В. Нерусский.

"Стонущие монашки"

Сборник стихотворений - 2002.
(дополнительный\вариант\2008)

Проект намечался еще в рамках существования ОБ "Кунсткамера", как группы.
Ныне "Кунсткамера" больше напоминает архив, которым иногда занимаются
Несколько человек. 
 Их можно здесь перечислить:
 Это S.P.Sizod, верстальщик html, автор проекта
"К-Дефиниция",
 Ингрид Ма (верстка, дизайн photoshop, corel draw, http://klimatventstroi.ru)
 Юрий Иванченко, звуковой ряд,
 Элтон Иван.
 
  От деятельности в этом проекте я уже давно отошел. Мне это не интересно.
В ближайшем же будущем планируется перезапись треков 2001, 
в которых примут участие все те люди, что были и тогда.
Возможно, это можно будет рассматривать, как возрождение
ОБ. Также, уже лет девять, не меньше, есть идея реального проекта
в Интернете, но сейчас этим уже точно некому заняться. Я же
не вижу особого интереса в том, чтобы делать акцент на сетевые
публикации. Люди читают меня и без этого.

Об идее этого сборника:
 Все пункты ставились, как точки над i в понимании Синего космоса,
Первичного зла и т.д. В рамках общей идеологии читается и понимается
хорошо и ясно. За пределами смысл идет немного гуще, и от этого
мои стихи хороши для тех, кто много думает о светлом, вселенной,
бессмертии, не смотря на то, что пишется про зло. 

О тех, кому не нравится:
Мне жаль, что они духовно слабы. Если бы я мог, я бы помог им всем.
Но сейчас это невозможно. Я занят другим.

О зле:

Когда-то эту идею совместили с Бодлером. Однако, сам стиль появился
Гораздо раньше, чем я узнал, что был Бодлер, поэтому тут нечего соотносить.
Потом, метафизические понятия не фантастичны. Они всецело ложатся
В концептуальный ряд, собранный участниками проекта "Gsmb" в 1994-1998
годах.


О том, где об этом прочитать:

Честно говоря, я не владею информацией. Очевидно, это есть
где-то в сети. Нужно дать запрос в поисковике.





Сияет розовая ночь...

Сияет розовая ночь.
Два платья снова стонут вместе.
Никто не сможет мне помочь.
Она - ее невеста.

Ее грехи - лишь бога тень,
Когда он тьму целует.
Когда не светит белый день,
То ночь собой торгует.

В широкой ванне суеты
Лежат теперь их души.
Карман вселенской маеты-
Лишь повод мысли слушать.

Так дно бутыли пыль вмещает,
Что в век осыпалась со звезд.
Так и она в душе летает
В бутыли  темных грешных грез.

  

*  *  *


Монашки чтят Иисуса,
Мечтая его поцеловать.
Хотят знать его плоти вкус,
Чтоб душу его познать.

Но не сходит Иисус с картины.
Монашки берут огурцы.
Лучшие, что с витрины.
Они - зеленые счастья отцы.



Скопцы.

Скопцы сияют счастьем.
Толпа, толпа, толпа.
Обрезано ненастье.
Долой, долой врага!

Ненастье брошено в пролив
И быстро уплывает,
И корабли его встречают,
И салютуют, дым разлив.

А в тесных кельях - радость.
Приходит с неба бог,
И он дарует младость.
Он знает жизни прок.

Скопцы тебя зовут к себе:
Оставь судьбы награду.
Пусть паруса на корабле
Увидят снов усладу.

Восстань! Зачем тебе оно.
Ты к богу возвратишься вновь.

 

Листик.

Листик лег на нее.
Листик пробрался в постель.
Листик вошел в нее.
Листик там шебуршал.

Осень бывает мужчиной,
Бывает развратным судьей.
Листики облетают
Пространство с жаждой невыносимой.

Ищут тело ее нагое,
Пересыпанное пеплом ночей.
Желают глаз ее.
Желают губ ее.

Рот ее недостойный
Несет на себе холсты и масло
Уснувших художников,
Ненормальных, сверхвозбужденных.

Листик пропитан запахами
Дьявола, судьи гуманного.
Искры ссыпаются  вниз,
Вползают, как черви, в сердце.

Черви точат яблоко,
Перерабатывая его в чистый,
Источающий здоровье сахар,
Сахар спокойной вечности.



На могилах.

Чаши таят тишину.
Черви целую луну.
Черви хранят вышину.

Счастье укрыто во тьме.
Ты не спишь в ее дне.
Не спишь в ее дне.

Доктор сидел пожилой.
Знал он прощенья покой.
Ты не поедешь домой.

Вешалка в доме стоит.
Дух на крюку том висит.
Тайну он жизни хранит.

Опочивальни пусть проснутся.
Я прохожу могильный путь.
Небес ворота отомкнутся,
Когда увижу смерти суть.

Там ты заснула. И мгновенья
Застыли в долгой тесноте,
И в непроглядной высоте
Гуляют всюду приведенья.






 Музыка космоса.




Черные деньги ментала,
Птицы, заевшие страсть,
Ночью душа улетала,
Чтобы в геенне пропасть.

Космос лишь кажется дальним,
Полным планет и высот,
В нем - только грохот брутальный
В блеске нейтронных болот.

Светлые дуги галактик
Видятся эрой чудес,
Но не добраться до практик
Через невежества лес.

И человек не узнает,
Что же живет в вышине,
Медленным снегом растает
В геологической мгле.














Монах.

Он составляет календарь.
В его мозгах - фонарь.

Он сам себя познал до дна,
Испив бокал вина.

Стоит в тумане монастырь.
Он положил себе пластырь.
Но, наблюдая щель в заборе,
Он говорит: загадок нет.
То бес гуляет на просторе.
С собою - разве ж это греха свет?

Когда болеют вечера,
И фонари небес ласкают
Все, что без света обитает,
Он замышляет в жизнь побег.
И то - бесовская пора,
Ненужный суд последних нег.







Волк и монашки.

Как инквизиторские ночи,
Где кровь, чернея, не поет,
Зима расправила очи,
Монашки хотели в полет.

Их стены, белея, держали,
И хладно вбирали жар.
И - волка в лесу поймали.
Был он ни стар, ни мал.

Он к человекам не тянулся,
Но слыша стяжанья сердец,
Плотью в судьбу протянулся,
То был то ль венец, то ль конец.

Он ночью выл, волновался.
Звенела цепь в ночи.
И вот однажды оторвался.
И полетели кирпичи.

Но в кров молящейся монашки
Влетел. Слюна его текла.
И запылала кровь милашки.
И отдалась ему она.

Всю ночь не мог он отвязаться.
Такое волчье естество.
Но скоро он к другим прорвался
И показал всем мастерство.

Его убили на рассвете.
Рыданьям не было конца.
Но вскоре появились дети
От оголтелого отца.

Они, казалось, человечны.
Они сосали молоко,
Но повзрослели быстротечно
И возвещали далеко.

Один кричал - конец настанет,
Земля падет к ногам огня,
И мир трясения раздавят,
Грехи рождения обняв.

Другой с ножом от всех таился,
И вскоре начал нападать.
Он. Окруженный, удавился,
Боясь мучений свет узнать.

И много, много их бродило,
Кусая дичь по всей земле,
И в жажду ночи уходило
На инквизиторском огне.








Зубы в лесу.


 В лесу лежали зубы.
Чьи-то выбитые зубы.

Зайцы, жители ада,
Чья шерсть наждачной бумагой
Стирала кожу с грешников,
Подбежали и спросили:

Чьи это зубы?
Чьи выбитые зубы?

Они отправились дальше,
Волоча за собой мешки,
Полные зеленых, усталых,
Заплесневелых костей.








     *  *  *

Гниющий мозг  живет и пахнет.
Он хочет сдаться маяку.
Поэт за ручкой тихо чахнет.
Он не продастся никому.

Его тюрьма - его идея.
Он храм на мозге начертал,
А коль пришли из мрака звери:
Он их к служению призвал.










  Ночь в Эншеде. 


Кому-то в руки вбивают гвозди,
Наливают кровь в бокал,
Заставляют пить собственное тело,
Заедая церковным хлебом.

Так он становится Христом,
Медленным и пречистым.
Память его сдирают,
Приносят ее врачам, и они едят ее.

Они построят храм из собственной кожи,
Натянув ее и покрасив,
И пойдут по земле,
Рассказывая о новом Христе.









Вселенская боль.

Поезда ждут отправления.
Дверца опять не трещит.
Человек любит волнения,
Но других навсегда винит.

Человек тренирует солнца,
И тренируется сам.
В его непростое оконце
Запрыгивает птичий гам.

Вселенская боль выползает.
Она - в непрощенных весах.
Навеки на дне завывает
Чудес неразгаданных мрак.

Вселенская боль без сомнений
Полюбит его одного,
И включит прибор развлечений:
Всего или ничего.








На рубежах.

Ты спишь в Интернете.
Ты не замечаешь.
Он сзади подходит.
Он тебя начинает.

Шуршит обверткой.
Фантик снимает.
Медленно жрет,
От счастья тает.

Ты думаешь, что христоносна.
Но он - лишь червь,
Распятый роскошно,
Провоцирует чернь.

Его пинали,
И было за что,
Потом растерзали,
И он снова пришел.

И он,  возбудившись,
К тебе прорвался.
И - обосновался,
В лоно пробившись.

Траур, прохлада,
Лавры весны,
Стоит без отрады
Дом Сатаны.

Тебя он хоронит
И отпускает на волю.
Лучшая доля - 
Крест в груди стонет.









*  *  *
 

Я вижу, как снимают крышку
И лижут утомленный мозг.
И капает слюна,
И запах челюсти гнилой
Проходит внутрь.
Стенает жертва.
Ей плохо навсегда,
Ведь мозг едят не сразу,
А целых двести лет.
По крошке он щипает,
Чтоб подарить ее - 
Святую боль.









Кол.

Сияет кол серебряный.
Сияет как звезда.
Он, святотатством сделанный,
Его целует мзда.

Стоит толпа. Передний видит - 
В работе развеселый стул.
Она, толпа, в экстазе воет,
Глубокой смерти яркий гул.

Им предстоит на трон подняться
И с новым богом обвенчаться,
И - править, серебро вкусив,
В себе сиянье ощутив.









*  *  *


Может быть, никто не вернется.
Война - это черви внутри.
Может быть, смерть обопьется,
Скажет - дверь отопри.

Мы вместе войдем в этот бар,
И там поцелуем друг друга.
Табачного дыма угар
Споет нам гимны разрухи.








*  *  *


Коллекции людей.
Он полон сверхидей.

Он экспериментировал с чернью,
Пришивая к ней новые руки.

Почему ему можно?
Почему мне нельзя?
Я хочу осторожно
Чье-нибудь сердце взять.

Я ночью курю, не сплю,
Читая библию отцов,
И там, в глубине, пою,
Слыша подземный стон.

Он никого не убил.
Он просто колеса к кому-то пришил.

Проведя исследования,
Он выявил смысл работы мышц.








Человек в желудке у кита.

Щупаю, щупаю.
Меня гладит ворса.
Я еще думаю.
Я - его упса.

Он, наверно. Кайфует,
Ведь я его щекочу.
Но он многим рискует:
Ножом я его проучу.









*   *   *

Мир еще жив.
Жизнь вдоль велосипеда течет.
Бог опасен и лжив.
Сосланный вниз идиот.

Сатана расправит флаг революции,
И мы победим!









Девочка в темноте желания и теннисная ракетка.


Зачем есть стены?
Трогать и плакать!
Стены хотеть!
Войдите, расширьте  меня!

Рвите на части!
Зовите строителей,
Рьяных, с водкой и пивом,
С мешками в роли подстилки.

И - теннис. Вот он!
Его рукоятка!
Движенье навстречу ночам,
До самого края ночей!

Рви меня, теннис, на части!
Играй мною, делай победы!
Сдаюсь темноте!
Сдаюсь, себя убивая!









Девочка и склад стеклотары.

Игры.
Игры.
Игры в бутылочку!
Идем. Сейчас гроза.
Мы помечтаем за игрой!

Съедим конфеты и постонем,
Стечем к подземным водам,
Прокричим, желанья извергая,
Теряя разум свой. 












Кобели.

Мерцают звезды в вышине.
Сидят коты, и окна тонут.
Желает сука в тишине,
И кобели ее догонят.

Свисают жарко языки,
Кто подбежал - тому - лизать.
Желанья чисты и легки -
Ведь предстоит себя вязать.

А, слипшись, думать неохота.
Пуская другие постоят.
А так - подхвостная икота,
И пусть она несет щенят.

Коты в тревоге наблюдают.
Но им то что - они дурны.
Они на скорости вонзают.
Их мысли суетно-черны.

Горит звезда, звезда собаки,
Танцуют кругом кобели,
Они взволнованы до драки,
Ведь за нее -на край земли!

Ее любовь доступна многим
А запах - вешние сады,
Она не будет одинока
С печатью ветреной звезды.










Миссис Райт.

Принимает, обнимает
Ласковая фиалка.
В свои 60 лет она летает,
А также она - гадалка.

Она - не паутина,
И в ней не живут пауки.
16 лет перед нею - рутина,
Стертые сапоги.

Она каждый день молодеет,
Развлекается и смеется,
Ей будущее всех виднее,
Но в вечность она не рвется.

Она зазывает юность,
Словно росянка - мух,
И отдает им сутулость,
И подопревший дух.