Аннотация: - Месть, это ведь долг. Я права? Думая, что кому-то что-то должна, я чувствую вот здесь - прикоснулась к левой груди, - лишнее.
Сияют две вершины,
Два голубых огня!
Её глаза напротив,
Но вдали, от меня...
Две чуть было не потерявшиеся половинки вновь слились в едином движенье. Замедлились, словно испугались последнего шага. Засияло небо, ушли обиженные невниманием облака. Притяжения нет, с виду и не скажешь, как долго разъединены. Расчистилось поле для весенних игр. Сквозь давно прошли, а может, заменили и земля и вода.
Олла очнулась ранним утром, одна. Вокруг блистала роса, приподнялась, смятая за ночь (за ночь ли?) трава. Едва подняла голову, на неё села птица, и что-то настойчиво стала петь. Мысли запуталась, пытаясь выпутаться из лабиринта прошлых дней (дней ли?). Смутным казался, и в прошлом довольно четкий женский силуэт... в воздухе.
Встать получилось лишь с четвертой попытки. На локоть, затем сесть. В возмущенном теле мгновенно разлилась огромная тяжесть, особенно в области ног и икр. Днем жарко, а ей как-то даже зябко и неприятно, будто в своём теле она стала чужая. Обнаженная часть плеч, и груди скованно и чуждо болела вплоть до каждого нерва. Внутри поселился червячок сомнения, а я ли это? Как от ожога горели ступни, стирая новую кожу о всегда мягкие и нежные прибрежные травы. Больно даже думать, с чем это связано.
Сухость во рту быстро погнала в небольшое озеро, ловко спрятанное за четырьмя раскидистыми деревьями. За ними, никого не заметив, быстро нырнула. С удовольствием "отжавшись" девушка вылезла на другой берег, отдыхать.
Вода, как и люди, разнообразна, до неузнавания. Наблюдение, с пригорка. И на какую не взглянешь, ни в какую не угадаешь, чем окажешься её блестящее искренностью и свежестью дно. Какую можно пить, а к которой, лучше, вообще не подходить. И не потому что отравит, или утащит с собой, а по другим более важным причинам... страдает она. И страдает громко и яростно, так что даже несведущий поймет, к ней сегодня лучше не соваться. Дожди. Дожди, не опасны. Они не бурлят, и горячими "соками" не исходят, так что зажариться можно. Наоборот, они как сыновья её ласковые и бережные... но только в определенном месте и слое. Бывает так, зайдешь на огонек, всё тихо, потрескивает огонек... и вдруг, наброситься на путников жестокий ветер, разбросает горящий ветки, а дождь, вместо того чтобы помочь людям, подольёт "огня". И будет прав. В некоторые места лучше не ходить, чтобы не узнать ненароком лишнего... а то всё может быть, подслушаешь, а это не для твоих ушей сказано будет? Придется принимать решение. Своё обо всём. А это тяжело, по себе знаю...
И подпись мысленная; Лесная Мать!
- Не торопись судить, дочка, - присела рядом она.
Вся во власти лености недоуменно приподнялась, открыв глаза, и секунду смотря вверх.
- Не знаю. Подумала, Пана, но ведь мать не может причинить вред своему ребенку? - впрочем, не торопясь вставать.
- И не своему тоже, - согласилась старшая.
- Но и не Гимар, - внимательный взгляд на суровые небеса, - я знаю, чувствую, это человек (не знаю вода ли тень) ненамного старше меня.
Посетительница кивнула.
- Тогда кто?
- Если скажу, сразу помчишься мстить, так ведь?
Олле было всё - равно. Она не чувствовала гнева, не было и традиционного занозного желания боли другого - отомстить? Зачем, когда в теле и душе у неё чистота?
Хозяйка Леса поняла её без слов.
- Зачем тогда тебе ответ?
- Месть, это ведь долг. Я права? Думая, что кому-то что-то должна, я чувствую вот здесь - прикоснулась к левой груди, - лишнее.
Другого от тебя и не ждала. - Улыбалась женщина сквозь разливающуюся вокруг красоту и негу.
Само собой.
- Как этого можно избежать? - пытливо вглядываясь в молодое, без морщин, лицо. Она то знала, НАСКОЛЬКО та старше.
- Поговорить, - раздумывала.
- Как?
- Вернись назад. Тогда, когда впервые почувствовала вмешательство...
Девочке отчего-то стало неловко сосредоточиться. Потёрла виски.
- Этого я не помню. Рано было...
- Всё - равно. Попробуй!
Сразу появился образ слов; жестких, решительных, но честных и принципиальных, как железо. Корсет - здание, ей от силы дней пять. Река, холодная, глубокая с острыми краями и камнями. Плывет, скорее чем парит, хотя воды касается лишь краешком покрывала. Появляется женщина, лицо скрыто за плащом... но она точно знает что это женщина. Поднимает сверток, что-то шепчет ей на ухо. Из-за громкости воды или еще чего девочке ничего не слышно... но она прислушивается, и слышит противоречие. Когда ты ребенок, а слова - незнакомая консистенция из звуков и ощущений, появляются чувства и эмоции. Это сейчас так, а тогда, не зная таких определений - слушала сердцем...
Всё это с открытыми глазами.
Закрыла... и понеслась, стараясь вглядеться в похитительницу. Тонкие руки, но совсем не ласковые движения. Сжатие, к себе, а дальше... пустота. Этого человека будто и рядом нет.Одна тень...
Тело Оллы ничком лежащее на траве заметно вздрогнуло. Губы зашептали непонятные оправдания...
- Кто ты? - пытаясь говорить ровно и спокойно.
Женщина чуть не выронила сверток.
- Ты разговариваешь?
- Из будущего.
- А... - вытерла, судя по всему потный лоб. Не внеся никакой ясности.
- Да. Ответь мне сейчас, КТО Я ДЛЯ ТЕБЯ?
Фигурка дрогнула.
Но тут, вдруг послышался шелест и чьи-то сдержанные рыдания. Наконец из окружающих их тёмных деревьев вышла... кто бы она думала, Гимар.
Сверток покачнулся, казалось, началось землетрясенье, так её качало. Первым звуком - первой реакцией должен был быть плач. Но вместо этого, из себя удалось выдавить только звуки похожие на хрип или грудной смех.
Тётя мгновенно ослабила хватку.
- Она разговаривала со мной, - истерично закричала похитительница, наступая на Гимар. - Дай, дай...
- Перегрелась, да? Ей и дня нет, какие разговоры в это время-то? - не отступая. Встретились женщины примерно на середине.
Пора это безобразие кончать, иначе мы никогда не договоримся, решил ребенок, закричав во всю силу молодых лёгких. Переводилась "симфония" просто; ДАЙТЕ доГОВОРИТЬ!
Та, что мстила немедленно остановилась. Шла, шла, лесная погодка, благодать, солнышко пригревает. Упала. Подняться недали тяжелые ноги, "прилипли" к земле ладони... дальше больше, солнце так припекать стало, вот-вот в обморок укатит, а ведь ей по делу спешить надобно. Неудобно стало, выкручивалась, извивалась, пиналась - ничего не помогало. Скрутило сердечную, и к разговору... в заданную, не ею точку.
Олла приняла её вид, спокойно, без претензий.
- Вставай, - сказала, - разговор есть, пока не сделала ты ничего лишнего...
Промычала что-то та в ответ, но возразить не сумела.
- Хорошо. Идём... - "вылезла" тут, из тела своего маленького, в настоящее и держа за руку пошла с ними двоими (Гимар не забыв) к поляне, располагающейся ярким пятном, на тёмно-синем небе.
- Присаживайтесь. И слушайте... я устала от борьбы, давайте выскажемся, а потом подумаем как печального исхода избежать надобно. Идёт?
Согласились, и то хорошо.
- Сначала ты, раскройся! - не предупреждая скинула с головы ненавидящей капюшон, прежде чем та успела даже ойкнуть. Вот тут девушке поплохело по настоящему; перед ней стоял, сам образ недоверия и ярости... её отец. Бледное лицо, хмурый взгляд, сжатые в кулак руки, яснее ясного показывали тогда его отношение к дочери.
- Папа??? - бытиё снова расклеилось, сделавшись слепым.
- Мило?! - не поверила Гимар, прикасаясь к его щеке, и тоже не упав чуть в обморок.
Он же стоял как истукан, не шевелясь.
Олла почувствовала по-настоящему дурной запах во рту и воздухе. Ноги сонулись, прикоснувшись к стволу, еле удержалась на ногах. Кружилась голова, как сдунутые ветром лепестки роз кружили вокруг неё и полянки и люди, и деревья и круги. Закончилось всё полной темнотой и беспамятством, если бы вдруг не вспомнила зачем она здесь...
Сглотнув, и по прежнему удерживаясь за счет дуба строго сказала.
- Но почему? Папа?
На его лице ни малейшего изменения.
Пока пыталась соединить разумные мысли, говорила и говорила, только чтоб с ума не сойти.
- Ты знал, что у тебя родилась дочь. Потому и узнал меня сразу, так? Но как, я не выделялась, среди пришлых, не бросалась к тебе на шею. Даже не заговорила, почему? По чему ты узнал меня, как? Папа?
И вдруг её озарило.
- Проводник! Ты Проводник! Что это значит? - вопрос обращен был к тёте, именно ей.
Ответила, первое что пришло в голову.
- Никогда не задумывалась. Капитан на корабле сначала называл его так, затем он сам стал капитаном судна и...
У кого же спросить?
- Мама? - глухим шепотом, - знала?
Ответом как и прежде стало замешательство.
Почему он такой? кусала больнее губы, и терзалась, - кому мы обязаны этому, или точнее сказать, чему?
Мило не двигался, словно присходящее с ними его не касалось совсем.
Надо отдать ей должное она не отступила перед загадкой, и не зарыла в бездне.
Кто ещё? неожиданно вспомнив, еще об одном родном для себя человеке.
- Син?! - вскричала Олла, аж подпрыгнув, - Воды!!
Гимар сразу помрачнела.
- Что с ними?
О да, её мама, они в соре...
- Ну... - и Син её не помнит. В ту пору они еще не встречались...