Бессмысленный номер
"Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: "Бессмысленный номер". (Роман). Книга повествует о не задачливом Аркадии, плывущем по течению Бытия. Аркадий ощущает себя сиротливо оторванным от социума. Жизнь представляется ему эдаким Полем Чудес, где кто-то проигрывает и кто-то побеждает, кто-то приходит в студию и кто-то уходит из нее, а всем процессом управляет невидимый Якубович ( Бог, судьба, карма). Мысли о том, что он тоже является безымянным винтиком машины социума нагнетают в сердце Аркадия щемящую тоску. Герой никак не может понять, кто он в этой жизни. И согревает его лишь теплый огонек ћостаточного романтизмаЋ. Аркадий - образ собирательный, но похоже на 80% сотканный из личной биографии автора. В общем, Вам судить, займет ли эта книга достойное место на полке рядом с шедеврами Пелевина и Мураками.
|
Бессмысленный номер. Роман
* * *
Аркадий выпадал из обоймы современной жизни. Он перестал гоняться за большими деньгами и в определенный момент проснулся аскетом. Он уже не мог просто проснувшись попить кофе и бежать на работу. Иллюзорная цель стать опытным или даже ведущим специалистом фирмы "Манго" начала таять. Ему некуда было спешить. Аркадий включил телевизор. На экране появилось холеное упитанное лицо взяточника, отказывающегося от своих стодолларовых купюр. Внешность его была весьма типична. Круглый животик, широкий галстук, пухлые ручки. Таким завидуют, такими хотят быть. Люди любят власть. Аркадий щелкнул ручкой переключателя каналов своего старенького черно-белого телевизора. На экране два боксера молотили друг друга по морде. Зал шумел. Аркадий подумал, что пока люди любят смотреть такие зрелища, спокойствия и равновесия от них не жди.
Вздохнув, он продолжил бесцельное путешествие по волнам телеэфира. Остановился на когда-то симпатичном ему юмористе. Иногда ему казалось, что пока по телевизору шутит Жванецкий, в стране, а соответственно и с ним, все будет хорошо. На этот раз лицо известного сатирика не излучало во все стороны оптимизм, а напротив, было взволновано и испугано. Один глаз его был заметно заплывшим. У Жванецкого угнали безумно дорогой "Джип" при странных обстоятельствах. Почему-то Аркадий был всегда уверен, что такой, народом любимый писатель, как все покупает "декадный" проездной и иногда экономит на талонах. Правду говорил "кулинарный гурман": "Звезды не ездят в метро". "Дежурный по стране", рассуждавший радости жизни в коммунальных квартирах, сам погряз в лучах американских денежных знаков.
Аркадий отчетливо понимал, что что-то важное и ощутимое произошло в сознании социума. И то, что произошло пугало его и беспокоило как открытый нерв. Объяснить, что не так, что исчезло, он не мог. Такое же утро, как и раньше. Те же телеведущие рассказывали в очередной раз о погоде или о криминальных новостях. Менялись только рекламные ролики, становясь более абсурдными и пошловатыми. Увы, унитазы можно было чаще увидеть на экране, чем хороший советский фильм.
Пропал романтизм. Люди стали грести все под себя, забивая всяким ненужным хламом не только квартиры, машины и дачи, но и собственные чувства. Аркадий оставался неисправимым романтиком. Сейчас он ощущал себя одиноким пассажиром в заброшенном аэропорту. Но он героически ждал объявления посадки на свой самолет с милой и нежной стюардессой на борту. Рейс явно задерживался от чего у Аркадия становилось на душе погано.
Калошин вышел на улицу без определенного понимания цели своего выхода и двинулся в путь. Город встречал его недружелюбно. Вокруг мелькали суетливые люди, норовящие зацепить, или хотя бы толкнуть локтем, зазевавшегося прохожего. Незамысловатыми трелями противно пищали мобильные телефоны. Аркадий поморщился. Он не любил мобильную связь, как свекровь непутевую невестку. Связь ему тоже не отвечала взаимностью. Аркадий поднял голову. Надпись на остановке была следующего содержания "Гандлевы рад". Аркадий задумался, чему радовался этот неизвестный ему товарищ Гандлевый. Причин для внезапной радости он не находил. Вокруг грязные и серые пятна городского, пожухлого, не первой свежести снега, разбавленного мусором и окурками. Аркадий задумался и пропустил несколько автобусов. Он редко спешил. Подчиняясь непонятной симпатии к оранжевому "Икарусу", он зашел внутрь и по привычке сел у окна. Перед ним замелькали вывески коммерческих магазинов, железные ларьки. Медленно перед глазами прополз ресторан "Пан хмелю". Что-то близкое, до боли знакомое ощущалось в его названии. Похмелье было знакомым для него состоянием. Автобус остановился на светофоре. Загорелся зеленый. Блестящие безупречные иномарки однозначно выигрывали старт, оставляя за собой клубы сгоревшего высококачественного топлива. Аркадий обратил внимание, что не все в это утро так рьяно рвались непонятно куда. Вот осторожно, не спеша, с автобусом поравнялся старенький повидавший жизнь "москвичок". Следы глубокой ржавчины были повсюду. Калошина заинтересовала надпись на дверях "Охрана труда". Судя по выражению лица усатого и усталого водителя, эта охрана была делом хлопотным. Непонятно только, от кого или от чего охранял труд этот человек. Мимо проскользнула белая "копейка" с не менее загадочной надписью "Транспортный надзор". Рядом двигалась "Технологическая". "Техно" - это музыка такая, "Логика" - тоже понятно. Люди, сидящие внутри машины, не были похожи на музыкантов или даже на философов. Аркадию сделалось неуютно. В его мировоззрении не стыковались целые штабеля обычного уклада жизни. Он выпадал из этой цепочки, задавая себе различные, порой глупые на первый взгляд, вопросы.
Незаметно Аркадий оказался на железнодорожном вокзале. На перроне стояли огромные урны, представляющие определенный интерес. На первый взгляд - урна как урна, большая и вместительная, но с другой стороны - это был пингвин, широко разинувший клюв навстречу потоку того дерьма, которое может выбросить человек. Интересно, кому не угодила эта величавая птица, и за что так жестоко поиздевались над ней. Аркадий помнил эти урны с детства. Признаться честно, Калошин плохо помнил свое детство. Иногда ему казалось, что у него его просто не было. Но глядя на детские пожелтевшие фотографии, он понимал, что оно когда-то все же было. Он зашел в буфет. Взял бутылку "Жигулевского" и печенье "Зоологическое". Другого не было. Скрипя сердцем, Аркадий забрасывал любимых зверюшек в себе в рот. Голод не тетка. Пивная радость по пятницам была близка ему. Только приложившись к хмельному напитку, он начинал ощущать себя человеком.
Сегодня его потянуло к земному. Аркадий вспомнил о своей некрасивой подруге, неравнодушной к мужскому началу, вернее было бы сказать к концу. Эта женщина жила, разрываемая внутренними противоречиями. С одной стороны ей нравился его "багратионовский" профиль и благородные манеры. Но с другой стороны, его бестолковость и неприспособленность к зарабатыванию хороших денег ставила крест на их серьезных отношениях. В общем, она была типичной стервой. Аркадий задумался, отчего у баб в голове одни "бабки" и никакой лирики. Сформулировать блуждающий в мозгу вывод он не успел. Репродуктор сообщил нужную остановку.
Аркадий долго не задерживался у нее. Получив свое, он старался быстрее сделать "ноги". В таких отношениях было мало запоминающегося. После оставалось чувство неловкости и желание побыстрее удалиться. Она это понимала и ничего не требовала. Это было похоже на добровольно взаимную шефскую помощь.
Когда-то в молодости Аркадий думал, что весь мир сияет одинаково для всех своими изумрудными гранями. Догоняя последний автобус после свидания с любимой девушкой, ему казалось, что все люди тоже счастливы и так же как и он поют про себя любимые песни. Приближаясь в тридцати, эти грани потускнели, в некоторых местах появились сколы и трещины. Неустойчивое завтра подтачивало его внутреннее я. К тридцати оно подустало, поизносилось и требовало какой-то поддержки из вне. Этой поддержкой являлось пиво. Пиво Аркадий любил.
Тихое семейное счастье Калошину не удавалось удержать. Его капризная птица счастья оказалась порядочной сволочью и даже иногда блядью. Аркадий пытался удержать ее за огненный хвост, но она брыкалась и, грязно матерясь, вырывалась из его мозолистых и трудолюбивых рук. Горе Аркадия после личных трагедий не знало границ. Однажды он даже всерьез думал о монастыре. Но ему не было свойственно принимать столь радикальные решения. Так болтаясь на волнах бытия, очередная пенная волна обдав холодной и до безобразия невкусной водой, забрасывала его на новые скалы любовных страданий.
* * *
Понедельник у Аркадия начался с визита в налоговую инспекцию. Стараясь быть законопослушным участником жизненных процессов, однажды он зарегистрировался как предприниматель. Что предпринимать он представлял слабо, но наличие бумажки с черно-белой фотографией внушало определенные надежды, или, проще сказать, иллюзии. На всякий случай Аркадий включил в перечень своей потенциальной деятельности и колбасный бизнес.
С той поры прошло два года. Арт - бизнес у него не пошел. Реалии жизни страны были суровы. Люди часами рассказывали о ценах, о скидках, о покупках. Но интересы граждан крутились лишь вокруг мясо - рыбных прилавков рынка или на крайний случай китайско-трикотажных изделий. На искусство не хватало ни времени, ни денег.
По началу ему было обидно, что скользящие взгляды прохожих долго не задерживались на его произведениях. Работы с налетом абстрактности вызывали лишь гневный протест старушек, вскормленных на дореалистическом подходе. Иногда только маленькие дети проявляли любопытство. Аркадию было достаточно и этого.
И вот Аркадий опять стоял перед дверями из до неприличия белого пластика. Колбаса тоже осталась лишь дряблой мечтой.
- С начала она будет мило улыбаться, а потом начнет свою тоскливую песню об отсутствии движения финансов на моем счету..., - подумал Аркадий. Так и случилось. Сегодня неумолимой рукой тетя со звучной фамилией Точилова закрыла так и не начатую деятельность Аркадия. Бдительность службы налогов была потрясающа.
Аркадия пригласили в кабинет с табличкой "Заместитель директора" и зачитали приговор. Свидетельство предпринимателя Калошина подлежало закрытию. Калошин не возражал и не протестовал. Молча подписал необходимые бумаги протокола и, пожелав всего лучшего, удалился.
Аркадий шел домой в состоянии легкой грусти и непонятной эйфории. Он ощущал начало нового этапа в жизни, но отчетливые очертания еще не были видны. Он сел в автобус. Народу было немного. В дневное время все нормальные люди на работе. Аркадий осмотрел окружающих. В основном это были беременные женщины или помятого вида мужики, с опухшими глазами и грязными пакетами, громыхающие на поворотах пустой тарой. На улицах хозяйничала подлая осень, грозящая переходом в зиму. Солнце еще прогревало через окна, но не радовало. На очередной остановке в салон автобуса зашел военный походкой уверенного во всем человека. Это был майор лет сорока - сорока пяти. Взгляды их встретились. Холодные стальные глаза майора показались Аркадию до боли знакомыми. Где он мог видеть этого человека? Аркадий закрыл глаза и отключился...
- Ну что, товарищ курсант, опять медитируем без разрешения?
Перед лицом Аркадия склонилось красное каменное лицо майора Митасова.
- А я..., нет. Я только о девушке одной вспоминал, - вырвалось у Аркадия.
Вокруг стоял взвод таких же молодых бритых на один манер, обалдевших и
не выспавшихся курсантов.
- Три наряда вне очереди! - грянул не терпевший возражений голос майора.
- Есть три наряда! - согласился Калошин, приложив правую руку к головному убору песочного цвета.
Митасов относился к ладно скроенному поколению городских майоров. Реально, по серьезному он никогда не воевал. Основные баталии происходили на кухне с тещей или с поднадоевшей, изрядно располневшей женой. Поэтому поужинав непременным борщом, полистав "Во славу Родины", Митасов принял горизонтальное положение и, забыв поцеловать жену, задремал.
На пороге землянки появилась широкоплечая фигура в серой шинели и портупее. Сидящие на скамейке бойцы встали. Военный проскользнул вовнутрь. Там было темно и сыро. За столом сидели склонясь над картой два генерала. Во внешности одного угадывался непоколебимый и былинный профиль Жукова. У второго был широкий лоб, седые усы и нос "бульбой". Они встали.
- Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, - сказал похожий на Жукова и протянул руку Митасову.
- Мелочь, я приятно, - прошмыгнула мысль в мозгу Митасова, пожимая жилистую ладонь генерала.
Второй генерал приветствовал его легким поклоном головы.
- Прошу садиться, господа генералы, - произнес Митасов.
Второй явно с недоверием посмотрел на него. В его внешности было нечто искренне пролетарское. Митасов понял, что сморозил какую-то глупость, но исправляться не стал. Не до этого было сейчас. Война все простит и спишет. Судя по изрядно исчерканной, измятой карте боевых действий, сражения разворачивались нешуточные. Синий цвет вражеских ударов преобладал над робкими красными стрелками. Руки, похожего на Жукова, были перемазаны химическим карандашом. Похоже они не одну ночь провели склонясь над этой картой.
- Что делать-то будем? - спросил второй.
- По всем понятиям пора вводить план "Д". Как люди? Как вооружение?
- Люди измотаны. Снаряды на исходе. Продовольствия не хватает, - констатировал похожий на Жукова.
Митасов снял фуражку, протер вспотевший лоб и с нескрываемым любопытством изучил кокарду на фуражке. По всем знакам отличия она была генеральской.
- А верные делу есть? Кто выключатель поворачивать будет?
- Есть, товарищ генерал-лейтенант! Курсант.
- Сюда пригласите. Хочу лично поговорить и благословить. Не на простое ведь дело посылаем. И звать-то его как?
- Калошин, товарищ Митасов. Отличный боец. Сам вызвался.
Второй нажал кнопку селектора и заказал чай. Чай принесли в старинном медном самоваре. Зеленый, китайский. Крупный лист. Митасов любил чаевничать.
На пороге появился Калошин...
* * *
Первую кружку Аркадий пропустил в обед. Солнце игриво бросало куда попало свои лучи. Переломившись через решетчатое окно пивной, один лучик полоскался в бокале Калошина, придавая загадочный густой янтарный цвет древнему напитку. После третьего бокала время побежало по другим законам, внося новые ощущения в реальность. Лица вокруг становились довольно милыми и забавными. Народ прибывал после очередного трудового дня. Похоже, вечеринка набирала обороты. Хмельной калейдоскоп подбрасывал все новые типажи и чем дальше, тем круче и румянее.
- Здесь свободно? - спросил незнакомец интеллигентного вида с пакетом в руках.
- Да. Меня зовут Аркадий Калошин, - представился Аркадий.
- Очень признателен. Я директор Института будущего, - протягивая руку с пожелтевшими от сигарет пальцами, представился незнакомец. - А вообще-то можно просто Толя.
Такого поворота Аркадий не ожидал. Он сделал продолжительный глоток. Пиво играючи побежало к желудку, вводя новые ощущения и ароматы в жизнь Аркадия.
- И чем занимается ваш институт?
- Институт? - протянул директор, уставившись на молодую особу, что приземлилась напротив.
Девушка была не одна. Ее мягкий и ровный взгляд выдавал в ней первокурсницу, которую притащил в пивную ее товарищ.
- Ах да, институт... Его пока нет. Я формирую штат. Собираю достойных людей.
Похоже, дама его интересовала больше, чем необозримое будущее. При виде этой дивной особы "директора" пробило на поэзию:
"Дивны твои глаза,
Они сплошная бирюза,
Боюсь, откажут тормоза,
И я у ваших ног..."
Студент с недоверием покосился сначала на подругу, затем на "директора". По всему было видно, что он не в восторге от поэтических упражнений предводителя будущего. "Директор" же все читал и читал. Похоже, он был в ударе. Пиво и стихи лились рекой, превращая подуставшие тела в романтиков. Вдруг "директор" схватил даму за руку.
- Екатерина Ш! Ей Богу! Вы же сама Екатерина! Ваши глаза как два Байкала.
Царица растаяла. Она преданно, как кролик на удава смотрела на "директора".
- Да, похоже, он кое-что может, - подумал Аркадий.
- Я знаю толк в женщинах, - прочитал мысли "директор".
Царица мило заулыбалась, но просьба "директора" оставить телефончик остались без ответа. "Директор" прибег к крайнему средству. Он взял ее ладонь и начала нежно поглаживать. Юноша при "Екатерине" схватил ее за свободную руку и буквально вырвал царицу их властных рук покорителя будущего. После этого "директор" потерял интерес к происходящему, побрел к окошку и задремал. Его мирный сон никак не нарушал общую картину движения к счастью.
А коллектив все расширялся. И была в этой бесполезной суете некая тихая радость, дающая право на завтрашний день.
- Одиноко мне, ребята, - проревел голос сверху. Над столом стояло покачиваясь огромное тело. Тело, ведомое законами притяжения, плюхнулось рядом с Аркадием. Внешне это был полный человек, лет тридцати, очень похожий на Евгения Леонова, но как минимум после трех полноценных стаканов водки. По торчащему из его пакета венику и хвоста воблы было понятно, что он держал нелегкий путь из бани.
- Я - за материализм физический и духовный, - выпалил "Леонов".
- Для чего ты живешь? - спросил захмелевший Аркадий, - Ведь так и помрем, ничего не поняв.
- А смерти нет, - отрубил "Леонов".
После этой фразы зашевелился "директор". Но, видимо, сил поднять веки не было.
- А баба у тебя ничего, - заметил "Леонов", глядя на очередную пару.
Рядом с девушкой сидел робкий, застенчивый жених, с внешностью Иванушки-дурачка. Паренек завелся. "Леонов" - тоже. Внезапно они сцепились как два молодых, задиристых петушка. Хотя "Леонов" и не был юн, но руками-лопатами он загребал умело. В ход пошли и запрещенные приемы. Публика оживилась, разделившись как минимум на два лагеря: те, кто за силу, и те, кто за любовь. Победила любовь. Их разняли и развели по разным углам стола. Похоже, драка доставляла "Леонову" не меньшее наслаждение, чем пиво. Пиво примирило враждующие стороны.
- А ты на "доцента" похож, - сказал Аркадий.
- Так меня все так называют. "Доцент" и все тут... - с долей гордости промычал "Леонов".
Людская масса, похоже, начала редеть.
- Ребята, мне бы только гинеколога на поезд посадить, - рубанул опять "Леонов".
Вокруг хаотично жужжали голоса, создавая эффект потревоженного улья.
- Т-а-а-к, стояночка! - проорал "Леонов". - Пьем за Россию!
Публике было все равно, за что пить. За Россию, так за Россию. Потом пошли тосты на гинеколога, далее за гинекологию со всем ее персоналом...
* * *
Очнулся Аркадий дома. Голова раскалывалась. Состояние было мутное и не оптимистичное. Рядом стояла банка "Балтики" и два надкусанных огурца. Как составные картинки Аркадий начал выуживать из памяти события вчерашнего дня. По всему получалось, что день прошел удачно. Отхлебнув пивка, он уткнулся взглядом в обрывок бумажного листка в клеточку. На нем ровным женским почерком был записан телефон. Внизу стояла подпись: "Анжелика".
- Ага, значит, оставила! - обрадовался Аркадий
Кадры вчерашнего дня ясно поползли из еще нетрезвой головы. До "Востока" он доехал на метро. Милиция, как ни странно, его не тронула. Сработала давняя курсантская привычка включать автопилот в любом неподъемном состоянии. Толпа выносила его на поверхность конечной станции. Внезапно он обратил внимание на двух девушек, идущих впереди. Его изумило чрезмерное покачивание бедрами. Такую походку он видел у манекенщиц. Что-то аристократическое и недоступное было в этой походке. Особенно "застрял" его взгляд на той, что была справа. Ее темно-рыжие волосы были аккуратно уложены в милую прическу. Строгое серое пальто облегало стройное и хрупкое тело. Аркадий поравнялся с ними. Когда он увидел ее глаза, он обомлел. Он где-то ее уже видел!!! Четыре литра пива, загруженные в него, не давали всплыть какой-либо отчетливой мысли. Он как завороженный шел за этими девушками, мучительно напрягая извилины. Подошел автобус. Маршрут был не в пользу Аркадия. Но теперь это было неважно. Ведомый странным чувством, он сел неподалеку от двух малышек. Память выдала вердикт - этой девушке он две недели назад помог разобраться с телефонной карточкой, по джентельменски подсказав, как ее вставлять. Пустяковая услуга. Она отблагодарила его такой улыбкой, которую он уже не забудет никогда... Но познакомиться с ней у Аркадия не хватило наглости. Так и остался он стоять с открытым ртом, глядя, как удаляется девушка с хрупкостью модели и улыбкой современной Джаконды.-Не судьба !-подумал Аркадий. Но судьба так не считала. Такое ощущение что кому-то управляющему нами сверху было просто лень придумывать новые декорации и поэтому они снова встретились в том же месте...
На этот раз Аркадий не растерялся. Судьба как бестолковому ученику подкинула второй шанс завести знакомство. Это Аркадий понимал и начал действовать. Девушки вышли из автобуса. Аркадий - за ними. Во внешности этих дам было нечто трагическое,а в Аркадии было слишком много пива. И не исключено, что это ему показалось. Это было неважно. Факт оставался фактом.
Заветный телефончик лежал на столе у Аркадия. Он потянулся к аппарату. Она ждала звонка. Ее звали Анжелика. Вечером они были уже вместе. Так начинался их роман. Любовь - странное чувство. Оно приходит неожиданно, иногда вопреки обычной логики. Просто и порой неизлечимо.
Аркадий "летал на крыльях". Те чувства, казалось, забытые как вкус напитка "Буратино", заполнили его. Возвращаясь с очередного свидания ему хотелось петь, кричать от радости, улыбаться и просто радоваться жизни. Казалось, солнце, небо и облака тоже улыбались ему. Но ради таких моментов стоить жить и ждать. Он был готов ждать и жить для нее. Она тоже была влюблена в него. Глаза говорят все. Он запомнил эти глаза. В метро. В них жила эта искра, это тепло. Жила любовь. Но не все так просто и легко было на душе у Анжелики. Недавнее расставание с почти уже мужем прошло черной полосой по ее без того нелегкой судьбе.
Она была необычной девушкой. Достаточно было того, что она не любила деньги как это принято в женских кругах. Незатейливый интерьер жилья Аркадия не шокировал ее. Она сама бывала в таких ситуациях, когда из мебели - только матрас и кушать нечего. Поэтому и трудилась на трех работах, изматываясь, но достигая своих целей. Одна из профессий - юрист. Юрист с опытом работы и в тюрьме, и в следственном изоляторе. Аркадия поразило, как эта хрупкая девушка двадцати двух лет успела и с зэками поработать, и в морге на опознаниях побывать. Вторая работа - была работа модели. Она с сестрой подрабатывали показами причесок, но она не по-модельному была умна и интересна. Ее влек своими тайнами Тибет. Однажды она призналась Аркадию, что это дает ей смысл жизни. Она хотела заработать на поездку и попасть в эту странную и загадочную страну. В сексе ей не было равных. Она не скрывала своей бисексуальности, но и это делало ей честь. Первый опыт у нее был с молоденькой барышней. Тогда ей было пятнадцать. Так и жила она, не понимаемая даже родными, но искренняя в своих чувствах.
Аркадий принял это. Почему бы и нет? Он разное повидал в своей жизни. Ему понравились слова Анжелики о том, что любить она может и мужчин и женщин, но если любит, то этот человек один. Второго быть не может. Она завораживала своей искренностью и откровенностью. Редкое чувство в наше время. И так же честно любила, порой мучаясь, разрываемая внутренними противоречиями. Эта женщина была создана для любви. Она была не просто женственна, а супер-женственна.
Так, порой всерьез, не задумываясь, купаясь в нежных и ласковых объятиях любимой, Аркадий провел три месяца. А потом рухнуло все. Все также внезапно, как и началось, с неизбежностью приближающегося поезда. Она не звонила десять дней. Приближался праздник Святого Валентина. Нельзя сказать, что этот праздник был близок к Аркадию. Скорее дань моде. Да и по радио такой ажиотаж раздули, что хоть в лес беги: что не включишь - сплошные поздравления с праздником... Аркадий терпеливо ждал звонка от Анжелики. А телефон все молчал. В праздник он был на дежурстве. Уйма лишнего времени располагает к дурным мыслям. Аркадий гнал их прочь. Но они, как вороны, кружились над ним, не давая покоя. Он позвонил первым. Мать сообщила, что ее нет дома. Не появилась она и поздно вечером. Это был удар. Удар в спину. Этого Аркадий никак не ожидал. За каких-то три месяца он так привык к ее существованию, что не мог даже заснуть не думая о ней. Сегодня отчетливо проступили черты приближающегося разрыва.
Аркадию не спалось. Да и как можно было уснуть? В голове не укладывалось. Те отношения, о которых мечтал он, рушились как карточный домик. Хотелось кричать. Аркадий схватил листок бумаги и начал писать, пытаясь заглушить свои чувства разумом:
"Так ли хороша Анжелика Или двадцать пять причин не любить ее:
1. Молодая
2. Эгоистка
3. Не умеет готовить
4. Ленивая, мамина дочь
5. Спит до одиннадцати
6. Обидчива без причины
7. Не хочет представлять, какие отношения ей нужны (и нужны ли?)
8. Мечты о Тибете - рисовка дешевая
9. Скрытна в своей личной жизни, к своему кругу общения не подпускает (может, и слава Богу...)
10. Ей важнее тусовки, чем я
11. Баба - себе на уме
12. Не интересуется моей жизнью (жизнью моей матери)
13. Нет интереса ни к литературе, ни к искусству. Только интерес к сексу... И даже к однополому.
14. Связь не духовная, а скорее половая.
15. Спит с женщинами
16. Воды в старости не принесет
17. На кухне не бывала!!!
18. Курит давно и бросать не собирается. Пиво пьет не слабо.
19. Отдалась быстро, как блядь!
20. Где гарантия, что сейчас ее не имеет какой-нибудь сотрудник?... Ее нет.
21. Карьера - не последнее место в ее жизни. Тебе нужна очередная девушка с зашкаливающим эго?
22. Мне ее жалко.
23. Не может не быть стервой. А счастлива ли?
24. Я для нее дежурный вариант. Серьезные отношения со мной ей не нужны.
25. Держит себя в положении любовницы, не заходя дальше. А что у тебя их не хватало? Ты искал ведь что-то большее. А что нашел? А ни хрена не нашел.
Ты раньше поступал с женщинами жестоко, оставляя их. И еще аборты. Они ведь были. За все платим... Время разбрасывать камни, время собирать. Карма...
А теперь подумай, кого ты добиваешься и по поводу кого ты страдаешь. Будь мужиком. Ты принимал ее со всеми заворотами лейсбийской любви. Ты перед ней чист. По крайней мере ничего плохого ты ей ничего не сделал".
Аркадий посмотрел на часы. Было уже два часа ночи. Выплеснув все это на бумагу, он пытался разобраться, что это такое. Он закурил. Последнюю сигарету он затушил десять месяцев назад. В голове кружились разные мысли. Подумав, он вновь взялся за анализ. "Что же в ней все таки хорошего..." - вспомнилась фраза Олега Янковского из фильма "Влюблен по собственному желанию".
Аркадий написал:
" Ее плюсы:
1. Голос
2. Большая чувственность в постели
3. Хорошая фигура
4. Приятная внешность
5. Непритязательность к деньгам
6. Принятие свободы отношений в жизни и сексе
7. Искренность и честность
8. А ведь чем-то она зацепила тебя, если ты так долго ждал ее звонка?
Вывод:
1. Если тебе нужен (?) человек для жизни, то его и нужно искать. А любовница с растущим эго? Нужна ли она тебе? После всех этих но... вспомни кого-нибудь еще.
2. Не верь их словам, только поступки...
3. Оставь ее в покое и дай ей Бог терпимости и душевного спокойствия".
Аркадий выдохнул. На улице было безлюдно и неуютно. Так в терзаниях и сомнениях прошла ночь Святого Валентина.
Мириться с жизнью без нее было невозможным. Все напоминало о ней. Пить не хотелось. Вино не решало проблем. Старые методы были бессильны.
Иногда целые годы пробегали у Аркадия бесследной канителью, но те несколько встреч с Анжеликой, полные драматизма, произошедшие уже после этого, останутся в памяти. Это были две странные встречи. О них больно вспоминать. Но колесо судьбы крутится по своим законам. И понять их невозможно. Можно лишь только принять.
* * *
Аркадию было неуютно среди дубленок и норковых шуб. Порой ему казалось, что если бы автобусы могли говорить, то...
Аркадий не успел подумать, как поток понес его внутрь машины цвета хорошего оранжевого настроения, собранной когда-то в дружественной нам стране. "Икарус" тяжело дышал. Казалось, что от цинизма людей его воротит. Он заурчал и потянул тела ненавистных ему граждан до следующей остановки.
Иногда "Икарус" видел весь этот мир в празднично-хмельном новогоднем угаре. Оставаясь ночью в парке под открытым небом, "Икарус" подолгу смотрел на звезды и представлял, как неведомые ему инопланетные механизмы тоже перемещают чьи-то тела.
- Да, - мечтательно вздохнул "Икарус" - Почему жизнь устроена так, что тебя вечно бьют, царапают и топчат. Ему казалось, что где-то там высоко живут свободные и чистые машины.
- Странно, почему меня так назвали? - задумался автобус.
По кривой улыбке судьбы "Икарус" должен был летать как Икар, но он был простым тружеником конторы, со странным названием "Минавтотранс". Он читал однажды в забытой кем-то газете, что "транс" - это очень необычное состояние, в которое входят йоги. Он хотел попасть в транс. Его мечты разрушила уборщица тетя Валя, прошмыгнув внутрь салона, и, деловито матюгаясь, выплеснула ведро воды прямо себе под ноги.
- Что за люди! - приговаривала она. - Жуюць жвачку, потом на сцены клеють! Сволочи...
Только она могла пожалеть его в трудные минуты. Даже водитель Миша не так любил его, хотя "Икарус" помогал ему трудиться. Однажды автобус получил от Миши удар ногой в пах, когда спустило колесо. "Икарус" обиделся и три дня не заводился.
Когда "Икарус" был молод женщинам дарили цветы. Он часто видел пары обнимающихся влюбленных. Иногда он слышал пылкие стихи. Сейчас же это была редкость. Все больше разговоров об удачном бизнесе, о курсе доллара, о глупых и никчемных начальниках. В последнее время участились упреки и в адрес властей. И как ни странно, они исходили из уст озлобленных бабушек и вялых дедушек.
* * *
Аркадий стоял на краю платформы. Женский голос с железными нотками и логикой объявил: "Отойдите, пожалуйста, от края платформы во избежание несчастных случаев". Аркадий уже давно перестал бояться несчастных случаев. Скорее вся его жизнь стала похожа на несчастный случай. Ему было одиноко и грустно. Как корабль, выброшенный на берег, потерявший курс, и не было среди суетящейся толпы человека, способного поддержать и даже просто понять его боль. Это невыносимо больно, поднимаясь из подземелья метро, искать глазами ту единственную милую, родную, неповторимую фигуру.
Так попадают в монастырь. Аркадий шел по улице, прокручивая в голове разные события прошлого, связанные с ней. Отматывая назад, как картинки в кино, он старался переиграть все по-новому, надеясь вернуть прежнее короткое, как жизнь бабочки, счастье. Он сел в автобус. В реальность его вернула сидящая рядом дама среднестатистической внешности студентки пятого курса. Она вела никчемную беседу со своим парнем. Она явно дурила ему голову. Это было заметно не вооруженным глазом. Парень не сопротивлялся и с преданностью собаки "смотрел ей в рот".
Все вокруг стало раздражать его. Аркадию захотелось закричать от происходящего. Почему мы как слепые котята живем иллюзиями? Почему люди не могут без постоянного подогревания отношений, без разборок и скандалов?
Сегодня Аркадий понимал, что ни один психолог, ни даже друг не излечит его разбитое сердце. Собирался Аркадий недолго. Из вещей взял только плейер да сумку с пачкой сухарей. Так было проще. Ведь первый шаг всегда сделать тяжело. Так устроен человек, что привыкает к комфорту, уюту, теплу. Живет, считая, что лучшие дни впереди, создавая иллюзию стабильности. Человек ищет стабильности во всем: в еде, в отношениях с женой, тещей, любимой собакой, в сотовом телефоне. Но даже у мобильной связи происходят сбои. Аркадий ехал в монастырь искать другую стабильность. Он хотел понять и просто посмотреть, как можно жить отказавшись от всех радостей цивилизации. От этого ладно скроенного на первый взгляд мирка, а на деле зыбкого, жестокого и, как падкая на деньги девка, бестолкового. Монастырь тянул его своей загадочностью и неизвестностью.
Он в уме уже представлял, как постучится темным холодным февральским вечером в заветные врата. Как в старом советском фильме о временах Достоевского и Пушкина, к маленькому окошку подойдет дежурный монах и, кутаясь от холода в черную рясу, скажет: "Заходи, друг мой. Какими судьбами тебя занесло в нашу смиренную обитель?"
Аркадий стоял перед массивной зеленой дверью с низкой калиткой. Он нагнулся и нырнул внутрь, как прыгун с трамплина. Внутренний двор был вымощен камнем. Аркадий огляделся по сторонам. Заветного монаха из фильма на страже не было. Старинная архитектура была великолепна. Кругом белые стены, вверху большие купола. Примерно так и должен был выглядеть монастырь в воображении Аркадия. Неизвестность не пугала его, а наоборот подогревала интерес. Вдали показались несколько фигур, идущих навстречу ему. Это были пожилые дамы в черном. Аркадий не знал, как обращаться к ним. Говорят в чужой монастырь со своим Уставом не лезут. Он не хотел "напороть косяков", да и Устав Аркадия подлежал глубокому пересмотру. Одно Аркадий знал точно - женщин еще пока рано вычеркивать из своих приоритетов.
- Добрый вечер, - начал Аркадий вполне демократично. - Подскажите, сестра, как мне увидеть священника.
Монашка внимательно посмотрела в глаза. Казалось, она прочитала его мысли. Взгляд ее был пронзительным и сочувствующим.
- Да, видок, видно, у меня еще тот... - подумал начинающий пилигрим.
- Сначала на службу, брат, нужно. А там все само собой приложится. Храни тебя Господь!
Признаться честно, Аркадий не часто в свою лихую молодость посещал храмы. Поэтому, зайдя во внутрь, чувствовал себя напряженно и неуверенно. То, что увидел Аркадий, произвело впечатление. Это было странное, но захватывающее действо. Внутри почти полный полумрак. Прямые белые стены освещались лишь свечами, горящими возле икон. Поражала простота и совершенство. Ничего лишнего. Люди стояли и крестились. Кое-кто был в рабочих одеждах. Женщины все в длинных платьях и платках. За алтарем пели молитвы священники. И пели так, что дрожь по телу.
- Да, классно! - осмотревшись заметил Аркадий.
Следуя древнему армейскому принципу "делай как я", Аркадий начал осваивать нехитрую последовательность действий ритуала. Люди крестились по- разному. Один человек с казацкой внешностью и офицерской выправкой особенно бросался в глаза. Движения его рук были замедлены и точны словно у солдата на параде. В них была резкость в начале и заторможенность в конце. В общем, была в них какая-то величавая напыщенность. Аркадий продолжил наблюдение за людьми. Мужчины стояли справа, женщины слева от алтаря. Аркадий предусмотрительно занял нужную позицию. Особенно понравились Аркадию поклоны. Странно как-то, но нелегко цивилизованному человеку стать на колени и поклониться, коснувшись лбом пола. Неловко сначала было что ли. Потом ничего. Все так делают, и Аркадий вслед за ними перенимал опыт веры предков.
Женщины несмелой струйкой очереди подходили к молодому священнику. Он о чем-то говорил с ними шепотом. Потом покрывал голову своим покрывалом и что-то произносил. Аркадий догадался, что здесь идет исповедь. Мужчины почему-то исповедоваться не спешили. Не торопился и Аркадий. Да и ему просто хотелось поговорить, выговориться со священником как с человеком, чтобы тот понял и подсказал что-нибудь со своей точки зрения. Аркадий искал собеседника именно среди монахов, надеясь быть услышанным. Он понимал, что они чище и сильнее его даже потому, что смогли все оставить и отрешиться от мира. Это заслуживало уважения.
Народ потянулся приложиться к иконам. По всеобщему движению Аркадий догадался, что время службы истекло. Пора действовать. Он обратился с риторическим вопросом "Что делать?" к священнику, проводившему исповедь. Священник внимательно выслушал Аркадия и сказал: "Ничего, сейчас в трапезную, потом располагайтесь, а завтра я жду вас утром у себя".
Аркадий огорчился. Ему хотелось прямо сейчас излить душу, рассказать обо всем. Но что поделаешь? Во взгляде священника было полнейшее спокойствие и уверенность. Такое состояние Аркадий не встречал у людей в обычной жизни. Упрямое "эго" Аркадия заворчало: почему до утра. Я же не выдержу, борясь с внутренними непонятками.
* * *
Аркадию утром стало легче. То ли новая обстановка, то ли люди такие же по-своему несчастные, но добрые, отвлекли его от грустных мыслей. Среди них были и бывшие бомжи, и реальные алкоголики, и просто бродяги. Но всех их объединяло нечто. Это был какой-то свой коллектив, живущий по человеческим законам. Стариков здесь уважали, пропускали вперед. В трапезной была особенная атмосфера. Молитвы перед едой и после. И не было наигранности в поведении этих людей. Это поражало. Как-то дико, непривычно и странно было смотреть Аркадию на столь уважительное отношение к старикам. Он вспомнил транспорт во время "пик". Все как волки злые. Кому ногу отдавят, а кому просто локтем в спину. Иногда такого с утра в душу выплеснут, что весь автобус, наверняка, до обеда с настроением поганым ходит. Это же как повернулся нас социум, что кругом одна грязь, мокруха, чернуха да порнуха, а мы гордимся этим, считая это нормальной жизнью. В последнее время Аркадия отвернуло от телевизора и ранее любимых газет ни о чем.
Аркадий получил, что искал. То сжигающее изнутри чувство получило свое направление. Странная вещь - глядя на внутренне спокойных и умиротворенных священников, он сам постепенно становился уравновешеннее. На душе становилось спокойнее. Священника он нашел быстро. Его звали отец Борис. Аркадий дождался своей очереди и попал к нему на прием. Он зашел в келью, священник предложил ему сесть. Странно, но священник назвал его по имени.
- Для начала расскажи подробнее, что тебя тревожит.
- Я полюбил. Полюбил девушку. Очень сильно. Ей 22. Мы знакомы три месяца. Она просит меня отпустить ее. Я ей снюсь каждую ночь. Каждую... Просыпаясь, она чувствует меня рядом. Хотя меня рядом нет. Это ее измучило. Она интересный, необычный человек. Кругом много мистики. Я постоянно думаю о ней. Она обо мне. Она говорит, что любит меня. И любит так, как никогда на свете не любила.
- Скажите, Аркадий, мы взрослые люди. Вы вступали с ней в связь?
- Да.
- Это было один раз?
- Нет. Мы встречались часто.
Аркадий решил, что нужно выложить всю правду.
- Она спала с женщинами.
Лицо священника ничуть не изменилось. Лишь по глазам было видно искреннее желание разобраться и помочь.
- И с кем ей было лучше... спать?
- Говорила, что со мной. Что это разные вещи.
Аркадий не захотел говорить, что спать с этой женщиной одно сплошное удовольствие. Что она не сравнима ни с одной обычно женщиной. Про таких говорят - создана для любви. Она действительно была создана для любви. Это было больше, чем секс. Это была просто сказка, та мечта, когда после всего не хочется отвернуться и захрапеть. Она была его реализованной мечтой, о ком хотелось заботиться, ласкать и жить для нее. Много было необъяснимого и порой мистического в их отношениях. Говорят, в жизни мужчины бывают три любимых женщины. Похоже, это была вторая. Она до сих пор остается для него загадкой.
- Она просила отпустить. Отпустить на духовном плане. Я сказал ей, что отпускаю. И на следующее утро я перестал ей сниться. Но боль стала нестерпимой, и поэтому я здесь...
Аркадий замолчал.
- А еще была странная встреча в метро.
Аркадий понял, что не стоит загружать лишней информацией отца Бориса. По всем христианским понятиям, это был блуд, и оправдывать себя Аркадий не хотел. Но так было устроена его душа, что без женщины, без любви он не видел ни смысла, ни радости жизни. Забрезжившая звезда погасла, не оставив на память почти ничего, кроме пепельницы и дощечки для окуривания восточных благовоний. А еще пустые бутылки из-под пива, да пустую потрепанную измученную душу Аркадия. Ее он как пустую тару привез в монастырь.
Два дня священник размышлял. Постепенно от той боли не осталось и следа. Поражали монахи. Все страсти Аркадия по сравнению с их мужественным аскетизмом казались лишь легкой дурью. И неважно, что говорил человек. Одни глаза скажут, порой, больше слов. Аркадия поразили глаза монахов полные чистоты. Он старался разглядеть хоть каплю уныния, гнева, гордыни, злобы. Но ничего этого не было. Не было и отрешенности. Только равновесие и спокойствие. Похожие взгляды встречаются на ликах икон. Конечно, не все священники были с такими лицами. Но есть, безусловно, есть. И запомнились Аркадию почему-то именно эти чистые и светлые глаза. Запомнил он и глаза уставших трудников и безумных фанатиков. Он не помнил их имена. Но он понял одну вещь, что самое ценное - это человек с его сложной и ребристой судьбой.
Вечером Аркадий собирался домой. В принципе, и собирать-то было нечего. Разве что собраться с духом, с мыслями о будущем. Отец Борис поможет ему. Уже стемнело. Они сидели долго и, не спеша, вели беседу.
- А то, что касается Анжелики... Если она тебе дорога, то поступай по отношению к ней в соответствии с заповедями.
Аркадий поблагодарил отца Бориса и поехал. В голове прокручивались мудрые, бесхитростные слова священника. Хотелось доверять этому человеку.
* * *
Аркадий вышел из ворот монастыря. На остановке скучали две - три семейные пары с непременными атрибутами быта: авоськами, полными макарон и мукой. Бросались в глаза две фигуры, выпадающие из общей картины. Это были два бородатых мужика. Один помоложе, в джинсовой рубахе "Монтана" периода начала перестройки. На другом было серенькое пальто в духе Раскольникова. У пожилого наблюдалось несоответствие в стиле. На худых, с острыми коленками ногах висели серые брюки из "сэконд-хэнда". Поражали его относительно новые кроссовки "Найк". В общем, прикид конкретный. Шнурки, в обычном их понимании, отсутствовали. Вместо них кроссовок стягивали зеленые ленточки, по цвету схожие на молодые поросли лука. Мужики молча сидели и курили. Аркадий сел рядом и смачно затянулся сигаретой. Теперь можно это было делать открыто. Аркадий видел этих людей в монастыре. Пожилой мужчина затушил бычок и аккуратно положил его в урну. Молодой нарушил тишину.
- Ну и куда сейчас?
- А я не знаю. Куда Господь направит. Может, домой. А, может, в другой монастырь подамся...
В воздухе повисла пауза.
- Давай домой, не дури.
Аркадий заинтересовался странными проводами. Вздыхая, подполз к остановке немолодой "Икарус". Толпа ринулась в створки дверей. Дети шумно забирались на сиденья. Пожилой не спеша зашел в автобус последним. В руках он держал далеко не новый баул в черно-белую, как жизнь, полоску. Автобус зарычал и тронулся в путь, унося странников в неизвестное будущее. Пожилой приглянулся Аркадию сразу. Что-то в нем было несоответствующее с внешностью обычного бомжа. Глаза. Они были добрые, но испуганные, как у ребенка, попавшего в шумную и пьяную компанию взрослых. Он с интересом смотрел по сторонам.
На перроне вокзала они разговорились. Рыбак рыбака видит издалека. Оба были небритые, помятые и на "своей волне".
- Долго пробыл-то там? - спросил Аркадий.
- Сейчас пол года. А до этого два года в трудниках ходил. Закурим?
Аркадий протянул сигарету.
- Домой?
- Сейчас буду размышлять. Господь направляет, а мы делаем. Домой не могу. Жизни мне там нет.
Пожилой огляделся по сторонам, и отвел Аркадия в сторонку.
- У меня ведь беда приключилась. Я, значит, в монастыре был, а мне позвонили и сказали, что мама умерла. Она парализованная в последнее время лежала. Меня отпустили на похороны. Ну я на вокзале с горя-то вина выпил, а тут менты... Давай бить. Деньги отняли. Из пятидесяти тысяч только десять оставили. А мать, мол, и без тебя похоронят. И ржут, сволочи. Разве ж это люди!?
С его прикидом - вполне реальная история. Аркадий молча посочувствовал ему.
- Мать похоронили. А отчим с сынком прямо на поминках и говорит: "Квартиру-то как делить будем?". Подпили и такой концерт закатили. А квартира четырехкомнатная. Сын у них с мамой общий получился. Вот он меня и допекать начал.
- Ну а ты, что? Все терпел?
- А я человек такой. Муху не могу обидеть. За это и страдаю. Мама говорила в детстве: "Ты не от мира сего, сынок". Так оно и есть. В общем, начали они меня выживать из квартиры. Говорят: "Ты здесь жить не будешь, убирайся". А все не так просто в жизни-то... Потом то порошок какой-то в чай подсыпят, слабительный, а было били просто в моей комнате и ногами, и чем попало. Напьются и начинают.
- Вот отморозки! Ну а в милицию не обращался?
- Да был я там. Судья говорит, решайте мирным путем. А если нет - идите к прокурору. Ну а к прокурору я не пошел. В монастырь уехал.
На лице Пожилого появилась печать тревоги.
- Н-е-е, тебе домой надо, брат. Обязательно домой. С квартирой решать вопросы. Ты что! А родня у тебя есть?
- Сестра. Да та тоже... Нищая, в общем. Трое детей от трех браков. Работала уборщицей. А сейчас дома, нет работы. В общем, не до меня...
- Ну а паспорт есть? Прописка и все такое?
- Это есть.
- Слушай, ты побои сними, да и будешь на коне. Правда ведь на твоей стороне. Или на диктофон разговор, что выжить хотят. Или с телефона на магнитофон запиши разговор. Это в суде уже будет достаточно. Знакомые-то у тебя есть в твоем городке?
- Нет. Я как-то сам по себе. Ни с кем не общаюсь. Один я. Да и денег нету.
Пожилой погрузился в себя.
- А сколько лет мне дашь? - неожиданно спросил Пожилой.
- Лет сорок, - на вскидку ответил Аркадий.
- Пятьдесят уже разменял.
- Молодец - бодрячком! - похвалил Калошин.
Объявили посадку. Она зашли в вагон и сели рядом. Люди косо посматривали на странного вида людей, потрепанных ветрами судьбы. Под стук колес беседа шла легко, ненавязчиво.
- Все не просто в этом мире, - повторился Пожилой. - В общем, дали мне бумагу от нотариуса, что мне треть наследства достанется. Так они и это забрать хотят. Требуют согласия моего. А я лучше на племянницу перепишу. А сам куда-нибудь. Нужно свой монастырь искать. Это я уже понял. Чтобы братство было по душе. Ведь люди разные бывают.
- А ты бывал в других?
- Да был в одном. Один день, правда. Но там было много такого, чего не объяснить.
- Ну-ка, ну-ка, давай поподробнее.
- Монаха одного видел. Вышел он из кельи. Идет. Черные одежды на нем развиваются по ветру. А он плывет. Понимаешь?
- Как это плывет?
- Ну не по земле двигается, а по воздуху как бы. Понимаешь? Не все так просто...
- Ну а ты что?
- А я ничего. Стою, как завороженный.
Они замолчали.
- Ну а что в будущее посмотреть можно ты веришь?
- Это бывало. Но ни к чему это. Мне не интересно.
- А из монастыря чего едешь? Залетел что ли?
- За это дело, - Пожилой постучал указательным пальцем по горлу. - Туда мне дороги нет. С этим строго. Сдали меня. Там это приветствуется.
Аркадий сочувственно качнул головой.
- А в сны веришь вещие?
- Так мне мама снилась раз. И говорит: "Не твое это, сынок. Не для тебя монастырь". Я, значит, к священнику с этим. Он неделю ходил думал, перемысливал все. А потом сказал: "Ты просто много о ней думаешь".
- А вот я не могут понять, почему до христианства, к примеру, был буддизм или индуизм. Буддизму четыре тысячи лет...
- А не восемь тысяч лет?
- Возможно. В общем, одно без другого не могло появиться, учитывая временной интервал. Понимашь?
Люди, поначалу скучавшие, внимательно прислушивались к чужому разговору, напоминавшему уже теософский диспут.
- Все очень не просто...
- Почему христиане не используют свою силу в медицинских целях, как это делается на Востоке? Почему нельзя заниматься спортом в монастырях? Только смирение тела... Хотя бы упражнения какие, гири и все такое?
- А ты гопак видел? Танец такой у казаков. Так знаешь, откуда этот танец возник? Привезли как-то подарки одному князю Киевскому. Ну, там парча разная, ткани, украшения. И был один живой подарок - китаец. Мастер вроде бы как по ушу. Он то и научил применять восточные техники и движения. Это была раньше целая наука. У казаков были свои специальные воины. Жили они в монастырях, и много было таких монастырей, обучающих боевому искусству. Сейчас такого нет. Не просто все это... А в мире идет борьба концессий.