Аннотация: Их всего трое - волею обстоятельств оказавшихся на окраине Вселенной и потерявших связь со своей цивилизацией. Есть ли шансы на выживание?
0. Точка отсчёта. (Пролог)
Огромное облако взрыва, рваное и ослепительно яркое, медленно расползалось по Вселенной. На огромном её протяжении пространство плавилось, разбрызгивало струи плазмы, высвобождая при этом колоссальную энергию. В сущности своей это был обычный взрыв. Только очень большой...
- Установка замолчала... - К., энергетик, испуганно перевёл взгляд на панораму установки - места, откуда, собственно, должен был поступать сигнал, и где в тот момент творилось нечто невообразимое; потом посмотрел обратно на приборы, разом вдруг замолчавшие: казалось, он не осознавал прямой и очевидной связи между двумя этими фактами.
Эр, застигнутый врасплох у модулятора, очень медленно, всем телом развернулся к экрану. Руки, судорожно сжимавшие поручни кресла, нервной дрожью выдавали глубокое потрясение, охватившее его. С трудом оторвавшись от экрана, он недоумевающе оглядел присутствующих. Ошарашенный его взгляд остановился на Саоне.
Саон, старший исследователь, неподвижно застыл перед пультом и пристально наблюдал за картиной далёкой катастрофы. Взгляд его, вдруг ставший непривычно суровым, пронизывающим, казалось, вступил в борьбу со стихией, стремясь в отчаянном порыве обратить её вспять. Неизвестно, о чём он думал в ту минуту. Быть может, слепо не хотел верить приборам - настолько неожиданным было то, что он видел. Но приборы не врали - они исправно выдавали красочное, сильно увеличенное изображение эпицентра и целую ленту контрольных данных.
- "Вторая" вызывает! - глухо сообщил Лонг, продолжавший контролировать эфир. Из всех присутствующих он выглядел, пожалуй, самым хладнокровным свидетелем трагедии. Пилот сосредоточенно проследил состояние каналов и подключил станцию на прямую видеосвязь.
На экране появилось лицо Рида - старшего исследователя второй лаборатории. Лицо его, весёлое и уверенное ещё несколько минут назад, теперь выглядело смертельно усталым и разбитым.
- Саон! У нас потеряна связь со всеми зондами сферы, - голос астронавта дрожал. - Гравитационное притяжение резко упало, но установка выдает предельный уровень рентгеновского излучения. На нас надвигается взрывная волна.
"Он имеет в виду зонды, контролирующие непосредственно критический радиус", - определил для себя Саон. Он успел подумать, что всё ещё остаётся старшим по эксперименту, и люди, шокированные произошедшим, растерянные, сейчас с надеждой смотрят на него. Переведя дыхание, исследователь краем глаза скользнул по сектору контроля. Абсолютное большинство выносных датчиков и зондов его станции так же погибли. Ситуация в зоне не контролировалась и была полностью неуправляемой.
Саон обернулся к Эру.
- Выведи на экран все их навигационные данные.
Эр, поняв его намерение, возвратился к пульту, нашёл список, пробежал его глазами. Ещё через мгновение он подключил полётную карту второй станции. Вдвоём с Саоном они принялись её изучать.
- Их продолжает сносить к эпицентру - именно в этом направлении был гравитационный всплеск, - обратил внимание Эр.
На схеме было отчётливо видно, как "вторая" значительно переместилась к области взрыва, войдя в опасное соприкосновение с создаваемыми эпицентром полями и излучениями.
- Я на их месте побыстрее убирался бы оттуда - вдруг категорично резко высказался Лонг. - В конце концов, неизвестно, что движется на них - защиты может не хватить.
Саон испытывающе посмотрел на него. Их глаза встретились, между ними завязалась молчаливая перепалка. Саон искал в его глазах следы страха, паники, однако с удивлением не обнаружил ни того, ни другого. Астронавт выглядел подавленным, но необычайно решительным. Глаза его излучали силу и уверенность, он явно что-то недоговаривал - Саон это почувствовал.
- Пожалуй, ты прав. - Сокрушённый, он откинулся на спинку кресла, задумался.
Вторая лаборатория держала под контролем один из секторов основной плоскости испытаний, контролируя перемещение вещества в зоне. Из трёх станций, расположенных в непосредственной близости от центральной установки, она оставалась единственной, с которой сохранилась связь. "Нулевая" была втянута в эпицентр незадолго до взрыва и полностью исчезла с экранов. Попытки её обнаружить к успеху не привели: спасательный крейсер, брошенный ей на выручку, постигла такая же печальная участь. С первой станцией, находившейся по противоположную сторону от центра (по отношению к лаборатории Саона), последний сеанс связи был прерван минут за десять до взрыва, хотя ещё некоторое время она была отчётливо видна на локаторах. И вот теперь опасность угрожала "второй"... Конечно, Рид - человек неглупый - сам знает, что делать, и своих людей не подставит... к тому же "вторая" достаточно удалена от эпицентра - ослабленная взрывная волна достигнет их лишь через несколько часов и вряд ли причинит вред. Но...
Саон поднял голову, подключил канал связи:
- Рид! Попытайся максимально прозондировать облако своим резервом и уводи станцию на исходный радиус. Прикрытие тебе необходимо?
Послышался щелчок, потянулась непродолжительная пауза. Наконец опять появилась картинка.
- Понял. Ухожу. Прикрытия не требуется - справимся сами.
Экран погас.
- Успеют уйти, - хладнокровно заключил Эр. - У них ещё уйма времени.
Очередной вызов заставил всех вздрогнуть. У Лонга, оторвавшегося от шлемофона, перехватило дыхание.
- "Ноль-четвёртый"! У него информация о первой станции!
Астронавты замерли, переглянулись, затем все разом взволнованно припали к экранам. Появилось изображение робота - "четвёртая" была полностью автоматической. Человекоподобное лицо его, не закрытое шлемофоном, было непроницаемо-сосредоточенным. Получив контрольный сигнал, он медленно, с расстановкой заговорил:
- Передаёт пятый-четвёртый. Перевожу вам кодовый сигнал, полученный с первой станции... - Робот "самопереключился" на информацию, затем продолжил: - "Внимание! Скорость распространения материи взрыва наиболее максимальна в сторону траектории движения нулевой лаборатории. Гравитационное притяжение источника упало на несколько порядков..." Это - всё, что они успели передать. Сигнал получен в 00.02. Сейчас станция отрезана от меня облаком. Держу курс в её направлении.
Окружающие застыли.
Саон что-то сосредоточенно высчитывал в уме. Повернулся к К.
- Энергия на установку ещё поступает?
- Поступает, - удручённо подтвердил энергетик, рассеянно следивший за диаграммами. Очнувшись от своих размышлений, он видимо подумал, что нисколько не виноват в этом, и более подробно разъяснил: - Батарея была отключена сразу же. В настоящий момент в пространстве сохраняется остаточный заряд. Он иссякнет... - К. посмотрел на часы монитора - через минуту с небольшим.
- Поясните, как выглядел сигнал! - запросил исследователь у "четвёртой".
Повторно включившись, робот продолжил:
- Сигнал передан вторым аварийным кодом (*1), грязный до 80%, периодически повторяемый. Координаты - из района "первой", плывущие.
- ...Такое ощущение, что они передавали через неуправляемый ретранслятор. - Высказал предположение Лонг.
Воцарилось молчание.
"Их тоже начало затягивать, - думал Саон. - Видимо они это поняли, но уже ничего не успели предпринять. Из информации видно, что станция оставалась "живой" и после взрыва. Тогда она неминуемо должна была встретиться с взрывной волной. Последствия такой встречи немудрено себе представить".
Он посмотрел на район катастрофы. Теперь среди огненных разводов можно было разглядеть место, где развороченный реактор, скрытый гущей облаков, продолжал извергать из своих недр сгустки плазмы, веером рассеивая их вокруг себя и придавая области своего местонахождения форму грандиозного спиралевидного протуберанца, своим видом чем-то напоминающего галактику. Ярко освещённые клубы огня уже овладели пространством на протяжении нескольких миллионов километров и продолжали захватывать всё новые и новые области. Струя белого газа, выброшенная в сторону "нулевой", была почти скрыта от них огненной завесой. Откуда она взялась?
Саон начал вспоминать состав экипажа "нулевой". Он сокрушённо выяснил для себя, что знает всего лишь троих - двух исследователей и пилота - тех, с кем непосредственно работал. Одна из них - женщина. Он машинально выхватил из памяти её зрительный образ: лучистые глаза, изящные движения, открытую, завораживающую улыбку. Он слегка улыбнулся, испытав упоение мужчины, думающего о прекрасных женских чертах. И тут же с горечью подумал, что из всего экипажа по своему мужскому эгоизму вспомнил именно эту красивую женщину. А между тем один из пропавших был его другом. Был... Он уже причисляет из всех к погибшим. Но может ли быть иначе?...
Лонг, замкнувшись наедине с видеошлемофоном, полный хладнокровия, о чём-то переговаривался с базовой станцией, зависшей вне зоны испытаний, ближе к орбитам эрмосферы (*2). Остальные тревожно ожидали. Станции не могли исчезнуть бесследно - все присутствующие это прекрасно понимали и с надеждой вздрагивали при каждом очередном вызове. Это была совершенно отчаянная надежда - но она ощущалась и напряжённо витала в воздухе. В конце концов, реальность могла преподнести какой угодно сюрприз.
- Н. уже подошёл к облаку - спокойно сообщил Лонг, переключивший канал, добавил от себя: - прямой связи нет, только через промежуточный ретранслятор. С ним всё нормально.
Н., руководитель спасателей, вёл свой крейсер в район исчезновения нулевой лаборатории и одного из своих кораблей. Лонг поддерживал с ним непрерывную связь с момента первого исчезновения "нулевой", то есть уже более трёх часов.
Саон развернулся по направлению к пространственной карте, что-то прикинул в уме.
- Запроси у него характеристики среды.
- Попробую. - Лонг сосредоточенно переключил шлем и вновь обратился к приборам.
Ответ пришёл довольно быстро. Лонг выдал данные в виде схемо-карт на несколько экранов.
...Высокий уровень жёсткого излучения, температура на границе распространения взрывной волны местами в несколько тысяч градусов - это всё понятно. Своё внимание исследователи сосредоточили на гравитационном сканировании облака и спектральном анализе составляющего его вещества, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы исчезнувших кораблей. Тщетно. Все выявленные отклонения, большей частью слабые и рассеянные, являлись прямым следствием взрыва или каких-либо других установленных источников. Никаких твёрдых обломков. Нулевая станция как будто растворилась...
Эр, подавленный, понурив голову, отошёл к схемо-карте.
- Н. полагает, что протяжённый выброс - всего-навсего струя газа, выпущенная пробитым баллоном, - дополнил Лонг.
Саон медленно развернулся в кресле, устремил свой взгляд куда-то в бесконечность, с сомнением прикусил губу.
- Топливный бак "нулевой" разве мог так рвануть?
Он вопросительно посмотрел на К. Тот задумался, неопределённо пожал плечами.
- Почему они упорно ищут именно в этом секторе? - Эр озадаченно сквозил схему глазами. - Ведь обломки вероятнее всего разбросало по радиусу.
Лонг с грустью посмотрел на него.
- Ты надеешься на обломки?!
Эр пронзительно посмотрел на облако взрыва, сжал скулы. Потом равнодушно отвернулся.
- Да, откровенно говоря, ни на что уже не надеюсь. Хотя бы понять, что произошло...
Саон вдруг подумал, что не может смотреть ему в глаза. Он остро уловил обречённость, поселившуюся в экипаже после этих слов. Они, усталые и бессонные, затерянные в бесконечном мраке космоса, все они, безусловно, были ответственны за жизни десятка людей, которых уже вряд ли вернуть. Стоит ли надеяться на чудо? На то, что время обратится вспять и вернёт им безвозвратно ушедшее прошлое? Глупо. Оставшимся в живых остаётся лишь стиснуть зубы и продолжать упрямо жить дальше. Как бы это ни было жестоко по отношению к погибшим...
1: Ка.
Хрупкая девичья фигура Ка, намертво придавленная к полу, оставалась неподвижной, не подавая никаких признаков жизни. Глаза были широко раскрыты.
Ускорение быстро падало. Гул так же утихал - совсем перестало резать в ушах. В кромешной темноте продолжал исправно мигать информационный щиток коридора, высвечивая тамбур тревожными оранжевыми бликами. Ка не отрываясь смотрела на него, как на единственную надежду и связь с этим разом взорвавшимся миром. Тусклые всполохи света с трудом растворялись в густом и тягучем воздухе. Раскалённые пары обжигали горло. Дышать было тяжело.
Она вдруг подумала, что жива, и что ей невыносимо жарко и неудобно лежать на жёстком ворсяном покрытии. Едва ощутив относительную свободу в движениях, девушка инстинктивно попыталась опереться о стену. Упала. Перед глазами её поползла едкая фиолетово-красная пелена. В изнеможении она опустила веки, немного отдышалась, жадно глотая воздух, затем, превозмогая нахлынувшую боль, начала ползком, на ощупь медленно пробираться вдоль коридора в направлении светового табло. В этот момент корабль, сделав последний, обескровленный рывок, наконец, замер. Воцарилась гробовая тишина. Безжизненная космическая невесомость, стремительно ворвавшаяся в незащищённые отсеки, быстро овладела всем окружающим пространством. Огромная и неуправляемая машина устремилась в плавное и бесконечное падение в бездну Вселенной.
Ка на мгновение потеряла опору и повисла в воздухе. Неловкая попытка зацепиться за стенной выступ оказалась неудачной: девушка больно ударилась о панель, отлетела от неё, закрутилась. Приноровившись, ей удалось со второй попытки ухватиться за шпангоут. Намертво вцепившись в него, она настороженно, недоверчиво огляделась, прислушалась. Нет - здесь, в намертво закупоренном куске коридора, похоже, ничего не изменилось. Причину странностей, творившихся с кораблём, следовало искать где-то снаружи.
"Авария?!"
С трудом сохраняя сознание, она по инерции бросилась к двери, ведущей к центру станции, до которой не успела добежать несколькими минутами ранее. Стремительно доплыв до неё и ухватившись за поручень, нащупала на терминале необходимую клавишу и надавила её.
Дверь-переборка не шелохнулась.
Остолбенев от неожиданности, Ка растерянно уставилась на блеклую панель. В этот момент на маленьком экранчике вспыхнул ряд нулей и тревожная белая надпись.
Девушка в ужасе дёрнулась прочь от двери, широко раскрыла глаза.
Центральный зал был полностью разгерметизирован. Автоматика заблокировала вход.
Наверное, ещё с минуту она продолжала недоумённым взглядом буравить тёмный дверной проём, всё ещё не веря в реальность происходящего. Сознание упрямо тянуло её вперёд, весь вид настойчиво вопрошал: "Ну как же так? Ведь я должна туда пройти!" У неё опять закружилась голова. Она энергично затрясла ей, пришла в себя, хотя в ушах продолжало надрывно шуметь. К горлу подкатил рвотный комок.
Придя в себя от первого шока, девушка опять, но уже с опаской приблизилась к пульту; почти прижавшись к нему лицом, дрожащими пальцами попыталась включить свет, а когда это не удалось, отыскала селектор связи и подала вызов в центральный узел управления.
Вызов прошёл...
Центр ответил тишиной.
В зале управления должны были находиться люди - это она знала точно. Тогда что означает это молчание?
Задыхаясь, она с последней надеждой подключила общий аварийный вызов...
Гробовая тишина.
"Куда все подевались?!"
Девушка вдруг почувствовала неприятную, леденящую слабость. Она осторожно прижалась щекой к тёплой стенной панели, исподлобья оглянулась в мрачную глубину пустого, непривычно задымленного коридора и некоторое время с удивлением рассматривала его. Потом в изнеможении прикрыла глаза. Сознание плыло и качалось, как на волнах. Бешено стучащее сердце готово было вырваться из груди. А кошмар реальности не проходил.
Ка совершенно не представляла, что могло случиться. Внезапно прозвучавший сигнал тревоги застал её в одной из "нижних" лабораторий. Это было настолько неожиданно, что она поначалу даже не восприняла его всерьёз; потом всё же в нарушении всех правил сорвалась с места, сломя голову выскочила в коридор, но не успела преодолеть и десяти метров: стремительно нарастающее ускорение швырнуло её на пол. Тяжёлый грохот, вибрация, пронзительный свист, дым, обрушившиеся вслед за этим, совершенно оглушили её, напрочь лишив возможности что-либо соображать. По-видимому, она пыталась кричать, теряла сознание. А затем последовал сильнейший удар, и - полный провал в памяти. Когда девушка через какое-то время пришла в себя, всё было кончено. Отсутствовал свет; исчезли "фон", гравитация - это означало, что блокированы все основные энергоисточники. Или их отключили, или... Предполагать здесь можно было всё, что угодно, а узнать не у кого. Помимо неё на борту станции находились ещё несколько человек и роботов. Никто не отвечал.
Взгляд девушки вновь задержался на терминале.
Центральный узел управления наверняка не пострадал - иначе система не подключила бы его на прямой разговор. Из всего нагромождения событий она подчеркнула для себя именно это обстоятельство. Главный пульт - это было всё сейчас: информация, связь, возможность действовать. Она должна непременно попасть туда.
Но как?
Ка лихорадочно воспроизвела в памяти схему станции. К рубке можно было ещё пробиться в обход, через центр памяти. Конечно, и этот путь мог оказаться отрезанным. Однако попытаться всё равно стоило. Сообразив это, девушка развернулась и, не теряя времени, бросилась назад.
Она очень спешила - вернее пыталась спешить. В кромешной темноте, среди липкого, вязкого тумана у неё это плохо получалось: она периодически налетала на перегородки, цеплялась за что-то, путалась и тут же в отчаянии выплёскивала наружу накопившееся раздражение. Нервы, натянутые, как пружины, сдерживать становилось всё тяжелее и тяжелее. Она металась по пустым, брошенным отсекам, в тщетной надежде встретить хоть кого-нибудь. Станция была полностью обесточена, а тишина просто оглушала: малейшее её движение, касание било по ушам. "Может. Все успели эвакуироваться, а её забыли?!" - промелькнула мысль. Она тут же отбросила сомнение - чуда произойти не могло.
Ка не помнила, сколько времени добиралась до центра памяти. На всём протяжении пути она не встретила больше никаких разрушений, ничто не воспрепятствовало её продвижению вперёд, что в какой-то степени сбило с толку. Оказавшись с противоположной стороны разгерметизированного зала, она ещё раз, терзаемая сомнением, проверила его. Нет, ошибки не было - полная разгерметизация. Удручённая, она развернулась лицом к проходу, ведущему в центр памяти. К счастью, этот отсек сохранился неповреждённым. Благополучно проникнув внутрь помещения, она быстро пересекла его и очутилась перед входом в рубку управления.
Здесь Ка остановилась, охваченная смятением. Рука её потянулась к терминалу, пальцы нащупали клавишу, на мгновение замерли, не решаясь сделать последнее движение. Она с подозрением оглянулась в темноту помещения, выждала паузу, восстанавливая дыхание, затем мягко подключила клавишу. Люк подался и исчез. Девушка ворвалась в комнату и замерла у порога.
Больше всего её поразили огни пульта. В безлюдном мёртвом корабле, среди всеобщего мрака и пустых обесточенных мониторов пульт продолжал светиться всеми цветами радуги, бросая на панели, перегородки скользящие блики и слегка рассеивая кромешную темноту вокруг. Заворожённая, девушка несколько мгновений молча пожирала глазами это зрелище. Опомнившись, наконец, изумлённо обвела взглядом комнату.
Кругом не было ни души.
Охваченная острым предчувствием беды, девушка поплыла на свет. Она наткнулась на одно из кресел, невольно вздрогнула, увидев торчащий из-за спинки край шлема. Приблизившись вплотную, ей удалось разглядеть сетчатую маску и поблёскивающий комбинезон.
"Робот! Ноль-первый!" - Ка с надеждой дёрнула его за руку, однако тот даже не шелохнулся, словно был намертво приклеен к креслу. Ка недоумённо осмотрела его. Никаких видимых повреждений - только запах горелых проводов. "Понятно". Ещё раз огляделась.
"Где же остальные?"
Она без особой надежды окинула взглядом приборные панели, практически полностью отключенные. Потом догадалась найти шкафчик с инструментом, извлекла оттуда фонарь, обернулась. Яркий луч света вспорол темноту и медленно обогнул помещение. Пусто. Ка заколебалась, неуверенно подалась в сторону систем управления движением и навигации, высвечивая фонарём все тёмные закоулки. Внезапно в одном из проходов между креслами луч высветил тёмно-синюю человеческую фигуру, зависшую в пространстве лицом вниз. Сердце девушки надрывно ёкнуло. Она вдруг выдохнула из себя всё, что могла, почти не дыша приблизилась к человеку, склонилась над ним и осторожно потянула за плечо, желая рассмотреть лицо. Астронавт медленно повернулся вдоль оси. Ка подняла фонарь, и её в ужасе передёрнуло.
Верхней части лица она не увидела - настолько та была залита кровью. Лоб зиял глубокой кроваво-грязной раной: череп оказался разбитым. Окровавленные губы приоткрытого рта, застывшие в последнем предсмертном движении, придавали лицу неподвижно-безразличное выражение.
Человек был мёртв.
"Кракс!"
Оглушённая увиденным, девушка резким, тупым движением отпрянула назад, беспомощно огляделась вокруг себя. Только сейчас она заметила забрызганный кровью край одного из столов и мелкие кровяные шарики, плавающие вокруг. Ка задержала взгляд на человеке, застыла в смятении, не решаясь снова дотронуться до него. Переборов, однако, первый испуг, снова склонилась над ним и ещё раз, но более тщательно осмотрела рану на голове. С момента "аварии" и предполагаемого времени остановки сердца и дыхания, судя по часам, прошло минут двадцать. Мозг сильно разрушен, спасти его уже не удастся...
"Он сопротивлялся до последнего, - думала она, вздрагивая от озноба, - он не мог ответить на её вызов. А на базе, наверное, до сих пор ничего не знают..."
Последняя мысль заставила её очнуться. Ка тревожно поглядела на ноль-первого, застывшего на противоположном конце зала, перевела взгляд на панели пульта. Пульт молчал - все переговорные устройства были заблокированными. Осторожно отпустив Кракса, она развернулась, приблизилась к одному из терминалов управления, нашла космическую связь. Девушка попыталась унять волнение, выждала несколько секунд, собралась. Затем подключила общий эфир. Подняла голову.
- Передаёт нулевая станция!
...Внимание всем!
...Говорит Ка, ноль-пятая экипажа. На станции - разрушения и погибшие... - голос её сорвался. Она оцепенела, губы её задрожали. Страшное напряжение, накопившееся за последний час, вдруг разом выплеснулось наружу. Девушка всхлипнула и заплакала навзрыд, размазывая слёзы по лицу...
Пульт оживлённо замигал огоньками.
Связь не работала.
2. По лезвию смерти.
Случаются в жизни дни, когда всё удаётся. Ты легко скользишь по её течению, играючи расправляешься с возникающими проблемами. Но вот в момент, казалось бы, счастливого блаженства вдруг возникает ничтожная, досадная мелочь - чей-то неловкий жест, обронённое слово - и всё вдруг как бы надламывается внутри: за считанные мгновения вся созданная тобой идиллия бесследно испаряется, и ты превращаешься в несчастнейшего, загнанного в угол человека. Испытывая потрясение от подобной психометаморфозы, ты задаёшься вопросом: "Почему так произошло? Что это: просто усталость, смена настроения - или нечто большее?" Ты начинаешь копаться в себе, вспоминать всю свою "несчастную" жизнь, все неприятности, пережитые когда-либо, и внезапно осознаешь, что мелочь, начисто отравившая твой покой, была всего лишь ultima ratio (последним доводом), последней каплей, переполнившей чашу. Она лишь обнажила, вывернула наизнанку твои проблемы, которые ты пытался игнорировать всё предыдущее время, оправдывая это ленью, несрочностью и прочими подобными отговорками. Скрытно накапливавшиеся, они в самый критический момент выплеснулись наружу, давая понять, что нужно изменить что-то в своей "неправильной" жизни. "Когда это произошло? - думала Ка. - Может быть, час назад, может полчаса?" Ещё вечером, совсем недавно жизнь казалась ей красивой игрой. Потом всё вдруг изменилось, реальность обернулась более сложной и жестокой штукой. Нет, совсем не авария - истинная причина её слёз. Перелом в настроении произошёл значительно раньше. "Быть может... разговор с Торой случился тому причиной? Чересчур откровенный... Ей, Ка, наивной девочке, в мягкой форме раскрыли жизнь в несколько ином цвете". Или кое-что ещё, больно задевшее её... А теперь ещё эта авария. Она оказалась совершенно не готовой ко всему этому, испугалась, расплакалась, словно маленький ребёнок. "Неужели я такая слабая, никчёмная? - думала она про себя, - совершенно не приспособленная к жизни?" Девушка в отчаянии замотала головой. "Нет, этого не может быть. Она - такая же, как все, просто ей сейчас очень больно. Но почему ей больно? Что вообще происходит?"
Она осторожно приложила пальцы к вискам у глаз, пытаясь остановить слёзы, рассеяно повела взглядом по пульту, огляделась по сторонам, возвращаясь в реальность. "Это не сон и не игра, это серьёзно. Смерть человека - тому подтверждение". Девушка перестала всхлипывать, отёрла лицо. На мгновение сознание её прояснилось. "Люди! Остальные!" - мысль эта, словно током обожгла её.
Она резко сорвалась к центральному компьютеру, заняла место оператора и, переведя дыхание, попыталась разобраться в показаниях приборов и видеомониторов. Лишь часть из них оставались в рабочем состоянии: они высвечивали цветовую, графическую информацию, а так же различные условные знаки, известные всякому, кто хоть отдалённо сталкивался с космической жизнью. Ка для начала попыталась вникнуть в суть происходящего и оценить масштабы катастрофы.
Пульт контроля выдавал аварии, насколько она поняла, сразу по нескольким направлениям и системам. Ка поначалу даже отпрянула от панели, поражённая хаотичностью, бессистемностью разрушений, не зная, за что уцепиться. "Нужна схема!" Выполнила запрос, развернула кресло. Свободное пространство в центре комнаты осветилось лёгким голубоватым сиянием, и в нём, мягко щёлкнув, проявилась отчётливая и объёмная голографическая картинка огромного, дифференцированного по уровням и системам космического комплекса, медленно вращающегося вокруг своей оси. Девушка с жадностью и лёгким испугом впилась в него глазами.
Первое, что сразу бросилось в глаза, был модуль обсерватории (или "верхней" лаборатории). То, что выглядело когда-то приплюснутым шаром, увенчанным большой приёмной антенной, оказалось совершенно развороченным: на схеме отсутствовало почти полсферы, а так же весь приёмо-передающий антенный комплекс. Девушка оцепенела. Всего за несколько секунд до взрыва там, где гуляло сейчас космическое пространство, находились как минимум два человека. Ей стало страшно. С некоторым усилием она заставила себя преодолеть слабость и продолжить изучение схемы. Автомат ярко-красными линиями чётко очертил зоны поражения. Основной модуль станции, имевший форму внушительного диска, в котором располагалась главная жилая зона станции - так называемый "этаж" - помимо нескольких незначительных повреждений обшивки получил обширную сквозную пробоину, тянувшуюся наискось от верхней шлюзовой перемычки диска с обсерваторией, сквозь центральный зал и ниже, в генераторную. Неизвестное тело или заряд, прошив станцию насквозь (пенная защита не смогла ликвидировать отверстия) и, выйдя с противоположной стороны, судя по схеме, прошёл буквально в метре-двух от кожуха главного аннигилятора и топливных баков. Это было чудо, что ни один бак не рванул: вся главная энергоустановка внешне как будто уцелела - несмотря на разрушенный и разгерметизированный машинный зал. Вся она из-за аварии была заблокирована и отключена. Кроме того, оказалась обесточенной электросеть, получившая множество повреждений. Питание станции в настоящий момент осуществляла одна из аварийных батарей. Отключена была и вся система жизнеобеспечения (СЖО), причём именно её узлы и установки, расположенные на антресоли "этажа", подверглись прямому удару и получили значительные повреждения: была практически полностью уничтожена одна воздухорегенерационная установка из четырёх, ещё одна повреждена, а так же нарушена главная воздухораздаточная "аорта". Иначе говоря воздухоциркуляционная система была выведена из строя всерьёз и надолго, а последствия этого делали дальнейшее нахождение на станции опасным.
"Люди!"
Девушка вызвала на голографическую схему индикацию личных приборов. На рисунке в разных местах одновременно вспыхнули несколько цветных точек. Ка сверила сигналы со списком экипажа.
Из семи остававшихся на борту его членов (двое убыли накануне) два номера мигали, два вообще отсутствовали. Мигание означало, что приборы либо уничтожены, либо потеряны для системы. "Система нарушена" - определила Ка, заметив на схеме выделенные неконтролируемые области. Она сверила данные. Отсутствующие сигналы, по всей видимости, принадлежали Т., инженеру-механику и ноль-второму (роботу), которые незадолго до аварии вышли наружу, на внешний корпус станции, для осмотра и ремонта антенны связи. Все три не мигавших сигнала исходили из отсека управления. Вот её, "живой" сигнал. Рядом ещё два - Кракса и "ноль-первого". Автоматика бесстрастно фиксировала, что оба они мертвы.
Ка сосредоточила внимание на обсерватории. Её удивило то, что оттуда исходил лишь один мигающий сигнал. Носитель сигнала был потерян для системы в 23 часа 58 минут по межгалактическому времени. Осенённая догадкой, девушка обернулась к монитору аварийных событий. 23.58 - это было время аварии. В момент чудовищного взрыва в самом его эпицентре находился кто-то из экипажа. С замиранием сердца Ка заглянула в список.
Это был Ариан, физик-исследователь. Его уже не существовало в природе.
"С ним была Тора - я ясно слышала её голос..."
Девушка с невыразимым отчаянием взглянула на последнюю на схеме мигающую точку. Пессимистично покачала головой - и беглого взгляда хватило, чтобы понять, что надежды никакой. В список можно было уже не смотреть. Это была действительно она, Тора, женщина-физик. Ка почти вслух прошептала её имя. К горлу её подкатил судорожный комок.
Сигнал исходил из центрального зала.
Девушка застыла в недоумении.
"Как она там оказалась?"
Она дикими, ничего не понимающими глазами поглядела в сторону двери в центральный зал, за стеной которого, в пяти метрах от неё царила смерть, затем вся поникла, бессмысленно уставившись в одну точку. Ею овладела апатия. "Где я? Что со мной происходит?" Она закрыла лицо руками, через мгновение отняла их. Она была жива. Она находилась на исследовательской станции, вдребезги развороченной, за миллиарды километров от Хеланы, С., от друзей. Перед ней разворачивался жуткий сценарий трагедии, в котором ей отвели роль безучастной свидетельницы. Она могла плакать, кричать, давить на кнопки, делать вообще что угодно - но изменить что-либо была уже не в состоянии. Всё было кончено...
Девушка безучастно поглядела на схему. Она вдруг поймала себя на мысли, что её не покидает назойливое ощущение беспокойства. "Чего-то не хватает для общей картины". Она неуверенно огляделась по сторонам, обернулась к схеме, пытаясь найти причину подобного состояния. Внезапно у неё перехватило дыхание. Она схватилась за голову.
"Безумная... Как я могла забыть?!"
Кроме рабочего экипажа на станции находился ребёнок - девочка 6 лет, дочь Торы. Это было просто невероятно: именно с ней Ка общалась непосредственно перед аварией - теперь же совершенно позабыла о её существовании. Но где она может находиться?
Система её сигнала не выдавала. "Непутёвая, как всегда, закинула куда-то прибор связи". Девушка задумалась. Система видеонаблюдения была отключена, на его включение уйдёт время - надо быстро сообразить самой. Последний раз Айфа - так звали девочку - забегала к ним в обсерваторию около десяти вечера (сама Ка пробыла там до полдвенадцатого). Из-за экстремальной ситуации в эту ночь не спал никто, и ребёнок, предоставленный сам себе, мог направиться куда угодно: в кают-компанию, бассейн спортзала, спать себе в комнату. "Где искать?" Кают-компания, судя по схеме, была отрезана вакуумом, спортзал разрушен. Часть помещений отпадала, поскольку Ка так или иначе контролировала их перед аварией. "В первую очередь надо проверить её каюту - время позднее, вероятнее всё же, что она ушла спать".
Не теряя времени Ка сорвалась с места, покинула рубку тем же путём, что и вошла, и устремилась обратно, назад к каютам. Мозг её лихорадочно прокручивал возможные варианты действий. Ей предстояло прочесать почти половину "этажа". В случае неудачи она оденет скафандр, находившийся в её каюте, и через разрушения проникнет во вторую его, отрезанную, половину. Каким образом - ещё мало себе представляла, но в том, что сделает это, была уверена. В настроении её появилась отчаянная решимость: все её горести мгновенно отошли на второй план, она действовала словно автомат. Перед ней появилась цель - среди мёртвого нагромождения найти, возможно, единственное, оставшееся в живых существо. Чутьё подсказывало ей, что девочка должна была выжить, и ей наверняка требуется помощь.
Миновав центр памяти, проплыв два коридора, Ка свернула в оранжерею. Свет здесь также отсутствовал, в воздухе плавали капли воды, и сильно пахло сырой земляной эмульсией. Высвечивая фонарём все углы, она преодолела очень вытянутое и изогнутое помещение. Никого. Покинув его, очутилась в очередном радиальном коридоре.
Это был "её" коридор. Здесь Ка находилась в момент аварии, и отсюда направлялась в рубку. Девушка невольно притормозила, чтобы отдышаться. Всё оставалось по-старому: дым, жара, оранжевые огни, мигающие по всему кораблю, к которым она уже успела привыкнуть. Восстановив дыхание, заспешила в сторону лабораторий.
За следующей переборкой её подстерегла неожиданность. Струя едкого дыма, вырвавшаяся оттуда под давлением, отшвырнула её к противоположной стене. Девушка закашлялась. Задержав дыхание, она бросилась в тёмный и дымный проём, заблокировала за собой дверь и, совершенно ничего не видя, на ощупь начала медленно пробираться вперед. Пару минут спустя, вырвавшись в очередной переход, относительно чистый, опять заблокировала за собой дверь и только после этого отдышалась.
Справа по коридору начинались каюты.
"Вторая бортовая каюта, считая с дальнего конца!" Едва придя в себя, она оттолкнулась вперед по проходу. Проплыв прямой отрезок, свернула на развилке.
Вот они, каюты. Она плыла мимо вереницы дверей, высвечивая блеклые овальные проёмы. Достигла предпоследнего, затормозила о ручку панели, надавила аварийную клавишу. Дверь исчезла. Девушка чуть подалась вперед, замерла в проходе, подняла фонарь.
Распростёртое, худенькое тельце ребёнка безжизненно плавало под потолком вперемежку с одеялом, игрушками и предметами одежды. При появлении Ка вещи чуть заколыхались, словно в болотной жиже. Осторожно оттолкнувшись от стены, Ка подплыла к ребёнку, бережно, с волнением прижала девочку к груди, тщательно осмотрела.
Рука её наткнулась на онемевшее, податливое тело. Пульс на нём не проступал, дыхание отсутствовало, изо рта пузырилась кровь. Напряжённо затаив дыхание, Ка осторожно приподняла веки ребёнка и фонарём осветила ей зрачки глаз. Зрачки были неимоверно огромными, а взгляд, пустой, остекленевший, ничего уже не выражал.
Ка судорожно перевела взгляд на часы. С момента аварии прошло уже почти 40 минут.
Девушка сделалась глубоко задумчивой. Она в смятении, не зная зачем, погладила её по волосам. Блуждающие глаза её наткнулись на разобранную постель. Судя по комнатной обстановке в момент аварии девочка уже спала. Это лишь отчасти помогло ей: мягкая постель как могла самортизировала страшной силы удар, и никаких видимых телесных повреждений не было. Она напоминала ребёнка, намаявшегося за день и задремавшего в первой подвернувшейся позе. Ка ещё раз перевела взгляд на часы и... вдруг насторожилась. С момента аварии прошло уже почти 40 минут, а температура тела оставалась несоразмерно высокой, тем более учитывая непривычный холод в каюте. Это означало... По телу девушки волной пробежал колючий холодок, она вся стремительно напряглась. Остановка сердца и дыхания наступили не в момент аварии, а много позже. Размышлять, почему так произошло, она будет потом. А сейчас у неё появился шанс спасти ребёнка - ничтожный, мизерный, но - реальный! Мозг по всем признакам прошёл стадию клинической смерти и вступил в стадию смерти биологической, когда начались так называемые "необратимые" изменения (разрушение коры мозга, сворачивание крови) - то есть изменения, с которыми простыми реанимационными мерами полноценно оживить человека уже невозможно. Но мозг ещё можно было восстановить с помощью заранее сосканированной мозговой карты и нейротранспланталогических процедур - то есть с помощью хирургического вмешательства. Девочку необходимо было срочно доставить в реанимационную камеру.
Одна из обязанностей Ка на станции состояла в медицинском обслуживании. Девушку специально придали экипажу в качестве врача и обученного хирурга, и сейчас она мысленно благодарила судьбу, что так сложилось. Она знала, что делать и, как хорошо натасканный профессионал, разбирающийся в своём деле, действовала быстро, обстоятельно, без суеты.
Доставить девочку в медпункт было делом минуты. Медотсек размещался в этом же секторе, ближе к центру и не был повреждён - это чётко отложилось в памяти девушки ещё с рубки. Не встречая никаких препятствий, Ка быстро добралась до него, открыла дверь, с выработавшейся уже опаской подалась вовнутрь. Рука по инерции нащупала выключатель. Яркий свет, внезапно вспыхнувший, невольно ошеломил её. Щурясь с непривычки, она отрегулировала его яркость, затем с облегчением сообразила. Всё оборудование медотсека имело собственный автономный энергоисточник: работающее освещение давало понять, что с ним всё в порядке.
Медотсек представлял из себя трапециевидное помещение метра четыре на пять, периметр которого занимали шкафы-стенки с аппаратурой и реактивами, несколько кушеток, кресел и обзорных экранов. В центре отсека возвышались две универсальные регенерационные камеры, по виду несколько напоминавшие прозрачные саркофаги. Камеры эти в повседневности помимо рутинной диагностики экипаж использовал не совсем по прямому назначению - больше для виртуальных путешествий и релаксации. Одну из этих камер она и собиралась задействовать.
Не теряя времени, Ка приступила к подготовительным работам: провела первичное охлаждение тела ребёнка до 20 градусов, затем ввела одну из камер в рабочий режим, аккуратно уложила ребёнка на стол, подключила обеззараживающую систему а также всю основную диагностику. Пришлось сразу же подключать и искусственное сердце прямым вводом катетера в аорту и другие кровеносные сосуды. Образовав в первую очередь независимый кровоток головы, девушка организовала в мозг прямую интервенцию разжижающей жидкости, одновременно вычищая из забитых сосудов уже частично свернувшуюся кровь; подала в кровеносную систему консервирующие криореагенты, чтобы подавить активность своих и патогенных клеток и предотвратить дальнейшее разрушение коры и других отделов мозга. Уже по ходу она скинула с себя верхнюю одежду и облачилась в защитный операционный костюм, натянула видеомаску, перчатки. Действиями ей, заученными, сотни раз повторенными, руководил слепой профессиональный автоматизм. Окончив последние приготовления, взяла в руки зонд и обратилась к экрану.
Уже первые результаты сканирования повергли её в шок. Складывалось ощущение, что телом выстрелили из пушки. Кровь буквально разодрала часть кровеносных сосудов, по телу наблюдались кровоизлияния наподобие трупных пятен; произошло кровоизлияние в печень, лёгкие. Получила повреждения - правда, небольшие - мышца диафрагмы. Произошло кровоизлияние в правое полушарие мозга; сильно пострадал участок мозга, ответственный за слух; функциональные сигналы по спинному мозгу не проходили. Удивительно, но сердце, судя по некоторым признакам, продолжало биться ещё минут двадцать после катастрофы - но в данный момент его функциональность так же была нарушена. Давление в кровеносной системе упало и продолжало уменьшаться. Организм был охвачен некротической интоксикацией, своей критической массой сползающей в фазу необратимых изменений.
Положение оказалось настолько серьёзным, что Ка на какое-то мгновение засомневалась, сумеет ли вытащить её. Стараясь не вдаваться в панику, она просчитала последовательность самых неотложных операций и немедленно приступила к их выполнению. Образовав второй, отдельный от головы кровоток тела, девушка вручную, массажером восстановила эластичность и проницаемость тканей, затем попыталась откачать остатки крови, заменяя её специальным консервантом. Чистой крови на борту не было, имелось лишь немного плазмы, поэтому требовалось экономить её, да и жидкость вообще - по крайней мере, до подхода помощи. Она дождалась, пока все участки тела охладятся и погрузятся в низкотемпературный анаэробный сон - самый низший уровень живого состояния. Подключив к организму ещё некоторые очистительные и блокировочные устройства, девушка закончила предварительную консервацию и только после этого целиком обратилась к мозгу. Сейчас это было главное.
Ни на секунду не отрываясь, забыв об усталости, она миллиметр за миллиметром восстанавливала повреждённые участки нейроткани, используя для этого тончайшие шланги, введённые в кровеносные сосуды, и миниатюрных роботов-манипуляторов, способных продвигаться по ним на большую глубину. Достигнув повреждённого участка мозга, Ка с помощью видеокамеры робота определяла размеры и характер повреждений, сверялась с подробной картой, заблаговременно снятой с мозга. Затем корректорами наживляла и программировала специально заготовленные новые нейроны или, в худшем случае, использовала резервные, незадействованные клетки мозга - таким образом, чтобы "новая" клетка заняла место погибшей, при этом полностью восстановив её нейронные связи. Подобные манипуляции совершались очень быстро, ей здорово помогала автоматика - однако и клеток с нарушенными нейросвязями оказалось тоже очень много, причём в совершенно различных отделах мозга. К тому же выявлялись и другие повреждения: в частности попадалось множество разорванных капилляров, гематомы - приходилось делать остановки, чистки, искать обходные пути. Работа в целом продвигалась медленно, и это вызывало вполне оправданное беспокойство - мозг перед криоконсервацией испытывал более чем двадцатиминутное кислородное голодание, сохранялась угроза обширных химических поражений, устранить которые будет просто нереально. Анаэробное охлаждение не было панацеей - и сейчас в процессе восстановления отдельные клетки не выдерживали и продолжали гибнуть, а "новые" то здесь, то там, ни с того, ни с сего вдруг упрямо отказывались занимать отведённые им места. При том девушке ещё повезло - невесомость, вызвавшая прилив крови, а, стало быть, и кислорода к мозгу, фактически удлинила фазу клинической смерти чуть ли не вдвое, этим самым ощутимо сократив для Ка объём кропотливой работы. Но было и множество других тонкостей и взаимосвязей по состоянию тела в целом, беспрестанно довлевших на её сознание и державших его в напряжении, словно паутина. В какой-то момент Ка сильно пожалела, что одна - операция могла затянуться надолго. Кроме того беспокоило, что спасатели могли появиться в любую минуту, и всплыл бы закономерный вопрос: как быть с девочкой? Прекращать операцию было нельзя, да и после операции перевозить её было безумием. Девушку даже успокаивало, что спасатели не спешили. Впрочем, эвакуации могло и не быть: энергосистема сохранилась, станция могла двигаться своим ходом, требовалось лишь заменить несколько повреждённых панелей и узлов; она (Ка) объяснит ситуацию, ей подошлют медицинскую помощь. Всё это были вполне очевидные мысли, удаляться же в пространные рассуждения, вообще отвлекаться на что-либо просто не позволяла сосредоточенность в работе. Лишь к исходу восьмого часа операции, выправив, наконец, функциональные показатели мозговых сигналов до нормы, она смогла облегчённо перевести дыхание и ненадолго расслабиться. Мозг полностью ожил, самое страшное было позади. Ка с трепетом наблюдала за его работой, из-за усталости не вполне ещё осознавая того, что сделала - словно починила сломанную игрушку и в тихой радости удивлялась, как это у неё быстро получилось. Девушка погрузила его в сон, а также заглушила некоторые вегетативные сигналы, в частности сердечный импульс, мешавшие работе. Она в какую-то секунду успела подумать, что помощь запаздывает, что она очень неважно себя чувствует и совершенно не ощущает реальности - и в тот же момент напрочь забыла об этом, опять с головой окунувшись в работу.
Ход времени совершенно не ощущался, оно текло само по себе, то растягиваясь, то образуя глубокие провалы. Ка подключала к телу всё новые и новые регенерационные аппараты, постепенно переходила от органа к органу, от участка к участку, медленно, но верно заживляя ткани и едва успевая следить за показаниями всевозможных приборов. По работе своей ей доводилось бывать в различных ситуациях, в том числе и экстремальных, когда приходилось полностью выкладываться - но ещё никогда в жизни она с таким хладнокровным остервенением не боролась за каждую клетку, каждый участок вверенного ей организма. На неё снизошло некое вдохновение: она чувствовала ребёнка тончайшими своими фибрами, видела его насквозь до мельчайших подробностей - девочка лежала перед ней, словно разобранный механизм, каждую деталь которого Ка тщательно вычищала, отлаживала, а затем бережно возвращала на своё место. Относительно благополучное течение операции немного, но неприятно тормозил фактор недостатка медреактивов, в первую очередь жидкостей. В медотсеке можно было отыскать практически всё, но количество было явно не рассчитано на длительную операцию - с полным забором крови, промываниями - и девушке приходилось импровизировать и экспериментировать на ходу. Порой она приходила в ужас: некоторые её действия в нормальных условиях сочли бы за безумство. Но девушку вела интуиция: задача была - вытащить ребёнка любой ценой - и она пыталась доказать - прежде всего, себе - что сможет это сделать.
Время, однако, неумолимо текло, длительное нервное напряжение в сочетании с физической усталостью всё чаще давали о себе знать. Обострённое внимание, не подводившее её доселе, начало проскальзывать: она стала повторяться в движениях, возвращаясь к сделанному. На двенадцатом часу операции девушка почувствовала, что сходит с ума. В какой-то момент ей показалось, что питание батареи на исходе, она в ужасе бросилась к приборам: ей пришлось убедиться, что это не так. Спустя некоторое время руки, совершенно одеревеневшие, вдруг отказались ей подчиняться. Охваченная нервным потрясением, Ка прервала работу, отплыла от стола, поднесла ладони к лицу. Пальцы дрожали. Она в безумии разразилась проклятиями, потом подсознательно поняла, что не контролирует себя, приняла что-то успокаивающее и отходила минут пять, закрыв глаза и с усилием расслабившись. Лишь после этого смогла продолжить операцию.
По истечении ещё четырёх часов девушка смогла, наконец, с облегчением отложить в сторону щупы. Вся хирургическая, ювелирная работа была закончена. Дрожащая от напряжения и усталости, с воспалёнными от бессонницы глазами Ка долго смотрела на девочку, на показания приборов с данными операции, вспоминая, не упустила ли чего, и с трудом приходя в себя. Потом, стянув перчатки и сорвав с лица маску, отвела от камеры хирургический инструмент, загерметизировала её прозрачным куполом, как могла размяла затёкшее тело и подвела некоторые итоги.
В результате многочасовой непрерывной операции ей удалось регенерировать нервную систему, а так же восстановить целостность повреждённых органов и тканей. Теперь предстояло поднять температуру заторможенных клеток и восстановить нормальное течение обменных процессов. Ка видоизменила состав кровотока, уменьшив в нём количество нейтрализаторов, увеличив количество гемоглобина и постепенно увеличивая давление, державшееся доселе низким вследствие внутренних кровоизлияний. Отфильтрованную кровь собственно ребёнка она пока не вводила, опасаясь последующих воспалительных реакций. Требовалось дождаться температурного кризиса.
Ка осмотрела девочку. Непосвящённому наблюдателю представилась бы довольно жуткая картина. На длинном столе под прозрачным колпаком висело худое, бледно-белое, без каких-либо признаков жизни тело, всё покрытое пятнами защитного раствора, датчиками, подключенными шлангами и проводами. Тело самостоятельно не дышало, у него практически не билось сердце, была откачана кровь - и вместе с тем оно было живым и уже боролось за свою жизнь. "Как сложится судьбы этой девочки? - думала Ка. - Быть может, пройдёт неделя, и они никогда больше не увидят друг друга". Девушке вдруг стало глубоко её жалко. Ей, пережившей свою собственную смерть, придётся ещё пережить смерть своей матери - а это страшно. Есть ли у нее кто ещё? В разговорах Айфа вскользь упоминала про своего отца - но Ка так до конца не поняла, какие у них там "семейные" отношения...
Обычно кризиса приходилось ждать несколько часов, почти совершенно бездействуя. В этот период времени ткани организма начинали активно регенерировать и отторгать мёртвую материю, погибшие клетки - те, в свою очередь, забивали проходы, образовывая тромбы, отёки. Организм в такие часы буквально вспучивало, температура его резко повышалась, и если бы не воздействие защитных реагентов, тело, ослабленное и практически лишённое собственного иммунитета, попросту бы разложилось. Весь процесс контролировался автоматикой, которая лишь сигнализировала о тревожных изменениях и изредка выдавала задания, если не справлялась сама. Так что, потратив некоторое время на приведение в порядок помещения и оборудования после предварительной операции (помимо пустых ёмкостей, тары, шлангов, плававших вокруг, часть вещей в спешке была брошена, часть выпотрошена из шкафов), девушка, в конце концов, расслабленно зависла перед экранами диагностики, жадно хватая мгновения отдыха. Возникшая пауза немного развеяла её, к ней медленно, но неумолимо возвращалась реальность. Она долго разглядывала часы, пытаясь определить, сколько же времени прошло с момента аварии. Выходило почти семнадцать часов! Девушку охватило смятение. Ещё одни сутки без сна, еды и отдыха. При мысли об этом на неё опять навалилась немыслимая усталость, накопившаяся после почти двух бессонных ночей. "Как долго ещё это будет продолжаться? Сутки? Трое?" Она попыталась собраться с мыслями, но мысли вязли, тупой и ноющей болью отдаваясь в голове. Голова казалась тяжелой и словно распухшей. "Наверно от невесомости". Ослабевшими руками она растёрла себе виски, измождённо вытерла пот со лба.
"Почему так жарко?"
Девушка вздрогнула. Стараясь сохранять спокойствие, она вопросительно огляделась, затем стремглав метнулась к контрольному терминалу отсека. И лишь взглянув на него, поняла, в чём дело.
Подача кислорода а также терморегулировка в отсеке отсутствовала. Повреждённый теплоконтур разогрел помещение до 28 градусов, а принудительная вентиляция лишь впустую гоняла воздух. Судя по приборам повреждён был именно аварийный кислородный источник или шлейф - определить точнее можно было только с центрального пульта. При отключенной общей СЖО Ка, сама того не подозревая, два десятка часов провела в медотсеке, как в закупоренной консервной банке.
Она тревожно оглянулась на регенерационную камеру, однако сообразила, что камера снабжается автономно, и девочке ничего не угрожает. Опасность угрожала только ей. Девушка только сейчас заметила, насколько гнетуще действовала на неё отравленная атмосфера. Кислорода в отсеке уменьшилось примерно на четверть, суда по глубине дыхания. Надо было что-то делать.
Взбудораженная, она машинально распахнула дверь в коридор, вырвалась наружу. Её овеяло слабым потоком воздуха, более свежим и прохладным, чем в медотсеке. Почувствовав облегчение, Ка огляделась.
Узкая полоса света из медотсека едва рассеивала сгустившийся здесь мрак. Девушка уже успела отвыкнуть от темноты, и темнота эта в сочетании с назойливыми оранжевыми огнями после долгих часов утомительной работы подействовала на неё раздражающе. С какой-то безотчётной злостью она бросилась к терминалу, выключила аварийку, затем, наверное, минуты две приходила в себя, унимая приступ ярости и глубоко дыша. Ка с удивлением отмечала, что вот уже в который раз не в состоянии контролировать свои поступки и эмоции. Впрочем, было очевидно, что авария затронула и её организм. "Надо будет продиагностироваться". Успокоившись, она сплавала в медотсек за фонарём и, вернувшись к контрольному щитку, тщательно обследовала его, а заодно и коридор.
Коридор этот, радиальный, начинался так же от центрального зала и тянулся метров на двенадцать в длину. Его аварийная СЖО оказалась тоже заблокирована. Оставив дверь медотсека открытой для проветривания, Ка проплыла по коридору чуть вперед, задержалась на первой развилке. Справа за переборкой начинался сильно задымлённый тоннель, который ей уже пришлось сегодня преодолевать, двигаясь от рубки. Испытав невольную дрожь, девушка удалилась от этого места, достигла конца перехода и, оказавшись в шлюзе, упёрлась в дверь, ведущую на "звёздную аллею" - длинный полукольцевой коридор вдоль борта станции, имевший прозрачные стену и потолок. Сигнал показывал почти полную разгерметизацию. Ка попыталась осмыслить сей необычный факт. По всей видимости, осколками были задеты один или несколько наружных стеклоблоков, но пенной защите удалось ликвидировать пробоины. Так или иначе, девушке пришлось вернуться в медотсек и сделать некоторые выводы. Системы ЖО не работали, никаких аварийных каналов задействовать не удалось. Она оказалась в замкнутом воздушном пространстве. Как ни странно, это почти не огорчило её. Ка держала в запасе, по меньшей мере, три варианта. Первый - одеть кислородную маску с регенератором; несколько подобных комплектов хранились здесь же, в шкафу, в метре от неё. Второй - одеть свой скафандр, висевший в каюте, которые были под боком. Третий - найти и включить кондиционер-регенератор для помещений. Подобных ящиков на станции было несколько - правда, их пришлось бы побегать-поискать.
Тело пациентки, охлаждённое во время операции местами до четырёх градусов, медленно разогревалось. Осмотрев приборы, выполнив несколько текущих процедур, девушка опять зависла над куполом и погрузилась в томительное ожидание. Снедаемая различными нахлынувшими мыслями, она чутко вслушивалась в тишину, сквозь слабый шелест диагностики и принудительной вентиляции пытаясь уловить хоть малейший посторонний шорох. Казалось, слух и осязание обострились настолько, что девушка почувствовала бы даже прикосновение к внешней обшивке станции. Внешне не происходило никаких изменений. Продолжали однообразно мигать кнопки отсека, не было и намёка на то, что их ищут. Всё так же господствовала мёртвая невесомость. Время текло, ничего не менялось, и однообразное ожидание, казалось, продлится вечность. Картина была настолько унылой, что девушка на мгновение воспылала обидой. "Неужели они бросили нас, посчитали всех мёртвыми?" Она тяжело вздохнула. "Впрочем, такое невозможно, надо искать другие причины. Может, есть другие жертвы, которым помощь более необходима? Или они сами попали в трудное положение? Или, может, они потеряли нас?" Последний вариант показался ей наиболее правдоподобным. Ка вспомнила ускорение, взрыв. "Вполне вероятно, что станцию отшвырнуло от центра испытаний, причём на значительное расстояние - быть может даже на... миллиард километров" - она вывела для себя эту невесть откуда взявшуюся цифру и мысленно успокоилась. Однако всё равно продолжала ждать, считая минуты и загадывая время, вслушиваясь в окружающий её мир, наверное, так же, как маленький ребёнок, оставленный дома один, вслушивается в малейшие звуки, сгорая от нетерпения вновь увидеть свою мать. "Даже трудно поверить, что через каких-то суток пять всё это окажется далеко позади, она будет беспробудно отсыпаться где-нибудь на "спецназе" и ни о чём не беспокоиться".
Она посмотрела на спящую девочку. Неподвижное лицо её, несмотря на мертвенно-серый оттенок, и сейчас оставалось по-детски милым. Ка почти по-матерински улыбнулась. Забывшись на мгновение, она позволила себе полюбоваться этим прекрасным созданием и беспрепятственно разглядывала её ещё совсем детские черты: лицо, худощавое, с высоким лбом, обрамлённое светловатыми волосами, едва доходившими до плеч; носик, курносый чуть припухлый; узкий подбородок. У неё были необыкновенные раскосые глаза, которыми она умела неподражаемо "стрелять" из-под высоких, вечно удивлённых дужек бровей и длинных красивых ресниц. Хрупкая угловатая девочка, легкоранимая, она своим поведением напоминала крошечного котёнка, попавшего в незнакомую среду: в первые дни, поначалу она чуралась окружающих, осторожно, исподлобья изучая их своим хитрым взглядом; а, освоившись впоследствии, начала носиться по коридорам, творить шалости и многое чего ещё - унять её было невозможно. Неудивительно, что за несколько дней, проведённых вместе, она успела сделаться всеобщей любимицей. Теперь вот и для Ка она стала несравненно большим, чем просто милый ребёнок. Девушка не имела права допустить её смерти.
Оторвав от неё взгляд, Ка оглянулась на термометр. Температура тела достигла почти 32 градусов, но ожидаемые изменения ещё не начались. Протерев сухие бессонные глаза, девушка достала из шкафа кислородный прибор, проверила его, но не надела, а оставила в кресле, предварительно зацепив, чтобы не улетел. В отсеке заметно посвежело и стало попрохладнее, хотя лишь вследствие конвекции с коридором. "Удивительная авария, - думала она, - в одних помещениях жарко, в других холодно, одни задымлены, другие нет". Ка взглянула на часы. С момента аварии прошло уже более восемнадцати часов. Её сильно клонило ко сну - как-никак приближалась уже третья её бессонная ночь. Девушка понемногу начинала бредить. Воспалённое сознание рождало разные галлюцинации, вдруг проваливалось или как бы раздваивалось, и ей казалось, что она смотрит на себя со стороны. Временами она ненадолго впадала в забытье. Очнувшись в очередной раз, девушка заставила себя найти полотенце, смочила его из резервуара, обтёрлась, прополоскала водой пересохшую полость рта, выпила немного воды. Вдруг захотелось есть, но тратить время на поиски еды Ка опасалась. Ещё не было полной определённости относительно девочки, и в условиях приближающегося кризиса, она старалась не думать о чём-то другом и не отлучаться из медотсека. Она ещё достаточно контролировала себя.
Около девятнадцати вечера температура тела перевалила отметку 39 градусов. Встревоженная её непрекращающимся ростом, Ка частично переключила управление на себя и попыталась всеми возможными средствами устранить причины её роста. Девушка мучилась примерно час; различными атаками ей удавалось нейтрализовать воспаления, однако впоследствии интоксикация опять брала верх, температура резко подскакивала, и приходилось начинать всё сначала. Она пришла в ужас - некоторые реактивы почти кончились, а тело упорно не хотело включать собственный иммунитет и "оживать". Лишь вконец отчаявшись, она почувствовала, что наступил перелом. Защитные силы организма начали, наконец, активизироваться. Затаив дыхание, девушка наблюдала за процессом, опасаясь что-либо тронуть. Указатель температуры еле добрался до отметки 41,1 градуса, постоял там чуть больше получаса, затем медленно, но верно пополз вниз. Началось обильное потоотделение. Девушка рискнула убавить внешнее воздействие. Процесс замедлился, но не остановился, а продолжал набирать обороты. Никаких аномальных отклонений не происходило, мозг функционировал исправно. Сдерживая возбуждение, Ка бегала глазами по приборам, вспоминая все тяжёлые моменты операции, все неловкости, все те участки, за которые ещё оставались опасения. По прошествии некоторого времени восстановились практически все функции организма. Глядя на контрольные приборы, девушка отказывалась верить своим глазам. Ей удалось восстановить функции мёртвого, растерзанного тела! Только в этот момент она начала осознавать, что совершила невозможное. Сорвав с себя операционный костюм, словно чумовая, она выплыла в коридор, рассеянно поплыла вдоль стены, одеревеневшими пальцами перебирая обшивку, ничего не видя вокруг и не соображая. Её всю начало уносить куда-то. Стало тепло, появилась приятная лёгкость. Она перестала сопротивляться. Сознание медленно растворилось...
3: Ожидание.
Очнулась она от слабого ветерка, овевавшего ей лицо. Девушка чуть приоткрыла глаза. Темно. Опять зажмурилась, потянулась от удовольствия, расправляя ото сна своё стройное гибкое тело. Голова её коснулась чего-то мягкого. Протянув руку, Ка нащупала панель воздухозаборника, которая тут же начала уплывать от неё.
Невесомость.
Она замерла. В памяти одно за другим начали воскресать трагические события последних суток: взволнованный голос Кракса, авария, потом рубка управления. И эта девочка...
Девушка опять открыла глаза, окончательно уже проснувшись, собралась с мыслями.
Узкое замкнутое пространство, окружавшее её, было погружено в полумрак. Обернувшись через плечо, Ка разглядела длинный и пустой коридор, на другом конце которого метрах в десяти от неё темноту рассекала узкая полоса блеклого света, исходившего из приоткрытой двери. Охваченная недоумением, девушка попыталась понять, где находится. Только потом её осенило. Свет исходил из медотсека; видимо пока она спала, незакрепленная, потоки воздуха пронесли её по всему коридору и прибили к одной из вентиляционных панелей.
Ка быстро возвратилась в медотсек, осмотрела девочку. Часы показывали 23.52 - выходило, что она проспала около трёх часов. За это время температура тела понизилась до 37,9 градуса, организм заметно активизировал свои функции и уже вёл себя, как живой. Если так пойдёт и дальше, и не проявится никаких скрытых патологий, через сутки можно приступать к обратному вливанию крови, и в полную силу запускать собственное, ещё не совсем зажившее сердце. Что с ними будет через сутки?
Девушка огляделась, прислушалась. Связь не подавала никаких признаков жизни. Всё оставалось по-прежнему, время словно замерло. О них действительно как будто забыли.
Голова после сна заметно прояснилась, хотя и продолжала шуметь. А вот тело напоминало выжатый лимон: ныли мышцы, суставы, чувствовались изнурение и слабость. Решив, что не мешало бы позаботиться и о себе, девушка ненадолго отлучилась из медотсека и в первую очередь заглянула в туалетную, примыкавшую к нему. Воды не оказалось. "В конце концов есть небольшой резервуар в медпункте, - подумала Ка, - воды хватит, чтобы умыться". Она взглянула на себя в зеркало. Бледное лицо, синяки под глазами, спутанные волосы, вся какая-то помятая. Девушка медленно провела ладонью по волосам у уха, как бы зачёсывая их назад, продолжая с удивлением разглядывать себя. "И на кого я похожа!" В одной майке, трусах она представляла из себя жалкое зрелище. Девушка вдруг со смущением подумала, что её вот так врасплох мог кто-нибудь застать, и испытала конфуз. Она вернулась в медотсек, опять обтёрлась влажным полотенцем, нашла свою одежду, расправила её, оглядела, слегка подавленная. Легкие белоснежные штаны, ярко-голубой свитер были замызганы пятнами спекшейся крови и земляной эмульсии, успевшей уже засохнуть. Девушка некоторое время угрюмо разглядывала кровь, потом механически, отрешённо натянула всё это на себя, замерла, ожидая, будто что-то произойдёт. Опомнившись, подумала о еде.
Пробираться в столовую и кают-компанию с её запасами продуктов через всю станцию настроения не было. Идти в оранжерею, напичканную фруктами и овощами тоже не хотелось: Ка уже видела, что там творится; к тому же продолжал пугать "вонюче-ядовитый" коридор, который ей сутки назад пришлось преодолеть, и который чисто психологически мешавший ей передвигаться в сторону рубки. Девушка вспомнила про холодильник, располагавшийся среди кают, направилась к нему в надежде на авось, что кто-то из экипажа припас что-нибудь себе на ужин. Ей повезло: она обнаружила внутри бутылку сока и немного свежесорванных фруктов и других плодов, которые кто-то не успел съесть накануне перед сном. Захватив всё это с собой, Ка вернулась в медотсек, ещё раз убедилась, что с девочкой всё в порядке, затем опустилась в кресло, прицепила себя ремнём и неторопливо, с аппетитом пережёвывая сочные плоды и запивая их, задумалась над своим необычным положением.
Она долго не могла сосредоточиться. Мысли её бегали, пытаясь выложить из всего происшедшего строгую логичную картину. Во всём, что произошло, с самого начала была какая-то несуразность, нелепость. Ка начала вспоминать события того злополучного дня. Ещё утром они тихо и мирно бороздили космическую пустоту, огибая протяжённый участок зоны испытаний. Станция задержалась на базовой станции и теперь поспешно нагоняла остальных участников экспедиции. Среди исследователей царила безнадёжная скука. Наверное, никто так и не вспомнил бы об их существовании, если бы не зонды, внезапно зафиксировавшие всплеск энергоактивности в одном из секторов. Станция Ариона, внезапно оказавшаяся ближе всех к району, изменила курс и ближе к полудню буквально врубилась в мощный поток энергии. Ошарашенный, Кракс мгновенно раскрыл энерголовушки, собирая в баллоны дармовое вещество. Кто бы мог предположить, что за каких-то семь часов ему удастся заправить под завязку все станционные резервы. Нелепость происходящего заключалась в том, что энергия истекала из реактора и являлась обыкновенной утечкой. Иначе говоря, все результаты эксперимента, которых экспедиция добивалась предыдущие дни, оказались смазанными, уходили в пространство, словно вода в песок. А станция продолжала стоять. Это было грандиозно: ореол магнитной защиты светился всеми цветами радуги, с некоторым зловещим оттенком, поражая воображение своей красотой. Никто не понимал, что происходит. Первый исследователь угрюмо засел в обсерватории, напрочь отказавшись от обеда, и вёл переговоры с остальными точками. Тревога нарастала. Связь становилась всё хуже, а к девяти вечера совсем прервалась.
Простояв над этим радиоактивным вулканом почти полтора часа впустую, исследователи принимают, наконец, решение убираться отсюда. Кракс направляет корабль в район, как казалось, наиболее безопасный. Опять появляется связь. Никакого намёка на опасность. Все облегчённо вздохнули. Ка спускается в лабораторию. И...
Девушка на некоторое время закрыла глаза, вся сжалась, содрогнулась телом, заново переживая страшные минуты катастрофы. Она вспомнила про сильный удар. "Несомненно это был взрыв, - догадалась она, - причём случилось одно из двух: либо станция врезалась в установку, либо реактор взорвался сам". Она прикинула, какое колоссальное количество энергии было сосредоточенно в районе установки. Гигантский взрыв наверняка начисто разметал всё вокруг на многие миллионы километров. Ка тяжело вздохнула. Здесь, за миллиарды километров от Хеланы, на безжизненных космических просторах никто бы не позавидовал их участи.
"Впрочем, не стоит отчаиваться, - попыталась она самоуспокоиться. - Ведь с ними находились три спецназовских крейсера, которым нипочём даже прошить корону звезды - что им какой-то взрыв. Они обязательно придут на помощь".
Однако что она сама может предпринять?
"Необходимо в первую очередь позаботиться о Краксе". Ка поразилась спокойствию, с которым приняла это решение. Впрочем выбора у неё не было: при такой жаре мёртвое тело наверняка начало разлагаться со всеми последствиями, оставлять это в таком виде было нельзя ни в коем случае. Покончив со своим завтраком, девушка прибралась, посмотрела на термометр отсека. Температура стабилизировалась на уровне 27, 5 градуса. "Разогрев произошёл только вследствие аварийного выброса, дальнейшего нагрева уже не будет", - сделала она вывод и, найдя санитарную сумку, начала складывать туда всё необходимое: спецмешок, заморозку, инструменты. Закончив сборы, она перекинула сумку через плечо, закрепив её поясом, надела дыхательный аппарат, посмотрела на часы. 00.49. Потянулись уже вторые сутки аварии...
Весь путь от медотсека до кабины управления, если выложить его напрямую, не потянул бы и на сотню метров. Ка преодолевала его минут десять. Неизвестно, что так повлияло на неё, но девушка обрела, наконец, спокойствие. "Наверное, потому что исчез страх", - предположила она. Действительно, шоковый страх первых суток - самых первых мгновений, страх за девочку, страх неопределённости - всё это абсолютно улетучилось. Оставалась лишь одна неопределённость, тяготившая её - отсутствие спасательных работ и связи с внешним миром. В том, что произошло действительно нечто неординарное, Ка уже мало сомневалась. Но, в конце концов, она направлялась в рубку, это и другое ей предстояло выяснить. Она постарается, насколько сможет, выправить ситуацию. Девушка вдруг ощутила большую ответственность, лежавшую на ней: за девочку, слабую, беззащитную, доверенную ей волей провидения; за станцию, сложную и умную машину, к которой за месяц пребывания она успела привыкнуть. Уютный космический дом был жестоко ранен, и девушка испытывала к нему жалость, словно к чему-то живому. Не торопясь, степенно она проплывала по гулким брошенным тоннелям, лучом фонаря рассекая лёгкую стоячую дымку, высвечивая тёмные углы, пытаясь отыскать хоть малейший беспорядок. Порой она останавливалась, гасила фонарь и, притаившись, настороженно вслушивалась в оглушающую тишину. Но кроме тревожных оранжевых проблесков ничто в этом мире не нарушало покоя. Огромный корабль, казалось, уснул. Девушка вспомнила, как совсем недавно прогуливаясь на С., ночью свернула на лесную тропинку. Ночь была тихая и тёплая, небо, прозрачное, мерцало россыпями звёзд; она не спеша брела вдоль деревьев, так же останавливаясь среди темноты, поднимала глаза и изучала знакомые звёздные очертания, целиком погружённая в таинственные шорохи незнакомого ей сонного леса. Девушка с грустью улыбнулась, потом тяжело вздохнула. Тогда в блаженном спокойствии созерцая красоту, она испытывала счастье. Сейчас её окружала беда.
Проникнув в рубку старым путём, Ка перво-наперво осмотрелась. За время её отсутствия, как она и ожидала, не произошло ровным счётом никаких изменений. Всё так же в темноте исправно светился и мигал пульт, сохраняя аварийный "рисунок". Всё так же были выключены экраны, которые смотрели на неё пустыми чёрными глазницами. Однако отжав уплотнитель респиратора, девушка почувствовала приторный, бьющий в нос запах прелой крови с очень нехорошим душком.
Она отыскала глазами Кракса, невольно вздрогнула при этом и несколько мгновений медлила, не в силах перебороть замешательство. Ей приходилось иметь дело с мёртвыми людьми, но все предыдущие были абстрактными, она не испытывала к ним каких-то близких чувств. Сейчас перед ней был Кракс, добрый, весёлый человек, знавший множество интересных историй, который давал полезные советы и мог поддержать в трудную минуту. Теперь его больше не было рядом, и в этот момент девушке вдруг впервые стало невыносимо жалко этого человека. Набравшись, наконец, решимости, она приблизилась к пилоту, осмотрела его. Тело уже успело закостенеть, предварительно потеряв много крови: кровью был залит ковёр, пятна её покрывали кресло, пульт. Одев перчатки, достав инструмент, она приступила к работе. На всё ушло минут двадцать: Ка расправила тело, как могла отёрла его, заморозила, упаковала в герметичный мешок и прицепила к стене, приготовив к дальнейшей транспортировке. Не в силах более сдерживаться, она расплакалась сквозь маску, торопливо удалилась в отсек памяти и долго сидела там, переживая происшедшее. Она, выглядевшая семнадцатилетней девушкой, в душе оставалась пятилетним ребёнком и по сути так до конца и не поняла ещё размеров трагедии, обрушившейся на них. Она пребывала в состоянии, напоминавшем шок после удара, когда уже течёт кровь, но ещё не испытываешь боли. Требовалось время, чтобы осознать всё это.
Выплакавшись, Ка поколебалась, опять нацепила кислородную маску, вернулась в рубку. Постояв у входа, решительно направилась к пульту. В настроении её появилась какая-то слепая озлобленность. Очутившись перед панелями навигации, девушка включила систему видеообзора, отыскала на них включение большого обзорного экрана, нависавшего над ней под углом в 45 градусов. Большинство обзорных камер оставались исправными. Ка запросила у системы обзор по направлению движения. Выдав серию условных навигационных обозначений, полный смысл которых она не совсем уловила (суть - что-то о потерянных навигационных ориентирах), машина подключила экран. Прямо перед ней раскрылся глубокий и необозримый провал звёздного неба; почти по центру экрана выделялось размазанное светлое пятно. "Эпицентр взрыва!" В волнении девушка отвернулась от экрана. Ей захотелось "сесть" в кресло, но увидев на нём следы крови, она передумала. Ею вдруг овладело смятение. "Что это со мной?" Она обхватила себя за голову, в рассеянности пытаясь понять, что происходит. "Что-то не так". Ка вдруг напряглась всем телом, обернулась.
Светлое пятно не являлось ни эпицентром взрыва, ни какими бы-то ни было его остатками. Перед ней на экране красовался сгусток из звёзд - центральное ядро огромного и неизвестного звёздного скопления. Завороженная, девушка несколько мгновений растерянно созерцала неожиданно выданную картину. Опомнившись, посмотрела на приборы. Ошибка исключалась: это было действительно шаровое скопление, станция вошла в его окрестности и двигалась почти в направлении ядра. Ка хотела произнести что-то, но губы её лишь слабо зашевелились, не издав ни звука. Ничего не соображая, она подключила на экран задний обзор прямого включения. Картинка поменялась. Ка вдруг сорвала с лица маску, нервно откашлялась. Совершенно не чувствуя тела, она подплыла к огромному экрану-окну и, почти прижавшись к нему, в немом потрясении наблюдала жуткое зрелище, открывшееся ей.
Перед ней простиралась Галактика. Огромный и светящийся звёздный исполин занимал почти всё полупространство, рассечённое плоскостью-экраном, и был до нереальности, как на картинке, близок от неё - казалось, достаточно проплыть десяток километров. В действительности станцию и основные звёздные массы разделяли сейчас тысячи и тысячи световых лет. Всё видимое ей не могло быть ошибкой, сном или плодом больного воображения. Это было невероятно, непостижимо, это никак не укладывалось в голове, но - это была реальность!
Станция покинула пределы Галактики. Она плыла в пустом межгалактическом пространстве. Ни спасателей, ни Хеланы, ни родной планетной системы для Ка больше не существовало.
4: Que faire?
Огромная спиральная галактика... Исполинский, из-за острого угла зрения сильно сплюснутый эллипсоид диска, звёздные облака которого, переливающиеся едва ли не всеми цветами радуги, блестящим ватным покрывалом протянулись во всё обозримое глазу небо, теряясь где-то в бесконечных глубинах Вселенной... Станция зависала над краем диска - на достаточном удалении, чтобы плотные газопылевые облака, сконцентрированные в основной плоскости вращения и доселе экранировавшие центральные его области, раздались и обнажили яркие звёздные массы внушительного и достаточно яркого галактического ядра вместе с отчётливо выделяющимися рукавами спиральных ветвей, исходящих из него. Прямо под ней простиралось чёрное звёздное небо из далёких, поэтому слабых и блеклых звёзд межветвевого промежутка. Светлые области одного из спиральных рукавов туманной дымкой тянулись левее, ближе к центру ядра; другого рукава - так же под ней, но правее, постепенно растворяясь в космической черноте... Мутные, размазанные спирали во всё небо, яркая светящаяся масса галактического ядра - всё это нависало, наполняло всё вокруг, казалось настолько близким и доступным, что захватывало дух, потрясая своей красотой. Это было чужое небо, её окружал незнакомый, безжизненный космос, и - самое ужасное - это была реальность! Только какая сила могла в мгновение переместить станцию из звёздных масс основной плоскости галактического диска в пустынный район сферической галактической подсистемы, населённой немногими звёздами и звёздными скоплениями - то есть на расстояние в несколько тысяч световых лет?! Этого физически не могло быть - в природе не существовало подобного механизма. Впрочем, не слишком ли много Ка на себя берёт, позволяя себе так судить о природе и её законах - существует или не существует? В конце концов, она лишь простая смертная. Ведомо ли ей, сколько ещё тайн скрывает в себе этот мир?
Словно в забытье Ка чуть отстранилась от экрана. С ней творилось странное: она не чувствовала тела - оно было словно чужим; всё внутри дышало жаром, голова казалась огромной и ватной. Девушка совершенно потеряла чувствительность и не реагировала уже ни на запах, ни на следы крови. Насмерть перепуганная, ещё больше растерянная, она в шоковом состоянии продолжала недоумённо и бесконечно долго рассматривать мониторы, приборы, пытаясь хоть как-то увязать воедино картину произошедшего, пока наконец не поняла, что смотрит уже куда-то сквозь них. Она почувствовала гнетущую слабость. Не в силах больше удерживаться в плывучем пространстве, Ка отплыла назад, в кресло, прицепила себя ремнём. Одеревеневшее её тело застыло в неподвижной позе. Кровь стучала в висках.
"Да нет, бред какой-то. Быть этого не может". Всё ещё терзаемая сомнения, она с подозрением покосилась по сторонам, пытаясь определить, в чём кроется подвох. Взгляд её остановился на значках остававшейся включённой системы защиты и аварийных предупреждениях с её стороны. Осенённая страшной догадкой, диким взглядом посмотрела на мешок с телом Кракса. Этот человек перед смертью делал всё возможное, чтобы спасти станцию. От чего? От "этого самого"? То, что творилось на обзорных экранах, разом объясняло все странности и кошмар последних суток. На розыгрыш это не походило - да и невозможно было подделать такое. Она колебалась. Происходящее напоминало ей театр абсурда, бессмыслицу, лишённую логики. Терзаемая сомнениями, девушка выключила обзорный экран, в задумчивости обхватила голову руками, словно пытаясь отгородиться от происшедшего, замерла, настороженно ожидая ответной реакции. Галактика исчезла, а вместе с этим вернулся старый мир суточной давности, послеаварийный, наполненный тревогой и надеждами. "Пусть будет так" - подумала она, убаюкивая себя сладкой, снизошедшей на неё грёзой и продолжая чего-то ждать. Однако успокоения не наступало. Нечто страшное, назойливое, окружавшее её и растворившееся по воле движения пальцев, незримо накапливалось, надвигалось глухой неумолимой стеной, желая разорвать её психику на мелкие куски. Не выдержав нервного напряжения, она в панике и с надеждой опять включила экран.
Опять Галактика.
"Глупо".
Ей стало дурно.
Девушка откинулась на спинку кресла, вся вдруг беспомощно сникла, отпустив какие-то внутренние тормоза.
"Вот, значит, как".
В памяти отчётливо всплыли события последних дней. Эксперимент с вакуумом и рассеянным веществом. Утечка... Огромный энергосгусток не сумели удержать в ловушке - и следует колоссальный и неуправляемый пробой. Нулевая станция - в самом его эпицентре. Похоже, пространство будто вывернуло наизнанку - по-научному это называется, кажется, линейным искривлением. Предположение девушки подтвердилось - их "отбросило". Однако она и не могла предположить, насколько всё хуже.
И теперь...
Она почувствовала удушающий спазм в горле, с трудом перевела дыхание. Её вдруг охватило глубокое чувство обиды - обиды на тех, кто всё это затеял, на весь этот бессмысленно жестокий мир, сотворивший с ними такое. Всё теперь вставало на свои места. Ситуация вынуждала её набраться мужества и сделать напрашивающийся, жестокий и окончательный вывод из всего происшедшего.
Она была обречена. Обречена на долгую, мучительную агонию и смерть. Обречена уже тогда, когда ещё сутки назад, придавленная к полу силой гравитации, ползла к двери центрального зала. Иллюзорные надежды на спасение, долгожданный отдых и покой - всё это в мгновение рассыпалось в прах. Что ей осталось? Полуразрушенная станция, отрезанная от источников энергоснабжения, окружённая бесконечным и враждебным мёртвым космосом, и далёкими недосягаемыми звёздами. Сколько она протянет? Ну неделю, месяц, быть может даже несколько месяцев - пока не кончатся запасы продуктов, не сядут батареи - а вместе с этим исчезнут свет, кислород, внутрь корабля проникнет испепеляющая радиация. А дальше...
Девушка медленно развернула кресло спинкой к экрану, опять застыла без движения, в шоковом потрясении уставившись в одну точку. Темноты в отсеке поубавилось - галактическое сияние миллиардов звёзд было непривычно ярким. Холодно-белого оттенка, оно, казалось, расхолодило комнату, привнеся в её очертания нечто чужое и враждебное. Среди давящей гробовой тишины ей опять стало дурно. Она только сейчас заметила, что её бьёт в мелком нервном ознобе. Девушка подавленно опустила голову, обхватила виски ладонями. Ей было страшно всё это видеть. В сознании её вдруг поплыли обрывки далёких и затерянных воспоминаний: зачем-то шумный тропический ливень на С.; потом лазурная гладь океана, играющая радостными бликами в лучах Хеланы. Она вспомнила рассвет на Актроне: бесконечно ровную каменистую пустыню и маленький оранжевый шарик восходящей Хеланы - совсем другой, чем на С. - бросающий от камней длинные и резкие тени, и удивительно причудливо красивший предрассветное небо той малознакомой планеты - мягкое, прозрачное - фиолетовыми тонами с зеленоватой кромкой горизонта и поразительной тишиной. Актрона, Хелана, пышные и благоухающие зелёные леса и уютный городок близ космодрома на С.; люди, близкие ей... Какие-то обрывки прошлой жизни, ушедшей в небытие... Неужели всего этого никогда больше не будет?
Девушка оглянулась через плечо, попыталась окинуть взором вязь галактических ветвей, терявшихся в бесконечности. Она прилетела оттуда, от далёких звёздных россыпей. Где-то там осталось всё, что у неё было, и чем она дорожила. "Может, это даже не моя Галактика?!" Хотя какое это теперь имеет значение... Обратной дороги уже не будет. Станция практически мертва, и все давно мертвы - должны были по жестокой безжалостной логике природы быть мертвы - чтобы сразу, без мучений. Осталась только Ка, последняя, биочеловек - в сущности обычная, как все люди, ...или, может, немножко другая... Выжила только потому, что её создали такой, вложили по максимуму - для того, чтобы она была способна выживать в любых ситуациях и спасать других. И эта девочка... Она ведь умерла! Случись это десяток лет назад - врачи констатировали бы смерть и опустили руки. Зачем Ка вытащила её из объятий смерти? Чтобы обречь на медленные мучительные страдания?
Девушка напряжённо замерла. Испытав шок от мелькнувшей в голове даже не оформившейся ещё страшной мысли, она сама не своя приподнялась с кресла, выключила обзорный экран, зачем-то поплыла вдоль пульта. "Станция мертва..." Она наткнулась на оранжевую проблесковую клавишу аварийной сигнализации, презрительно смерила её взглядом, затем равнодушно отключила. Тревожные оранжевые всполохи исчезли. "Всё!" В душе её оставались лишь отчаяние и безысходность. Она утёрла пот с лица, оглядела этот изнуряюще жаркий, враждебный мир. Ей необходимо было принять решение. Последнее...
Обезумевшая, она поплыла к выходу...
Ка смутно помнила маршрут своего дальнейшего передвижения. Девушка, совершенно очевидно, впала в глубокую депрессию. Тёмные и мрачные коридоры и отсеки, лишённые какой-либо жизни, всё прошлое, всё, что окружало её сейчас, перестали вызывать у неё какие-либо эмоции. Апатия и подавленность заглушили всё остальное - как это обычно бывает у человека, пережившего сильное душевное потрясение - когда мозг, пресыщенный стрессом, внезапно отказывается функционировать и блокируется, самосохраняясь от разрушения. Она отчётливо понимала только одно - что вдребезги разбитой станции уготована печальная участь вечно странствовать по межзвёздному вакууму; что шансов на спасение нет никаких. Выхода она не видела. Мучиться не хотела. Потому что уже смертельно устала от всего этого.
В подобном эмоциональном состоянии она какое-то время бесцельно плавала по мёртвой станции, в гулкой тишине и, практически, полной темноте. Наткнувшись на пустой зал кают-компании, долго просидела у огромного окна-стены с видом на открытый космос, с мрачным любопытством и ненавистью вглядываясь в непривычно глубокую межгалактическую бездну. Затем в спонтанном порыве прочесала каюты. Однако вид брошенных отсеков, вещей погибших окончательно подкосили остатки её духа.
Кружа по коридорам, Ка в конце концов незаметно для себя вернулась к медотсеку. У входа она слегка запнулась: замявшись в нерешительности, ещё раз осветила фонарём коридор. В душе её появилась смутная тревога. Девушку вдруг осенило, что она отсутствовала здесь уже несколько часов. С лёгким волнением переступила порог отсека, зажгла свет, осмотрелась.
Здесь всё оставалось без изменений. Девочка продолжала неподвижно лежать под колпаком камеры. Ка подплыла к её изголовью, взглянула ребёнку в лицо. Девочка спала. Черты её лица, сохранявшие неподвижность, как показалось Ка, обрели безмятежность и покой. Она ещё ничего не ведала, ей снились сны из другого мира. Ка мучительно улыбнулась. Внутри всё сжалось от боли и отчаяния, она почувствовала душераздирающие спазмы в горле. Девушка по инерции, отрешённо проверила показания диагностики, потом внезапно опомнилась, села в кресло. Сохраняя неподвижность, она сидела и смотрела на ребёнка, погрузившись в томительное забытьё и не реагируя на окружающую действительность. В отсеке продолжала держаться жара - девушка не обращала на неё внимания - лишь изредка машинально отирала пот. К атмосфере замкнутых отсеков, отравленной почти полуторасуточным дыханием и запахом медхимикатов, примешался резкий запах горелой арматуры, который она напустила из задымлённого коридора во время блужданий туда-сюда - она этого не замечала. Всё это было уже не столь важно. Айфа и Ка - они оставались вдвоём, словно последние на тонущем, давно уже покинутом корабле, когда уже нет ни шлюпок, ни спасательных кругов, а сам корабль в зловещей тишине погружается в ледяную пучину, и ещё по инерции продолжает гореть свет...
Время неспешно продолжало свой счёт. Сколько его пролетело, Ка не помнила - она не смотрела на часы, спешить ей было некуда. В какой-то момент, вздрогнув, девушка очнулась, болезненно откашлялась. Дышать в отсеке становилось невыносимо - кислород кончался. Ещё несколько таких часов - и пребывание здесь превратится в агонию. Она подумала, что хочет умереть, и что ей почему-то всё равно. Только...
Она посмотрела на спящего ребёнка. Потом вдруг перевела взгляд на клавишу общего выключения камеры, проглотила спазм в горле.
"Вот он, терминал. Одно лишь его переключение - и всё будет кончено. Это будет лёгкая смерть - ребёнок не успеет даже почувствовать".
Лицо девушки сделалось задумчивым. Ка привстала, с трудом переведя дыхание приблизилась к столу. Сама обстановка, казалось, подталкивала её к последнему шагу. Ей необходимо было решиться. Лишить мучений человека - теперь самого близкого для неё, единственного, кто у неё остался, и которого ожидала верная смерть. Решиться на... убийство. Девушка содрогнулась. Морально ли это было? Она горько усмехнулась. О какой морали могла идти речь? О морали заживо погребённых? Она вспомнила истории, когда люди, обречённые, добровольно лишали себя жизни от безысходности - раньше у неё это не укладывалось в голове - теперь и она оказалась в схожей ситуации и, как ей казалось, мечтала о смерти - не потому, что не хотела жить - она страстно хотела жить! - но не хотела мучиться в агонии, которая её ожидала. Всё потеряло смысл. Или... что? Продолжать поддерживать жизнь этого растерзанного тельца? Сколько? Двое, трое суток? Даже если удастся подключить энергоснабжение обходным путём, даже если девочка очнётся - ради чего всё это? Чтобы сообщить ей о смерти матери, обо всём том, что произошло и что их ждёт - а потом вдвоём ещё несколько суток в темноте и конвульсиях глотать воздух по углам - ради этого? Не лучше ли прервать всё прямо сейчас? Смерть должна быть достойной!
Девушка протянула руку, положила её на клавишу общего выключения камеры и пульта, замерла. Она понимала, что жизнь её самой тоже ничего уже не стоила. Она не шевелилась. Она медлила, отчаянно подстёгивая свои порывы, и вдруг... поняла, что плачет. Она плакала - слёзы мягко и беззвучно наполняли не моргающие глаза и расплывались по коже. Она отняла руку от терминала, скорчилась от невыносимой душевной боли.
"Постой, опомнись! Возьми себя в руки!"
Неловкими тупыми движениями, почти задыхаясь, девушка словно в тумане подалась назад, через открытую дверь выплыла в коридор, уткнулась в противоположную стену, развернулась к ней спиной и обессиленно "сползла" вдоль шпангоута вниз, в угол. Застыв в скрюченной позе, рассеянно и удивлённо оглядела в обе стороны полутёмный коридор, с трудом глотая тягучий как резина воздух.
Дыма в коридор нанесло прилично: он завис плотным туманом, мешая разглядеть дальний конец отсека. Всё вокруг казалось ей чужим и враждебным. Ка судорожно поперхнулась, снова болезненно откашлялась, утёрла рукой слёзы и пот с лица и только сейчас зацепила взглядом давно позабытую маску-регенератор, висевшую у неё на груди.
Ей стоило лишь двинуть рукой - и проблема с воздухом отпадала. Обхватив респиратор ладонью, девушка поднесла его, было, к лицу, но задержала руку на полпути, с ненавистью смерила взглядом спасительный прибор, как воплощение чего-то злого и враждебного, что ей навязывают против её воли. "Зачем всё это?" Она, ей казалось, была вымучена до предела и не знала, что делать. Ка посмотрела в сторону освещённого дверного проёма медотсека, подумав о ребёнке, перевела взгляд опять на маску, смутно осознавая, что её собственная жизнь крепко повязана с жизнью этой девочки. Промедлив ещё немного, со злым упрямством опустила прибор. В душе её происходила ожесточённая борьба между жизнью и смертью, а сама она как будто с безразличием наблюдала за всем этим со стороны. Измождённым, медленным движением девушка запрокинула голову, отрешённо глядя в темноту.
Ка действительно не знала, что делать. Глубоко в душе она осознавала, что паникует от бессилия и безысходности, отступив на последний рубеж обороны и безо всякой надежды зацепиться за ускользающую жизнь. С другой стороны не испытывала особого желания собраться и хоть что-то поправить. И причина такой подавленности заключалась не в мелочах, а самой сути произошедшего. Да, безусловно, она могла, приложив усилия, продлить себе жизнь на несколько недель или даже месяцев - это, смею заверить, на станции, напичканной средствами выживания и энергоисточниками, вряд ли для неё составит проблему. Ведь ещё несколько часов назад, ожидая спасателей, Ка играючи набросала схему выживания почти на неделю вперед.
Вот только ситуация в корне изменилась. Для них очутиться здесь на разбитой станции было всё равно, что оказаться на противоположном конце Вселенной или на удалении в миллионы световых лет от ближайшей звезды - ни в том, ни в другом случае надежды на спасение отсутствовали. По одной причине, единственной, но напрочь бившей всё остальные. Последствия всевозможных разрушений ещё можно как-то выправить, хотя бы временно (например, наладить воздухообмен, энергоснабжение от батарей) или, на худой конец, просто игнорировать (к примеру, невесомость) - то есть они хоть и создавали опасность и осложняли её дальнейшее существование, всё же не предрекали прямого смертельного конца. И пищи вполне хватит - тем более что её можно воспроизводить в оранжерее. Единственное, что не поддавалось восполнению - это энергия! Энергия - ядерная, гравитационная, приходящая в виде света от звезды, выработанная из планетного вещества - вот основа жизни на станциях и тех же планетах! Источники её восполнения оказались отрезанными, исчезли. Её окружал бесконечный вакуум, из которого - как его не криви и не истязай - много не вытянешь. И теперь перспективы существования Ка сводились лишь к тому, как долго она протянет. До какой-либо ближайшей звезды станция с её повреждениями вряд ли доберётся (так она думала на тот момент). Их не спасут - корабли их цивилизации ещё не научились преодолевать расстояния в десятки тысяч световых лет, да и само их нахождение здесь - лишь следствие цепи случайностей, нелепое стечение обстоятельств - вряд ли кому даже в голову придет предположить, что такое вообще могло произойти, тем более их здесь искать.
И теперь в силах Ка было протянуть какое-то время в ожидании смерти, медленно и верно сходя с ума - а дальше они всё равно погибнут, не оставив после себя никого, даже не имея возможности сообщить о себе; а их мёртвый корабль, лишённый энергии и защиты, бомбардируемый жёсткими космическими частицами, воздействием низкой температуры и прочим, вскоре остынет, разгерметизируется и - может и не через сто лет, но по космическим меркам очень быстро рассыплется в прах или сгорит, притянутый какой-либо звездой - то есть в конечном итоге бесславно сгинет на просторах Вселенной, не оставив после себя и следа. Это всё, на что Ка могла теперь рассчитывать. Таким образом, суть была не только в непреодолимых трудностях выживания, а в бессмысленности самого выживания. Надеяться на чудо было глупо - чудеса, может, и бывают, только, наверное, где-то в других измерениях. Это был тупик. И от этого опускались руки.
"Что ж,... по крайней мере, мне нечего терять. Это хоть какой-то плюс. Кроме того, здесь так красиво!"
Девушка с сарказмом, сквозь слёзы улыбнулась. Перевела дыхание.
"Сколько ещё я смогу протянуть?"
Она поначалу даже не поняла, зачем задала себе этот болезненный вопрос и в первый момент почему-то устыдилась этому своему садомазохистскому желанию "помучиться ещё немножко". Потом вдруг совершенно отчётливо подумала, что хочет жить, и что такая очевидная мысль до сих пор не пришла ей в голову. Впрочем, это было ясно с самого начала, да иного и не могло быть - для неё, едва начавшей жить, не испытавшей ещё ни любви, ни ласки, ни других радостей и удовольствий жизни. Но сейчас она, зачем-то оправдываясь, подумала, что ей не хочется уходить из жизни именно сейчас и именно здесь - в этом душном и пропахшем гарью коридоре. "Пусть это случится завтра ...вечером. Или послезавтра - мысленно успокаивала она себя. - А сейчас..." По правде говоря больше всего в тот момент ей хотелось забиться в дальний глухой отсек часов на десять и отоспаться, забыться от всего этого кошмара - а там хоть трава не расти. Но оставалась Айфа, жизнь которой продолжала висеть на волоске; оставалась станция - умное, удивительное творение многих человеческих рук - бросать которую на произвол судьбы показалось ей диким и преступным. Может она смутно, втайне боясь признаться самой себе, в глубине души уже приняла решение, что будет с остервенением бороться за каждый день и час своей жизни... просто так, назло всем обстоятельствам. Возможно у неё, вопреки здравому смыслу, сохранялась ещё еле теплившаяся надежда - она сама не знала, на что. Так или иначе, Ка задала себе этот вопрос и, пожалуй, впервые по-настоящему трезво задумалась.
Сейчас, когда захлестнувшие её панические и пораженческие переживания не то, чтобы притупились - заставили её встряхнуться, и к ней понемногу начал возвращаться здравый рассудок, до неё мало-помалу начинало доходить осознание того, что в её распоряжении оказалась целая станция - огромная система, напичканная всевозможными средствами для выживания, энергоисточниками (в том числе двумя ядерными генераторами!), инструментом для ремонта, наконец. Одного воздуха в непострадавших отсеках ей одной с лихвой хватит уж на пару месяцев точно - это в худшем случае, если тупо лить слёзы и вообще ничего не предпринимать. В принципе двигательная система корабля (включая и систему защитную) рассчитывалась и на межзвёздные перелёты (в частности и район злополучных испытаний, куда станция прибыла своим ходом, находился далеко за пределами их планетарной системы). Проблема в том, что водорода - как основного источника горючего - для движения ничтожно мало. Но это для движения. В дрейфующем же положении - на системы ж/о, защиты от внешней радиации, электронику, даже включая гравитационное движение (с ускорением g) - требуется не так уж много. При пересчёте с ядерной энергии тут пахнет не днями и месяцами, а годами! То есть несколько лет вполне благополучного существования(!?)...
Вопрос в том, насколько сильно повреждена станция, и способна ли Ка восстановить её...
Больше всего её удивляли, если не сказать, настораживали, последствия аварии. Станция подверглась разрушительному взрывному удару, её в мгновение непонятным образом, буквально со "сверхсветовой скоростью" перенесло на несколько десятков тысяч световых лет. По всем законам квантовой физики от тела, подвергшегося такому, не осталось бы даже молекул. Ка видела опыты, как сверхпрочные материалы под воздействием облучения теряли свою физико-химическую структуру и рассыпались в прах, словно лёд под струёй кипятка. Первый её испуг, шок и пораженчество большей частью как раз и основывались на предположении, что станции осталось существовать считанные часы. И, тем не менее, всё как будто стабильно. Уцелела электроника... как будто... И ведь она, Ка - не без последствий - но тоже уцелела! Что-то не сходилось. Имели место процессы, механизм которых оказался недосягаем для её понимания. Скорее всего не было никакой сверхскорости - произошло именно искривление пространства, его пробой... Или... Как это сложить? Впрочем, все эти релятивистские процессы тесно взаимосвязаны. Данные "перехода" должны были сохраниться в памяти станционного мозга - следует порыться в нём, чтобы понять случившееся. Она вдруг с фотографической точностью вспомнила, что на пульте включена система защиты, и система не выдавала ни радиационной, ни какой-либо другой первостепенной опасности - внутри станции. Да, корабль получил обширные пробоины - но при этом утечки отсутствовали, а защитная система успешно экранировала от внешней угрозы весь объём станции в целом, и опасности пребывания на ней не было. Хотя снаружи, скорее всего, ад. Яркое свечение галактического ядра как раз и означало, что станцию бомбардирует сильный поток высокозаряженных частиц; к тому же аппарат вошёл в плотное скопление из старых звёзд - слабых, теряющих массу в виде оболочек, излучения высокоэнергичных частиц. Очень большая разница, когда ты находишься в толще галактического диска, защищённый газо-пылевыми облаками - и когда ты чуть ли не напротив галактического ядра, которое облучает тебя всем своим спектром и по полной программе. Между прочим этот самый галактический ветер - тоже энергия, и, судя по всему, немалая! Стоит её замерить - возможно, её хватит на какие-то минимальные нужды систем ж/о... Короче, если всё так хорошо, как она думает - то есть станция в результате "перемещения" не получила фатального, непоправимого ущерба - можно относительно расслабиться, запустить аннигилятор, а далее без спешки залатать дыры в корпусе, отремонтировать отсеки и системы - то есть привести станцию в более менее надлежащий вид. А в перспективе - придумать какой-нибудь план дальнейших действий.
Вот только удастся ли ей запустить аннигилятор?
Девушка с досадой покачала головой. Сутки назад её это мало заботило - в случае надобности спасатели-специалисты быстро бы восстановили повреждённые коммуникации. Но это специалисты. Она не была ни техником, ни инженером, никогда вплотную не занималась эксплуатацией ядерных энергосистем, имея с ними дело лишь на уровне "включить-выключить". Придётся самообучаться, разбираться - но на это уйдёт уйма драгоценного времени. Впрочем, Ка помнила про генератор на летательном аппарате, стоящем в ангаре: она знала, как с ним управляться: от него - в худшем случае - можно было временно запитать систему батарей по проводам. В любом случае ей надо перво-наперво попытаться переключить станцию на батарейное питание. В случае успеха даже одной батареи хватит надолго,... по крайней мере, на месяц точно. Уже затем обстоятельно разбираться со всем остальным.
Девушка тяжело вздохнула. Мысль о том, что при удачных обстоятельствах она сможет прожить ещё несколько лет, взбодрила её, но слишком уж вяло. Было ясно, что всё это полумера, отсрочка, путь в никуда. Время, отпущенное им, пролетит незаметно - если не предпринять что-то экстраординарное, все их резервы рано или поздно иссякнут, и они всё равно погибнут. Да, приложив усилия, она может протянуть достаточно долго. Только жить несколько лет в ожидании неминуемой смерти, постепенно сходя с ума от бессилия - сейчас это казалось ей дикостью.
Могла ли она на что-то надеяться? Ведь жить надо с вдохновением! Иначе это не жизнь, а непонятно что...
А чего она вообще хотела? Банальный вопрос: зачем вообще люди живут? Ведь разные встречаются ситуации, порой намного хуже - например, когда люди неизлечимо больны, слепы, покалечены, парализованы - они так же задаются вопросом: "зачем?", и, тем не менее, находят в себе силы и тянутся к жизни назло всему, ежедневно и ежечасно выживают - ради чего-то...
Зачем живут... В общем, ради простого и обычного человеческого счастья - любить и рожать детей, общаться и развлекаться, иметь свой дом, надеяться на что-то лучшее, творить и создавать, добиваться каких-то целей, доказывая себе, что ты на что-то способен. И если всё плохо и безнадёжно - в конце концов, просто наслаждаться маленькими радостями жизни: радоваться восходу солнца, вдыхать полной грудью и слушать шелест листвы, выкладываться до изнеможения и наслаждаться покоем, видеть этот чудесный мир - кому что остаётся. Просто жить! Жизнь - это вообще такая хрупкая субстанция... сегодня она есть - завтра её может уже не быть. Все когда-то умрут. Выбор невелик.
Но что для неё счастье?
Да, в общем, то же самое. Вот только главные составляющие оказались в безвозвратном прошлом. Ни любви, ни надежды. До неё только сейчас начало доходить, что было искажено не только пространство - но и время! Даже если она вернется - её встретит совершенно иной, чужой мир, в котором не будет ни чувства Родины, ни родного дома. И что тогда? Пресловутое счастье и смысл жизни остались в том мире, который уже не вернёшь. Может, тогда не стоит цепляться за прошлый мир, а искать счастья в чём-то ином?...
Она задумалась о шаровом скоплении. Станция оказалась в зоне шарового скопления, где плотность звёзд на порядок выше, чем в районе их планетной системы - одного взгляда на небо достаточно, чтобы понять, что окрестности нашпигованы яркими, достаточно близкими звёздами. Может, достичь ближайшей звезды - не такая уж и фантастика?!... В конце концов, скоплений этих в Галактике не так уж много, они все наперечёт - можно уточнить по каталогу, в какое именно она угодила, насколько оно удалено от её планеты и звезды, какие тела её населяют (ведь в скоплениях встречаются не только звёзды, но и множество других тел, вплоть до водородосодержащих планет!). А потом уже делать выводы. Водорода в баках хватит на хороший разгон и торможение. Тут надо сканировать окрестности и считать. Если получится загрузиться водородом под завязку, можно будет разогнаться и достичь галактического диска - в принципе и такое возможно - на полёт до него уйдёт всего несколько лет! В релятивистике законы движения и времени совсем другие. Теоретически возможно всё...
Девушка вдруг почувствовала досаду и презрение к самой себе. Она толком не знала, что произошло, что непосредственно угрожает ей, чем располагает - лишь загнала себя в эмоциональную яму, пойдя на поводу у ситуации, пустив её на самотёк и смирившись с неизбежным. Она была ещё жива, дышала и думала, но между тем уподобилась мёртвой, наплевательски отмахнулась от жизни, проиграла свою "жизненную" битву, даже не начав её. Однако жизнь даруется один раз - и не для этого. И ей должно быть очень стыдно за своё поведение.
"Это её личное. Она никому не расскажет".
Однако что ей делать?
Девушка окончательно утёрла слёзы, огляделась по сторонам. Ей вдруг пришло в голову, что с момента аварии истекли уже десятки часов, а она бездействовала и продолжает преступно бездействовать, возможно этим самым доводя ситуацию до критического, необратимого состояния. Ка почувствовала, что ей начала овладевать паника - нервно-паническое навязчивое состояние типа "надо что-то делать, куда-то бежать - иначе будет поздно". Девушка раздражённо покачала головой, выдохнула.
"Необходимо вернуться в центр управления!" Сейчас только оттуда, с пульта она может ещё раз досконально прояснить ситуацию и масштабы разрушений. В её положении неопределённость хуже всего. А уже потом принимать решения и действовать.