Тренер медленно размешивал сахарный песок в тесной кофейной чашке. Его отражение рассеивалось в легкой, но настойчивой, как влюбленный подросток, пенке; он не мог видеть собственного лица, но знал мир таким, каким спроектировал его сам, и потому имел все привилегии по сравнению с прочими двуногими гоминидами. Поспешно допивая кофе с молоком, он встретил учеников широкой улыбкой, обнажающей щербинку между передними зубами.
- Здравствуй, Немо, - неожиданно обернулся к тому, с кем поспорил в прошлый раз, поскупившись на внимательное отношение. - У меня есть прекрасная новость - специально для тебя, - встал, сделав неудачный жест рукой, - чашка с остатками кофе разбилась на черепки, из которых складывается не менее хрупкое мироздание.
Немо только поднял правую бровь, как бы выказывая легкое удивление и одновременно проверяя слепого учителя на наличие шестого чувства. Тренер откашлялся в кулак, скрывая неловкий смешок, и положил ладонь на плечо мальчика без имени.
- Мы сегодня устроим соревнования. Вы будете драться друг с другом. Победители навсегда распрощаются с белым поясом и получат исключительное право повязать не просто желтую нашивку, а сразу желтый пояс, а это уже важная ступень для продвижения по лестнице успеха настоящего тхэквондиста.
- А вы не боитесь, что мы разобьем друг другу физиономии? - язвительно поинтересовался Немо.
Тренер покачал головой. - Что ж, я не буду тому препятствовать. Просто знайте, что тхэквондо - это творчество, а драка - удел дураков-профанов, лишенных всяких способностей, а значит, бездарно проживающих свой век.
Немо кивнул и выступил навстречу мальчику без имени.
- Ты здесь самый сильный противник, поэтому я хочу сражаться с тобой.
Тренер встал между ними и с унизительной усмешкой подвел Немо за плечи к Якубу.
- Ты будешь в спарринге с ним, а Виктория - с Роксаной; мальчик без имени будет моим противником, потому что он, как ты выразился, надо сказать, довольно неучтиво, здесь самый сильный, в таком случае только я могу быть достойным его.
Мальчик без имени покраснел от неожиданной похвалы и поклонился тренеру, почти коснувшись пола. Немо ничего не ответил, но поджал губы, Якуб встретил его жест обжигающе холодным взглядом, по его телу побежала сыпь загнанного в подвал сердца раздражения. Тхэквондо - действительно искусство, но приносящее страшные, колючие мучения: перед спаррингом приходится смотреть прямо в глаза противнику. Победителем уже можно считать того, кто способен выдержать эту долгую, сворачивающуюся восьмеркой бесконечности, минуту. Виктория протянула Роксане капу для защиты челюсти. - Не беспокойся. Я, конечно, значительно сильнее тебя, но постараюсь не причинить вред, - и, откинув волнистые после кос волосы, надела шлем. Роксана кивнула, заметив, как пересохло в горле от невольно охватившего ее волнения; но тревожилась она не за себя, а за Немо, который выглядел поразительно уверенным, только пальцы на руках подрагивали и тем самым выдавали истину. Роксана знала, что даже те люди, которые ежедневно тренируются в искусстве скрывать подлинные эмоции, не могут справиться с собой наверняка, оставляя без внимания какую-нибудь на первый взгляд незначительную деталь. И все-таки: мелочи способны выдать с головой и шутливо пригрозить пальцем, заставляя жертву сгорать от стыда и досады на подчеркнутые неуспехи в актерском мастерстве.
Немо нанес Якубу неожиданный удар ребром ладони и, развернувшись на 360 градусов, показал блистательный момдомо-чаги - удар с полным поворотом тела. Мальчик без имени выглядел предельно сосредоточенным, ожидая нападения исподтишка; тренер наносил боковые удары, но в то же время как будто нехотя, лениво, точно и не собирался нокаутировать соперника. Бывший байкер знал, что в таких случаях следует держать ухо востро и остановился на "мягкой" блокировке атаки учителя. Роксана, поглощенная наблюдением за искусными маневрами Немо, никак не могла сконцентрироваться на собственном спарринге, хотя и понимала, что тхэквондо требует твоего присутствия здесь и сейчас.
- Роксана! - невольно вскрикнула Виктория, когда внутренняя сторона ее стопы прошлась по щеке одноклассницы, а та, не успев блокировать удар, рухнула затылком на даянг. Голова кружилась, как мужчина и женщина в красивых костюмах, обнявшись, кружатся в вальсе, создавая иллюзию взаимной страстной любви, чтобы скрыть зависть и ненависть по отношению друг к другу.
Человеческие фигуры превратились в кляксы, оставленные на пожелтевших страницах ученической тетради; на пару мгновений девушка утратила способность различать предметы в пространстве, и все-таки последнее, что она увидела, - нахмуренное лицо остановившегося в воздухе Немо. Он парил не над мягким даянгом и головами выключенных из розетки людей, оставленных с полуоткрытыми ртами, а над самой жизнью, облаченной в белые одежды бессмертия.
Роксана протянула руку, призывая духа с лицом ангела, пожелавшего власти и ставшего демоном, хотела, чтобы он забрал ее с собой, жаждала ощутить силу полета, бескрайнюю Вселенную у себя под лопатками.
- Роксана, ты в порядке? - прохладная ладонь легла на запотевшее стекло ее разгоряченного лба.
- Я в порядке, - слабо шевеля губами, открыла глаза, губы задрожали, когда она увидела встревоженное лицо Якуба, массирующего ее покрасневшую от ушиба руку.
- Тоже мне, отличница, - зло сверкнул глазами юноша, повернувшись к Виктории. Она держала кисти рук у рта, то и дело кусая губы, чтобы не заплакать; глаза были влажные и виноватые.
- Виктория тут ни при чем, Якуб, - спокойно ответил учитель. - На этот раз ошибку совершила именно Роксана. Она отвлеклась, а это неприемлемо для тхэквондиста. Когда ты вступаешь в борьбу, ты не можешь думать ни о чем другом, а внешний мир ты должен оставить позади, иначе незачем заниматься творчеством. В противном случае ты не творец, а душевнобольной графоман, - он отвернулся, так и не подойдя к ученице, она ощутила острую на вкус, как приправа, добавленная в и так пересоленный суп, вину, потому что понимала справедливость наказания. Девушка не смогла отдать себя борьбе до конца, а значит, не заслужила любви и уважения учителя. Глаза наполнились слезами от проснувшегося презрения к самой себе, а Якуб ничего не понял и подумал, что главная причина - физическая боль. Немо отвел его руку и сел на корточки перед Роксаной.
- Якуб, пожалуйста, отойди. У нее вывих плеча, я постараюсь его вправить, - он слегка оттолкнул юношу, тот сжал зубы.
- Ты что, врач? - спросил одним уголком рта.
- Из семьи врачей. Постоянно помогал отцу на скорой, - быстро ответил Немо, на его лице внезапно появилась маска растерянности. "А ведь действительно... Я из семьи врачей. Мой отец работал на скорой. Почему я вспомнил об этом только сейчас? Вспомнил, когда даже не пытался вспоминать".
- Присядь, Роксана, - сосредоточился на работе, и Роксана вскрикнула от боли, хотя и обещала себе терпеть то, что возможно превозмочь. Удивительно, как быстро забываешь про душевный недуг, когда кричит сломленное тело.
- Не стоило из-за меня так беспокоиться, - головокружение прошло, щеки порозовели от смущения, и Роксана чувствовала себя многим лучше, хотя и плечо все еще немного стонало о своей нелегкой участи.
- Помнишь, ты тогда протянула мне руку? Я все время жалею, что не принял твою помощь, - искренний, но быстрый взгляд Немо, поэтому не каждый заметил бы эту искру, но Роксана и без того все поняла. Немо, не став задерживаться рядом с ней, поднялся и отошел в сторону, неосторожно (или, может быть, умышленно) задел плечом учителя. Тот, как будто ничего не заметив и не сдвинувшись с места, бесцветным голосом объявил об окончании занятий.
Виктория, втянув голову в плечи, что ей вообще не было свойственно, поспешно покинула спортивный зал. Заметив, как дрожат ее колени, мальчик без имени, поклонившись учителю, вышел за девушкой следом. Якуб помог Роксане подняться.
- Я доведу тебя до комнаты, - тихо сказал он, слегка обняв за больное плечо.
- Отпусти, ей в таком положении только хуже, - требовательным тоном проговорил Немо, нахмурившись.
- Не тебе решать, что для нее лучше, а что хуже! - с несвойственной резкостью ответил Якуб и неосторожно надавил на плечо девушки. Роксана вцепилась ногтями в щеку, чтобы опять не выдать боль; Немо все равно понял ее чувства и ударил Якуба по лицу. Из носа хлынула багровая кровь, лицо юноши сделалось по-настоящему страшным, и он, не отдавая себе отчета, схватил запястье противника и вывернул ему руку. Немо ударил Якуба ногой в живот, но тот даже ничего не почувствовал: выпущенный на волю гнев отключил все остальное - то, что наполняло его силой любить.
- Остановитесь! Учитель, сделайте что-нибудь! - вне себя закричала Роксана, пытаясь оттолкнуть их друг от друга.
Ненависть, которую так долго держишь в узде, в силах поглотить весь свет, рождающийся в недрах отчаянной и безумной красоты.
Человек, способный сиять на земле, отражая мерцающие небесные тела, мирно посапывающие в своих маленьких колыбельках, утрачивает человечность. В такие моменты особенно отчетливым становится начало под коротким названием "био", а "социо" растворяется внутри самого себя, наполняясь молчанием ругающейся бессвязным шепотом тишины.
Когда Роксана обернулась, тренер стоял, повернувшись к дерущимся лицом и скрестив руки, на уголках губ блуждала пугающая улыбка.
- Я ведь сказал, что не стану этому препятствовать. Я ведь сказал, что это значит. Вы трое, - он указал пальцем на тяжело дышавших врагов с ободранной кожей на кулаках и кивнул в сторону Роксаны. - Вы недостойны истинного творчества. Больше не приходите на мои занятия.
- Никогда? - с вызовом поинтересовался Немо, сплевывая кровь.
Учитель подошел к столу, где не так давно пил кофе; вспомнил про разбитую чашку и наклонился, чтобы собрать осколки. "Да он прекрасно все видит и только прикидывается слепым!" - возмутился про себя Немо. На его красивом лице примостились фиолетовые синяки, правый глаз заплыл кровью, а веснушки спрятались где-нибудь под кожей, загнанные в холодную пещеру, куда не проникнет луч солнца.
- Пока не будете готовы, - послышался спокойный и, может быть, немного равнодушный ответ учителя, который не принимал ошибки своих учеников. Наступивший на острые грабли единожды обязательно пройдется по ним еще раз - и не поймет даже, что по тем же самым...
***
Лама лежал на кровати неподвижно, положив руки на грудь; морщины затянули его напряженный лоб, ловивший призрачные фигуры удивительных мыслей-видений. Он не услышал раскатистый стук в дверь, хотя и ждал гостя, который должен был явиться с минуты на минуту. Тихие голоса нашептывали простую песню; лама не знал слов и не мог их расслышать, но насвистывал легкую, как будто все время пытающуюся сбежать мелодию. Робкий кашель заставил учителя открыть глаза.
- Извините, я вовсе не хотел вас разбудить, - мальчик без имени облизал пересохшие губы. Лама бодро поднялся с кровати, нащупал под покрывалом задремавшие очки, протер и надел, и только после всех этих манипуляций посчитал нужным обратиться к ученику.
- Я не спал, мой друг. Я видел кое-что, но не спал; впрочем, мои видения пока слишком хаотичны и алогичны, чтобы сложиться в единую картину. Может быть, действительно сны? - он покачал головой и развел руками, точно вел диалог с собственным недоумением, а не человеком, постучавшим в дверь.
- Еще раз прошу прощения, великий лама. Я пришел, чтобы кое о чем попросить.
- Попросить? - лама сел в кресло, положил ногу на ногу и оперся подбородком на ладонь, он внимательно разглядывал детское лицо нахмуренного гостя и его непричесанные, торчащие в разные стороны волосы.
- Что ж, пожалуйста, проси, если я в состоянии это выполнить, - на уголках тонких губ заиграла внезапная улыбка, совпавшая с его настроением. Новый ученик был ему, в общем-то, симпатичен, хотя и напоминал блуждающего философа, тщетно ищущего универсальное лекарство, способное избавить от одного из самых неприятных симптомов - желания обнаружить смысл жизни.
- Великий лама, - мальчик без имени опустился на колени перед скрещенными ногами учителя, - я очень, очень хочу обрести имя! Но после того, как я начал заниматься медитацией, перестал видеть сны.
- Такое бывает у новичков, - с твердой уверенностью в голосе заметил учитель, продолжая немигающим взглядом смотреть прямо в глаза юному собеседнику.
- Могли бы вы погрузить меня в искусственный сон? - выпалил мальчик без имени, зажмурившись, потому что боялся услышать отрицательный ответ, и сложив ладони вместе, потому что его мольба переросла обыкновенную просьбу.
Лама встал, положил руку на затылок мальчика и, наклонившись к его уху, шепнул: "Для начала поднимись с колен".
...Прозрачное солнце скулило на озябших небесах, как оставленная на вечность собака. Боги курили крепкий табак, и колечки дыма, ускользающие из их трубок, как почувствовавшие опасность лани, оставались на бледнолицем небе, плели паутинки и составляли узоры. Ветер угрюмо срывал с деревьев, склонивших ветви-головы на невидимой плахе, листья и отбрасывал прочь. Босой прохожий, не вполне пробудившийся от сна, прижмет их к земле ногами, и они успеют только прощально хрустнуть. Холод еще не кусал нежную кожу чужих рук, но уже притаился хищным зверем, выслеживающим жертву. Юноша снял единственную легкую накидку, которую он бросил на свою длинную свежевыстиранную рубашку, чтобы защитить сентиментальные плечи. Это был еще молодой, не старше двадцати лет, человек с запоминающимися чертами лица: длинный нос с едва уловимой горбинкой, светло-зеленые глаза, умеющие изменять цвет в зависимости от освещения, сжатые губы - единственное яркое пятно на исключительно белом лице с выступающими скулами. Мальчик без имени узнал самого себя, хотя и сходство, казалось, было не слишком серьезным, но оттенки голоса измениться не могли даже с течением долгого времени, пусть и нескольких веков.
- Укройся этим, иначе замерзнешь, - он помог женщине надеть накидку с вышитыми на ней желтоглазыми звездами.
Юноша принялся расчесывать жесткие каштановые волосы матери. Степень родства не вызывала никаких сомнений: у юноши и женщины были удивительно похожие лица, только морщинка на переносице выдавала зрелость матери. На небрежно повязанном шейном платке золотыми буквами было вышито ее имя - TERZIA.
Гребень с остервенением волчицы вгрызался в беспомощные непослушные пряди, и юноше приходилось прилагать немалые усилия, чтобы выкрадывать боль и превращать ее в радостный смех. Терция не прекращала улыбаться, потому что щекотно, она и не догадывалась, с каким страстным воином сражался ее отчаянный сын. Он гладил расчесанные волосы и заплетал в тугие косы; она пыталась высвободиться, потому что не любила забирать волосы, но сопротивление не было плодотворным.
- Когда я вырасту, то защищу тебя, мама, - с решительностью в голосе проговорил юноша; она не могла видеть его блестящий взгляд и только тихо смеялась, морщинки в уголках глаз задорно бесновались.
- Тебе вовсе не нужно об этом беспокоиться, ведь меня не от кого защищать. Когда я с тобой, то чувствую себя в безопасности.
- Я отомщу ему, мама. Ты знаешь кому, - в зеленых глазах блеснули опасные огоньки, он отпустил косы, и они скользнули на колени, счастливые и вольные.
- Может быть, я и слишком обижена на этого человека и никогда не смогу позволить себе роскошь простить его, и все-таки благодаря ему у меня есть ты, - Терция, избегая взгляда сына, поспешно встала и медленно побрела к берегу реки, где оставила еще не выстиранное белье. Юноша бросился подхватывать белую простыню, брызги шершавой воды одеялом укутали теплое лицо, и по коже побежали мурашки от неожиданной прохлады.
Мальчик без имени не сказал ни слова, но не отказался от уже сказанного вслух; разум выслушивал его замысел, с присущей ему строгостью покачивая головой. Гордая мать и не знала, что нашептывает отважная душа ее сына.
... - Достаточно на сегодня. Ты не должен слишком увлекаться прошлым. Мы здесь для того, чтобы подготовиться к будущему, - лама подошел к двери и сделал недвусмысленный жест, напоминающий гостю о необходимости покинуть комнату.
Мальчик без имени молча последовал за учителем, но обернулся, его побледневшее лицо выглядело измученным, а щеки дрожали, как будто он пережил трагедию за несколько минут странствия во сне.
- Я хочу вернуться, учитель. Хочу забрать мой байк и вернуться домой. Но что делать, если я не помню, где мой дом?