Игорь почти ничего не помнил - только лицо Анастасии, словно за толстым стеклом, безмолвно шевелящиеся губы и тяжелое, тревожное ощущение. И еще странные слова: "Башня растет".
Снам он верил. Это входило в его понимание нормальной ненормальности. Хотя бывали и просто сны. Но вряд ли этот сон был просто сон, потому как об Анастасии он уже давно бросил думать, так с чего бы ей сниться? По первому времени он еще надеялся на звонок, что-то там себе воображал, затем вздохнул и постарался забыть. Тем более, что в соседнем офисе работала симпатичная и умненькая рыжая секретарша Танечка, а в ветеринарной клинике Вильку осматривала очень приятная блондинка Эля.
А теперь этот сон, и все Танечки и Элечки сразу отошли на задний план.
Правда, этот самый сон он был склонен отнести к просто снам, но почему-то не отпускало...
Второй тревожный звонок прозвучал буквально на другой день, и Игорь занервничал. Никогда ненормальное не было так настойчиво, хотя проявилось почти ненавязчиво. Игорь шел к метро, задумавшись, так что чуть не забыл про то, что Вильке надо купить рыбы. Спохватился уже у самого "Сокола". Поскольку искать где подешевле, было лень, сразу сунулся в супермаркет. И застыл, моргая как идиот, на пороге. Потому, что внутри был какой-то шмоточный распродажный.
- Да проходите вы! - недовольно подтолкнули его сзади две полные тетки. Игорь извинился и вошел, чтобы не мешать.
"Господи, когда успели? С утра еда тут была..."
В голове словно щелкнуло что-то - такое уже было один раз, в детстве...
Как-то раз, еще мальчишкой, когда вся их "мушкетерская" компания свершала очередные подвиги, он случайно завернул в знакомую подворотню на Воровского. Двор как двор, кошки, чахлые деревца да белье на веревке. Что в нем было не так - он так и не понял, просто ощущение было такое. Игорь выскочил назад - но остальных "мушкетеров" не обнаружил. Даже минуты не подождали, не окликнули! Обиделся, пошел домой один. По дороге завернул в знакомую булочную. Там тоже все было вроде бы нормально, но все равно ощущение неправильности не проходило. С огорчения купил булку, которая почему-то называлась не "калорийной" а "сдобной", хотя стоила столько же. Булка была самая обыкновенная. Огорчение немного поутихло, и пошел Игорек домой. Завернул за угол знакомого дома - стоп. Дом был незнакомый. То есть, он был тот же самый, что и всегда, только не желтый, а розовый. И тут Игорь почему-то страшно испугался и бросился бегом к своему дому - а вдруг он тоже изменился? А вдруг там уже живет другой какой-нибудь Игорь Кременников, а не он? Но родной дом был на месте, и тот дом, который он в страхе пробежал, был теперь прежний, желтый, и ощущение неправильности исчезло. Он стоял с недоеденной булкой перед домом, и сердце от страха трепыхалось где-то в горле. Игорь помотал головой, отгоняя воспоминания.
Постояв еще несколько секунд, он спросил охранника:
- Извините, это что за магазин?
Тот посмотрел на Игоря как на чокнутого и снисходительно процедил:
- Глобал ЮЭсЭй. Читать не умеешь, что ли?
У Игоря закружилась голова. Глобал действительно был тут несколько лет назад. Но, черт...!
- Какое сегодня число?
Охранник еще подозрительнее воззрился на Игоря и сунул ему под нос часы. Дата была сегодняшняя.
Игорь как ошпаренный выскочил из магазина, на мгновение ощутив спиной противный холодок. Выдохнул. Посмотрел на вывеску. Вывеска продуктовая... Он выдохнул и, решившись, снова вошел. Нет, все нормально. Еда. Холодок по спине на сей раз не полз. Зато Игоря потряхивало внутри.
День еще не кончился, отнюдь не кончился. Может, Игорь стал со страху повнимательнее, но сегодня глаз четко выхватывал в стеклах вагона метро лишние отражения. А когда шел под фонарями домой от Маяковской, за ним тянулись несколько теней. Понятно, что штуки две были собственные, они соответственным образом удлинялись и укорачивались под фонарями, но еще две не менялись никак. И очертания у них были не игоревы. И двигались они как-то самостоятельно. И тащить их домой Игорь вовсе не хотелось, но как от них отвязаться, он понятия не имел. Наверное, он еще долго мучился бы сомнениями, если бы из дворов вдруг не вылез здоровенный черный ньюф и не облаял тени. Одна резко скукожилась, стеклась в точку и исчезла. Вторая сократилась, как пиявка, но не исчезла. Откуда-то послышался свист и хриплый зов:
- Армагеддошаааа!
Пес исчез. Тень поколебалась немного, и снова выросла. Игорь разозлился.
- Тттвою мать, отвяжись нахрен!
Тень беззвучно ахнула, отцепилась и уползла. А Игорь, оглядываясь, побежал домой. Вилька у порога аккуратно обошел ноги хозяина, словно замыкая магический круг, потерся и заурчал. Игорь выдохнул.
Теперь его постоянно преследовало ощущение чужого взгляда. В каких-то местах города оно исчезало, где-то слабело почти до нуля. Может, так было всегда, просто Игорь не замечал, или вдруг он начал почему-то привлекать внимание этих теней и отражений. Это было не привычно ненормально, а ненормально ненормально. Он не мог к этому привыкнуть. Он не знал, что делать.
Он боялся, что сойдет с ума.
И тогда появилась эта женщина.
Игорь в тот день был по делам своей конторы на "Красном Октябре". День был ветреный, серый и слякотный. Она вышла откуда-то из проулка между Домом на Набережной и стеной подворья дьяка Кириллова, где по легенде была могила Малюты Скуратова. Игорь никогда не любил это место. Инстинктивно не любил. В свое время даже специально пришел сюда, чтобы прогнать это ощущение - почему-то это было важно. Постоял в пустом дворе, негостеприимном, продуваемом всеми ветрами. У Игоря воображение всегда было хорошим, и он никак не мог отделаться от впечатления, что где-то на грани видимости - лужа крови. Мать рассказывала о какой-то знакомой своих родителей, у которой мужа забрали в 37 году как раз из этого дома, и что эта женщина после бросилась в колодец этого двора и разбилась насмерть. И лежала в луже крови, которую потом засыпали песком...
Игорю всегда казалось, что эта лужа крови до сих пор там.
И когда он увидел эту женщину, он не сразу понял, что это не кровь.
В красном пальто она казалась ярким мазком цвета на уныло-слякотном полотне промозглого дня. Игорь вздрогнул от жутковатого сочетания цвета и места - она явилась кровавым пятном из проулка между страшным Домом и могилой Малюты.
Она не прикрывалась обвислым и мокрым грибом зонта, как все прочие. Она шла ровным упругим шагом, не чувствуя ни сырости, ни холода, словно отделенная от этого серого зябкого мира незримой сферой. Игорь узнал ее, хотя увидел со спины. Он обогнал ее и остановился, а она шла прямо на него, словно не видела.
Она была зловеще красива.
Волосы ее сейчас были черны и пострижены под каре. Или это был парик? От черноты волос лицо казалось неестественно бледным, тоже ярким среди серости, но неприятно ярким, как и красная помада на губах.
"А где Катя"? Почему-то Игорь было трудно представить ее без дочки. Но девочки с ней сегодня не было... Он шагнул навстречу.
- Эвтаназия? - Игорь не понимал, почему назвал ее так. Но это имя само сорвалось с языка. Ну, не была она сейчас АнастАсия.
Женщина на мгновение сбилась с размеренного торжественного шага, остановилась и обратила взгляд на Игоря. Она словно и не узнавала его. В общем, понятно - всего раз виделись.
- Эвтаназия, - повторила она и неуверенно улыбнулась. Темный непонятный взгляд вонзился в Игоря. Он даже вздрогнул от его силы. Казалось, что что-то пытается выбраться наружу из черной, затянутой прозрачным льдом полыньи.
- Вы не узнаете меня? Я Игорь, вы ко мне зимой кота приносили!
- Игорь.
- Ну да, Игорь!
- Игорь! - послушно просияла она.
- Конечно! А где ваша девочка?
- Девочка?
- Катя, она, наверное, дома, с бабушкой?
- Катя дома.
Эвтаназия по-прежнему смотрела на Игоря. Лицо ее стало знакомее.
- Я так рад! Слушайте, давайте пойдем куда-нибудь? Холодно же!
Эвтаназия, похоже, холода вовсе не ощущала, но кивнула. Знакомо кивнула.
Игорь стал лихорадочно соображать - куда бы сейчас пойти, что есть тут, поблизости от "Ударника", когда она вдруг сказала:
- Идем домой?
- Домой? - на мгновение опешил Игорь, а затем вдруг обрадовался. Ведь она уже была она у него в гостях.
Игорь раскрыл над ней зонтик и повел к метро, по дороге все говоря и говоря. Эвтаназия отвечала односложно, словно отгораживалась от него, и разговорить ее никак не получалось. Это было неприятно, Игорь чувствовал себя суетливым идиотом.
- Вам плохо? - негромко осведомился он.
- Мне не плохо, - ответила женщина, снова оживая. - Я задумалась.
- Проблемы?
- Проблемы, - кивнула она, неопределенно пожимая плечами. Но ее лицо казалось уже более живым, хотя все таким же бледным.
Они с Эвтаназией вошли в дом. В подъезде было довольно тепло, а уж по сравнению с быстрыми сумерками на улице - так совсем светло. И тут Эвтаназия вдруг схватила Игоря за руку. Рука у нее была очень гладкая и холодная, как у мраморной статуи. А ногти тоже были ярко-красными, как и помада на губах. Злой цвет. Она смотрела на стену, где кто-то постоянно рисовал граффити, сколько бы их ни стирала уборщица Аля.
- Мне плохо, - прошептала она, не сводя взгляда с рисунка. - Не отпускайте меня.
Игорь испугался. Он поволок ее за собой, на свой четвертый этаж. Прислонил к стене, как куклу, зашебуршил ключом в замке. Дверь отворилась в теплую домашнюю темноту. С кухни замяучил Вилька, помчался в коридор встречать.
Мимо прошел дядя Костя. Поздоровался с Игорем. Когда тот представил ему свою гостью, тот как-то странно посмотрел на него, и ничего не сказал.
Дверь открылась.
Эвтаназия остановилась на пороге.
- Что же вы? Входите.
- Вы разрешаете?
- Конечно, что за чушь?
Вилька сверлил гостью единственным глазом.
- Ну, узнал? - сел на корточки Игорь. - Помнишь?
Вилька вдруг попятился, выгнул спину, зашипел и исчез в темноте.
Эвтаназия улыбнулась - одними губами.
- С ним бывает, - успокоил, скорее, себя, чем ее, Игорь. - Идемте на кухню. Холодина мерзкая на улице, я чаю согрею.
Вилька молча сверкал из темноты гостиной зеленым глазом. Эвтаназия прошла мимо, чуть замедлив шаг и скосив глаза в сторону кота. Тот демонстративно лег на пороге гостиной. Эвтаназия не пошла туда.
Разговор за чаем был на редкость бессодержательным. Говорил, в основном, Игорь, а она молча слушала, порой односложно отвечая и кивая. От нее исходил странный сладкий запах. Непонятные духи - одновременно и манящие, и чем-то отталкивающие.
Она отогрелась, она смеялась, и Игорь тоже смеялся, но убей Бог, о чем они говорили - он потом не мог вспомнить. Ему очень хотелось узнать, где она живет, взять телефон, выяснить, кто она, спросить, как поживает Катя, пригласить куда-нибудь обеих, но почему-то он так и не сказал ничего. Все время что-то словно нарочно уводило его мысли прочь. Оставалась только сладко пахнущая женщина в красном платье...
Что было потом - он не помнил. Он проснулся на диване, с больной головой, измученный. Вилька укоризненно смотрел на него. Эвтаназии не было. Дверь была заперта, но в квартире стоял неуловимый, тяжелый сладкий запах непонятных духов.
Он сел. Все тело болело, как в преддверии гриппа, когда ломает от переходной температуры.
- Плохо мне, Вилька, - прохрипел он. - А она где?
Вилька вспрыгнул на диван, щекотно потерся меховой щекой о плечо Игоря.
- Ушла? Ушла...
Он машинально погладил кота.
Он ничего не мог вспомнить. Ничего. Что-то неприятное было в этом, забытом. Он нахмурился. Как будто из него хотели вытянуть что-то запретное, чего он не имел права открыть?
Что?
- Нет у меня никаких тайн, котяка. Нету.
Кот поднял голову, внимательно уставился единственным глазом ему в лицо.
- Или есть? Ты знаешь, а я не знаю? Так что, кот? А?
Вилька заурчал и усердно стал тереться головой о его руку.
И с этого дня началось наваждение.
Она снова и снова появлялась красным пятном где-то на пределе видимости, он оглядывался - но встречал лишь злорадный взгляд фар или обрывок рекламного баннера. Он бежал за ней - но она ускользала.
Это был голод. Жуткий, невыносимый голод. И насытить его нельзя было ничем.
И снова он забывал о музыке и книгах, как тогда, с Ларисой. Забывал обо всем. С трудом волокся на работу, не видя ничего, кроме красного мазка на грани зрения.
Он просыпался среди ночи в холодном липком поту - и снова был этот запах. И шипящий, испуганный Вилька. И тоска, невыносимая тоска и желание встречи. Перед закрытыми глазами или на грани зрения маячило бледное лицо с кровавым мазком губ, непереносимо, до слез пронзающая улыбка, и мраморная, голубовато-бледная рука с алыми ногтями. Он сходил с ума. Он плакал.
Он бесился от того, что ее нет наяву.
Но она приходила во сне, и он просыпался, выпитый досуха.
***
Настроение у Кэт было противным, как день за окном. Точнее, уже поздний вечер.
Не шла работа. Не шла. Фразы получались какие-то идиотские, а, может, и нормальные, только сегодня Кэт все раздражало. Диссертация вдруг показалась чем-то никчемным, глупым и пустым. Она плюнула на работу и открыла файл со сканами свитка и снимками экспонатов из музея Востока. С некоторого времени он стал ее любимым музеем.
Индракумара, белокурый и синеглазый сын Индры. Она долго смотрела на портрет, и вдруг снова, как тогда в библиотеке, ощутила спиной взгляд Принца. Обернулась.
Сиамец лежал, свернувшись в кресле, которое ему уступила Просто-Машка, и не сводил с экрана голубых глаз. Взгляд был тоскливый-тоскливый.
- Что ты? - подошла к нему Кэт. - Грустишь опять?
Она протянула руку погладить зверя, но тот отстранился.
Голова у нее вдруг мягко закружилась. Она посмотрела на часы. Уже половина второго ночи. То-то так хочется спать...
Она побрела в ванную, затем заползла под одеяло.
И сразу же стала медленно погружаться в теплый сон, успев еще подумать, что это кошачьи сонные чары, знакомые с детства, и улыбнулась, засыпая - хитрец же ты, мой голубоглазый! Однако сопротивляться она не стала, а сдалась и уснула.
И снился ей печальный принц Индракумара.
На другой день Кэт прибежала в библиотеку чуть ли не к открытию. Она сама не понимала, что заставило ее проснуться так рано, почему теснило в груди и хотелось плакать.
Это было предчувствие, точно - предчувствие. Пришел тот номер "Ревю дез этюд ориенталь", которого она ждала с сентября. И никто, никто не успел его заказать... Схватив заветную белую книжку журнала, Кэт засела на любимом месте и нетерпеливо открыла нужную страницу. Итак, что же сказал Индра своему заколдованному сыну?
Но конец прошлой публикации и был концом свитка. Дальше шел отчет об экспедиции, нашедшей рукопись. История была достойна стать основой приключенческого романа. Заброшенный храм в джунглях, легенда о проклятии, три неудачных экспедиции в начале прошлого века, восемь трупов, и так далее. Собственно, французских исследователей интересовала не сама Амаравати, а легендарный храм местной династии, вымершей еще веке в десятом, когда здешние цари стали вассалами тайских королей и постепенно исчезли с исторической арены. С храмом было связано одно смутное предание, о том, как свирепые крысы, посланные злой ракшаской Рактакшей, хотели осквернить храм Индры, но священный кот Нилакарна отважно оборонял храм во главе армии котов. У крысоголовой демоницы были какие-то счеты к местной династии. И еще говорилось, что пока храм Индры охраняет кот Нилакарна, династия будет править. Исторически-то местная династия захирела с приходом буддизма, хотя на самом деле-то упадок начался еще раньше, лет за двести, когда странным образом пропал - или, скорее, был убит - молодой царь Индракумара. Тезка принца со свитка.
- Вернемся к нашим котам, - пробормотала Кэт.
Ага. Кот покинул храм, и династия, естественно, погибла. Ну, если скрестить ежа с ужом, то есть, легенду с историческими фактами, то получается, что кот Нилакарна ушел в начале десятого века, и династии пришел конец. А храм чудесным образом скрылся в джунглях, которые за одну ночь выросли вокруг него, и с тех пор туда попадали только одиночные грабители, да и то случайно. Кэт открыла свои заметки - вот оно, из того плохонького английского перевода тайской поэмы. Храм является какому-нибудь одинокому путнику, заблудившемуся в кишащих змеями джунглях раз в шестьдесят лет. Путник внезапно выходит в чистую прекрасную долину, и посередине ее стоит храм, который охраняет статуя кота Нилакарны. Всего день может там пробыть путник, а потом в долину стекаются крысы, и если он не уйдет, ему конец. И снова храм скрывается на шестьдесят лет.
- Ну, прямо как град Китеж, - зябко поежилась Кэт. Тутошний, конечно, дома-то он настоящий... Ах, Китеж, город родной, столица Тридевятого царства... Может, если поехать от Китежа да прямо на восход, то долго или коротко - да приедешь в далекую страну Амаравати... Она помотала головой.
В поэме путь к храму указывали семь священных кхуманов - определенных меток. Как ни странно, описанный в поэме путь оказался точным. Угробив джип, оставив в ближайшей деревушке (в пятидесяти километрах от долины) четырех членов экспедиции, подцепивших какую-то местную разновидность малярии, франко-итальянская группа дошла-таки до храма. О крысах в отчете не говорилось, но судя по тому, что двоих ученых доставили домой в цинковых гробах, там водились как минимум змеи, и кое-кому не повезло.
В храме не обнаружилось ни золота, ни драгоценных камней, ничего. Он был разграблен и осквернен давным-давно. Зато сам храм был настоящим чудом. Памятник местной изящной архитектуры, с чудесными скульптурами, барельефами и фресками. Наверное, когда-то он был светлым и радостным. А легенда о волшебном коте-воине, наверное, была отражением действительных событий - борьбы с наступающей новой религией. Ну, да, если еще учесть "кошачье" происхождение династии, то тут просвечивает явная аллегория. И храм был, видимо, последним оплотом индуизма. Кэт посмотрела на снимок изумительной по красоте и живости статуи кошки. Или кота. Она повернула снимок, склонила голову набок и улыбнулась. Красавец. Вот это пойдет в диссертацию. Как и легенда о коте-воителе Нилакарне.
Наверное, не одряхлей храм, никогда не просела бы плита, и не открылся бы тайник, и не нашлась бы рукопись. Или если бы исследователи опоздали, она сгнила бы...
Итак, Индракумара становится котом, а через некоторое время появляется в храме кот Нилакарна. Индракумара? Зачарованный принц? Интересно, чем кончилась легенда? Наверняка принц был избавлен прекрасной девушкой и женился на ней, и... А вот не "и". Династия погибла. Точка. Значит, скорее всего, "воспоследовали они на небо в царство Индры".
Ну, вот и все... Это пойдет в раздел о священных кошках Сиама.
Вот и все...
"Господи, ну ведь просто очередной кусочек материала к диссертации, почему же так страшно-то? Что-то упустила?"
Портрет со свитка не выходил из головы. Что-то очень знакомое, только вот никак не вспоминается...
Да, точно! Кэт улыбнулась. В свое время, когда она думала о выборе темы для диссертации, был вариант писать об истоках образов эльфов в художественной литературе. Правда, тема была такой, что тянула на монографию, и Кэт решила повременить. Тем более, что кошки были роднее и ближе. Эльфами, сидами, альвами интересовались многие, круг общения был обширный. У нее в компьютере была целая папка рисунков. Она пощелкала клавишами, быстро пролистала картинки. Вот, оно, точно! Невероятные, непривычные, притягивающие и пугающие подчеркнутой своей нечеловечностью эльфы Эспелеты. В них было кошачье. Раскосые глаза и горбоносые профили, высокие резкие скулы, узкие длинные лица и буйные кудри... Котоэльфы.
Принц Индракумара со свитка явно приходился им родней.
Бедный Индракумара...
Кэт решительно взяла себя в руки. Нельзя так. Наверное, просто надо отдохнуть. И поехать домой, к маме...
Ах, как же узнать, где найти - что стало с зачарованным принцем, одолел ли он злую ракшаску?
Домой она приехала уже совсем затемно. Было очень холодно. Свернув с Мосфильмовской, Кэт сразу же погрузилась в знакомую темноту и пустоту боковых улочек, сбегавших к Сетуни. Магазины уже были закрыты, у игрового зала толклись неприятные типы с застывшими лицами и немигающими глазами. Так похожи на настоящих людей, подумала Кэт.
Такие в последнее время стали попадаться все чаще. Они были неагрессивны, но порой устремляли на нее свои неподвижные взгляды, и Кэт становилось очень неприятно, и она старалась обходить их стороной как можно дальше. Кто они такие, откуда берутся - она не знала. Но иногда ей казалось, что у них не все в порядке с тенями.
Кэт обогнула дом по кривой с тыла, где возле желтой бойлерной стояли только мусорные контейнеры да торчал забор, окружавший пятиэтажки под снос. Кэт вздохнула. Конечно, дома были дрянные, и люди с радостью отсюда уезжали в новые квартиры, но смотреть на пустые остовы с выбитыми окнами и дверьми было невыносимо печально. Обреченные на смерть дома покорно ждали своей участи, а от их тоски и ожидания в них может завестись всякое. Нехорошее. Как в тех домах в центре, которые потрошат и загоняют внутрь старого фасада современные бетонные коробки. И окна их мертвы.
До дома оставалось минут пять ходу, а если напрямик, то и еще быстрее, хотя придется идти мимо этих умирающих, преданных людьми домов, закрытого на ночь детского сада, и все время - под старыми огромными деревьями, сквозь голые ветки которых даже сейчас, в конце зимы, фонарь просвечивал слабо.
Где-то в пойме Сетуни опять гулко, с подвывом, залаяли собаки. У Кэт от воспоминания о бегстве от адской стаи в животе стало холодно и сердце забилось быстро-быстро. Стаю было слышно - но не видно. И каким же голодным, тоскливым был у них этот лай-вой... Кого они сегодня выслеживают? Кого гонят?
Кэт невольно прибавила ходу. Скорее бы добраться до дома, до тепла, света и родного кошачьего прайда. Она уже обогнула детский садик, когда прямо из-под ее ног порскнула крыса. Кэт ойкнула, затем нервно рассмеялась и покачала головой. Ну, крыса. Ну, бегают они тут, как-никак рядом шашлычная, помойка богатая. Однако, было очень неприятно. Крыса - Кэт видела ее своими кошачьими глазами - спряталась под водосточной трубой и смотрела на нее оттуда красными горящими глазками.
- Этта... еще что...? - прошептала Кэт. Крыс с горящими глазами она еще не встречала. Страх пополз по спине, ноги вдруг ослабли. Кэт стиснула зубы, заставила себя успокоиться.
- Пусть пугают, - одними губами прошептала она. - А нам не страшно.
Заклинание не очень помогло. Опасливо поглядывая на крысу, она ускорила шаги, почти побежала. Дом был уже виден, до подъезда оставалось всего метров тридцать - между деревьями, припаркованными у садика машинами, и мусорным контейнером.
Крыса смотрела на нее из тени. Кэт моргнула. Нет, не из тени. Крыса сама была тенью, сгустком мрака, слишком большим для крысы. С хорошую собаку, если не больше.
"У страха глаза велики", - подумала Кэт и решительно двинулась к подъезду, однако, то и дело оглядываясь на крысу. А крыса почему-то не казалась меньше по мере того, как Кэт отходила от нее. И красные глаза не отдалялись. И тут Кэт поняла, что крыса беззвучно идет за ней. Здоровенная тварь величиной с овчарку.
Кэт побежала. Медленно, словно во сне. И закричать никак не получалось - тоже как во сне. Она в ужасе поняла, что здесь происходит что-то не то, какое-то завихрение пространства и времени, прокол, провал, воронка - что там может быть? А подъезд был совсем рядом, но недосягаем, словно на другой планете.
Как ни странно, в эти секунды Кэт думала не о себе, а о своих кошках, которые останутся без кормежки и ухода, и будут такие несчастные и заброшенные, и эта жалость на мгновение дала ей сил глотнуть воздуха и крикнуть во всю мочь:
- Мааааама!
И словно расклинило - она побежала к подъезду, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки. Сумка прыгала на боку, а сзади слышались неумолимые, настигающие мягкие прыжки, цокот когтей и зловонное ледяное дыхание. Сейчас. Сейчас... Только не дать ей забежать спереди, а то в глотку... на спину не дать запрыгнуть, падать придется вперед...
Послышался злобный кошачий вопль, которому ответили еще несколько таких же свирепых голосов, и навстречу Кэт вылетел сначала рыжий бандит Джедай, который, увидев тварь, затормозил всеми четырьмя лапами. А потом - а, пропадай моя голова, все нахрен! - утробно взвыв что-то типа "бляаааа!", бросился вперед. Кэт обернулась, едва сумела остановиться - ведь погибнет, дурак! - но мимо промчались еще штук пять кошачьих силуэтов, впереди которых огромными скачками летел светлый сиамский кот, и его голубые глаза драгоценными сапфирами полыхали в темноте. Крысища задумалась и малость сбавила ход. Кэт заозиралась по сторонам, увидела на земле обломанный недавним ветром сук и схватила его, грозно занеся над головой. Сиамец с ходу налетел на крысу, которая вдруг заметно уменьшилась в размерах - или кот вырос? По земле покатился рычащий и визжащий черно-белый клубок. "Инь-ян," - тупо отметила Кэт. Остальной сбежавшийся прайд яростно подпрыгивал вокруг, воя и исходя желанием броситься в бой - но что-то не давало. Даже огромные мохнатые сыновья и внуки Марфы Ивановны только низко и страшно рычали, но в драку не лезли. Может, просто это был не их поединок?
Клубок укатился, кошки разделились - одни последовали за ними, другие остались вокруг Кэт. Та села на убогую скамеечку у асфальтовой дорожки прямо возле мусорки, ноги не держали.
Переваливаясь, из-за мусорки появилась Марфа Ивановна. За ней неторопливо вышагивал Принц с окровавленным плечом. Он был уже совсем нормального кошачьего роста, только глаза все еще светились. Затем появился Джедай с драным ухом и довольной мордой.
- Ох, - только и сказала Кэт, сгребая сиамца в охапку. Тот от неожиданности даже не запротестовал, и Кэт так и несла его на руках до квартиры. Следом важно выступала Марфа Ивановна, неся свой гордо распушенный хвост, как победный стяг, а замыкал шествие, словно прикрывал тылы, Джедай. На руки он не дался.
Кошачий принц не протестовал, когда Кэт усадила его на кухонный стол и принялась обрабатывать рану на плече. Марфа Ивановна пока сосредоточенно зализывала ухо Джедаю, а тот благосклонно урчал.
- Ты у нас смелый, храбрый... отважный воин, - приговаривала Кэт. - Вот от таких чудищ твои предки и охраняли храмы... И ты бы мог...
Она осеклась на полуслове и замерла с пузырьком йода в руке. Храмы. Коты. Крыса. Злобная ракшасиха Рактакша с крысиной головой. И кот, охраняющий зачарованный сокрытый храм. Кот и крыса. Сиамский кот и крыса из тайских легенд...
- О, родич царей, - почти пропела Кэт, - славную ты одержал победу! Ты ведь храмовый кот, верно? Да будет твое имя отныне Нилакарна! Хочешь, я расскажу тебе одну легенду?
Дом давно затих, Просто-Машка спала в гнезде у батареи, свернувшись вокруг двух черно-белых котят, Марфа Ивановна улеглась рядом, отгораживая непутевую внучку от возможного сквозняка, и иногда вздыхала во сне.
Нилакарна сидел под лампой и внимал.
- ...Представляешь, если бы легенда была правдой, то на престол Сиама мог бы претендовать кот. Так получается. Ха-ха. Но наверняка нашлась какая-нибудь чистая и непорочная прекрасная дева, которая полюбила его в виде зверином и так сняла с него чары. Так обычно бывает в сказках... А ты, значит, остаешься у меня. Это хорошо, а то все мои кошки приходят, когда хотят и гуляют сами по себе, а чтобы рядом всегда - такого друга у меня нет... Надо бы тогда мне вымыть тебя, дружок, когда рана заживет. Ушки почистить, и вообще в порядок тебя привести, вот тогда будешь настоящий принц сиамский...
"Нет!!!"
Кэт настолько опешила, что даже не удивилась.
- По... чему...?
"Мне будет неловко. Ты девушка, а я мужчина".
Кровь вдруг собралась в одну точку, где-то возле сердца, а потом резко ударила в руки и ноги. Кэт проняло жаром, и она упала на стул, ощущая, как полыхают щеки и уши. Дышать стало тяжело, перед глазами поплыли круги, уши заложило.
- Значит, это правда?
"Да".
- Но... как же ты жил прежде? Ведь у тебя наверняка были хозяева, а уж они не могли тебя не мыть, - Кэт несла какую-то чушь, но надо было хоть что-то говорить.
"Они не знали, что я не кот. И потому мне не было стыдно. Им, кстати, тоже... А ты знаешь, что я не кот".
Господи, а она-то в халатике ходила... Кэт покраснела от стыда. Теперь придется считаться с наличием в доме мужчины. Придется переодеваться с оглядкой, и вообще поддерживать в доме порядок. А о том, чтобы вольно походить в одной ночной рубашке, даже и помыслить теперь невозможно.
Что за чушь в голову лезет... Он же настоящий! И это главное! Он настоящий! А она про какие-то халатики...
"Теперь я должен уйти".
- Почему?!
"Рактакша придет за мной. Она поклялась убивать всех, кто мне хоть немного дорог. А я тебе благодарен, госпожа. Ты приютила меня. Но и ты мне не поможешь - я так и не узнал, как мне снова стать человеком".
- Но разве Индра не сказал тебе?
"Он лишь сказал, что спасение придет. Но я устал ждать. Устал смотреть, как Рактакша убивает".
- Расскажи, - пришла в себя Кэт.
"Что рассказывать. Я сражался".
- С крысами?
"Рактакша преследует меня. Всегда. Везде. Теперь она придет и к тебе".
- Я не боюсь, - обиделась Кэт. - Ты пил мою воду, ел у меня дома - ты под моей защитой. Кроме того, отец мой - кот Баюн Заморский, так что ты мне родич.
"Я должен сражаться. - Кот неподвижно сидел на краю обшарпанного дубового стола, старинного, тяжелого, и тревожно смотрел на Кэт ледяными голубыми глазами. - Я должен убить Рактакшу. И возродить Амаравати".
- Тогда я помогу тебе. Все же мне легче искать в библиотеках, рыться в архивах. Может, и найдем что-то? Я помогу тебе, не уходи, Нилакарна!
"Госпожа, - послышался в голове почти умоляющий голос принца. - Рактакша придет за тобой! А у меня нет войска, а у нее - полчища крыс!"
- У меня есть! Я царевна, я сама кошачьего рода. Я Катерина Премудрая, и я найду способ вернуть тебе человеческий облик!
Ах, легче это сказать, чем исполнить! Но если не исполнить, то и жить незачем...
На следующий день после ежевечерней кормежки прайда Кэт сообщила кошкам великое известие и попросила передать все это и по другим прайдам. Марфа Ивановна против обыкновения рассиживаться не стала, а погнала своих на улицу - видать, вести разносить. И Кэт с Нилакарной остались одни, если не считать занятой котятами Простомарии. В доме воцарилась неловкая тишина. Наконец, Кэт заговорила:
- Скажи, принц, а вот тот портрет со свитка, который был в журнале... Он похож?
"Похож. Это Кертараджаса нарисовал меня".
- Керта... как? Он кто?
"Он был мой молочный брат и друг. Когда со мной случилась беда, он единственный последовал за мной. Он служил в храме Индры, пока не умер. Он был стар, а Рактакша пришла к нему во всей мерзости своей. И у него сердце не выдержало... Да пребудет он близ престола Индры, отца моего!"
- Расскажи, как ты жил? - попросила Кэт.
"Первые годы я всех ненавидел. Моя ненависть превратилась в огромную змею и убила мою бывшую жену. Потом она разорила гробницу моего земного отца-раджи, и я убил свою ненависть".
- Да, я видела рисунок, где кот загрызает змею... это ты был?
"Это был я. Я видел, как отец мой Индра покинул храм, и он запустел. Я видел, как захирело мое царство, как государи Сиама наложили на него свою тяжелую руку. Я видел, как пришли белые, и как мой народ шел на пушки с обнаженными крисами. Я жил в столице и пользовался почетом, я бродил по джунглям, я сражался с крысами, которых посылала злобная Рактакша. Она поклялась уничтожить меня и всех, кого я люблю. Потому я никого не люблю".
Принц замолчал, глядя на черные носочки на изящных, но мощных лапах. Чуть наклонил вперед темные уши.
"Меня увезла в Европу белая дама, жена полковника. Он приехал в Сиам весь в долгах, а уехал с сундуками, набитыми крадеными сокровищами моего народа. А хозяйка увезла меня. Она называла меня Раджа, что, собственно, было недалеко от истины... Я думал, Рактакша оставит меня в покое, но и в Англии меня настигла ее месть. Моя хозяйка любила меня, как любят кошек, и я отвечал ей кошачьей благодарностью. И Рактакша убила ее. Ее укусила крыса, и она умерла от заражения крови. Потом вдовец-полковник подарил меня итальянской оперной певице. Она назвала меня Отелло. Потом я попадал в разные руки. Хозяева не знали, что я бессмертен, просто каждый раз, как меня находили или дарили, все думали, что я совсем молодой кот... Так я и странствовал по Европе. И все время за мной шла Рактакша... Мы снова схватились с ней на развалинах Дрездена. Потом меня забрал с собой советский генерал-майор. Он называл меня Чанкайши. Он умер от чумы, когда после войны служил в Средней Азии. Локальная вспышка давно уничтоженной болезни... Это снова была Рактакша. Я долго потом скрывался в горах. Меня нашли геологи и забрали с собой. С ними мне было лучше всего. Они были хорошие люди. Смелые и добрые. И Рактакша почему-то боялась их. Особенно одного, его звали Роберт. Он словно бы чувствовал, что я не совсем кот. Он говорил со мной, как с человеком, показывал мне рисунки, читал свои стихи... Рактакша убила его, в конце концов. Я любил его как друга, как моего молочного брата Кертараджасу. Он умер от редкой лихорадки. И тогда я решил, что хватит мне бегать. Я сам вышел на охоту на Рактакшу, и пусть она знает!".
- А в Иностранку ты случайно попал?
"Не случайно. И в музее Востока я не раз был. Я видел тебя там раньше".
Кэт почувствовала, как горят, прямо-таки полыхают уши. И быстро заговорила, пряча смущение.
- Я тебе помогу, царевич! Мы будем искать... Мы обязательно что-нибудь найдем! Наверняка что-то есть, какие-то легенды. Хотя бы про эту самую Амаравати я что-то слышала, еще дома... Может, и про тебя что-то есть?
"Может быть. Но Рактакша... ".
- Если она уже знает, что ты здесь, это меня не спасет, - отрезала Кэт. - Это раз. Во-вторых, она же сказала, что будет убивать всех, кто тебя любит, и кого ты любишь. А мы же просто друзья, не так ли? И, кроме того, она еще не знает, на кого нарвалась.
Хотя это не помешало крысихе убить кучу народа просто чтобы напакостить Индракумаре... Кэт отогнала эту мысль.
Кот немного помолчал, склонив голову набок.
"Почему ты помогаешь мне, госпожа?"
- Ты человекокот. Мой отец - Баюн-Кот Заморский. Матушка моя - царица Марья Моревна, так что я тебе ровня. Мой старший брат, царевич Иван, умеет разговаривать с кошками, как и я. Но мы не умеем оборачиваться. В матушку пошли. А младший мой брат, Василий, - он оборотень, как и наш отец, кот Баюн. Мы, стало быть, почти родичи. А как не помочь родичу? Хотя бы этого тебе хватит, чтобы не мучаться совестью?
Кот молча улегся на тумбочке среди книжек, заколок и прочих женских мелочей. Серебряный дракон, обычно прикидывавшийся браслетом с хризопразами, подвинулся, давая Нилакарне место. Как и все коты, тот мог умещаться на крошечном пятачке пространства, причем чувствовать себя при этом вполне комфортно.
"Принимаю и благодарю, госпожа. Я сумею воздать тебе за доброту. Расскажи, как же так случилось, что твоя мать вышла замуж за кота-оборотня? Наверное, это необыкновенная история!"
Кэт улыбнулась, села в кресло, подперла голову рукой и заговорила нараспев:
- Матушку мою, Марью Моревну, заколдовал однажды Кощей Бессмертный, так и сидела она в светлице, головы не поднимая, горькие слезы проливая. Собрал царь мудрецов, а они и говорят - мол, кто царевну развеселит, тот с нее и порчу-то снимет. Повелел тогда царь объявить, что кто царевну развеселит и от порчи исцелит, тот на ней и женится, и полцарства в приданое получит. А Иван-царевич о те поры невесту себе искал. Пришел он к бабе-яге, а та ему и говорит: "За морем-окияном, на острове Буяне живет Кот Баюн, палаты у него хрустальныя, кровли золоченыя, и коли уж тот кот царевну не развеселит, то и никто не поможет". Собрался Иван-царевич, да поплыл за море. А за морем жила колдунья Айфе...
"И что?"
- Не перебивай, а то не буду сказывать! - рассердилась Кэт. И снова полилась напевная речь: - Айфе всем гостям задавала задание, а кто его не выполнял, тот оставался ей навсегда служить. Была у Айфе дочка, белолицая да чернобровая, увидела она Ивана-царевича, да и полюбила его. Она ему и помогла загадку материну разгадать и до острова Буяна добраться. Пришел Иван-царевич в хрустальны палаты да давай Кота-Баюна просить-уговаривать, чтобы поплыл с ним в Тридевято Царство, Марью Моревну веселить. А Кот-Баюн ему и говорит: "Добро тебе, царевич, что стал ты миром да лаской меня упрашивать, а то быть бы тебе мертву сей же час". Вернулись они в Тридевято Царство, да и развеселил Кот-Баюн Марью Моревну. Тут и свадьба, а Иван-царевич, закручинившись, сидит. Говорит ему Марья Моревна: "Что ты голову повесил, добрый молодец, аль не рад?" А Иван-царевич и отвечает: "Всем ты хороша, царевна, и красива, и мудра, и рати славно водишь, а только обещался я той, что мне помогла, дочке Айфе-колдуньи." Рассмеялась тогда Марья Моревна и говорит: "Легко твоему горю помочь. Не ты ж меня развеселил, а Кот-Баюн, вот за него замуж и пойду". Удивились тут гости, а Кот-Баюн грянулся оземь, да и обернулся молодцем... Вот так они и поженились.
"А почему ты не живешь с родными, царевна?"
- Учиться уехала... Дай слово, принц, что ты не уйдешь, когда я усну! Ты же будешь охранять мой сон, да?
"Даю слово".
Кошачьим чарам она и на сей раз не стала противиться.
Снился ей снова принц Индракумара, а проснулась она в слезах потому, что выдуманный принц оказался настоящим, а настоящие принцы не такие, какими ты их себе придумываешь. И если уж попал в сказку, то никак заранее не узнаешь, чем сказка кончится.
2.Время пробуждения (Весна 2005)
Когда тугой и влажный ветер гудит над Моим Городом, и облака тяжелеют и темнеют, а лед на реках становится прозрачным, мое сердце каждый раз стучит все быстрей и быстрей, ибо я чувствую приближение весны. Она придет с птицами и дождями, и снег растает так быстро и неожиданно, будто и не было его. Как писал один мой знакомый поэт: