Я ненавижу своего господина. В этом нет ничего необычного - многие слуги ненавидят своих хозяев. Тем более, что высокородного Халта-Ард-Сенн есть за что ненавидеть. В особенности мне, служащему роду Ард-Сенн уже долгие годы и знающему очень многое о его членах. Меня радует тот факт, что он умрет гораздо раньше меня и никогда не узнает о моей ненависти. Беспокоит лишь мысль - кто станет его наследником? Детей у Халта нет и, как я думаю, не будет. Братьев тоже - так что замок отойдёт кому-то из юной ветви. То есть дальним родственникам, конечно - иногда знакомые с детства понятия проскальзывают в моей речи в буквальном значении... Впрочем, кто бы не наследовал гнездо Ард-Сенн, это не имеет большого значения - я никогда не останусь без места. Ни один мажордом-человек не сравнится с настоящим эльгах-тэль, имеющим немалые познания как в этикете людей, так и Старых рас. Собственно, я уже не первый год являюсь предметом гордости семьи Ард-Сенн, ведь кто ещё может похвастать такой диковиной - эльгах-тэль в услужении человека. Смешно вспоминать, сколько мне предлагали денег за смену хозяна ранее, да и теперь подобные предложения поступают не реже раза в год. Смешно - ведь чего будет стоить Верность эльгах-тэля, проданная за деньги?
На сегодня мой день окончен. Нет, ещё многое я сделаю, ведь служение не прекращается с наступлением вечера, но основная масса обязанностей выполнена и можно немного расслабиться. Я поднимаюсь в свою комнату(о, эта комната, размером не уступающая господским, была предметом зависти не одного поколения слуг. Но, как говорят на Атиле, циклоп тоже когда-то косился на чужое...) и располагаюсь в уютном узком кресле. Для человека оно тесновато, а вот мне - в самый раз. Да и вообще вся обстановка давно уже устроена мной по своему вкусу: только невежи украшают стены гобеленами с картинами животных и в беспорядке раскидывют по помещению горшки с цветами, претендуя на так называемый "эльфийский стиль" - впрочем, мало кто из них вообще видел жильё Сына Древа.
Нет, растение в моей комнате только одно - серебристый бессмертник, который, как считается, растёт только в климате Элиссенаума - да и гобелен тоже один. А то, что низкий прикроватный столик сделан руками гномов - так и на родине моей вещи Подгорных, тяжеловесные и надёжные, ценятся немало.
А вот вещь, лежащая на столике не принадлежала ни к миру эльфов, ни гномов: слишком изящная для гномьих поделок, но всё же трубка - а где вы видели курщих эльфов? И не увидите - я не курю при посторонних.
А вот в одиночестве... Вообще, на моей родине листь шоата только жуют, иногда вываривают и пьют настой, но - чужие привычки легко заимствовать, особенно нелепые и странные.
Я откинулся на кресле, неторопливо втягивая мягкий дым и как всегда смотрел на тканую картину на стене, на которой плыл по бескрайнему морю далёкий берег, затянутый полосой тумана...
Элиссенаум.
Кто ты, затерявшийся в веках художник, сумевший выткать эту картину, краски которой не тускнеют со временем, как не тускнеет и след в моей душе? Стоял ли ты, как и я, на палубе корабля, окидывая взглядом берег, куда уже никогда не сможешь вернуться? Никогда - это долго, это дольше, чем можно вынести. Знаете ли вы, беспечные эфемеры Атиля, что такое почти бессмертная тоска эльфа?
Стук в дверь заставил меня вынырнуть из тёмного омута дум. Я привычно натянул на лицо маску лёгкой надменности(увы, среди людей не обойтись без масок... Впрочем, как и среди эльфов) и вышел в коридор, оставив в комнате лёгкий запах дыма и давно сгоревших надежд.
- Господин Эаальх, возле ворот какой-то менестрель с учеником. Я сказал ему, что мы не ждали никого подобного, но он требует Вас...
- Менестрель - мои тонкие брови едва заметно поднялись.
- Да, господин управитель - Мрик склонил голову ещё ниже, будто считая себя виноватым в том, что потревожил занятого человека.
- Хорошо. Идём - я не стал тратить слова понапрасну.
Нет эльгах-тэля, что не сможет узнать даже случайного гостя, взглянув на него пару веков спустя - что уж говорить о господине? Разумеется, несмотря на тряпьё и чёрную повязку на глазах, я узнал это обманчиво мягкое лицо. А вот мальчишка-ученик... Я никогда не видел его, но в нём была какая-то смутно знакомая сила, знакомая - и незнакомая одновременно.
- Ты свободен. Я сам поговорю с... гостями - Мрик, даже если и был удивлён, вида не подал. Всё же я неплохо вышколил своих подчинённых.
- Итак... - бросил я, не зная, что стоит говорить при мальчишке.
Надо же - сколько лет прошло, а он всё ещё помнит Шелест Листьев. Или язык эльфов, если вам так угодно. "Приветствую, старый Друг". Вообще, если переводить подстрочно, со всеми именами и артиклями, то получится примерно "Мир тебе, Друг дней минувших, в день нынешний" - но кто же переводит дословно Шелест, который нужно слышать сердцем?
- Зачем? - шепчут мои губы - зачем ты вернулся?
Странная картина - человек, обрщающийся к эльфу Шелестом и слышащий ответы на языке людей.
- Я пришел спеть Песню для благородного Халта-Ард-Сенн - менестрель улыбается ещё шире и срывает грязную повязку. Я сжимаю свои узкие ладони - значит ложь, всё-таки ложь! Его не ослепили в подземелиях Инквизиции как "Недостойного видеть Свет"... Значит и остальное - ложь! Но... Столько лет...Неужели он считал, что тоска живущих долго менее горька? Тоска по тому, кто стал вторым другом среди людей, вторым после Гравела-Ард-Сенн, сына основателя рода Сенн? Я никогда не забуду того отчаяния, что умерло когда чужеземец с фигурой медведя и насмешиливо-презрительной улыбкой встал на над распростёртым на земле телом беглеца и расхохотался, глядя на преследователей, подняв над головой узкие лезвия клинков:
- Вы слышите? Я принял его клятву - и теперь вам придётся сначала убить меня!
Разумеется, они отступили - они ведь были лишь мальчишками, правда жестокими, а Гравел... Гравел был Воином.
Это потом я осознал, что принёсший Клятву Служения человеку становится парией и никогда не сможет смыть с себя пятно позора... Но тогда это был единственный выход и Гравел осознал это быстрее меня - он вообще всю свою долгую жизнь реагировал на ситуацию быстрей меня. Таким я и помню его - огромным, смеющимся и смертоносным. Наши отношения мало походили на привычные рамки "Господин-слуга", скорее он казался мне старшим братом...
А младшим, спустя много лет, стал Леретт.
Я поднимаю голову и смотрю на незнакомца с таким знакомым лицом. Я знаю, как будет звучать его Песня перед Халтом-Ард-Лири - звоном клинка. И что мне делать теперь - исполнить долг, который велит оберегать господина, или слушать своё сердце, говорящее иное? И я свершаю выбор.
Халт маялся от скуки в компании пузатой бутыли. Я легко поклонился и замер, ожидая первой реплики, позволяющей мне говорить.
- Ааа, Эаальх. - ленивый зевок - Что-то случилось?
- Господин, я увидел вашу скуку и решил пригласить талантливого менестреля, дабы развеять её - мои слова льются спокойно и ровно, но я знаю, какая Песнь вскоре прозвучит под этой крышей.
- Это ты хорошо придумал, управитель. Зови... Хотя нет - его заплывшее лицо лицо меняется - лучше зови всех в Большой зал, повеселимся. А если он не умеет веселить - Халт глумливо усмехается - тогда я повеселюсь, когда его будут пороть.
Великое Древо! А ведь он потомок Гравела - правда, если Леретту досталось дерзкое бесстрашие и живой разум, то Халт унаследовал лишь массивную фигуру предка. Да и то он напоминает не медведя, а заплывшего салом кабана.
Когда я провёл менестреля в огромный гулкий зал, там уже собрались все "благородные" замка: ближние и дальние родственники, любовницы, полузаконные дети и приживалки (думаю, Халт и сам не знает, сколько их всего -я то знаю: ровным счётом 27, но мне и положено знать в замке каждую мышь) - лакеи умеют доставлять новости, моя выучка, да и время было - после ужина, но до ночи - когда все маятся скукой...
Певец молча поклонился, не скидывая капюшона(что само по себе было нарушением этикета), принял из рук ученика заранее настроенную лютню - и грянула Песнь.
Я сразу понял, что это Песнь, а не обычная песня - она была живой, сплетаясь прямо из нитей души менестреля. В ней говорилось о давних событиях: о двух братьях, младшего из которых отец любил больше о доносе, сочинённом ночью за флягой вина - чтоб залить совесть о тёмных казематах Башни, в которых нет места надежде о чёрном отчаянии, сжигающем душу того, кто никогда не увидит солнца... И о его возвращении.
Менестрель закончил мелодию резким аккордом и скинул капюшон.
- Ты-ы-ы! - обрюзгшее лицо Халта пошло красными пятнами.
- Я - усмехнулся Леретт, глядя на брата своими голубыми глазами - Я вернулся вернуть своё, своё по праву!
- Чушь! Отец не оставил бы тебе всё!
- Почему? Ард-Сенн не является майоратом. А если ты был так уверен в своих правах - то почему написал донос? - лицо Лерета бледнеет от гнева, в противоположенность красной физиономии брата.
- Чушь, ты всё равно не можешь унаследовать род! - Халт, похоже, уже не обращает внимания на свидетелей - Ведь только МУЖЧИНА может наследовать, а тебя не только ослепили, но... - тут он прикусывает язык, осознав, что сболтнул слишком многое. А Леретт спокойно продолжает:
- Но и оскопили - ты это хотел сказать, доргой брат? А я ведь много позднее осознал, какая радость отцам-дознавателям от такого бессмысленного увечия - он просто платили доносчику. Чтож, если тебя это так волнует...
Я уже говорил, что Леретт дерзок? Иногда его дерзость граничит с неприличием - вот и сейчас он, плюнув на все условности, расстегнул пояс и дал всем желающим убедиться в том, что обвинение, мягко говоря, безосновательно.
Халт захрипел, лицо его стало и вовсе пунцовым.
- Не знаю, какие демоны вернули тебе утраченно, но клянусь - сейчас они тебя не спасут! - он, уже ни на кого не обращая внимая, бросился к брату, неспешно застёгивающему штаны. Взлетел в воздух короткий "парадный" клинок и...
И мальчишка-ученик сделал шаг вперед, поднял руку и произнёс Слово. Разался глухой удар - это благородный барон Халт-Ард-Лири упал, так и не дотянувшись до ненавистного родича, упал - и более не шевелился.
И в наступившей тишине ясно прозвучал негромкий, но твёрдый голос:
- Я, барон Леретт-Ард-Сенн, беру этот замок и всех обитающих в нём под свою руку.
... Я сижу и молча смотрю на тающий в тумане берег. Прощай, земля, до которой я никогда не доберусь. Сегодня эльгах-тэль Эаальх нарушил долг - и эльгах-тэля больше нет. Остался изгой, который никогда не вернётся на родину. Так зачём теперь долгая - слишком долгая! - жизнь? Сейчас я докурю последнюю трубку с шоатом - и подниму свой последний бокал. Говорят, настой чёрного гриба грахри пьют шаманы орков, призывая своих богов. Может и пьют, но очень мало - больше ложки этой пахучеи маслянистой жидкости убьёт орка так же верно, как и потерявшего надежду эльфа. Прощай, далёкий берег - этот бокал я подниму за тебя...
- Скрылся от всех, а я должен пить со всеми этими... - Леретт, как и прежние времена, вошел без стука. За ним, словно тень, беззвучно ступал ученик - Кстати, вы не знакомы: это Рейн, мой оруженосец это Эаальх, мой друг. О, вот это как раз вовремя - в глотке совсем пересохло...
- Стой! - крикнул я, но Леретт уже сам почувствовал резкий запах грахри.
- Так... - протянул он. - Жить тебе надоело?
Он подошел и взял меня за грудки - я даже не сопротивлялся, расслабленый тоской и шоатом.
- Меланхолия заела? А ты не был слепым и вынужденным жить подаянием? Зря, - он смотрит на меня зло - это очень закаляет душу.
- Да что ты понимаешь?! - прорывает меня - Ты знаешь, что такое "никогда" для эльфа? Я никогда, слышишь - никогда! - не могу вернуться домои! - я протягиваю расслабленную руку к гобелену с тающим в тумане островом - Я и ранее был изгоем, слугой человека... Но раньше у меня был Долг - а сегодня я презрел и его! Теперь я даже не эльгах-тэль...
- А мне и не нужен слуга, даже хороший - улыбается Леретт - мне нужен друг... Брат...
- Погоди-ка - он вынимает узкий стилет - ты помнишь, к какой Ветви приравнен род Ард-Сенн после Дня Встречи?
И пока я осознаю его слова, на холодные плиты пола уже льётся горячая кровь человека и эльфа и звучат слова клятвы Побратимства.
- Что, названный барон, как думаешь - рискнут твои сородичи презирать одного из Старшей Ветви? - Леретт смеётся. И, переходя на деловой тон - Но не думай, что всё так просто: скоро нас ждёт большое и опасное дело, друг... Брат. - поправляется он.
...Давно стихли шаги моего старого друга и нового брата, как и его молчаливого ученика, наполненного странной Силой - а я всё сижу и смотрю на зелёный берег в сизой дымке, и многолетняя тоска извивающейся змеёй покидает мою душу.
Элиссенаум - однажды я вернусь! Вернусь - я, спасший жизнь потерей имени и обрёвший новое, преступив Долг по зову сердца я - названный барон Эаальх-Ард-Сенн.
Пусть это будет не скоро, но ведь у меня впереди почти вечность - можно не торопиться. Не правда ли?