Сейчас, когда я уже большая девочка, я называю экстремалов "адреналинщиками". Так вот, в свои юные года я была, видимо, заядлой адреналинщицей. (Тогда же, вероятно, весь его и израсходовала) Каждый взлет качелей вверх - как будто полет к новой жизни, а каждое падение - окончание предыдущей... Вряд ли меня тогда мучали такие глобальные мысли. Я просто безумно любила это занятие и проводила на качелях добрую половину своей жизни...

А потом я упала. Как это случилось? Да просто смелость дошла до стадии полнейшей глупости, и я уже не сочла нужным держаться, считая, что воздушые струи подчиняются мне и защитят. Было очень больно и обидно. А качели, чтобы уж совсем доказать полное отсутствие у меня разума, на обратном пути еще наподдали по моей больной головушке. Став много старше, я часто думала, нет ли у меня психических отклонений после этого, настолько безумные вещи я иногда проделывала, потом с трудом веря, что это было. Ну, в общем, сойдемся на том, что автор скорее здоров психически, нежели болен.

Долгие годы я боялась не то, что кататься на качелях, но и просто подходить к ним. Мне они казались какими-то агрессивными, я практически верила, что если сяду на них, то меня непременно выкинут в космос и я буду вечно кружить по орбите. Если я играла на детской площадке спиной к качелям, то мне чудилось, что у них есть глаза, и я чувствовала спиной их взгляд. От него у меня бежали мурашки по телу и холодели руки даже в 30-градусную жару. А еще они постоянно пытались попасться мне на глаза. Они могли переставлять свои железные ноги на несколько сантиметров, так что мне было от них никуда не скрыться. Только зимой я знала, что я победитель, когда они стояли замерзшие, и ни один ребенок к ним не подходил. Качели стояли и завистливо смотрели на горку, где с воплями катались дети. Но даже в "качельной" зависти и грусти чувствовала я злобную усмешку. "Ничего, придет лето, и все детвора будет наша. И опять будут маленькие ребятишки визжать и кричать от счастья и от боли, падая с высоты роста взрослого человека"... Качели были моим монстром, приходившим ко мне во сне и заставлявшим меня просыпаться в холодном поту.

Потом я немного подросла и, конечно, осознала всю глупость страхов, порожденных буйной фантазией. Но качаться все равно осмеливалась только на детских качелях. Конечно, я еле втискивалась на сиденье (и возраст не тот, и размеры, бабушкой любовно взрощенные сказывались), а мамочки карапузов, считавшие, что я посягаю на их собственность, начинали выражаться по-матросски, если не хуже. Но меня это не смущало, поскольку к качелям по возрасту меня невозможно было заставить подойти. А сердце, видимо, тосковало по тем незабываемым ощущениям, которые накрепко врезались в память.

И оно возликовало, когда очередным летом на отдыхе мальчик, который мне очень нравился, вскочил на качели и позвал меня. Качели были огромные, стоячие и явно могли крутануть "солнышко". На негнущихся ногах и оглушенная как всегда стуком собственного сердца я взобралась на перекладину, такую узкую, что даже моя ножка 35-го тогда размера болтала пальцами в воздухе. А еще там было тесно, и мы терлись друг об друга своими разгоряченными еще детскими телами. Он стал раскачиваться, а я представлять себе, пойдут ли мне крылышки при условии, что загробная жизнь все-таки есть и пока я числюсь на очереди в рай. Я вцепилась в железные кольца с одной стороны и руку мальчика с другой с такой силой, что он даже вскрикнул, а потом, поняв, что я в полнейшем ужасе, просто весело улыбнулся и стал выкрикивать какие-то слова нашим друзьям внизу. Я поняла, что он просит поймать качели и затормозить полет. И в этот момент моя симпатия к нему победила страх. Я стала сама раскачивать качели и выкинула из головы все страшные мысли. Рядом с ним я просто не могла упасть! От ветра глаза стало резать. Мы качались с такой амплитудой, что позже меня только от воспоминаний начинало тошнить. Но тогда мы были вдвоем в воздухе, пропитанном свободой.

И я впервые в жизни подумала об этом слове, когда меня спросили, чем мне нравятся качели. Я уже не испытывала радости от острых ощущений. Страх оставался только страхом, как не крути. Вот тогда-то я и осознала, какое неограниченное ничем чувство свободы рождается у меня в момент полета. Голова моментально освобождается от всех проблем и мыслей, в ней гуляет и свистит ветер. На смену земным слезам приходит воздушная эйфория или в самые тяжелые моменты моей жизни сладкое спокойное забытье. После того лета качели стали для меня лучшим врачом и целителем души.

Теперь я любила их все: большие и маленькие, сидячие и стоячие, железные и деревянные, новые и старые. Я бежала к ним, завидев их издалека, я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди покататься, я забывала обо всем, все сильнее и сильнее раскачиваясь на них, я спорила с другими детишками, не желая покидать милые качели!

А потом я стала совсем взрослая. И стала увлекаться совсем другими вещами. Мое сердце теперь не хотело довольствоваться ощущениями от качелей. Оно ждало чего-то другого. И оно настало. Я влюбилась. Я влюбилась так, что просто растворилась и утонула одновременно в своем чувстве, изредка "выныривая" на грешную землю. Я дышала, я питалась своей любовью и видела только ее. Я взлетала и приземлялась и без помощи качелей. Я боялась и обожала свою любовь, как когда-то качели. Я отдавала себя всю, не получала ответа и все равно любила. Я билась в закрытые двери, окрыленная своим чувством, я готова была противостоять всему миру, если бы он решил повоевать со мной. Я не помнила, как я жила до любви, мне казалось, я родилась недавно, когда во мне родилось это чувство. Я переполнялась и периодически лопалась от эмоций, выплескивая их фонтан на ничего не понимающих людей.

Но однажды я устала и отпустила руки, как в детстве на качелях. И упала. Моя десткая боль показалась мне песчинкой по сравнению с градом камней, обрушившихся на меня в день гибели моей любви, моего самого сильного чувства. Я лежала без сил под ними и совершенно не хотела вставать. Слезы стали сопровождать меня повсюду, улыбка, наоборот, не показывалась на моем лице. Я стала опасаться появляться на людях и день за днем переживала в себе свою боль. Я все время ворошила и теребила раны, без конца наказывая себя за проступки. Я быстро привыкла к серым краскам мира и зло усмехалась вслед исчезающим детским розовым.

В конце концов, я поняла, что время сведет меня потихоньку с ума. Я уехала подальше от города на небольшую базу на берегу кошмарно грязной речки в центре леса. Народу там было мало. Рядом со мной была единственная подруга, которая чувствует, когда надо говорить, а когда молчать. Я целыми днями могла сидеть на пирсе, глядя на воду, но даже вода не успокаивала мою избитую душу. Я кидала камешки и смотрела на расходящиеся от них круги, представляя себе, что камешек - это поступок, действие, а расходящиеся от него круги - последствия... И думала, думала... Я бродила по окраине леса, боясь зайти дальше, потому что ненавидела насекомых. Но даже расползающиеся повсюду муравьи порождали во мне необъяснимое чувство зависти. А завидовала я их кучности, их трудолюбию и полному отсутствию каких-либо эмоций. Я собирала чернику и не хотела ее есть. Я постоянно плакала, но слезы тоже кончились однажды. Я превратилась в ежика, никого не допускавшего к себе, в комок боли и черных эмоций. Я, наверно, имела все шансы действительно "свихнуться". Меня спасли, и как вы думаете, кто, а точнее, что?..

Они стояли прямо возле нашего домика, но увлеченная своей болью я равнодушно проходила мимо, не замечая, как они предлагают мне помощь. Села я на них случайно, поджидая подружку, затянувшую со сборами на пляж. Качнулась раз, второй, третий - и меня словно святой водой окатили, перед которой отступают беды. Отталкиваясь от земли, я раскачивалась все сильнее и сильнее, ветер все резче свистел в моих ушах, все тише становился голос звавшей меня подруги и моих кровоточащих сердечных ран. Свобода нахлынула на меня и разогнала всю черноту в голове, после чего там не осталось ни одной мыслишки, одно только светлое НИЧТО. Мне стало легко и спокойно, я отпустила часть своей боли, а часть не сможет меня одолеть, пока я качаюсь. Поняв это, я стала проводить на качелях почти все время. Я взлетала к соснам и мечтала задержаться там, но непременно падала обратно. Я прошла постепенно все стадии "качелетерапии": от просто спокойствия и нечегонедуманья до эйфории и настоящей светлой радости! Конечно, для этого потребовался почти месяц ежедневного качания, но прогресс, что называется, был на лице. Я снова периодически улыбалась, могла даже случайно залиться смехом, слезы стали гораздо более редкими гостями, да и черная депрессия не преследовала меня теперь ежеминутно.

Я вернулась в город, оставив свою боль на тех качелях. Конечно, я не стала прежней, но кем бы я стала, не побывав на той базе, загадка, ответ которой мне, слава Богу, не известен. Я снова повернулась лицом к человечеству, готовая принимать их чувства и эмоции, не способная правда на тот момент отвечать людям радостью всегда, когда на то напрашивалась ситуация... Я выжила.

Сейчас покачаться на качелях случается очень редко, но я всегда ищу их глазами, а увидев, не могу отвернуться и пройти мимо.