Ненев Юрий : другие произведения.

Побочные Явления

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


ЮРИЙ НЕНЕВ

ПОБОЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ

П ь е с а в д в у х р а з н ы х д е й с т в и я х и с ю ж е т а х

д л я т р е х г е н и а л ь н ы х А к т р и с, о д н о г о г е н и а л ь н о г о А к т е р а

и Г о л о с а, ж е л а т е л ь н о м у ж с к о г о, а т а м к а к п о л у ч и т с я

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

   ГАЛИНА
   АНЯ
   СЫН АНИ
   НЕВЕСТКА АНИ
   ГОЛОС
  

На сцене темно. Пока темно. Наверху, почти под потолком светится экран. На экране - табло аэропорта с отметками "Рейс задержан".

   ГОЛОС. Уважаемые пассажиры! В связи с метеоусловиями рейс "Омск - Санкт-Петербург" задерживается до утра. Представители авиакомпании просят пассажиров обращаться на стойки регистрации за талонами на горячее питание. Пассажирам с детьми, инвалидам, ветеранам войны и труда предлагаем размещение в гостинице при аэровокзале...
  

На сцене зажигается свет. Обстановка скромного двухместного гостиничного номера с двумя узкими кроватями. Входят Галина и Аня с вещами. На вид они - сверстницы, 60-65 лет. У Галины намного больше вещей и более ухоженный вид.

На экране - эта же комната, вид сверху, изображение черно-белое, как в камере слежения.

  
   ГАЛИНА. Господи, хоть ополоснусь по-человечески. Тебе надо в ванную?
   АНЯ. Нет, спасибо.
   ГАЛИНА. А то, смотри, не стесняйся. Как хочешь. Я быстро!
  

Галина бросает на кровать у окна шубу, вынимает из чемодана пакет, исчезает за дверями ванной комнаты. Доносится шум воды. Аня стоит на месте, держит в руках свою сумку. Осматривается. Так проходит минута.

   ГАЛИНА (выходит из ванной в халате, вытирает лицо полотенцем). Как на свет заново народилась! Я в деревне была, а там баня только раз в неделю, остальное время влажными салфетками утиралась. А что там той влажной салфетки? Разок мазнешь, и уже глянуть не на что! (разбирает свой чемодан, выкладывает пакеты на кровать. Аня стоит). А они, представь, так всю жизнь живут. И главное - не воняют! Я, городская, уже через два дня как конь воняю, а они хоть бы хны. И никаких дезодорантов. Мне говорят - часто моешься, жир смываешь, вот и воняешь (замечает стоящую Аню). А ты чего стоишь? Не стесняйся. Может на эту кровать хочешь? Так бы сразу и сказала (хватает свои вещи в охапку).
   АНЯ. Нет-нет, не надо. Спасибо! Я просто...
   ГАЛИНА. Просто она, просто ты дома будешь. Тут дали - бери. Думаешь, так просто дали? Если б я не ходила, не требовала.
  

Галина присаживается на свою кровать.

   АНЯ. Я видела...
   ГАЛИНА. И такие наглые, главное дело! Говорю же им, я блокадница, мне полагается. А они хмыкают - все вы тут блокадницы. Ты представляешь, чтоб такое раньше, при советской власти было? Ну, я тогда их Путиным припугнула. Тетка я ему - говорю. Тут же перезваниваться сразу стали, лица серые. Шу-шу-шу, извольте-извольте. Сразу и гостиница нарисовалась.
   АНЯ. Так уж тетка?
   ГАЛИНА. Откуда? Я своих всех в войну еще потеряла. В детский дом как попала после войны, так и до сих пор там.
  

Аню эти слова заметно взволновали.

   АНЯ. Что значит - до сих пор там?
   ГАЛИНА. А работаю я там. И квартирка у меня при детдоме.
   АНЯ. На Васильевском?
   ГАЛИНА. Там! А ты откуда знаешь?
   АНЯ. Слышала... Мне в ванную надо.
  

Уходит в ванную. Галина накрывает на стол. Аня возвращается.

   ГАЛИНА. Ну что, перекусим и спать? Ты не стесняйся, бери, чем богаты. Вот бутерброды с колбаской.
   АНЯ. Я не ем мяса.
   ГАЛИНА. А я тебе мяса и не предлагаю. Где ты в колбасе мясо видела?
   АНЯ. Все равно спасибо. Я не голодная.
   ГАЛИНА. Ага, вторые сутки сидим тут и не голодная? А то я не видела! Кто в кафе, кто за пирожками, а ты на своем месте как постовой просидела. Даже за талоном на горячее не ходила. Не ври уже, садись лучше. Сыр хоть ешь?
   АНЯ. Ем.
   ГАЛИНА. Ну и слава богу! Вот тебе хлеб, вот сырок. Чайник вскипит, травки деревенской бросим, мне мои с собой дали.
   АНЯ. Кто дал-то? Вы же сказали, что у вас никого нет.
   ГАЛИНА. Так это и не родня. Я тут в эвакуации в одной семье была, у дедки с бабкой деревенских жила. Вот приехала хоть перед смертью бабкиной-дедкиной могилке поклонилась.
   АНЯ. Зачем же вы так? Молодая же еще совсем.
   ГАЛИНА. Мать, ты в какой стране живешь? Я может и до ста лет протяну, только со своей пенсией на билет туда-сюда уже не заработаю. Да я тут сильно и не нужна, чтобы еще раз приезжать. Вот дед с бабкой, те добрые были, а эти...
   АНЯ. Сейчас все такие.
   ГАЛИНА. Началось... Ты это стариковское нытье брось. Эти хорошие, эти плохие... Про это до утра можно, только хуже станет. Зовут-то тебя хоть как, сожительница?
   АНЯ. Аня.
   ГАЛИНА. А меня Галина. И давай уже на ты, не выкай мне. Ты с какого? С сорок пятого?
   АНЯ. С тридцать шестого.
   ГАЛИНА (с завистью). Да что ты?! Как я! А выглядишь моложе (смотрит на бутерброд с колбасой). Мяса говоришь не ешь? А-а, мне уже поздно! (с аппетитом откусывает кусок). Ну а ты, Ань? Сюда или отсюда? Сама где живешь-то?
   АНЯ. Сейчас здесь. А родилась в Ленинграде.
   ГАЛИНА. А я и смотрю. Тихая такая, скромная. Благородная девица! Это я со своими архаровцами в базарную бабу превратилась. А с ними нельзя по-другому.
   АНЯ. Я знаю.
   ГАЛИНА. Ой, ну тебе-то откуда? Значит, в Питер? Проведать кого?
   АНЯ. Некого мне проведывать... У меня все здесь.
   ГАЛИНА. Семья? Муж, детки?
   АНЯ. Нет мужа уже. Сын есть, невестка, два внука.
   ГАЛИНА. Все равно счастливая. А я вот бобылиха. Всю жизнь одна... Нет, ну как одна. Мамкой человек триста зовут, уже лысые есть, но разве же это по-настоящему?
   АНЯ. А почему всю жизнь одна?
   ГАЛИНА. Не трави мне душу, ладно? Я вот этих "навру с три короба, пусть удивляются" - не люблю. Свела судьба нас на ночь, пускай. Но душу наизнанку я выворачивать не собираюсь, не из таких.
   АНЯ. Извините.
   ГАЛИНА. Точно благородная девица. Ночью газы пустишь, тоже извинять будешь? Ты только меня сразу не буди, утром извинишься.
  

Стук в дверь.

   ГАЛИНА. Кто?
  

Входят сын Ани и невестка Ани.

   НЕВЕСТКА АНИ. Мама, ну что же вы? Хоть бы позвонили. (Толкает мужа) Скажи ей!
   СЫН АНИ. Мам, ну правда. Мы же волнуемся.
  

Невестка Ани презрительно осматривает номер.

   НЕВЕСТКА АНИ. За такие-то деньжищи могли бы и одноместный номер дать! (Смотрит на стол с бутербродами) А это что? И вся еда? Совсем уже!
   ГАЛИНА. Уважаемые, прошу нижайшего прощения. Тут люди спать собираются, а вы туда-сюда в грязных сапогах.
   НЕВЕСТКА АНИ. Ничего, потерпите, это не ваши личные хоромы. (шепчет Ане). Мама, а вы у нее паспорт проверяли? Мало ли...
   ГАЛИНА (повышает голос). Паспорт у меня, драгоценная, уже три раза на регистрации проверяли. А вот ваши документы проверить не помешало бы. И вообще, что это за порядки здесь такие? У нас, например, после одиннадцати в приличных гостиницах никаких посетителей, по ночам только блядей запускают.
   НЕВЕСТКА АНИ. Что ты сказала?
  

Идет на Галину, та ей навстречу. Между ними становится Аня.

   АНЯ. Прошу вас. Галя! Девочки! Ну все же хорошо. (подталкивает к двери сына и невестку). Вы домой идите, поздно. Видите, у меня все нормально. Когда долечу - позвоню.
   НЕВЕСТКА АНИ. Хорошо, мама. Толику и правда утром на работу, не выспится. Вам тут правда хорошо? А то я сейчас пойду к администратору, поскандалю, пусть переселит от этой.
   ГАЛИНА. Ты к психиатру лучше сходи и своего Толика своди. Родная мать в гостинице ночует. Кому скажи!
   АНЯ (кричит). Галя, я прошу!
   ГАЛИНА. Ладно, твои проблемы... (бурчит под нос) Матери хоть бы еды принесли.
   НЕВЕСТКА АНИ. А мы узнавали, обязаны горячим обедом кормить!
   АНЯ. Кормили-кормили, и завтра накормят. Все, домой идите!
   НЕВЕСТКА АНИ. Спокойной ночи, мамочка! Поехали мы.
  

Сын Ани и невестка Ани уходят.

   ГАЛИНА. Да-а-а... (передразнивает невестку Ани) Спокойной ночи, мамочка! Надеюсь, она у тебя змеей в аптеке работает, хоть какую-то пользу приносит?
   АНЯ. Домохозяйка она.
   ГАЛИНА. Что ты говоришь? У тебя сын олигарх, такую корову кормить?
   АНЯ. Да нет, на заводе работает.
   ГАЛИНА. Это ж какие у них там зарплаты, чтоб на одну зарплату жить?
   АНЯ. Почему на одну? У меня пенсия и зарплата, я вахтершей на заводе, день через три. Сейчас в Ленинград лечу за справкой, что я блокадница. Оказывается, нам к пенсии очень хорошую надбавку дают.
   ГАЛИНА. Змея узнавала? А она не узнавала, что можно запрос делать и туда-сюда не мотаться? Про интернет слышала?
   АНЯ (удивленно). Правда? Так можно? А то я прямо как подумаю про самолет - уже сердце заходится. У меня даже в электричках сердечные приступы через раз. Но невестка сказала - надо лично. И билет уже купили...
   ГАЛИНА. Ладно, не переживай, я с тобой буду, скажу, чтобы рядом посадили. И в Питере прослежу. Хоть родной город посмотришь. Давно там не была?
   АНЯ. Пятьдесят лет.
   ГАЛИНА. Сколько?! Ты даешь!..
   АНЯ. Ты вот говоришь, что в эвакуации была. А я всю блокаду в Ленинграде, от первого до последнего дня. Сбежала, как только смогла. Но мне воспоминания и тут покоя не дают...
  

Свет приглушается. На экране хроника блокады Ленинграда.

   АНЯ. Первое время вообще не страшно было. Помню, мы с мамой даже в кино ходили. А потом на папу похоронка пришла... А потом зима, зима, зима. Такое впечатление, что все время зима. Даже летом. Все время холодно. Мама на работу пошла, а меня послала за пайкой. Прихожу на пункт за хлебом, а карточек нет. Вытащили наверное... У всех воровали. А потом дети пропадать стали. Мама запретила мне из квартиры выходить. Говорила, если бомбить начнут, все равно чтобы дома сидела. Если даже бомба попадет, то сразу помру, не буду мучиться...
   ГАЛИНА. Ой, беда-беда...
   АНЯ. Карточки вытащили, мама побежала на завод жаловаться. А откуда они возьмут? Сами виноваты, не углядели. Кто-то хлебные крошки маме дал, мы их с водой сильно-сильно размешали и как чай пили, только холодный. Дров тоже ведь нету. В доме все сожгли что могли, даже куклу мою Катьку - и ту спалили. А потом мама ночью ушла куда-то. Пришла с мешком, слышу хрусть-хрусть, она как будто дрова ломает и в печку. Посмотрела... А это она пошла на Неву, туда мертвых свозили. Пока никто не видел, она у них пальцы отломала - и ими топила. А потом мама поставила кастрюлю на огонь и туда пальцы эти, варить...
   ГАЛИНА. Ты... Тварь! (бросается на Аню, впивается ей в волосы) Тварь такая! Тварь! Тварь!
  

Галина валит Аню на пол. Бьет Аню куда попало. Аня отталкивает Галину, вжимается в угол. Галина бьется в истерике на полу.

На экране снова камера наблюдения за гостиничным номером.

  
   ГАЛИНА (в припадке). Сука ты, тварь, сука! Мясо!.. (задыхается) Меня... родители сюда, а сами... там! До последнего... Чуть-чуть совсем оставалось, а не выдержали. Мне рассказывали, что их тоже до Невы и тоже... Пальцы! Пальцы! Без пальцев их хоронили!
  

Аня садится рядом с Галиной, обнимает ее, убаюкивает на плече. Галина стучит по ней уже без сил.

   ГАЛИНА. Сука ты, сука! Это ты - моих!
  

Аня помогает Галине дойти до кровати. Уходит на свою кровать, садится в изголовье, поджав колени к груди, закутывается с головой в одеяло.

   ГАЛИНА (всхлипывает). Как жила-то ты? Как жила, скажи?! Как можно жить после такого? За надбавкой едешь. Может тебе еще и медаль выдать? Тварь... Что молчишь?
   АНЯ. Я не ела никого.
   ГАЛИНА. Что?!
   АНЯ. Я никогда в жизни никого не ела. Я никогда в жизни не ела мяса!
   ГАЛИНА. А как же ты не сдохла тогда?
   АНЯ. Мама... Мама ночью повесилась. Я проснулась, а она... Я пошла к ней на работу и сказала, что мама умерла, но я буду вместо нее работать - и пусть мне дадут ее карточки на хлеб.
   ГАЛИНА. Тоже мне, работница...
   АНЯ. Я больше никогда не видела маму. К нам домой пошли ее товарищи, а меня отправили на Васильевский остров, в детский дом.
   ГАЛИНА. Подожди...
  

Галина встает с кровати, подходит к Аниной кровати. Всматривается в сгорбленную фигуру Ани, укутанную в одеяло.

   ГАЛИНА. Так это ты? Ты же Анька-Доходяга? Господи, ты же так все время сидела на своей кровати под одеялом. Мы думали, что ты того, совсем ку-ку...
   АНЯ (отбрасывает одеяло). А я думала, ты меня раньше узнаешь. Я вот тебя сразу.
   ГАЛИНА. И молчала? Анька? Сколько ж мы не виделись? Пятьдесят лет, говоришь, как из Ленинграда уехала. Сразу что ли после выпуска?
   АНЯ. Ну что, сильно я изменилась?
   ГАЛИНА. Нет, а чего ты молчала-то? Главное дело, целые сутки в аэропорту, тут уже полночи кипишуем.
   АНЯ. А я не хотела, чтобы ты меня узнала.
   ГАЛИНА. Чего?
   АНЯ. Раз уж пошли такие откровения... Разве были мы с тобою, Галя, когда-нибудь подружками?
   ГАЛИНА. Да ладно, что ты. Детьми были.
   АНЯ. Детьми? Это ты так детство себе представляешь? Ты меня вот сейчас колбасой пыталась кормить, а как говном кормила не помнишь? Как по ночам меня подушкой душила? А как на мороз в Новый Год голую выгнала, тоже не помнишь? А я, Галя, все помню. И тело мое все помнит (хватается как от боли за них живота). Я, Галя, после той новогодней ночи отморозила все себе там, отгноила из-за тебя. Без детей я осталась, Галя!
   ГАЛИНА. Что ты заливаешь? А сын тогда откуда?
   АНЯ. А откуда у нас дети у половины страны? Все банально, из Дома малютки взяла. Нас с мужем за это на заводе всегда в пример ставили. Мол, какие сознательные, какие сердечные люди... А дома у меня через это дело каждый день скандалы. Только что не бил. А лучше бы и бил, только рядом. А то ушел к другой, она ему троих нарожала. Сама! А от меня и от Толика он отказался. Вот такая у меня прекрасная жизнь получилась, Галя. И напросилась я с тобой в один номер на ночь, чтоб... убить.
   ГАЛИНА. Как?!
   АНЯ. А как ты меня - подушкой... Но теперь не бойся, не буду грех такой брать. Иди, хочешь жалуйся, хочешь переселяйся.
   ГАЛИНА. Ай, смотрите, какая у нас тут Богородица-благородица объявилась. Какая безгрешная! Мальчика усыновила, всему заводу рассказала, на Доску почета повесилась. А что ж ты всему заводу не рассказала, как человечьи пальчики в печку бросала? Мы, Ань, обе меченые, если уж на то пошло. Я своей вины с себя не снимаю, зверем среди зверей росла, выжить хотела, выстоять. Потому что не я бы тебя рожей в говно макала, так ты бы меня. Или ты, или тебя. Нету в этой жизни совершенства, нету! Так что за грехи свои перед Господом Богом я отвечу по полной программе.
   АНЯ. И я... Недолго осталось...
   ГАЛИНА. Типун тебе! Господи, какая же ты малахольная. И убила бы тебя. И жалко! Ладно, спать давай. А то мы сейчас до чертиков договоримся и точно друг дружку придушим до утра.
  

Женщины расходятся по своим кроватям. Ложатся. Приглушается свет.

Слышатся завывания ветра.

  
   ГАЛИНА. Ань, спишь?
   АНЯ. Нет.
   ГАЛИНА. И я. Вот же заразная пурга. И у-у-у, и у-у-у. Как вы тут живете? У нас тоже ветер, но не такой скрипучий.
   АНЯ. Привыкли.
   ГАЛИНА. Да, человек ко всему привыкает. Я вот когда в детдоме осталась после школы, думала, годик-два перекантуюсь, потом махну на большую стройку, встречу большого красивого парня, как Алексей Баталов и заживем мы с ним.
   АНЯ. И что?
   ГАЛИНА. Одних пока выпустила, вторых, третьих. Некогда вроде. Хотя был у меня один. Страшненький правда, совсем не Баталов... Но добрый, зараза. Всё конфеты моей малышне таскал. Присматривался ко мне, на целину звал. А мне уже и жалко малышню свою бросать. Они ведь, малята, как к мамке родной по первой тянутся. Пока маленькие, конечно. Потом уже блатыкаются, сигареты, выпивка, ё-мое, но все равно жалко их. Говорила ему, страшненькому своему - давай еще годик обождем и поедем. А он, падлюка, покрутился, покрутился и с нашей поварихой на целину махнул...
   АНЯ. Все они такие... Думаешь у меня лучше? Как от чумной шарахались, когда прознавали про Толика. А я уже и не ждала ничего, вся в сына ушла. Толика в садик, Толика в школу, Толика в институт. Баловала как могла, чтобы ни дай бог ни в чем не нуждался. Люди ведь злые, вдруг что-то не так, сразу начнут осуждать, что взяла ребенка, а сама измываюсь. Джинсы у него у первого, магнитофон, мотоцикл. Дни рождения только в ресторанах, дома уже не модно. Жениться собрался, ведь видела, что змея...
   ГАЛИНА. О, значит я в точку попала!
   АНЯ. Да ее по-другому никто и не зовет у нас во дворе. А он открыл окно, стал на подоконник на шестом этаже. Люблю, говорит, не устроишь свадьбу - прыгну!
   ГАЛИНА. Вот падлюка!
   АНЯ. Свадьбу гуляли так, что я потом три года долги раздавала и в три смены на заводе корячилась. Потом старший внук родился, младший. Машину одну, машину вторую. Кредит за кредитом, кредит за кредитом...
  

Свет гаснет почти полностью. На экране - невестка Ани.

   НЕВЕСТКА АНИ. Нет, ну а что? Квартиру продавать теперь? Кто помогать должен, если не мать? Я бы за своих детей все, что угодно! Ну клянусь... И потом - я ее не заставляла. Просто мы сели и серьезно поговорили, что в данной ситуации Толика могут посадить в тюрьму за долги, а она должна понимать, что несет за него ответственность, даже больше чем за родного ребенка... Она же его сама взяла, а он мог попасть в другую семью, к богатым родителям. В общем, мы тут посоветовались кое с кем. Одним словом, ничего может и не случиться. Подумаешь, в электричке плохо становится. Самолет - это же совсем другое дело, там стюардессы рядом. Если что-то с сердцем, наверное же помогут. Мы так, на всякий случай, ну вдруг, застраховали мамину жизнь. Господи, ну всего лишь на два миллиона. Ну что тут такого? Если что, то только на похороны и хватит... Толик, ну скажи им!
  

В комнате загорается свет. Аня на своей кровати. Галина ходит по комнате.

   ГАЛИНА. И ты знала, и пошла на это? И ради этих сволочей погибали наши родители? Господи, да когда же взорвется эта долбаная планета? Где твой билет?
   АНЯ. Зачем тебе?
   ГАЛИНА. Ты никуда не полетишь. Тебе нельзя! Я сделаю и вышлю тебе справку. Все, ты никуда не летишь. Где билет?
  

Галина пытается рыться в Аниной сумке. Аня ее отталкивает. Женщины борются. Галина бросает чужую сумку.

   ГАЛИНА. Ну и лети, дура! На свою погибель! Хоть бы самолет рухнул на хер, с такой-то жизнью. Твоя змея еще миллион получит сверху от Путина. Давай я ей завещание и на себя напишу, то-то она порадуется... Как же мне все это надоело!
  

Галина бросается на свою кровать, рыдает. Аня безучастно собирает свою сумку.

   ГАЛИНА (резко садится на кровати). Я все решила! Значит так - меняем билеты на поезд, потихоньку доберемся до Питера. Поселишься у меня, с работой что-нибудь решим. А не решим - и пенсии хватит, если со справкой получится. Нельзя тебе здесь. Неужели ты не видишь? Они же хуже, чем фашисты.
   АНЯ (качает головой). Не знаю, я фашистов вживую не видела... Ничего я не буду менять, Галя. Такая у меня значит судьба. Так мне написано на роду войной. Неужели ты не понимаешь, что все мы прокляты войной, прокляты с самого рождения... И - хватит об этом. Спать хочу, устала я.
  

Ложится на кровать.

   ГАЛИНА. Ань, ты что? Сердце? Давай врача позову?
   АНЯ. Не надо, Галя, не надо. Устала я просто, правда спать хочу. Давай уже, свет гаси, скоро подниматься.
   ГАЛИНА. Как хочешь. Если что, свисти - я за врачом сбегаю.
   АНЯ. Хорошо, Галя, хорошо...
  

Гаснет свет. На экране табло аэропорта. Все рейсы вылетают.

   ГОЛОС. Заканчивается посадка на рейс "Омск - Санкт-Петербург". Опоздавших пассажиров просим пройти к стойкам регистрации... Повторяю, заканчивается посадка на рейс "Омск - Санкт-Петербург"...
  

В комнате зажигается свет. На кровати Ани друг напротив друга сидят Аня и Галина, прижав ноги к груди, укутанные одеялами.

Темнота.

Антракт.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

   ДОКТОР
   БЕРЕМЕННАЯ ЖЕНЩИНА ВЕРА
   БЕРЕМЕННАЯ ЖЕНЩИНА НАДЯ
   БЕРЕМЕННАЯ ЖЕНЩИНА ЛЮБА
   ГОЛОС

В углу сцены стол с яркой лампой, как в комнате допросов. Перед столом, лицом к зрителям, освещенный лампой, сидит Доктор.

   ГОЛОС. Вы по-прежнему утверждаете, что совершили открытие, которое может изменить жизнь всего человечества?
   ДОКТОР. Да, утверждаю.
   ГОЛОС. И вы убеждены, что смерть - всего лишь одно из побочных явлений в ваших опытах?
   ДОКТОР. Кто-то должен жертвовать собой ради науки.
   ГОЛОС. Побочные явления... Как рвота, изжога, сонливость? Вы ставите смерть в один ряд с изжогой?
   ДОКТОР. Это ваше предположение.
   ГОЛОС (с раздражением). Но почему вы ставили свои опыты на живых людях, а не на мышах или кроликах, как другие ученые?
   ДОКТОР (смотрит удивленно). А вы всерьез думаете, что мыши способны изменить жизнь целого человечества?
  

В комнате допросов гаснет свет. Свет на сцену.

Сцена изображает больничную палату на три кровати. Две кровати заняты очень беременными женщинами. Надя, на вид ей 50 с лишним лет, и Вера лет 45-ти.

Вне палаты появляются Доктор и очень беременная Люба, ей 35 лет.

  
   ДОКТОР (подводит Любу к двери в палату). И запомни, чтобы не происходило - ты не должна выдавать, что мы знакомы. И тем более, что это мой ребенок. Если узнают, что я пристроил сюда свою женщину, меня просто вышвырнут с работы. И тебя тоже вышвырнут. Поняла?
   ЛЮБА. Угу.
   ДОКТОР. Все, иди. Давай-давай!
  

Люба пытается поцеловать Доктора. Он от нее отворачивается.

   ДОКТОР (недовольно). Я же сказал!
   ЛЮБА. Такой суровый... (резко останавливается).
   ДОКТОР. Что?
   ЛЮБА. Слушай, а если я как радистка Кэт во время родов начну выкрикивать твое имя, что ты сделаешь?
   ДОКТОР. Придушу! Иди уже.
  

Доктор набирает код на двери. Они с Любой входят в палату.

   ДОКТОР. Познакомьтесь, это Вера, это Надежда. А это Любовь - ваша новая соседка.
   НАДЯ. Вы нас специально подбирали что ли? Вера, Надежда и Любовь...
   ДОКТОР. Так получилось. Располагайтесь, Люба. Через два часа приду брать кровь на анализ.
   ВЕРА. Опять кровь? Это не роддом, а донорский центр какой-то!
   ДОКТОР. Вы знаете лучше меня, что вам нужно? Хорошо... (поворачивается, чтобы уходить).
  

Надя шикает на Веру.

   НАДЯ. Да она шутит! Надо, значит, надо. (Любе) Да вы не стойте, располагайтесь.
  

Люба разбирает постель и присаживается на нее.

   ДОКТОР. Через два часа. Ничего не есть! И лучше ничего не пить, даже воду. Вера, это касается вас, в первую очередь! (уходит, запирая дверь с обратной стороны на код).
   ВЕРА. Можно подумать, я тут самая прожорливая! Ну... (смотрит на Любу) И когда?
   ЛЮБА. Что когда?
   ВЕРА. Рожать когда собираешься? Сама или кесарить?
   ЛЮБА. Не сама... Говорят, в субботу.
   ВЕРА. Да ты что? И нас тоже в субботу на очередь поставили. Прямо конвейер.
   НАДЯ. Это даже хорошо, что в один день. Все за раз отмучаемся, будем потом лежать тут лясы точить.
   ЛЮБА. А вы тоже на кесарево?
   ВЕРА. Деточка, да ты посмотри на нас. Сейчас всем старородящим, как тебе, кесарево сразу ставят, чтоб не рисковать... Мы с Надюшкой на твоем фоне вообще древнеродящие. Мамонты мы! Доисторические!
   ЛЮБА. А сколько вам?
   ВЕРА. Мне-то? Сорок шесть.
   НАДЯ. А мне пятьдесят три.
   ЛЮБА. Разве в таком возрасте? Ой, простите...
   НАДЯ. Сама бы не поверила (гладит себя по большому животу), но доказательство налицо. К тому же первенец!
   ЛЮБА. И у меня тоже.
   ВЕРА. Будешь смеяться, и у меня первый. Так что, не бойся, девка! Мы тут собрались неопытные, сами всего боимся, пугать никто не будет.
  

В палате приглушается свет.

Комната допросов. Доктор за столом.

   ГОЛОС. Значит, вы решили проводить опыты на своем собственном ребенке?
   ДОКТОР. Разве это не самый честный способ?
   ГОЛОС. А Люба знала об этом?
   ДОКТОР. Нет, что вы! Ради чистоты эксперимента ни она, ни другие ничего не знали.
   ГОЛОС. Как, были еще и другие?
   ДОКТОР. Конечно! Результата можно добиться только при многократных попытках.
   ГОЛОС. А вы циничный...
   ДОКТОР. Какой есть...
   ГОЛОС. И кто же они - эти другие?
   ДОКТОР. А вы сами не догадываетесь?
   ГОЛОС. Все эти женщины тоже?.. Господи, да вы же просто сумасшедший... И что же - они знали друг о друге?
   ДОКТОР. Ни в коем случае. Это исключено!
  

Гаснет свет к комнате допросов.

Свет в палату. Вера, Надя и Люба пьют чай.

   ВЕРА (перемигивается с Надей). А что, Люб, замужем ты? Или как?
   ЛЮБА (поперхнувшись чаем). Или как.
   ВЕРА. Что ты будешь делать! И мы с Надюшкой тоже - или как. Надь, столько у нас тут совпадений, а? Одно на одном.
   НАДЯ. Не говори, подруга!
   ВЕРА. Ну?... Люб?...
   ЛЮБА. Что?
   ВЕРА. Папка-то вообще в принципе будет у ребенка или сразу космонавт?
   ЛЮБА. Что вы ко мне пристали? (резко встает с кровати, хватается за живот, идет к двери, дергает ее, дверь не открывается).
   НАДЯ. Она на кодовом замке. Не дергайся. Он нас отсюда не выпускает.
   ВЕРА. А то пойдем, сболтнем еще кому-нибудь что-нибудь...
   ЛЮБА. Я вас не понимаю! (стучит в дверь) Выпустите меня отсюда!
  

Вера встает, хватает Любу за руку и с силой швыряет на кровать.

   ВЕРА. Сиди уже, не рыпайся. Никуда он тебя не отпустит!
   НАДЯ. Господи, да не пугай ты девочку (пересаживается на кровать к Любе). Ты не бойся. Верка - она только с виду злая.
   ВЕРА. А ты бы не злая была? Сначала один телепузик нарисовалась, теперь вон другая. Сколько еще вас будет-то? Коек свободных уже нету!
   ЛЮБА (плачет). Я ничего не понимаю!
   НАДЯ (обнимает ее). А чего тут понимать, голубушка? По ходу, у всех у нас один и тот же космонавт, как выяснятся.
   ЛЮБА. Как это?
   ВЕРА. А вот так! Полный, понимаешь ли, боекомплект. Первое (показывает на Надю), второе (на себя) и десерт (на Любу). Подстраховался, паразит! Думает, наверное, у одной не получится, две другие подстрахуют.
   ЛЮБА. Как же это так? Он же мне говорил, ни в коем случае, чтобы никто не узнал!
   ВЕРА. Так он и нам это говорил! Нашел кому! Чтоб две бабы в замкнутом пространстве, да и не проговорились?
   НАДЯ. Это тебе еще повезло, Верка уже попривыкла. Меня вообще прибить хотела.
   ЛЮБА. А он... знает?
   ВЕРА. Ты что? Ни в коем случае! И только проговорись (показывает кулак)! Вот родим, дай бог, тогда и разбираться будем.
  

Слышится звук набираемого на двери шифра. Женщины в суете разбегаются по своим кроватям. Вера еще раз грозит Любе кулаком. Входит Доктор.

   ДОКТОР. Как спалось? Как самочувствие?
   НАДЯ. Все хорошо, чай вот пили.
   ДОКТОР. Чай? Не крепкий надеюсь?
   ВЕРА. Да откуда у нас крепкий? Так, один пакетик на три чашки бодяжим. Мы хоть и не опытные, но понятливые...
   ДОКТОР. Люба, почему глаза красные?
   ВЕРА. Плакала она! Через день под нож, тут кто хочешь обрыдается.
   ДОКТОР. Вера, ножи у мясника, у хирурга - скальпель. Маленький такой...
   ВЕРА. Да вот я и смотрю, у вас, у докторов, маленькие, да такие ж удаленькие!
   НАДЯ. Вера!
   ВЕРА. А я чего? Чайку что ли еще хлебнуть (тянется к чашке).
  

Доктор настороженно обводит глазами женщин.

   ДОКТОР. Хорошо... Хлебните. Только после девяти ничего не есть. Завтра с утра последний раз кровь возьму на анализ.
  

Доктор уходит. Блокирует дверь с обратной стороны.

   ЛЮБА. Вера, а вот вы сказали... Про маленький... Вы и это тоже обсуждали?
   ВЕРА. А то! Первым делом! (они с Надей машут мизинцами)
  

Люба смотрит на них широко распахнутыми глазами. Кажется, она готова снова расплакаться. Но вместо этого Люба смеется. Надя и Вера тоже.

Свет в палате гаснет. Доктор за столом допросов.

   ГОЛОС. Скажите честно, вы извращенец?
   ДОКТОР. Это что-то новое...
   ГОЛОС. А как тогда объяснить этот абсурд? Три женщины ждут от вас ребенка и вы поместили их в замкнутое пространство.
   ДОКТОР. Этого требовала чистота эксперимента, я должен был иметь возможность наблюдать за всеми одновременно.
   ГОЛОС. Но три-то зачем? Ну ладно, я бы понял три молодых, красивых, породистых... Но эти?
   ДОКТОР. А вы хам...
   ГОЛОС. А вы извращенец! Бабушек зачем трогали?
   ДОКТОР. Мне нужны были результаты разных возрастных групп.
   ГОЛОС. Господи, да в чем же ваше открытие? Что такого важного и необычного в том, что ваше семя разбросалось по всему свету?
   ДОКТОР. Этих женщин... Эти женщины были бесплодными до встречи со мной. Я открыл способ, благодаря которому любая женщина сможет иметь столько детей, сколько пожелает. Я собирался обнародовать результаты экспериментов. Но мне не хватало еще одной важной составляющей - я должен был найти формулу материнской устойчивости к страху...
  

Доктор встает из-за стола, подходит к двери в палату. Прислушивается.

Свет в палату. Вера, Надя и Люба стоят в ряд. Они меряются животами.

   НАДЯ. Любаня, а у тебя реально больше. Точно мальчик будет. А то - и двойня.
   ВЕРА. Зато у меня сиськи больше!
   НАДЯ (отходит к своей кровати). И это правильно...
   ВЕРА. Что правильно? Надь, ну чего ты начинаешь?
   НАДЯ. А что я? Все правильно. У Любы живот, у тебя сиськи. Потому что молодые! А куда я лезу? Старуха Изергиль! (плачет)

Вера и Люба пытаются ее успокоить.

   НАДЯ. Девочки, я вас очень прошу! Если что со мной, не бросайте ребеночка! Если и его в детский дом, зачем тогда все это?
   ВЕРА. Подожди! Так ты тоже из детдома? Откуда?
   НАДЯ. Ленинград. Васильевский...
   ВЕРА. Люба?
   ЛЮБА. И я тоже...
   ВЕРА (берется за голову). Девки... Мы попали! Он - точно маньяк!
  

Надя перестает плакать.

   НАДЯ. Чего ты болтаешь?
   ВЕРА. Да ведь я тоже с Васильевского, тоже с детдома! Восьмидесятый год выпуска! (причитает) Да куда мои глаза только смотрели? Так же не бывает, чтоб молодой и вокруг таких, как мы, круги навивал? (замахивается на Веру и Любу) И куда вы смотрели, кошолки?
  

Люба плачет. Плачет Надя. Плачет Вера. Жмутся друг к другу.

Доктор за дверью довольно улыбается. Нажимает на кнопку у двери.

В палате приглушается свет, воет сирена, под потолком мигает лампочка.

Женщины мечутся по палате. Стучат в дверь в окно. Без толку.

   ВЕРА. Девки, щас рожу!
   ЛЮБА. А-а-а-а-а, не хочу!
   НАДЯ. Да тише вы, спасут!
   ВЕРА. Хер там спасут! А-а-а-а, будь проклят день, когда я встретила этого малахольного! Люба, Люба! А-а-а-а!
  

В палате гаснет свет. Там тишина.

Доктор сидит за столом в комнате допросов.

   ГОЛОС. И что же дальше?
   ДОКТОР. Все было предсказуемо, они упали в обморок. Я зашел, взял пробу крови.
   ГОЛОС. Вы так спокойно об этом рассказываете!
   ДОКТОР. Слушайте, вы какой-то слишком чувствительный для своей профессии.
   ГОЛОС. Какой есть... Вы понимаете, что вам грозит?
   ДОКТОР. Увы, в этой стране - да.
   ГОЛОС. Только не надо примазываться к этим... политическим... Вот вы ответьте, почему использовали в своих опытах только тех, кто рос в детдоме? Они же и так судьбой обиженные.
   ДОКТОР. Тогда и я судьбой обиженный... Я тоже из этого детдома.
   ГОЛОС. Это уже что-то новое... И все равно - почему?
   ДОКТОР. Мне показалось, что они точно никогда не бросят своих детей. Ведь не война, чтобы дети без родителей росли.
   ГОЛОС. А это уже философия. На слезу пробить хочешь?
   ДОКТОР. Что вы? Вас прошибешь!
   ГОЛОС. А ты не нарывайся!
   ДОКТОР. А мы уже на ты?
   ГОЛОС. Мы уже на все. Ты, вы, я, оно - вместе дружное говно...
   ДОКТОР. У-у-у-у-у... А так все интеллигентно начиналось.
   ГОЛОС. Как к нам, так и мы... Одни на марши, никак не успокоятся, другой тут с опытами. Все, завязывай... Есть что сказать напоследок?
   ДОКТОР. Уже? А как же справедливый суд, голос общественности?
   ГОЛОС. Еще один. Как же вы надоели!
   ДОКТОР. Ну что ж... Можно? Какой регламент?
   ГОЛОС. Валяй. Только покороче. У меня таких, как ты, еще воз и малая тележка.
   ДОКТОР (встает из-за стола, выходит на авансцену). Как всякий сумасшедший я хотел изменить мир... Много лет я жил как все, а потом ко мне пришло откровение. Мне показалось, что это откровение... Мы только думаем, что изобретаем что-то новое. На самом деле все уже давно изобретено и придумано, просто иногда кому-то приходится об этом рассказывать. Я не знаю - почему именно я. Почему именно мы (показывает на зрителей). Нас не любят... Проще жить, как жили раньше. Правда? Мне доверили рассказать о том, что нет бездетных людей. Просто нужно немного подкрутить вот тут (показывает на голову), вот тут (на сердце) и вот тут (на область гениталий). На самом деле это так просто. Гораздо проще, чем вы думаете!.. Но я уже не смогу рассказать вам об этом. Меня ждут (показывает в пространство, откуда звучал Голос. Уходит вглубь сцены. Оборачивается). Простите меня. Простите! Я не успел... (Уходит).
  

Свет на сцену, в палату. Вера, Надя и Люба сидят на своих кроватях уже без больших животов.

   ВЕРА (к Любе). А ты как своего назовешь?
   ЛЮБА (задумчиво). Не знаю. А ты?
   ВЕРА. Я? Адамом! Ведь он у меня первый! Надь, а назови свою Евой. Вырастет - с моим поженятся.
   НАДЯ. Да пошла ты! Чтоб брат на сестре!
   ВЕРА. Да сама ты пошла! Не хочешь как хочешь! Пусть вырастет - и с Любкиным сойдется. Щас это модно! Да, Люб? А мы с тобой тоже взасос жить будем.
   НАДЯ. Вера...
   ВЕРА. Что, Вера?
  

Слышится звук набираемого кода. Женщины вскакивают с кроватей, бегут к двери.

Темнота.

На экране малыши поют песню про маму из мультфильма "Мама для мамонтенка".

   ДЕТИ (поют). По синему морю к зелёной земле 
Плыву я на белом своём корабле, 
На белом своём корабле, 
На белом своём корабле. 
Меня не пугают ни волны, ни ветер, 
Плыву я к единственной маме на свете, 
Плыву я сквозь волны и ветер 
К единственной маме на свете. 
Плыву я сквозь волны и ветер 
К единственной маме на свете...
  

На экране пропадает изображение, слышны только голоса.

На экране надпись:

"ВОСПИТАННИКИ ДЕТСКИХ ДОМОВ...

ЖДУТ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ".

Поклон.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"