Немова Валентина Тимофеевна : другие произведения.

Зовёт гора Магнитная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этой повести рассказывается о том, как строился Магнитогорск и о людях, которые его стоили. Повесть о Магнитогорске и о магнитогорцах На фоне описания жизни бывшей одноклассницы и и её близких автор излагает историю своего родного города на разных этапах его строительства.

Валентина Немова

Зовёт гора Магнитная

  
   В этой повести рассказывается о том, как строился Магнитогорск и о людях, которые его стоили.
   Повесть о Магнитогорске и о магнитогорцах
   На фоне описания жизни бывшей одноклассницы и её близких автор излагает историю своего родного города на разных этапах его строительства.
  

Валентина Немова

Зовёт гора Магнитная

   Я знаю -
   город будет,
   Я знаю -
   саду цвесть,
   Когда
   такие люди
   в стране
   в Советской есть
   В. Маяковский, 1929
   "Рассказ о Кузнецкострое и
   о людях Кузнецка"
  
   "Прекрасная музыка
   души -- это доброта"
   Ромен Роллан
  
   "О магнитогорце нельзя сказать бывший, как невозможно сказать бывший сын или бывший отец. Если волей судьбы человек переехал в другие края, всё равно он до конца дней своих сохраняет чувство кровного родства, связывающего его с городом, само название которого обозначает силу притяжения".
   Роднит человека с Магниткой то, что он сам вложил в эту новостройку: свой труд, свою душу. То, что он отдавал городу, город отдавал стране и в мирное, и в военное время.
   В годы Великой Отечественной войны Магнитка превратилась в броневой щит Отчизны. В это время металлурги и строители Магнитогорска ввели в строй две доменные печи. Пять мартенов. Два прокатных стана. Четыре коксовых батареи. Группу снарядных цехов. На больших блюмингах стали катать броневой лист!
   "Поток уральского металла дал возможность непрерывно увеличивать выпуск продукции для нужд фронта. Из металла Магнитки изготовлено сто десять миллионов снарядов. Каждый третий снаряд был отлит на Магнитогорском металлургическом комбинате. Пятьдесят тысяч танков. Каждый второй танк был одет в магнитогорскую броню. Даже если бы магнитогорцы -- ни до, ни после ничего подобного не совершили, их трудовой подвиг вошёл бы в историю как пример доблестного служения Отчизне."
   Документальный материал взят из очерка "Улица сталевара Грязнова", который был издан издательством "Советская Россия" в 1979 году, к пятидесятилетию Магнитогорска. Авторы книги -- Людмила Татьяничева и Николай Смелянский. В том же году и по тому же самому поводу Центральным рекламно-информационным бюро "Турист" по заказу Челябинского областного совета по туризму и экскурсиям была выпущена брошюра-путеводитель по Магнитогорску. Её название - "Гордость моя, Магнитка" Автор текста Н. Петров. Вот что он пишет о Магнитогорске:
   "Это крупнейшая стройка первой пятилетки молодой Страны Советов. Историю этого города создавала вся страна: Магнитогорск вобрал в себя всё лучшее, чем жили люди на заре новой эпохи.
   Магнитка сегодня -- флагман отечественной металлургии. За пятьдесят лет у древних Уральских гор на стыке Европы и Азии встали металлургический комбинат и современный белокаменный город с широкими проспектами, с зелёными улицами и парками.
   Но Магнитка -- это не только гигант комбинат и красавец город. Это прежде всего люди. Люди огня и металла, строители, учёные, студенты. Те, кто начинал Магнитку в 1929 году. Те, кто продолжает её сейчас. И те, кому предстоит нести эстафету первостроителей в будущем. Магнитка -- их Честь, а они -- её слава."
   Этот восторженный отзыв Н. Петрова о Магнитке и то, что он назвал её своей гордостью (подчеркнём слово "своей"), заставляет думать, что этот город ему не чужой, что когда-то он здесь жил, как и авторы книги о сталеварах Людмила Татьяничева и Николай Смелянский, но неудачно сложившиеся обстоятельства заставили его переехать в другие края. Однако, поселившись в другом месте, он остаётся преданным Магнитогорску, душой магнитогорским. Как поётся в песне Бориса Гибалина на слова Игоря Тарабукина:
   Зовёт гора Магнитная, душой магнитогорский я...
   Много хороших слов сказано об этом славном городе. Пришло время, и я почувствовала потребность высказать своё отношение к Магнитке. Очень хочется мне рассказать о замечательных людях, с которыми сводила меня судьба в то время, когда я постоянно жила в Магнитогорске, и потом, когда, переехав в другой город, продолжала бывать в родном.
   Начну свою повесть издалека.

* * *

   Из записной книжки школьницы
   Каких только людей нет на свете! Одни более заметные, другие -- менее. Когда зайдёшь в какое-нибудь помещение, тебе сразу же бросятся в глаза некоторые личности, на всех остальных обратишь внимание только позднее. Когда впервые в этом году пришла я в девятую школу в девятый класс, мне бросилась в глаза Лида Маслова с её масляной красотой и со всеми своими повадками, соответствующими её говорящей фамилии. И её тоненькая фигурка, и быстрая походка, и маленькие ножки, и волнистые волосы -- всё взывало к вам: посмотрите на меня, чем же я плоха?
   - Ничем не плоха, симпатичная, даже слишком. Перемасленная какая-то, пересахаренная, аж приторно становится, когда глядишь на тебя.
   Её смех, озорной, игривый, звучит навязчиво, ножки при ходьбе ставит она так продуманно, требуя, чтобы на них взглянули и восхитились ими. В девятом классе она сидит второй год. Узнав это, я тут же потеряла к ней интерес. К людям с приятной внешностью отношусь я придирчиво. Мне кажется: если природа наградила тебя внешней привлекательностью, ты просто обязан подтвердить это своё качество правильным поведением, а лучше сказать: красотой души. Красивый внешне человек должен быть, как я считаю, порядочным, скромным, его помыслы должны быть чистыми, бесхитростными. Если же красавец (или красавица) не удовлетворяет всем этим требованиям, его (или её) так и хочется переделать. Но это, наверное, очень трудно. И, конечно, очень редко так бывает, чтобы в человеке совмещалась красота наружности с красотой души. Или красивый дурак, или умный, порядочный, но с какими-то изъянами во внешности. По-моему, последнее лучше, чем первое. Если некрасивый на вид человек отличается умом и правильностью своих поступков, общаясь с ним, забываешь о его внешней заурядности.
   Я не хочу сказать, что Лида Маслова своим кокетством отталкивала от себя. Нет, не отталкивала, но вызывала снисходительную, ироническую улыбку. Мне всегда хотелось ей сказать: "Ты и так хороша, зачем же ты стараешься выглядеть ещё лучше? Зачем играешь?"
   Но не это было самым плохим в её поведении, а то, что, притворяясь простушкой, на самом деле она очень зла и старается изо всех сил внимание парней из нашего класса отвлечь от других девчонок, заставить ребят замечать лишь её одну. Однако это не удаётся ей. В нашем классе есть девицы поинтересней, чем она, но о них напишу я позднее.
   В первые дни мы с Лидой конфликтовали, так как я очень не люблю злых. Потом наши отношения с ней нормализовались. Но нужно всё-таки сказать: на таких людей, как Лидия, с её говорящей фамилией, недельки через две после первой встречи перестаёшь обращать внимание, пока она не захохочет чересчур звонким смехом или не намалюет чёрным карандашом свои брови.
   Теперь о других девчонках из нашего класса.
   Галя Лазутина. Эта девица такова, что первая встреча с ней запоминается тебе надолго. И ты не перестаёшь обращать на неё внимание, сколько бы времени ни прошло с тех пор. И чем дальше, тем больше интересуешься ею и придираешься к ней, заметив, что она "себе на уме", что ей ещё больше, чем Лиде Масловой, хочется всех юношей в классе влюбить в себя. И действует она, идя к этой цели, намного искуснее, чем недалёкая Лида, потому что намного умнее её. И тебе, если ты с нею общаешься, очень хочется разгадать, какие замыслы зреют в её голове. Между мной и кем-то из наших девчат как-то произошёл спор: красива Галина или нет. О таких людях, как она, очень трудно судить, даже о том, что доступно вашему взору, о её внешности. Скорее всего, она не красива, а просто симпатичная, но умеет выглядеть красивой.
   У неё большой, слишком большой нос, но он не безобразит её лица, на котором каким-то загадочным игривым огнём горят небольшие, иногда синие, иногда голубые глаза. Горят или блестят? Наверное, всё-таки блестят. Судя по тому, как она себя ведёт, Галка нехороший человек, а нехорошим людям, как я считаю, не свойственно горение. Трудно уличить её в том, что она, как и Лида Маслова, "играет", но нельзя не заметить, что это именно так, когда видишь, что почти все мальчишки из нашего класса от неё без ума, она на словах сожалеет об этом, а сама продолжает всем им без разбора, строить глазки и расставлять сети. Уверяет всех, что ей очень жаль Володьку Романова, который, как и другие парни, увлечён ею, что рада была бы ответить ему взаимностью, но сердце её, мол, принадлежит другому, а сама в записках, адресованных Владимиру, которые передаются из рук в руки и прочитываются всеми подряд, так и напрашивается на то, чтобы он объяснялся ей в любви, а всем другим, помешанным на ней парням внушает, что не надо терять надежду. Удивительно то, что они вроде бы не понимают, как это гадко. Однако не всё в ней плохо. А хорошо то, что один из наших мальчишек нравится ей по-настоящему. Это Александр Болгов. Чёрт возьми, как любовь красит человека! А лучше всего то, что Саша, узнав от Риммы Романовой, что представляет собой эта чародейка Лазутина Галина, всё-таки продолжает любить её. Вот молодец! Ему, как и всем его одноклассникам, семнадцать лет Может быть, в этом возрасте ещё рано бесшабашно влюбляться, но сердцу не прикажешь. Так люди говорят. И как Сашок похорошел с тех пор, как они с Галиной подружились! Стал добрее, мягче, общительнее. Я надеюсь: под влиянием этого юноши и Галя исправится. Давным-давно понравились друг другу, а мудрили до сих пор. Все в нашей школе уже заметили, что она по уши влюбилась в него. Но ему она в этом не признавалась, боялась потерять независимость, свободу. И если бы Римма Романова не сунула нос в чужие дела, и сейчас, наверно, эта парочка смешила бы людей. Интересно, как следует расценить это Риммино вмешательство в их отношения? Римма рассказала Саше всё, что она знала о Галине, причём мало лестного. Не скрыла от парня, какие каверзы ещё замышляет эта "заноза", решившая во что бы то ни стало поймать Сашку в свои сети, не беспокоясь о том, что туда может попасть большое количество "мелкой рыбёшки" (это Риммино выражение).
   Эта девица любит лезть туда, куда её не приглашают. Думаю, это было бы плохо, если бы она имела злые намерения. Но она, по-моему, никому не желает зла, просто старается помочь влюблённым понять друг друга.
   Римму надо описать более подробно. Небольшого роста, полная, довольно-таки неуклюжая, но эта её неуклюжесть кажется приятной и забавной, потому что не мешает ей быть расторопной и быстрой. Лицо тоже очень милое. Не лицо, а кукольное личико. Глаза серые, большие, с загнутыми ресницами, озорные. Глянешь на неё, когда она смеётся, невольно расхохочешься и ты... от всей души, но не над ней, а неизвестно над чем. Рот у неё маленький, как у пупсика.
   Вот идёт Римма к доске, слегка переваливается с боку на бок, расставив руки в стороны, улыбаясь искренне и любезно. Её внешность не очень нравится мне. Была бы она поаккуратней. Если уж ленишься стирать белый воротничок, так не пришивай его к платью. Школьную форму и почаще можно утюжить. Хотелось бы мне знать, какая обстановка у неё дома. Почему-то она не любит там находиться. Несмотря на забавный внешний вид, она неглупа, серьёзна, хорошо играет в шахматы. Но что, на мой взгляд, ценно, она очень наблюдательна. Конечно, подмечает она далеко не всё, но по сравнению с другими девчонками довольно много. Она подметила, что в нашем классе собрались все влюбчивые, и девчата, и парни. Можно подумать, сказала она однажды, что в школу ходим мы не учиться, а влюбляться. Так сказать, дружить. Она считает: это плохо. А мне кажется: хорошо, потому что я, как и большинство наших одноклассниц, влюблена и вроде бы пользуюсь взаимностью.
   Лишь двух девчонок из нашего класса, двух подружек: Риты Сергеевой и Тамары Спицыной не коснулась эта "поголовная влюблённость". Они не только не позаботились о том, чтобы кому-то из наших мальчишек понравиться, но ещё и насмехаются над теми, кому это удавалось. Мне кажется, одна из них была неравнодушна к парню, с которым мы, что называется, дружили и собирались, окончив школу, пожениться, поэтому мне доставалось от тех зубоскалок больше, чем другим, кому "в любви повезло". Стоило учителю, окончив урок, выйти из класса, они брались за меня, осыпая колкостями. В основном это были частушки. Вот такая, например:
   Ночка тёмная, комарики кусают,
   А Юля с Лёшей по садику гуляют.
   Они намекали, наверное, на то, что в наших отношениях с Алексеем есть что-то, якобы постыдное, предосудительное. Однако я, зная прекрасно, что ничего подобного в действительности нет, пропускала их "подколки" мимо ушей. Единственное, что я предпринимала, злясь на задир, было вот что: я их расписала в своём личном дневнике, не жалея сатирических красок. Вот эта запись.
   Рита Сергеева, Тамара Спицына. Порознь их описывать нет нужды, поскольку эти две подружки, как две ягодки с одного поля, походят одна на другую. Обе злые, завистливые, никому не прощают превосходства над собой. Мстительные. Даже внешне похожи друг на друга, так что их легко перепутать. Различают их по росту. Та, что пониже, -- Рита Сергеева; Та, что повыше, -- Тамара Спицына. Именно ей, как мне кажется, приглянулся Алексей, который во время перемен от меня не отходит, что её страшно раздражает, и она то и дело нападает на меня, не стыдясь проявлять свои чувства. Постараюсь описать её отдельно от Риты. Она среднего роста, плотная, как-то не по-девичьи. Однажды она пришла в школу в сапогах,точно в таких, какие носили наши парни, и стала вдруг походить на них. И мне очень захотелось назвать её мужичкой. Всё в ней грубое, неотёсанное, угловатое. Но эта угловатость не такая, как у ребят, которую им можно простить, раз уж они парни, а такая, какая бывает у грубых, не следящих за своей внешностью девчонок. И черты лица её тоже непривлекательные, грубые. Нос толстый, который так и хочется подшлифовать. И губы толстые, которые она постоянно кусает. Глаза, может быть, и красивые (цвет крепко заваренного чая), казались бы красивыми, если бы не тот хищный блеск, который они излучают. Бесстыдство и нахальство выражает их взгляд. Напоминают они глаза кошки, которая подстерегает добычу и вот-вот бросится на неё. Она часто улыбается, но не весело, как другие девочки, а хитро. Беспощадностью веет от её улыбки. Это даже не улыбка, а волчий оскал. Глядя на неё, когда она так ощерится, я вижу перед собой волчицу, которая ничего не выпустит из своей пасти. Что ей в зубы попало, то и пропало. А уж захватить ей хочется очень много.
   Если бы я дала ей это своё сочинение почитать, бледный вид был бы у неё. Но на такой поступок злости у меня не хватит. А потому, опасаясь, как бы она не добралась до моей записной книжки, я перестала носить её в портфеле, а дома оставляла, засунув поглубже в ящик письменного стола. С глаз долой -- из сердца вон.
   Спрятав от самой себя свой дневник, и думать об этой потенциально опасной девице я перестала. И вдруг узнаю: в эту мужичку влюбился Иван, мой названный брат. Почему названный? Потому что на самом деле родственником он мне не был. Просто относился ко мне по-братски. Он был другом Алексея. Можно сказать, мы дружили втроём. За Алексея, как уже было сказано, я собиралась выйти замуж. Но Лёшка был слишком своенравным. И мы с ним часто ссорились. А Ваня, видя, как я из-за этого переживаю, мирил нас, за что я была ему очень благодарна; за его сочувствие ко мне, и стала называть его своим братом. Он согласился, чтобы я его так называла. И всех своих знакомых уверял, что мы с ним действительно брат и сестра. Узнав, по кому он "сохнет", я расстроилась, потому что поняла: ради Ивана я должна буду ломать себя. Скрыв от него, что я ненавижу эту девчонку, я постаралась смириться с его выбором. Ивану я посвятила первое в своей жизни стихотворение.
   Ване от Юли
   Что ты жадно глядишь на коттеджи,
   В стороне от весёлых друзей?
   Знать, забилось сердечко в надежде:
   Ищешь встреч с куркулихой своей.
   И зачем ты бежишь торопливо
   За умчавшимся вдаль "москвичом"?
   На лице твоём, добром и милом,
   Разгорелся румянец огнём.
   А глаза твои, синие, словно
   Полевые цветы васильки,
   Смотрят ласково, мягко, любовно
   Из-под поднятой к брови руки.
   Взгляд один, паренёк, твой лучистый,
   Полный помыслов добрых и чистых,
   Интерес к тебе вызовет быстрый,
   Место в жизни поможет найти
   И в доверие к людям войти.
   Жизнь трудна,
   Но и счастьем полна.
   На заводе, на фабрике, в поле
   Ценит тружеников страна.
   Много лет пролетит, но таким же
   Ты для нас будешь близким, родным,
   Синеглазым хорошим парнишкой
   И товарищем, другом большим.
   Не забудем мы дней своих школьных
   И тебя мы навеки запомним.
   Не забудем, как ты помогал нам
   Добрым словом в минуту тоски,
   И улыбкою лучезарной,
   И пожатием крепким руки.
   Для тебя я сестрица родная,
   Но другую ты любишь сильней.
   Тебе очень хотелось, я знаю,
   Чтобы мы подружилися с ней.
   Я её полюбила, конечно,
   Чтоб остался доволен ты мной
   И надеюсь, что это навечно.
   Стала Тома мне тоже родной.
   Я горжусь, что своею сеструхой
   Ты меня называешь всегда.
   Нас с тобой впереди ждёт разлука,
   Только это, поверь, не беда.
   Непременно мы встретимся снова
   На мосту, над Уралом-рекой,
   Всех друзей вспомним ласковым словом,
   Вспомним школу, что стала родной.
   За столом соберёмся богатым
   И про школьную дружбу споём,
   Выпьем чашу,
   Как было когда-то,
   Хотя и не часто,
   За здоровье, за личное счастье
   И за правду, в согласье
   С которой живём.
   Тост поднимем за мир во всём мире,
   Пожелаем всем солнечных дней.
   Пусть ряды наших школьных друзей
   С каждым днём будут шире
   И тесней...
   Тут, я думаю, будет уместно вспомнить песню о школьной дружбе, которую сочинила одна из наших девочек -- Таня Мудрецова. Эту песню мы всё время распевали, на переменах и задерживаясь в школе после уроков.
   Песня о Николе
   На краю посёлка жил Никола,
   Вдалеке стояла наша школа.
   И о нём, Николе,
   Говорили в школе,
   Как о неприветливом,
   Угрюмом пареньке.
   Припев: Школа милая,
   Школа -- дом родной
   Скоро мы расстанемся с тобой
   Скоро к нам придёт расставанья час.
   Хорошо друзьями быть сейчас.
   Хорошо бы, думают у нас,
   Чтоб здороваясь, входил он в класс,
   Чтоб о нём, Николе,
   Говорили в школе,
   Как о самом вежливом,
   Культурном пареньке.
   Припев.
  
   Продолжу рассказ об Иване и Тамаре.
   Итак, я подружилась с ней, но не только потому, что этого пожелал Иван. Ещё и по той причине, что вдруг выяснилось, что при всей своей неотёсанности и насмешливости она вовсе не плохо относится ко мне. Убедилась я в этом во время выборов в ученический комитет школы, в которых обычно принимают участие не только старшеклассники, но и младшие классы. Устроили выборы в актовом зале. От каждого класса явились делегации из нескольких человек. Народу набилось -- не протолкнёшься. В группу от нашего класса вошли мы с Тамарой. Она взгромоздилась на подоконник. Я застряла между рядами. Фамилии предлагаемых в комитет кандидатур выкрикивались с мест. Тот из кандидатов, за кого будет отдано больше голосов, и должен был стать председателем учкома. Счётная комиссия, состоящая из учеников, важно восседала за столом. Присутствующие в зале представители от учителей тщетно старались утихомирить своих подопечных. Тамара вела себя так же, как и все другие девчонки и мальчишки. Что-то орала, размахивая руками, топая ногами, спрыгнув с подоконника. Прислушавшись, я разобрала: она выкрикивает мою фамилию Я очень удивилась, увидев, что её записывают белым мелом на чёрной доске, стоявшей на невысокой сцене. Началось голосование. Когда дошла очередь до моей фамилии, поднялся лес рук. У меня даже мурашки побежали по спине, когда я оглянулась по сторонам. Проголосовали единогласно. То, что мою кандидатуру поддержали старшеклассники, не было для меня неожиданностью. Они знали меня как добросовестно выполнявшего свои обязанности члена комитета ВЛКСМ школы. А малыши? Откуда они меня знали?
   Как откуда? Они же все живут в микрорайоне нашей школы. И дом, в котором я обитаю, соседствует со школьным зданием. Ребятишки постоянно толкутся в моём дворе, играют в детские игры: в клёк, в жёстку, в догонялки, прыгают со скакалкой. И я, когда у меня выпадает свободная минута, тоже выхожу во двор и принимаю участие в их забавах. Не хочется становиться взрослой: ведь беззаботное детство -- самая счастливая пора в жизни человека. Уйдёт и не вернётся. Запомнила меня, стало быть, эта мелюзга, большую девчонку, которая не задирает нос перед теми, кто ещё мал, и балуется вместе с ними, и отдали мне свои голоса.
   Именно им, малышне дворовой, я была обязана тем, что стала вдруг председателем ученического комитета школы. Им и однокласснице Тамаре, предложившей мою кандидатуру. Знала я, что эта нагрузка не будет способствовать моим успехам в ученье, но осталась довольна тем, что мне оказали такую честь.
   Была я в это время одной из лучших учениц школы, как говорится, шла на медаль. Но, занявшись всерьёз общественной работой, медаль свою "профукала" (мамино выражение). Но об этом не пожалела. Находясь на посту председателя учкома, который в нашей школе имел право присутствовать на педсоветах и даже участвовать, когда требовалось по ходу дела в голосовании, являясь также членом комитета ВЛКСМ школы, я приобрела опыт работы с детьми, который позднее мне очень пригодился, так как, окончив школу, а потом пединститут, я стала учительницей, что в мои планы, честно скажу, не входило. Такую роль в моей жизни сыграла Тамара, подметив в моей натуре что-то такое педагогическое, чего я в себе не замечала.
   Но эта повесть не обо мне.
   Мы с Алексеем, хотя и любили друг друга до умопомрачения и строили планы на будущее, разошлись после окончания школы, как в море корабли (так выражалась молодёжь в пору моей юности). Иван, в отличие от Алёши, хотя и любил Тамару, жениться на ней даже не помышлял, так как знал: она равнодушна к нему. Однако, несмотря на свою антипатию к Ивану, она решила выйти за него. Причём не он ей сделал предложение, а она ему. Они прожили бок о бок друг с другом до самой старости. Их совместная жизнь проходила, можно сказать, у меня на глазах. И что это была за жизнь? Вместе, но без взаимной любви. Вот об этом я и хочу рассказать, предостеречь молодых людей от ошибки, подобной той, которую допустил Ваня, женившись на женщине, которая в подростковом возрасте высмеивала тех, кто был искренне влюблён. Это не сулило её избраннику ничего хорошего в будущем.
   Поженились они не сразу после окончания школы, а несколько лет спустя. И надо сказать, что за эти годы Тамара у всех на глазах просто расцвела, превратившись из гадкого утёнка в роскошного лебедя, в настоящую красавицу. Заметив это, Иван приуныл. Потеряв надежду на взаимность, уехал из родного города. В каком-то другом городе окончил лётное училище и стал лётчиком. Мы с ним переписывались и поддерживали дружеские отношения, когда он приезжал в Магнитогорск на побывку. У меня сохранилось одно из его писем, которое он прислал мне в 1953 году, когда служил в Павлодаре. Приведу текст этого послания без каких-либо поправок и сокращений.
   Здравствуй, Юля!
   Сообщаю, что твоё письмо получил, которого, кстати, не ожидал, тем более, что уже прошли всякие сроки. Скажу откровенно, что писем вообще я получаю много, вернее, получал. И сама ты уже догадалась, по-видимому, что ответил я не всем. Да и к чему эта бумажная волокита, коли у пишущего нет интереса ко мне? Письма такие неискренние, что просто читать не хочется. Сама, думаю, понимаешь, что коль нет доверия между кем бы то ни было, так и письма пишутся для проформы. Итак, скоро нам предоставится возможность поговорить с глазу на глаз, так, чтобы определить наши с тобой отношения раз и навсегда. Согласна? А пока пиши, "хоть и без особой охоты", как ты выразилась в своём послании. Откровенность -- дело хорошее, но я иногда бываю слишком откровенным. Разве я не писал тебе, что сделал всё, чтобы не получать больше от тебя писем? Мне кажется, что мы с тобой стали уже слишком разные люди. У тебя одни интересы, у меня -- другие. К тому же у нас с тобой теперь уже нет общих друзей. А от этого тоже многое зависит. У тебя сейчас, догадываюсь, много новых друзей из ребят, с которыми я вовсе не знаком. Но это, конечно, дело твоё. Ты пишешь, что моё письмо очень маленькое. Ничего не поделаешь. Приходится иногда оглядываться на время.
   Коротко о себе.
   Вот уже месяц прошёл с тех пор, как я занимаюсь практикой. Это очень интересно -- летать. Правда, не всегда безопасно, так как там, где мы занимаемся этим делом, бывают очень сильные ветра. Они играют тобой, как игрушкой. Начинаем помаленьку вести борьбу и с ветром. Все трудности от того, что наша практика только началась и нет у нас опыта и сноровки. Вообще в нашем деле нужно быть чертовски хладнокровным. Вот мы и привыкаем потихоньку. В степи один песок. Песок, да и только. Как насмотришься за целый день, домой придёшь -- и глаза болят. От этого чёртового песка. Одним словом, практика идёт пока успешно, хотя и не без трудностей. Мне эта работа начинает нравиться. Очень интересная и увлекательная. Свободного времени мало. Обычно отдыхаем в субботу половину дня. В воскресенье ходим в кино. В оставшееся время пишу письма и читаю литературу. Я вообще стал ждать отпуска, как не знаю чего. Хоть месяц будет в моём распоряжении. И погуляю вдоволь. И в кино буду ходить на те картины, которые мне нравятся, а не так, как у нас здесь бывает. Расскажу тебе судьбу одного из моих корешей. Познакомились мы с ним очень скоро и быстро. Потом начали похмеляться вместе и, конечно, погорели. На этом дело не окончилось. Он после непродолжительного времени всё повторил с самого начала. И его отчислили в солдаты. Потом отправили куда-то на юг, в кавалерийское училище. Нам и пришлось расстаться. Меня приглашают поехать в Москву или в Курск (туда ехать опять же через Москву). Но я решил: в этот раз поеду домой -- в Магнитку и больше никуда. Алексей собирается заехать ко мне, по пути в Магнитогорск. Там мы и встретимся с ним. Пиши, на каком факультете учишься. Что думаешь дальше делать? Короче говоря, обо всём. Я же о тебе сейчас ничего не знаю. До меня дошла весть, что Эля провела отпуск в Магнитке. Значит, вы с ней вместе отдыхали. И конечно, обе остались этим довольны. Пиши, кто из наших ребятишек -- теперь студентов тебя навещает, а то ты про них почему-то молчишь Кое-кто зазнался, наверно, поступив в институт. У некоторых, знаю я, есть какое-то отвращение к людям военным. С этим ничего не поделаешь.
   Юля, напиши также, в каком здании вы будете заниматься в следующем году, в старом или новом, а также о том, строят ли для горняков и металлургов институт на правом берегу Урала. Видишь, как много у меня накопилось вопросов к тебе. Это потому, что мы редко писали друг другу, о чём я сожалею. Тут немалую роль сыграл последний случай, который произошёл перед моим отъездом. У меня к тебе большая просьба: не пиши Эле ни слова обо мне. Я теперь сам себя ненавижу. Если встречу её где-нибудь, обойду за три километра. Ты не представляешь, какое письмо написала она мне -- жуткое. Подвёл я её, конечно, но исправить это уже невозможно. Можно лишь постараться забыть. Не думать об этом.
   Летом я много читаю художественной литературы. Читаю запоем, лишь бы только не думать ни о чём неприятном. Летом все студенты дома, а мы "закаляемся", если не в отпуске. Даже искупаться в Иртыше не всегда удаётся. Ну ничего, мы постараемся взять упущенное в будущем.
   Итак, до следующего письма. С приветом к твоим родным: родителям и сестрёнкам. Кстати, напиши, где находится сейчас Тамара и какие у неё успехи. С дружеским приветом Иван.
   Это письмо моего названного брата очень сумбурное. Его следует прокомментировать, но прежде кое-что пояснить.
   Тамара, Иван и я -- одногодки, но школу он закончил на год позднее нас с Тамарой. Почему? Потому что оставался в восьмом классе на второй год. А это по какой причине? Судя по его письму, в котором я не нашла ни одной ошибки: ни орфографической, ни пунктуационной, ни стилистической, -- тупицей он не был. Зато был заядлым любителем чтения. Читал художественную литературу запоем: и приходя домой после уроков, и в школе -- на всех уроках, кроме русского языка и литературы, что, конечно, обижало преподавателей других дисциплин. Они ему эти обиды не прощали. Наказывали, как могли; даже не вызывая к доске, ставили за нарушение дисциплины двойки в журнал по предметам, которые вели. Им это прощалось! Когда мы: Иван, Тамара и я -- учились в старших классах, педагогов в школах катастрофически не хватало. Это были послевоенные годы. Когда началась война, лучшие, дипломированные учителя, патриотически настроенные, добровольцами уходили на фронт. На работу в школу принимали всех, кто пожелает. Но среди этих желающих было очень много слабых. Таких, что и предмет, который должны были преподавать, плохо знали, и найти подход к трудным подросткам не могли. Всё, что они умели делать с успехом -- это двойки ставить за плохие ответы и оставлять отстающих на второй год. Жертвой этого тяжёлого времени и не умеющих работать учителей неожиданно для его родителей оказался Иван. Поставив на нём клеймо второгодника, нерадивые учителя внушили ему неуверенность в себе, которая впоследствии сказалась на его отношениях с женщинами.
   Каждая строка вышеупомянутого письма Иванушки выдаёт эту неуверенность. Надо же было ему додуматься обвинить меня в том, что я стала хуже к нему относиться! Ставит мне в упрёк, что у нас с ним не осталось общих друзей, и грозится из-за этого порвать дружеские отношения со мной. Стоило бы за это обидеться на него и отчитать Ванюшу. Но я не могу на него сердиться, так как понимаю: все эти выпады из-за его неуверенности в себе. Ему кажется, что я не хочу с ним общаться, и ворчит на меня, стараясь выяснить, разозлив, так ли это.
   За Элю ему, конечно, достанется от меня, но припомню я ему это в другое время, в беседе с глазу на глаз, но не в письме.
   Однако не всё в его послании плохо. Мне нравится, что он осознаёт свои ошибки: "Я теперь сам себя ненавижу", - признаётся он, раскаиваясь в том, что причинил неприятность Эле. Он старается преодолеть свои слабости, понимая, что выход из трудного положения, в которое он попал, став военным, лишь один: быть хладнокровным и выдержанным. То, что ему его опасная работа начинает нравиться, казаться интересной, увлекательной, порадовало меня. Одобряю я и то, что он свой отпуск собирается провести не в Москве, куда все рвутся, куда его приглашают, а в Магнитке, в нашем родном городе. Это меня роднит с ним даже больше, чем общие друзья, сближает по-прежнему. Чувствуется: ему очень хочется помирить нас с Алексеем, как он это делал, когда мы, все трое, учились в школе. Было б хорошо, если бы это было возможно, но это невозможно: я уже не в том возрасте, когда кто-то третий способен уладить твои личные дела. В этом я убедилась, познакомив названного брата с Элей, чтобы отвлечь мысли Ивана от Тамары, которая его просто изводит своим равнодушием. Эля ещё одна моя подруга, вместе с которой училась я в женской школе до поступления в девятую, смешанную. Что же вышло из моей затеи? Ничего хорошего. Он просто помешался на Тамарке, что и доказал мне, задав в конце письма вопрос, где находится Тамара сейчас? То есть осенью 1953 года. На его вопрос я отвечу ему, но не в письме. Этот комментарий закончу признанием: я очень рада, что под конец, сочиняя своё длинное послание, Иван успокоился и по-дружески попрощался со мной, подав мне надежду, что будущим летом мы встретимся с ним в Магнитке, и встретимся, как я писала в стихотворении, ему посвящённом, как верные друзья. Очень дорожу я дружбой с этим человеком. Очень хочется мне помочь ему в том, в чём он нуждается -- преодолеть неуверенность в себе.
   А что могу я ему о Тамаре сказать? Вот что: за три года, прошедшие после того, как я и она окончили школу, Тома наделала столько ошибок, очень сильно осложнивших её жизнь, что в письме не рассказать. И придётся мне, чтобы ответить на вопрос Вани, написать целую повесть о его любимой девушке.
   Окончив школу, Тамара сразу же поступила в горно-металлургический институт в своём родном городе. И жених сразу же нашёлся ей, юноша, с которым они учились на одном курсе, в одной группе. Судя по отзывам его товарищей, это был человек положительный. И очень перспективный как будущий инженер. На него возлагались большие надежды, и впоследствии он их оправдал. Работая на каком-то предприятии в Магнитогорске, сделал важное открытие, за что был удостоен Государственной премии. Я уверена: если бы Тамара вышла за него, не знала бы она горя в жизни. Но ей не пришлось стать его женой. Помешала неопытность в сердечных делах и её вздорный характер. Уже было подано заявление в ЗАГС, куплены обручальные кольца, свадебный наряд для невесты, разосланы приглашения на торжество бракосочетания. Но Тамара вдруг, точно ей вожжа под хвост попала, раздумала за этого парня выходить. Она знала, конечно, и этого нельзя было не знать, что у её жениха был один физический недостаток -- косоглазие. Она этому значения не придала, согласившись стать его супругой. А накануне свадьбы забеспокоилась, не передаётся ли косоглазие по наследству от родителей к детям, и, ни с кем из близких людей не посоветовавшись, не явилась в назначенный день в ЗАГС на регистрацию брака.
   Помню, как страдал отвергнутый ею жених. Всем встречным, даже малознакомым людям жаловался на вероломство своей невесты. Институт бурлил. Парню сочувствовали все, кто его знал. Осуждали Тамару, просили Бога наказать злодейку. Наказание не заставило себя долго ждать.
   И настигло оно её там, куда она поехала работать по распределению. Её бывшего жениха оставили в Магнитке. А "злодейку" отправили в захолустье. И что же произошло? Пришла её пора -- она влюбилась наконец. И опять же очень неудачно. Мужчина, покоривший Тамару, был женат, к тому же, как выяснилось вскоре, когда она была уже на седьмом месяце беременности, безнадёжный бабник. Большой срок беременности не позволил ей сделать аборт в больнице. Она обратилась к какой-то бабке. Родить, не являясь замужней женщиной, она не решилась: побоялась общественного мнения, которое в то время было очень суровым по отношению к женщинам, рожавшим не от законного супруга. Возвращаясь от старухи, которая оказала ей запрещённую услугу, она не шла, а ползла на четвереньках, так как, потеряв много крови, обессилела. Выжила, но лучше чувствовать себя не стала. Обратилась к терапевту, сдала все анализы. Причина для её недомогания оказалась очень серьёзной: поражено лёгкое -- туберкулёз. Это был один удар. За ним последовал другой: нужно было искать другую работу. Оставаться на прежней с её заболеванием было противопоказано. Она вернулась домой, к родителям Те посоветовали ей на всякий случай ещё раз побывать у врача. Она отправилась в поликлинику... Там настиг её третий удар. Выяснилось, что медики в том населённом пункте, где начала она свой трудовой путь, заметив, что страшная болезнь охватила одно её лёгкое, просмотрели другое. Оба лёгких поражены! Да это же кошмар настоящий!
   Придя в ужас, она решила, что её ждёт неминуемая смерть, и задумала не ждать её, а ускорить. Она уже знала от других, что ожидание смерти хуже самой смерти. И взбунтовалась. Не хватало ещё чего-то бояться! Каким способом покончить с собой, подсказала ей река, протекающая невдалеке от посёлка, где она теперь жила. И вот однажды, рано утром, когда родители и её браться ещё спали, она выбежала из дома, не приведя себя в порядок, босая (дело было летом), и помчалась к реке: скорей, скорей, скорей, пока никто из знакомых не встретился по дорог и не помешал ей. Молодая, очень красивая, но растрёпанная, полуголая -- любой, взглянув на неё, догадался бы, зачем она бежит к реке. А река страшила и манила, поблёскивая вдали. Никогда прежде она не думала, что такое может случиться с ней. И теперь, шаг за шагом приближаясь к реке, преисполненная решимости, не хотела ни о чём думать. Уж если ей предстоит умереть, так лучше сразу, без колебаний. И только на самом краешке берега она спохватилась. Дошло до неё наконец, что значит наложить на себя руки. Это значит без боя сдаться. Но так она не привыкла поступать. Так поступают трусы. А она не трусиха! Бояться смерти -- хотеть жить. Это вполне естественно. А свою жизнь насильственно оборвать -- вот это противоестественно. Это же чёрт знает что такое. Это и есть настоящая трусость. Все так и будут о ней говорить. И никто не пожалеет, кроме родителей. А что они скажут? Почему она о них не думает? Она побоялась родить, не имея мужа, а потом показать свидетельство о рождении ребёнка, в котором в графе "отец" будет стоять прочерк. А теперь не беспокоится, что им выдадут свидетельство о смерти, выписанное на её имя. Да это просто дикость чудовищная. Не сошла ли она с ума от страха в самом деле? Вспомнив о родителях, которые дали ей жизнь, начала она наконец шевелить мозгами. Её жизнь принадлежит не только ей, но и им, и она не имеет никакого права заставлять их мучиться. Додумавшись до этого, вдруг так захотела жить! И родить ребёнка! Но чтобы произвести его на свет, она должна остаться жить. И выдержать все выпавшие на её долю испытания. И почему же они начали её преследовать? Да это же просто, как дважды два. Почему и за что ей такое наказание? За то, что она избавилась от того ребёнка, который должен был у неё родиться. Убила человека в себе. Трусиха и убийца -- вот кто она такая. Все её несчастья -- это Божья кара за то, что неправильно жила. Присвоила себе право решать, кому жить, а кому нет. И теперь надо жить иначе, чтобы Бог простил ей этот грех. Во-первых, лечиться, лечиться и лечиться, выполняя все предписания врачей; во-вторых, а это, может, даже важнее первого: выйти замуж и родить хотя бы одного ребёнка, вместо того, загубленного ею.
   Пока лечилась, закончила ещё один институт. Сильным человеком оказалась она, волевым. Теперь предстояло ей выйти замуж. Возник вопрос: за кого? Вы ахнете, когда это узнаете. Я сама чуть не упала, споткнувшись на ровном месте, когда она назвала имя этого человека. Имя бывшего своего жениха. Она убедила себя, что он согласится принять её предложение. Ведь он так любил её когда-то. И так терзался, когда она его отвергла. Ей, не сведущей в сердечных делах людей, и в голову не приходило, что мучило его вовсе не то, что она дала ему от ворот поворот, а то, что отвергнув, она, как принято считать, опозорила его и что этого он ей никогда не простит. Встретиться с ним tЙte-Ю-tЙte она не осмелилась. Собравшись нагрянуть к нему, она потащила меня с собой. В это время я жила уже в другом городе, куда переехала, выйдя замуж, в родной приезжала, чтобы повидаться с мамой, которая, овдовев, съехалась с одной из моих сестёр. Все мои родственники знали, конечно, что у Тамары тяжёлое, заразное заболевание, и требовали, чтобы я перестала с ней общаться. Их требованию подчинилась я лишь частично. К себе, то есть в квартиру, где поселилась мама, объединив свою жилплощадь и квадратные метры младшей дочери, Тамару я не приводила. Сама же навещала её регулярно. Я понимала, безусловно, что это "чревато", но вести себя иначе не могла. С Тамарой, не питая к ней особой симпатии, подружилась я, чтобы Ивану угодить, и теперь, считая любимую девушку названного брата своей подругой, не могла от неё отвернуться. Не в моих правилах это было -- предавать друзей. Тамара, разобравшись в моём характере, всякий раз, когда нуждалась в поддержке, обращалась ко мне. Так поступила она и в этот раз. И я выполнила её просьбу.
   Бывший жених Тамары жил в двухэтажном доме сталинской застройки, на втором этаже. Тамара стояла на улице. В дверь нужной нам квартиры постучала я. Он вышел. Взглянув на меня, узнал во мне подругу бывшей своей невесты и сразу всё понял. Или в окно увидел Тамару. О том, что с ней случилось, что она "серьёзно" больна, он уже знал, наверное, но не посочувствовал ей. Не задав мне ни одного вопроса, он сказал, как отрезал:
   - Передай ей, что у меня хорошая память! - и злобно сжал дрожащие губы.
   После этого у Тамары были встречи с холостыми мужчинами, но никто из них не отважился жениться на ней по понятной причине И ей ничего не оставалось делать, как выйти замуж за Ивана. Его родные пытались помешать ему вступить в этот брак. Но он, преданный Тамаре всей душой, настоял на своём. Тамара добилась своего. Как она выглядела в это время? Несмотря на свою, притаившуюся в её организме болезнь, казалась она цветущей, пышущей здоровьем женщиной. Точь-в-точь красавица с картины художника Дейнеки, которая так и называется: "Красавица" Зная себе цену и желая другим свои прелести открыть, она достала где-то репродукцию с этой картины и украсила ею их с Иваном спальню, которая служила также и гостиной. Я не знаю, доволен был Иван или нет тем, что жена его так хороша собой. Мне кажется, нет, потому что, чем красивее она становилась, тем привередливее...
   Родила Тамара от Ивана двух сыновей. Старший, Аркадий, пока был в подростковом возрасте, доставлял матери много хлопот. Однажды ей даже пришлось обратиться за помощью в детскую комнату милиции. Помогло. Утихомирили. Его воспитанием, по идее, должен был заняться отец. Но Ивану не хотелось конфликтовать с сыном. Хватало конфликтов с женой.
   Окончив школу, Аркадий пошёл по стопам отца: поступил в лётное училище. Окончив его, служил в гражданской авиации за полярным кругом. Отслужив положенный срок, вернулся в Магнитогорск. Женился -- всё как полагается. Родились и у него дети. Тамара рано стала бабушкой. От этого в восторг не пришла. Внуками заниматься не стала. Надо было доводить до ума младшего сына, Костю. Но с ним было меньше хлопот, чем со старшим. Да, я чуть не забыла сказать, что Аркадий и по характеру, и внешне походил на мать и, как ни странно, когда стал взрослеть, на Юрия Гагарина (я имею в виду внешность). Когда я его впервые увидела, я была просто поражена этим сходством.
   Младший походил на отца. В переходном возрасте, в отличие от старшего брата, в школе вёл себя безукоризненно. Учителям не грубил. Если и нарушал дисциплину, то лишь исподтишка. Любил возиться с малышнёй. Когда бывал по путёвке в пионерском лагере, помогал воспитателям и пионервожатым младших отрядов. Малышам он очень нравился. Довольные тем, что он уделяет им внимание, они звали его не по имени, а по имени-отчеству. Это -- умение найти общий язык с окружающими его людьми, перешло к нему, конечно, от отца.
   Когда мы учились в школе, Иван, как я отметила в стихотворении, ему посвящённом, ладил со всеми одноклассниками и пользовался авторитетом. И с Тамарой никогда не ссорился в то время. Но когда женился на ней, всё изменилось. Он был, конечно, покладистым человеком и уступал ей во всём, в чём было можно. Но она в своих претензиях к нему, уверенная в его любви к ней, не знала границ. Она хотела, чтобы Иван, выйдя в отставку и устроившись работать на завод, отдавал ей всю свою зарплату. Но он вопреки её ожиданиям, вдруг заартачился (как она выразилась). У него на это была веская причина. Бывший лётчик, перестав летать, не смог смириться с тем, что ему теперь придётся ходить пешком и толкаться в общественном транспорте. Он задумал купить машину. А для этого нужно было накопить деньги.
   - Машина, - сказал он Тамаре, - пригодится всей семье, не только мне одному.
   У Тамары были свои планы. Она заявила, что надо купить не машину, а дачу. Магнитка, мол, слишком загазованный город и детей хотя бы в летнее время следует вывозить на природу, чтобы они дышали свежим воздухом. Ведь, что ни говори, надо остерегаться, как бы им не передалась по наследству её опасная болезнь. Но Иван, которому была известна вся её подноготная (почему она вдруг так серьёзно заболела), побаивался другого: как бы она, став хозяйкой загородного дома, не превратила его в место встреч с другими мужчинами, которые так и липли к ней. Основания для таких опасений у него были. Она уже начала ему изменять. Но пока что ей удавалось скрывать это от мужа.
   Спорили о том, на что тратить деньги, долго, но в конце концов договорились: нужна и машина, и дача. И копить нужно будет обоим. Ему -- на машину, ей -- на дачу. Утрясли этот вопрос. Не удалось ей наложить свою руку на всё его жалование. Но она не настроена была жить в мире с человеком, которого не любила, и придумывала поводы, чтобы с ним поругаться и, если это получится, развестись. Ни с того ни с сего вдруг потребовала, чтобы он поступил в технический вуз, в котором она, окончив два института, преподавала какой-то очень важный предмет. Она заявила ему категорическим тоном (в это время я была у них в гостях):
   - Днём будешь работать на заводе, а вечером посещать лекции!
   - Как рабочая молодёжь? - подколол её Иван, в котором, пока они спорили из-за денег, уже пробудился дух противоречия.
   - Вот именно! - ответила она, игнорируя его иронию.
   - В сорок-то лет?! А когда же я буду отдыхать?
   - Ничего страшного! - стояла на своём "шибко грамотная" жена. - Бери с меня пример. - И она начала хвалиться своими достижениями.
   Иван не слушал, что она ему втолковывала. Прекрасно понимая, что двойную нагрузку ему не выдержать, он наотрез отказался подчиниться её требованию. Позднее, вспоминая этот случай, видела я перед собой большие синие глаза Ивана. В них было всё: доброта, боль, мольба. Не было только того, чего хотела добиться от него супруга -- желания подниматься вверх по служебной лестнице.
   Не сумев в одиночку завербовать мужа в ряды студентов-вечерников, она решила добиться своего при моём содействии. И всякий раз, когда я к ним приходила, приставала ко мне, доказывала, что я просто обязана помочь ей уломать Ивана. Я спорила с ней до хрипоты, стараясь защитить интересы своего названного брата. Однажды, когда она в очередной раз затеяла разговор со мной на ту же тему, я ей сказала:
   - Тамара! Он ведь уже поступал в горный институт, ещё до женитьбы на тебе (я как-то выпустила это из вида). Но лишь убедился, что технический вуз -- не для него. В гуманитарный он пошёл бы, наверное, но не в педагогический (в те годы пединститут считался непрестижным). А других в нашем городе, к сожалению, нет. Так что же ему делать, чтобы тебе угодить? Ехать в другой? Не думаю, что это устроило бы тебя.
   - Поступал в горный и бросил. Знаю. Но это было тогда, когда у него не было меня! - Эту фразу произнесла она таким самоуверенным тоном, как будто считала себя всесильной. И продолжила прямо-таки бия себя в грудь (мысленное, конечно): - Я возьму его на буксир, и пусть он учится. Пусть учится там, где я ему прикажу!
   - Тамара! - попыталась я её образумить. - Так нельзя поступать с человеком. Крепостное право давно отменили. Тем более с человеком, который сделал тебе столько добра!..
   - Неблагородно? Согласна. Вот я и хочу его отблагодарить. Было время -- он меня поддержал. Теперь я его поддержу. Да я все курсовые буду делать за него. Пусть только учится. Пойми, я не выношу его инертность, его духовную леность. Я не люблю его за это.
   - Тамара! Это не секрет. Ты никогда его не любила.
   - Да, да! - всё больше вдохновляясь, воскликнула она. - Только моей болезни, моему несчастью благодаря он получил то, что хотел, то, что я с ним. Иначе я ни за что за него не вышла бы!
   Вот как она всё повернула. Оказывается, не она ему обязана, а он ей своим счастьем. Всё поставила с ног на голову. Не хочет понять, что если бы она его отвергла, он не остался бы один. А если бы он её оттолкнул, как поступали с ней другие мужчины, которых она выбирала, она осталась бы одна. Но теперь её уже не пугало то, что могло с ней случиться раньше. Эта опасность миновала.
   - Тамара! Опомнись, что ты говоришь! - попыталась я её вразумить. - Не благодаря твоей болезни! За что тут тебя благодарить?! А несмотря на твою болезнь! Заразную к тому же!
   - Опомнись ты! И нечего заумничать! Ты, учительница, как ты можешь защищать духовную леность человека?! Нравственный застой! Это же его недостаток! Не надо этого делать. Лучше скажи честно, смогла бы ты сама жить с подкрановым?
   Я глубоко вздохнула, почувствовав сильное сердцебиение. Помолчав, ответила ей:
   - Если бы это меня так, как тебя, волновало, я бы просто не вышла за него замуж, за подкранового. Кроме того, он же не просто работяга! Он бывший лётчик, офицер в отставке! И в своём развитии от тебя не отстаёт! Духовную леность ему приписываешь. Пусть даже леность духовная, но не бездушие, как у тебя!
   - Хватит меня критиковать! Слушай, что я решила! Я решила развестись с ним. Я не виновата, что он не желает учиться!
   - Не желает! Он этого и не желал, когда ты ему стать твоим мужем предложила. Вот и не выходила бы за него, раз тебе в нём всё не нравится. Как ты не понимаешь, что ведёшь себя безобразно?! - я еле сдерживалась, чтобы не раскричаться. Но она сдерживаться не стала.
   - Всё я понимаю! - рявкнула Тамара, стараясь заставить меня замолчать. - Но ситуация изменилась.
   - Изменилась, но только благодаря этому человеку, - не захотела я оставить за ней последнее слово и продолжила наш с подругой спор. - А как только ты получила, что тебе нужно было, так его по боку?! Неблагодарность -- вот это недостаток. Это хуже, чем недостаток. Это порок!
   - Красивые слова. Они меня не трогают. Ты вот что мне скажи: преподаватель института и подкрановый -- не слишком ли резкий контраст?!
   Я просто негодовала, слушая её бред. Моё сердце так колотилось, что шум стоял в ушах. Я знала, что мне её не переспорить, но считала нужным её хотя бы пристыдить. Чтобы она пусть не сейчас, а потом призадумалась над моими словами. Совесть её пробудить -- вот чего я добивалась. И вот что ей ответила:
   - Твой Иван не невежда. И нечего перед ним задирать нос. У него два средних образования. Он начитанный, разносторонне развитый человек. Благородный наконец. Чего тебе ещё от него надо?
   - Не нужен мне такой муж, который вредничает со мной.
   Как я ни уговаривала её пощадить Ивана, она не изменила своего решения и вскоре с ним развелась. Мало того, что развелась; чтобы досадить ему -- посыпать соль на рану, через некоторое время снова подала на развод. Очень хотелось ей разыграть спектакль перед судьёй, похвастаться тем, что она такая образованная.
   Но этот её номер не прошёл. Любовь горемычного Иванушки к этой бесчувственной красотке уже пошла на убыль.
   Он догадался, что она готовит ему подлянку, и постарался её обезоружить. Отправляясь в суд, он взял с собой уже имеющееся у него свидетельство о расторжении брака и предъявил его судье раньше, чем бывшая супруга открыла рот. Судья, взглянув на документ, покачал головой, посочувствовал попавшему в беду мужчине и осудив вздорную женщину. Сумел-таки Иван, собравшись с духом, выставить свою "шибко грамотную" бывшую жену настоящей дурой, подтвердив всем известную поговорку: учёных много, умных мало.
   Отделившись от мужа, Тамара не могла нарадоваться обретённой свободе. Замуж за Ивана вышла она лишь для того, чтобы родить детей в законном браке, чтобы потом было с кого брать алименты на их содержание. Она считала, что её сыновьям отец вообще не нужен, что она, такая выдающаяся успешная, вполне может быть для них и за мать, и за отца, и всё время, пока они жили вместе, препятствовала его общению с ними. В школу, по вызову учителей и на родительские собрания ходила сама. Уроки делать помогала им сама. Позволяла мужу лишь одно -- учить сыновей водить машину.
   Аркадий и Костя не вмешивались в отношения матери и отца. С уважением относились и к ней, и к нему. Но она не очень-то дорожила этим, в чём пришлось мне убедиться однажды. Сидели мы с ней как-то раз в её комнате и беседовали потихоньку. Но вдруг она как закричит, точно ужаленная:
   - Красота! Избавилась от Ваньки, теперь могу спать с кем захочу!
   У меня волосы на голове зашевелились, когда я, выслушав её признание, внезапно заметила, что в комнате, кроме нас с Тамарой, находится ещё один человек, которому всегда было интересно, о чём секретничают взрослые за закрытыми дверями, -- её младший сын Костя. Тамара, конечно, раньше, чем я, разглядела его, сидящего за столом, уставленным радиоаппаратурой, но не сочла нужным сперва выгнать подростка из комнаты, а потом уже начать откровенничать со мной. Она считала его тогда ещё очень маленьким и была уверена, что он не осмыслит сказанное ею. Но он уже не был малышом, ему исполнилось двенадцать лет. А в этом возрасте детям об интимных отношениях мужчин и женщин известно гораздо больше, чем думают их родители... Об этом заботятся старшие товарищи малолеток и объясняют доходчиво, что хорошо, а что плохо.
   Сделанное матерью заявление потрясло Костю. Расстроившись, весь в слезах, он выбежал из комнаты. Уверена: с этого дня его отношение к ней резко изменилось.
   Выдала Тамара "тайну" свою несовершеннолетнему сыну. А вскоре после этого случая и бывшему супругу открылось, по какой причине и ради чего задумала она порвать с ним, что требованием поступить в технический вуз она лишь прикрывала истинные свои намерения...
   После развода они продолжали жить в той же самой квартире: Иван в одной комнате, она -- в другой. Ключи от входной двери были и у неё, и у него. Надо было ей, пользуясь вдруг обретённой свободой, хотя бы на задвижку дверь комнаты своей запирать. Но она, имея два высших образования, до этого не додумалась. Эта самоуверенная женщина не считала нужным обдумывать то, что собиралась делать. Сначала делала, потом обдумывала то, что изменить было уже нельзя. И чуть жизни не лишилась из-за своего легкомыслия. Однажды, придя с работы и открыв входную дверь своим ключом, Иван застал бывшую жену в непотребном виде в обществе незнакомого ему мужчины, который выглядел не лучше, чем Тамара. Рассвирипев, чего от бывшего супруга Томочка не ожидала, он бросился на неё с ножом в руке, намереваясь расквитаться с ней за все обиды и унижения, которым она его подвергала. Почти голая, вырвавшись, выскочила она из квартиры и помчалась вниз по лестнице. Её спасло лишь то, что в их доме, в их подъезде, находился опорный пункт милиции. Дверь этой конторы всегда, и днём и ночью, была раскрыта настежь. Тамара очутилась в этой комнате раньше, чем добрался до нашкодившей бабёнки Ванюша. Достал бы он её, непременно, но дежуривший в тот вечер страж порядка оказался более ловким, чем разбушевавшийся мужчина, гнавшийся за женщиной. Схватив её в охапку, милиционер не подпустил к ней Ивана. Усадив нежданных и незваных гостей подальше друг от друга, дежурный выслушал их обоих. Разобравшись в нехитром деле супругов, провёл с ними профилактическую беседу и отпустил.
   Вернувшись домой, они, оба, долго не могли прийти в себя. Успокоившись, обсудили случившееся. Тамара осталась довольна тем, что легко отделалась. Но Ванюша постарался испортить ей настроение. Со всей суровостью он заявил бывшей супруге, что хотя они теперь и в разводе, он не позволит ей вести себя в их общем доме, как ей вздумается.
   - Эту квартиру, - сказал он, - я получил по месту моей работы по твоей медицинской справке, и не допущу, чтобы ты, прикрываясь своей болезнью, развратничала здесь. Если хочешь распутничать, переходи жить в общежитие. Но учти, что и оттуда могут попросить. Предупреждаю: погонят -- назад не возьму ни за что.
   Они договорились, что не будут в своём доме принимать посторонних: он -- женщин, она -- мужчин. Договориться-то бывшие супруги договорились, но условия их договора устраивали лишь Ивана, а Тамара только и думала о том, как бы по-настоящему от Ивана освободиться, заставить его уйти. И нашла, как ей показалось, выход из положения. Она предложила ему уйти жить к родителям. И отец, и мать Ивана были ещё живы тогда. Она уверяла бывшего мужа, что теперь, когда он стал холостым, одиноким, его без всяких возражений пропишут к родителям, а потом, когда их не станет, к нему перейдёт их квартира. А от него со временем -- к их сыновьям, к Аркадию и Косте. Это же будет здорово. А иначе квартира его родителей отойдёт государству. И сыновья их за это упущение не скажут ему спасибо.
   Теоретически это было так. Но осуществить эту её задумку было невозможно. Потому что, замышляя эту комбинацию, заботилась она не о детях своих, а о самой себе. Иван уже научился трезво относиться к своей, не оценившей его преданности, бывшей супруге. И не поддался на её уговоры. Он понимал, что она просто-напросто задумала избавиться от него. Он знал: если уйдёт, потеряет возможность видеться со своими сыновьями. Она сумеет отлучить их от него. Какая бы ни была мать, думал он, она всё равно детям дороже, чем отец. И держаться надо за то, что у тебя есть. И не зариться на то, что тебе лживые люди наобещают. Родительская квартира или родные сыновья? Что ему было дороже? Конечно, сыновья. И он остался с ними, не заботясь о том, как отнесётся к этому Тамара.
   Так они и жили втроём: Иван, Тамара и их младший сын Костя. Мучили друг друга и своего ребёнка. Но надо сказать: Тамара, чуть было не расплатившаяся жизнью за попытку принимать у себя дома любовников, стала вести себя очень осторожно. А Иван, не позабывший того, что из-за распутной женщины чуть в тюрьму не угодил, чуть жизнь свою не загубил, стал ей мстить за все пакости, которые она ему преподносила. Убедившись, что ей от него нужны были только деньги, придумал, как её в этом отношении ограничить. Уволился с работы (перестал быть подкрановым). Устроиться на другую -- отказался. Стал жить на свою льготную пенсию как бывший военный. Из этой пенсии и начисляли теперь алименты на содержание их с Тамарой младшего сына. И это было намного меньше, чем то, что насчитывали бухгалтера в то время, когда он работал на заводе. Никогда прежде не был Ваня таким мстительным, но под влиянием своей красотки жены(уже бывшей) стал таковым. Желание вредить ей было настолько велико, что он, враждуя с ней, пренебрёг тем, что не так давно было ему всего дороже -- дружескими отношениями с сыном. Тамара тут же воспользовалась этим: запретила Косте общаться с отцом. Это был, как говорится, удар ниже пояса. Тамара надеялась, что бывший супруг не выдержит психической атаки, которую она организовала, и уйдёт от неё. Освободит наконец квартиру от своего присутствия и даст ей полную свободу. Настал момент, когда Ивану захотелось уйти. Но теперь уйти ему было некуда. Родителей не было уже в живых. И квартира их отошла государству. Вот когда он пожалел, что не перешёл в ту квартиру жить, лишь только начались у них с Тамарой нелады. Вот когда раскаялся, что не прислушался к тому, что говорили ему о ней отец его и мать, и женился на этой мегере. Красота её свела его с ума, разбила сердце, покой взяла. И зачем только таким жестоким людям даётся природой красота? - думал он. Мыслил мой названный брат примерно так же, как и я. Попал он как бы в заколдованный круг и выхода из него не находил. Оставалось только терпеть и ждать лучших времён.
   Однако не только ему приходилось терпеть мучительные последствия неудачной женитьбы. Тамара тоже, можно сказать, села в калошу вместе со своим сыном Костей. Костя подрос, потребности его с каждым месяцем возрастали, а денег в бюджет их с матерью семьи поступать стало значительно меньше по той причине, которую я уже назвала. Сын требовал, чтобы мать покупала ему всё то, что имели его товарищи, у которых были отцы. И дошло наконец до этой легкомысленной женщины, что она в материальном отношении проиграла, расторгнув брак с Иваном, причинив тем самым ущерб своему сыну. И стала она думать, как бы возместить эти потери. И, представьте себе, нашла выход из затруднительного положения. Какой? Ни за что не догадаетесь. И я не сразу догадалась, так как задуманное ею было уму непостижимо. Я так ей и сказала, когда она посвятила меня в свой замысел, что это настоящий абсурд! Нонсенс! Больше всего не понравилось мне, что этот свой план решила она осуществить, как всегда, с моей помощью и отвела мне главную роль в затеянной ею игре. Не она сама, а именно я должна была, по её просьбе, встретиться с Иваном и передать ему, что она согласна сойтись с ним снова, заниматься хозяйством и безотказно выполнять супружеские обязательства, но теперь только лишь за деньги. Конечно, я сначала наотрез отказалась принять участие в этом позорящем её деле. Но мне пришлось выполнить это поручение, иначе, добиваясь своего, эта волчица, вцепившись в меня своей хваткой, причинила бы вред моему здоровью. Не собиралась я уговаривать Ивана, названного брата своего, сжалиться над попавшей впросак по своей вине особой. Не замолвила за неё словечко, как она надеялась.
   Встретившись с Ваней у них в квартире (эту встречу организовала нам Тамара, а сама, опасаясь, как бы Ванюша, которого она уже "достала" своими причудами, не всыпал ей по первое число, ушла из дома). Я без лишних слов пересказала ему то, что она велела сообщить. Мне было стыдно говорить с мужчиной на предложенную Тамарой тему, но пришлось. Выслушав меня, собеседник мой ничего не сказал. Лишь покраснел, как рак. Это и был его ответ женщине, у которой уже вошло в привычку навязывать себя мужчинам... Вы скажете: может быть, он позднее, оставшись наедине с бывшей женой, высказал ей в глаза своё осуждение её бессовестного поступка. А я скажу вам: нет, этого не было. Он её не оскорблял, иначе Тамара пожаловалась бы мне на него. Он поступил по-другому в ответ на её предложение вновь сойтись с нею. Превозмогая боль и свою привязанность к ней, он ушёл наконец. Случилось то, за что она так долго боролась, предоставил ей, распутной, полную свободу. Возможно, и в этот раз Тамара именно этого и добивалась. Попробуй в ней разобраться. Вообще другого человека очень трудно понять, если он не такой, как ты. А таких, как Тамара, тем более.
   Но куда же ушёл наш горемычный Иванушка? В общежитие? Нет. Друзья нашли ему другое, более подходящее для него место. Его познакомили с женщиной, у которой в черте города был сад. Она предложила ему, учитывая, что у него есть машина, работать у неё на участке, а также доставлять к ней домой и на рынок овощи и фрукты, которые они будут выращивать. Он согласился и стал жить в этом саду, в садовом домике. Домой к себе приходил время от времени, чтобы принять душ и отдохнуть, а также для того, чтобы показаться соседям на случай, если жена, бывшая жена, вздумает его выписать и выселить, а они подтвердили бы, что он по-прежнему живёт в своей квартире, хотя и редко бывает дома, так как работает теперь где-то за городом. Вернее, в пригороде.
   Эта женщина, хозяйка сада, обслуживала своего работника: готовила еду, стирала его вещи. Какие были у них отношения, Тамару не волновало. Она рассказала мне как-то раз, что однажды встретила на улице бывшего супруга в обществе какой-то женщины, и посмеялась над тем, какую он на сей раз выбрал себе подругу: старую, лет на десять старше себя, страшную, неухоженную, садоводку, наверное, - угадала она. И не стала к Ивану придираться, уверенная, что он от неё, от Тамары, никуда не денется. Надо полагать, хозяйка сада платила ему за труд деньгами, но из этих денег при начислении алиментов у него не высчитывали ни рубля. И с этим меркантильной Тамаре приходилось мириться.
   Так они и жили теперь: не то вместе, не то врозь, но по-прежнему недовольные друг другом. Терпеть такую жизнь приходилось не только Ивану, но и Тамаре, потому что, несмотря на свою красоту и бросающуюся в глаза мужчин сексуальность, другого мужа она себе так и не нашла. А по этой причине, хотя и презирала и ненавидела в душе бывшего супруга, дорожила им, в чём пришлось мне однажды убедиться.
   С тех пор, как Ваня заключил сделку с хозяйкой земельного участка, виделась я с ним очень редко. Как ни приду, его дома нет. Но однажды я его всё же застала. Войдя в квартиру, сразу заметила: дверь, ведущая в его комнату, распахнута. Прошмыгнув мимо другой двери, в апартаменты Тамары и Кости, я вошла к Ивану. Он сидел на стоявшем у стены диване, сложив на коленях мускулистые, натруженные руки. А вокруг него была такая грязь! Немытые пол и окно, не стиранные неизвестно с каких пор занавески, на занимавшем середину комнаты столике толстый слой пыли.
   - Ваня! - позабыв поздороваться, воскликнула я. - Что всё это значит? Ты помогаешь какой-то женщине в саду, так почему бы ей, в порядке взаимопомощи, не прийти сюда и не сделать генеральную уборку в твоей комнате?!
   Иван молчал, словно воды в рот набрав. Он никогда не был разговорчивым. Зато я за словом в карман не лезла. И, разогнавшись, продолжила, не понимая сама, шутя или всерьёз.
   - Слушай, Ваня, бросай ты эту бабку, эксплуататоршу, и переходи работать ко мне в сад. Условия у меня, обещаю, будут лучше, чем у неё. Вдобавок ко всему буду, приходя сюда, не только для того, чтобы с Тамарой поболтать, но и в комнате твоей убираться! Мы же с тобой брат и сестра! - Пока я всё это говорила, из своей комнаты вышла Тамара и остановилась у меня за спиной Я повернулась к ней лицом и поразилась: её лицо сделалось вдруг белым, как снег. И выражало оно испуг и гнев. Догадаться было не трудно, чего она боится: как бы её покладистый Иванушка не взбунтовался и не ушёл сразу от двух женщин: от хозяйки сада и от неё, бывшей супруги. Как бы насовсем не ушёл. То всё прогоняла его, а теперь беспокоится, как бы его не потерять. Ситуация (вспомнила я её любимое словечко) изменилась. Та женщина, на которую он теперь работал, старая и некрасивая. К ней Тамара его не ревновала. А вот я, по её мнению, совсем другое дело. Не такая, конечно, как она, красавица, но и не дурнушка. И, как это в песне поётся, кавалеров у меня всегда хватало. И любовь хорошая была, и муж. То, что этого ничего у меня теперь нет и я осталась одна, её не утешало, наоборот, очень волновало. Она возомнила, наверное, что я захочу воспользоваться тем, что Иван разведён, чтобы увести его. И не только переманить в свой сад, но и увезти в тот город, где живу зимой. У нас с Иваном такие хорошие отношения, оба мы свободны. Так почему бы нам, по её мнению, не пожениться? Фантазия у неё разыгралась. Думает, что я, так же как и она, помешана на сексе. Начиталась моих стихотворений о любви и возомнила, что с каждым из мужчин, которым я посвятила свои стихи, были у меня близкие отношения. Других отношений между мужчиной и женщиной, как она считает, быть не может. В общем, обо всех, как и другие люди, она судит по себе. Она считает, что я, оставшись одна, способна увести у близкой подруги её мужа, тем более бывшего, и мучается ревностью. Так наказывают себя развращённые женщины. Они уже никому и ни во что хорошее не верят. И видят опасность там, где её вовсе нет. Она не понимает главного: мы с Иваном так привыкли уже относиться друг к другу по-дружески, что перестроиться на любовный лад и сблизиться уже не сможем. Ничего этого она не понимает, не разбирается в человеческих отношениях, так как ничем, кроме техники, не интересуется. И всю жизнь свою будет из-за своего невежества страдать.
   Тамара, безусловно, верит в себя и никому не отдаёт того, что сумела захватить, пусть это ей теперь и не нужно. Собака на сене? Нет, не собака. Волчица, которая не выпустит того, что ей в пасть попало, -- вспомнила я, что написала о ней в своём дневнике, когда училась в девятом классе, когда мне было всего пятнадцать лет. И поразилась своей детской прозорливости. И подумала: если мне удалось тогда разобраться в ней, значит, и теперь, в зрелом возрасте, я правильно истолковываю её поступки, понимаю, чем она дышит, чего можно от неё ждать. И сумею, наверное, оградить себя от неприятностей, которым она может подвергнуть меня. Ничего хорошего дружба с ней мне не даёт. Но, порвав с ней, лишусь доступа в их с Иваном квартиру и лишусь возможности видеть его. А ведь он, наверное, нуждается во мне, как в друге. Я очень тревожилась, как бы от такой жизни, которую уготовила ему Тамара, он не начал пить и не спился. Некоторые эпизоды из его прошлого внушали мне этот страх.
   Выслушав моё предложение, Иван ничего мне не ответил. Ответила Тамара, рявкнув на меня:
   - Хватит глупости болтать! Ступай в мою комнату и подожди. Я сейчас приду, лишь дам нагоняй лодырю этому.
   Я вошла в её комнату, но дверь за собой плотно не прикрыла и приготовилась слушать, что она будет говорить Ивану. А она, прогнав меня, так и набросилась на него с руганью:
   - И тебе не стыдно? Такой свинарник развёл?!
   - Да я же только пришёл, даже умыться ещё не успел, - начал он оправдываться, чего ни в коем случае нельзя было делать.
   Другой мужчина на его месте так бы ей ответил, что она кубарем покатилась бы в другой конец прихожей. Но Иван был воспитанным, вежливым человеком. Руку на женщину не поднимал. Правда, эту плутовку чуть было не прибил, но то за измену А за язык -- не стоило труда... Он молчал, а она продолжала грызть его. По какому праву? Кто бы мне ответил на этот вопрос? По привычке, конечно.
   - И не только в своей конуре ты обязан наводить чистоту. Но и в квартире, в местах общего пользования. Мы живём с тобой теперь на два хозяина и должны убираться, соблюдая очерёдность!
   - Да меня здесь почти никогда не бывает, - пытался названный мой брат дощупаться до совести своей соседки, но она лишь свирепее становилась. Мне хотелось вмешаться в их разговор, одёрнуть эту скандалистку, которая, выжив человека из его собственного жилья, изо всех сил старается так его запугать, чтобы он и носа своего в этом доме не показывал. Но я понимала, что если встряну в эту их разборку, то лишь масла подолью в огонь и дело может дойти до драки, поэтому молчала. Но она вдруг затихла и заговорила совсем другим тоном, как бы сменив гнев на милость:
   - Ну, ладно, так уж и быть, если тебе, придя домой, так трудно наклониться, плати мне, и я буду делать уборку в квартире и за себя и за тебя. Я не белоручка, не брезгливая, не чураюсь пыльной работы.
   Это была истинная правда. Она не гнушалась пыльной работы. Каждую весну, когда начинался у неё в институте отпуск, она устраивалась в какую-нибудь среднюю школу техничкой. И сразу же начинала там бороться с подростками, требуя, чтобы они уважали её труд и не пачкали своими следами только что помытый ею пол. Эти её придирки к невоспитанным пацанам оканчивались тем, что она вылетала из школы, как пробка из бутылки. Но находилась другая школа, где требовалась поломойка, и она снова бралась за пыльную работу. Деньги, заработанные чтением лекций в институте и мытьём полов в школах, она складывала на свою сберегательную книжку и очень неохотно снимала, уверяя меня, что копит для своих сыновей, которым в будущем эти накопления очень даже пригодятся. И совсем неважно, откуда берутся эти денежки... Читать лекции в институте и мыть унитазы в школьных туалетах -- это не казалось ей таким уж резким контрастом, и она не считала, что унижается, берясь за работу, которую может выполнить совершенно неграмотная женщина. Удручало её лишь одно, то, что преподаватели школ, где она подрабатывала, не проявляли по отношению к ней никакого уважения, несмотря на то, что она, по её мнению, стоит гораздо выше на социальной лестнице, чем они. Они же преподают в средней школе, а она -- в высшем учебном заведении. Своё неуважение к ней они выражали тем, что обращались к ней не так, как положено обращаться к преподавателям вуза, а так, как принято обращаться к техническим работникам, не по имени-отчеству, а просто по имени. Допекли они её, эти недоучки-учителя. Она испугалась, что кто-то из них, конфликтуя с ней, позвонит в институт и сообщит, чем она занимается во время отпуска. А это ведь подорвёт её авторитет по месту основной работы. И волей-неволей ей пришлось отказаться от дополнительного заработка.
   Были у неё, конечно, свои неприятности, которые она устраивала сама себе, которые не сравнимы с теми, что преподносила она Ивану, а заодно с ним и мне. Сделанное мною Ивану предложение Тамара посчитала дерзким и обидным для себя, и мы с нею из-за этого чуть не поссорились. Стычка произошла в день рождения Тамары, который она решила отметить, пригласив гостей, и меня в том числе. Ивана к столу она не позвала, хотя он в этот день был дома.
   За несколько часов до начала торжества Тамара позвонила мне по сотовому и сообщила, что должен будет прийти к ней на праздник её брат Виктор. Меня это нисколько не смутило, несмотря на то, что этот её родственник, когда мы полтора года назад нечаянно встретились с ним у Тамары, случайно явившись к ней в одно и то же время, усиленно оказывал мне знаки внимания. Тогда он пришёл к сестре один, и я не возражала против его ухаживаний. Наоборот, это было мне даже приятно. Со своим старшим братом подруга познакомила меня, когда мы обе учились в девятом классе, а он тогда был уже взрослым. Встречи с теми, кого я знаю с детства, с юности, будоражат меня, словно возвращая в детство, в юность. Или так действует на меня Магнитка, моя родина?
   На сей раз Виктор пришёл к сестре вместе со своей сожительницей Клавой. И это меня озадачило: как он поведёт себя в её присутствии? Неужели так же, как и в прошлый раз? И не случится ли по этой причине скандал? Этого только мне не хватало! Кроме Клавы и меня, пришла ещё одна женщина, вдова, очень миловидная. Клавдия подарила имениннице красивый, с блёстками и длинными кистями платок, модный в то время, та женщина -- шкатулку, я -- статуэтку балерины. Хозяйка поставила её на видное место -- на телевизор, а рядом -- цветы. Получилось очень красиво. Посидели за столом, выпил, закусили. Тамара угощала нас своей стряпнёй, творогом, который приготовила сама. Потом я стала читать свои стихи (по просьбе именинницы), а её сын Костя записывать их на магнитофон. В основном это были стихи о любви. Когда я читала, Виктор с испугом глядел на меня, решив, должно быть, что я такая же вертихвостка, как и его сестра. Но его страх быстро прошёл, и когда пришло время уходить, он, как и в прошлый раз, полтора года назад, начал уговаривать меня уйти вместе с ним, не обращая внимания на свою сожительницу. Меня это, само собой разумеется, возмутило, и я собралась уже отчитать его за некрасивое поведение. Я сама в тот момент перепугалась: у этого братца хватит наглости явиться туда, где я живу. Он, возможно, уже побывал бы там, если бы знал, как меня найти. Но это ему было неизвестно, так как адреса моей сестры, с которой, овдовев, съехалась моя мама, у которых я становилась, даже Тамара не знает. Очень довольна я была теперь тем, что не выболтала его никому. А на Виктора, заставившего меня пережить приступ страха, я уже чуть не накричала. Но Тамара, догадавшись, как я намерена поступить, строго взглянула на меня, и я, правильно истолковав этот её взгляд, промолчала, взяв себя в руки. А Виктор, заметив, как мы с именинницей переглянулись, и догадавшись, что я очень сержусь на него, вдруг разулыбался, довольный собой, как будто я ему сказала комплимент. Осудив его за то, что он унижает женщину, которую привёл с собой, я должна была признать, что мужчина этот, уже немолодой, с седыми висками, очень привлекателен. Он привык, должно быть, что все женщины, которые встречаются ему на пути, с первого взгляда в него влюбляются. И не только привык, но уже устал от этого. И ему явно понравилось то, что я не из числа этих женщин. Моё поведение (проявленная мною солидарность с его гражданской женой) мужчину, как мне кажется, позабавило. Клавдии хотелось уйти поскорее. Но он, не желая смириться с моим отказом принять его ухаживания, остался. Осталась и она. Клава была примерно его же возраста, но замужем официально никогда не была, поэтому, боясь его потерять, позволяла ему в её присутствии волочиться за другими женщинами.
   Ему хотелось проводить меня до дома для того, как мне кажется, чтобы узнать мой адрес, а потом уже встретиться со мной при других обстоятельствах Но я сказала ему, что останусь ночевать у подруги. Тогда и он заявил сожительнице, что домой не пойдёт пока что. Она перечить ему не стала. Хотя я не выдала себя, мне польстило то, что ему нравлюсь. А может быть, меня сбивало с толку то, что приняв его ухаживания, я могла бы устроить свою личную жизнь. Уверена: если бы я проявила хоть малейшую инициативу, он обрадовался бы этому. Но нет! Быть инициативной с мужчиной -- это уже слишком. Это не моё амплуа. Маленькая вдова, вспомнив о ребёнке, которого оставила с соседкой, быстро ушла. По-видимому, Тамара пригласила её, чтобы отвлечь внимание своего брата от меня. Но это у неё не получилось. И она не стала зря терять время. Вместе со своим младшим сыном ушли они спать раньше, чем разошлись гости. И хотя я себе ничего лишнего по отношению к Виктору не позволила, она осталась почему-то недовольна мной. Но я не придала этому никакого значения. Меня задело то, что она не позвала Ивана. Почему она так поступила? Ответ может быть только один: она не хочет, чтобы мы встретились с ним и обсудили предложение, сделанное мною ему. Хотя они уже в разводе, она продолжает командовать им, что сказывается на только на нём, но и на мне. Столько лет знаем друг друга, считаемся братом и сестрой. И вот пришло время, что мы не можем даже повидаться! Почему бы ему самому ко мне в сад не прийти, чтобы дать ответ на моё предложение. Должно быть, она запретила ему это. Но почему он ей подчиняется? Раболепствует перед ней? Это мне очень не понравилось. Но я не находила выхода из создавшегося положения... Войти в его комнату без приглашения и задать ему свой вопрос я не могла. Воспитание не позволяло.
   Спать мне хотелось страшно. Но я не стала ложиться на приготовленную мне Тамарой в её комнате постель, пока Виктор и Клава не ушли. У Клавы тоже слипались веки, но она, лишившая себя права голоса ради того, чтобы иметь мужа, помалкивала, ожидая, когда он сам позовёт её домой. Но она так и не дождалась этого. Мы сидели втроём на кухне всю ночь. Вели разговор о жизни, о политике, о любви. Нашли общий язык. Можно даже сказать, подружились... День и ночь прошли без осложнений. Неприятности начались утром, когда Виктор и Клава уже ушли.
   Пора было уходить и мне. Но прежде, чем покинуть дом подруги, я напомнила ей, что она обещала подарить мне кассету, на которой были записаны мои стихи. Но Тамара вдруг заявила, что не может этого сделать, и заговорила, неизвестно с какой целью, что ей хотелось бы купить у моей мамы сад. Она призналась:
   - Если бы мне было известно, что твоя мать уже написала завещание на этот земельный участок на твоё имя, я бы не стала, приезжая к тебе, поднимать яблоки с земли, а рвала бы их с веток.
   Я ей сказала:
   - Ты ещё успеешь нарвать себе яблок с веток. А пока продолжим разговор о кассете.
   - А что тут говорить?! - начала она толочь воду в ступе. - Кассету дать тебе сегодня я не могу. Единственное, что я могу пообещать -- это дать слово, что запись с твоими стихами я не сотру. И она будет храниться у меня до следующего лета, до твоего приезда в Магнитку.
   В этот момент в комнату, где мы с Тамарой сидели, влез Костя и плюхнулся на то же место, которое занимал накануне, когда мы трапезничали. Выгонять его Тамара не стала. Пришлось мне спорить с именинницей при нём. Я рассердилась на подругу за то, что она опять лишь обещает мне что-то, хотя всё уже было оговорено и пора было исполнить обещание. Я сказала:
   - Ну, если ты не будешь стирать эту запись до следующего лета, какая разница, где кассета будет находиться всё это время, у тебя или у меня?
   И тут она выложила, чтобы отвязаться от меня, веский, как ей казалось, аргумент:
   - Я бы так и сделала, но не могу. Это же не моя вещь, а моего сына. - Она льстила подростку, явно стараясь ему угодить. Меня это возмутило. Подыгрывать пацану, унижаться перед ним, ради того, чтобы он уступил мне, я не собиралась. Осерчав, я вслух сказала:
   - Как это я могу доверить свои стихи ребёнку? - коли уж Тамара вынудила меня обсуждать этот щекотливый вопрос при нём, я не стала щадить его самолюбия. Его нужно было поставить на место, чтобы он впредь не лез в разговоры взрослых. Он, конечно, обиделся на мою резкость, и вот что ответил, постаравшись мне отомстить:
   - Чего Вы боитесь? - развязным тоном спросил он - Кому они нужны, эти Ваши вирши? Кто их будет слушать?
   Сказанное им я пропустила мимо ушей. Ещё не хватало дискутировать с подростком. Тамара посоветовала мне сбегать в культтовары:
   - Может, тебе удастся достать такую же кассету. Их иногда выбрасывают. Оставишь нам чистую, а эту заберёшь.
   - Нет, - сказала я. - Побегу я сейчас не по магазинам, а домой, к маме. В последний перед отъездом день я от мамы не отхожу. Да и носиться где-то, когда надо готовиться к отъезду, нет у меня возможности. Так что, - велела я Косте, - если вы не хотите дать мне эту кассету, начинай стирать записанное на ней!
   Для того, чтобы не оставить у них эту запись, была у меня очень важная причина. Но, к сожалению, я не могу её в этой повести назвать. И тогда не могла, когда происходили описанные мною события.
   Не сказав ни слова, Костя вложил кассету, куда следовало, нажал на клавишу. Мы сидели молча минут тридцать. Несколько раз я просила, чтобы он включил звук, чтобы убедиться, что подросток стирает именно ту запись. Никогда в жизни мне уже не удастся с таким чувством прочитать свои стихи, как в тот вечер. Я читала их в этой комнате, среди людей, которых знала с детства. Несмотря на недоразумение, случившееся между Тамарой и мной, я считала её своим близким человеком, своей настоящей подругой. От души дарила ей свои стихи и то, что читала в её день рождения, оставила бы ей, если бы утром, лишь только мы проснулись, она не сказала мне:
   - Эту запись я сотру, разумеется.
   Это был плевок мне в душу. Значит, она врала, обещая мне подарить эту кассету. Возмущённая её непорядочностью, я стала требовать обещанное. Она сказала:
   - Но ведь эта вещь не моя.
   - А стихи мои, - возразила я ей.
   - Записанные на мою кассету, они становятся моими, - заладила она своё.
   - Ты хочешь сказать, что материальное выше духовного?! - продолжала и я настаивать на своём.
   - Вот именно, - ответила она, самодовольно улыбаясь. Одержав надо мной победу, она напомнила мне, что пора позавтракать, и пригласила сесть к столу, но я отказалась.
   В это время Иван сидел в своей комнате. Дверь, ведущая в неё, была, как всегда, когда он находился дома, открытой. Безусловно, он слышал всё, что мы с Тамарой говорили друг другу, понимал, о чём идёт речь, но ни во что не вмешивался. Сочувствие его было, конечно, на моей стороне. Я в этом уверена. Это было очень хорошо. Плохо было то, что мнение своё, во избежание зла, он не решался высказать.
   И мыслил он, и чувствовал так же, как и я, но его поведение было слишком робким. Волчица эта забила его совсем. Я ему, со своей стороны, тоже сочувствовала, но оправдать то, что он смирился со своим незавидным положением, не могла.
   Встать, быстро одеться и уйти. И больше никогда не приходить в этот дом, -- приказывала я себе. И вдруг испугалась: но ведь в этом случае своего названного брата я не увижу больше никогда А Тамаре до этого дела нет. И тут до меня наконец дошло, что она неслучайно так себя ведёт, вообразив, что я собралась увести у неё Иванушку. Совсем рехнулась. Злит её, что мы с ним, совершенно чужие друг другу люди, такие дружные. Придумали в подростковом возрасте, что мы брат и сестра, и всю жизнь сохраняем эти невинные отношения, какие ей неведомы. И вдруг ей стало жаль, что она не знает, не было у неё ни с кем таких отношений. Жаль стало ей, что я сейчас уйду и она потеряет единственную подругу. Ни друга не станет у неё, ни подруги.
   Я, взбешённая тем, что она взяла надо мной верх, выскочила сперва в прихожую, затем на лестничную площадку. Она -- вслед за мной, в широком, коротком, выше колен, платье, в шлёпанцах. И заорала:
   - Из-за какой-то кассеты такую бучу подняла! Ты что, не знаешь свои стихи наизусть? И не сможешь их записать на чистую кассету, когда приедешь домой?!
   Она так и не поняла, почему я дорожу этой кассетой. Опять сказалось то, что она ничего не смыслит в отношениях живых людей. Разъяснять ей, почему мне так дорога именно эта запись, признаваться бесчувственной женщине в своей привязанности к ней я не стала. Оделась и ушла.
   Придя домой к маме, я пожаловалась ей на то, как Тамара поступила со мной. Выслушав меня, мама сказала:
   - Я давно знала, что она негодяйка. И не велела тебе с ней дружить. Она ещё не так может подвести. Верь мне. Я разбираюсь в сортах людей, хоть и неграмотная.
   Потом мама спросила меня:
   - А сколько стоит эта штучка, из-за которой вы поссорились?
   Я сказала:
   - Кассета? Она недорогая, но её трудно достать. Редко в продаже бывают эти предметы. Но спрос на них большой.
   - Вот и купила бы у неё эту вещь. Заплатила бы подороже, она бы уступила её тебе.
   - Что ты, мама! - возразила я ей. - Торговаться с подругой? Это же некрасиво!
   - А врать, обманывать -- это хорошо? Да и какая она тебе после этого подруга? Она только притворялась подругой, как прикидывалась Ивановой женой. Больная, да ещё и злая она, наверно, ревнует тебя к мужу... - высказала мама своё предположение. И я снова заспорила с ней, хотя и понимала, что моя старушка, много всякого видевшая в жизни, права:
   - Какая ревность тут может быть? Они ведь уже не супруги. Разведены.
   - Они в разводе? Это ничего не меняет, если у них есть общие дети.
   - Да, дети у них есть.
   - А через них мать и отец породнились. А это уже нерасторжимо. Из-за этого, хоть и ругаются, но вместе живут. И это ты не забывай. Мой тебе наказ: в их дела не встревай. Когда муж и жена не ладят, они оба неправы. Правда не на той и не на другой стороне. Она где-то посередине. А ты сбоку припёку. Никого из них не защищай, если при тебе они начнут цапаться. За Ивана, хотя ты и жалеешь его, не заступайся. Пойми и помни: сегодня, когда вы с Томкой начали спорить, он должен был за тебя заступиться, если он такой правильный, как ты говоришь. А он не заступился, хотя и сочувствовал тебе. Вот и ты ему в душе сочувствуй, но не показывай этого...
   - Мама, - начала я, как всегда, искать оправдания для брата названного своего, - он же её так любит...
   - Вот и пусть любит и любуется на неё, пока она его со света не сживёт.
   - Мама! Что ты говоришь?! - испугалась я за Ивана.
   - То и говорю, - подчеркнула мама сказанное ею, - и ему, и тебе надо бежать от неё подальше. Но ты ему наш разговор с тобой не передавай. Он сам своей головой должен думать, если не захотел слушать, что ему его родители говорили. А ты пообещай мне, если хочешь, чтобы я за тебя так не боялась, что больше к ней не пойдёшь никогда. - Мама была на сто процентов права, уверяя меня, что Тамара -- опасный человек. Но я не спешила дать ей такое обещание.
   Вот я ей что ответила:
   - Даю тебе слово, что сегодня к ней я не пойду. А когда приеду в Магнитку будущей весной, побываю у этой злодейки всего лишь раз. Беда в том, что я позабыла задать ей один, очень важный вопрос. Мне непременно нужно её кое о чём спросить. Спрошу и распрощаюсь с ней.
   Так мы и договорились с мамой. Я поцеловала её в обе щёки, взяла свой портфель, набитый бумагами, и покинула её дом. Она вышла на балкон, стараясь не расплакаться, чтобы не расстроить меня, и помахала мне белым платочком.
   Написав эти строки, я почувствовала, как защемило моё сердце, и взмолилась, обращаясь к маме, которой давно уже нет в живых:
   - Мамочка! Прости меня за то, что я такой была общительной тогда, дружила не только с тобой, но и с чужими людьми Я думала: мама старенькая, скоро её не станет. С кем же я останусь, если у меня не будет друзей? Прости, что дружила я даже с недостойными и тратила на них драгоценное время вместо того, чтобы быть с тобою рядом.
   Зима в том краю, где живу я с октября по апрель, была суровая и снежная. Но время пришло, снег растаял, и наступила весна. А я, точно по мановению волшебной палочки, снова очутилась в Магнитке. И было у меня такое ощущение, будто я и не уезжала оттуда. Повидавшись с мамой, посетив вместе с нею наш сад, чтобы убедиться, что там всё в порядке, ничто не разбито, не сломано и не украдено, отправилась я с визитом к Тамаре, чтобы задать ей наконец-то свой вопрос.
   Встретила меня подруга радушно, точно не было у нас с нею перед моим отъездом из Магнитогорска прошлой осенью никаких трений, столкновений. Мне очень хотелось поскорее расспросить её о том, что меня интересовало. Но я не стала спешить и начала со вступления. Когда она усадила меня за стол на кухне, чтобы напоить чаем, я сказала:
   - Знаешь, вспомнила я вдруг: кто-то говорил (кто именно, забыла), когда мы учились в школе, что твой отец во время войны был передовиком производства.
   Сказанное мною она восприняла как комплимент в свой адрес и радостно улыбнулась. Потом произнесла, наливая мне в чашку крепко заваренный чай и стараясь не обжечься:
   - Да, отец мой был почётным металлургом. И не только он. И два моих брата. Виктор, с которым ты не раз встречалась в моём доме, и Иван, которого, к сожалению, уже нет в живых.
   - А ты можешь рассказать мне о них поподробнее? - спросила я. Именно с этой просьбой я и намеревалась обратиться к подруге.
   - Охотно, - сказала она, выкладывая на стол печенье, купленное на оптовом рынке. - Слушай и учти сразу: когда началась война, мои братья были ещё несовершеннолетние. Виктору едва исполнилось семнадцать, а Ивану было всего пятнадцать. Работали они все трое станочниками в основном механическом цехе. Втроём на десяти станках. Каждую смену выполняя план на триста процентов. И так изо дня в день, не помню уже, в течение какого времени.
   - Вот это здорово! Ну и молодцы! - выразила я своё восхищение и высказала предположение:
   - Их, наверное, премировали.
   - Ты угадала. - Тамара старалась сохранить спокойствие, но чувствовалось, что говоря о своих заслуженных родственниках, она очень волнуется. - Мы жили тогда в бараке, семь человек в одной комнате. И нам сразу же дали двухэтажный коттедж. Каждому члену семьи досталось по комнате. Красота!
   - А ещё, - вспомнила я, - был у вас очень большой балкон.
   - И там мы собирались все по праздникам. Кроме того, отец получил легковую машину, "москвича"... - сказав это, она замолчала.
   Я стала ждать, когда она продолжит свой рассказ. Но она решила вдруг дать слово мне. И спросила, настроившись внимательно слушать:
   - А что ты про своего отца скажешь? Не стесняйся Хвались, если есть чем.
   - Есть, конечно, за что его похвалить. Он, как и твои родственники, в отстающих не числился. Тоже трудился на ММК. Получил за добросовестный труд Правительственную награду -- орден Трудового Красного Знамени. Квартиру также нам дали, двухкомнатную. Нам двухкомнатную, а вам коттедж...
   - Но ведь твой отец из всей вашей семьи, за неимением сыновей, один работал на заводе, а из нашей семьи -- трое, - пояснила мне подруга то, что я и сама понимала, безусловно, в чём и призналась.
   - Да, это верно. Всё правильно. Руководство комбината поступило справедливо. А вот педагогический коллектив школы, где мы с тобой учились, оказался не на высоте. Меня удивляет, почему наши учителя ни разу не обмолвились о том, что мой и твой отец были такими заслуженными людьми.
   - Да, - согласилась со мной Тамара, - нам было бы приятно, если бы их в нашем классе при всех похвалили. - Тамаре явно понравилось то, что я заговорила с ней на эту животрепещущую тему. И тоже вспомнила кое-что, обидное для нас обеих. - Носились с теми из наших одноклассников, чьи родители были начальниками или имели крупные звёзды на погонах. В медалисты их вывели, а к тебе и ко мне относились, как ко второму сорту.
   - Не переживай, - постаралась я Тамару утешить. - Ты своё взяла. Два института окончила. И в институте преподаёшь. Всех одноклассников перещеголяла.
   - И ты тоже, - не осталась в долгу передо мной подруга. Отметила и мои достижения. - Стихи стала писать...
   - Одним словом, мы с тобой не подкачали, - обобщила я сказанное мною и Тамарой. И ещё что-то хотела сказать, но Тамара вдруг перебила меня, заявив сердитым тоном:
   - Ты не очень-то моим отцом восхищайся. Не ставь его не пьедестал!
   - Почему же? - забеспокоилась я.
   - Потому что на работе он был герой, а дома злодей! - вынесла она ему свой приговор. - Обижал он маму мою. Изменял ей. Она родила от него семерых. Аборты делать тогда не разрешалось. То беременная ходит, то ребёнка кормит грудью, а он шляется. Я его за это ненавидела. И всех мужчин из-за этого стала ненавидеть. И теперь ненавижу. Спать с ними приходится. Таков закон природы. Но в душе терпеть их не могу. Я поклялась, глядя на то, как отец доводил маму, забил её совсем, что никому из них не отдам своё сердце и не позволю обижать меня. Лучше сама буду наставлять им рога, чем допущу, чтобы кто-то из них обтирал об меня ноги. - Она говорила, а её грудь ходила ходуном. Наконец она перевела дух и замолчала. А я подумала: да, верно люди говорят, что всё идёт из семьи: и хорошее, и плохое. И спросила, чтобы отвлечь подругу от неприятных воспоминаний:
   - А куда делся тот ваш коттедж?
   - Коттедж? - переспросила она, с трудом успокоившись. - От него пришлось отказаться. Когда мы, дети своих родителей, повзрослев, начали заводить собственные семьи, нам стало всем вместе тесно. Каждому захотелось иметь отдельную квартиру. И каждый получил её. А коттедж заняло какое-то промышленное предприятие. Какое? Я это уже забыла. Да это и неважно.
   - А почему же у тебя своего жилья не оказалось? - полюбопытствовала я. Это показалось мне очень странным. Она ответила на мой вопрос:
   - Потому что в то время, когда членам нашей семьи выдавали ордера на квартиры, меня в Магнитке не было. Я уехала из города туда, куда направили меня работать. А когда я вернулась, больная, ты же знаешь, мне было не до того, чтобы требовать отдельную квартиру. Я поселилась у родителей и жила с ними, пока не вышла замуж.
   Вспомнив о своём неудачном замужестве, она скривилась вся и поспешила сменить тему разговора, заявив вдруг:
   - Ты знаешь, недавно я случайно встретила Бориса. Мужа твоей младшей сестры, на которого ты жалуешься, уверяя, что он обижает твою маму.
   Мне очень не понравилось, что она совершенно некстати заговорила о Борисе. Но я не стала её перебивать. А она продолжила:
   - Ты наверное, заметила, что он очень похорошел. Он и раньше был симпатичным. А теперь, возмужав, стал просто красавцем. И рост, и стать, и обаяние -- всё у него есть. А твоя сестра ему совсем не подходит в жёны. Наденет натуральную шубу, нацепит золотые украшения и ходит на полусогнутых. И чего ты на неё смотришь? - вдруг добавила она, как бы ни к селу, ни к городу. На самом же деле с определённой целью. Она знала, что муж моей сестры пристаёт ко мне, что я его близко к себе не подпускаю. Но ей кажется, что я просто притворяюсь равнодушной, а на самом деле сохну по нему. А поскольку она сама в него влюбилась и, вероятно, уже давно, ей хочется выяснить, на что она может рассчитывать в будущем, есть ли у неё шансы завладеть им. Свой вопрос -- что я смотрю? -- задала она как бы в шутку, но я, не приняв её шутливый тон и, прервав её, сказала:
   - Слушай, какой бы Нина ни была, пусть даже настоящая дура, она моя родная сестра, и я никогда не причиню ей зла, тем более, что этот Борька для меня -- пустое место. Мало ли красивых на свете? Что же? На всех вешаться?
   - Именно от этого он и бесится, что ты его красоту не замечаешь. Рядом с ним живёшь, а его игнорируешь. А мужчину это очень обижает. Кому-кому, а уж мне это известно. Каково мужику, если кто-то из женщин его отвергает, тем более, если эта женщина прямо в его квартире живёт, спит от него через стенку, а дверь комнаты не запирается. Ты замучаешь его окончательно, - подвела она итог того, что было высказано ею. С явным (а возможно, притворным сочувствием Борису), на что я ей ответила так:
   - Об этом обо всём он должен был заранее подумать, до того, как они съехались с мамой. Я дала согласие, чтобы они объединили своё и мамино жильё, при одном условии, что, приезжая в Магнитку, я буду останавливаться у мамы, так как другого жилья у меня в Магнитке уже нет. Он принял это условие, так пусть теперь держит себя в руках и не нарушает договорённость.
   Я была страшно возмущена тем, что наговорила мне подруга. Упрекает меня, что я Борьку, чужого фактически ей человека, не жалею. А что она сама творит с Иваном? Хозяина квартиры своим равнодушием вытеснила из его дома, заставила жить в чужом саду, лишив бытовых удобств, и радуется теперь, что он редко бывает дома, не мозолит ей глаза. А ведь он не посторонний человек, а её бывший муж и отец их детей!
   Что подумала, вслух не сказала, понимая, что именно этого признания (что безразличен мне Борис) она от меня и ждала. Нетрудно было догадаться, что она сама положила глаз на Борьку и ревнует мужика не к его жене, а ко мне. Надо было ей выяснить, как я к нему отношусь, чтобы линию поведения выбрать для себя по отношению к нему. Выбрав, вдруг заявила, опять-таки словно ни к селу, ни к городу:
   - Хватит Бориса мучить! Отдай ему сад. Он тебе заплатит. Ты купишь себе участок в другом городе. И не надо будет тебе мотаться, ездить туда-сюда!
   Выложив мне всё, что было у неё на уме, Тамара дала мне понять, какие у неё с Борисом отношения. Близкие, конечно. Иначе какого рожна она проявляет о нём заботу? Она же ему не родственница, даже не соседка! Она почти призналась, что я мешаю ей активно действовать, стараясь отбить любовника у его жены. И самым бессовестным образом предложила мне сделку. Купить задумала у меня не только сад, пока ещё мамин, но и Бориса. Я ей ничего не ответила, сделав вид, что ни о чём не догадалась. Уезжать мне было ещё рано. Нужно было жить рядом с мамой, ухаживать за ней. Я молчала, а она продолжала откровенничать:
   - Знаешь, какие мужчины есть в институте! Красивые и талантливые!
   И Борьку ей подавай, и всех красивых из институтских преподавателей! И кто же она такая есть после этого?! Терпение моё лопнуло. Я решила испортить и ей настроение. И вот что сказала:
   - Мужчины красивые и талантливые, от которых несерьёзные женщины, становясь их любовницами, делают аборты (потому что все они женаты), а потом заболевают на всю жизнь какой-нибудь тяжёлой болезнью. - Говоря это, я думала: уловив намёк, она разозлится и набросится на меня с кулаками. И мы с ней окончательно поссоримся. Но она, выслушав мои обидные для неё слова, сдержалась и призадумалась. В её планы порвать со мной пока что не входило. Именно от меня она узнавала то, что ей было необходимо знать, чтобы завладеть Борисом, что творится у него дома. И ей волей-неволей приходилось, пропуская мимо ушей мои колкости, поддерживать со мной дипломатические отношения.
   И так до моего отъезда из Магнитки. А когда снова приехала, узнала я, что она задумала. Нечто сногсшибательное, что напрямую касалось моей мамы. Но об этом позднее. Сейчас о том, как я повела себя, догадавшись, что Тамара и муж моей сестры -- любовники.
   Нине сообщить, о чём мы беседовали с Тамарой? Я не сочла нужным. Она сама прекрасно знает, что супруг ей изменяет. Он же уходил от неё. Это самое убедительное доказательство его неверности. Не надо было его принимать, когда он вернулся. Приняв, она дала ему полную свободу действий. Вот он и делает, что хочет. Может быть, он обещал исправиться. И она ему поверила. И как же она себя поведёт, когда узнает правду? Расстроится, конечно, и станет его попрекать. А он -- злиться и бить её у мамы на глазах. Мама, безусловно, пожалеет свою несчастную дочь, заступится за неё А этот дикарь, рассвирепев, набросится и на тёщу. Мне это надо? Ни в коем случае нельзя это допустить, а потому, что бы ни происходило между Ниной и её супругом, между ним и Тамарой, я не должна обсуждать их поступки ни с кем, ни с мамой, ни с Ниной, ни с кем-либо другим из наших с Ниной родственников.
   Отложив все разговоры до следующей весны, я продолжила общаться с Тамарой. Она, по всей вероятности, приняла такое же решение и не заводила уже со мной разговор о великолепном своём любовнике.
   Пока меня не было в Магнитогорске, подруга моя вышла на пенсию, так же, как и я, мы же с ней одногодки. Хотела уже в новом качестве ещё года два поработать на той же кафедре в институте, но ей не предложили остаться. Чем же она теперь занялась? Репетиторством. Стала решать задачи для студентов-заочников по своему предмету. А дисциплина, которую она преподавала, очень трудная. Я сказала однажды:
   - Вот ты возишься с двоечником, пишешь для них, вместо них, курсовые. Они выполненные тобой работы сдают преподавателям, и те, зная, кто их сделал, ставят студентам "зачёт".
   Тамара, выслушав меня, сказала:
   - Они ставили бы им то, что те заслуживают, но кто им позволит? Обучение студентов, как и учащихся в школе, дорого обходится государству. И плодить задолжников -- значит ставить под удар, во-первых, самих себя. Так что сама понимаешь, наверное, что я для них, став пенсионеркой, просто находка.
   - А как могло случиться, что они тебя выжили?
   - Очень просто. Подвёл меня мой характер. Грубой я бываю и прямолинейной. Гонору у меня много. Да что я тебе это объясняю?! Ты сама знаешь, какая я. Была молодая, красивая -- мне всё прощалось. Постарела, подурнела -- иди вон! Ну и ладно! В материальном плане я ничего не потеряла, наоборот, имею больше.
   Разговорившись, она начала хвалиться:
   - Представляешь, сколько студентов обрели дипломы благодаря моей помощи?
   - Представляю, - подтвердила я сказанное ею, хотя и без одобрения.
   - Обидно, что Иван отказался принять её, - призналась она вдруг. Он тоже получил бы диплом, если бы послушался меня.
   - Согласна. Если бы поступил в институт, то окончил бы его, но учился бы он по-настоящему, а не притворялся бы, что учится, как другие твои подопечные. Но это было бы лишь при одном условии.
   - При каком? - сделала вид моя собеседница, будто не догадывается, на что я намекаю.
   - Если бы ты к нему лучше относилась.
   - А разве я плохо к нему отношусь?! - принялась Тамара вешать мне лапшу на уши.
   - Конечно, плохо. Ты же его не любишь!
   - Как это не люблю? Я же вышла за него замуж! - повысила она тон, думая, что этого достаточно, чтобы меня убедить в своей правоте.
   - Замуж она вышла! Подумаешь! Это ничего не доказывает! - стояла я на своём, привыкнув защищать своего названного брата.
   - Как это не доказывает?!
   Собралась было она привести какой-то аргумент, который должен был меня убедить в её правоте. Но на ум ей пришло что-то другое, наверное, то, что её компрометировало. И она, призадумавшись, перестала мне возражать. Я тоже замолчала, думая о ней, стараясь дать ей объективную оценку. У этой женщины, конечно, много достоинств, иначе и быть не может, ведь она родилась и выросла в семье героев труда. Но и недостатков у неё немало: воз и маленькая тележка. Но я сейчас не стала эти её недостатки перечислять. Беспокоило меня сейчас не то, в чём я её упрекнула, а то, о чём даже не заикнулась. Не то, что являясь женой Ивана, изменяла ему, а то, что после развода с ним сблизилась с Борисом, который, завладев жилплощадью моей мамы, живя с ней под одной крышей, терроризирует её, свою тёщу, требуя, чтобы она переписала на него свой сад. Тот земельный участок, на котором я уже два лета работаю "за просто так", который уже завещан мне. Я бы отдала им с Ниной эту шестисотку, если б гарантия была, что после этого Борис из благодарности станет к тёще лучше относиться. Но такой гарантии не было. Мама отдала им свою двухкомнатную квартиру. До этого они (Борис, Нина, их сын с женой и ребёнком) жили в двухкомнатной квартире. Отделив семью сына в однокомнатную квартиру, стали жить втроём в трёхкомнатной, как настоящие господа. Должны были бы, по идее, пылинки с моей мамы сдувать, а что получилось на деле? Мало им показалось того, что получили. Они стали требовать, чтобы мама отдала им ещё и сад. Какой напрашивается вывод? Отдай мама им и сад, им всё будет мало. Они станут требовать у неё ещё чего-то. Я уверена: этот сад им вовсе не нужен. Им нужно, чтобы не было мамы, чтобы не надо было ухаживать за ней. Грешным делом, подозревала я, что так же, как Борис, настроена и Нина, раболепствующая перед ним. Свои семейные дела, надеясь на понимание подруги, я обсуждала с Тамарой, пока не дошло до меня, что она не со мной, а с Борькой заодно.
   Приехав в Магнитку в очередной раз, я сразу же явилась к Тамаре и поведала ей, как тяжело живётся маме моей на новом месте. И вот что ответила моя подруга:
   - Ты знаешь, я сама о твоей матери всё время думаю. И, кажется, придумала, как можно выручить её из беды.
   - И как же? Говори скорей!
   И вот что Тамара, влюблённая в Борю, мне предложила:
   - Давай оформим у нотариуса на меня опекунство над ней. Когда ты будешь находиться здесь, сама за ней станешь ухаживать. Когда уедешь -- я, получив ключ от их квартиры.
   У меня ноги подкосились, и я чуть мимо стула не села, уловив смысл того, что она мне предложила, мне и моей родительнице. Вот до чего может докатиться сексуально озабоченная особа, не имеющая возможности принимать любовников у себя дома. Под благовидным предлогом являться домой к женатому мужчине и гостить у него, пока жена не придёт с работы, не стесняясь её матери, восьмидесятилетней старушки, которую можно запросто "выключить", подсыпав ей снотворного. Такая опекунша не только снотворного может поднести, но и чего-то более вредного -- в угоду любовнику.
   Я стала очень за маму беспокоиться, но придя к ней домой от подруги, никому не сказала, чтС мне Тамара предложила. Зато строго-настрого наказала маме не принимать из рук Тамары никаких лекарств. А сестре приказала не подпускать близко к маме эту изобретательную особу.
   - Я-то её в квартиру не пущу, - пообещала Нина. - На кой мне она? Это Борис её поважает. И впускает, когда меня дома нет.
   - Тебе надо уволиться с работы и всё время быть рядом с мамой. Вы же это обещали и ей, и мне, когда просили её съехаться с вами.
   - Я бы рада была рассчитаться, - сказала Нина, тяжело вздохнув. - Но Боря не разрешает. Сам так уволился. Вышел на пенсию. Стаж ему позволяет. Он же с тринадцати лет работает. А мне несколько лет для пенсии не хватает.
   - Да... Прошляпила ты, - упрекнула я сестру. - Не надо было, когда он уходил от тебя, брать его назад, когда он вернулся. Выписать надо было и освободиться от него.
   - Ага... - возразила мне Нина. Да он убил бы меня за это, воротившись. Ты не знаешь, какой он. Дикой настоящий из "Грозы".
   Да... Сестра уже знала, на что он способен, и всё-таки жила с ним, что ей впоследствии и вышло боком, как говорится.
   Ситуация складывалась не в пользу мамы. Не знаю, что было бы дальше, если бы я могла задержаться в Магнитке. Но у меня такой возможности не было. Видя, что ему не удаётся уговорить меня уступить им сад, Борис принял решительные меры, направленные на то, чтобы поскорее выдворить меня из Магнитогорска Он запретил жене впускать меня в квартиру. И сам не открывал дверь, когда я приходила, чтобы повидаться с мамой. Ночевать мне теперь было негде. Садовый домик был пока что не приспособлен для жилья в холодное время. А температура с каждым днём понижалась. И мне пришлось раньше времени покинуть Магнитогорск. Поехала я не к себе домой, а к дочери своей, которая тогда жила на Севере с мужем и маленьким ребёнком и нуждалась в моей помощи по уходу за новорожденным, так как её супруг -- геолог, редко находился дома, постоянно уходил с экспедицией в поле и не мог, при всём желании, делить с женой трудности быта. Туда, на Север, и пришло известие о том, что моей мамы, бабушки моей дочери, не стало...
   Продолжу рассказ о Тамаре. Надо также сказать несколько слов об её сыновьях.
   Разговаривая с подругой перед отъездом из Магнитогорска, я спросила:
   - А во что ты вкладываешь деньги, которые сдираешь со студентов-задолжников?
   - Отдаю сыновьям. Они берут, не отказываются. Они теперь уже семейные люди, дети у них есть. А старший уже четырежды дедушка. Дети у него, правда, не от одной жены, от разных. Но какая разница? Непостоянный он, как и я. Такой, каким был наш отец.
   Она вспомнила своего отца, а я -- её братьев и поинтересовалась, что они теперь представляют собой, как живут. Она сказала:
   - Старший скрипит потихоньку. А младшего уже нет. Сказалось перенапряжение военного времени. Было ему тогда, когда он работал на ММК, стараясь совершить трудовой подвиг, всего пятнадцать лет. Да я тебе уже всё это рассказывала.
   Погрустнев, она добавила:
   - А мамы и отца давно уже нет... Да... Была такая большая семья, и почти никого не осталось.
   - Как не осталось? А сыновья? Чем они теперь занимаются?
   - Младший, научившись водить машину (отец давал ему уроки), стал таксистом. Теперь он уже какой-то начальник у них. Успешно справляется со своей работой. Умеет ладить с людьми. Жён, в отличие от старшего, не меняет. Старший в последний раз женился на женщине, которая его намного моложе. Она преподаёт в том же институте, где преподавала я. Хорошо зарабатывает. Состоятельная. Живут они в коттедже, принадлежащем ей. Он находится на окраине города. Имеют небольшой приусадебный участок. Мой сын -- её первый муж. Зная, что он мужик непутёвый, она решила его привязать к себе покрепче. Родить от него ребёнка, пока не поздно. И родила в сорок лет.
   - А как у них теперь с работой, коли они живут на отшибе?
   - Очень просто. Она продолжает трудиться. А с младенцем сидит отец. Он же теперь пенсионер. Пенсию заработал, пока служил на Севере, льготную, как у его отца, у Ивана то есть.
   - А студенты? По-прежнему тебя эксплуатируют? - продолжала я проявлять интерес к жизни подруги.
   - Нет, - вздохнув, ответила Тамара, - со студентами я распрощалась. И все записи, которыми пользовалась, отдала новой жене Аркадия. Они ей очень пригодились.
   Надо сказать: репетиторством Тамара занималась в течение многих лет, до тех пор, пока из-за умственного переутомления не начала у неё болеть голова, и это стало сказываться на её поведении. Пришёл как-то навестить её Аркадий. Она открывает ему дверь, впускает в квартиру и спрашивает:
   - А ты не знаешь, почему Аркашка не пришёл? Он же обещал. Я его ждала.
   Посовещавшись друг с другом, сыновья пришли к выводу, что матери пора уже "завязать" с наукой. Дорожа дружбой с сыновьями, она учла их совет. Надо отдать ей должное: она любит своих сыновей, хотя родила их от нелюбимого мужа.
   - А как он поживает? - не скрыла я от подруги, что беспокоюсь о нём.
   - Как и раньше, - охотно, бодрым тоном ответила она. Батрачит у той же старухи в саду. Снабжает меня регулярно своей продукцией.
   Больше всего меня интересовало, в каких отношениях она состоит с мужем моей сестры. Но я решила разговор о Борисе отложить на время. А чем стала сама Тамара заниматься, освободившись от студентов-задолжников? Чем, как вы думаете? Сроду не догадаетесь. И я бы не знала и не поверила бы, если бы кто-то другой, а не она сама рассказала мне об этом. Однажды, выйдя из своей квартиры, она чуть не наступила на котёнка, устроившегося у её двери, с другой стороны, конечно. Он был очень маленький и хорошенький. Она вдруг решила, что этого четвероногого ей Бог послал. Она стала верить в Бога с тех самых пор, как чуть не наложила на себя руки, а Он, как она думает, её образумил и не допустил этого. Теперь, подумала она, Господь даёт ей указание заняться животными и тем самым искупить свои грехи, которых накопилось у неё уже довольно много.
   Полюбовавшись котёнком, Тамара взяла его, внесла в квартиру. Позабыв о том, что собиралась сходить куда-то по делу, начала возиться с котёнком: напоила молочком, приласкала,устроила ему лежанку на тумбочке в прихожей, а потом уже отправилась, куда ей было нужно. Через некоторое время на том же месте, на лестничной площадке, нашла она ещё одно четвероногое существо. Это была уже кошечка. Эта пара спустя несколько недель преподнесла ей подарок -- ещё одного котёнка. Получилась целая семья. Хлопот у кошачьей "мамы" прибавилось. И тратиться на них надо было уже по-крупному. Но до этого дело не дошло. Животных она любит, но тратить на них пенсию было бы глупо. А со сберкнижки снимать средства, чтобы их прокормить, было бы ещё глупей. После долгих раздумий нашла наконец выход из затруднительного положения. Он был рядом, прямо под носом у неё. И как только она его сразу не заметила?!
   Недалеко от дома, в котором жила Тамара, в невысоком здании ютилось молодёжное кафе. А во дворе этой забегаловки стояли в ряд баки для пищевых отходов. Преодолевая брезгливость, стала она ежедневно эти отходы выгребать и уносить к себе домой. В основном это были куски хлеба. Проклиная людей, которые выбрасывают хлеб, она приготовляла из него пищу для своих постояльцев. Замачивала корочки, потом мелко-мелко их крошила. Этого добра в бачках было очень много. "Её" кошки не съедали всё, что она для них добывала, роясь в бачках. Опять пришлось думать: что делать с остатками? Выбрасывать хлебное месиво в те же бачки? Ещё не хватало! Выход опять нашёлся. Она стала "угощать" объедками с чужого стола диких кошек, обитавших в подвале дома напротив. Очень приятно ей было думать о себе как о сознательной, бережливой гражданке. Посещала она этих "ничейных" четвероногих, под улюлюканье прохожих, два раза в день, утром и вечером, строго по графику. Напротив этого дома, с кошками стояли контейнеры для мусора. А вокруг них собирались дикие голуби, тоже всегда голодные. И этих обездоленных она подкармливала. Когда она выходила во двор, эти голуби слетались к ней со всех сторон Садились ей на плечи, на голову, чем она была очень довольна, считая, что её благотворительная деятельность зачтётся Богом.
   Мне, конечно, не нравилось, чем она занимается с некоторых пор. Я думала: лучше бы она стала книги читать хоть на старости лет. Просвещать свою тёмную голову. Но я вслух не критиковала её, не давала советов. Я знала заранее, что если начну читать ей нотации, она ответит мне тем же, тоже станет указывать мне, как жить. Будет осуждать меня за то, что я "мотаюсь" по городам. То в Магнитогорск еду, где у меня сад, то туда, где живу постоянно, разрываюсь на части, вместо того, чтобы продать земельный участок, доставшийся мне по маминому завещанию, а на вырученные от этой сделки средства приобрести недвижимость в том городе, где я прописана. И спокойнее мне будет жить на одном месте. И не надо будет тратить деньги на покупку железнодорожных билетов, которые ведь очень дорого стоят. Вести дебаты с нею на эту щекотливую тему мне не хотелось. Сколько ни оправдывайся перед ней, она не поймёт, что в Магнитку езжу я не только для того, чтобы добывать деньги, работая в саду, но и потому ещё, что это моя родина, что я тоскую по ней, скучаю по родственникам, которые ещё живы. Приезжаю я в этот город ещё и для того, чтобы посещать кладбище, где похоронены мои родители. Свяжись с ней, начнёт стыдить меня, что я торгую тем, что сама выращиваю на своём земельном участке. Бывшая учительница превратилась в торговку! Это же, по её мнению, позор! Не думает она, что если бы я не торговала выращенными мною овощами и фруктами, не на что мне было бы ездить по стране, и сад бы я свой не удержала, и дочь свою, и внучку не могла бы с тех пор, как они уехали от меня, видеть. Не может она простить мне, что я обзавелась частной собственностью. А ведь была в школьные годы такой ретивой комсомолкой. Ещё бы вспомнила, какими мы были с ней в пионерском возрасте. Она как будто не замечает перемен, происходящих в стране. Но я не стремилась её просвещать. Не хотелось ссориться.
   Кроме неё, в Магнитке у меня уже не осталось подруг. Время летит, и каждый год кого-то уносит. Мамы нет. И с Ниной пришлось порвать. Упрекнув после похорон их с Борисом в том, что они сознательно укоротили жизнь мамы, мучая её разговорами о саде, требуя, чтобы она им его отдала, перестала я приходить к сестре.
   На своём земельном участке, на деньги, добытые трудом, торговлей, я построила на месте старого, окончательно пришедшего в негодность домика, сломав его на дрова, новый, капитальный дом и теперь жила в нём, не нуждаясь в том, чтобы кто-то приютил меня, до самых холодов. Топила печь, включала электрообогреватель. Жила и радовалась тому, что меня окружают предметы обихода, служившие ранее моим родителям. И мне хотелось верить, что они, и мама, и отец, ещё живы, просто вышли куда-то и вот-вот вернутся. Здесь я не чувствовала себя такой одинокой, как в том городе, куда увёз меня из Магнитогорска мой бывший муж и где пришлось мне с ним расстаться. Сколько бы я ни находилась в том городе, он всё кажется мне чужим. А этот, Магнитка, сколько бы я ни отсутствовала, родным. Не зря же говорится: где родился, там и пригодился. Я пригодилась в саду, выращенном моими родителями, первостроителями Магнитогорска. С сестрой и зятем, которые хотели отнять у меня этот сад и мучили маму, я, повторяю, поссорилась и мириться не собиралась. Но Нина вдруг соскучилась по мне и однажды, рано утром, приехала повидаться со мной. Примчалась с извинениями, с подарками. Завалила меня новыми, не ношенными никем вещами. И стала умолять, чтобы я, забыв прошлое, снова к ним приходила -- по понедельникам. Каждую неделю. Пользовалась бы ванной, отдыхала. Я спросила:
   - А как Борис к этому отнесётся? Не станет ли он, как прежде, выгонять меня?
   Она сказала:
   - Не станет, потому что именно он подал эту идею -- наладить отношения с тобой.
   - Ну, хорошо, - после долгих уговоров я согласилась бывать у них.
   Мама прожила с ними всего один год. В течение одного года они ухаживали за ней. И за это получили её жилплощадь. Мне было очень обидно за маму. Но я решила больше не ссориться и дать им возможность хоть частично искупить свою вину. Пусть теперь, вместо мамы, ухаживают за мной. И надо признать: они старались мне угодить. Особенно Борис. Сам готовил угощение, сам подавал на стол. Нине оставалось лишь посуду помыть. Беседовал со мной о политике, вообще о жизни. Говорить со мной ему было интересно. Он, хоть и нет у него высшего образования, много читает, не жалеет денег на покупку книг. Нина читает мало: не хватает времени. Содержать в чистоте трёхкомнатную квартиру, продолжая работать техничкой на заводе, -- не так-то просто. Готовить он ей помогал, а убираться в квартире- никогда, хотя и знает, что это для неё непосильный труд. Чувствовалось, что она очень ослабела за последнее время (пока я с ней не общалась). Но он не жалел её. Немощность в людях не вызывает у него сочувствия, наоборот, нервирует. Когда мама жила с ними, злость свою изверг этот срывал на ней. Теперь, догадывалась я, он набрасывается на жену. Она не жаловалась мне на него, но было заметно, что она его, как огня, боится. Наблюдая за ними, я сделала вывод, что непременно следует бывать у них, чтобы оказывать сестре моральную поддержку.
   Сдружившись снова с сестрой, я стала редко навещать Тамару. О Борисе с ней никогда не говорила. Но однажды вскользь упомянула его имя, а она в ответ одарила меня свирепым взглядом. И мне стало ясно, что этот человек её больше не интересует, что с некоторых пор она стала ненавидеть его, так же как и других мужчин. Что наконец утихомирилась её ненасытная плоть. Ну и слава Богу, подумала я, меньше будет грешить. Да уж и пора. Пусть с кошками возится. Это никому не мешает.
   Я не догадывалась, что есть люди, которые не одобряют этого её увлечения. А такие люди были: её сыновья. Им не нравилось, что квартира, в которой она живёт, пропахла кошками, что на столах и тумбочках навалены объедки с чьих-то столов. Балкон заставлен мешками с продуктами, которые мать, экономя копейки, покупает на оптовом рынке. Мешок с сахаром, мешок с мукой. Хлеб для себя, чтобы в магазине его не покупать, хотя он и недорого стоит, стала она печь сама. Сама делала творог. Трудясь дни напролёт, почти не отходила от газовой плиты, что, безусловно, очень вредно для здоровья.
   Беспокоясь, как бы она не слегла, сыновья позаботились о том, чтобы освободить её от лишних трудов. Купили ей за одиннадцать тысяч путёвку в санаторий, отправили её туда, а сами занялись наведением порядка в её доме. Освободили балкон, выбросив на свалку мешки с крупой и мукой, в которых завелись какие-то жучки и червячки. И домашних животных тоже куда-то подевали. Вернувшись из санатория, она чуть в обморок не упала, не обнаружив в доме своих ненаглядных кошечек и продуктов, которые она заготавливала впрок. Отчитывать сыновей за самоуправство мать не стала, чтобы не обострить с ними отношений, но предупредила, что теперь ни в какие дома отдыха она не поедет. Будет неотлучно находиться у себя в квартире и пусть они, её дети, не мешают ей жить, как она привыкла.
   Впервые за многие годы нашего с ней общения Тамара пожаловалась на своих сыновей, когда мы с ней встретились в очередной раз. А я ей на своего зятя, рассказав подруге о том, что он сделал с моей сестрой. Заставил её водиться с внучкой, дочерью их сына, когда ей, Нине, было ужа за шестьдесят. Поместил в комнате, служившей ему и Нине спальней, детскую кроватку и велел жене подниматься к ребёнку по ночам. Даже на выходные не отдавал малышку её родителям, радуясь тому, что она такая хорошенькая и умненькая. Уставая за день, Нина не имела теперь возможности и ночью отдохнуть. Её здоровье сразу же ухудшилось. Она прямо-таки валилась с ног. И руки начали подводить её. Что ни возьмёт, уронит. А муж, Борис, вместо того, чтобы посочувствовать жене и распорядиться, чтобы сын забрал девочку и поручил уход за младенцем своей супруге, орал на Нину, не справляющуюся со своими многочисленными обязанностями. Однажды, придя в бешенство, толкнул её. Она упала, ударилась бедром. Получился перелом какого-то сустава, отчего одна нога сделалась короче другой на семь сантиметров. Её следовало положить в больницу на операцию. А прежде нужно было показать врачу. Но Борис отказался вызвать участкового, понимая, что тот, осмотрев больную и выяснив, что с ней произошло, сообщит об этом случае в милицию. Хотя бы инвалидную коляску нужно было для неё купить, но и этого Борис не сделал. Купил костыли и велел пострадавшей по его вине женщине ходить на них. Но она не могла из-за сильной боли. Ей можно было только сидеть или лежать. А кто-то должен был переносить её то из кресла на кровать, то с кровати в кресло. Кому было под силу поднимать взрослого человека? Только мужчине. Муж обязан был взять на себя этот труд, тем более, что именно он довёл её до такого состояния. Нужно было также подавать ей судно. И когда ему приходилось этим заниматься, разбушевавшись, он орал на страдающую по его вине женщину и бил её по щекам. Она долго терпела его издевательства. Наконец не выдержала и упрекнула его в том, что он же её искалечил и теперь ещё и ругается, и дерётся. Того, что она, всегда покорная, вдруг совсем по-другому заговорит с ним, Борис никак не ожидал. Придя в ярость, ударил её изо всех сил. С ней сразу случился стресс, потом инфаркт и инсульт. И бедной нашей Ниночки, глупой Ниночки не стало... Почему глупой? Потому что она давно должна была понять, что её супруг -- настоящий зверь, и бежать от него куда глаза глядят. Тем более, что ей было куда от него уйти. Когда мама овдовела, она могла не объединять её и свою жилплощадь, а просто перейти к маме жить. И уж туда-то, в мамину квартиру, можно было, не боясь расправы, этого дикаря не впускать. Я бы на месте Нины поступила именно так. Но ей очень хотелось иметь мужа. Борис был ей дороже жизни, вот она и лишилась её, замученная им.
   Возникает вопрос: почему я на своём месте так не поступила? Потому что у меня такой возможности не было, хотя я и рада была бы насовсем переехать к маме, когда она, имея двухкомнатную квартиру, жила в ней одна. Рада была бы вернуться в Магнитку. Почему не вернулась? Дело в том, что тогда, до перестройки, нельзя было иметь две государственные квартиры. Если бы я переселилась в Магнитогорск, я потеряла бы свою квартиру в другом городе. И моей дочери с мужем и ребёнком некуда было бы вернуться, отработав положенный срок на Севере после окончания университета. Переехать ко мне в Магнитогорск, если бы я там стала жить постоянно, они не могли бы, так как в этом городе для них, геологов, в то время не было работы. А в том городе, куда я, выйдя замуж, переехала из родного, работа для них имелась. Вот я и держалась за квартиру на чужбине, чтобы сберечь жильё для своих детей. И моталась туда-сюда, чтобы и сад не потерять. А зачем мне нужен был сад -- это нет нужды объяснять...
   Но я снова отвлеклась. Продолжу рассказ о Тамаре.
   Когда я поведала ей о том, что случилось по вине Бориса с моей сестрой, она пришла в ужас, представив, что было бы с ней, с Тамарой, если бы ей удалось отбить у Нины её мужа, дьявола этого в человеческом облике. Когда я закончила свой рассказ, она, вскрикнув, вскочила с места, выбежала из кухни, где мы с ней сидели, беседуя; влетела в комнату, где в шкафу, на полочке за стеклом, стояла икона, рухнула на колени и долго молилась, благодаря Бога за то, что он надоумил её своевременно отказаться от встреч с этим злым человеком. Разобраться в нём, думаю я, ей помогло то, что она сама была ненамного лучше его. Как это говорится: рыбак рыбака видит издалека... Но она считает, что её защитила вера в Бога. И я не стала её разубеждать. А может быть, всё гораздо прозаичнее: просто она состарилась раньше времени, бездумно тратя запас собственной сексуальной энергии...
   Однако я кое-что выпустила, повествуя о том, что она предпринимала, стараясь угодить Богу.
   Вы не поверите, что то, что я сейчас вам поведаю, было на самом деле, а не плод моей фантазии. Не поверите, что женщина, имеющая два высших образования, двух разумных взрослых сыновей, изучившая курс литературы в средней школе, следовательно, знающая, кто такой Плюшкин, стала, как он, подбирать на улицах всякий хлам и тащить в свой дом. Но, к сожалению, это было именно так. На мусорных свалках собирала она не только то, что кто-то не доел, но и бывшую в употреблении и выброшенную теми, кто побогаче других, одежду. Эти грязные, вонючие тряпки тащила она в свою квартиру и сваливала в ванну. Замачивала со стиральным порошком, затем стирала, сушила, развесив на верёвках по всей квартире. Высушив, утюжила, складывала в картонные коробки и относила в церковь. А там раздавала нищим. В Божьем Храме стала она постоянной посетительницей. Нищие, бомжи радовались, получая от неё подарки. Она верила, что эти её деяния угодны Богу. Что Господь оценит её стремление помочь бедным и простит ей, грешнице, её грехи. Но при этом забывала, хотя должна была бы знать и помнить, так как читала религиозную литературу и слушала проповеди священников, что Бог не одобрял, не ставил в пример другим тех, кто подаёт просящим милостыню. Не милостыню нужно бедному подавать, а заставить его трудиться и своим трудом добывать себе пропитание. А это, конечно, гораздо труднее, чем поднять с земли то, что валяется и отдать кому-то. Я просто поражалась, как можно в жизни так запутаться и выставлять себя на посмешище, роясь в мусорных контейнерах, подобно пьяницам, отыскивающим в кучах мусора стеклянные бутылки, чтобы потом сдать их в приёмных пунктах, а на вырученные деньги, на халяву, напиться. Если бы она, имея сбережения, раздавала нищим, встречая их на улицах, какую-то мелочь, я могла бы её понять. Но то, что делала она, не укладывалось у меня в голове. То, что вытворяла она, стараясь заслужить репутацию благодетельницы, унижало не только саму Тамару, но и её сыновей. Своё мнение об этих делах матери они ей не высказывали, но при случае выбрасывали на помойку то, что она приносила оттуда, так же как и котят. Но за глаза осуждали родительницу.
   - Лучше бы, - говорил один, - внуками своими она занялась. Была бы нам от неё какая-то помощь.
   - Или вернула бы домой нашего отца, - говорил другой. - Сколько можно, имея квартиру, прозябать в чужом саду? Там ведь нет никаких удобств!
   - А разве в их квартире они есть, эти удобства? - спрашивал первый у второго. - В ванную комнату войти нельзя. Вонь, как на помойке. Ванна до потолка завалена добытым на свалках тряпьём. И помыться в ней, принять душ невозможно. Вот отец и перестал домой приходить. Выжила она его совсем, в бомжа превратила...
   Да, Иван перестал бывать дома, и по этой причине лишилась я возможности видеть своего названного брата. Как ни приду, его дома нет. И всё же мы с ним встретились однажды. Тамаре назло. Правда, встреча эта произошла в самом неподходящем месте в самое неудобное время.
   Однажды, побыв у Тамары, я собиралась уйти к себе домой. А она вызвалась проводить меня до трамвайной остановки. Выйдя в подъезд, мы спускались с ней вниз по лестнице, а он поднимался вверх (они жили на третьем этаже). Шёл он домой. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он нездоров. Он еле держался на ногах, с большим трудом преодолевая ступеньку за ступенькой. А в глазах, в его больших синих глазах, столько боли, тоски, мольбы, обращённой к бывшей жене. И о чём же он просил её взглядом своим в этот момент? Догадаться нетрудно. Чтобы она, взяв его под руку, помогла ему подняться до их этажа, довела до квартиры, уложила в постель и побыла с ним до прихода сыновей. Но она и пальцем не пошевельнула, чтобы ему помочь. Увлекая меня за собой, стала спускаться вниз по лестнице. Когда я поравнялась с Иваном, он так жалобно на меня взглянул своими огромными синими глазами, как будто хотел вымолвить:
   - Возьми меня с собой... Ты видишь, как я страдаю.
   И тут, неожиданно для себя, я вдруг на него рассердилась -- впервые в жизни -- и чуть не крикнула:
   - А где ты раньше был?! Я же тебя звала!
   Захотелось отчитать его, выразить обиду за то, что он не принял моё предложение перейти работать в мой сад. Не соизволил даже каким-то образом сообщить мне, что отказывается. Я чуть ли не каждый день забегала к ним, чтобы с ним встретиться. Издёргалась совсем. А он дома не появлялся потому, наверное, что избегал встречи со мной. Боялся, столкнувшись со мной, прогневить любимую свою женщину. А теперь вдруг понадобилась ему я. Убедился, оказавшись у последней черты, что ничего не добьётся от бывшей супруги своим послушанием. А что я могу теперь для него сделать? Взять к себе в сад? Ему там лучше разве будет? Вот-вот начнутся холода, и я должна буду уехать. Был бы он здоров, я могла бы его взять с собой. Но больного? Это же невозможно. И как его в мой сад переправить, если я на это решусь? В "скорой"? Но если я даже вызову "скорую", она не окажет ему эту услугу; выяснив, что случилось, медики сразу же внесут больного в его дом, коли уж он оказался уже у своего порога, и уложат в постель, в его собственную. Или в больницу увезут, больным место в постели. Объясняться с ними придётся мне. А Тамара потом живьём меня сгрызёт за то, что я вмешалась в её семейные дела...
   Вспомнила я наказ мамы не встревать между ними, когда они ссорятся, не забывать, что муж и жена -- одна сатана, тем более бывшие, что в любой момент они могут помириться и окажутся от тебя в стороне, а ты -- в бороне, -- как мама говорила.
   Я растерялась на минуту, думая, что же мне делать? Иван долго не протянет. Считай, его уже нет. И с кем же я останусь, если сейчас пойду против подруги? Не к кому будет мне пойти, находясь в этом городе. Так размышляя, поплелась я вслед за Тамарой, не сказав Ивану ни здравствуй, ни прощай, чего себе потом очень долго не могла простить. Разбила-таки она, Тамара, нашу с Иваном дружбу. Взяла верх не только над ним, но и надо мной. Оказалась она морально сильнее и его, и меня.
   Когда мы вышли с Тамарой на улицу, я очнулась, вдохнув свежий воздух, и почувствовала приступ жалости к обиженному мной человеку. И тут на ум пришло мне стихотворение великого поэта:
   У врат обители святой
   Стоял просящий подаянья
   Бедняк, иссохший, чуть живой
   От глада, жажды и страданья.
   Куска лишь хлеба он просил
   И взор являл живую муку.
   И кто-то камень положил
   В его протянутую руку.
   Так я молил твоей любви
   С слезами горькими, с тоскою,
   Так чувства лучшие мои
   Обмануты навек тобою.
   "Обманутые чувства"... Как это верно сказано! И всё как будто про Ивана. Как я ему сочувствовала! В то же время понимала: он сам себя поставил под удар. Приятно быть добрым,, приятно любить кого-то, но надо же смотреть, кому ты даришь свои лучшие чувства, и сторониться недостойных. Любить -- потребность хорошего человека. Плохой довольствуется сексом. И смеётся над тем, кто влюблён в него, вместо того, чтобы ответить взаимностью.
   Тамара уже в школьные годы смеялась над теми, кто был искренне влюблён. Дожив до преклонного возраста, осталась такой же бессердечной... Любовь Ивана Тамару только раздражала. Но не надо думать, что он из-за этого чувствовал себя таким уж несчастным. Хотя ему всё же пришлось уйти от неё, он одинок не был. У него было два сына, которые, пока были детьми, стояли за мать, а повзрослев и разобравшись в отношениях своих родителей, перешли на его сторону. А за это, как говорится, можно и жизнь отдать. Они ценили его и уважали, хотя мать старалась настроить их против него. Дружба с ними была утешением моего названного брата в его нелёгкой жизни, которая подошла к концу...
   Осудив себя за то, что поддалась Тамаре, долго злилась я потом и на неё, и на Ивана. На Ваньку не только потому, что отказался принять мою помощь раньше, чем серьёзно заболел, когда спасти его уже было невозможно, а потому злилась на него -- и это главное -- что он в школьные годы уговорил меня подружиться с девчонкой, которая чем-то ему понравилась, которую я терпеть не могла. И до тех пор я на него за это злилась, пока вдруг не загорелась желанием рассказать о заслугах отца и братьев Тамары другим людям. Когда же рассказала, написав эту повесть (надеюсь, удастся мне донести её до читателя), стала я за то же самое Иванушку горемычного благодарить, а заодно и его мучительницу Тамару. Ведь именно она поведала мне, приняв мою дружбу, о подвиге своих родственников. И не только рассказала о них, но и познакомила меня с Виктором. И даже подружила. Как жаль, что Ивана больше нет. И не узнал он, что я написала эту повесть. А может быть, он догадывался, что так оно и будет? Он же знал, что я пишу, ещё в школьные годы писала, хотя и не говорила об этом никому. Знал и то, что о Тамариных отце и братьях стоило бы что-то сочинить. Стих, например, такой же, какой я ему, названному брату своему, посвятила. Хорошо, что хоть это я успела сделать. Наверное, ему было приятно такой от меня подарок получить...
   Похоронив своего бывшего супруга, Тамара первым делом выяснила, не завещал ли он кому-то из посторонних свою комнату в их общей квартире. Убедившись, что нет, осталась этим очень довольна и перебралась в неё, превратив свою в склад. Избавившись наконец от нелюбимого человека, она блаженствовала, валяясь по вечерам на его диване, застеленном красивым, с крупными яркими цветами покрывалом, подобранным ею на одной из мусорных свалок в городе. Котят ей по-прежнему подбрасывали. И делали это её ближайшие соседи, посмеиваясь над тем, как она носится с четвероногими. Но она не обижалась на тех, кто над ней подтрунивал. Спросила однажды у меня:
   - Это разве смешно -- заботиться о животных? Конечно, пенсию свою на кормёжку для них я не трачу. Ещё не хватало! Но зато сколько вкладываю труда!
   Да... - подумала я, - обшарить все находящиеся поблизости бачки с пищевыми отходами, потом размочить и накрошить добытые в них чёрствые куски хлеба -- работа трудоёмкая.
   На её вопрос, смешно ли это, я ответила, что не смешно. Она же сказала, нисколько не сомневаясь, что ей за эти дела нужно просто памятник поставить:
   - И я так думаю. И пусть они веселятся, на меня глядя. Пусть выбрасывают домашних животных. Пусть берут грех на душу. А я, заботясь о найденышах, искупаю свои грехи.
   Вот, оказывается, ради чего старается она сделать добрые дела -- чтобы Господу угодить, а он чтобы простил её грехи. Это меня заинтересовало, и я спросила:
   - И какие же грехи не дают тебе покоя? То, что ты Ивану изменяла, когда жила с ним в браке?
   - Вовсе нет, - возразила она мне. Измена -- это пустяк: муж простил -- и нет греха.
   - И всё-таки просвети меня, в чём себя винишь?
   - А ты не догадываешься? Я же тебе про всё всегда рассказывала. Подумай и разберёшься во всём.
   Я подумала и высказала ей своё предположение:
   - Каешься, что избавилась от первого своего ребёнка?
   - Угадала, - призналась она. - Но учти, я не просто от него избавилась. Это было бы не так страшно. Я убила его руками той бабки-живодёрки, которая и меня чуть не отправила на тот свет. Я убила в себе человека. А это очень большой грех. Жаль, что такие вещи нам в школе не объясняли. И вообще нигде. И не только своего ребёнка убила я, но и того мужика. А это уже двойной грех. И Бог меня за это наказал. Я заболела. И со страху чуть не совершила ещё одно преступление -- самоубийство. Но Бог сжалился надо мной. Сохранил мне жизнь. Я опомнилась на краешке берега. И с тех пор я стала верить в Него и молиться. А в то время ещё преследовали за веру. Мне захотелось делать что-то, что было бы угодно Всевышнему. Я стала подкармливать животных Это же Божьи твари.
   - Лучше бы ты о своём муже проявила заботу, - прервала я её откровения. - Он ведь так любил тебя.
   - Я его не просила меня любить, - упёрлась она на своём.
   - Зато ты просила его жениться на тебе, - подколола я её, чтобы она нос не задирала. - И он женился. И столько добра тебе сделал. Но ты этого не оценила, хотя знаешь, что никто другой не взял бы тебя в жёны. - Я так сердилась на неё за то, что она, когда жила с Иваном и потом, когда с ним развелась, мучила его, что мне доставляло удовольствие уязвлять подругу.
   - И почему ты утверждаешь, что кроме Ивана никто бы на мне не женился? - сделала она вид, что сама не знает ответ на этот вопрос. Продолжая мстить ей за своего названного брата, я сказала:
   - Потому что ты была больна. А мужчины любят жён здоровых... - помолчав, я добавила: - И ещё потому, что никто из знакомых тебе парней не забыл, как ты обошлась... - нашла-таки я, чем её пронять.
   - Замолчи! - догадавшись, что я хочу напомнить ей о первом её женихе, которого она, должно быть, не раз вспоминала, раскаиваясь в том, что отвергла его, закричала она в сердцах. - Отстань, иначе я тебя ударю.
   - А я дам тебе сдачи! - продолжала я в том же духе. - И учти: работая физически в саду, я стала гораздо сильнее! - Мы с ней чуть не подрались, позабыв в пылу ссоры, что мы уже не школьницы.
   - И что ты ко мне привязалась? - взмолилась наконец она, не находя таких слов, которые помогли бы ей убедить меня, что она не такая уж плохая, как мне кажется. - Что я тебе такого сделала?!
   - Заступаюсь за Иванушку горемычного, хотя, наверное, я с этим опоздала...
   - Не надо за него заступаться, - тяжко вздохнув, сказала она.-- Он сам за себя заступился. За всё мне отомстил... Как я его в последнее время ненавидела! - решила она сообщить мне новые подробности их с Иваном отношений, чтобы усугубить мою боль за него, как говорится, посыпать соль на рану, - его старческую, шаркающую походку, сморщенное лицо и этот его умоляющий взгляд! Ненавижу-у-у!
   - Тамара! - попыталась теперь уже я заставить её замолчать, пробудить наконец её совесть. - Ты забываешь, что все мы, живущие на земле люди, не застрахованы от старости и от болезней.
   - Вот это он мне и доказал, - вспомнив что-то, самое неприятное для себя, продолжила Тамара отчитываться передо мной.
   - Когда? Что он мог тебе сделать? Ведь его в живых уж нет. - Она меня просто в тупик поставила. Я не знала, что и думать. Отвечая на мой вопрос, она сказала:
   - Достал меня твой названный братец с того света. Это чудо, что я жива осталась.
   - Хватит говорить загадками! - потеряв терпение, потребовала я, чтобы она пояснила сказанное.
   - Не хотела я с тобой обсуждать это происшествие, но придётся, раз ты настаиваешь. - И вот что она мне поведала.
   Однажды, находясь в комнате Ивана, смотрела она телевизор, передачу на медицинскую тему. Рекламировали препарат, который якобы продляет жизнь человека. Это её заинтересовало. Она записала на всякий случай название этого лекарства. Листочек, на котором сделала эту запись, сунула в шкаф, стоящий в той же комнате, где и телевизор. Когда она открыла дверцу шкафа, ей в глаза бросился пузырёк с таблетками, которые принимал Иван, которые ему не так давно выписал врач. На том флакончике сохранилась наклейка. А на ней название лекарства. Это был тот самый препарат, о котором говорили по телевизору. Обрадовавшись находке (теперь не надо будет тратить деньги на покупку этих пилюль), не задумываясь, какие могут быть последствия этих её действий, она достала из пузырька одну таблеточку и проглотила её. Очнулась она уже в больнице, под капельницей.
   На счастье Тамары, в этот день пришли проведать мать её сыновья. Открыли дверь своим ключом и видят: она лежит на полу, без сознания. Вызвали "скорую". Две недели держали больную в реанимации, кое-как привели в чувство.
   Рассказав мне эту историю, она сообщила, какой сделала вывод из того, что с ней приключилось:
   - Всё это подстроил мне Ванька. Это же были его таблетки, и он должен был сначала их выбросить, а потом уже концы отдать!
   Опять пришлось мне спорить с ней.
   - Не говори глупости! - оборвала я её. - Ничего он тебе не подстраивал Не до того ему было в свои последние дни, чтобы враждовать с тобой. Ты сама должна была в это время за ним ухаживать. Разобрать надо было всё, что оставалось в его шкафу, и выкинуть ненужное, а не глотать, что тебе под руку попадётся. Ты же не маленькая девочка. Сама когда-то болела, лечилась. И должна знать, что одно и то же лекарство кому-то помогает, а у другого на него может быть аллергия, что очень опасно. И хватит, наверно, придираться к Ивану и винить его во всём. Теперь, когда его уже нет, тебе надо на себя посмотреть со всей строгостью.
   Это моё замечание ей не понравилось, но она вынуждена была признаться, что действительно злоупотребляла таблетками. И стала, оправдываясь передо мной, уверять, что с этим покончено:
   - Теперь лекарств я не принимаю никаких. К врачам не хожу. От всех болезней лечат меня мои кошечки. Когда я ложусь спать, они сразу ко мне сбегаются, облепляют меня со всех сторон. Одна ложится на ноги, другая -- на подушку, ближе к голове. А этот котёнок (она указала рукой на крошечного котёночка, чёрненького, в белых носочках и с белым галстучком на шее, который, сидя на полу, вгрызался в куриные косточки, выложенные хозяйкой на тарелку), -- этот малыш ложится мне на грудь, на сердце и лежит, не шевелясь, пока оно не перестанет учащённо биться. - Похвалившись своими выкормышами, она спросила:
   - А тебе известно, что кошки лечат?
   - Известно, разумеется. Я сама от такого лекарства не отказалась бы. Но нет у меня возможности держать животных Ездить из города в город с вещами, да ещё и с кошкой -- это было бы уж слишком.
   - Да, я согласна с тобой. Не каждый может позволить себе такое удовольствие. - И она продолжила хвалиться своими постояльцами, подмечая все достоинства четвероногих. - С ними ведь можно и поговорить. Они всё понимают, только сказать ничего не могут. - Вздохнув, пожаловалась: - Кроме них, мне теперь и пообщаться не с кем. У сыновей своя жизнь. Они редко приходят. Одна совсем я осталась.
   На эту её жалобу я должна была что-то ей ответить. И я ответила. Не переставая переживать за Ивана, я упрекнула подругу:
   - Вот и надо было дорожить мужем, когда он был жив.
   - Дорожи -- не дорожи, он был уже не жилец, - заявила она мне сердитым тоном, не испытывая раскаянья в том, что тиранила его.
   - А ты ещё хотела заставить его в институт поступить, - гнула я свою линию. И услышала вдруг то, чего не ожидала услышать.
   - Молодец, что не подчинился мне.
   Перестроившись на другой лад, она продолжила выкладывать то, что накопилось у неё, пока мы не виделись. И такого наговорила, что мне оставалось лишь удивляться.
   - Ты знаешь, - сказала она с горечью в голосе, я сама уже раскаялась, что пошла в науку. Это не моё призвание. Если бы наука меня по-настоящему увлекла, я бы защитила диссертацию. И тогда никто бы меня из института не выжил. Мне просто захотелось выделиться. И я стала учиться то в одном, то в другом вузе.
   Я ей снова возразила:
   - Нет, - сказала я, - не в этом дело.
   - А в чём же?
   - Тебе захотелось доказать нашим школьным учителям, которые преподавали точные дисциплины, что они недооценивали тебя. И ты им это доказала. Тебя за это хвалю.
   - Спасибо за понимание, - обрадовалась она, что я хоть что-то в её поведении одобряю. И тут же снова приуныла.
   - Добилась успеха, и немалого. Но вспомнить нечего, потому что это было не моё. Потому что наука мертва. А я тосковала по живому. Моё призвание, если хочешь знать, -- рожать детей. Жаль, что поняла я это слишком поздно. Моя мать родила семерых. Теперь я завидую ей, неграмотной русской женщине, которая, хоть и обижал её привередливый муж, мой отец, всё-таки была счастлива, целыми днями хлопоча по дому. Мне захотелось хотя бы в старости пожить так, как жила она: работать руками и ни о чём не думать. О ком-то заботиться.
   - Но для этого, - опять возразила я подруге, - не обязательно иметь сто кошек. Достаточно было бы одной. И мужчину иметь надо одного. Именно для этого женщина и выходит замуж. И если он у тебя один, какой бы он ни был, ты станешь им дорожить. Угождать ему будешь стараться. И в этом найдёшь своё женское счастье. И как ты не можешь усвоить такие простые истины?! Как ты относилась к Ивану? Издевалась над ним. Зачем ты требовала, чтобы он поступил в институт? Зачем его ломала, стараясь вызвать интерес к науке? А теперь смеешь говорить, что наука -- не твоё призвание. Послушал бы он, что ты теперь говоришь! Ты не только его и себя не понимала. Ты ненавидела его за непослушание, забывая главное: сколько он сделал тебе добра, и тем самым доказывая окружающим, что не стоит делать другим добро, потому что можно столкнуться с неблагодарностью, а это ведь очень обидно. Чёрной неблагодарностью платила ты ему за его доброту к тебе, доказывая окружающим, повторяю, что доброта наказуема. А это, если ты начала раскаиваться в своих грехах, и есть самый тяжкий грех. Иван никогда не спорил с тобой, только терпел все твои причуды. И на это терпение ушло всё его здоровье И почему ты была так настроена против него? Считала, как мне кажется, что ты умнее, чем он?
   - Да, - не постыдилась она в этом признаться, - я действительно так считала и теперь считаю.
   - На каком же основании?
   - На том, что у меня два высших образования, а у него не было ни одного.
   - Это ничего не доказывает. Образованность и ум -- не одно и то же. Говорят: учёных много -- умных мало.
   - И ещё кое-что я учитываю.
   - Что именно?
   - То, что он учился в школе плохо. Даже на второй год оставался!
   - Нашла что вспомнить! - возмутилась я и продолжила спор, сказав то, что у меня уже написано на эту тему. - Имея тридцатилетний опыт работы в школе, сделала такое обобщение: мальчиков очень трудно учить. В подростковом возрасте они отстают, как известно, от девочек в развитии, причём во всех отношениях. Им не хватает серьёзности, прилежания, что и сказывается на их успеваемости. С годами, взрослея, они начинают задумываться над своим поведением, что называется -- берутся за ум. Тогда им удаётся наверстать упущенное и не только догнать своих сверстниц, но и перегнать, почему мужчины и добиваются бСльших успехов, чем женщины в любой сфере человеческой деятельности. Всё зависит от того, как настроится человек. Это тебе, я думаю, доказали твои сыновья, особенно старший. Аркадий, который "шалопайничал", когда учился в школе, а потом, окончив её и посмотрев на себя со стороны, сосредоточился и пошёл в гору. Иван доказал тебе то же самое, хотя ты признать это не желаешь. Ты поставила ему в упрёк то, что он отказался поступить в институт. А о чём свидетельствует этот факт в свете того, что происходит теперь с тобой? Когда ты вдруг заявляешь, что сама охладела к наукам. Это доказывает, что Иван, настояв на своём, был прав, а ты, пытаясь навязать ему свою волю, была неправа. Из чего делаем вывод: Иван был умнее тебя. Он не совался туда, куда ему не надо было. Ты, поступая сперва в один институт, потом в другой, не догадывалась, что это тебе совсем не нужно, то есть не разобралась в себе. А он разобрался в себе, поэтому впоследствии ему и не пришлось ни в чём разочаровываться, кроме как в тебе. И кто же из вас двоих умней -- ты или он? Он, конечно, и напрасно ты его глупым считаешь. Далее. Из-за того, что он не поступил в институт, ты с ним развелась. А теперь говоришь, что и не надо было ему туда поступать. А что доказывают эти твои слова? Что у тебя не было веской причины для развода. А кто же разводится так, без причины? Умные, что ли, женщины? Конечно, нет. Умные и порядочные женщины, уже имея на руках свидетельство о разводе, во второй раз на развод не подают. Не от большого ума ты с ним развелась, а из-за своего гонора. Из-за своей дури. И тогда, преъдявив судье уже выданное вам свидетельство о разводе, Иван, подготовившись к встрече с тобой в суде, доказал тебе своё умственное над тобой превосходство. Однако это до тебя даже не дошло, и ты продолжаешь утверждать, что он был глуп, а ты умница. Но это всего лишь полбеды. Беда в том, что ты его ненавидела, в чём ты и призналась мне. Ненавидела человека, который сделал тебе столько добра! Это тоже идёт от твоего гонора и от твоей дури. И ты с этими своими "достоинствами" докатилась до бачков с пищевыми отходами и до мусорных контейнеров!
   Не могу сказать, сколько минут, считая своим долгом защитить Ивана от её нападок, отчитывала я эту неблагодарную особу, долго слушала она меня, не возражая. Но как только упомянула я о контейнерах и бачках, она словно бы взорвалась, крикнув:
   - Хватит! Не трогай ты эти бачки и контейнеры. Ты не знаешь, почему я в них роюсь!
   - Как это не знаю?! Ищешь пропитание для своих кошечек и одежду для бомжей. Заботишься о животных и о нищих, о тех и о других, надеясь, что Бог тебе за это простит хотя бы половину твоих грехов. Ты сама мне это говорила.
   - Не отрицаю, говорила. Но не только поэтому. Главная причина в том, что не могу я спокойно смотреть, как люди выбрасывают в мусор хлеб! Хлеб! Который всему голова, в который вложено столько труда! Вместо того, чтобы покрошить кусочки и рассыпать птицам. Заелись люди. Забыли, как голодали в войну. И не думают, безбожники, что это грех и что Бог нас может за это наказать. А я, верующий человек, думаю и, как санитар, тружусь на благо общества. И ещё потому вожусь я с кошками и нищими, что с некоторых пор мне заняться нечем. А без дела я сидеть не могу. Изнываю от скуки и тоски.
   - Санитарка! - передразнила я её. - Все помойки в городе не обойдёшь и не очистишь. Мусором должны заниматься специальные службы. И как будто занимаются. А ты бы лучше художественную литературу читала, просвещала свою тёмную голову. Это даже в старости не помешает. И время займёт. А лучше всего было бы, если бы ты не оттолкнула Ивана. Он и сейчас был бы жив, если бы ты им дорожила. И занялись бы вы вместе тем, чем занимается в этом городе большинство пенсионеров -- садом! Купили бы сад, Ваня работал бы в своём, а не в чужом. А ты потихоньку, в меру сил, помогала бы ему. Сад! Он даёт не одну лишь материальную выгоду, прибавку к пенсии, но и эстетическое наслаждение. Он так прекрасен в любое время года. И весной, в пору цветения, и летом, в пору плодоношения, и осенью, в пору увядания. Это настоящее очей очарование, как сказал поэт. Осень окрашивает листву разных деревьев по-разному. На одних она желтеет, на других становится оранжевой или багряной. А листья на некоторых долго остаются зелёными. В общем, сад становится разноцветным. Разноцветный сад -- любо посмотреть! Находиться в саду, даже ничего там не делая, не трудясь -- одно удовольствие. Куда приятнее, чем копаться в мусоре...
   - Хватит! - рявкнула вдруг Тамара. - Хватит меня критиковать! Мне, конечно, нравится, что ты в глаза говоришь то, что обо мне думаешь, не льстишь. И не держишь камень за пазухой. Это по-дружески. Но надо же и меру знать. Или поссориться со мной хочешь?
   Нет, ссориться с ней я не собиралась. Много у неё недостатков, но есть что-то и хорошее. И, что немаловажно, я привыкла к ней. Если разругаемся, мне будет не хватать её. А главное: если порву с ней, в этом городе, когда я приезжаю, чтобы в своём саду работать, мне некуда будет пойти, не с кем пообщаться. С кем попало я не дружу. А из бывших одноклассников и одноклассниц уже почти никого в Магнитке не осталось "Иных уж нет, а те далече"... Тамара от этого не страдает. Здесь живут оба её сына. Приходят к ней нечасто, как я уже говорила, но если позовёт, тотчас являются. Им она раздаёт деньги, которые скопила, когда работала в институте и занималась репетиторством. Они это ценят, хотя и свои средства имеют. Но ведь деньги не бывают лишними, тем более, если есть у тебя дети. Дети рядом -- это то, что родителям надо. А мои дети всё ещё живут далеко от меня. В том городе, где у меня квартира, где живу я зимой, мне есть куда ходить. А в этом, с тех пор как не стало мамы и сестры, пойти уже не к кому. Тоска одиночества погонит, и к недругу пойдёшь. Кто-то из умных людей сказал: "Поселите меня с людоедами, и я подружусь с ними"... А дальше что-то про одиночество.
   Вспомнив эти слова, я подумала, опять же об Иване и Тамаре. Наверное, она именно так рассудила, решив выйти замуж за нелюбимого человека. И напрашивается вопрос: о чём думал он, мужчина с невзрачной внешностью, соглашаясь стать мужем хорошенькой женщины? Скорее всего, не думал вообще, потеряв голову от любви. Или понадеялся, что попав в беду, красавица оценит его благородство. И ошибся. Благородство в других ценят благородные натуры. А таким, как Тамара, красивых подавай, чтобы, как в народе говорится, "хоть морду бил, да щёголь был". Не зря же она столько лет за Борисом гонялась. А тот ловелас, первый её мужчина, тоже, наверное, красавец был. Дорого она заплатила за мимолётную связь с ним. Связь с Борисом, если бы она состоялась, обошлась бы Тамаре ещё дороже. Поняла она это, когда узнала, чтС он сотворил со своей женой. А поняв, ужаснулась, представив себя на месте несчастной Нины. И со страху ещё раз предложила себя опять же Ивану. Но он, настрадавшись по её вине, на сей раз не принял эту её жертву, доказав бывшей жене, что он не так глуп, как ей бы хотелось. И когда я, беседуя с Тамарой, напомнила ей об этом, она сказала:
   - Да, он мне доказал своё умственное превосходство надо мной. Доказал с твоей, конечно, помощью. Но лучше бы я этого так и не узнала, что он был лучше, чем я о нём думала. Не пришлось бы мне теперь, вспоминая свои грехи, ещё и из-за Ваньки мучиться!
   Скажу откровенно: меня порадовало это её признание. Я подумала: есть, значит, на земле справедливость: мучила другого -- теперь пострадай сама. Быть может, после этого добрее станешь. Перестанешь кичиться своей красотой. Лучше бы, рассудила я, обдумывая то, что она творила, осталась она внешне такой, какой была в подростковом возрасте, неотёсанной мужичкой, меньше наделала бы глупостей. Эта запоздалая красота вскружила ей голову. Свела на нет любовь Ивана, разрушила её личную жизнь, лишила простого женского счастья, которого, если верить тому, что она говорит, ей теперь так не хватает. Но мучается она не потому, что стала Ваньку жалеть. Не его, а самоё себя она жалеет. Горюет, что больше нет Иванушки, с которым так удобно было жить. Печалится, что некем его заменить. Кавалеров у неё поубавилось: она же стала старше, и красота её поблёкла. Иван на это не посмотрел бы, ведь он и тогда любил её, когда она была настоящей дурнушкой. Очень, очень сожалела она, что его уже нет. Всё в её жизни сложилось, ей назло, согласно известной пословице: что имеем -- не храним, потеряем -- плачем.
   Подходит к данной истории и то, что писала я, будучи девятиклассницей, в своём личном дневнике, размышляя о красоте внешней и душевной. Вы спросите: и что же, по моему мнению, важнее? Отвечу: важнее всего встретить человека, который принял бы тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими достоинствами и недостатками. Иван, по отношению к Тамаре, и был таким человеком, но она поняла это слишком поздно.
   Как это ни странно, внешняя красота человека, от которой, казалось бы, в общественной жизни ничего не зависит, в личной жизни играет большую роль. Не зря же люди придумали способы, как украшать свою наружность: макияж, пластические операции. Ради красоты лица иные ложатся под нож, хотя их предупреждают: стопроцентной гарантии, что операция пройдёт успешно, нет. Ради чего всё это? Ради того, чтобы добиться любви того, кто тебе нравится. Люди понимают, что, как сытый голодному не поверит, так и красавец (или красавица) не смирится с непривлекательностью того, кто волею судьбы стал его (или её) спутником жизни. И никакое благородство неказистого человека не поможет ему удержать возле себя красивого. Что и случилось с моим названным братом. Красота наружности -- это дар Божий. Но этим даром не следует злоупотреблять и добывать выгоду, своей привлекательностью пользуясь и мучая тех, кто тебе доверится. Это опять-таки камешек в огород моей подруги.
   Однако я, наверное, слишком увлеклась, критикуя её недостатки. Пришло время вспомнить и о том, что можно назвать её достоинствами. Сейчас я попытаюсь восполнить этот пробел. Прежде всего нужно отметить её прекрасную память, способность к учению, прилежание, принципиальность и честность. Она никогда во время экзаменов и выполняя контрольные работы, не пользовалась шпаргалками, ни с чьих тетрадей в свои не списывала, а также никому не давала списывать со своих. Терпеть не могла тех, кто вечно "побирался": дай списать, дай списать! Она трудолюбива до умопомрачения и ненавидит бездельников и лентяев. Ей свойственно чувство долга. Окончив первый институт, она не поспешила "выскочить" замуж за кого попало, лишь бы остаться в своём городе, а поехала туда, куда её направили. И работала бы там, сколько требовалось, если бы не попала в беду. А когда это случилось, не стала добиваться, чтобы её обидчик понёс наказание, проявив при этом честность, самокритичность, понимание того, что и сама виновата в своих неудачах. Впоследствии, общаясь с Тамарой, я обратила внимание на то, что ей свойственно очень ценное качество -- терпимое отношение к критике в свой адрес. Сколько я её ни ругала за то, как она относилась к Ивану, она не обижалась на меня, признавая критику справедливой. Проявила она также силу воли, стойкость, мужество. Трудности, которые она встретила на своём жизненном пути, не сломили её. Не спасовала она перед ними, стала бороться за жизнь и вышла из этой борьбы победительницей и, если можно так выразиться, не с пустыми руками. По специальности, которую она получила, окончив первый институт, работать ей было противопоказано. И она, продолжая лечиться, окончила ещё один. Я думаю: и рожать ей врачи не советовали, но она, тяжело больная, с риском для жизни, родила. И не одного ребёнка, а двух. Став матерью, со свойственной ей серьёзностью и ответственностью, занялась она воспитанием своих сыновей. Старший, как я уже говорила, доставлял ей много хлопот, но она, мобилизовав все свои душевные силы, не гнушаясь крайних мер, одержала верх над его расхлябанностью и склонностью к правонарушению. Воспитанием сыновей, по идее, должен был заняться их отец. Но у него для этого не хватило решительности и твёрдости характера. А у неё хватило. Всего, что требовалось, хватило. И она достигла того, к чему стремилась. Сыновья её выросли порядочными, достойными уважения людьми и такими же тружениками, как их мать.
   Теперь надо ответить на вопрос: откуда она черпала силы, чтобы не сломаться в своей нелёгкой жизни? Как откуда? Всё лучшее, что в ней есть, давала Тамаре её родная семья. Когда началась войне, Тамаре было восемь лет. Она росла, впитывая в себя радость, вызываемую трудовыми достижениями старших родственников, а также испытывая желание поскорее стать взрослой и начать трудиться и добиваться успеха. Так настраивал магнитогорцев и сам наш, известный во всём мире, легендарный город, стальная крепость Урала. Восхищаясь своими старшими братьями, Тамара старалась во всём, в чём могла, им подражать. Перенимала их сдержанность, неторопливость в движениях. Постригалась, как они, одевалась, как они, вернее, донашивала их верхнюю одежду и обувь. С удовольствием надевала сапоги младшего из тех братьев, которые работали на ММК. Не сапожки, а сапоги из грубой кожи. Даже походку переняла у братьев, ходила, покачиваясь, вразвалочку, что мне очень не нравилось.
   Я не понимала тогда, почему она так себя ведёт. И это уже мой недостаток. Если бы Иван не настоял, я не подружилась бы с Тамарой, не разобралась в её характере, не узнала бы ничего об её отце и братьях, не написала бы эту повесть, не отдала бы должное им, этим достойным сыновьям Отечества.
   Я назову их настоящую фамилию и имена.
   Отец Михаил Синицын, старший сын Виктор, младший Иван. Фамилия и имя главной героини вымышлены. А всё остальное, что сказано о ней, правда. Правда и то, что с отцом, который обижал жену, мать Тамары, она вредничала, а с братьями и в военные, и в послевоенные годы была дружна. Она подружила меня с одним из своих братьев, с Виктором, пригласив к себе на празднование её дня рождения нас обоих, Виктора и меня, за что я ей очень благодарна.
   Тамара -- моя подруга. Говоря о ней, испытываю я желание отмечать лишь её достоинства, не касаясь недостатков. Но я не могу позволить себе подчиниться этому желанию. Если пишешь о ком-либо, ты обязан выкладывать всю правду, а не только половину правды, так как половина правды, выданная за правду, это ложь. И ради чего ты будешь лгать? - спрашиваю я себя. Ради дружбы? Но истина дороже дружбы. Это всем давно известно. Известно также, что заниматься творчеством очень трудно. Один поэт заметил, что сочинять стихи и прозу -- это всё равно что "казнить себя на белой плахе черновика". Но обрекать себя на тяжкие муки есть смысл только ради чего-то хорошего. А ради плохого просто глупо. А что такое хорошо и что такое плохо -- мы знаем с детства. Врать -- плохо. Печально, если правда, которую ты хочешь сообщить людям, горька. Но к счастью, бывает и приятная правда. Приятно писать о хорошем человеке, которого не в чем упрекнуть. Такие ведь тоже есть! Таким и был старший брат Тамары, с которым она меня, повторяю, подружила. Конечно, я была с ним знакома и ранее. Я частенько бывала дома у Тамары, когда мы с ней ещё в школе учились, а семья её тогда жила в коттедже. Виктор уже в то время с интересом относился ко мне. Но я не обращала на него внимания. Он же этого и не добивался, считая меня ребёнком, а я его стариком. Разница в возрасте у нас с ним довольно большая. И ни о какой дружбе между ним и мною не могло быть и речи. Теперь, сорок лет спустя, -- совсем другое дело. Он мог уже не скрывать, что симпатизирует мне. А я, наконец, перестав на него злиться за то, что он некрасиво себя повёл при мне, обижая женщину, вместе с которой пришёл в гости, заинтересовалась наконец, чем он дышит, как живёт. Я уже знала, что он человек исключительный, и мне захотелось выяснить, так это или нет. Просидев втроём (я, он и его сожительница) на кухне всю ночь и обсудив животрепещущие проблемы современности, мы нашли общий язык. Я убедилась, что мы, я и он, обо всём судим одинаково. Это мне очень понравилось, так же как и его внешность. А что ему во мне понравилось, почему он мне симпатизировал и оказывал знаки внимания, не боясь поссориться из-за этого со своей неофициальной женой? Мне кажется, то, что я, в отличие от других женщин, влюблявшихся в него с первого взгляда, с самого начала его ухаживания приняла в штыки и сразу дала ему понять, что между ним и мной никаких других отношений, кроме дружбы, не может быть, так как он, хоть и неофициально, но женат, а я не считаю это допустимым -- строить своё счастье на несчастье других. Женщина, Клава, с которой состоял он в гражданском браке, души в нём не чаяла и всеми силами, какие были у неё, старалась этот брак сохранить. Ей моя позиция пришлась по душе, и она ничего не имела против того, чтобы Виктор дружил со мной.
   Через некоторое время после дня рождения Тамары Виктор и Клава пригласили нас с Тамарой к себе в гости. Жили они вдвоём в Клавиной, обставленной мягкой мебелью квартире. Он, надо полагать, был когда-то женат. Почему разошёлся с супругой, не знаю. Известно мне только одно: квартиру, которая досталась ему, когда расселяли живущих в коттедже членов его родной семьи, он после развода оставил бывшей жене, поступил так, как и полагается поступать порядочному мужчине.
   Почему он не зарегистрировал свои отношения с Клавой? Думаю, потому что не любил её. Этого он даже не скрывал. Боялся, по-моему, обнадёжить женщину. Назвать своей женой, а потом покинуть. Лет ему в то время, когда мы с ним сдружились, было уже за шестьдесят. Наверное, всё ещё надеялся, что полюбит какую-то женщину по-настоящему и добьётся взаимности. В тот вечер, когда мы с Тамарой пришли к ним в гости, Виктор вёл себя как гостеприимный хозяин. И по отношению ко мне не позволял уже себе ничего, что обидело бы его сожительницу. Мне очень понравилось, как нас приняли, и захотелось почаще встречаться за чашкой чая с этими людьми. Дружить вчетвером: Виктор, Клава, Тамара и я. Я была убеждена, что так оно и будет. Но ошиблась. Нет, Виктор не оттолкнул меня. Ни он меня, ни я его. Беда случилась другая, страшнее разлуки. Вскоре после того, как мы с Тамарой посетили Клаву и Виктора, его не стало. На долгую жизнь, по известной причине здоровья ему не хватило.
   Писала я, писала этот отзыв о Викторе и вдруг вспомнила:
   Праздник жизни -- молодые годы --
   Я убил под тяжестью труда,
   Но поэтом, баловнем свободы,
   Другом лени не был никогда.
   Это отрывок из стихотворения Н.А. Некрасова. То же самое мог бы сказать о себе и Виктор Синицын. На нём, как и на младшем его брате Иване, сказалось перенапряжение военных лет. Он чувствовал, что так оно и будет, и этим многое объясняется в его поведении. Не отразилось это переутомление лишь на его внешности. Он был необыкновенно хорош собой. Однако красили Виктора не только правильные черты лица, но и выражение его. Оно было задумчиво-грустным. И всегда спокойным. И о чём же он думал? Уверена: о своём славном прошлом. Вспоминал собственные заслуги и не допускал в своих поступках ничего такого, что могло бы подорвать его авторитет. Его прошлое было ему дороже настоящего. В настоящем он был обыкновенный человек, а в прошлом -- герой, выдающаяся личность. Он знал, что непосильный труд в подростковом возрасте укоротит его жизнь, но не сожалел об этом. Свои непрожитые годы он подарил соотечественникам, освобождённым при его трудовом содействии от фашистского нашествия, проявив при этом щедрость души. И эта его душевная щедрость, душевная красота -- отражалась на лице Виктора, как бы освещая его, почему оно и казалось таким привлекательным.
   Отзыв о Викторе закончу я отрывком из стихотворения упомянутого выше писателя.
   Не бездарна та природа,
   Не погиб ещё тот край,
   Что выводит из народа,
   Столько славных, то и знай.
   Я это знаю и хочу знанием своим поделиться с теми, кто будет читать мою повесть. Хочу дополнить список замечательных людей, которых по полному праву можно назвать достойными гражданами Отечества. Это прежде всего знатные сталевары Магнитки: Алексей Грязнов и Владимир Захаров. Старший из них работал в мартеновском цехе в довоенное время. Это сталевар-новатор. Что было нового в его работе? Новым было освоение первой в стране мартеновской печи, оснащённой сложнейшей по тем временам автоматикой. Благодаря творческой инициативе сталеплавильщики Магнитогорска добились больших успехов в труде и вышли в довоенное время на Всесоюзный Смотр. Алексей Грязнов был лучшим из лучших, кто стоял у Мартеновской печи. Самоотверженным трудом он доказал свою преданность Родине. Он достиг больших высот. Перед ним открылся широкий мир. Но началась война. И Грязнов в новых условиях повёл себя опять-таки как настоящий патриот. В первые же дни он потребовал отправки на фронт, заявив: "Сталь варить я ещё успею. Война временна. Труд вечен".
   Воевал так же, как и работал на заводе, -- бесстрашно, умело, с полной отдачей сил, с упорством, увлекая других своим примером. В этих решающих боях тяжёлое пулевое ранение перебило грудь комиссара Грязнова. Сожаления о том, что с ним случилось, не было. Ему не терпелось скорее поправиться и вернуться на фронт. Он пишет в письме, адресованном жене: "Мысли мои устремлены к сближению с противником, к рубежу атаки. Бить. Бить. Бить фашистов. Вот моя задача сегодня. Кровь кипит. Душа горит. Сердце рвётся в бой. Скорей бы! Скорей!"
   Подлечившись после ранения, воюет снова.
   "Осень. 11 сентября 1944 года. Батальону было поручено отвлекать внимание врага, чтобы дать возможность нашим частям перегруппироваться и подтянуть основные силы. Батальон Грязнова стоял насмерть, принимая на себя весь огонь немецких частей. Ни артиллерийский обстрел, ни лобовая атака не могли сдвинуть с места защитников рубежа. Уцелело лишь несколько человек. Задание командования было выполнено. Смертью храбрых пал и сам командир батальона Алексей Николаевич Грязнов". Это по-настоящему героическая личность.
   Его подвиги не забыты. В квартире, где он жил, теперь музей. Там собраны и выставлены на всеобщее обозрение документы, освещающие его жизнь и деятельность. На проспекте Ленина в Магнитогорске установлен памятник А.Н. Грязнову. Одна из красивейших улиц города названа его именем. По этой улице я каждый день прохожу, когда бываю в Магнитке. На доме, в котором этот выдающийся человек жил, золотыми буквами написано: "Улица носит имя знатного сталевара, одного из зачинателей стахановского движения на Урале -- Грязнова Алексея Николаевича". Его имя увековечено. Он живее живых.
   Владимира Захарова можно назвать преемником Алексея Грязнова. Чем же он знаменит? Трудясь в Мартеновском цехе ММК, проявляя при этом творческую инициативу, он давал Родине экономии в миллион рублей, а стали выплавил за тридцать лет работы свыше пяти миллионов тонн, за что и был удостоен звания Герой Социалистического труда.
  
   Другой не искал себе доли,
   Своею работою горд
   И выплавил стали поболее,
   Чем, может быть, целый завод.
   В металл его плавок одеты
   Машины, станки, корабли.
   О нём вспоминают ракеты,
   Что мчатся в межзвёздной дали.
   Он смолоду слыл своенравным,
   Пристрастья свои не скрывал,
   Сводя всё к понятиям главным:
   Родина, хлеб и металл.
   Планов на будущее у Владимира Захарова было много. А лет мало. Он надеялся осуществить их. Но его надежды не сбылись. Подвела болезнь, перед которой медицина была бессильна. Сказалась перегрузка в работе, то, что, увлечённый ею, он забывал, что надо выкраивать время для отдыха...
   Ничего не поделаешь: "русский гений издавна венчает тех, которые мало живут".
   К сказанному надо добавить: мне посчастливилось в жизни встретиться с Владимиром Захаровым. Эту встречу я описала в своей первой книге. Мне в то время был двадцать один год. Ему -- лет двадцать шесть -- двадцать семь. Были мы оба тогда комсомольцы. На Районной комсомольской конференции и произошла эта встреча. Совершенно случайно (хотя, как известно, в жизни не бывает ничего случайного) заняли мы в зале, где собрались делегаты съезда, соседние места. Я тогда не знала, кто он такой. А он понятия не имел, кто я такая. Но я выдала себя. Чёрт дёрнул меня за язык -- я выступила с трибуны. Проработав в школе всего один год, решила поделиться с присутствующими приобретённым опытом и, надеясь на то, что мне посочувствуют, заявила, что учителям средних школ мало платят за их труд. И что по этой причине происходит рост преступности среди подростков. Я была недалека от истины, когда это говорила, но в то время нельзя было об этом даже заикаться. Это было ещё при Сталине. Мне нравилось работать в школе, я знала свой предмет, но я тогда ещё не знала, что мало зарабатывают только начинающие учителя, которые берут неполную нагрузку, а педагоги-стажисты, уже научившиеся работать, берут помногу часов, иногда по две ставки, и получают прилично.
   Я всю ночь накануне не спала, готовилась к выступлению, думала, что открою Америку, что мне будут аплодировать. И, конечно, ошиблась, опростоволосилась даже. Ораторы, которые выступали после меня, доказывая свою верноподданность, устроили мне настоящий разгром, в чём только не обвинили! Признаюсь: если бы рядом со мной в зале не оказался этот человек, Владимир Захаров, и не поддержал меня морально, я, доведённая чуть ли не до обморочного состояния критикой в свой адрес, на своих ногах из того, переполненного молодёжью зала не вышла бы. Слёзы катились у меня из глаз рекой. Кто сидел слева от меня, я не помню. А сидящий справа тронул меня за плечо и прошептал мне на ухо: "Вот хамы! Как так можно? Все на одного! Как можно так поносить человека, ничего о нём не зная?! Плюньте на них! Успокойтесь!"
   Я так сразу не успокоилась, конечно, но плакать перестала. Благодаря поддержке этого человека, я не разрыдалась в голос, всем, кто терзал меня, на радость, выдержала эту пытку до конца. Да... невесёлое это было время, которое назвали потом культом личности Сталина. Во всём огромном зале нашёлся лишь один человек, который как бы вступился за меня. Но я, вместо того, чтобы поблагодарить его за оказанное мне внимание, рассердилась вдруг. Мне хотелось, чтобы он, проявив смелость, вышел на трибуну и во всеуслышанье сказал то, что мне прошептал на ухо! Вот как! Сама поступила безрассудно и требовала (в душе), чтобы и он поступил так же. Но он не стал выступать с трибуны.
   И сердилась я на него за это очень долго. Пока не прочла книгу Л. Татьяничевой и Н. Смелянского и не узнала, что Владимир Захаров, при всей своей громкой славе, был очень застенчивым человеком. Во время всевозможных собраний и заседаний он занимал место не в президиуме, хотя его туда всякий раз приглашали, а "где-то в глубине зала".
   Именно по этой причине мы с ним и оказались в партере городского театра, где проходила комсомольская конференция, на соседних местах. Вот что конкретно пишут о нём соавторы книги о знатных сталеварах:
   "Владимир Захаров обладал общественным темпераментом и умением увлекательно говорить о сложных производственных проблемах и о жизни коллектива. Но, как ни странно, смелость всегда сочеталась в Захарове с застенчивостью"...
   Из-за этой своей стеснительности он и не выступил с трибуны в тот злополучный для меня день на комсомольской конференции, а вовсе не из-за трусости, как я, по своей наивности, думала. Нашла кого обвинить в трусости! Человека огненной профессии, каждый день рискующего своей жизнью по месту работы у раскалённой мартеновской печи. Разобравшись в ситуации после прочтения очерка о сталеварах, я почувствовала себя виноватой перед человеком, оказавшем мне моральную поддержку в трудную для меня минуту. Мне стало стыдно за то, что так плохо о нём думала, и даже спасибо не сказала ему за внимание, которое он мне уделил. Человек этот, как я позднее узнала, был Героем Социалистического труда, что усугубило мою вину перед ним. Я сгорала от стыда. Захотелось мне извиниться перед ним. И хотя бы с опозданием сказать ему спасибо. Но это намерение исполнить мне не удалось: в это время в живых его уже не было. Об этом с прискорбием сообщают в той же самой книге Л. Татьяничева и Н. Смелянский.
   Чтобы читатель представил себе, каким был в жизни этот замечательный человек, Татьяничева и Смелянский описывают его внешность. Я выпишу эти строки.
   "До чего же он был хорош собой в своей брезентовой робе, охваченный молодым трудовым азартом!" Это был один из немногих на земле людей, сочетавших в себе внешнюю красоту и красоту души. Красота его души, отражавшаяся и на его внешности, заключалась в его доброте и отзывчивости. Ну, кто я была такая? Никто. А он, уже прославивший себя трудом человек, проявил обо мне такую заботу у всех на глазах. В то время, как меня с трибуны клеймили на чём свет стоит, он ласково со мной разговаривал, утешал меня, плачущую, чего не могли не заметить важные персоны, сидящие в президиуме и поощряющие "избиение младенца". Надо думать, что комсомольцу Захарову было поставлено в упрёк то, что он "любезничал" во время конференции с несознательной девчонкой, которую надо было не утешать, а сурово наказать за аполитичность при таком большом скоплении молодёжи в зале. Он, конечно, это понимал, тем не менее вёл себя, как считал нужным, как подсказывала ему его доброта и демократичность. Я считаю: доброта, отзывчивость -- главные черты его характера. И вообще, по-моему, доброта -- это главное положительное качество человека. Это базис, а всё остальное хорошее, даже героизм -- это надстройка.
   Если бы не его преждевременный уход, о жизни Владимира Захарова можно было бы сказать, что она сложилась удачно. Повезло ему и в любви. Такое мнение сложилось и у Людмилы Татьяничевой, которая, работая над очерком о знатных сталеварах, бывала у героя своего произведения дома. Она отметила, что у него была "хорошая, сердечная жена, весёлые крепыши сыны".
   Внимание на Владимира Захарова как на выдающуюся личность обратил ещё один советский писатель, автор произведений, вошедших в школьную программу: "Разгром" и "Молодая гвардия", -- Александр Фадеев. Работая над новым романом, который должен был называться "Чёрная металлургия" (о Магнитогорске), собирая материал для этого произведения, он бывал в Магнитогорске и останавливался не в гостинице, а у Захаровых дома. Потом в кругу писателей рассказывал "о своих молодых друзьях с душевной теплотой". О Владимире Александровиче вот что было сказано: "Удивительно интересный, цельный человек. И учтите -- почти абсолютное чувство юмора"... И как мне, автору этой повести, повезло, что я встретила этого замечательного человека на своём жизненном пути!
   Документальные материалы о жизни этого человека я беру из книги Л. Татьяничевой и Н. Смелянского, но если бы мне не довелось своими глазами увидеть Владимира Захарова и пообщаться с ним, едва ли бы я с чужих слов представила себе, каким он был в жизни, едва ли пробудилось бы во мне желание о нём написать. Не удалось бы мне оживить свой рассказ воспоминаниями о прошлом, не о книжном персонаже, а о живом человеке.
   Работая над данной повестью, я ставлю своей целью как бы продлить жизнь тех людей, которые стали прототипами моих героев. Они заслуживают этого, это замечательные люди.
   Преследую я ещё одну цель: высоко оценив воспитательное значение очерка о знатных сталеварах Л. Татьяничевой и Н. Смелянского, хочу добиться, чтобы эта их книга была переиздана. Имена героев, которым она посвящена, нельзя предавать забвению...
   Говоря о таких, заслуживающих похвалы, людях, должна я упомянуть и своего отца -- Немова Тимофея Михайловича.
   Кратко в этой повести я его уже характеризовала. Но к сказанному надо добавить некоторые сведения, что я и намерена сделать. Начну со стихотворения, которое я ему посвятила.
   Жизнь у добрых бывает короткой.
   Отдал детям её и труду.
   Был с женою, как голубь, кроткий,
   Знал почёт и терпел нужду.
   Говорил нам о Боге с детства
   Слушать мы не хотели его,
   А теперь остаётся надеяться
   Лишь на Господа, на одного.
   В Магнитогорск мои родители переехали из деревни, когда он только начал строиться, когда меня и на свете не было. Работал отец на ММК, точнее, на внутризаводском железнодорожном транспорте. Начав со стрелочника, дослужился до звания техник-лейтенант движения. Имея четырёхклассное образование, занимал инженерную, очень ответственную должность. Отлично справлялся с работой. За пятьдесят лет, которые он отдал ей, на вверенном ему участке транспорта не произошло по его вине ни одной аварии. Правительство высоко оценило это достижение моего отца. Он был награждён, как я говорила, Орденом Трудового Красного Знамени.
   Но это не единственная его заслуга. Будучи честным и добрым человеком, а главное, искренне верующим в Бога, он совершил также подвиг милосердия. Дело было или во время войны, или вскоре после её окончания. Жили мы в бараке на Туковом посёлке. Были бедные, но не беднее других, тех, чьи семьи остались без кормильцев, которые были взяты на фронт. Этим семьям соседи помогали всем бараком. Мои родители тоже. И как бы готовились к главному своему подвигу. И настал момент, когда пришлось его совершить. В одно прекрасное утро, возвращаясь домой после ночной смены, отец шёл по тропинке, ведущей к ручью, который впадал в мелководную речку Башик. Идёт потихоньку. Страдая какой-то сердечной болезнью, он всегда был неторопливым в движениях. Подходит к ручью и вдруг видит: у самой воды валяется пухлый кошелёк. Отец поднял его, заглянул вовнутрь. И даже испугался: кошелёк был туго набит ассигнациями. Схватившись за сердце, отец спросил у себя: что с ними делать, с этими большими деньгами? Сдать в милицию? А куда эту его находку потом денут милиционеры? Будут искать того, кто эти деньги потерял? Едва ли. Их надо отдать тому, кому они принадлежат. И найти этого растеряху предстоит ему, нашедшему деньги. Отец порылся в кошельке, извлёк из него клочок бумаги, на котором был записан чей-то адрес. Отец пошёл по этому адресу. Постучал в дверь одной из комнат в бараке.
   Открыв дверь и увидев на пороге незнакомого человека с кошельком в руке, заплаканная, вся в слезах женщина, хозяйка комнаты, не сказав ни слова, бросилась пришедшему на шею и стала его обнимать, целовать. Она сразу догадалась, чтС привело в её дом этого незнакомого ей мужчину. Немного успокоившись, сообщила ему, что этот кошелёк принадлежит одному её знакомому, который только что был у неё. Он собрал большую сумму, чтобы поехать в другой город к своей семье, с которой его разлучила война. Но будучи слишком взволнованным, потерял всё своё богатство. И решил, не обнаружив кошелька в кармане, что эта женщина обокрала её. Не поверил тому, что она ему говорила, доказывая свою невиновность, он пошёл заявлять о краже в милицию.
   - С минуты на минуту, - рыдая, сказала женщина, - придёт сюда милиционер, чтобы арестовать меня.
   - Теперь не арестуют. Деньги все в сохранности, - утешил её мой отец.
   Дождавшись возвращения по собственной вине попавшего в беду мужчины и отдав ему его собственность, отец мой отправился домой, уверенный в том, что жена, моя мама, одобрит его поступок.
   Об этом случае мама рассказала мне гораздо позднее, похвалив при этом отца. Она назвала его негрешным человеком.
   Я, теперь уже взрослая, спросила у неё:
   - А ты не пожалела, что вы не воспользовались этими деньгами?
   Она ответила:
   - Не пожалела. Это были не деньги, а чьи-то слёзы.
   Я добавила:
   - А мужчина, утратив их и надежду воссоединиться с семьёй, осознав свою вину и придя в отчаяние, мог бы и с собой покончить.
   - Верно говоришь, - сказала мама. - Повезло растяпе этому, что кошелёк его нашёл наш отец. Другой на его месте присвоил бы этот "портмонет" и никому бы ничего не сказал.
   - Тот мужик, - продолжала мама свой рассказ, - хотел отблагодарить нашего отца, дать ему сколько-то рублей. Но отец эту плату не взял. Сказал, что жили без этих денег и дальше проживём. А эти капиталы должны достаться тем, кому предназначались. Это, мол, будет по-божески...
   О том, как жили мы в бараке во время войны, о том, как соседи помогали друг другу преодолевать трудности, рассказала я в своём стихотворении, посвящённом шестидесятилетию Победы.
   Хроника памяти
   I
   Была
   В те годы я совсем мала
   Как я запомнить дни войны смогла?
   Вот первый день -- мои соседи:
   Мужчины, женщины и дети --
   Вдруг из барака вышли все,
   Но на скамью никто не сел,
   Толпились молча и угрюмо:
   Подумала я: кто-то умер.
   И скоро
   Гроб будут выносить.
   Но кто, из комнаты которой? --
   Я не осмелилась спросить.
   Но вынесли не гроб,
   А репродуктор чёрный,
   К столбу повыше привязали,
   Чтоб видно было всем. И стали
   На него смотреть. Да так упорно,
   Как будто слушали глазами.
   Война! Война! - звучало слово.
   И люди хмурились сурово.
   Одна на всех -- нежданная война --
   Так начиналась для меня она.
   II
   Прошёл, быть может, месяц.
   Соседи вновь все вместе.
   Набились в комнату -- дверь настежь.
   И помню я: Петрова Настя
   Кричала.
   Как она кричала!
   Друзей, родных не узнавала
   И похоронкой потрясала...
   Одна на всех -- кровавая война
   Людей косила и в тылу она.
   III
   Запомнила я комнату другую,
   Когда-то светлую такую,
   Теперь ободранную, в пятнах.
   Солдатка в ней с детьми жила
   И так боялась,
   Что они осиротеют,
   Так этого мучительно ждала,
   Как будто даже этого хотела!
   IV
   А дети, дети...
   Как можно прокормить троих? --
   Одной, без мужа...
   О, ужас!
   К соседям посылала она их
   За подаяньем.
   И от своих
   Соседи отрывали
   И этим подавали
   Из состраданья.
   Так и была семья та спасена.
   Одна на всех Великая война.
   V
   Ещё я вспоминаю день,
   Когда, как по команде,
   Собравшись вместе снова,
   Не говоря ни слова,
   Куда-то люди бросились бежать
   Я побежала следом.
   По гравием усыпанной дороге.
   Мои босые ноги
   Не чувствовали боли.
   Бежали полчаса иль более
   Куда? Мне наконец-то стало ясно:
   В центр города, к знамёнам красным
   Над головами множества людей
   Они издалека были видны.
   То был Победы день.
   Так наступил конец войны.
   VI
   И следующий день. Я на перроне.
   Народу тьма.
   Толпа гудит и стонет
   Ждём поезда, а в нём
   Крещённые огнём,
   Кто жив остался,
   Кто одержал победу,
   Счастливые к счастливым едут!
   VII
   А я как оказалась тут?
   Чему так рада?
   Кого встречаю я, отца иль брата?
   Я брата не имела,
   А мой отец не уезжал,
   Не воевал.
   Придумали какую-то броню,
   И всю войну
   Я за него краснела.
   Как я хотела,
   Чтобы и он
   Был взят на фронт,
   И, как ни странно,
   Чтоб был он ранен
   Как и отцы моих подружек.
   Не понимала я тогда,
   Что кто-то в военные года
   В тылу был, как на фронте, нужен.
   Когда же моему отцу
   Достался Орден, Родиной вручённый,
   Вздохнула наконец я облегчённо
   И смело
   С тех пор глядела
   В глаза своих подружек и знакомых.
   И вот не усидела дома,
   Отправилась встречать
   Отца девчат.
   VIII
   Бывают чудеса на свете:
   Ведь именно тем детям,
   С их матерью нерасторопной
   Так нужен был отец,
   Мы ждали поезда, и наконец
   Состав подходит робко.
   Толпа берёт его в тиски.
   Я вижу спины, вещмешки.
   Один мужчина,
   Похожий смутно на кого-то,
   В пилотке блёклой,
   В грубых сапогах,
   К нам пробирается из толчеи.
   Ручонок взмах
   И -- ах!
   Три спутницы мои --
   Так это быстро вышло --
   На нём повисли,
   Отца собой закрыли
   И жалобно заголосили.
   И жаждали они участья
   К ним доброе вернулось счастье.
   IX
   До дома два шага осталось.
   Вот подошли. Солдат устало
   На серую скамейку сел.
   Из комнат снова вышли все
   Соседей узнавал солдат
   И обнимал, как брат.
   X
   Живёт во мне, всегда присутствует,
   Со мною делится и мыслями, и чувствами
   Та сердобольная девчонка вездесущая
   Я, взрослая,
   Не смею спорить с ней
   И прошлое
   Всё ближе и ясней.
   Моё прошлое и настоящее связано с Магниткой. Я по-прежнему приезжаю сюда каждую весну и живу здесь до осени. Вдали от неё тоскую, пишу о ней и вообще об Урале прозу и стихи. В 2001 году издала сборник своих стихотворений.

Мои стихи о Магнитогорске

   Этот город меня волнует.
   Здесь встречала весну не одну я.
   Здесь на улице каждой-каждой
   Билось сердце моё не однажды.
   Вместе с ним я росла, мечтая,
   Боевая девчонка, простая.
   Здесь меня пролетаркой звали
   Это я позабуду едва ли.
   Здесь я даже когда-то страдала
   Но зато очень много узнала.
   Здесь узнала я правду большую,
   Никогда её не искрошу я.
   Пусть спокойно сияют воды
   У подножья родного завода.
   1967 г.
   * * *
   Люблю я выйти на дорогу,
   В чисто поле
   Под белые под облака.
   Люблю смотреть издалека
   На город
   Белокаменный в тумане,
   Который
   Без шума, без сует, на расстоянье
   Картинкой старины седой
   Иль воплощённой в жизнь мечтой
   Передо мною неожиданно предстанет
   И мне
   Ещё роднее
   И дороже станет
   1967 г.
   Мой город
   Тёмная ночь вдруг становится розовой
   Шлак выливают с откоса в Урал.
   Вспыхнул, зажёгся листочек берёзовый.
   Магнитогорск мой родной засиял.
   Над корпусами высокими, стройными,
   Словно знамёна, плывут облака,
   Словно кипящая сталь, неспокойная,
   Плещется, бьётся о берег река.
   Видела южные сумерки синие,
   Дивную белую ночь над Невой,
   Но ничего нет на свете красивее
   Розовой ночи, -- зари трудовой.
   1954 г.
   * * *
   А такой берёзку я ещё не знаю,
   Будто бы впервые встретилась я с ней,
   Без листвы берёзка, будто кружевная,
   Красота весенних первых дней.
   Белая берёзка на сугробе чёрством
   Ты в любую пору хороша.
   Белая берёзка, белая берёзка
   О тебе вздыхает русская душа.
   Лето
   Длинная дорога, длинная,
   Белая от пуха тополиного
   А по бокам
   Одуванчики
   Тянут шеи к облакам,
   Точно любознательные мальчики.
   Лето, лето --
   Вот как называется
   Всё это.
   Лето на Урале начинается,
   И восторгом сердце наполняется.
   * * *
   Белые, красные, фиолетовые,
   Синие, жёлтые, голубые --
   Разные, разные цветы летом
   Украшают тебя, Россия.
   Я иду, а они в такт качаются,
   Поклоны мне до земли отвешивая.
   Я иду, и следы мои обозначаются
   На тропе трудовой, негрешной.
   Перо, чернила
   До срока я отложила,
   Взяла в руки мотыгу.
   Мне скрип её кажется
   Музыкой милой.
   Давай, дорогая, двигай!
   Борись за существование,
   Как делали это предки
   Утром вставай пораньше.
   Картошка -- вкусней конфетки
   Не зря же зовут её хлебом.
   А дорог он невероятно
   Жука кабы ещё не было,
   Заморского, отвратного.
   Как жрёт он нашу картошечку,
   И как размножается, подлый
   И как собирать его тошно
   В жаркий июльский полдень!
   Мучимся, а кругом цветы.
   Утопает в них Россия.
   Верю я: от жука не погибнешь ты.
   Спасут тебя руки небрезгливые, трудовые.
   * * *
   Ехала я в трамвае,
   Переполненном работягами-земляками
   Со всех сторон сжимаемая
   Их мускулами, твёрдыми, как камень,
   Обласканная их улыбками сочувственными.
   Ехала я в быстром, весёлом и звонком трамвае
   И думала преданно, с гордостью.
   "Час пик здесь и ночью бывает
   В этом славном моём родном городе".
   Ехали мы: хозяева Магнитки
   И я, их гостья
   А за нами, по небу звёздному
   Летела луна,
   Как воздушный шарик без нитки-хвостика.
   Ехала я тогда,
   К цели своей приближаясь,
   За тесноту на земляков не обижаясь,
   Всего лишь несколько минут,
   А сил набралась на года,
   До следующего моего появления тут.
   1999 г.
   * * *
   И в тоске и в радости
   Люблю тебя, Магнитка.
   Встречи с тобой сладостны,
   Расставанья -- пытка.
   Полевые цветики
   Скромны, да живучи
   Звезда моя засветится
   Сквозь туман, сквозь тучи.
   Дым родного города
   Душу мне не выел,
   Самого гордого города России
   От уральской гордости
   Все мои беды.
   А гордость -- это твёрдость,
   Будет и победа.
   2000 г.
  
   * * *
   Магнитка. Окраина. Тропочка узкая.
   Холмистая степь предо мною лежит.
   Иду. Запах полыни вдыхаю, но чувствую,
   Как сладостно сердце щемит.
   И чудится мне: за спиною нет города,
   Что строить его только лишь предстоит,
   Что впереди и моя также молодость --
   Песней навстречу летит.
   Злобное всё позабыто, печальное,
   Сброшен обид, неприятностей груз.
   Веет романтикою изначальною,
   С Родиной крепнет союз.
   1999 г.
  
   Магнитку строили романтики, мечтатели. Мечту о новом, прекрасном городе они вложили в своё детище, одухотворив его. Последующие поколения магнитогорцев впитывали в себя этот романтический дух, который как бы витал в воздухе, и жили по тем же законам, которым подчинялись первостроители, продолжая их подвиг и в мирное время, и в годы войны: трудились, себя не жалея.
   Если кому-то из магнитогорцев "волею судеб" приходилось переехать в другие края, не находил он там того, что оставил в Магнитке. Он тосковал по городу, с которым породнился душой. Его тянуло назад, в Магнитогорск, хотелось возвратиться, чтобы вновь окунуться в атмосферу всеобщего трудового энтузиазма, царящего в этом новом, молодом городе и заряжающего всех и каждого жизненной энергией.
   Заканчивая данную повесть, я вернулась к её началу. Своими словами пересказала цитату, взятую мной из книги Людмилы Татьяничевой и Николая Смелянского. С этих слов и они, соавторы, начинают свой очерк. Они высоко ценят подвиг магнитогорцев. Но в их тексте не хватает, как мне кажется, главного -- не сказано о том, что вдохновляло первостроителей на трудовой подвиг. Не сказано, что они были романтики и мечтатели. Авторы избегают высокопарных слов. Почему? Из скромности. В аннотации к повести "Улица сталевара Грязнова" сказано, что в Магнитогорске прошла юность авторов книги. А как надо это понять? Напрашивается такой ответ: оба они были первостроителями Магнитки. И, рассказывая об участи человека, породнившегося душой с этим городом, но вынужденном его покинуть, они имели в виду самих себя. А говоря о себе, нужно не забывать о скромности. Я к их книге отношусь как читатель. И имею право назвать этих людей романтиками Что я о ни ещё знаю? Начну со Смелянского. Только то, что он писатель, что его творческий путь, как и литературная деятельность Татьяничевой, начался в Магнитогорске. Это тоже сказано в аннотации, подписанной одним из самых известных в советские времена писателем-прозаиком Юрием Бондаревым. Больше ничего о Смелянском я не знаю. А о Татьяничевой в той же аннотации сказано, что она известная поэтесса, лауреат премии имени М.Горького.
   Где она жила, когда писала этот очерк о знатных сталеварах? Судя по сочувствию, с которым пишет она о магнитогорце, вынужденном жить на чужбине, уже не в Магнитке. А где же? Конечно, в Москве. Не знаю, как сейчас, а в те, советские времена всё лучшее, что можно было найти в провинции, Москва забирала себе. Кого-то переманивала, кого-то принуждали туда переехать. Татьяничева была, безусловно, членом партии ВКП(б). Она переехала, подчинившись партийной дисциплине. Поселившись в Москве, она Магнитку не позабыла. О таких, как она, поётся в песне Бориса Гибалина на слова Игоря Тарабукина:
   Зовёт гора Магнитная,
   Душой магнитогорский я.
   Время от времени она приезжала в Магнитогорск, чтобы порадоваться тому, что её любимый город растёт и хорошеет. Чтобы встретиться со старыми друзьями, чтобы "через Москву", где был у неё уже большой вес, помочь кому-то из близких, кто в её помощи нуждался.
   Она помогала и знакомым, и даже незнакомым ей людям. Например, мне. Как она узнала о моём существовании и о моих проблемах? Я с нею ни разу в жизни не встречалась. От кого же она узнала, что я нуждаюсь в защите? Ответ может быть только один: от Владимира Захарова. Он всё-таки сделал то, чего я от него ждала: защитил меня по-настоящему, хотя и при содействии другого человека, у которого было больше возможности оказать мне эту услугу. А с Татьяничевой, судя по тексту очерка, он был дружен. Подружились они, когда писательница приезжала в Магнитку собирать материал для своего очерка. Она бывала и в мартеновском цеху, где он работал, и у него дома. Были застольные беседы. Тогда он, заняв мою сторону в конфликте между мной и городскими властями, и поведал гостье из Москвы обо мне, вспомнив тот случай на районной комсомольской конференции, когда меня чуть до инфаркта не довели, обвиняя во всех смертных грехах, а главное в том, что не соглашалась писать стихи по заказу секретаря райкома комсомола. Я не стану в этой повести подробно рассказывать, что именно сделала, защищая меня, Людмила Татьяничева. Об этом я уже поведала в своей первой книге. Её разместили в сети Интернет, и читатель при желании может найти эту вещь и прочесть. Сейчас пишу я об этом, чтобы, как уже было сказано, поблагодарить, хоть и с большим опозданием, Владимира Захарова и Людмилу Татьяничеву, выручивших меня из большой беды. Это было в 1959 году, уже при Хрущове. В одиночку не удалось бы мне доказать, что я не виновата в том, в чём меня обвиняли, вернее, пытались обвинить семь лет спустя после той злополучной комсомольской конференции. И что же мне пытались инкриминировать? Вспомню теперь -- даже смешно становится. То, что я -- агент английской разведки. Но тогда мне было не до смеха. Тогда было страшно, да и теперь, как подумаю: что было бы со мной, если бы эти два человека, замечательные и заслуженные, не заступились за меня. Хочется мне до земли поклониться им, этим смелым и добрым людям, хотя не только Захарова, но и Татьяничевой уже, конечно, нет в живых, ведь она родилась в 1915 году, а сейчас идёт уже 2015-й. И нет у меня другого способа выразить им свою благодарность, кроме как рассказать о них в этой повести. Надеюсь, ей найдётся место в интернете, и те, кто её прочитает, порадуются, что такие замечательные люди жили в своё время в Магнитогорске, воспримут их, моих героев как живых, тем самым продлив их жизнь.
   Узнав от моей школьной подруги Тамары об её отце и двух братьях, которых тоже можно назвать героям, я решила написать и о них.
   Тамара гордится своими братьями. Я очень благодарна и ей за то, что она поведала мне о них, а с одним из них пыталась даже подружить, решив, что он и я подходим друг другу. Это её мнение льстит мне. Она мне льстит, а я ей нет. Я, повествуя о ней, отметила и положительные её черты, и отрицательные. Страницы, где сказано о её недостатках -- как ложка дёгтя в бочке мёда. Но умолчать о них я никак не могла. Я должна была поведать о своём названном брате Иване, который ведь тоже был человек замечательный. Он не был героем ни труда, ни войны. Он был простым тружеником, очень скромным человеком, но обладал таким достоинством, которым может похвастаться мало кто из мужчин: он умел любить "неизменно и верно". С юных лет до самой смерти он любил свою непутёвую жену, прощая ей обиды, которые она причинила ему. Вот что сказано о таких людях, как он, Александром Блоком в стихотворении без названия, написанном в 1908 году: "Только влюблённый имеет право на звание человека". Влюблённый и умеющий прощать.
   Говоря о прощении, нельзя не вспомнить стихотворение выдающейся поэтессы послевоенного времени Ольги Берггольц.
   "Вот видишь -- проходит пора звездопада,
   И, кажется, время навек разлучаться...
   ... А я лишь теперь понимаю, как надо
   Любить, и жалеть, и прощать, и прощаться."
   Иван это умел. Но рассказать об этом нельзя, скрыв от читателя, что же ему приходилось терпеть от своей супруги, что прощать.
   Но, возможно, я слишком строго сужу о ней. Эта мысль пришла мне в голову, когда я, перечитывая Евангелие, нашла в нём такие строки:
   "...стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши".
   Если вдуматься, вспомнить всё, что пришлось пережить этой женщине, Тамаре, из-за ошибки, допущенной ею в молодости, когда ей было всего лет восемнадцать-девятнадцать, то её можно только пожалеть. А зная то, что она родная сестра Виктора и Ивана Синицыных, ей можно в память о них всё простить. Из "Священного Писания" выпишу я ещё одно интересное изречение: "Человек прощается верой, а не делами". Выйдя на пенсию, Тамара занималась делами, которые можно назвать пустяковыми. Но в Бога она верит искренне. А потому он простит ей все её грехи, чего я ей и желаю.
   А чего желаю я всем моим землякам-магнитогорцам в преддверии 70-летия Великой Победы? На этот вопрос я отвечу стихами.
   Будем вечно помнить всё, что было,
   Как мы шли от первого костра,
   Как Россию грудью защитила
   В грозный час Магнитная гора.
   Будет вечным всё, что мы построим,
   Будет вечным и прекрасным труд.
   И потомки городом-героем
   Город наш рабочий назовут.
   Эти слова из стихотворения магнитогорского поэта Владилена Машковцева отлиты на четырёхгранном чугунном монументе, установленном на невысоком берегу реки Урал у подножия горы Магнитной.
   Я верю, что всё так и будет, как предполагает автор стихотворения, отрывок из которого я выписала и цитирую. Верю, потому что Магнитка построена трудом героев, единственный в своём роде город. И металлурги, и строители Магнитки в одинаковой мере покрыли себя славой героев. Не случайно ещё в октябре 1943 года газета "Правда" писала: Магнитогорский завод вместе с Кузнецким, вместе со старыми заводами Урала войдёт в историю Отечественной войны как завод-герой". А если завод достоин такого звания, значит, и весь город -- это я так думаю. И не только я.
   "Магнитка стала своего рода образцом трудового ритма металлургов страны. Не случайно крупнейшие металлургические предприятия в Липецке, Орске, Туле, Белгороде названы "Магнитками". Комбинат награждён двумя орденами Ленина и Орденом Трудового Красного Знамени".
   Магнитка славится во всём мире. Доказательством этого служит такой факт: "Есть свои "Магнитки" в Болгарии, Польше, Индии, Чехословакии".
   "Орденом Ленина отмечены заслуги коллектива треста "Магнитострой". На вечное хранение оставлены красные знамёна Государственного Комитета Обороны трём цеховым коллективам металлургического комбината, тресту "Магнитострой" и ремесленному училищу N 13.
   Описание магнитогорского металлургического комбината.
   Это целый город-завод. Огромные корпуса цехов с застеклёнными крышами. Улицы цехов, целые проспекты. А над ними дым, временами такой, что можно без очков смотреть на солнце. Только огня не видно. Огонь там, внутри цехов. Но это не лёгкое воздушное пламя горящих дров. Это тяжёлое, булькающее пламя превращённых в жидкость гор руды и железного лома.
   Огонь течёт ручьями в доменных цехах. Через него перешагивают люди. Он кипит, запертый в мартеновские печи. Он льётся водопадами в огромные изложницы. Потом, в цехах горячей прокатки, огонь, уже остывающий, раскатывают, как тесто.
   Я помню завод с детства. Барак, в котором я жила, упирался в заводскую стену. Каждый день, каждую минуту я слышала его железное, мощное дыхание. Оно всегда волновало меня.
   Я тогда собирала вокруг себя девчонок и мальчишек, чтобы почитать им рассказы и легенды М. Горького, которые нравились мне до слёз. Собирала тех девчонок и мальчишек, которые в годы войны бросили школу. Подрастая, они уходили на завод. От них пахло заводом, как от моего отца. Как и мой отец, они приносили домой получки, пачки промасленных "трёшек" и "пятёрок", крест-накрест облепленных бумажными лентами. Теперь мои ровесники казались мне совсем взрослыми и сильными, и я стеснялась их. Потом, когда закончилась война, они стали поступать в школу рабочей молодёжи. Тогда и я, окончив институт, пошла туда же, к ним, к своим сверстникам. И тогда же обрела право в любой день, в любое время, попасть в любой цех комбината.
   Незнакомые парни на заводских аллеях заигрывающе улыбались мне. А мои ученики, чумазые, с блестящими зубами и глазами, сильные, ловкие, совсем другие, чем в школе, предупредительные, бросались показывать мне свои цехи, свои пышущие жаром станки, свои агрегаты с обнажёнными "внутренностями": с чёрными жилками проводов, распространяющие тот кисловатый и терпкий запах смазанного маслом железа, который привыкла я ощущать на уроках.
   Рассказывая о Магнитогорске и магнитогорцах, нельзя не вспомнить поэта, прославляющего Магнитку -- Бориса Ручьёва (1913 -- 1973). Лауреат государственной премии РСФСР имени М. Горького. Участник строительства Магнитогорска. Работал плотником, бетонщиком, литературным сотрудником газеты "Магнитогорский комсомолец". Автор книги "Новая родина", поэмы "Невидимка", цикла стихов "Прощание с юностью", "Любава".
   Б. Ручьёв. "Песня о брезентовой палатке".
   Мы жили в палатке с зелёным оконцем,
   Промытой дождями, просушенной солнцем,
   Да жгли у дверей золотые костры
   На рыжих каменьях Магнитной горы.
   Считаю, что нужно уделить больше внимания писательнице, автору книги о знатных металлургах и многих замечательных стихотворений, которая, как и Б. Ручьёв, участвовала в строительстве Магнитогорска. Ей было тогда всего четырнадцать лет.
   Людмила Константиновна Татьяничева (1915 -- 1980) Лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького. Автор сборников стихотворений "Верность" (1944), "Родной Урал" (1950), "Синегорье" (1958), "Малахит" (1960), "Самое заветное" (1961), "Зорянка" (1970) и др.
   Эти сведения о поэтессе взяты мною из книги, изданной Политиздатом в 1979 г. к пятидесятилетию Магнитогорска, которая называется "Слово о Магнитке".
   Что Л. Татьяничева сама говорит о себе и о городе, который строила?
   "Чем была для меня Магнитка? Молодостью. Любовью. Песней. Романтикой. Школой мужества, трудолюбия и гражданственности. Всё главное в моей судьбе связано с этим неповторимым городом, с его людьми, которые служат примером благородного служения Отчизне". Подчеркну слово Романтика.
   Как я уже говорила, Первостроители Магнитки были романтиками, мечтателями. Если бы они таковыми не были, то и Магнитки не было бы.
   Они, строители, "...жили в брезентовых палатках, в деревянных бараках. По ночам к землянкам и баракам подходили волки. На строительной площадке днём и ночью горели костры. Днём, чтобы сварить обед и ужин. Ночью, чтобы отогнать зверьё. К середине 1929 года на "Магнитострое" работало двести пятьдесят человек, а к концу года -- около тысячи".
   Трудности быта не пугали первостроителей. Как мечтатели они жили не только настоящим, но и будущим. Очень интересно, каким они представляли себе это своё будущее, город, который построят своими руками. На этот вопрос отвечает одна из книжек-брошюр, вышедших в 1931 году под названием "Магнитострой".
   "В нём, - говорится в этой книжечке, - будут коммуны, коллективы общественного питания. Город будет построен на 100 тысяч жителей. Он будет разбит на одиннадцать единиц. Каждая единица -- маленький городок, где будут театр, кино, больницы, детские ясли, столовые. Дома будут каменные. Улицы города будут 24 метра шириной. Около домов будут разбиты цветники, посажены деревья. При каждом квартале будут площадки для спорта..."
   "Сегодняшний Магнитогорск превзошёл мечты первостроителей. Ушли в прошлое временные барачные посёлки, деревянные двухэтажные дома (не совсем верно -- прим. редактора). В середине сороковых годов было окончательно решено перенести строительство города на правый берег Урала (реки Урал). Таким образом Магнитогорск расположился по обоим берегам реки. Левобережную часть в основном занимает металлургический комбинат и другие промышленные предприятия, правобережную -- город. Обе части связывают переходы: Центральный, Южный, Северный.
   В обеих частях города немало красивых уголков. В левобережной это проспект Пушкина. Красив и уютен район "Берёзки". В правобережном прежде всего следует назвать проспект Металлургов, состоящий из двух площадей и главной улицы. Почти по всей длине проспекта тянется бульвар, который называется Сиреневым. Завершает проспект площадь, на которой проходят многие торжества, демонстрации и митинги".
   Людмила Татьяничева.
   Стихотворения о Магнитке
   Урал-река
   И два материка
   Немалая для города площадка
   Он тут обосновался на века
   Дворцов и зданий
   Так прекрасна кладка!
   Хранит
   Ладоней теплоту гранит.
   Бетонные незыблемы опоры
   Европу он и Азию роднит,
   Соединив их вольные просторы.
   Магнитогорск!
   Как многое он смог
   Свершить. И дома
   И за дальней далью
   В войну
   Возмездья самый грозный Бог
   Разил врага
   Его всесильной сталью
   Повсюду светят
   Мне его огни.
   И зреют песни,
   Чтоб его восславить
   И без его
   Хранительной брони
   Свою Россию
   Не могу представить.
  
   Огнепоклонник
   Наш город рос
   У вечного огня,
   Пылающего в сердце домен
   Прекрасный
   И надежный, как броня,
   Он был сперва
   Воинственно бездомен
   И ничего он вам
   Не обещал!
   Встречая вьюг
   Разбойные набеги,
   Мы ставили палатки
   На причал,
   Бараков утлых
   Строили ковчеги.
   Они копили
   Запахи жилья,
   И детский смех,
   И перепляс гармоник...
   Наш город рос
   У вечного огня --
   Мечтатель, Мастер
   И огнепоклонник!
   Тут будет кстати сказать ещё несколько слов о сталеваре Владимире Захарове (1926 -- 1977).
   Сталевар, лауреат Государственной премии. Был делегатом Всесоюзной конференции сторонников мира.
   Горячая профессия (В. Захаров о себе)
   Прекрасная профессия -- сталевар. Чем больше я работаю на печи, тем больше люблю свою горячую, смелую и красивую работу.
   Вся моя жизнь связана с Магнитогорским металлургическим комбинатом. Здесь я вырос, учился. В 1941 году, когда началась война, я поступил в ремесленное училище. Меня спросили: "Кем ты хочешь быть?" - "Сталеваром", - ответил я. Мне и моим сверстникам днём приходилось работать, а вечером учиться. Выходные дни проводили на производстве, старательно постигая на практике передовую технологию сталеварения. Зелёные юнцы, мы участвовали в выплавке броневой стали. И так же, как в лаборатории, испытывалась выплавленная сталь на разрыв, на изгиб, на сжатие, испытывались наши характеры и жизненная закалка".
   Рассказывая о Магнитогорске и о магнитогорцах, хочу подчеркнуть, что немало замечательных дел, событий связано с комсомолом. Тем, кто начинал Магнитку, было по восемнадцать-двадцать лет. С чувством гордости нынешние поколения молодёжи вспоминают имена Мити Крутикова, трагически погибшего на стройке комсомольской домны, генерал-лейтенанта Е. Майкова, бывшего бетонщика, участника сооружения магнитогорской плотины через реку Урал; Е. Джапаридзе -- дочь одного из двадцати шести бакинских комиссаров, А. Шатилина -- кавалера трёх орденов Ленина, двух орденов Трудового Красного Знамени и ордена "Знак Почёта", лауреата Государственной премии и многих других. Надо отметить также, что к Магнитке в те годы было обращено внимание многих государственных деятелей страны. Магнитогорцы свято чтят имя Серго Орджоницидзе, Сергея Мироновича Кирова, А.М. Горького, М.И. Калинина, Демьяна Бедного, приезжавшего на строительство комбината. Многие поэты и писатели посвятили свои произведения Магнитогорску: В. Катаев - "Время, веерёд!", А. Авдеенко - "Я люблю!". Как уже было сказано, Александр Фадеев работал над романом "Чёрная металлургия". Широко известный в стране в советское время поэт Ярослав Смеляков бывал на Магнитострое. Его стихотворение "Магнитка" было напечатано в газете "Магнитогорский рабочий" 30 июня 1979 года, когда город отмечал своё пятидесятилетие.
   Магнитка
   От сердца нашего избытка,
   От доброй воли, так сказать,
   Мы в годы юности Магниткой
   Тебя привыкли называть.
   И в этом, если разобраться,
   Припомнить и прикинуть вновь --
   Нет никакого панибратства,
   А просто давняя любовь.
   Я просто счастлив тем, что помню,
   Как праздник славы и любви
   И очертанья первой домны,
   И плавки первые твои.
   И счастлив помнить, в самом деле,
   Что сам в твоих краях бывал.
   И у железной колыбели
   В далёкой юности стоял.
   Вновь гордость старая проснулась.
   Припомнилось издалека,
   Что в пору ту меня коснулась
   Твоя чугунная рука,
   И было то прикосновенье
   Под красным лозунгом труда,
   Как словно бы благословенье
   Самой Индустрии тогда.
   Я просто счастлив тем, однако,
   Что помню зимний твой вокзал,
   Что ночевал в твоих бараках,
   В твоих газетах выступал.
   И, видно, я хоть что-то стою,
   Когда в начале всех дорог
   Хотя бы строчкою одною
   Тебе по-дружески помог.
   (1957)
   Первостроители приглашали приехать на стройку самого главного писателя Страны Советов. Но он не смог принять приглашение. Цитирую отрывки из его письма первостроителям. Оно опубликовано в "Слове о Магнитке".
   "От простейшей пуговицы и спички до комбайна и аэроплана -- всё создаётся человеком. Все тайны жизни, все загадки разрешает трудовая энергия людей. Значит, дело только в развитии, в усилении этой энергии, дело -- за вами... Ваша сила несокрушима, и она обеспечивает вам победу над всеми препятствиями. Это вы ежедневно доказываете своим героическим трудом. Вы должны всё преодолеть и преодолеете. Крепко жму могучие ваши лапы. Максим Горький.
   "Правда", 23 августа 1931 г."
   Со временем центр города переместился на юг. Здесь построено здание городской администрации, а также двенадцати- и шестнадцатиэтажные дома. За эти годы в правобережной части города построены тысячи квартир, десятки школ и других учебных заведений, культурных учреждений, стадион, современный театр, цирк, больницы, детские сады, аэропорт. Сегодняшний Магнитогорск -- это город с населением почти в полмиллиона человек. И вполне понятно восхищение тех, кто строил город в тридцатые годы и увидел его спустя десятилетия, побывав на слёте первостроителей в 1966 году.
   Стройка продолжается. С каждым годом увеличивается объём гражданского строительства. Только в десятой пятилетке было запланировано потратить на строительство жилья сто девяносто семь миллионов рублей. Строятся также крупные культурные учреждения. Городской театр переехал в новое здание. На сцене магнитогорского театра ставятся пьесы М. Горького, Н. Погодина, А.С. Пушкина, А. Островского, Н. Гоголя. Своё искусство магнитогорские артисты показывали во многих городах страны. На многих выставках экспонировались картины магнитогорских художников: заслуженного деятеля искусств РСФСР П.Я. Соловьёва, Ф.Г. Разина, Э.П. Борисенкова, Н.П. Рябова. Нельзя не назвать Магнитогорской государственной хоровой капеллы, её создателя и руководителя, заслуженного деятеля искусств РСФСР Семёна Григорьевича Эйдинова. В 1968 году был открыт первый в Российской Федерации Дом музыки. В распоряжении магнитогорцев десятки библиотек с миллионными фондами. Большой популярностью в Магнитогорске пользуется спорт. Для этого в городе создана замечательная спортивная база. Восемь стадионов, два плавательных бассейна, лёгко-атлетический манеж, яхт-клуб, гребная флотилия, два Дворца спорта. Магнитогорцы стали постоянными участниками республиканских и всесоюзных состязаний, в которых они нередко завоёвывают призы и титулы чемпионов. Магнитке восемьдесят шесть лет, но её славные традиции продолжаются. Славные традиции первостроителей бережно принимают и почётно несут новые поколения магнитогорцев.
   И снова стихи.
   Борис Ручьёв. Отрывок из пролога к поэме "Любава"
   Синей осенью, в двадцать девятом,
   о руду навострив топоры,
   обнесли мы забором дощатым
   первый склад у Магнитной горы.
   Друг на дружке досаду срывая,
   мы пытали друг друга всерьез:
   -- Где ж Индустрия тут мировая,
   до которой вербовщик нас вез?
   Договоры подписаны нами,
   дезертирами быть не расчет...
   И пришлось нам в тот год с топорами
   встать на первый рабочий учет.
   До чего ж это здорово было!
   Той же самой осенней порой
   как пошла вдруг да как повалила
   вся Россия на Магнитострой.
   Обью, Вологдой, Волгою полой,
   по-юннатски баской -- без усов,
   бородатою, да длиннополой,
   да с гармонями в сто голосов.
   29 июня 2015 года Магнитогорску исполняется восемьдесят шесть лет. За эти годы в нашей стране произошли неожиданные и нежелательные перемены. Распался Советский Союз -- это очень плохо. Вернулся капитализм -- это тоже нехорошо. Но магнитогорцев капитализмом не запугаешь. Однажды, будучи студенткой, я спросила у отца своего, какой, по его мнению, общественный строй лучше: капитализм или социализм. Он ответил:
   - А мне без разницы. При любом строе можно жить, только надо в поте лица работать. Магнитогорцы, наверное, так же, как и мой отец, рассуждают. Самоотверженно трудясь, в трудных условиях они построили мощный металлургический комбинат. Он стоит и будет стоять вечно, давая населению города работу и обеспечивая материально. Были ещё более трудные времена. Но он, город, справился и с этими трудностями, грудью защитив всю страну. Защитит и впредь, если понадобится. Магнитогорск, Магнитка -- стальное сердце Родины. Гордость тех, кто её строил, залог их благополучия, опора в жизни и счастье.
   Мой друг в школьные годы был очень красив и не по годам мужествен и нетерпелив, что ничего хорошего мне не сулило. Мы с ним часто ссорились, тем не менее в семнадцать лет я узнала, какое это счастье -- любить и быть любимой. Об отношениях с этим парнем я рассказала в книге "Любить всю жизнь лишь одного". Её можно найти в сети по адресу: http://samlib.ru/n/nemowa_w_t/ljubit.shtml.
   Тамара жила за чертой города, в коттеджном посёлке, прозванном жителями других районов "Куркулями". Жителей этого посёлка соответственно называли куркулихами и куркулями.
   Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи
   О последних годах жизни мамы я написала в своей книге "Святая святых женщины"
   Магнитогорский металлургический комбинат
   Грязнов Алексей Николаевич (1903 -- 1944), Захаров Владимир Александрович (1926 -- 1977)
   Данные о Владимире Захарове, стихотворение, ему посвящённое, а также описание боя, в котором погиб Алексей Грязнов, взяты мной из книги Л. Татьяничевой и Н. Смелянского "Улица сталевара Грязнова". В аннотации к этой книге сказано: "В очерках о металлургах разных поколений: Алексее Шатилине, Владимире Захарове, Николае Ичине, Анатолии Богатове говорится как о едином сплаве с единым "магнитогорским" характером, в основе которого -- высокое трудовое горение, новаторская смелость и самоотверженность в борьбе за большой металл. Именно благодаря этому магнитогорский комбинат в течение всех этих лет остаётся флагманом отечественной металлургии". Подпись под аннотацией: Ю. Бондарев и другие члены общественной редколлегии.
   Строка из стихотворения А. Некрасова.
   Трём своим дочерям
   При капитализме
   Евангелие от Иоанна, глава 8.
   Материал взят из брошюры "Гордость моя, Магнитка"
   Материал взят из брошюры "Гордость моя, Магнитка"
   Материал взят из брошюры "Гордость моя, Магнитка"
   Отрывок из рассказа "По имени-отчеству"
   Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика
   Отрывок взят из брошюры "Гордость моя, Магнитка"
   Отрывок взят из брошюры "Гордость моя, Магнитка"
   Взято из книги "Слово о Магнитке", стр. 152
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"