Мир истекал дождём - казалось, помимо шелестящей небесной влаги, снаружи не осталось ничего.
Алексей удручённо отвернулся от зияющего дверного проёма в экран ноутбука. Заключённую в массивном Лёшином теле душу распирали осень и одиночество. Знавшие его, даже близко, люди удивились бы, узнай, как часто это омерзительное чувство посещает внешне позитивного и рассудительного Алексея Телегина - владельца малого бизнеса, известного блогера коммунистических взглядов, любящего мужа и отца двух чудесных детей.
Только все эти слова, определяющие его жизненные координаты, не имели никакого значения сейчас и здесь - в сооружённом покойным отцом из списанных шпал садовом домике, с открытой в тоскливый дождь дверью и открытым в гнусный мир сетевых разборок ноутом.
Похрустывая чипсами, он читал комменты под своим последним постом о текущем положении дел в стране. Алексей до сих пор не ушёл из ЖЖ, в котором его ник cerubiniy быстро набрал популярность в далёком уже 2014-м, на гребне Русской весны. Забанив нескольких наиболее омерзительных либерастов и булкохрустов, Лёша в сердцах захлопнул ноут. Отвечать на комменты, большей частью глупые, настроения не было. Свою работу в Сети он сделал ещё с утра - повесив очередной пост, бичующий противников мусоросжигания. Эко-активистов, как и всю оппозицию, он терпеть не мог, против мусоросжигательных заводов ничего не имел, а то, что за такие посты некие важные люди платили блогеру Керубинию неплохие деньги, было для него приятным бонусом.
И ни в коем случае не основной работой: Лёша владел небольшой, но бодрой фирмой по производству сувенирной продукции с уклоном в ностальгию по СССР - весьма популярное направление. Значки с профилями Ленина-Сталина, "юбилейные" папки с гербом "союза нерушимого", магнитики с советскими рублями и прочая лабуда, приносившая Лёше чувство глубокого умиления и стабильный доход. Если прибавить к тому заработки за заказные посты в соцсетях, на жизнь - по нынешним временам неплохую - вполне хватало.
Сейчас на участке стоял "фолькс" - почти новенький, жена с детьми нежилась на карибском пляже, ипотека за "трёшку" скоро будет выплачена... А на следующий год он запланировал-таки начать стройку капитального дачного дома с удобствами. Это надо было делать уже давно - жена наотрез отказалась ездить с детьми в старую халупу, из-за чего Лёша маялся сейчас в одиночестве. Но всё никак не решался снести родительский домик - с ним было связано столько чудесных воспоминаний... Однако его время и правда ушло. Именно поэтому Алексей, которого дела не пустили в отпуск с семьёй, приехал сюда, чтобы разобрать скопившееся за годы старое барахло.
Он бросил взгляд на пачку притащенных с чердака советских газет. Их следовало просмотреть - наверняка там были интересные номера. Перерезав бечевку любимой "крысой", Лёша погрузился в ушедший мир, скользя взглядом по заголовкам на пожухлой ломкой бумаге. "В Политбюро ЦК КПСС", "Курс Октября - наш исторический выбор", "Сделать богаче, полнокровнее жизнь людей"...
От нахлынувших чувств Лёша с надрывом вздохнул.
- Какая же прекрасная была жизнь... чудесная... - пробормотал он, сам не заметив этого.
Сердце вновь, как часто бывало в последние дни, резко кольнуло, но тут же отпустило, и Лёшу вновь накрыл прилив острой горько-сладкой ностальгии. Он открыл админку блога, лихорадочно набросал пост и, не перечитывая, отправил его в свою ленту.
"Уснуть бы и проснуться в 1985-м! Радостное детство, великая стабильная страна, зарплаты в 120 рублей, нерушимые, как памятник Ленину на площади, честные газеты, югославские ботинки по знакомству, но "двушка" от государства, очередь на Жигули - "копейку" у дедушки, мороженое за 10 копеек, лето на даче, печеная в углях картошка, грибы и рыбалка, убегающая лесная дорога в заднем стекле. Безопасность. Счастье. СССР".
Он видел своё детство озарённым всепобеждающим солнечным светом, звенящим смехом и бравурными маршами. Ему мучительно захотелось окунуться в эту светлую чистоту и простоту, покинув проклятую современность с её невыносимо сложными проблемами.
В середине его груди словно кто-то невероятно сильный резко стянул грубый узел. Дыхание прервалось, виски сдавило, безумная боль погрузила во мрак.
Первое, что увидел он, очнувшись - всё ту же дверь, теперь, правда, закрытую.
"Живой", - облегчённо подумал Лёша.
Он с трудом поднялся на ноги - завершившийся сердечный приступ давал о себе знать муторной слабостью.
И застыл на месте.
Комната стала другой!
Всё здесь стало как-то новее, не такое потемневшее и местами трухлявое. Старый стол покрыт чистой светлой клеёнкой, на ней стояла керосинка, которой Алексей не пользовался с тех пор, как в дачный посёлок несколько лет назад провели электричество. Зато не было ноута, а с пола исчезла пачка газет.
"Что же это такое?!"
Алексей бессильно опустился на стул и тупо уставился на стенку, оклеенную дешёвыми, но явно новыми обоями. И тут ещё одна деталь добила его. На стене больше не было плаката с простершим длань Ильичом и слоганом "Вперёд, к победе коммунизма!" - продукция Лешиной фирмы. Теперь там висел календарь - отрывной, каких в последнее время он нигде не видел. И красные цифры на нём гласили: "2 июня, воскресенье, 1985 год"!
"Как такое может быть?!"
Однако это потрясение вывело Алексея из ступора и подстегнуло мысль. Он хорошо помнил, что каждый год, за неделю перед тем, как вывезти их с матерью на дачу, отец в первые июньские выходные приезжал туда, чтобы прибраться после зимовки.
"Значит, если он оторвал в последний раз лист в воскресенье, нас тут быть ещё не должно".
"Нас?! Что за бред..."
Но в бреде этом виднелась система, а она поддаётся логике. Лёша рывком поднялся со стула, повернул защёлку и резко открыл дверь.
За нею по-прежнему шёл дождь, однако мир радикально изменился. Участок был тщательно вычищен, на огороде зеленели аккуратные грядки. А ведь Телегин к своему стыду всё это сильно запустил. Да и не нужен его семье был особенно огород - свежую клубнику теперь можно купить и зимой...
А вот две посаженные отцом яблони, разросшиеся за годы, здесь были трогательно хлипкими деревцами.
Слева огород ограничивался забором, которого Алексей не видел с юности. Раньше за ним был участок соседей, который Телегин несколько лет назад, после смерти хозяина, купил, расширив свои владения. Но теперь за забором по-прежнему торчала соседская халупа.
Сознание отталкивало от себя невероятное, но в глубине души Алексей понимал, что действительно попал, куда хотел - в 1985-й!
Телегин был мужчиной здравомыслящим и мог принять то, что вернулся в прошлое, как рабочую гипотезу. А потом уже пытаться понять, что это: сложная галлюцинация, посмертное существование или действительно путешествие во времени.
Но пока надо сообразить, что делать прямо сейчас. Миграция его семьи на дачу на вторую неделю лета была многолетней традицией. А сейчас их тут и правда не было, о чём свидетельствовало отсутствие машины - той самой "копейки" по дедушкиной очереди. Судя по всему, не приехали еще и соседи слева, а справа были лишь лес и небольшое озеро. Похоже, у Лёши есть некий люфт, чтобы разобраться в ситуации.
"Надо в город", - решил он. Туда можно было добраться примерно за час на автобусе - в 80-х это был старенький "ЛиАЗ", ходивший утром и вечером. Бумажник с банковскими карточками и наличными остался в куртке на вешалке. Но теперь куртки тут не было, а в карманах джинсов пусто - одна "крыса". Да и разве можно здесь заплатить его карточками или банкнотами...
Впрочем, выход был. В углу комнаты Алексей с облегчением нащупал слегка отстающую плашку у самого пола, поддел её лезвием ножа и открыл тайник. Там лежала жестяная банка от мармелада. Он встряхнул её, услышав обнадёживающий звон.
Это тоже было традицией - его собственной. Перед отъездом с дачи он всегда прятал здесь немного мелочи из скопленной с походов в местный магазинчик за продуктами - родители разрешали ему оставлять её себе. Ежегодное обретение "клада" было своеобразной игрой, кроме того, он верил, что так обязательно возвратится сюда.
"И ведь возвратился", - мелькнула у Лёши мысль, когда он пересчитывал пятаки, и гривенники.
Сорок восемь копеек. Цена самого дорогого советского мороженого. Лёша усмехнулся - кажется, он начинал приходить в себя. И тут его пронзило воспоминание. Во время одной из поездок на дачу... возможно, в 85-м... он нашёл банку в своём тайнике пустой и очень расстроился по этому поводу. Думал на отца - вряд ли кто-то чужой нашел бы её. Память об обиде и теперь иногда колола...
Алексей замер, осознав, что это воспоминание у него возникло только что. А значит, всё это взаправду - он сам тогда украл у себя эту мелочь. Крадёт...
Он пересыпал монеты в карман, прошептав: "Прости", положил банку назад, закрыл тайник и быстро вышел на улицу, захлопнув дверь.
По превратившейся в гряду грязи дорожке он дошлёпал до магазинчика, не встретив никого из укрывшихся от дождя дачников. Зато у магазина неожиданно оказалось оживлённо: там гомонила толпа мокрых мужиков.
Алексей с недоумением смотрел на ветхое грязное строение из ДСП - в будущем его заменит приличный торговый павильон из стекла и сэндвич-панелей - пытаясь понять, что происходит. Мужики матерились и ломились в двери магазинчика, за мутным окном которого мелькало испуганное лицо продавщицы.
- Тебе же портвешок завезли сегодня, мы видели! - раздался крик из толпы.
"Ах да, борьба с алкоголизмом началась", - вспомнил Алексей.
В детстве его эта проблема не волновала, он помнил лишь злые застольные разговоры на этот счёт отца с друзьями. Отец по тем временам был почти трезвенником - напивался только по субботам, в воскресенье похмелялся пивом, а в понедельник здоровым шёл на завод. Мать считала себя счастливой - большинство других мужчин пили ежедневно.
Двери, наконец, открылись и жаждущая дурмана толпа ломанулась туда. У прилавка, похоже, сразу завязалась драка - послышались надсадные матюги и звуки ударов. Но тут подошёл автобус, и Лёша устремился в тесный салон с обтянутыми рваным дерматином неудобными сидениями - мокнуть ему уже надоело.
С некоторым усилием припомнив актуальные цены на проезд, протянул водителю гривенник, тот продолжал смотреть выжидательно.
"Ах, да, пригородный же", - вспомнил Лёша и отдал ещё трояк.
Трясясь по колдобинам так, что у пассажиров щёлкали челюсти, отчаянно чадя, чумазый автобус ехал по знакомой Лёше дороге. Но по-разному знакомой ребёнку и взрослому. В последние года Телегин привык видеть по ее обочинам яркую рекламу, аккуратные заправки, новенькие мотели, загородные супермаркеты. Ничего этого сейчас не было, лишь унылые мокрые поля, невзрачные дома, ближе к городу - уродливые серые промзоны, которые через несколько десятилетий сменятся современными заводами.
Телегину казалось, что в его детстве всё это выглядело как-то лучше - не так враждебно, что ли... Но думать об этом времени не было - нужно было решить, как ему вести себя дальше. А вот с этим имелись проблемы. Одно дело - сентиментальные грёзы о том, что, вот, проснёшься вдруг в СССР и будет счастье, а другое - и правда попасть туда. Без денег, документов, социального статуса. У него здесь была лишь его жизнь, которую он должен ухитриться встроить в здешнее общество.
Как это делать, Алексей понимал плохо - ведь в Союзе он не успел стать взрослым, а его опыт из мира капитализма тут вряд ли пригодится. Хотя... Телегин вспомнил частые сообщения о людях, потерявших память. Конечно, журналисты громоздили в них сенсационные подробности и конспирологические теории, но такие люди были, и им как-то помогали устроиться. Наверное, случалось подобное и в СССР.
Так что он просто придёт в полицейский участок (отделение милиции, конечно!) и заявит, что не помнит, кто он такой. И будет на том стоять. А дальше ему помогут. Это же великое социальное государство, никто тут не останется за бортом жизни!
Эта мысль его несколько успокоила, он почти высох и согрелся, и в нём стали клубиться более позитивные мысли. Если произошло невероятное, это ведь не просто так! Он попал в ключевой момент, в год, когда решалась судьба страны. И, может быть, он со своими знаниями и немалыми (в глубине души он в этом не сомневался) талантами станет камушком, повернувшим поток истории в сторону от самого чёрного сценария...
За этими мечтаниями он не заметил, что они уже приехали на автовокзал. В детстве он воспринимался огромным, кишащим людьми и очень важным. Сейчас Лёша видел всю его незначительность и неопрятность. Телегин злобно передёрнулся, увидев на стене вокзала огромный транспарант с лицом генсека Михал Сергеича и слоганом: "Решения апрельского пленума ЦК КПСС - в жизнь!"
По идее, надо было обратиться к сотруднику вокзальной милиции, который и сам посматривал на топчущегося Алексея. Но тому вдруг захотелось прогуляться по улицам, вдохнуть воздух прошлого, увидеть лица людей, не испорченных миром чистогана. И Лёша зашагал от вокзала. Милиционер проводил его долгим взглядом.
Дождь кончился, выглянуло предзакатное солнце. "Шесть лет до катастрофы, - думал Телегин. - Никто, кроме предателей наверху, ещё не знает, что скоро вся эта налаженная жизнь пойдёт прахом".
Его снова передёрнуло от ненависти.
Правда, особой радости на лицах прохожих он что-то не замечал, скорее, усталость, озабоченность и лёгкую отупелость. Казалось, они погружены в себя и совершенно не интересуются окружающим, автоматически следуя давно проложенным маршрутам. Ну да, конец рабочего дня, люди устали...
Впрочем, Лёша заметил, что некоторые всё же вскидывали на него взгляд с некоторым, как ему показалось, недоумением. Это было непонятно - вряд ли его вид должен так уж привлекать внимание. Джинсы, кроссовки, футболка - молодежь и здесь носила такое...
Этот мир был гораздо менее ярок, чем тот, откуда прибыл Алексей. Серые пыльные витрины магазинов, в которых почти ничего не было, но внутри, похоже, имел место наплыв покупателей. Полное отсутствие наружной рекламы, зато множество агитационных плакатов с лозунгами: "Курс - ускорение!" "Трезвость - норма жизни!" "Новое качество роста - в интенсификации производства!" Казалось, это какие-то заклинания, выкрикиваемые магом, пытающимся изменить участь страны.
Он осознал, что инстинктивно продвигается к своему дому. Этого делать не стоило - мало ли что. Может, потом, когда он тут укоренится...
Мы металл и камень плавим,
Мы себя и город славим,
Но про то, что мы оставим,
Пусть другие пропоют.*
Хрипящий звук катушечного магнитофона доносился из открытого окна. Голос певца почему-то был Телегину неприятен. Одновременно он ощутил голод - до сих пор это чувство забивалось нервным напряжением. "Надо что-то пожевать", - подумал он, оглядываюсь в поисках магазина или кафе. Впрочем, на последнее ему вряд ли хватит - в кармане оставалось всего 35 копеек, даже по здешним ценам очень мало.
"Продукты", - увидел он потёртую зеленоватую вывеску поблизости и пошёл в ту сторону. Открыв неповоротливые двери, он сразу упёрся в чужие спины - весь торговый зал был забит людьми. Здесь ощущался какой-то нехороший привкус напряжения, усталости и злобы. У входа плотная толпа не двигалась, а из глубины зала, где должен был быть прилавок, доносились звуки яростной возни и раздражённые голоса.
"Очередь", - понял Алексей, немало повидавший их в 90-х. Но то, что они были и в этот благословенный год, для него стало открытием. И люди в этом продуктовом чистилище стояли те же - нервные, озабоченные и недобрые. Сумевшие отовариться у прилавка радостно распихивали толпу полными сумками, спеша к выходу. На лицах остальных явственно читалась решимость достояться до победного.
- За мной будете, - резко бросила Алексею женщина впереди. С руки её свисала смешная авоська из пластиковой сетки - Лёша уже и забыл такие. Из неё торчали кирпич серого хлеба, грязноватый кочан капусты и жестяная банка с блёклой наклейкой.
"Завтрак туриста", - прочитал на ней Алексей.
- А что там продают? - спросил он женщину, будучи уверен, что не меньше, чем чёрную икру и швейцарский сыр.
- Но... у вас же вон он, - растеряно кивнул Лёша на авоську.
- Это рыбный, а там - мясной, - дама окинула Телегина подозрительным взглядом.
Лёше тут было изрядно не по себе, кроме того, он осознал, что, даже если доберётся до прилавка, денег на банку консервов у него не хватит. Потому молча вышел на улицу.
- Гражданин, ваши документы, - раздался над ним сиплый голос.
Милиционер был толст, краснолиц и плохо выбрит. Ничего удивительного в этой проверке не было - город режимный, закрытый для иностранцев. Да Телегин и сам хотел идти в милицию. Но почему-то сейчас ему расхотелось - страж порядка глядел уж очень неприязненно.
- Старшина, нет у меня документов, дома оставил, - промямлил Лёша, понимая, что выглядит в глазах представителя власти не лучшим образом. Однако мент не стал акцентировать внимание на отсутствии документов, вместо этого ткнул пальцем в футболку Алексея.
- Это кто? - спросил он враждебно, обдав Телегина вчерашним (а может, и сегодняшним) перегаром.
На красной футболке золотился профиль Иосифа Виссарионовича - тоже продукция Лёшиной фирмы, ограниченная партия.
- Товарищ Сталин, - ответил Телегин, недоумевая, почему должен это объяснять - тут!
- Понятно, - недобро произнёс мент.
Впрочем, продолжения не последовало.
- Вы свободны, - отрывисто бросил страж порядка, небрежно козырнул и, переваливаясь на ходу, скрылся за углом.
"Вражина, - зло подумал Алексей, провожая его взглядом. - Всюду затесались. И страну погубили..."
Алексей больше не хотел идти в милицию - мало ли на кого там ещё нарвёшься... Лучше с утра, хорошо продумав линию поведения. А переночевать можно на вокзале, в зале ожидания - тот был минутах в пятнадцати ходьбы, если дворами.
И он пошёл на вокзал, но на раскисшей дорожке между рядами стальных гаражей перед ним возникли две угрожающие фигуры. Он мельком оглянулся назад - ещё двое перекрыли путь к отступлению. Крепкие парни, далеко не подростки. Плохо.
- Зёма, у тебя же штаны Wrangler? Дай лайбу посмотреть, - быстро говорил один из передних, приближаясь, и было понятно, что ничего смотреть он не собирается.
Похоже, Лёша переоценил обычность своего облика: настоящие американские джинсы, даже ношеные, тут стоят сейчас, как хорошая месячная зарплата и были вполне достойны того, чтобы снять их с лоха за гаражами. А ещё у него на ногах "адики", на которых не написано, что они пошиты в Китае, да тут всем это и пофигу...
Лёше стало обидно - надо же, нарвался, и не в девяностых, а в безопасных восьмидесятых. Он знал, конечно, что уличная преступность имелась и тогда, но почему как раз его угораздило...
Времени на сожаления, впрочем, не было. Телегин понимал, что разговоры разговаривать сейчас бессмысленно. А муай-тай он занимался с юности.
Он взмахнул рукой, делая вид, что хочет ударить переднего противника, и тут же резко ударил ногой по его ноге. Тот упал на одно колено. Подскочивший за ним с лязгом выдвинул телескопическую дубинку. Алексей попытался зарядить ему с ноги в печень, но тот отскочил, а Лёша едва успел отклониться от звякнувшей у плеча стальной цепи одного из задних. Он повернулся к ним и стал делать выпады руками и ногами, одновременно маневрируя, чтобы оставить перед собой только размахивавшего цепью, пока остальные толкутся за его спиной.
Гопники напирали, к ним присоединился оклемавшийся первый. Алексей вошел с ним в клинч и перебросил через бедро, тут же ударив другого локтем в лицо, но сам пропустил здоровенный удар по голове. Перед глазами поплыло. Сейчас его изобьют, как собаку, и хорошо, если не до смерти.
Он вспомнил про "крысу" в кармане и, выщелкнув клинок, стал выписывать им перед собой восьмёрки, стараясь не подпустить хулиганов. Делал это с отчаяньем обречённости, понимая, что долго не продержится. Но тут с удивлением обнаружил, что остался один - супостаты как-то тихо и быстро покинули поле боя.
"Хлипкие тут гопники, однако, - думал Лёша, стараясь отдышаться. - Ножа испугались..."
Гордый своей победой и радуясь, что вышел из передряги почти не пострадавшим, Алексей быстрым шагом шёл к вокзалу. Но попасть туда ему было не суждено: в узком переулке его очень технично скрутили несколько человек, и через мгновение он обнаружил себя в наручниках, на заднем сидении припаркованной неподалеку "Нивы", зажатым между двух суровых мужиков.
- Взяли, товарищ полковник, - возбуждённо говорил в рацию сидящий впереди парень, в котором Телегин с удивлением узнал давешнего гопника, интересовавшегося лейблом. - Да, проверили дважды - сначала через мента, потом имитировали нападение...
- Кто вы? - спросил Алексей.
Один из мужчин молча ткнул ему в лицо красными корочками с золотыми буквами "КГБ СССР". Что-то подобное Телегин и предполагал.
- Точно, наш клиент, - продолжал говорить в рацию "гопник". - Документов нет, весь в фирме, владеет рукопашкой, нож выкидной... американский, кажется... "Онтарио рат один"... На кроссовках грязь, хвоя - точно лесом шёл. Да, мы его от автовокзала вели... И, товарищ полковник, майка у него со Сталиным. Совсем они там дураки... Есть отставить! Едем в управу.
Получив, по всей видимости, от начальства втык за говорливость, опер отключил рацию. Он был совсем молодым и, кажется, пребывал в эйфории от того, что принял явного агента противника. Потому и разговорился, не подумав, что даёт задержанному ценную информацию.
Дальнейший путь проделали молча. Алексей был подавлен, но надеялся, что всё будет в порядке - это же родной рабоче-крестьянский КГБ... Хотя в эти годы и там предателей хватало.
Они подъехали к мрачному громоздкому зданию в центре города, Телегину прекрасно знакомому, хотя внутри он никогда не был. Его запихали в маленькую комнатку, где стояли только стол и два стула, посадили на один и приковали наручниками к столу. Опера вышли, но "гопник" слегка задержался.
- В этом доме, в подвале, моего деда расстреляли, - тихо и зло проговорил он в лицо Алексею. - Вот этот, - он ткнул в Сталина на футболке, - чёрт усатый... А вы его к нам тащите.
И вышел. Вскоре вместо него в комнату зашёл невысокий мужичок в мышиного цвета костюмчике, сел на второй стул, открыл блокнот, вытащил ручку и несколько секунд пристально смотрел Телегину в глаза.
- Итак, - со стальными нотками произнёс он, - ваше подлинное имя?
В конце августа Алексей Телегин трясся на стареньком "ЛиАЗе" по дороге в дачный посёлок. Это был уже не тот в меру оптимистичный и позитивный Лёша, как три месяца назад. Он прошёл многочасовые допросы здесь и в Москве, психологическое давление, пытки бессонницей и водой, темнотой и светом. Какое-то время он стойко держался своей версии - амнезии, но его продолжали допрашивать... Психотропы его доконали, и он рассказал всё. Конечно, ему опять не поверили, но что с ним делать, похоже, уже не знали и передали институт Сербского.
В "Серпах" его месяц мытарили холёные врачи с холодными глазами, но и у этих, похоже, что-то не сошлось. С диагнозом "синдром биографической амнезии" он был передан обратно чекистам. А те его отпустили, что удивительно. Сейчас Алексей понимал, что самым лёгким выходом для них было просто ликвидировать его. Очевидно, комитетчики всё-таки надеялись, что рано или поздно на воле на него кто-то выйдет. В том, что он закордонный агент, они не сомневались: обстоятельства задержания, одежда, нож, зубные пломбы, каких не ставили отечественные стоматологи и даже не слышали о таких... Объяснение одно: чужой.
В кармане выданного ему дешёвого костюма (его вещи канули в недрах Конторы) лежало временное удостоверение личности и предписание взять его на работу и предоставить общежитие на каком-то местном заводе. Телегин не питал иллюзий по поводу должности, какую ему там предложат... Не питал он иллюзий и насчёт своей дальнейшей жизни: теперь он всегда будет под присмотром, не сможет учиться, не получит хорошей работы. Останется в самом низу этого общества.
Правда, ненадолго.
Алексей злобно ухмыльнулся. Грядут мутные годы анархии, а он точно знает, когда и как они наступят и что тогда делать, с кем дружить, кого держаться... Он может пойти вверх любым путём - торговым, политическим, да хоть и бандитским. Скоро ваучеризация, на которой дальновидные люди делали первоначальный капитал. Будет весело.
Надо потерпеть всего пять-шесть лет, незаметно готовясь. А одним из главных дел должна стать дружба с самим собой. Лёша вовсе не собирался бросать на произвол судьбы десятилетнего пацана, безмятежно играющего сейчас на даче. Он познакомится с ним и станет осторожно направлять его на правильный путь, сделается его наставником и защитником, и вместе они достигнут успеха. А это было всё, чего Телегин теперь хотел.
Возможно, в будущем их жизни сольются в одну. Или старшего в конце концов поглотит время - ведь его жизнь по-прежнему линейна, несмотря на все петли. Но до этого он сделает всё, чтобы его младшая версия достигла вершин.
Он знал, что его семья ещё не уехала с дачи - это всегда происходило на несколько дней позже, перед самым началом учебного года. Надо просто найти себя и внушить доверие. Алексей не сомневался, что сделает это - он ведь прекрасно знал, на что тот пацан может повестись.
Он подошёл к даче лесом и обнаружил на берегу озера ребёнка, сразу узнав в нём себя - хотя со стороны мальчишка выглядел совсем незнакомым. Но видимо, что-то незримое-таки связывало части его личности.
Лёша присел на поваленный ствол и стал наблюдать. Утреннее солнце отблёскивало на воде, птицы щебетали, как безумные, небо было синим, а ветерок ласковым - всё, как в его мечтах тридцать пять лет спустя. Маленький Лёша увлечённо удил мелкую рыбёшку, ничего не замечая вокруг. Взрослый Алексей смотрел на его худенькое загорелое тело, выражающую азарт позу, и в его душе, вместо умиления, почему-то поднималась кислотная волна злости.
Может быть, виной была расшатанная пытками, нейролептиками и электрошоком психика, а может просто уродливый диссонанс между мечтой о прошлом и реальностью. Но страх и ненависть переполняли его, грозя хлынуть через край. Ему казалось, что он смотрит на самого себя перед казнью. Скоро этот ребёнок вдосталь нахлебается из горькой чаши жизни. Отец умрёт через шесть лет от инфаркта, мать будет непосильно пахать на трёх работах, а Лёша - стоять в бесконечных очередях за едой, всё другое время шатаясь по улицам с ватагой шпаны, промышляющей мелкими кражами и попрошайничеством. Большая часть его тогдашних приятелей ушла в зону, а кто-то и в землю, но ему повезло - поступил в университет. Дальше - голодные студенческие годы, безработица, нищета, смерть матери, горе, тоска... Безнадёжный путь мертвеца.
- Нет!
Он не даст самому себе испытать это! Всё закончится здесь и сейчас!
Его захлестнула багровая волна ярости, в голове помутилось. В руке словно сам собой оказался тяжёлый угловатый камень. Взрослый неслышно подкрался к ребёнку и занёс руку. Мальчик повернулся, в глазах его отразился такой ужас, какого Алексей никогда в этом мире не встречал, и который, словно ток, ударил его самого. Но его рука уже опускалась, как будто это не он, а кто-то другой, беспредельно злобный, наносил удар.
- Папа! - отчаянно закричал мальчишка.
Камень с глухим звуком врезался ему в череп, он захлебнулся криком и рухнул на прибрежную гальку.
- Лёша, что случилось? - раздался со стороны дачи приглушённый расстоянием голос отца.
Телегин застыл над распростёртым телом. Безумие ушло, и он не понимал, как сотворил такое. Из бессильно разжатой руки выпал камень и лёг посреди расплывающейся из головы мальчика красной лужицы.
- Лёша, Лёша!
Из леса послышалось приближающееся движение спешащего человека. Телегин развернулся и в ужасе побежал в противоположную сторону. Он бежал, пока совсем не выбился из сил и не остановился в чаще, натужно дыша. На него ниоткуда навалились жгучие воспоминания о том, что случилось с ним после того солнечного августовского утра, когда за его спиной возник ужас - словно всё зло мира мгновенно сгустилось в страшную тёмную фигуру.
Телегин схватился за голову и ощутил под левой рукой большой шершавый шрам.
В груди вдруг взорвалась дикая боль, и мир исчез.
Он очнулся на мокрой траве, с трудом поднялся на ватных ногах и огляделся. Лес... От дачи, судя по всему, далековато. Последнее, что помнил - его там скрутила резкая боль в сердце и он, видимо, потерял сознание.
"Слава Богу, жив, - подумал Алексей. - Но как же я сюда попал? Неужели..."
У него уже много лет не было этих странных приступов, начавшихся после того страшного дня, когда на него напал неведомо откуда явившийся и куда сгинувший маньяк. В любое время и в любом месте он мог впасть в беспамятство и в таком состоянии идти, иногда очень далеко. А, очнувшись, не помнил, что с ним было. Врачи разводили руками, лишь предполагая, что виной всему удар по голове и психологическая травма от нападения.
Удар, впрочем, непоправимого ущерба не нанёс, но Алексей не мог отделаться от ощущения, что умер тогда, ярким утром на берегу пруда... Шагая по направлению к своей даче и машинально потирая на ходу выпуклый шрам на левой стороне головы, Алексей вспоминал мучительные годы депрессии, так тяжело давшиеся и ему, и родителям. Он всё время ходил по краю пропасти и наверняка бы туда свалился, не зайди однажды случайно в маленький храм на окраине города...
Это было лишь его началом возвращения в мир, но с той поры он шёл путём живого, хоть и раненого, человека, а не заводного мертвеца. Припадки сомнамбулизма возникали всё реже, а после рукоположения совсем сошли на нет. И вот теперь снова...
"Наверное, сейчас это из-за сердечного приступа, - думал Алексей. - И места, где тогда всё случилось..."
На участке был порядок: калитка на дорогу заперта, машина под навесом. Зелёные грядки сверкали под проглянувшим после дождя вечерним солнцем. Дверь старого домика из шпал открыта - видимо, это он её так и оставил.
"Скорее бы матушка с детьми приехала", - мимолётно подумал Алексей, заходя в домик. Там тоже всё было по-прежнему: на столе - включённый ноут и блюдо кисло-сладких яблочек, аккуратно висящий на плечиках подрясник.
"Бог миловал", - вздохнул отец Алексей и, встав перед божницей, начал благодарственную молитву.