Пробуждение такое же резкое, как воскрешение. Задней мыслью, через неопределённое количество ускользающего времени, понимает, что это и было воскрешение. Удивительное возвращение в старый мир, которого больше нет, который навсегда остался за условиями контракта подписанного… А сколько лет назад? Какая сейчас наступила эпоха? Новый век? Он в него вступил?
Любопытство скрашивало его одиночество и скуку. Вокруг ничего не менялось. Время шло, но его темпа почувствовать не удавалось. Часы… Дни… Секунды… Замкнутое пространство давило на нервы, на разум. Дышать уже получалось с трудом, но списать это на неисправность фильтрующей системы не получалось. Воздух поступал в достаточном количестве, углекислый газ уходил в специальное отверстие. В абсолютной тишине работа этого механизма была оглушающей.
Мерный фиолетовый свет плавно нарушал его уединение. Скоро начали проступать рельефные перекаты потолка его капсулы – они медленно, незаметно, прекращали свою работу, выводя своего клиента из “смерти”. Свет стал своеобразным толчком к активизации его организма: пришла головная боль, ломота в мышцах, сухость во рту и тошнота. Он не мог пошевелиться, сглотнуть – слюна не вырабатывалась, – избавиться хотя бы от части боли, вторгнувшейся в его сознание и ставшей единственной мыслью. Чем становилось ярче, тем ему становилось хуже.
В какой-то момент свет начал резать глаза, и он никуда не мог от него деться. Ещё немного – и он сойдёт от этого света с ума. Фиолетовый неожиданно превратился в зелёный, механизмы заработали с двойным усилием, стенка за его головой исчезла, втянувшись в отверстия, его тело, лежащее на мягкой составляющей капсулы, плавно выехало вперёд.
Боль от укола он не почувствовал, но вот результат коктейля в шприце пришёлся ему по душе. Ломота начала спадать, разум прояснился настолько, что он услышал и воспринял слова медработника:
– Вы на корабле “Генерация”. Только что мы вывели вас из криосна, в котором вы провели весь полет до Нова Теллур – 307 лет. Добро пожаловать в дивный новый мир. Ваш мир.
***
Когда он подписывал контракт, он был наивным, немудрённым жизнью юнцом, перед которым все двери были открыты нараспашку. И из всех этих дверей он выбрал дверь нового мира, который увидит только после длительного сна. После “смерти”. Он сам умер ещё там, на Земле, 307 лет назад, умер для своей семьи. Спустя три столетия он воскрес здесь, на “Генерации”, на корабле посреди космического моря пустоты. Впереди ждала неизвестность, к которой его несло на всех двигателях. Впереди его ждал новый мир.
Их разбудили раньше, чтобы они освоились перед посадкой на Нова Теллур – так говорят всем тем, кого они воскрешают изо дня в день. Так говорили и ему в день его нового рождения, и тем, другим, на следующий день, и далее, далее... Каждый день воскрешают всё новых граждан “Генерации”, селят в одинаковые комнатки в бесконечных рядах жилых корпусов, занимающих одну третью часть корабля, и оставляют их спокойно адаптироваться к новой жизни.
Дальше от корпусов, на дне искусственной долины, вырос мегаполис, как его бы назвали на Земле, здесь же он просто город. Единственный на парсеки город. Город, населённый людьми. Там живёт почти всё население “Генерации”, кроме недавно пробуждённых и экипажа корабля. И в нём есть всё. В барах наливают искусственный алкоголь, в ресторанах кормят искусственной едой, в борделях предоставляют искусственный секс, полупрозрачный купол над мегаполисом даёт искусственное ощущение свободы. Искусственное удовольствие и счастье. Замкнутый мир вращается по кругу.
Он вливается в эти улицы ровно в семь вечера по времени корабля. Искусственному времени. Времени, когда начинают медленно тушить всеобщий свет, возведённый в ранг солнца. Сколько бы раз он сюда не приходил, пялится по сторонам, как будто в первый раз. Главное здание, невысокое, но помпезное, выросло в центре мегаполиса, в центре всего корабля. Его называют “Алма”. Такое же искусственное, как и всё вокруг. От него расходятся улицы: артерии, капилляры и вены, по которым спешно перемещается кровь – воскресшие люди. Сейчас с главной улицы он старается уходить всё чаще и чаще – слишком много шума, людей и суеты. Раньше, в первые дни после воскрешения, ему здесь очень нравилось. На мгновение он забывал, что не на родной Земле, а в металлическом саркофаге посреди космического ничто. Теперь же он научился отчётливо видеть купол, когда смотрит вверх, на звёзды, на чужие звёзды. Исследуя новые улицы, закоулки и закутки, он занимает свои вечера. Ему ещё много нужно исследовать в городе, а впереди – целая “Генерация”. Хватит ли ему времени, пока они тормозят?
Сегодня он исследует религиозный квартал. Нет ничего удивительного, что здесь есть и такой, но он всё равно удивляется. Знакомых религий он не находит – за три века они отчего-то кардинально изменились. Толерантность к верованиям у него была, пусть и веру в технику – одержимость ею – понять был не в состоянии. Другие “религии” были ему ближе: вера в Создателя Вселенной, в чёрную силу, что живёт в червоточинах, в божеств, которые притворяются солнцами, и подобные им. Ему не хватает удивления, и он решает перестать испытывать это чувство.
Полуголый проповедник кричит на весь квартал, привлекая к себе внимание скорее несуразным видом, чем речами:
– Конец поколениям близок! Мой бог пришёл в этот мир и принёс с собой их погибель. Только те, кто будут на его стороне, выживут…
Проповедник кричал много всего ещё, но никто не воспринимал его всерьёз. Мужчина просто выжил из ума.
Он уже хотел было развернуться и покинуть квартал, как проповедник закричал на него:
– Подари им погибель! Поколения не должны вернуться!..
Его уволокла подоспевшая охрана, но выживший из ума проповедник всё продолжал кричать о том, что поколениям кто-то должен принести погибель.
Он вернулся к своему корпусу под утро, как и всегда. На лестнице между этажами стояла в одном халате и курила его соседка. Без улыбки, обращённой к ней, пройти было невозможно.
– Имя не вспомнил? – вместо приветствия спросила она своим красивым и мелодичным голосом.
– Всё ещё, – подтвердил он, ища электронный ключ по карманам.
– Жаль, жаль, 1136707. Я уже устала тебя так называть. Марко таких цифр ещё не знает.
С её семилетним сыном они даже друзья. Марко смышлёный мальчик, что бы там его мать не говорила. У него большое будущее там, куда они прилетят. Когда прилетят.
– Он не жалуется.
Женщина фыркает, делает глубокую затяжку и выдыхает, прикрывая глаза от удовольствия. Она курит совсем не табак. Он заставляет себя не удивляться.
– Верю, дорогой, – выдохнула она с очередной порцией розового дыма. – Куда сегодня гулял?
– Квартал религий. То ещё место…
– Жуткое, – соглашается она, покачивая головой.
Он замер, так и не поднеся ключ к двери.
– Вы верите во что-нибудь, Диана?
– Раньше – верила. Когда была наивна, как ты. Сколько тебе лет?
Её вопрос заставил задуматься. Ответ появился на поверхности, но заставил подумать из-за неуверенности в его правдивости.
– Двадцать пять.
– Ты ошибаешься. Тебе 332. Ты молодой и древний старик. Мы все здесь молоды и стары. Никто не мог вообразить, что это скрывается под подписью.
Она смотрит вперёд, на единственный город цивилизации, освещённый искусственным солнцем. Её взгляд направлен куда-то внутрь всей этой искусственной жизни. Он встаёт рядом и тоже смотрит, пытаясь найти и понять, что видит женщина.
– Ты веришь, что мы тормозим перед Нова Теллур?
– Мне так сказали, – нахмурился он, повернувшись к соседке.
– Нам всем так сказали. Всему миллиону.
Она сделала ещё одну глубокую затяжку. Розовый дым в лучах “солнца” светился, вызывая невольные ассоциации с волшебством.
– Когда я воскресла девять лет назад, мы тормозили. Сейчас, когда воскресили тебя, мы всё ещё тормозим. По рассказам тех, кого воскресили первыми, мы тормозим уже тридцать лет. Почему нас воскрешают сейчас, а не на Нова Теллур?
– Я не знаю, – через силу выдавил он, отворачиваясь от вида на долину. – В контракте было написано, что нас воскресят уже на новой планете. И полет занимал всего 278 лет. Так мне сказали на Земле.
Его соседка затушила сигарету об перила, на специальном покрытии которых не осталось и следа, и выбросила её в урну, мгновенно перерабатывающую все отходы.
– Ты ещё веришь в Землю, – она не спрашивала, просто констатировала факт, – многие здесь её не видели, – она смотрела на дверь, за которой в школу собирался её сын, – а кто-то о ней уже забыл. Я сама уже начала сомневаться. А была ли Земля? Для меня в новой жизни существовала лишь “Генерация”.
Он ничего не успел ей ответить. Из-за двери высунулась голова её сына. Марко был одет в школьную форму из причудливого материала, как и вся местная одежда. Одежда, к которой он ещё привыкал.
– Мама, мы опоздаем, – строго сказал мальчик, зазывая женщину внутрь. – Привет, 1136707.
– Привет, Марко. До вечера, Диана.
Они оба скрылись за дверью в соседнюю комнату в их корпусе на втором этаже. Он остался стоять там и созерцать “рассвет”. Раньше он любил рассветы. Здесь он научился их ненавидеть.
***
Бессонница стала привычным состоянием и верной спутницей, единственной настоящей, что здесь есть. Он далеко не последний, кто от неё страдает. Диана жалуется на неё каждое утро, весь миллион воскрешённых жалуется на бессонницу каждый день. Не страдают от неё разве что те, кто родился и вырос на “Генерации”, Марко и другие дети, и некоторые взрослые, которым меньше тридцати.
Он спал всего пять часов в день, урывками, беспокойно, и просыпался всегда резко, словно воскресая. Всю ночь напролёт он бродил по городу, днём, когда не спал, сидел в своей комнате в корпусах и пытался как-то скрасить одиночество и скуку. Диана, когда работала в ночные смены, часто составляла ему компанию. Пусть они и оба знали, что им не по пути.
– Устройся куда-нибудь на работу. Купи дом в городе. Живи…
– Как нормальный человек? – мягко подсказал он, гладя её по волосам.
Её голова лежала у него на плече, рука – на торсе, нога – ненавязчиво заброшена на его бедро.
– Как все здесь. Имитация жизни помогает не сойти с ума.
– Если бы помогала, то не было бы культа “Выхода в космос”.
Она приподняла голову и встретилась с его пустыми глазами своими.
– Не ходи больше в религиозный квартал. Прошу. Займись лучше тем, что ты делал в прошлой жизни.
Он прислушался к ней. Не спал несколько дней, читал обо всём том, что когда-то изучал и знал. Изучил то, что успели открыть за время его смерти. Поменяться успело не мало, но он был гением, когда-то давно, в прошлой жизни… Гением в химии, которому пророчили большое будущее.
Компания “Дескансо” взяла его к себе с радостью. Днём он разрабатывал всё новые и новые химические добавки в постную пищу, вечерами немного спал, ночами бродил по городу. С Дианой виделся лишь на лестнице, когда она курила, а он уходил на работу, с её сыном он часто играл и даже помогал тому с уроками. Искусственно созданная жизнь спасала его какое-то время. Бессонница её отбирала.
Он научился ненавидеть чужие звёзды.
Ничего не менялось какое-то время. Работа, бессонница с перерывами на сон, редкие встречи с Дианой в его постели, игры и уроки с её сыном Марком, ночные прогулки по городу и нечастые уличные проповеди в религиозном квартале – в этом он её слушать не стал. Каждый день воскрешали сотни людей, в корпусах никогда не бывало тихо. Он о тишине успел забыть. Существовать так стало привычным. Но что-то давило на подсознание, а что именно – он не мог ни понять, ни вспомнить.
“Генерация” всё ещё тормозила. В это уже никто не верил, но никто и не обсуждал. “Алма” всё скрывала. Только правда всегда всплывает наружу.
Однажды в его кабинет в “Дескансо” пришла женщина в строгом костюме, за её спиной маячили двое, представляться и заходить внутрь они не стали, зато зашла она. Выражение её лица и пустота в её глазах ему не понравились.
– Обращайтесь ко мне Эрида, – полуприказала женщина. Голос у неё был грубый, сильный, командный. – Нам нужна ваша помощь. Взгляните на эти формулы.
Она не стала опускаться до пустой болтовни, перешла сразу к делу. Он принял из её рук папку, открыл и внимательно осмотрел формулы, которые обнаружились внутри. И не поверил своим глазам.
– Это формулы для раствора, с помощью которого погружают в криосон.
Он точно знал, что это они. Эрида выглядела обрадованной.
– Вы сможете его воспроизвести? – надежды в её глазах и голосе было даже слишком много, чтобы он ничего не заподозрил.
– Я попробую, – честно пообещал он, больше не глядя на Эриду.
Она поспешно распрощалась, папку оставила в его руках, покинула кабинет, так и не обозначив сроков. Никто бы не заподозрил её в крайней степени отчаяния. Кроме него.
Диане он ничего не сказал. И никак не стал объяснять, где теперь пропадает днями и ночами. Он только скучал по Марку. Лаборатория стала его новым домом – искусственным домом. Он бы не удивился, если бы узнал, что в его комнате в корпусах кто-то живёт. Каждый день воскрешают сотни людей – он пытается создать то, что убивает “обратимо”. И он это снова и снова создаёт.
Но раствор действует не вечно. Триста лет – это уже очень и очень много. Его действие просто закончилось или заканчивается. Каждый день. И его больше нет. Никто больше не может “обратимо” умереть. А он не сможет убить поколения…
В религиозном квартале он теперь нечастый гость. Но сейчас он там. Ему хочется кричать. Он понял. Вырвался оттуда – и понял.
– Мы потерялись! – кричит он так громко, насколько позволяет ему его организм. На него оборачиваются, внимание привлечь удаётся запросто. – Мы не тормозим! Мы не летим к Нова Теллур! Мы застряли навсегда в этом чёртовом пустом космосе! Навсегда лишились наших жизней на Земле! Земля существует, это никакой не миф! У нас всё ещё есть дом. Мы должны вернуться! Мы…
– Хватит, Роберт! – приказывают ему.
Он вспоминает. Это его имя. Роберт. То же имя, что и в названии формулы трёхсотлетней давности. Имя из той папки. Он удивлён, Эрида в бешенстве, два её подручных медленно идут к нему. Люди расходятся, разбегаются. Ему не хотят верить. Он своими руками пытается уничтожить необратимо надежду.
Его хватают. Он кричит о том, что “Генерация” застряла в пустоте, заблудилась в космическом лабиринте и летит в никуда. Их полёт не имеет смысла, как и их искусственная жизнь. Ему что-то вкалывают, ускользающее сознание выхватывает небо за куполом, чёрное, с чужими звёздами, далёкое, как свод саркофага, и истошный громкий крик “Роберт!”, силуэт Дианы в конце улицы он мог себе уже выдумать.
Он закрывает глаза и смотрит внутрь. Смотрит внутрь себя и не может найти там души. Не она ли плата за его “обратимую” смерть? Он глупо надеется, что больше не воскреснет.
***
Умирать больно. Он этого не помнит, но знает. Пробуждение похоже на воскрешение. Потом ему скажут, что это и было воскрешение. Удивительное возвращение в старый новый мир. Стенки за его головой исчезают, и он видит свет. Это новое рождение.
– Вы на корабле “Генерация”. Только что мы вывели вас из криосна, в котором вы провели весь полет до Нова Теллур – 308 лет. Добро пожаловать в новый дивный мир.
Эрида улыбается ему, как старому другу. Он, как и раньше, улыбается дружелюбно, без задней мысли.
В жилых корпусах в соседней комнате живёт женщина с восьмилетним сыном. Она курит на лестничной клетке и всегда мила с ним, часто зовёт к ним и не менее часто оказывается у него, всегда спрашивает, не вспомнил ли он своё имя, и терпеливо называет “1174918”. Иногда ему кажется, что он её любит.
Он привыкает к звёздам, к чужим звёздам над головой за прозрачным куполом. К единственному городу и к его искусственной жизни. К искусственным рассветам и закатам. К пустоте там, где должна быть душа.
Он пытается разучиться это ненавидеть. И научиться снова видеть сны.