Аннотация: Вольные интерпретации на тему французской истории
Шарлотта Корде
- Скажите, кто внушил Вам столько ненависти?
- Мне не надобно было чужой ненависти, мне достаточно было своей.
-1-
Огни революции
Старинные часы прохрипели восемь ударов. За окнами было еще светло: в июле темнеет поздно. Попеременно слышался далекий гул оружейных выстрелов и раскаты снарядов. Тяжелые бархатные занавески были наглухо задернуты, а старый черный рояль накрыт белым саваном. Девушка с темно-русыми волосами в аккуратном черном платье молча сидела в глубоком кресле, скрестив руки на груди.
- Что творится в мире! - с горечью воскликнул молодой человек со светлыми напомаженными волосами, - Куда катится Франция? - продолжил он, воздев глаза к потолку и картинно разводя руками. Старые половицы скрипели каждый раз, когда он касался их своими лакированными черными ботинками.
Шарлотта Корде внимательно разглядывала свои тонкие белые пальцы и, казалось, не слушала, молодого Гийома Д'Эстама.
- Боже мой, способны ли мы поверить, что весь тот многовековой строй, которым жила Франция, в котором жили мы, наши отцы, деды и прадеды, был в одно мгновенье разрушен пальбой нищих голодранцев по нашим святыням, этих мнимых борцов за "свободу, равенство и братство", этих разрушителей святого уклада, этих порушителей... - он закашлялся и схватился за сердце. Корде, как кошка, спрыгнула с кресла, выбежала из комнаты и через секунду вернулась, протягивая Д'Эстаму стакан с водой. Д'Эстам схватился за него трясущимися руками, сделал несколько больших глотков и продолжил тем же патетическим тоном:
- Этих разрушителей древних традиций и законов...
Корде странно посмотрела на него и четко сказала:
- Так, поставьте стакан и успокоетесь.
Д'Эстам послушно поставил стакан на столик и сел на диван, положив ногу на ногу. Корде смотрела на него странным блуждающим взглядом, которого он так сильно боялся еще с детства. У нее всегда были какие-то необыкновенные глаза, чисто серые, смотрящие как будто сквозь человека, никогда не останавливающиеся на нем надолго. Когда он смотрел на нее, он всегда был как будто под гипнозом, он понимал, что в это мгновение способен выполнить любое ее желание.
- Д'Эстам, хватит болтать чепуху, я прекрасно вижу, что Вы обучены красноречию, но в том положении, в каком сейчас находится Франция, надобно не болтать, а действовать.
Д'Эстам заморгал ресницами как брошенная фарфоровая кукла, встал с дивана и вновь нервно заходил по комнате:
- Действовать, Вы говорите, Шарлотта? Да что же можно сделать? Эти жалкие голодранцы во главе с преступниками Маратом и Робеспьером полностью захватили власть в нашей священной монархической Франции, и мы оказались отрезаны от внешнего мира, мы вынуждены скрываться и прятаться, чтобы не пасть жертвой этой страшной кровавой резни, которую эти безумцы называют "революцией"!
Корде прервала его резким смешком:
- Вынуждены? Ах, ну да, такие трусы, как Вы, Д'Эстам, конечно вынуждены прятаться по углам... - она встала, подошла к Д'Эстаму, взяла его за руку, заглянула прямо в глаза и жарким шепотом закончила: - Как крысы с тонущего корабля... Вас только и обучали тому, чтобы болтать, петь серенады под окном и ездить на породистых английских лошадях. А теперь, когда эти, как вы их называете, "голодранцы" захватили власть, вы ничего не можете сделать.
Он ощущал ее горячее дыхание на своих щеках, ему в эту минуту вовсе не было обидно за себя; он весь дрожал от близости этой девушки, в которую был влюблен три года...
Она отпустила его руку и села обратно в кресло, глаза ее устремились в беспорядочное бегство по всем предметам комнаты, пока наконец вновь не остановились на ошеломленном Д'Эстаме, но в этот раз взгляд Корде был холоден, тускл и безразличен, она смотрела на него, как на один из предметов мебели этой комнатушки. Д'Эстам нашел в себе силы перестать дрожать, он вытащил из кармана щегольских брюк батистовый платок, вытер пот со лба и заговорил по возможности спокойным тоном:
- Ну хорошо, предположим... Ну вот хотя бы Вы... Вы, Шарлотта, что Вы можете сделать для спасения Франции?
- Лично я могу сделать очень многое, - твердо проговорила она, а в глазах засверкали страстные огоньки, - И вскоре Вы это увидите, мой дорогой Д'Эстам, - прибавила она почти шепотом, но он услышал ее последние слова...
-2-
Клинок
- Эээй, брось мухлевать, Рене! - закричал солдат, сидящий в самом углу.
- Паапрошу! Я не мухлевал! - воскликнул, стукнув кулаком по столу, усатый офицер, давно небритый, в пропахшем дымом и потом кителе.
- Мухлевал-мухлевал, я сам видел, как Вы свою семерку королем козырным подменили! - пискнул маленький коренастый солдатик.
- Вы смеете меня оскорблять?! Да Вы за это хорошо заплатите! - Рене от негодования встал и угрожающе посмотрел на своих противников. Неизвестно, чем бы закончилась эта невинная игра в карты, если бы в это время дверь не распахнулась и в коридор не вошла женщина, худенькая и бледная, в строгом сером платье. Взгляды всех пятерых игроков мгновенно обратились на нее.
- Что Вы желаете, мадемуазель? - спросил Рене, быстро застегивая верхние пуговицы кителя.
- Добрый день, могу я пройти к Жану-Полю Марату? - спросила Шарлотта Корде, окидывая взглядом коридор.
- К господину Марату? - переспросил Рене.
- Да-да, именно к нему, у меня очень важное дело, не требующее отлагательств, - она улыбнулась чуть заметной улыбкой. Рене в замешательстве оглядел своих соперников. Те молчали.
- Ну что ж, если дело столь важно, проходите -- наконец произнес он.
- Благодарю Вас, - вежливо сказала Корде.
- Ты с ума сошел, Рене, - вдруг подал голос маленький солдат, который только что подтверждал жульничество Рене.
- Вы что-то имеете против? - ровным тоном спросила Корде. Взгляд ее пополз по его шее, груди, в задумчивости остановился на толстых волосатых руках, на одной из которых были золотые часы, украденные у контрреволюционера, потом сполз на его грязные потертые штаны и, наконец, уставился на дешевые ботинки. Солдат весь съежился и вжал голову в плечи, будто хотел стать еще ниже ростом, чем был.
- О нет, что Вы, мадам, проходите, - он картинно развел руками. Корде учтиво улыбнулась и отворила массивную дверь. Быстро простучали ее каблучки по блестящему паркету, и наконец, она вошла в комнату, которая служила приемной одному из членов французской революции, или "голодранцу", по выражению Д'Эстама, Жану-Полю Марату.
Марат полусидел в теплой ванной, одной рукой опираясь на столик, а другой подписывая бумаги. На голове его была белая чалма, а черные глаза, в которых читалась усталость и обреченность в борьбе с кожной болезнью, которой он страдал много лет (из-за нее он был вынужден принимать лежа в ванной, чтобы хоть как-то облегчить себе страдания), внимательно разглядывали непрошеную гостью.
- Добрый день, господин Марат, - добродушно проговорила Корде. Марат сосредоточенно посмотрел на нее:
- Вы кто? И по какому вопросу пришли? И почему Вас пропустила моя охрана?
- Я им сказала, что у меня к Вам личное дело.
- И каково же оно? - Марат уже явно нервничал.
- Пришла побеседовать с Вами о французской революции и о том, что Ваши люди творят в стране, - сказала Корде, выдвигая стул и ставя его рядом с ванной Марата.
- Революция совершилась. И мои люди отныне установят во Франции новый свободный режим, - жестко отчеканил Марат, удобнее облокачиваясь на столик. Блуждающий взгляд Корде будто нехотя останавливался на предметах интерьера приемной, а ее нервный тонкий голос продолжал беседовать с Маратом:
- То есть Вы находите, что существующий строй нехорош для Франции?
- Разумеется, - воскликнул Марат и даже слегка ударил рукой по столу.
- Вы всерьез полагаете, что новый режим, начавшийся с пальбы, крови и смерти действительно принесет счастье Франции? - продолжала Корде, теребя пальцами складки платья.
- Позвольте, неужели Вы думаете, что старый строй позволил бы свергнуть себя бескровно? - спросил Марат.
- Нет, я вовсе так не думаю, - проговорила Корде, и вдруг ее глаза остановились прямо на Марате. Увидев его белую чалму и серое уставшее лицо с нахмуренным морщинистым лбом, она слегка улыбнулась и продолжила тем же тоном:
- Скажите, зачем Вы велели казнить Людовика XVI и Марию-Антуанетту?
- У меня не было иного выхода. Если хочешь построить новый режим, говорят, рушь старый с самого основания. А основанием всего были монархи.
Лицо Корде неожиданно посерьезнело, голос остался тем же, и лишь очень искушенный слушатель мог бы уловить в нем нервные нотки, а правая рука как-то странно дергалась и теребила складки платья.
- Скажите же мне, господин Марат, что Вы намерены сделать с контрреволюционерами?
- Казнить, что же еще?! - воскликнул Марат и вновь чуть было не стукнул кулаком по столу.
- А вот этого Вам уже не удастся, - четко сказала Корде, и ее огромные серые глаза, в которых горела ненависть, будто прожгли Марата. Она вытащила из-за пояса маленький серебряный клинок и со всей силы вонзила его в голую грудь Марата. Его предсмертный хрип разнесся по всей приемной, и услышав его, испуганные стражники поднялись из-за игорного стола. Корде стояла и молча смотрела, как вода в ванне становится красной, как дергаются губы Марата и его рука, как кровь капает ей на платье.
... Двери со звоном распахнулись, и в приемную вбежали стражники. С минуту они смотрели на убитого вождя французской революции, с другую -- на его убийцу -- худенькую бледную девушку с огромными невинными глазами.
- А! Держите ее! Она убийца! - закричал офицер Рене. Солдаты набросились на Корде, которая даже не пыталась оказать сопротивления.
- Я же говорил, я же говорил, что не надо пускать эту девицу, - бормотал маленький солдатик, - Нас всех расстреляют из-за нее, нас всех расстреляют, - повторял он противным визгливым голосом, глядя, как солдаты вяжут тонкие руки Корде.
-3-
Суд
Гул в зале суда напоминал вопль встревоженных пчел. Со всех сторон доносились крики, какую казнь следует назначить обвиняемой, молодой девушке с большими грустными глазами в сером запачканном кровью платье. Июльское солнце нестерпимо жгло, и его жадные горячие лучи проникали сквозь решетчатые большие окна прямо в зал суда. Судья остро ощущал, как тоненькими струйками стекает пот по его телу, скрываемому черной шерстяной мантией, как железный обруч сдавливает его голову, опухшую от всех этих криков, пересудов, головной боли, усталости и жары. Единственное, что ему сейчас хотелось - прекратить весь этот фарс и оказаться у себя дома...
- Тишина! Я хочу поговорить с обвиняемой наедине, - раздался властный голос судьи. Гул ненадолго затих, а потом возобновился с удвоенной силой. В это время два стражника взяли Шарлотту Корде под руки и вывели ее из зала суда. Следом за ними вышел и судья.
... Личный кабинет судьи поражал своей строгостью и опрятностью. Корде сидела на стуле напротив судьи и растирала свои уставшие руки, на запястьях которых виднелись красные следы от стягивавших их веревок. Судья, полный и грузный человек, страдавший одышкой, вытирал пот со лба и сквозь толстые стекла очков смотрел на обвиняемую. С минуту длилось тягостное молчание, которое он решил наконец нарушить.
- Я думаю, Вы, мадемуазель Корде, прекрасно понимаете, какой приговор Вас ждет за убийство самого Жана-Поля Марата.
Корде взмахнула прекрасными ресницами:
- Разумеется, знаю, господин судья. Ну что ж, мне не жаль своей жизни ради спасения Франции.
Толстые пальцы-обрубки судьи теребили сургуч, лежащий на столе, а его усталый мягкий голос спрашивал:
- Что Вы подразумеваете под словом "спасение"?
Глаза Корде ненавязчиво бродили по всем предметам кабинета:
- Освобождение от тех преступников, которые наводнили Францию и пытаются навязать ей свои правила. Одного из этих "голодранцев" (Корде усмехнулась, вспомнив Д'Эстама) я зарезала. Я надеюсь, что остальные проживут столь же недолго.
Судья сквозь очки внимательно посмотрел на обвиняемую:
- Скажите, кто внушил Вам столько ненависти?
Черные зрачки Корде расширились, как у кошки, в них зажегся огонь нестерпимой ненависти, и они будто просверливали судью:
- Мне не надобно было чужой ненависти, мне достаточно было своей, - прозвенел металлически ее голос.
Судья покачал головой, а в глазах Корде вдруг зажглись огоньки. Она поднялась с кресла и, обворожительно улыбаясь, подошла прямо к судейскому столу. Судья вздрогнул от неожиданности и с каким-то испугом посмотрел на обвиняемую.
Глаза Корде смотрели прямо на него, и в них отражалась какая-то страсть и желание. Ее рука потянулась к его лицу и сняла очки, болтающиеся на носу. В эту минуту кто-то словно выключил его сознание, все предметы, бывшие в комнате, стали нечеткими и как будто нереальными, и судья видел только расплывающийся шелк серого платья, огромные серые глаза с черными ресницами, мраморную белизну и сиреневые прожилки ее шеи. Корде наклонилась к нему совсем близко, и ее губы коснулись его. Сердце судьи бешено колотилось, как пойманная в силки птичка, а толстые руки жадно обнимали ее талию и гладили серый шелк платья.
Неожиданно Корде прервала поцелуй, высвободилась из его объятий и отошла на приличное расстояние. Судья часто и нервно дышал, наконец он нашел в себе силы нацепить очки и сквозь пелену нечетких предметов распознать знакомый силуэт.
- Вы не женщина, Вы яд! - пробормотал он на одном дыхании.
- Допустим, но Вы же не будете отрицать, что он сладок, - усмехнулась Корде, как ни в чем не бывало усаживаясь на стул.
Несколько минут тянулась пауза. Вдруг судья поднялся с кресла и быстро подошел к Корде. Он заговорил сбивчивым шепотом:
- Позвольте... Одна ночь... И я обещаю вытащить Вас из этого грязного дела... Клянусь... Всего одна ночь...
Корде скромно опустила глаза, уставившись в пол. Ее голос стал строгим, в нем даже появились нотки оскорбленной невинности:
- Господин судья! Опомнитесь, у Вас же есть семья, наверняка дети. И потом, куда же делись новые идеалы революционной Франции? Все готовы бросить ради вечера с какой-то убийцей?
Судья почувствовал, что краснеет до корней волос, слова будто застряли у него в горле.
- Нам пора возвращаться в зал суда. Не забудьте огласить приговор, - торжественно сказала Корде и с достоинством поднялась со стула.
-4-
Вместо эпилога
17 июля 1789 года в Париже выдалось днем необычайно жарким и сухим.
- Отойди отсюда, я здесь монетку потеряла. Отойди, сказала, - шипела полная красная женщина с ребенком на руках на деда лет восьмидесяти, иссохшего и больного, который никак не мог понять, чего от него хотят.
- Ногу отдавили! - пищал мальчишка лет десяти, зажатый между двумя грузными неотесанными мужчинами.
- Эммануэль! - визжала худая девушка лет семнадцати, пытаясь отыскать в толпе своего маленького ребенка.
Внезапно весь этот гул умолк, когда на эшафот взошел великан-палач и его жертва, молоденькая девушка в красной рубашке с задумчивыми блуждающими глазами.
Революционный трибунал признал вину подсудимой -- двадцатипятилетней Мари Анны Шарлотты Корде Д'Армон в убийстве видного революционера Жана-Поля Марата и приговорил ее к казни гильотинированием.
- Убийца! Убийца! - разразилась толпа многоголосым хором, и глаза тысячи людей устремились на обвиняемую.
А взгляд Корде искоса и небрежно рассматривал каждого, кто пришел посмотреть на ее казнь. Неожиданно ее глаза встретились с пронзительно голубыми глазами какого-то мужчины. Корде сразу узнала его и усмехнулась про себя: "А! И этот щеголь Д'Эстам тут...".
Д'Эстам действительно приехал в Париж сразу вслед за Шарлоттой. Он решил покончить со своей трусостью и ехать искать свою любимую (да, он страстно любил ее уже три года). И приехал он именно сегодня.
Идя по площади, он увидел толпу, направляющуюся к месту казни преступников. Он был случайно вовлечен в поток людей и узнал, что сегодня будут казнить убийцу Жана-Поля Марата.
Каково же было его удивление, когда в убийце он узнал Шарлотту Корде. Ледяная дрожь пробежала по телу Д'Эстама, ноги как будто одеревенели, голос отказывался слушаться и выдавал лишь хрип.
Спустя минуты две Д'Эстам опомнился и, расталкивая зевак локтями, с криком "нееет" бросился к эшафоту.
Но, увы, было уже поздно... Его любимая..............................................................................................................................................................................................................................................
... Все оставшиеся шестьдесят лет своей жизни каждую ночь Гийом Д'Эстам, переметнувшийся на сторону "голодранцев"-революционеров, просыпался от чудовищного сна -- огромные печальные глаза Шарлотты Корде смотрели прямо на него, а все ее тело было залито кровью...
И ни его прелестная жена с округлыми локтями и румяными щечками, ни маленькая дочурка не могли помочь ему в те минуты и заменить ее, худенькую бледную девушку, пожертвовавшую своей жизнью ради спасения Франции...