Однажды летом была жара плюс двадцать девять, и я пошел в парк поработать. Погода и птички мне не мешали.
А так как я был при деле, то мне было наплевать на всех баб на свете.
И надо же было так случиться, что мне залетело что-то в глаз. Последний стал сильно слезиться, начало резать и колоть. Я ничем не мог себе помочь, и слезы в знак солидарности с угнетенными нациями потекли и из другого глаза. В результате я почти не видел подошедшую ко мне женщину, которая сказала
- А ну, дайте-ка!- И ловко стала орудовать кончиком платочка, раскрыв мое бедное око и слегка вывернув веко.
Через несколько минут я пришел в себя и смог оглядеться и увидеть свою спасительницу, которая скромно сидела рядом. Я начал ее благодарить, уже не помню, в каких выражениях и спросил, чем бы я мог отплатить, на что она скромно ответила
- Будьте моим.
Ответ этот привел меня в сильное смущение, тем более, что он был произнесен необыкновенно естественным тоном и каким-то странным образом прокладывал мост через неодолимую пропасть ханжеских условностей.
В отчаянии я пробормотал
- Вы знаете, ей- Богу, я мужчина-то не очень...
- Об этом не Вам судить.
Ответ этот окончательно меня смешал и я попал в то состояние, в котором люди под напором обстоятельств теряют маску и набор поведенческих штампов, сложенных из условностей, самолюбования, скрытности и кокетства (может быть, как средств самозащиты).
Короче, потеряв ориентировку, я спросил
- Когда, Вы полагаете, я должен это сделать?
- Вы чувствуете себя абсолютно обязанным?
- Ну конечно! - Я ответил мгновенно и не колеблясь, так как действительно чувствовал себя сильно обязанным, и мне хотелось как-то отплатить ей. Эти психологические побуждения в данный момент не успели еще испариться из души и они превалировали. Поэтому так и получилось, что я, не успев очухаться, ляпнул глупость.
- В таком случае вот вам мой телефон. Позвоните в среду после семи. Не провожайте меня.
Я сидел завороженный и смотрел как она удаляется. Птички чирикали свои симфонии. Я смотрел на нее, как кролик на удава, так мне вдруг показалось!
Несколько раз протер себе глаза, поглядел на бумажку с номером телефона и пошел прочь.
Вечером того же дня я вдруг заметил, что не помню, не заметил, какая она, эта женщина. Какой у не цвет глаз, волос, какая фигура, наконец!
Ну и болван!
Впрочем, многие мужики таковы. Не правда ли, мадам? Боже мой! Мадам, сударь, милостивый государь. Где это все?
Увы!
Теперь я должен написать
- Не правда ли, женщины?
Конечно, это ближе к сути вопроса.
Что же, вечно занятый, нелюбезный и самовлюбленный мой читатель, куда теперь желаешь ты, чтобы я направил нить сюжета?
Сыграем сентименто и ли припудрим иррационализмом?
Но во всех случаях, как там ни крути, не найдется ни одного мужчины, который бы не был поражен и заинтригован подобным происшествием.
Я перебирал всевозможные мотивы поведения моей дамы, переходя от одной альтернативы к другой, и до самой среды пребывал в состоянии крайней нерешительности.
В конце концов я почувствовал, что никогда в жизни не решусь позвонить. Тем более, что я не знал ее имени и не представлял, как отрекомендоваться.
И все-таки в среду вечером я был у телефона. Преодолев робость, весь покрывшись внезапной испариной (от собственного мужества) я набрал номер, как в воду кинулся, в то же время отчаянно желая тут же бросить трубку на рычаг. Но не бросил, в награду за что услышал длинные гудки, поскольку абонент отсутствовал.
Когда я после нескольких попыток осознал, что ее, вероятно, нет дома, вся моя робость и нерешительность незаметно испарились и мне, как это обычно бывает в подобных случаях, напротив очень захотелось увидеть эту женщину, не взирая ни на какие мотивы ее поведения.
Я даже как будто обиделся, как если бы она меня обманула.
Но, может быть, надо было звонить в семь утра?
Утром оказалось, что это телефон автобазы.
После такого препятствия решимость моя увяла, но тем не менее я никак не мог забыть эту историю.
Я частенько стал ходить в парк и сиживать на той самой лавочке, в надежде, что она снова придет. Но дни шли за днями, никто не приходил, птички перестали чирикать, поскольку осенью им не до этого, а я все ходил и ходил посидеть на лавочке, сам не зная почему.
Недалеко от этого места был маленький прудик, одинаково мелкий как для того, чтобы там можно было половить рыбу, так и для того, чтобы утопиться.
Я включил этот пруд в сферу своего сидения и хождения, так как осенью много не насидишься.
И вот однажды, вдруг, под моросящим пасмурным дождем, идя в плаще и шляпе, понурившись, я прямо-таки наткнулся на женщину, которая шла навстречу.
Еще не успев поднять головы, я Бог знает почему понял, что это она.
Мы стояли друг против друга молча и представляли довольно смешное зрелище, но на нас некому было смотреть в такую погоду.
Не могу описать какой-то изнутри идущей радости, которую я вдруг испытал, глядя на нее.
Но какие у нее глаза, спросите меня, я и сейчас не отвечу.
- Вы промокли, пойдемте. - Сказала она, взяла меня за руку и повела домой.
Я и правда весь дрожал, глядя на нее во все глаза, и не мог ничего молвить. Но от нее шел свет, свет и тепло.
Дома она посадила меня возле электрокамина, налила горячего чаю.
- Ка-ка-как же...Как же Вы... тогда? - Только и мог я сказать.
Она ничего не ответила, села рядом со мной, мокрое плечо к плечу...и вдруг заплакала.
Вот так все смешно получилось.
Вышло так, что мы тогда очень показались друг другу и довольно долго не могли и дня пробыть врозь. Мы много обнимались и целовались и это не было фальшиво, потому, что она обладала удивительным искусством заражать партнера, передавая ему свои чувства и порывы.
В эти минуты я становился совсем другим, каким не бывал ни до, ни после этого и каким, мне казалось, я вообще не способен бывать.
Психологические замки и запреты рушились, все получалось необыкновенно естественно (а разве современный человек вообще на это способен?), и в то же время в самые интимные минуты в нас не было ничего животного, звериного, собачьего.
- Господи, - думал я, уходя от нее, - да разве это возможно? Это просто волшебство и колдовство, психологический дурман.
Но пусть даже и так, и все же это поразительная удача, подарок от жизни.
Сколько людей абсолютно лишены подобных минут!
Глухие, они не слышат, слепые, они не видят.
Не потому ли, может быть, так хлещут водку мужики, хотя она и не дает эквивалентного результата?
Фарисейские маски, дикую смесь притворства, неудовлетворенности, слабости и глупости не отодрать от души.
Я никогда не пытался узнать у нее о причинах, побудивших ее тогда летом так поступить. Она об этом никогда не заговаривала. Но думаю, что она была сама напугана тем внезапным порывом откровенности. А впрочем, кто его знает.
В конце концов, увы, нам все же пришлось расстаться, и в этом больше всего виноват я сам.
Не хочется подробнее говорить об этом.
Скажу только, что я находился в той ситуации, когда человек не может сделать чего-то и когда он не может не сделать этого.
Ни одна жизненная ситуация не разрешима в рамках логики.
Например, иногда правитель не может предать своих вассалов и не может не предать их ради укрепления могущества своей державы.
Жизнь развивается именно так, через невозможное, непостижимым для разума образом.
В этом рассказе правда - только первые два предложения. Все остальное я выдумал.