Мы с Женей были в театре. Нет, не могу с начала, надо с середины, с главного. Словом, я видела Алексея. В театре. Он сидел несколькими рядами ниже нес. Нет, не он, а они. Он и его девушка.
Все. Написала. Хватило духу. Ручка яростно впивается в бумагу и расставляет точки.
Наверно, эта запись будет представлять собой полный сумбур.
С позавчера я разрешаю Жене брать меня за руку. Мне не плохо и не хорошо, мне это неважно! Он держит мою руку, как будто она из хрусталя, и тихо-тихо водит пальцами по внешней стороне ладони. Я не отдерну руку и ничего ему не скажу. Пусть будет, как будет. Еще через несколько встреч он меня поцелует. Ни страха, ни волнения, ни неприязни, ничего не будет. Просто чисто физически почувствую мягкое прикосновение его губ.
Спектакль помню какими-то мелькающими клочками. Впереди они двое, их плечи были рядом, о Боже мой, почему мужчины от меня ищут спасения у других? Алешка предпочитал разрубить узел одним ударом, а не распутывать его в течение месяцев и даже лет. "Ты любишь меня, я люблю тебя, значит, ты моя!" - думал мой Алешка, мой милый мужчина. Может быть, он и прав. Но я никогда с этим не соглашусь. Так проще, к чему же раздумывать, любить, любить - и все! Что дает какая-то роспись на какой-то бумажке, почему именно она связывает людей?! Боже мой, я совсем запуталась, знаю только, что никогда не смогла бы перебороть свой стыд и почувствовать себя униженной. Униженной? Любовью? Когда любят, не смеют унижать...
Я люблю в нем его волю, чувство стенки, которое обязательно возникало у меня в его присутствии.
Нежный пушок на затылке - даже в театральной полутьме - я уверена! - я вижу его, ощущаю подушечками пальцев, теплая кожа и милый, милый мой пушок, милый мой, Боже, что же это я, под пальцами у меня Женькина ладонь, ладонь, да, а сколько раз я держала другую ладонь, а они так похожи на ощупь - а если закрыть глаза и представить себе... нет, не надо, не надо: так можно с ума сойти...
Она, его девушке - светленькая стрижка, серый, с блестками, костюм, их плечи рядом - а ведь он тоже держит ее за руку! Она наклонилась к нему, он что-то ей шепчет, она отстраняется и снова прижимается к нему, устраиваясь поудобней.
Я не могу больше. Не надо! Остановите это все!
А рядом со мной тоже парочка, парень, мой сосед, тоже держит девчонку за руку - кажется, они зеркально повторяют сидящих впереди.
Мне страшно.
Я люблю тебя. Я очень тебя люблю. Я очень тебя люблю!
Что я пишу?!
Актриса на сцене протягивает руки к своему возлюбленному: "Я люблю тебя! Я хочу, чтобы мы были вместе, всю жизнь, чтобы мы стали мужем и женой!"
Мой сосед, парень - своей девушке: "Я бы тоже хотел это услышать..." И она внутренне обмерла, вся радостно вздрогнула, и я знала, что сегодняшний день ей запомнится на всю жизнь! А ночью она, счастливая, будет тревожно и радостно засыпать, вспоминая без конца его слова!
А я, я, я?! Я, сидящая рядом с этим зарождающимся счастьем?!
"Я бы тоже хотел это услышать..." - это Алешкины слова, это он должен был их сказать, мне сказать, я так хочу! Я так хочу! Это - мое, мое счастье! Я обворована, и, может быть, я сама себя обворовала, это ужасно, это безумие!
Вот сейчас бы дотащиться до подушки! Я не знаю, верующая я или нет, но если там, на небе, кто-нибудь есть, то помогите мне заснуть скорее, потому что думать об этом я больше не могу!
________
...Еще два раза была на СТМ. Шуму много, спору много, а толку - не очень-то. Написали анкету, опросили, перезнакомились. Читали, пели. Инициативный Толик не выпускал из рук роль "председателя", и кое-кто просто смотрел ему в рот. Словом, все сводилось к приятному времяпрепровождению, тем более что между ребятами и девчонками начали намечаться пары. А я сидела и думала, что вчера в театре видела Алешку...
___________
Спи, Лизуня, спи... Сегодня ты заснешь если не счастливой, то хотя он спокойной. Сердцу гораздо лучше сжиматься от приятной женской жалости, чем от сумасшедшей тоски. Спи, маленькая пророчица, а я, твоя память, услужливо прокручу перед глазами весь сегодняшний вечер.
Мы с Женей были одни, мы утопали в светлом, очень солнечном, прозрачно-зеленом майском цветении... Ладно, к черту романтику и "описание природы"... Он брал меня за руку, держал мою ладонь перед собой, накрывал ее еще сверху другой ладонью. Его опущенное лицо - полуоткрытые, нежные, почти женского рисунка, губы. Незабываемое, неповторимое: "Я люблю тебя..."
"Я люблю тебя, я люблю тебя", - подхватывает внутри мягкое, растерянное эхо. Я опускаю голову, крепче прижимаюсь к шершавому коричневому стволу. Говорить ничего не надо - надо только слушать и чувствовать - мягкие пальцы, мягкие волосы, мягкий ворот рубашки... Не стыдно и не страшно. Какое-то тупое, запоздалое удивление, что на этот раз - не с Алешкой... Несколько минут - не помню, темно-коричневый провал - может, глаза мои были закрыты - потому и осталась в памяти мелькающая темнота?
- Я никого до тебя не целовал... Все ждал тебя, чтобы - по-настоящему...
Милый мой, откуда нам знать, когда и с кем оказывается настоящее? А мне пора домой. Почему время не останавливается для нас, пусть не для меня, хотя бы для Женьки? Разве первые поцелуи не заслуживают этого маленького чуда?
- Ты уже уходишь... Ты всегда уходишь...
Он прав, конечно, прав. У каждого есть свое время, и он довольствуется клочками моего...
- Обещаю тебе, больше не уйду - что бы ни было! Уйду с тобой или заберу тебя себе!
- Мне трудно каждый раз расставаться...
Поздно, хороший мой, поздно, - в свое время я не услышала этих слов - тогда, когда для них всегда была наготове маленькая форточка в сердце. А теперь эту форточку захлопнули, рамы забили ватой да еще и заклеили полосками бумаги, чтоб вернее - на долгую-долгую зиму! Спи, Лизуня, спи, хорошая: все тепло, закрыто, а главное - никаких сквозняков!