Женщинами надо заниматься серьёзно или не заниматься ими вообще. В этом вся дилемма. Уединение кажется спасением, но и оно может стать ловушкой. Денни Де Вито однажды сказал о мужчинах: "В голове у человека обычно две дилеммы: как удержать того, кто хочет уйти, и как избавиться от того, кто уходить не хочет". Мои отношения с Цилей превратились в извечную дилемму. А дилеммы, как говорил Шопенгауэр, порождают страдание, ведь наше желание и воля обречены на вечное неудовлетворение.
В Иерусалиме, где жила Циля, на улице Шазар находится станция Ицхак Навон. Туда я отправился. Но куда уехать навсегда - не имел понятия. Купил карту железных дорог, на которой виднелись станции и маршруты. Всего 28 минут отделяют Иерусалим от Тель-Авива, но возвращаться туда не хотелось.
К чёрту Цилю! К чёрту эту пустоту, которая поглощает всё! Если Иисус уходил в пустыню для общения с Отцом, то я сел в первый попавшийся поезд, чтобы уехать подальше от вопросов. Взял с собой для чтения "Притчу о дикобразах" Шопенгауэра.
И поехал...
Железнодорожная сеть Израиля насчитывает более тысячи километров путей и 69 пассажирских станций. Число это всегда вызывало у меня странные ассоциации: 69 - как перевёрнутая симметрия. Несмотря на популярность, эта позиция остаётся трудной для понимания: она требует согласованности, а согласованность трудно достичь. Это как таинственная фуга Баха, где каждая тема разворачивается в борьбе и гармонии с другой.
Но судьба распорядилась иначе. Я заснул и очутился Бог знает где. Проснулся на какой-то заброшенной станции, которая, несомненно, не входила в число известных мне 69.
Куда идти, было неясно. Ждать? Как привезли, так и увезут, решил я. Открыл книгу Шопенгауэра:
"В один холодный зимний день стадо дикобразов легло тесною кучей, чтобы согреваться взаимной теплотой. Но вскоре они почувствовали уколы друг друга и разошлись, осознав, что слишком близкие отношения причиняют боль."
Шопенгауэр был прав: жизнь - это маятник, качающийся между страданием и скукой. Мы жаждем тепла, но боимся уколов судьбы, как дикобразы боятся уколов игл. Мы привязаны к миру через нашу волю, которая бесконечно жаждет и не знает покоя.
Говорят, человеческое восприятие ограничено 24 кадрами в секунду. Но что, если я попал на 70-ю станцию, на тот самый 25-й кадр, который ускользает от сознания, но работает в глубинах подсознания? Может, эта станция - таинственная вставка судьбы, воздействующая на меня, как скрытые музыкальные темы Баха воздействуют на слушателя, оставаясь невидимыми, но пронизывающими всё произведение.
Поезда дальнего следования символичны: "дальнее" ассоциируется с подсознанием. Как у Баха, где фуга - это борьба тем, каждая из которых стремится к утверждению себя, но вынуждена подчиняться общей гармонии.
Одиночество тоже часть природы. Мы живём одну треть своей жизни во сне, в абсолютном уединении. Крёстный путь каждого человека - это одиночество, путь, на котором никто не знает, "дальний" он или "пригородный". Даже Иисус, не донёсший крест до конца, остался один перед лицом своей судьбы.
В последнее время меня радует, когда мир покрывается тишиной, даже если вокруг стреляют. Без людей проще. И Шопенгауэр писал о том, что близость людей, как у дикобразов, неизбежно причиняет боль. Может, 69 станций - лишь прелюдия, подготовка к чему-то более глубокому, как экспозиция фуги у Баха.
Но что за этим следует? Ария? Финал? Бах преобразовывал привычные формы музыки, ломая их изнутри. Может, и я должен преобразить свою жизнь, сломав привычные схемы.
"Когда дикобразам холодно, они сближаются, но вскоре разбегаются, ощущая боль от игл." Странно. Может, и в наших связях что-то ломается, чтобы дать место новому пониманию.
Я вспомнил Крёстный путь Иисуса, длиной всего 250 метров. Симон Киринеянин помог донести крест, которого сам Иисус не донёс. Может, и я что-то не донёс в своей жизни? Незавершённый гештальт тянулся за мной, как нескончаемая музыкальная тема. Люди всегда стремятся завершить незавершённое, но иногда завершение требует внутренней трансформации.
Закрыл глаза и представил, как должна была завершиться встреча с Цилей.
Пока поезд вёз меня в Тель-Авив, я смеялся над мыслью о Христе, который нёс свой гештальт и не донёс. Грешно, но смешно. А фуга, как и наши жизни, требует от нас согласия между противоположностями.
И всё завершилось дома водкой Кеглевич, выпитой на голодный желудок. Гештальт закрылся в моей голове:
"Циля сделала миньет, как иерусалимская дворничиха докуривает сигару, найденную в кармане пьяного, а потом подметает весь город за ночь."
А дикобразы? В Израиле они бегают по улицам, согреваясь, чтобы не замёрзнуть, как мы все - пытаемся найти тепло, избегая уколов судьбы, вплетаясь в вечную фугу нашей борьбы и гармонии.