Апрель месяц, а на улице сплошная серость. Серый снег лежит еще грязными кучами на газонах, где обычно в это время начинают пробиваться первые ростки зеленых сорняков. Серое монотонное небо, извергающее из себя такие же серые хлопья снега, парящие в сером от выхлопных газов городском воздухе, и ложащиеся на своих серых собратьев, раздавленных шипованными шинами и демисезонной обувью.
Как надоела серость.
Сквозь троллейбусное окно, заляпанное серой засохшей грязью, мелькает город, однотипный, банальный пейзаж. Серые многоэтажки, серые от пыли и грязного снега автомобили, люди без лиц. Тоже серые, размытые, словно случайно смазанные пальцем карандашные наброски.
Надоело.
Каждый день одно и тоже. Никаких красок целых полгода. Белый постепенно переходил в серый на протяжении зимы. Серый должен был перейти в черный. Но что-то пошло не так. Серый остается серым, вот уже второй месяц.
Я устал.
Алекс сидит на отполированном сотнями пассажиров сидении троллейбуса двадцатого маршрута. Сидит, упершись лбом в холодное и мокрое от людского дыхания стекло; козырек кожаной шапки с меховым подкладом съехал на бок. Но Алекса совершенно не волнует, каким боком повернута шапка на голове. Две последних недели он ходил сам не свой. То ли весенняя депрессия, то ли нехватка весны. Утром, выходя из квартиры, Алекс чуть было не забыл надеть ботинки; благо, что бетонный пол на лестничной клетке был холодным, это заставило его вернуться и обуться.
Плохая примета - возвращаться.
Говорят, надо было посмотреться в зеркало перед уходом. Но зеркало, висевшее на входной двери, несколько дней назад слетело с креплений и разбилось на сотни маленьких осколков, когда Алекс резко зашел домой после очередного серого рабочего дня.
Единственное, что он сейчас хочет, это покончить со всей этой рутиной, со всей этой бытовухой, со всей этой серостью мира. Жить скучно. А жить серо еще скучней.
Каждый день на протяжении пяти лет Алекс садился на двадцатый троллейбус на ближайшей к дому остановке и ехал сорок минут до конечной. В час пик - два часа. Каждый день он переживал судьбу троллейбуса от рождения на остановке "РОДОнитовая", минуя крещение на станции "КРЕСТИНского", а дальше - черная полоса, остановка "Schwarz'а", которая сменялась белой на следующей станции "Саввы БЕЛЫХ".
Все как в жизни.
На остановочном комплексе "Куйбышева" кто-то черной краской изменил первую букву. Тоже верно, that's life. Fucking life.
Так дальше нельзя...
Вот поэтому в кожаном дипломате Алекса сегодня лежат не книги по литейному производству, и не методические пособия, и даже не деньги.
В жизни троллейбуса началась черная полоса.
Остановка "ШВАРЦа".
***
- Шварца. Дверизарся, - заплетающимся то ли от нервов, то ли от нехватки зубов языком объявил водитель. Двери сомкнулись, закрыв внутреннее пространство троллейбуса от внешнего пространства серого, погрязшего в болоте коммерции, дешевого продажного мира. - Сщастанока Савблых.
Троллейбус дернулся и остановился, пропуская поток неотличимых друг от друга машин.
Где-то среди гула голосов толпы теряется призыв кондуктора к оплате проезда. Народу на удивление немного в этот утренний промозглый час, но шума от них как от дивизии в атаке, в самый людный час пик такого гвалта не услышишь. Странная закономерность - чем больше народа набивается в транспорт, тем тише становится. Может быть, воздух экономят?
Не задумываясь над этим вопросом, Алекс правой рукой нащупал кнопку справа от ручки дипломата.
Щелчок.
Пружинный механизм сработал, открыв один из двух замков.
Троллейбус, пропустив, наконец, все автомобили, отъехал от остановки, медленно, как черепаха. Сзади слышно побрякивание монет. Кто-то расстается со своими кровными семью рублями, чтобы приобрести малюсенький клочок бумажки, который, несколько минут или часов спустя, смотря кому куда, будет выброшен за ненадобностью, растоптан, измучен, как кукла Вуду. Если бы на самом деле каждый билет был двойником какого-нибудь властолюбивого политикана, и, порвав этот билет на мелкие кусочки можно было избавиться от широкомордого начальника какого-нибудь комитета какой-нибудь службы какого-то департамента министерства чего-то там, то и десятки было бы не жалко. А так - деньги на ветер.
Алекс щелкнул вторым замком, и положил правую руку ладонью на гладкую кожаную поверхность дипломата. Закрыл глаза и глубоко вдохнул.
Выдохнул.
Вдох.
Выдох.
Дыхательная гимнастика для всех, кто хочет добиться успеха. Москва, издательство "Раз-два-три", 2005 год, 45 страниц с иллюстрациями. Автор... А какая разница? У таких изданий авторов нет, это продукт массовой истерии населения на почве недостаточной самооценки и комплекса вины за потраченную не на то жизнь. Чума цивилизации.
Алекс открыл карие глаза с красными нитями на белке.
Правая рука, подрагивая, приоткрыла крышку дипломата, и исчезла внутри.
Вдох.
- Оплатите проезд, молодой человек в синей вязаной шапочке!
Это не меня. У меня не синяя. И не вязанная.
Троллейбус остановился перед светофором.
К тому же у меня проездной. Я его предъявлял уже.
В динамиках громкой связи что-то противно затрещало и смолкло. Осталось гудение толпы и электродвигателя троллейбуса. Кто кого.
Возня. Шуршание пакетов, треск динамиков. Троллейбус дергается, чтобы доехать, наконец, до станции белой полосы.
- Спасибо большое, - кондуктор бросает грязную монетку в кошелку на поясе. Мужчина, поднявший монету с пола, пытается грязной рукой достать носовой платок из внутреннего кармана пиджака, стараясь не замарать одежду.
Алекс поворачивается на сидении, готовясь встать.
Вдох выдох.
Вдох выдох.
Вдохвыдох.
***
- Остановка...
Выстрел.
Троллейбус резко остановился. Стоящие рядом с Алексом люди подпрыгнули и непонимающими глазами смотрят по сторонам, выглядывают в окна. Алекса с блестящим пистолетом в правой руке замечают те, кто стоял ближе к задней площадке троллейбуса. Они и поднимают панику.
Точнее она. Девушка в розовой вязаной шапочке и розовом же пуховике стандартной модели "с рынка". Клон себе подобных. Из-под шапочки выбивается прядь блондинистых волос, темных ближе к основанию.
- Господи! У него пистолет! - верещит она, театрально, по-голливудски вытаращив глаза, и прижав ладони к щекам.
Вслед за ней, охая и ахая, со своих с боем отбитых у молодежи мест повскакивали пенсионерки и бросились к дверям, падая друг на друга, и подминая других пассажиров. Вслед за старушками бросились остальные, крича и толкаясь. Некоторые, коих были единицы, продолжали сидеть или стоять как прежде, словно их ничего не касалось. Может быть, в момент выстрела они достигли просветления, и теперь созерцали всю земную суету с высоты 31-го этажа мироздания. Но вероятнее всего, это был шок.
Из кабины выбежал водитель с темно-красным то ли от волнений, то ли от возлияний лицом.
- Штзесь такое?!
Алекс с каменным выражением лица навел на "повелителя городских пробок" свой кольт 45-го калибра, позаимствованный без разрешения у отца лучшего друга. Коллекционная модель, но вполне боевая, плюс десять коробок патронов, уместившихся в дипломате.
Водитель сглотнул комок и поднял руки на уровень глаз, закрывая лицо от дула пистолета. Как будто этот жест мог остановить пулю, уже набиравшую скорость под действием взрыва пороха в стальном дуле. Аккуратные дырки образовалась в левой ладони и под левым глазом водителя, а также в забрызганном его кровью и мозгом окне позади. Спустя секунду водитель рухнул назад, на пустующее сидение, вперив стеклянный взгляд в потолок салона последнего в своей жизни троллейбуса. Правая рука подрагивающими кончиками пальцев коснулась затоптанного пола. Левая, с дыркой, упокоилась на груди, заливая кровью клетчатый свитер ручной вязки. С сидения на пол потекла густая кровь из развороченного затылка водителя. Нижние конечности задергались в агонии, стуча каблуками по полу.
Люди запаниковали еще сильнее. Вопли разрывали барабанные перепонки Алекса.
- Тихо, вашу мать!!! - рявкнул он, и проделал еще одну дыру в потолке, прямо рядом с той, что образовалась после первого предупредительного выстрела. Невесомые снежинки залетали в салон через эти отверстия, и сразу же таяли от невыносимой духоты.
В салоне воцарилась гробовая тишина. Только девушка, теперь уже в грязно-розовом пуховике, сдавленно всхлипывала, сидя на полу, придавленная чьим-то толстым задом в полосатых брюках.
С улицы донесся нетерпеливый сигнал едущего следом троллейбуса.
- Зря вы его... - дрожащим голосом произнесла кондуктор, кивнув головой на сидения, где навеки упокоился бывший водитель. Теперь, после обильной кровопотери, его лицо приобрело синюшный оттенок.
Алекс навел кольт на кондуктора.
- Самая умная, да?
Кондуктор опустила взгляд, посмотрела по сторонам, и медленно покачала головой.
- Я тоже так думаю. Иначе не работала бы ты в этой дерьмовой жестянке! Кто знает, как водить эту гребаную машину?
Алекс обвел дулом притихших пассажиров, большинство из которых все еще давились около дверей. На задней площадке поднялась одинокая рука, и молодой человек в синей вязаной шапочке встал с сидения в узкий проход.
- Ну, я, в принципе, знаю, - с неуверенностью в голосе произнес Синяя Шапочка, оглядев перепуганных пассажиров, - Мой отец - водителем троллейбуса был, несколько лет назад...
- Хорошо. Иди в кабину и заткнись. Твою биографию как-нибудь в другой раз послушаем, - отчеканил Алекс и указал дулом на дверь кабины. Синяя Шапочка, перепрыгивая через лежащих на полу людей, добежал до кабины и скрылся в ней. Несколько секунд спустя троллейбус резко дернулся, и рывками поехал дальше в город.
- Вы, все, расселись по местам, и молчать, слышали?! - приказал Алекс, размахивая кольтом.
Пассажиры, покачиваясь в такт движению троллейбуса, разбрелись по салону. Старушки принялись снова отбивать свои места, видимо посчитав, что инцидент исчерпан. Хотя, в войну и после войны они и не такого навидались. Наверное. Оставшиеся без мест скопились в задней части троллейбуса, в панике держась двумя руками за поручни.
***
Троллейбус медленно и с осторожностью прокладывал путь через многочасовые городские пробки. Выглянув из заднего окна, можно увидеть нескончаемое поле тусклых от грязи металлических пирожков с мясной начинкой. Из переднего окна можно увидеть то же самое.
Все едут в одну сторону.
Все едут на работу, и все, в конце концов, опоздают. Так какой смысл в автомобилях, если пешком можно дойти в десять раз быстрее? В престиже?
Да, я самый крутой, у меня самая быстрая и экономичная тачка!
Что толку, если часами стоять на месте, загрязняя воздух, расходуя драгоценное топливо, которого становится с каждым днем все меньше, за которое полегло столько людей в нефтяных войнах мировых держав. Выхлопные трубы выбрасывают в воздух души тысяч и миллионов солдат и мирных жителей, отравляют жизнь еще дышащим, медленно умирающим на протяжении долгих лет людям.
Нескончаемый поток автомобилей, едущих в одном направлении, из пункта А в пункт Б. С юга на север города. У каждого свой пункт Б, но один и тот же пункт А. Тысячи и миллионы людей в коробочках из металла и пластика. Подарки ко дню рождения. А вечером все они, пробыв на работе пятнадцать минут из-за опоздания на шесть часов, потекут вязким потоком обратно на юг, в пункт А, в начало, в исходную точку. Никто не работает, все сидят в своих машинах, ждут спасительного зеленого света или парня с полосатым жезлом, который укажет им верный путь по лабиринту города.
Так пройдет день. Потом другой день. Третий. Сплошное повторение пройденного.
История ничему не учит. В этом веке история умерла. Есть только торговые марки, модные лейблы, и реалити-шоу по вечерам. Вся история сводится к погоне за модным брэндом.
Костюм от "Армани", очки от "Кристиан Диор"...
Алекс бродит по салону троллейбуса взад-вперед, цепляясь одной рукой за холодные, запакованные в желтый от времени пластик, металлические поручни. Другой рукой сжимая рукоять коллекционного кольта. Рукоять из сандалового дерева. Ковбой уральских гор. Екатеринбургский стрелок.
Пассажиры стараются не смотреть на Алекса, вероятно боятся привлечь внимание злого, ужасного ТЕРРОРИСТА. Ну да, они ведь теперь заложники, так ведь называются люди, против воли удерживаемые вооруженным человеком или группой вооруженных людей.
Только вот понять они не могут одного. Во всех СМИ говорится, что террорист должен быть подозрительным человеком, скорее всего с нерусским типом внешности, может быть бородатым, или в маске, в военной форме цвета хаки и большой спортивной сумкой, где можно спрятать оружие и взрывчатку.
Алекс в черной кожаной куртке, черных джинсах и кроссовках, в стандартной цилиндрической кожаной шапке-кепке с меховым подкладом, с абсолютно русским лицом, с трехдневной щетиной, никак не подходил под стереотип террориста. Поэтому люди, точнее заложники, растерялись.
Ведь тогда получается, что каждый человек, даже их сосед, даже сын, может оказаться тем самым ужасным ТЕРРОРИСТОМ, угрозой человечества, проклятым отбросом общества. Это расходится с тем, что вдолбили им с экрана телевизора, со страниц газет сотни политиков, борцов с преступностью, живущих в своем мире высоко за облаками на Олимпе, где каждый человек отличной от русской крови считается преступником, где зарплату и пенсию выдают вовремя, где зима приходит не строго по календарю, а подкрадывается внезапно.
Эти боги никогда не спускались на землю. Здесь все не так, и им этого не понять, не увидеть. Из-за того, что глаза их ослепли от блеска золота в лучах славы.
Эти люди, сидящие со скучным видом, считают себя заложниками.
Но так ли это?
Не были ли они заложниками и раньше? Заложниками собственных представлений о жизни, навязанных общественным мнением и вечерними новостями.
Они боятся человека с пистолетом, готовы покорно ему подчиняться. Считают себя запертыми жертвами. Но по сути ничего не изменилось с того момента, как Алекс достал пистолет и выстрелил. Стоит только парню, сидящему за рулем, одному из них, несчастных овец-заложников, нажать на кнопку, переключить тумблер, и троллейбус остановится, двери откроются, и - вот она, свобода!
Но Синяя Шапочка никогда так не сделает. Он - ЗАЛОЖНИК. И должен, обязан вести себя как заложник, потому что везде слышал и читал одно и тоже: выполняйте любые требования ТЕРРОРИСТОВ, беспрекословно. Платите налоги, переходите дорогу на зеленый свет, мойте руки перед едой, чистите зубы пастой "Блендамед".
И он не нажмет на тормоза, не протянет руку к тумблеру открытия дверей, хотя, что может быть проще. Он не сделает этого, потому что он - заложник, а в салоне ходит террорист и только ждет повода, чтобы пристрелить его.
Но зачем тогда этот парень в синей шапочке вызвался вести троллейбус?..
Человек с пистолетом в мирном городе перестает быть для остальных человеком. Он становится неодушевленным предметом, бомбой замедленного действия, орудием смертной казни, чем угодно, но не чувствующим существом с душой.
Пассажиры сидят и быстро переводят взгляд на свои руки, отворачиваются к окну, стоит только Алексу взглянуть на них. Словно у него смертоносный не только кольт, но и взгляд.
Слева от прохода, на возвышенном месте у окна сидит та самая паникерша в грязном пуховике бывшего розового цвета. Сейчас он смотрится на ней гораздо лучше. Сейчас он отличается от тысяч подобных пуховиков, которые проплывают за окном троллейбуса в сером апрельском снегопаде.
- Пересядь, - спокойно говорит Алекс пожилой женщине, сидящей рядом с Розовой Шапочкой. Женщина покорно переносит свои габариты на сидение через проход, не смотря на Алекса, словно взглянуть на него - смертный грех, попадешь в ад. А может и попадать уже никуда не надо? Посмотри вокруг, выгляни в окно, узри серость, мрак и пошлость.
Девушка с ужасом смотрит на Алекса, когда он подсаживается к ней. Она старается сжаться до размеров шарика гомеопатического средства против гриппа, слиться со стенкой, превратиться в рекламное объявление на ней, раствориться в воздухе. Дыхание учащается, на лбу под розовой шапочкой выступают бусинки пота, глаза открываются все шире, губы искривляются в преддверии вопля или плача.
- Успокойся, - тихо говорит Алекс и кладет свою левую руку на грязную руку Розовой Шапочки. В правой руке сжимает кольт, держа палец на спусковом крючке. - Я не причиню вреда.
На девушку это не действует.
Паника сменяется безотчетным ужасом. Остатки сознания покидают голову. Пустые глаза вытаращены, из приоткрытого рта вырывается хриплое тяжелое дыхание. Пахнущее "Диролом" со вкусом арбуза.
- Я лишь хочу поговорить... - Алекс сжимает ладонь Розовой Шапочки в своей. Она холодная, мокрая и грязная. - Как твое имя?
Только протяжный дрожащий стон вылетел из уст девушки. Из глаз покатились слезы, оставляя блестящие дорожки на щеках.
- Я Алекс.
Невнятный писк.
- Не плачь, - Алекс прикасается ладонью к щеке Розовой Шапочки, размазывая слезную дорожку, - Я наверно напугал тебя. Извини. Как тебя зовут?
С огромным усилием проглотив комок размером с футбольный мяч, девушка ответила.
- О-о-ольга...
И заревела в полный голос.
***
Ольга Пермякова, 22 года.
Знак зодиака - Водолей.
Рост - 168 см.
Вес - 49 кг.
В восемнадцать лет Оля ушла из дома, где ее регулярно поколачивал отец. С тех пор она живет у своей подруги, Кати. Иногда, раз в две недели, а то и реже, ее навещает мать.
В одну из суббот Ольга позвонила домой, первый раз за три года. Трубку поднял отец.
- Позови маму.
- Кто это? - хриплым голосом протянул отец, Евгений Антонович Пермяков, - Ты?
- Ее нет, ясно? - с ленцой растянул слова Евгений Антонович.
- Где она?
Молчание. Только хриплое дыхание, вырывающееся из изношенных курением легких отца.
- Повторяю, где она? - повторила Оля, - Чего ты молчишь? Что случилось?
- Нет ее, - отрезал отец, - Умерла, ясно?
Трубка выскользнула из вспотевшей ладони Ольги и с глухим стуком упала на ворсистый ковер в гостевой комнате квартиры Кати. Из динамика звучали короткие гудки. Оля сидела на мягком кожаном пуфе, все еще держа правую руку, в которой находилась трубка, возле уха. Голубые глаза наполнились слезами, и свет от ламп дневного освещения заиграл в уголках. Со стен молча созерцали происходящее репродукции Серова и Пикассо.
Это было почти полгода назад, в середине ноября.
Сейчас Ольга Пермякова сидит в троллейбусе, возле окна, и плачет, а слезы ей по щеке размазывает террорист, только что захвативший троллейбус. Он назвался Алексом.
Но можно ли ему верить? Он - преступник...
***
Мелодия из фильма "Бумер" нарушила мерное гудение троллейбуса. Левая рука Алекса замерла на щеке Ольги, правая сильнее сжала кольт.
Алекс вскочил и направился на звук мобильного, присматриваясь и прислушиваясь. Мелодия играет с передней или средней площадки троллейбуса. Пассажиры нервно переглядываются, когда Алекс наклоняется к ним.
- У кого?! - Нервно кричит Алекс, переводя дуло пистолета с одного человека на другого. Но все молчат, непонимающе хлопают невинными глазами.
- Телефон чей звонит? - уточнил вопрос Алекс, внимательно слушая, откуда идет звук.
Пока не доходит до средней двери троллейбуса, и не смотрит на пол. На ступени, упирающиеся в закрытые двери.
Ну конечно, как же я сразу не подумал?!
Все строго по инструкции. Как будто этих людей каждый день берут в заложники. Даже Алекс не догадался сказать им об этом.
Десятка два мобильных телефонов свалены в кучу на нижней ступени. Один из них, Samsung или Siemens, все они одинаковые, когда серые, мигает и воспроизводит одну и ту же последовательность нот. Кто-то из пассажиров очень кому-то понадобился. Кто-то уже потерял кого-то.
Алекс выставляет перед собой пистолет и, не целясь, разносит вдребезги маленькое серое пищащее устройство на аккумуляторах. Осколки пластика и микросхем поднимаются в воздух и разлетаются во всех направлениях. Покореженная SIM-карта падает к ногам Алекса, словно поверженный враг.
А может быть так оно и есть?
Алекс без интереса смотрит на кучку пока еще целых сотовых телефонов, разбросанных по ступеням средней площадки троллейбуса. На задней площадке, несомненно, творится тоже самое. Лучшие друзья людей, которых меняют с периодичностью, как минимум, раз в год, теперь лежат одинокие и беспомощные, словно новорожденные щенки. Словно птенцы. Нет, словно яйца, из которых вот-вот должны вылупиться птенцы.
Алекс никогда не понимал всего ажиотажа вокруг этих коробочек с микросхемами, способных делать что угодно - фотографировать, считать, записывать и воспроизводить музыку и голосовые сообщения, развлекать играми и картинками, и др., и пр. Но только вот похоже на то, что люди в погоне за "наворотами" совершенно забыли истинное назначение телефона - звонить.
Соединять двух людей, находящихся на расстоянии, с целью узнать как дела, что нового, разрешить проблемы или назначить встречу.
Телефон стал еще одним элементом массовой истерии, еще одним кирпичом в стене, отделяющей человека от реальности.
Скажи мне, какой у тебя телефон, и я скажу кто ты!
"Фу, у тебя Bluetooth'а нет, не понтово!"
У меня нет даже функции SMS, зато одной зарядки аккумулятора хватает больше, чем на неделю! И пока вы со своим Bluetooth'ом бегаете от розетки до розетки, я могу спокойно уйти далеко в лес, а вас всех накроет ударная волна. И на ваших похоронах мой телефон сыграет "Похоронный марш".
Раздавив с хрустом SIM-карту, Алекс оглядел салон.
Люди сидят, затаив дыхание, считая себя бочонком в лото. Кого вытащат на тот свет в этот раз? Чья очередь занять квадрат на кладбище? Кто на этот раз оказался самым слабым звеном?
Алекс повернулся лицом к кабине водителя. За стеклом перегородки, заклеенным постером Алсу, виднеется силуэт Синей Шапочки.
Зачем же он вызвался?
Ведь если бы не он, троллейбус уже взяли бы штурмом, и Алекс был бы либо в наручниках, либо в гробу.
Со зверским криком Алекс подпрыгивает, и приземляется на среднюю ступеньку средней площадки, кроша легкие, ультратонкие, сверхпрактичные корпуса из разного цвета пластика. С остервенением, родственным маньячеству, он топчет останки телефонов, не оставляя кусочка больше спичечной головки. Топчет сотни имен в телефонных книжках. Топчет сотни фотографий и видеороликов. Сотни историй и анекдотов. Тысячи SMS-сообщений.
Поскользнувшись на пластмассовых обломках и чуть не упав, Алекс прислоняется лбом к продолговатому стеклу двери. Мимо проплывает серый день. Под серым мостом течет серая, в пятнах от масла и бензина, речка.
Когда-то этот ядовитый поток действительно был речкой. В этой речке водилась рыба, росли водоросли в тихих местах. Ребятишки с радостью плескались в прохладной прозрачной воде. Покуда не пришла цивилизация и не спустила в воду канализационные трубы, время от времени протекающие.
Немного успокоившись, Алекс пошел, хватаясь свободной рукой за поручни, к кабине.
Узнать, зачем же Синяя Шапочка вызвался водителем?
***
Отодвинув дверь кабины, Алекс вошел внутрь. Лобовое окно открывало вид на грязный асфальт, по краям которого лежал нетающий скомканный снег. Впереди маячили красные стоп-сигналы автомобилей, остановившихся на перекрестке. Синяя Шапочка сосредоточенно держится за руль, словно это - единственный предмет, способный его спасти и сохранить. Впрочем, подобное предположение не лишено смысла.
- Ну, как дела? - осведомился Алекс, вертя кольт правой рукой. Синяя Шапочка пристроился в конец длинной очереди автомобилей и повернулся к Алексу, смотря своими зелеными глазами из-под бровей, почти полностью скрытых нижним краем вязаной шапки.
- Сам не видишь? - ухмыльнулся Синяя Шапочка, - Сплошные пробки, невозможно ехать...
Алекс посмотрел на серое однотонное небо из переднего окна троллейбуса. Медленные снежинки, вальсируя, сталкивались со стеклом и тут же таяли, либо скользили и скрывались где-то внизу за приборной панелью.
- Куда ехать хоть? - задал вопрос Синяя Шапочка, дернув троллейбус на полметра вперед и вновь остановив позади малинового джипа Паджеро.
- Вези по кругу, - ответил Алекс, все еще смотря куда-то вверх, словно выискивая первопричину всего сущего парящей среди невесомых апрельских снежинок. - До "Академической" и обратно, пока не надоест.
- А если уже надоело? - поинтересовался Синяя Шапочка, не отрывая взгляда от впереди стоящего красавца-джипа.
- Не надо было выставляться, когда я спрашивал, кто может троллейбус вести. Сам виноват, сейчас расхлебывай, - Алекс навел дуло пистолета на правый висок Синей Шапочки. Тот крепче вцепился в руль и застыл, словно внезапно температура опустилась до абсолютного нуля и даже ниже.
- Зачем ты это сделал? - задал вопрос Алекс, опуская пистолет и упирая дуло в приборную панель с многочисленными тумблерами и световыми индикаторами.
- Что сделал? - непонимающе уточнил Шапочка.
- Вызвался водителем? - уточнил Алекс, проводя дулом по лабиринту между переключателями. - Жить надоело, или наоборот, думал, что спасешься таким образом?
- Зачем вам это знать? - огрызнулся Синяя Шапочка. - Я рулю, давлю на педали, чего вам еще надо?
- Не груби мне, сукин сын! - Алекс тут же уткнул дуло в висок Шапочке, так что тот вскрикнул от неожиданности и боли, - Отвечай! Какого черта ты решил помочь мне? Какие у тебя были или есть мотивы? Мне надо знать, понял?!
- Хо-хоррошо... - начал, заикаясь Синяя Шапочка, - Я постараюсь сфорлум... сморлуф... тьфу... рассказать, почему так поступил... Только уберите оружие от моего виска, ладно?
- Мне лучше знать, что и когда убирать, ясно? Говори! - отрезал Алекс, однако отвел пистолет от виска Синей Шапочки и направил его чуть ниже, целясь в шею.
***
Антон Брегин, 23 года.
Знак Зодиака - Козерог.
Рост - 178 см.
Вес 72 кг.
Два года назад 26-го января Антон вышел из троллейбуса 6-го маршрута. Мороз сразу же сковал лицевые мышцы, перехватил дыхание резким порывом ветра, бросил в глаза горсть мелких колких снежинок. Унылый пейзаж городского утра - освещенная желтоватым светом фонарей улица, обезличенные прохожие, спешащие по своим делам, спрятавшись в толщу меха и кожи; деревья со скрученными артритом ветвями жалобно дрожат на ветру, и от этого кажется, что тени на снегу обрели жизнь и совершают сложные, неподдающиеся математическим расчетам колебания.
Полдевятого утра. Антон торопится на последний в этой сессии экзамен, четвертый по счету. Первые три он благополучно завалил. Философию, "матан" и теплотехнику. Зачем в техническом вузе навязывают в обязательном порядке философию? Антон не мог понять. Поэтому, придя на экзамен по философии, выучив только три билета из двадцати, он первым отправился отвечать, хотя и попался несчастливый тринадцатый билет.
Седой преподаватель отложил "Уральский Рабочий" на край стола, и приготовился внимательно слушать храброго студента, вызвавшегося первым отвечать свой билет. После вчерашней посиделки с коллегами по кафедре философии ему ужасно хотелось пойти поскорее домой, и в голове всерьез зародилась мысль - не поставить ли всем автоматом "отлично"?
Вот сейчас послушаю хотя бы одного, и довольно... Боже, как голова болит...
- Ну, молодой человек, начинайте, время не ждет. Давайте, кстати, вашу зачетку.
Антон, сидя напротив преподавателя, протянул зачетную книжку, и прокашлялся, собираясь с мыслями, однако ни одной философской не обнаружилось.
- Виктор Сергеевич, - начал Антон, - Я не готов отвечать.
Виктор Сергеевич перевел тяжелый взгляд с зачетной книжки на Антона.
Так. Началось... - подумал он.
- Да? - взгляд снова уперся в синюю шершавую поверхность зачетки, - И чем вы это объясните?
- Тем, что считаю философию глупой тратой времени.
В кабинете воцарилась мертвая тишина. Одногруппники перестали шуршать ручками по бумаге и шпаргалками под столом и уставились на Антона, широко раскрыв все, что можно раскрыть. Преподаватель медленно, чтобы не производить резких движений головой, откинулся на спинку стула.
- Да? - тупо спросил Виктор Сергеевич.
- Абсолютно, - не растерялся Антон, - Такой глупости, как философия я еще не видел!
- Вы еще многого не видели, какие ваши годы...
- И не увижу, благодаря вам и вашей кафедре, потому что это идиотство просто - всерьез заниматься тем, что перетирать древние мысли и предположения, вместо того, чтобы придумывать, находить нечто новое! - Антон задумался на минуту, произнести следующую фразу или нет, и решил произнести, будь, что будет, все равно экзамен завален, а так хоть народ повеселится, - Все равно, что толочь говно в ступе!
Это переполнило и без того полную головной боли чашу терпения Виктора Сергеевича. Он резко вскочил, чуть не потеряв равновесие от нахлынувшей дурноты; стул, побалансировав на задних ножках, с громким деревянным стуком рухнул на пол.
- Вон, - тихо, почти шепотом, сказал преподаватель, указав рукой на дверь кабинета. Антон не шелохнулся, но понял, что не нужно было говорить последнюю фразу: в кабинете никто не засмеялся, скорее, наоборот - на него посыпался град колючих неодобрительных взглядов.
- Вон, я сказал! - повысил голос Виктор Сергеевич, и лицо его приобрело ярко красный цвет; руки, которые упирались в столешницу, задрожали; рот перекосило.
Извинения за сказанное крутились на языке Антона, и он уже приготовился было озвучить их, но преподаватель, сгребши в охапку все свои бумаги со стола, метеором выскочил из кабинета, забыв даже на некоторое время о головной боли. Так прошел для Антона первый экзамен сессии. Строгий дисциплинарный выговор и отчисление - так было указано в приказе, вывешенном на доске объявлений возле деканата.
На следующие два экзамена Антон вообще не ходил, так как думал, что приказ на доске объявлений - это уже окончательный приговор. О том, что все еще является студентом, он узнал за день до последнего сессионного экзамена, на который и спешил 26-го января два года назад ранним утром в сильную метель.
***
- Я не сдал, завалил вчистую, и на следующей неделе меня отчислили, - констатировал факт Синяя Шапочка, имя которого - Антон.
- И что дальше? - не понял Алекс, - Причем тут троллейбус? Причем тут твой выбор?
- Меня отчислили два года назад, с тех пор преследуют повестки, я устал уже прятаться. Отец раньше, когда работал водителем троллейбуса, возил меня с собой, чтобы я не оставался дома лишний раз. Мало ли что взбредет военкоматовцам в головы. И постоянные упреки, что я ни на что не годен, сижу на шее, на протяжении дней, месяцев, пока он возил меня по маршрутам. Мне это просто надоело. Надоело прятаться, надоело выслушивать оскорбления родителей! Надоело жить! Я надеялся, что ты меня грохнешь, если высунусь! Ты доволен?
Антон уронил голову на руки, обхватывающие руль, и зарыдал. Алекс по-братски похлопал его по плечу.
- Успокойся, брат, не все еще потеряно. Мне вот только непонятно - если ты хотел умереть, то почему не отколол что-нибудь эдакое, чтобы спровоцировать меня?
- Потому что я трус...
Антон сдавленно всхлипнул, провел рукавом по носу, оставляя влажный след.
Алекс вышел из кабины, задвинув за собой со скрипом дверь, приглушая и без того глухие всхлипы Антона. Люди в салоне продолжали без интереса выглядывать в окна, лишь бы не смотреть на Алекса. А он, перекладывая кольт из руки в руку, пошел по проходу в конец салона, словно посреди разверзшегося моря людской ненависти.
Дойдя до последнего ряда сидений, на Алекса нахлынул поток воспоминаний из школьных лет. Мотания из школы в школу, прогулы физкультуры и химии, игра в карты на деньги, многочисленные драки и двойки. А причиной тому послужил невзрачный мужичок лет сорока с половиной, сидевший вполоборота под доской с объявлением о выходе нового номера журнала "Телешоу".
Алекс подошел ближе. Сомнений не осталось, это - Валерий Константинович Золотухин, преподаватель химии во времена, когда Алекс ходил послушно в школу, не подозревая, что ожидает его через четыре с небольшим года. Химик не узнавал Алекса, хотя тот встал прямо напротив, наведя ствол пистолета на переносицу, где сходились густые брови серого цвета. Химик не узнавал Алекса, даже когда тот взвел курок...
***
- Алекс, ты урод! - со злости рявкнул Саня, пытаясь вырвать из рук товарища уже изрядно мятую тетрадь сливового цвета, - Ну чего тебе стоит, все равно сам не пойдешь отвечать!
- Ой, детский сад "Калинка"! - бросила в сторону ребят проходящая в кабинет Марина, мотнула головой в знак крайнего презрения, распушив иссиня черные волосы. Коротенькая расклешенная юбочка цвета морской волны волнующе покачивалась при ходьбе, стремясь прилипнуть к гладкой коже, но не имея такой возможности. Алекс засмотрелся, и этим воспользовался Саня. Один крепкий рывок и мятая, надорванная с одного конца тетрадка осталась у него в руках.
- Ха! - в неописуемом восторге Саня отскочил к бежевой стене, подальше от рассвирепевшего Алекса.
- Мудак, верни тетрадь! - Алекс было бросился по направлению сани, но тот уже бежал по коридору прочь, противно гогоча и размахивая сливовым конспектом по химии, - Урод, блин...
Алекс молча вошел в класс. Прозвенел оглушительно-мерзкий звонок. Девушки, о чем-то секретничавшие на дальней парте, разошлись по своим местам рядом с парнями, переводящими дух после утомительной игры в футбол крышечкой от бутылки "Пепси-Колы". Алекс подошел к своему месту вот уже третий месяц - третьей парте среднего ряда. Опустился на привычно скрипнувший из-за нехватки болтов стул. Слева от Алекса одну с ним парту делила Марина Косицына, одна из самых популярных девушек школы, организатор практически всех мероприятий, однако круглая троечница. Низко наклонившись над тетрадью, так что черный водопад стекал с затылка на столешницу, Марина старательно водила ручкой, доделывая домашнее задание по химии. То самое, которое Саня только что забрал у Алекса.
- Ты третий пример сделал? - Марина повернула голову вправо, посмотрев на Алекса с уровня парты сквозь завесу собственных волос, - Я уже битый час маюсь...
- Сделал, только этот придурок Саня спи... забрал его у меня, - Алекс улыбнулся, а Марина вернулась в исходное положение, продолжая шуршать ручкой, - Давай помогу, я помню.
Марина выпрямилась на стуле, откинув назад густую копну и выставив вперед два бугра, обтянутых до мельчайших подробностей черной кофтой.
- Ну, давай, все равно сидишь без дела, - Марина правой рукой пододвинула тетрадь к Алексу, левой рукой пытаясь безрезультатно натянуть юбку до колена закинутой на ногу ноги. В классе стоял жуткий шум, так как учитель задержался на целых шесть минут. А это означало, что по неписанным школьным правилам через девять минут можно отправляться домой. Алекс быстрым почерком, отличным от аккуратного каллиграфического, набросал решение.
- Все, что ли? - Марина повернулась к Алексу, когда он ее позвал, оторвалась от интересного разговора о шмотках с соседкой через проход.
- Да, ничего сложного, пустяк, - Алекс вернул тетрадь Марине.
- Ой, ты не представляешь какой ты супер! - Марина наклонилась и чмокнула Алекса в щеку, на протяжении недели хранившую этот поцелуй, - Спасибо!
- Ага, - ошалевший Алекс не нашелся с достойным ответом, да это и к лучшему, получилось бы банально.
В классе в один момент воцарилась тишина. Вошел учитель химии, как всегда с толстой кипой тетрадок подмышкой. Нервным, быстрым шагом он прошел к столу и вывалил гору макулатуры на столешницу. Несколько тетрадок соскользнули на пол. Злобный взгляд химика остановился на девушке, сидевшей прямо напротив учительского стола.
- Подними, не видишь что ли, тетради упали? - гулким голосом обратился Валерий Константинович.
Девушка Катя с вьющимися блондинистыми волосами до плеч выбралась из-за парты и полезла собирать разлетевшиеся тетради и листки. Весь класс наблюдал за этим, не издавая ни звука. Женская половина класса мысленно материла химика за унижение Кати. Мужская же половина была близка к тому, чтобы подойти и поблагодарить учителя, так как случившееся позволило им в подробностях разглядеть розовые трусики Кати Волосцовой.
Алекс пристально смотрел на Катю, пока не почувствовал острую боль в левой ноге. И грозный шепот Марины:
- Чего вылупился на нее? Женских задниц вживую не видел?
Алекс молча посмотрел на Марину и, смутившись, опустил взгляд на учебник, лежавший перед ним. Покачал головой.
- Да? Правда? - оживилась Марина, - Не видел? Ты чего, еще не трахался ни разу?
Алекс взглянул на Марину и собрался было ответить, что нет, но воздух класса содрогнулся от громкого голоса химика. Начался собственно урок химии. Все обсуждения и проблемы следовало отложить до ближайшей перемены. Из-за двоек, дамокловым мечом висящих над головами учеников. Двоек за поведение и разговоры на уроке. У Алекса уже было три таких экземпляра, и ему не хотелось закончить четверть на неуд. То же самое касалось и Марины, у которой было целых пять двоек, за каждый свой наряд, подвергнутый обсуждению с подружкой через проход. У остальных было по две пары как минимум. Валерий Константинович умел поддерживать дисциплину в классе.
Но это не касалось Сани Яшина, второгодника, не видевшего оценок выше двойки уже пятый месяц подряд; Сани Яшина, который ворвался в класс с радостной улыбкой и мятой тетрадкой сливового цвета в самый разгар урока, прервав химика на полуслове. Весь класс дружно оторвался от записей и уставился на Саню. Послышалось несколько приглушенных смешков, кое-кто, улыбаясь, покачал головой, остальные просто смотрели, затаив дыхание, ожидая кровавой расправы. Или крупного скандала, по меньшей мере.
Яшин не раз попадал в переплет. Но никогда еще из-за него не попадали в переплет другие. Рано или поздно это должно было случиться...
***
- Я не давал тогда списывать Яшину, Валерий Константинович, - монотонно, словно робот, проговорил Алекс, держа бывшего учителя на прицеле, - Он у меня забрал тетрадь, я был невиновен...
***
Валерий Константинович Золотухин. 56 лет.
Знак зодиака - Лев.
Рост - 179 см.
Вес - 83 кг.
Этим серым апрельским утром Валерий Золотухин, для друзей Зола, вышел из подъезда двенадцатиэтажного дома в Ботаническом районе, где жила одна из его многочисленных любовниц. Их у него было столько, что со временем, когда память стала изменять учителю химии со стажем, пришлось завести блокнот. И составить расписание встреч.
Сегодня была Настя. Она была моложе Золы на тридцать лет, как и дюжина других его пассий. Но это не смущало ни его, ни ее. Он был крепок во всех отношениях, а она имела хороший секс по вторникам и хождение по бутикам ежедневно.
Хорошее настроение бурлило в венах Валерия. Еще бы - три раза почти подряд, такого давно не случалось с ним. И это без "Виагры"! Даже холод и уныло падающий снег не могли заставить Валерия загрустить в это утро.