Кассандрой прозвали малорослого мужичка, лысика и живчика, положенного на днях в нашу хирургическую палату. Конституция у него как у недокормленного девятилетнего ребёнка, руки слабые и худые. Мышиное мелкое личико в морщинистых ромбиках: будто отлежал на кроватной панцирной сетке. И на нём, личике - неожиданно чёрные опасные цыганские глаза.
То в одном, то в другом углу он драчливо наскакивает, ввязывается в споры, лезет куда надо и не надо. Обычно в мужской компании с такими разговор недолгий: "Чего нарываешься? Зубы жмут? Счас укоротим!" Прянично розовый, с сильно скошенной горбинкой, как у боксёров, носик - отголосок тех далёких разборок.
С Кассандры (на самом деле его фамилия Федоскин) спадают детские штанишки на ослабшей резинке, он постоянно поддевает и натягивает их до груди. На нём огромная, не по росту, бело-сине-красная, в цвет российского флага, спортивная куртка. То и дело, как последний веский аргумент, он со вжиканьем раздёргивает "молнию", обнажая и выпячивая хилую грудь в майке. Это отчаянный жест человека, бросающегося на амбразуру, разрывающего на груди рубаху. И в конце спора резко доверху, до горла, наглухо задёргивает "молнию", как бы ставит точку: "Амба. Я всё сказал".
В первый же день, разложив скромные пожитки в тумбочку, он выглянул в окно на неубранный после стройки, вросший в землю железобетонный хлам. Подмигнул:
- Что червяков под ними - жи-ирных! Для рыбалки самое то...
Сильно удивился и не одобрил, когда палатный народ повалил на обед, побросав на койках мобильники, плейеры и ноутбуки.
- Не зна-аю, мужики. Не знаю. Вроде коммунизм не объявляли.