишком довольна, что их покой нарушили визгливые девицы. Подруги Ирмы сбежали, а она осталась. Не из-за страха, а любопытства. Той же ночью вампирша, переключилась с учителя на ученицу, спустя неделю, скончавшуюся от анемии. А затем неожиданно вернувшуюся и избавившуюся от глухоты и робости.
   Закончив рассказ, Мать оборачивается ко мне:
   -Не могу не обратить внимания на твои руки.
   -А это, - запинаюсь и не знаю что ответить, стыдливо прячу свои ладони, похожие на руки мумии.
   Мать меня останавливает и длинным когтем рассекает бинты; грязные полоски летят на пол, а зеленые глаза отражают мое растерянное лицо. Ее тонкие бледные пальцы переплетаются с моими. Кожа и куски плоти свисают на обглоданных костях, сохраняя следы моих зубов.
   -Наталья не кормит тебя?
   -С каждым глотком крови угасают мои эмоции, сменяясь на что-то животное. Словно я уже не я, - так я сказала Нате, после того как вылила свою порцию крови в унитаз. И эти слова я повторяю, смотря в изумрудные глаза рыжеволосой вампирши. - А боль и затхлый привкус собственной крови, немного, но помогают заглушить Голод.
   В ответ сверкают клыки, и раздается смешок:
   -Я уже забыла, как это сложно воспитывать неофита. Вот, что дитя. Сейчас ты не дышишь, сердце не бьется, а твои руки, мало того что обгрызены, так еще и коченеют. Тебе стоит заботиться лучше о своем теле, если не желаешь повторить судьбу Луки.
   -Кого?
   -Упырь в черной шляпе, сейчас все его зовут Стариком. Прозвище придумала твоя создательница.
   -В ее стиле.
   -Если не хочешь стать такой же, как он, ты должна пить кровь. И желательно начать это раньше, чем начнутся стадии разложения.
   -Неужели нет другого пути?
   В ответ звенит смех и Мать продолжает:
   -Вечно вас бросает в крайности, то ведете себя как дикие звери, то ноете о своей человечности. Твоя кровь еще хранит тепло, так пользуйся этим. Твори глупости: заводи друзей среди людей, влюбляйся в людей, убивай людей. Но помни о заветах Семьи.
   Ловлю отражение вампирши в красном лаке столика; там я вижу ее настоящее лицо, похожее на череп, обтянутый кожей, в глазницах которого сверкают алые искры.
   -Признаться честно я уже не чаяла тебя увидеть. Тем паче удивительны обстоятельства твоего обращения, мне не терпится распробовать тебя на вкус.
   Испуганно вскидываю голову и не вижу рыжеволосой вампирши. И в тот же момент моя голова оказывается, заключена в клетку из длинных костлявых пальцев, из-за чего дергаюсь и задеваю песочные часы, делающие оборот.
   -Тише, тише, - длинные рыжие волосы щекочут мою шею и ухо, накрывают половину лица тонким одеялом.
   -Ах,- вырывается у меня, когда прикосновение холодных влажных губ сменяется жгучей болью пронзающих шею костяных игл. Бессильно хлопаю ресницами, не в состоянии отвести глаза от стеклянных сосудов, безучастно пересыпающих песок. В голову забираются какие-то совсем уж посторонние мысли.
   Только сейчас понимаю, что нет на самом деле никакого голубого светящегося тумана, освещающего комнату, и что мы находимся в кромешной темноте. А значит, таким для меня теперь является мрак.
   -Твоя кровь имеет горький привкус, - отпускает мою шею вампирша.
   -Как и моя жизнь.
   Глядя на тонкую, длинную струйку темно-алой крови, стекающей по подбородку Матери, хватаюсь за шею. Шов, стягивающий разорванную шею цел, а следы укусов уже затянулись.
   -Читать по твоей крови довольно трудно, тебе не стоило вонзать зубы в сердце Антона, - стирает с подбородка красные капли вампирша.- Не скажу, что считаю тебя достойной, но, пожалуй, в тебе есть потенциал. И ты загубишь его, если продолжишь жить прошлым.
   Тихо шуршит песок в песочных часах и шелестит закатываемый рукав кофты, скрывающий руку вампирши.
   - Есть что-то, что тебя особенно гложет. Кто-то, кого ты не можешь забыть. Ты любишь его? Или ненавидишь? Признаться, я заинтригована.
   -Так что мне делать?
   -Такие вопросы,- сверкают клыки,- удел людей. Ты же больше не человек, хоть никак и не можешь это принять.
   С этими словами она протягивает мне свое запястье. Смотрю на тонкие жилки, резко выделяющиеся на фоне белой как снег коже. Как в полусне, склоняюсь над запястьем рыжеволосой вампирши.
   Что делать дальше, за меня решает Голод. Кожа на лице натягивается, челюсть деформируется и с чавкающим звуком из десен показываются длинные клыки.
   Ее кровь густая как ртуть и едкая как кислота. Собираю тяжелые, темно-алые капли языком и проглатываю их. Мое сердце наполняется благоговейным трепетом от того, что часть чего-то древнего и великого сливается со мной. Я словно вглядываюсь в глубины первородного океана.
   Теперь на мне ее метка, запоздало осознаю я. Мать - пастух, а Семья - стадо, превратившее город-миллионер в свое пастбище. Земля уходит из-под моих ног, а фигура улыбающейся рыжеволосой вампирши стремительно удаляется от меня, исчезая в лабиринте из книг.
  
   Открываю глаза и непонимающе пялюсь в незнакомый потолок. Верчу головой пытаясь понять, где я нахожусь. Медленно поднимаю с обшарпанного дивана, белым пятном выделяющегося в красной комнате. Стены, окна, пол и потолок закрашены алой как кровь краской. Кроме дивана из мебели только низкий журнальный столик, заваленный глянцевой макулатурой и косметикой. А в кожаной сумке на полу обнаруживаю невесть, что забывший здесь обугленный череп.
   -Вторая девчонка покинула могилу, я ощутила отголоски ее Голода,- от неожиданности чуть не роняю черепушку на пол. Оборачиваюсь и вижу сквозь разноцветные застекленные двери две фигуры.
   -За этим ты меня позвала? Найти ее? - сквозь красное стекло вырисовывается черный силуэт застывшей как статуя Тьмы. Через кусок содранной цветной пленки виднеется ее полумесяц, вплетенный в косу.
   -Пусть порезвится эту ночь. Если повезет: она поджарится под солнцем,- машет руками, за янтарно желтым стеклом Ната. - В крайнем случае, она оставит достаточно следов, чтобы Сын мог ее отследить.
   -Тогда, что ты от меня хочешь?
   -Займись неофиткой. Начни ее обучение, отвечай на все вопросы, которые она будет задавать. Как охотиться, почему трава зеленая, или почему она никогда не увидит голубого неба. В общем, забирай ее с глаз моих долой!
   -А как же твой материнский инстинкт?
   -Твоего нам хватит на двоих. Делай с ней что хочешь, но смотри, чтобы она не умерла.
   -Ты лишаешь меня стольких вариантов...
   'Они говорят обо мне так, словно я какая-то вещь или домашняя зверушка',- делюсь своим негодованием с черепом. Лишенный нижней челюсти, он помалкивает, и лишь загадочно косится на меня пустыми глазницами. Раздраженно хватаю первый попавшийся пузырек с лаком и швыряю в закрашенное окно.
   Звенит стекло, и яркий солнечный луч врывается в комнату, пронзает насквозь мою ладонь, и замирает у голого плеча, тут же покрывающегося пузырями. Кожа, как капли воска с горящей свечки, лопаясь, стекает вниз, обнажая карминовые мышцы.
   Говорят, если смотреть на ожоги болеть будет сильнее. Не знаю насколько это правда, но легче мне, о того что я вижу сейчас точно не станет. Чуть трясу ладонью, висящую безвольной тряпкой, стараясь не смотреть на скрюченные пальцы, розоватое мясо и дыру между костями. Перепугавшись, забиваюсь подальше в угол, пока совсем рядом поднятая пыль водит хоровод в потоке света. Даже мимолетного взгляда на него достаточно, чтобы принялись ныть мои глаза.
   Хлопают распахиваемые двери, колокольчиками звенит смех Наты, с треском рвется серебристый скотч, и солнечный луч исчезает, скрытый за глянцевыми журналами, разбитым окном. 'Что мне делать?' - обращаюсь я к ним, тряся обожженной рукой.
   Тьма лишь кидает мне моток скотча, непривычно серебристого, похоже на те, какими в фильмах заклеивают рты жертвам.
   -Замотай клейкой лентой руку. Днем наши раны не регенерируют.
   -Ох, ладно, - сквозь дыру в ладони смотрю на то, как полные губы Наты нежно касаются сухих зубов черепа. - Сегодня ты вопьешься в чью-нибудь глотку. И никаких моральных терзаний. Такими темпами ты начнешь заживо гнить и перестанешь быть для меня полезной.
   С такими словами, кровавыми слезами, размазанными по лицу, и дырой в руке меня отправили пережидать день в соседней комнате. Я так и не смогла заснуть, постоянно ерзала и скрипела кроватью, с трудом дожидаясь наступления темноты.
   Вечером на стол с хлюпаньем приземляется пластиковый пакет с кровью, явно прихваченный с ближайшей станции переливания. Игнорируя тонкую резиновую трубку, надрываю пакет и выливаю часть содержимого в бокал. Алая жидкость стекает медленно, противно хлюпая и оставляя алые кляксы на столешнице.
   В соседней комнате хозяйничает Тьма: раздаются звуки шагов, скрип выдвигаемых ящиков, треск полиэтилена и шорох ткани. Я же наблюдаю за ярким бликом, покачивающимся на алой жидкости, заполнившей бокал. Мои клыки уже оттягивают губы, внутри тела разливается сладкое предвкушения, так чего же я медлю?
   Пальцы ложатся на прохладную ножку бокала, содержимое которого начинает потихоньку сворачиваться. Прислоняюсь затылком к стене, зажмуриваю глаза и глотаю кровь. Вязкая и липкая холодная жидкость медленно стекает по моему горлу.
   Какая мерзость! Нет ничего хуже холодной крови.
   Раны принимаются покалывать и неторопливо затягиваться. Нужно больше, больше крови. Хватаю пластиковый пакет и выдавливаю остатки себе в рот. Вот и все, облизываю губы, и ничего страшного так ведь?
   Криво улыбаюсь; точно такие же слова говорила я себе, после первого укола. Похоже, кто-то обречен, повторять свои ошибки раз за разом, как в гребанном колесе сансары.
   Мои размышления прерывает холодный как северный ветер голос Тьмы:
   -Закончила?
   Сдираю пластырь, и наблюдаю за тем, как срастается рана на руке; похоже на вскрытие наоборот. 'Да', - сжав и разжав кулак, направляюсь к ней.
   В соседней комнате, на кровати и полу разложены юбки, джинсы, брюки, кофты, блузки, платья и другие элементы огромного гардероба.
   -Собирайся. Впереди нас ждет охота, а ночь не длится вечно, - вертит в руках косметичку темноволосая вампирша.
   -Прям так, сразу?
   -Для начала приведем тебя в товарный вид, - качает головой вампирша.- И используй больше румян - ты должна хоть как то выделяться на фоне белой стены.
   С этими словами она кидает мне косметичку.
  
   Ловлю ключи и с некоторым удивлением смотрю на машину.
   -'Бентли'?
   -А ты чего ожидала? Катафалк?
   -Как минимум. Хочу предупредить, водитель из меня никудышный.
   На этот счет Тьма, стоя ко мне спиной взмахивает рукой и интересуется, справлюсь ли я с сигнализацией и дверью. А получив утвердительный ответ, награждает меня званием: 'небезнадежная'.
   Первое, что привлекает мое внимание в салоне машины, так это пустой штырь на месте зеркала заднего вида. На нем болтается куча разноцветных стекляшек, таинственно вспыхивающих в свете приборной панели и огней уличных фонарей.
   -?!-глаза Тьмы смотрят на мою левую руку. Рукав съехал и обнажил болтающееся на кожаном браслете распятие Монаха. Я так и не решилась оставить его на том кладбище.
   -Это так, сувенирчик на память.
   -О дне своей смерти?
   Зябко вожу плечами:
   -Разве я похожа на мертвую? Покойники не ходят, не разговаривают и тем более не курят.
   -Насчет последнего: достань пачку из бардачка.
   Вытягиваю губы в тонкую ниточку, но бардачок открываю. На мои колени тут же сыпется куча барахла: скомканная карта, пустые пузырьки, со следами засохшей крови на стенках, и несколько блоков сигарет.
   -Мертвецам не страшен рак легких, - на губы Тьмы, густо накрашенных черной помадой, падает свет огня зажигалки.
   М-да, уж. Она теперь всю ночь будет покойников поминать?
   Машина срывается со стоянки, резко разворачивается, и мчится по улице. Все происходит так быстро, что я едва не разбиваю нос о приборную панель.
   -Эй.
   -Пристегнись,- как ни в чем не бывало, смолит сигарету вампирша.
   Напрягаю свои, почти уже атрофировавшиеся легкие и вдыхаю запах жженой резины, пробравшийся в салон. Кто-то основательно подпалил сцепление. Пожалуй, я скромничала, когда говорила, что не умею водить.
   Искоса поглядываю на Тьму, почему-то сравниваю ее с Натой, и останавливаюсь на том, что она ее полная противоположность. И не только из-за ее холодного беспристрастного голоса и взгляда. Даже курит она по-другому, не смакует, как моя создательница, дым, а выдыхает резко, тонкими струйками. Эта особа наводит мысли о закрытой шкатулке; так и тянет заглянуть под крышку. Пожалуй, стоит перестать так внимательно на нее смотреть.
   -Спрашивай,- нарушает режим тишины Тьма.
   -Что?
   -Ты так на меня пялишься, словно хочешь что-то спросить.
   'Почему трава зеленая?'
   - Слушай, насчет охоты. Я боюсь, что не смогу. Хлебать дрянь из пакета это еще ладно, но загрызть живого человека. Мне только о мысли, об этом становится дурно.
   -Твоя подруга сделала это, даже не пройдя обращения.
   -Подруга?! Ты про кого? Про ту чокнутую сатанистку? Да мы с ней даже знакомы не были.
   -Только разделили одну могилу, - тени скользят по бледному лицу якутки. - Не переживай, за тебя все решат инстинкты.
   -Как у зверей что ли?
   -Да.
   Ловлю на себе неодобрительный взгляд и на этом беседа на некоторое время затухает. Я решаюсь снова заговорить с якутской вампиршей, когда та останавливается на светофоре.
   -Как будет проходить наша охота?
   Чуть ли не задевая бампер, мимо шагает толпа пьяных ребят, голосящих: 'Панки Хой' и в завершении перехода раскалывающие бутылку о тротуар.
   -Мы уже охотимся. Как тебе такие жертвы?
   Это шутка? Непонимающе смотрю на нее, докуривающую сигарету и вместе с дымом выплевывающую:
   -Лучше всего начать с родственников. Они обычно самая легкая добыча.
   От этих слов меня аж передёргивает. Борюсь с желанием ударить её по лицу и выплёвываю:
   -У меня никого не осталась.
   -Тогда советую навесить вон те мусорные баки.
   -Я не буду пить крысиную кровь!
   -Я имела в виду вон того очаровательно мужчину, - кивает головой на бомжа, в дранном пуховике, копающегося в мусорке. - Боюсь крысы для тебя слишком умные.
   Вся симпатия к этой особе тонет в накатившей волне злости.
   -Хватит, Ната поручила тебе меня учить. А не издеваться!
   -Наша Наташа слишком много болтает. Но если ты так жаждешь...знаний. Вот тебе первый урок - найди жертву и окажись с ней наедине.
   -И все? Так просто.
   -Ну, если это для тебя просто, то большему я тебя научить не смогу.
   Что-то мне подсказывает, что учитель мне попался никудышный. Несмотря на это я продолжаю напирать:
   -А что насчет гипноза? Научишь меня ему?
   Надменный взгляд раскосых глаз буквально вдавливает меня в спинку кресла: 'Прежде чем начать контролировать других, научись контролировать себя'.
  
   -Я должна охотиться здесь?!
   -А тебя что-то не устраивает?..
   -Хотя бы то, что я нахожусь на пустой трассе черте где!
   -Перефразирую свой вопрос: по твоему меня волнует, что тебе что-то не нравится?
   На ее счастье, здесь нет ничего деревянного, что можно использовать в качестве кола.
   -Тут никого нет, на десяток километров.
   -Именно. Безлюдное место, где тебе никто не помешает, - хлопает дверью вампирша и уезжает прочь.
   Стерва!
   И вот уже целую вечность, я голосую на обочине дороги, неизвестно чего ожидая. Когда вдали вспыхивают два желтых глаза, у меня заканчиваются варианты убийства Тьмы.
   Глядя на свое отражение в тонированном стекле, убираю гнев куда подальше и стараюсь как можно милей улыбнуться. Улыбнуться, а не оскалиться. Стекло ползет вниз и открывает моему взгляду смуглое лицо коренастого парня в пестрой рубашке и со сросшимися бровями. Представляется Асланом, приветливо улыбается и интересуется, откуда я, куда направляюсь. Надо же, нам по пути.
   Аслан качает головой и удивляется, как я девушка не боюсь в одиночестве ночью голосовать на трасе, не забывая при этом класть стрелку на спидометре, 'девятка' принимается греметь и лязгать, грозясь рассыпаться. Сам он с удовольствием рассказывает о том, как возвращается со свадьбы брата, мимоходом роняя, что не прочь жениться на русской.
   Я в свою очередь, стараясь не забывать моргать, раздумываю над дальнейшими действиями. И вот я в машине со своей жертвой? Что теперь? Вцепиться в горло, пока руки заняты рулем? Ага, а потом оказаться в разбитой машине в ближайшем кювете.
   Мне не стоит торопиться, до рассвета еще уйма времени.
   Мы оказываемся за чертой города, когда я начинаю различать под смуглой кожей темные линии пульсирующих артерий.
   Мое мнение об этом парне резко ухудшается, стоит ему, превратно истолковав мою улыбку, предложить прокатиться до отличного места, под названием 'Березки'. Если не ошибаюсь, так называется баня, работающая круглосуточно в этом районе. Боюсь, сегодня кто-то поплатится за свою самоуверенность.
   Касаюсь языком распухших десен, скрывающих в себе длинные клыки, и бросаю загадочную фразу: 'Предпочитаю находиться под сенью берез'.
   -Сэмь бэрез?- морщит лоб Аслан.- Нэ слышал о таком мэсте.
   Говорю ему, что нам достаточно какого-нибудь тихого местечка.
   От моих слов его улыбка становится такой широкой, что виднеются десны. Мы останавливаемся на пустыре в промзоне. Без малейшего намека на березки и на людей.
   Ставлю мысленную галочку на пункте: 'Безлюдное место'. А вот со следующим пунктом у меня проблемы.
   Еще не поздно выйти из машины и уйти. Плевать на Голод, лучше я захлебнусь холодной жижей из пакета. Сейчас это будет не схватка, как это было с Антоном, а хладнокровное убийство. Готова ли я для него?
   -Нет, не могу.
   Вонзить зубы в шею живого человека, это... это мерзко и страшно. Нужно убираться отсюда. Хватаюсь за ручку двери - и тут же с хищным щелчком блокируются замки.
   Пытаюсь оттолкнуть от себя Аслана, заезжая ему по носу локтем. Он что-то гневно бросает мне, но я не слышу. Маленькая алая капля стекает по лицу и застывает на верхней губе. Против воли глубоко вдыхаю воздух, ощущая пряный запах свежей крови, заставляющий работать простаивающие легкие. Обмякнув в мужских руках, касаюсь своими губами его губ, слизывая каплю.
   Я словно проглатываю искру, разжигающую пламя во всем моем теле. Извиваюсь в руках Аслана, понимая, что сейчас не принадлежу себе. Теперь главенствует Голод, и он не позволит никому уйти. Прикусываю губу, чувствуя сладкую истому.
   По лобовому стеклу расползаются капли дождя, а по моему телу пробегает дрожь.
   Сама не замечаю, как начинаю дышать, и как быстро принимается биться сердце. Ногти постепенно удлиняются, становясь похожими на когти, а глаза начинают видеть сквозь кожу Аслана паутину вен и сосудов, опутывающие тело. Ноздри щекочет запах пота, а в ушах стоит учащенное дыхание. Мои руки сами расстегивают воротник пестрой рубашки, водитель не сопротивляется, продолжая улыбаться. Занятый лапаньем, он не замечает, что в зеркале заднего вида отражаются только его закатившиеся глаза.
   Дождь яростно барабанит по крыше, будто бы пытаясь достучаться до нас.
   Стоит моим губам оказаться у шеи, я начинаю меняться. Натягивается кожа, лопаются мышцы и изгибается челюсть, так что из десен показываются клыки. Их кончики касаются разгоряченной кожи, бурное биение учащенного пульса, эхом отдается в моем холодном теле. Щетина неприятно трется о мою щеку. Терпеть не могу, когда парни не бреются.
   Глаза Аслана округляются в тот момент, как мои острые клыки рассекают кожу, и глубоко впиявливаются в шею. Горячая кровь из рассеченной артерии, брызжет, как жидкость из аэрозольного баллончика. Укрываю кровавый фонтанчик своими губами, позволяя крови стекать по моему горлу. Вампир не может захлебнуться.
   Нарушаю его кровообращение, и перестраиваю сложную систему, построенную природой под себя. Прикрываю глаза, разбираясь во вкусовых оттенках крови, на своем языке. Адреналин, безуспешно сгущающий кровь, резкий привкус металла, легкое пощипывание кислорода, тяжесть от выпитого накануне алкоголя и слабость от намечающейся простуды.
   Чистый, ни с чем несравнимый кайф.
   Вода ручьем стекает по стеклам, мы словно оказываемся на дне озера.
   Руки Аслана, до того сжимавшие меня в объятьях, сейчас пытаются оттолкнуть от себя, ударить. На мгновение отрываю губы от шеи, и кровь брызжет на стекло. Как не аккуратно. Вновь перекрываю поутихший кровавый фонтанчик своими губами.
   Алые капли на стекле оказываются размазанными ладонью Аслана, пытающегося нащупать ручку двери, чтобы сбежать. Это продолжается недолго. Уже в агонии шлепает ладонью по окну. Глухие шлепки затихают, и рука безвольно сползает вниз, оставив кровавый отпечаток на стекле.
   Белый свет галогенновых фар затапливает салон автомобиля. Громко рычу и глубже вгрызаюсь в шею так, что клыки мерзко скрипят о кости. Дверца распахивается, и я буквально вылетаю из теплого и сухого салона авто, в мокрую и холодную лужу. Вскакиваю и встречаюсь с презрительным взглядом раскосых глаз.
   -Закончила.
   -Еще нет, - слизываю капли с губ.
   -Это был не вопрос, - сухо говорит она, держа в руке канареечно-желтый зонтик. - Как бы ни хотелось, ты не сможешь осушить его полностью.
   -Я попытаюсь, - пальцы сами собой скрючиваются. Мои клыки и когти готовы для драки.
   -Тогда твое тело раздует, и ты станешь похожей на жирную пиявку. Хочешь стать упырем, как Старик?
   -Я...я хочу еще.
   -Чем больше ты выпиваешь крови, тем сильней тебе хочется. И не думай, что осушив его, сможешь насытиться, - она подходит ближе и укрываем меня своим зонтом. - Всего мира не хватит, чтобы утолить твой Голод, - наклоняется и протягивает мне свою укрытую белой перчаткой руку. - Это первое что ты должна выучить из сегодняшнего урока.
   Несколько мгновений смотрю на ее ладонь, после чего, сдавшись, хватаюсь за ее руку. Какая же я сейчас мокрая, грязная и жалкая. Но в похожем на фарфоровую маску лице вампирши нет и тени презрения
   -Его можно спасти?
   -Шутишь? - Тьма оборачивается в сторону Аслана, из чьей разорванной шеи торчит трахея.
   Как поясняет мне Тьма, когда мы отъезжаем от объятой огнем машины, что все жидкости в нашем теле отравлены проклятой кровью. В том числе слюна. Последнее нужно, чтобы разорванные артерии заживали, и человек переживал встречу с вампиром. Проблема в том, что если человек умрет, отравленный ядом вампира, у него есть все шансы воскреснуть кровожадным упырем. Чтобы это предотвратить, необходимо воткнуть в тело укушенного кол, или размозжить голову, или...
   Ее слова перебивает грохот и отражающиеся в боковом стекле всполохи взрыва машины.
   ...спалить тело дотла, - заканчиваю фразу вампирши, ощущая необычный прилив сил, словно сейчас по моим жилам мчится электрический ток, а не кровь. Хочется сорваться с места и бежать, чтобы канатами натягивались мышцы, лопались от перенапряжения жилы и стирались в кровь ноги.
   От нахлынувшей эйфории голова идет кругом. Постепенно все будет стихать, и через пару дней в голову шевеля мелкими лапами, будут заползать сомнения, страхи и сожаления, прерываемые резкими, как удары молний, вспышками ненависти к себе.
   Дальше все будет хуже и хуже. До тех пор пока я опять не выберусь на ночную дорогу, и еще один парень не решится меня подвезти. Я знаю, что все так и будет, потому что уже не раз проходила через подобное.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"