Иришка открыла глаза и, сощурившись от яркого лучика солнца, что пробивался сквозь прикрытые ставни, вся вытянулась, выгнулась, как кошка, и зевнула. Хорошо выспалась, вволю.
Вообще, на природе всегда так спится, не то, что в городе. Ничто не мешает: ни звуки машин, ни громкие голоса дворников, ни бегущие по рельсам трамваи. Правда, в селе тоже шумно, но как-то по-особому, и шум этот какой-то умиротворённый, спокойный, мягкий, вовсе не мешает наслаждаться деревенской тишиной и спокойствием.
Уже утро. Солнечные лучики достают до противоположной стены комнаты. Значит, солнышко уже высоко. Да и петухи по всему селу распелись, залились на все голоса. "Вон, какие трели выводят, - подумала Иришка, - прямо как хор Пятницкого, заслушаться можно".
Бабушкин петух, красавец, белый, как облако, тоже не отставал от собратьев. Уселся на изгородь под окном, и полилась петушиная песня, прославляя солнце, чудесный наступающий день и яркий красочный мир, что раскинулся вокруг, куда глаз достаёт.
У бабушкиного петуха голосок особый - мощный, звучный, с баском, поэтому соседи и окрестили его "Шаляпиным".
-Ишь, шельмец, как распелся, - улыбаясь, проворчала бабушка.
Она давно уже не спала, копошилась возле печки. Бабушка всегда рано вставала, еще до зари. В селе дел много - не переделать. Всё ухода требует да внимания. Но главное - печку истопить. Никак не могла привыкнуть бабушка к газовой плите, да и газовый баллон надо экономить. Это в городе у сына и тебе газ, и вода всякая, а в селе всё по-простому. Живут в селе люди так, как их отцы и деды жили, и ничего. А в печке и каша, и борщ - в сто раз вкуснее!
Иришка потянула носом: что же такого вкусненького её ожидало? Ага, кажется, каша, любимая, пшенная, блины и борщ. "Настоящий, украинский, - подумала Иришка и тут же поправилась: - Бабушкин".
Бабушка закинула в печку берёзовое полено, оно сразу схватилось и весело затрещало, застрекотало, как кузнечик. Под окном мяукнула Мурка, в хату попросилась. Ну да, как же без неё, а вдруг лакомый кусочек Умке достанется, этому смешному молодому и бестолковому псу. А он, между прочим, давно учуял, что печь хозяева затопили, да неспроста, вон как борщом тянет, авось и ему какая косточка из того борща перепадет. Умка повизгивал от нетерпения, а может, напоминал, что, мол, вот он я, и про меня не забудьте.
Иришка тихо засмеялась. Какое же это блаженство - летние каникулы. Занятия в институте теперь только осенью начнутся, но это ещё так далеко, даже думать не хочется. А сейчас она здесь, у бабушки. Забралась от всех подальше, в глубинку, в село, затерянное в украинском Полесье.
Подружки на море звали, так не поехала. Какое может быть море, когда у бабушки она душой отдыхает, энергетических сил набирается. И потом, опять же, какая на море романтика - одно и то же в течение двух недель, а тут... Как там у писателя? Вот где настоящее - в поле, в реке, в лесу, в каждой травинке и в былинке, и даже в петухе, или в Мурке.
Нет, подружкам не понять, они без цивилизации, как без рук - без горячей воды и прочих удобств обойтись не могут.
-И чего ты в этой деревне нашла хорошего? - ворчали подруги, с сожалением провожая Иришку на поезд. - Одни быки да коровы.
Но Иришка только усмехнулась в ответ: нет, не понять им...
В конце концов, она к своим корням приехала, они, корни эти, такой мощный жизненный заряд дают, что потом с лихвой хватает. Нет, не понять им, подружкам, никому не понять...
В городе вечная суета, все куда-то спешат, гонятся за чем-то, порой, и сами не знают, зачем. А здесь... Здесь всё по-другому. И так не хочется возвращаться в это душное и суетливое пространство - город - из мира, в котором царствует блаженство, нега, истома, окутавшие тебя с головы до ног. Так не хочется... Потому что ты полностью растворилась в этом мире, в котором всё так просто и естественно, в котором лишь чистота и умиротворённость. И ты с упоением пьёшь этот дурманящий воздух воли и свободы, перемешанный с запахом леса и трав, и с упоением наслаждаешься пением птиц, стрекотом кузнечиков и ещё кучей других каких-то звуков, но таких родных и до боли знакомых, кажется, вышедших из глубины твоей человеческой памяти, потому что человек, по сути своей, дитя природы. "Нет, не понять им", - снова подумала Иришка...
А ещё... она просто бежала из города, ей там было тяжело и душно после ссоры с Лёшкой. У бабушки она надеялась залечить свои душевные раны да силы восстановить. Ссора-то пустяковая. А какой взрыв эмоций и последовавшее за этим опустошение! И как-то всё глупо и несуразно получилось. Конечно, бабуле она рассказала всё, до малюсенькой мелочи, ничего не утаила.
-Ничего, внучка, всё образуется, всё на свои места встанет. Вот поживёшь у меня, обдумаешь, как дальше быть, приедешь в город и со своим Лёшей помиришься.
-Бабушка, он должен был прийти в этот день, он же обещал! Я его, как дура, два часа прождала у этого парка, а он...
Бабушка улыбнулась и покачала головой:
-Эх, дитятко, он же военный, у него не получилось просто, мало ли чего.
Но Иришка стояла на своём:
-Бабушка, но ведь он обещал! А если мужчина дал слово, значит, должен его держать.
Бабушка погладила Иришку по голове:
-Ничего, ничего, вот побудешь у меня, всё плохое и забудется.
И правда, Иришке у бабушки было так легко и спокойно, что она и в самом деле начинала подумывать о том, что, может быть, Лёшка и вправду не виноват...
Лёшка казался ей живым воплощением её мечты. И познакомились они, как считала Иришка, романтично, то есть совершенно случайно. В жаркий день и он, и она кинулись к киоску с мороженым. Но такой вожделенный стаканчик с белой холодной массой оказался последним. Лёшка стоял впереди, а на Иришке мороженое закончилось. Лёшка сначала не обратил внимания на стоявшую за ним в очереди девушку, он забрал последний стаканчик, собрался уж было отойти, как вдруг что-то заставило его обернуться. Девушка показалась ему весьма привлекательной, а её личико выражало совсем уж детскую обиду, так что Лёшка, зачарованный этой искренностью чувств, просто протянул ей своё мороженое.
-Что вы, не стоит, - сказала девушка и улыбнулась ему самой доброй и прекрасной улыбкой на свете.
-Я настаиваю, возьмите, пожалуйста, - сказал он.
Она снова улыбнулась и ответила:
-С удовольствием...
"Как же давно это было, - подумала Иришка и вновь с негой окунулась в бабушкину перину, - всё наладится, бабушка права..."
Бабушка подошла к спящей внучке и поправила одеяло, которое чуть не соскользнуло на пол.
-А-ах, какие твои годы, - тихонько сказала она и погладила Иришку по голове.
Нет, совсем не так всё у нынешней молодёжи, не так, как тогда у них было. Тоже любили, страдали, ссорились... В общем, жили. Но как-то не так, может, потому, что испытаний больно много на молодость пришлось. Война, проклятая, всю молодость испоганила, всё перевернула...
-Варя, Варка... Варка... Ивановна, - в окошко постучали.
-А, - откликнулась бабушка, - сейчас, Маня.
Соседка, бабушка Маня, видно, по своим хозяйским делам заглянула. Варвара, стараясь не шуметь, тихонько вышла из хаты.
-Одолжи, подруга, спичек, а то кинулася поросятам наварить, а спичек нету, сельпо, оно в девять открывается, - попросила Маня.
-На, держи, - Варвара протянула коробок.
-Что, Иришка спит ещё?
Бабушка махнула рукой:
-Да нехай ( пусть - прим. автора), чего им молодым.
-Да-а, - задумчиво протянула баба Маня и добавила: - Мы с тобой в молодости не вельми (не вельми (диалект.) - не очень( прим. автора)спали-то, некогда было. Отец, помню, ещё не рассветет, а уже хвать за ноги да с кровати стаскивает. А спать охота... Глаза слипаются, хоть спички эти самые вставляй.
Варвара тихо засмеялась:
-А то, конечно, охота. С гулянки, поди, как раз к коровам и возвращались.
Маня головой закивала и тоже заулыбалась.
-Да ладно, пойду я, - вздохнула бабушка, - а то всё готово уже, пора вынимать из печи да снедать (снедать (диалект.) - завтракать (прим. автора).
-И я пойду, - сказала Маня и неторопливо пошла к своему дому.
Варвара глянула ей вслед и, вытирая кончиком косынки глаза, прошептала одними губами:
- Эх, сердешная...
Маня, подруга давняя, с детства, тоже намыкалась в этой жизни, а радости не так уж и много было. Всё про неё знала Варвара, до минуточки. И как первую и единственную любовь Маня потеряла, а следом и ребёночка, что так и не успел родиться, и про мужа-пьяницу, что нервы мотает вот уже сорок лет...
Опять в глазах у Варвары защемило, будто кто песку насыпал. У самой тоже было... Да что вспоминать: у каждого своя жизнь, своя беда, своя радость...
Давно это было, а как будто вчера, потому что до сих пор в душе живёт, никак не хочет отпускать: и молодость, что на войну пришлась, и горе, которое в каждой хате хлебали. Комок в горле до сих пор стоит от этих воспоминаний, до слёз горько и обидно, что так и недогуляли девчата, и недолюбили...