- Так надо, Лиз. Ну, пожалуйста. Если ты не разрешишь, я все равно приеду.
- Ничего не случилось?
- Лиз, я... не обращай внимания, я немного выпил, но это ничего... Лиз, давай, я приеду!
- Лучше иди спать.
- Ты боишься, что я пьян - ничего подобного!.. Ну, если не хочешь дома, давай встретимся где-нибудь около!
- Я занята.
- Не умеешь ты врать, Лиз.
- Иди спать, Эдик. Я правда занята. Сам знаешь, сессия.
Молчание.
- Лиз... Ты слишком много сбрасываешь со счетов... Ты просто стесняешься, стыдишься общества подвыпившего парня... Лиз, пойми меня, ну, пожалуйста! Я сейчас к тебе приеду! Может, у меня судьба решается, а ты... для тебя важнее, что уже девять вечера!
- Извини, Эдик, в твоем состоянии судьбы не решаются. Вообще ничего не решается. Если хочешь, потом мы обо всем спокойно поговорим.
- Потом... Потом будет потом, а мне нужно сейчас, мне нужна ты! Понимаешь, нужна ты!
Кто бы подсказал, что мне отвечать! Сердцем я сдалась, но кто-то за меня (инстинкт самосохранения?) произнес вежливо и спокойно:
- Эдик, оставим этот разговор. Я не могу. Не могу - и все. До свидания.
Он что-то крикнул в трубку - я не дослушала. Может быть, это была ошибка. Может быть, нам надо было увидеться, теперь буду терзаться, думать, что с ним и как. В конце концов, есть Марина, пусть она и разбирается с его проблемами!.. Злая я стала...
--------------------
День был какой-то дурацкий. На лестнице встретила Ленку - посвежевшую, яркую, красивую - аж глазам больно.
- Привет, - она махнула мне ручкой, одновременно приглашая остановиться. Это было на площадке первого этажа.
- Привет.
- А я уезжаю. У меня теперь будет семья, - неожиданно тихо и серьезно сказала она. - Один человек... он ездил сюда, может, ты даже видела... Он развелся... зовет меня... У него есть дочь, будем жить все вместе... А что ты так смотришь? Думаешь, нормальное человеческое счастье - это уже не для меня? - в голосе послышались болезненные вызывающие нотки.
- Бог с тобой, Лен. Просто слишком неожиданно... Счастья тебе, всего-всего-всего... Когда уезжаешь?
- Э-э... - она по-детски принялась загибать пальцы. - Через раз, два, три, четыре - четыре дня!.. Ну, я побежала. Чао! - она улыбнулась прежней, намеренно-красивой улыбкой и побежала наверх, подобрав длинное бордовое платье.
Какая она все-таки красавица! Стройная, яркая, нисколько не вульгарная, наоборот, какая-то утонченная, что ли. Пусть она будет счастлива... Как странно она сказала: "нормальное человеческое счастье"... Бедная Ленка.
Закончили мы нашу короткую беседу. Тут, откуда ни возьмись, появляется бабулька с первого этажа и начинает мне выговаривать на тему "с кем поведешься, от того и наберешься, если уже не набралась", "А мать у тебя такая порядочная женщина!" Слушать дальнейшие вариации я не стала, посмотрела на нее выразительно и вышла из подъезда. Спасибо, что она меня догонять не бросилась.
А кричала-то она мне вслед невеселые вещи: всю жизнь трудилась, как проклятая, а теперь от пенсии до пенсии едва перебивается, а у Ленки нет проблем с деньгами, еще бы!
Ну не рассказывать же ей, что Ленка теперь начинает другую жизнь. А я здесь при чем? - Мало ли с кем остановилась поболтать! Бог с ней, со старушкой... Незачем видеть грязь там, где ее нет. Обидно. Обидно. Тетю Машу за то же самое не могу простить.
----------------------
Кажется, я начала заниматься спасением младенцев. Еду в троллейбусе. В двух шагах от меня - парочка. Дрогнуло сердце и заколотилось часто-часто - пора бы привыкнуть и успокоиться, столько времени прошло... Катька, сестра Алексея, с молодым человеком. Я видела ее в профиль: глаза карие, удивительно непостоянные: я и раньше поражалась этому свойству: никак нельзя поймать их взгляд: смотришь, как в море на неуловимо перекатывающиеся волны и даже мысленно не можешь остановить их движение, не можешь вспомнить, каким было море секунду назад. "Олежка!" - она что-то говорила и смеялась негромким, особенным женским смехом, рассчитанным на одного человека. Рука ее гибко обвела сзади его шею и лежала на джинсовом плече его куртки. Длинные ногти убийственно отливали темно-синим цветом.
Она увидела меня - скосила глаза, потом, через некоторое время, еще раз. С бесцеремонностью, свойственной младшим братьям и сестрам, она кивнула мне: "Привет". Ее молодой человек обернулся... Я узнала это противное мне до омерзения лицо, хотя видела его только раз - Олег, отец Оксанкиного Андрюшки... И он, он, этот мерзавец - с хорошенькой чистой девочкой! Знал бы, видел бы Алешка... Впрочем, зачем тут Алешка, у меня своя голова на плечах.
- Здравствуй, Кать, - я кивнула ей и сделала к ним несколько шагов. - Здравствуй, Олег, - как ни в чем не бывало, поздоровалась я. Он меня не узнал.
- Вы знакомы? - Катька красиво выгнула тонкие брови. Четырнадцатилетняя светская дама. Боже мой, с кем связалась, знала бы она... Олег красноречиво пожал плечами: мол, не знаю, не помню!
- Мы знакомы, - едва сдерживая многолетнюю злость (сколько Оксанкиных страданий пришлось мне увидеть за это время!), произнесла я. - Я напомню, как мы познакомились. А может, ты и сам вспомнишь... Кстати, ты ничего не слышал об Оксане? А о твоем сыне?
Нужно было спокойнее. Не выдержала.
- Что-о?! - Катька отшатнулась от него. Я видела, как ее белые пальчики сжимают поручень - хорошая моя девочка! Он позеленел.
- Ты... что ты выдумываешь?.. Я тебя первый раз вижу... ненормальная... - от хриплого шепота его голос возрастал до ярости, почти равной моей. Впрочем, говорили мы достаточно тихо: в троллейбусе-то орать незачем.
А я видела, и Катька видела, как раскрывает он себя и грозными словами, и затаенным испугом, и нарастающей злобой, и пустыми, бегающими глазами.
- Ты что - забыл, как мы приходили к тебе домой?! И как твой отец с нами обошелся?! Но здесь нет рядом всемогущего папочки!
- Ты...
А дальше ему, очевидно, на ум не могло прийти ничего, кроме нецензурщины.
- До тебя мне нет никакого дела, - сказала я, когда он иссяк. - Но за нее есть кому вступиться.
- Тебе, что ли? - перебил он, но я даже не остановилась.
- ...и если ты еще хоть когда-нибудь... Не советую, зайчик! Не советую!
Как кстати пришлась остановка! Мы с Катькой выскочили.
Некоторое время мы шли молча, не соображая, куда мы, собственно, идем. Она не плакала, только тяжело переводила дыхание. Вылитый Алешка.
- Ну, что? Пойдем домой?
- Не провожай меня.
Как она это сказала... Совсем по-взрослому. Глазе ледяные, голос глухой и очень-очень спокойный.
- Не надо провожать. Со мной все в порядке.
Я готова убить Олега за этот голос. За взрослые, не свойственные ему нотки. За ледяные карие глаза. Первый раз я их "поймала" и ужаснулась. Я верю в нее. Это у нее не любовь - так... И потрясением для нее стала не разлука с любимым, а первое столкновение с людской подлостью. К тому же, наверняка теперь она будет более разборчива в выборе знакомых. Смотрит на меня, словно ждет. Чего ждет? - Ах, да, не скажу ли я чего-нибудь об Алешке. Нет, не скажу. Поворачивается на высоких каблуках и быстро, легко и уверенно идет прочь.