Незванов Андрей Семенович : другие произведения.

Моя Энциклопедия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Собрание лаконичных статей и эссе по широкому кругу философских вопросов и предметов дискуссии

Моя Энциклопедия

  

0x01 graphic

   ОГЛАВЛЕНИЕ
  
   А
   АНТРОПОКРАТИЯ
   АРИСТОТЕЛЬ И ХРИСТОС
   АРИСТОТЕЛЬ О ДУШЕ
  
   Б
   БЕЗБОЖИЕ КАК ЧЕРТА СОВРЕМЕННОСТИ
   БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЭТО ...
   БЕСКОНЕЧНОСТЬ ИЛИ ВЕЧНОСТЬ
   БОГ ЕСТЬ ДУХ
   БОЛЕЗНЬ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
   БРАК В КАНЕ
  
   В
   ВАВИЛОН ИЛИ АТЛАНТИДА?
   ВЕРА И РАЗУМ
   ВЕРА КАК ЗНАНИЕ
   ВЕРИЛИ ЛИ ЕВРЕИ В ЕДИНОГО БОГА?
   ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ СТАЛИН
   ВЛАСТЬ И НЕДОЧЕЛОВЕКИ
   В НАЧАЛЕ СОТВОРИЛ БОГ...
   ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕГИПЕТ
   ВОЗМОЖНА ЛИ ЦЕРКОВЬ ХРИСТОВА
   ВОЗМОЖНО ЛИ ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО?
   ВОЗМОЖНЫ ЛИ ВРОЖДЕННЫЕ ДУХОВНЫЕ КАЧЕСТВА?
   ВСЕГДА ПРАВ
   ВСЕ ВОЗМОЖНО БОГУ?
   ВТОРОЙ АДАМ
   ВЫСШИЙ ЗАКОНОДАВЕЦ
  
   Г
   ГДЕ РОДИЛСЯ ХРИСТОС ИИСУС
   ГЕРБЕРТ - НАШ УЧИТЕЛЬ
   ГЕРМЕНЕВТИКА
   ГЛАВНАЯ ЗАПОВЕДЬ ИУДАИЗМА С ПРАВОВОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
   ГЛАВНОЕ СЛОВО ЖИЗНИ
   ГОВОРЯ ОБ ИИСУСЕ...
   ГОЛГОФА КАК ОТКРОВЕНИЕ ТРОИЦЫ
   ГРЕХ КАИНА - В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ?
   ГУЛАГ
   ГУМАНИТАРНАЯ ДИСКУССИЯ
   ГУМАННОСТЬ
  
   Д
   ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ СОЦИАЛЗМ ПОТЕРПЕЛ КРАХ?
   ДЕКАРТ ЛЖЕЦ
   ДЕМОКРАТИЯ
   ДЕМОКРАТИЯ ЧРЕВАТА
   ДЕМОКРАТИЯ. ВЕЛИКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ
   ДЕРЕВО ЖИЗНИ
   ДЕРЕВО ЗНАНИЯ, ИЛИ "ДРЕВО ПОЗНАНИЯ"
   ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНТА - КТО ОНИ?
   ДОБРО И ЗЛО НЕ СУЩЕСТВУЮТ
   ДОБРО
   ДОСТОИТ ЛИ ХРИСТИАНИНУ ЧИТАТЬ ДАРВИНА?
   ДОБРОДЕТЕЛЬ ИЛИ ДОБЛЕСТЬ?
   ДУМУ ДУМАТИ?
   ДУХ И ПЛОТЬ
   ДУХ И СВОБОДА
   ДУХОВНОЕ И МИРСКОЕ СИРОТСТВО ДЕТЕЙ БОЖЬИХ
   ДЬЯВОЛ ВСЕ ТОТ ЖЕ
  
   Е
   ЕСЛИ БЫ ДАРВИН ЗНАЛ...
   ЕСЛИ РЕЧЬ СТАРШЕ УМА, ТО...
   ЕСТЕСТВЕННАЯ МОРАЛЬ
   ЕЩЕ О ЦАРСТВЕ БОЖЬЕМ
   ЕЩЕ О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ ХРИСТА ИИСУСА
  
   Ж
   ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ АВРААМА КАК ПАРАФРАЗ ДУХОВНОГО РОЖДЕНИЯ
   ЖИТЬ В ОБРАЗЕ
  
   З
   ЗАБЛУДШИЕ ДУШИ
   ЗАВТРАШНИЙ ДЕНЬ
   ЗАКОН - ДРЕВО С ДВУМЯ КОРНЯМИ
   ЗАКОНОМ ПОЗНАЕТСЯ ГРЕХ
   ЗАМЕЧАНИЕ К ВОПРОСУ СОТВОРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
   ЗАПАДНЫЙ ДЕСПОТИЗМ
   ЗАПОВЕДЬ ХРИСТА ИИСУСА
   ЗНАМЕНИЕ ИОНЫ ПРОРОКА
   ЗРАК РАБА?
  
   И
   ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
   ИЗОБРАЗИМ ЛИ БОГ?
   ИИСУС ХРИСТОС - ДЕТОРОДНЫЙ ЧЛЕН ОТЦА НЕБЕСНОГО?
   ИИСУС ХРИСТОС - ОТЕЦ НАШ ДУХОВНЫЙ
   ИИСУС - ВОСКРЕСШИЙ АДАМ
   ИИСУСА ИЛИ ВАРРАВУ?
   ИЛЛЮЗИИ
   ИМЕЮЩИЙ СЫНА ИМЕЕТ ЖИЗНЬ
   ИММАНУИЛ КАНТ
   ИММАНЕНТЕН ИЛИ ТРАНСЦЕНДЕНТЕН?
   ИНФАНТИЛЬНОСТЬ - НАША БОЛЕЗНЬ
   ИРОД, ПЁТР И СТАЛИН
   ИСПОВЕДИ ТАИНСТВО
   ИСТИНА В КЛАССИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ
   ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОКЛЯТИЕ РОССИИ
   ИСТОРИЯ И ИСТИНА
   ИСТОРИЯ В ОТЛИЧИИ ОТ ЛЕТОПИСАНИЯ
   ИСТОРИЯ И ИСТОРИЧНОСТЬ
   ИСТОРИЯ. ЧТО ЭТО?
   И ОТ СЫНА. ФИЛИОКВЕ
   ИУДА - СИМУЛЯКР ХРИСТА
  
   К
   КАПИТАЛИЗМ - ЧТО ЭТО?
   КАПИТАЛИЗМ И СОЦИАЛИЗМ. ЭТИЧЕСКИЕ РАЗЛИЧИЯ
   КАРМА И ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ
   К ВОПРОСУ О ВРОЖДЕННЫХ ИДЕЯХ
   К ВОПРОСУ О КОРРУПЦИИ В РОССИИ
   КАРДИНАЛЬНОЕ ОТЛИЧИЕ ХРИСТИАНСКОГО БОГОСЛОВИЯ
   КОГДА РОДИЛСЯ ХРИСТОС?
   КОММУНИЗМ УМЕР, САТАНА ЖИВ
   КОММУНИЗМ. ЧТО ПЛОХОГО?
   КРЕЩЕНИЕ. ЧТО ЭТО?
   КТО ИДЕТ ЗА ПРЕДЕЛ СМЕРТИ?
   КТО ПРАВ?
   КТО ТАКОЙ НАФАНАИЛ?
   КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО
  
   Л
   ЛИБЕРАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ
   ЛИБЕРТИАНСТВО. ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ
   ЛИМБ
   ЛИТЕРАТУРА
   ЛИЦО КАК СУЩЕЕ В ОБЩЕНИИ
   ЛОГОС И РОЖДЕСТВО
  
   М
   МАКРОЭКОНОМИКА ЯЗЫЧЕСТВА
   МАЛЕНЬКАЯ ХИТРОСТЬ КАНТА
   МАРИЯ - СУРРОГАТНАЯ МАТЬ
   МАСШТАБЫ РУССКОЙ ТРАГЕДИИ
   МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ...?
   МЕСТО ВОЗДУХА В СОСТАВАХ ЧЕЛОВЕКА
   МЕСЯЦ И СОЛНЦЕ
   МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКЛЕКТИКА НОВОГО ЗАВЕТА
   МИШЕЛЬ ФУКО ПИШЕТ:
   МОЖНО НАБЛЮДАТЬ
   МОЛИТВА ГОСПОДНЯ - РАЗГОВОР С БОГОМ?
   МОРАЛЬ И ПРИЧИННОСТЬ
   МОТИВЫ И ИНСТИНКТЫ
   МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА
   МУСУЛЬМАНСТВО. ПРЕТЕНЗИЯ, ОСНОВАННАЯ НА ПЛАТОНИЗМЕ?
  
   Н
   НАКАЗЫВАЕТ ЛИ НАС ГОСПОДЬ?
   НАРОД ИЛИ ВЛАСТЬ. ЧТО ВАЖНЕЕ В НАРОДОВЛАСТИИ?
   НАРОЧИТЫЕ УПРОЩЕНИЯ ДЭВИДА ЮМА
   НАУКА ВБИВАЕТ ПОСЛЕДНИЙ ГВОЗДЬ В ГРОБ ЯЗЫЧЕСКИХ РЕЛИГИЙ И РАДУЕТ ИНФЕРНАЛЛЬЩИКОВ
   НЕБЛАГОДАРНОСТЬ
   НЕЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР
   НЕОБХОДИМО ЛИ СУЩЕСТВУЕТ КАМЕНЬ ВНЕ МОЕГО УМА, МЫСЛЯЩЕГО КАМЕНЬ?
   НЕКРЕЩЕНЫЕ МЛАДЕНЦЫ
   НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ С ФИЛОСОФАМИ
   НЕХВАТКА ДУШИ
   НРАВСТВЕННОСТЬ ИЛИ ВЕРА
   НРАВСТВЕННЫЙ СЕПАРАТИЗМ
   НЬЮТОН КАК НОВЫЙ АДАМ
  
   О
   О БОГОСПАСАЕМОЙ ДУШЕ, ЭВОЛЮЦИИ И ИСТОРИИ
   ОБРАЗ И ЛИЦО
   ОБЩЕНИЕ - УНИВЕРСАЛЬНЫЙ РОД БЫТИЯ
   ОБЩЕСТВО
   ОБЩЕСТВО - ЭТО...?
   О МОЛИТВЕ
   ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ КОННОТАЦИИ ЕВАНГЕЛИЯ
   О ПОНЯТИИ СВЯЩЕННОГО
   О СВОБОДЕ
   ОСВОБОДИТЕЛИ
   ОТКУДА В НАС ДОБРО?
   "ОТЧЕ НАШ" - ИУДЕЙСКАЯ МОЛИТВА?
   ОТЧЕГО ПЕРВЫЕ ЦЕРКВИ СОВМЕЩАЛИ РОЖДЕСТВО И КРЕЩЕНИЕ
   ОЧЕВИДНАЯ ОШИБКА МАРКСА
   О ЧЕСТНЫХ И СВОБОДНЫХ ВЫБОРАХ
   ОШИБКА КАНТА
  
   П
   ПАРАНДЖА И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА
   ПАСТУХИ-ВЛАДЫКИ
   ПАСХА КАК РАСКРЫТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ХРИСТА ИИСУСА
   ПАСХАЛЬНОЕ ЯЙЦО
   ПЕРВАЯ ЗАПОВЕДЬ НАВСЕГДА
   ПЕРВАЯ СМЕРТЬ. КТО УМЕР?
   ПЕРВЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР - СОБРАНИЕ УВЕЧНЫХ
   ПОВТОРНОЕ ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
   ПОКАЯНИЕ КАК УСЛОВИЕ ПРИЧАСТИЯ, И КАК ВОЗОБНОВЛЕНИЕ КРЕЩЕНИЯ
   ПОКЛОНЕНИЕ ДЕНЕЖНОМУ МЕШКУ
   ПОКРОВ БОГОРОДИЦЫ
   ПОНИМАНИЕ
   ПОСМЕРТНОЕ ХРИСТИАНСКОЕ ЖИТИЕ И ОБЩЕНИЕ С УМЕРШИМИ
   ПОСТУПОК - ДЕЛО ЧАСТНОЕ ИЛИ ОБЩЕСТВЕННОЕ
   ПОЧЕМУ АРИСТОТЕЛЬ?
   ПОЧЕМУ АДАМ ПРИОБРЕЛ СМЕРТЬ В РАЮ
   ПОЧЕМУ ВЕЩЬ-В-СЕБЕ НОУМЕН?
   ПОЧЕМУ МЫ МАССИВНЫ?
   ПОЧЕМУ ОПАСНЫ ИЗМЫ
   ПОЧЕМУ ЯЗЫЧНИКОВ ИМЕНУЮТ "ПАГАНАМИ"
   ПОЧЕМУ РОССИЯ НЕ ГУМАННА
   ПРАВДА И ЛОЖЬ
   ПРАВДА ДЕРРИДЫ
   ПРАВА И СВОБОДЫ: В ЧЁМ РАЗНИЦА?
   ПРАВО - ВЕЩЬ, ЦЕННОСТЬ ИЛИ НОРМА?
   ПРАВОТА
   ПРИНЕС ЛИ ОТЕЦ НЕБЕСНЫЙ В ЖЕРТВУ СЫНА ПО ОБРАЗУ ЖЕРТВЫ АВРААМОВОЙ
   ПРИНЕС ЛИ ИИСУС НОВУЮ ТОРУ ЕВРЕЯМ?
   ПРИРОДА БЕСОВ - ОГОНЬ?
   ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИДЕЙ. ПРАВ ЛИ ЮМ?
   ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПРАВА В ПОНИМАНИИ ХРИСТИАНИНА
   ПРОКЛЯТ ВСЯК ПОВЕШЕННЫЙ НА ДРЕВЕ
   ПРОМАХ ХАЙДЕГГЕРА
   ПРОСТРАНСТВО
   ПРОТЕСТАНТИЗМ
   ПУСТЬ ПРЕЖДЕ СТАРИК УМРЕТ
  
   Р
   РАБ БОЖИЙ
   РАБСТВО КАК КАЧЕСТВО ВОЛИ
   РАЙ ИЛИ ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ?
   РАЙ И ГРАД БОЖИЙ
   РАЦИНАЛЬНОСТЬ
   РОДИТЬСЯ ОТ ВОДЫ И КРЕСТИТЬСЯ В ИОРДАНЕ У ИОАННА ЗАХАРЬИНА - ОДНО И ТО ЖЕ?
   РОЖДЕСТВО КАК РОЖДЕНИЕ
   РОЖДЕСТВО ГЛАЗАМИ ДАРВИНА
   РОЖДЕСТВО. ЧТО ПРАЗДНУЕМ?
   РОССИЯ - БОЛЬШАЯ ДЕРЕВНЯ
   РОССИЯ 1917
   РОССИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
   РУКА БОГА
   РУССО - АРИСТОТЕЛЬ ВВЕРХ НОГАМИ
  
   С
   САМОСУЩНОСТЬ ЛИЦА
   САМОУБИЙСТВО
   САТАНА - ОТЕЦ ЛЖИ
   СВЯЩЕННЫЙ ТРЕПЕТ
   СВОБОДА. ЧТО МЫ ПОНИМАЕМ ПОД СВОБОДОЙ?
   СВОБОДА ВЫБОРА
   СВОБОДА КАК ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР
   СВОБОДА САМОВЫРАЖЕНИЯ
   СВОБОДА ХРИСТИАНИНА
   СВОБОДА НОВАЯ
   СВОБОДОМЫСЛИЕ
   СИНАГОГА ХРИСТА ИИСУСА
   СКАЗАЛ ИИСУС ДЕТЯМ СВОИМ
   СЛОВО СТАЛО ПЛОТЬЮ
   СЛОВО "КОММУНИОН"
   СМЕРТНАЯ КАЗНЬ
   СМЕРТЬ
   СМЫСЛ КАК ПРЕДЕЛ ДИАЛЕКСУСА
   СОВЕСТЬ
   СОВЕСТЬ И СОЗНАНИЕ
   СОВЕТСКАЯ ИМПЕРИЯ. НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС
   СОЕДИНЕНИЕ БОЖЬЕГО И ЧЕЛОВЕЧЬЕГО ВО ХРИСТЕ ИИСУСЕ
   СОЛЬ
   СОСТОЯНИЕ ГРЕХА - ПРЯТАТЬСЯ ОТ СЕБЯ
   СОТВОРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
   СОТВОРЕНИЕ И РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
   СТАЛИН И ИСКУСИТЕЛЬ
   СТАЛИН И МОИСЕЙ
   СТАЛИН СПАСИТЕЛЬ ИЛИ ПРЕСТУПНИК?
   СТАЛИН. КТО ОН НА САМОМ ДЕЛЕ?
   СТАРЫЕ МЕХИ И МОЛОДОЕ ВИНО
   СТРЕМЛЕНИЕ К СОВЕРШЕНСТВУ - ВНУШЕНИЕ ДЬЯВОЛА?
   СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ВСЕЛЕННАЯ?
   СЫНОВСТВО - КАРДИНАЛЬНЫЙ ОПЫТ ХРИСТИАНИНА
  
   Т
   ТАЙНА СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ
   ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ. ДЛЯ КОГО ОСТАВАЛАСЬ ТАЙНОЙ?
   ТЕМНОЕ МЕСТО У МАТФЕЯ
   ТЕРТУЛЛИАН. ЛОГИКА ИЛИ ВЕРА
   ТОЛЬКО ЛИ ВОЙНА?
   ТРИ ЧАСА ИЛИ ТРИ ДНЯ?
   ТРОИЦА
   ТРОИЦА И ТРИ ГРАЦИИ
  
   У
   УДИВИТЕЛЬНОЕ ОПИСАНИЕ ТАИНСТВА ПРИЧАСТИЯ
   УЗНАЮЩИЕ МЕНЯ БЛИЖЕ НЕДОУМЕВАЮТ...
   УРОК ЦАРЯ СОЛОМОНА
  
   Ф
   ФИЛИОКВЕ, И ОТ СЫНА....
   ФОМА НЕВЕРУЮЩИЙ В СВОБОДУ
  
   Х
   ХРИСТИАНСКАЯ ПАСХА. ЧТО МЫ ПРАЗДНУЕМ?
   ХРИСТИАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА
   ХРИСТИАНСКОЕ ПОНЯТИЕ ГРЕХА
   ХРИСТИАНСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА СВОБОДА
   ХРИСТИАНСТВО И ПУСТОТА
   ХРИСТИАНСТВО ПРОТИВ ПАГАНСТВА = ГОРОД ПРОТИВ ДЕРЕВНИ
   ХРИСТИАНСТВО - АТЕИЗМ ИЛИ АНАРХИЗМ?
   ХРИСТИАНСТВО ЭТО СЫНОВСТВО
   ХРИСТОС - ШАХИД?
  
   Ц
   ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ
   ЦЕЛЬ ФИЛОСОФИИ
  
   Ч
   ЧЕЛОВЕК - ПОДОБИЕ БОЖИЕ
   ЧЕЛОВЕК КАК БОГОЯВЛЕНИЕ. СХОЛАСТИЧЕСКАЯ ШТУДИЯ
   ЧТО ДЕЛАЕТ "ПРАВО" ПОИСТИНЕ ПРАВОМ?
   ЧТО ТАКОЕ ДЕМОКРАТИЯ?
   ЧТО ТАКОЕ ДЖИХАД?
  
   Ш
   ШКОЛЬНЫЙ ПРЕДМЕТ ИСТОРИЯ
  
   Э
   ЭВОЛЮЦИОНИЗМ ГЕРБЕРТА СПЕНСЕРА
  
   Ю
   ЮМ ДЭВИД. НАЙТИ "ЭГО"
   ЮМ И КАНТ ПРОТИВ ПЕРВОЙ ЗАПОВЕДИ
  
   Я
   ЯБЛОКО ЛИ СЪЕЛА ЕВА В РАЮ?
   ЯНУС ПРОТИВ АЛЬ ГАЗАЛИ
  
   --------------------------------------------------------------------------
  

СТАТЬИ ПО АЛФАВИТУ

  
  
   "А"
  
   АНТРОПОКРАТИЯ
  
   Республика может быть деспотичной. Она способна довлеть над личностью сильнее, чем монархия. Афинская республика убила Сократа, изгнала из города многих выдающихся людей. Спаситель Эллады Фемистокл был подвергнут остракизму, и окончил свою жизнь на службе у персов, которых победил при Саламине. Афиняне, включая Платона, ненавидели Парфенон, как развратное новшество. Деспотичны были итальянские республики Возрождения. Деспотична была апостольская церковь как теократическая республика.
   Также республика может быть несправедливой. Достаточно сказать, что до середины 20-го века все демократии были республиками мужчин. За женщинами не признавалось ни право голоса, ни право собственности - даже наличие души отвергалось у них. Ранее также не имели прав метеки, перегрины, аспараги и т.п. - не говоря уже о рабах. Плебс имел ограниченные права....
   Всем этим республикам незнаком был принцип главенства Прав личности над Правами народа. Современная республика отличается от древних именно этим главенством личности как безусловно приоритетной ценности и цели. Возвышению лица мы обязаны Христианству, утвердившему божественное достоинство человека, и отринувшего деление людей на знатных и незнатных, на коренных и пришлых, на бедных и богатых, на мужчин и женщин.
   Ибо нет для христианского Царя ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного; и в царстве Божьем мужчина и женщина суть одно.
   Демократии Нового Времени постепенно утверждали этот принцип в своей жизни. Но это далось не сразу: властью народа сжигались ведьмы, властью народа запрещались книги Марка Твена, властью народа изгнан был из страны Чарли Чаплин, запрещались профсоюзы, ограничивались в правах различные группы населения....
   Идентификация обществом себя как "демократии" в новой политической истории часто противоречило принципу верховенства прав личности и служило соблазном для подавления личности ради "общественного благополучия" или "блага народа".
   Поэтому название "демократия", или "власть народа" уже не подходит современной христианской республике. Поскольку в ней суверенитет лица выше суверенитета народа.
   Преобладание личного начала над общественным в политической теории принято относить к "либерализму". Однако термин "либерализм" только выпячивает личную свободу в противовес общественному благу. Это "выпячивание" способно отослать нас к лицу как верховной ценности, и тогда свободы лица могут рассматриваться как выражение суверенитета лица, против суверенитета народа. Но это уже истолкование. Напрямую же в либерализме ценностью является не лицо как таковое, а свобода воли - некая атрибутивная идея.
   По контексту видно, что термин либерализм относится не к христианскому, а к олимпийскому человеку. В олимпийской эпистеме человек не целый: он представлен набором атрибутивных качеств, возможностей, способностей и доблестей. Вот одним из таких качеств является свобода воли. Именно её водружает на пьедестал либерализм.
   Отсюда заключаем, что термин "либерализм" не выражает сути новейшей христианской демократии. Он обозначает лишь полюс свободы лица против полюса власти народа. Между этими полюсами напряжена жизнь всякой республики. Здесь нет места безусловной, абсолютной и трансцендентальной ценности личности, каковая провозглашается в Иерусалиме Новейшего Времени.
   Также новейшая концепция делиберативной демократии лишь косвенно относится к ценности лица - в стремлении к подлинному общественному консенсусу через персональные опросы. Тем не менее, главной ценностью здесь остается общественный договор, а не отдельная личность.
   Поэтому космос новейшего града правильнее именовать Антропократией.
  
   Антропократия отличается от демократии не только юридически, но также метафизически. Республика является вещью позитивной, в отличие от монархии - вещи трансцендентальной (монарх - сын бога, помазанник бога и т.д.). В республике люди организуются в разумную позитивную конструкцию ради позитивных разумных целей и осознанных интересов. В ней нет никакой трансценденции. Любая трансценденция признается коррупцией. Главный принцип республики - прозрачность, просчитываемость и подотчетность. Именно этот позитивизм республики сыграл решающую роль в принятии Новым Временем демократии как самой подходящей формы политической жизни. Поскольку Новое Время было временем буржуазной рациональности и ученого позитивизма.
   В отличие от этого Новейший Город с его главенством Прав личности над республикой не является чисто позитивным. Он лишь феноменально является республикой. Ноуменально он есть трансцендентальная монархия Царя Христа Иисуса. Рациональность в нем уже не Царица. Иррациональное преимущество "черного ящика" личности над бухгалтерией общественного благополучия взламывает республиканский буржуазный позитивизм. Через личность каждого гражданина Антропократия трансцендирует в Жизнь вечную из временного позитивного благополучия общества.
   Антропократия математически подобна комплексному числу: в мнимой компоненте - это монархия трансцендентального Царя; в позитивной компоненте - это республика.
   В республике правит общественный договор, конституирующийся в форме закона. Верховенство закона в республике является выражением верховенства общественного договора. Или власти большинства народного собрания.
   В Антропократии верховенство закона имеет иной смысл, образуемый конституцией, утверждающей безусловный суверенитет личности.
   Верховенство закона в Антропократии обеспечивает мутуальность (взаимность) признания персональных суверенитетов.
   Поскольку суверенитет лица распространяется на все принадлежащее ему - от души и тела до собственности и общественного надела (доли в пользовании общественными благами), постольку и закон распространяется на все измерения общественной жизни. В каждом измерении он подобен забору, разграничивающему частные владения.
   Забор может быть переставлен или убран совсем, по соглашению между лицами. Соответственно, речь идет об уступке суверенитета или обобществлении господства. Но не весь суверенитет может быть уступлен другому лицу.
   В законе Антропократии обязательно присутствует конституанта ограничивающая уступку суверенитета: выгораживающая святая святых - права и статусы, которые неотчуждаемы от лица.
   Вполне подобно тому, как в Риме свободный человек не мог быть обращен в рабство ни путем самопродажи, ни насилием. Двери из рабства в гражданство (из фамилии в колоны) были открыты, но из гражданства в рабство закрыты.
   Именно это выгораживание особой части суверенитета и обеспечивает законосообразную защиту лица как духа.
   Таким образом, верховенство закона в Антропократии не только имеет другой смысл, но и отличается обязательной особенностью - областью неотчуждаемого суверенитета: никто не может отказаться от своих личных прав, и никто не может лишить другого этих прав.
   В демократии народ обвиняет лицо (Сократа), и никогда лицо не может обвинять народ. В антропократии лицо (Сократ) обвиняет народ. В демократии лицо может быть оправдано в суде перед лицом народа, но только в Антропократии лицо может выиграть в суде у народа, победить его. Потому что за лицом стоит трансцендентальный Царь Космократор, и Ему не может противостоять позитивный интерес. Позитивное количество ничего не может поделать против этого качества.
   Итак,
   Антропократия - понятие трансцендирующее, тогда как демократия - понятие позитивное. Это критическое обстоятельство.
   В демократии каждый член отсылает к другому и другим, отсюда демократия познаваема в классической эпистеме.
   В антропократии в каждом члене открывается зияние, уход в бесконечность... Значит, Антропократия непознаваема. И поэтому не может быть до конца рациональной. Её рациональность заканчивается на осознании иррациональной границы своей компетенции. Отсюда, в позитивном плане, антропократия есть демократия знающая свои пределы.
   Классическая демократия подчиняет лицо закону; антропократия останавливает действие закона на границе личности.
   В классической демократии закон замыкается на рационально понятом общем благе. Это Аристотелев принцип. В антропократии закон самоограничивается, не позволяя себе вторгаться в жизнь персонального духа. Это Кантианский принцип - интеллигенция такого закона есть кантианский разум, осознавший свои границы.
   Таким образом, антропократия есть ограниченная, или конституционная демократия. Народ в антропократии, в отличие от классической демократии, не является полным сувереном: его суверенность ограничена Конституцией, имеющей трансцендентальный источник, ибо верховенство Прав человека в этой Конституции не имеет рационального обоснования и не выдерживает критики разума.
   Это состояние вполне подобно ограниченной конституционной монархии, только инверсивно. Если в конституционной монархии суверенитет монарха ограничивается в пользу суверенитета народа, то в антропократии суверенитет народа ограничивается в пользу суверенитета монарха. Разница в том, что монарх этот трансцендентален: "Царство Мое не от мира сего....". мы говорим о Царе Иисусе Христе, открывающемся в горнице персонального духа, в его "святая святых", недоступном никакой позитивной общественности.
  
   Тем не менее, позитивная общественность существует, и существует в форме республики.
  
   АРИСТОТЕЛЬ И ХРИСТОС
  
   ЛЮБОПЫТНО, ЧТО БЕСЫ КАК БУДТО "ПОДЧИНЯЮТСЯ" ФИЛОСОФИИ АРИСТОТЕЛЯ, согласно которому формы без материи не существуют.
   Бесам, чтобы существовать, необходимо обладать каким-то живым существом: без такого обладания бесу не хватает сути, чтобы быть живым. Потому Иисус и не мог изгнать бесов из Гадаринского бесноватого, не предложив им других подвластных - свиней, в данном случае. (см. Rene Girard "Le Bouc Emissaire")
   То же самое справедливо и по отношению к богам. Если для Платона Бог - это Идея и, одновременно, Истина., то, по мнению Аристотеля, Богу, чтобы истинствовать, не достаёт плоти.
   В связи со сказанным, спрашивается: воплощение Бога в человеке, Иисусе, это, в идеологическом плане, - торжество Аристотеля над Платоном?
   Воспринял ли бы сам Аристотель Христа Иисуса с удовлетворением, если бы дожил до Его Рождества? Ведь, в платонической репрезентации Бог существовал и до Христа, а вот в Аристотелевой Бог обрел существование только в Иисусе из Назарета.
  
   АРИСТОТЕЛЬ О ДУШЕ
  
   Учитель предполагает, что...
   "... все состояния души связаны с телом: негодование, кротость, страх, сострадание, отвага, а также радость, любовь и отвращение; так что вместе с этими состояниями души испытывает нечто и тело".
   И мы с ним совершенно согласны. И согласие это побуждает нас обратить внимание на другой ряд возможностей:
   Предположим, тело всегда в наличии, как непременная данность, а вот любви, сострадания и негодования нет, - как ни пыжься! Но почему? Ведь тело есть...(!?). Значит чего-то не хватает "энтелехиям" для их отелеснения, или реализации (материализации)?
  
   Выше Учитель как будто давал намёк на происхождение такого недоумения, когда замечал, что...
   "... те, кто говорит о душе и исследует ее, рассматривают, по-видимому, лишь человеческую душу".
   Откуда следует, что сам Аристотель рассматривает души всех живых существ, которые он готов подразделять по роду и виду. Это расширение как раз и приводит его к тому, что в одном ряду "состояний души" стоят кротость, негодование, страх и отвращение. Однако, если страх и отвращение мы, скорее всего, можем разделять с животными, то кротость и негодование - точно нет (!).
   Таким образом, - если "состояния души имеют свою основу в материи" - получается, что у животного, как и у человека, есть материя для страха, но нет материи для негодования; а у человека она есть (?).
   Сказанное хорошо иллюстрируется следующими словами Учителя.
   Он пишет, что состояния души - раз имеют основу в материи - "должны быть именно такого рода, например: гнев - это некоторое движение такого-то тела (или его части, или его способности), вызванное тем-то ради того-то. Вот почему изучение всей души или такого рода состояний её есть дело рассуждающего о природе".
   Но вся штука в том, что в Природе нет гнева, как и негодования или кротости. И природный человек, выросший вне общества, имеющий природное тело, будет испытывать те же эмоции, что и его природные собратья, но гнева он испытывать не будет, хотя тело у него есть.
   Значит для гнева ему не хватает какого-то ещё тела, которого нет у животных. Вопрос: какого?
  
   Аристотелю не внове слышать подобные замечания и возражения, и он откликается на них следующим образом:
   "... рассуждающий о природе и диалектик по-разному определили бы что такое гнев. А именно: диалектик определил бы гнев как стремление отомстить за оскорбление или что-нибудь в этом роде; рассуждающий же о природе - как кипение крови или жара около сердца".
   Всё верно! И, тем не менее, остается сомнение - последний, то есть природовед, определил бы именно ГНЕВ или, одновременно, всякое другое волнение и возбуждение?
   Учитель вполне сознаёт указанную возможность и говорит, что...
   "... иногда даже маловажные и незначительные поводы вызывают волнение, а именно когда тело приходит в возбуждение и оказывается в таком состоянии, как при гневе".
   То есть, гнев возбуждает тело, и, наблюдая гнев, мы обязаны предполагать движения в теле; но наблюдаемое возбуждение тела как таковое не может быть определено именно как гнев. Так же и относительный телесный покой не может квалифицироваться как кротость, невзирая на то, что душевная кротость утишает движения телесных флюидов.
  
   Учитель и не настаивает на такой квалификации: потому он и не говорит о наблюдаемом возбуждении тела как о негодовании или о гневе, но говорит о состоянии тела "как при гневе".
   Пусть это будет просто некое волнение, но, ведь, - волнение души (!).
   Аристотель тем самым хочет сказать, что возбужденное состояние тела - это всегда также и состояние души; что между ними существует непременная связь (не обязательно причинная).
   А вот между внешними обстоятельствами быта и состояниями души подобной необходимой связи нет.
   Читаем:
   "Иногда бывает так, что человека постигает большое и очевидное горе, а он не испытывает ни возбуждения, ни страха.... /.../ В иных случаях не происходит ничего такого, что должно было бы возбудить страх, и, тем не менее, имярек приходит в состояние человека, испытывающего страх".
  
   Таким образом, "состояния души неотделимы от природной материи живых существ так, как неотделим от тела страх".
   Насколько универсально это суждение Аристотеля?
   Думается, воспринявший его в универсалистском ключе сильно ошибется. Учитель не утверждает здесь обязательность и необходимость телесности всех состояний души, но говорит о том, КАК такого рода состояния неотделимы от материи:
   Не так, как "неотделимы от тел линия и плоскость".
  
   Но, коль скоро такие состояния души наблюдаются, "изучение всей души или такого рода состояний её есть дело рассуждающего о природе".
   Потому что "рассуждающий о природе изучает все виды деятельности и состояния такого-то тела и такой-то материи".
   "А что не таково, изучает другой, при случае - сведущий в искусстве, например строитель или врачеватель...".
  
   Попробуем отнести себя к этим "другим" и порассуждать не о "всей душе", но о состояниях её, соотнесенных с одним важным, исключительно гуманистическим модусом этой "субстанции" - говоря языком Спинозы, - а именно, с лицом, и значит с общественными отношениями и коммуникациями, - ибо персональность души неотделима от вербальной общности и вербального общения, которые являются как бы "материей" персональности, если держаться рукотворной логики Аристотеля, обязательно предполагающей некую материю любого "нечто".
  
   Попробуем отобрать у рассуждающего о всей душе, и потому свалившего в одну кучу все аффекты (опять же говоря языком Спинозы) - и страх, и гнев, и любовь, и печаль, и радость, и кротость, и негодование, etc. - только те из них, которые не представимы вне персональности; то есть носят исключительно личный (= общественный) характер. Например, тот же ГНЕВ.
  
   Совершая эту выборку, мы отнюдь не возражаем Аристотелю, утверждающему, что нам, чтобы гневаться, непременно нужно иметь тело.
   Мы также предоставляем физиологу сколько угодно измерять температуру "жара у сердца" при гневе, не подвергая сомнению его выводы....
   Чего же мы хотим, в таком случае...?!
   А хотим мы только сказать, что одного обладания телом недовольно для того, чтобы испытывать гнев, - иначе гневались бы не только Цари, но и полевые мыши (!).
   И еще мы утверждаем, что одного лишь измерения температуры "кипения крови" недовольно для того, чтобы судить о том, что кипение это вызвано именно гневом, а не страхом или вожделением, или банальным опьянением.
  
   Чего же не хватает нам в нашем опыте для вынесения определенного суждения, - коль скоро опыт наш совершается над ВСЕЙ душой, а не какой-то её частью или деятельностью?
   А не хватает нам особенной материи именно ГНЕВА. Ведь, "жар около сердца" - это общая материя всех страстей души; а у гнева есть еще своя особенная "материя".
   Именно, чтобы ГНЕВАТЬСЯ, а не только ощущать гнев, или физиологически переживать состояние гнева, нужно быть лицом, членом организованного общества и субъектом потестарных отношений. Ведь гневается только "власть имеющий". Равные не могут гневаться, но могут лишь сердиться или злиться друг на друга.
   Итак, непременная материя Гнева, - от которой он также не может быть отделен, как и от тела, - суть личное бытие в личных отношениях внутри вербальной общности и общения, в которых люди взаимно идентифицируются как лица (персоны).
  
   Сказанное нами теперь о гневе справедливо также и относительно "кротости" и "негодования", упомянутых Аристотелем в числе "состояний души, связанных с телом".
   Наверное, Учитель прав в этой своей квалификации, - коль скоро никто из нас не встречал бестелесных человеков, и коль скоро сам Бог явился во плоти.
   Однако, нам кажется, что ни кротость, ни негодование немыслимы вне Морали, как нравственное чувство и нравственный характер. А мораль существует только в человеческом обществе. И значение её столь велико, что Стагирит начинает свой трактат "О душе" с морального суждения, как обоснования всего дела.
   Он пишет:
   "Признавая познание делом прекрасным и достойным, но ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест".
   Познание само есть деятельность души, и многие философы, по словам Аристотеля, "определяют душу через познавание". И если началом познавания является мораль, признающая его делом прекрасным, то мы должны отнести мораль к началам души. Что согласуется с мнением упомянутых Стагиритом философов, полагающих, что "поскольку душа познает всё, она, по их мнению, состоит из всех начал".
   В итоге мы приходим к выводу, что для рассуждения о "всей душе" человеческой нам, в дополнение к природному телу, не хватает "общественной плоти" человека, в которой обретаются такие начала, как мораль и любовь.
  
   Добавив это социальное тело к физическому, как необходимое для деятельности души и так же неотделимое от её состояний, мы расширяем наше знание Души, и можем напомнить, в связи со сказанным, что христианский Бог явился не только во плоти человеческой, но - персонально, в Царстве Иудейском, входившем в состав Римской Империи.
   Последнее - именно, что Бог явился не на горе, не в пустыне и не в лесу, но - в обществе, как конкретное лицо (сын Иосифа плотника), и в государстве, как Царь - гносеологически важно, поскольку доказывает необходимость изучения общества при любых исследованиях души человеческой.
   Иначе из рассмотрения выпадает истина, неразрывно связанная с человеком.
   Не случайно в христианском богословии ИСТИННЫЙ ЧЕЛОВЕК имеет не только плоть, но и лицо, и общественный статус (господина и учителя), и титул царя.
  
   "Б"
  
   БЕЗБОЖИЕ КАК ЧЕРТА СОВРЕМЕННОСТИ
  
   Человек имеет волю, чтобы жить, поступая так или иначе. В этом его принципиальная свобода. Многие путают свободу с неопределенностью: мол, хочу, сделаю так, а хочу - эдак.... Но фокус здесь не в развилке - так или эдак; а в "хочу". Чтобы осуществить свободу и поступить именно так, а не эдак, нужно хотеть. Где, однако, брать определенность (именно это, а не то!) и силу хотения?
   В Начале истории рода человеческого находим общество, состоящее из Господина и первой пары, Адама и Евы. Они пребывают в общении и отношении. Люди свободны: за ними не наблюдают и не водят их на цепи. Но определенность осуществления свободы и силу воли люди получают в отношении и общении с Господином.
   Есть дерево в Саду и есть его плоды. Человек свободен есть их или не есть. Но как ему определиться с этим? Здесь вступает в дело Господин: он дает наказ. В этом наказе два аспекта - отношенческий и информационный. С одной стороны Господин сообщает Адаму и Еве о возможных последствиях потреблении плодов данного дерева, говоря: смертию умрете, если соблазнитесь и съедите плод; с другой стороны он авторитетно, как Господин, велит им не срывать и не есть плодов Древа Познания.
   При этом человек остается свободным - вопреки тем, кто думает, будто "свобода" это антоним "господства". Свобода Адама состоит не в сиротстве и заброшенности, каковы он обрел, будучи изгнан из Сада; и не в неопределенности выбора; а в доверии, которое ему оказывается после того, как он получил информацию и повеление, необходимые для устранения неопределенности выбора и несущие силу для осуществления свободы как оправдания доверия.
   Таким образом, мы видим, что информация и авторитет Старшего суть две составляющих свободы воли. И эти составляющие неразделимы. Информация о вреде плодов данного дерева теряет силу истины, если разрушается авторитет лица, сообщившего эту информацию. Именно это сделал Противник Бога и Враг человека, скрывавшийся в ветвях Дерева: он разрушил авторитет Господина. И тогда произошла потеря свободы, ибо в силу вступил другой принцип устранения неопределенности - гедонистический. Мне хочется съесть вкусное яблоко, и это хотение определяет мой выбор. Или я думаю, что меня обманывают и хотят лишить удовольствия, и что яблоко полезно для моего здоровья; и что я сам вправе распоряжаться плодами Сада, на своем опыте познавая, что для меня хорошо и что плохо, и т.д. и т.п. Таким образом, воля моя определяется теперь моими хотениями и представлениями. А сила ее есть сила активного гедонизма; ибо, откуда еще умная рефлексия, содержанием которой является технологическое "know how" (знаю как), берет энергию властного воления? Другого источника, кроме предвидения будущего блага здесь не видно.
   В результате Адам самоизгоняется из Рая в мир, где нет Господина, нет Авторитета, и нет свободы, состоящей в доверии. Зато есть случайность, каузальность и произвол, выдающие себя за свободу.
   В итоге получилось общество свободных сознаний, над которыми господствуют представления и мировоззрения, получающие власть от обещаемого ими блага. Конфликт представлений при этом неизбежен, что и приводит к первому в истории убийству: Каин убивает Авеля.
   Общество без авторитета организуется информационными полями, призванными формировать нужные представления у индивидов. Поэтому правящая клика осуществляет косвенную власть через захват информационного пространства. Властители и главные бенефициары такой общественной системы скрыты от глаз общества. Их как бы нет вообще - в соответствии с принципом отрицания авторитетов. Есть, якобы свободная конкуренция мнений, представлений и мировоззрений, по типу рыночной конкуренции товаров. И в этой конкуренции побеждает лучший "товар", нравящийся большинству свободных "покупателей", потребителей информации. Так возник проект Вавилонской Башни как способа возвращения в Рай. строительство продолжалось, пока это было выгодно скрытым бенефициарам. Затем они бросили этот проект, и тут же возникшие разногласия между строителями рассыпали общество Башни.
   Важно при этом понимать, что, сколько бы строители башни не молились богам, общество, в котором не действует принцип авторитарности, где источник силы воли лица лежит не в авторитете, а в добываемом благе, - такое общество принципиально безбожно, поскольку Власть Бога осуществляется только через Авторитетное Лицо.
   Об этом ясно свидетельствует спасительный пример нового Адама, Иисуса Христа, чье отличие от Адама первого, утратившего общение с Господином, состоит как раз в восстановлении этого общения и утраченных отношений Господства, и в них - авторитетности.
   Мы должны подражать Христу именно в этом. Другого способа возвращения в Рай и вновь обретения свободы и, с нею, человечности, у нас нет.
  
   БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЭТО ...
  
   Бесконечность - чисто отрицательное понятие. Точно такое же, как и атом, или неделимый. Ведь неделимость (атомность) ровно ничего не сообщает об атоме. Она говорит лишь о прекращении операции деления или о невозможности её продолжения.
   В слове "бесконечность" достаточно заменить частицу "бес-" на равноценную ей "не-", чтобы получить неконечность; понятие, содержание которого целиком определяется словом "конечное", - что, строго говоря, означает измеримое, или, чисто математически, - исчислимое.
   Математическое представление любой операции сводится к счёту. Отсюда, конечность и делимость математически одинаково суть ИСЧИСЛИМОСТЬ.
   Соответственно, неконечность (= бесконечность) и неделимость (= атомность) означают НЕИСЧИСЛИМОСТЬ.
  
   Неисчислимое множество не может быть представлено числом. Поэтому оно обозначается специальным символом, знаком. В языке знаками являются слова: и слово "бесконечность" является знаком, символом, но не понятием. В отрицании нечего понимать, кроме самого отрицаемого. Соответственно, "бесконечное" как предмет зиждется на понятии конечного. Оттого в строгой логике не может быть диалектики "конечного - бесконечного", поскольку имеем дело с тавтологией. Различие этих имён трансцендирует за предметную область. Доказательством чему служит то, что "Бесконечность" непредставима как таковая, и в речи служит лишь метафорой чего-то очень большого, грандиозного, недоступного воображению (La Grandezza).
  
   "Идея бесконечности исключает любые цели, кроме самой бесконечности", - пишет Джон Фаулз в своём "Аристосе". Однако, сама бесконечность также не может быть целью, поскольку цель означает завершение действия; тогда как операциональный смысл бесконечности состоит, как раз, в открытости действия к продолжению как отсутствии оснований к его окончанию.
   Когда мы идём по кругу (экватору, например), то после какого-то числа шагов удаление от исходной точки, сменится приближением к ней; и действие "ухода от-", якобы бесконечное, в силу отрицательного целеполагания, сменится другим действием: "приходом к-". Так что действие ухода завершится своей инверсией и самоотрицанием.
   Если же мы уходим по гиперболе, то действие удаления от исходной точки может продолжаться сколько-угодно, не меняя своего смысла.
   Мы хотели уйти? - Прекрасно! Наше положение в любой точке гиперболы может считаться осуществлением нашего желания. И точки эти неисчислимы. Поэтому операция удаления не имеет конца. Конец имеет только наше желание удаляться. Оно - конечно.
   Конечность хотения избавляет нас от операциональной бесконечности, но оставляет в зависимости от хотения, поскольку конечность хотения сопряжена с возможностью других хотений.
   И в самом деле, сама по себе открытость действия к продолжению не достаточна для существования хотения. Как говорит Джон Фаулз, испытываемое счастье от существования означает желание продолжать его. Невозможно, однако, получать бесконца удовольствие от одного и того же действия. Поэтому хотение сопряжено с возможностью других действий и, значит, других хотений, или с "контингентностью материи" (Contingency of Matter), по Фаулзу; с её внутренней неопределённостью (= непредсказуемостью).
   "Если единственная задача заключается в простом продолжении самого себя, - говорит Фаулз, - то зачем вовлекать в этот процесс ощущение удовольствия, не говоря уже о сознании удовольствия? Почему бы существованию не быть вечным камнем в вечном вакууме?".
   Здесь нужно отметить, что безостановочное повторение действия не образует бесконечности: оно образует круг, который конечен. С этим замечанием связано утверждение Джона Фаулза о том, что "бесконечность не может состоять только из времени".
   Время принадлежит наблюдателю, ведущему счёт "тиканьям" часов. Наблюдение и наблюдатель конечны, а ход часов замкнут в круге "тик-так".
   В случае, когда наблюдатель - Часовщик, превращающий любое движение в часы, то ему безразлична "контингентность материи": любое движение - будь то "прогресс" или "регресс" - он рассматривает лишь как ПРОЦЕСС (!).
   Богоборец Джон Фаулз представляет себе такого "гипотетического наблюдателя", чтобы показать бессмысленность гипотезы "бесконечного Бога" в виде "Часовщика". Такой "Бог", являющий только "безразличие процесса к составляющим его индивидуальным объектам" безлик и, значит, не участвует в делах человеческих.
   Соответственно, мы обходимся без Него. Значит Благо - не в Нём. Где же оно, в таком случае?
   Дж. Фаулз утверждает, что "величайшее человеческое благо - свобода воли".
   Если мы принимаем это, то, следуя логике, должны отказаться от божества, вмешивающегося в дела мирские:
   "Нельзя одновременно получить свободу воли и вмешивающееся божество" - говорит Фаулз.
   Что ещё не делает его адептом атеизма, поскольку он представляет себе Бога как "Вселенскую Симпатию"; и "окончательным доказательством Симпатии Бога для него является наша свобода выбирать для себя образ действий, и так бороться с последствиями общего безразличия процесса к отдельному существу".
   По мнению Фаулза Бог недоступен разуму, но доступен общению с Ним, поскольку имеет Лицо, - ведь только лицу можно приписать симпатию (?!).
   Джону известно о симпатии Бога к нему, он и сам Ему симпатизирует, постигает Его во взаимной симпатии и возмущается: "... Как можем мы не понимать, что посредством небытия в нашем понимании и путём невмешательства "Бог" предупреждает нас о том, что homo sapience, подобно любой другой форме материи, не необходим, но возможен?!".
  
   Слово "материя" здесь ключевое, - в свете "свободы воли как величайшего блага человеческого". "Мы возможны - говорит Фаулз - поскольку являемся формой материи; но эта ужасающая "возможность" обеспечивает нашу свободу".
   А Джону Фаулзу как философу она обеспечивает разделение науки и религии, церкви и государства, мира и Бога. Трудно не заметить в его рассуждениях сходства с китайской концепцией Дао...(?).
  
   Согласившись с Джоном, мы остаёмся наедине с творческой свободой изобретения предметов хотения (ложно именуемой "свободой воли"), возможность каковой заложена в "контингентности материи", которой принадлежим в качестве её самоосуществления.
   Не соглашаясь, думаем, что наша свобода заключается в способности перестать желать, или прекратить хотеть, и так самим избавляться от дурной бесконечности бесцельного, открытого продолжению действия, провоцируемого хотением, и обратно....
   Но, для того чтобы прекратить хотение, нужно его иметь (!). Значит, наша материальность есть условие свободы воли и в этом случае...? - по крайней мере, согласно Фаулзу (?).
   Пусть так; для нас важна здесь иная природа конечности хотения, которая не принадлежит самому хотению. Эта конечность отсылает нас к Заповеди, или Закону. Образно говоря, не хочу есть не потому, что я сыт, а потому, что нынче Великий Пост.
   В соблюдении Заповеди Я отделяюсь от плоти, которая может продолжать хотеть, и соединяюсь с Лицом, от которого исходит Запрет. И это - иное бытие; трансцендентное по отношению к "контингентности материи" (Contingency of Matter).
   Я соединяюсь с Ним из Любви к Нему. И мы не погрешим против логики, если включим в эту Любовь "вселенскую симпатию", о которой говорит Фаулз.
   Таким образом, обращая отношение конечного и бесконечного, и прочитывая конечность как небесконечность, мы утверждаем, что, в форме отрицания бесконечности, или открытости действия, конечное трансцендирует из сферы деяния в сферу личного общения: от субъектности к персональности.
  
   БЕСКОНЕЧНОСТЬ ИЛИ ВЕЧНОСТЬ
  
   В средние века философы, вынужденные работать под вывеской богословия, приучили нас к оперированию термином бесконечность. И мы часто говорим о бесконечности Бога, о бесконечном времени жизни после смерти и т.п.
   Между тем, понятие бесконечности позитивно бессодержательно: оно является примером отрицательного понятия. Предлог "бес-" в русском языке заменяет частичку "не-"; и слово бесконечность есть перевод латинского слова "неконечность", infinititas, в котором частичка "in" есть отрицающая частица.
   Священное Писание нигде не говорит о бесконечности. Если бы не так, у нас был бы повод обвинить Писание в бессмыслице.
  
   Священное Писание говорит о ВЕЧНОСТИ. И это совсем не то, что бесконечность.
   Вечность конечна, поскольку наречие это произведено от слова Век, век же конечен. Но не в том смысле, в каком конечен отрезок бесконечной прямой. Для священного Писания не существует Ньютонова бесконечного времени, в который можно было бы поместить конечный век. Нет также и исторического времени, в котором бы века последовательно сменяли друг друга.
  
   Век священного Писания конечен в себе: имеет начало, рост, "акме" (расцвет), упадок и конец. Всякое время существует только в веке, но вне века нет никакого времени. Новый век не является продолжением старого века, но появляется из Ничего, так же как и ветхий век; и в нем - своё время. Так же история принадлежит веку и не имеет продолжения в другом веке. Поэтому богословы говорят о конце времени, конце истории и о конце света. Так Воскресением Иисуса из Назарета закончился ветхий век, и закончилось его время. поэтому страстная неделя была последней неделей века. День Воскресения - первый день нового века, он не начинает новую неделю старого века, поэтому относясь к ветхому календарю, который остановился приходится говорить о восьмом дне недели. Можно еще прибавлять дни к ветхому веку, но все они будут принадлежать последней неделе, так как новая неделя не может начаться. Век закончился и календарь исчерпан.
  
   Тогда что же такое вечность, и чем она отличается от временности или преходящести?
   Вечное есть присущее веку как таковому: то, что есть всегда, на всем протяжении века, и не зависит от внутреннего движения времени века, но суще во всякое время. Поэтому вечный муж может быть пророком. Тот же смысл "вечного" и возможность быть в веке имеет промысел Божий, поскольку Бог имеет в Себе весь век целиком.
   Наречие "вечность" образовано от "вечный", и получает смысл в зависимости от контекста высказывания. Коренной же смысл заключен в атрибуте "вечный", о чем уже сказано выше.
  
   Связность Века такова, что в Начале заложен конец, и в конце высвобождается Начало, открывающее новый век. Именно поэтому Вечность рисуют в виде змеи, кусающей собственный хвост.
   Человек в истине и полноте равен Веку, поэтому Он - Альфа и Омега, Начало и Конец.
   Начало, о котором говорим, это не субъективно выбранное историком событие, положенное им в начало сконструированной им "истории", но - Архэ, или непреходящее вневременное Начало.
   Вовлечение Начала (Архэ) в течение времени, и высвобождение Начала из него, образует истинный Век (в отличие от условного историографического и астрономического века).
   Благодаря присутствию в историческом времени вневременного Начала, любая законченная история, обнимающая Век, есть Священная История.
   В отличие от любой частичной истории, полная история (= Священная История) описывает полный круг от Начала до Конца Света.
   Только в конце Света, когда из истории высвобождается вневременное Начало, становится возможным понять смысл истории. До этого конца, в любом частичном сегменте, история остается потаенной.
  
   БОГ ЕСТЬ ДУХ
  
   Мальбранш призывал называть Бога духом только для того, чтобы обозначить, что Он не есть материя..., но не воображать, при этом, что Он имеет какое-либо сходство с нашим духом.
   В случае, если понятие о духе мы обретаем из опытов, которые приводят нас к различению в бытии двух субстанций: материи и духа; а о Боге мы не знаем ничего, кроме того что Он не принадлежит вещам с материальной субстанцией, тогда и в самом деле мы относим Бога к духовным субстанциям, методом исключения, - поскольку нам известны только две субстанции: материя и дух. И тогда действительно нет оснований смешивать эту "духовность" Бога, - чисто отрицательное понятие о которой (не материя!) получаем, умозаключая из опыта, - с высшей частью нашей души, именуемой "духом".
   Между тем вероучительное знание "Бог дух есть" мы получаем не из метафизики; но - из манифестаций Бога и присутствия Его как раз в нашем, человеческом духе.
   Для нас, Бог это также и материя, - как удостоверился в том Св.Фома собственными перстами; поэтому знание о том, что Бог дух есть, мы получаем не из отрицания плоти Христовой, но из откровения Отца в Сыне, как личности, обнаружившей присутствие Духа в духе своём.
   Поэтому нам не нужно воображать "сходство Духа с нашим духом", но мы доподлинно знаем, что мы родственны в духе с Духом, по богочеловечеству Христа Иисуса, брата нашего.
  
   БОЛЕЗНЬ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
  
   Уязвлённое самолюбие - вот болезнь нашего времени. Ею заражены буквально все, - или столь многие, что постоянно натыкаешься на них. Стоит нечаянно коснуться этой кровоточащей раны, и человек теряет всякий разум - он вопит от боли. И в безумии боли раненый не способен не только к рациональному поведению, но - что гораздо хуже, - он не может стать на правовую, а следовательно и на деловую позицию. С ним нельзя иметь дело, и от него нельзя добиться правды, - он её не видит в ослеплении боли. Суровости он не выносит. Его сначала нужно обласкать, как варвара, и этим обмануть. А чтобы - бизнес, и ничего личного, всё по закону. Это он не может. Типичный варвар с его внешним "Я". Или проблемный школьник, который всегда кривляется, в ответ на серьёзное обращение учителя к нему.
   Как оценить такого человека? Как больного или как ничтожного? Думается, и так, и так; и как ничтожного, и как больного. Эти аспекты неразделимы. Он ничтожен, потому что не может соответствовать социальной позиции, - коль скоро уязвлённое самолюбие по силе превосходит мораль и право, и здравый смысл. И он болен, потому что за пределами критического пубертатного возраста состояние уязвлённого самолюбия не может быть признано психической нормой.
   Кажется, ну не касайся этой раны, будь деликатен, и дела возможны. Всё так... беда лишь в том, что рана эта столь обширна, что не коснуться мудрено. И страж лже-достоинства так заострён и агрессивен в ожидании унижения, что бросается на всякую тень якобы превосходства над ним. Добавьте к этому "запретные территории", или те сферы жизни, где вынужден обманывать себя имярек, чтоб самоуваженье сохранить, - сюда никак нельзя вторгаться с ясным светом; там область тьмы - лжи самому себе. Тут самые больные точки. И как же быть? Что можно с ним построить? Лишь по поверхности с ним можно плавать в бухтах, которые он сам отгородил. Нырять нельзя в глубины. Также в море выйти нельзя. Какой же интерес? Пусть им займутся терапевты - так думает нормальный человек.
   Но пусть мне кто-нибудь расскажет, откуда в нашем времени взялась эта болезнь, в таких масштабах? Может быть много духовности? И потому много Иуд, христопродавцев, и множество Петров, отрекшихся учителя? Или виной матриархат реальный, - не глядя даже на наличие отцов, в отдельных случаях?
  
   БРАК В КАНЕ
  
   Представление человека сосудом скудельничим (сиречь глиняным) постоянно используется в языке Евангелия. Это сосуд плоти, в который налита влага души и вино духа.
   Посылая учеников отыскать место для тайной вечери, Ииисус указал на мужа, несущего сосуд скудельничий. Владение сосудом плоти - важная характеристика мужа.
   в том же смысле нужно прочитывать многие сосуды с водой на браке в Кане Галилейской.
   Несомненно речь здесь идёт о присутствующих на браке гостях. Именно они,
   люди (человеки) представлены здесь глиняными сосудами с водой, то есть с душой. Они - так называемые "психики". у них есть душа, но нет духа.
   Что же делает с этими людьми Иисус? Он превращает влагу их душ в вино. Что это означает?
   Алхимически это значит, что в них появляется Spiritus Vini, то есть Дух.
   Таким образом, Иисус одухотворяет присутствующих на Браке. И сам "брак" в таком случае становится метафорой инаугурации Иисуса - брачевания Его,Как Жениха с Иерусалимом-Девой, то есть - поставления на Царство. Поскольку на языке другой аналогии, социальной, одухотворение представлено браком жениха и невесты. (Также возможно представление одухотворения обрядом усыновления.)
   Заметьте, чей это брак. По тексту повествования, это брак "бедных", у которых не хватает вина (= духа) во влаге души; то есть речь идёт о "нищих духом", которых есть Царствие Божие.
   Также "бедными" называли себя первые апостолы, члены Иерусалимской общины Якова, брата Господня.
  
   "В"
  
   ВАВИЛОН ИЛИ АТЛАНТИДА?
  
   Античность, которой мы наследуем, соединила в лице Рима два утопических проекта: Атлантиду и Вавилон.
   Атлантида - платоновская утопия - представляет собой идеократию уже в силу своей принадлежности платонизму. Благодаря универсальной связующей идее Добра все вещи достигают там максимального соответствия своим вечным образцам, то есть совершенства. Ибо только желание добра рождает устремление соответствия идее. Желание совершенства не ведет к совершенному уподоблению.
   Совершенство ума, охваченного идеей Добра, рождает добрую волю. В отношениях людей, окормляемых Добром, рождается совершенный град (мир, общество).
   Как осуществление универсальной Идеи Добра, Атлантида не может быть ничем иным кроме как идеократией. В политической онтологии Платона любая реальная идеократия будет подобием Атлантиды, - хорошим или плохим.
  
   Противоположность Атлантиде - Вавилон.
   Иные могут решить, что Вавилон тоже представляет собой идеократию, или общество людей, охваченных идеей строительства башни до неба. Однако, проблема в том, что такой идеи нет в эмпиреях вечных образцов.
   На самом деле, это не идея - это сговор людей, временный их союз, созданный горделивым личным устремлением каждого - сравняться с богами; но не бескорыстно - через жертву - а корыстно, ради возвышения своего над ближним.
   Неслучайно поэтому образ Вавилона есть многоярусная башня, иерархия, - в отличие от Атлантиды, являющей образ Ойкумены: плоская круглая Земля обтекаемая рекой Океаном.
   Поскольку, как уже сказано выше, в эмпиреях нет идеи Башни, сообщество строителей такой башни нежизнеспособно. Предание говорит нам, что оно было рассеяно богами, - не путем грома с небес, но через несогласие в людях. Каковое несогласие было неизбежным, в силу того, что в уме каждого был свой проект башни, возносивший на вершину именно его. Эта соревновательная ментальность и привела к рассеянию.
   Так что Вавилон, в отличие от Атлантиды, есть символ рассеяния, а не единства. Временный союз строительства башни лишь оттеняет неизбежное рассеяние.
  
   Понимание, достигнутое нашими отцами в древности, отнюдь не утратило своей объяснительной силы, и может быть приложено к современности. В удерживающем нас до сих пор в своих объятиях ХХ-м веке мы легко различаем Атлантиду и Вавилон.
   Коммунистическая идеократия - это Атлантида. Буржуазная демократия - Вавилон. Принцип Атлантиды - вовлечение всех, всего человечества, в осуществление вселенского Добра. Принцип Вавилона - соревновательная независимость личного интереса, вступающего во временные союзы с другими интересами, и создающего временные корпорации для строительства "башен".
  
   На протяжении всего ХХ-го века (длящегося доныне) Вавилон противостоял Атлантиде. Как?
   Невозможно противостоять идеократии, не выдвигая идеи. Но, Вавилон не имеет под собой идеи: это принципиально безыдейный, натуралистический мир. Что же делать?
   И вот, для собирания вавилонян из рассеяния была возрождена идея Башни до неба - иерархизованное общество башни, в подножии которой низшие расы, наверху высшие, а на самой верхушке - богоподобный Сверхчеловек. Собранные временно в Башню во главе с фюрером и высшей расой вавилоняне пошли военным походом на Атлантиду. И проиграли. Отнюдь не случайно, но потому, что идеи Башни в эмпиреях нет!
  
   После этого поражения Вавилон вынужден был смириться с существованием Атлантиды и допустить внутри рассеяния с его временными башнями плоские круглые островки социализма - подобия Атлантиды.
   Эта "гуманизация" всеобщего рынка позволила вавилонянам, - уже не отрицая Атлантиды принципиально, - самим притворяться Атлантидой, только не утопической, мечтательной, но - "реальной", якобы учитывающей несовершенство человека. Таким образом Вавилон навязал Атлантиде соревнование за получение приза лучшего подобия Идее. Начал придумывать всякие критерии и шкалы сравнения, по которым он выглядел более похожим на Добро. Вся эта деятельность составила содержание так называемой "холодной войны".
   В результате эпохи притворства Атлантидой, Вавилон сформулировал идеологию, которую противопоставил идеологии коммунистической. За основу была взята идеология войны, в которой родился тотальный Рынок. А ведь он родился в войне с христианской Атлантидой, презрительно нареченной "Темными Веками", или "Средневековьем".
  
   Революционное идеологическое отрицание Церкви и сословной феодальной Монархии было перенесено на новую коммунистическую Атлантиду. Важнейшим полюсом этой идеологии стал, как и ранее, независимый личный интерес; независимость которого в проекции на феодальную сословную монархию была названа "свободой".
   Это бессодержательное слово, несущее чисто отрицательный нововременный заряд, сделалось словом соблазна для жителей Атлантиды. Значительное число атлантов поверило в образ Добра, созданный Вавилоном, притворяющимся Атлантидой, в ходе "холодной войны".
  
   Многие теперь задаются вопросом: почему пал СССР? Именно потому, что советские люди поверили ложной идее, восприняли модернизированный Рынком образ Добра и начали печально знаменитую Перестройку.
   Перестройка заселила новую Атлантиду "либералами", "демократами", "социалистами", "патриотами", и так далее. Но всё это - ложные имена.
   В Вавилоне они обозначают принадлежность к различным корпорациям строителей башен. В новой Атлантиде - это идейные советские люди, усвоившие ложную идею Башни. Реальные либералы и демократы могут явиться на просторах павшей Атлантиды только после того, как она станет Вавилоном, ибо имена эти принадлежат только Вавилону; в Атлантиде же не обозначают ничего реального - просто состояние умов.
  
   В заключение зададимся вопросом: выиграл ли мир от утопления Атлантиды? Наш ответ - нет.
   В человечестве должна быть Атлантида, ибо Вавилон не устоит - он разрушится изнутри, неся хаос, смятение и войну.
   Очень жаль, что молодая российская нация не сумела осознать и отстоять свою мировую роль носительницы всемирной левой идеи. Возможно, за этим стоит Промысел Божий. Новое Время истощилось. Потому чисто нововременная безбожная Атлантида не могла устоять. Это значит, что мир ждет новой Атлантиды человечества возвратившегося ко Христу Иисусу. То есть, мы ждем нового светлого "Средневековья".
  
   ВЕРА И РАЗУМ
  
   Credo quia absurdum est ("верую, ибо абсурдно"). Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан
   Отрицание разумности веры несет в себе видимое противоречие, поскольку само принадлежит разуму, и есть понимание себя и знание себя в религии. Что естественно, ибо в полноте существует верный, и ничто человеческое не может быть вынесено в религии "за скобки", ибо религия есть полнота существования или Истина, в онтологическом смысле слова.
   В этом знании и понимании разум не отрицает своего существования, что было бы абсурдом; он познает свои границы. Знание разумом своих границ и пределы возможностей есть высшая мудрость. Не я сказал. Философия как осуществление ума давно пришла к сказанному.
   Разум пытается выходить за свои пределы, когда религию смешивают с религиозной идеологией. Последняя есть социальное явление, и может рассматриваться только как отражение, как отблеск веры в зеркале общественности.
   В идеологии верность верного подменяют верой поверившего в авторитетные начальные положения, из которых разуму дозволено делать логические выводы. Это может иметь значение в образовании детей членов церкви, и есть дело школярское, социальное. Никакая изощренность разума в рамках догматов и Священной Истории не родит прозелита в Духе и не сделает имярека верным.
   В обыденной жизни поле применения разума образуется миропониманием. Но миропонимание верного НЕРАЗУМНО. Вместо умной конструкции верный имеет МИФ, который совершенно абсурден и невозможен с позиции разумной жизненной практики. Именно поэтому наука принесла с собой атеизм, который до того был неизвестен в истории - были только разные религии. И поскольку атеизм есть противоестественная узурпация разумом власти над душой, среди ученых атеистов весьма распространены суеверия. Я лично был изумлен, когда мои коллеги, физики так легко поверили в инопланетян, посмотрев немецкий фильм "Воспоминание о будущем".
  
   Когда нам пытаются сказать, что вместо мифа в христианстве имеем историю, то забывают об эпитете "священная!".
   Священная история неразумна, и все умники высмеивают ее на протяжении 2000 лет. Что говорит история? Поймали смутьяна, чародея, богохульника, и казнили по приговору синедриона и римского суда - обычное дело, нет причин сомневаться. А священная история говорит совершенно невероятные вещи! Так куда пойдет разум? Ответ дан наукой Историей - там ничего нет, не то что о непорочном зачатии, Богосыновстве и воскресении мертвых, но и вообще об Иисусе из Назарета, как и о Боге, впрочем.
   Все попытки разумного обоснования веры приводят только к подмене верности любимому разумным убеждением в истине мифа. Так, Владимир Соловьев рисует священную историю как последовательно совершенствование человека - от природного состояния к духовному. Фактически, он верит в эволюцию, и когда Священное Предание удается представить в логике эволюции, он начинает испытывать доверие к его содержанию.
   Можно сколько угодно говорить о внедрении Бога в историю и строить на этом новозаветную концепцию истории человечества от Сотворения мира и человека, через грехопадение и спасение, до Армагеддона. Это историческое мировидение ничего не стоит без свидетельств о жизни Иисуса сына Марии. Именно эти свидетельства, эти рассказы очевидцев и есть пища духа - то самое "молоко Евангелия", о котором говорил Павел.
   Ум может спекулировать о всемирной истории и роли Бога в ней, но в жизни Иисуса уму делать нечего. Апостолы встретили Иисуса и полюбили Его и передали свою Любовь нам через рассказы о своем Любимом. Именно этому служат свидетельства ходивших с Ним - чтобы мы полюбили Иисуса. Это все, что требуется; в этом вся вера христианская. Что сверх этого - то от Лукавого.
   Из всех апостолов один умничал - Иуда из Кариоты. Всё размышлял об истории Израиля, и о том какую роль играет в ней Учитель.... В итоге понял, что отрицательную; что вредит он исполнению Договора с Цебаотом, заключенному Моисеем, - и предал Его. Но не корысти ради, а из разумно понятого им долга честного израильтянина. Вспомним, с каким негодованием отверг Иуда плату за кровь Иисуса, бросив деньги к ногам священников. Этим он говорил: за кого меня принимаете?! Ради идеи, а не ради серебра совершил я поступок свой....
   Если мы находим в священной истории архетипы существования, то драма Иуды демонстрирует нам роль разума в вере - это восстание на учителя и измена.
   Если бы Иуда любил Иисуса, как пытался солгать своим предательским поцелуем, он бы просто верил и был верен ему. но он не любил Иисуса: он думал о нём, в отнесении к Израилю - подлинный ли он мессия...?!
   В истории много жизнеописаний - Нерона, например; который был много популярнее Иисуса, и многих исцелил, и, говорят, даже воскресил. Но изо всей истории нам нужно только одно - свидетельства апостолов об Иисусе Галилеянине. Из этих свидетельств мы должны узнать Иисуса и полюбить Его.
   Никакие умозрения не могут ни заменить этого знакомства, ни помочь полюбить Иисуса. Все они, так или иначе, умаляют Иисуса или подменяют его абстракциями, типа Христос, Спаситель, Посредник, Открыватель, Воитель, Богочеловек и проч. Но всех этих нельзя любить, ибо они суть концепты ума, и не более того.
   Попытки подменить Любовь работой и занятием ума всегда ведут только к ереси. Чаще всего, это жидовствующая ересь, когда выпячивается ветхозаветный Бог в роли Отца. Сыновство сводится в этом случае к формальности. Иисус предстает в роли Открывателя Отца, Посредника между Ним и людьми, Толмача Его желаний и планов, etc.
   Вторая по значимости ересь - гностическая. В ней выпячивается Знание и стремление к высшему и тайному знанию. Иисус здесь выступает в роли привратника, открывающего дверь к высшей мудрости Бога, - то есть в роли Райского Змия.
   Ключевым в этой ереси является подмена Истины как существования, - каковой Истиной является Иисус, - истиной знания, или гносеологической истиной. И тогда Иисус не Истина, или Бытие, а учитель, который научает истине знания.
  
   ВЕРА КАК ЗНАНИЕ
  
   Есть вера как доверие к авторитетному источнику, подкрепленное религиозной интуицией; и есть вера как твердое знание.
   Особенность гностиков в том, что они стремились в религии именно к знанию, - полагая эту ступень духовности более высокой, нежели доверие к авторитету, или вера. Беда же их в том, что в знании они потеряли Бога: возвели на трон знание как таковое, как самоценность. То есть, впали в мудрость Змея.
   Но, мы теперь не о гностиках ведем речь, а о религиозном знании. При этом мы не имеем в виду теологию, но - знание тех сверхразумных истин, в которые предлагается поверить прозелиту.
   Откуда же берется такое знание?
   В сфере позитивной знание получается из опыта. В Новое Время это было окончательно и ясно осознано; и с тех пор опыт и знание неразрывны.
   И если мы говорим о знании в религии, то оно также должно быть основано на опыте. Отсюда появилось понятие "религиозного опыта" в новейших философских теориях религии. Хотя при этом имеется в виду специфический опыт подвижников, аскетов, мучеников, мистиков, проповедников и иже с ними, - тем не менее, их деятельность имеет характерные черты именно опыта. То есть, во-первых, они сознательно предпринимают некое действие; во-вторых, имеют при этом целью познание бога, приближение к нему, единение с ним, и т.п. Это безусловно опыт, имеющий положительный или отрицательный результат. Сказанные опыты создают в ментальности подвижников особого рода убежденность в религиозных истинах, которая отличается от убежденности верующих от авторитета. Вторые имеют убежденность ребенка, доверяющего родителям, тогда как первые имеют убежденность мужа, испытавшего жизнь и судьбу.
   К этому, теперь общепризнанному, хочу добавить лишь то, что я не верю в знание, добытое в подобных опытах. Да и церковь признает это соблазном.
   Религиозное знание действительно есть, но оно получается не в опыте, как сознательно предпринятом эксперименте, с целью получения знания. И, в этом смысле, "религиозный опыт" не есть опыт, как он понимается в позитивной сфере бытия. Поэтому я, в части позитивного феномена, оставил бы только "религиозное переживание", а "опыт" устранил бы из дискурса о вере.
   В слове опыт (эксперимент) содержится приставка "экс" - та же, что в слове "экспедиция"; то есть выхождение за- , с целью изведать нечто новое. В подвиге, награждаемом знанием ничего такого нет. Напротив, там есть консервативное, верное и послушное следование закону, приказу, велению. И в этом следовании имярек выходит за-, имеет переживание, получает знание. Но у него, при этом, нет цели выйти в неизведанное, открыть новое, обогатиться ментально и душевно, и т.п. Он лишь верен своему господину, которого избрал добровольно, с которым заключил союз. Он следует за ним, куда бы тот не повел. И здесь имеет опыт, открытие, познание.... Но, он не предпринимает опытов. Он не гнетет себя постом и молитвой, веригами, затвором или нестяжанием и т.п. - ради того, чтобы получить озарение, откровение, благодать, дары духа и т.д. Не идет на мученичество ради обретения Рая. Ибо это все соблазн.
   Нет, он просто верен, вплоть до смерти, как верен до смерти был Иисус из Назарета.
   И тот, кто на пути верности обрел знание вместо бывшей прежде веры, тот имеет награду в этом. И он стоек, потому что сам знает, а не только доверяет другу.
  
   ВЕРИЛИ ЛИ ЕВРЕИ В ЕДИНОГО БОГА?
  
   Надоело повторять, что у ветхозаветных евреев не было веры в единого бога. Не нужно путать верность своему богу в рамках заключённого с ним договора, и исповедание единого бога. Это совсем разные вещи. В случае единого бога имеет место либо поклонение богу, либо отсутствие такового,- но не может быть никакого поклонения другим богам, поскольку в этой доктрине их просто нет. У евреев же находим как раз поклонение другим богам, как измену своему богу, нарушение клятвенного обещания, договора с ним. Споры об истинности или лживости, мёртвости или живости этих других богов, в порядке обсуждения и осуждения этой измены, также вовсе не исходят из положения о едином и единственном Боге.
   Это теологическое убеждение - о существовании только одного единственного и единого Бога всего Космоса, суть чисто эллинский продукт, заимствованный, частично у персов, из религии Зороастра. Позднейшее раввинистическое еврейство заимствовало эту философскую доктрину у греков в рамках эллинистической цивилизации, и адаптировало особенности своего вероучения к этой модной доктрине. (В частности, благодаря эллинистическому еврею философу Филону Александрийскому).
   В христианстве единый бог присутствует как исторически обусловленный хвост из эллинской философии. Наряду с другим хвостом, богом Авраама, Исаака и Якова - из ветхозаветного иудейства. Чистое практическое христианство знает только своего Господина, царя великого города, Иисуса Помазанника, - который сущ со Отцом и в диалоге с Отцом. Но Отца, тем не менее, христианин не знает - его знает только Сын.
   Где тут место единому Богу? Только в никчёмных умствованиях.
  
   Теперь часто можно слышать от проповедников и миссионеров слова об истинной церкви, якобы основанной Христом Иисусом. Можно также встретить такие названия как Церковь Христова или Церковь Иисуса Христа и т.п.
   В то же время ортодоксальная церковь не называет себя церковью Христа, но - Апостольской церковью, - что представляется более правильным.
   Смеем даже утверждать, что Иисус из Назарета не основывал никакой церкви, и не может быть церкви Иисуса Христа. Если мы признаем, что Иисус основал христианскую церковь, и что в этом заключалась его трансцендентальная миссия, то мы встанем на позицию магометанства, согласно которой Иисус не Бог, но пророк, в ряду других пророков, оставивший после себя общину приверженцев и последователей.
   Пророк не возникает из ничего и не висит в воздухе: он принадлежит определенному культу, конфессии, религии. Поэтому пророк может основать только секту.
   Именно как секту позиционирует себя раннее магометанство. Оно выдвигает себя из ряда христианских ересей седьмого века, споривших между собой, как толк, способный примирить всех на основе якобы общего и приемлемого для всех богословского минимума. Не меч, но богословский прагматизм магометанства, пригодный для торгово-политического объединения отколовшихся от Рима частей христианской ойкумены, послужил причиной его победы.
   Иисус не был сектантом: он выступил как ортодоксальный иудейский фундаменталист.
   Первая христианская община его брата Якова отнюдь не выделяла себя из еврейства. Поэтому с таким трудом и лишь наполовину приняли они Павла как апостола - не эллинов(!), но эллинистической еврейской диаспоры.
   И лишь после выделения христиан из иудаизма, - усилиями самих евреев диаспоры, почувствовавших в христианах сильных конкурентов в части привилегированного положения в империи, - христиане стали позиционировать себя как иудейскую секту (тогда это слово не имело уничижительного оттенка). В своих апологиях они говорили о себе: "наша секта". Из этой секты и выросли христианские церкви.
   Слово церковь означает собственно собрание - перевод еврейского слова "синагога". Пусть те, кто говорит о церкви Христа, поставят вместо "церкви" исходное слово, тогда получится "синагога Христа", и станет очевидной нелепость конструкции.
   Спросим себя риторически: основал ли Авраам церковь, когда заключил договор с Богом? Нет, он положил начало новому народу.
   Пойдем далее и спросим: основал ли церковь Адам, когда вступил в союз с Дьяволом против Бога? Нет, он дал начало ветхому человечеству.
   Иисус Христос - новый Адам. Потому не церковь основал, но родил новое Человечество и открыл новый Век на основе уже не договора с Богом как чужим, но - усыновления, возвращения к Богу как Отцу человеков, - вопреки именованию текстов Благовещения "Новым Заветом".
   Человечество не может быть контингентным понятием. Оно мыслится как государство (царство , город etc.). если Иисус что-то и основал в общественном смысле, то это Царство Христово, Небесный Город, Новый Иерусалим, а отнюдь не церковь.
   Соответственно новые люди нового Века суть граждане и насельники нового Града, во главе с Иисусом Воскресшим, царем и судьей Града Божьего, а не члены какой-то церкви.
   Потому мы и утверждаем, что не может быть церкви Христа, но - только апостольская или ново-пророческая церковь возможны и суть.
   Правда, ортодоксальная церковь приравнивает себя к новому, или спасенному человечеству. Также, с легкой руки Блаженного Августина приравнивает себя ко Граду Божию. Любопытна концепция Христа как Вселенского Человека (Пуруши). В этой концепции вселенская апостольская церковь выступает как Тело Христово = тело вселенского Человека.
   Иудействующие протестанты вовсе не поднимаются до человечества. Но приравнивают себя к 144 тысячам избранных евреев, которые обетованы к спасению из всего народа Израиля, обреченного гибели.
   Указанные самоотождествления только укрепляют сектантский характер христианских церквей. В итоге, вместо Нового Града как осуществления нового Человечества, мы имеем языческие капища с христианской символикой или собрания иудействующих христиан (= синагоги новых евреев).
   Между тем, на протяжении двух тысячелетий после Воскресения и воцарения Христа существует незаметный глазу Небесный Город, который постепенно трансформирует насущный град земной, приближая его к образу Града Небесного.
   Вопрос - насколько проникает этот незримый Град в церковь на протяжении всей новой Истории?
   Наверное, проникает, - поскольку только Небесный Город сдерживает перманентное и стремительной загнивание церкви и позволяет ей очищаться и обновляться. Только Небесный Город позволяет сохранять мистическое ядро богословия, не позволяя последнему раствориться в безграничном философствовании.
   Второй вопрос, содействует ли церковь Небесному Городу? Как память, хранительница предания? Наверное, да. Возможно, именно эта нужда Духовного Города в позитивной памяти позволяет так долго сохраняться ортодоксии.
  
   ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ СТАЛИН
  
   У Сталина много титулов: он и Великий Вождь, и Отец Народов, и Вождь мирового пролетариата, и Великий Полководец, Победитель и т.д.
   В этом перечне величаний не хватает одного, важнейшего - Сталин Верховный Жрец.
   Присвоение этого титула Сталину означает, что мы поняли архаический момент новейшего русского общества - оно построилось на ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ, и уподобилось в этом ацтекскому миру.
   Массовые жертвоприношения совершались в рамках советского неоязычества, религиозной основы советского мира. И верховным жрецом этого культа был Иосиф Сталин.
   Говорю это не в порядке осуждения - я не вправе судить - но в порядке понимания.
   Этот способ существования советская Россия унаследовала от революционного катарсиса царской России. Религиозная сторона революции заключается как раз в попытке очищения путем массовых жертвоприношений. Революционный террор является таким жертвоприношением. Стихийный террор-катарсис начался до Октябрьского переворота. Большевики лишь оседлали этого коня и стали его погонять. Основали на нем свою жреческую власть. Именно этот сакральный аспект революции объясняет их силу.
   Смысл катарсиса состоит в рождении нового мира их хаоса, в который погрузился мир старый. В нем смешались земля и небо, боги ходят меж людей, смешиваются с дочерьми человеческими и рождают гигантов. Из этого смешения нужно родить новый чистый мир людей, отправив всех богов восвояси, на небо. Способ такого отправления есть жертвоприношение. Попросту говоря, нужно отловить всех псевдо-человеков, носящих сакральную метку: шелковые кальсоны, погоны, наперсный крест, бобровый воротник, трость и т.п. и убить их.
   Иррациональную тягу России к катарсису чувствовали современники. Царь писал в своем дневнике: видимо, России требуется очистительная жертва; я буду такой жертвой.
   Историки говорят, будто большевики оседлали стихию народного бунта, но это не так. Бунт большевики как раз подавили. Они оседлали совсем другую стихию - стихийное язычество. Они нащупали сакральную сторону народной жизни и возглавили ее. Они ввели стихийное жертвоприношение в организованные рамки, создав коллегию жрецов под вывеской политической партии.
   Сталин подчинил себе эту коллегию, сделав ее исключительно таковой, изгнав всякий дух политической партийности. И это преобразование партии в жреческую корпорацию сопровождалось первым жертвоприношением, организованным собственно Сталиным. Всё, что было до этого, принадлежало катарсису старой России, а жертвоприношения Сталина принадлежали уже новому языческому миру. Он создал этот мир на волне революционного катарсиса, и дальше советский мир существовал уже по законам неоязыческой церкви, носившей ярлык "коммунизма". Частью этого способа существования были регулярные жертвоприношения - так называемые сталинские процессы и репрессии.
   Как только эта новая религия выдохлась, советское общество умерло и стало разлагаться, как труп.
   Сказанное выше не кажется странным, если мы сознаем, что основой всякого общества является религия - явная или скрытая, но религия. Без религии общество просто умирает. Все теперешние стенания по поводу отсутствия национальной идеи кричат именно об этом - нам не хватает религии! Но, как же так - спросите вы - у нас ведь есть православие!
   Да есть, но оно принадлежит средневековью. Ортодоксальная церковь является педагогической: она готовит языческий народ к принятию Христа. Но когда народ примет Христа и станет христианским народом, а не языческим, тогда церковь отходит на второй план, и народ сам становится живой церковью, новым миром.
   К несчастью русскому народу не хватило исторического времени, чтобы стать христианским, мы в массе остались язычниками. И вот нам не хватает языческой религии, какой-нибудь великой идеи, которой мы приносили бы коллективные и персональные жертвы. В этом наша историческая нехватка и проблема.
  
   ВЛАСТЬ ИЗОБРАЖЕНИЯ
  
   "Освободить изображение - как мы просили этого, как к этому взывали! И изображение, наконец, освобождено. Чего мы желали, то безвозвратно имеем. Изображение свободно от всякой цензуры, от любых технических ограничений. Свободное, оно обрушивается, осаждает, правит. Мы узнали заранее все его достоинства: в принципе оно информирует, оно обучает, оно развлекает, оно объединяет - в общем, служит свободе, равенству, братству. Пластические искусства могут, наконец, встретиться с "жизнью", поскольку и она, как и эти искусства, состоит из одних лишь изображений. Желание наконец извлекло свои объекты из мрака безвестности.... Изображение сделалось для нас не просто формой, оно стало миром. Мир сделался образом. Мы попросту живем в аудиовизуальный период истории. И никто не колеблется предсказать ей долгую жизнь, тысячелетнее царство".

"Эту тихую революцию можно праздновать с пылом, без малейшей настороженности. И все же мы не будем этого делать. Мы не говорим, что аудиовизуальная революция освобождает или возвышает. Потому что следует задать простой вопрос: чей образ предлагает это изображение? Иначе говоря, от какого оригинала оно происходит? К какому оригиналу возвращается в конце? Здесь ответ как будто напрашивается сам собой. Любой журналист, ведущий программы или телезритель ответят самодовольно, но и сочувственно:
изображение не имеет другого оригинала, кроме него самого, и только его".
"Изображения сегодня пробегают по поверхности земного шара - и по поверхности глазного яблока его обитателей, - так как производятся, размножаются и разбухают без всякой меры или связи с чем-либо".

"В отличие от бумажных денег, изображение умножает свою власть, отделываясь от какого бы то ни было оригинала.... Ему не нужно золотого эквивалента. Изображение имеет ценность само по себе и для себя самого, потому что имеет ценность благодаря себе. У изображения нет другого оригинала, кроме него самого, и оно производит себя, чтобы выдать за единственный оригинал".
"Какими же критериями регулируется такой образ? Так как ему недостает оригинала, регулирование его зависит от того, кто его видит. Как всякий объект, он зависит от пассивного или от активного субъекта, который конституирует его благодаря простой способности взгляда встречать и выдерживать его. Поэтому мера телевизионного образа - это охотник до зрелищ (voyeur). Прямо противоположно прозревающему (voyant) (тому, кто видит недоступное и невидимое) этот вуайерист насыщается самым доступным видимым. Охотник до зрелищ - так определяется тот, кто под нейтральными именами зрителя и потребителя подвергается воздействию образа, кто заведует им и задает ему рамки". (Жан-Люк Марьон "Перекрестья Видимого")

Но кто оживляет изображение, которое нас занимает? Его оживляет актер.
Как изображение в целом замещает реальность, так в составе изображения актер замещает реального человека. Его игра в спектакле воспринимается нами как жизнь.
Мы знаем одного такого актера, успешно выступавшего в двух главных иллюзионах мира - в Голливуде и Белом Доме - и создавшего одну из главных иллюзий нашего времени.  Разумеется, мы говорим теперь о Рональде Рейгане.

Меня часто занимал вопрос: как могло случиться, что пост президента величайшей и сильнейшей державы мира, занял профессиональный голливудский актер? Ведь мы тогда еще не понимали  революции, произошедшей в мире - захвата изображением власти над людьми. У нас, в Союзе, изображение, конечно, тоже замещало реальность, но не было столь агрессивным, и столь самовластным: оно подчинялось партийным политикам. Политическая цензура фактически охраняла нас от власти изображения. Мы знали его повторяющуюся конструкцию и легко отличали нарисованную картинку от реальности.

Совершенно другим было положение в "свободном  мире". Там изображение никем не контролировалось. О возможных последствиях такой бесконтрольности живо напоминает нам чтение романа Герберта Уэллса о вторжении марсиан на Землю на американской радиостанции. Люди поверили безусловно, и стали покидать свои дома; образовался реальный поток беженцев из штата....
К еще худшим результатам привела и приводит продажа изображения на рынке информации. Необходимость лучших продаж в рамках рыночной конкуренции неизбежно ведет к слиянию и неразличимости информации и развлечения. А превращение изображения в капитал неизбежно ведет к захвату и удержанию власти изображения над сформированной им же толпой зрителей.
Отсюда лишь один маленький шаг к полному замещению политики политическим иллюзионом. Достаточно, чтобы политики осознали, что имеют дело уже не с народом, а со зрительным залом, и начали опираться на развлекающуюся толпу.

Именно в этих условиях оказался совершенно легким и органичным переход известного актера с одного экрана на другой - ведь американцы, в массе, уже перестали различать изображение и реальность. Не понадобилось этого различения и самому актеру. Его звездные войны с империей зла - чисто голливудский сюжет, тем более успешный, что повествует о внешнем враге.
Ведь властвовать с помощью изображения во внешней политике особенно легко, - в силу традиционного провинциального изоляционизма американской республики, и в силу того, что во внутренней жизни неумолимые реалии "свободного мира" дают себя знать через другие органы чувств, помимо зрения и представления.
Разумеется, в таких условиях производители изображений, постановщики зрелищ, выдвигаются на первый план. Это объясняет, почему в наше время бывшая "четвертая власть" фактически становится первой. Особенно, когда политики намеренно отодвигают себя на задний план, за кулисы спектакля "правдивой и объективной информации".

Власть изображения в нашей цивилизации имеет свою историю. Условно её можно начинать с эпохи Возрождения, когда развитие изобразительного искусства, открытие перспективы и ряд культурных факторов, увеличивших дистанцию между человеческими телами в общении, способствовали возвышению зрения и выдвижению его на первый план культуры, - с вытеснением обоняния, бывшего ранее важнейшим чувством общения, в область культурного "низа", и даже в преисподнюю. Как дурные запахи, несущие болезнь, так и благовония, несущие соблазн, стали атрибутами Дьявола, тогда как взгляд, сохранявший амбивалентность (дурной глаз!), стал атрибутом святости в противопоставлении ведовству (см. например, Робер Мюшембле "Очерки по истории Дьявола").

Это возвышение зрения получило подкрепление и развитие с появлением массовой книги и практики чтения. Самостоятельное, покинувшее книгу информирующее изображение стало, по сути, усовершенствованием печати, в которой картинки всегда играли важную роль. Сначала картинка вышла из книги, как лубочный рисунок, потом стала движущейся, а затем и говорящей - устранив надобность в печатном тексте.  Это техническое достижение сделало сон явью, и воображаемое - реальностью зрения.

Соблазн отдаться сновидению и воображению существует и существовал всегда, но это было приватным делом. Однако, вместе с внедрением в публичный оборот движущихся и говорящих изображений, публичные массовые сновидения и коллективное воображаемое, разделяемое множеством людей, превратились в мощную общественную силу.

Есть ли у нас надежные механизмы контроля над этой силой? 
Исторический опыт и политическая логика подсказывают, что демократические институты плохо справляются с коллективными феноменами, поскольку базируются на коллективной власти. "Коллективное воображаемое" и связанные с ним предрассудки всегда были "ахиллесовой пятой" демократии. Однако свободное массовое производство и массовое потребление изображений реальности создают новые измерения общественного быта, пока еще плохо осознаваемые бодрствующей общественностью.
  
   ВЛАСТЬ И НЕДОЧЕЛОВЕКИ
  
   Власть - не причина. Власть - господство.
   Причина действует на тело. Власть обращена к воле.
   Воля свободна: она руководится представлением.
   Потому Власть - сущность не физическая, но - СИМВОЛИЧЕСКАЯ.
  
   Человек был сотворен Богом в ряду других существ, и получил свой "фюзис" (= природу), как и все другие.
   Вслед за тем, Творец выделил человека из Природы тем, что позволил ему дать имена всем сущим на земле.
   Не Бог, но Адам именовал всякую тварь под солнцем.
   Имя - это уже не "фюзис"; это "симболон". Имена - опоры представления.
   Нарицающий образует представление и, через это, направляет волю. Направление воли - это господство.
   Так человек обрел сверхприродное качество - ВЛАСТЬ.
   С тех пор в мире не прекращается борьба за право называть вещи именами, или давать имена всему и всем.
   Кто присваивает себе это право, тот господствует над миром.
  
   Бог наделил человека способностью нарицать тварь (давать имена) в самом Начале.
   Право давать имена всему и всем изначально всякому человеку.
   Потому, чтобы присвоить это право исключительно себе, нужно всех других объявить НЕЧЕЛОВЕКАМИ.
  
   В НАЧАЛЕ СОТВОРИЛ БОГ...
  
   В первых стихах Генезиса читаем:
   "В Начале сотворил Бог небо и землю". (In Principio creavit Deus caelum et terram).
   Именно так: не "вначале", как в последовательности творения, а в Начале, или Архэ, как трансцендентальном основании всего Эона, окормляемого (от слова "кормчий") вечным событием Начала.
   Фаза События, о котором говорится в данном библейском стихе - сотворение неба и земли.
   Но эти сотворенные суть вовсе не физические и не планетарные "небо" и "земля". Не твердь, которую Бог назвал "небом" и не "земля", или суша, которая обнажилась после собирания вод в моря.
   Эти Небо и Земля - причастные Бытию бытия, которым в существе своем принадлежит человек, и которые принадлежат человеку.
   Иными словами, они суть возможности существования человека, возможности осуществления личности; и одновременно два бытия человека, сообщающиеся друг с другом через Слово (Логос).
   Они сообщаются нематериально, через слово (или знак, символ), потому что разделил Бог воды, которые вверху, от вод, которые внизу. (Генезис 1,7). И этому разделению предшествовало возмущение вод души духом Божьим, исконным Ветром (Руах) - "и дух Божий носяшеся над водами". Именно Дух Свят взметнул часть первозданных душевных вод на Небо.
   Метафизическое понимание соответствующего стиха толкует библейские "воды, которые внизу", как воды моря, а "воды, которые вверху", как воды дождевые.
   На для "имеющих уши, чтобы слышать", речь идет о водах души. Разделение вод на две части (небесную и земную) указывает на две души человека, которые в современном говорении мы именуем "духом" (верхняя душа) и "душой" (нижняя душа).
   Верхний, небесный человек ходит по нижним водам, не омочив ног; и он погибает, утопая в водах души земной, и тогда взывает из глубины.
   Как известно, евреи отличали себя от прочих языков именно тем, что у еврея две души: небесная и земная; в то время как у прочих - лишь одна, земная душа.
   Также Иисус из Назарета говорил, что нужно "родиться свыше", то есть обрести верхнее дыхание (верхнюю душу), чтобы войти в царствие Божие. Это же обретение второй, верхней души может трактоваться как становление истинным евреем, имеющим две души.
   Таким образом, первый стих Генезиса, кажущийся космогоническим, на деле - антропоцентричен. И говорит о бытийных основах человека, которые суть "небо" и "земля" - не как стихии (элементы), а как бытия человека.
  
   "И сотворил Бог Свет". С физической точки зрения, это совершенно бессмысленно, поскольку свет существует только в очах. Если нет глаз, которые видят, то нет и света. Поэтому "свет" может пониматься здесь только в духовном смысле как основание свободы человека. Это основной изначальный свет духовных очей, в котором различаем между добром и злом. Первое сознание человека.
  
   С разделением душевной влаги на верхнюю и нижнюю соотносится разделение Богом Света от Тьмы, которые названы "днем" и "ночью".
   Свет здесь - умной свет, в котором видит душа свой путь; и день есть бодрствование души.
   Тьма же есть умная слепота души; и ночь есть сон души.
   "Свет" и "Тьма" как "день" и "ночь" разнесены соответственно разделению душ человека, их взаимо-дополнительной активности, так что бодрствование (день) верхней души есть сон (ночь) души нижней; и наоборот. Подобно тому, как день разума есть ночь чувств, и бодрствование чувств есть сон разума. Точно так в мифологии солнца дневной путь светила - есть день в верхнем мире и ночь в нижнем, а ночной путь солнца есть день в нижнем мире, и ночь в верхнем.
   Если бы речь шла о принципе зрения, то не было бы разделения света от тьмы, так как зрение есть единство света и тьмы: ведь, чистый свет без теней равен полной тьме и слепоте. Но разделяются осуществления человека в его возможностях быть, и Быть: спать и бодрствовать в духе.
  
   И, когда мы читаем:
   "земля же была пуста и праздна, и дух Божий дующе над водами" (Генезис 1,2),
   то понимаем, что речь идет не о ранней стадии планетной эволюции, а об иерархии жизни.
   Воды здесь суть души всего живого, спящие в потенции существования; и земля, плоть всего живого - пуста и праздна, как жена без мужа, именно потому, что души спят, и некому оплодотворить её животворной влагой.
   Они спят, потому что дух Божий, или ветер Божий, дующий над водами, еще не сошел на воды души и не взбурлил их. Подобно водам того источника Силоамского, воды которого бурлили и обретали животворящую силу, когда сходил на них дух Божий.
   Дух быстро движется над водами, но воды стоят недвижно. И только когда Дух двинет воды души, и они взбурлят и оросят землю как семенная жидкость (семенные логосы), тогда земля перестанет быть праздна, но забеременеет, и породит живых существ, и к тому не будет уже пуста.
   Вот что прочитывается в первых скупых стихах Генезиса. Как видим, это вовсе не космогоническая гипотеза происхождения Земли, с которой могли бы конкурировать научные гипотезы астрофизиков. Но - мудрость, лежащая в основании самосознания христианина.
  
   Из сказанного выше можем убедиться, что смысл Священного Писания здесь, как и везде, подобен двусторонней поверхности. Он одновременно отвечает любопытству глупца и любви к мудрости умного: он - разом, и для детей, и для взрослых: для профанов, и посвященных - соответственно двум душам человека, традиционно представленных здесь разделенными Богом "водами".
  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕГИПЕТ
  
   Если говорить о родовой этнической принадлежности христианства, то это египетская религия. Весь еврейский Танах ничего не может противопоставить явному родству Христа Иисуса с Осирисом. Иудеи прекрасно поняли это, и никогда не находили ничего христианского в Торе, невзирая на все усилия христианских проповедников изобразить из себя детей Авраама. Нет, они дети Осириса!
   Евреи ненавидят Египет, они вышли из Египта как из плена. Их бог находился в плену бога Осириса.
   Египет - страна Осириса. Это сам Осирис, Его плоть. Все живущие в Египте причастны Осирису. От Него имеют жизнь, в Нем умирают и воскресают. Судятся Его судом.
   Евреи, вышедшие из Египта, изверглись из Осириса, отторглись от Него. Явились врагами Осириса, равно врагами Египта.
   Сет, бог Пустыни, брат и враг Осириса. Это бог евреев. Ему вышли они поклониться в пустыню. Так они определились как народ: народ Сета, - не побежденного, лежащего у ног брата победителя, но Сета восставшего, утвердительного.
  
   Не все евреи были довольны исходом из Египта. Не все хотели оторваться от сосцов матери Исиды. Они пеняли Моисею на то, что увел их от обильных котлов египетских. Моисей истребил недовольных прежде, чем повел евреев на войну с богами, ваалами Палестины.
   Понадобилось более тысячи лет непростой истории, чтобы Исход был осознан евреями как ошибка. И зазвучал призыв в пустыне: Образумьтесь, и обратитесь лицом к своей Родине, к Египту. Возвратимся к Осирису! В Нем наше спасение.
   Именно так услышал призыв Иоанна Баптиста Иисус из Назарета. Первый еврей, ставший Осирисом, обретший воскресение. И не простой еврей, а Царь евреев, или фараон. Ведь только фараон может стать Осирисом.
   В лице христиан евреи вернулись туда, откуда вышли, в Египет. Царь евреев стал царем Египта.
  
  
   ВОЗМОЖНО ЛИ ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО?
  
   "Естественное право" - словосочетание очень популярное в эпоху Просвещения. Говорят оно поднято просвещенцами из классической древности. Я не припоминаю такого понятия у древних. У римлян было "право народов (jus gentius)". Возможно, его можно считать естественным. Но, в принципе, словосочетание "естественное право" представляется оксюмороном. Естество - это натура; право - это культура. Но культура - это не натура, или иное, по отношению к естеству (согласно Гегелю). Можно условно назвать "естественными" права, приобретаемые самим фактом рождения человека в данном обществе, но права эти не происходят из естества человека: они установлены обществом, исходя из концепции человека, разделяемой данным народом. Не оправданным представляется также отождествление "божественного" и "естественного" права. Строго говоря, к "божественному праву" относились законы религиозного культа. Может быть, некоторые под естественным правом понимают природный космос (порядок, законы природы), который человек может и должен познать, чтобы сознательно следовать превосходящему его порядку Природы.
   Понятно, что просвещенцы требовали прав для каждого человека и гражданина, против привилегий сословного общества. И это требование прав нужно было чем-то обосновывать: или естеством или божеством.
   РЕПЛИКА 1
  
   Гоббс называет философию морали наукой о естественном праве. Значит, по его мнению, человеку прирожденна мораль, которая может быть формализована в кодексе под именем "естественного права"? Согласно Гоббсу естественный закон дан Богом и объявлен людям через естественный разум.
   РЕПЛИКА 2
  
   У Гоббса установленный Богом закон раскрыт Им в пророческом слове, с которым Он обращался к людям в образе человека. Если этот закон считать естественным, то этим утверждается божественная природа человека, - по меньшей мере, по причастности. Поскольку собственное понимание блага у человека всегда субъективно, как полагает Гоббс.
   А у Гуго Гроция право естественное проистекает из природы человека, независимой от Бога. Естественный закон не установлен ни Богом, ни человеком. У Гроция естественное право столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим Богом.
   Примерно в то же время Ральф Кедворт пишет "Трактат о вечной и неизменной морали", где он отстаивает наличие в мире не установленного государством критерия добра и зла, справедливости и несправедливости, подобного вечным идеям Платона. Так что естественное право - это умопостигаемого мир. Согласно Кедворту воля Бога не может установить добро, зло, справедливое, несправедливое, честное и бесчестное, должное и беззаконное простым актом воли вне и независимо от некоей природы доброты, справедливости, честности и т.п. Такой божественный произвол сделал бы невозможной науку о морали, так же как и математическую истину. Такой подход к человеческой природе естественно допускает, в противность гипотезе Гоббса и Локка, что наша душа не Tabula rasa - пустая пассивная вещь, но наделена врожденной структурой и собственной активностью, ибо в противном случае в ней не было бы ничего похожего на моральное добро и зло, справедливость и несправедливость.
  
   Критик Гоббса Р. Кумберленд в книге "О естественном законе" развивает взгляд, что некоторые истины (в том числе нравственные) необходимо даны человеку, нравственная истина доступна всем разумным существам. По его мнению, разум у всех один. Природа человека "общежительна". А "естественный закон есть предложение, выведенное из наблюдений или начертанное в разуме с достаточной ясностью природой вещей, по воле первой Причины, указывающее то возможное действие разумного существа, которое главным образом способствует общему благу, чем единственно достигается и счастье отдельных лиц" (О естественном законе гл. V * 1. Цит. по: 126. ч. 2, 83).
   Но вслед за ними и против них Локк утверждает, что нравственные принципы человека не врождены, как и другие идеи. И душа - чистая доска. Но идеи усваиваются уже во младенчестве. Следовательно, все надежды - на воспитание и образование. Естественный закон существует в природе, но он не императивен, и человек волен следовать этому закону и получить выгоду, или не следовать, и навредить себе.
  
   РЕПЛИКА 3. "Христианство и "естественное право"
  
   Многие христиане полагали и полагают, что человеку присуще естественное чувство справедливости; и что именно это чувство служит основанием естественному праву. Между тем, одной из резких черт христианства, выделяющей его из всех предшествующих вероучений, является как раз отрицание права на основе субъективного чувства справедливости. В ином случае, что означают призывы терпеть обиды и благословлять обижающих и проклинающих; любить врагов и призывать милость на гонителей? Что это как не отрицание естественной справедливости, которой горит сердце человека? Разве это не запрет окормления воли этим чувством? Не запрет вершить и восстанавливать очевидную справедливость? То есть, отрицание естественного права.
  
  
   ВОЗМОЖНЫ ЛИ ВРОЖДЕННЫЕ ДУХОВНЫЕ КАЧЕСТВА?
  
   Философы много спорили о существовании врождённых идей, занимая, при этом, противоположные позиции. Одни полагали, что все идеи приобретаются в опыте, и наша ментальность представляет собой при рождении чистый лист (tabula rasa); другие же полагали, что человеку прирожденны идеи, в том числе идея Бога.
   Теперь, когда понятие "врождённости" получило точное научное значение, благодаря успехам генетики, этот старый спор, казалось бы, легко решается. И решается не в пользу сторонников врождённых идей, - поскольку в полностью расшифрованном геноме человека не нашлось гена какой-либо идеи, в том числе идеи Бога; также не нашлось гена какой-либо добродетели или порока (вопреки предположениям Ломброзо).
   И всё же, всё, же... Мы не можем избавиться от опытного убеждения в том, что новорождённый младенец уже обладает какими-то преформами духа; каким-то врождённым характером, талантом, нравом и т.п. в чём же тут дело?
   Не в том ли, что понятие "врождённости" применительно к душе иное, чем применительно к телу7 И хотя никаких генов врождённых идей не находится, тем не менее, душа новорождённого не является чистым листом.
   Это лишний раз свидетельствует о том, что дух не совпадает с телом (в отличие от аристотелевской души-формы тела). И у него (духа) есть какая-то своя сохраняющаяся в рождениях информация, отличная от генома по своей субстанции (материи).
  
   ВСЕГДА ПРАВ
  
   Я всегда прав, потому что Аз - сама Правда!
   Кто может утверждать о себе такое? Конечно, только один человек, Христос Иисус.
   Он прав, мы верим в его правоту и в силу её. Потому смело идем на суд властей мира сего и свидетельствуем о себе как о невинных и правых, и он выступает Защитником, Адвокатом на нашем процессе - Параклейтосом, как то и обещал, прощаясь с учениками в последний вечер, говоря, что пошлет им Защитника на их суды, когда будут они судиться с миром.
   Он - сама Правда, то есть непогрешимый суд. Почему, в таком случае отказывается он рассудить братьев, спорящих из-за наследства, обратившихся к нему за судом, говоря: кто поставил меня судить вас?
   Какого рода Его правота?
   Почему молчишь, почему не оправдываешься? - вопрошал Его Пилат. - Не слышишь разве, сколько свидетельствуют против тебя?
   Но Христос не оправдывался, не доказывал своей правоты в суде Прокуратора. Потому ли, что презирал римскую власть? Потому ли что не надеялся на правый суд?
   А ведь Пилат хотел сберечь Иисуса Назаретянина, и ждал, что тот поможет ему в процессе, и опровергнет наветы. Однако Иисус молчал. Он сказал лишь одно - "царство мое не от мира сего...". Было ли это оправданием или доказательством? Отнюдь нет! Тогда, что же это было?
   А было это милосердной помощью. Своим намеком на трансцендентальность казуса хотел Иисус помочь Пилату узреть Правоту духовным оком благочестия.
   Именно узреть - не понять, не убедиться, но узреть. Правота Христа принципиально недоказуема. Она воспринимаема непосредственно. Доказать же её невозможно, точно так же как невозможно доказать бытие Бога. Вот почему молчит Иисус в суде Прокуратора.
   Трансцендентальность Правоты Христа в сфере религиозного ритуала издавна изображается сакральным различением "правого" и "левого".
   Его поступки всегда единственно правильны, невзирая на противоречие их с моралью и законом. И эта правильность не судима. Судима только "неправильность" поступков Иисуса, как нарушение закона и обычая. А правильность их, либо дана, либо не дана.
   Именно об этой не судимой Правоте говорил Иисус ученикам: "Не судите и не судимы будете".
   То есть, ходите в Правоте, которая не судится и не судит, но пребывает от века.
   И хотя Иисус есть Суд миру, Он не судит, но говорит: "своими делами осудишься, своими делами оправдаешься".
   И это не дела праведности о законе. Нет таких дел закона, которыми мог бы оправдаться человек в Суде Божьем. И до сошествия Бога на землю в лице Иисуса не было таких дел, какими мог бы оправдаться человек. Только в со-бытии вместе со Христом Иисусом явилась возможность дел оправдывающих. И это дела Царства, изъявление Паруссии.
   Отсюда понятно, думаю, почему Иисус отказался судить братьев, спорящих о наследстве. В этом деле не было правой стороны в очах Божьих.
   Ведь процесс, в котором Иисус выступает Свидетелем и Защитником (Параклейтосом) есть суд человека с Богом, и Бога с миром. Суд о самом главном - о Жизни и Смерти.
  
   ВСЕ ВОЗМОЖНО БОГУ?
  
   На этом убеждении основана вульгарная вера в чудеса, - которые понимаются как изменения естественного хода вещей и отмена причинных зависимостей по произволу Божьему. Это вера во всемогущего Творца, который сотворил мир и держит его, имеет над творением полную власть, и может пересотворить сущее в любой момент в любой точке бытия.
   Более просвещённая философская вера, понимающая значение Космоса, как божественного политического устройства, не допускает произвольного изменения божественного Порядка. И то, что невежественная толпа воспринимает как произвольное вмешательство в Природу, философия склонна рассматривать, скорее, как локальную демонстрацию торжества духа над материей, или подчинение низших составов бытия Высшему Началу.
   Писание, между тем, ясно свидетельствует, что не всё возможно Богу. Не смог Иисус отвратить Иуду Искариота от предательства его. Не смог доказать в суде Синедриона правоты своей, но пал жертвой лжесвидетельства и фальсификации. Не смог добиться признания у тех, кого называл "родом прелюбодейным" и "порождениями ехидны", и "детьми Дьявола", - они же и казнили Его. Также, нет никакого перехода между осуждёнными в Геенне огненной и спасёнными в Раю.
   Якобы всемогущество Бога противоречит также самобытию существ и свободе человека. Поэтому, желающие отстоять тезис всемогущества божьего вынуждены измыслить самоограничение Бога: якобы Бог ограничил сам себя, чтобы дать место миру и человеку, как самосущим.
   Более вульгарное богословие утверждает, что видимые поражения и бессилия Бога принадлежат к Его замыслам; что Бог, якобы, "попускает" быть и действовать Врагу и присным его; и что если бы Он захотел, то призвал бы войско ангелов, и т.д. и т.п.
   Стихийное язычество хочет видеть в Боге не справедливого Государя, первого среди свободных и равных, а абсолютного тирана, произволу которого нет никаких границ. Такой образ Бога может нравиться только извращённому сознанию.
   Опыт прохождения земного пути сиротой в поисках Отца не оставляет места мнению о "всемогуществе Бога", как мнению бесполезному и даже вредному. Так как мнение это может порождать тщетную надежду на какое-то исключительное и произвольное вмешательство Бога. Это чисто языческое упование далеко отстоит от христианства, в котором житие с Богом осуществляется как нравственный союз двух лиц в политическом предприятии осуществления Царства Помазанника здесь и теперь. Разве не описание указанного предприятия осуществления Царства Помазанника в Иудее составляет ядро Евангельского повествования?
   И всё дело вершится в доме души человеческой, в материи нравственности. И разве мы надеемся, что Бог, по всемогуществу своему, принудит участников к исполнению Воли своей? Запугает? Ангелов пошлёт? Чудо покажет?
   Сказал Иисус: "Род сей прелюбодейный ищет чудес и знамений, но не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка", - но и это последнее знамение восстания из гроба Иисуса не было воспринято и признано.
   Так что нам делать с понятием о "всемогуществе Божьем"? Какой толк в нём?
  
   ВТОРОЙ АДАМ
  
   В аспекте Сотворения мира и человека мы привыкли именовать Христа Иисуса Новым или "Вторым Адамом", указывая на Него как Родоначальника нового человечества, не испорченного первородным грехом.
   В общем и главном, "первородный грех" состоял в ослушании Адамом богов Элохим, Творцов, Хозяев Сада, которого Адам был обитателем и садовником.
   В контраст к ослушанию первого Адама, апостольское Предание подчеркивает беспрекословное послушание Отцу второго Адама, Иисуса Христа. При этом действие также происходит в саду, что подчеркивает гомологию двух первых Событий. Теперь это Гефсиманский Сад в Иерусалиме, против Райского Сада в истоке четырех мировых рек.
   Как мы помним, ослушание первого Адама заключалось во вкушении плодов Древа Познания, запрещенных ко вкушению Господами, Хозяевами Райского сада. В случае Иисуса, второго Адама, мы не видим даже попытки вкушения плодов запретного Древа.
   Откуда это ясно? Оттуда, из сада Гефсиманского, где Иисус просит нести чашу смертную мимо него, но не спрашивает у Отца: ПОЧЕМУ должен испить он эту чашу? Он не ищет разумного обоснования своей участи. У Него нет оправдания разумом, которое было, например, у Сократа, добровольно принявшего чашу с цикутой, в сознании разумного уважения к закону.
   Значит, в воле Христа Иисуса нет никакой рациональности - лишь чистое почтение к Отцу как Господину, - каковое почтение предполагали встретить Боги Элохим в лице первого Адама, когда запрещали ему вкушать от Древа Познания.
   Иисус, не ищущий плода этого Древа, выступает в отношениях с Отцом новым Адамом, не только избавленным от порока Адама первого, ветхозаветного, но и готовым искупить вину Первопредка.
   Таким образом, время согласия Иисуса сына Марии испить чашу смерти, изъявленное в Гефсиманском Саду - когда Он сказал Отцу: "Да будет, как Ты хочешь, но не как я", - следует считать началом времени (= истории) нового безгрешного человечества.
   Это первое Событие новой Истории гомологично первому Событию Истории ветхой: гомологично и противоположно, поскольку ветхая история началась с ослушания, а новая - с послушания.
  
   Однако, помимо подобия, бросаются в глаза различия этих двух Событий.
   Во-первых, Адам совершил свой первый грех не сам, но - с помощью жены, Евы. Это значит, что греху предшествовало разделение единого первочеловека андрогина (женомужа) на два разнополых существа - мужа и жену.
   Ветхозаветное предание говорит, что Боги Элохим сотворили первого человека "по образу и подобию своему". Но каковы же эти боги? Они являют собой Первопару, или Двойцу: различенную в себе, но не разделенную. Потому единая Двойца Элохим ("им" - суффикс двойственного числа), будучи в себе двумя, суть, в то же время, Единый Бог.
   Отсюда и Адам, созданный по подобию Их, был двумя в одном, или андрогинном. И это его истинная изначальная природа. Из Предания мы знаем, что первому греху предшествовала порча этой изначальной природы: Адам, женомуж разделился на двоих - жену и мужа; так что в акте греха один из двоих блазнил другого.
   И, значит, в Первособытии ветхой истории участвовало двое: Адам и Ева.
   В Первособытии новой истории мы не находим второго участника. Иисус - один. Все ученики спят, включая Марию Магдалену и Марию Иопову. И вообще, Иисуса не случайно именуют Назореем - на всем его земном пути он не заключает союза с женой. И даже когда мать его Мария, в отдельных случаях претендует стать Евой, Он холодно говорит ей: "Что мне, жено, и что тебе?".
   Это не означает отсутствия во Христе Иисусе женского начала. Напротив, оно очень сильно в нем - Он милостив и сердоболен к ближним. В нем нет также отталкивания от жен: среди учеников, жены очень близки Ему. Эта близость даже вызывает ревность Иуды, наперсника Христа. Каковую ревность он напрасно пытается скрыть за заботой о сбережении казны, которая ему доверена. И, тем не менее, Иисус не создает пары ни с какой женой.
   Отсюда заключаем, что Иисус, как второй Адам, не только безгрешен, но и беспорочен. В нем отсутствует порок первого Адама - разделение на мужа и жену. Иисус - Андрогин и есть в этом смысле полное подобие Творцов Элогим - двоих в Едином.
   Иисус сам подтверждает свою андрогинную природу, когда говорит ученикам, что в грядущем Царствии Божием не будет более ни мужа, ни жены, но все будут яко ангелы.
   Именно его подобие Первопаре Элохим, позволяет видеть в нем нового или второго Адама - а не просто героя, потомка Адама, который выкупил человечество из проклятия Греха своей жертвой.
  
   Второе отличие Иисуса от ветхого Адама состоит в том, что он не творение Первопары Элохим, а Сын их. Это значит, что первый опыт создания человека из глины по подобию своему оказался неудачным, и во второй раз Элохим уже не сотворили, но родили Человека.
   И если в акте творении внутренняя двоичность Бога выражена только пассивно - в андрогинном подобии; то в рождении Двоичность активна: Элохим соединяются и рожают как супруги.
   Отсюда второй Адам имеет в лице Элохим Отца и Мать, и является Сыном. Тогда как для первого Адама внутренняя двоичность Элохим безразлична: Они вдвоем выступают как Хозяева Сада, а он есть садовник, сиречь работник. Иисус же имеет Отца и Мать.
   Кажется, будто в истории новозаветной Иисус нигде не упоминает Матери, но это не так. Когда сказали Ему однажды во время проповеди о том, что мать и сестры его стоят вовне, Он обвел рукою присутствующих и сказал - вот Мать моя и Сестры мои. Этим Он утвердил присутствие Матери Небесной и Жен Небесных (Сестер). Равно как открыл андрогинность небесного человечества, поскольку назвал матерями и сестрами всех без различия, и мужчин, и женщин, пребывавших на тот момент с Ним.
   Однобокость Предания, говорящего только об Отце, остро ощутила живая Церковь, поэтому очень скоро Дева Мария, воссевшая на небесном престоле Славы, дала Лицо изначальной Матери, родившей Сына Божия. Через это, Откровение Бога во Христе Иисусе обрело свою полноту. А второй Адам, Сын Божий сохранил Отца и Мать в свидетельстве о Нем, и дал начало новому человечеству, которому мы, христиане, принадлежим.
   Таким образом, мы - дети второго Адама, но уже не по плоти, а по духу, как "дети Учителя"; и одновременно братья Его, как усыновленные изначальными Матерью и Отцом Элохим.
  
   Но, что с первым Адамом? Отменяет ли наше второе рождение в духе от второго Адама всякую связь с Адамом первым? Разве не соединяет нас с ним непрерывная цепь плотских рождений? Разве мы уже не потомки его? Для чего же тогда приводит Евангелист подробную родословную Христа Иисуса?
   Если мы не имеем никакой связи с первым сотворенным Адамом, то ветхозаветное откровение отменено. Но это не так.
   Почему?
   Потому что Священная История, хоть и называется "историей" вершится в Вечности, которая прилежит равно ко всякому времени-пространству, как Пятое Измерение. Значит, несмотря на то, что два первых события ветхой и новой истории разнесены во времени, в Вечности они существуют всегда.
   Вследствие этого мы разом и сотворены и рождены. В нас, детях двух Адамов, живут разом и тварный человек и рожденный Богами. От того, с каким из них мы отождествляемся персонально, зависит, кем становимся - Каином или Петром.
   У них разные судьбы. Что сказано богами потомкам первого Адама? - Плодитесь и размножайтесь! А что сказано потомкам второго Адама? - Любите друг друга! - ибо вы живы в Вечности.
   Мы помним, что сын первого Адама Каин убил своего брата Авеля. А сын второго Адама апостол Петр был остановлен своим Отцом, когда бросился с мечом на Малха, пришедшего среди прочих арестовать Иисуса Назорея.
   Был остановлен.... Но всё же бросился в стремлении убить. Это свидетельствует о присутствии в одном лице двух мужей - тварного и рожденного, работника и сына. Почему же сын был остановлен богами, а работник нет?
   Потому, что работник отчужден от хозяев: он не пребывает в общении с ними, но имеет только указания от них; то есть живет сам по себе, имея закон. Но закон, будучи мертвым словом, прямо не участвует в воле, только через память. Отсюда и легкость преступления. Сын же пребывает в живом общении. Отсюда, невозможность преступления, поскольку живое слово Родителей и живая сила слова участвуют в воле Сына.
  
   ВЫСШИЙ ЗАКОНОДАВЕЦ
  
   Не нужно искать Высшего Законодавца; достаточно предположить его существование и присутствие. Исходя из последнего - располагать свою волю в формате общения, а не в формате делания. То есть быть как лицо, а не как агент. Как лицо ты существуешь только в общении и отношении к другому лицу. Иначе, ты - агент (= деятель). И сколько бы ты при этом не рефлектировал: "это я", - твоё "я" будет лишь продуктом делания, скульптурой, портретом, маской...
   Нужно стараться всегда существовать в модусе общения; и, если делать что-то, то только в присутствии другого лица, снискивая честь в его глазах, не теряя уважения к другому, достоинства своего лица и приличия в присутствии почитаемого Старшего.
   Такова подлинная йога, если угодно. Усеченная и абстрактная проекция высказанной мною выше правильной позиции в деянии находится в предписании популярной йоги - делать не привязываясь к цели делания, или делать не ради результата, не ради продукта... Но, тогда, ради чего? - не ради чего, но ради НЕГО!
  
  
   "Г"
  
   ГДЕ РОДИЛСЯ ХРИСТОС ИИСУС?
  
   Многие справедливо недоумевают: отчего Израиль не христианская страна? Ведь именно там, в славном Вифлееме родился богопомазанный Царь Израиля, Мессия Иисус Назарянин...!? Ведь не в Волге, а в израильском Иордане получил он Крещение от рук пророка иудейского Иоанна, и помазание Духом Святым. Именно с иудейского неба слетела на главу его Голубица Нетленная.
   Сам Иисус также согласился со своим помазанием на царство Израильское. Когда Пилат, в качестве уполномоченного судьи, спросил его: Ты царь иудейский? Иисус ответил: ты сказал!
   Именно по израильским городам и весям ходил Иисус во свидетельство своего Помазания. Конкуренции именно с Ним, Помазанником, испугался царь иудейский Ирод, беззаконно казнивший Иоанна пророка. Именно его появления испугались политизированные первосвященники иудейские. И как раз они приложили руку к тому, чтобы Иисус был осужден и казнен. И не где-нибудь, а в Иерусалиме!
   Наконец, именно израильтяне сохранили и распространили свидетельства о Нем, и создали церковь исповедания Имени Его....
   Так в чем же дело?! Почему Израиль не христианский? Почему вместо этого вся дальнейшая история отмечена враждой иудеев и христиан?
   Как ни странно, ответ лежит на поверхности; и ларчик открывается весьма просто. Дело в том, что второй Адам Иисус родился вовсе не в Иудее, а в Риме! Во вселенской Римской Империи. И родился он не как царь Израиля, а как вселенский Царь и Родоначальник нового безгрешного человечества. И звезду, возвестившую Рождение Его, узрели в небе не иудейские священники, но Волхвы с Востока. От них Ирод узнал о рождении Царя, но воспринял это не как промысел Божий о народе Своем, а как рождение политического конкурента своему княжескому дому.
  
   И поскольку "свои Его не приняли", то ходил Он с вестью о Спасении фактически не по израильской, а по римской земле.
   Также осужден Он был римским судом, по римскому праву, и казнен по римскому обычаю - через повешение на дереве. По контрасту, Иоанн Креститель был осужден судом Ирода, царя иудейского; и казнен по иудейскому обычаю - через отрезание головы. Таким образом, принесение Иродом в жертву Иоанна Крестителя совершенно по образу жертвы Аврамовой: как принесения в жертву первенцев израилевых; и принадлежит, через это, народу Израиля, а не всему человечеству.
   Жертвоприношение Иисуса, совершенное Богом Отцом, выглядит совершенно иначе: оно похоже на возвращение яблока знания, сорванного Адамом с Древа Познания добра и зла. Будучи повешенным на этом древе и умерев на нем, Иисус искупил грех первого Адама; и воскрес уже на другом дереве, став плодом Дерева Жизни, обретя жизнь вечную.
   Возвратившись таким образом в Рай, откуда люди были изгнаны в лице первого Адама, Иисус Христос стал вторым Адамом, родоначальником нового искупленного человечества.
   Между тем, иудаизму не только совершенно чужд такой род казни, но он почитается скверным. "Проклят всяк повешенный на древе", - сказано в Писании.
   Не зря даже Креститель, невзирая на знамение слетевшее с небес, сомневался в помазании Христа Иисуса и присылал, в связи с этим, посланцев из темницы Иродовой спросить: Ты ли это, или Другого чаем?
   Но особенно говорящим является имя любимого ученика Христа Иисуса, Иуды, предавшего его. Волею или неволею, но Иуда послужил символом отказа Израиля от Милости Божьей, оказанной рождением Сына Божия в еврейской семье. В лице Иуды все иудеи предали своего Бога, и умерли навсегда для Царствия Божия.
   Так завершилась история племени хибру (евреев). В Начале их призрел Господин и сделал народом избранным, Израилем. Затем они согрешили в очах Божьих и перестали быть таковым. Нынче христиане суть Израиль, или народ избранный Богом на земле для Своего прославления и рождения Сынов Себе.
  
   ГЕРБЕРТ - НАШ УЧИТЕЛЬ
  
   "... способность (познания), которая задает вопрос, существует ли вещь, - не та, которая вопрошает, что она такое, или откуда она".
   Этим проницательным наблюдением мы обязаны Герберту Черберийскому. Хотя Герберт полагает, что у единого муж обладает двумя различными познавательными способностями, более адекватным подходом было бы признание существования в едином человек двух мужей (двух разных субъектов): их познавательные активности представлены разными векторами; и более того, лежащими в разных планах экзистенции.
   В самом деле, оглянемся на себя и признаем, что "я", задающийся вопросом о существовании предмета, вовсе не тот "я", который интересуется тем, как его использовать с выгодой.
   И это так замечательно - прийти к открытию потенций личного существования со стороны вопроса, каким задаешься! Разве это не существенная проработка персонального феномена?
   И ЕЩЁ ОДНО замечательное наблюдение Герберта - "свобода - это элемент бесконечности",- в конечном существе, надо понимать?
   Такие меткие слова заставляют ещё раз задуматься над понятием свободы. Почему можно так сказать? С какой стороны это схвачено?
   Если мы посмотрим на волю, как на динамическую систему, обладающую интеллигенцией и силой, то свобода означает разомкнутость, открытость этой системы, не полную её определенность. Собственная интеллигенция воли не закрывает это зияние. В таком случае, муж верящий в судьбу бросает жребий. Но разумный муж ищет замыкания в "разуме, приходящем извне", или божественном разуме (по Аристотелю). И в том и в другом случае муж осуществляет трансценденцию, ради определения своей воли. Эту трансценденцию, полагаю, и следует считать "элементом бесконечности"?
  
  
   ГЕРМЕНЕВТИКА
  
   Классическая герменевтика исходит из универсальности человека и, соответственно, универсальности общения, в котором явились интерпретируемые слова. То есть, рассматривает сообщение, как адресованное нам. При таком подходе, любой интерпретируемый автор обращается к универсальному человеку: Адаму, вне времени и места. Так, речь апостола Павла, например, воспринимается как обращенная к нам, но, как бы не прямо, а на расстоянии, в виде посланного нам письма. Как то и было исторически - Павел составлял послания, сиречь, письма, обращенные к поместным церквям; к Коринфской церкви, в частности. Но мы - не первые христиане, и послание адресовано не нам, даже если живем в Коринфе.
   Мы это негласно признаем тем, что берем слова этого письма и начинаем понимать их разумно, сиречь толковать, или интерпретировать; и находим в них различные смыслы, как то: анагогический, тропологический, аллегорический, буквальный и так далее.
   Таким образом мы, фактически, становимся в позицию школяров, архивистов или судей.... И упускаем из виду изначальную принадлежность этих слов ситуации живого общения. Апостол обращался с речью не к человечеству вообще, но - к братьям своим во Христе Иисусе. И они воспринимали его речь как слова близкого им человека. Это значит, понимали их напрямую, а не герменевтически: не в результате истолкования.
   Мы суть они? Или нет? Частию да, как христиане; но полностью - нет.
   Так что же нам сделать, чтобы слова Павла дошли до нас?
   Ответ на этот вопрос и берется дать наука Герменевтика. Она изучает смыслы и значения и возможности символов доносить до нас эти смыслы. Пусть так. Но кто они, жрецы этой науки? Философы? Могут ли они помочь, - даже если они суть церковные философы, сиречь богословы?
   Может быть, да; а может быть, и нет. Поэтому первым правилом практической герменевтики должно быть, как нам кажется, вхождение в ту ситуацию общения, в которой и были произнесены речи, которые мы жаждем понять, - через уподобление братьям, в уши которых изначально вложены были данные слова.
   Без этого уподобления, все премудрости языка, знаков и смыслов могут, вместо помощи, отдалить нас от понимания.
   Отсюда следует, что настоящая герменевтика должна перестать быть только школярской премудростью толкования текстов, но стать наукой ОБЩЕНИЯ. Ибо, ведь, тексты вначале были словами обращенными к конкретным людям, то есть принадлежали актам общения. Поэтому, прежде филологических штудий, нам следует, наверное, пытаться восстановить ситуацию общения, уподобиться общающимся, и только с учетом этого опыта прилагать к словам общения текстологическую премудрость.
   АМИНЬ!
  
   ГЛАВНОЕ СЛОВО ЖИЗНИ
  
   Прочитав заглавие, мои читатели тут же встрепенутся и воскликнут: "Ясное дело - любовь!".
   И я с ними почти соглашусь, - в том смысле, что главное в жизни действительно Любовь. Но я теперь не о любви, а о слове....
   И тут уже очевидность ответа исчезает. Ведь, любя, совсем необязательно произносить слово "любовь" (?). Больше того, если кто повторяет слово "люблю!" наедине с собой, или даже признаваясь кому-то, он не любит поистине - просто тешится, или любит себя, свои чувства; рефлексирует, так сказать....
   Мне, вашему покорному слуге, с расстояния прожитых лет, отчего-то слышится и читается, в качестве Главного, слово "НЕЛЬЗЯ!", или - "запрет", "заповедь", "харам".
   Мнение о сём не заимствовано мною из Священного Писания, но убеждение моё в справедливости его может быть поддержано, и поддерживается Словом Божьим.
  
   Вспомним Адама и Еву. Каков главный Дар получили они от Бога Творца?
   Можно сказать - Райский Сад, Эдем как место жительства. Но, прежде чем жить в Раю, они должны были получить саму Жизнь! Дар, который первые люди должны были беречь, ибо Дыхание приходит и уходит.... И чтобы было куда прийти Ему, нужно иметь сосуд открытый, могущий приять Дыхание; а чтобы не ушло Оно, нужно уметь закрыть сосуд на сильном ветру.
   И вот, вот сотворил Бог человека из глины в качестве сосуда для Дыхания Своего, Дыхания Жизни, и дал в руки ему крышку от сосуда, чтобы открывал и закрывал сосуд, когда нужно.
   Не об этой ли "крышке" сказал Спаситель: Открывайте в себе врата Жизни..."?
   И крышка это - Заповедь, или Закон: всё, о чём свыше сказано: "Нельзя!"
   И Закон этот вечен. Ибо, "ни одна "йота" или "черта" не прейдёт из Закона Божия", - сказал тот же Спаситель мира.
   Но прежде Творец сказал первым людям: соблюдайте Запрет; чтобы вам не утратить Дыхание Жизни, смертию бы не умереть.
  
   То было первое общение человека с Богом, из которого люди узнали о существовании "НЕЛЬЗЯ". До того Адам и Ева знали только мягкое и твёрдое, горькое и сладкое, болезненное и приятное, горячее и холодное, отвратительное и желанное .... Теперь же узнали о существовании Запретного, и получили первый Закон для воли своей - источник всех других законов, то есть всех запретов.
   И Закон этот гласит: обо всём, что нельзя делать узнавайте только у Меня!
   Сами вы не можете это узнать: только будете лгать, называя "добром" приятное и желанное, и "злом" - нежеланное и неприятное вам!
   Потому за всяким "Нельзя" обращайтесь ко Мне, и будете знать!
  
   Откуда мы и делаем вывод, что на путях своих должен человек всегда иметь Ухо, обращённое к Творцу, Господину Вселенной, с желанием слышать от Него слово "Нельзя!".
   Это самое громкое слово Божье в мире, и всяк может слышать Его, если пожелает того искренне и с доверием к Отцу Небесному.
   Только в услышании Заповеди и соблюдении Её открывается для Человека общение с Богом. И, вместе, открывается сосуд души его для Дыхания Божьего, или Врата Жизни вечной, не знающей смерти, открывать которые в себе и призвал Христос Иисус соблюдением Закона истинным.
   В соблюдении Закона рождается Любовь. Мы любим того, кто соблюдает Закон Божий. Именно его Лик излучает Свет и кажется нам прекрасным. А того, кто преступает Закон, мы только жалеем, ибо видим его уродливым и несчастным.
  
   Потому и полагаем, что главное слово в жизни - "Нельзя!". И хотим слышать его почтительно от Господа Бога нашего всякий день и всякий час на каждом шаге своём.
   И когда уважим Заповедь и воздержимся от запретного плода, тогда Любовь подскажет, что делать далее.
  
   ГЛАВНАЯ ЗАПОВЕДЬ ИУДАИЗМА С ПРАВОВОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
  
   Некоторые желающие редуцировать Христа Иисуса до реформатора еврейского закона, характеризуя законодательную реформу Христа, говорят, что Он одушевил, или одухотворил закон, до того бывший лишь мёртвой буквой и призвал следовать закону в духе его, - и в этом якобы заключается его новая "мессианская Тора". Однако, говоря строго, требование: не отступать от духа закона, обращено к суду и напоминает о том, что слова: "правый суд", - означают суд не по букве только, но согласно духу закона. Здесь нет ещё никакой законодательной реформы. Между тем, обесценивание в глазах Бога ритуального свода правил манипулирования богом - его улещивания, подкупа, выкупа, дипломатических переговоров, наказания, шантажа, привлечения к себе и т.п. - и перенос важности на гражданскую часть кодекса суть подлинная реформа Закона.
   Одушевление, или одухотворение еврейского Закона, приписываемое Иисусу Христу, сопровождается, в логическом плане, сведением закона к единой формуле, из которой якобы дедуцируется всё еврейское законодательство. Эта единая формула одновременно рассматривается как высший конституционный принцип, которому должен подчиняться любой другой закон. То есть, мы говорим, в таком случае, о поверке духа всего законодательства универсальным критерием истинности, или правоты закона.
   Что же это за единая формула или принцип - логический эквивалент духа Торы (закона Моисеева)? В Евангелии есть место, где Иисус вызывает на авансцену авторитет современных ему еврейских раввинов, вопрошая у еврея, сомневающегося относительно Него: "Какая заповедь наивысшая?". И тот отвечает, согласно учению талмудистов: "Возлюби Бога всем сердцем и всем помышлением твоим, и ближнего твоего как самого себя". Ну, вот, - говорит Иисус удовлетворённо, - в этой заповеди весь закон и все пророки! То есть, примени этот критерий к делам моим, и тогда суди, прав ли я пред законом. Отсюда некоторые современные раввины делают далеко идущие выводы о несостоятельности Иисуса Галилеянина как реформатора иудаизма. Всё, провозглашаемое Им, уже было, мол, во Второзаконии, у пророков и раввинов. И что же привнёс Иисус?!
   В самом деле, тут ни убавить, ни прибавить, потому что столь любимая многими формула Второзакония: "Возлюби Бога и т.д."; кажущаяся такой ясной, такой очевидной и всебъемлющей - по сути, вообще уничтожает закон. Ибо в законодательстве любая неопределённая формула даёт простор толкованию, в котором закон реально исчезает, как таковой, - как предел и граница. А попробуйте изобрести формулу с более широкой неопределённостью, чем любовь к Богу! Широта этой формулы безгранична. Можем ли мы думать, что великий Царь небесного города не понимал логической абсурдности столь неопределённого принципа и его губительной силы? Едва ли.
   Возвращаясь к Иисусу, можем утверждать, в таком случае, что Он пользовался этой формулой Второзакония софистически, в полемических целях. Просто тыкал евреев носом в уничтожающие противоречия в их же собственном законе; противоречия, фактически лишающие их возможности судить. Таким образом Он показывал, что суд их относительно Него и дел Его просто ничтожен. Что на самом деле главная заповедь имеет такую коррупционную ёмкость, что позволяет всё что угодно, - и отсюда неуместна показная скрупулёзность в соблюдении отдельных норм. Возможно, эпатирующее поведение учеников Христа в части некоторых норм еврейского закона было намеренным и имело под собой вполне киническую подкладку - обличить всеобщее ханжество в соблюдении Закона.
   Всё вышеизложенное позволяет заключить, что главнейшая заповедь Второзакония: "Возлюби Бога и т.д." - есть не более чем софистическое упражнение. Соответственно правовая цена такого закона - нулевая.
  
  
   ГОВОРЯ ОБ ИИСУСЕ...
  
   Говоря об Иисусе Христе, важно заметить себе, что абсолютное послушание Отцу небесному (= Богу) другой стороной имеет абсолютное непослушание человеку. Это вновь отсылает нас к "таннаям" (= зелотам), характерной чертой убеждений которых было послушание только Богу и неподчинение человеку, и, значит, крайний политический анархизм. Также Иосиф Флавий отмечает готовность "таннаев" страдать за свои убеждения. Сказанное сближает Иисуса Назорея со школой Иуды Галилеянина. Иисус , сам выходец из Галилеи, не мог избежать влияния этой школы, если и не был прямым учеником Иуды. Похоже, что к зелотам принадлежал Иуда из Кариоты, ближайший сподвижник Иисуса.
   Внешние (римляне и евреи) звали Иисуса "Галилеянином": едва ли только по местности происхождения: ведь по месту рождения он носит кличку - Назаретянин (Назареянин); ожнако, такое прозвище даётся в бытовом обороте, Иисус же был вовлечён в оборот политический. Отсюда мы вправе предположить, что кличка Галилеянин прилипла ко Христу именно из-за отождествления его с Иудой Галилеянином.
  
   ГОЛГОФА КАК ОТКРОВЕНИЕ ТРОИЦЫ
  
   "И к злодеям причтён..." - говорит Традиция о суде мирском над Христом Иисусом из Назарета.
   Видимым публичным знаком этого неправого суда явилось повешение Христа на Голгофе вместе с двумя разбойниками, осужденными за злодеяния и преступления закона. В связи с чем и возникло в христианской речи устойчивое словосочетание: "Меж двух разбойников".
   Евангелист Лука свидетельствует:
   "Вели с Ним на смерть и двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону...".
   Имена разбойников тех известны из Евангелия от Никодима, и суть Дисмас и Гестас.
   "Правая" и "левая" стороны помянуты здесь неслучайно. Они описывают не расположение виселиц на холме, а факт разделения Правого и Левого в мистерии Казни Спасителя; или разлучения Божьего и Сатанинского. Разлучение это знаменовалось расхождением двух разбойников, двух сопричастников Казни, в их отношении ко Христу Распятому.
   Дисмас (левый) поносил и неправо обличал Христа в самозванстве; правый же, Гестас, напротив, признавал священство Иисуса и просил Его: "помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!"; и увещевал левого разбойника не хулить Христа, взывая к совести и благоразумию его, говоря: "или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал".
   Это разделение людей пред лицом Бога Живого на левых и правых, на подлинных злодеев (Дисмас) и тех, кого только мир счел злодеями (Гестас), на противников Господа и союзников Его, есть ничто иное как Страшный Суд.
   Таким образом, в казни трех на Голгофе имеем знамение и провозвестие, и откровение Страшного Суда.
  
   Но, кроме того, сам факт наличия трех крестов и трех лиц, распятых на них, отсылает нас к Троице или Треипостасию Бога.
   Наличие на Лобном Месте трех идентичных крестов подтверждено позднейшими раскопками.
   Сократ Схоластик сообщает, что раскопки на Голгофе, проведенные равноапостольной царицей Еленой, позволили обнаружить практически три идентичных креста. При этом подчеркивается именно идентичность их. По словам Схоластика, чтобы выяснить, какой именно крест принадлежал Иисусу, потребовалось чудо. Эта неразличимость крестов определенно отсылает нас к Тройце.
   Крест Благоразумного разбойника, согласно традиционной версии, в 327 году был установлен императрицей Еленой на острове Кипр. Последующее Предание церкви сопрягает крест разбойника Дестаса с присутствием на Голгофе Духа Свята.
   Об этом кресте преподобный игумен Даниил в своем "Хождении игумена Даниила" (XII век) сообщает следующее:
   "Стоит же тот крест на воздухе, ничем не прикреплен к земле, но так, Духом Святым носим в воздухе...".
   О Духе Святом на Голгофе свидетельствует также присутствие на месте казни матери Иисуса, Марии, олицетворяющей Шехину, или Дух Свят.
   К Богу Отцу - как ни покажется странным - отсылает крест разбойника Дисмаса. Отсылает от противного. Как это бывает в жизни, когда вспоминаем мы о Боге и обращаемся к милости Его, впавши в руки Противника, Дьявола. Это и означает приходить к Богу от противного.
   Таким образом, созерцая вместе три одинаковых креста на Голгофе, можем и должны мыслить Треипостасность Бога, или поминать Троицу.
  
   P.S. Вглядываясь в помещенную здесь для иллюстрации картину, можем прозревать в ней и знамение восстановления Рая как обители человеков. На изображении видим, что Крест Иисуса вырастает из пня. Этот пень знаменует собой срубленное Древо Познания, взращенное на земле грешным Адамом. Новый Адам в лице Христа Иисуса срубил это древо и насадил вместо него Древо Жизни, вокруг которого и собралось новое человечество в лице приверженцев Иисуса Назарянина. Древо, под сенью которого они собрались, знаменуется здесь Крестом Господним.
  
  
   ГРЕХ КАИНА - В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ?
  
   Этот вопрос может казаться странным. Все как будто знают, что это был грех братоубийства: Каин убил Авеля. Однако, не всё так просто. Вспомним фабулу дела. Конфликт между сынами Адама (а следует заметить, что сыны Адама это вообще люди, поэтому притча носит универсальный характер) возник из того, что Бог призрел на жертвы Авеля и не призрел на жертвы Каина. То есть, Авель оказался более успешным в начинаниях своих. Очевидно, это послужило тому, что Авель стал выситься над Каином. Последнему как старшему это не понравилось. Тем более, что успехом в делах можно быть обязанным Богу, а можно и волхвованиям. Кто точно скажет? Здесь нужно испытание. И Каин вызывает Авеля на испытание, в поле, то есть на "суд божий", или на судебный поединок.
   Здесь нужно заметить, что "поле" нельзя рассматривать просто как удобное место для поединка. Поле - местообитание полевых богов. Это боги дикой природы. Бог, говоривший с Каином перед выходом в поле, не принадлежит к полевым богам. Это родовой бог, бог его отца, Адама. Его местообитание - дом. Мы видим чёткую границу между владениями этого бога и владениями полевых богов - порог дома. Бог дома Адамова предостерегает Каина от пересечения этой границы: "За порогом грех лежит..." - говорит Бог Каину - "и он влечёт тебя к себе".
   Что же это за грех? Относясь ко всему контексту Ветхого Завета, мы можем уверенно сказать, что это грех служения другим богам. Ведь отдать полевым богам суд с братом своим есть акт служения им. Бог Адама (Он же Бог Авраама) бог цивилизации противостоит полевым богам. И обнаруживает свой характер уже на этих ранних ступенях Священной Истории.
   Привлекает внимание, в этом плане, также запрет Бога мстить Каину за убийство Авеля. Если бы вина Каина заключалась в убийстве, то он подлежал бы смерти. Око за око! Но это не было убийством. Это был честный поединок, дуэль, суд божий. Но боги были другие. В этом дело. Не случайно с именем Каина в русском языке связан глагол "каяться". Именно покаяния (раскаяния) ждёт Бог от Каина, поэтому и не разрешает преследовать его за братоубийство, поскольку находит в нём иную вину - богоотступничество. А эта вина искупается только раскаянием, но не смертью.
  
   ГУЛАГ КАК УНИКАЛЬНЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ
  
   Когда в обстановке послевоенной разрухи перед СССР встала необходимость срочного создания собственной атомной бомбы - не в качестве претенциозного коммунистического проекта, а как задача буквального выживания перед лицом утверждённого Вашингтоном плана уничтожения Советского Союза ядерным оружием, - гением Наркома Внутренних Дел Лаврентия Берии "Гулаг" был мобилизован на осуществление Атомного Проекта СССР.
   Лица, осуждённые Родиной как "враги народа" были вновь призваны на служение Ей. Благодарная энергия оправданных была просто бесконечна!
   Одни и те же списки лиц, вовлечённых в Проект, были одновременно наградными и "расстрельными" - наградными, в случае успеха, и репрессивными, в случае провала.
   В итоге всего за четыре года был сделано невозможное - построена атомная промышленность, разведаны и разработаны запасы урановой руды, создана и испытана атомная бомба, запущена первая в мире атомная электростанция, начаты работы по созданию атомных двигателей ракет.
   Срок был настолько коротким, что обетованная борода Курчатова не успела дорасти до пупа!
   В этой исторической перспективе "Гулаг" выглядит несколько иначе, чем привыкли видеть его глазами врагов, хотевших нас уничтожить.
   И возможно, в сакраментальных словах "необоснованная жестокость советской власти в отношении собственных граждан" следует удалить частицу "не" (?).
   Ведь не просто исторический успех СССР, а настоящие чудеса развития, явленные миру советским обществом, могут дать тому оправдание.
   В противном случае нужно отрицать всю мировую историю цивилизации, сопровождавшуюся многими "невинными" жертвами.
   Стоит напомнить в этой связи, что американские коммунисты, супруги Розенберг, принявшие участие в Атомном Проекте, были казнены на электрическом стуле. О других казнённых в ходе этого проекта нам ничего не известно.
   Неплохо также помнить, что в СССР "Мирный Атом" предшествовал созданию ядерного оружия, и что именно усилия советских учёных по мирному использованию ядерной энергии и послужили фундаментом для последующего оружейного применения, спровоцированного политикой США.
   Если кто-то думает, что идея использовать труд заключенных на стройках социализма принадлежала "отцу народов" тов. Сталину, то он ошибается! Автор и реализатор этой идеи - заключенный Соловецкого Лагеря, одесский еврей, Нафталин Аронович Френкель; ставший в последствии Начальником Строительства Беломорканала, и затем - Начальником строительства БАМа.
   Под его руководством всего за 20 месяцев в условиях Севера, вручную, был построен судоходный канал со шлюзами и плотинами протяжённостью 227 км! А также - столица Беломорканала, город Медвежьегорск.
   Совершенно неслыханное по тем временам свершение, которое смело можно рассматривать предшественником Атомного Проекта Л.П.Б.
   В Беломор-Балтийском лагере был организован музей, работала библиотека, создан свой театр, играл свой оркестр.
   Среди ЗК (Заключённых Каналорамейцев) было развито ударничество. Ударникам выплачивалась премия. Портреты ударников рисовали лагерные художники и выставляли их на всеобщее обозрение. Выпускалась своя газета. Поэты из заключённых сочиняли стихи.
   ЗК награждались правительственными наградами, орденами и медалями. Из них 15 человек были награждены "Орденом Трудового Красного Знамени".
   Награждение орденом означало реабилитацию и освобождение.
   На открытие канала в 1933 году приехал лично Иосиф Сталин вместе с Сергеем Кировым. За ними канал посетили советские писатели во главе с Алексеем Толстым и Максимом Горьким. Они же написали книгу о строительстве и жизни Беломорканала.
   Этой великой стройкой началась героическая эпопея Гулага. Отрицать которую значит плюнуть в лицо всем нашим соотечественникам, которые за десять лет сумели подготовить страну победившего социализма, нашу с вами Родину к решительной схватке с мировым Капиталом.
   Говоря более конкретно, опыт, накопленный гениальным организатором Лаврентием Берия на стройках "Пятилеток" сыграл решающую роль в нашей победе в Великой Отечественной войне. Предвидение Сталина в соединении с уникальным опытом Берия выразилось в том, что уже в 1939 за Волгой и на Урале началось строительство заводов-дублёров оборонной промышленности. Строились точные копии предприятий Москвы и Ленинграда. Одновременно прорабатывался подробнейший план эвакуации их и запуска на новом месте - каждый болт, каждая гайка "знали" свой ящик. Без этого точного плана и строительства цехов эвакуация оборонных предприятий в такие сжатые сроки оказалась бы невозможной. Излишне говорить, что весь состав НКВД принимал участие в гигантском труде территориального перемещения советской промышленности.
   Эта великая заслуга Берии замалчивалась в позднейшей советской историографии, поскольку его объявили "врагом народа" и подло убили. Из-за этого в истории Великой Отечественной Войны образовалась лакуна, которую заполнила ЛОЖЬ о нашей якобы "неподготовленности".
   Теперь пришло время сказать правду - никакая страна Европы не была так готова к грядущей войне, как СССР. И этой готовностью мы обязаны Иосифу Сталину, не занимавшемуся "шапкозакидательством", и гениальному управленцу Лаврентию Павловичу Берии. Вечная Память и благодарность наша им!
  
   ГУМАНИТАРНАЯ ДИСКУССИЯ
  
   Гуманитарная дискуссия - это не учёная дискуссия. Это противостояние соблазну, обличение греха и утверждение базовых принципов, - как это преломляется в конкретных вопросах. Учёная дискуссия - это не о человеке, сиречь не о нас с вами.
   "Человек" как предмет науки это вовсе не человек, - а только предмет науки, названный именем "человек".
   Наука не отвечает ни на один человеческий вопрос. Жизнь людей строится не на науке, а на убеждённости в неизменной справедливости базовых принципов, которые высказываются о человеке. Если в этой нравственной сфере - размытость; то это болезнь, за которой неизбежно следует разврат и разложение мира. И возрождение происходит опять через укрепление базовых принципов. Иными словами, человек это вера. Все главные институты общества зиждутся на вере. Об этом не говорится прямо, но если "копнуть", то в рациональном плане обнаружится пустота. Вы обнаружите базовые нравственные принципы, в которые можно только верить - признавать их или нет. Обосновать их нельзя, потому что обоснование - в трансцендентном Отце человеков.
   Слово "антигуманность" означает "против человека", если переводить с латыни. Всё что отрицает человека суть антигуманно. Если мы не смешиваем человека с другими живыми, а говорим именно о человеке, то антигуманно отрицание собственно человеческого. А собственно человеческое - это свобода и нравственность, как нераздельные. И если нет понимания нравственного начала как абсолютного и никак не связанного с мозгом и его повреждениями, то это не вопрос ума или образования, это вопрос степени развращённости, - если не натуры, то по меньшей мере, мышления.
  
   ГУМАННОСТЬ
  
   0x01 graphic
  
   Общеизвестно, что символом гуманности является ГИЛЬОТИНА. Просвещенцы внедрили ее в политическую жизнь исключительно из соображений гуманности: смерть казнимого должна, по их мысли, происходить быстро и безболезненно.
   Изобретена гильотина давно: конструкция ее восходит к "галифакской виселице", известной с 1066 года.
   В начале XVIII века во Франции пользовались многими способами казни, которые часто были болезненными, кровавыми и мучительными. Повешение, сжигание на костре, четвертование были обычным делом. Богатых и влиятельных людей обезглавливали топором или мечом, в то время как для исполнения наказания простого населения часто использовалось чередование смерти и пыток. Эти методы преследовали двоякую цель: наказать преступника и предупредить новые преступления, поэтому большинство казней проводилось публично. Постепенно в народе росло возмущение таким чудовищным наказаниям. Эти недовольства подпитывались главным образом мыслителями Просвещения, например, Вольтером и Локком -- теми, кто приводил аргументы в пользу более гуманных методов исполнения наказания. Одним из их сторонников был доктор Жозеф-Игнас Гильотен.
   Использовать гильотину врач и член Национальной Ассамблеи, профессор анатомии, политический деятель, член Учредительного собрания, друг Робеспьера и Марата, Гильотен предложил в 1792 году. Собственно, его именем и была названа эта машина для обезглавливания.
   В апреле 1792 года, после удачных опытов над трупами, в Париже, на Гревской площади, была произведена первая казнь новой машиной -- первым казненным стал разбойник по имени Николя-Жак Пеллетье. После казни Пеллетье обезглавливающей машине дали название "Луизетта" или "Луизон", по имени ее проектировщика -- доктора Луиса, но это название вскоре было забыто.
   Гильотина оставалась официальным методом казни во Франции до 1977 года.
  
   "Д"
  
   ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ СОЦИАЛИЗМ ПОТЕРПЕЛ КРАХ?
  
   Завершая свое эссе, озаглавленное "Мы больше не Нововременные", французский философ Бруно Латур пишет:
   "У нас почти нет выбора. Если мы не изменим наш общий дом, нам не удастся вместить в него другие культуры, над которыми мы больше не можем господствовать, и мы уже никогда не сможем принять в нем ту окружающую среду, которую больше не можем подчинить себе. Ни природа, ни Другие не станут нововременными".
   "От нас зависит изменить нашу манеру меняться. Или напрасно пала берлинская стена в чудесном году двухсотлетия Французской революции, преподав нам этот уникальный урок одновременного краха социализма и натурализма".
   В этом высказывании мы прочитываем одновременное крушение двух бастионов Нового Времени, как они представлены у Бруно Латура. Именно эта одновременность падения как голого конструктивного принципа социальной справедливости, так и будто бы "следования природе человека", отличает ту трактовку падения берлинской стены, которую преподнесла нам пропаганда Запада, остающегося Нововременным, вопреки призывам Латура.
  
   А именно, нам говорят только о "крахе социализма", - что является неправдой. На деле, согласно Латуру, социализм никуда не делся. О нем можно умалчивать, но нельзя удалить из политической жизни. В правдивой, а не конъюнктурной, исторической перспективе речь не может идти о крахе социализма, но - только об историческом развитии российского общества, которое, подростково восприняв модную идеологию социализма, как раз и вклинилось в обнаружившийся на рубеже веков разрыв между "вещами" и "природой", - в терминологии Бруно Латура.
   И это наше якобы (наконец!) вступление в европейское Новое Время - увиденное в парадигме: "мы" и "варвары" - есть чистая иллюзия, демонстрирующая как раз неспособность современного Запада вместить "Других". О каковой неспособности, как подлежащей преодолению, как раз и говорит Бруно Латур.
  
   Для России 20-го столетия коммунизм явился обнаружением русской одухотворённости: политической верой в Добро. Именно поэтому, разочаровавшись в силе коммунистических идолов, распропагандированная и дружно сменившая веру Россия после "перестройки" дружно побежала под купола капиталистического храма.
   Главное в этом - ВЕРА; без которой Россия жить не может. Но, для Запада, - как теперь выяснилось, - борьба с коммунизмом не была обнаружением альтернативной веры, но - войной за сохранения глобального доминирование Запада как бастиона Нового Времени.
  
   ДЕКАРТ ЛЖЕЦ. ПОЧЕМУ?
  
   Рене Декарт в "Размышлениях о первой философии...":
   "Когда, к примеру, я представляю себе треугольник, то, хотя такой фигуры, быть может, нигде на свете, кроме как в моей мысли, не существует и никогда не существовало, все равно существует ее определенная природа, или сущность, или, наконец, неизменная и вечная форма, которая не вымышлена мною и не зависит от моего ума. Отсюда ясно, что могут быть доказаны различные свойства этого треугольника, например, что три его угла равны двум прямым, что наибольшему его углу противолежит наибольшая сторона и т. п.; /.../ я способен измыслить несчетное число других фигур, относительно которых не может быть подозрения, что они когда-либо проникли в мое сознание через посредство чувств; а между тем я способен доказать самые различные их свойства не менее точно, чем свойства треугольника. Все эти фигуры, несомненно, истинны, коль скоро я познаю их отчетливо, и, таким образом, они являются чем-то, а не чистым небытием".
   И если из одного того, что я способен извлечь идею какой-то вещи из собственного сознания (ex cogitatione), действительно следует все то, что я воспринимаю ясно и отчетливо как относящееся к этой вещи, неужели я не могу также извлечь из этого аргумент в пользу существования Бога? Ведь, несомненно, я нахожу у себя идею Бога, т. е. наисовершеннейшего бытия, точно так же, как я нахожу идею любой фигуры или числа; и я не менее ясно и отчетливо постигаю, что вечное бытие еще более присуще его природе, нежели все те свойства, относительно которых я доказываю, что они присущи какой-либо фигуре или числу; в силу этого, хотя не все то, о чем я размышлял в эти последние дни, оказалось истинным, бытие Бога для меня приобрело, по крайней мере, ту степень достоверности, какую до сих пор имели математические истины".
   Очевидно, что нет равенства между треугольником и богом, - в том числе и в смысле возможности и ясности представления, и последующего изучения свойств. Также нет равенства между богом и "наисовершеннейшим бытием", хотя идея второго не менее смутна.
   Треугольник сконструирован нами, поэтому он и отчетлив. Если вам угодно сконструировать какое-то концептуальное представление и обозвать его "богом", - тогда вам по пути с Декартом. Если же для вас Бог - не концепт, извлеченный из шкатулки сознания, тогда - не по пути.
   Я, в свою очередь, полагаю, что Декарт врет. Что называется, "натягивает". Но зачем? Что им движет? Стяжает лавры умника на поприще доказательств бытия бога? Он все ещё схоластический ученый?
   Здесь поле для герменевтических предположений.
  
   ДЕМОКРАТИЯ
  
   Демократия - это практика, легитимный обычай. Не случайно выражением принципа европейской демократии считается британский корпус Common Law, или Обычное Право. Если общество подчинено теории - это уже не демократия, но - идеократическая авторитарная формация.
   Названная в заглавии политическая практика не может считаться безусловно успешной. Первородная демократия, давшая имя нашему политическому устройству, давно умерла там же, где и родилась, в античной Греции. Современная "демократия" далеко отстоит от своей прародительницы. И если она относительно успешна, то возникает вопрос: благодаря чему? - Своим исходным принципам или тому, что далеко отошла от них?
   Если мы буквально переведем термин "демократия" как "власть народа" мы получим просто политический лозунг, в который всяк волен вкладывать разнообразное содержание - ибо, что есть народ, и что есть власть...? Стендаль в свое время заметил, что "мы называем республикой (делом народа) нынешнее неустойчивое состояние общества за неимением другого имени".
   О "народе", во всяком случае, можно безошибочно утверждать одно - это жители города, или граждане. Сельское население к этому "народу" не относится. Напротив, демократия изначально враждебна селянам. Об этом свидетельствует уже античное словоупотребление: miles против pagani. Новая европейская история также дает множество примеров вражды города и деревни. Достаточно вспомнить "ирландских свиней" Кромвеля, или "Вандею" Конвента, или "раскулачивание" большевиков.
   Отсюда, слово демократия должно пониматься как самоуправление граждан = горожан. Если рассматривать самоуправление в теории, то можно сколько угодно растекаться мыслию по древу. Практика же самоуправления имеет ограничения осуществимости. Первое ограничение - по числу. Количество граждан не может расти бесконечно. Здесь три последовательных предела - предел беседы (коллективного обсуждения), предел собрания, и предел представительства.
   Современный многомиллионный мегаполис это не греческий полис. В нем даже представительство теряет свой смысл. На выборах побеждают герои комиксов. То есть демократия как самоуправление граждан давно перешла последний третий предел своей осуществимости.
   Если самоуправление невозможно, то нет альтернативы управлению. В свою очередь управление невозможно без авторитарности. Последнюю противопоставляют либеральности. Если какая-то теория неразрывно связывает демократию с либерализмом, значит, демократия невозможна.
   Мы полагаем, однако, что названное противопоставление - ложно; поскольку авторитарность вовсе не исключает свободу. Напротив, империя выступает гарантом свобод.
   (Скорее всего, сказанное противопоставление рождается в результате подмены либерализма либертианством.)
  
   Итак, демократия как самоуправление невозможна, и, тем не менее, общество существует.... Что это значит? Только одно: общество управляется. Поскольку управление неразрывно связано с авторитарностью, это означает Государство - не как варягов нанятых вече (собранием), а как форму общественной жизни. В истории это Рим, или империя, пришедшая на смену античному полису, или республике. В наше время - это так называемое "либеральное" правление, основанное на эксплуатации постоянно порождаемого и эксплуатируемого индивидуального интереса. В отличие от прямой авторитарности, либеральное государство не движет людьми: оно использует спонтанное движение людей, порождая, направляя, стимулируя и контролируя это движение. Либеральное государство вовсе не отступает перед "свободой" лица. Оно изучает человека в его "свободе", как бактерию, с тем, чтобы извлекать из жизнедеятельности этой бактерии как можно больше "пользы". В своих манипуляциях государство ограниченно лишь естеством бактерии. Чтобы выдавать ферменты для фармацевтической промышленности, бактерия должна жить и быть здоровой. Вот это естественное ограничение современного правления и называется нынче "либерализмом". Мишель Фуко полагает, что это - скорее, натурализм, отвечающий веку рациональности, опирающейся на ученое естествознание (см. например, М. Фуко. Лекции в Коллеж де Франс.)
   Когда общество осознает себя управляемым, оно может успешно совершенствовать управление. Но что происходит, когда общество, вместо практического знания себя, своим самосознанием имеет теорию демократии, отрицающую управление? В этом случае общество должно притворяться самоуправляемым. Это означает всеобщее лицемерие и замену управления скрытым, разрабатываемым на научной основе МАНИПУЛИРОВАНИЕМ.
   Здесь уместно вспомнить один немаловажный институт античной демократии, который обычно замалчивается при попытках обозначить преемственность современных буржуазных республик по отношению к эллинской демократии. Это институт ДЕМАГОГОВ, или "вождей народа" - ответ на потребность управлять "свободными" людьми.
   Рабу можно приказать.... Но что делать со свободным, который волен поступать так, как ему заблагорассудится? Разумеется - управлять его волей! Но, как это сделать? Только через сознание! Нужно сформировать сознание, используя известные слабости человеческие. В частности, предложить простое объяснение тому, почему живется плохо, и простой рецепт, как сделать , чтобы стало хорошо. Это успешно делалось не только в выступлениях на агоре, но и с помощью театра, или "масс-медиа", говоря современным языком.
   Здесь можно привести пример из современной демагогической практики:
   "Во всем повинна коррумпированная власть! Свергнуть её и привести к власти тех, кто печется о народном благополучии!".
   Народ, околпаченным этим дурацким колпаком, можно вести куда угодно....
  
   Помимо института демагогов современные "демократы" благополучно замалчивают также несопоставимость масштабов современного общества и античного эллинского общества: и, соответственно несопоставимость масштабов афинского демоса и современной нации, называемой иногда "народом".
   Древние Афины по современным меркам - это маленький провинциальный городок, где число жителей ограничивается тысячами, где все друг друга знают, и имеют физическую возможность собираться вместе и совещаться об общих делах.
   Как может собраться современная нация - британская, американская, немецкая, русская - и что может совместно обсуждать и решать?!
   Отсюда ясно, что классическая демократия просто физически невозможна в современном мире, - даже в зеркальном варианте. Могут существовать только зеркальные осколки, в виде муниципальных общин и садовых товариществ.
   Собраться вместе может только ограниченное количество людей, и они могут организоваться, и образовать некое отражение классической демократии в ограниченных общественных практиках. Эти общественные организации могут иметь представительства во власти, и так создать подобие демократии.
   Но, такой ход дел отнюдь не устраивает тайные правящие группы. Они хотят безраздельно контролировать общество. Что для этого делается?
   Правильно! Создаются симулякры общественной самодеятельности: псевдо-общественные организации, финансируемые заинтересованными лицами, и проводящие нужную им политику.
   Вот эти симулякры народной самоорганизации призваны подменить собой народ, что они успешно и делают. Как может настоящая самоорганизация граждан конкурировать с финансируемыми и снабженными специалистами симулякрами; с так называемыми НКО? Никак не могут. Отсюда, полностью управляемое общество сохраняет маску "демократии". И до сих пор некому эту маску сорвать!
  
   Продолжая разговор в плане преемственности нашей "демократии" и демократии античной классической, можно заметить, что в нынешней демократии "агора" заменена театром, "булевтерий" - "скеной", а совет - трагедией и комедией, в которых не вопросы управления решаются, а показывают публике, собравшейся в театре, кто хороший, а кто плохой: кто герои, а кто негодяи; соответственно, одних возвеличивают, других же высмеивают и хулят.
   Известный французский социолог Ален Турен называет общество, в котором и которым ныне живем "программируемым обществом".
   Признанный специалист по проблемам управления Мишель Фуко говорит в своих лекциях о современном европейском обществе:
   "С политической точки зрения, неолиберализм есть не что иное, как прикрытие общего и административного вмешательства государства, вмешательства тем более тяжкого в силу своей коварности и маскировки внешностью либерализма".
   Оно многообразно и пронизывает все сферы быта. Если выделить из этого корпуса косвенного управления манипулирование политическое, то практика демократии показывает, что оно сводится к созданию толпы, которая криком в народном собрании подавит противников и поддержит нужное решение. Именно такую толпу создали первосвященники в Претории, где Пилат спрашивал, кого отпустить - Назарянина или Варраву?
   Что имеем в итоге? Вспомним: не Рим распял Христа, а Израильская демократия.
   - Рим честен, а Республика лжива.
   Современное либеральное правление, неограниченное в принципе полезности, или общественного блага, встало на этот путь - создание из граждан толпы, которая изображает собой большинство народа, голосующее за нужное решение, обеспечивающее поддержку правительству. Таким образом сохраняется маска демократии.
   Принцип создания толпы взят теперь на вооружение и в международной политике. США создают ad hoc коалиции из клевретов и вассалов против неугодных им "режимов", которых всячески шельмуют, и таким способом обходят ООН и международное право, прикрываясь принципом демократии, которую эта толпа гонителей изображает.
   В часы кризисов, мы можем наблюдать это воочию, - как теперь, когда "свободный мир" объединился в толпу гонителей "шельмы" России и демонстрирует полнейший сомнамбулизм в отношении реальности, проявляя единомыслие, свойственное Утопии и достойное Министерства Правды Оруэлла.
   Сопряженное с манипулированием массовое "промывание мозгов" приводит к тому, что кризис самопорождается цеплянием за теорию, за миропредставление. Он рождает и экспортирует ложь, позволяющую прятаться от реальности, не отвечающей теории; утвердиться в самообмане.
   Говоря конкретно, можно указать на беспочвенную теорию Френсиса Фукуямы о якобы "победе либерализма над авторитаризмом" в результате "холодной войны". Этой теорией во многом движимы теперь США и их союзники по НАТО. Характерно в этом аспекте высказывание Обамы о России как пребывающей якобы "не на той стороне истории".
   Результаты одержимости этой идеологемой выглядят контрпродуктивными. В чем же дело?
   А дело в том, что фантазм воюющего и "победившего либерализма" существовал и существует только как отрицание - отрицание мысленного макета советской империи. Позитивного содержание в нем нет. Поэтому в целях самосохранения этот идеологический "либерализм" должен продолжать отрицать "тиранию". И если ее нет, ее нужно придумать.
   Отрицание теперь перенесено с Советского Союза на Россию. Для чего создается клеветнический фантом - псевдообраз современной России, как недобитого СССР, который желает восстать из пепла и взять реванш за поражение в холодной войне. И благородной целью мировой либеральной общественности становится добивание СССР как "мирового зла". Жертвой подобной антиутопии пала теперь несчастная Украина.
   Параллельно осуществляются попытки придания "квасному либерализму" нового революционного дыхания: как попытки осуществления названной теории Фукуямы во внешней политике. Это так называемые демократические, или "цветные" революции в странах третьего и четвертого мира. Знаменем этих революций служит умаление роли государства и вознесение "свободного гражданина". Читай: свободного от государства, отождествляемого с тиранией. Однако, государство это отнюдь не насилие и подавление, но - осмысленность бытия, общественное целеполагание. И если гражданин не одушевляется государственным интересом и не извлекает отсюда своих целей, то - чем он руководится? Ответ один - частным интересом или частным пониманием общественной пользы как группового интереса.
   Универсальным репрезентантом любого частного интереса в современном обществе служат деньги. Отсюда следует с очевидностью: если нами не управляет государство, то, что управляет нами? Ответ - ДЕНЬГИ, или КАПИТАЛ.
   Революционеры Нового Времени заимствовали идеологию у Возрождения, - разумей, возрождения дохристианской классической древности, или Античности. Отсюда в Западном Мире явился идеал "демократии", или "республики". 
   При этом, все постарались благополучно забыть о том, что единственная реально существовавшая в история "демократия" была рабовладельческой. Забыли в теории, но зато на практике Новое Время в Европе началось с колонизации других континентов, то есть с порабощения местного населения и эксплуатации рабского труда. Характернейший пример - самая чистая протестантская демократия: США, куда завозили негров из Африки. Новейшая Европа с ее политикой трудовой миграции продолжает эту традицию.
   Возвращаясь к революционному началу Нового Времени, мы должны отметить, что новое буржуазное общество, боровшееся с феодализмом, не имело ничего общего ни с античной Грецией, ни с Римом, но использовало пафос Брута и Кассия в своих целях. Очень скоро, однако, буржуазное общество сбросило маску античности и осознало себя как КАПИТАЛИЗМ.  В этом мире правит КАПИТАЛ: производящий - посредством повсюдного и всечасного распространения и тиражирования соблазна приобретения, универсальным символом которого служат деньги;  спекулятивный - посредством устройства всяческих "развитий", реформ, пертурбаций, кризисов и т.п., играя на изменении курсов ценных бумаг и валют. Государство - институт столь же древний, сколь и актуальный, - несколько мешает безраздельному политическому творчеству создания потребляющих и революционных толп, и манипулирования ими. Именно последним объясняется современная "западная" политика  повсеместного ослабления государства  в пользу так называемой "демократии", -  спектакля, режиссеры которого никогда не появляются на сцене.
  
Чудные образцы этой трагикомедии можем наблюдать в США, где президентом становится киноактер или кенийский негр,  - как будто своих негров мало!
На наше счастье мы лишены этой традиции Нового Времени. Мы, русские люди, являемся государственниками в силу нашей истории. Мы сохранили Рим, родивший христианство. Теперь это наше достояние и преимущество. Мы способны отстоять государство как феномен мировой политической культуры, и должны это сделать. Так будем же достойны исторической миссии, выпавшей нам на долю!
  
   ДЕМОКРАТИЯ ЧРЕВАТА...
  
   Сократ не был первой политической жертвой афинской демократии. До него репрессиям по тем же обвинениям подверглись Анаксагор, Протагор и поэт Диагор.
   "Анаксагор учил о вечных элементах мира, "семенах" (или "гомеомериях"), которые включают в себя всю полноту мировых качеств и управляются космическим Умом. Стараясь объяснять естественными причинами такие явления, как солнечное и лунное затмение, землетрясения и. т. п., он навлёк на себя обвинение в оскорблении богов. Его судили и приговорили к смерти, от которой спасло его только красноречие Перикла. Смертный приговор заменён был изгнанием. Анаксагор поселился в Лампсаке, где и умер в 428. "Не я потерял Афины, а афиняне потеряли меня" -- гордо говорил он.... Анаксагор первым предположил, что солнце -- шар". (см. Википедия)
   Первой книгой в истории, подвергшейся сожжению, была книга Протагора "О богах" (Peri theon) -- первое греческое сочинение с подобным названием. Знаменитое первое предложение, которое ставит под сомнение возможность объективного познания божества: "О богах невозможно сказать ни что они существуют, ни что их не существует; ибо на пути к получению такого знания слишком много препятствий, главные из которых -- невозможность познания этого предмета посредством разума и краткость человеческой жизни" -- выдвигалось в качестве причины вышеупомянутого обвинения в безбожии и сожжения произведения". (см. Википедия)
   Той же участи подвергся Диагор Мелосский -- древнегреческий поэт и софист. В античности повсеместно расценивается как "атеист". За исключением этого факта, имеется мало сведений о его жизни и убеждениях. Он выступал против эллинской религии и критиковал Элевсинские мистерии. Афиняне обвинили его в неверии, и ему пришлось покинуть город. Он умер в Коринфе. (см. Википедия)
   Демосфен, отстаивавший демократию Афин против Филиппа македонского тоже получил свою награду:
   "Народ Афин по предложению Демада вынес Демосфену и его сторонникам смертный приговор. За ними Антипатр выслал "охотников на людей" под предводительством Архия. Здесь Демосфен, окружённый людьми Архия, принял яд в храме Посейдона, не желая отдаться живым в руки врагов (322 г. до н. э.)". (см. Википедия)
   Если бы Перикл жил подольше, его постигла бы та же участь, но он умер во славе, ответив своему имени (Перикл значит окруженный славой).
   Один французский философ из "Школы Социологии" сказал: демократия чревата фашизмом. Ему не нужно было ждать доказательства в лице победы НСДАП в Германии. История показывает: если платоновское государство насильственно возвышает, то демократия насильственно усредняет.
   Нравственную суть демократии ясно выразил Иуда, сказавший за ужином в доме у Симона фарисея: "Почто мажешь ему ноги мирром, лучше продать...". Насчет раздачи бедным - то была уже "кариатида".
   Не Рим убил Христа, но - еврейская демократия. Если империя почитает воплощенного бога, то демократия убивает воплощенного бога. Так сказывается разница политических принципов.
  
   ДЕМОКРАТИЯ. ВЕЛИКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ (К Годовщине Майдана).
  
   Мы так верили в демократию.... Читали: "власть народа"; и разумели "правду". Думали, что на Западе "демократия" (сиречь, правда), потому любили Запад.... Испытание Малороссией открыло нам глаза на наше отставание....
   Давно нет никакой демократии и никакой правды. Вместо них - разработанное циничными учеными управление сознанием "массового человека"..., - и не через контроль только информационного поля (это в прошлом!), но через прямое создание такого поля, как инструмента политического манипулирования.
   Куда там советской и партийной пропаганде, от которой мы хотели уйти! Запад вновь оказался далеко впереди. В каком-то смысле он вернулся к антропологической древности, к мифологическому сознанию. Парадоксальным образом, миф, как и в древности, имеет форму документального отчета о реальности: но не далеких предков, вроде аргонавтов, а о нас с вами!
   Каково же разочарование всех русских любителей правды, открывших для себя сказанное?! Мы-то думали, что плывем за Золотым Руном, а оказалось - участвуем в массовом ритуальном танце.
   И что теперь делать? - старый вопрос.... Все равно придется прибегнуть к правде, но уже не к институциональной, а прямо к фактуальной, - поскольку институты информирования оказались в руках политических манипуляторов.
   Так неожиданно и неприятно для нас обнажилась Европа как Культура Письма, победившая в Новое Время и вытеснившая Культуру Диалога в сферу незначащей обыденности. В отличие от прежних времен, общественная ментальность теперь не рождается в диалоге, но пишется как письмо на чистом листе бумаги.
   Каждый пишет свое письмо существования, которое совершенно субъективно; но именно эта субъективность, персональное авторство письма, и обусловливает неизбежное копирование Письма, написанного Прессой.
   "В силу такой изоляции субъекта, язык объективируется, становится полем, которое нужно, скорее, вспахать, чем расшифровать. Господствующая идеология превращается в технику, основной программой которой становится делание языка, а не его чтение.
   В Средние века всеевропейским извечным Письмом служила Библия. "До нововременного периода это Письмо говорит. Священный текст является голосом. Нововременность формируется за счет постепенного открытия того, что Слово уже не слышно, что оно искажается в текстах и воплощениях истории. ... Голос, который сегодня воспринимается как искаженный или умолкший - это, прежде всего, великое космологическое Слово, уже не доходящее до нас...".
   "Письмо оказывается поколеблено в его основах. В формах науки, эрудиции и политики утверждается другое письмо: уже не то, которое говорит, а то, которое фабрикуется".
   Творчество существования, как писание индивидуального письма (взамен преемственного диалога), открывает неслыханные ранее возможности манипулирования, поскольку содержание подавляющего большинства персональных писем неизбежно задано Описанием Мира, исходящим от власть имущих. Здесь, как в школе, - большинство, вынужденное в данной культуре сочинять индивидуальные письма существования, предпочитает списать, нежели творить самостоятельно. Демократический принцип власти большинства означает в такой ситуации всеобщее ментальное рабство, затеняемое не реальной, но логически обосновываемой свободой, в виде парты и листа бумаги для каждого.
   Именно этот, заданный Новым Временем формат существования как сочинения персонального письма создает иллюзию свободы. На него опирается идеология персональной свободы, лукаво говорящая каждому - твори, пиши, что хочешь!
   В реальности такая свобода невозможна. Внушаемое убеждение в ее возможности открывает двери внешнему формированию персонального сознания через институциональное написание всеобщего контрольного Письма.
   Существование как письмо по шаблону возможно только в атеистической рациональной культуре "свободного разума". В религии подобной свободы нет: Писание не пишется коллективно, но дано Свыше, однажды и навсегда.
   Церковь знает только одну свободу человека: свободу воли; ... - отнюдь не свободу творить мир, подразумеваемую в культуре персонального письма на листе чистой бумаги.
   Религиозная свобода воли заключается в возможности человеку остаться в Воле Божьей, не подчинившись воле мира. И только в указанном противопоставлении Бога и мира можно говорить о свободе лица, по отношению к воле мира. Свободы как таковой, свободы в мире без Бога, просто не существует. Вера в ее существование есть главный самообман Нового Времени, рождающий общественные конфликты, - в том числе и киевский майдан 2014-го.
   О Письме как современной мифологической практике смотри Мишель Серто "Изобретение повседневности" (Michel de Certo. L`Invention du quotidian).
  
   ДЕРЕВО ЖИЗНИ
  
   В центре Сада Божия стоит Древо Жизни. А в центре человеческого Сада - Древо Смерти. Таково второе название Древа познания добра и зла. Ибо предупредил Адама и Еву Господь, что умрут оне смертию, ежели вкусят от древа познания. Соответственно, теология почитает нового "свободного" человека за мертвого. Ведь чтобы жить, нужно вкушать плоды Древа Жизни, как велел то Господь человеку в Раю. Но для этого нужно прежде вернуться в Рай. Но как?!
   Выше мы отметили уже, что ответ на этот вопрос - тема Нового Завета. Пока же мы остаемся в рамках ветхозаветной повести о деревьях в Раю. Так присмотримся же к этим деревьям....
   Глядя сквозь щель, оставленную нам новой философией, мы можем видеть Сад только как Сад ума; и Деревья как графическое представление логики (сиречь, деревья умозаключений). Именно взращивание такого логического дерева имеет в виду Декарт, когда говорит: "познаю значит существую (cogito ergo sum)". Как видите, новая философия признает свободного человека сущим, то есть живым, - против теологии, которой она якобы наследует. И в несомненности своего существования человек этот убеждается сам, посредством рефлексии своего познания (cogito).
   Чем же отличается от него раб Божий живущий в Раю и вкушающий от Древа Жизни? Ведь Сад Божий тот же Сад ума, и в нем тоже растут логические деревья?
   Верно, растут, но от другого семени. Если в центре Сада человеческого растет Древо Познания добра и зла, и от плодов его взрастают все прочие деревья, то в центре Рая стоит Древо Жизни и все прочие деревья Рая произрастают от плодов его. Само Древо Жизни легко отличить от них: Оно вовсе лишено ветвей: плоды жизни растут прямо на стволе Его. И тем отличается Оно от ветвистого Древа Познания, плоды которого висят на концах ветвей.
   Значит Адам не может добраться до плода Древа Жизни по ветвям, с помощью логической мысли, как делает это, собирая урожай других деревьев. И, если на Древе Познания находит он созревший плод с помощью логики, то на Древе Жизни невозможно найти созревший плод таким способом, поскольку у него нет ветвей. И как же узнать человеку, какой из плодов можно съесть, если его познание (cogito) не работает? Бог знает!
  
   Именно! Господь знает, какой плод можно теперь съесть, и от Него Адам получает это Знание. Потому и зовется оно СО-ЗНАНИЕ или СО-ВЕСТЬ, что означает "совместное знание"; в данном случае совместное с Богом.
   Получить указанное Знание можно только в общении с Господином, чье указание ты хочешь услышать и исполнить. Поэтому человек (Муж-Жена, или Адам-Ева) не просто гуляет по саду, срывает плоды и ест их, но он пребывает в общении с Господом.
   Если помним, Господь в Раю окликает человека, взывая: "Адам, где ты?!". Человек слышит Его, и через слышание оклика Бога удостоверяется в своем существовании. Совсем не так, как Декарт. Ведь если человек не познает, то и не может удостовериться в своем существовании по формуле Декарта: "познаю значит существую". Поэтому Адам удостоверяется в том, что он истинствует, слыша, как его окликают.
   К сожалению, Священное Предание не оставило нам имени Адама. Несомненно имя у него было, и Хозяин Сада окликал его по имени. В этом убеждают нас деяния Адама в Раю. Он занят тем, что нарекает имена всем сущим в Раю животным, и делает это в уподобление Богу, будучи сам подобием Его.
   Для чего он делает это? Для того, чтобы в свою очередь окликать их, как Господь его окликает, и через то быть их господином.
   Из сказанного следует, что согласно теологии бытие это не познание себя, а общение и диалог с другими живыми, возглавляемое общением и диалогом с Господом Богом.
  
   ДЕРЕВО ЗНАНИЯ, ИЛИ "ДРЕВО ПОЗНАНИЯ"
  
   В сени этого Дерева мы и живем после изгнания из Центра Бытия. С плодами этого Дерева связан и первый запрет и первый грех ослушания. То есть наши авторитарные отношения с Хозяином Сада вертятся теперь исключительно вокруг Древа Познания.
   Мы и раньше, и до Изгнания, жили в сени этого Древа, и нам это не возбранялось, поскольку весь Сад был наш, и все деревья его.... Но, что-то все-таки возбранялось..., - иначе, откуда Грех?
   Да, Господь воспретил нам вкушать ПЛОДЫ этого Дерева. Запрет этот в силе по сей день, и обращен к нам так же, как к Адаму и Еве.
   Итак, обитать в сени Древа Познания - это естественно для нас, но нельзя, при этом питаться от Дерева: есть плодов его. Таково содержание руководства, обращенного к нашей воле, со стороны Хозяина Сада. Осталось выяснить, что же это, собственно, значит - вкушать или не вкушать плодов Древа познания.
   Для этого нужно представить себе это Дерево. Ясно, что ботанику тут делать нечего. Познаем мы с помощью ума и, если говорим о познании, значит, речь идет о деятельности ума. Для описания этой деятельности автор Книги выбрал образ "дерева". Разумеется, это дерево - МЕНТАЛЬНОЕ.
   Зададимся вопросом: каким процессам нашего мышления лучше всего подходит образ дерева?
   Догадались? Правильно! Это - логические рассуждения. То есть Древо Познания есть логическое дерево. Из единого посыла - ствола, растут ветви логических суждений и возможных выводов, ветвящиеся в точках выбора версий.
   На концах ветвей - ПЛОДЫ.... Что же они собой представляют? Разумеется - окончательный логически безупречный вывод. Сколько ветвей, столько и плодов.
   Наша логическая мысль, скользящая по ветвям логического древа, в разбираемой ветхозаветной образности представлена Змеем, живущим в кроне Древа Познания.
   И вот змей мысли добирается до конца ветки, с висящим на ней плодом - логическим выводом. Что делать змею? Он может съесть этот плод, а может и не есть, но вернуться к стволу и поползти по другим ветвям к другим плодам, которые в рамках целого дерева равноценны - все равно логичны.
   Положим, мы живем нашей мыслью в кроне Древа Познания, ползаем по ветвям его, добираемся до плодов, но не едим их. Тогда мы не грешны. Мы просто познаем: даем работу уму....
   Но вот, положим, я съел плод, висящий на конце ветки Древа Познания. Что это значит?!
   Это значит, я принял за Истину логический вывод - один из тысячи возможных выводов. Я поверил в то, что представлено этим плодом. И это логическое суждение превратилось в приговор Высшего Суда. Тем самым я вступил в прерогативы Господа Бога.
   Теперь, я доподлинно и точно ЗНАЮ: сие есть ДОБРО, а вот это - ЗЛО! Ведь мы имеем дело не просто с познанием, а - с познанием добра и зла; ибо древо, о котором речь, есть Древо Познания Добра и Зла. Именно эта вера в познанное добро или зло запрещена Господином Сада.
   Ясное, несомненное, логически доказанное понимание ЗЛА открывает возможность и необходимость избавления от него, или уничтожения. Этим путем человек приходит к убийству.
   Первое убийство в истории как раз явилось результатом познания зла. Каин совершенно отчетливо понял, что Авель воплощает собой ЗЛО, и что без уничтожения его не удастся построить подобие потерянного Рая. И он убил своего брата Авеля, - не из кровожадности или свирепости, а по уму, который представил ясные доказательства зловредности Авеля.
   Логика Каина известна. Он исходил из ценности первородства. Ведь именно от первого приплода приносятся дары Господу. Каин - первый сын Адама; оттого обладает правом первородства. Соответственно, он должен был первым принести дары Господу. Но Авель встал раньше и первым пришел к алтарю, чем ввел Господа в заблуждение, ложно представившись первородным. И так же ложно получил от Господа благословение, причитающееся старшему брату Каину. Этим он нарушил порядок мироздания, сотворенного Богом. За это должен он быть наказан и лишен дальнейшей возможности портить этот мир.
   Каин взял на себя миссию исправления разрушенного Творения, и проявил достойную мужа решимость отстоять дело Господа. В уме его Дело это предстало в форме отстаивания ценностей.
   В образности "дерева" ценность как раз выступает стволом того логического дерева на конце ветви которого висит плод - логический вывод-суждение о соответствии-несоответствии данного нечто стволовой ценности. В психологическом аспекте, поедание плода (вера в логический вывод как в истину) является абсолютизацией ценности. Эта абсолютизация, становясь мотивом деяния, приводит к попытке уничтожения всего не отвечающего кардинальной ценности.
   Итак, Каин отстоял ценность ПЕРВОРОДСТВА. Но есть и другая ценность - ЖИЗНЬ, утверждаемая заповедью "не убий!", которой он одновременно пренебрёг. Давайте спросим себя: а что было бы, если б Каин отстаивал ценность ЖИЗНИ?
   Для ответа нам нужно высадить другое древо познания, стволом которого станет ценность жизни. Ну, вот, посадили. Исходим теперь из абсолютной ценности жизни. Выращиваем логическую ветвь. На конце ее плод: "Убивать нельзя!". Каин съедает этот плод и....? Превращается в "вегана", сиречь в радикального вегетарианца! Он свято верит: растительная пища - добро; животная пища - зло. Логически обосновывает это тем, что, поедание мяса невозможно без убийства. Таким способом он вешает себе на грудь орден: "Я никого не убиваю!"; и этим орденом отличает себя от прочих "Авелей", которые едят тук и мясо животных.
   В итоге, животных он не убивает, но способен убить мясоеда Авеля. Разумеется, в его глазах это - не убийство, но - казнь убийцы животных; или устранение Зла.
   Во всей дальнейшей истории человечества вкушение плодов древа познания всегда приводило к убийству; в том числе (и в особенности) в истории новой и новейшей. Теперешний "джихад" исламских радикалов - яркая тому иллюстрация.
   Возвращаясь к нашему авторитарному отношению с Господином Сада, - которое существует независимо от нашего осознания и признания его, - думаем, что в свете всего вышеизложенного лучше для нас будет призвать себя и друг друга к признанию и осознанию этого отношения как неистребимой реальности нашего бытия. (Глупо, ведь, закрывать глаза на то, что всё равно имеет место быть!).
   Признав наличие указанного отношения и присущие ему модусы "послушания-непослушания", далее нам лучше выбрать послушание, - имея в виду огорчительные последствия непослушания. Именно, стараться соблюдать запрет на поедание плодов Древа Познания.
   Это значит, что мы по-прежнему ищем знание и пользуемся им, как частным организующим началом воли, но не абсолютизируем знание: не превращаем его в Истину; не отдаемся целиком логически стройной доктрине; не верим в представления, творимые на основании этой доктрины, не придаем им статус подлинной Реальности; и не превращаем логические выводы в определения Высшего Суда.
   Такое наше послушание, отнесенное к Первой заповеди, есть обязательная предпосылка возможности нашего возвращения в центр Сада Бытия, ко Древу Жизни. Отказ от вкушения плодов Древа Познания может рассматриваться как первый шаг на этом Пути.
   Обществу в целом такое послушание несет гражданский мир, поскольку исключает радикальное доктринерство, рождающееся в душах в результате поедания плодов Древа Познания доброго и лукавого.
  
  
   ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНТА - КТО ОНИ?
  
   Любопытно, многие ли из читавших знаменитый роман Жюля Верна, заметили мифологичность его фабулы?
   Кого мы находим в романе? Брата и сестру с матерью, ищущих отца за морями в неведомой земле. Классический сюжет "потерянного рая". Роберт и Мэри - первая пара, новые Адам и Ева, должные дать начало новому человечеству в лучшей земле.
   Как любил нас с сестрой отец, когда мы ещё жили вместе! - говорит Роберт. - Вы полюбите папу, когда узнаете его!
   Мэри, сжимая в своих руках ладони предателя Аэртона, говорит: как же могу я не чтить того, кто был спутником моего отца!
   Наконец, в отце Гранте, капитане корабля, с говорящим именем Британия (= Отечество), угадывается Христос, плывущий на лодке по морю.
   Не воздействием ли сказанной коренной мифологемы на архетипическое бессознательное объясняется воздействие этой книги Жюля Верна на читателей?
  
   ДОБРО И ЗЛО НЕ СУЩЕСТВУЮТ
  
   Добро и зло не существуют. Так же, как не существует Бог. Это не вещи, которые можно найти где-то в пространстве. Их нельзя описать, нельзя определить, нельзя созерцать, и т.п. Об этом сказал Иисус из Назарета: не ищите Меня ни на небе, ни на земле: если в небе станете искать, то птицы небесные опередили вас; если в море - рыбы опередили; в земле - гады земные опередили вас; среди человеков явлюсь неприметным образом, и не будет на Мне никакого знака. Как узнаете?
   Зато в человеческих взаимоотношениях, общениях и транзакциях каждый прекрасно знает, чувствует и переживает и зло и добро; для этого их не нужно рационально определять и формулировать. Каждый прекрасно различает верность и предательство, честность и обман, сочувствие и злорадство, законолюбие и правовой нигилизм, милосердие и жестокость, и т.д.
   Точно так, во взаимоотношениях каждый уповает на присутствие Бога в партнёре. Ведь если бы ты предполагал в нём дьявола, то как бы и два метра с ним прошёл? - вдруг он яму вырыл. А если думаешь, что нет Бога в человеке сём, то держишься от него подальше, и едва ли доверишь ему себя и своё. И для этого не нужно искать бога, спорить о его существовании. Когда уходит твой близкий из дома, думаешь вслед ему - храни тебя Господь! Это и есть вера и надежда, и любовь, и знание. Любовь к ближнему, вера в Бога, надежда на Него, и знание о том, что Дьявол есть и он не дремлет, а подстерегает, - от него и просишь охранить близкого своего человека.
  
  
   ДОБРО
  
   Добро, как и зло, существуют только в отношении другого лица. То есть добро или зло можно сделать другому. А относительно себя может быть только самоудовлетворение или самовредительство. Отсюда, если кто думает сделать доброе дело, не имея при этом в виду конкретного лица с его правами и интересами, должен обязательно свериться с законом, с правилами и нормами. Закон как раз и представляет лиц, отсутствующих в поле зрения делателя. Он, по меньшей мере, предохраняет от зла. Беззаконного добра не бывает. Даже если тобой движет любовь к человеку, не мешает свериться с законом для проверки своего чувства. Истинная любовь редко входит в противоречие с законом.
   Изначальный запрет на познание добра и зла возможно исходит из того, что добро и зло всегда принадлежат другому; и потому познание их невозможно.
  
   ДОБРОДЕТЕЛЬ ИЛИ ДОБЛЕСТЬ?
  
   Латинское слово virtus в русской литературе принято переводить словом "добродетель", что не отражает семантического объема понятия virtus и часто нарушает контекст высказываний философов, рассуждающих о virtus.
   Нам кажется, что правильнее переводить virtus словом "доблесть". Тогда добродетель, буквально означающая свершение добрых дел, будет одной из доблестей. Судите сами, возможно ли называть добродетелью, например, мужество? Разве это "-детель"? Думается, это скорее душевный настрой.
   В подтверждение своих слов мы можем привести строки из рассуждения Марсилио Фичино о "моральных доблестях (добродетелях)". Так, Марсилио говорит о такой доблести как великолепие, или величие - magnificentia: "Поскольку ты меня часто просил составить какое-нибудь короткое сочинение о моральных добродетелях, в особенности же в похвалу великолепия (magnificentia)",
   Согласитесь, что трудно говорить о величии, или великолепии, как о добродетели. Кроме того, Фичино приводит платоновское определение "добродетели" (читай: доблести) как строя души, а не вида деятельности:
   "как у Платона в "Горгии" утверждает Сократ, добродетель есть особенный строй (ornatus) души".
   И далее Фичино пишет:
   "От Платона и Сократа пошли философы, то есть академики, перипатетики, стоики, киники, давшие толкование этому определению в том смысле, что добродетель есть соответствующее природе свойство, в силу которого человек выполняет обязанности и по отношению к себе и по отношению к другим. И в самом деле, присущий душе строй, с помощью которого она сохраняется постоянной и неизменной, правильно воспринимается как свойство".
   Очевидно, что в последнем речь идет, по меньшей мере о способности лица к понятию долга и ответственности, что есть качество воли, а отнюдь не добрые дела. Также само классификационное имя "моральные добродетели", указывает на то, что существуют и другие виды добродетелей, тогда как добродетель, или готовность к совершению добрых дел не выходит за пределы морали. Кроме того, и сами "моральные добродетели" Фичино делит на виды. Он говорит:
   "перипатетики и стоики, проницательные толкователи Платона, учили, основываясь на словах самого Платона, что существует два рода моральных добродетелей, из которых одни управляют чувствами и собственными деяниями человека, остальные направлены на то, чтобы поступать наилучшим образом в отношении тех, с кем имеем дело в нашей жизни. Платоники первый род называли умеренностью, второй же -- скромностью. Они считают, что в понятие умеренности входят воздержание, постоянство, сдержанность, терпение, упорство, храбрость, великодушие. Под другим родом добродетели понимают верность, невинность, справедливость, дружбу, благодеяние, щедрость, великолепие...".
   Все это суть качества воли и свойства характера, а не добрые дела. Вместе с тем, мы видим в ряду перечисленных "добродетелей" такую как "благодеяние". Последнее и есть, собственно, добродетель, как одно из перечисленных качеств. Откуда следует, что если же мы скажем "доблести", вместо "добродетели", то все становится на место. Человек наделен доблестями, одной из которых может быть добродетель, а может и не быть у человека такой доблести, что не исключает наличие других, - мужества, скажем.
   Поэтому мы и предлагаем переводить virtus словом "доблесть", - что и делаем во всех своих переводах, за исключением случаев, кода речь идет об этой конкретной доблести - свершении добрых дел, или добродетели.
  
   ДОСТОИТ ЛИ ХРИСТИАНИНУ ЧИТАТЬ ДАРВИНА?
  
   "Происхождение человека от обезьяны" - не научная истина, а продукт вульгарной журналистики.
   Эволюционная биология никогда не утверждала и не могла утверждать, что "человек произошёл от обезьяны". По той простой причине, что человек вида Homo Sapiens и есть обезьяна, с биологической точки зрения. Эволюционная биология лишь пытается написать естественную историю - восстановить цепь телесных изменений в царстве приматов, которая оканчивается "человеком разумным", или Homo Sapiens.
   По той же причине естественная история, создаваемая эволюционной биологией, никогда не входила и не могла входить в противоречие со Священной Историей. Потому что наука биология, изучающая предков обезьяны Homo Sapiens ничего не знает и не может знать о Человеке Священной Истории.
   Со своей стороны Священная История ничего не говорит об обезьяне вида Homo Sapiens, и не содержит в себе родословной ни этой, ни какой другой обезьяны.
   Вопреки мнению некоторых борцов с дарвинизмом от религии, первая книга Генезиса вовсе не предлагает альтернативу биологической Эволюции в виде последовательности божественного Творения. Эта книга совсем о другом. Человек Священной Истории это не человек Эволюции.
   О каком Человеке идет речь в первой книге Генезиса мы узнаём из новозаветного откровения. В нем недвусмысленно утверждается, что человек рождается от Бога, и есть Сын Божий. Тождество Человека книги Генезис и Человека нового Завета засвидетельствовано именованием истинного Человека вторым Адамом.
   Соотношение двух Адамов выражено отношением Истины и Подобия. Расстояние между ними измерено грехом. Истина вырождается в Подобие вследствие "первородного греха". Грехом богоравный Адам истощается жизнью и превращается в тень своего Отца.
   Связь между первым Адамом и обезьяной Homo Sapiens состоит в том, что сказанное подобие Бога запечатлевается на помянутой обезьяне, превращая её в носителя Подобия. И это - неистинная личность (= персона, или личина).
   Истинный Человек связан с обезьяной вида Homo Sapiens отношениями жертвоприношения, подобно тому, как Авраам связан со своим сыном Исааком в божественном плане, в противность телесному. Собственная же "плоть" Сына Божия - иная; та, в которой Он жив по Воскресении.
   Принесение Сыном в жертву "человека разумного" оплачено исцелением и жизнью, которую Дух сообщает душе телесной, так что душа эта радостно сопутствует Духу, и противится, и смущается, и трепещет лишь в самый момент смерти, подобно Исааку, тревожно вопрошавшему отца, в видах приготовления к жертве.
   Из этой Истории мы извлекаем лишь то, что "человек разумный" должен послужить Человеку истинному, как и все Творение.
   Единственое соответствие, устанавливаемое между Творением и Эволюцией, это последовательность Творения, имеющего начало и конец ("в начале сотворил Бог...").
   Естественная история изучает эту последовательность, но никогда не может дать исчерпывающего объяснения, которое бы не оставляло места Трансцендентальности. Поэтому богослов, если пожелает, всегда найдет в естественной истории место делам Бога в тех неизбежных размыканиях, которые содержит в себе естественная история.
   Тем не менее, подходя строго, богослов не сможет найти в Священной Истории никакого знания, которое позволило бы комментировать эволюционную биологию. Пользуясь геометрическими образами, можно сказать, что помянутые два дискурса ортогональны друг другу, и поэтому не проецируются друг на друга.
  
   Отсюда ясно, что невежественно и бессмысленно ломать копья, нападая на Дарвина с апостольской кафедры.
   Так же и дарвинист не может найти в своей науке никакого основания для комментирования Священного Писания или заключения о его "ложности". СВ. Писание - не научная теория, и не может быть ложным в том смысле, в каком ложна научная теория.
  
   ДУМУ ДУМАТИ?
  
   Исходное значение слова "дума" - речь. "Думу думать" значит держать речь. "Подумаем" значит обсудим. Дума есть энтелехия мысли. В думе мысль получает завершение и готовность к осуществлению, становясь потенцией воли. Ведь сама по себе мысль есть лишь некий брезжащий свет. И только став речью, думой, мысль оформляется до способности определять волю.
   Корень "дум" представляет собой звукоподражание удару в барабан. "Дум-дум-дум..." - гремит барабан. Не указывает ли словообразование от этого корня в значении "речь" на тот факт, что предки, от которых мы унаследовали язык, сообщались при помощи барабанов, как это и до сих пор делают многие племена Африки. Ясно, что барабан используется не для интимных разговоров в тесном кругу, а для оглашения и сообщения общезначимых вестей (так же, как вечевой колокол). Отсюда следует, что "дума" это не просто речь, но публичная речь. Поэтому "обдумывание" есть публичное обсуждение, совет общины. Отсюда современное словосочетание: государственная дума, в значении публичного представительного собрания..
   Ясно также, что публичный язык как политический инструмент, и от него - литературный язык, - в отличие от языка бытового общения, - вырастает из "думы". Антонимы - болтовня, трескотня, щебетанье и т.п.
  
   ДУХ И ПЛОТЬ
  
   Можно ли противопоставлять плоть и дух друг другу, ежели Сам Творец явился во плоти? Или мы должны думать, что то была иллюзия?!
  
   Иисус воскресил Лазаря, вдохнул жизнь в мёртвого человека. Из чего заключаем, что Святой Дух живит Плоть.
   К деяниям какого духа, в таком случае, должны мы отнести пресловутое "умерщвление плоти"?! Можем ли пройти обратным путём - умертвить Лазаря, чтобы извлечь из него Дух?
   Если нет, значит дух не является выжимкой из плоти: и давить плоть для получения духа - контрпродуктивно!
  
   Урок для разума: "дух" и "плоть" не связаны логическим отрицанием! Невозможно получить понятие о духе, отталкиваясь от плоти. Так что умозаключение "дух - это не плоть" является ложным. И ложность этой философемы принадлежит к основным догматам Христианской Церкви.
   Подтверждением чему - явление Бога во плоти человеческой.
  
   Если спросим далее: "может ли плоть подчиняться закону?" - нас обуяет сомнение. Ведь Бог во плоти Исус Христос нарушал Закон, - за что Его и осудили (?!). Одновременно Он исполнял его, и говорил о Себе, яко "не нарушить пришёл Закон, но - исполнить!". Как такое возможно?
  
   Оказывается возможно, если примем, что исполнение закона - в Правде!
   Как плоть мертва без Духа, так мертва без Духа и буква закона. Своим Судом праведным Иисус воскрешал мёртвый закон, подобно тому, как воскресил умершую плоть Лазаря.
   Откуда ясно, что если исполняешь закон Духом Правды, то этим строишь мир, а стройностью мира строится плоть. Так что Правда - рецепт здоровья: лучшее лекарство от болезней!
   Иными словами, по истине, не "в здоровом теле здоровый дух", а - "правым духом плоть лечится!".
   Если же ложны суды твои, и через них ты подчиняешь мир мёртвой букве, то мир бунтует, а плоть разрушается.
   Таковы соотношения духа и плоти
  
  
   ДУХ И СВОБОДА
  
   "Свобода духа". Мы так привыкли к этому словосочетанию, что не замечаем его бессмысленности. Или боимся обнаружить своё непонимание?
Названные слова не сочетаются, кроме как в устах лжеца или буратино.
Только СУВЕРЕННОСТЬ Духа имеет смысл.
  
   ДУХОВНОЕ И МИРСКОЕ СИРОТСТВО ДЕТЕЙ БОЖЬИХ
  
   Дети небесной Матери - наследники Царства: они суть потенциальные Цари. Но их духовное положение таково, что Отца небесного нет рядом. Чтобы стать царями, вступить в права наследования, они должны отыскать Отца, вернуться в дом Отчий из странствия, блуждания или изгнания.
   Сказанное духовное положение детей Великой Матери дошло до нас в древних мифах, известных нам в форме сказок, - в которых царевич вместе с матерью изгнан из дома отчего во время отсутствия его, и странствует вместе с матерью в поисках отца.
   В библейских мифах Генезиса мы прочитываем эту ситуацию в истории изгнания первых людей из Рая. В лице Адама, первого человека и жены его, дети Матери были изгнаны из Дома Отца: из того пространства общения, в котором существовал и был возможен диалог с Отцом. Но они не могли быть изгнаны из своей Природы. Вездесущая Ева, Мать всех живых была изгнана вместе с ними в лице первой жены первого мужа, но и осталась в Раю, как Супруга Бога и Сила Его, Шехина. Так что Она пребывает с каждым человеком в двух ипостасях - как мать земная и как Мать небесная. Отсюда великое значение Марии в истории второго Адама, Иисуса Назарянина - в Марии до времени две матери пребывают в одном лице.
   Так что через Мать изгнанные сыны остались причастны Небу, но лишь витально и энергийно. В то же время социально, коммуникативно они оказались вне Небесного Града. Этот, социальный аспект Изгнания открыт нам историей Каина - первого изгнанного из города, из социальной коммуникативной сферы.
   Изгнание Каина существенно дополняет изгнание Адама. В последнем отрицательным образом подчеркнута утрата духовности через обретение кожаных риз (плоти). Но в изгнании Адама присутствует, помимо указанного, также и социальный аспект, который мало замечают. Я говорю о стыде наготы, который понудила Адама сделать себе препоясание листвяное. Отец справедливо спросил Адама, по этому поводу: кто тебе сказал, что ты наг? Указанный стыд есть социальный стыд, заместивший страх Божий. Это означало как раз то, что Адам вышел из диалога с Отцом и образовал общество без Отца, в котором очи Отца (взор Отца) замела мораль. Так что человек стал ходить не пред очами Бога, а пред очами других людей.
   В результате имеем ситуацию духовного сиротства: Мать здесь, но Отец отсутствует. Именно эта ситуация отражена в именовании Христа Иисуса в Священном Писании исключительно сыном Марии, невзирая на наличие отца, Иосифа.
   Двойная природа детей Божьих - сыновей Евы и сыновей Шехины одновременно, обнаруживается в миру также сиротством, внешне похожим на сиротство духовного плана бытия. Предание и живой опыт Детей свидетельствуют, что в мире все дети Великой Матери находятся в одном и том же ущербном положении: они либо круглые сироты, либо у них есть мать, но нет рядом отца, - невзирая на то, что оба родителя живы и доступны, и образуют семью. У них нет отца, поскольку Иосиф плотник (земной отец) выступает только как муж матери, Марии, и не выступает отцом своему сыну Иисусу - не имеет над ним отцовской власти, не может наставлять его и обучать. Последнее невозможно, в силу того что Иосиф не являет собой Отца небесного, не есть Его лицо. Попытка его власти наталкивается на жесткое противодействие Матери, Супруги Бога. Сын великой Матери может иметь мирскую мать, Марию, до тех пор, пока она находится в душевном единении с Матерью и выступает если не лицом Матери, то его подобием. Когда же земная мать расходится с небесной Матерью, разрывает душевное единство с Нею, обнаруживая мирское "Я", то Сын становится круглым сиротой, - как это и случилось с Иисусом, когда мать его Мария (вместе с братьями его) стояла вовне, и не позвал её Иисус, хотя ему указывали на то, говоря, вот, мать твоя стоит вовне; Он же отвечал: кто есть мать моя?
   Круглое мирское сиротство, имеющее основание в божественной природе детей Великой Матери, также нашло свое отражение в мифах о происхождении древних царей, которых приносит в тростниковой корзинке божество Река (Тигр, Евфрат или Нил) в дом царский, так что земные родители царя являются его приемными родителями, как сына Божия. Этот миф отчетливо прочитывается в легенде рождества Моисея, которого Нил приносит в дом фараона, царя египетского и наместника Бога. Таким образом сказывается, что цари суть дети Бога - не рождаются обычным образом, но уже рождёнными свыше появляются в доме мирского царя.
   Миф открывает духовный план бытия Сына. Реальное мирское житие только намекает на духовный план и отсылает к нему всякого вопрошающего о странностях. Странность же, как указывалось выше, состоит в том, что земной отец, добрый Иосиф выступает не как отец, а как попечитель. Земная мать Мария очень близка Иисусу: образует с ним выделенную любовную пару в семье. Но в момент, когда пользуясь близостью, мать Мария пытается взять на себя роль отца, заместив собой не дееспособного Иосифа, она получает резкий отпор Сына, уже знающего, кто его Отец. Этот случай мы прочитываем в житии Христа Иисуса, в главе о браке в Кане галилейской, когда Иисус в ответ на предложение Марии помочь свадьбе с вином, говорит отчужденно: что тебе, жена?
   Странность детей Великой Матери обнаруживается также в нехватке человечности. Дух забирает душу себе, оспаривает её у мира, отсюда истекает бедность и тощесть видовой чувственности у этих детей. Им не хватает той душевной воды, в которой совместно плавают, как рыбы в пруду, души детей мира. Дети Матери не понимают их поступков, завидуют легкости их взаимного общения и обращения, но сами не могут участвовать в танце: их движения неловки, выспренни, все придуманы, вычитаны из книг. Эта внекастовость, неорганичность быта служат источником застенчивости и чувства неполноценности.
  
   ДЬЯВОЛ ВСЕ ТОТ ЖЕ
  
   В ХХ веке торжествовал Сатана, ненавистник людей. Отец лжи и вражды он соблазнил и разделил людей, превратив их во врагов друг другу. Убийца искони он обнаружил себя беспримерными массовыми убийствами. Исконный Соперник Бога он явил себя творцом идеальных царств, в жертву строительству которых и были положены гекатомбы человеческих жертв, получая ложное оправдание в соблазнах этих идеальных царств. В жертву были принесены не только отдельные личности, но и целые города, страны и народы.
   Одним из главных пострадавших от дел Сатаны в ХХ веке стал российский народ. В начале века Европа и европеизированная часть России подверглись революционному и имперскому брожению; были втянуты неволею и волею в череду войн и революций, в результате которых пала Российская империя. Основной 100-миллионной массе русского народа были глубоко чужды как цели и мотивы Первой мировой войны, так и революционные идеи социализма. Люди народа даже не знали о себе, что они - русские; они знали себя как православных христиан и воевали за своего белого царя и веру. Когда надстроенная над этим народом Петровская европеизированная империя рухнула, не выдержав испытания войной и революцией, народ оказался вообще брошенным и лишённым какого-либо политического самовыражения. Оставалась лишь церковь, как публичный народный институт, но и её скоро уничтожили.
   Власть в бывшей России захватила интернациональная банда революционеров радикалов, одержимая идеей мировой коммунистической революции. Эта банда превратила Россию в плацдарм этой революции и принесла русский народ в жертву безумной идее, поработив его с неслыханной жестокостью и убивая буквально миллионами.
   Страна была превращена в политическую тюрьму-театр, изображавшую собой осуществлённую Утопию. И это не было делом одной лишь партии большевиков - это было делом всей мировой революционной общественности, которая хотела видеть на земле эту утопию и участвовала в её строительстве. Без того, чтобы быть всемирным делом, СССР никогда бы не состоялся. И он рухнул, как только перестал быть таким всемирным фаланстером. Меньше всех эта затея нужна была как раз русскому народу, который стал просто "мясом" в этом убийственном предприятии.
   В результате всемирного коммунистического эксперимента явились на свет так называемые "советские люди". Это дети, родившиеся и выросшие в театре-тюрьме. Наполовину марионетки, но всё же люди, человеки. И великая победа Христа над Сатаной обнаружилась тем, что и в этой тюрьме нашлось место человечности, и узники, её населявшие, проявили и сохранили в себе человечность. И они вполне сознают и ценят в себе и себе подобных эту человечность. Это их единственное достояние, потому что они не имели другого опыта гуманизма, кроме тюремного.
   И теперь от них требуют отречься от этого опыта, заклеймить самих себя позором. Но как это возможно? Наверное, это возможно людям, которые имели и другой опыт, кроме советского, - опыт свободы. Но советским людям это невозможно. Это немилосердное и несправедливое требование. Когда советские говорят, что "было много хорошего при советской власти", то нужно понимать - это единственное хорошее, которое у них есть.
   И кто же требует покаяния и отречения и причисления себя к мировому злу? Та же интернациональная шайка радикалов. Сначала они требовали, чтобы все быстро стали социалистами, и клеймили либералов и буржуев. Потом, чтобы все срочно стали антифашистами и принесли себя в жертву на алтарь сопротивления, клеймя и казня коллаборационистов. Теперь они требуют, чтобы все срочно стали либералами и отреклись от ими же устроенного социализма. Вначале они проповедовали полную аморальность и макиавеллизм в политике, ради достижения революционных целей, теперь они требуют от политики безусловной морали, чтобы политики все каялись, как монахи, и государства бы каялись и посыпали главу пеплом...
   Это всё те же большевики - войско Дьявола. Им всё равно, какая идея - лишь бы человечество плясало под их радикальные песни и подчинялось их нетерпимости, создавая тем новые основы для разделения, вражды и убийства.
  
   "Е"
  
   ЕСЛИ БЫ ДАРВИН ЗНАЛ...
  
   Если бы Дарвин знал то, что знаем мы теперь, он был бы более чем удовлетворён; он бы ликовал. Его догадки теперь приобрели подлинную фактическую основу, стали наукой. Современная теория эволюции опирается на генетику и мало общего имеет с тем, что понимали под этим во времена Дарвина. Не говоря уже о вульгарных представлениях о борьбе за выживание, как факторе эволюции, отсеве слабых и тому подобном социальном "дарвинизме". Ни один серьёзный биолог в мире не сомневается в Эволюции, хотя её "механизмы" до сих пор не ясны, гипотетичны - скорее всего, как раз в этих механизмах есть место религии, а не в отрицании эволюции в пользу однократного Творения.
   Противники эволюции - это политическая партия общественных консерваторов, а вовсе не учёные. Они спорят о другом: если мы берём практический разум, руководящий нашими поступками в человеческом общежитии, то должен ли он быть вооружён религией или наукой? Ответ бесспорен - религией! Но это никак не ущемляет теорию эволюции, которая не является моральным учением. Эти люди забывают, что Книги Генезиса (Бытия), где говорится о Творении, не суть книги о возникновении мира, но - моральные книги о грехе и наказании за грех. Всю эту международную камарилью в защиту Библии через истину Творения я назвал бы толпой бесов, которые менее всего интересуются религией, -они ищут повод побузить, затеять публичный скандал, устроить потеху, отвлечь внимание от главного на лжепроблемы.
  
   ЕСЛИ РЕЧЬ СТАРШЕ УМА, ТО...
  
   Современной наукой (особенно лингвистической: Сепир, Уорф) доказано, что речь не является внешним инструментом ума с функцией выражения мыслей. Более того, стало очевидным, что речь первична по отношению к мышлению; что последнее есть беззвучная речь и аграфическое письмо (письменная речь). Тем самым ум потерял пальму первородства. И это имеет важные следствия.
   Во-первых, выбита почва из под ног распространённой вульгарной философии, суть которой заключается во взгляде на мир, как на калейдоскопический поток впечатлений, организуемый нашим сознанием или умом; и тогда, якобы, ум, самосознав себя как творца мира, уразумев собственную власть, может, через самосовершенствование и самоизменение, создать совершенный мир, и с таковым - счастье человека.
   Теперь ясно, что хотя ум, в порядке апперцепции, действительно организует впечатления и расчленяет и созидает мой субъективный мир, образуя понятия; распределяет значения и т.д. - тем не менее, он отнюдь не самовластен и не абсолютен, но обусловлен речью (языком) той культурной общности, к которой принадлежит. И фишка в том, что он не может избавиться от этой обусловленности, как это пытаются утверждать медитирующие "йоги", потому что ум есть интериоризованная речь, а вовсе не извечная потенциально абсолютная непреходящая сила.
   В свете этих достижений науки всем проповедникам достижения "сиддхи" и "нирваны" через исправление и очищение ума можно советовать сворачиваться, чтобы не оказаться в числе откровенных шарлатанов.
   Во-вторых, первородство речи по отношению к уму выдвигает ОБЩЕНИЕ на ведущее место в экзистенции человека. Таким образом, истинный человек это не Homo Faber, и не Homo Sapience, и даже не Homo Ludens,но - Homo Communis. Отсюда, все ищущие совершенства и истины человека, должны хвататься не за ум (сознание), но за общность и общение, и лицо, как термин общения.
   Разумеется, торжество христианства, открывшего человека, как лицо, сущее в общности и общении, не нуждается в поддержке со стороны науки, но, всё же, приятно и полезно для нашей проповеди получить от науки вышеописанный аргумент.
  
   ЕСТЕСТВЕННАЯ МОРАЛЬ
  
   Богословы до сих пор спорят о том, существует ли естественный моральный закон.
   Прирожденный моральный закон, разумеется, и очевидно существует. Он существует в природе у общественных животных (можем легко наблюдать его действие у домашних животных). Но это в позитивном понимании морали как общественной взаимоуживчивости, способности к общественной жизни.
   В религиозном же плане естественный моральный закон есть нечто совсем другое. Его феномены могут быть антиобщественными, как это мы видим у Христа Иисуса, которого за эту антиобщественность синедрион и приговорил к смерти. Почему так?
   Потому что в духовном плане естественный моральный закон это не животная социальность, но - покров Богоматери, удерживающий младенца Божия, нерожденного в Слове, от смертных грехов. Это блокирование первородного греха Шехиной. Божественный моральный закон лишь аналогически может называться законом, на деле же естественная мораль детей Божьих нерожденных иррациональная, и нонконформистская. Также лишь аналогически он может зваться Естественным, поскольку он не природен, он вечен, но младенец Божий охраняем им от момента своего зачатия небесного. Поэтому в физическом плане этот "закон" выглядит прирожденным, и поэтому может внешним образом зваться "натуральным".
   Пуповина незримая связывающая Человека (не случайно с заглавной буквы) с Матерью. Супругой Отца - вот источник естественной морали, содержание которой - иррациональный ужас перед смертным грехом и перед Хамом, смеющимся над наготою отца.
  
   ЕЩЕ О ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ ХРИСТА ИИСУСА
  
   Когда говорим о человечестве Сына Божия Иисуса из Назарета, то вовсе не подразумеваем кишечные ветры, испускаемые им на трапезе у мытаря. Потому что "ветры" - это животность. Животное же не противостоит Богу. Ему противостоит человек. Не телом согрешил Адам, но - словом. Ибо человек - логос; как это открыто об истинном человеке.
   Животное ходит под Богом. А человек ходит пред Богом. То есть противуставлен Ему.
   Оттого так и важно нам человечество Христа Иисуса, что в Нем сказанное противостояние завершилось, потому Он - совершенный (завершенный) человек. Он уже ходит не пред Богом, как Енох праведный, а ходит в Боге, будучи одно с Ним.
   Так что человечество Христа Иисуса есть примиренное с Богом Отцом человечество: воссоединенное с Богом человечество; превзошедшее подобность и восстановившее свое исконное Сыновство.
   Животное же никогда не противостояло Богу. Что до обезьяны вида Homo Sapience, то ее увел за собой от Бога человек. Потому она (обезьяна) не виновата в том, что природа ее несколько пострадала.
  
  
   ЕЩЕ О ЦАРСТВЕ БОЖЬЕМ
  
   "Ищите прежде царствия Божия и правды Его...", и "Царство Божие внутри вас есть".
   Обычно, эти слова Спасителя цитируют в приведенном выше порядке. Так что можно понять их как призыв сначала к поиску царства, а затем указание на место где нужно искать его. Можно понять эти слова также как увещание не искать судов Божьих вовне нас, но - внутри. Что при этом означают, однако, слова "внутри вас"? Означают ли они "среди нас" или "между нами", либо они подразумевают внутренность души, сердце отдельно взятого последователя Иисуса? В первом случае, Правда Божия существует между нами, верными Христа Иисуса - в наших взаимоотношениях. Во втором - правда царства Божия, или суды Его каждый верный обретает в душе своей, в разуме своём и воле своей. То есть каждый верный Христа Иисуса способен выступать абсолютным безошибочным судьёй, как знающий Правду Царя.
   Между приведенными двумя толкованиями логии "внутри вас" нет, впрочем, никакого противоречия, но, напротив, одно предполагает другое и требует его.
   Несколько другой результат мы можем получить, если прочтём слова Спасителя в обратном порядке. А именно, сначала: "Царство Божие внутри вас есть", а затем: "Ищите царствия Божия и правды Его...". В таком порядке слова эти могут означать, что царство Божье, хотя и пребывает в нас, требует, тем не менее, от нас усилий по его поиску; каковой (поиск) состоит в искании Правды Божией.
   Искание именно Божией Правды предполагает более общую установку на искание правды как таковой. Слово "правда" означает суд. Искание мною правды означает, что я ищу суда, который своим вердиктом дал бы мне закон, и правоту (или неправоту) в этом законе. То есть, ищущий правды настроен на созидание законообразной жизни и правового общества. Он намерен и желает поступать по закону. И в спорных вопросах стоять на стезе правды, как стезе бога, на которой только и возможно обретение жизни. Такая личная установка востребована Спасителем и поощряется Им в словах: "Блаженны алчущие правды...".
   Далее, всякий действительно ищущий правды, - а не частного интереса или выгоды посредством правды, - в конечном итоге приходит к исканию правды Божьей. Поскольку он хочет правды истинной, безусловной, неоспоримой и безошибочно правой. Он хочет Божьей правды ещё и потому, что, вдобавок к личной уверенности в правоте, он получает от Бога силу к исполнению судов Божьих.
   И вот, мы видим, что такого блаженного человека (алчущего правды) Христос Иисус заверяет в том, что тот найдёт Правду в душе своей (внутри себя). В этом его убеждают слова Спасителя: "Царство Божье внутри вас есть". То есть в нас есть Царь и суд Его.
   Однако следующие слова Иисуса: "Ищите царствия Божия и правды Его...", - уведомляют нас о том, что Правда не лежит в душе в виде скрижали законов, которую можно отыскать в доме души и прочесть. Нет, и не может быть заранее написанного закона для всех людей, на все времена и для всех бесконечных случаев и обстоятельств быта. Суд Божий не даёт нам практического закона и решений конкретных дел. Суд Царя есть суд высшей инстанции. Он выносит вердикт о правоте нашего вердикта, о справедливости нашего закона. Поэтому мы не можем прийти к царю и сказать - рассуди нас! Вспомним, как отослал Иисус прочь от себя братьев, пришедших к Нему со своим спором о наследстве. Отсюда ясно, что мы сами должны искать правды, творить суд и закон в нашем общежитии, выстраивать правовое пространство, сообразуясь с высшим принципом божественного достоинства личности, братства и равенства всех людей в их богосыновстве. И вот эти наши суды мы должны представлять на одобрение Короне. И, в зависимости от вердикта Короны по нашим судам, мы должны либо утвердиться в судах своих, либо добиваться их пересмотра путём публичных процедур. И возможность добиваться такого пересмотра должен иметь каждый гражданин. Здесь лежит абсолютное основание демократических институтов.
   Со стороны Бога встречное движение к нам в делах Правды состоит в присутствии Царя-Судьи в доме души нашей; Судьи, от которого всякий верный может получить решение относительно своего суда, о правоте его. Таково содержание Благодати царства Божия внутри нас.
   Но нельзя прийти к судье с пустыми руками. Нужно сформулировать иск. То есть человек должен знать закон сущий в мире, искать правды в мире, и лишь потом с этой правдой обратиться к высшему Суду. Иначе Царь скажет ему: "пойди прежде исполни закон", - как говорил он прежде приходившим к нему с просьбой принять их в царство Божие.
   Итак, пойди прежде исполни закон! Исполнить закон значит подчиниться решению суда. Чтобы получить решение, нужно искать суда, просить у суда, чтобы дал закон. Искание суда предполагает сознание ценности правопорядка и желание жить по закону, в правовом пространстве, окормлять законом свою волю. Именно таким личностям обещано блаженство. И они имеют блаженство пребывания в воле Божьей здесь и сейчас через присутствие Царя в доме души своей и возможность получить Суд. Что и составляет смысл слов "Царство Божие внутри нас есть". Исполнение Суда Божьего в миру через личную активность имярека, получившего Суд от Царя, явится исполнением намерения, которое каждый верный исповедует пред лицом Царя: "да будет воля Твоя на земле, как на небе".
   Относительно последнего важно уяснить, что не спустится с небес войско ангелов с палками, которое заставит исполнять Его волю, но только через нашу персональную волю будет Воля Его на земле.
  
  
   "Ж"
  
   ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ АВРААМА КАК ПАРАФРАЗ ДУХОВНОГО РОЖДЕНИЯ
  
   Как мы помним из Библии, муж Авраам, рожденный Богом в завете из Абрама, по велению Господина приносит в жертву сына своего Исака. В результате сего действа, на алтаре умирает баран, а сын Авраама, Исаак освобождается от пут, которыми был связан. Так что терновый венец смерти несет баран, или овен, запутавшийся рогами в терновнике, а человек, сын несет на главе гиацинтовый венец жизни. До жертвоприношения Исак и баран суть одно: единое существо - человек-овен.
   В акте жертвоприношения, Сын Абрама, Исак, человек-баран, разделяется на собственно человека и барана. Баран заколается на алтаре, а освобожденный от единения с животным истинный человек рождается в Жизнь; имя его - Исаак. Духовный отец его, ведущий к рождающей жертве, узнается как Авраам, верный Бога, в отличие от Абрама, не знающего Бога.
   Жертвоприношение Авраама открывается в сказанной парадигме как образ истинного отношения отца и сына, - Начало, или "Архэ" которого имеем в вечном отношении Отца небесного и Сына его Иисуса Христа. В откровении этого Начала в начале нашего эона мы находим жертвоприношение Иисуса Отцом небесным, - в каковом приношении плотская часть, знаменуемая агнцем или овном, покорно ведется на заклание ради освобождения для Жизни вечной части духовной - истинного Человека, Эммануила. О каковом освобождении Христос Иисус возгласил торжественно на кресте - Свершилось! Этим возгласом завершился длительный акт рождения Сына Матери (Духа Свята) и Отца небесных; Акт, начатый крещением у Иоанна Баптиста в Иордане. Со стороны человечества, совершился акт духовного, или второго рождения мужа, о котором говорил Иисус Никодиму, - яко должно человеку умереть и родиться вторицею, чтобы войти в Царствие Божие. Умирающий человек знаменуется в жертвоприношении Овном, а рождающийся - восставшим из гроба Юношей, ведомым под руки ангелами Бога. Итак, из человека-овна, в разделении их, родился Сын Божий, Эммануил, а Овен, сын Иосифа, умер на алтаре, ради жизни Человека.
   Всякое становление отрока в мужа, отныне совершается в народе божьем по образу сего Начала, каковой служит образцом отцу и сыну. Отец должен обрести Бога, ставши из Абрама Авраамом, и не просто вскормить отрока-барана, но обеспечить духовное рождение мужа в жертвоприношении, к которому он готовит и подводит сына воспитанием и образованием, взращивая его в добром наказании. Со своей стороны, сын, принося в жертву Богу душу и тело свое по воле отца, умирает и возрождается для новой жизни в разделении овна и человека. Так, что овен умирает на алтаре, а муж идет в жизнь иную.
   Таково содержание библейской истории жертвоприношения Авраама для тех, кто может понимать Слово.
  
   ЖИТЬ В ОБРАЗЕ
  
   Платоники-христиане уверяют нас: Иисус живая икона Отца; чистый образ Бога невидимого. И вот Он якобы стоит у дверей нашего мира и стучит, желая войти в феноменальные структуры нашей цивилизации, - цивилизации образов, - именно как образ, икона.
   По их заверению, каждый из нас может стать иконой Иконы, или образом Образа, отыскав в сердце своем чистый образ Христа и настойчиво созерцая его. Это бытие иконой Христа может стать смыслом существования. И когда многие из нас станут иконами Иконы Отца небесного, тогда наша цивилизация очистится от грязных образов и станет совершенной.
   Если отойти от платонизма и обратиться к опыту практической экзистенции, то, что такое жить в образе, быть образом?
   Это значит не быть лицом, то есть вообще не быть, или умереть. Умереть как раз для той жизни, которой живет Христос Иисус. Именно по причине смерти лица в образе, Иисус называл людей-образов "гробами повапленными" (гробами лакированными).
  
   "Се Человек!" - сказано о Христе. Сказано именно в сравнении с ОБРАЗОМ Человека: что Он НЕ ИЗОБРАЖАЕТ (!); что Он подлинно СУЩЕСТВУЕТ. Если бы не так, его вывели бы к народу в маске мессии. Именно маску пытались сотворить римские легионеры в Претории, когда одевали Иисуса в багряницу и надевали на голову венец из терна. Этим они говорили Иисусу - ты лжец! Изображаешь из себя Мессию!
   Маска лжёт, потому что изображает человека. Мы знаем, кто есть отец лжи. Именно поэтому актеры почитались всегда за проклятых людей, и пребывали они вне общества. И только в наше время тотальной лжи, время общества-маскарада актеры стали героями, и даже в президенты Америки выбрали актера, обозначив тем самым, что все мы - актеры.
  
   Маски могут водить хоровод, сиречь участвовать в ролевых играх, которые изучают социологи, воображая, что они изучают общество. Но это не общество, это фантом.
   В образе (маске) и роли я изображаю свое существование как лица, но на деле не существую. Изображая человека, я обманываю окружающих, по видимости исполняя обращенное ко мне требование быть: то есть быть готовым, отвечать, соответствовать, слышать и поступать; ибо быть лицом значит господствовать, творить душевный космос....
   Этого как раз и нет. Маска, образ, роль подобно крышке гроба прикрывают собой тление и смерть, или душевный хаос, страсть, неуправляемую душевную спонтанность, грязные чувства и мысли, лень, безволие, остраненность, которые я скрываю от ближних под маской, или образом.
   Образ встраивается в общественный феномен, сохраняя видимую целостность бытия, и скрывает факт дыры - отсутствия личности, ее смерти, небытия. Кто наблюдает феномен, бывает обманут. Поцелуй Иуды - вот что такое феномен.
  
   Современная феноменология не случайно явилась в наше время. Она есть отказ от истины. Признание за истину феномена. Именно это Гуссерлево эпохе современные платоники хотят сделать инструментом жизни в образе Христа. Однако образ - не истина. Для Гуссерля истина -- это структура акта сознания. Но феноменология Гуссерля - это всего лишь гносеология, служанка естествознания (даже не богословия!) - как она может помочь нам в вере?
  
   Расхожий лозунг наших дней - "быть самим собой!".
   То есть, не быть маской, образом; не изображать из себя того, кем ты не еси. Сама распространенность этого императива отсылает нас к миру как "цивилизации образов". Лозунг: будь собой! - есть выражение протеста лица против своего самоотрицания, против своего небытия в образе, и желания существовать - быть лицом, а не маской на сцене.
   Неясно, однако, как это сделать: как стать собой: как начать БЫТЬ, и перестать кривляться? Публика и культура предлагают лишь маски на выбор, так что "стать собой" означает отыскать в обществе такую роль и такой образ, который тебе подойдет, который будет твоей иконой. Решает ли это экзистенциальную проблему? Думаю, нет: лишь предлагает псевдорешение, осуществлением которого (поиском ниши и роли) заняты многие.
   Характерно в этом ключе понимание лозунга "быть собой" у трансгендеров. Мужчина хочет стать женщиной, - как известный депутат польского парламента Анна Городецкая, например; которая хотела быть женщиной, и понимала осуществление этого желания как становление собой. Однако мужской организм не может хотеть стать женским организмом: его насильственно с помощью гормонотерапии и хирургии превращают в женский. Следовательно, дело не биологии пола; дело в уме. Уму нравится женский образ, ум выбирает его для формирования понятия о себе. Именно соблазн воплощения собой выбранного образа побуждает трансгендеров к противоестественному превращению.
   Фактически, цивилизация образов не разрешает человеку быть: свобода существования подменена свободой выбора образа, который будешь воплощать, подобно актеру на сцене.
   Изображать Христа или какого-либо героя - вот какой выбор предлагают нам христиане-платоники. Светское общество не предлагает такого выбора и соответствующей ниши, маски и роли. Тому, кто хочет жить в образе, остается одно - стать членом какой-нибудь христианской секты; или, в рамках ортодоксии, найти подходящий монастырь, где принимают такого рода перформансы - особенно, в части Public Relation.
   В христианстве образ Бытия давно найден: это Троица. Но этот образ не для созерцания и, тем более, не для симуляции. Троица, или божественная семья - Отец, Мать, Сын - есть возвещение открытой возможности воскреснуть из гроба несуществования и ЖИТЬ в Семье через усыновление.
  
   "З"
  
   ЗАБЛУДШИЕ ДУШИ
  
   Словосочетание заблудшие души столь привычно для нас, что устойчиво ассоциируется в нашей душе с неким сожалением и сокрушением об этих заблудших. у ангажированных миссионеров и проповедников эти слова вызывают инстинкт охотника, почуявшего добычу.
   правильнее, однако, прочитать эти слова с другого конца. А именно, БЕСПУТНЫЕ люди. То есть не знающие пути, и потому блуждающие. Здесь ведь важно не блуждание, кое есть следствие, - а именно беспутность, то есть отсутствие волевого курса, который потенциально есть в каждой ситуации. Воля векторна: у неё всегда есть направление. Вектор воли сопряжен со свободой. Путь - у свободного. Иначе - рабство у мерцающих огней ночи, рабство у минутных влечений. Беспутность, в отличие от заблудшести имеет преимущество в понятии, поскольку отображает недостаток личности, незавершенность или порочность ея, а не только феномен блуждания, то есть хаотического поведения.
  
   Совсем иной смысл имеет заблудшесть, о которой сокрушается пророк Исайя, говоря:
   "все мы блуждаем как овцы, совратились каждый на дорогу свою". Здесь блуждание означает отсутствие пастыря. В человеческой экзистенции - это отсутствие господина, богооставленность. "Совратились каждый на дорогу свою" означает, что руководимся собственными понятиями, разумениями и представлениями, вместо Божьей Правды.
  
   ЗАВТРАШНИЙ ДЕНЬ
  
   "Не заботьтесь о завтрашнем: завтрашний сам позаботится о себе" - сказал Иисус Назорей детям своим (ученикам).
   Этим он утверждал, что муж сегодняшний не тождествен мужу завтрашнему, ибо их разделяет сон. Сон же подобен смерти.
   Муж сегодняшний не переходит в завтра. Он умирает вечером на ложе своем. Заутра с ложа сна-смерти восстает новый муж. Ему и принадлежит день завтрашний.
   Есть у этого высказывания также более отдаленный смысл. Он состоит в том, чтобы предназначенный к Спасению не думал о посмертном воскресении в Раю, но целиком сосредоточился на отношениях с братом своим здесь и теперь - как того требует Любовь.
  
   ЗАКОН - ДРЕВО С ДВУМЯ КОРНЯМИ
  
   Исторически закон имеет два корня: веление властителя и решение спора равных, в соответствии с договором между равными.
   В первом изводе закон - это правило поведения и действия, задаваемое могущественным начальником. Само слово "начальник" говорит о том, что он закладывает начала всякому делу и отношению.
   В священной истории таким начальником был Моисей. Он положил начала новой жизни евреев после бегства из Египта. Дал закон (или правила поведения и деятельности) коленам израилевым, и этим создал народ.
   Его власть начальника делегирована ему Богом Авраама, то есть включает в себя авторитет предков. Законы также получены от Бога Авраама в качестве восстановления и обновления договора Авраама с Богом, который как раз касался его потомков, то есть египетских евреев.
   Таким образом, закон первокоренной родственен оракулам, получаемым жрецами, и смыкается с правилами жертвоприношений богу, которые составляют важнейшую часть всего корпуса законов. Общий дух этого закона - угождение верховному владыке - богу, с целью избежать его гнева и снискать благосклонность. Также он традиционен: то есть помимо святости (= клятости) связанной с космическим богом, имеет подкрепления со стороны родового культа предков.
   Политически первокоренной закон свойственен теократиям и монархиям, в которых жрец и царь представляют верховного владыку и получают от него власть и полномочия (помазание, например).
   Невзирая на то, что споры между равными существуют издревле, второй корень закона прорстает только в демократии, в эллинском полисе.
   Именно там появляется такой источник закона как договор равных, или общественный договор. То есть законом становятся решения собрания равных, или народного собрания. Там же впервые появляется суд не как "правда" а как согласие спорящих равных добровольно подвергнуться суду третьих лиц, специально избранных для этой цели.
   На основе добровольной отдачи спора в суд появляется суд современного типа с состязательным процессом. Соответственно, там появляется и закон как решение суда. То есть прецедентное право.
   До этого , в области первокоренного закона, все споры между равными или неравными, но равноподсудными, разрешались все теми же представителями предков или бога - колдунами жрецами, царями; на тех же основах делегированного космического могущества (захочет, пошлет урожай, рассердится - не пошлет, и т.п.). Суд этих владык был Правдой, - то есть Космократор правил наши "косяки", или "кривды"; исправлял космос.
   Если суд не делегировался жрецу или царю, то вершился самим богом - то была ордалия, судебный поединок, или "суд божий".
   Суд второкоренной, демократический, не является "правдой". Это форма общественного согласия. Закон здесь формула такого согласия, достигнутого с помощью суда.
   Обращаясь к российской истории и действительности, мы замечаем, что нам знаком только закон первого типа. Это соответствует нашей политической истории знающей только монархию и теократию.
   Само русское слово "за кон" (выступление за кон) отсылает нас священному правилу, к заклятию и "табу". А русское слово "правда" отсылает к власти князя, который правит нам бока.
   Также почтение трудов русского правоведа Ивана Ильина показывает нам, что русский человек не различает двух указанных источников закона. Ему не знаком закон как общественное согласие. И не знаком суд как форма достижения согласия. Для него закон - это правило поведения, то есть правда.
   Поэтому наши люди не привычны обращаться в суд для решения своих споров, но скорее склонны к ордалии или жалобе владыке.
   Потому же закон в России ослабевает и не исполняется вместе с оскудением веры и ослаблением власти.
  
  
   ЗАКОНОМ ПОЗНАЕТСЯ ГРЕХ
  
   О роли закона в жизни человека имеем важное указание ап. Павла. Павел говорит: "...законом познается грех", (Рим. 3,20).
   И в самом деле, как узнаю, что грешен, если не имею закона? Помысел мой может быть и не греховен сам по себе, но если помысел этот осуществляется не на путях закона, то, осуществляя помысел, я совершаю грех, или преступление закона. Если я не знаю закона, то не знаю и греха своего, поэтому закон позволяет мне обнаружить область греха и пройти право по границе её.
   В христианстве нет ритуального закона. Нет, посему, и ритуального греха, но весь грех состоит в нарушении Завета с Богом относительно ближнего. Отсюда, весь публичный закон - гражданский: направляет отношения к согражданам, поскольку все христиане суть граждане нового Иерусалима, во главе с Царем Помазанным свыше.
   Отсюда легко понять роль гражданского закона в жизни христианина, важность знания закона и наличия правового сознания. Для муниципальных магистратур закон может означать регулирование жизни города, как общины, - что немаловажно и для христианина, как члена муниципальной общины. Но, помимо этого, и много важнее то, что для христианина с законом связан вопрос оправдания в Суде Господнем. Ибо, как говорит ап. Павел: "Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут; а те, которые под законом согрешили, по закону осудятся".
   Важно заметить также, что закон существует независимо от того, возвещен он народу или нет, знает о нем имярек или нет. Апостол Павел в послании к римлянам (глава 2) говорит по этому поводу:
   12 Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут; а те, которые под законом согрешили, по закону осудятся
14 ...когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон:
15 они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую)
  
   ЗАМЕЧАНИЕ К ВОПРОСУ СОТВОРЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
  
   Святая мученица Еликонида риторически вопросила судью своего, игемона Перинния: Кто сотворил человека из земли и вдунул в лицо его дыхание жизни?
   Ключевым в этом высказывании является слово ЛИЦО. Оно напоминает нам, что Дыхание Божье есть жизнь ЛИЧНОСТИ в составах человека. Ибо не во плоть, слепленную из глины, а в лицо человека вдунул Бог жизнь. Сотворённый человек есть душа живая, подобно всем прочим тварям. Но у прочих тварей нет лица и, соответственно, жизни лица, или Духа.
  
   ЗАПАДНЫЙ ДЕСПОТИЗМ
  
   Этот тип власти, носящий имя "демократии", привлекает средства коммуникации и использует их как нервную систему. Они простирают свое влияние повсюду, где люди живут, собираются, встречаются и работают. Они проникают в закоулки каждого квартала, каждого дома, чтобы запереть людей в клетку заданных сверху образов и внушить им общую для всех картину действительности.
   Западный деспотизм предполагает захват орудий влияния или внушения, каковыми являются школа, пресса, радио, телевидение и т.п. Он достигает господства над массами путем контроля над верой большинства людей в личность, в идеал, в партию.... Внешнее подчинение уступает место внутреннему подчинению человека: видимое господство подменяется незримым духовным господством, от которого невозможно защититься. (Серж Московичи. 1981 год)
  
   Цинизм внутренней политики "западного деспотизма" состоит в том, что с народом обращаются как с неразумным, в опоре на иррациональное начало и психологию толп, но при этом внушают людям, что они якобы разумны, свободны, рациональны и управляют собой . Это внушение открывает политиканам вход в умы сограждан.
  
   Значимость иррациональных элементов в политике связывается с именем Гюстава Ле Бона, первого теоретика психологии толп. Подчеркивая реалии человеческого поведения в условиях массовых скоплений, автор поставил нас перед лицом зловещих явлений, о которых каждый знал, но не желал смотреть им в лицо. Тем самым Ле Бон нанес серьезный удар по той концепции человеческой природы, на которой зиждется классическая доктрина демократии и демократическая легенда о революции. (Шумпетер).
  
   На деле, нет никакой демократии, потому что нет демоса. Есть фальсификат "гражданского общества", создаваемый по технологии создания толп и управления ими, на основе знаний массовой психологии и социологии.
   Новое качество современности, по сравнению с эпохой Ле Бона, заключается в том, что для создания толпы и управления ею не нужно теперь выводить людей на улицы.
   СМИ, превратившиеся в гипнотический театр, успешно создают виртуальную толпу из миллионов граждан, одновременно смотрящих по телевизору одну и ту же передачу. Эта толпа вовсе не субъект информирования, но - объект внушения для последующего управления в плане подготовки к публичному действию.
   Отсюда и трансформация современных СМИ - даже не в средства партийной пропаганды - но в средства циничного манипулирования, в интересах безликих властвующих групп, прячущихся за демагогической ширмой "демократии".
   В теле этой "демократии" бесчисленные "активисты", "общественники", "правозащитники" и прочие подобные им практикуют создание толп, выражающих то или иное нужное тайным властителям "свободное мнение".
   Институты, фонды, НКО, и другие, финансируемые олигархами организации, группы и партии, фальсифицируют "гражданское общество", заменяя его толпами, собираемыми вокруг резонов, лозунгов, мнений и ценностей.
   Таким способом они противопоставляют коллективное, создаваемое ad hoc, социальному; хаос - порядку; и локально разрушают общество в частных интересах. Эта корыстная локальная хаотизация и разруха маскируется вывесками социальной динамики, прогресса, борьбы за права человека, утверждения "универсальных ценностей", etc.
   Хотя "психология масс" стала достоянием общественно-политической рефлексии только в ХХ-м веке, благодаря Ле Бону, демагогия, демагоги и ведомые ими толпы известны были уже античности.
   Христианское самосознание также различает правовой порядок и массовидное его разрушение. Священное Предание рассматривает действия толпы как результат обесовления людей; или происков Дьявола, Противника Бога.
   В истории Христа Иисуса слугами Сатаны выступают иудейские первосвященники. Именно они собирают фанатичные толпы, с которыми вынужден считаться римский прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Именно они, видя в Иисусе соперника своей власти над массами, ложно обвиняют Его в антиримской деятельности. И когда Пилат, проведя расследование, не находит в Иисусе вины, клака первосвященников вопит в собрании: "Распни его! Распни его!". И прокуратор, опасаясь буйных фанатичных толп, как ответственный за общественный порядок в этой провинции, сдается и принимает логику Сатаны, высказанную уже первосвященниками: логику чисел - лучше, мол, одному человеку погибнуть, чем пострадать многим.
   Таким образом, уже Священная История на две тысячи лет раньше науки обнаруживает перед нами деяния Дьявола среди людей в виде создания толп и манипулирования ими, с помощью лжи, выдаваемой за правду; исконного своего оружия.
  
  
   ЗАПОВЕДЬ ХРИСТА ИИСУСА
  
   Все наследники Рима как будто знают, что Иисус "заповедал" нам любить друг друга, дополнив этим пожеланием Первую Заповедь Закона, гласящую о любви и верности Богу, избравшему Израиль в народ свой.
   "Заповедь новую даю вам, да любите друг друга" - сказал Иисус, как Господь и Учитель Закона, ученикам своим (Ин. 13.34)
   Однако, слово "заповедь" означает запрет. Откуда и русское слово "закон" (в смысле перехода за "кон", или черту). Так же Заповедь, данная Творцом первым людям, имела своим содержанием ЗАПРЕТ (!).
   Все знакомые с юриспруденцией знают, что закон не разрешает: он запрещает; или очерчивает область запретных деяний. Также физики знают, что все физические законы что-то запрещают, ограничивают - это их содержание.
   Как же, в таком случае быть с "заповедью" Христа "Любите друг друга!"? Ведь, по форме, это не запрет, а повеление; и, значит - не заповедь (?).
   И, тем не менее, это Заповедь, или Закон.
   На практике он означает Запрет использования в общении с ближними любых психических энергий, кроме ЛЮБВИ.
   Только так работает эта Заповедь. Невозможно, ведь, возбудить или сотворить в себе любовь. Можно только освободить в душе место для любви, и затем очистить её от прочих чувств и страстей.
   Текучий, постоянно меняющий цвета континуум воли, запрещаемый данным законом, не поддаётся перечислению. Поэтому закон формулируется от противного.
  
   ЗНАМЕНИЕ ИОНЫ ПРОРОКА
  
   Мессианские притязания Иисуса из Назарета побуждали ортодоксальных евреев требовать от него знамений, которые подтвердили бы его божественное Помазание.
   Относясь к этим требованиям, Иисус говорил своим ученикам:
   "род сей неверный и прелюбодейный знамений ищет, но не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка...".
   Это высказывание Христа часто прочитывается как обличение современных ему евреев в нечестии; в недостойности, изгнавшей из среды их дух пророчества и знаменное присутствие Бога.
   С другой стороны, это высказывание явилось пророчеством Иисуса о Его трехдневном пребывании во чреве Земли, между смертью и воскресением.
   Но кроме этого, в приведенном речении содержится ускользающее от внимание обнаружение Любви Отца к миру. Осуществляя эту любовь, Иисус должен был донести до людей весть о Примирении. Но, именно потому, что род сей не в состоянии восприять иного знамения, кроме воскресения Христа из мертвых, Сыну Божьему надлежит умереть, из любви к роду сему, - чтобы использовать сим последнюю надежду на спасение испорченного мира.
   Таким образом, в этом высказывании Иисус отнюдь не обличает род сей, - не повторяет в этом Иоанна Крестителя, - но изъясняет ученикам, почему надлежит ему непременно умереть, чтобы затем воскреснуть: потому что иного знамения не воспримет род сей неверный и прелюбодейный. Слова: "неверный и прелюбодейный" суть не обличение, но констатация факта, изъясняющая ту крайнюю меру, на которую идёт ради людей Отец - принесение в жертву Своего Сына.
   Отсюда, высказывание Иисуса о знамении Ионы, которое дадено будет евреям, прочитывается правильно, не как ответ ищущим знамений, а как разъяснение ученикам того, почему он должен умереть. И есть ответ на недоумение - отчего должно быть так?
   На это же знамение Ионы пророка намекает Иисус в храме, когда говорит: вскоре разрушу дом сей и воздвигну новый в три дня. Под "домом" разумел он душу свою и тело, а вовсе не храм Иродов, как ложно восприняли это соглядатаи первосвященника Каиафы. Это прореченное Им разрушение и воздвижение вновь храмины души своей есть иносказание все того же знамения Ионы пророка - то есть трехдневного пребывания во гробе, как во чреве Левиафана.
  
   ЗРАК РАБА?
  
   Традиция глаголет: Сын Божий принял "зрак раба".
   Свидетели говорят: Иисус выступил как Учитель (Равви), глава новой философской школы, имеющей два корня: Иуду Галилеянина и Иоанна Крестителя.
   Между этими предложениями нет противоречия: они принадлежат разным беседам. Второе есть история: жизнеописание Иисуса из Назарета, тогда как первое есть понимание существования Сына Божьего в мире.
   И характер существования таков, что, будучи Царем не от мира сего, Сын в мире сем занимает место раба. Но видимое телесное рабство его призрачно ("зрак раба"), в виду нетелесного сияния Истины, Царства.
   Он подобен чужестранцу, царевичу, в котором сквозь рваную одежду "сильные мира" безошибочно узнают благородное происхождение. И тогда они одевают его в богатые одежды, отвечающие его благородству, и садят на достойное место.
   В отличие от царевича, заблудившегося на охоте и впавшего в руки разбойников, Сын Божий, уподобленный такому царевичу, не принимает дорогих одежд, говоря, что Отец оденет его одеждами Славы, такой белизны, до которой "никакой белильщик на земле не может ткань убелити", и не принимает места почетного, говоря: если кто пригласит вас на пир, садитесь на последнее место!
   Он сохраняет "зрак раба" намеренно. Этим он помогает верным и заблудшим узнать Себя, помогает узреть божественный Свет Истины. Помощь заключается в контрасте между нетелесным Светом чела и речи и видимым обликом и положением. Этот контраст должен возбуждать вопрос: "Кто ты, господин?".
   Христу Иисусу часто задавали этот вопрос; Он никогда не отвечал на него. Но косвенно направлял на прозрение духовное, говоря: неужто не видите и не слышите дел, что о Мне творятся; и: если бы остались сынами Аврааму и не сошли с пути Моисеева, и слушали пророков, то узрели бы Истину, которая дается теперь девам любящим, людям неученым и младенцам неразумным.
   Когда Его спрашивали, ты ли Мессия обещанный, Он не отвечал ни "да", ни "нет", но говорил: "это ты сказал!" - чтобы не могли приписать ему чужие слова и обвинить политически, будто объявляет себя помазанным царем Израиля.
   Никогда не называл себя Сыном Божьим, но косвенно, намекая, говорил о "Сыне Человеческом" из видения пророка Даниила. Этими речами также хотел помочь узреть Свет Фаворский, который довелось зреть Петру, и братьям Зеведдевым.
   Такое поведение Сына объясняется тем, что Имя Его не написано в книге мира сего: нельзя найти номер Бога, листая телефонный справочник. Имя Его есть титул книги Жизни. А, между тем, люди привычно вычитывают имя всякого встречного именно в этой книге - в мире сем. По этой книге определяют, кто он. И блеск барм царских, вельможный блеск слуг царевых заменяет им блеск Солнца истины.
   Царевич небесный не занимает никакого сколько-нибудь блестящего положения в мире сем именно для того, чтобы ему не было присвоено ложного имени, и чтобы блеск посюсторонний не скрыл собою Блеска потустороннего, и не смешался с ним. Но, напротив, чтобы низость социальная контрастировала бы с Высотой горы Божьей, на которой стоит Он всегда, и люди могли бы легче узреть эту высоту и поклониться Ему, не как священнику, учителю, тысяченачальнику и т.п., а именно как Сыну Божьему - новому Моисею нового человечества.
  
   "И"
   ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
  
   Рай не зря означается Деревом, не зря зовется Садом; в то время, как место проживания изгнанного из Рая человека зовется Градом.
   Нельзя, однако, изгнать человека из сада во град, поскольку Сад принадлежит Граду: НАСАЖЕН вокруг Града, который ПОСТРОЕН. И то, и другое - дело рук человеческих. Тут-то и возникает известное "но": Сад, о котором говорит Книга, насажен не человеком, но - Богом!
   Райский Сад Писания это естество человека, его природность, из которой он изгнан в неестественность - во Град, или Цивилизацию.
   Таков первый смысл библейской повести Изгнания людей из Рая. На нем и следует теперь задержаться как на начальном событии человеческой истории, имеющем необратимый характер СТАНОВЛЕНИЯ.
   Вопреки обосновывающим Закон интерпретациям Изгнания как наказания за нарушение Закона, мы рассматриваем теперь Изгнание как необратимый этап исхода человека из Природы во Град; из вечного естества в неизбывную, но измеренную временем нарочитость = организованность.
   Огненная стена, разделяющая естество Рая и нарочитость Града, означает эту неизбывность. Мы имеем дело с описанием становления: человек - существо вышедшее из Природы, с ударением на ВЫХОДЕ в смысле НЕВОЗВРАТА.
   Вопреки известной пословице, в человеке безобразно всё, что естественно. Безобразно в буквальном смысле, поскольку не строится по образу, но вырастает естественно, инфинитезимально. И это не человек: это то, что оттуда.... Человек же строится по образу и подобию. Именно этому строительству принадлежит Закон как охрана границ Образа. Быть в Законе значит быть в Образе.
   Естество же отныне прячется и сокрывается как безобразное, и потому постыдное и порицаемое.
   В естество нет, и не может быть возврата для человека, ибо он стал собой, сиречь ЧЕЛОВЕКОМ в исходе из естества.
   Обещание вернуть человека в Рай, или Природу, если он будет успешно изображать ЧЕЛОВЕКА, принадлежит не Богу, но - Граду. У Бога такого обещания нет, и не может быть - раз именно Посланцем Божьим человек был выведен из Сада. Он не был изгнан, как говорят, он ушел добровольно, познав вкус иных плодов. Вспомните яблоко. Ведь это было яблоко Ньютона. А какое еще вырастает на Древе Познания? Человек ушел сам, ушел за Знанием. Соблазнился. А вот, когда вздумал вернуться, тут и встретился с Огнем....
   Картина Ангела размахивающего огненным мечом на границе Рая относится не к изгнанию, которого не было, но как раз к безуспешной попытке вернуться в оставленное естество. Возвращаться просто некуда: в Природе нет места человеку; просто потому, что нет такого природного вида. И сколько бы мы не включали Homo Sapience в видовую номенклатуру Земли, Человек не начнет существовать как природный вид.
   Не случайно знаком народа божьего и способом его формирования является ИСХОД. Пророк Моисей не вводит Израиль в Рай, но, напротив, выводит его из Египта, земного рая. Выводит, потому что Египет в недостаточной степени есть Град: он еще слишком - Сад. Таким образом, Исход из Египта повторяет и утверждает начальный исход из Рая, сиречь из Естества.
   Отсюда дальнейшая логика человеческой истории - построение Града, в полном смысле слова, без всяких следов Сада. Для такого Града Бог Отец человеков готовит Царя и посылает Его людям.
   Заметьте, Отец не посылает ангела-проводника, который указал бы обратную дорогу в Рай; нет, он дает человекам Главу Города, Царя, чем и подтверждает неотменимость и окончательность изгнания из Рая. Теперь человек живет с Богом не в Природе, но - во Граде. Таков способ и облик Жизни как она есть в человеках.
   Признание и утверждение именно такого способа быть отмечено тем же Исходом. Евреи уходят из царства, изображающего собой Природу в Царство богочеловеческое. В Царстве Божием, к которому устремился Израиль, царит Сын Человеческий, тогда как в Египте, из которого Израиль уходит царит Солнце, природное светило.
   Так что Египет выступает несовершенной формой существования людей, когда царство человека притворяется природным царством, не решаясь пока утвердиться в собственном качестве.
   В результате имеем линию политического становления человечества: Рай - Египет - Царство Богочеловека.
   ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
   P.S. Изгнание из Рая в качестве кары за нарушение Закона - это вторичный внутригородской миф, использующий кардинальный мотив СТАНОВЛЕНИЯ  в прикладных целях градоуправства.
Что до ангела с огненным мечом, закрывшего для нас врата Рая, то речь, скорее, об ангеле Ада, которого мы вызвали из Преисподней своим самовольством, нежели о страже Господней.
  
   ИЗОБРАЗИМ ЛИ БОГ?
  
   Святые Карп и Папила, сказали своему судье, советнику Валерию: "Если хочешь познать истину, размысли, и ты найдешь, что ваши боги суть не что иное, как только дело рук человеческих: они немы и глухи и не могут принести никакой пользы не только другим, но даже и самим себе. Истинный Бог неизобразим по Своему существу..." - это очень интересное замечание, казалось бы поощряет иконоборчество, и сообщает правоту мусульманам, но - отнюдь! Оно направляет нашу мысль к истине благочестия, которая состоит в том, что Бог неизобразим по своему божеству, но изобразим по человечеству. Полное же отрицание изобразимости Бога отрицает человечество Его, и, значит, отрицает Христа.
  
   ИИСУС ХРИСТОС - ДЕТОРОДНЫЙ ЧЛЕН ОТЦА НЕБЕСНОГО?
  
   1.
   Говорят, что в римских катакомбах - где в первые века укрывались христиане, хоронили своих умерших и проводили тайные литургии, - часто находят изображения мужского детородного члена (фаллоса) с надписью: Спаситель Мира (Сотэр Космой). Что это? Не насмешка ли гонителей? Нисколько. Это настоящая икона, изображающая духовную истину Христа. Одна из первых христианских икон.
   Чтобы приблизиться к пониманию смысла этого изображения, необходимо вспомнить что имя "Сотер" (Спаситель) было эпитетом Зевса Вседержителя, Отца всех богов.
   Предваряющие приоткровения этой божественной тайны находим в мифах народов об отрезанном детородном члене Бога, оплодотворяющем мир. (Ясно, что для бытия в мире, член должен быть отделён от бога, поскольку разделены Земля и Небо, люди и боги.) Таков отрубленный член Осириса, плывущий по Нилу, и сообщающий последнему его плодородную силу. Таков отрезанный член Кроноса, оплодотворяющий Море, рождающее Афродиту, мать всех живых (со множеством кормящих сосцов на ранних изображениях).
   Чтобы понять, почему Христос Иисус изображается фаллом, нужно обратиться к тайне рождения детей Богу в человеках. Мать Шехина, супруга Бога, откладывает огненное яйцо своё в персональный огонь человека, в личный дух его. И это огненное яйцо должен затем оплодотворить Отец Небесный своим огненным семенем, Логосом.
   Сыны человеческие, имеющие в духе своём неоплодотворённое яйцо Шехины, духовно принадлежат Матери и пребывают в огненной матке Её. О ней поётся в манихейском гимне: Твоя святая матка - Светило, которое зачинает тебя! Чтобы родиться , им нужно обрести Отца, который оплодотворил бы яйца Матери в них, и тогда они родились бы из сынов человека в сыновей Бога.
   Об этих сынах человеческих, подлежащих оплодотворению Словом, говорит Иисус, как о птенцах гнезда Великой Матери, рассеянных по миру, которых Она, как "кокошь", собирает в гнездо своё. Они соберутся в гнездо, когда узнают Отца своего, родившись в Детей Его, после оплодотворения Семенем. Но чтобы сеять Семя в лица людей, в мире должен явиться детородный член Отца, который будет сеять Семя в мир. То есть должен явиться "Сеятель", в притче о котором Иисус открывает апостолам свою духовную истину: Он есть Фаллос Отца.
   Для того, чтобы в мир явился детородный член Отца, извергающий Логосы Его на неоплодотворённые яйца Матери богов и людей, Шехина откладывает в личный огонь Марии уже оплодотворённое яйцо. Это единственное Яйцо, оплодотворённое в вечности, "раньше всех век", то есть до времени и вне времени. Оно единственное, поскольку в Начале нет множества; оно предвечное, потому что в Начале нет времени. Поэтому Иисуса, сына Марии, называют единородным предвечным Сыном, пребывающем в лоне небесных Родителей в предвечности. Они же образуют предвечную Троицу, изначальную Семью Бога: Отец, Мать, Сын, - где Мать - Сила Божья, Шехина, она же - Дух Свят; а Сын - первый, и Он же - последний; то есть "единородный", поскольку вне времени нет многих рождений, но есть одно вечное Рождество.
   Как развившийся из уже оплодотворённого яйца Шехины Иисус рождается в Сына Бога без помощи Сеятеля, оплодотворяющего святые яйца. Он сам есть Сеятель, Пенис Бога, явившийся в мир для рождения братьев Себе. Но Иисус не знает об этом до Рождества своего в мире, поэтому он ищет сеятеля, который оплодотворил бы дух его, - ищет учителя. Приходит к Иоанну Баптисту. Но тот, узрев Его духовным оком своим, отказывает ему в оплодотворении (= крещении), поскольку "недостоин даже развязать ремень сандалии Его; то есть, недостоин даже быть его учеником, - не то что учителем.
   Обретший Отца и познавший Себя в крещении Иисус идёт далее в мир, на поиски заблудших в мире не рождённых Братьев своих по Матери, которых должен Он оплодотворить Семенем Божьим, и этим помочь им родиться. Поэтому он выходит в мир как Сеятель, он же Фалл Божий, сеющий в огненную матку огонь Слова Божьего.
   Не случайно, в человечестве Иисус имеет братьев только по отцу, Иосифу. Тогда как по духу, имеет Братьев по Матери. Он открывает Себя в разделении тех и этих братьев, когда возглашает: кто суть братья Мои? Кто слушает Слово Божье и принимает его в себя (исполняет). То есть, Братья его суть те, кого он оплодотворяет Словом - носители огненных яиц Матери Шехины.
   2.
   Первоначально Небо (Уран) и Земля (Гея) лежат в объятиях друг друга в вечности (вне времени). Времени нет, пока никто не рождается и не умирает. Время сопряжено с рождением и умиранием. Земля рождает титанов, которые отделяют небо от земли (атланты держат небо). Но это событие также принадлежит вечности, поскольку титаны бессмертны - первое поколение богов. Смертных существ рождает уже не Земля (Гея), но Афродита, Мать живых. До того, как титаны подняли небо, для живых не было места. Теперь появилось место. И титан Кронос оскопляет Небо (Урана), чтобы у того более не было желания лечь на Землю и этим уничтожить пространство для жизни. Отрезанным членом Отца сын Кронос оплодотворяет не Землю, но Влагу Земли (Море), или Душу земли. До этого Уран оплодотворял Плоть Земли, и рождались Титаны, плоть от плоти Земли. Они вырастали как Горы, отодвигая Небо. Теперь оплодотворена душа Земли, и рождается Мать Живых из пены морской. От неё будут рождаться смертные, и с ними явится Время, которое получит имя Кроноса, титана, оскопившего Небо и оплодотворившего членом Отца , Урана, море - Душу Земли. Ибо влага - стихия души. Пребывание Отца Христа Иисуса - за пределами Неба, в сфере Огня. Отсюда, Иисус - Фалл Божий оплодотворяет уже не влагу земли, но огонь - "огонь пришёл я низвести на землю", - то есть дух.
   Таков ранний космогонический миф, из которого явствует, какие глубокие корни имеет христианский миф о Христе, как Члене Отца небесного, оплодотворяющем души сынов человеческих. В гностической версии мифа, Он сохраняет даже имя Времени: зовётся Эоном, или Веком.
  
   ИИСУС ХРИСТОС - ОТЕЦ НАШ ДУХОВНЫЙ
  
   Христу Иисусу подобает обращение как к Отцу. Он и есть отец наш, родивший нас для Жизни. Мы дети нового века, началом которого явился Иисус. О нём же Исайя пророк говорит как об "Отце будущего века" (Ис. 9:6).
  
   ИИСУС - ВОСКРЕСШИЙ АДАМ
  
   Несмотря на то, что христианство зародилось в лоне еврейства, оно принадлежит Риму, ибо еврейство то было римским. Оттого и павликианская церковь больше походила на римскую "коллегию", чем на еврейскую "синагогу".
   И хотя Иисус именовался "царем иудейским", Он, конечно, не претендовал на место Ирода. В своем царственном достоинстве Иисус стоял ближе к императору Рима, нежели к царю Иудеи. Отсюда и титулование Его строилось по римской модели.
   В каждом императоре Рима видели воскресшего Первопредка, основателя города Ромула. Поэтому каждый новый император именовался Воскресшим Ромулом. Например, Octavian Romul redivivus.
   По этой модели, в Иисусе Христе как Царе Вселенной также видели воскресшего из мертвых Первопредка всех людей. Соответственно, Иисус титуловался как Adamus redivivus, или воскресший Адам.
   Часто о Нем говорят как о "втором Адаме". Это было бы справедливо, но лишь в том случае, если бы Он был вновь сотворен Богом из праха, а не рожден в лоне Марии. Однако Иисус был рожден, и по отношению к нему Бог выступает не как Творец, а как Отец.
   "Вторым Адамом" Христос Иисус именуется лишь потому, что стал родоначальником нового, - второго после Грехопадения, - человечества; человечества Искупления. Но, если устранить из этого слова значение "родоначальника", то - как и всякое лицо - Он выступает как Адам (Муж), или Человек.
   Отсюда, слова Пилата о Нем: "Се Человек!" - могли бы звучать в наших ушах как: "Вот он, Адам!".
   Но не в смысле нового родоначальника нового человечества, а в смысле эллинистического идеализма, которому не чужд был Пилат - что, вот он, дескать, начальный образец ЧЕЛОВЕКА как такового.
  
   ИИСУСА ИЛИ ВАРРАВУ?
  
   Как известно, у народа израильского перед лицом Римского суда было право помилования осужденного этим судом иудея. В Суде Пилата евреи могли спасти своего Мессию. Однако, предпочли ему разбойника Варраву.
   Но, прежде чем обвинять в нечестии толпу иудеев, собравшихся в Претории и выкрикнувших имя Варравы на вопрос Пилата, кого отпустить в честь праздника, необходимо всмотреться в лицо Варравы.
По ошибке, его часто приравнивают к разбойникам, в компании которых Христос Иисус висел на Голгофе. Варрава, однако, не таков.
По нашим современным понятиям он - революционер, борец за национальную независимость и государственный суверенитет Израиля, против Римского владычества. Соответственно, в определениях Римской власти, он не разбойник, но - мятежник.
Симпатии иудейского "среднего класса" к Варраве несомненно определены этим его статусом.
А что же Иисус? Каков его статус?
Увы! В стане Назарянина нет представителей античной "буржуазии": с Ним  ходят люди исключительно низшего сословия; а с другой стороны, сочувствуют и помогают Ему люди сословия высшего, близкие к Римской власти.
В отличие от представителей "среднего класса", знать иудейская понимает цивилизующую роль Рима в античной ойкумене и поэтому сотрудничает с ним, не считаясь с "ветхозаветным патриотизмом". Поэтому высшее сословие Израиля не сочувствует Варраве, понимая бесперспективность и даже вредность его борьбы с Римом. И высшее духовенство во главе с первосвященником также не сочувствует Варраве...; однако, на собрании в Претории подговаривает иудеев "голосовать" за Варраву. Почему?!

Как ни странно, по той же причине, по какой не поддерживают Вараву. Именно, они боятся, что галилейский "пророк" способен взбунтовать толпу против римской власти уже не на патриотической, а на религиозной основе, - внушив им ложные ожидания скорого пришествия Мессии, - и этим побудить Рим расправиться с иудейской верой, в которой священство видит единственный залог сохранения евреев как народа, способного в перспективе стать независимым.
Кроме того, священники видят, как успешно распространяется в Азии римский культ Митры. Проповедь Иисуса в их глазах сильно смахивает на митраизм....

Со своей стороны, патриотический "средний класс", оппонирующий Риму, видит в Иисусе Назарянине коллаборациониста, и даже пособника римлян, поскольку Иисус призывает платить подати кесарю, и обещает разрушить иерусалимский храм - оплот национальной идентичности евреев. Кроме того - и, может быть, даже хуже того, - этот Галилеянин выступает против богатства, за  бедность как необходимую добродетель....

С учетом сказанного, разве может удивлять, что на голосовании, устроенном Пилатом в Претории, иудеи проголосовали за Варраву, как за меньшее зло (?).
А вы бы как голосовали? Скажете - за Христа?! Так я и поверил! Поглядите, как теперешняя Украина дружно голосует за Варраву....
 
А Пилат.... Он хотел быть справедливым. Этого требовал от него Митра - ведь Понтий был воином и, значит, поклонником Митры.
Но политика сильнее правды. Он сделал всё, что мог. Вселенский Царь простил его.
  
   ИЛЛЮЗИИ
  
   Советские люди верили, что подлинное всеобщее равенство, общественная солидарность, самопожертвование во имя общего мира, блага и прогресса, - это реальность, а не благие пожелания. В результате СССР рухнул.
   Европейцы верят, что свобода личности, права человека, гуманизм и прочее, в том же духе - это реальность, а не лозунги для борьбы с коммунизмом. В результате Европа рухнет.
  
   ИМЕЮЩИЙ СЫНА ИМЕЕТ ЖИЗНЬ
  
   Многие пасторы и проповедники приводят из первого соборного послания Иоанна (5, 10-12), приписываемого апостолу Иоанну, - с чем не все согласны, - следующие слова:
   10 Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом; не верующий Богу представляет Его лживым, потому что не верует в свидетельство, которым Бог свидетельствовал о Сыне Своем.
11 Свидетельство сие состоит в том, что Бог даровал нам жизнь вечную, и сия жизнь в Сыне Его.
12 Имеющий Сына (Божия) имеет жизнь; не имеющий Сына Божия не имеет жизни.
   По тексту ясно, что автор строит параллель свидетельству, которое имел в себе Христос Иисус. О Нем же свидетельствовал Отец, пребывающий в Нем, но этого свидетельства не разумели евреи и обвиняли его в самосвидетельстве, говоря: ты сам о себе свидетельствуешь.
   Теперь же, по мысли автора этих слов, христианин несет в себе такое же свидетельство, какое нес в себе Христос. Именно, теперь Христос Иисус, свидетельствует о сыне своем, выступая Отцом, - ровно так, как Бог Отец свидетельствовал о Нем.
   Теперь Иисус есть Бог и един с Отцом. Потому сын Его есть также Сын Божий, хотя и не первородный. Отсюда, последнюю фразу следует понимать, как "Сын жив", ибо Сын сказал о Себе: "Аз есмь Жизнь". И поэтому более корректно было бы вместо "имеющий сына имеет жизнь" сказать: имеющий Отца жив, или имеет жизнь, поскольку Иисус выступает в домостроительстве сына своего как Отец. И мы, дети Отца нашего Иисуса имеем "общение с Ним", по словам Иоанна; так же, как сам Иисус имел общение с Отцом своим небесным.
   Жить, быть живым, иметь жизнь суть одно и то же. Хотя лучше сказать о сыне Христа Иисуса, что он не жизнь имеет, а Жив. И эта Жизнь, обнаруживаясь в общении, свидетельствует о нем, как о сыне Божьем.
   Однако важно подчеркнуть, что Жизнь эта вечная не безлика: это не метафизическое понятие: и проявляется не в простой подвижности, не в оживленности эмоциональной, а в лице, обнаруживающем сознательную божественную волю, согласно сказанному о себе Иисусом - Аз есмь жизнь. То есть, сквозь лицо верного проступает лик Иисуса Христа, Отца его. И обнаружение Лика есть свидетельство о верном, как о сыне Его.
   Это свидетельство не верующие в Иисуса из Назарета, что Он есть Христос, воспринимают как ложное. Об этом говорит автор послания: "...не верующий Богу представляет Его лживым, потому что не верует в свидетельство, которым Бог свидетельствовал о Сыне Своем".
   Сомнение вызывает только, можно ли отождествлять "верующего в Сына" и "имеющего Сына" (?). По смыслу, "имеющий сына" имеет Его своим Отцом. Перефразируя вопрос, скажем: достаточно ли уверовать, чтобы усыновиться?
  
   ИММАНУИЛ КАНТ
  
   Иммануил Кант. Критика чистого разума:
   "...к области этого рода знаний, которые выходят за пределы чувственно воспринимаемого мира, где опыт не может служить ни руководством, ни средством проверки, относятся исследования нашего разума, которые мы считаем по их важности гораздо более предпочтительными и по их конечной цели гораздо более возвышенными, чем все, чему рассудок может научиться в области явлений. Мы при этом скорее готовы пойти на что угодно, даже с риском заблудиться, чем отказаться от таких важных исследований из-за какого-то сомнения или пренебрежения и равнодушия к ним. Эти неизбежные проблемы самого чистого разума суть бог, свобода и бессмертие..."
   Здесь Кант лукавит: прекрасно заранее зная, что названные "вещи" не суть проблемы чистого разума, но - претензии нечистого разума. Таким образом он выстраивает перед нами ветряные мельницы, с которыми потом будет сражаться, доказывая, что названные предметы лежат за пределами возможностей теоретического разума и принадлежат разуму практическому, соединённому с волей. Каковой разум, по его убеждению, только и может быть чистым по-настоящему. Поскольку только истина морального закона никак не зависит от опыта. Истина же любого физического закона зависит от условий опыта и самого опыта. Но для чего в таком случае называть бога, свободу и бессмертие "проблемами"? И что тут исследовать?
  
   Кант говорит в Критике Чистого Разума:
   "Для познания необходимо иметь, во-первых, понятие, посредством которого вообще мыслится предмет (категория), и, во-вторых, созерцание, посредством которого предмет дается; в самом деле, если бы понятию вовсе не могло быть дано соответствующее созерцание, то оно было бы мыслью по форме, но без всякого предмета и посредством него не было бы возможно никакое знание о какой бы то ни было вещи, потому что в таком случае, насколько мне известно, не было бы и не могло бы быть ничего, к чему моя мысль могла бы быть применена. Но всякое возможное для нас созерцание чувственно (эстетика), следовательно, мысль о предмете вообще посредством чистого рассудочного понятия может превратиться у нас в знание лишь тогда, когда это понятие относится к предметам чувств".
   Что разуметь под понятием? Здесь возможно растяжение значения этого слова, грозящее превратить утверждение Канта просто в тавтологию. Если понятие определять через созерцания или восприятия, как нечто в уме, возникающее в результате восприятия... Или определять понятие через аналитику единого акта воли, в котором воедино слиты и чувства и рассудок... если же понятие это нечто чисто логическое, определяемое логическими отношениями с другими терминами логической системы, то здесь ни созерцания, ни тем более чувства совсем не у дел. В математике, - противно убеждению Канта, - понятия именно так определяются - логически, а не через созерцания, как хочет уверить нас Кант. Напротив, очевидные созерцания сковывали ту же геометрию. В современной геометрии, например, понятие "прямой линии" отнюдь не отвечает привычным нам созерцаниям, в которых она будет выглядеть кривой, если попытаться её изобразить. Кроме того, большинство понятий отсылают нас к невещественным отношениям и субъектам этих отношений. Это все социальные и межличные сферы; то есть собственно человеческие. Разумеется, эти отношения и субъекты имеют своё обнаружение в актах и знаках, движущих тела, изменяющих материю, - но сами эти тела и материя не могут дать нам никакого понятия, будучи пассивными и субстанциально чуждыми тем отношениям и знакам, которые осуществляясь, подчиняют себе тела.
   С другой стороны, Кант говорит, что "...категории возникают только в рассудке независимо от чувственности...". Но не указывает при этом откуда они берутся. Тем самым он негласно придерживается распространённого в классической древности заблуждения, что ум, в отличие от плоти и плотской души, имеет небесное, божественное происхождение, есть обнаружение Космоса и т.п.
   Между тем заметная инаковость, инородность рассудка по отношению к чувственности находится гораздо ближе - в конструктивной созидательной социальности человека: все категории и понятия рассудка происходят из перманентного созидания и выстраивания социума во всех его измерениях.
   В итоге, можно сказать, что попытка выстроить соответствия между множеством понятий и множеством созерцаний неправильна и безуспешна, уже потому, что мощности этих множеств различны, несопоставимы, несоизмеримы, и соответствия между ними невозможны - нет такой функции.
  
   ИММАНЕНТЕН ИЛИ ТРАНСЦЕНДЕНТЕН?
  
   Старый вопрос: имманентен ли Бог миру?
   Апофатическое богословие, будучи честным, не может ответить на этот вопрос, поскольку держится в рамках гносеологии, согласно которой Бог не познаваем. Но, если мы спросим о причинах непознаваемости, то такой причиной окажется трансцендентность Бога нам, познающим, то есть миру.
   Фома Аквинский утверждает совершенную трансцендентность Бога по отношению к творению.
   Это похоже, однако, на перифраз Аристотеля, который утверждал трансцендентность Двигателя движимому. Кроме того, мы не спрашиваем о Творце и творении - мы говорим о Боге и мире. То есть, об обществе, о нас, живущих сообща и проживающих историю. В том числе Священную Историю.
   Как можем мы мыслить трансцендентным Бога, которого видели, который ходил среди нас, говорил с нами и умер за нас?
   Кроме того, если Бог есть Любовь, то Он обязательно имманентен миру. Ведь мир держится любовью и без любви не устоит и минуты. Любовь - это Умосозерцаемое, которое должно быть усмотрено в платоническом созерцании мира - так думает Плотин.
   До Христа и рядом с Ним в мире был Митра - бог имманентный миру. Его метафизическая ипостась, доступная умному созерцанию, есть Верность. Но Верность - ипостась Любви.
   Имманентность Митры миру, который носит Его имя - ведь слово МИР в счастливом русском языке и есть МИТРА - засвидетельствована этим именованием. То есть мир отождествляется с Митрой. Как еще нагляднее могло быть выказано понимание предками имманентности Митры миру?
   По аналогии с митраизмом, наш христианский мир, должен был бы зваться Христос. Ибо Христос Иисус тождествен нашему миру, или Церкви. И мы не твари, но дети Божии.
   И хотя слово "мир" часто употребляется в расширительном смысле, мы, разумея Бога имманентным миру, понимаем мир как ближних, как церковь, как город, как царство - ведь Бог наш Царь!
   Человек и мир нераздельны: человек всегда мирской, ибо существует миром. Бог есть человек, значит и Бог мирской. Другого бога мы не знаем. К богу не мирскому действительно применимо лишь апофатическое богословие - мы его не знаем, и знать не можем.
  
   ИНФАНТИЛЬНОСТЬ - НАША БОЛЕЗНЬ
  
   Кто объяснит несчастным, что к Европе нельзя присоединиться - Европой можно только стать. Так же как нельзя ребенку присоединиться к взрослым - взрослым нужно стать.
А вот как стать? - это вопрос, на который нет очевидного и простого ответа. Нужно ли ребенку сблизиться со взрослыми, или наоборот - отдалиться от них на время взросления?

Борьба за свободу окончена. Теперь вопрос не в свободе, а в том, как ею воспользоваться? Кричать власти: "дайте счастье! сделайте нам как у них!"?
Если мы любим демократию, тогда нужно уметь быть в меньшинстве, принимать мнение большинства к исполнению. Одно дело открыто разъяснять свою позицию согражданам, и другое требовать от власти принять эту позицию как руководство к действию, помимо законных процедур.  Есть право публично выражать свое мнение, но нет права навязать его другим.

А мы, как испорченные дети, стремимся во что бы то ни стало навязать свое мнение, как безусловно правильное. Но в том вся и штука, что хотя бы и правильное, все равно нужно терпеть тот факт, что большинство живет неправильно. Иначе, большевизм, - когда сведомое меньшинство называется большинством ради правильности их идеи и навязывает свою тиранию всем.

Наша Детскость сказывается и в том, что мы перенимаем все худшее, а на лучшее не тянем по возрасту. В том числе усваиваем худшие стороны демократии - сползаем в анархию, плутовство и охлократию. А ведь главное - институты, и соответствующая дисциплина; в этом залог процветания. А народное вече - это гибель; это - варягов призвать.

Наш идеализм и поиски Эльдорадо велят нам заблуждаться относительно "Запада". Когда же мы поймем, что западные демократии -- это не Утопия, и не Атлантида, и не Рай на земле. Их образ -- это, скорее, маленький городок, населенный сектантами и прагматичными обывателями, или, говоря попросту, "жлобами". Там острая нехватка великих душ.
Да, они старше нас, пообтерлись, научились равновесию эгоизмов.... Но они для нас не Идеал, не Учителя. Их менторство неуместно.

На самом деле, мы надежда для них. Может быть найдем выход из тупика, в который они зашли. Когда мы идеализируем Запад и равняемся на него, мы потворствуем их собственному бегству от действительности. Они начинают верить, что и вправду суть соль земли. Но нет же! И никто не знает этого лучше самих европейцев.

P.S. Неплохо бы помнить, что Демократия умерла еще в античности. Воспитанная на античных текстах схоластическая интеллигенция родила в реформационной христианской Европе культ античной демократии. Явление было настолько серьезным, что вся эпоха назвалась Возрождением! Но, возрождением чего? Наук и искусств? - Это во вторую очередь. Главное - возрождение идеалов демократии. Для новых героев, "титанов возрождения", это означало восстание против богов и - "смерть тиранам!". Брут и Кассий - вот их идеальные мужи в политическом смысле.  Не правда ли, знакомо...?
 С тех пор этот культ довлеет над Европой (а теперь и над миром). Его отличие от идеала коммунизма в том, что коммунизм признан неосуществимым, а демократия, которая абсолютно невозможна в массовом обществе потребления, выдается за осуществленный идеал. Это самая большая ложь современного человечества. А отец всякой лжи нам известен. Отсюда и "плоды демократии".
  
   ИРОД, ПЁТР И СТАЛИН
  
    Мы привыкли поносить Иосифа Сталина, как наши предки поносили Петра Первого, а евреи времён Христа поносили царя Ирода.
Между тем, Ирод, как и наш государь Пётр, не зря получил прозвище "Великого". Он сделал для евреев то же, что Пётр для русских - романизировал Иудею; которая его трудами стала частью эллинистического мира, или античной Ойкумены, из которой мы также происходим.

Имена Иисуса из Назарета и царя Ирода неслучайно тесно связаны в Евангелии. Религиозная революция Христа Иисуса была бы невозможна без социальной революции, произведённой Иродом Великим в подвластной ему Иудее.
Пресловутое злодеяние Ирода "избиение младенцев в Вифлееме" было эпизодом этой революции: Ирод обоснованно не хотел допустить ветхозаветной реакции вокруг ожидания Мессии в качестве альтернативы своим реформам. Ведь, не случайно в иудаизме термин "Сотер" (Спаситель) означает "разрушение построенного".

Никто не строил столько в Иудее, за всю её историю, сколько царь Ирод.
И едва ли бы юному Иисусу из захолустного Назарета открылся широкий мир, если бы он в качестве "тектона" (строителя, плотника) не участвовал вместе с отцом  Иосифом, в великих стройках царя Ирода.

Точно так великие стройки Сталина открыли путь в новую жизнь индустриального социалистического Постмодерна многим и многим крестьянским детям Советской России.
  
   ИСПОВЕДИ ТАИНСТВО
  
   Для сбережения Дыхания Божьего в составах своей души абсолютно необходимо и сугубо важно быть правдивым в своём отношении к ближнему. Ни в коем случае не лгать себе и другим относительно своих мотивов и побуждений к поступкам. Ибо солгать значит усыновиться Дьяволу и почить в Бозе.
   Мне важно точно знать, например, что я причиняю боль человеку или препятствую его воле исключительно из любви к нему, а не из каких-либо иных побуждений.
   Быть всегда полностью откровенным и совершенно честным с собой и пред Господом втайне как раз и призвано помочь нам Таинство Исповеди. Исповедуясь лицу, которому доверяем, мы научаемся быть правдивыми втайне: во внутреннем диалоге, в коммунионе души.
  
   ИСТИНА В КЛАССИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ
  
   Слово ИСТИНА - отглагольное существительное. Его корень - ЕСТЬ, изъявительная форма глагола БЫТЬ. Таким образом, Истина - это то, что есть. Это нетрудно понять. Озадаченность мудрецов начинается с вопроса: а что есть? О чем можно сказать, что оно есть?
   Перед лицом "панта реи" (всё течёт) - изречение, ложно приписываемое Гераклиту - ни о чем нельзя правдиво сказать, что оно ЕСТЬ.
   Все бывает и пребывает, то есть проходит: начинается и заканчивается, возникает и исчезает; и ничто не есть в неостановимом течении времени. В реку времени нельзя войти дважды - всякий раз это уже другая река.
   Классические мудрецы столкнулись с этим, как только образовали существительное "бытие" от глагола "быть". и отсюда начались бесконечные онтологические спекуляции - от Парменида до Хайдеггера.
  
   Между тем, досократики использовали для ИСТИНЫ другое имя - АЛЕТЕЙА. Корень его - Лета, река забвения. Значит "алетейа" - незабываемое. То. что не забывается в смерти, переходит в другую жизнь, в другое рождение.
   По Платону - это вечные ИДЕИ, которые мы созерцали до рождения. Не забыть их или вспомнить - вот задача мудреца.
   До Платона - это КОСМОС: вечный неизменный порядок. Согласно Гомеру, "космос" это украшение. И это вечное украшение есть источник красоты всякой преходящей вещи. человек красив. Ибо его украшает Космос, который в нем. И этот космос не может исчезнуть в смерти, иначе рухнет весь миропорядок - и Аид, и Стикс, и Лета тоже рухнут: исчезнут боги, исчезнет все в первозданном Хаосе.
   Поэтому в мифах говорится о нисходящей в Аид душе смертного, что она раздевается донага, лишь украшения остаются на ней. И в этих украшениях она, прекрасная, предстает пред лицом своего Любимого. Инанна пред лицом Думузи. По этим украшениям узнает Он ее.
  
   Таким образом ясно (алетейа и означает буквально ясность), что ИСТИНА это КОСМОС, который ЕСТЬ - украшение всего, что не есть, всего преходящего.
  
   P.S. Можем заметить, что антропологический подход досократиков дает понимание Истины, тогда как метафизический подход платоников запутывает до полного "скотства" (слепоты, греч.).
  
   ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОКЛЯТИЕ РОССИИ
  
   Как наследница Рима, Россия, безусловно, принадлежит Европе, - поскольку именно наследование Риму, и в особенности высшему достижению Рима - христианству, определяет культурные границы Европы.
   Но, к несчастью, Россия является частью Европы, отстающей в социо-культурном развитии. Во-первых, потому, что начало свое имеет в эпохе норманнских завоеваний (т.е. на тысячу лет позже бывших римских провинций); во-вторых, потому, что наследует Восточному Риму; и в третьих, по причине двухсотлетнего порабощения Китаю, в лице татаро-моногольского ханства.
   Это отставание рождает феномен "догоняния", как политической стратегии правящего класса. Но, поскольку невозможно принудить народ к ускоренному социо-культурному росту, постольку сказанное "догоняние" воспроизводит и консервирует отставание. Именно, навязывание внешним образом передовых политических и культурных институтов, чуждых народной жизни, приводит к уничтожению ростков политического самосознания и самоорганизации, которые наметились в предшествующем этапе "догоняния".
   Происходит всякий раз слом народного тела. И с ним - слом зачатков личности и характера у представителей народа. Культивируется безликий, угоднический персонаж новой государевой пьесы, послушно играющий свою роль на политических подмостках. Отсюда, вместо живых, работающих на общую пользу политических институтов, мы всякий раз получаем бездушную чиновничью машину, только внешне имитирующую институты ушедшего вперед запада Европы. И, в дополнение к этому, - развращение народа, его моральное обессиливание, выражающееся, в частности, в массовом распространении пороков.
   Также, чувство национальной неполноценности порождает ложный прогресс, - когда передовое личное и общественное движение является прикрытием регресса и неспособности отвечать вызовам времени.
   Ближайшим к нам историческим примером такого ложного прогресса являет собой русская социалистическая революция. Российский образованный класс клеймит отсталостью русскую монархию, и тут же убивает царя реформатора, и далее последовательно убивает чиновников прогрессистов, таких как Столыпин. Реальным реформам правительства он противопоставляет социальную утопию. Этим обнаруживает свою неготовность, и неспособность принять новую Россию, рожденную реформами Александра второго и Александра третьего. На деле, этот разночинный образованный класс является более отсталым, чем правящий класс. Но признаться себе в этом не может. Обманывает себя ложным авангардизмом 19-го столетия - социализмом. В результате, опрокидывает реформистскую и конституционную монархию, рожденную Манифестом 17 октября. И устанавливает много более отсталый политический порядок народной монархии, отвечающий самым дурным свойствам русского народа.
  
   ИСТОРИЯ И ИСТИНА
  
   Поль Рикер в своей книге "История и Истина" декларирует следующее условие:
   "...история существует постольку, поскольку некоторые "явления" обладают длительностью".
   При этом исходит не из понимания истории, а из принципа наблюдаемости. Историк судит об общественном феномене, беря его в разных датах (= разных точках хронологической шкалы). При этом данный феномен должен сохранять свою самотождественность, или быть тем же самым феноменом. Отсюда заключение Рикера о необходимой длительности явлений, следы которых наблюдает историк.
   Однако, это не более чем тавтология. Явления уже длительны как таковые, без всякого отнесения к наблюдателю. Явления - лишь постольку "явления", поскольку обладают длительностью. С исчезающим безразмерным мгновением невозможно связать явление как открывающее, разворачивающееся, раскрывающееся. Явление может быть непротяженным в пространстве, но - обязательно протяженно во времени.
   Явление всегда имеет собственную локальную "историю", от возникновения до исчезновения, благодаря связности и сохраняющейся самотождественности на протяжении своей длительности.
   Отсюда, неправильно говорить, как Рикер, что "некоторые явления обладают длительностью", поскольку явление и длительность неотделимы друг от друга. Само впечатление длительности и понятие длительности мы получаем и формируем в душе, будучи вовлечены в явление как событие.
   Поэтому, мы должны перефразировать приведенное высказывание Рикера следующим образом:
   История существует постольку, поскольку общество есть явление. Это означает, что время существования общества является связным, единым целым (веком, или эоном): оно не распадается на ряд бесчисленных мгновений; также не распадется оно и на ряд отрезков, обусловленных "длительностью явлений". Именно как связное целое век, или эон, есть историческое время. Эта связность позволяет историку входить в феномен общества в любой точке соотнесенной с ним линейной хронологической шкалы, с уверенностью в том, что срезы общества, полученные в разнесенных по шкале точках, принадлежат одному и тому же феномену. Он может связать эти срезы "изменением" во времени, объяснить это изменение, и так создать "историю".
   Историческое время - это не физическое время. Оно есть существенный аспект бытия мира. Оно встроено в существование, неотделимо от мира и бытия людей миром и в мире. Оно конечно, как конечен мир, и есть век этого мира. Начало мира есть начало века, и конец мира есть конец века.
   Связность Века такова, что в Начале заложен конец, и в конце высвобождается Начало, открывающее новый век. Именно поэтому Вечность рисуют в виде змеи, кусающей собственный хвост.
   Человек в истине и полноте равен Веку, поэтому Он - Альфа и Омега, Начало и Конец.
   Начало, о котором говорим, это не субъективно выбранное историком событие, положенное им в начало сконструированной им "истории", но - Архэ, или непреходящее вневременное Начало.
   Вовлечение Начала (Архэ) в течение времени, и высвобождение Начала из него, образует истинный Век (в отличие от условного историографического и астрономического века).
   Благодаря присутствию в историческом времени вневременного Начала, любая законченная история, обнимающая Век, есть Священная История.
   В отличие от любой частичной истории, полная история (= Священная История) описывает полный круг от Начала до Конца Света.
   Только в конце Света, когда из истории высвобождается вневременное Начало, становится возможным понять смысл истории. До этого конца, в любом частичном сегменте, история остается потаенной. Понимания и объяснения частичной истории составляют открытое множество версий, в зависимости от рядов явлений и цепочек событий и связей, которые прослеживает тот или иной историк.
   Но, невзирая на это неизбежное несовершенство исторического знания, мне как ЧЕЛОВЕКУ нужно знать историю, чтобы в своем самосознании выйти за временные пределы физического существования и сравняться с веком. Ведь век - это человек века.
   Поль Рикер пишет: "Мне необходимо знать историю, чтобы выйти за пределы моей частной субъективности и почувствовать себя -- в себе самом и вне самого себя -- человеком".
   Только в таком случае деяния человека обретают смысл и значение для него самого. Они выходят далеко за пределы физического выживания и отнюдь не теряются даже в случае внезапной преждевременной смерти.
  
   ИСТОРИЯ В ОТЛИЧИИ ОТ ЛЕТОПИСАНИЯ
  
   Понятие Истории в его вульгарном изводе давно стало привычным для нас, воспитанных в духе "исторического материализма". И мы легко относим его к седой древности, памятуя о летописаниях Геродота или Страбона. А между тем, понятие "История", - в смысле "рефлексивного представления о собственном местоположении, обусловленном горизонтом истории в целом", - является хронологически совсем недавним.
   Козеллек показывает, что "собирательное существительное единственного числа "История" (Geschichte), которое Гегель использует как само собой разумеющееся, является продуктом XVIII века".
   Думается, что если мы говорим о Гегеле, то для него существительное "История" не является собирательным: оно обозначает собой нечто ЦЕЛОЕ.
   Собирательным его можно счесть, скажем, у Макиавелли - в смысле подбора примеров из политической реальности прошлого для научения на ошибках предков, и примеров исторических личностей в качестве образцов для подражания.
  
   В рамках того же понятия Истории остаётся и знаменитый Вольтер, также принадлежавший XVIII столетию. В отличие от многих современных ему теоретиков вечной человеческой природы, Вольтер считал человека существом, живущим всегда в обществе, и поэтому высмеивал популярное представление о естественном состоянии. Этому неизменному от природы человеку автор "Опыта" объяснял его естественные права и обязанности. Цели этой хорошо служила история, показывающая прошлые ошибки и поучающая, как их избегать. А значит, это была история пропедевтическая, какой занимались уже древние. И хотя именно Вольтер создал понятие философии истории, в его историографии отсутствует современное понятие исторического процесса: история представлена, скорее, как игра судьбы и случая, а главное, что в ней неизменно, -- это человеческая природа.
   Но, будем помнить! - "природа человека" у Вольтера - это не биологическое естество, но, скорее, некий "архиген" в понимании, близком к Аристотелеву. Исходя из своего откровения этого "архигена" (или "архетипа, по Юнгу) Вольтер и объяснял "естественные" - в смысле неизменные, устойчивые перед изменчивым лицом Фортуны, созидающей историю, - права и обязанности вечного человека, князя своего личного существования. Ведь, именно князьям могут быть полезны примеры из истории....
  
   Ближе всего к пониманию истории как единого закономерно-связного процесса развития подошёл, пожалуй, Шарль Монтескье с его "Духом законов".
   "Я начал с изучения людей, -- говорит Монтескье, -- и нашел, что все бесконечное разнообразие их законов и нравов не вызвано единственно произволом их фантазии". Невзирая на то, сколь отдален от природы общественный мир, он не является доменом случайностей и хаоса. В связи с этим автора более всего интересует не столько несогласованность законов и обычаев с естественным правом, сколько их внутренняя необходимость, определенная конкретными условиями, в которых они возникли и функционируют. Никакой институт не может быть априори признан абсурдным, ни один из них не является просто плодом глупости или злой воли, ибо каждый из них многосторонне обусловлен и связан с другими. Между социальными фактами -- как и между фактами физическими -- можно выявить определенные постоянные связи, благодаря которым факты эти есть то, что они есть, безотносительно к тому, каковы наши оценки, идеалы и ожидания. Таким образом, место закона, как императива или нормы, занимает закон, как эмпирически подтверждаемая "необходимая связь" (Монтескье Ш. О духе законов).
   Альтюссер пишет, что "Монтескье был первым, кто пытался вдохнуть в социальную теорию дух новой физики, начать не от сущности вещей, а от фактов, и из этих фактов вывести правящие ими законы".
   Одновременно Шарль уничтожил пропедевтическую "Историю" Макиавелли и Вольтера тем, что, "сосредоточив внимание на конкретных условиях, сделал идеал относительным", - как заметил Ежи Шацкий.
  
   И тем не менее всего этого недостаточно для оформления Гегелевской концепции "Всемирной истории" (Weltgeschichte). Она была бы невозможна без шотландских просветителей и их "гипотетической истории".
   Эванс-Притчард приводит прекрасный пример типичного для гипотетической истории интереса, взятый из работы лорда Кеймса "Historical Law-Tracts" (1758): "Мы должны удовлетвориться показом тех фактов и условий, которые могут быть собраны на основе законов разных стран, и если, собранные вместе, они создают регулярную систему причин и следствий, можем сделать логический вывод, что прогресс одинаков у всех народов -- во всяком случае, с точки зрения его важнейших условий, поскольку случайности и особенности народов всегда будут привносить какие-то различия".
   Но, поскольку главный актер драмы - Человеческая природа или Великий геометр - находился за кулисами человеческой истории, поэтому интерпретация исторических фактов могла не считаться с контекстами, в которых они имели место. По совету Кондорсе, "необходимо последние извлекать из истории различных народов, их подбирать и сочетать, и на этом основании строить гипотетическую историю единого народа и рисовать картину его прогресса" (Кондорсе А. Н. "Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума").
   "Здесь - замечает Ежи Шацкий - мы имеем дело со своего рода эволюционизмом и эволюционистским методом познания avant la lettre".
   И, наверное, как раз эта "гипотетическая (conjectural) история" наиболее отчётливо отделяется от летописания и даже историографии. По словам Шацкого, "Гипотетическая история сохранила союз с историографией настолько, насколько эта последняя проявляла интерес к развитию общественных институтов, а не только к событиям и поступкам индивидов, и поставляла материалы, необходимые для сравнений".
  
   Если говорить об исторической антропологии, к основоположникам которой можно отнести Джамбаттиста Вико, утверждавшего, что "человек есть существо историческое", то мы действительно оказываемся в XVIII веке рядом с Монтескье. Но, если рассматриваем историю как процесс развития общества и человека в нём - как то имеем в случае Гегеля, - то фигура французского мыслителя Жана Бодена, который, по словам Ежи Шацкого, уже рассматривал историю не как собрание фактов, размещённых в астрономическом времени, но - как "процесс, который сам по себе заслуживает научного исследования и разъяснения"; выбивается из этой хронологии понятия, поскольку время жизни Бодена приходится на 16-й век, далеко отстоящий от Великой Французской Революции, после которой только оказалось возможным обоснованно понимать Историю как непрерывный процесс рождения нового из старого. Отсюда и термин "Новое время": оно немыслимо как "новое" без отнесения к "старому времени".
   Обозначая этот новый ментальный горизонт, Козеллек говорит:
   "Новое время" придает всему прошлому в целом некое всемирно-историческое качество... Диагноз нового времени и анализ ушедшей эпохи соотносятся друг с другом" и взаимно порождаются.
   Поэтому совершенно неправильно устанавливать между терминами "Новое время" и "Новейшее время" хронологическое отношение, - мол от XVI века до какого-то года века ХХ было время "новое", а затем началось "новейшее", в котором и живём.
   Нет, в соответствии со взглядом на историю как процесс развития, все люди, всегда жили и живут в "новейшем времени", - по крайней мере, начиная с "Модерна".
   Новейшее всё время рождается из Нового, которое таково по отношению к уже очерченному Старому.
   Таким образом, "новейшее" означает "настоящее", как обновляющееся новое, отличённое нами от старого. Это наше время!
   Как "пишет Гегель в предисловии к "Феноменологии духа", -- наше время есть время рождения и перехода к новому периоду".
   Юрген Хабермас пишет в "Философском дискурсе о Модерне":
   "Принятое еще и сегодня (например, для обозначения исторических кафедр) членение на Новое время, Средние века и Древность (или новую, средневековую и древнюю историю) могло сложиться только после того, как термины новое время или время модерна (новый мир или мир модерна) утратили свой чисто хронологический смысл и стали означать новый век, явно оппозиционный по отношению к прошлому".
  
   "Согласно английскому и французскому словоупотреблению того периода: modern times и, соответственно, temps modernes обозначали к 1800 г. три последние, к тому времени истекшие столетия. Открытие Нового Света, а также Ренессанс и Реформация -- эти три великих события, произошедших около 1500 г., образуют порог эпох между Новым временем и Средними веками".
   "Рубеж эпох, пролегающий около 1500 г., в качестве такого начала был воспринят ретроспективно только в XVIII столетии Данными суждениями Гегель отграничивает также (в своих лекциях по философии истории) германский христианский мир, который как таковой произошел из римской и греческой античности".
   "Новое Время" "подразумевает эпоху, которая устремлена в будущее, которая открыла себя предстоящему новому. /.../ И так как новый мир, мир модерна отличается от старого тем, что открывает себя будущему, то в каждом моменте современности, порождающей новое из себя самой, повторяется и приобретает характер непрерывности процесс зарождения новой эпохи заново, так происходит снова и снова. Поэтому историческое сознание модерна включает в себя отграничение "новейшего времени" от нового: современность как явленность времени в истории внутри горизонта нового времени приобретает особенно важное значение. Гегель тоже понимает "наше время" как "новейшее время".
   И наши предки, обитатели Нового времени также понимали его как "Наше время", так что эти термины были взаимозаменяемыми. В связи с этим Р. Козеллек задавал контрольный вопрос: когда nostrum aevum -- "наше время" было переименовано в nova aetas -- "новое время" (?).
   "Современность, которая понимает себя из горизонта нового времени как актуализацию новейшего времени, должна реализовать, осуществить в виде непрерывного обновления разрыв нового времени с прошлым", - пишет Хабермас.
   Подобное самосознание рождает фетиши революционности и модернизации как имманентного способа существования мира.
   Хабермас отмечает, что ...
   "... Для этого подходят понятия, обозначающие движения, которые возникли в XVIII столетии вместе с термином "время модерна" или "новое время" либо получили свое, в то время новое, и до сегодняшнего дня действительное значение -- революция, прогресс, эмансипация, развитие, кризис, дух времени и т.д.".
   Оттого в Новом Времени "наше время", или "современность" всегда есть время Новейшее как обновляющееся Новое в его обновлённости на сегодняшний день. И обратно: Новейшее время однозначно есть наше время.
   Притом, что это изменяющееся Новое время, как эпоха, смотрящая вперёд, открытая будущему, чётко отделяет себя от предшествующего Среднего Времени, или, презрительно, Средневековья, как эпохи, оглядывающейся назад, в Прошлое, и коснеющей в зависимости от этого Прошлого как своего Начала, раз и навсегда её определившего.
   Однако, отрицание прошлого так же создаёт зависимость от него - только отрицательную. Это противоречие Модерна отмечает Блуменберг, когда говорит, что ...
   "... Внутренняя проблема нового времени -- его притязание на радикальный разрыв с традицией, на саму возможность такого разрыва; и то, что такое притязание -- всего лишь недоразумение по отношению к реальной истории, которая никогда не может начинаться с нуля".
   Для Модерна она и не начинается "с нуля". Отталкивание от Средневековья предоставляет Модерну негативные содержания; а позитивные он черпает из классической Древности, осуществляя культурный трансфер через голову христианства, сохранившего для него наследие Античности.
   Но самое любопытное в том, что оттолкнувшееся от старого, "среднего времени" Новое Время, в качестве Новейшего отталкивается уже от себя самого, не желая более быть открытым будущему. Оно хочет заняться исключительно настоящим, предоставив будущее самому себе. Что называется, "как получится", или "будь, что будет...".
   Джон Фаулз пишет, например:
   "Стремление к совершенствованию бессмысленно, поскольку, где бы не вступили мы в этот бесконечный процесс, мы всегда можем ностальгически устремить взгляд в будущее и представить себе лучшую эпоху. Оно ещё и вредно, поскольку конечный пункт совершенства, находящийся где-то в будущем, порождает рак, исподволь разъедающий настоящее".
   Таким образом, привычное нам со школьной скамьи деление Истории на Древний мир, Средние века, Новое время, и Время новейшее, никак не соответствует новому историческому самосознанию. Это особенно ярко высвечивается ввиду того, что Модерн, с одной стороны отталкивается от Средних веков, тем самым образуя "цезуру"; а с другой стороны, возводит себя к Древнему миру в форме Возрождения, конституируя этим разрыв во времени исторического развития. Но тут же преодолевает этот разрыв, совершая культурный трансфер от Античности.
   Трансфер, в котором, в котором временная дистанция присутствует герменевтически - в необходимости толкования.
   Хабермас говорит, что ...
   "... Французская революция поняла себя как возвращение Рима. Она цитировала Древний Рим так же, как мода цитирует одеяния прошлого...".
   Именно этой модой можно объяснить, что Наполеон Бонапарт принял титулы "Первого консула" и "Императора". Столь же "модна" идеологема его военных кампаний - восстановление Римской Империи в её исторических границах.
   Маркс образно называл французскую революцию "прыжком тигра в прошлое под вольным небом истории".
   Также Беньямин говорит о Робеспьере, как агенте культурного переноса, "цитированием вызвавшем из античного Рима корреспондирующее прошлое, нагруженное "теперешним временем".
   В лице Гегеля Модерн ставит себе в заслугу указанный туннельный (сквозь века) "культурный трансфер":
   "... Именно нашим дням выпало на долю отстоять, по крайней мере в теории, право собственности людей на те сокровища, которые были растрачены во имя небес" - пишет молодой Гегель.
   Такая оценочная транскультурная рефлексия Модерном своего происхождения "искривляет" время, "дырявит" его, делает относительным, чем совершенно уничтожает равномерную хронологическую шкалу, соотнесённую с астрономическим временем.
   А "Новейшее Время" и вовсе уничтожает время как линию, или последовательность, превращая его в точку, - поскольку все моменты равны как настоящие; и настоящее равно вечное.
   В понимании Бодлера, "исходным пунктом модерна становится актуальность, которая поглощает себя, освобождается от транзитов переходного и новейшего времени и конституируется в центре модерна. Актуальному настоящему, современности непозволительно искать самосознание в оппозиции к отвергнутой и преодоленной эпохе, к форме прошлого. Актуальность может конституировать себя только лишь как точка пересечения времени и вечности".
   Словами поэта:
   "Стремится жажда к насыщенью
Все, что в Начале гнало рост,
Теперь клонится к разрушенью,
И арьергардом стал форпост...".
  
   Так что, Новейшее время может пониматься и как конец Истории, поскольку рефлексия Истории как целого, уже не является способом определиться в настоящем, не оформляет волю творца собственного существования. Воля уже есть и движет, не соотносясь ни с прошлым, ни с будущим ....
   По словам Ю. Хабермаса, самосознание Модерна как Конца Истории оформилось уже к концу XVIII века:
   "В ходе критики традиции, которая вбирает в себя опыт Реформации и Возрождения и реагирует на зарождение современного естествознания, философия нового времени -- от поздней схоластики до Канта-- уже выражает и самопонимание модерна, - пишет Юрген. - Но только к концу XVIII столетия проблема самообоснования, самоподтверждения модерна обостряется настолько, что Гегель может воспринять этот вопрос в качестве философской проблемы".
   Именно Гегель, по уверению Хабермаса, "первым возвышает до уровня философской проблемы процесс освобождения модерна от внушающего воздействия со стороны внешних по отношению к нему норм прошлого".
   "Перед философией, по его мнению, поставлена задача постичь в мысли свое время, а оно есть для него время модерна".
   Для нас это время "постмодерна", или "новейшее"; то есть, в общем, всяк человек живёт в своём времени. И философия как методология постижения "своего времени" должна, следовательно, быть универсальной по отношению к Истории: работающей в любом историческом периоде.
   Так Гегель, создавший понятие Истории, приходит к его философическому отрицанию, и замыкает этим круг нашего повествования о нём.
  
   ИСТОРИЯ И ИСТОРИЧНОСТЬ
  
   Гегель справедливо указал - история возможна только как история духа.
   Природа не имеет истории: она циклична. И эволюционна! - тут же воскликнет некто. Верно. Однако, эволюция трансцендентна природе, и возникает вопрос, что стоит за нею? Не Дух ли?
   Во всяком случае, общество, взятое как природа - точно не эволюционно. Общество - исторично. Оно не эволюционирует посредством эволюции человека. Человек не эволюционен: он историчен. Общество имеет историю. Человек как природная особь стареет и умирает, а как историческая личность живет вечно; и поступает в вечности, а не во времени. Здесь лежит различие между историей и темпоральностью, или преходящестью. На это различие указывал Хайдеггер, различавший "минувшее" (Vergangenheit) и "бывшее" (Gewesenheit).
   Исторические события принадлежат феноменологии духа. История жива: ей присуща жизненность (или Дильтеева Lebendigkeit). Христос Иисус - живой, и Он есть Дух, потому Он историчен. Его жизнь - образец историчности, и Евангелие - образчик историографии.
   Из этого следует, что изменчивость мира отнюдь не тождественная его историчности. Никакая хроника - даже самая подробная - не образует истории. В этой точке возникает разрыв между историей и коллективной памятью, или ученой историографией. Историю знает только Дух, обретающий в ней свою самотождественность. Помимо феномена духа, в обществе история существует как поминовение: "Творите сие в мое воспоминание!".
  
   ИСТОРИЯ, ЧТО ЭТО?
  
   С христианской позиции, история человечества - это последовательное Откровение тайн Царствия Божия. Христианство есть венец истории как полнота Откровения. Воскресением Христа история завершилась. Отныне, у человека не может быть другой религии, кроме христианской. Полагать обратное, значит думать, что имярек, достигший зрелости, может оставаться ребенком.
   Прочие религии, ныне сущие в человечестве не суть религии поистине: они лишь составляющие культурной национальной идентичности.
  
  
   И ОТ СЫНА. ФИЛИОКВЕ
  
   Догмат Тройцы утвердился в церкви достаточно поздно (на Втором Вселенском Соборе в 381 году) и с большим трудом. Сопротивление было велико, особенно среди монашествующих. Именно этот догмат породил множество ересей, которые позднее дали силу наступающему магометанству.
   Хотя понятие Тройцы появилось уже во втором веке, ранняя история церкви ознаменована Двойцей - двуприродностью Христа; и борьбой с Однойцей - одноприродностью Христа, исповедуемой Монофизитами и Монархианами.
   Победа Двойцы над Однойцей иллюминирована в русской церкви двуперстным крестным знамением старообрядцев. Новое троеперстное знамение, утверждающее победу Тройцы, получило ярлык новшества, и не было ими принято. Кроме троеперстного крестного знамения принятие догмата Тройцы привело к богословскому конфликту. Именно, к двум прочтениям символа веры, в части, касающейся Святого Духа. Принятое западным Римом прочтение отличалось добавлением пресловутого Filioque - "...и от Сына". В том смысле, что Дух Свят исходит равно от Сына как от Отца; и Сын с Отцом суть одно в Духе Святом.
   По идее, в отношении Тройцы как Единого вообще не должно возникать вопроса, от кого исходит Дух Свят, поскольку и Сын, и Отец, и Мать, или Дух Свят, суть как бы "тримурти", или три равных лика Единого, тождественного Себе. Но это привычное для нашего ума единство прежде нужно было утвердить догматом, против ересей, растаскивающих Единого Бога на неравные члены, и принижающих Сына. Образцом послужило неоплатоническое Единое с его исходящими ипостасями.
   Из Никейского символа веры видно, что формулирование догмата о Тройце опиралось на Богоявление при Иордане. Однако этим эпизодом не исчерпывается Новозаветная История. Антиномия в представлении о внутренней динамике ипостасей Единого возникла в силу неполного охвата Священной Истории соборной формулировкой.
   Христианская Тройца не равна неподвижному Плотиновскому Единому: Она исторична и различно явлена в Истории. В момент крещения Иисуса на Иордане, рождения его в Сына Божьего, мы видим Пневму, исходящую от Отца, которая и стала его Матерью. И здесь как будто правы те, кто настаивает на формуле о Святодухе "от Отца исходящем". Но в последующей священной истории, после воскресения и вознесения Христа Иисуса, Он восседает на престоле Славы вместе с Отцом, и Ему отдана вся Власть. Этой властью Иисус исполняет обещание, данное сыновьям Его - "пошлю вам Параклета, духа Утешителя". Здесь уже оказываются правы те, кто утверждает "также и от Сына".
   Таким образом, Богоявление, взятое в полноте Священной Истории, велит приравнять Отцу Сына. Иначе догмат Тройцы отрицает Священную Историю. Поэтому с легкой руки римского епископа Льва III западная церковь приняла указанное дополнение к символу веры. Греческое Православие не приняло добавления Filioque, и в этом пункте существующий политический раскол церкви приобрел богословское выражение.
   В свете логической и вероисповедной обоснованности поправки, внесенной папой Львом, спрашивается, не является ли неприятие Filioque со стороны Восточной Ортодоксии скрытым неприятием догмата Тройцы как такового: не обнаруживает ли себя таким способом жидовствующая ересь? И, с другой стороны, не есть ли это феномен охранительного консерватизма, а вовсе не богословия?
   Известная склонность к жидовству обнаруживает себя в выпячивании Отца, которое разрушает Тройцу. Сказанное выпячивание обусловлено неверным соединением Нового Завета с Ветхим. Бог Отец в этом соединении отождествляется с Саваофом или Ягве. Но в Саваофе нет никаких признаков отцовства: рядом с ним никто не мыслится. Он есть манифестация Могущества, Величия и Власти. Это Бог Вседержитель. Он абсолютный Монарх. И ни в какую Тройцу включить его нельзя.
   Если кого и отождествлять с Саваофом, то - царствующего Христа, во Славе Царства Небесного. Там он тождествен с небесным Владыкой - сидит одесную Его. Но так образуется только Двойца Власти и Суда, вбирающая в себя полномочия Ветхого и Нового Заветов. В ней вместо отношений отец-сын, мы видим отношения передачи власти: царь-царевич. Матери-Духа нет вовсе. Так что христианская Тройца этому отождествлению не причастна.
  
   Если мы действительно хотим опрокинуть Тройцу в Ветхий Завет, то нам следует обратиться к изначальной Двойце Элохим. Это божественная супружеская пара рождает Сына, Человека, или Адама. Каковой Адам, - рожденный, а не сотворенный, - есть Христос Иисус. В соединении с Сыном Адамом изначальная Двойца Элохим образует натуральную непротиворечивую Тройцу.
   Относительно охранительного консерватизма важно заметить, что он направлен вовсе не на догматы, а на принцип церковного строительства. Дело не в самом тексте никео-констатинопольского символа веры, а в том, как он был принят. Римскому епископату греки справедливо указали на то, что негоже изменять текст, принятый вселенским Собором - даже если этот текст ошибочен; так разрушается церковь. На Большом Свято-Софийском соборе было осуждено внесение всякой добавки в Символ веры. Папа римский Иоанн VIII признал решения собора, хотя, может быть, и придерживался положений папы Льва III.
   Так что, на деле, возмущение восточной церкви вызвал не догмат, а нарушение церковного строения. Что до догмата, то веруем не в догматы, а в Христа Иисуса. Роль догмата в вере очень мала. Это всего лишь дисциплина ума верного. Но мало верных с умом, готовым к богословию в такой степени, что им мог бы пригодиться догмат. На деле он используется просто как молитва.
   Разумная часть веры, включающая в себя догматы, гипертрофируется в среде современных рациональных людей. Догматическая дисциплина ума могла бы им помочь, но беда в том, что по отношению к нам, современным людям, дисциплина, адресованная эллинистическому платонизму нерелевантна и потому мало полезна.
   История такова, что церковь первых веков, через платоников, принявших христианство как новую философию, усвоила себе александрийский неоплатонизм. Ему и принадлежит понятие о треипостасном Едином, сопряженное с совершенным геометрическим числом. Совершенство и является основным содержанием этого понятия.
   Автором представления об исхождении ипостасей из Единого является Плотин, категорически отрицавший христианство. По его теории из Единого исходит Ум, из Ума - душа, которая оживляет тело, не смешиваясь с ним. Теория Плотина была заимствована христианским богословием в его борьбе с различными философиями, естественно возникавшими в среде христианизированной римской интеллигенции. При этом Единому соответствует Бог Отец, Нусу, или Уму - Святой Дух, а душе - Сын; который и воплощается. Эта последовательность нисхождений от Единого к телу, другой стороной имеет последовательность восхождений души от тела к Единому, что логически отвечает восхождению Сына, исшедшего из Отца, обратно к Отцу. Но это лишь аналогия!
   Так что, когда мы спорим об исхождении Святого Духа (от отца или от сына), мы спорим о Плотиновской последовательности ипостасных исхождений из Единого. Отстаивая позицию непременного исхождения Духа от Отца, мы, фактически, храним верность не Богу, а вульгарному изводу учения Плотина, который вообще не был христианином. В его учении нет ничего христианского: это эллинская метафизика. Его бог не призирает на людей. Плотиновское "Обратитесь!" не равно Евангельскому. Кроме того, у Плотина вовсе нет строгой иерархии ипостасей Единого и строгой лествицы исхождений. Соотношение умопостигаемых ипостасей у Плотина исключительно динамическое. И центром этой динамики является, скорее, душа, которой в Тройце соответствует Сын. Поэтому усердно присваивая формализованную логику платонического Единого, мы рискуем потерять христианство, не приобретя Плотина.
   Но, и приобретя Плотина, мы приобретаем главный дефект его логики. Это логика уединенной самососредоточенности ума. Абстрактное динамическое единство трех платонических субстанций (ипостасей) не дает места лицам, диалогу, дружбе и любви. Субстанции - не лица; они не любят, их нельзя любить. Субстанция может что-то эманировать, подобно тому как миро источает аромат: нам вольно называть эту эманацию духом; но субстанция не может быть, ни сыном, ни отцом, ни матерью, ни братом, ни другом, ни любовью. Без всего названного, какое христианство?
   Поэтому верующие, а не философствующие христиане мало внимания обращают на платоническое треипостасное Единое, и понимают Троицу по-своему - как божественную семью, которой верный хочет усыновиться.
   При всем этом даже неискушенный ум верного замечает логический изъян в христианском переложении треипостасного платонического Единого. Он видит ессенциальную гетерогенность Троицы: неравенство Её ипостасей. Отец и Сын - персоны, лица; а Святодух - некое Дыхание (Пневма), или витальная сила, энергия, которой оживлено лицо, и которую лицо не эманирует, а сообщает другу в диалоге с ним.
   Но обмен витальной силой с другом не образует Тройцы: он лишь объясняет природу Двойцы.
   Вопрос о духе, которым живёт и живит лицо, не праздный, поскольку есть перифраз другого вопроса: какой силою творишь дела свои: не бесовскою ли силой? Отсюда возникает уточнение о происхождении Духа, яко от Отца исходящего, а не от Дьявола. Но здесь, опять же, нет Тройцы, но есть вопрошание о природе Двойцы - с кем ты в союзе? Более правильно этот вопрос звучит как "кто твой отец?": не Сатана ли. Поэтому в ответе мы, усыновленные, указываем на Господина Небесного, как на своего Отца, с которым в сыновнем общении пребываем.
   В диалоге с Отцом мы обретаем силу духа и крепость воли, но присоединение этой силы и крепости к нашему общению в лицах не образует троицы, в силу логической гетерогенности объединяемого. Хотя, как говорил Фома, форма высказывания не влияет на содержание, наш спор все-таки идет о догмате, то есть логической форме, поэтому важно правильное сказывание.
   Все обезличенное говорение о духе относится к метапсихологии, или обнаружению духа в душе человеческой, в ее воле.... Тогда как Троица символа веры явлена хождением в мире истинного Человека, богородного Мужа (Адама), Иисуса Христа. В этом - уже не откровении только, но - бытовании с нами, мы видим Его как Сына пребывающего в любовном единении и общении с родителями, Матерью и Отцом. Эта Истина и есть Троица.
   Свидетельства Святого Евангелия об Иисусе дают нам возможность заглянуть в Истину, или Бытие Тройцы, и мы видим, что Мать и Отец с Ним всегда: Мать хранит Его, а к Отцу Он обращается за Словом, которому следует. В этой Тройце хождения Бога в мире нет места безличному умопостигаемому духу, и с ним вопросу, от кого дух исходит, - все члены Тройцы суть реальные Лица.
   Безликий дух, или ангел, в виде особой душевной силы метавидения и метаслышания принадлежит другому состоянию человечества - до вочеловечения Бога; когда Бог давал Себя знать в пророческом духе. Это откровение через пророка несравнимо с Присутствием Лица в хождении Сына человеческого. Присутствие превосходит откровение: это сошествие Бога на Землю; возвращение Начала, в котором Бог Отец и Сын Адам жили вместе на земле в Раю.
   Тем не менее, язык пророческий современен Иисусу и в ходу у тех, с кем он встречается. Евреи, среди которых Он ходит, мыслят в парадигме пророческого откровения. Иисус для них - ученик и последователь пророка Иоанна Баптиста. Сам Иоанн Креститель, бывши лишь пророком, видел Тройцу так, как дается пророку - в знаках: сиянии чела Иисусова, гласа небесного (сиречь, грома) и голубицы, слетающей нань.
   Сыновья пророческие мыслят в этих словах, и от них слова эти попадают в Евангелие. Фарисеи также мыслят не в понятии Тройцы, а в понятии душевной силы, как обнаружении духа. Когда Иисус проповедует, исцеляет прокаженного, возвращает зрение слепому, воскрешает мертвого Лазаря, у фарисеев возникает вопрос: какой силой творишь сие? Он практически тождествен вопросу: какой властью грехи отпускаешь? Иисус отвечает: силой Матери моей и властью, данной мне Отцом. Евреи не понимают и говорят меж собой: что это?! Мы знаем отца его Иосифа плотника. И мать его Мария здесь за дверью стоит!
   Вместо пророческого Духа мы имеем здесь Мать. Ни от кого Она не исходит. Она пребывает с Иисусом всегда. Она Его родила, и Она же ведет Его к Отцу. Все члены Тройцы здесь - Лица. И обмениваются они не безликой силой (духом), а Любовью, которая имманентно персональна. Так из Тройцы изгоняется обезличенность раннего пророческого говорения.
   Для тех же, кто не ухватывает богословия Троицы и мыслит Иисуса, как порученца Бога Саваофа, или Ангела, имеющего облик человека, которого Бог послал в мир, как посредника между Небом и Землей, Иисус сказал ясно: "Я и Отец - одно". Поэтому неуместен вопрос, от кого из них исходит Любовь и Жизнь. Сказать: от Отца - будет правильно. Сказать: от Сына - тоже правильно.
   Верному важно уяснить, что недоумения происходят от скудости философской речи, которой невозможно выразить божественные тайны. Потому евангелисты свидетельствуют о Начале не метафизическим дискурсом, а рассказом о жизни Христа Иисуса. Именно Его жизнь открывает нам Троицу - Мать, Сына и Отца, истинствующих Любовью (Агапе`).
   Лицо Сына нам известно - это Иисус из Назарета. Лицо Отца известно Сыну. Иисус свидетельствует о Нем, и мы доверяем Его свидетельству. Лицо Матери также нам известно - это Мария, мать Иисуса: она же Богоматерь; она же предвечная Супруга Бога-Отца. Мать дает детям своим силу жизни, которая метафизически может означаться Духом Святым, или Пневмой небесной в человеке. Значит, можем говорить также о Духе, исходящем от Матери.
   Однако неправильно в Троице замещать одно из лиц безликой энергией "духом", и потом, основываясь на этой подмене, конструировать взаимоотношения оставшихся двух лиц в Тройце, спрашивая, кто из них кому посылает голубицу духа. Неправильно и присоединять к лицам безликую силу в качестве равной ипостаси. Не делайте этого, и не будет проблемы Филиокве.
   Памятуя о голубице как образе духа, мы должны заметить, что неправильное понимание Тройцы часто базируется на Богоявлении при Иордане. Тройцу мы видим там очами Иоанна, сына Захарьина. В его пророческом видении Тройца распадается на неравные члены разной природы. Один из них - это человек, Иисус сын Марии; другой - птица, голубица; и третий Глас Божий, который для телесных ушей есть не что иное как Гром. И получается, что мы должны соединять в одно: атмосферное явление, птицу и человека. Тут, конечно, есть место для спекуляций.
   Но в житийной перспективе Евангелия все члены Тройцы равноприродны: все суть Лица. И если мы из сферы телесной и умной перенесемся в персональный мир любви, то тут же увидим троих любящих: Мать, Сына и Отца.
   Поэтому лучше не рассуждать метафизически на тему Троицы. Любая "христианская метафизика" несет соблазн якобы возможности умного понимания религии. Между тем, догмат о Тройце, как и любой другой, является не поводом и поощрением к размышлению, а запретом такового. Поэтому чем нелепее догмат выглядит в умных очах, тем лучше. С этой точки зрения, разрушающее лествицу ипостасных исхождений "Филиокве" идет на пользу, отторгая верного от кажущейся ясности Плотиновской концепции Единого, которая - по видимости - так хорошо отображает Единого Бога.
   Что же до раскола Церкви на западную и восточную, то "Филиокве" тут не причем. Неловкий догмат может породить ересь, но не может расколоть церковь. Причины раскола обширнее и глубже.
   Перед лицом требовательных философов церковь, разумеется, признает эклектичность догмата Троицы, из которой проистекают упомянутые выше недоразумения, касающиеся Святого Духа. Где имеем отца и сына, третьим лицом может выступать только мать. Новое отношение человека и бога в христианстве, - в сравнении с прежними молитвами, обетами, приношениями и одушевлениями, - состоит в Сыновстве. Отсюда, "послушание" христианина есть послушание сына отцу, а не институциональное функциональное послушание жреца или молящего. То есть, жизнь христианская есть жизнь естественная, семейная: с отцом и матерью. И естественность эта как раз есть знамение возвращения человека в Рай.
   Конечно, в христианской жизни нет места "тримурти", или трёхликому, треипостасному богу. И "Троица" появляется лишь в попытке представить христианство в виде учения: а именно, изъяснить его в логике единого бога, единой причины и т.п.; в попытке идеологически вместить в христианство иудейскую теорию и практику вдохновений, пророчеств, жертвоприношений, законодаяний и прочего.
   Богословие Троицы, которой принадлежит также учение о нисхождении святого духа, является историческим наследием церкви как общественного тела. Оно может сделать вас христианином формально, но не может вернуть вас в Рай, из которого мы все изгнаны в лице первого Мужа. Возвращение в Рай - что, собственно, и есть христианство, - возможно только на пути усыновления Богу: Пути, проложенному вторым Адамом, Иисусом из Назарета.
  
   ИУДА - СИМУЛЯКР ХРИСТА
  
   Жиль Делез, в своей статье ПЛАТОН И СИМУЛЯКР, не проводит четкого различения истины существования и истины знания. Что приводит к смешению разных философских дискурсов: гносеологического и онтологического.
   Так, различение "сущности и видимости" принадлежит гносеологии. А "воля к отбору и предпочтению" принадлежит онтологии личности.
   Возможно, это смешение дозволено Платону, но недопустимо для нас, после того как истина знания и истина бытия были разведены в стороны во время суда над Христом Иисусом.
   В тот день Пилат спросил у живой Истины, что есть истина (?), и получил в ответ молчание.
   Быть значит быть подобием. А если не быть, то остается только творить (ваять, созидать, строить) себя как симулякра, отвечая на какой-то запрос, основываясь на каких-то представлениях, убегая от обличенного собственного неподобия.
   Делез отмечает это, когда говорит: "Симулякры возникают на основе /.../ отсутствия сходства".
   Разумей, отсутствия сходства с Отцом, представленным Сыном. Так возник симулякр Иуды Искариота, изобразившего собой, по его мнению, подлинного Сына против жалкой подделки, Иисуса Назорея. Его мотивация - собственное несходство с Подобием. Это несходство бросило ему вызов, на который он ответил известным нам образом.
   Этим разведены основные способы существования в русле онтологии личности - быть подобием, копией идеи, или быть симулякром - произвольным творением, носящим на себе ярлык Идеи. Подобие существует по причастности оригиналу - Идее как живой личности. Это значит душа рождена Идеей и потому подобна ей. Поскольку мы говорим о бытийной, а не о гностической истине, то сказанное "быть" означает быть в людях. Но, если быть подобием значит действительно быть в людях человеком, то быть симулякром значит быть в людях псевдо-человеком, изготовленной вещью, говорящей статуей.
   Изготовление вещей прилежит к знанию. Точнее, знание есть часть изготовления вещей. Способ быть изготовлением вещей вторичен: он укоренен в первом способе бытия - подобием и в людях. Здесь в этом производном бытии на передний план выдвигается гностическая истина: космичную вещь изготовит тот, кто обладает знанием идеи. В таком "технологическом" дискурсе отношение личности к Идее иное. Здесь души не рождены Идеей, но до рождения имели возможность созерцать идеи.
   Делез говорит: "...миф о перевоплощении свидетельствует о том, что задолго до своего воплощения души имели возможность созерцать Идеи".
   Благодаря этому они могут изготовить копии. Но забывшие виденное до рождения изготовят лишь симулякры, основываясь на словесном предании.
   Так различаются и проверяются истина и ложь знания. Но здесь быть не означает быть в людях (в мире), но - быть в уме.
  
  
   "К"
  
   КАПИТАЛИЗМ - ЭТО ЧТО?
  
   Царство "чистогана"? Отнюдь.
Капитализм это легальная институализованная игра. Игра по правилам. Когда в рамках капитализма говорится о стремлении получить приз (прибыль), то у постороннего это может создавать ложное понимание о всеподчиняющей алчности капиталиста. На самом деле, алчность, как и вся игра, подчинена правилам, хотя они не упомянуты. Правила игры вынесены за рамки высказывания о прибыли как цели не потому, что правил нет, но, напротив, потому что правила  сами собой разумеются.

Таким образом, правила игры вынесены за скобки высказывания, но не за рамки разумения. Правила подразумеваются  - столь непременно, несомненно, и с очевидностью, что о них можно не упоминать в рамках игры. Я играю и хочу выиграть: я стремлюсь к выигрышу, но мое стремление заключено в рамки правил, и осуществляется путем использования опций, которые правила предоставляют..  Внутри игры главной ценностью выступает выигрыш, приз. Но стоит игроку начать преследовать эту ценность как таковую, вне правил, как тут же обнаруживается, что ценность правил выше ценности приза.  Нарушение правил влечет за собой, как минимум,  исключение из игры, и затем другие санкции.
Поэтому, неверно на вершину иерархии ценностей капиталиста ставить прибыль, деньги, доход и т.д.  Ценность капитализма  - сама игра, неотделимая от правил.


Я вхожу в игру по правилам, играю по правилам, и выхожу из игры по правилам. Получение приза вне правил есть криминальная авантюра и не принадлежит игре под названием "капитализм". Согласитесь, существенно разнятся выигрыш джек-пота в лотерее и ограбление кассы лотереи. В первом случае это ПРИЗ,  во втором - ДОБЫЧА.
Капиталистическое предпринимательство - это игровая инициатива игрока в рамках правил игры.  Предпринимательство вплетено в жизнь капиталистического общества и человека в нем, поэтому выиграть значит также "нажить". Столь презираемое слово "чистоган" означает всего лишь чистую прибыль, за вычетом издержек, понесенных в ходе предприятия.
Поэтому от ЧИСТОГАНА следует отличать ДОБЫЧУ, получаемую в результате криминальной авантюры: воровства, мошенничества, ограбления, внеправовой эксплуатации и т.п.
В капитализме криминальное предпринимательство существует как его отрицание, попытка играть вне правил, то есть, говоря в терминах игры, "смухлевать". Такое предпринимательство запрещено и преследуется по закону.

Общество, в котором криминальное предприятие является признанным способом благополучия,  не может называться капиталистическим. Это другой тип общества.
Криминальная авантюра (поход за добычей) известен в истории и характерен для пиратской республики, для торговой колонии в варварской стране, для победителей в завоеванной стране. В качестве примеров можно привести пиратские республики Карибского моря, фактории ост-индской компании в северной Америке, древнерусский Новгород, варяжский Киев, монголо-татарскую Русь, колонии Нового Времени.
В историческом основании России лежит именно такой тип общества - разбойничье сообщество, эксплуатирующее аборигенное население территории внеправовым криминальным путем (путем насилия).
Этот политический фундамент России не изжит до сих пор и обнажается при каждом сломе здания, которое на этом фундаменте построено.
  
   КАПИТАЛИЗМ И СОЦИАЛИЗМ. ЭТИЧЕСКИЕ РАЗЛИЧИЯ
  
   Социализм порицает антиобщественные устремления и Эго-логику персоны, и хочет исключить из общественного оборота психические энергии межперсональной вражды, соперничества и взаимо-эксплуатации. Также не принимает паразитизма на обществе, сиречь личного благополучия добываемого путём присвоения общественного достояния. Словом, хочет, чтобы в обществе действовали исключительно силы добра.
Тем самым социализм заявляет свою гуманность в виде приоритета человеческой солидарности над персональным материальным благополучием, человеческого добра над человеческим злом. Если посмотреть на этот выбор с христианской точки зрения, то социализм спасает человека от Сатаны, говоря ему: может быть, ты будешь жить беднее и труднее, но - лучше, в абсолютном смысле слова.
Капитализм, ставящий во главу угла рациональность, заявляет об энергетической неэффективности такой общественной модели и говорит: мы не станем исключать из общественного оборота злые психические силы эгоизма, межличной конкуренции, превосходства, взаимо-эксплуатации; мы будем их использовать, и это обеспечит нам эффективность общественного производства. В результате все будем жить лучше, в смысле богаче.
Этим капитализм оказывает свою негуманность: готовность погубить душу человека, ради экономической эффективности. С христианской точки зрения капитализм, или рационалистический экономизм, есть царство Сатаны, который говорит: все эти люди - уже мои! Поэтому не заботься о спасении душ их, используй мое Зло в видимости "Добра".
Либералы захотят добавить к преимуществам капитализма личную свободу. На деле имярек получает лишь осознание своей всесторонней многообразной связанности, или несвободы.
Человек социализма действительно свободен: он руководится добром, общественным интересом, поэтом уверен в своих поступках и не боится суда. Человек капитализма, напротив, всегда неуверен в своих поступках и боится суда ближних, потому что руководится отвлеченной арифметической эффективностью, эгоизмом и личной выгодой. Отсюда его неизбежный конформизм, неискренность и лукавство. Видимое в чужих глазах - вот что ограничивает его. Отсюда - раздвоение: видимая солидарность, прикрывающая отчуждение.
Ясно, что на такой основе возможна только групповая солидарность, разделяющая людей на "МЫ" и "ОНИ". Что нам и демонстрируют постоянно "западные люди".
  
   КАРМА И ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ
  
   Успели ли вы заметить, что понятие первородного греха аналогично понятию "кармы" в индуизме. Говоря обобщённо, это есть присутствие прошлого в настоящем. Оно необходимо наличествует в нашем понятии времени. Ведь, если бы прошлое не оставалось в настоящем и не создавало, через это, возможность проецировать настоящее в будущее, то "время" развалилось бы на несвязанные друг с другом квантованные "моменты". Так что неправы те софисты, которые пытаются уверить нас, что "прошлого уже нет, а будущего ещё нет, настоящее же неухватно текуче".
   Есть и важное различие между понятием "кармы" и "первородного греха". Индусы мыслят здесь время подобно индейцам "хопи" (см. Бенджамен Уорф): один и тот же муж (пуруша) вновь и вновь рождается, сохраняя в своей личности следы прошлых рождений (появлений). При этом весь остальной мир - это некая сама по себе бесформенная материя, принимающая форму этого мужа, - который притягивает к себе соответствующие обстоятельства, людей и животных, связанных с ним в прошлых жизнях.
   Христианство с подозрительностью относится к идее перерождений одного и того же лица, - хотя эта мысль не совсем чужда христианской традиции (см. Ориген). Кроме того, - и это важнее, - христианству чужда концепция личности, как неумирающего творческого сознания (ума), создающего весь остальной мир из хаоса или из пустоты. В христианстве лицо неотрывно от общности: семьи, дома, господства, гражданства, экклесии; и открывается (и корректно мыслится) только в общении. То есть, у нас личность необходимо "соборна", и существует в соборе и вместе с собором и до тех пор, пока существует этот собор. В своей эволюции, изменении, собор остаётся цельным, и вся последовательность его состояний образует цельное связное Время, Век, или Эон. Персональный век, или эон лица не может быть выделен из общего Эона. О чём и говорится: "люди века сего". Начало эона присутствует в нём до самого конца. Таков ветхий эон, и ветхий мир, и ветхий человек в нём. И если в Начале эона мы находим грех в отношениях первых людей в составе первого дома и первого господства, то этот грех будет существовать на протяжении всего эона. Отсюда избавление от первого греха сопряжено в христианстве с концом Эона, и, значит, с концом света, смертью ветхого человека, разрушением ветхого мира и т.п.
   Теперь, судите сами, сколько здесь осталось от кармы?
   Есть "время", как связное и конечное целое, внутри которого ничто не исчезает и не прекращается окончательно (и отсюда можно вывести некую "карму"); и есть другое время, - и в нём другой мир и другой человек и ничего от прежнего. Умирание в старом времени, и рождение в новом (хотя правильнее говорить: умирание в этом и рождение в другом) - это можно по аналогии назвать избавлением от "кармы". Но такое избавление невозможно для одинокого "йога". Новый (другой)человек рождается только вместе с новым (другим) миром, с новым собором. Поэтому говорится в христианстве, что спасение совершается только в церкви. (Имеющие уши слышать, да слышат, и да не поймут превратно).
  
  
   К ВОПРОСУ О ВРОЖДЕННЫХ ИДЕЯХ
  
   Юм в своих Диалогах о естественной религии:
   "Попутно раскрывается алгоритм антропоморфизма Клеанта. Наши идеи во всех случаях скопированы с реальных объектов и являются эктипами, а не архетипами. Антропоморфист переворачивает это отношение и приписывает предшествование мысли. Но это приводит к утверждению влияния мысли на материю, что противоречит самому распространенному опыту. Мы, как и животные, не можем привести в движение ничего, кроме членов своего тела. Это делает несостоятельными предположения о духе или вечной системе мышления, или, иными словами, о невозникшем и бессмертном животном" (131.II, 439).
  
   К ВОПРОСУ О КОРРУПЦИИ В РОССИИ
  
   Можно ли сказать о грибах, что они поражены грибковым заболеванием? Или о колонии бактерий, что она поражена микробной инфекцией?
   Точно так же, если общество коррумпировано насквозь и целиком, и каждый его член развращён, то уместно ли говорить о коррупции? Бывает ли сплошная коррупция? Ведь коррупция - это порча, подобная коррозии, (ржавлению) металла. А был ли металл? Возможно, он ещё не восстановлен из руды. И мы, глядя на руду, воспринимаем её не как руду, а как проржавевший металл. Может быть, нужно изменить угол зрения?
   Мы смотрим на Россию и в Россию, и что мы видим? Мы видим деревню. А что мы ожидаем увидеть? Мы ожидаем увидеть город, - потому что эта деревня имеет внешний вид городского поселения. И это ожидание города понуждает нас воспринимать деревню, как разращённый город. Такое восприятие подразумевает, что город есть или был, но испортился, прогнил. Однако беда в том, что Россия никогда не была городом. Это всегда была деревня мирового масштаба, с чиновничьими, промышленными и военными концами. Большевики не создали города: они построили индустриальную деревню: можно сказать, "фараонову деревню" для строительства пирамид. И бобры строят плотины, валят лес, роют каналы, по которым сплавляют брёвна в реку, - но от этого они не становятся людьми - всё равно это колония бобров. Так же и с большевистским утопическим городом: он остался деревней, потому что не было построено главного - правового пространства. Деревня с каменными домами и мощёными улицами - это ещё не город. Да в нём есть театр, но в нём играют крепостные крестьяне. По улицам ходят не горожане, а чиновники и лакеи. Господа ездят в дорогих экипажах на балы и ассамблеи, но всё равно это не город, но деревня, силящаяся изобразить из себя город. Здесь можно встретить даже нищего, но это не свободный человек, попавший в беду и обращающийся к милосердию сограждан, нет - это член деревенской касты нищих. Все деревенские касты зависят от высшей касты чиновников и выплачивают ей дань от своей деятельности. Свободы нет никакой. Есть имитация гражданских институтов в рамках какой-нибудь касты. Но всё этот только личина. Главная функция этой личинки - жрать, жрать и бессмысленно жиреть. О возможной бабочке - горожанине, она не имеет понятия. Он вылупится из неё только чудом. Какового чуда мы и ждём.
   Отсюда, Россия, с её полным отсутствием городских отношений и городского образа жизни, ошибочно воспринимается как коррумпированный город. Но на деле это деревня, так и не ставшая городом; сырьё: сплошная аморфная руда, из которой ещё должен выплавиться металл города, с его чёткой кристаллической структурой, и свободой электронов внутри этой структуры.
   Пока что вместо правового кристалла мы видим вязкую липкую паутину деревенских отношений свойства, родства, симбиоза и всеобщего амикошонства: в это паутине барахтаются застрявшие в ней мухи чужаков, и бегают пауки, которые их высасывают. Зрелище ужасное. Атмосфера удушливая и отвратительная. Но это не коррупция, - это полное невежество, неотёсанность и бескультурие. Сплошное море невежества. Поэтому у борцов с коррупцией просто опускаются руки. Между тем, коррупция в прямом смысле слова это подкуп - нома для деревни. Деревенские - люди плоти. Им нужен плотский стимул, чтобы работать. У них духовных сил свободного человека. Они зависимы прежде всего от своей плотской души, которую ублажают. Отсюда проистекают и все социальные зависимости.
   Здесь нужна не столько борьба, сколько правильное и строгое воспитание и просвещение. Со стороны государства уместен полицейский коммунальный патернализм. Под которым понимаю практическое обучение людей городской жизни, через подробную проработку законов, норм и правил; обязательное донесение этих законов и норм до каждого, через пропаганду, обязательные курсы и экзамены на получение любого гражданского статуса, особенно собственника, предпринимателя, пользователя и т.д. То есть нужен современный Домострой, обязательный для изучения и знания всем. Гражданские права должны быть обусловлены знанием этого Домостроя назубок. Так же как правил дорожного движения для водителя.
   И нужна также система тщательного полицейского надзора и контроля за соблюдением этих норм и правил с не жестоким, но последовательным и неотвратимым наказанием. То есть нужна правильная справедливая палка или розга - не убивающая, но воспитующая и образующая. Также необходимо устранить стимулы к неправедному обогащению. И публично пускать на поток ворованное богатство. Пусть радуются честные люди своему скромному достатку, а горькая судьба нуворишей, лишённых всего добытого, пусть служит им уроком. Для этого нужен контроль над расходами - ни яхта, ни самолёт, ни усадьба, ни дорогое авто не могут быть проданы лицу, не показавшему публично источник своих средств на приобретение. И соглашение со всеми зарубежными странами на преследование лиц, вывозящих из страны ворованный капитал. И тогда мы увидим, что у нас вовсе нет богатых. В основном все бедные. А те, кто казался богатым - жулики. И тогда откроется перспектива настоящего движения к достатку и достойной жизни, а не к порочной роскоши.
  
   КАРДИНАЛЬНОЕ ОТЛИЧИЕ ХРИСТИАНСКОГО БОГОСЛОВИЯ ОТ ИУДЕЙСКОГО И ЯЗЫЧЕСКОГО
  
   В центре христианской космогонии стоит человек, а не бог, - как то было в иудейской и языческих религиях. Всеобщее начало (бытия и времени) заключено в человеке, а не в боге. Соответственно и Генезис Нового Завета начинается с человека, а не с бога, как то было в Ветхом Завете.
   Это революционное изменение религиозного со-знания ясно выразил благовестник Иоанн, говоря в первых словах своего Евангелия, что без Него, истинного Человека, ничто не начало быть из того, что начало быть.
   Соответственно, и христианская проповедь начинается не с бога, а с человека. Христос Иисус не говорит людям о Боге, но - о человеке: о тайне его рождения, о душе, о сиротстве, о бремени тяжком, о времени, о правде, о царстве, законе, грехе, смерти и воскресении.... Он не рассказывает о неведомом боге, но свидетельствует о себе, говоря: "Аз есмь истина, путь, дверь и жизнь, - подобно тому, как Яхве свидетельствовал о себе, сказавши Моисею; "Аз Есмь!".
   По проповеди Христа Иисуса строится и христианское богословие. Оно отталкивается от человека, от его двух природ - горней и дольней, - каковые природы получаются в разных рождениях и от разных родителей. Оно (христианское богословие) учит о рождении во временную жизнь от временных родителей, и о рождении в жизнь вечную от вечных родителей. Первое рождение совершается во времени. А второе вне времени - в познании себя, как сына Великой Матери, и в поисках Отца. Обретение Отца знаменует завершение рождения в Духе или Свыше. Лицо, родившееся так, не узнает смерти, но перейдет через смерть временного человека, - с его личиной-подобием Лица, - в жизнь вечную с Отцом.
   Здесь нет никакого бога-творца. Соответственно, нет и вопросов о существовании бога. То есть христианское богословие, в сути своей, освобожденной от ветхозаветной плаценты, лишено метафизики. Все, о чем оно говорит, доступно в персональном опыте существования. Поэтому в христианстве нет веры, как веры в мифы. Нет также и никаких сверхумных постижений. Жизнь в истине разумна.
   Все сверхумные постижения суть достояние внешних - попытки язычников овладеть христианством извне, из своей веры.
   Все описания христианства, выдвигающие на первый план бога-творца, продолжающего ветхозавтную историю с помощью сына, также суть достояние внешних - попытки иудействующих присвоить христианство, исходя из реформированного иудейства.
  
   КОГДА РОДИЛСЯ ХРИСТОС?
  
   Дата рождения Иисуса Христа была неизвестна в начале, так же, как неизвестна и теперь. Основательно говорят, что дата 25 декабря специально приурочена к празднованиям Вакханалий, чтобы чтить истинного Вакха - Иисуса, и веселиться Его приходу в мир. В древних христианских церквях нашли изображения вакханалий, что подтверждает высказанное предположение. Разные учителя и отцы церкви по-разному определяли дату рождения Спасителя, и разнее церкви праздновали в разное время. Одни зимой - 6 января. Другие осенью, или весной. Одни приурочивали рождение к Пасхе, другие к празднику Кущей. Но наиболее устойчивой была богословская традиция Восточных церквей, согласно которой день рождения Христа совпадал с днём его крещения 6 января.
   Весьма любопытно, однако свидетельство Климента Александрийского (одного из первых Отцов Церкви), который называет датой рождения Христа 21 апреля. Нетрудно видеть, что эта дата совпадает с днём рождения одиозного диктатора ХХ-го столетия, который на время даже завладел священным копьём Лонгина. Вполне возможно, что А. Г. Знал об этом совпадении дат рождения, и это могло внушать ему лесть о себе.
  
   КОММУНИЗМ УМЕР, САТАНА ЖИВ
  
   В ХХ-м столетии строили башню Коммунизма, хотели достичь Рая. Соперничали с Богом. Были воинством Сатаны. В этом состояло величие эпохи и нации. С высоты строящейся башни оборванный полуголодный строитель презирал тупое подгребание под свой единоличный зад теплого навоза. Душа-Дюймовочка ненавидела кротов и мечтала об эльфах. Но кроты подрыли фундамент, башня рухнула. Бывшие строители встали перед лицом унизительной борьбы за выживание, и массово отказывались жить вообще. Те из них, кто преуспел в добывании себе "достойной жизни" не считали это жизнью, но - существованием. И дело не в гордыне Сатаны только, но в превосходстве духа над плотью. Участие в Армагеддоне - на любой стороне - более достойно человека, чем устройство теплого нужника и передача его детям по наследству. Должно быть соблазну - сказал Спаситель. Пока есть юный дух, будет и попытка строить башню до неба.
   Мир Противника - зеркальный мир. Башня всегда имеет свое отражение - антибашню. Антибашня ХХ-го века это "Борьба с коммунизмом". Будучи отражением, она не имела собственного содержания, своего идеала: ее пафос в отрицании идеала Башни. Соотношение башни и антибашни похоже на отношение осадной башни к башне осаждаемой крепости. Осадная башня имеет смысл, только пока есть башня крепости, которую нужно взять. Она равна по высоте настоящей башне, но подлежит разборке после того как крепость взята.
   Очевидно, что в осадной башне-отражении задействованы такие же слуги Сатаны, вдохновленные антиутопией, как и в осаждаемой башне. И они тоже не хотя спускаться со своей высоты. Они пытаются сохранить осадную башню и после того, как крепость рухнула. Но как это сделать? Как убедить общество кротов, что им по-прежнему грозит опасность со стороны строителей башен, и потому они должны содержать строителей антибашни?
   С одной стороны, нужно создавать иллюзию существования башни, рисовать призрак башни в умах слепых кротов; с другой стороны, нужно выдвинуть свой позитивный идеал, чтобы перестать быть только отражением.
   Так демократию превратили в идеал, в проект строительства. Но беда в том, что демократия - вещь принципиально плоская. Она не строится, подобно башне, она растет сама, подобно грибнице. И как все растущее растет в тишине и мраке ночи разума.
   Те же, кто под знаменем Демократии продолжает Армагеддон суть всё то же войско Сатаны. Но оно, может быть, опаснее, чем войско строителей Коммунизма. Поскольку идеал Демократии содержит противоречие в себе, в силу того, что это не идея, а практический способ существования, то у строителей отсутствует созидание, они несут разрушение - подтверждая тем самым, что они - не башня, а замаскированная антибашня, которая не хочет быть разобранной и оставить мир, наконец, в покое, для незаметного естественного роста. Характерно в этом плане отрицательное понятие свободы как освобождения из тюрьмы.
  
   КОММУНИЗМ. ЧТО ПЛОХОГО?
  
   В наше время, когда воинственная буржуазная идеология, рожденная в борьбе с коммунистической революцией в Европе и оформившаяся в виде фашизма и нацизма, обрела второе дыхание в результате "победы" антикоммунистического Запада в холодной войне, невольно задаешься вопросом: а что же такое коммунизм? И почему рассеянные по всему свету бойцы ментального либерального фронта демонстрируют ненависть к коммунизму и "большевикам" практически на рефлекторном уровне?
   Коммунизм объявлен абсолютным злом. А поскольку суд этот исторически вторичен, и абсолютное зло уже осуждено в лице нацизма, постольку не остается ничего иного, как отождествить фашизм и коммунизм , - что мы и наблюдаем.
  
   Любопытно повсеместное отождествление коммунистов с "большевиками" - партийной фракцией в российском революционном парламенте. Ключом к пониманию служит здесь слово "российском". Невзирая на то, что коммунистическая идеология родилась в Германии и была экспортирована в Россию политэмигрантами-революционерами, коммунизм маркируется на Западе как русское культурное явление, - и ясно почему. Потому что всеевропейская и, в проекте, всемирная коммунистическая революция в Европе (и особенно в Германии) была жестоко подавлена, а на просторах колонизованной европейским коммунизмом России эта революция состоялась. Буржуазная контрреволюция, одержавшая победу над коммунизмом в Европе, неизбежным логическим продолжением имела уничтожение коммунизма в России, попыткой какового уничтожения явилась Вторая мировая война. Поскольку именно Германия, в которой коммунизм родился и был наиболее силён, возглавила европейскую контрреволюцию, она же стала передовым отрядом и кулаком Запада в войне против коммунистической России.
  
   Возвращаясь к началу, можем теперь заметить, что в эмоциональном балансе ненависти к коммунизму немалая доля приходится на традиционную европейскую русофобию. Именно поэтому ярлык "большевизм" в отношении коммунизма должен быть признан пропагандистки удачным и успешным.
   Но если мы отделим мух от котлет - русофобию от антикоммунизма, - что останется? Останется буржуазное неприятие коммунистической идеи. Но европейское буржуазное общество: оно ведь христианское?! - Значит, оно не может выступать против добра. И поэтому коммунизм должен быть определен как зло. В этой связи и возникает вопрос, поставленный в заголовке, - а что, собственно, плохого в коммунизме?
  
   В яростной контрреволюционной пропаганде так называемых "демократов-либералов" я не слышу ни единого слова критики коммунизма как такового. Меня постоянно тычут носом в виртуальные горы трупов, окунают в моря слез и реки крови, пролитых будто бы во имя торжества коммунизма.
   Интересно! В ответ мне хочется завести агитатора в лес из эшафотных шестов, которым поросла вся Европа в течение Средних Веков; почва этого леса покрыта таким слоем золы тел сожженных еретиков, что в ней утопают ноги. Хочется также показать ему реки слёз изгнанных из Европы "извечных союзников Дьявола", сиречь евреев; моря крови, пролитой в религиозных войнах. И заодно уж - пушки и гильотины буржуазной революции.
  
   Сатана - человекоубийца искони. Идеологию он себе найдет. То есть, - людей мучили и убивали во все века задолго до коммунизма и после коммунизма; и убивали их не только во имя коммунизма, но и во имя Христа, и ради спасения их душ, и во имя Свободы, Равенства и Братства, etc. etc. Жертвы антикоммунизма, например, в числе своем значительно превышают жертв коммунизма. Идеология антикоммунизма так же прекрасно Сатану устраивает.
   Чем же тогда коммунизм выделяется из этого ряда преступных вдохновений? Да ничем! Всё та же попытка построить царство Божие на земле, свести на землю Небесный Иерусалим. Чисто протестантская идея, последовательно осуществлявшаяся во многих сектах, а ранее - в кафолических монастырях. Так отчего же вдруг эта идея и попытки ее осуществления в людях стали "Злом"?
   Как верующий христианин я могу, разумеется, усмотреть в коммунистической идее ересь и даже Сатанизм. Последний, как известно, состоит в бунте против Бога. Есть ли такой бунт в коммунизме?
   Чтобы найти ответ, обратимся к способу обретения земного Рая, выдвинутому коммунизмом. Способ этот строго следует библейской парадигме. В третьей главе Книги Бытия написано:
   "Адаму же сказал Господь: за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят.... И выслал его Господь Бог из сада Эдемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят".
   Таким образом, труд стал проклятием человека и наказанием за грех. А что провозгласили коммунисты? Правильно! - освобождение труда. Они решили сделать труд не проклятием, а благословением; не наказанием, а удовольствием; и таким способом вернуть человека в Рай. Но тем самым они отвергли правосудие Божие, опровергли приговор Его суда, и попытались избегнуть наказания. Разумеется, с ортодоксальной точки зрения это сатанизм.
   Но разве в опоре на библейскую ортодоксию буржуазия подняла меч на коммунистов? Разве бунт против Бога, отмеченный нами у коммунистов, не был общей Ново-Временной тенденцией? Разве просвещенческие общественные идеалы, которыми вдохновлялись отцы современной Европы и Америки, не были точно такой же атеистической попыткой построить Рай на земле средствами разума?
   Разве коммунистическая идеология не является плодом Просвещения? Разве не появилась она на свет как результат применения разума к общественному устройству?
Разве коммунистическая идеология не является плодом Просвещения? Разве не появилась она на свет как результат применения разума к общественному устройству?
Так за что же так нападать на коммунизм, за что так ненавидеть?  Не вследствие ли греха поклонения Мамоне и  предательства Иуды, пожалевшего денег на прославление Учителя? Или за то, что борцы с коммунизмом оказались худшими предателями и злодеями, и это теперь мучит? Ведь для того, чтобы ненавидеть коммунизм нужно предать традиционное европейское христианство, всегда проповедовавшее нестяжание и отказ от собственности и индивидуализма в пользу общинножительства.
   Вот что пишет в 1005 году архиепископ Арльский Понс:
   "Из наших священных книг мы узнаем, что после вознесения Господа нашего и Спасителя ... верующих была лишь маленькая горстка. Никто из них не называл своим то, что имел, и никто из них не нуждался, ибо если богатый христианин продавал свое добро, то деньги он приносил апостолам, и те делили их между всеми, согласно нуждам каждого".
   Разве из этого не должны мы заключить, что коммунизм был еще одной попыткой вернуться к канонам жития апостольской общины уже в условиях Нового Времени?
  
   Конфликт вокруг труда, приведший к первому в истории убийству, возник уже в первом поколении людей, изгнанных из Рая. Земледелец Каин, в поте лица возделывавший землю, убил своего брата Авеля, который не трудился, но гулял со своим стадом по лесам и полям, весело играя на дудочке. Каина это возмутило. Разве проклитике труда распространяется не на всех?!
   Я предоставляю читателю решить, кто из них кто - то ли Каин это прообраз антикоммуниста, убивающего собрата коммуниста, посмевшего освободиться от проклятия труда; то ли Каин это трудящийся пролетарий убивающий бездельника буржуя.
   Во всяком случае, мы видим, что в основании коммунистического движения лежит изначальный, описанный в Библии конфликт в человечестве, утратившем Рай. И на протяжении всей истории - от Изгнания до наших дней - конфликт этот существовал и существует, принимая самые разные политические формы. Достаточно вспомнить сохранивший изначальную форму современный спор между народами Бхуту и Тутси в Африке. Связанные с указанным конфликтом политические движения и события не могут поэтому быть вычеркнуты из человеческой истории.
  
   В контексте данного понимания уместно вспомнить теперь, что коммунистическая идея вдохновляла не только на безжалостную борьбу с врагами мирового пролетариата, но также - на бесчисленные подвиги общественного созидания. Несомненно, строительство социализма в СССР можно приравнять к строительству Вавилонской Башни гражданами первого в мировой истории города. Предприятие не удалось, но в ходе его налицо были примеры величия человеческого. И это созидание гораздо больше подходит для прославления человечества, нежели для поругания. Люди ведь стремились строительством приблизиться к Богу - они строили башню до Неба!
   Разве можно эти человеческие искания объявлять абсолютным злом? Я не нахожу в Писании такого отношения к строительству Башни. И строители ее вовсе не были врагами человечества: нет, они и были человечеством. Точно также строители коммунизма в ХХ-м веке могут претендовать на звание представителей всего человечества, - поскольку только они мыслили себя и мир глобально, интернационально и вечно, мечтая об объединении всех людей Земли в едином счастливом Городе Солнца. Я не говорю - в Иерусалиме; потому что имеем дело с культурой Нового Времени.
  
   Господь Небесный смешал языки строителей Башни, из-за чего проект не удался. Строители перестали понимать друг друга. То же самое произошло и со строителями коммунизма. Языки их смешались, то есть разрушилась единая ментальность, и единый Проект стал невозможен.
   История Башни принадлежит нашему знанию самих себя, которое получаем с помощью Бога, и авторитетность которого подтверждаем на опыте. Но где тут Зло? Оно в устах Сатаны, чья противность Богу состоит главным образом в ненависти к человеку. Он хулит людей при всяком удобном случае.
   Как бы то ни было, коммунизм признан неосуществимым. Попытка его построения не удалась. Едва ли человечество станет дважды входить в одну и ту же реку. Поэтому реальной опасности коммунизм теперь не представляет. Почему же им продолжают пугать?
   Думаю, для того чтобы спрятать тиранию "демократии".
   Чтобы понять, о чем речь, неплохо бы вспомнить, что Демократия умерла еще в античности. Воспитанная на античных текстах схоластическая интеллигенция родила в реформационной христианской Европе культ античной демократии. Явление было настолько серьезным, что вся эпоха назвалась Возрождением! Но, возрождением чего? Наук и искусств? - Это во вторую очередь. Главное - возрождение идеалов демократии. Для новых героев, "титанов возрождения" это означало восстание против богов и - "смерть тиранам!". Брут и Кассий - вот их идеальные мужи в политическом смысле. Не правда ли, знакомо...?
   С тех пор этот культ довлеет над Европой (а теперь и над миром). Его отличие от идеала коммунизма в том, что коммунизм признан неосуществимым, а демократия, которая абсолютно невозможна в массовом обществе потребления, выдается за осуществленный идеал. Это самая большая ложь современного человечества. А отец всякой лжи нам известен. Отсюда и "плоды демократии".
  
   Идеал коммунизма был достоянием духовно-одаренных. Они пытались нас возвысить, убеждая в том, что работать за деньги и потом защищать заработанное от братьев - это низко. Работают рабы, господа служат - богу, людям, отечеству, человечеству.... Нас всех пытались сделать господами.
  
   КРЕЩЕНИЕ. ЧТО ЭТО?
  
   Израиль в ожидании Мессии. Пророки предсказывают скорый Его приход. Поверивший в пророчество отшельник Иоанн, позже прозванный Крестителем, призывает к очищению от грехов и последующему посту - строгому соблюдению всех предписаний Торы, вплоть до прихода Машиаха.
   Из первых внявших его призыву детей своих, сиречь учеников, Иоанн создает секту баптистов, сиречь крестителей. Они селятся у Иордана. Оттуда посылает он детей своих по градам и весям Израиля с призывом покаяния и очищения в ожидании скорого прихода Машиаха. И многие люди приходят к нему на Иордан, чтобы услышать его проповедь и совершить ритуальное очищающее омовение в священных водах Иордана, как видимый знак раскаяния и клятву не грешить далее, с тем чтобы удостоиться в урочный час взять в руки пальмовую ветвь и встретить Машиаха у врат Иерусалимских. Для иудеев это значит искупить грех Адама и вернуться в Рай, в небесный Иерусалим, в котором заживут вместе с Богом; и помазанный Царь их туда введет. Для этого ведь вывел Моисей евреев из Египта - не только для того, чтобы уйти из Египта, но - чтобы прийти к Богу!
   Об этом многие знатные уже забыли, и воспринимают Исход лишь политически, как освобождение из плена египетского. Довольны своей властью над народом под протекцией Рима и с подозрением относятся к чающим Спасения Израилева и к пророчествующим скорый приход Машиаха.
   К счастью, забыли не все, особенно в провинциях. Рыба ведь гниет с головы: с Иерусалима. А вдали от столицы люди хранят древнее благочестие. В той же Галилее, слывущей языческой, народ, оказывается, ждет Мессию.
   Не случайно, поэтому, среди многих пришедших к Иоанну креститься были галилеяне: Иисус из Назарета, и земляк его Андрей, брат Симона (Петра). Были эти двое знакомы или познакомились при Иордане, неизвестно. Сблизиться они могли на основе землячества, но к Иоанну их привела вера в скорый приход Мессии.
  
   Все пришедшие к Иоанну за публичной индульгенцией чистоты совершают покаяние и принимают так называемое водное крещение - омовение в водах Иордана, при котором сам Иоанн выступает свидетелем покаяния. Такова формула обряда.
   Он свидетельствует о совершившемся очищении, говоря при этом: чадо, прощаются тебе грехи твои! Но прощает ведь не он: прощает Господь! Что же позволяет ему свидетельствовать о прощении? Что он видит при этом или слышит? Какой знак свыше имеет?
   В случае с очищением Иисуса из Назарета предание рассказывает нам об этом знаке свыше.
   По выходе Иисуса из воды, увидел Иоанн голубицу белую, слетающую сверху и садящуюся на главу его, и услышал также глас с небес, глаголющий: Сей есть сын мой возлюбленный; на нем моё благоволение.
   Видел ли, и слышал ли Баптист Иоанн такие же знамения небесные при крещении других людей, когда свидетельствовал о прощении их, мы не знаем, но предполагаем, что слышал и видел. Поскольку он, ведь, прогнал фарисеев и саддукеев от лица своего с проклятиями, не получив знамения их прощения, невзирая на омовение их. Также последующие события показывают, что он не выделял Иисуса из прочих кресающихся, ибо слышал о нем молву и посылал из темницы спросить у него: Ты ли тот, которого чаем?
   Таково вкратце Новозаветное предание о Крещении Иорданском.
   Обратимся теперь к нашему "крещению", которым начинается наше воцерковление, или вступление в общину Града Божия. Церковный обряд крещения представляет собой повторение Иоаннова Крещения, поскольку даже купель, в которой совершается ритуальное омовение, называется у нас Иорданом (Иорданью).
   И вот, мы омываемся в Иордане, но - происходит ли при этом то, о чем свидетельствовал Иоанн? Слетает ли голубица с небес, слышен ли Глас Божий? Никто не знает. Свидетелей нет. Здесь приходится полагаться на Бога: принял Он наше очищение или нет, Бог знает.
   Далее. Сам Иоанн свидетельствует, что водное крещение является неполным. За ним должно последовать крещение духом и огнем:
   "Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем".
   Наконец, всё это суть жидовские дела: ожидание Мессии и прочее. Ветхий Завет, одним словом. Мы же с вами живем в Новом Завете. И в нашем понятии КРЕЩЕНИЯ присутствует КРЕСТ, - от которого и слово само. Ничего подобного не было у Иоанна. Крест не был символом его крещения. Это христианский символ, но, разве, крестившиеся у него суть христиане? Нет, они иудеи.
   Должны ли мы от них "откреститься"? Если да, то как? Ведь мы наследуем им, и культурные парадигмы Ветхого Завета перекочевывают в Новый. Иисус, ведь, это Иешуа - еврейское имя; а Христос означает Машиах в эллинском изводе.
   Отсюда, христиане - это не египтяне, и не марсиане; они суть новый Израиль, принявший Иисуса из Назарета как Мессию, или помазанника Яхве на царство Израильское. Новый Израиль предполагает старый. Мы, как новые иудеи, отделились от прежних именно по указанному признаку - отношению к Иешуа га Ноцри. Они, прежние, во-первых, не признали Иоанна Баптиста, но арестовали и казнили его как смутьяна и еретика; и, во-вторых и главных, не считают Иисуса ни пророком, ни мессией. Для них Мессия не пришел до сих пор. А для нас пришел. И мы уже две тыщи лет живем в Царстве Помазанника. Это значит, мы уже не ждем Машиаха. В таком случае, теряется и смысл Иоаннова крещения водного, которое приуготовляет имярека к встрече Машиаха.
   С другой стороны, появляется смысл аналогический, который вновь отражается в Ветхой Истории. Именно, мы ожидаем второго пришествия Христа. И к этому второму Пришествию новый Израиль, преобразившийся в Рим, готовит человечество, с учетом уроков первого Пришествия. Выученный урок обнаружится тем, что теперь Христос придет во Славе, тогда как первый раз пришел в поношении от людей.
   Отсюда, аналогическое крещение, подобное Иоаннову, также получает смысл от ожидания прихода Царя, но не неведомого, а уже известного и ныне царствующего Иисуса Воскресшего.
   Разумеется, аналогическое крещение ожидания второго пришествия отличается от Иоаннова очищения. Теперь оно больше походит на принятие подданства Царю, получение гражданства нового Иерусалима. И, тем не менее, отсылка к Ветхой Истории дает ему не только силу, но обусловливает слабость.
   Допустим, мы приняли аналогическое ветхозаветное "крещение" в Иордане. Но, спрашивается, как отсюда перейдем мы к Новозаветному крещению, и что оно означает? Как присутствует в нем Крест? Только ли как крёстное знамение?
   Означает ли оно взятие Креста своего и несение его по жизни? Или оно означает сораспяться Христу Иисусу на Голгофе? Не знаю.
   Первые христиане сначала крестились у Иоанна вместе с Иисусом, а потом усыновились ему, то есть сделались учениками Его и последователями. После этого они приняли Причастие из рук Учителя, присутствовали на Голгофе, и стали свидетелями Воскресения. Вот как они крестились.
   А мы?
   Говорят, те "иже крещахуся, облекошася во Христа". Как это понимать? Что мы оделись во Христа как в одежду? И кто мы тогда? Надеюсь, не волки в овечьей шкуре!
  
   КТО ИДЕТ ЗА ПРЕДЕЛ СМЕРТИ?
  
   В наше время, когда политически преобладает социал-демократия, большинство людей принимают и исповедуют демократические ценности лево-радикального толка. Именно, равенство людей понимается как отрицание господства. Более нет господ, но все - товарищи.
   Между тем, христианская демократическая реформа состоит не в отрицании господства, а в снятии искусственного ограничения господства родовитостью и знатностью; то есть в отрицании сословного мира, в котором господами могли быть только "нобили" - знатные и родовитые люди. Во Христе - все суть господа. Ибо Он сам есть Господин. И спасенные, не вкусившие смерти суть дружина Его, восседающая на пиру княжеском; то есть все они господа, вассалы небесного Короля. Отсюда ясно, что лишь господин достоин Жизни. Рабы же примут смерть, нет для них Искупления.
   Как же быть господином, не имея имени, поместья, коня и валета? Важно понять, что уничтожение социального господства не уничтожает господства нравственного, но, напротив, выдвигает его на авансцену. Теперь нельзя прикрыться родовитостью и знатностью и дворянским реестром - будь добр оказать себя господином нравственно.
   Одна черта: раб надмевается, высится, смотрит на всех через губу, и выи своей не гнёт; господин же всё время кланяется, - ведь около него так много господ, достойных чести.
  
   КТО ПРАВ?
  
   На днях внук Сталина Евгений Джугашвили проиграл в московском суде дело протия журналиста радиостанции Эхо Москвы Матвея Ганопольского.
   Джугашвили обвинил Ганопольского в клевете на своего деда Иосифа Сталина. Речь шла об указе Сталина, снижавшем возраст лиц, могущих быть подвергнутых расстрелу, как меры наказания, до 12 лет. Суд подошёл формально, рассматривая по существу только вопрос о том, соответствует ли действительности сообщение Ганопольского о наличии такого указа Сталина. Поскольку указ действительно был, Джугашвили проиграл.
   А между тем, внук Сталина прав, обвиняя Ганопольского в клевете. Поскольку клевета заключалась не в факте указа, а в интерпретации (комментарии). На основании этого указа Ганопольский объявил Сталина патологическим людоедом, детоубийцей. На деле речь идет о мере социальной защиты от подростковой преступности, которая может принимать самые чудовищные формы. Указ о снижении возраста расстрела можно воспринимать как меру устрашения, уместной с учётом психологии малолетних преступников, которые надеются на безнаказанность по возрасту. Если бы Ганопольский разок побывал в руках подростковой банды, его мнение об указе Сталина могло бы скорректироваться.
   Посмотрите на современную Бразилию: там подростков расстреливают прямо на улицах, не находя другого способа защититься от детской преступности. Посмотрите на Африку, где подростки бегают с автоматами и убивают всех подряд. Осведомитесь о возрасте революционных красных кхмеров, которые забивали людей мотыгами, или вспомните хунвейбинов.... И поймете, что возраст здесь не является решающим фактором. Можно спорить об этой мере, но нельзя её однозначно осуждать. В традиционных культурах хороший отец сам расправляется со своим ублюдком, по формуле: я тебя породил, я тебя и убью, - а не возлагает на общество бремя исправления неисправимого.
   Так что Сталина скорее можно уважать за это решение, за мужество принятия на себя ответственности и последствий коллективного греха. Не Сталин в одиночку устроил революцию, не Сталин привёл к власти большевиков: все скопом творили злые дела: весь народ. Зато Сталин взял на себя ответственность за общие грехи. Каждый готов был творить зло и хотел творить его, но - от имени Сталина. Система, созданная большевиками, требовала жестких решений. Не надо думать, будто без Сталина не было бы жестокостей. Напротив, до того, как Сталин сосредоточил в своих руках власть, каждый местный начальник беспардонно убивал, кого хотел. Сталин лишь упорядочил хаос всеобщего революционного террора и произвола. С этой стороны почему-то не смотрят? Все помешались на обвинениях Сталина во всех грехах. Нашли козла отпущения! Но Сталин - обыкновенный человек, у него тоже дети были. Критики советского режима не замечают, что сами подвержены примитивной социологии якобинцев, во всем обвинявших тиранов и их подручных. Где же прогресс понимания? Все - на том же месте и готовы породить из тупой головы новые социальные ужасы. Ведь если мы не умнее якобинца Ленина, то с какой стати его обвинять? Мы породим то же самое, при случае.
  
   КТО ТАКОЙ НАФАНАИЛ?
  
   В Евангелии от Иоанна говорится о Нафанаиле, которого позвал Филипп
   (см. Иоанн 1, 45-48).
   "Нафанаил говорит Ему: почему знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ:
   прежде, нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я
   видел тебя".
   Итак, Иисус знал Нафанаила, сидящим под смоковницей. Но под
   смоковницей сидел Будда. Вопрос: не Будда ли в лице Нафанаила последовал за
   Христом Иисусом, как Тем, кто завершил начатое им?
   - Являет ли Будда и его учение какую-либо конкуренцию Христианству? Ведь
   несмотря на схожесть основного посыла - спасения, конечные результаты
   на мой взгляд отличаются... Или я ошибаюсь, Задумчивый поясните
   пожалуйста...
   Здравствуй Сидящий в башне!
   Отвечая на твой вопрос буквально, могу сказать, что христианство и буддизм несомненно конкурируют в культурном европейском пространстве.
   Отвечая по смыслу вопрошания, могу сказать, что христианству нет равных: это вершина, и выше быть не может; это истина и другой нет.
   Наконец, отвечая по существу, должен заметить, что Будда явился на пятьсот лет раньше Христа Иисуса. И конечно Будда был известен, так или иначе, эллинистической публике, к которой принадлежали и первые прозелиты Христа.
   Великое открытие и великая истина, состоящая в том, что человек выше всех существ, выше богов, и что если есть истинное бытие, то это - истина человека; и что если есть вечная жизнь, не подверженная природной смерти органических тел, то эта жизнь принадлежит человеку, - это открытие и эта истина принадлежит Будде. Это неоспоримо и зафиксировано в буддийских учениях и текстах.
   Но почему же тогда Будда в лице Нафанаила приходит ко Христу, признавая его своим Учителем? Потому что, хотя Будда и провозгласил Истину и Жизнь собственностью человека и только человека, в обретении этой Истины и Жизни он не преуспел. Он лишь породил новый народ, свободный от неравенства индуистов, в котором могло бы произойти обретение Истины и Жизни.
   Иисус есть Путь, и Будда провозглашён как Путь. Но, к сожалению, этот второй "Путь", путь Будды обещает, но не ведёт к Истине. Его изначальная немощь обличается уже самой формулой "Пути": Избавление. Это отрицательная форма. В ней есть отталкивание от неистины но нет самой Истины.
   В христианстве тоже есть эта немощная ветвь, называемая Спасение; она должна быть, поскольку проповедь Христа охватывает всего человека. Поэтому в ней есть также закон и жертва, и следование. Но если бы во Христе не обреталась Истина, или подлинное бытие, или вечная жизнь, то христианство не превосходило бы Буддизм.
   В Махаяне мадхьямике буддизм очень близко подходит к Пути Любви, как пути становления Истиной, но это остаётся теоретическим видением. В буддизме провозглашается, но не является Истинный Человек. Попытка отождествить Истинного человека с Буддой Шакьямуни остаётся лишь декларацией. Это понимают буддисты, и поэтому исповедуют занебесного Майтрею, вечного Будду всех времён, хозяина Чистой Земли и т.д. Но всё это не поднимается выше провозвестия, которое имели на Востоке перед явлением Христа Иисуса.
  
   КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО
  

I

  
   Культура - производное от слова "культ". Что такое культ? Это почитание и поклонение. Изначально Культура - это институальное поклонение богам и героям, и все, что сопряжено с таковым. Поэтому культура - неотъемлемая часть веры, или религии.
   Слово Рели?гия происходит от латинского religare -- воссоединять. Религия есть назначение Культа. В культе мы воссоединяемся с богами, восстанавливая связь с ними, избывая разлуку, случившуюся с нами в миру. Это значит, что в норме по дорогам жизни нам сопутствуют боги и гении. Именно они ведут нас, указывая путь. Но случается так, что  мы разлучаемся с ними. И тогда мы теряем дорогу, заблуждаемся. Именно поэтому о грешном человеке говорят как о заблудшем.
   Отсюда, важнейшую часть культуры, помимо религии, как воссоединения с богами, составляют правила поведения, которые нужно соблюдать, чтобы не разлучиться с богом. Это так называемый Закон Божий. Именно такие правила получил для своего народа от Иеговы пророк Моисей на горе Синай.
   В светском обществе такие правила стали называть "моралью"! Но слово "мораль" происходит от mores, сиречь НРАВЫ. То есть, нравы - это то, что нравится. Вопрос, кому? Светское сознание утверждает, что нравы суть то житейское обыкновение, которое нравится данному народу в данное время. Вспомним знаменитое: "О времена, о нравы!".
   На деле НРАВЫ, или МОРАЛЬ суть то, что нравится Богу. Если мы нравимся Богу, значит мы нравственны; если не нравимся, значит безнравственны.
   Чтобы не разлучиться с Богом на путях своих и не начать блуждать беспутно, нужно нравиться Ему. То есть, быть нравственным. А это значит не что иное, как соблюдать Закон Божий. А когда нарушил Закон и разлучился с Богом, тогда нужно прибегнуть к религии, или воссоединению. Для этого следует пойти в храм, в святилище; туда, где совершается Культ, или Поклонение Богу.
   Вот всё это вместе и называется КУЛЬТУРОЙ.
  

II

  
   Искусство (Арт), по смыслу слова, связано с артефактами. В профанном толковании Искусство есть Умение создавать искусственные вещи, артефакты. И тогда получается, что с Культурой - как она представлена выше - Искусство соединено только в Храме, как искусственно созижденном культовом пространстве. Вне культа, за пределами храма искусство - уже не культура; это ремесло.
   Искусство родилось вместе с Храмом. Знаменитые зодчие суть те, кто строили храмы. Скульпторы - те, кто ваяли статуи богов, гениев и героев. Художники изображали богов на плоскости. Драматурги ставили трагедии, бывшие культовым действом, или частью религии. Поэты сочиняли оды и гимны. Композиторы - культовую музыку.
   Таким образом искусство есть составляющее культуры. Оно рождено в Храме, - как способ почитания и поклонения. Созданные художниками артефакты образуют пространство храма, или культовое пространство, в котором совершается поклонение. Пространством, где другие художники создают формы экспрессии почтения к богам, становящиеся частью культа.
   Эти артефакты, или священные предметы и действа, не существуют сами по себе в самодостаточности формы как "прекрасные". Их красота вдохновлена богами, и выражает отношение к богам как совершенным. Своей красотой изображения богов и их деяний способствуют их почитанию и восхищают души поклонников на небеса,. Где они и воссоединяются с Любимыми, с которыми неосторожно разлучились. Иными словами совершают Религию.
   Вот что такое ИСКУССТВО.
  
   "Л"
  
   ЛИБЕРАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ
  
   Сотни тысяч лет развивались на Земле высшие формы жизни, чтобы результатом творчества высших сил на лоне Природы явился Человек - сложнейший живой организм. И лишь совсем недавно появилась научная медицина, создавшая умный образ человеческого организма - медицинское знание.
   Благодаря этому знанию, медики: врачи и фармацевты могут ограниченно влиять на человеческий организм; но, безусловно, они не в состоянии его создать, руководясь своими знаниями; сотворить из неживой или даже живой материи иных видов, - хотя теперь и предпринимаются попытки выращивания отдельных органов, путем лабораторного генетического скрещивания. Но даже успех таких попыток не изменит общего положения. Любое научно-техническое подобие человека всегда будет лишь роботом, и никогда - человеком!
   То же относится и к обществу, как способу существования людей. Человек - животное общественное. Многие тысячи лет формировалась общественная жизнь людей, и только в самые последние века явились науки, создающие умные образы общества: экономика, политология, социология. Они что-то знают об обществе - точно так, как медицина об организме - но, безусловно, неспособны создать общество из людей tabula rasa на основе своих знаний. Любое их создание будет лишь группой, партией или сектой, но никогда - обществом.
   В этом общественные науки совпадают с медициной, разница лишь в том, что медицина пока не претендует на сотворение человека из праха земного, как это сделал Господь; а знатоки общества претендуют на создание обществ из ничего, из первозданного хаоса!
   Почему так? Вероятно, потому что реальность изучаемая медициной очевидно трансцендентна уму, а реальность общественной жизни представляется соразмерной уму, в качестве продукта умной воли.
   На деле, только отчуждение от мира: замыкание субъекта деятельности внутри умного конструирования способно питать подобную иллюзию. Политэкономическому фантазеру невдомек, что субстанцией мира (общества людей) является Любовь; что живет человек только в любви, - тогда как все прочие существования суть временная смерть или сон, все равно поддерживаемый Любовью. Эта истинная реальность общества трансцендентна логике, числам и умным моделям. Попытки творить общественную жизнь, исходя из этих моделей, - всегда разрушительны. Они исходят от толп, образованных политическими сомнамбулами, которые живут в своих снах, и действуют в них же. Взбираясь на фантастические горы, строя небострёмные башни, и добиваясь лучшего против худшего, они способны рвать, ломать и убивать. Любые идейные проекты бывают успешны лишь настолько, сколько в них есть любви. В отсутствии любви они неизбежно рушатся. В Священном Писании это показано на примере Вавилонской Башни.
   За историческими примерами нам не нужно далеко ходить! Достаточно вспомнить собирание Земли Русской на основе учения Карла Маркса в 20-м веке.
   Содержанием этого знания, или учения, явилась квазиученая модель европейского мира, - как он сложился к тому времени. Христианская мораль, идеалы буржуазной революции и личные притязания соединились в этой модели с наблюдениями над общественными реалиями и начатками социологических знаний. Прекрасно! Однако, спрашивается, был ли создан европейский мир по этой модели? Сохранялся ли он благодаря политэкономическим теориям? Нет! Напротив, толпы, собранные гипнозом социализма, стали разрушать буржуазный мир Европы. При этом сами разрушители и производимые ими разрушения могли существовать только внутри самоподдерживающегося, вопреки теориям, мира. Следующий вопрос: а если бы этого мира не было, то можно ли было построить его на основе политэкономических теорий 19-го столетия? Сомневаюсь.
   Тем не менее, европейский мир хотя бы обеспечивал своим феноменом реперные точки, позволявшие прилагать новые политэкономические знания к обществу для редактирования существующих институтов. Чего совершенно нельзя было сказать о России.
   Кто и с какого перепугу мог бы основательно утверждать, что Россия 1917 года переживает последнюю стадию развития буржуазного общества, чреватую коммунистической революцией, в лице монополистического капитализма, сверхиндустрии, преобладания пролетариата в составе населения, кризиса буржуазных институтов и т.д. и т.п.?! Никто, кроме сомнамбул, живущих в своих снах.
   В России не было европейской реальности, оправдывавшей наблюдения Маркса. Зато было нечто другое - много более нужное для творчества, чем буржуазный мир. В России был хаос! В этом хаосе могли рождаться любые толпы, ведомые любыми идеологиями. Они могли бороться друг с другом, побеждать и разрастаться до целого мира на основе коллективного насилия. И если что-то все же получилось в результате, то - благодаря любви, а не идеологическому насилию.
   Но, будем справедливы! Прежде чем идейные сомнамбулы марксизма смогли начать освоение русского хаоса, этот хаос должен был явиться. Раньше, чем большевики начали строить свою Башню до Рая, кто-то разрушил русский мир.
   Кто же? Ответ известен: то были русские "европейцы"; иными словами, русские, получившие европейское образование и усвоившие... - нет, не европейское сознание; но - "рацио" ученых кругов и партийную идеологию.
   Несчастным было невдомек, что европейский мир, складывавшийся столетиями, мог родить и содержать университетских профессоров и партийных идеологов, но - отнюдь не обратно: политическая интеллигенция никогда не могла родить и содержать буржуазный мир своими умными общественными практиками.
   Чтобы быть либералами или консерваторами, монархистами или демократами, и выбрать своим образом жизни публичное исповедание политических представлений, нужно было принадлежать европейскому миру.
   А что же вне этого мира? Только беспочвенный "Я-образ"; самоидентификация в составе инфантильных групп, отчужденных от мира русского в своей ментальности, и одновременно принадлежавших этому миру как патерналистскому.
   Неслучайно современники русского революционного действа утверждали, что все освободители и преобразователи российского общества могут существовать в таком качестве только до тех пор, пока на улице стоит царский жандарм. И они были правы!
  
   Из сказанного нами должно быть понятно, что, если западные политиканы со своими рецептами еще могли выступать "медиками" в отношении европейского "социального тела", то их российские сомнамбулические копии в отношении русского общественного организма могли выступать в лучшем случае, как рвотное. Соответственно, русский мир их изрыгнул! И вернулся восвояси из неудавшейся прогулки в западный парламентаризм.
   Именно, царский патернализм сменился патернализмом советским, - поскольку только в этом традиционном устроении и могла сохраниться Россия.
   Отсюда, повторение истории в конце советского периода: новая европеизация теперь уже советской интеллигенции, и новая беспочвенная "либерализация", с тем же результатом, что в 1917-м году - развалом теперь уже советского русского мира.
   И на публичной сцене всё те же сомнамбулы, не способные понять, что для подковывания мало быть кузнецом и сделать подковы - нужно прежде лошадь иметь! Чтобы предлагать рецепты лечения больного, нужно самого больного для начала иметь!
   А его-то как раз и нет: нет складывавшегося веками буржуазного общества, нет европейского обывателя, которого ложно представляют индивидуалистом и независимым кузнецом своего счастья. Напротив, это мы - индивидуалисты; а они - самые завзятые "колхозники"; очень легко организующиеся. Всякий немец входит в бесчисленное множество "ферейнов", союзов, кооперативов, фондов, обществ, компаний и т.п. Именно поэтому в Европе снижена роль государства: из-за высокой способности обывателя самоорганизоваться. А мы на одной лестничной площадке не способны объединиться, и даже не знаем, порой, кто живет за соседней дверью.
   Вторая черта европейца, которой русские не располагают, это правосознание и привычка жить в правовом пространстве. Суд для европейца это не институт наказания грешника, а обиходное общественное заведение, такое же как общественный туалет. То есть, европеец в массе своей - сутяжник; а русский ненавидит сутяжника и решает все полюбовно или по "беспределу". Массовому человеку-сутяжнику отвечает на Западе складывавшееся веками городское правовое пространство, в котором он привык жить. В этом пространстве судебная власть много важнее административной. Ничего подобного нет у нас.
   Поэтому нам не подходят политэкономические рецепты, выработанные европейцами ДЛЯ СЕБЯ!
   Сколько можно повторять в публичном пространстве одно и то же примитивное заклинание: уберите, мол, с улиц жандарма, и освобожденный народ сотворит социально-экономическое чудо!?
   Не сотворит! Зато расцветёт криминал: воровство, разбой и мошенничество.
   Сказанное теперь хорошо иллюстрируется всплеском хищного ростовщичества, закабалившего всю Россию. Такое у нас мелкое предпринимательство, умножающее деньги, украденные по крупному.
   Слава Богу, народ наш всё понял и отвернулся, в массе своей, от либерал-большевиков, фанатично верующих в абстрактные ценности так называемой "демократии". Эти новоявленные врачи хотят лечить Россию, но больны как раз они. Потому и хочется воскликнуть вместе с Евангелистом Лукой: Врач, исцелися сам! (Cura te ipsum!)
  
   ЛИБЕРТИАНСТВО. ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ
  
   СВОБОДА в красном якобинском колпаке, с республиканским знаменем в руке, хотя и представлена в облике ЖЕНЩИНЫ, на деле не имеет гендерного наполнения. Женщина здесь - символический образ Франции, Народа, Революции,etc. Она есть также символ борьбы за свободу, но не субъект политической свободы. Поэтому ПОЛ, здесь, является исключительно лингвистическим фактом: принадлежит имени существительному - LibertИ.
   Субъекты буржуазной свободы суть не отдельные человеческие индивиды, но - дома, фамилии, цеха, ядром каждого из которых является СЕМЬЯ. Именно семья владеет буржуазной собственностью, в праве распоряжения которой и заключается буржуазная свобода. Семейственность просвечивает в самих именах подлинных субъектов буржуазного мира: как, например, "Торговый дом Шмидт и Сыновья"..., и т.п.
   Отсюда, "добропорядочный буржуа" это обязательно семьянин, глава семейства. Если же нет, то, значит, - чей-то сын. Иначе, ему нет места в обществе, поскольку нет лица. Лицо получается только из принадлежности к Дому. Представитель Дома имеет пол - мужской: это, либо отец, либо сын.
   Женщины определяются в обществе из принадлежности Дому, но они не представляют Дома. Поэтому буржуазная свобода - исключительно мужская. Судьбу женщины решают мужчины: женщина не имеет прав; всё, что имеет женщина, она получает в составе семьи.
   Итак, в буржуазном обществе основной общественной единицей является СЕМЬЯ. Кардинальным межчеловеческим отношением является отношение: ОТЕЦ - СЫН. Мораль буржуазного мира - семейная. Главная добродетель - послушание отцу; что совпадает с христианской моделью Человека как Сына.
   По гендерному признаку буржуазная свобода - мужская.
  
   Образ социалистической СВОБОДЫ, - в отличие от буржуазной, - представлен уже двумя фигурами: мужчиной и женщиной. Они находятся в одинаковой позиции, одеты в рабочие комбинезоны, и держат в руках дополняющие друг друга инструменты - серп и молот.
   Можно заметить, что политические символы, в виде якобинского колпака или республиканского знамени в этом изображении отсутствуют. Что это значит?
   Значит, буржуазные политические свободы уже имеются в наличии, и речь идет о свободе социальной: а именно, о свободе наемного труда; наряду с уже существующей свободой капитала. Из ремесленных цехов и торговых домов, являющихся субъектами буржуазной свободы, выделяются новые субъекты - рабочие коллективы. Это уже не семьи, но - товарищества; они определяют себя по профессии, и отношения внутри них суть кооперативно-технологические.
   Люди в этих товариществах пребывают вне своих семей, и не скованы семейной иерархией: они суть не отцы и не дети, не братья и не сестры. Равная функциональная важность каждого в системе разделения труда определяет их равенство. И, поскольку трудовая операция не привязана обязательно к полу трудящегося, равенство их - трансгендерное.
   Отсюда проистекает новое для буржуазного общества требование равенства женщины и мужчины. Они равны в своем праве на труд и отдых, и равно могут представлять трудовые коллективы, или профсоюзы.
   В этом равноправном и свободном от патриархальной семьи существовании мужчины и женщины рождается и утверждается такое новое социальное образование как НУКЛЕАРНАЯ, ИЛИ ПАРНАЯ СЕМЬЯ. Эта семья уже не является частью рода, род ее не конструирует и не имеет над нею власти.
   Соответственно, внутри этой семьи отсутствует, как патриархат, так и андреократия, или власть мужа над женой. Она построена как равноправное товарищество, партнерство: семейные отношения являются продолжением трудовых отношений и имеют ту же цель, что и труд - социальное обеспечение членов семьи.
   Таким образом, в социальной республике появляется новый социальный субъект - трудовое и потребительское парное товарищество, или партнерство. Это партнерство имеет парную гендерную природу, то есть оно двуполое - состоит из мужчины и женщины, которые равны.
   Таким образом, социальный либерализм, наряду с освобождением труда, - состоящем в искоренении рабства и безраздельной эксплуатации, - имеет своим содержанием также освобождение горожан обоих полов из под власти рода и отца, и освобождение женщины из под власти мужчины.
   Мораль такого общества также изменена по отношению к классической буржуазной: добродетель заключается теперь не в послушании отцу и мужу, а во взаимном уважении партнеров и взаимном признании прав друг друга. Соответственно, место служения заняло сотрудничество.
   Парных трудовых ячеек, разумеется, намного больше по численности, чем домов, цехов и родов. Особенно они размножились, в результате промышленной революции и развития крупного машинного производства. Эти новые социальные субъекты свободны от воли отцов. То есть, фактически, свободны от народа, который прекращает свое политическое существование вместе с родами - "демами". А с ним прекращается и "демократия".
   Что же остается? Чем, кроме хлеба, определяется воля многочисленных парных товариществ? Правильно! Зрелищами. То есть нуклеарные семьи социального государства объединены в ПУБЛИКУ. Соответственно, ведущую организующую роль в обществе приобретают средства массовой коммуникации.
   Таким образом, сбываются слова классика: "весь мир - театр, и люди в нем - актеры"; только теперь не актеры, а зрители, то есть публика.
   И публика эта суть не государевы люди, - как в древнеримском значении слова "республика"; а театральная или читающая публика, солидарная благодаря единству широко распространяемой информации.
  
   И здесь, в новом массово-публичном обществе, возникает соблазн, не бывший и не возможный в Истории прежде. Ведь, если все бывшие до того общества, включая буржуазное основывались, в конечном счете, на религии, то общество массово-публичной коммуникации, как представляется, может быть основано на разуме! Притом не на разуме отдельного зрителя всемирной комедии, или читателя всемирной газеты, - что было бы, конечно, бессмысленно, - но на разуме Сократа!
   Что мы имеем в виду? Конечно, опору на науку..... То есть, наука может изучить человека: на основе полученных знаний создать методики формирования менталитета публичного индивидуума; и, с помощью средств массовой коммуникации, формировать в публичной массе нужный менталитет. Вот проект Нового Вавилона, башни которого удастся достроить до Неба!
   В свете такой амбициозной задачи главнейшей из социальных наук сразу же становится ПСИХОЛОГИЯ!
   Это раньше изучали Право, потом Экономику, потом Политику.... Всё оказалось неэффективным, потому что ключом ко всему является душа человеческая! И вот тут ПОЛ (= Секс), и всё, что с ним связано, приобретает решающее значение. Политика становится необходимо ГЕНДЕРНОЙ.
   Почему так? Да просто потому, что в научной психологии ведущее место занимает вытесненная сексуальность и её энергии. Теперь не частная собственность, не добавленная стоимость, не избирательное право суть главные концепты общественного сознания, а - "Эдипов комплекс" и "Подавленная сексуальность".
   Это раньше революционеры освобождали, капитал, потом труд, потом личность...; теперь они освобождают секс! Таким способом они очищают и освещают спектр психических энергий публичного индивидуума, с тем чтобы методично и научно формировать ментальность массового человека, создавать в обществе нужную полярность мнений.
   Отсюда, главный фетиш новейшего либерализма - свободная сексуальность! Даешь свободу, педофилам, трансвеститам, гомосексуалам, зоофилам и всем прочим!? И никакой ответственности! Напротив, ответственность несут все остальные, кто вздумает им воспрепятствовать.
   Как вы могли заметить, иллюстрацией к этой последней главке нашей статьи служит фото начальника Брюссельской полиции, трансвестита.... А что? Имеет право!!!
   Теперь новые либералы доброхоты раздают в толпах не хлеб, и даже не газеты, но - ПРЕЗЕРВАТИВЫ!
   И если в индустриальной революции патриархальная семья превратилась в нуклеарное партнерство, то в неолиберальной революции это партнерство утратило уже не только гендерную, но даже видовую определенность. Теперь, хочешь - с дельфином, а хочешь - с крокодилом...!? И самое чудесное правовое новшество состоит теперь в том, что ты можешь требовать от государства легитимировать твою жизнь с крокодилом как БРАК.
   Больше того! Не только от государства, но и от церкви! В США, священники отказывающиеся благословлять однополые браки подвергаются уголовному преследованию!
   И если кто-то думает, что новые права и свободы, сопряженные с полом, суть апофеоз свободы личности, и только косвенно влияют на семью и церковь, - он глубоко заблуждается. Они изначально направлены против семьи и против церкви, обожествляющей семью, - как результат новой идеологии, захватившей европейские умы. Успех этой идеологии не случаен: она дает ответ на вопрос, которым задались новые левые во второй половине 20-го столетия.
   "Как же так...?" - спросили они себя, озирая мысленно опыт Новой и Новейшей европейской истории. Столько лет прошло со времени первых буржуазных революций..., а церковь по-прежнему жива, и монархия.... Такие огромные успехи Права, Просвещения, Науки, Культуры, персональной свободы и вдруг....?! В самом центре Европы, в среде просвещеннейшей нации, на политической сцене появляется Адольф Гитлер и покоряет всех и вся. Воцаряется невиданное со времен Средневековья мракобесие.
   Так в чем же дело? А дело, по их мнению, в семье! В патриархальщине, и в вытесненном "либидо". Душевный мир человека представляет собой семью. Каждый неосознанно хочет иметь отца и мать, и любить их. А церковь освящает этот душевный мир. Ведь, что говорит Иисус? Без совета с Отцом ничего не делаю; Я и Отец - одно.... И - "любите друг друга!". То есть, освящает либидо!
   Вот эта душевная природа европейца и сказалась в феноменах Гитлера, Сталина и других диктаторов - они выступили как ОТЦЫ!
   Поэтому для окончательной победы Революции нужно уничтожить семью и освободить либидо. Чтобы не было в социальных институтах патриархальщины и вытесненного секса. Только тогда можно будет надеяться на окончательную победу Разума в европейском человечестве.
   Из этого убеждения и происходит современная борьба западных элит против семьи, против церкви, против авторитарных режимов, за полную Свободу секса.
   Пропагандистская риторика Новой Левой не должна вводить нас в заблуждение. Они могут говорить, используя традиционные демократические термины, но на деле они охвачены тоталитарной идеологией, базирующейся на неофрейдизме. Эта идеология разрушительна и страшно опасна. Плоды ее господства мы наблюдаем уже сейчас в виде тотальной войны Запада против России.
   Начало - в Новом Времени: наука вытесняет и заменяет собой религию. Казалось бы, - что нового? Дилемма вечная: чем питается дух - любовью к Отцу или плодами Древа Познания? Если религия, значит - отношения с Отцом. Если наука, значит - знание. Но..., если раньше наука предлагала альтернативное миропредставление, открывая возможности рукотворному созиданию жизни, но не вторгалась в душу - попросту отрицая ее существование, сводя человека к телу; то теперь она претендует на знание души.
   Таким образом, душа, остававшаяся до сих пор достоянием религии, - невзирая на все успехи естественных и общественных наук, - ныне отнимается у веры. Теперь есть наука "ПСИХОЛОГИЯ". Публике предлагается якобы научно обоснованное, альтернативное религиозному, видение души. Согласно которому любовь не присуща человеку: она противна его природе, поскольку превращает его в раба, в безликий элемент толпы и т.п. Истинная природа человека - это творческая индивидуальность; объединяющаяся с другими на разумной расчетливой основе какого-либо созидательного проекта, - а не на бессознательном "либидо"!
   Это прямые и откровенные происки Противника! Мы должны стоять твердо. И опорой нам должна служить христианская вера и православная церковь.
  
   ЛИМБ
   Существует ли ЛИМБ?
  
   Здравствуй, брат Касьян. Помнится, ты как-то спрашивал у меня, существует ли ЛИМБ? Я уверенно отвечал тогда, что "лимб" существует, так как имел о том свидетельства надежные. Теперь могу тебе и более сказать:
   Лимб не только существует где-то в потустороннем, но мы живем в Лимбе. ... Чтобы пояснить это утверждение, должен предварить речи свои философскими пролегоменами.
   Просвещенному уму ясно, что Лимб - это о духе, как и все богословие и подлинная философия. Потому, чтобы составить себе понятие о Лимбе, необходимо прежде уяснить соотношение миров духовного и душевного.
  
   Духовный мир - есть ли место?
  
   В говорении о мире духовном, в угоду неразвитому сознанию, его часто размещают в пространстве - где-то в созвездии Ориона, на краю Земли, на островах блаженных, высоко в горах, в истоках рек и т.п.; так же размещают духовный мир во времени - до рождения или после смерти, или после второго пришествия, или после конца света и т.п.
   И то, и другое суть лишь проекции непротяженного на пространственные представления. Ибо духовный мир не имеет протяжения, так же как и мысль (смотри у Картезия) и поэтому не имеет никакого локуса.
   Ровно так же не имеет локуса персональный дух в протяженном теле - не расположен он, ни в голове, ни в желудке, ни в сердце, -- нигде. Тем не менее, духовный мир есть и он есть везде и всегда. Поэтому говорят о духе - "вечность". Вечность не значит бесконечность, поскольку бесконечность не представима и есть чистый концепт. Мы живем не в бесконечности, а в веке; всякому миру - свой век. Вечность означает, что по числу (нумералу) дух равен веку (эону, по-эллински). И во всяком событии века, в любых координатах и любом моменте времени Дух есть. Потому и сказал о себе Бог: "ЕСМЬ"; и ничего более не прибавил.
   Говорят о духовном мире как о "потустороннем". Сторона здесь не имеет пространственного смысла, но - только экзистенциальный. По две стороны стены (границы) - два разных существования; конкретно: существование единожды рожденного и существование дваждырожденного; или существование связанное с землей (в земном теле) и не связанное с землей (души свободной от плоти). Соответственно, и два "мира"; но мир здесь - форма экзистенции.
   В свете сказанного нужно понимать, что мир духовный являет себя в том же пространстве-времени и в тех же телах, что и мир душевный и бездушный. Здесь и сейчас, в этом мире, в этом веке, в этой жизни существуют и присутствуют и Рай, и Ад, и Лимб, и Царство. Об этом говорил Иисус: не ищите Царства ни в небе, ни в море, ни в земле, ибо - близко оно, ближайшего ближе: среди вас и внутри вас, в ближнем и в тебе самом.
   Если же некто желает иметь пространственное представление о духовном, то должно ему присоединить к видимым и ощутимым измерениям пространства-времени дополнительные неощутимые измерения. Но и тогда это будет лишь представление. В актуальности духовные феномены слиты в одно с ощутимыми душевными феноменами: дух не требует какого-то отдельного мира для обнаружения себя, -- хотя в религии и выгораживают священные пространства для явлений духа, последние обозначают особые состояния личности, особые экзистенции человека, а не отдельные пространства для феноменов духа.
   Дух знает себя и умеет видеть и Ад и Рай и Лимб в окружающем мире и в себе, и в людях. Все эти существуют здесь и теперь. Разница с посмертным существованием лишь та, что здесь земля поддерживает душу, и потому грешная душа хотя и испытывает муки, не находится в полной власти Ада, но держится за землю, и потому боится умереть - боится лишившись поддержки земли, оказаться целиком в Аду.
   Так же и святая душа уже здесь и теперь пребывает в Раю. Но не принадлежит Раю полностью, так как удерживается землей. И потому не боится смерти, что открепившись от земли, не в муку идет, а в блаженство.
   Этим, кстати сказать, оправдано платоническое метафизическое представление о душе человека, как об эфирной душе, смешанной с землей.
   Отсюда, духовидец, не устремляет взор свой за пределы жизни сей, но в ней имеет и Рай, и Ад, и Лимб, и Царство.
  
   Собственно о ЛИМБЕ.
  
   Как видишь, Лимб в моем говорении представлен как область мира духовного, наряду с гораздо чаще поминаемыми в проповеди Аде и Рае, и Царстве. Что же это за область, и кто ее населяет?
   Чтобы войти в Царствие, должно человеку родиться вторично в духе (или свыше) - сказал Иисус. Это сказано не о представителях природного вида "Человек разумный", но о человеках -- Божьих детях. Они зачаты во чреве Великой Матери, Шехины, Супруги Отца, но не рождены на Свет, в котором могли бы лицезреть Отца. И хотя как дети Земли они рождены телесно и пребывают здесь в телесном мире, духовно они лишь зачаты, но не рождены, потому их нет в Паруссии, или присутствии Отца; их нет в Царстве как духовном мире.
   Эти нерожденные в духе (= некрещеные) младенцы, сибсы Христовы, ищущие родиться, чтобы услышать глас Отца в слух свой, - они и составляют Лимб. Принадлежность Лимбу - часть их личности или позитивной персональности.
   Потому в лицах их Лимб "встроен" в позитивный мир: нравственный, политический мир, так что феномены Лимба суть составляющие феноменов человеческой реальности.
   Чем более детей божьих в данном социуме, тем заметнее вклад Лимба в общественный уклад, в габитусы общины.
   Однако, не может простой глаз увидеть Лимб.
   Позитивное зрение не видит духа вообще, но воспринимает все как общественные нестроения или общественные потенции и т.п. Глаз младенцев Божьих нерожденных видеть Лимб не может, потому что они сами суть Лимб. Но только родившийся на свет Божий для встречи с Отцом младенец Христов может видеть лимб, поскольку вышел из него.
   (Здесь, кстати, можно понять значение слов "свет Божий" в его сравнении со светом солнечным. Первично человек рождается на свет солнечный, и только вторицею - на свет Божий.)
   Родившийся Сын Божий, выйдя из Лимба, воспринимает Лимб уже как чужеродное себе, и очень тяготится пребывать в нем. И для него мучительной нравственно становится жизнь в мире, потому что не находит в нем Слова Отца, не находит Закона как воли Его на Земле.
   И, пока рожденный Сын не осознает своего происхождения из Лимба, не увидит Лимба, и не отчуждится от него понимающе, он очень страдает.
   А позитивные признаки таковы: общество, в духовности которого велика доля Лимба, весьма и неистребимо инфантильно. Люди не взрослеют, не в силу нравственной ущербности развития, но в силу предназначения родиться не в сей мир, но в мир Божий. Они не хотят родиться для практицизма позитивного полиса - Мать отвращает и укрывает их от этого.
   Соответственно, где много детей, все общественные институты носят игровой имитативный характер, все как бы "понарошку". Ни в чем нет логики, поскольку нет Слова, но только интуиции связи с Матерью. Поэтому нет правды явной, а все как-то подспудно и текуче.
   Это мучительно для позитивиста, весьма удобно для коррупционера. В общении Лимб притягателен, поскольку в нем большая потенция Света; в практической логистической жизни - остается только чертыхаться... Все не предсказуемо, ни на что нельзя положиться, никакие институции и транзакции не отвечают своим именам....
  
   Когда заходит речь о России в терминах сравнительной национальной психологии, в качестве обязательного общего места выступает замечание о преобладании "женского начала" в характере русского общества.
   Если это действительно так, то ЛИМБ вносит свой вклад в создание этой иллюзии. Потому что зависимость личной воли от небесной Матери внешне похожа на зависимость воли от матери Земли.
   Все мы дети Земли, но жены отличатся от мужей большей зависимостью от Земли: то есть воля их в большей степени определяется витальными силами земной души, чем воля мужей, в которой больший вес имеет логос. Феноменально, в итоге, женская воля более иррациональна.
   Так же воля младенцев Божьих иррациональна, но логос здесь отступает не перед Землёй, а перед Шехиной. Так что женственность земных жен - это Ева. А "женственность" младенцев неба - это Мария. Сходство обманчиво.
   Ева - целиком жена, и у неё есть муж (Адам). С которым она - плоть едина. Мария не совсем жена - в ней часть Неба. А на Небе не женятся и не выходят замуж. У нее как будто есть муж, но она с ним не образует единую плоть. И зачинает она не от мужа, - в небесной своей части, по крайней мере.
   Отсюда, когда в данном народе много младенцев Божьих; много Лимба; тогда создается иллюзия недостатка мужественности у этого народа, поскольку феноменально Лимб суммируется с земной женственностью. В результате кажется, будто это народ, склонный к рабству.
   Между тем, это народ избранный, ибо избранничество как раз и состоит в рождении детей Бога в среде этого народа. И определенная политическая неустроенность не должна вводить тут в заблуждение, поскольку присутствие Бога смущает как природу, так и разум.
  
   Принадлежащие Лимбу младенцы Бога глубинно нравственны, поскольку Мать охраняет их и удерживает от смертных грехов. Но на поверхности они распущенны, прежде потакают себе, и только после готовы соблюсти правило. Они непослушны в мире, потому что не могут принять слово мира в ожидании Слова Отца. Интуиции связи с Матерью превосходят любые слова мира. Отсюда видимая яркая инфантильность насельников Лимба, безотносительно к физическому их возрасту. Вспомним, что Иисус родился, когда ему физически было тридцать лет. Так же все эпические герои, такие как Илья Муромец, например, который до тридцати лет на печи сидел. Печь здесь синоним матки, материнской утробы. Традиция свидетельствует о тридцатилетнем возрасте как благоприятном для духовного рождения.
   Однако социально Лимб страшен не этими великовозрастными детьми, но выкидышами Великой Матери. Спросим себя, что происходит, если не родится младенец Божий? Если упустит шанс родиться, отвергнет возможность рождения, "страха ради иудейска"? Тогда он извергается из лона Матери.
   Это часто случается. Ведь родиться в Царство значит умереть для этой жизни. Смерти же всяк боится. И вот, когда приходит час родиться, и младенец не рождается, не идет во врата смерти, то потом в миру, этот нерожденный депрессивен, опасен и деструктивен, и склонен к преступлению.
   Посмотрите на Иуду - это экземпляр нерожденного, испугавшегося родиться. Потом он компенсирует свой отказ к рождению тем, что присоединятся внешне к Иисусу. Но он страшно завидует своему рожденному брату. Именно сравнение "рожденности" и "нерожденности" в духе есть корень зависти Иуды.
   Общество, в духовности которого велика область Лимба, наполнено выкидышами Шехины. Поэтому это общество тяжело для проживания в нем. Оно полнится беззаконием. И родившимся детям Божьим тяжко до тех пор, пока они не поймут и не распознают Лимб, из которого вышли.
  
   Когда ты сам в лимбе, ты лимба не видишь и не знаешь, но твоя принадлежность чреву Великой Матери заметна, и ты ощущаешь остро свое отличие от детей Земли.
   Дети Неба и дети Земли живут вместе в Среднем мире. Дети Земли не могут истинствовать в Слове, но могут только изображать, посему, они - образ. Слово не имеет в них почвы, но пленяет их через язык их совместного миросозидания, на который Дух налагает свою печать. Дети Земли тяготятся образом Духа, и при всяком удобном случае сбрасывают с себя эти одежды. А когда не сбрасывают, но носят, то в себе циничны. В истине они являют себя чужеродными Слову, и это травмирующее переживание общения для детей Неба, которых Мать причащает Истине.
   Дети Неба изменяют себе из страха, поскольку детей Земли большинство вокруг них. Они пытаются походить на них, и делаю гротеск из себя; и терпят неудачу на подмостках мирового театра, потому что у них другая экономия души, другой баланс витальных сил.
   У детей Земли - коренная земная сексуальность, у детей неба - имажинативная индуцированная сексуальность, а реальных земных сил не хватает. Социальный агон, борьба за женщин - это им непонятно.
   В отношении детей Неба мир перевернут - хотя они суть истина, на земле, они суть неистина, но - подобия детей Земли; и получается, что они ненастоящие, за что их презирают. И это травмирующее переживание.
   Нерожденные дети Неба поэтому страдают в мире, и немногие выживают и дозревают до Рождения Свыше. Такова Эмбриональная Священная История: печальная, как и политическая священная история.
  
  
   ЛИТЕРАТУРА
  
   ЛИТЕРАТУРА творит МОДЕЛЬНЫЙ МИР, к которому мы всякий раз отсылаем собеседника, желая характеризовать ту живую реальность, в которой принимаем участие.
   Литературные персонажи, их общество и образ жизни, известные участникам диалога, их фразы, ставшие крылатыми, создают возможность лёгкого взаимопонимания и общения, фундируя тем самым нашу общность.
   В качестве примера можно привести литературу Георгианской Англии.
   Герои Диккенса, Теккерея, Честертона, Остин, Шелли и других писателей столь укоренились в английской речи, что без них невозможно представить себе общение английской публики.
   И получается, что у совершенно незнакомых людей имеется круг общих знакомых, таких как пастор Примроз, мистер Кроули, мистер Пиквик, патер Браун, Эмма и другие - не говоря уже о таких фигурах, как Отелло или Ромео и Джульетта.
  
   ЛИЦО КАК СУЩЕЕ В ОБЩЕНИИ
  
   Религия учит нас, что мы живем после смерти. Мы разговариваем с умершими. Имярек остается жив после смерти, хотя уже и не телесно-физически. Тело покойного несомненно мертво: оно недвижно, бесчувственно и быстро теряет облик, связываемый ранее с персоной имярека. Эта персона более не окормляет тела, но продолжает существовать. Вопрос: где?
   Ответ: в пространстве общения, - хотя и усеченном, за вычетом физического пространства телесно-чувственных обменов.
  
   Мы часто сравниваем смерть со сном, и даже прямо называем смерть "сном вечным". Но, помилуйте! - разве тело человека, забывшегося в здоровом сне похоже на труп? Вовсе нет. Сон здоровых и юных по-своему прекрасен, и часто служит предметом изображения в искусстве.
   Тогда что же объединяет сон со смертью?! Только одно: существование лица (имярека, персоны) в отрыве от тела. Во сне мы субъективно полноценно живем, движемся, действуем, общаемся, путешествуем, etc. ; но тело наше при этом остается недвижимым, хотя физиологически живым, - в отличие от тела умершего.
  
   Что это значит? То, что лицо, персона, личность, Я - коль скоро сформировалось - способно существовать вне тела и без тела.
   Оно существует в пространстве общения. Это логично, поскольку, строго говоря, лицо существует только в общении. В физическом пространстве, человек не узнанный, не опознанный, - сиречь не вступивший в общение с нами, - существует только как человек или тело, но не как лицо.
   Можно сказать и сильнее: собственная сфера существования лица есть сфера общения с другими лицами. На физическое пространство существование лица расширяется только благодаря телесным знакам общения, или коммуникации с помощью тел. В физической смерти происходит потеря этой возможности общения, но - и только! Общение в психических полях взаимоидентификации, единения, информационных обменов, сохраняется; и с ним сохраняется лицо.
   В жизни мы часто наблюдаем акты общения, сопровождающиеся отказом от тела и содержательно состоящие в таком отказе - это акты самопожертвования, обмена тела на честь и самоубийства. То есть в самом общении существует акт потери сферы телесно-чувственных обменов. Это доказывает наш тезис о том, что ОБЩЕНИЕ есть собственная сфера бытия лица (имярека, персоны, эго).
  
   Изображение лица без тела, сущего в бестелесном общении лиц, дает нам христианская иконография, изображающая воинство небесное: ангелов, херувимов и серафимов в виде крылатых лиц.
   О чем говорят такие изображения?
   О том, что Бог есть Лицо, так же, как человек есть лицо; и в этом именно мы, человеки, одноприродны с Богом. Мы пребываем в общении с Богом как лица с Лицом. Отсюда и посредники нашего общения - ангелы суть лица. Крылья же их выражают их функцию посланничества, передачи и переноса в нашем общении с Богом.
  
   ЛОГОС И РОЖДЕСТВО
  
   Известный нам текст Евангелия от Иоанна открывается словами:
   "В начале было Слово...". Если не знать, откуда взято, то можно принять эту фразу за прокламацию лингвистической философии эпохи Постмодерна.
   "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...", и далее в терминах философии Света: "Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир".
   Под каковым "Светом", в данном контексте, приходится разуметь свет божественного разума, - коль скоро речь зашла о Слове, или Логосе, как коммуникативном и, одновременно, инструментальном феномене Разума. Свет божественного Разума отличается от всякого другого умного света тем, что в Свете сём можем видеть Сына и Славу Его. Иоанн пишет:
   "....мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца".
   Мы - это философы, сущие в логосе и логосом. Философия Света дается здесь Иоанном в популярном изводе. О ней можно спорить.... Бесспорно одно: никакого отношения - кроме мнения писца - эта философия не имеет к Благой Вести о Рождении Сына Божия в человецех.
   Вообще, в нашей традиции, Евангелия не суть богословские сочинения, но - свидетельства о земном пути Христа Иисуса Сына Божьего. Не случайно мы не имеем одного универсального текста, - как это было бы в случае канонизированного мифа или философии, - но имеем тексты, отнесенные к конкретным лицам, как свидетелям, сообщающим нам то, что они сами видели и слышали, - но не свои философские резоны, по поводу услышанного.
   Ясно, что евангелист Иоанн не мог быть свидетелем Начала, и бытия Слова, как оно было у Бога и т.п. Поэтому, если принимать его благовестие как свидетельство, следует выбросить из него домыслы о Начале как попытки абстрактного философского означения конкретных событий. Тем более что философия Умного Света дается не в качестве послесловия или комментария, но философические формулы вставлены в текст свидетельства, и только затемняют его.
   Давайте попробуем вымарать из текста помянутые формулы философии Света, говорящие о Логосе, и прочтем без помех само свидетельство. Ведь именно оно ценно для нас. С философией же можем ознакомиться в другом месте гораздо более основательно.
   Итак:
   "Был человек, посланный от Бога; имя ему - Иоанн.
И когда Иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты?
Он объявил, что он не Христос.
И спросили его: кто же ты? Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет.
Сказали ему: кто же ты, - чтобы нам дать ответ пославшим нас, - что ты скажешь о себе самом?
Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия.
А посланные были из фарисеев. И они спросили его: что же ты крестишь, если ты ни Христос, ни Илия, ни пророк?
Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете.
Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви Его.
Это происходило в Вифаваре при Иордане, где крестил Иоанн.
   На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его.
И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий.
Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом.
Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно? Они сказали Ему: Равви, - что значит: учитель, - где живешь?
Говорит им: пойдите и увидите. Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот. Было около десятого часа.
   Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра.
Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию".
   Таково свидетельство. Смысл его ясен: Иоанн Креститель, - знавший о себе, что он Предтеча, - объяснил фарисеям свое поведение тем, что давно ожидаемый Мессия уже пришел, но пока не объявился. Однако объявится со дня на день. Дети Израилевы должны подготовиться к встрече с Помазанником - очиститься от греха покаянием и ритуальным омовением в микве. И он, Иоанн, будучи уверенным в Пришествии, им в этом помогает.
   Больше того, он сказал, что здесь, среди приходящих к нему креститься, уже присутствует неузнанный Христос. Ученики Иоанновы приняли эти слова за возможность найти Мессию среди крещаемых, и нашли Его.
   Никакой философии здесь нет. Есть лишь настроение израильского мира, ожидавшего в то время своего Христа, сиречь Мессию.
   Ожидание было, но совсем немногие готовы были признать Мессию в галилейском парне из маленького городка Назарета. Евангелист, который, судя по тексту, не еврей, пишет:
   "Пришел к своим, и свои Его не приняли".
   Сам евангелист Иоанн относит себя к дважды другим: однажды - к эллинам (неевреям); и еще раз - к тем, которые приняли Его, то есть признали в нем Христа.
   И далее говорит о преимуществе, которое обрели принявшие Его:
"А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими".
   Или сравняться с теми, кто, по его словам,
   "ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились".
   Как видим, Иоанн признает здесь рождение в человецех детей Богу, но себя относит не к Богорожденным Сынам, но к тем, кто получил власть быть чадами Божьими. Что значит "иметь власть быть", или уметь становиться? Скорее всего, речь идет о каких-то молитвенных практиках, в результате которых имярек, ставший чадом Божьим, сравнивается с чадами, рожденными от Бога. При этом речь не идет об усыновлении, но именно о "власти быть".
   Разница очевидна: одно дело родиться Сыном; и другое дело - стать сыном своей властью, - пусть полученной от Христа, которого признали. Всякая практика становления и бывания сопряжена в человеке со словом. Вероятно, именно к помянутой практике становления Чадом и относится формула "Слово стало плотью". Она никак не может быть применена к рожденному Сыну Божьему, поскольку в слове "стало" содержит СТАНОВЛЕНИЕ, - совсем не то, что РОЖДЕНИЕ. Отсюда, фраза, отнесенная евангелистом Иоанном к Сыну Божьему:
   "Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца";
   содержит в себе противоречие и является стилистически недостоверной, ибо невозможно отождествить "Единородного Сына" и "Слово ставшее плотью".
   Бросается в глаза также, что "обитало Слово" - существо среднего рода, а "видели славу Его", сиречь мужа Иисуса Назорея. Муж обитал с ними в качестве их отца-учителя, а обитание Слова - это философия.
   Чистое Свидетельство должно содержать в себе только свидетельства без философских толкований. Иначе это не Откровение, доступное очам, а очередной философский миф. Именно в такой миф хотел превратить Свидетельство неизвестный переписчик Благовестия.
   Фраза чистого свидетельства такова: Он - сиречь Христос, - обитал с нами, и "мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца". Остальное лишнее.
   При этом, важно понимать, что апостолы видели славу Его не в умном свете Логоса (Слова), а в чудных делах Его и в почитании Его сынами израилевыми.
  
   Обратившись теперь к теме Рождества, заявленной в заглавии, мы, - с учетом сказанного выше, - утверждаем, что находимая в Евангелии от Иоанна философская формула "Слово стало плотью" не относится к рождению младенца Иисуса Марией, женой Иосифовой, в Вифлееме иудейском.
   О произошедшем с младенцем Христом также свидетельствовали видевшие его, но свидетельство их не об Иоанне, - якобы выражавшемся философским языком, - но о волхвах, звездочетах, или магах персидских - таких же путниках, как Иосиф с женой Марией. Они встретились с благословенной семьей на постоялом дворе, получили возможность увидеть младенца и принесли ему так называемые "царские дары". Видимо, у них были к тому свои звездочетные основания. Об этом акте принесения даров младенцу мы имеем свидетельство.
   Кроме этого, всё как обычно: нормальный младенец, рожденный матерью, как и все мы. И это кардинальный пункт христианской веры: Христос Иисус - человек! И, как человек, плоть свою получил от матери своей, Марии; а вовсе не от Слова.
   Рождение во хлеву, где обитает скот, неслучайно в мифологическом контексте Евангелия: хлев подчеркивает здесь рождение во плоти, общей у человека со скотом. Тогда как рождение в духе Иисус из Назарета получил в крещении Иоанновом при Иордане. Здесь рождение его было уже не от жены Марии, а от Воды и Духа. И восприемником Иисуса как духовного (не плотского) младенца был не биологический отец Иосиф, плотник, а отец-учитель, Иоанн Креститель.
  
   Все вышесказанное не означает, что формула "Слово стало Плотью", неприложима к христианской истории. Как раз приложима! Но относится она не к рождению Сына Божьего в человеках, но к Царствию Божию на  земле.
В аспекте социологии Логос есть структура мира (= общества), и Слово организует власть. Слово Божие стало плотью, значит, воля Бога получила в человеческом мире своё воплощение: то, что раньше было Заветом, стало Царством. Вот смысл помянутой формулы. Плоть Слова - это Царство Сына Божия Христа Иисуса; Его Власть.
  
  
   "М"
  
   МАКРОЭКОНОМИКА ЯЗЫЧЕСТВА
  
   Известно, что античные греки употребляли в пищу только жертвенных животных. Трапеза была частью обряда жертвоприношения богам.
   Значит, люди ели мясо животных за совместной с богами трапезой, и никак иначе. Жаренное на жертвенном костре мясо употреблялось вместе с поджаренным ячменем и вином.
   Почему люди не могли просто есть добытое на охоте мясо или мясо подъяремного быка? Разве добыча и домашний скот не принадлежали им?
   В том-то и дело, что нет! Животные и растения находились в совместной собственности с богами - небесными и подземными. Боги жили и действовали вверху и внизу, а люди - посредине. Так был поделен мир - на верхний, нижний и средний.
   С экономической точки зрения вся ойкумена представляла собой товарищество на паях, или акционерное общество. Все участвующие вносили свои паи - инвестиции. Небесные боги давали скот и дичь, подземные - ячмень и вино, люди же вносили свое умение (techne`) охотиться, возделывать землю и разводить скот.
   Каждый пайщик действовал сам по себе. Но прибыль всего товарищества должна была делиться на общем собрании пайщиков. Этим собранием и было жертвоприношение за которым собирались боги и люди.
   В результате каждый получал свою долю: люди - мясо с ячменем и вином; небесные боги - дым жертвенного костра; подземные боги получали кости.
   Такова была экономика античной эллинской ойкумены.
  
   МАЛЕНЬКАЯ ХИТРОСТЬ КАНТА
  
   Мы не пойдём вслед за Кантом в его исследовании практического разума: не станем задаваться его риторическими вопросами и отслеживать его логику. Просто выскажем убеждение, что Иммануил Кант, как христианин, знает о происхождении морали то, что и мы знаем. А именно:
   Муж истинный, или сущий поистине, истинствует в общении с Господином, Который есть; и Который сказал о Себе: Аз Есмь. Он пребывает в отношении верного любящего Служения, ему сообщается воля Господина, которую он исполняет из любви к Нему, как учителю, наставнику, другу, отцу и брату. Его союзная воля может проецироваться по нисходящей в подлежащие и подчинённые уровни существования. Именно, в житие мужа зиждущего, творящего. Этот муж пребывает не в общении, а в делании; отсюда, его воля не союзная (отнесённая к другу), а одиночная разумная воля. Поскольку одинокий творец поступает не по со-знанию (со-вести), совместному с другом, а по своему разумению. Когда же это муж-созидатель подчинён союзному любящему мужу, тогда его воля уже определена свыше. И если из этой окормлённой горним мужем воли созидателя мы абстрагируем её интеллигенцию, или разум, то обнаружим в ней априорное правило, императив, максиму...
   То есть, на самом деле, если муж обнаруживает в практическом разуме априорное правило, которое он не получал и не выводил ни из каких принципов или целеполаганий, значит мы имеем дело с истинным мужем, который сокрыт от нашего взгляда, но обнаруживает своё присутствие и начальствование как раз тем "априори", которое мы находим у мужа разумного. Теперь, вместо отсылки к присутствию Его, мы сделаем вид что Его нет, и скажем, что априорные моральные правила есть существенная принадлежность самого разума. И на этом утверждении построим философию, нагромоздив всяких логических построений и соображений, которые якобы подводят к убеждению в существовании в разуме абсолютного морального закона.
   Как мы показали выше у целого человека, такой закон действительно присутствует в разуме, но он не присущ разуму как таковому, а свидетельствует о подчинении разумной воли делателя союзной воле человека верного, любящего, идущего об руку с Другом.
   Кант не открывает нам мужа верного Христу, - и прячет этим себя, как христианина, - но зато он сводит к нулю мужа-делателя в понятии чистого разума. Что такое его "чистый разум"? Это разум не мыслящий никакой цели, никакой пользы, никакой деятельности, бесстрастный и т.д. То есть разум пустой в плане делания. Соответственно редуцируется и созидающая воля, а с нею исчезает из поля феноменов и сам муж-созидатель. Что же мыслит чистый разум? Кант полагает, в противоречии с собой, что он мыслит некий универсальный критерий суждения о моральности поступка. Но, в таком случае, это уже не практический разум, но - теоретический. И не чистый. Практический разум, освобождённый от всякого делания, просто судит поступок. И Кант утверждает, что чистый разум способен к такому суждению и суждение его абсолютно. Это может означать только одно: кантовский чистый разум есть ничто иное, как со-весть, или со-знание; и притом это совесть верного Христу. То есть, в результате редукции делателя обнаруживается муж союзник, друг Господень, имеющий совместное с Ним знание правого и лукавого.
   Кант заранее знает об этом результате, когда затевает своё конструирование моральной философии. Чего он добивается?
   В Критике Чистого Разума он, очевидно, хотел развести по разные стороны науку и религию, воздав каждой своё: так, чтобы Бог, имея свою безусловную область в любой интеллигенции в качестве "априори" разума, не беспокоился бы, в лице своих служек, о посягательствах науки на Его престол; а, с другой стороны, чтобы и наука, познав свои границы, перестала бы вторгаться в священные пространства, и тем успешнее делала своё дело. Но чего кант хочет достичь своей моральной философией? Ограничить область Бога в воле человека универсальным разумным критерием правды, и этим дать простор развитию позитивного гражданского законодательства?
   Или, быть может, через свою моральную философию он утверждает реформированную прагматическую буржуазную веру, и реформированный град Божий, в котором власть Царя обнаруживается не в зданиях и церемониях, не в произволе откровений, озарений и пророчеств, а в совести гражданина, - который бы реально исправлялся и возмещал обществу ущерб от своих проступков, вместо покаянных постов и молитв и покупки индульгенций?
   Как вы думаете?
  
   МАРИЯ - СУРРОГАТНАЯ МАТЬ
  
   Выносившая плоть Царя Небесного, Вечно скорбящая, она не принимает Воскресения. Ее мальчик Иисус умер замученным на Голгофе.
   От самого рождения провидит его страшную участь и печалится о ней. После крещения ходит за ним повсюду как тень, в надежде уберечь его от страданий и смерти.
   Он говорит о ней стоящей за дверью - не знаю ее, она не мать мне. Запрещает ходить за ним.
   Его истинная Мать - Ашера, Супруга Отца Небесного. Ибо Он - Лицо; а лицо рождается от духа.... Он - сын Вечности, имя Ему - Эммануил.
   По отношению к Нему, Мария - мать суррогатная. Ангелы вложили божественное Яйцо во чрево ея, и она не знает, как.
   Она выносила его и родила мальчика своего Иисуса, но невдомек ей, что Иисус умер, утонул в водах Иорданских при крещении Иоанновом. Из вод же восстал Эммануил, Сын Бога живого.
   Для нее он по-прежнему Иисус. Она хочет уберечь его от злой судьбы, и не может. Весь мир против него! Как больной ей!
   Сын понимает ее, заботится о ней, помнит о ней даже на кресте, но не может быть ее сыном.
   И вот, он умирает так страшно на глазах ее. Воскресение, о котором твердят апостолы, не в силах вернуть ей сына.
   Отныне она может только оплакивать его. Матерь скорбящая - тип ее вечный.
   Ave Maria, Мать земная. Образ небесной Матери не должен заслонить ее в глазах наших.
  
   МАСШТАБЫ РУССКОЙ ТРАГЕДИИ
  
   По данным статистики в 1996 году в России от некачественного алкоголя погибло в 100 (сто) раз больше людей, чем за тот же год в Чеченской войне. В свете таких данных, как оценить "демократическую революцию" , приведшую к распаду СССР и крушению брежневского социализма? Не было ли это историческим отражением Октябрьского переворота большевиков в 1917 году? Россия посмотрела на себя в зеркало и покончила с собой?
  
   МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ...?
  
   Столь привычное нам былинное именование ...
   Но почему Мать-Земля "СЫРА", то есть "сырая"? Оказывается, согласно учению Анаксагора (500 - 428 гг. до н. э.), и растения, и животные, и люди произошли из гомеомерий, ранее рассеянных в воздухе и впоследствии прибитых к земле ДОЖДЁМ (!).
  
   МЕСТО ВОЗДУХА В СОСТАВАХ ЧЕЛОВЕКА
  
   Классическая метафизика весьма продуктивно представляет человека состоящим из земли - плоти; воды - души; и огня - духа. В это картине не хватает одной стихии - воздуха. Между тем, помимо огненных духов, населяющих Рай, - об огненной природе Рая свидетельствует, между прочим, вращающийся огненный меч, ограждающий Сад, - предание говорит также о воздушных духах. О них же сказано, как о "духах злобы поднебесной", и как о "воздушных мытарствах", препятствующих душе в её вознесении на небо. Спрашивается, как участвует воздушная стихия в строении человека?
   Предположим, в контексте Предания, что воздух не является самостоятельной стихией в человеке, но порождается водой и огнем. Так, что огонь духа нагревает влагу души, и она, испаряясь, рождает воздух. Это, в плане стихии. В плане существования мы должны говорить о возгонке идей. Поскольку поверхность души отражает сущих кроме неё, и эти отражения суть идеи, постольку воздействие огня приводит к возгонке этих идей с водного зеркала души в воздушное пространство между водой и огнём. Так что эти идеи могут казаться самостоятельными существами, богами. Но это ложные духи, в отличие от истинных, огненных.
   Также действие духовного огня на водоём души приводит к кипению души, или к образованию в ней воздушных пузырей. Которые поднимаются к поверхности и вылетают с шумом в воздушное пространство. Эти суть так называемые духовные страсти. Обладая большой энергией, они овладевают волей мужа. Их называют также бесами.
  
   МЕСЯЦ И СОЛНЦЕ
  
   Месяц (Луна) - символизирует женское начало. И потому Месяц - Юноша, Жених. Имя "луна" женского рода здесь не показательно, так как означает не божество, а тусклый свет, тусклый светильник, зарево, свечение... Жених Месяц есть природная пара всякой жены. Он есть душа жены, Месяцем определяется её жизнь. Жена смотрит жениху Месяцу в лицо.
   Напротив, Солнце означает мужское начало, и есть Девица красная, невеста. Солнце - душа мужа. Муж смотрит в лицо девицы Солнца.
   Отсюда происходит укоренённое обращение к любимому, суженому: "душа моя", "душенька моя".
   МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКЛЕКТИКА НОВОГО ЗАВЕТА
  
   Любопытно отметить, что хотя ветхозаветный Адам слеплен из глины (земли), а также несовершенные люди, взятые в аспекте плоти, представлены в Евангелиях сосудами глиняными, - и могут, поэтому, рассматриваться как род "земляных людей",- сам Иисус принадлежит к "деревянным людям", поскольку его земной отец, Иосиф - плотник. В метафизическом смысле земляные люди и деревянные люди тождественны друг другу - различие чисто культуральное: горшечные цивилизации (гончарные, глинобитные) предпочитают образ глиняных людей; деревянные цивилизации предпочитают образ деревянных людей. Но как могло случиться такое смешение в христианстве? Возможно, дело в греческом языке: слово "тектон" имеет более широкое значение, чем только плотник, строитель; это вообще мастер, художник, творец; корень этого слова тот же что в слове "текнон" - поэт, рождающий (в творчестве); от "текно" - рождать. Таким образом, земной отец Иисуса - это вообще Творец. Тогда как небесный Отец - Родитель Иисуса, но не в смысле порождающего творчества, а в смысле Единосущия, единого Духа; и поэтому сыновство здесь изображается не сделанной вещью (сосудом или деревянной фигурой), но лозой, отпрыском, отростком единого корня. Также и ветхий Адам слеплен из глины Творцом, но оживлён дыханием Отца, вдунутым в глиняное тело плоти.
   ДОПОЛНЕНИЕ К МИФОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКЛЕКТИКЕ НОВОГО ЗАВЕТА
  
   По зрелому размышлению прихожу к выводу, что наличие у Адама двух тел - земляного (сосуда) и деревянного (лодки) не случайно; и дело не в языке. Земляное тело - естественное тварное тело; лодка - искусственное тело, изготовленное из дерева, произращённого в Саду. Какое дерево возьмёшь для лодки, такова будет и лодка; а какова лодка, таково будет и плаванье.
   Здесь уместно процитировать книгу брата Павла "Внешние образы внутреннего" (см. публикации на сайте artos.org.uk): Итак, после уточнений, мы имеем теперь следующее строение человека: муж кормчий, или господин, муж гребец, или помощник (слуга), плывущие в лодке к берегу вечной жизни, также пойманная в сети и следующая за ними приручённая рыба, или чувственный человек, в море влажной или животной души, заключённом в сердце, или срединной полости глиняной сферы. Эта последняя есть земля, которую возделывает муж помощник. И делает он это, пребывая в сердце. Такое возможно потому, что в сердце он имеет представительство глиняного тела - лодку. Представление тела лодкой известно буддизму. Будда говорит ученику: в лодке тела переплывёшь реку страданий. Первый Адам возделывает землю, второй Адам ремонтирует и содержит в порядке лодку, которая также есть тело человека; но - тело, взятое как предмет труда и продукт труда. Лодка деревянная, то есть изготовлена из дерева, а гребец здесь - плотник, "тектон". Так что одно и то же тело суть вместе и глиняное и деревянное, - взятое, соответственно, в аспекте естества и в аспекте искусственности (причём дерево здесь не растение, а строительный материал, глина же, напротив, естественная горная порода). Таким образом, глиняное тело человека есть стихия в порядке физического космоса - земля, именно поэтому из глины человека лепят Боги, - деревянное же тело человека есть артефакт, изготовленный из выращенного в саду культурного дерева. И созидает это тело уже не Бог, но умелый человек, наученный Богами. И поскольку артефакт исходно есть логическая конструкция, или безразмерная огненная сущность, постольку в этом своём семенном качестве (логос как семя вещи) искусственное тело может пребывать в сердце человека и быть предметом и продуктом воли мужа-помощника, а именно лодкой, которую он строит по указаниям кормчего, руководимого вышними сферами.
   Изготовление лодки можно рассматривать как плод возделывания сада. Ведь в саду растут деревья. Из какого дерева изготовишь свою лодку, таково будет и твоё плавание. Можно изготовить лодку знания, как говорит упанишада: "на лодке знания переплывёшь все миры"; а можно изготовить лодку жизни, или ковчег Спасения. Так запрет на использование плодов древа познания получает дальнейшее толкование.
  
   МИШЕЛЬ ФУКО ПИШЕТ:
  
   "...что же такое теперь представление, как не явление эмпирического порядка, осуществляющееся в человеке, и как таковое доступное для анализа? ... КАКОВО ТОГДА РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ НИМ И СОЗНАНИЕМ?"
   Представление ближайшим образом есть акт постава и содержание поставленного пред. Это содержание отвечает на вопрос, что есть представление? А сознание имеет "чтойность"? Что это: способность души или интеллигенция воли, или что? Понятно сознание как АКТ осознания и сознавания.
   В актуальности сознание отличается от представления. Во-первых, сознание обнимает собой представление: акт постава включен в акт осознания, которое немыслимо без представления;
   во-вторых, сознание (= со-весть) имеет нравственную окраску, в отличие от нравственно нейтрального представления, как такового, - одно дело - представить себе, другое - осознать.
   А в "чтойности" очень трудно отличить сознание от представления, поскольку содержание сознания обнаруживается как представление. Единственную возможность здесь предоставляет бессознательное: определяя сознание через бессознательное, как освещение темной части душевного дома, мы получаем чтойность, не связанную с представлением. Но это будет уже трансцендирующее определение.
  
   МОЖНО НАБЛЮДАТЬ
  
   Можно наблюдать, как в религиозных отправлениях и обрядах люди часто используют прикосновение: касаются ладонью священных камней и затем "умывают" этой ладонью лицо; касаются мощей (останков святых); касаются одежды великих людей, королей, первосвященников (известное прикосновение кровоточащей женщины к тунике Христа Иисуса); наложением рук передают благословение, дары Св. Духа и т.п.
   Это наблюдение соблазняет механистические умы к изобретению физических теорий передачи энергий, флюидов, токов, зарядов и т.п. через прикосновение. Теории эти ошибочны уже потому что ошибочно само наблюдение. Механистический ум воспринимает прикосновение, как контакт тел, нужный для перетекания веществ или возбуждения полей. На самом деле прикосновение здесь принадлежит другой реальности, реальности общения, и является знаком и выражением близости, в социальном смысле слова, - со всем, что вмещает в себя близость: единением, лаской, надеждой, просьбой, ободрением, любовью, нежностью, и т. д. Преображения, которые случаются с общающимися в акте общения, не нуждаются в передаче энергий посредством перетекания флюидов, поскольку имеют скорее квантовую природу, когда тождественные друг другу субъекты демонстрируют внепространственный, безэнергетический обмен состояниями. В любовном общении устанавливается как раз единство и, значит, тождественность, что и обнаруживается затем. То есть через прикосновение к святому устанавливается и подтверждается тождественность со святым, и, значит, обретаются качества святого. Но само прикосновение, как телесный контакт, здесь не при чём: оно лишь знак Единения. Единство с Богом - вот что имеет значение и обнаружение. Но в этом Единстве нет места каким-то перетеканиям силы, перемещениям масс, полевым индукциям и т.п., - ибо это единство в смысле личного единения, а не в смысле физическом.
  
   МОЛИТВА ГОСПОДНЯ - РАЗГОВОР С БОГОМ?
  
   Йозеф Ратцингер (ныне папа Бенедикт XVI) в своей книге Иисус из Назарета, в главе о молитве господней, говорит такие слова: "Нагорная проповедь рисует нам цельный образ истинного человека, как человека правого (честного, законного, оправданного). Основную мысль Его речей можно бы выразить в следующем предложении: человека можно уразуметь только в перспективе Бога, а его жизнь добра только в том случае, если он живет, относясь к Богу. Бог не является, однако, удалённым Незнакомцем. Показывает нам своё обличье в Иисусе; всматриваясь в Его дела и в Его волю, узнаём мысли самого Бога и Его волю. Если человечество приводится в своей истине до отношения к Богу, ясно, что не может здесь быть нехватки разговора с Богом и слушания Его. Для того нагорная проповедь учит нас также молитве : Господин учит нас, каким образом должны мы молиться". Йозеф Ратцингер имеет здесь в виду молитву "Отче наш...".
   Не споря о том, чему учит Господин в нагорной проповеди, сомневаемся в том, что указанная молитва может считаться диалогом с Богом. Она не является даже обращением к лицу в рамках такого диалога. Это какое-то описание Отца для третьих лиц, - притом не как лично моего отца, а как отца группы лиц - "нашего". Она выглядит как ответ на вопрос, адресованный последователям Иисуса со стороны иных лиц: "А кто ваш отец?". И они объясняют, что отец их сущий на небесах. И после этих слов тут же начинают славословить и заклинать, как это делают язычники когда в речи своей касаются священного предмета: да святится имя твое, да приидет царствие твое и т.д.
   Какой же тут разговор с Богом? Это именно молитва, или жертвоприношение уст. Действие свойственное и язычникам и иудеям, которые отнюдь не общаются с Богом лицом к лицу; для которых Бог - "удалённый Незнакомец". Этому Незнакомцу оказываются знаки почтения, в том числе славословия. Но также по-язычески на Него оказывают давление, заклиная - Да будет! И т.д. Эта примитивная теургия не может считаться диалогом с Отцом, - тем более, что мы общаемся с Сыном, а с Отцом сносимся только опосредованно, через Сына.
   Я вполне верю, что после настоящего усыновления Отцу через сына, мы сможем, так же как первородный брат наш Иисус интимно общаться с Отцом. Но так называемая "молитва Господня" от этого очень далека.
  
   МОРАЛЬ И ПРИЧИННОСТЬ
  
   Цитата: " мне часто приходится слышать, что добро и зло в абсолютном понимании не существуют, - дескать, человек никогда не знает о далёких последствиях своих поступков, значит, не может оценить их принадлежность добру или злу".
  
   Утверждение о том, что мы "не можем решить, добр или зол наш поступок, потому что не в состоянии проследить отдалённые последствия его", является логической ловушкой, потому что неявно вводит никак не верифицируемое и совершенно антигуманное предположение, в качестве скрытой аксиомы. Именно, что мир (или жизнь) детерминистичен; отсюда, всякий поступок, как причина, имеет своё неизбежное следствие, свой вклад в отдалённое по времени событие, который теоретически можно вычислить; вопрос лишь в том, можем ли вычислить?
   Откуда такое предположение о причинном устройстве мироздания? Это взгляд механики XVIII века, и не более. Имел прагматическую ценность именно для механики, но никогда не имел общенаучной ценности, и никогда не получал общего признания. Ограниченная субкультура нигилистов и материалистов исповедовала такой взгляд.
   Но, допустим, некто разделяет такой взгляд на мир. Тогда, будучи честным, он не должен говорить о поступках, как актах воли, так же о "добре" или "зле", поскольку, если мир детерминистичен, то и поступок имеет свою причину, - иначе каждого поступающего нужно признавать первопричиной, от которой начинается цепь следствий.
   Между тем, добро или зло - это свобода, власть над причиной (имею причину убить тебя, но властен не делать этого). Свобода - существенное определение человека; на нём зиждутся мораль, право и демократия. Поэтому утверждать жёсткую причинность мироустройства есть акт антигуманный.
   Есть, тем не менее, правовая причинность, как причинная связь между правовыми событиями (действие - ущерб, например). Эта связь устанавливается только судом, для решения вопроса о виновности деятеля. И здесь нет никакой неопределённости, - типа невозможности проследить последствия, - причинная связь либо устанавливается, либо нет, третьего не дано. Поэтому в этих причинных связях неуместно рассуждать о неопределённости вины (зла) или невиновности (добра).
   Точно так, если имярек исповедует индуистскую концепцию кармы, то он не может говорить о неопределённости следствий поступков. Следствия известны и чётко установлены: в каком виде, в каком лоне, в каком мире или аду родится человек в следующем рождении, в результате его поступков, вплоть до видов мучений, которым будет подвергаться грешник. Значит, и здесь, - если определять добро и зло поступка по последствиям его, - никакой неопределённости нет: добро и зло чётко установлены.
   Почему же имярек, располагая умом, не продумывает тех логических ходов, которые проведены выше, а предпочитает ложно обосновывать беспочвенность морали и несуществование "добра" и "зла", с помощью софистических трюков?
   Ответ один - этот человек растлил сам себя. Его устраивает относительность в сфере нравственности. Значит он может позволить себе всё. Дело лишь в расчёте выгод и рисков.
   Аристотель говорил, что есть высказывания, которые достойны убеждения, а есть высказывания, достойные наказания. То есть, первого человека можно пытаться убедить, а второго нужно наказывать. Полагаю, что наш имярек, выдвинувший тезис, процитированный в начале сообщения, достоин наказания.
   Здесь уместен хороший удар палкой. И он не смеет возражать - ведь он не знает отдалённых последствий этого удара, - может быть это благо?
  
   МОТИВЫ И ИНСТИНКТЫ
  
   Поведение человека и поведение животных различаются кардинально. И само слово "поведение" здесь и там имеет разный смысл. Именно, в случае человека мы говорим о поступках; и "плохое (хорошее) поведение" означает плохие (хорошие) поступки. Человек произносит слово - это речевой поступок. Животное издаёт звук - это фрагмент ситуативного поведения.
   У животного - нрав. У человека - нравственность. Лингвистическое совпадение терминов является культурно-историческим феноменом. В эпоху тотемизма человек отождествлял себя с определённым животным. И считалось, что в нраве этого человека проявляется норов животного-предка, тотема. Но этот культурный факт не означает тождества нрава и нравственности, поскольку сознательное вселение в себя образа зверя (волка, например, у "берсерков" и "волков Гедеона") никак не может быть отождествлено с естественными инстинктами самого зверя.
   В случае человека мы говорим о мотивах; у животных не может быть мотива, потому что мотив есть сознательное намерение или осознанное стремление. В нём определяющим является сознание, которого нет у животных (кроме домашних - настолько, насколько они - люди). В случае животных мы говорим о влечении или отвращении, инстинкте, врождённом паттерне поведения, рефлексе, реакции и т.п. В случае человека все эти естественные импульсы и поведенческие формы, хотя и присутствуют (поскольку человек есть животное), но не считаются мотивами. Более того, проведение естественных импульсов и инстинктов в поступки считается недопустимым. Отсюда, человек скрывает свои влечения и инстинкты, придумывая мотивы. Этим как раз и занимается психоанализ - выявляет скрываемые желания, прячущиеся под ложными мотивами. Когда же недопустимые к осуществлению импульсы животной души обнаруживаются, человек ищет или придумывает оправдания.
   Последнее слово отсылает нас к публично-правовому смыслу слова "мотив". Мотивы поступков рассматриваются в суде. Чтобы поступок был подсудным должен быть мотив - сознательное намерение. Животные позывы и инстинкты в суде не рассматриваются, не осуждаются и не оправдываются. Рассматривается и осуждается потакание человеком своим позывам, не сдерживание их. нравственная сфера и соответствующая мотивация примыкает к публично-правовой, - только речь здесь идёт о неписаных законах.
   Термин "мотив" в психологии и социологии может иметь свои специфические коннотации, но это дело специальных наук.
  
   МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА
  
   Мужчина, женщина, община. Что объединяет эти слова, кроме общего суффикса?
   Это части старославянского дома, жилища большой семьи. Женщина - женская половина. Мужчина - мужская половина. И Община - это общая часть дома, где могут пребывать вместе и мужчины и женщины.
   Изначально правильное называние было "муж" и "жена", и только в небрежной речи; в речи высмеивающих друг друга разделённых половин (возможно, в ритуальной перебранке), мужской и женской, бытовали обозначения по принадлежности к соответствующей половине дома. Такое обозначение должно было указывать (взаимно) на общие недостатки или пороки, присущие всем обитателям половины. Мол, всё ясно - женщина! Или, противная сторона - ну это же мужчина!
   Если МУЖ и ЖЕНА - это стороны брачного союза, то "мужчина" и "женщина" - это социально-бытовая гендерная дифференциация: обозначение по принадлежности к разделённым частям общины.
  
   МУСУЛЬМАНСТВО. ПРЕТЕНЗИЯ, ОСНОВАННАЯ НА ПЛАТОНИЗМЕ?
   Ислам, возникший на основе одного из иудействующих христианских толков, позиционирует себя в отношении христианства как некое обновление религии и исправление, накопившихся к седьмому веку искажений первоначального учения. При этом христианство рассматривается как развитие первоначальной религии Авраама, а мусульманство, как дальнейшее её продвижение. В этой теории религиозного прогресса Иисус и Магомет встраиваются в ряд иудейских пророков, исправлявших, обновлявших и восстанавливавших религию Авраама. Магомет, как более поздний во времени существования религии пророк, имеет последнее авторитетное слово, перекрывающее авторитет более раннего пророка Иисуса.
   В этой теории, обосновывающей притязание ислама на то, чтобы быть самой последней и самой правильной версией христианства, заложено представление о времени, - без которого невозможно такую теорию выстроить. Это циклическое платоническое время: от некоей идеи, сущей в вечности, космос получает вращение от начального момента воплощения идеи в материи, так начинается время. Затем вращение космоса замедляется, останавливается, поскольку с каждым поворотом копия идеи, как двигатель, бледнеет и искажается. На этом завершается цикл. В этой точке необходимо новое воплощение вечной идеи. Идея вновь воплощается и начинается новый цикл вращения космоса, новый цикл времени. Новое воплощение идеи может рассматриваться как возврат к первоначальной точке; отсюда исходит представление о быстром обратном вращении космоса после остановки первоначального вращения.
   В исламе, взятом в таком ракурсе, вечной идеей является первоначальный договор Авраама с Богом, заключённый в Начале, то есть вне времени, и вне земли - в ритуальном пространстве богослужения и жертвоприношения = в точке соединения неба и земли. Земное осуществление этого договора начинает цикл времени, к концу которого первоначальный договор с Богом извращается и затемняется. Этот договор обновляет Моисей, и с него начинается новый цикл вращения космоса и новый цикл времени. И так далее, через иудейских пророков, Иоанна Баптиста, Иисуса до Магомета. От Магомета начался нынешний цикл времени, в котором мы существуем теперь.
   Таково время в исламе. В эту концепцию времени ислам укладывает христианство, в качестве предшествующего цикла воплощения идеи, и на этом основании выдаёт себя как за более авторитетную версию единой для евреев, христиан и мусульман, по их мнению, религии Авраама. На это необходимо заметить, что время в христианстве совершенно другое. Это не платоническое время, - хотя следы платонического времени мы и находим в текстах Нового Завета.
   Христианское время не циклическое но - квантованное историческое время. Оно разбито на "эоны", или "исторические века". Эон имеет конечное протяжение. Когда эон, или исторический век завершается, мир, живший и осуществлявшийся в этом эоне, погибает; нарождается новый мир и с ним новый исторический век, или эон. Таким образом всякий эон необходимым образом сопряжён с определённым обществом, народом, политическим телом и его историей, в которой и заключено время этого тела, его Век. До зарождения единого человечества в едином Городе Великого Царя не существует единого для всех людей времени, единого эона. Так называемое ветхое человечество разбито на языки (народы); соответственно нет единого времени; но у каждого языка свой исторический эон, своё время. Именно поэтому мы видим, что рождение вселенского Царя универсального города совершается не в абстрактной "вечности" и не в небесном граде, но в определённом народе (языке) в определённый момент его исторического времени, в конкретном городе Вифлееме.
   Таким образом, новый век нового единого человечества начинается не среди космополитов, а в конкретном народе тогдашней Ойкумены; и не в конце не всеобщей истории, а в конце истории конкретного политического тела Израиля. Иначе и не может быть. Новое человечество образует новое политическое тело, не имеющее границ (свободно кооптирующее в себя новых граждан, не взирая на границы языков и городов) и существующее в новом эоне, не имеющем конца. Однако существование этого нового политического тела в новом времени, не отменяет языков (народов), существующих в своих ещё не завершившихся эонах. Более того оно не отменяет и доисторического времени племён ещё не ставших народами (языками). Так что ветхое человечество не только что не прекращается, но может пополняться новыми народами, рождающимися из доисторических племён. Таким образом, в человечестве существуют как циклическое время племён, сопряжённое со сменой поколений, так и исторические времена языков (народов), а также вечность и безграничность града Божия.
   Таким образом, на одном краю Космоса мы находим доисторические племена, из которых могут и теперь возникать народы (языки), а на другом краю - прекращение языков, исчезновение их в едином Граде Божьем. Единый град Божий уже существовал, когда из доисторических арабских племён Магомет, подобно Моисею, образовал новый язык - магометан. С этого момента начался конечный исторический эон этого нового народа. В этот эон, разумеется, никак не вписывается бесконечный Эон нового человечества, рождённого от нового Адама, Иисуса из Назарета. Поэтому, для того чтобы вписать Иисуса в свою историческую идеологию мусульманам приходится отрицать божественность Иисуса, сводя его к пророкам, бывшим до него. Такое усвоение себе Иисуса есть способ отделиться от Него и Его Города, с тем чтобы этому народу прожить свой исторический век и прийти к гибели в конце его. Отличие положения этого нового (среди ветхих) народа от положения народов до зарождения единого Человечества состоит в том, что существует проницающий все границы Град великого царя, и всякий представитель всякого народа может стать гражданином этого Града, не дожидаясь конца века своего народа.
   В ракурсе высказанного христианского разумения времени претензия ислама на абсолютную вероисповедную авторитетность не нуждается далее в оценке. Место такой претензии очевидно.
  
  
   "Н"
  
   НАКАЗЫВАЕТ ЛИ НАС ГОСПОДЬ?
  
   В обыденной речи утвердилось говорение о "наказании Божьем", которое постигает нас за грехи наши. Этот речевой штамп пришел к нам из Средних Веков, в ментальности которых жизнь вселенной во всех ее аспектах направлялась Богом и служила назиданию грешного человечества в рамках задачи всеобщего Спасения согрешившей (в лице Адама) Натуры.
   В этой парадигме, всякое нестроение природы, мира, человека рассматривалось как намеренное нарушение Богом изначально Им же сотворенной гармонии Вселенной, ради назидания согрешающих людей. Это назидание выступало в форме отеческого наказания, объявляясь несчастьем, болезнью и смертью, а также (в коллективной форме) мором, гладом, войной, землетрясением, наводнением, неурожаем, и т.д. и т.п. О нем так и говорилось: как о "наказании Божьем".
   Тот факт, что все эти нестроения не были случайностями или естественными процессами, свидетельствовался в глазах христиан Знамениями - сиречь предупреждениями, которые выказывал Господь людям, используя для этого свою власть над стихиями. То были звезды, кометы, затмения, чудовища, невероятные происшествия, рождения двухголовых младенцев, etc.
  
   Возвращаясь из исторического экскурса к вопросу, заявленному в заголовке, я спрашиваю:
   А действительно ли наказывает нас Господь? Нужно ли это Ему? Ведь, как говорил пророк Исайя, описывая бедствия Израиля, "Люди отвернулись от Того, кто наказал их!". О таком же массовом богоотступничестве свидетельствует средневековый хронист Рауль Глобер, используя слова Исайи при описании голода 1033 года в Европе: "Люди отвернулись...".
   Если голод - наказание Божье, то разве такого действия добивался Господь своим наказанием?!
   Не знаю, как ответят богословы, но я лично в наказание Божие не верю. Строго говоря, не верили в него и средневековые христиане, - они верили в НАЗИДАНИЕ, о котором с известной вольностью говорили как о "наказании", подразумевая под этим не казнь судебную, а отеческое наставление розгой.
  
   По собственному опыту могу сказать, что наблюдаю совсем другое следствие отступничества.
   Когда мы выходим из отношений с Отцом в самовольство гордыни, мы теряем Его покровительство, и оказываемся в лапах Противника. Этот плен не проходит для нас бесследно. Мы подвергаемся различным искушениям, которые имеют дурные последствия, и прямым козням и казням Дьявола.
   Болести и смерти, претерпеваемые нами от Сатаны, - во время отступничества от Господа, - можно трактовать как наказания нас за неверность и слабость духа, но это, конечно, не наказания, исходящие от Бога, а свойства бытия человеческого в царстве Противника Его.
  
   С учетом вышеизложенного, спрашивается, - что же нам делать, когда оказываемся мы в лапах Дьявола и начинаем ощущать все прелести царства Тьмы? Ответ ясен: нужно восстанавливать отношения с Отцом; и начинать всегда с вновь-обретения сознания присутствия Отца, - каковое сознание обязательно сопровождается молчаливым почтением и вниманием, которыми сказывается претворение воли от самостоятельности к существованию в сыновнем послушании.
  
   В связи со сказанным, в ином свете предстает и так называемое "изгнание из Рая", рассматриваемое как наказание человеков за ослушание Господина их.
   Если мы примем веру в то, что Господь не наказывает человека, но последний просто испытывает последствия разлучения с Ним, тогда скитания Адама и Евы выглядят как блуждания, ставшие следствием неспособности самостоятельно, без связи с Отцом, отыскать Древо Жизни, что посреди Рая.
   Они шли к нему, стремились к нему, хотел вкушать плоды Жизни: стремились узнать дорогу ко Древу Жизни, и для этого вкушали плоды древа Познания; но в результате всех усилий, только уходили все дальше в пустыню духа. О чем горько плакали и сожалели до тех пор, пока Господь не смилостивился над ними и не послал Сына своего, чтобы тот указал им Путь.
   Сын этот - Христос Иисус из Назарета Галилейского.
  
   НАРОД ИЛИ ВЛАСТЬ. ЧТО ВАЖНЕЕ В НАРОДОВЛАСТИИ?
  
   В прочтении составного слова ДЕМОКРАТИЯ теперь взяли в обыкновение делать ударение на слове "демос" (народ), оставляя втуне слово "кратия" (власть). Почему так?
   Потому что кажется самоочевидным вульгарное прочтение "народной власти" как власти собрания. Исходя из этой предвзятости неверно, например, трактовали Новгородское Вече, как полновластный орган прямого народоправства. Но это собрание, во-первых, не было всеобщим - оно было представительным. Во-вторых, не обладало полнотой власти. Главными были нобили и нанятый ими князь.
   Собранию всегда предшествуют политические принципы и, вместе с ними, власть, исходящая из политического "архэ". Основные принципы градоустройства собранием не обсуждаются и не дискутируются. Компетенции собрания принадлежит лишь текущая политика - в том числе согласие на определенный способ применения ограниченного институционального принуждения. Но это институциональное принуждение, ограниченное правами личности, нельзя считать властью. В демократии нет тирана или деспота, эманирующего позитивную власть в виде превосходства или угрозы; нет доминирующей над всеми принуждающей силы. И такая позитивная власть невозможна там, где каждый свободен, и подчиняется лишь добровольно.
   В античной демократии власть, так или иначе, была властью СТАРШИХ или властью СВЯЩЕННОГО. В современной демократии власть не делегируется лицу от старших или священных - власть принадлежит самой личности.
   Какова же природа власти в современной демократии? Ее открыл нам Учредитель современной демократии, Иисус из Назарета. Вспомним: в чем была характерность его личного феномена? - Он говорил как власть имеющий.
   Будучи спрошенным о власти Его, отвечал, что царство Его не от мира сего и обеспечивается "войском ангелов". Это означало, что власть, которую Он обнаруживал, не является позитивной принуждающей силой. Это нравственная власть: власть Правды Божьей. (Заметьте, я не говорю: моральная власть как власть общепринятого поведенческого шаблона предполагающая конформизм, - я говорю "нравственная власть" как принадлежащая личному этосу.)
   Она не поддерживается снаружи стражей (как например стража первосвященника, которая пришла арестовать Иисуса), но заключена в тайне личности и поддерживается в персональном духе "войском ангелов Божьих".
   Современная демократия осуществляется такими личностями. Все иное принадлежит общественным историческим пережиткам. И мы утверждаем, что современная демократия - исключительное достояние христианства.
   Но пусть не обольщаются церковники - в современной демократии религия, вместе с властью, уходит в глубины личности. Отныне, в тайне совершай молитву твою! - так сказал отец основатель современного мира. И там, в личном потаенном, персональная религия поддерживает персональную власть.
  
   К сожалению, обрисованное выше понимание демократии отсутствует у слишком многих. Отсюда возникают курьезные проекты вынесения любых вопросов гражданского строительства на референдум, или попытки поставить во главу угла социологические опросы, или даже сбор мнений в интернете, и т.п.
   Сюда же относится и недавнее обсуждение снятия депутатской неприкосновенности в связи с делом депутата Бессонова. Ретивые журналисты вышли на улицы и стали напрямую спрашивать прохожих - нужна ли вообще депутатская неприкосновенность (!).
   Между тем, такие вещи как раз не обсуждаются в демократии, но приняты раз и навсегда. Это принцип разделения властей, а вовсе не привилегия члена народного собрания.
   Все высказывали мнения, но никто не обнаружил знание принципа. Все обнаружили хотения, но никто не обнаружил власть.
   Отсюда сами можете судить, насколько современная демократия укоренена в нашем обществе.
  
   НАРОЧИТЫЕ УПРОЩЕНИЯ ДЭВИДА ЮМА
  
   "Во всех заключениях, основанных на опыте, наш ум делает некоторый шаг, не подкрепляемый каким-либо аргументом или размышлением. Если наш ум склоняется к тому, чтобы сделать такой шаг, не в силу какого-нибудь аргумента, то он исходит из какого-то другого принципа..."
   "Предположим, что человек, наделенный в высшей степени сильным разумом и способностью к размышлению, был бы перенесен в этот мир внезапно ... Предположим далее, что этот человек приобрел больший опыт и прожил на свете достаточно долго для того, чтобы заметить, что близкие объекты или явления бывают постоянно соединены друг с другом. Каков же результат этого опыта? Человек тотчас же заключает о существовании одного объекта при появлении другого. Но весь его опыт не дает ему идеи или знания той скрытой силы, благодаря которой один объект производит другой, и его не принуждает выводить это заключение какой-либо процесс рассуждения. И все же он чувствует себя вынужденным сделать подобный вывод; и даже будучи уверен, что его ум не принимает участия в этой операции, он тем не менее продолжал бы мыслить таким образом. Существует какой-то иной принцип, принуждающий его делать данное заключение. Принцип этот есть привычка, или навык..." (Д. Юм. Исследование о человеческом разумении)
  
   Подвергая критике приведенное рассуждение Юма о формировании человеческого знания, хочется прежде всего заметить, что опыт, о котором говорит Юм весьма ущербен, поскольку сводится лишь к наблюдению за последовательностью и смежностью явлений во времени и пространстве. Из ограниченного опыта - ограниченные выводы. Между тем, опыт человека это планомерная инструментальная депятельность: активная, априори известная и измеренная, контролируемая сила, зондирующая природу и артефакты. Этот опыт, - вопреки опыту юмовского "человека с сильным разумом", - как раз позволяет (и направлен к тому), чтобы обнаруживать "скрытые силы" и управлять ими, - а вовсе не сводится к установлению ассоциаций идей соответственно устойчиво соединяющимся в опыте феноменам.
   Второе, о чём не терпится здесь сказать, это - что вовсе не ПРИВЫЧКА является тем принципом, которому следует человек, ожидая тех или иных закономерных событий, познанных им в опыте, но - ДОВЕРИЕ ко вселенскому Порядку, или Космосу, в который человек встраивает свою разумную деятельность, - в том числе и опытную исследовательскую деятельность. Человек делает заключение или формирует ожидание, исходя из познанной им в опытах архитектуры мироздания, не в силу привычки к повторяющемуся результату, но ПОТОМУ ЧТО ВЕРИТ В УСТОЙЧИВОСТЬ этой архитектуры, - по крайней мере, на протяжении обозримого будущего времени.
   Третье и последнее есть вынужденное обличение Д. Юма в лукавстве: он берётся судить о человеке, "наделенном в высшей степени сильным разумом и способностью к размышлению", но фактически берёт в рассмотрение поверхностного глупого простодушного обывателя или карикатурного персонажа, наподобие недоросля из комедии Фонвизина, который привычно "говорит прозой", нисколько об этом не подозревая.
   Разумеется, мы привыкаем к Порядку вселенной, и наша привычка вполне обнаруживается нашим изумлением в случае, когда этот порядок нарушается. И всё же, если мы спросим себя, почему мы надеялись и надеемся на приход ожидаемого, то узнаем, что не по привычке, а потому что верили и верим в устойчивость порядка, - пусть привычного.
   Впрочем, - надо отдать должное Юму, - он вовсе не настаивает на "привычке", как психологическом принципе наших заключений; он лишь отрицает рассудочность таких заключений: "не рассуждение побуждает нас предполагать сходство между прошлым и будущим и ожидать сходных действий от внешне сходных причин. Вот положение, которое я старался доказать в этой главе". И здесь мы конечно соглашаемся с ним, повторяя, что использование опытного знания основано не на рассуждении, а на вере.
   Дальнейшие различия вытекают из характера веры. Мы можем доверять Космократору, как Отцу, любящему нас и поддерживающему Порядок ради нас; а можем просто считать этот случайно возникший Порядок относительно устойчивым на практически значимое для нас время.
  
   НАУКА ВБИВАЕТ ПОСЛЕДНИЙ ГВОЗДЬ В ГРОБ ЯЗЫЧЕСКИХ РЕЛИГИЙ И РАДУЕТ ИНФЕРНАЛЛЬЩИКОВ
  
   В первых строках следует пояснить понятие "языческих религий". В европейских языках эти религии именуются "паганскими", то есть "сельскими" и являются синонимом чего-то отсталого, в плане противопоставления сельской и городской культур. Между тем, это религии народов, входивших в состав Римской империи. В противность именованию "сельскими", это развитые городские религии, поскольку словом "язык" обозначают не племенное и не этническое, но политическое тело; организацию людей, объединённых общим языком; в отличие от "рода", склеенного кровью. Языческие религии непосредственно предшествуют христианской религии, которая не называется более "религией народа", или "языческой", поскольку есть универсальная религия нового единого человечества. И более того, христианская вера рождается в лоне одной из языческих религий - иудействе, как религии народа Израиля. (Вспомним главный пункт договора Моисея с Яхве, в котором последний обещает: "и сделаю вас народом", или "языком".)
   Русский церковный язык, называющий народы "языками" и религию их "языческой", имеет здесь преимущество перед европейскими, поскольку термин "языческий" отвечает сути вопроса и соответствует Римскому праву, выделяющему "юс гентис", или право народов.
   Переходя от предисловия собственно к сообщению, имею честь доложить вам: современная наука обнаружила, что МОЛНИЯ БЬЁТ НЕ СВЕРХУ ИЗ ОБЛАКА В ЗЕМЛЮ, А НПРОТИВ, ИЗ ЗЕМЛИ В ОБЛАКО. Это переворачивает с ног на голову весь античный космос. Как известно, в большинстве развитых религий, включая эллинскую, главой пантеона является Громовержец (Зевс, Перун, Индра). Также в религии языка Израиль главный бог Яхве является громовержцем. Этотбог мечет из облака громы и молнии, поржая своих врагов, инфернальных, подземных существ. Теперь мы видим, что дело обстоит противоположным образом. Это инфернальные боги царств Вулкана и Плутона мечут с земли громовые стрелы в облака, поражая небесных богов. То-то радости инфернальщикам!
  
   НЕБЛАГОДАРНОСТЬ
  
   Приближается день смерти Сталина, 5 марта 1953 года. День, который невозможно забыть, который помню, как сегодня. В послевоенной истории не было второго такого дня. Никакого другого человека в новейшей истории России так не оплакивал народ.
   И прошу не сметь клеветать на меня, на моих родителей, моих друзей, товарищей, соседей, учителей и сограждан, - будто мы притворно горевали, в страхе перед жестокой властью, а в душе радовались смерти тирана...., и т.п.
   Все эти политические бредни а ля Марат и Робеспьер не имели и не имеют отношения к реальности. Поверьте, люди сталинской эпохи, которых я знал лично, с которым жил, у которых учился - нравственно превосходят современных людей. И новые поколения не имеют никакого морального права судить их, - тем более осуждать!
   Иосиф Виссарионович Сталин - великий человек и крупнейший деятель не только советской, но и всемирной истории ХХ-го столетия. Нет никого крупнее. Кого вы назовете? Если и найдете кого, то обнаружите, что найденный вами имярек глубоко уважал Сталина. Потому Иосиф Виссарионович - самый оклеветанный человек нашей эпохи.
   Между тем, мы, советские люди, обязаны ему самим нашим существованием, за которое нам не не только что не стыдно, но мы вправе гордиться своей родиной и званием советского человека.
   Именно Сталин прекратил процесс принесения России в жертву политическим процессам Европы: Он остановил разгул большевизма, который жил и мыслил Интернационалом, и для которого Россия была лишь поленницей дров, должных сгореть в костре мировой революции.
   Именно Сталин в новейших политических условиях, на почве новой ментальности, сумел вернуть России самое себя - великодержавность; без которой России просто нет и быть не может.
   В наше теперешнее ново-новейшее время, когда в роли большевиков выступили неолибералы, принесшие в жертву западной идеологии советский народ и великий Советский Союз, в роли Сталина выступил Владимир Путин. Именно поэтому сейчас Путин - человек номер один в мире.
   И тогда и теперь заслуга одна - спасение России как Рима, как великой державы.
   По-вашему, это мелочь?!
   Когда мне теперь говорят про "сталинские репрессии", про 37-й год, лагеря и т.п., я отвечаю:
   История - это не сказка про Франкенштейна. Если вы в состоянии увидеть и оценить масштаб задач и свершений, исполненных в кратчайшие исторические сроки, умещающиеся в жизни одного поколения, то вы склоните колени перед подвигом народа и его вождя, и правильно сделаете!
   Людей всегда жалко. Революция бескровной не бывает. Моисей перерезал половину евреев, чтобы другую половину ввести в землю обетованную. И такими Моисеями полна история. Сталин среди них. Но мы обязаны вменить ему в заслугу не только то, что он привел рухнувшую Россию в обетованную Советскую Землю, но также и за то, что он минимизировал жертвы.
   Масштабы и сроки свершений советского народа перед Войной таковы, что число репрессированных относительно невелико.
   Жертв много. Но не потому, что Сталин патологический злодей Франкенштейн, а потому что страна велика, задачи огромны, а сроки - почти мгновение, если брать в историческом времени.
   Поэтому, воздадим память жертвам, принесенным на алтарь Отечества, но не будем хулить нашего Моисея. Тем более, что сами жертвы революционного ригоризма - уверен - нас бы в этом не поддержали.
  
   НЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР - МЕХАНИЗМ ЭВОЛЮЦИИ ЧЕЛОВЕКА
  
   Дарвинисты от социологии сформировали в части образованной публики ложное мнение о том, будто идея эволюции человечества была заимствована социологией у Дарвина. Этому впечатлению способствовало возведение либералами рыночной конкуренции к видовому и внутривидовому соперничеству в дикой природе, подававшими это сближение "под соусом" просвещенческого возврата к "естественному человеку". В реальной истории, однако, дело обстояло иначе.
   По свидетельству Ежи Шацкого, "самые важные концепции социальной эволюции возникли раньше, чем теория эволюции Дарвина; они имели свои истоки в мысли XVIII и первой половины XIX века; и, прежде всего, в просветительской теории общественного развития (и прогресса)".
   "Само слово "эволюция" достаточно часто использовал Огюст Конт, в то время как в первых пяти изданиях главного произведения Дарвина оно вообще отсутствовало".
   Установлено, что "непосредственное влияние Дарвина на социальные науки было ограничено, в то время как интерес к проблематике развития общества был в XIX веке практически повсеместным и ему были подвержены многие мыслители". Одновременно, "многие социальные теоретики-эволюционисты ясно обозначали свою независимость от Дарвина и действительно имели с ним мало общего", - пишет Ежи Шацкий в своей "Истории социологической мысли. Том 1".
   Но даже если бы мы возжелали стать завзятыми дарвинистами и соединить в одном непрерывном процессе развития биологическую эволюцию - как она представлена в "Происхождении видов", - и развитие человека; мы столкнулись бы с нестыковкой двух помянутых "прогрессов".
   В развитии человека Эволюция как будто сохранила свою натуралистичность - по-прежнему осуществляясь в смене поколений. Ведь человек смертен - сколь бы не развился отдельный человеческий индивидуум на протяжении своей жизни, все его способности умрут вместе с ним; и потому эволюционные изменения мы фиксируем в последовательных, сменяющих одно другое поколениях людей.
   Благодаря этому, принцип отбора тех, кто продолжит род человеческий, как будто сохраняет силу. Девушки выбирают лучших! Всё так. Но за этой логически сглаженной внешностью сшивка двух эволюций обнаруживает разрыв! А именно, у людей отбор оказывается НЕЕСТЕСТВЕННЫМ....
   Эта неестественность "естественно" связана с обществом как совместно творимым артефактом, эксплуатирующим природу, но не являющимся следующей ступенью биологической эволюции. Свидетельством тому служит генотип человека - главная переменная эволюции и цель естественного отбора - сформирован в предыстории, и далее не прогрессирует, лишь деградирует.
   В природе эволюционируют, в основном организмы, особи того или другого вида: во вторую очередь - сообщества организмов.
   Человек не эволюционирует как видовая особь и организм. Соответственно, акцент развития смещается на человеческое сообщество, которое - мы знаем из истории - сохраняет изменчивость, в сравнении с неизменностью тела человека как животного.
   Это наблюдение автоматически отсылает нас к социологам-эволюционистам, интересующимся как раз эволюцией общества, безотносительно к уже законченной биологической эволюции человека, как пройденной ступени; или общественной эволюцией, называемой ими, вслед за просветителями, "прогрессом".
   К самым ранним значительным представителям этого учёного любопытства можно отнести Герберта Спенсера, который предельно обобщил концепт эволюции, с тем чтобы включить в него развитие если не всей Вселенной, то, по меньшей мере, развитие Солнечной системы, начиная от первичной планетарной туманности. По словам Шацкого, "Спенсер выделил три фазы и три вида эволюции: неорганическую, органическую и надорганическую. Ясно, что в качестве "фаз" единого процесса развития эти "эволюции" следуют друг за дружкой, и "нажитое" одной служит основанием и даже причиной (по Дж. Миллю) для следующей.
   Чтобы объединить эти фазы в единый процесс в философском умозрении, нужно абстрагироваться от их специфики и сосредоточиться на общем для них. В качестве общего набора переменных, чьё изменение можно отслеживать во всех трёх фазах, Герберт выбрал те, что характеризуют внутреннюю различённость и, одновременно, связность системы.
   Таким образом, с лёгкой руки Спенсера, критерием прогрессивного (или регрессивного) эволюционного движения стал информационный критерий ОГРАНИЗОВАННОСТИ.
   Согласно Спенсеру, критерии "высокого" и "низкого" на лествице прогресса были в основе своей одинаковыми для всего мироздания, которое меняется "от состояния неопределенной, бессвязной однородности к состоянию определенной, связной разнородности". То есть, чем дальше по пути развития, тем более сложной становится структура, а также тем больше разделяются функции. Каковое изменение мы могли бы изобразить стрелой уменьшения энтропии и возрастания информации системы. Эти изменения не обязательно постепенны и незаметны, совершаются "by insensible steps", как то утверждал Герберт, в соответствии с общими положениями эволюционизма. Теперь, в связи с достижениями квантовой теории, специально описывающей именно целости, мы можем принять и скачкообразные (разрывные) изменения организованности системы.
   Будучи воспринятыми, эти общие тезисы, однако, не дают ответа на вопрос:
   "Чем обеспечивается рост информации системы = усложнение её организованности?". Ответ зависит от выбранной модели.
   Как мыслитель индустриальной эпохи, Герберт выбрал наиболее аутентичную для своего времени модель промышленного предприятия, основанного на разделении труда как способе повышения его производительности.
   Если прогресс производства, в плане эффективности, обеспечивается производительностью труда, то чем выше степень его разделения, тем лучше для целей производства, - и тем сложнее система, в силу большего дробления функций и возрастания количества согласующих подфункции связей.
   Мы знаем, что в случае человека этого очевидного, но чисто "анатомического" критерия прогресса недостаточно. "Прогресс" человеческой общественности должен обязательно включать в себя изменение внутриобщинных связей, то есть, "физиологию".
   Однако Спенсер не рассматривает отдельно связи и их специальную эволюцию, но лишь упоминает о них, в сравнительном ключе. Так что нарастающее дробление общественного "тела" на функциональные части не сопровождается развитой концепцией связей между частями. Последнее особенно важно в виду кросс-функциональных личных связей внутри общественного целого, в котором не только органы (дополняюще один другого) связаны между собой, но все клетки могут связываться друг с другом, образуя независимые от функциональной анатомии общественного тела внутренние коммуникативные сети.
   Связность общественной системы не объясняется Спенсером по-настоящему, но лишь синтетически констатируется в самом понятии функции и функциональности каждой части расчленённого тела, поскольку всякая функция - потому и "функция", что не полна; и отсылает к общей задаче, разделённой в исполнении. Я тяну, а ты толкаешь: вместе - везём!
   Таким образом, описанию развития социальной системы у Спенсера, предшествует предположение о её органичности. И Герберт прямо говорит о "социальных организмах", уподобляя их "организмам индивидуальным" (Spencer Н. The Principles of Sociology. T.1. Part 1. ї 10.).
   Это предположение, необходимое Спенсеру для анатомического различения разных организмов (например, рака от медузы), одновременно ставит "крест" на концепции прогрессивной эволюции как усложнении системы, поскольку организм совершенен - все органы на месте, идеально прилажены друг к другу; потому эта система и называется ОРГАНИЗМОМ. Нет смысла в увеличении количества органов и размножении или дроблении соответствующих функций. Спрашивается, есть ли толк, скажем, во второй печени? Какова цель - двойной гепатит? И нужно ли осьминогу делением превращать восемь щупалец в шестнадцать, и так дробить их функции? В Природе эволюция совершается не за счёт органического усложнения особи данного вида, а за счёт появления новых видов - то есть, фактически, скачкообразно. Потомки ведь рождаются уже готовыми, и при этом другими (!): между поколениями нет постепенности; нет последовательности инфинитезимальных изменений, или "незаметных шажков", по Спенсеру.
   Герберт, по-видимому, понимает это затруднение, потому и говорит о "надорганической" эволюции. Но в чём она должна заключаться остаётся неясным. Какое содержание мы должны вложить в приставку "Над"?
   Может быть в органической теории общества, коренящейся в античности и медицине, стоит поменять местами организм и организацию, и заявить, что не общество устраивается подобно организму, а, напротив, организм является тенью Идеи "Организации"?
   Во всяком случае, по свидетельству Ежи Шацкого, отсылающего нас к Peel D. Y. "Herbert Spencer", Спенсер не был наивным органицистом, он не утверждал, что общества являются организмами, а скорее, полагал, что принципы строения биологических и социальных организмов похожи.
   Быть может, дело как раз в том, что общество - не организм, а ОРГАНИЗАЦИЯ? И у него другой принцип внутренней разделенности и связности (?); и, соответственно, организационного (не органического!) развития?
   Скажем больше: возможно, так же как в случае с эволюцией, не биологический организм дал имя и понятие "организации", а напротив, общественная организованность послужила моделью для понимания и называния биологического "организма", заключённого в тело животной особи? Слишком многое говорит за то, что именно фабричное производство, идеально организованное на принципе разделения труда (= функций, или ролей), послужило моделью для собирания в одно целое данных анатомии и физиологии животного тела, и позволило под "органами" понимать не орудия, а функции автономных участников, "суб-субъектов"?
   Важно отметить, в этой связи, что в общественной организации, в отличие от биологического организма, функциональные органы клеточно не специфичны: материализация функций не простирается вглубь жизни далее поведенческого уровня. Кузнец умеет ковать и выполняет общественную функцию, но при этом сам не становится молотом. Это означает, что, благодаря орудию, функцию удалось отделить от живота, так что - в отличие от специфически функциональных органов тела, - функционалы общества имеют в руках разные орудия, но - одинаковые животные тела.
   И более того, по мнению Спенсера, необходимым для жизни является выполнение определенных функций, но не сохранение тех элементов ("клеток"), которые в отдельные моменты эти функции выполняют.
   Благодаря этой откреплённости общественной функции от тела человеческой особи, должности от личного имени, значимость биологической смены поколений в развитии общественной организации сильно ослабевает. Да, для управления орудием (= выполнения функции) необходим развитый ум, но годится, практически, любой нормальный мозг любого человека. Но человек, управляющий орудием, - феноменально поведенчески уже не животное; его движения неестественны.
   Управление орудием - кибернетическая задача. Информация, определяющая нужные для этого действия, получается имяреком-функционалом организации извне по каналам общения (в форме подражания, в простейшем случае), и может так же отчуждаться в поля общения: пересылаться другим людям.
   Эта информация может храниться в закодированной форме знания = записанных в памяти (запомненных) кибернетических файлов. Отсюда, значение "прогресса знания" в социальной эволюции, отмеченное Спенсером. (Spenser H. Essays Scientific, Political and Speculative. London, 1891. T. 2. P. 128-129.)
   Динамико-функциональная связность, или цельность организации - так же как органико-функциональная целость организма, - обеспечивается кибернетической информацией, поступающей из головного устройства ко всем органам. Только в организме информацию несут биоэлектрические волны, а в общественной организации - вербальные сообщения, сформированные из знаков используемого языка. Сотворение и жизнь самого языка обеспечены личным и публичным общением членов общности, или общинников. И Спенсер указывает на общественную потребность "в символической коммуникации, неизвестной биологии", но - только в плане отличия общественного "организма" от биологического. В онтологическом ключе, в качестве нового "надорганического" модуса и способа существования "символическую коммуникацию" Спенсер не рассматривает.
   При всём этом, общники, или общинники, или граждане, суть особи животного вида Homo и, значит, смертны. Уже в природе популяции высших животных не могут воспроизводиться простым физическим размножением. Им необходимо родительское и стайное воспитание потомства.
   С тем большей уверенностью мы утверждаем, что человеческое общество не может воспроизводиться естественным размножением; и даже естественным воспитанием, - в силу искусственности общества как совместно творимого артефакта. Согласно Герберту Спенсеру, когда мы занимаемся надорганической (социальной) эволюцией, мы имеем дело с определенной категорией фактов, которые не встречаются в органическом и тем более в неорганическом мире. Это, как говорит Спенсер, "все процессы и произведения, возникновение которых требует скоординированной деятельности, приводящей к результатам, находящимся с точки зрения своих масштабов и сложности, за пределами того, что достижимо для деятельности индивида". Общественный человек -- это не то же самое, что человек как представитель биологического вида.
   Потому, рождённое и взращенное физическое потомство людей - лишь материал для творческой работы самовоспроизведения общества. Таким образом, в сменяющих одно другое поколениях людей, воспроизводится не только генотип человека, но также сохраняется (передаётся) кибернетическая информация, необходимая для самовоспроизводства общества как самоорганизующейся системы, в узком смысле абстрактного эволюционизма Герберта Спенсера.
   Он сам констатирует это, когда пишет, что... "... к первоначальной природе индивидов и первоначальной природе общества, создаваемого этими индивидами, нужно добавить созданную обществом природу индивидов и созданную индивидами природу общества". (Spencer Н. The Principles of Sociology. T.1. Part. 1. ї 10).
   В более конкретном социальном контексте мы называем сохраняемую (= передаваемую) в поколениях информацию указанного созидания КУЛЬТУРОЙ сообщества. Герберт также несколько раз употреблял термин культура как обозначение чего-то, что создают исключительно люди, и одновременно такого, что является: "не менее естественным, чем все другие результаты эволюции" (Spencer Н. The Principles of Sociology. ?. 1. Part 1. ї 12).
   Так что созидательная деятельность людей и самоорганизация их в сложное производство на основе разделения труда, по Спенсеру, есть также закономерный (= естественный) плод Эволюции Мироздания, в широком контексте данного понятия. Нетрудно видеть, что мы имеем то же самое концептуальное расширение, по отношению к биологической эволюции, какое Гегель произвёл по отношению к Истории. Вопрос, что появилось раньше - гегельянское понятие Истории как единого мирового процесса; или спенсерово понятие Эволюции?
   В проекции на отдельную человеческую особь, или на индивидуума, как теперь говорят, феномен культуры часто обретает форму персонажа, роли, функции, положения в организации, etc. Весь этот культурный багаж, обнаруживаемый имяреком во внешности, поведении, одежде, речи, знаниях и так далее, формирует лицо имярека, открываемое в общении с другим лицом. Искусственность (= неестественность) лица, относительно естественного облика, можно проиллюстрировать словами английского короля Георга VI, заметившего, что не должен показывать эмоций на публике.
   Персональная вариация общечеловеческого генотипа, несомненно, участвует в формировании лица, и вносит свою лепту - позитивную или негативную. Но всё же, когда двое встречаются и создают элементарную ячейку общества, по Аристотелю, - брачную пару; в их выборе именно друг друга из многих других встречных главную роль играет не генотип партнёра, а несомый им "культурный код", говоря на современном околонаучном социологическом жаргоне. Кроме того, в конкуренции за партнёра, против положения сущего в Природе, участвуют также те, кого от естественной смерти спасла медицина.
   Потому мы и говорим о НЕЕСТЕСТВЕННОМ ОТБОРЕ как факторе эволюции человечества, ради контраста с "естественным отбором" Чарльза Дарвина.
  
   Легко заметить при этом, что выбираемое имяреком в партнёры ЛИЦО несводимо к общественной роли или функции. Соответственно, и Культура не исчерпывается кибернетической информацией общества как машины, собранной из функциональных частей. Об этом свидетельствовало сформированное самими эволюционистами понятие "пережитков", или же таких элементов культуры, которые сейчас не выполняют никакой функции.
   Наличие пережитков не уничтожало искусственности общества как утилитарной организации, но способно было поставить вопрос о культурном типе, аналогичном генотипу в Природе по его роли в воспроизведении общества, состоящего из связанных общением брачных пар как его элементов.
   В частности, ввиду заведомо ложной интерпретации Тейлором "пережитков" как "следов прошлого". Он пишет:
   "Пережитки - это те обряды, обычаи, воззрения и пр., которые, будучи в силу привычки перенесены из одной стадии культуры, которой они были свойственны, в другую, более позднюю, остаются живым свидетельством или памятником прошлого".
   Ясно, что эпитет "живые", употреблённый им, расходится с "привычкой", и, тем более, - с "памятниками". Пережитки - не памятники, и не наслаивающиеся друг на друга остатки как свидетельства прошлого, подобные геологическим породам; они суть действующие компоненты современной литургии, или культа - от которого, собственно, и происходит слово "культура".
   Наличие пережитков позволяет нам, таким образом, увидеть искусственность общества не только как организованного производства артефактов (и самоё себя как артефакта), но и как Литургии, - которая так же неестественна, и, к тому же, бесцельна; то есть, самоцельна и самоценна.
   Литургия тем и любопытна, что в ней практически отсутствует утилитарная функциональная различённость и дополнительность, и соответствующая структурированная связность (взаимоприлаженность) действий, вместе с кибернетической коммуникацией, управляющей этими действиями. В литургии функционально-ролевая разность участников совместного производства продукта сглаживается, и возвращается равенство - но уже не особей, а лиц, сущих в актуальной общности Культа.
   Если мы примем в рассмотрение неутилитарную нефункциональную ("пережиточную"!) коммуникацию лиц в литургии, то получим "надорганическое" связное целое, которого так не хватало Герберту для его концепции "общества". Нехватка общности, становящейся в прямом вербальном (символическом) общении индивидуумов, привела к тому, что Герберт, будучи органицистом, одновременно категорически утверждал, будто "общество является лишь обобщающим названием для определенного числа индивидов" (Spencer H. The Principles of Sociology. T. I. Part 3. Par. 212).
   "Это соединение органицизма с социологическим номинализмом было - по замечанию Ежи Шацкого, - одной из самых больших трудностей его социологической системы".
   То есть диалектика общества как целого и свободного индивидуума, являющегося целью мира и самого себя, оказалась Спенсеру не по зубам. А между тем, именно в литургии данное противоречие находит разрешение. И сама литургия институционально существует как знание и модельная пропедевтическая практика его решения.
   Что мы имеем в виду? То, что в литургии целость индивидуализируется и общность персонализуется (= олицетворяется): в имяреке воплощается Род, или Герой, или Бог. В каковом Преображении исчезает противоречие между целым и частным, общим и единоличным.
   К чести Герберта Спенсера, надо сказать, что обрядовые (ceremonial) институты он считает самой сильной формой регуляции межчеловеческих отношений (4-я часть "The Principles of Sociology").
   Роль культурного типа как решающего фактора выбора партнёра и сближения ним, с образованием устойчивой пары, позволяет элиминировать из личных отношений пары воспроизводство генотипа, сделав тем самым, отбор полностью неестественным, с выделением такого надприродного явления, как Дружба. И обогащает "элементную базу" общества (в атомарной теоретической парадигме) дружескими парами.
   "Свой взгляд на факторы социальной эволюции Спенсер подробно изложил в самом начале The Principles of Sociology, разделяя эти факторы на два вида: первичные и вторичные. К первым он причислял, с одной стороны, такие "внешние" факторы, как климат, почву, флору и фауну, а с другой стороны, такие "внутренние" факторы, как физические черты индивидов, их умственные способности, характер и тому подобное", - пишет Ежи Шацкий.
   Очевидно, что даже при всём нашем желании, если подходить к делу честно, обозначенный нами "культурный тип", выстраивающий событие выбора партнёра, не удаётся включить в число "вторичных факторов эволюции", предусмотренных Гербертом.
   Есть все основания подозревать, что моделью "эволюции" ему послужило не историческое развитие, а ПОЧКОВАНИЕ уже сформированного общества путём основания колоний на новых землях.
   И вот, если мы спросим себя, какое общество получится в результате колонизации (?), тогда наш ответ будет во многом определяться факторами, перечисленными Спенсером в качестве факторов эволюции. Но суть ли они таковы вообще?!
   Создаётся впечатление, что Герберт механически переносит классические причины различий между известными обществами на новую умозрительную сцену общественного развития, превращая эти объясняющие "причины" в якобы "факторы" эволюции.
   Между тем, формируя понятие "надорганической эволюции", соотносимой с человеческим обществом, Герберт мог бы спросить себя: а что, собственно, эволюционирует в людях, после завершения "органической эволюции", в условиях стабильного человеческого генотипа? Что это за "надорганическое" тело?
   Теперь мы можем обозначить его как ИНФОРМАЦИОННОЕ тело мира: не как склад информации или базу данных, а как непрерывный информационный обмен всех людей со всеми и одного человека с другим.
   Нельзя сказать, будто тело это является целиком нематериальным: нет, оно обладает физикой; в классическом смысле, как производство сигналов движением физических тел, и в квантовом, как эквивалентность информации и энергии (или энтропии).
   Именно это "информационное тело" - на наш взгляд - и подвергается эволюционным изменениям в ходе Истории. Оно же является источником организационных изменений, на которых сосредоточил своё внимание Спенсер. В конечном итоге, организация - это тоже информация.
   Что же касается натуралистического догмата "эволюции" как приспособления (адаптации) к изменяющейся среде обитания - в том числе и к изменяющемуся себе самому - то его валидность нельзя исключить полностью, однако нужно сильно ограничить.
   Спенсер прокламирует названный догмат в следующей фразе:
   "Существующие влияния среды, неорганические и органические, которые вначале почти неизменны, подвергаются все более существенным изменениям под воздействием развивающегося общества" (Spenser Н. The Principles of Sociology. ?. 1. Part 1. ї 13, а также ї 12,14-48). Одним словом - меняя мир вокруг мы изменяем себя! Кто спорит? Весь фокус в том, что мы вкладываем в понятие "изменения".
   Такой выдающийся эволюционист, как Льюис Генри Морган, ограничил описанный механизм только развитием техники, а развитие социальных институтов представлял себе как постепенное возникновение из идей, данных еще в предыстории человечества. Он прямо утверждал, что "из небольшого числа зародышей мысли, возникших в ранние века, развились все основные учреждения человечества Эволюцию этих зародышей мысли вела за собой естественная логика, составляющая существенный атрибут мозга" (Морган Л. Г. Древнее общество. С. 37).
   Здесь на память невольно приходят "семенные логосы" античных стоиков. Таким образом, в части механизмов развития эволюционизм XIX столетия не являл никакого единства. Этим фактом объясняется и наша ирония, светящаяся в предложенном нами понятии "искусственного отбора" как фактора эволюции. Во всяком случае, она вполне созвучна современному "кризису натуралистической социологии".
   Изначальная причина концептуальной дезинтеграции - пророческий настрой эволюционистов. Они предвидели и предсказывали будущее Новой Европы, а с нею и всего Мира. Эволюционная теория не была по-настоящему таковой: она должна была работать не на учёное сообщество, а на публику: придавать политическим вдохновенным пророчествам наукообразный вид.
   Оттого эволюционистов - замечает Шацкий - "значительно больше интересовало направление эволюции, чем тем, что приводит общество в движение и определяет динамику перемен". "Они скорее задавались вопросом "как?", нежели "почему?" всё меняется".
   Тем не менее, "проблему факторов социальной эволюции нельзя было - по словам Шацкого, - полностью обойти, поскольку она был связана с двумя существенными для всех эволюционистов вопросами: (а) как объяснить глубокое сходство между обществами, взаимное влияние которых исключено или же маловероятно? (б) как объяснить огромные различия в темпах эволюции разных обществ и культур, а также встречающиеся все же отклонения от общей модели, поскольку как аксиома было принято положение о единстве человеческого рода и универсальном характере законов, управляющих его развитием?".
   Мы не знаем учёного ответа на поставленные вопросы. Но мы доверяем Откровению, доносящему до нас не стоические "логосы", а настоящее Слово Божье. Из которого узнаём, что человеческая цивилизация - вопреки мнению Моргана, - не является последней стадией Эволюции Жизни на Земле; что точно так же, как животные виды были созданы ради того, чтобы среди них явился вид Человека Разумного, царства человеческие и народы их населяющие были созданы для того, чтобы среди них явился Народ Божий, населяющий Град Божий на Холме; и чтобы в этом избранном народе сеялось бы Семя Божие, и рождались бы Боги, Сыны Отца Небесного.
   Такова Цель Эволюции, свидетелями и участниками которой мы являемся как представители рода человеческого: рода живых существ, назначенных к истреблению с лица Земли - да уступят место новому Роду Богов вечных.
   Священное Писание говорит об ИЗБРАНИИ Творцом Народа и Матери Сыну Своему в человеках. В согласии со Словом мы можем к естественному и неестественному отборам как факторам Эволюции добавить Отбор СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЙ!
  
   НЕОБХОДИМО ЛИ СУЩЕСТВУЕТ КАМЕНЬ ВНЕ МОЕГО УМА, МЫСЛЯЩЕГО КАМЕНЬ?
  
   Онтологический скепсис относительно реальности вещей сущих вне ума часто аргументирует таким образом, что бытие в уме представления о камне не зависит от бытия реального камня, - имеет собственный онтологический статус. То есть, если с лика земли вдруг исчезнут все реальные камни, как если бы их никогда не было, наше представление о камне нисколько не умалится в своей реальности. Так, Ансельм Кентерберийский говорит: относительно всякого, чего когда-либо, где-либо не было, можно представить себе, что его вообще никогда не было.... Однако, это ошибка. Корректно можно представить себе камень отсутствующим здесь и теперь, в поле моего восприятия, но некорректно представлять его не бывшим вовсе нигде и никогда. Ибо в этом случае, оттуда в моём уме взялась идея камня? Можно представить себе, что все камни исчезли с лица земли, не поколебав моей идеи камня, но нельзя представить, что никогда не было на земле камней. Иначе придётся измыслить врождённые идеи, сущие в уме до всякого опыта, или придумать, что Бог вкладывает в ум идеи камней одновременно с размещением камней на земле. К этому почти неизбежно приходят онтологические скептики, - те же Декарт и Лейбниц.
  
   НЕКРЕЩЕННЫЕ МЛАДЕНЦЫ
  
   Папа Бенедикт XVI намеревается отказаться от понятия Лимба как судьбы детей, умерших без крещения.
  
   Всем прекрасно известно, что крещение младенцев есть позднее нововведение церкви. Первоначальная церковь крестила только взрослых - этот обряд знаменовал духовное рождение, которое возможно только во взрослости (тридцать лет, по преданию). Отсюда крещение во младенчестве не может считаться критически важным в жизни человека. Гораздо большее значение имеет сознательное принятие креста в взрослости.
   Кроме того, Сын Божий во младенчестве не умрет, это невозможно, просто святотатство даже думать об этом - это неверие. Умирают отпрыски Гомо Сапиенса, дети Земли. О них Писание ничего не говорит. Оно - о Сыне Человеческом, с заглавных букв, а не с прописных. Поэтому нечего беспокоиться вообще о прочих, подверженных круговороту Природному.
   Младенец Божий обязательно доживет до Рождения, и тогда выбор у Него - родиться, или не родиться. Если откажется от рождения, то сбережет земное в себе, но умрет для неба; если же родится, то земную душу смерти предаст, и будет жить в Небе на земле до дня Жертвоприношения.
   Путаница возникает от смешения ритуальных образов и знаков истины с самой Истиной. Знаки и Символы веры имеют силу, но только весьма слабую. В этих слабых витальных полях и работают священнодействия церкви. Поэтому нельзя сказать, что они витально и сакрально пустые, но они - лишь тень Истины, и с делами Бога Живого не сравнятся. Поэтому первосвященник не должен претендовать на наместничество Бога на земле. Но - лишь на тень Его.
  
   НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ С ФИЛОСОФАМИ
  
   Всем известны слова из песни группы "МАШИНА ВРЕМЕНИ": не будем прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас...
   Но мало кто знает, что автором этих слов является французский философ феноменолог последователь Гуссерля и ученик Хайдеггера Морис Мерло Понти. Он написал в своё время:
   "Мир, поскольку он включает в себя живых существ - уже не материя, чьи части точно прилажены друг к другу; мир расступается, прогибается в тех местах, где проявляет себя поведение".
   Эта цитата как нельзя лучше характеризует русский рок семидесятых - он был тесно сплетён с молодой интеллигенцией, ищущей личного пути с помощью современной ей философии экзистенциализма.
  
   Большинство интересовавшихся философией несомненно слышали о Кантовских "априори" разума. Но мало кто знает об "аффективных априори", предложенных французским феноменологом Микелем Дюфреном. Развивая далее феноменологию Гуссерля, Дюфрен ввёл в поле феноменологической интроспекции также и человеческое тело созерцателя. Обусловленные его устойчивой конституцией феномены сознания он и назвал аффективными априори, поскольку тело делает вклад именно в аффективную сферу.
   Примечательно высказывание ещё одного французского феноменолога, Поля Рикёра о символе:
   "Символическое есть сфера выражения нелингвистической реальности".
  
   НЕХВАТКА ДУШИ
  
   Древние египтяне различали в человеке три души. Древние евреи различали две души, и полагали, что только евреи обладают второй душой, тогда как язычники имеют только одну душу. Эти факты указывают на то, что люди могут испытывать нехватку души. Люди без души могут производить шокирующее впечатление на ближних, имеющих души,- когда обнаруживают полную бесчувственность, жестокость и отсутствие морального сознания.
   Всегда есть люди без души. Но в иные эпохи их относительно больше. Их преобладание в публичной сфере воспринимается имеющими души, как нравственная и культурная деградация общества. Рождает апокалипсические настроения.
  
   НРАВСТВЕННОСТЬ ИЛИ ВЕРА
  
   В Новое Время после Реформации европейское общество явило признаки обмирщения, хорошо описанные Мишелем Фуко. Именно, на место ортодоксального благочестия, оказавшегося теперь не в почете, буржуазия выдвинула нравственность.
   Спрашивается, имеет ли, как принято говорить, "объективные основания" в христианской религии наблюдаемое по сей день в Европе обмирщение христианства в нравственном ключе?
   Для ответа обратимся к ритуалам ортодоксальной церкви - тем самым ритуалам, которые подверглись элиминации вместе с храмами и священниками.
   Заходя в храм, что мы видим? - Что он представляет Мироздание, Космос, видимую и невидимую Вселенную, а также историю человечества внутри этой Вселенной. Внутри мы видим священников, одетых в особые символические одеяния. Это жрецы, посредники между людьми и Космосом. Привязка служб, праздников и ритуалов, совершаемых жрецами, к календарным и суточным ритмам подчеркивает связь этих деяний с регулярным движением Космоса, с общим порядком Вселенной.
   Службы совершаются в центре Земли, устремленном к центру Вселенной; то есть вокруг и на вершине Мировой Горы. В христианском храме это гора Синай, совмещенная с Масличной горой. На вершине - алтарь, место принесения даров (жертвы) Богу, в наибольшей пространственной близости к Нему. В русском языке сохранилось первоначальное значение слова "жертва": это - жратва, или еда. Так что исходно жертвоприношение есть кормление богов. Жрецы или священники, приносящие еду богам, подвергаются опасности близости к богу. Их особый статус, особая одежда и ограничения, накладываемые на них в быту, являются мерами предосторожности от попаляющей силы взора божьего.
   Таким образом, верующий ортодоксальной церкви живет внутри Космоса: звезд, планет, времен года, времени суток. Также он живет в Истории - что особенно важно в христианстве, исповедующем воплощение Бога в исторической личности, - и занят постоянным поминанием исторических событий, культурно восходящим к поминанию предков в начальных племенных религиях. Не стоит забывать (sic!), что центральным обрядом христианской церкви является поминальная трапеза, восходящая к исторической прощальной Вечере Учителя. Сам основатель церкви Иисус из Назарета определил обряд причастия как поминальный, когда сказал апостолам, раздавая преломленный хлеб, "сие творите в мое воспоминание". И, если купольная архитектура храма изображает физический космос, то изображения на стенах храма составляют вкупе иконическую историографию, повествующую о человечестве как носителе истории, имеющей устремление, линейный вектор, - в отличие от цикличности космоса.
   Это различие между бытием вселенной и бытом человечества хорошо иллюстрирует известная картина, на которой показан святой, выглядывающий за небесный свод в божественные эмпиреи.
   С включением истории в символику храма, Вселенская Гора приобретает измерение восхождения людей к Богу в смысле исторического прогресса - в дополнение к прямому физическому восхождению вверх к небу, как обители Бога. Таким образом, купольный христианский Храм изображает не статично-циклическую, однажды сотворенную Вселенную с ее круговым временем, равным вечности, но впускает в себя кумулятивное время, имеющее начало и конец - в течение которого происходит некое накопление или продвижение к конечному Событию. Это время есть Век, или Эон - единство Истории и Космоса. Историческое восхождение к венцу Эона - если понимать его как моральное совершенствование, - открывает церковные двери для нравственности.
   Однако, купольные храмы появились в христианстве достаточно поздно - после того, как оно стало государственной религией. Государство как человеческий космос, встроенный в космос физический, должно было привнести в служение образ Вселенной. До тех пор церковь не была храмом, а было собственно церковью, или экклесией, то есть СОБРАНИЕМ. В этом качестве христианская церковь восходила к жидовскому собранию, или синагоге. Соответственно, дом собраний строился как дом, под домовой кровлей, а не под куполом, изображающим небесный свод. Потому что собрание принадлежало социуму, общине, а не физической Вселенной.
   Но правы ли были апостолы и их последователи, не строя куполов и, таким образом, сводя Священную Историю к истории еврейской? Может быть, они просто не увидели вселенскости в жизненном пути Иисуса Христа? Вселенскости, представленной судом Пилата, которому вручили Иисуса священники иудейские? Почему они не судили его сами? Они отдали его империи. А что такое империя, как не распространение царства на всю вселенную? Отдав Иисуса Назорея суду империи, они признали его вселенскость. Не случайно, позднее церковь стала называться кафолической, то есть вселенской.
   И это плавно переводит нас к протестантскому изводу христианства. Протестантская церковь изгнала из своего самоназвания эпитет кафолическая. Она отказалась от вселенскости. Тем самым протестанты вернулись к первоначальному состоянию церкви, как иудейской секты. Отсюда справедливо называние протестантов "жидовствующими" христианами.
   Как и евреи, протестанты ходят не в храм, а в Собрание. В собрании имеют общение, в том числе и совместное вспоминание истории Собрания, которое является преемственным - восходит к собранию общины Иакова, брата Господня. Из ритуалов в собрании присутствует лишь общая молитва, совмещенная с совместным припоминанием или поминанием. Потому что характер этого собрания изначально иной: это не символическое участие в движении Космоса, а чисто мирское собрание общины в порядке самоуправления. То есть, это гражданское собрание. У протестантов нет также священника, или жреца. Вместо него - пастор, или пастух. Он печется об овцах стада своего. Однако, попечение это сильно уплощено. Овцы не живут в Космосе: они пасутся на социальном поле.
   Что это значит в порядке религии?
   Первое. Протестант, как горожанин полностью отгородился от селянина: живет уже не в Космосе с его календарным и суточным ритмом, но - в миру, или гражданской общине. Его волнуют не природные циклы, а жизнь общины. Космическое могущество Творца, остановившего бег солнца, осушившего Чермное море, и наславшего серный дождь на Содом и Гоморру, его тоже не волнует.
   Второе. Протестант считает себя святым, поэтому не почитает святых Церкви и, следовательно, не причащается к чудесам, явленным Богом в житиях святых.
   Третье. Отсутствие храма и храмового ритуала свидетельствует о том, что отношения с Богом из публичных превратились в интимные, - наподобие тех, что имел Сократ со своим Гением, или Иисус Назарянин со своим Отцом. Так что моление происходит, так сказать, в "храме души" верного.
   Спрашивается, не положил ли сам Христос Иисус начало указанной трансформации Храма в Собрание, когда провозгласил разрушение иерусалимского храма и воздвижение нового храма в три дня, - разумея под храмом свою воскресшую душу?
   Так или иначе, но в результате протестантской ревизии феномен религии сужается до отношений внутри общины верных и отношений с неверными. Поле манифестаций Бога теперь не космическое, но социальное. Кажется, что именно на этом поле являет Отца Иисус Назарянин во время странствий, описанных в Евангелиях, - особенно если исключить чудеса.
   Современный габитус настолько пронизан обмирщенным (в моральном ключе) христианством, что нравоучительное прочтение Писания кажется чуть ли не само собой разумеющимся. Однако, правильно ли оно?
   Религия говорит нам, что стержнем космической драмы и человеческой истории является противостояние Бога и Противника, сиречь Сатаны. Нравственное прочтение этой драмы дает понимание ее как борьбы Добра со Злом. В историческом хождении Сына Божьего противником Его выступил сын Учителя, Иуда из Кариоты. По логике нравственного истолкования он должен был бы в хождении с Иисусом явить собой очевидное моральное зло: то есть, совершать аморальные поступки. Однако, видим, что Иуда всегда выступает на стороне нравственного добра: заботится о бедных, о моральном облике учителя; ему доверена общинная касса, как безупречно честному и бескорыстному, и т.д. Напротив, Иисус, на фоне Иуды, выглядит аморальным. Любит женщин, которыми всегда окружен; любит роскошь, негу, почет приходящих и раболепие учеников; небрежет бедными, которых, по его выражению "всегда имеем с собой"; недоволен докучающими ему больными и увечными, от которых то и дело сбегает в уединение пустыни. Получается, Иисус из Назарета выступает как моральное зло, а Иуда из Кариоты, как моральное добро.
   Но как же! - возразят мне религиозные моралисты, - ведь Иуда предал Христа за тридцать сребреников! Разве это не высшая степень аморализма?! Прямо сказано в Писании - вошел в него Сатана..... Это значит, что Сатана, или Дьявол есть олицетворение морального зла.
   Кто-то хотел, чтобы мы так думали.... Скорее всего, как раз Противник и хотел этого. Во всяком случае, так поняли дело некоторые из апостолов. Но не все.
   Что касается меня, то я не верю этой истории предательства ни на одну секунду. Слишком она примитивна: похожа на политическую пропаганду. Этакое моральное клише. Такие трактовки принято пренебрежительно называть "объясниловкой" для предвзятых участников событий.
   Поставьте себя на место Иуды. И что? Ну, разумеется: я бы никогда не предал учителя! Разве я такой? Я намного лучше его! При этом забываете, что Иуда - любимый ученик Христа Иисуса, живого Бога. А вы кто? Как вы можете быть лучше? Добавьте сюда еще, что вы лучше Пилата, лучше Каиафы, и т.п.. Как будто вам доводилось служить в должности прокуратора Иудеи... Это самообольщение, и не более того. Как раз, пребывая в таком самообольщении, и можно легко принять за чистую монету историю предательства Иуды.
   Вы можете мне не верить, но я знаю другую историю. Иуда был абсолютно честен и совершенно морален. И если бы ему предложили за деньги выдать отца, сиречь учителя, он бы с пламенным негодованием отверг такое предложение. Агенты Первосвященника прекрасно это знали, - поверьте, они разбирались в людях, - и потому действовали гораздо более хитро. Использовали как раз положительные черты Иуды, его высокую моральность. Прикинулись сторонниками религиозного обновления, слышавшими об Учителе и желающими непременно с ним повидаться. И в подтверждение своих намерений выказали щедрость - пожертвовали общине учителя Иисуса Назорея крупную сумму серебром. Это был решающий аргумент. Иуда поверил им безусловно. Ничего не подозревая, Иуда привел их к учителю. Его приветственный поцелуй был совершенно искренним. Никто ничего не заподозрил, и только Учитель произнес вполголоса непонятные слова: "Поцелуем ли предаешь меня, Иуда?"
  
   Заметьте, Он не утверждал, Он спросил. То есть, хотел выяснить для себя облик и состояние сына своего Иуды в этот момент, желая, одновременно, пробудить в Иуде понимающую рефлексию его действий. Иисус в этой ситуации оставался, тем самым, в роли учителя.
   Разумеется, Христос Иисус все понимал и предвидел. Ведь именно Он видел вошедшего в Иуду беса во время трапезы. А кто же еще? Если бы видел, скажем, Петр, то поднял бы шум.... Иисус же промолчал. Он отпустил Иуду. Поскольку коллективная трапеза закончилась, он сказал ему: теперь свободен, можешь идти по делам. Дел же у Иуды всегда было много, ведь именно он заведовал снабжением. И теперь он пошел исполнить обещанное щедрым жертвователям...., устроить им встречу с учителем.
   Последующее поведение Иуды не обличает сознания исполненного замысла, но обнаруживает себе-вменяемость, или сознание вины.
   Когда Иуда понял, что его цинично обманули, он отнес деньги даятелям и бросил их оземь. Затем покончил с собой. То есть, судил себя моральным судом и присудил к смертной казни.
   Эта развязка совсем не вяжется с обликом хитрого корыстного предателя. История последнего заканчивается иначе. Согласно второй версии, Иуда использовал ренегатские сребреники для покупки поля, и зажил в свое удовольствие в качестве помещика.
  
   Ясно, что такое продолжение совершенно несоединимо с позицией сына учителя. Невозможно представить себе, чтобы молодой человек оставил родной дом, стал последователем учителя мудрости, ходил с ним до конца, только ради того, чтобы купить поле. Согласитесь, это нелепо.
   Итак, если мы верим, что в критический момент в Иуду вошел бес, то должны признать, что социальным феноменом Противника вовсе не обязательно является моральный злодей, поскольку Иуда был движим добром, и не вышел за рамки нравственного добра. Более того, он жестоко осудил себя за невольно совершенное зло. Следовательно, феномен обесовления не совпадает с феноменом морали. Невозможно распознать Сатану, исходя из нравственности. Дьявол может выглядеть морально привлекательным.
   Каким может быть догматический вывод из приведенных рассуждений? Вывод однозначен - добро не спасает. Иуда был добр и погубил свою душу.
   Неспособные вместить эту правду в себя постарались изобразить Иуду злодеем.... Думается, это поспособствовало обмирщению веры путем сведения ее к нравственности. Позитивная буружуазная эпоха захотела позитивных результатов и от веры..., - не спасения души, но успехов в делах и общинного мира.
   На этой почве нравственность может неожиданно выдвинуться, заместить собой богоявление и создать псевдорелигию Добра, в чем подозреваем, например, русского философа Соловьева и, кажется, небезосновательно. Вместо Отца находим у него "Совершенное Добро", вместо веры - йогу самосовершенствования. Выше мы уже привели Соловьевскую формулу нового йогического служения. Приводим ее еще раз:
   "Наша жизнь получает нравственный смысл и достоинство, когда между нею и совершенным Добром установляется совершенствующаяся связь".
   Эти слова отсылают нас к известному трактату Бенедикта Спинозы "Об усовершенствовании разума". Это усовершенствование, по мнению Спинозы, необходимо разуму, чтобы среди множества относительных благ выбрать настоящее абсолютное благо, которое будет приносить непреходящую радость.
   Фактически, это Эпикуреизм. Соловьев перелагает мысль Спинозы в этическом ключе: Благо заменяет на Добро. Но главное остается неизменным - упование на разум, в отсутствии общества в лицах ближних и дальних.
   Разумный выбор подлинного блага рисует нам одинокого грабителя супермаркета, который может унести только одну вещь, и вынужден поэтому мучительно выбирать среди обилия товаров. Как сделать этот выбор? Соловьев предлагает обратиться в эмпиреи, т.е. к самой Идее Товара.
  
   Вообще, этический выбор как акт разума, идеально подходит буржуазной рациональности быта. Политически, отдача морали на суд разума была во времена Канта вопросом свободы, или нравственной возможности буржуазного либерализма.
   Позитивный позыв поисков Соловьева состоит в преодолении исторической относительности морального "добра-зла", - когда добром почитается моральное, а злом - аморальное. В частности, в классическую буржуазную эпоху с ее культом рациональности, злом почиталось неразумное поведение. Так что безумие стало приравненным к уголовному преступлению, и безумцев помещали в тюрьмы наравне и вместе с уголовниками (см. Мишель Фуко, "История безумия в классическую эпоху"). Способом преодоления этой относительности добра-зла Владимир полагает прибегание к Добру. Но, что это значит? Подражание Христу? Не будет ли такое подражание просто кривлянием? Ведь главное в личности Христа - его общение с Отцом? Как можно этому подражать?
   Следует признать, что в дидактике церкви существует противоречие между подражанием (человек как образ Божий) и усыновлением. Усыновление - экзистенциальная задача, а подражание - практика управления посредством образца....
   В заключение подойдем к вопросу со стороны "веры" как понятия, и сопоставим его с понятием нравственности. У слова ВЕРА множество значений; с нравственностью можем сопоставлять лишь те значения, которые относятся к поведению, как объекту нравственности. Важнейшим поведенческим значением слова ВЕРА является ВЕРНОСТЬ (Fides, лат.). Верность в любви, дружбе, союзе и договоре безусловно принадлежит нравственности. Возможно, эта верность угодна Богу. Однако ВЕРНОСТЬ как ВЕРА есть верность не в отношениях с ближним или царём земным, но верность Завету, или Договору с Богом. Так было в ветхие времена.
   В новозаветном эоне Бог уже не выступает стороной договора. Он выступает как Отец своего Сына, обитающего с нами и посреди нас, плотских человеков. Отец все передал Сыну, который есть рожденный от земной матери плотский человек, - такой же, как мы. Бог-Отец отныне ждет от нас не исполнения прежних заветов, а любви к своему Сыну. И теперь верность, или вера есть ВЕРНОСТЬ В ЛЮБВИ К СЫНУ. Последняя предполагает пребывание рядом и любовное общение с Ним. Когда Иисус ходил среди нас, эту любовь окружающие могли видеть в лице Марии Магдалины, например.
   Поэтому, в отличие от ветхозаветной морали, единой для мира и религии, в христианской вере нет верности завету, сиречь договору, поскольку нет уже никакого договора: есть личное присутствие Сына Отца небесного. Значит, нет и прежнего слияния нравственности и веры в плане верности договору.
   Поэтому неправы иудействующие христиане, поднимающие на щит Ветхий Завет, - хотя уже в первые века христианства Тору понимали не как договор, а как историю, продолженную в Евангелии, или толковали аллегорически.
   И хотя ради исторического соединения с Ветхим Заветом христианская вера и называется Заветом Новым, на деле наша вера - это не завет. В христианстве нет альтернативы любви к Иисусу.
   И тогда вновь встает вопрос о якобы предательстве Иуды из Кариоты. Что он предал? Или кого он предал? Если предал, то только в моральном плане (предал учителя); в плане же веры существует только один вопрос: любил ли Иуда Иисуса как Сына Божия? Если любил, его предательство ничего не значит. Он спасен. Если не любил, то его предательство тоже ничего не значит, в плане веры. Ибо содержание христианской веры есть любовь к живой конкретной личности Христу Иисусу как Сыну Божию. Притом критичным является последний предикат - Сын Божий.
   Недостаточно любить Иисуса из Назарета, сына, брата, учителя.... Мать Мария любила Иисуса, отец Иосиф любил Иисуса, любили его братья и сестры, любили ученики, в том числе Иуда из Кариоты. Но прозревали ли они в нем Сына Божьего? Кто из них оказывал ему божеские почести? Далеко не все!
   Вспомним уже хрестоматийную историю сестер Лазаря, Марфы и Марии.
   Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне.
   Как видим, Марфа была озабочена аморальным поведением младшей сестры, и полагала, что Учитель должен попенять ей на то, и научить правилам морали. значит, Марфа не видела в Иисусе Бога, но считала его простым учителем закона. И это после того, как Он воскресил брата ее Лазаря! Мария же, напротив, не ждала от Иисуса никаких нарвоучений, не стремилась показать себя правильной девушкой перед ним, но пребывая в лучах божественной благодати, забыла себя, мир и всё, что в мире.
   Также Мария Магдалина оказывала Иисусу божеские почести, и Он принимал их: не ради любви к почестям, но ради научения ходящих с Ним. И как раз об Иуде нам известно, что он порицал Магдалину и даже самого Учителя за эти почести, на которые "впустую", по его мнению, аморально тратились общинные деньги, которые можно было морально потратить на помощь бедным.
   Именно в этом пункте Иуда из Кариоты обличает себя не видящим божественного достоинства Учителя, не прозревающим в Иисусе из Назарета Сына Божия. Вот чего не хватало Иуде, а вовсе не нравственности. Выше мы уже убедились, что Иуду нельзя признать аморальным. Нет, он морален, но лишен благодати узрения Бога в ближнем.
   Отсюда заключаем, что стержнем христианства является не мораль, но любовь к Иисусу Христу как Человеку и Богу, - без разделения этих двух предикатов. И вне этой любви-почитания нет никакой практики христианства как веры.
   Любовь предполагает общение. Теперь, когда Иисус удалился на Небо, вопрос общения с ним есть вопрос трансценденции лица, ибо Он - на небе, мы - на земле. Это - главное отличие от времен хождения Его по земле Иудеи.
   Трансцендирующее общение, разумеется, не равнозначно общению с человеком во плоти. В трансценденции невозможна любовь, в обычном смысле слова, какую можно было испытывать к Иисусу из Назарета. Здесь отношения с Иисусом гомологичны тем, что имел Он с Отцом своим. Мы пребываем в состоянии усыновления, и Христос Иисус, вознесенный на Небо, выступает нашим Отцом. Это предполагает диалог с Ним; такой же, какой Он имел с Отцом, когда ходил во плоти по Иудее.
  
   Так что же? - спросите вы, - нет, значит, связи нравственности и веры? Значит, вера допускает безнравственность?!
   Видимо, допускает. Но, это вовсе не означает отмену нравственности. Только входим теперь в нравственность не с черного хода рыночных прилавков, а с парадного входа семьи. Вспомните: Христос Иисус изгнал торгующих из храма. Что это означает, по-вашему? Изгнание завета - вот что это означает; а вовсе не борьбу с коррупцией, как некоторые думают.
   Основа рыночных отношений - договор (или завет, по-церковнославянски). До Христа Иисуса поведение наше определялось договором, так же, как и при купле-продаже. Бог покупал наше послушание обещанием своей помощи в наших делах и загробным воздаянием. Отсюда и нравственность наша определялась договором - но, теперь уже с обществом (миром), глава которого, Моисей заключил за нас всех Договор с Богом Саваофом.
   Иисус, в своем достоинстве Сына, отменил этот отчужденный порядок. Теперь мы - дети Богу; и мы послушаем своего Отца. Соответственно, здесь, в отношении к Отцу лежит исток нашего поведения. Теперь и в миру мы получаем нравственность не в рыночных отношениях общественного договора, но от своих отцов, которых почитаем и послушаем: они же, в свою очередь, будучи сыновьями Божьими, почитают Отца своего. Так осуществляется связь нравственности и веры в христианстве.
   Отсюда ясно непреходящее значение семьи и отцовства в нашей религии. Отсюда же вытекает непреходящая АНАФЕМА постмодернизму, разрушающему семейные устои.
  
   НРАВСТВЕННЫЙ СЕПАРАТИЗМ
  
   Габитуальный разрыв ткани народной жизни, образовавшийся в результате ускоренной насильственной европеизации России, и послуживший причиной русской катастрофы 1917 года, не изжит до сих пор, и продолжает быть политической миной, источником возможных социальных потрясений.
   Теперь, как и раньше, европейски образованные слои и группы русского общества, которые служат и работают в учреждениях, похожих на европейские, и обеспечивают бытие России в качестве симулякра современного государства, нравственно и габитуально ощущают себя отделенными от массы населения, которое "выживает", "крутится, как может", "свинячит", преступает и нарушает, то есть приспосабливается, и в этом приспособлении сильно снижает бытовые, моральные и экологические стандарты жизни; а также не имеет опыта, образования, времени и сил на ответственную гражданскую позицию, необходимую для осуществления республики современного либерального замеса.
   Нашим квазиевропейцам (мне в том числе, себя не исключаю) неприятно ощущать себя частью политической имитации, или симулякра республики; неуютно жить в малокультурной, изрядно криминализованной народной среде; унизительно иметь дело с коррумпированным государством, которое легитимно лишь формально, а на деле до сих пор наследует обладателям ханского ярлыка на княжение, и т.д. - всякий может продолжить.
   При этом, русские европейцы не связывают настоящего положения русского общества с собой, с собственной личной и гражданской незрелостью, но относят его к так называемому "агрессивно послушному или лениво послушному большинству".
   С другой стороны, это "агрессивно послушное большинство", напротив, связывает бедственное положение народа и государства с либеральным европеизированным меньшинством.
   Эти габитуально, культурно и морально отделенные друг от друга части народа вполне осознают свою отдельность и взаимно обзывают друг друга обидными прозвищами. С одной стороны, это "быдло", "рабы", "провинция", "совок", "колхоз", "хамы" и т.п.; с другой стороны, это - "гнилая интеллигенция", "интеллигения", "евреи", "пятая колонна", "зажравшиеся москвичи", "пригревшиеся" и т.п.
   Отмеченные социально-психологические явления порождают то, что я называю нравственным или моральным апартеидом. Последний частично выражается в стремлении обеспеченных граждан отгородиться от среднестатистической жизни за высокими заборами, спрятаться в своем уютном автомобиле, офисе, клубе, квартире с евроремонтом, консьержкой и сигнализацией, и т.д.
   Необеспеченные граждане, со своей стороны, стараются подобраться как можно ближе к господскому столу, с которого падают жирные крохи, или сильно расхолаживаются в части выполнения своих должностных обязанностей, спиваются, не хотят работать, ищут "халяву", локальную синекуру и т.п.
   Этот нравственный апартеид в политической жизни может приводить и приводит к нравственному сепаратизму. Лаконичнее всего этот нравственный сепаратизм выражается словами "эта страна". Произнося их, имярек обозначает себя принадлежащим иному, лучшему государству, чем "это" - в котором он теперь лишь вынужденно пребывает, нисколько себя с ним не отождествляя.
   Характерно также негодующее восклицание в адрес народа, от которого имярек себя отделяет:
   "Что это за народ, который голосует за...!"
   Некоторые из прозорливых участников новых митингов, такие как режиссер Константин Богомолов, прямо называют движение белых ленточек "нравственным протестом против хама".
   Какой же выход находит недовольный из этого неустойчивого состояния брезгливого отчуждения?
   Европеизированный россиянин, либо эмигрирует в страну, в которой его ментальность осуществлена лучше, чем в России, по его мнению; либо вольно или невольно стремится к разрушению России, и выделению из нее чего-то вроде благополучной благоустроенной Словении, или Каталонии - в которой бы осуществилась его европеизированная ментальность.
   В этом своем, осознанном или неосознанном стремлении к выделению из России отдельной республики, в соответствии с указанным выше принципом нравственного апартеида, российский либеральный интеллигент получает поддержку со стороны тех международных политических сил, которые ставят целью разрушение России, как последней империи, как исторического пережитка.
   Эти международные круги, сформировавшиеся во время "холодной войны", делают ставку на нравственно отчужденных от массы исторически отстающего народа российских граждан, и стараются сделать их орудием достижения своих геополитических целей.
   Так историческое и политическое нетерпение части образованного слоя и нетерпимость к культурной отсталости собственного народа в очередной раз подтачивают основы русской государственности.
   В этом, между тем, проявляется и слабость самих русских европейцев: имитативный во многом характер их культуры и габитуса. Они проявляют инфантильность в своем капризе, адресованном власти, требуя сейчас и немедленно решительной либерализации, демократизации, парламентаризации..., словом, европеизации России. Но не готовы длительно самоотверженно трудиться на ниве окультуривания нашей жизни с надеждой получить плоды в последующих поколениях. Зато легко соглашаются нажиться за счет того же нищего народа, который им смердит своей отсталостью и гражданской незрелостью.
   Не будучи способными организоваться в политическую партию, - нехватка которой столь ощутима в политической жизни России, - русские "европейцы" симулируют политический процесс, когда оспаривают, например, результаты выборов. На самом деле они говорят: хотим жить в другой стране, с другим народом и другой властью. Что обнаружилось, в частности, в радостных заклинаниях, вроде того, что после митинга на Болотной мы якобы проснулись в другой стране и т.п.
   Внутренняя моральная русофобия искажает сознание части интеллигенции настолько, что в годовщину снятия блокады Ленинграда с горечью приходится выслушивать такие высказывания, как - "лучше бы сдали Ленинград немцам, и Эрмитаж бы не пострадал, ведь Лувр же не разрушили!" (автор Наталья Иванова, редактор журнала "Знамя")
   Мне кажется, что под маской активной и ответственной гражданской позиции здесь прячется "моральный сепаратизм", о котором я сказал выше. И этому сепаратизму власть никогда не угодит, потому что характер власти отражает состояние большинства населения империи, от которого наш образованный слой нравственно отделился. А вернее сказать, отделил себя, но по-настоящему являет собой ту же культурную отсталость, что и разночинная интеллигенция царской России. Доказательством служит моральный остракизм ("нерукопожатность"), которому подвергаются персоны, имеющие отличные от популярных в этой среде политические мнения. Этот остракизм есть проявление сектантства, а не либерализма. Склонность к сектантству есть как раз народная русская черта.
   Большинство из тех, о ком теперь говорю, обманывают себя, полагая, будто они конкурентоспособны, в отнесении к гражданам Европы или США. На деле, они не могут быть успешными "там", как они успешны "здесь". В развитых демократиях нет таких жирных "халявных" кусков для них. Там чаще получают по труду, а не по занимаемому месту.
   Наши "европейцы" - сами часть русского общества, и нынешнее благополучие большинства "моральных опричников" неразрывно связано с недостатками русского общества и народными пороками, из которых малая часть извлекает немалую выгоду. Критикующие "режим" социально успешны именно в этом режиме. Но этот успех имеет горький привкус бесстыдства. Естественно, стало быть, что находятся те, кто не хочет терять своего здешнего благополучия, но хотел бы избавиться от горького привкуса русского меда. По известной русской пословице.
   Боюсь, такая позиция, в итоге, контрпродуктивна. Или Я не прав?
   P.S. Симптоматичным представляется заявление полномочного представителя США в ООН Сьюзан Рай о том, что у нее "вызывает отвращение" позиция России в Совете безопасности по сирийской проблеме. То есть политическая и правовая оценка заменяется нравственной оценкой, моральным осуждением. Этим обнаруживается опасный тренд морализации политики, когда политическая ментальность подменяется сектантской. Суверенное государство клеймится как "грешник", "аморальный тип", движимый исключительно низким своекорыстием. Международное сообщество суверенных государств в этом случае понимается как секта с обязательной для всех членов моралью. Что приводит на память времена святой инквизиции, агрессивного кальвинизма и охоты на ведьм.
  
   В итоге, вместо политики получаем "борьбу с мировым злом". Это крайне опасное наследие ХХ-го столетия. Нравственное отвращение пуритан к греху, негодование на зло и несправедливость инвестируется в политическую мотивацию национальных правительств великих держав. Притом ханжескую мотивацию, прикрывающую желание доминировать, невозбранно потреблять весь остальной мир и при этом сохранять в тревожном мире обывательский комфорт. В отличие от чистого политического расчета и преследования международного правопорядка, моральная мотивация не знает границ и не уважает суверенитет, ставит себя выше закона. Моральное политическое осуждение так называемых "режимов" и "диктаторов" трансгранично и сверхсуверенно. Этот политический "беспредел" прикрывается защитой прав человека. В итоге, правозащитные группы и организации получают соблазн быть мировым правительством, и конечно, идут на этот соблазн, указывая всем правительствам, как им вести себя во внутренних делах, и подстрекая лидеров великих держав к вмешательству в дела более слабых стран. Что те и делают, руководясь при этом, конечно, не защитой прав человека, но иными интересами.
   Вся политическая жизнь ХХ-го столетия отмечена печатью подобного воинствующего сектантства - начиная со всемирной коммунистической революции, через новый арийский порядок, Нюрнбергский процесс, холодную войну, разрушение "империи зла", - до сегодняшней борьбы с "кровавыми диктаторами". Жертвами этой борьбы уже пали лидеры Югославии, Ирака, Ливии, Египта, Туниса, и др. государств. Теперь под прицелом Башар Осад, и заодно с ним - Путин. Европейский обыватель всерьез расценивает Путина как "нового Сталина". В самой России раздаются призывы к "ампутинизации России".
   Трудно не заметить в этом серьезную угрозу миру: ведь в борьбе со Злом все средства хороши! И побоку закон! Побоку демократические процедуры. Последние - лишь орудие для подчинения всего мира своему нраву (этосу).
   Здесь заметен тот же "нравственный сепаратизм", о котором мы говорили применительно к внутреннему состоянию России. Есть МЫ - честные, правильные, добрые, гуманисты: и ОНИ - нечестные, злые, античеловечные. Сказанные политические моралисты не замечают. Что на самом деле они отделяют себя от других народов. Которые в силу исторических причин не могут пока жить по европейским стандартам. Да и давно ли сама Европа стала жить по этим стандартам. И вот не терпится! Пусть скорее весь мир будет нашим домом.
   Откуда это? Создается ощущение инфантилизации мира. Все чаще, вместо голоса взрослых людей мы слышим в политике крики разбалованных детей, чего-то требующих от родителей, и бунтующих против родителей. Реальный мир перестают отличать о сцены голливудского фильма. Можно расценивать как знаковое избрание в президенты киноактера, который перенес киношные войны на реальную политику.
   Вывод из сказанного таков - двадцать первый век еще не наступил. Продолжается ХХ-й век, впадающий в детство в своем старческом маразме.
  
   НЬЮТОН КАК НОВЫЙ АДАМ
  
   Сад, яблоня, и плод плода её - раскрытие величайшей тайны мироздания: знание, соединившее небо и землю. Аналогия с Эдемом слишком откровенная: она не может быть случайной. Так что же, Исаак Ньютон - новый Адам? Такова его претензия...?!
   Историю с прогулкой в саду, во время которой на голову упало яблоко, и в тот же миг голову эту озарила Догадка, Ньютон придумал на склоне лет, когда он уже не был ученым; когда он был публичной фигурой - великим человеком, титаном Возрождения и Просвещения. Он сознавал себя таковым и последовательно создавал во мнении публики свой Образ, используя положение президента Королевского общества. Ради этого образа он не пощадил самолюбия и славы Роберта Гука и своей чести.
  
   Было ли то пустое тщеславие? Конечно же нет! Он действительно выступал как новый Адам, как пророк, и, больше того, - как спаситель, соперник Христа Иисуса. И в этой своей ипостаси Ньютон вылезал не только из рамы Просвещения, но и из рамы Возрождения, простираясь глубже - в Реформацию и Средние Века: туда, где грешное человечество переживало изгнание из Рая и страдало в ожидании Возвращения.
   Не забудем: он был протестантом. И в этом своем качестве мыслил себя отнюдь не потомком шотландского йомена, но - потомком Ноя. То есть, возводил свой род к допотопному человечеству. И значит, - к самому Адаму!
   Вполне в духе Протеста, отвергнувшего тысячелетние усилия кафолического человечества, как неправильные и не ведущие к цели возвращения в Рай.
   Мы возвращаемся в Рай по-другому! Не рабски, смиренно и покорно, но - героически, как Прометей! Заимствуя у Богов Свет и отдавая его людям! И Свет этот - свет Знания!
  
   Жалкий Адам: он просто струсил. Не понял, что запрет на вкушение плодов Древа Познания - ложный; что, с одной стороны, Творец не хочет, чтобы люди сравнялись с богами, получив Знание, а с другой, Он испытывает человека - достоин ли?
   Адам только надкусил яблоко, и тут же бросил, испугавшись: не выдержал испытания.... Если бы он съел его...!
   Нужен новый Адам, который не побоится угроз, преступит ложный запрет, и съест плод Древа Познания. И вот он, сэр Исаак Ньютон выступает в роли нового Адама, от которого пойдет новое человечество, в котором разделенные Земля и Небо вновь соединятся. В своей истории о прогулке в саду и упавшем на голову яблоке, Исаак излагает миф о новом Адаме.
  
   И в самом деле, плод обычной яблони человек через рот отправляет в желудок, ибо это - пища телесная. Но плод Яблони Познания есть Знание, и это пища духовная. Она потребляется не ртом, но - умом; орган которого, мозг располагается в голове. Поэтому новый Адам съедает" яблоко головой; и обретает Знание Творца - устройство мироздания. В момент соприкосновения яблока с головой наступило озарение.
  
   И каким же было содержание этого озарения?
   В голове Ньютона соединились воедино вес тела и его движение. Гравитация Гука и механика Галилея объединились в одной формуле. Сила, управляющая движением звезд и планет и сила, заставляющая брошенный камень упасть оземь, - одна и та же сила.
   Если бы Ньютон был человеком Нового Времени, то речь шла бы только о законах движения тел, то есть, о механике и астрономии. Если бы Ньютон был человеком Просвещения, тогда речь могла идти также об освобождении человечества от предрассудков и суеверий. Если бы он был вдобавок человеком Возрождения, тогда новое торжество разума открывало бы путь к Платоновой Республике или Городу Солнца....
   Но Исаак был человеком средневековым и ветхозаветным: для него актуальной оставалась задача обретения потерянного Рая. Поэтому озарение свое он трактовал как решение задачи возвращения человека в Эдем.
   Сила, управляющая движением звезд и планет и сила, заставляющая брошенный камень упасть оземь, - одна и та же сила. Что на небе, то и на земле. Это значит, что нет более разделения земли и неба. Человек обрел знание Бога и сравнялся с Ним. Закончилось отлучение, и сад аббатства, в котором гулял Ньютон, тут же обратился в Рай!
  
   "О"
  
   О БОГОСПАСАЕМОЙ ДУШЕ, ЭВОЛЮЦИИ И ИСТОРИИ
  
   Аристотель полагал душу животных телесной, неотделимой от витальности плоти. Вслед за Аристотелем и христиане полагали, что у животных нет души. Отсюда, быть может, в некоторых европейских языках животные - существа среднего рода.
   Животные, разумеется, имеют душу, иначе они не были бы живы. Когда говорим: у животных нет души, - речь идет о богоспасаемой душе.
   В то же время существует стойкая культурная традиция, включающая в себя метемпсихоз, согласно которой животные имеют человеческую душу, запертую в клетке животной плоти, и жаждущую вырваться на свободу, к человеческому общению: к логосу, которого она лишена.
   Этому посвящены многие произведения и легенды древности. Достаточно вспомнить Апулея с его "Золотым ослом". Откуда явилось стойкое убеждение в имении животными человеческой души?
   Не будем ссылаться на анимизм, в котором все живое имеет душу, и все звери, и деревья, и камни, и рыбы - все суть человеки. Было бы слишком прямолинейно утверждать, будто в цивилизации сохранилась память древних племенных верований.
   Ближе к нашему быту, и к правдоподобию стоит практика общения человека с одомашненными животными. У этих последних наблюдается сильная тяга к общению с человеком, и они действительно дают впечатление, что им не хватает речи. Опыты по обучению домашних животных языку показывают, что они с охотой усваивают язык и осмысленно пользуются им, если им предложить подходящую для их телесных возможностей форму и материю знаков. Более того, в общении с человеком животные обнаруживают нравственные качества, как то: любовь, преданность, заботу, нежность, коварство, обман, злопамятство и даже шутку.
   Именно домашние животные создают иллюзию человеческой души, запертой в нечеловеческом теле - как если бы все животные хотели стать человеками, но застряли где-то в становлении им. В то время как дикие животные кажутся самодостаточными, завершенными, и не нуждающимися в человеке, который им преимущественно враг.
  
   Какой вывод можем сделать из этих фактов? Свидетельствуют ли они о том, что в животных спит потенция человеческой души, которая пробуждается, как только попадает в круги человеческого существования?
   Во всяком случае, ими опровергнуто представление Аристотеля об исключительной телесности животной души. Если бы так, то знаковые коммуникации человека с животными были бы невозможны. Между тем, большинство держателей домашних животных утверждают, что те понимают речь, в части, касающейся до них.
   Поэтому следует признать телесную душу недостаточной для объяснения животной витальности. Следует учесть, что животные общаются друг с другом: участвуют в разнообразных коммуникациях. Соответственно этой страте жизни нужно признать наличие у животных второй души, живущей в общениях. Эта душа обнаруживается не жизнью тела, но - сигналами, посылаемыми другим особям, - не обязательно только внутри своего вида и популяции, но часто внутри биоценоза, в общении с представителями других видов.
   Правдоподобно, что именно эта животная душа выросла в человеках в душу богоспасаемую. В отличие от животной души, которая растет в биологической эволюции, богоспасаемая душа вырастает в истории, то есть в эволюции общества (= форм общения).
   Как только коммуникативная животная душа начала развиваться в истории: иными словами, когда человек начал развиваться не как тело, а как мир (община), тогда прекратилась биологическая эволюция человека. Его телесная душа завершилась в совершенном теле, а коммуникативная душа продолжила развитие в истории. Эта душа тесно связана с миром. Если телесная душа возрождается вместе с возрожденным телом, то богоспасаемая душа возрождается в мире и миром. Вне общества человек вырастает в "Маугли".
   Существенность речевого общения для богоспасаемой души свидетельствуется откровением совершенного человека, чья душа в сокровенном своем бытует в общении с Отцом, а в явном - в общении с ближними.
   Все сказанное позволяет нам возвести богоспасаемую душу человека к коммуникативной животной душе и этим соединить эволюцию и историю.
  
   ОБРАЗ И ЛИЦО
  
   Платоники-христиане уверяют нас: Иисус живая икона Отца; чистый образ Бога невидимого. И вот Он якобы стоит у дверей нашего мира и стучит, желая войти в феноменальные структуры нашей цивилизации, - цивилизации образов, - именно как образ, икона.
   По их заверению, каждый из нас может стать иконой Иконы, или образом Образа, отыскав в сердце своем чистый образ Христа и настойчиво созерцая его. Это бытие иконой Христа может стать смыслом существования. И когда многие из нас станут иконами Иконы Отца небесного, тогда наша цивилизация очистится от грязных образов и станет совершенной.
   Если отойти от платонизма и обратиться к опыту практической экзистенции, то, что такое жить в образе, быть образом?
   Это значит не быть лицом, то есть вообще не быть, или умереть. Умереть как раз для той жизни, которой живет Христос Иисус. Именно по причине смерти лица в образе, Иисус называл людей-образов "гробами повапленными" (гробами лакированными).
  
   "Се Человек!" - сказано о Христе. Сказано именно в сравнении с образом Человека: что он не изображает, что он подлинно есть. Если бы не так, его вывели бы к народу в маске мессии. Именно маску пытались сотворить римские легионеры в Претории, когда одевали Иисуса в багряницу и одевали на голову венец из терна. Этим они говорили Иисусу - ты лжец!
   Маска лжёт, потому что изображает человека. Мы знаем, кто есть отец лжи. Именно поэтому актеры почитались всегда за проклятых людей, и пребывали они вне общества. И только в наше время тотальной лжи, время общества-маскарада актеры стали героями, и даже в президенты Америки выбрали актера, обозначив тем самым, что все мы - актеры.
  
   Маски могут водить хоровод, сиречь участвовать в ролевых играх, которые изучают социологи, воображая, что они изучают общество. Но это не общество, это фантом.
   В образе (маске) и роли я изображаю свое существование как лица, но на деле не существую. Изображая человека, я обманываю окружающих, по видимости исполняя обращенное ко мне требование быть: то есть быть готовым, отвечать, соответствовать, слышать и поступать; ибо быть лицом значит господствовать, творить душевный космос....
   Этого как раз и нет. Маска, образ, роль подобно крышке гроба прикрывают собой тление и смерть, или душевный хаос, страсть, неуправляемую душевную спонтанность, грязные чувства и мысли, лень, безволие, остраненность, которые я скрываю от ближних под маской, или образом.
   Образ встраивается в общественный феномен, сохраняя видимую целостность бытия, и скрывает факт дыры - отсутствия личности, ее смерти, небытия. Кто наблюдает феномен, бывает обманут. Поцелуй Иуды - вот что такое феномен.
  
   Современная феноменология не случайно явилась в наше время. Она есть отказ от истины. Признание за истину феномена. Именно это Гуссерлево эпохе современные платоники хотят сделать инструментом жизни в образе Христа. Однако образ - не истина. Для Гуссерля истина -- это структура акта сознания. Но феноменология Гуссерля - это всего лишь гносеология, служанка естествознания (даже не богословия!) - как она может помочь нам в вере?
  
   Расхожий императив наших дней - быть самим собой. То есть, не быть маской, образом; не изображать из себя того, кем ты не еси. Сама распространенность этого императива отсылает нас к миру как "цивилизации образов". Лозунг: будь собой! - есть выражение протеста лица против своего несуществования в образе, и желания существовать.
   Неясно, однако, как это сделать: как стать собой? Публика и культура предлагают лишь маски на выбор, так что "стать собой" означает отыскать в обществе такую роль и такой образ, который тебе подойдет, который будет твоей иконой. Решает ли это экзистенциальную проблему? Думаю, нет: лишь предлагает псевдорешение, осуществлением которого (поиском ниши и роли) заняты многие.
   Характерно в этом ключе понимание лозунга "быть собой" у трансгендеров. Мужчина хочет стать женщиной, - как известный депутат польского парламента Анна Городецкая, например; которая хотела быть женщиной, и понимала осуществление этого желания как становление собой. Однако мужской организм не может хотеть стать женским организмом: его насильственно с помощью гормонотерапии и хирургии превращают в женский. Следовательно, дело не биологии пола; дело в уме. Уму нравится женский образ, ум выбирает его для формирования понятия о себе. Именно соблазн воплощения собой выбранного образа побуждает трансгендеров к противоестественному превращению.
   Фактически, цивилизация образов не разрешает человеку быть: свобода существования подменена свободой выбора образа, который будешь воплощать, подобно актеру на сцене.
   Изображать Христа или какого-либо героя - вот какой выбор предлагают нам христиане-платоники. Светское общество не предлагает такого выбора и соответствующей ниши, маски и роли. Тому, кто хочет жить в образе, остается одно - стать членом какой-нибудь христианской секты; или, в рамках ортодоксии, найти подходящий монастырь, где принимают такого рода перформансы - особенно, в части Public Relation.
   В христианстве образ Бытия давно найден: это Троица. Но этот образ не для созерцания и, тем более, не для симуляции. Троица, или божественная семья - Отец, Мать, Сын - есть возвещение открытой возможности воскреснуть из гроба несуществования и ЖИТЬ в Семье через усыновление.
  
   ОБЩЕНИЕ - УНИВЕРСАЛЬНЫЙ РОД БЫТИЯ
  
   Если материя это, в основном, пустота и микроскопические частицы, то, как существуют тела? Или, каким образом бытие телесно?
   Плотин, созерцая вещи, не обнаружил в них материи: всякий раз, кажущееся плотным, оказывалось пустотным соединением форм. И сколько ум Плотина не углублялся в вещь, он не находил материи. Так что за ней осталось лишь логическое существование.
   Следуя за Плотином, но имея другое ментальное зрение, мы также не нашли материи, но обнаружили не иерархию форм, а иерархию общений.
   Оказывается, что бытие своей телесностью обязано общению. Частицы и атомы соединены друг с другом обменами. Эти обмены несут информацию: связанные частицы "знают" друг о друге: их состояния взаимны. Поэтому квантовые обмены, необходимо несущие информацию, суть общения.
   Эйнштейн установил эквивалентность массы и энергии. К этому следует добавить эквивалентность энергии и информации.
   Учет сказанной эквивалентности позволяет рассматривать обменные поля, или поля связи со стороны информации как логические. Логос обменного поля есть тот "договор", который определяет тип союза, осуществляемого данным общением. Им определяются также "дары", которыми обмениваются субъекты квантовых связей.
   Распространение общения (диалога) как принципа организации человеческого космоса на физический космос позволяет создать единую картину мира как иерархию союзов и общений. При этом слово ИЕРАРХИЯ мы употребляем не как троп и не условно, но безусловно и абсолютно, устанавливая на вершине вселенской пирамиды общений любовное общение Сына божьего со своим Отцом. Любовь этого союза распространяется на все подлежащие уровни общения, создавая возможность и начало всех других союзов.
   Человеческое существование есть откровение универсального рода бытия - ОБЩЕНИЯ. Универсальность общения позволяет говорить о его фундаментальности и всюдности.
   Если по отношению к союзам физического космоса термины человеческого общения раскрывают изначальную природу этих союзов, их суть, то человеческие союзы осуществляются общением как таковом. Все существа общаются, но только человек выступает как феномен "чистого общения", не создающего пространства.
   И если в физическом космосе общение имманентно телам, то в человеческом космосе, собственно человеческое, речевое общение осуществляется на поверхности тела, представляет собой поверхность сферы телесных общений.
   Так что человеческое существование есть откровение универсального рода бытия - ОБЩЕНИЯ. Универсальность общения позволяет говорить о его фундаментальности, или основе Вселенной как Существования.
   И хотя человек эмоционален в речи и, значит, ныряет в "глубину", язык как таковой есть поверхность чувства. Отсюда и речь как осуществление языка, как logos, принадлежит поверхности. Логос бестелесен. Что это значит?
   Это значит, что логическое общение отделилось от массы. Его энергия - чистая энергия информации. Поэтому речевое общение и говорение (легейн) так низкоэнергетично: оно не взаимодействует с полем бозона Хиггса, в отличие от обменов частиц, имеющих массу. По отношению к массивному общению логос есть его формула, информационная составляющая.
   Откуда следует, что человек как logos принадлежит другой, немассивной Вселенной. Когда человек перестает быть телом, он становится чистым логосом и входит в свой дом - Рай немассивного диалога.
  
  
   ОБЩЕСТВО
  
   Общество осуществляется в нескончаемой нелокализованной Литургии как межличном обмене культурными смыслами, позволяющем и помогающем всем и каждому служить Богам. В Служении получается "пятый элемент", необходимый для жизни человеческого духа. В литургическом общении граждане говорят друг с другом в слух Богов, храня требуемую почтительность, об образах Божьих, явленных в культуре.
   Институциональная культура служит поддержанию литургии как общественной коммуникативной экзистенции.
   Литургия является почвой для Семени Божьего сеемого в человеки. Она отличает Общество от всех других форм коллективной жизни.
   Взятое в индустриальном плане, как производящее, общество, в первую голову, производит граждан. Это главное производство, которому подчинены все остальные.
   Об этом, в частности, говорит Дж. Стюарт Милль, критикующий утилитаризм Бентама. Он утверждает, что "... конечной причиной существования материальных интересов, делающей возможным объединяющие людей социальные формы бытия", есть "национальный характер".
   Гражданин есть лицо, способное полноценно участвовать в Литургии, или общем Культе.
   Общество, производящее некультурных людей, не способных к Служению, а также идиотов и правонарушителей, не отвечает образу идеального града и рассматривается как "больное", или "несовершенное".
   Воспроизводство обществом самое себя, как оно есть, со всеми имеющимися несовершенствами, есть вторая задача, в норме подчинённая первой.
   Смещение целевых приоритетов общественного творчества с первой задачи - производства совершенного гражданина; на вторую - самовоспроизводство; чревато общей духовной деградацией и разрушением.
   Смена Культа и приостановка Литургии чревата периодом тотального отрицания. Рождённые в период отрицания суть самые несчастные люди: они вырастают в монстров. Место культуры занимают произвольные фантазии личностей, утративших - вместе с Служением - смысл существования.
   Пожелание "Жить тебе в эпоху перемен!" не зря воспринимается как проклятие.
   Христианская культура не является революционно новой по отношению к античному миру: она органично вырастает из исторически предшествовавших культур Средиземноморья.
   Другое дело - варварские народы. Выводы делайте сами.
  
   ОБЩЕСТВО - ЭТО...?
  
   Учебник обществоведения сообщает:
   "Общество - это отделившаяся от Природы, но не утратившая с ней связь, часть материального мира".
   В основе приведенного высказывания тезис и антитезис, полученные из наблюдения общества. Тезис - отделенное от Природы; наблюдение того же общества под другим углом дает антитезис: связанное с Природой.
   За этим должен следовать логический (диалектический, по Гегелю) синтез, основанный на том, что общество есть феномен саморефлексии и самообладания в саморазвитии Духа, который одновременно есть и Природа, и подчиняющий природу Субъект. Или, говоря позитивно, указанное противоречие порождает развитие, в котором оно снимается. Снятие получаем в понятии экология.
   Таким образом, две противоречивых констатации - отделение от Природы, и связь с Природой - пригодны к тому, чтобы показать неизбежность и необходимость экологии в ходе развития общества.
   Однако, этот очевидный синтез не производится авторами. Вместо этого они возвращают нас к исходной точке, к наблюдению. Предлагается третий тезис, независимый от двух первых: общество - часть материального мира.
   Целое предшествует части. Поэтому, чтобы сделать вывод об обществе как о части материального мира, нужно прежде наблюдать материальный мир в целом. Это есть не проговоренная, но подразумеваемая исходная позиция, рождающая третий тезис, - наблюдатель наблюдает "материальный мир".
   Эта позиция автоматически предполагает существование "идеального мира", поскольку иначе невозможно определить понятие "материального мира".
   Невозможно подменить это взаимоотражение понятий утверждением, будто материальный мир дан нам в ощущениях. Ощущения это не мир. Лягушачья лапка тоже ощущает, но где тут мир, и что значит слово "материальный"? Логически материальный мир антоним идеального мира, и друг без друга они не существуют. Это как идти и стоять. Одно без другого не мыслимо. (Говорят, правда, что Камень или Трава стоит. Но это антоним к слову лежит, а не к слову идет. Поэтому, здесь, это другой термин.)
   Итак, у наших авторов наблюдатель наблюдает материальный мир, а идеального мира будто и вовсе нет. Куда же девался идеальный мир?
   Спросите у Оккама.
   Дело в том, что для элиминации идеального мира из рассмотрения негласно применена бритва Оккама: принцип, согласно которому идеальный мир не наблюдаем и не мыслим (мыслимые универсалии не существуют в реальности). Отсюда, наблюдать можно только материальный мир.
   После отсечения идеального мира, всякий наблюдатель наблюдает только материальный мир. Это гносеологическая истина в логике Оккама. Как отсюда перейти к природе и обществу?
   Из слов разбираемого высказывания - "часть материального мира" - следует, что наш наблюдатель делит материальный мир на части, или различает в нем отдельные части. Из множества различимых частей он выделяет две части и выявляет связи между ними, поскольку мир есть целое. Затем он надевает на глаза увеличительные стекла и ... Ба! Оказывается выделенные им части это Природа и Общество!
   Но как наблюдатель распознал их, если заранее не знал, что они такое?
   Таким образом, разбираемое высказывание говорит не об обществе, но отсылает к примитивной гносеологической модели (модели познания). Эта модель пытается отвечать на вопрос: как человек получает знание? Но никаким образом не отвечает на вопрос, что такое общество.
   Хуже того, если мы применим эту модель по назначению и попробуем понять из нее, как мы получили то знание об обществе, которое имеем, то модель потерпит полное фиаско. Мы остановимся на различении частей материального мира и не сможем их далее идентифицировать. Поскольку никаким дроблением на части и соединением частей неопределенной "материи" нельзя получить ни общества, ни природы. И, разумеется, никакого определения общества из этой модели высосать нельзя.
   Чтобы увидеть и разделить, и вновь соединить Природу и Общество, нужно наблюдать не "материальный мир", а просто МИР, человеческий мир, наш мир и себя в нем.
   Смысловое содержание разбираемого высказывания таково:
   "Наблюдаем материальный мир, видим в нем две части, идентифицируем их как природу и общество".
   Теперь прочитываем сзади наперед и получаем: "Природа и Общество суть две части материального мира".
   Таким нехитрым софистическим приемом составители учебника превращают гносеологическую модель в определение понятия "общество". Иначе как шулерством это не назовешь.
   Отсюда ясно, что мы имеем тут дело, даже не с материалистами, а с софистами, использующими софистические "мороки" для оболванивания людей в политических партийных целях.
  
   О МОЛИТВЕ
  
   Ваш покорный слуга имел удовольствие родиться в семье атеистов, где никто не учил его вере и общению с Богом, поэтому в последние времена, когда он сподобился учиться вере, приходилось ему допытываться у верующих, как они веруют, в чём это выражается? И они обыкновенно отвечали: мы молимся.  Ныне усердно молятся как правоверные, так и протестанты, и "молитва" в форме словесного обращения к невидимому, но присутствующему Богу стала основной религиозной практикой множества конфессий. У тех, кто с детства молится, не возникает вопросов по поводу молитвы, -- настолько привычна она им. Однако, не обладающие такой привычкой и не умеющие молиться, спрашивают, что такое молитва и какой в ней смысл. Несколько слов об этом предлагается ниже.

Буквально, молитва означает принесение в жертву скота. Молить скотину, значит резать её ради Бога. Как и всякое другое жертвоприношение, молитва есть способ приблизиться к Богу путём выражения преданности ему через готовность отдать своё самое ценное, если это Ему приятно. (В вульгарной религии жертва есть попытка задобрить, подкупить божество, чтобы оно благоприятствовало моим начинаниям. В продвинутой вере жертва неотделима от акта благой воли, согласной с волей Бога и сопряжённой с отказом от своей воли, направленной к своеценному, а не абсолютному благу.) Существует также понимание Служения как Кормления. так, Платон в "Тимее" говорит, что "есть только один способ служить чему бы то ни было - нужно доставлять этому надлежащее питание и подобающее ему движение...".
Молитва относится к этому ряду: она включает в себя и кормление Вышних и придание им Движения.

В историческом развитии религии жертвоприношение стало комплексным, включающим в себя множество видов жертв, с тем чтобы целостно преображать человека в культовом действе. Жертва уст и жертва хвалы, как воздержанность в речах и принесение похвал Богу, стали неотъемлемой частью жертвоприношения. Достаточно вспомнить какое значение придаёт ведическое жертвоприношение чтению гимнов и дисциплине этого чтения. И здесь важно заметить, что жертва уст, хотя и представляет собой словесное обращение к Богу не является ещё общением с Ним, но есть часть приношения человеком себя (молить ся значит приносить в жертву себя), заключающееся в таком управлении речью, которое должно быть приятно Богу; оно стоит в одном ряду с управлением дыханием, например.

Историческое выдвижение личного начала, преобладание его над коммунальным, привело к приватизации религии, то есть освобождению личной веры от культовых мест и жреческих коллегий. Этот процесс сопровождался и упрощением самого жертвоприношения. Так из комплексного обряда выделились некоторые его компоненты, так сказать транспортабельные, которые человек всегда мог иметь при себе. Это так называемая йога во всех модификациях, и её часть - жертва уст, либо в форме молчания, либо принесения похвал. В последующих "народных йогах" всё свелось к постоянному произнесению некоторых ключевых слов когда-то длинных гимнов. От этой жертвы надо отличать обращение к Богу с просьбой о помощи в трудной ситуации, так как последнее есть плод жертвы - возможность обратиться к Богу с надеждой быть услышанным, каковую надежду как раз и обеспечивает принесённая жертва. И помнить, что обращение ещё не есть общение, так как последнее - процесс обоюдный.

Прежде чем дерзать общаться с Богом и быть уверенным в Его присутствии (не в космосе вообще, а в твоей конкретной жизни), нужно приблизиться к Нему, и это приближение есть путь, который совсем нелёгок и составляет главное содержание жизни верного. Многие современные конфессии, в стремлении быть популярными, не затрудняют человека долгим узким путём, а чтобы избежать затруднения начальной удалённости человека от Бога, обусловленной первородным грехом они не человека приближают к Богу, но Бога приближают к человеку, причём делают это, разумеется не реально, так как не имеют власти над Богом, но - богословски измышляя о Боге.
 
Однако, имитация и декларация близости к Богу отнюдь не заменяют самой близости, которую нужно заслужить, завоевать; и молитва здесь - одно из средств.
Кардинальное средство - жертва. Но жертва уст, называемая в обиходе молитвой, есть наименьшая из жертв.
  
   ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ КОННОТАЦИИ ЕВАНГЕЛИЯ
  
   Вспомним и перечислим для себя вкратце онтологические предложения евангельской истории:
   Имя Бога - "Есмь", или "Сущий Я". Иисус Христос истинно сущий как Имя Бога.
   Оспаривание божественности Христа Иисуса, читаемое в контексте оспаривания существования живого Бога в полноте Бытия (а не только в уме или фантомной призрачности священнодействий, священных предметов и мест).
   Суд, предметом спора в котором явился вопрос, настоящий ли Мессия Иисус из Назарета или ложный. Иными словами, есть Мессия или нет Его.
   Манифестация воинами претория именно этого содержания процесса, когда нарядили Иисуса в багряницу, увенчали венцом, и просили: прореки, укажи истину.
   Вопрос судьи, обращенный к подсудимому: ты ли царь иудейский?
   Свидетельство Иисуса о себе как об Истине в событийном контексте, в котором утверждение "Я существую = Есмь" означало называние себя Богом.
   Вопрос судьи (Пилата) об истине, обращенный к Иисусу.
   Насмешливые предложения хулителей Иисусу сойти с креста, если он сын Божий.
   Наконец, латинское слово sons, sontis - именная форма исконного индоевропейского глагола es (иметь существование, принадлежать действительности) - является юридическим термином, применяемым к сущему, к тому, кто есть действительно (совершивший преступление), и означает "виновный, достойный наказания"... Это слово отсылает нас к суду как процедуре установления действительности существования кого-то, или истины существования...(*)
   Все сказанное в совокупности позволяет нам утверждать, что в онтологическом смысле суд над Иисусом из Назарета был процедурой установления существования Бога: попыткой получить ответ на вопрос: существует ли Бог?
   То был вопрос, задаваемый эпохой, концом века, и обращен он был к самому Богу. Он явился повторением вопроса Моисея, обращенного к Богу: как имя Тебе?
   Иметь имя -- значит существовать в человеческом обиходе, существовать в мире. Знать имя Бога равно иметь Паруссию, или присутствие Бога здесь и теперь в общении с тобой.
   В суде над Иисусом вопрос был повторен в форме: Иисус Назорей ли имя Твое? И, в плане привлечения пророков как свидетелей: Он ли прореченный Эммануил?
   В аспекте этого эпохального вопроса вердикт суда был предрешен, как и говорил Иисус. Суд, имеющий задачей решить вопрос о существовании, должен был произнести "sons" - виновен, поскольку это означало "существует, принадлежит действительности!".
   Если бы Пилат сказал: невиновен - это равнялось бы "не существует!".
   Таким образом, видим, что евангельская история прочитывается на Небе иначе, чем на земле. Для воинства небесного это письмена Бога, записанные в человеческой истории. Письмена, которыми всякий раз пишется та же самая непреходящая истина: Моисей вопрошает об имени Божьем, Бог отвечает - Есмь! Народ сомневается в существовании Бога и устраивает испытание, ордалию, которая в истине есть Испытание народа Богом, ибо другой незримой стороной эта ордалия есть Суд Божий над народом сим.
   О чем же и свидетельствовал Иисус, когда говорил: "Я Суд".
   (*) Смотри Э. Бенвенист. "Глаголы быть и иметь..."
  
   О ПОНЯТИИ СВЯЩЕННОГО
  
   Если некто указывает на предмет и говорит, что он твёрдый или мокрый, то этим он сообщает нам о качестве данного предмета. Но если некто указывает на предмет и говорит, что этот предмет священный, то он ничего не сообщает нам о качестве предмета: он сообщает о своём отношении к этому предмету. Ибо мокрое для него является мокрым и для меня, но святое для него не обязательно святое для меня.
   Далее, если мы исследуем указанное отношение имярека к "священному" предмету, то убедимся, что оно не характерно для взаимоотношений человека и вещи. По сути, оно носит характер отношений между лицами. Именно, это отношение благоговейного трепетного почитания одним лицом другого, превосходного лица. Отсюда, отношение к предмету, как священному, есть перенос отношения к Лицу на предмет, каким-либо образом связываемый с этим Лицом.
  
   О СВОБОДЕ
  
   "Случайность, или, - что (есть) то же самое, - свобода, видимо, не должна иметь место в какой-либо гипотезе, скептической или религиозной" - Дэвид Юм.
   В этом высказывании, направленном, по-видимому, против Эпикура, Юм отождествляет свободу и случайность. И этим вновь бросает вызов нашему понятию свободы. Как вообще можно соотнести эти термины?
   Случайность вообще есть нечто внешнее, некоторое непредвидимое обстояние, становящееся внезапно и неожиданно. А свобода это целостный человеческий феномен, несводимый к обстоятельствам (к беспрепятственности, например). Вероятно, здесь, Юм исходит не из свободы в полноте понятия, а из "свободы воли". И сводит эту свободу к неопределённости.
   Субъективное состояние неопределённости, нерешительности, в некотором смысле может рассматриваться как "валентность" случайности: в этом состоянии я могу бросать жребий, ждать случайного указания (знака) и т.п. Но разве следование жребию (монетке) это не отказ от свободы? Исходя из сказанного, мы заключаем как раз о противоположности понятий случайности и свободы, но никак не о тождестве их.
  
   РЕПЛИКА:
  
   Человек не механическое тело, движущееся в пространстве; поэтому свобода человека не может быть изъяснена в терминах пространственных движений: её нельзя понимать, как определение направления движения изволением или как беспрепятственность пространственного перемещения. И когда в кругах общественных говорят о "свободе передвижения", то при этом имеют в виду не беспрепятственность механического перемещения в декартовом пространстве, но передвижения в социальном (политическом) пространстве - города. региона, страны и между странами. Это не механическая свобода (не закреплённость), но политическая. И хотя лишение и ограничение свободы в обществе часто реализуется, в том числе, и с помощью ограничения механического перемещения тела человека, тем не менее, целью при этом является контроль общества над самоосуществлением личности, обнаружившей склонность к нарушению закона. преступное лишение свободы также подразумевает исключение лица из обычного общественного оборота, - пусть и механическими средствами.
   В истине, свобода есть политическое и юридическое понятие, поэтому, вспоминая о свободе, лучше не использовать обычную способность представления: то есть не следует представлять себе свободу в виде широких (вольных) просторов, открывающихся взору с пригорка. Свобода (и несвобода) есть принцип взаимоотношений людей в обществе; и не во всяком обществе, но - в цивилизованном, в котором есть место личности. В родовом обществе, например, нет понятия свободы, - а пленение и включение в семью в качестве раба нельзя трактовать как несвободу.
  
   ОСВОБОДИТЕЛИ
  
   Мы живем в свободном мире и пользуемся свободой - в том числе свободой быть не как все: быть ультрасовременным или консервативным, незаметным или вычурным, и т.д.
Однако есть среди нас люди, которые по-прежнему жаждут нас освободить. Они хотят освободить нас от авторитетов, от морали, от религии, от государства, от семьи, от пола, от  национальности, от классического искусства и т.д. Им почему-то недостаточно самим быть такими, какими  хотят быть. Им нужно, чтобы мы были такими, как они хотят... 
Они - люди прошлого, идеалисты и перфекционисты: наследие революционной эпохи.
Идея работала на освобождение, как мотивация к революционному действию, но не должна была осуществиться. Свобода - отрицательный результат революции. Осуществление идеи - положительный результат. Второго не нужно. В 1917 мы не удержались в отрицательном результате, свободе Февраля, и скатились в положительный результат - тиранию Октября.
Катастрофа России в ХХ-м столетии - положительный результат революции, осуществление идеи. Последнее означает закрепощение идеологией и подавление свободы, или  тиранию.
  
   ОТКУДА В НАС ДОБРО?
  
   Все современные христианству и дохристианские религии согласно утверждают, что главное в жизни человека - это благая воля и осуществление её в благих поступках.
   Посмертный суд Осириса зависит от воли и поступков человека при жизни. В индуизме участь человека в повторном рождении зависит от его намеренных поступков. Избегание ада и попадание в Рай зороастрийца также зависит от добродетелей, которые помогают пройти над адской пропастью по мосту Чинват. Договор иудея с Ягве предписывает избегать зла и творить добро ближним, и т. д.
   Христиане не оспаривают этого утверждения; они лишь сомневаются в способности человека иметь благую волю. Ведь воля человека испорчена первым Адамом; поэтому порочна, и не может быть благой. Соответственно, человек, не имея благой воли, не может совершать истинно добрых поступков. Ибо, как говорит И. Кант, "нигде в мире, да и нигде вне его, невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли", и Добрая воля добра не благодаря тому, что она приводит в действие или исполняет, [...] а только благодаря волению, т. е. сама по себе.
   Но порочная воля не добра, поэтому человек не способен к безусловно доброму поступку. А если способен, то, значит, в нём всё-таки есть добрая воля. Откуда же она? Кант говорит, что добрая воля неизбежно порождается чистым практическим разумом, поскольку закон добра изначально заложен в разуме.
   Давайте посмотрим, что говорят по этому поводу ученики Будды.
   Они точно так же (как и христиане) утверждают, что потенция человеческой воли не может содержать в себе благих "семян", поскольку благие поступки, будучи живыми, не создают в воле мёртвых форм, "отпечатков", которые имели бы логическое развитие, и при обретении душой (сознанием) нового тела обнаруживались бы в виде следствий прошлой жизни, или кармы. Отсюда, буддисты (школы Виджняна-вада) утверждают, что потенция воли (алая-виджняна) содержит в себе только семена либо дурных деяний, либо деяний лишь подобных добрым. Тем не менее, парадоксальным образом, благие логосы присутствуют в потенции воли человека, и осуществляются в благих деяниях. При этом, хотя их также называют "чистыми семенами", они не интегрированы в созревающее и приносящее кармический плод сознание и присутствуют в потенции воли "парадоксальным образом". Что же это значит? Откуда благие логосы в порочной воле?
   Христианское богословие говорит в этом случае об "отделённой воле" и "отделённом интеллекте", приобщаясь которым, порочные воля и разум обретают благое качество. Они отделены от нашей воли и разума, потому что принадлежат не нам, а Богу, с которым мы связаны узами общения, но не единосущны.
   Точно так и буддисты говорят, что наличие благих семян (или логосов) в потенции воли не есть собственное достояние человека, накопленное в алая-виджняне, но есть проявление присутствия благих, или "просветлённых" существ.
   Тем самым мы получаем ответ на наш вопрос: откуда в нас благая воля? Мы имеем её благодаря присутствию (Третьим между нами) Благого Существа. В случае буддизма это Бодхисаттва. У христиан - это присутствие Царя Иисуса. Любовь к людям Бодхисатвы или Христа иисуса, которой мы причащаемся через отношения подданства, верности и любви к Нему, обнаруживается в нас благой волей, разрешающейся благим поступком.
  
   "ОТЧЕ НАШ" - ИУДЕЙСКАЯ МОЛИТВА?
  
   Мы произносим традиционное "Отче наш" и вкладываем в эти слова христианский смысл, понимая под "Отцом" своего личного Отца в духе, а словом "наш", выражая солидарность с братьями - другими равными мне сынами моего Отца.
   Между тем, исходно, это иудейская молитва. В иудейском смысле, "мы", к кому отсылает слово "наш", это не братья одного отца: Мы - это народ, Израиль, и наш Отец есть отец народа, по слову: "Израиль, сын мой возлюбленный...". То есть "отец" молитвы "Отче наш" это не персональный мой (или твой) отец, это отец народа как политического тела.
   В метафизическом смысле за Отцом народа угадывается божественный предок, от которого последовательно в поколениях произошли все израильтяне. Именно поэтому иудеем нужно родиться от матери иудейки. Это очень архаичная черта веры. И она сохранилась в еврействе.
  
   Отсюда, релевантное прочтение исходных слов молитвы, которую Иисус из Назарета, по преданию, дал своим ученикам, следующее:
   "Небесный отец Израиля! Да будет свято Имя Твое! Да придет царство Твое!".
   Что означают эти слова, обращенные к Отцу народа?
  
   По форме, это ритуальное заклинание (упование с призывом об исполнении); по содержанию, это продление договора Израиля с богом Авраама (с божественным Предком) во исполнение обетований, или обязательств Отца по отношению к Сыну Израилю.
   Более конкретно, слова о святости имени означают, что тайное имя Бога (Тетраграмматон) по-прежнему будет свято, то есть охранено заклятием. Тайна имени указывает на исключительность отношений Израиля с Богом. И продление этой исключительности, в сравнении с другими народами, как раз кодируется сохранением тайны (святости) Имени.
  
   Метафизически, Имя (бога) есть сила и власть. И, когда мы читаем у Иоанна, что "Слово стало плотью", речь идет об Имени Бога, которое стало плотью. Это понимание отправляет нас ко второму заклинанию: "Да придет царство Твое!".
   Как оно придет? Оно придет в лице Помазанника Твоего, у которого будет Власть и Сила, потому что Он есть Имя Божье. Как мы знаем из предания, Иисус Мессия (= Христос) есть Имя Божье.
   Как нам известно из Евангелий, Иисус являл Силу, ожидаемую быть у сакрального царя. Именно через явление Силы должны были узнать Мессию. Невнимание израильтян к этому явлению Силы вменялось им во свидетельство оскудения веры их.
   В следующем предложении молитвы: "Да будет воля твоя на земле...", речь идет о земле Ханаанской, завещанной Израилю по завету с Богом Отцом. На этой земле должен воцариться Суд Отца, который решит соперничество Израиля с другими народами сей земли в пользу Израиля.
  
   ОТЧЕГО ПЕРВЫЕ ЦЕРКВИ СОВМЕЩАЛИ РОЖДЕСТВОИ КРЕЩЕНИЕ
  
   Рождение человека в Сына Божьего, как оно открыто в событиях на Иордане, засвидетельствованных евангелистами, знаменуется двумя единовременными крещениями Иисуса, сына Марии: огненным и водным. В тот момент, когда с небес на главу Иисуса нисходит огненный язык, воспринимаемый ухом, "имеющего уши, чтобы слышать", как Глас Божий, возвещающий о Рождестве - сей есть Сын Мой возлюбленный! - ноги Иисуса погружены в струи Иордана, из которых он сей момент воспрял очищенным, готовым к Служению.
   Таким образом, мы имеем откровение необходимого нерасторжимого единения Рождения и Посвящения. Рождается Сын Божий, и одновременно сын человеческий посвящается служению Ему. Рождающийся в Огне бог воспринят небесным Отцом, возглашающим о Рождестве Сына, и рождающийся в Воде человек божий воспринят крёстным отцом Иоанном Захарьиным, возвещающим о рождестве Посвящённого.
   Этим утверждено единство двух природ Христа - божеской и человеческой. И это не природное единство, но Единство, потерянное прежде в Адаме и восстановленное в Иисусе. Восстановление целого человека в единстве двух природ знаменуется в Рождестве прилётом голубицы, несущей оливковую ветвь мира - Мира между Богом и Человеком, восстановленном в Иисусе из Назарета. Одновременно, олива в клюве голубицы (которая есть сама Шехина) знаменует помазание нового Адама на Царство вселенское.
   Отсюда мы понимаем, что двуединое рождение Богочеловека на Иордане есть событие Рождества Христова. Именно поэтому первые евангелия начинаются с рассказа о крещении Иоанновом. То есть они начинаются с Рождества. По этой же причине первые церкви совмещают празднования Рождества и Крещения, празднуя их в один день 6 января. Потому что они празднуют Рождество Христово, которое нерасторжимо соединено с Крещением Иоанновым.
   Более поздние евангелия начинают своё повествование не с Рождества, а с Зачатия Сына Божия, за которым последовало рождение младенца Иисуса, сына Марии. Совершенно ошибочно поэтому праздновать рождение первенца Марии как Рождество Христово. Плотское рождение Иисуса существенно лишь в порядке Приуготовления Рождества, и стоит в ряду Зачатия и вызревания огненного Яйца. Сказанное яйцо знаменуется красным пасхальным яйцом, как залогом бессмертия человеческой природы Христа, преодолевающей врата плотской смерти на дереве.
  
  
   ОЧЕВИДНАЯ ОШИБКА МАРКСА
  
   Вопреки мнению автора Капитала, добавленная стоимость не создаётся ни рабочим временем, ни мастерством рабочего, ни станками (основными фондами) - то есть никакими компонентами труда.
   Тульские мастера, умельцы, много потрудились над аглицкой блохой с использованием основных фондов оружейного завода, затратили много рабочего времени. Ставлю вопрос: добавил ли их труд стоимости этой блохе? Нисколько. Напротив, убавил. Капитал, то есть деньги, инвестированные в этот проект, - в том числе расходы на рабочую силу, - нисколько не умножились, но попросту пропали. Хотя по теории Маркса рабочие, проработавшие определённое время, должны были добавить стоимость, часть из которой предприниматель атаман Платов должен был, по мысли Маркса, присвоить. И это присвоение составляет секрет "чудесной способности" капитала к росту.
   И вот, рабочие проработали, но стоимости не добавили, и присваивать нечего. Так откуда же берётся добавленная стоимость?
   Можно предположить ситуацию, в которой некий восторженный портной, коллекционер технических курьёзов воспылал жаждой приобретения подкованной блохи для своей коллекции. И предложил мастерам больше штанов, чем они протёрли, сидя и подковывая блоху. Мастера согласились, и в итоге у них оказалось в собственности больше штанов, чем было до того, как они взялись за работу. Это явное прибавление вложенного в виде протёртых штанов капитала.
   Но откуда взялось это прибавление?! Очевидно, - из восторженной страсти портного к собиранию механических блох. И можно резонно предположить, что чем сильнее была бы страсть портного, тем больше штанов смогли бы снять с него тульские мастера за испорченную аглицкую блоху. И это добавление стоимости никак не связывалось бы с количеством рабочего времени, затраченным на подков блохи.
   Что же получаем в итоге? Капитал растёт из страсти и добавленная стоимость тем больше, чем сильнее страсть. Или, чем больше я хочу, тем больше готов заплатить путане. Но никакой наёмный труд, даже организованный в профсоюзы, сколько бы ни трудился, добавить тут ничего не может. Что же, в таком случае, остаётся от главной фишки Маркса - теории прибавочной стоимости?
  
   Маркс является до такой степени эпигоном, что даже ошибки не принадлежат ему. Трудовая теория стоимости принадлежит Адаму Смиту. В убеждённости Смита в том, что труд создаёт стоимость, сказалась больше его пуританская мораль, чем реальное знание экономики. В сущности, этот тезис Смита есть перефразированная мораль: богатство следует добывать только трудом. Это моральное убеждение легко переходит в неискушённом сознании в другой тезис: только труд создаёт богатство. Это, безусловно, не научный результат, но - партийная идеология. Именно поэтому тезис о трудовой стоимости легко переходит в идеологию Маркса, человека партии.
  
   В наши дни, пользуясь обстоятельствами мирового кризиса, левые во всём мире поднимают на щит Маркса. Будто бы он верно предсказал неизбежность и периодичность кризисов мировой экономики. Маркс в своё время действительно наблюдал кризисы перепроизводства и попытался дать им немудрёное объяснение - в недостатке горизонтальных связей стихийно-производящего общества. Противопоставил на этом основании рынку интегрированную плановую экономику, хотя мог бы поставить вопрос о развитии горизонтальной связности общества, - реализованной ныне современными средствами связи.
   Мы, в отличие от Маркса, имеем опыт плановой экономики, и должны заявить, что ей присущ хронический кризис недопроизводства при одновременном затоваривании складов материальными остатками. Оказывается, что спланировать спрос невозможно. Даже раб может отказаться есть свою баланду.
   Нынешний кризис можно только очень условно назвать кризисом перепроизводства. На самом деле неудовлетворённый спрос существует, и очень большой - на развивающихся рынках. Произошло перепроизводство не товара, а финансовых обязательств, что вызвало кризис всеобщего доверия. То есть, не отсутствие непокрытых потребностей привело к сокращению спроса, а отсутствие взаимодоверия сторон в экономических транзакциях.
  
   Маркс понимает, что такая неопределённая нравственная категория как труд, не может служить мерилом стоимости. Нельзя измерять длину килограммами. Стоимость измеряется стоимостью же. Какая-то стоимость, например раковин каури, берётся за эталон меры стоимости, подобно платиновому метру в палате мер и весов, и ею измеряется любая другая стоимость. А как измерить труд? А измерив, как оценить его стоимость? Труд - это всего лишь философский ответ на вопрос об источнике богатства. Но что считать богатством? Потом, можно целый век трудиться и не создать никакой стоимости.
   Маркс это понимает. Поэтому прибегает к уловке. Он говорит об "общественно-необходимом труде", как мере стоимости. Этим создаёт кажущуюся понятность. На деле, это отсылка в бесконечность. Определить, что необходимо обществу - задача совершенно непосильная. На этом сломался хребет плановой экономики. Отсюда, стоимость у Маркса совершенно не определена. Когда он делает мерой труда рабочее время, то просто подменяет труд работой. Работа, в отличие от труда, есть не нравственная, а экономическая категория. Работа существует только в конкретных экономических отношениях. Мы можем говорить о лёгкой или тяжёлой работе, но к стоимости продукта это не имеет отношения.
   Труд - это "вторая навигация" (по Платону) в акте созидания. Артефакт без второй навигации не создашь. Усилие и энергия этой "второй навигации", обнимаемая словом "труд" есть вещь субъективная. Измерить труд невозможно, и, соответственно, невозможно что-либо измерять трудом.
  
  
   О ЧЕСТНЫХ И СВОБОДНЫХ ВЫБОРАХ
  
   Не бывает идеальных выборов - совершенно честных и совершенно свободных; потому уже, что нет на свете совершено честных и совершенно свободных граждан. Ведь гражданин - это меньше всего фанатик политической идеи. Революционер - это не гражданин.
   На протяжении всей многовековой истории института выборов никто не сможет найти примера идеальных выборов.
   Непреклонное требование совершенных выборов идет не от демократии: напротив - от ветхого революционного мира, от его максимализма и доктринерства. Абсурдное требование совершенства способно убить реальный институт, который никогда не может функционировать идеально. Само понятие института принадлежит нашему представлению о жизни, но не самой жизни.
   Требование идеальных выборов, обращенное к республике, очень похоже на требование бесов, обращенное к церкви и священникам - чтобы они все были прямо-таки святые. А иначе в бога не поверю.
   Этот пример ясно показывает, что требование "абсолютно честных выборов" и неприятие на этом основании выборов реальных идет не от либерализма, а от нигилизма.
   Это все тот же русский нигилизм, напрасно пытающийся притвориться либерализмом. Как раньше притворялся социализмом и анархизмом. Народ не обманешь - изнасиловать можно, но не обмануть.
  
   ОШИБКА КАНТА
  
   Кант говорит в Критике чистого разума: "Чистые рассудочные понятия совершенно неоднородны с эмпирическими (и вообще чувственными) созерцаниями, и их никогда нельзя встретить ни в одном созерцании. Отсюда возникает вопрос, как возможно подведение созерцаний под чистые рассудочные понятия, т. е. применение категорий к явлениям; ведь никто не станет утверждать, будто категории, например причинность, могут быть созерцаемы также посредством чувств и содержатся в явлении".
   Но не всякий также станет утверждать, вслед за Кантом, будто понятие "причинности" есть чистое рассудочное понятие. Мы, к примеру, утверждаем, что это эмпирическое понятие, полученное из области техники. Вообще Кант удивительным образом ограничивает опыт созерцаниями. Это, возможно, уместно в отношении наблюдения живой Природы, без вмешательства в естественный ход вещей в Ней, но неуместно в технике. Ведь сколько не созерцай мельницу или молотилку, едва ли составишь о ней адекватное понятие. Между тем, главное опытное поле человека -- это техника - создание искусственной среды обитания. "Причинность" происходит как раз из этой области, и есть вполне эмпирическое и совсем не "чистое" понятие. Если Кант не преодолевает указанного искусственного сужения области опыта чувственным созерцанием, все его рассуждения неосновательны.
  
  
   "П"
  
   ПАРАНДЖА И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА
  
   В Брюсселе принято решение о запрещении ношения паранджи на территории Бельгии. Ранее такое же решение было принято во Франции. Это вызвало протесты правозащитников. По этому поводу прошу заметить следующее:
   Современный билль о правах упрощенно называется Права Человека. Любое упрощение, помимо удобства, имеет оборотную сторону, обязанную лени человека, нежеланию продумать в каждом случае значение слов.
   Говорим о "правах человека", а между тем, нет абстрактного человека. Его нельзя помыслить вне культурного и цивилизационного контекста. На протяжении истории люди жили по-разному. Право не является изначальным достоянием человечества, это культурное приобретение цивилизации. Человечество по-прежнему растянуто в истории: есть дикие племена Амазонии, Африки, Азии.... Поэтому не ко всякому человеку применимо понятие "права".
   Но даже при наличии права еще нет оснований говорить о "правах человека", поскольку приоритет права личности перед корпоративным правом появился только в христианской цивилизации, вместе с обожением человека.
   Иными словами, человек как субъект права мыслим только в городе. Вне города - в племени, роде, народе, etc. - нет человека как лица; есть Род, Тотем, Предок и т.д., но лица нет.
   Далее, человек как лицо, права которого важнее любых корпоративных прав - то есть важнее семьи, рода, племени, города, нации, предприятия, общины и т.п. - мыслим не в любом городе, а только в городе европейском, укорененном в христианской цивилизации.
   Непонимание сказанного приводит к тому, что по улицам Вены, Брюсселя и Парижа разгуливают люди, закутанные в куколь. И требование общественности: "Открой личико, Гюльчатай!" - отвергается на основании якобы "прав человека".
   Ссылка на права человека здесь переворачивает всё с ног на голову.
   Однако, внутри куколи нет человека, у которого есть эти права. Там нет лица, в европейском смысле слова. И требование снять паранджу означает не более и не менее следующего - стань человеком = стань лицом, имеющим Права Человека. Таким образом, ссылка на права человека здесь переворачивает всё с ног на голову.
  
   Прогрессивные мусульмане говорят, что Коран не требует ношения паранджи, что это чисто племенной адат. Их прогрессивность здесь кажущаяся, поскольку, жертвуя паранджой, они хотят спасти хиджаб.
   Действительно, Коран ничего не говорит о парандже, но зато требует ношения Хиджаба, то есть одежды, закрывающей все, кроме лица. Так что ссылкой на Коран мусульмане больше пытаются оградить хиджаб, чем приблизиться к европейским нормам общежития.
   Значит, они понимают, что ношение хиджаба, должно быть если не запрещаемо, то порицаемо в европейском обществе. Почему?
   Потому что у нас - свобода совести. И публичное ношение религиозно нейтральной одежды (= не ношение религиозной атрибутики) является выражением этой свободы. Свобода совести обеспечивает свободу веры - важнейшую в корпусе прав и свобод европейского человека. Именно свобода совести позволяет жить мусульманам в христианской стране. Закон, запрещающий публичное выставление напоказ своего вероисповедания, защищает лицо в указанной основной свободе.
   Отсюда ясно, что хиджаб - следующий кандидат на запрет к публичному ношению.
   Не следует также и христианским ортодоксальным монахам появляться на публике в своих рясах, клобуках, пелеринах и поясных веревках.
   Но эти, по крайней мере, у себя дома, в европейской традиции; думается, что чужие традиции не могут быть равноправны с домашними.
  
   ПАСТУХИ-ВЛАДЫКИ
  
   Ближневосточная традиция, унаследованная христианством, называет царя, владыку ПАСТЫРЕМ. А также Быком, вожаком стада. Причем, эта традиция не привязана исключительно к евреям, которые были изначально кочевниками, пастухами. Не указывает ли этот культурный феномен на то, что в ранней цивилизации, - которой предшествовало разделение на земледельцев и пастухов, - властную элиту образовывали именно пастухи? И не обусловлено ли это явление, в частности, психологией пастухов, привыкших к властному обращению со скотиной? Эта черта характера могла изначально способствовать отбору властной элиты в складывающейся рабовладельческой формации, при переходе власти от жрецов к царям. В этой революции именно пастухи могли претендовать на вхождение в новое властное сословие, которое не случайно стало именоваться "всадническим" - ведь пастухи, погонщики стад - всадники, в отличие от земледельцев - тележников, или колесничих. Тот факт, что вначале именно колесничие были властной элитой, и лишь затем всадники, может указывать на переход власти от земледельцев к пастухам.
   Раннее средневековье с его нашествием кочевых народов из Азии может служить иллюстрацией процессам, происходившим в древности, во время формирования первых цивилизации вокруг бассейна Средиземного моря.
  
   ПАСХА КАК РАСКРЫТИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ХРИСТА ИИСУСА
  
   Разумея человечество Иисуса и говоря о нем, мы принимаем во внимание универсальную гуманность, сохраняющуюся в истории, позволяющую нам легко отождествляться с человеком Иисусом или иметь его образцом, по прошествии 2000 лет. Таким способом практикуем платонический подход, согласно которому человечество Иисуса есть Идея гуманности, или сама Гуманность как платоновская идея. Однако этим мы уничтожаем конкретную историчность и персональность Иисуса из Назарета. Превращаем историю в миф, и человека Иисуса - в мифического героя.
   Между тем дуофизичность (двуприродность) Христа Иисуса является важнейшим богословским догматом христианской веры, согласно которому человечество Христа должно быть познано исключительно конкретно, как оно обнаруживается конкретной плотской исторической личностью, Иисусом из Назарета. Именно эта конкретность отличает Христа Иисуса от языческих полубогов, подобных Гераклу. Человечность христианского Бога бросает вызов язычеству как раз обыкновенностью личности Христа в существе своем единой с Богом. Чтобы подчеркнуть человеческую заурядность и тем противостоять попыткам героизации Христа Иисуса, свидетели первых церквей рисовали Его некрасивым, низкорослым, хромым, косым, косноязычным и т.п. Хотели разве унизить они своего Царя? Нет, но подчеркивали этим принципиальную важность Его человеческой конкретности (в том числе плотскости). Сказанное подчеркивание было частью борьбы с язычеством внутри самой церкви: борьба с попытками рисовать Иисуса сверхчеловеком, героем, богатырем, или гением, имеющим лишь видимость человека.
   Отсюда делаем вывод, что, разумея человечество Христа, мы должны руководиться не платоническим, но герменевтическим подходом, который предполагает вхождение в конкретную культурную реальность человека и мира. В данном случае, в реальность еврейства последнего века Ветхого Эона. Ведь Иисус был евреем.
   Историки и археологи помогают нам вчуже войти в эту историческую реальность и через это понять многие подробности евангельского повествования. Особенности религии, обычая и быта евреев того времени, несомненно, важны для ощущения конкретности личности Иисуса Христа, но гораздо важнее те существенные культурные отличия, которые позволяют яснее увидеть человеческую сторону ключевых событий земной жизни Христа.
   Главнейшим из этих событий является Пасха. Я говорю не о еврейской, а о христианской "Пасхе". Мы видим ее в божестве Христа как космическую драму - принесение Богом в жертву Сына Первенца, ради искупления всего человечества от смерти как последствия первородного греха. Свидетельством Искупления и снятия с человечества проклятия Адама явилось воскресения Иисуса-человека из мертвых. Таким образом великое Деяние Бога о спасении всех людей от смерти стало явным для нас благодаря человечеству Сына Божьего.
   По своему сакральному смыслу, христианская Пасха гораздо ближе к искупительной жертве за грехи, чем к памяти события освобождения из плена, каковой является еврейская пасха. Лишь косвенно и метафорически мы можем связать христианскую пасху с иудейской, трактуя освобождения человека от проклятия первородного греха, как освобождение из плена. Настоящее имя нашей "Пасхи" - Воскресение. И лишь исторически, в силу календарной даты главнейшего события - жертвоприношения Христа, мы называем праздник Воскресения "Пасхой".
   Казалось бы, зачем это чуждое имя? Зачем хранить связь с иудейством, которое столь же далеко от христианства, как и все прочие религии? Затем, что человечество Христа Иисуса неразрывно связано с иудейством и с пасхой, в канун которой евреи казнили его. Однако календарное совпадение не говорит еще о космической связи Жертвоприношения Небесного (или христианской Пасхи) и пасхи еврейской.
   Иисус был евреем, и жил еврейской жизнью, в том числе календарно-ритуальной. Исходя из этого, пасху последних дней можно было бы отнести к бытовым подробностям человечества Христа, если бы не значение пасхи для Израиля: если бы сам Христос Иисус не приурочил свою инаугурацию, свой въезд в Иерусалим к празднику пасхи.
   Это приурочение означает Иисуса как нового Моисея, поскольку Он не просто царь в череде ветхозаветных царей, но - первый царь нового Эона, призывающий к жизни новый народ, новый Израиль.
   Однако в качестве первого Царя и нового Моисея Иисус выступает только среди избранных и призванных в новое царство. Для всех остальных ветхозаветных евреев Иисус - очередной законоучитель-ересиарх и смутьян из языческой Галилеи. В Иудее никогда не было недостатка в подобного рода учителях, пророках и целителях - они часть народной жизни, и сами по себе не представляют опасности для общества. Если бы не Рим...
   Верхушка иудейского общества боится религиозных радикалов, боится, что вдохновляемая ими толпа может спровоцировать Рим на репрессии, смену провинциальной власти и, даже на разрушение храма и Иерусалима, то есть насильственную эллинизацию Израиля.
   Царь Ирод не боится эллинизации: он давно эллин. Напротив, свержение храмовой иерократии сделало бы царя полновластным властителем Иудеи. Теперь же он делит власть с первосвященником. Поэтому Ирод отказывается репрессировать Галилеянина.
  
   Что еще знаем о Пасхе в плане человечества Христа?
  
   Искупительная жертва за грехи народа в глазах Неизреченного - часть еврейского космоса. Иисус Судья сам судил о необходимости жертвы, и сам стал этой жертвой.
   Об искупительной жертве Христа говорят в плане Теологии, как о Промысле Бога относительно мира: как о Космическом событии - жертвоприношении, совершаемом Богом. Тем самым вечным жертвоприношением, сущим в Вышних, которое послужило прообразом (Идеей, говоря платонически) жертвоприношения Авраама.
   В божественности Иисуса совершилась эта вечная Жертва. Но в человечности Иисуса совершилась еврейская жертва искупления.
   Поэтому Христос Иисус одновременно Сын, приносимый в жертву Отцом, и Овн, замещающий Первенца, и агнец пасхальный как жертва освобождения из плена первородного греха, и козел отпущения в глазах евреев космиков
  
   ПАСХАЛЬНОЕ ЯЙЦО
  
   "Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?
Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если не было бы дано тебе свыше..." (Ин. 19, 10-11).
   За этим "политкорректным" текстом, иллюстрирующим известную политическую формулу церкви: "нет власти аще не от бога" - угадывается другой диалог, содержащий духовные смыслы:
  
   - Почему не отвечаешь мне - сказал Пилат - разве не знаешь, что в моей власти лишить тебя жизни?
   - Ты заблуждаешься о пределах своего могущества - ответствовал Иисус - нет у тебя власти о жизни и смерти.
  
   Это окрик религии на позитивистскую самонадеянность властей предержащих. Этой репликой Иисус отвечает на вопрос Пилата: "Что есть истина?".
   Согласно Христу Иисусу, истина есть существование не прерывающееся со смертью тела: это Жизнь, которой никто не может лишить человека, кроме Суда, в котором человек "своими делами осудится и своими делами оправдается".
   "Никто из предстоящих мне ныне не вкусит смерти" - сказал Иисус детям своим (ученикам).
  
   Убеждение в том, что жизнь человека не равна и не тождественна жизни тела и срокам его: что жизнь не возникает с рождением тела и не прекращается с его смертью - это обнаружение религии (веры).
   Таким образом, Иисус перед лицом Пилата, утверждавшего своими вопросами позитивизм и агностицизм, высказал религиозное убеждение в истине как существовании души, не убиваемой убийством тела:
   "Не бойтесь убивающих тело..." - говорил Иисус.
   Он выказал себя религиозной личностью, но религия, открываемая в Его диалоге с Пилатом, это еще не христианская религия. Представление о бессмертной "небесной" душе характерно для всех городских религий, которые освободились от понятия о душе как духе предка. Христианская религия не просто стоит в ряду этих религий, но выбивается из ряда. Ее исключительность - в отсутствии тела Христа в гробу, где положили его. Это отсутствие означает, что в смерти тела Христа Иисуса не произошло отделения бессмертной души от смертного тела, но душа и тело вместе преобразились и перешли в "другую жизнь".
  
   Таким образом, христианская вера, в ее отличии от прочих вер, верит в возможность завершения человека на пути к истине собственного бытия, так что в этом завершении истинный человек имеет единство души и тела в Духе, то есть тело его не управляется только духом, но - полностью одухотворено, так что завершенный, или истинный человек являет собой Единство без разделения на душу и тело. И через это преобразуется в смерти как единый человек - душа в единстве с телом.
  
   Переводя сказанное на язык пасхальных культовых образов, можно сказать, что совершенный человек представлен в культе красным пасхальным яйцом, из которого вылупляется цыпленок в другую жизнь, так что все содержимое яйца полностью преображается. Скорлупа же расколотая знаменует собой гроб отверстый Христа воскресшего.
   АМИНЬ.
   P.S. В связи с вышесказанным можно заметить, что другие символы Пасхи, как то: хлеб в виде фаллоса (кулич) и творожная пирамида (пасха) являются символами египетского культа Осириса.
   Кулич знаменует собой фалл Осириса, дающий Нилу и всему Египту плодоносную силу, а пирамида пасхи знаменует царство мертвых (место положения мумии), в котором умерший воскресает в лице Осириса.
  
  
   ПЕРВАЯ ЗАПОВЕДЬ НАВСЕГДА
  
   Приходилось ли вам сопоставлять два Начала (архэ) - ветхого и нового эонов?
   И в том, и в другом имеем первых людей: родоначальников ветхого человечества, в первом Начале, и нового человечества, во втором Начале.
   Ветхие прародители представлены первой парой - Адамом и Хевой. Они суть семья, так как ветхое человечество распространяется и возобновляется через рождение и воспитание детей в семье.
   Новые прародители - апостолы, ученики Христа Иисуса. Они суть зачаток Царства Божьего: не семья, но община, - поскольку в царстве Божием "не женятся и не выходят замуж", по словам Христа Иисуса.
   В этом различие ветхого и нового Начал. Но есть между ними и сходство: то, что их объединяет. Что же это?
   Ответ получим, если вспомним, для чего вообще понадобилось Отцу прекращать ветхий век, отменять ветхий Завет и уничтожать ветхое человечество. Зачем нужно было заменить ветхих людей на новых? Почему понадобился второй Адам? - как называют Христа Иисуса.
   Из-за греха первых людей ветхого Века. Они согрешили, преступили первую заповедь.
   Отцы Элогим сказали Адаму и Хеве: не судите о добром и злом, или правом и лукавом. Они же стали судить (съели плод познания добра и зла), и были сами осуждены за это на смерть.
   Отец (Учитель) Иисус сказал своим детям (ученикам): не судите, да не подвергнетесь осуждению, подобно первым людям ветхого Эона.
   И новые люди уже не судят. Но отдают суд Богу, который говорит: "Мне отмщение, и Аз воздам!". Таким образом избыт первородный грех в новом человечестве.
  
   ПЕРВАЯ СМЕРТЬ. КТО УМЕР?
  
   "Doch vor dem ersten Tode kam der Mord" - "Пришло убийство прежде первой смерти" (Р. М. Рильке).
   "Смертию да умрёте!" - возвестил первым людям Хозяин Сада. И вот, прежде чем кто-то умер по естеству, от исполненных лет жизни его, произошло убийство. Каин убил Авеля. Сын Адама умер прежде, чем на Адаме исполнилось предсказанное Господином; и умер Авель не по естеству, а в результате главной деятельности людей - служения Богу. Ведь именно ревнование к Богу привело Каина к его поступку.
   В связи с этим встаёт вопрос, что считать первой смертью: преставление Адама от старости лет его или убийство Авеля? И, если второе, то кто поистине умер в этом конфликте? Авель или Каин?
   По плоти скончался Авель, но в духе умер Каин, ибо именно он совершил то, что зовётся "смертным грехом" или грехом, приводящим к смерти.
   Если поистине умер Каин, и это была первая настоящая смерть, то, может быть, именно об этой духовной смерти в результате греха и говорил Господь Адаму?
   Мы убеждены, что это так. Ведь об усопших по естеству не говорится в Писании, как об умерших, но - как о причисленных к отцам или к народу своему.
   И вот, живой в духе Авель, взятый на небеса, умер по плоти, а мёртвый в духе Каин живёт во плоти. Таким образом, видимость и истина противоположны здесь друг другу. Чтобы подчеркнуть это состояние дел и предостеречь людей от следования видимости, превратной истине, Бог заповедует убийство Каина. Каин нужен именно как образчик живого мертвеца, о которых сказано Спасителем, что они суть гробы лакированные, полные тления внутри. Об этом же говорил Иисус ученикам, что "мёртвые не живы, а живые не умрут".
  
   ПЕРВЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР - СОБРАНИЕ УВЕЧНЫХ
  
   Мало говорят о том, что вплоть до воцарения на престоле империи Константина Великого христианские епископы подвергались гонениям и претерпевали истязания. Если бы нам довелось присутствовать на первом Соборе, мы были бы поражены видом собравшихся, ибо
   "на I Вселенском соборе, бывшем в Никее3, из присутствовавших на соборе отцов иные лишены были рук, иные - ушей, иные - носа, другие - глаз, или имели какое-либо другое повреждение на теле; одни за Христа претерпели биение, преломление костей, истерзание суставов, другие перенесли огненное опаление и строгание телесных своих членов. Среди них и блаженный Павел являлся доброчестным страдальцем за веру Христову, так как и он имел на себе следы палочных побоев и святые руки его обожженные были сведены и не действовали"; поскольку "подвергли его еще такой пытке: раскаленный железный обруч, испускавший огненные искры, ковач посредством клещей положил святому на ладонь, а другою его ладонью прикрыл этот обруч и, стянув скобами обе его руки, держал, пока не остыло железо. От того двигательные мускулы в руках святого свились и омертвели, так что пальцы его уже не могли ни сгибаться, ни разгибаться". Из жития св. Павла.
  
   ПОВТОРНОЕ ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ
  
   В свято-историческом времени Римской Ойкумены, которой мы принадлежим, "Закон и Пророки суть до Крестителя Иоанна .... Начиная же от Иоанна, Царство Божие благовествуется; Оно силою восхищается...; и всяк усилием входит в него" (Лк.16:16).
   Верим! Так! Но... (пауза), что за сила? Откуда берется? И каково её приложение? Далее закономерно следует чесание затылка.... Продуктом этого чесания может быть что угодно...: например, "джихад"; или пустынничество; или...; даже самоубийство, как мы наблюдали это в случае Иуды Искариота - в зависимости от характера "усилия".
   Понимание этого "взятия силой" и споры о характере личного усилия, способны породить (и породили!) самые разнообразные секты; в том числе и так называемые "протестантские"....
   Как? Да очень просто! Давайте согласимся, что главная сила, коей восхищается Град на Холме Стоящий, есть моральная сила, или сила воли к добру; а силы, рождаемые в душе иконами, мощами, обрядами и прочей культовой суетой, суть не те силы: они лишь отвлекают нас от сосредоточения на главном усилии, - и вот вам лютеранство!
   Нам с вами, дорогой читатель, так же никто не препятствует самостоятельно искать и находить в себе и в мире силы для взятия Града, укрепленного не против нас, а против Врага рода человеческого.... Мы, ведь, не враги самим себе...?!
  
   Для начала вдумаемся в сказанное евангелистом. Приведенный в начале употребительный толковый перевод вызывает некоторые сомнения. Если обратиться к старославянскому тексту, то стих от Луки 16.16 выглядит так:
   "Закон и пророцы до Иоанна: оттоле царствие божие благовествуется и всяк в ня нудится".
   Поскольку наше бытие словом суть ОБЩЕНИЕ, то смысл любого высказывания понимается, прежде всего, из той ситуации общения, в которой данное высказывание явилось на свет.
   Лука беседует с фарисеями, насмехающимися над ним, и отстаивает перед ними свою святость Богу: именно, свое достоинство БЛАГОВЕСТНИКА, сиречь Евангелиста (ибо "евангелист" и значит "благовестник" в переводе с греческого). Его аргументация историко-промыслительная. В этой концепции исторический прогресс выступает как последовательное исполнение в людях промысла Божия о человеке. Промысел этот известен и угадывается из уверенности в Любви Божией к человеку. Именно, Господь хочет вернуть человека в Рай, откуда он, в лице Первопредка Адама, самоизгнался своим выбором. Возвращение это под руководством Господа происходит последовательно, поэтапно.... Отражение в Слове сих последовательных этапов и образует то, что именуем Священной Историей.
   И вот, в слове своем Лука упоминает два этапа, как уже прошедших: именно, "Закон" и "Пророки". На этих этапах Возвращения человека в Рай господь руководит желающими воротиться, во-первых, через Закон, - который сии возвращенцы должны неукоснительно исполнять и на последующих этапах, о чем Лука говорит в следующей фразе (Лк. 16.17): "Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет";
   отвергая тем самым с порога домыслы фарисеев, будто бы новое руководство Господа на новом этапе отменяет закон. Частица "но" в этой фразе как раз и указывает на противление простой прогрессисткой логике, которые фарисеи ему приписывают.
   Во-вторых, Господь руководит людьми через своих пророков, которые, с одной стороны, прорицая грядущие беды как наказания Господни, ориентируют человека и помогают ему собрать свою волю в направлении Послушания Господу, а с другой стороны, прорицая скорый приход Царя-помазанника Божия и воцарение Его, обнадеживают человека и тем сообщают ему силы, нужные для послушания.
   Итак, Лука понимает Священную Историю так, что Закон остается непреходящим руководством от Господа, а что до пророчеств, то все пророчества ныне ИСПОЛНИЛИСЬ! Царь Христос (= Мессия; = Помазанник) явился в людях и воцарился на Престоле Славы. Славу эту распространяют в мире свидетели Пришествия и Воцарения: они несут людям Благую Весть о Царствии Божьем сущем не в грядущем уже, но - здесь и теперь. К этим благовестникам причисляет себя и Лука. Отсюда и его высказывание о том, что отныне Царствие уже не прорицается, а благовествуется; но это Благовестие отнюдь не колеблет Закона, данного Моисею на Синае....
   Не колеблет..., нет..., НО (!) создает бытийный выбор: продолжать держаться формы быта, заданной законом, или вступить под руку Царя живого и жить в Его присутствии и общении с Ним: то есть, фактически, жить в Раю; и, тем самым, вернуться под сень Древа Жизни и спастись от Пожара, в котором сгорит грешный мир знания. И этого ВЫБОРА не может избежать никто из тех, кому возвещено наступившее Царствие Божие. Отсюда, всяк услышавший благую весть НУДИТСЯ совершить этот выбор. Он не может "отнекаться". Как бы ты не поступил, что бы ты ни подумал, выбор будет совершен этим поступком и этой думой. Поэтому "благовестие" и "принуждение" соединены у Луки в одной фразе: царствие божие благовествуется, и этим благовестием всяк принуждается к выбору!
   Такова цена свободы! Всякая тварь имеет кольцо в ноздрях, за которое ведет её Творец по путям предначертанным, - кроме человека! Человек свободен; но это означает ВЫБОР. Что до "усилия", то оно неотделимо от выбора. Это, ведь, только в теории, с ее тотальностью и симультанностью, "выбор" может быть представлен в виде "развилки" или двух равных возможностей. В практике же недостаточно наличия развилки пути, нужно еще ХОТЕТЬ идти, или иметь волю к осуществлению возможного. Образно говоря, человеческая экзистенция начинается, собственно, с того момента, когда имярек перестает плыть по течению тварной реки ощущений, и выбирается на твердый брег созерцания. Но у реки пребывания всегда ДВА берега существования, и ты можешь выбраться на тот или на этот берег, - так что быть и выбирать суть вещи нераздельные.
   Современная философия, в лице Пьера Бурдье, в концепции "практики". Практика (согласно Бурдье) это не настоящее, но - НАСТАЮЩЕЕ; и от тебя зависит, каким оно СТАНЕТ. Стать, значит выбраться на один из берегов, или выбрать себя сущего. Но у бескрайнего моря ощущений нет берегов. Берега есть только у реки. Благовестие рождает реку: появляются берега, выбираясь на которые становишься таким либо иным. И берега эти не равноценны - один высокий, другой низкий. Невозможно, чтобы некто, принявший благую весть, предпочел бы низкий берег: нет, он будет карабкаться на высокий, где стоит Град Вечный.
   Возможно, именно о неизбежности этого выбора и сопряженного с ним усилия быть, и говорит Лука как о рожденном Благовестием "принуждении" ко вхождению в Царствие.
   Давайте вспомним, что История человечества началась с Выбора, совершенного первым человеком. Соответственно, в Раю должна была течь отвечающая этому выбору река, имеющая два берега: правый и левый. И действительно, Библия говорит нам о Райской реке, из которой берут начало земные реки:
   "Из Эдема выходила Река для орошения Рая...; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила.... Имя второй реки Гихон: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель : она протекает пред Ассириею. Четвёртая река Евфрат". ( Бытие 2; 10-14).
   Это очень важная подробность любого нашего воления: истечение всех земных рек из Реки райской говорит о том, что в любом нашем выборе содержится основной выбор, совершаемый Адамом в Раю. Выбор этот был скрыт, потерян..., - потерялась Река райская с ее берегами во множестве рек, ручейков и бережков земного существования. И так было вплоть до времени Иоанна Крестителя..., - говорит Лука.
   В житие же Иоанна, в момент крещения сына Иосифа плотника из Назарета, над Иорданом воссиял Свет, осветивший Иисуса Назарянина как Господина Рая, а Иордан как Райскую реку. Стали вновь видны её Берега, отвечающие изначальному Выбору Адама в Раю. Как среди дня невозможно не видеть мира, освещенного солнцем, и нельзя уже ссылаться на мрак ночи, так в свете Богоявления невозможно не видеть Рая сущего здесь и теперь. Именно об этом принуждении к узрению освещенного Берега как невозможности уйти от Выбора говорит Лука словами: "... всяк в ня нудится!"
   Таким образом, теперь, - в присутствии Господа, сошедшего на землю в лице Сына, - всякий человек, оповещенный об этом СОБЫТИИ, стоит перед тем же самым Адамовым выбором: быть вместе с Господином в сени Древа Жизни, в живом общении с Ним, или пытаться сомкнуть вежды и стараться не видеть в Иисусе господина Сада, а в Иордане райской Реки; и продолжать пребывание на берегах и бережках земных рек и ручьев, текущих меж корней Древа Познания; то есть, продолжать выбирать не между Жизнью и Смертью, а между благом и злом, хорошим и плохим.
  
   В отсутствие Выбора нет места и усилию истинствования. Соответственно, фарисеи, слушавшие Луку, должны были по-иному понимать слова его об "усилии". И, поскольку кардинальный срез существования, обнажаемый в беседе евангелиста Луки с иудеями, актуален и в наши дни (мы живем в том же историческом времени), постольку относящееся к фарисеям относится и к нам. Мы тоже по-разному можем понимать слова Луки об усилии, тем более, что тексты разных изводов позволяют это.
   Давайте рассмотрим то же самое место у Луки в греческом тексте Евангелия.
   Читаем: "... ??? ??? ??? ????? ????????".
   На мой взгляд, самый правильный перевод таков: "... и все поспешают в него". Можно также перевести как "все восторгаются им" или "восхищаются им" - каковой перевод также встречается. Некоторые почему-то переводят как "все её насилуют" (???????? = царство здесь женского рода).
   Попробуем теперь почитать Вульгату.
   Читаем: "... et omnis in illud vim facit".
   Перевод неоднозначен. Можно понять, что всяк побеждает в нём; но можно понять и так, что всяк побеждается.... А можно перевести так, что "всяк к нему (сиречь к этому предмету) усилие прилагает". Именно последнее прочтение, видимо, исторически вписалось в латинское благочестие.
   Приняв его, остается затем определиться с характером усилия, и оттуда получить различные аскетические практики "спасения" или "войны с бесами, воинством Сатаны".... Мы знаем из истории, что подобные "усилия" получили распространение в Церкви: особенно в среде монашествующих.
   Ваш покорный слуга, конечно, перевел бы по-другому: "... и каждый в нём (сиречь в Царствии), ПРАВ"; или побеждает в своем личном процессе пред лицом Суда.
   Это прочтение получает косвенную поддержку у другого евангелиста, Матфея. Он тоже говорит о Царстве: и более конкретно о царском Дворе, где царь вершит Суд. (Общеевропейское слово court= суд собственно и означает королевский двор, где монарх износит свой суд по делам короны, или уголовным).
   Об этом суде Короны Матфей говорит следующее:
   "Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов -- по левую". Евангелие от Матфея (гл. 25, ст. 31--33).
  
   Соединив приведенные свидетельства евангелистов о Царстве Божием, мы получаем основание для указанного выше понимание стиха 16.16 от Луки, который в этом случае читается как
   "... ныне благовествуется Царствие Божие, в нём же всякий прав".
   То есть, Суд Короны есть суд правый, в отличие от суда человеческого, неправого. И в суде этом уже не будет смешиваться грешный с праведным, и "народ избранный" с прочими насельниками земли. Все, которые в "нём", то есть в Царстве Божием, суть ПРАВЫ. Их уже отделил Господь от неправых, как стадо свое послушное. Они же причислились к "овцам", признав в Нем "пастыря" своего.
   Возвращаясь к ситуации диалога с фарисеями, в ходе которого и высказался Лука, понимаешь уместность указанного прочтения. Фарисеи судят Луку неправо, и он ссылается на правый Суд благовествуемого им Царства, в котором правота его безусловно подтверждена.
   Важно здесь то, что само пребывание в Царстве, при Дворе, в присутствии Царя, есть Правота, Избранность и Отделенность. И никаких "усилий" более не требуется.
  
   Далее мы должны отметить темпоральную разницу между высказываниями Луки и Матфея о Царстве. Лука говорит о нынешнем времени и о ныне сущем Царстве, в которое всяк не только может войти, но даже нудится ко вхождению Благовестием (вспомним: " ... и всяк в ня нудится"); и о ныне сущем Царе, присутствующем в мире во плоти.
   Матфей же говорит о грядущем времени, в котором Царь только еще "приидет". Значит ли это, что Матфей возвращает нас во Времени назад: к пророкам и пророчествам о Царстве; и тем самым отрицает этап Священной Истории, объявляемый Лукой?
   Ни в коем случае! И Лука и Матфей принадлежат новому времени после Иоанна Крестителя. У обоих Царь уже пришел, и пребывает в миру. Разделение на "нынешнее" и "грядущее" Матфей совершает уже в этом новом времени, и разделяются эти периоды не пришествием Помазанника, но - положением Царя Небесного в миру. В грядущем, которое предсказывает Матфей, Иисус Назарянин будет восседать на престоле Славы, - так что все народы, влекомые этой славой, устремятся к Нему. В настоящем же времени Иисус не то что пребывает в бесславии, но - больше того - восседает на седалище казни, на холме позора, между двух разбойников, причтенный к злодеям.
   Я говорю о сиденье креста, на котором сидит распятый. Православный крест, в отличие от католического, как раз отображает это седалище казни своей нижней косой перекладиной, - каковой косиной перекладина эта обязана тому, что сиденье перпендикулярно плоскости креста.
   Матфей подчеркивает контраст между указанными временами. Теперь толпа кричит: "Распни его!! Распни его!!"; а потом толпы устремятся к Нему, привлеченные Славой, которой он прославится в человечестве. Но тогда уже нельзя будет войти в царствие своей волей и силой, - как возвещает Лука, - но Царь будет отделять правых от неправых, или "овец от козлищ", образно говоря.
   И здесь, благодаря Матфею, нам открывается еще один аспект смысла высказывания Луки: ныне, употребив усилие, или - другими словами - проявив к тому волю, всякий может войти в Царствие. Это важно именно в свете того грядущего времени, возвещаемого Матвеем, в котором возможность эта (или "опция", как теперь говорят) закроется.
   Не потому, что Ангелы закроют врата Града Небесного; Врата всегда открыты; но не будет уже того простого выбора, к которому всяк нудится, по словам Луки. Соответственно, не будет и простоты воления, или усилия выбора. Ведь простота сия создана тем, что мир воюет Христа и, значит, в восхищении тебя Христом нет ничего от мира сего.
   Иное дело, когда мир славит Христа: в этой ситуации ты не можешь уже отделить в себе "любовь" от "суеты"; более нет очевидности выбора и простоты выбирающего воления. Сатана сменил одежды: теперь он рядится во Христа Иисуса; и то, что было плодом Древа Жизни, стало яблоком соблазна, плодом Древа Познания. Ты узнал из молвы людской, что быть со Христом Иисусом - это "добро"; а быть против Него - это "зло". И теперь вот поступаешь на основе этого "познания доброго и лукавого"; что прямо запрещено Отцом в первом его Законе, данном Адаму-Хеве. То есть, тебя ведёт Противник, а ты мнишь, яко ведом Господом.
   В этом состоит грядущее историческое изменение бытийной ситуации во дни Славы Господней, о каковом изменении и предупреждает Матфей в своем речении.
  

0x01 graphic

  
   И вот, проходит без малого 300 земных лет после Матфея, и наступает проречённое им время Славы. Христианство широко распространяется в народе, и, наконец, Римский Император Константин Великий разрушает языческие храмы (наследие античной Эллады и Рима) и принимает крещение. В ознаменование расставания с языческой древностью резиденция императора переносится в Новый Рим (Nova Roma), в область преимущественно христианскую.
   С этого времени христианство становится государственной религией Империи: так что Христос не просто прославлен, но, фактически, обязателен для почитания в качестве Бога.
   Если некто увидит в этом победу Церкви..., - будет прав!
   И он же будет неправ, если не увидит в этом соблазна для Церкви.
   Христос прославлен, и...? Теперь должен наступить обещанный суд народов, которые уже собрались вкруг него в составе великой Империи. И что делать христианину? Правильно! Готовиться к суду. Именно это и стало основным занятием церкви. И теперь "усилие", которое должен, по словам Луки, употребить всякий для вхождения в Царствие есть усилие такой подготовки. Именно, нужно проявить старание к тому, чтобы, - по окончании твоей земной жизни, когда ангелы приведут тебя в Суд, - Царь-Судья поставил тебя "ОДЕСНУЮ СЕБЯ", а не "ОШУЮЮ".
  
   Но как же!? - воскликнет верующий христианин: разве я не избран уже?! Ведь я крещен и принадлежу церкви апостольской. Значит, я вхож в Дом Господень. Ведь само слово "керковь" - искаженное греческое "to kiriakon = Дом Господень" - есть место, где обогащенная и умноженная новообращенными апостольская община собирается на священную поминальную трапезу, завещанную самим Христом Спасителем. Какое же осуждение может мне грозить, когда я сам причислен к судьям, "восседающим на престолах, чтобы судить двенадцать колен Израилевых"?
   Всё верно и, тем не менее, ты можешь быть осужден, невзирая на то, что вхож в Дом Господень и разделяешь трапезу с Ним....
   За что? За предательство! От предательства никто не гарантирован. Для того свободен человек, что сам выбирает между Богом и Дьяволом. Вспомни, что сказал Иисус на последней тайной вечере:
   "И вот, рука предающего Меня со Мною за столом ...".
   Ты, конечно, скажешь: только не я! Но и все бывшие с Ним так сказали: не я, не я...; включая Иуду. И, однако ж, один из них оказался предателем, хотя и не мнил такого о себе. Почему ты думаешь, что не предашь, если апостол, любимый ученик Христа, первый хранитель казны церковной предал Его?
   И "горе тому человеку, которым Он предается" (Лк.22.22).
   Ведь не зря в британском суде короны самым тяжким преступлением, сопряженным с тягчайшим наказанием, была измена (betray), или предательство по отношению к своему господину. Именно как предательство квалифицировал Иисус поступок Иуды, когда сказал во время Вечери: "И вот, рука предающего Меня со Мною за столом ...". И затем в Гефсимании: "Поцелуем ли ПРЕДАЕШЬ меня, Иуда?!"; и тогда впервые выступил как Судья.
   Таким образом, Иуда оказался первым осужденным в высочайшем Суде Короны и возглавил колонну тех, кто поставлен ошуюю Престола. Именно он ведёт их в Огонь.... Почему думаешь, что не окажешься в этой колонне? Ведь ты в худшей ситуации, чем Иуда, которому был явлен основной Выбор. Ты живешь во времена Славы Господней, и свет этой Славы затмевает свет Истины.
   Иисуса часто называют Вторым Адамом как родоначальника нового, спасенного человечества. Но, с точки зрения "первородного греха" вторым Адамом является Иуда. Он повторил грех Адама, ибо сад Гефсиманский, в котором свершилась его измена, был тогда Райским садом - в нем пребывал Бог живой в лице Христа Иисуса, которого он и предал, пойдя за Сатаной в лице первосвященников иудейских.
   Повторить грех Адама значит поступать не по воле Господина, а по собственной воле: или самому стать судьей и выносить суждения о худом и добром, опираясь на доводы, представляемые умом. Жить по уму в самоволии - это совсем иное бытие, нежели жить в служении Господину.
   Не вкушать запретного плода вопреки доводам разума значит пребывать в почтении к Господину и доверии Ему. Соблазниться значит внять доводам Змея о прекрасном вкусе яблока знания, о его полезности для здоровья, о его чудесных живительных свойствах, повышающих мужскую силу, отверзающих умные очи, позволяющие увидеть другие миры, и даже о способности райского яблока даровать бессмертие вкушающим его.
   Разумеется, одних только соблазнительных доводов недостаточно для измены: должны быть разрушены отношения с Господином Сада. Нужно перестать доверять Ему. Усомниться в любви Его. Заподозрить в своекорыстии и обмане. Именно зерна этих сомнений роняет в душу Адама Противник, после рассказа о чудесном яблоке. Ровно так, как это делает Кассио с Отелло, рождая в душе его сомнение в отношении Дездемоны.
   Сатана говорит, что Господь не хочет делиться с Адамом всеми благами Рая: лучшее хочет оставить только для себя; и поэтому запрещает вкушать плоды Древа Познания. Бог хочет сохранять преимущества всеведения, Адама же оставлять в невежестве, чтобы тем надежнее властвовать над ним..., и т.д.
   Именно эти сомнения, разрушающие доверие, и позволили Адаму совершить предательство и нарушить Запрет.
   Второй Адам, Иуда тоже не внял бы доводам священников иудейских о том, что Иисус есть лжехристос, если бы вначале не усомнился в Нем. Особые отношения Иисуса с Марией Магдалиной, бывшей блудницей, заронили в уме его сомнения относительно целомудрия Учителя. Трата драгоценного мирра на умащение ног Спасителя заставила его усомниться в следовании Его идеалам бедности и милостыни. Именно эти сомнения, родившиеся в душе его из собственных представлений о Мессии (Христе), позволили ему возвеличиться до суда о том, каким должен быть Христос, и предать Учителя.
   Выбор его состоял в том, что живой воде любовного общения с Учителем, он предпочел вино разумного согласия с "сильными мира сего".
  
   В свете всего вышесказанного напрашивается вопрос: "Как же нам не стать предателями?!". Ясно, что пребывая в присутствии живого Бога, или, фактически, в Раю, нам следует избегать участи Адама. Значит, противостоять Дьяволу, не поддаваться соблазну самосуда и самотворения на почве разумности и познания мира сего.
   Легко сказать! Как не поддаться, когда уже поддались...? Когда живем не ОБЩЕНИЕМ, а СОЗНАНИЕМ? Иуда ведь был накоротке с Учителем, видел Его во плоти, повседневно общался с ним, получал Его наставления, был свидетелем Деяний Его и все-таки предал; а как быть нам, для которых Присутствие Бога в жизни нашей неощутимо и неочевидно?
   Использовать силы того же сознания? Приведет ли это к успеху?
   Получается, мы должны жить не Любовью, а знанием Священной Истории.... Но знанием жить нельзя! Даже знание заветов Учителя обретает ценность через то, что вместе с этим знанием обретаем Учителя, как лицо, с которым можно общаться.
   Всё верно. Знанием жить нельзя, даже если оно вмещает в себя все богословие Церкви, -можно только высушиться! В жизни общины апостольской после смерти Христа по-прежнему главным остается ОБЩЕНИЕ с Ним. Именно поэтому Церковь так настаивает на вере в ВОСКРЕСЕНИЕ Христа. Воскресение - кульминационный пункт Священной Истории. Без веры в Воскресение Христа Иисуса доверие священной истории во всем остальном не делает вас христианином.
   Не случайно "пароль" взаимоузнавания христиан: "Христос Воскресе!? - Воистину Воскресе!". Не случайно вся обрядовая жизнь Церкви вращается вокруг Воскресения, как вокруг Солнца. Да, есть Рождество, есть Крещение, есть Успение и прочее, но без Воскресения все эти события, празднуемые Церковью, не имеют никакого значения для нашего Спасения, и служат только Соблазну.
   Больше того, Воскресение вообще выпадает из Истории, потому, что такого события не может быть, и не было в истории никогда. Что это значит?
   Значит, мы не должны рассматривать Воскресение Христа как историческое событие, свидетельствам о котором мы доверяем. Не должны спорить с теми, кто отрицает возможность такого события и не доверяет свидетельствам Евангелистов. Не должны говорить о Воскресении как о Чуде, или событии, которое выпадает из разумной логической связности мира, и затем ввязываться в бесконечные споры о бывших или не бывших "чудесах". Нет! мы просто должны жить в Присутствии живого Бога: нашего Отца, Царя и Судьи. Это всё! Больше сего быть ничего не может: сверх этого - от Лукавого.
   ОН Есть, пока мы есть: отсюда истекает пожелание и констатация: Бог с вами! С Ним возможно личное общение, и Его можно почитать и любить! А что это значит?
   Это означает пребывание в Раю с самим Господом. Не принять эту повторно-открытую людям возможность обосноваться в Раю, как уже духовным существам, значит повторно извергнуться из Рая. Или я неправ?
  
   ПОКАЯНИЕ КАК УСЛОВИЕ ПРИЧАСТИЯ, И КАК ВОЗОБНОВЛЕНИЕ КРЕЩЕНИЯ
  
   Поверьте, я не патологический мизантроп, - просто пожил на свете. И могу утверждать, что каждый второй россиянин - мерзавец; начинающий или состоявшийся. И это ещё очень щедрое для нашей страны предположение: на деле, больше чем только второй. Не знаю, как у других обстоят дела. Возможно все люди таковы. При этом, я не говорю об откровенном мерзавце, но - о сокровенном. Этот паренёк (девиц не рассматриваю) культурно образован: он знает, что такое людские пороки - эгоизм, трусость, жадность, конформизм, угодничество, ложь, своекорыстие, лицеприятие и т.д.; он знает, кто такой плохой парень: видит его на экране, читает о нём в книгах, слушает о нём сплетни, находит его в окружающих людях... Например, какой-нибудь верующий христианин знает, кто такой фарисей, или Иуда предатель, и осуждает их. Это работает усвоенная его умом этическая культурная матрица, на уровне суждения: хороший-плохой. При этом сам он - плохой, по его же критериям оценки, но не может применить эту способность суждения к себе. Потому что себя он не видит и не исследует: не открыт себе. Когда он смеётся над скупым рыцарем или плутом, осуждает фарисея и предателя, эгоиста и конформиста, труса и уклониста, - он знает и говорит: ЭТО НЕ Я! Я НЕ ТАКОЙ! Но ведь это он! Он такой! Это про него написаны рассказы о плохих парнях, вроде Иуды. Однако он в упор не видит себя в культурном зеркале. Разумеется, он помещает свое изображение в портретную галерею культурных типажей, но вешает свой портрет не в зал плутов, конформистов, эгоистов сребролюбцев и христопродавцев, а в зал добрых людей, святых угодников, героев и т.п. Почему?
   Да потому что он сравнивает этих плохих парней не собой истинным, - которого он не умеет и не хочет разглядеть и распознать, - но со своим образом, который он создал, нарисовал и раскрасил. То есть тот холст или бюст, подписанный его именем, который он выставляет в зале славы, и никогда в зале позора, не является его портретом, но - некоей фантазией, красивым рисунком, глядя на который он говорит: это Я.
   Таков его ответ на культурное требование со стороны общества - рассказ о придуманном себе, хорошем парне; фантастический образ.
   Можно сказать, это начальная стадия окультуривания (социализации?). На которой человек не поистине строит себя, лепит себя ..., но, отвечая на вопрос, КТО Я, выбирает из галереи культурных образов портрет какого-нибудь хорошего парня: будучи Иудой, думает: я Христос; будучи грешником, думает: я праведник; будучи порочным, думает о себе: я чист.
   На этой стадии окультуривания - ложного мнения о себе, существуют очень многие. Не зря водному крещению предпосылается покаяние: и это не признание в каких-то проступках, которые не удалось скрыть от себя, но именно откровение себя как обыкновенного мерзавца; открытие поражённости первородным грехом. Безо всякой отсылки к Адаму, поражённость первородным грехом означает, что всяк родившийся неизбежно мерзавец, и никакое благоприятное или неблагоприятное мнение о себе тут не может ничего исправить. Покаяние не означает немедленного исправления и очищения, но открытый грешный человек уже не имеет той способности жить, осуществляться и преобладать, как в то время, когда он скрыт под маской доброго человека, когда он лжёт в каждом движении, интерпретируя свою гадкую жизнь как добрую, угодную богу, отвечающую этическим критериям, и вполне легальную даже в случаях пренебрежения законом.
   Перед каждым причастием ко Христу в таинстве Евхаристии необходимо покаяние или исповедание себя грешным, несовершенным: не исповедание каких-то проступков из стандартного перечня, но осознание своей сплошной греховности, порочности своей воли в полном её объёме; и, более того, сознание своей неспособности изменить это своё худое состояние к лучшему, посредством прилагания к себе каких-то лекал добра, оживления на сцене каких-то масок героев. Должно ясно понять, что твоё прилежание образам добра не может сотворить самоё добро. Что твоя воля к добру есть на самом деле попытка соперничества с Богом. Только такое осознание и откровение себя позволяет отказаться от своей воли, в части добра, совершенства, спасения , богоуподобления, и отдаться воле доброго Господина, - либо лично присутствующего, либо представленного законом, судом, правилом, принципом. В частности, только такое исполнение закона будет истинным, а такое, что "я хороший - исполняю закон", будет неистинным, так как имеет силу не в законе и Господине, а в самодовольстве, которое завтра окажет свое бессилие перед лицом других сил.
   Сказанное покаяние, как не просто требование ритуала, а - экзистенциальное условие Причастия, есть возобновление водного крещения, вновь-очищение и вновь-обращение. Это есть пробуждение и воскресение ото сна и смерти к бодрствованию и жизни.
  
   ПОКЛОНЕНИЕ ДЕНЕЖНОМУ МЕШКУ
  
   "Поклонение денежному мешку" известно как порок сребролюбия, - когда сумма на счёте или другая форма сбережения становится самоцелью. В этом случае денежные доходы из средств к жизни превращаются в сокровище. Им утешаются как тайным могуществом: если захочу, то могу! А также утешаются чувством повышенной экономической безопасности и превосходством над прочими людьми, подверженными безденежью. Но это специфический порок скряги, скупого рыцаря, ростовщика и т.п. От этого далеко отстоит выдерживание стандартов потребления в обществе потребления. Можно погнаться за высоким стандартом и быть вечным догонялой, должником и банкротом. Однако стандарт имеет достаточно широкий коридор, и можно выбрать свой диапазон. Кроме того, стандарт допускает исключения в пользу выраженной индивидуальности. "Я такой, так живу, имею право" - это достаточное основание на отступление от стандарта, - достаточно, чтобы окружающие поняли это как выражение индивидуальности, а не как отсутствие культуры или увиливание от гражданских обязательств поддержания всеобщего благополучия (чтобы не было претензии типа: тебе ничего не надо, ты не хочешь покупать, а как же будут жить те, кто производят и продают!). В принципе стандарт личного достатка и образа жизни может быть любым в рамках закона, - просто будешь чудаком. Но когда в дело вступают дети, то стандарт задают они, поскольку нуждаются во внешнем достоинстве, за отсутствием пока что внутреннего. Здесь уже необходимо взаимопонимание с детьми, чтобы не задирать планку выше возможностей и в разрез с индивидуальностью. Пусть дети находят достоинство в индивидуальности родителей, в их особенностях, выделяющих их из толпы.
   Далее, что до "фикций". ПРАКТИЧЕСКИ ВСЁ ПОТРЕБЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ ФИКЦИЯ. Но есть фикция утилитарная, сопряжённая с минимальным стандартом, минимальным комфортом и приспособлением к окружению; и есть фикция внешнего престижа, выпячивания. Эти фикции морально порицаются и обкладываются налогами.
   Классическая буржуазная мораль требует минимального культурного стандарта потребления, всё что сверх этого должно идти либо в дело, то есть в развитие общественных экономических институтов, или в политику - на развитие и поддержание политических институтов, и на благотворительные цели. Когда выдерживается такая мораль, тогда и дети ей подчиняются, так как видят, что скромность быта идёт не от бескультурья или жадности, а от правильной общественной позиции.
  
   ПОКРОВ ПЕРСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
  
   Зимой 1941 по указу Сталина самолёт с иконой Богородицы на борту облетел Москву по периметру, создавая над столицей Покров Пресвятой Богородицы.
   Божья Матерь хранила Москву и наших солдат на протяжении всей Войны.
   Весной 1945 наши советские солдаты с боями брали штурмом европейские города, ведя упорные кровопролитные уличные бои. Они врывались в дома, в которых засели гитлеровцы, не желавшие сдаваться из боязни ответить за свои преступления. Входили в жилые покои...
   Там они, естественно, обнаруживали множество ценных вещей. И некоторые из них закладывали в свои вещевые мешки. Однако, они не брали ценных вещей! - самовольно конфискуя только предметы, нужные для военного быта; такие как ножи, например.
   Почему они так поступали?!
   Некоторые обличители "тирании Сталина" воображают, будто наши "морпехи", бравшие тот же Будапешт, боялись, что их расстреляют за мародёрство!
   Разумеется, никакому красному командиру и в голову не могло прийти убивать своих лучших бойцов за военные трофеи (!). Эту работу за них выполняли гитлеровцы.
   А среди бойцов держалось строгое поверье и связанная с ним заповедь: "Золота не брать! - иначе убьют".
   Они убедились на опыте: кто нарушал эту заповедь, того действительно скоро убивали немцы.
   Выросшие в русской деревне у верующих родителей, воспитанных ещё в "царское время", наши солдаты интуитивно или гласно понимали: согрешишь - лишишься Покрова Богородицы, спасающей от смертоносного огня! И избегали греха, памятуя о словах Создателя первым людям: преступите заповедь - смертию да умрёте!
  
   ПОНИМАНИЕ
  
   По словам знаменитого физика Ричарда Фейнмана,
   "мы не можем п о н и м а т ь того, чего не можем с о з д а т ь".
  
   Из чего заключаем, что всякое понимание в основе своей есть ПОНИМАНИЕ того КАК ЭТО СДЕЛАТЬ. Соответственно, всякое знание есть, прежде всего, ТЕХНОЛОГИЯ.
   Самым ярким, пожалуй, свидетельством укоренённости этой гносеологии в европейской культуре является концепция Демиурга, или Творца.
   Подобно тому, как Бог сотворил Природу и Человека, сам человек творит свою историю. Как заметил Ортега-и-Гассет, "... чем природа является для вещей (сотворённых Богом), тем история -- как res gestae (вещь творимая, или деяния) -- является для человека".
   Отсюда и понимание истории, принадлежащее, по Дильтею, "наукам о человеческом духе" (Geisteswissenschaften) должно отличаться от понимания природы. Не потому, что мы ставим под сомнение тезис Фейнмана о принадлежности знания созиданию, но потому что природа создана не нами, а в области гуманитарной мы познаём мир, созидаемый нами. То есть разница заключается не в самих методах познания, а в познаваемой реальности, - что требует приспособления к ней этих методов.
   Так, Вильгельм Дильтей хочет, чтобы его самого и других представителей антипозитивистского исторического направления в социологии считали "учениками выдающихся естественников и мыслителей не потому, что мы переносим в нашу область изобретенные ими методы, а потому, что наше познание примыкает к природе нашего объекта и мы относимся к нему так, как они к своему" (Dilthey W. Ideen u:ber eine beschreibende und zergliedernde Psychologie).
   "Природа, -- писал Дильтей, -- чужда нам. Она для нас лишь внешнее, никак не внутреннее. Общество -- вот наш мир" (Дильтей В. Введение в науки о духе).
   По словам того же Дильтея, человек создает в мире природы мир истории как Imperium in imperio, в котором правят скорее ценности, чем причины, скорее свобода, чем необходимость".
   И потому "познание этого особого исторического мира требует проведения особых процедур, суть которых заключается в установлении между познающим субъектом и объектом его познания, то есть другими субъектами, особого духовного отношения, называемого "Пониманием" (Verstehen)".
   Говоря метафорически, в случае общества технолог имеет дело не с пассивным природным материалом, из которого он хочет сделать придуманное им колесо, но - с ситуацией, в которой колесо уже есть, и чтобы понять, как и для чего оно сделано, нужно выведать секреты у его изобретателей.
   Необходимость участливого герменевтического понимания при изучении гуманитарной сферы, в отличие от утилитарного познания природы, отчётливо обозначил Георг Зиммель. По его мнению, мир, изучаемый гуманитарными науками, имеет свой внутренний порядок, которым обязан тому, что создают его сознающие субъекты.
   "Общество, -- писал он, -- это объективная общность, которая не нуждается (для того, чтобы стать общностью) в наблюдателе, находящемся извне...".
   По этой причине Дильтеево "понимание" и отличается от Фейнманова: оно уже не является чистой технологией, - которая всюду одна и та же, поскольку дерево, железо или титан суть одни и те же материалы в любой точке Земли, - но предполагает соучастие в творении и сопряжённую с последним коммуникацию.
   Вильгельм, впрочем, не рассматривает как таковую ни кооперацию, ни коммуникацию между людьми; они подразумеваются как нечто самоочевидное, не нуждающееся даже в особом упоминании, - что, конечно же, является хитростью. Эта хитрость позволяет Дильтею без подготовки сразу перейти к "пониманию" как условию возможности коммуникации и кооперации:
   "Любое слово, любое предложение, любой жест или любезность, любое произведение искусства и любое историческое действие понятны только потому, что существует общность между тем, что в них проявляется, и понимающим; индивид переживает, мыслит и действует всегда в пределах общности и способен понимать только в ее рамках", - пишет Вильгельм.
   Осмысляя цитированное, важно дать себе отчёт в том, что слово "общность" здесь знаменует собой не живое единство общения, а формальное общее ментальности: общий язык, в первую голову; затем письменность, общее мировоззрение, правосознание, географическая локация, мораль, мифы, писаная национальная история, памятники культуры, и т.д.
   Словом, "всё, что понято имяреком, несет на себе отпечаток чего-то известного из этой общности", - пишет Вильгельм. - "Мы живем в ее атмосфере, она постоянно нас окружает. В ней мы вращаемся. Вообще в этом историческом и поддающемся пониманию мире мы - как дома, мы понимаем смысл и значение всего, мы вплетены в эти общности".
   Как видим из "понимаемого" Вильгельмом исключена индивидуальная психика как предмет естественнонаучной психологии. Она требует иного рода связи: а именно, обмена экспрессиями эмоциональных состояний, которые рассчитаны больше на сочувствие, нежели на понимание; и для неё бывает довольно общечеловеческой видовой общности. Общепринятые в данной культуре жесты или слова здесь в большей степени суть средства взаимоотождествления, нежели "понимания" в Дильтеевом смысле слова.
   Культура у него - тоже жизненная экспрессия, но не психики, а "духа".
   Таким образом, - отмечает Уильям Аутвейт (William Outhwaite) - "акцент переносится с сопереживающего изучения и реконструкции духовных процессов других людей на герменевтическую интерпретацию культурных произведений и понятийных структур".
   Эта интерпретация и есть "понимание" Дильтея, преимущество которого перед "пониманием" Фейнмана состоит в том, что "исследователь сам принадлежит к изучаемому им миру". В этом обстоятельстве "Дильтей усматривал не ограничение гуманитарных наук, а, наоборот, их превосходство над науками о природе, которые обречены рассматривать явления, в то время как гуманитарные способны открывать, что за ними кроется. Можно сказать, что герменевтическое понимание является не чем иным, как процедурой обнаружения того, что скрывается под рассматриваемой естественно-научными методами поверхностью явлений, -- процедурой обнаружения ein Innere (Дильтей В. Возникновение герменевтики).
   И в самом деле, совершенно отчуждённый от социальной реальности наблюдатель, вооружённый лишь логикой (= геометрией), может открыть механизмы локальных зависимостей и общие вероятностные распределения повторяющихся событий на основе статистики, но - не более того.
  
   В результате применения естественно-научного подхода к человеческой реальности гуманитарное знание насыщено различными логическими механизмами и программируемыми роботами, моделирующими частные аспекты общественной и личной жизни.
  
   Прообраз такого робота легко находим уже у Декарта. Вот, например, как он представляет себе УВАЖЕНИЕ:
"Уважение, поскольку оно есть страсть, выражает собой склонность души представлять себе ценность того, что уважают. Эта склонность порождается особым движением духов, направляемых в мозг для укрепления соответствующих впечатлений".
   Ещё Джамбаттиста Вико отмечал, что философия Декарта хороша только для умозрительных наук, которые "мы сами создаём". Так, например, геометрия имеет для Декарта статус "демонстративной науки" лишь потому, что "мы её создаём сами". По мнению Дж. Вико, "истинное и созданное взаимообратимы" (verum et factum convertutntur). И, в свете этого утверждения, Ричарда Фейнмана можно рассматривать как ученика и последователя Джамбаттиста Вико.
   В целом, "попытка использовать картезианский метод в гуманитарных науках, назначением которых по знаменитому высказыванию Августа Бека всегда было "познание признанного" (Erkentnis des Erkannten), оказалась неудачной".
   - Является ли само научное знание феноменом духа? - спрашиваю себя.
   - Безусловно. Потому-то Знание и оказывает слабость свою в описании духовных явлений, уступая здесь первенство Театру, Поэзии, Живописи, и вообще Искусству.
   Данное обстоятельство нашло своё выражение в том, что Ньютон и Лейбниц, именовали космологию Декарта "физическим романом", относя этот опус тем самым столько же к литературе, сколько к физике.
   Вот и выходит, что многие вещи человек "понимает", не понимая, и "знает" АЛОГИЧНО, т.е. не зная.
   "Я знаю, говорит блаж. Августин, что такое время; но, когда меня спрашивают, что такое время (?), я не умею ответить, и выходит, что я не знаю". 
   Нужно отметить в конце, что не все физики согласны с Ричардом Фейнманом. Другой знаменитый физик, Вольфганг Паули склонялся, скорее, на сторону Дильтея.
   По словам Марка Боуэна, "Паули верил в то, что новые открытия становятся возможны лишь тогда, когда коллективный разум общества уже способен представить их себе ...".
  
   ПОСМЕРТНОЕ ХРИСТИАНСКОЕ ЖИТИЕ И ОБЩЕНИЕ С УМЕРШИМИ
  
   В Ветхом Завете, как известно, строго запрещено вызывание мертвых, с целью общения с ними, испрашивания пророчества, суда или утешения. Христианство отходит от этой ритуальной нормы. В христианском житии великомученицы Анастасии читаем:
   "Всякую ночь являлась ей святая мученица Феодотия, наполняла радостью ее сердце и укрепляла ее. Анастасия о многом говорила с блаженною, о многом расспрашивала ее. Между прочим, она спросила ее:
   - Как ты приходишь ко мне по смерти?
   Феодотия объяснила ей, что душам мучеников дарована от Бога особая благодать, чтобы и по своем отшествии от земли, они могли приходить, к кому пожелают, беседовать с ними и утешать их".
  
   ПОСТУПОК - ДЕЛО ЧАСТНОЕ ИЛИ ОБЩЕСТВЕННОЕ
  
   "...каждый поступок является частным, индивидуальным событием, он должен проистекать из частных принципов, из непосредственного внутреннего состояния и непосредственного отношения субъекта к остальному миру, - как указывает Юм"
   В этом пассаже знаменательны слова: "отношение субъекта к остальному миру". То есть мир здесь выступает как нерасчленённое целое, или всё, что не Я; просто моё иное, или иное меня. Но допустимо ли говорить о поступке в отношении мира (по отношению к миру)? Кто имеет реальные (не воображаемые) отношения с целым миром? И как вообще можно поступить по отношению к миру в целом? ...разве что, оставить этот мир?
   Люди часто проклинают мир сей или благословляют его, - но это скорее выражение аутоотношения, чем реальный поступок; ибо проклинаемый "мир" здесь не есть реальный мир, но субъективное представление.
   По-настоящему о поступке можно говорить только в отношении другого человека, другого лица. Тогда поступок есть осуществление отношений с этим лицом. Понимаете, о чём я говорю?
   Если, например, водитель автомобиля превысил скорость, то это не поступок, но - деяние (наказуемое как таковое). НО ЕСЛИ ТОТ ЖЕ ВОДИТЕЛЬ ПРЕЫСИЛ СКОРОСТЬ ЧТОБЫ ПОЗЛИТЬ ЗНАКОМОГО ИНСПЕКТОРА, то это уже поступок в отношениях с этим инспектором. Заметьте, притом, что и здесь наказуемым по-прежнему будет деяние, поступок же (поддразнивание инспектора) ускользает от права в область морали.
   Если таким образом строго отличать поступок от действия или деяния, то окажется, что поступок это не "индивидуальное событие", но социальное или коммуникативное, всегда принадлежащее двоим. Хотя, разумеется, у этого социального события имеется индивидуальный аспект, - а точнее, ДВА взаимосвязанных индивидуальных аспекта.
   Если же поступок не есть событие социальное, то общество рассыпается на изолированные деяния. Чтобы собрать из них хотя бы видимость целого Юму приходится допустить, что "люди простирают свои мотивы за пределы тех условий, которые их вызывают, и образуют нечто вроде общих правил руководства нашим поведением".
   Что может означать последнее, кроме того, что люди нравственные пытаются посредством правил придать деяниям видимость поступков, и таким способом ввести события безнравственные по своей природе в круг нравственной жизни? Ведь, если поступки нравственны необходимо (по определению), то действие или деяния как таковые совершенно чужды нравственности, - именно в силу их совершенной индивидуальности.
  
   ПОЧЕМУ АРИСТОТЕЛЬ?
  
   Христианское богословие немало заимствует у Платона и у Аристотеля. И всё же, когда встаёт выбор между этими двумя столпами античной философии, церковь решительно выбирает Аристотеля. Почему?
   Не потому ли, что у Платона истина бестелесна, и плоть(тело) есть результат загрязнения и отягощения духа материей? Тогда как у Аристотеля истина необходимо телесна, - ни сущность, ни форма, ни материя не существуют, согласно Аристотелю сами по себе, и суть лишь абстракции ума; существуют только тела. Если следовать Платону, то Истинный человек (Идея человека) бестелесен. Но согласно убеждению церкви Истинный человек, Христос Иисус телесен и вечен, вместе. Потому пальму - Аристотелю!
   РЕПЛИКА:
  
   Но как опасен тот же Аристотель в нечестивых руках! Кажется, в полном согласии с Аристотелем всецелый натуралист Гоббс утверждает: В горнем и дольнем мире существуют только тела и их детерминированное движение.
   Разве это не богохульство? Ведь одно из горних тел - Бог! И будто в насмешку, для Гоббса несомненно, что Он является телом, если верить в Его существование
   На деле в системе Гоббса такому телу нет места. Ведь его движение не детерминировано, и божественное Тело является Причиной. Между тем, у Гоббса ДВИЖЕНИЕ (тел?) является "единственной и всеобщей причиной". Человек также тело, порожденное движением и постоянно находящееся в движении. Разнообразие его свойств обусловлено разнообразием движений. Какие же регалии вручаются математической механике!
   На некотором движении (а вернее на представлении, вызываемом этим движением) люди ставят звуковую метку - "бог". Гоббс намеренно смешивает нарицательные имена (метки, значки) и личные имена. Однако, личное имя это не метка! И "бог" - не имя; но у Бога есть личное имя.
  
   ПОЧЕМУ АДАМ ПРИОБРЕЛ СМЕРТЬ В РАЮ И ЭТИМ НАЧАЛ ДЛИННЫЙ КРУЖНОЙ ПУТЬ К ТОМУ, ЧТО ЛЕЖАЛО С НИМ РЯДОМ С САМОГО НАЧАЛА
  
   Ответ имеем в Книге Генезиса (Бытия): потому что дурно распорядился своей свободой: поставил не на ту лошадь. Желая приобщиться к богам и имея такую возможность, он привился не на том древе: на Древе Познания вместо Древа Жизни.
   Психическая аналитика этого ложного выбора также ясно раскрыта в Книге Генезис. Два источника воды жизни имел он, как ратай, на поле своём: один - почтение к Хозяину, доверие и послушание ему; другой - ревнование к богам, обитателям сада, и желание стать как они. Адам вошёл во второй источник, отдался потоку своего желания, быть как боги, позволил, чтобы оно овладело им (допустил преобладание женского начала в душе своей), и тогда, естественно, пошёл за тем, кто показал путь удовлетворения этого желания. "Ешьте от плода Познания и будете яко бози" - сказал ему Противник.
   Отсюда ясно, что возврат к исходному пункту Становления, - где вновь возможен выбор, на этот раз правильный, - предполагает отказ, прежде всего, от самого желания стать богом и, соответственно прекращение всей практики созидания себя, в уподобление Богу, и мира, в уподобление Раю. Нужно перестать пить из источника самосозидания, вода которого не утоляет жажды, но лишь рождает новую; и обратиться к Источнику в лице Наследника Хозяина Сада.
   Итак, два условия возрождения погибшего человека: 1) сознание ложного выбора и готовность отказаться от него; и 2) присутствие Наследника, в лице которого можно возобновить отношения с Хозяином Сада, прерванные Адамом.
   Наследник, второй Адам, был всегда; Он был изначально в Раю. И есть всегда. Но Он не может быть родоначальником плотского человечества, ибо "на небе не женятся и не выходят замуж". Иным путём исполняется небесное человечество - через усыновление Ему; как усыновились Ему апостолы, сделавшись сыновьями учителя, "варравами".
  
   Такова ясная и последовательная парадигма Становления человека, открываемая нам в Писании и Предании. Но тем и характерно становление, что одни уже "перешли Рубикон", а другие ещё на этом берегу; одни перерешили, а другие остаются в первоначальном выборе. И те, и другие существуют совместно, в одном политическом теле. Отсюда и разные прочтения Писания и разные линии предания.
   Вот иудейское прочтение в терминах закон (заповедь) и преступление (грех): Полученное Адамом от Отца откровение о жизни и смерти, создавшее выбор, ставшее основанием свободы человека, и отеческое увещание, не есть от плодов от Древа Познания, обратились в этом прочтении в закон, или заповедь, а потеря Рая и смерть стали наказанием за преступление закона (за грех). Отсюда ясен и путь исправления положения: неукоснительное соблюдение закона (праведность) и жертва, во искупление греха (то есть штраф, или плата богу за моральный ущерб). Соответственно, далее в истории мы видим праведников, по типу Еноха, возвращённых на небо, или в Рай; искупительную жертву Авраама; и постоянную борьбу пророков с грехами уже искупленного Авраамом народа, с тем чтобы привить ему праведность и тем завершить спасение, обещанное Богом Аврааму.
   Христианство, в лице Павла, категорически отвергает эту парадигму, заявляя, что закон не спасает, и праведность ничтожна в глазах Отца, если не сказать богохульна. Тем не менее, эта парадигма живуча и имеет продолжение в новозаветном предании в виде легенды о принесении Богом Отцом в жертву своего Сына, во искупление грешного человечества. Рассказывающие об этом превращают Бога в обезьяну Авраама. Ибо получается, что жертвоприношение Авраама выступает в качестве Начала (Архэ), которое затем повторяется Отцом Христа.
   К этому ведёт логика закона, греха и искупления. Якобы к концу эона грехи народа стали так велики и многочисленны, что никакая, доступная имению человека жертва, уже не может их искупить. Исповедники этой доктрины на самом деле исповедуют Космос, как вселенский правовой порядок, которому подчинен и Бог, ибо Он должен подчиниться Порядку и дать выкуп за грех.
   По-моему, вся эта богословская линия чужда истине, и отвергалась первыми церквями. Отчего и "Посланию к евреям" отказывали в авторстве Павла, спасая тем Павла христианина, от него же, иудея. Разве не так?
  
   ПОЧЕМУ МЫ МАССИВНЫ?
  
   "Вероятно, самым удивительным свойством окружающего мира - говорит физик Лоуренс Краусс - является то, что в природе существуют только три независимые размерные величины: длина, время и масса. Размерности всех остальных физических величин могут быть выражены через комбинацию трёх основных".
   С "длиной" и "временем" всё более-менее ясно: достаточно показать линейку и часы. Но, вот, что такое "масса"? И как её измерять?!
  
   В обиходе мы давно привыкли отождествлять "МАССУ" с "ВЕСОМ".
   Свой вес мы чувствуем. И со времён Исаака Ньютона знаем, что вес пропорционален массе. Но, что такое масса? Фактически, это просто коэффициент, множитель в уравнении веса. И Эйнштейн ничего здесь не изменил - лишь подтвердил фундаментальность Ньютонова уравнения.
   Я не говорю, при этом, о релятивистской массе, или инерции относительного движения. Нет я имею в виду пресловутую "массу покоя", которая "является скалярным (то есть выражаемым одним числом) инвариантным (неизменным при смене системы отсчёта) множителем в определении 4-мерного вектора энергии-импульса".
   В свободном падении веса нет, но масса остаётся, - если верить математике. Притом что ускорение свободного падения подозрительно совпадает с квадратом числа "пи". Если разделить наш вес на квадрат "пи", чтобы получить нашу массу, то расстояние "R" в формуле веса как-то сразу превращается в радиус окружности... (?).
   Значит ли это, что свободное падение, на самом деле, - это всегда движение по окружности? Или, попросту, Галилеево равномерное "прямолинейное" инерционное движение..., но - в искривлённом пространстве-времени?
  
   Космонавты убедились на опыте, что если запустить нас на орбиту, мы все будем двигаться параллельно: никто никого не обгонит, хотя массы у всех разные. Кабы не так, то - как говорит Лоуренс Краусс - "американская лунная программа оказалась бы гораздо более сложной, поскольку в конструкции космического корабля пришлось бы явным образом учитывать вес каждого астронавта".
   Показателен в этом отношении пример двух элементарных частиц, электрона и мюона, идентичных во всём, кроме массы. Массы у них разные. Зачем и почему - не знает никто.
   Узнав об открытии мюона, известный американский физик Исидор Исаак Раби отреагировал на него саркастическим вопросом: "Ну и кто это заказывал?"
   Так что же такое МАССА?
   Говорят, физики знают.... Возможно. И, тем не менее, "даже сегодня у нас нет ни малейшего представления, почему существует более тяжёлая копия электрона"; а именно, мюон.
   Лоуренс Краусс утверждает, что развитие физики не происходит по принципу "чем дальше в лес, тем больше дров". И, наверное, он прав! - если учесть, что "Теория Относительности Эйнштейна" есть всё та же "Теорема Пифагора", точно выраженная формулой: "Пифагоровы штаны на все стороны равны"; но только на плоскости "длины - времени".
   И тем не менее, если некто скажет мне, что "бозон Хиггса" - это "проще пареной репы"; или, что это "и ежу понятно" - Я НЕ ПОВЕРЮ!
   Особенно в СВЕТЕ того, что основная масса Вселенной заключена в ТЁМНОЙ материи!
   Сам Нильс Бор, бывало, говорил Гейзенбергу, что, "когда речь заходит об атомах, нужно переходить на язык поэзии..."!
  
   ПОЧЕМУ ОПАСНЫ ИЗМЫ
  
   Всякое политическое учение может представлять угрозу для общества, уже самим приложением рациональной конструкции к живому общественному телу. И, дело не в содержании учения, а в упрощенном подходе к жизни: в примитивном рационализме и фанатическом идеализме.
   Люди прямого политического действия, революционеры возможны именно как примитивные платоники: им представляется простым делом возрождение Атлантиды.
   Наиболее распространенная и опасная примитивная политическая модель это модель тирании, заимствованная из эллинской истории. ее суть известна - власть захватил тиран; все беды общества происходят от тирании; свергнуть тирана, и общество тут же выздоровеет.
   Не нужно доказывать насколько неадекватно такое мышление в условиях современного очень сложного мира. Человек реальный, строящий приближающиеся к некоторым аспектам реальности политические и экономические модели, никогда не станет революционером - разве что в условиях социальной катастрофы.
   Вывод таков: следует избегать упрощенных подходов к действительности. И: абстрактные перфекционисты, склонные к параноидальному осуществлению захвативших их ум представлений, опасны для общества.
   Этот тип людей мы унаследовали от Нового Времени. Это время закончилось. Те, кто остался в нем, считают себя прогрессистами (разумеется!). На деле, они ретрограды. Такие же ретрограды, какими были русские революционеры в начале ХХ-го века. Государство, которое они разрушили, было более прогрессивным, чем они. Именно этого экзистенциального разрыва они и не выдержали.
  
   ПОЧЕМУ РОССИЯ НЕ ГУМАННА
  
   В эпоху сословного строя и цеховой экономики гуманизм имел церковное обличье, и был неотделим от милосердия и любви к ближнему, как способов спасения души. Отсюда, образцом гуманности был имярек, отдавший все свое состояние церкви и посвятивший себя целиком служению ближнему, то есть ставший монахом одного из деятельных орденов.
   В эпоху торжества религиозной свободы, индивидуализма и политической либеральной идеи гуманность получила буржуазное обличье. То есть образцом гуманности стал классический буржуа - трудолюбивый, успешный в своем предприятии, честный и обязательный в негоцациях, умеренный в личном потреблении, предупредительный в общении, благотворитель, образцовый семьянин, член общественных магистратур и попечительских советов.
   Этой трансформацией гуманности мы обязаны в первую голову протестантской индивидуализации отношений имярека с Богом. В протестантстве каждый - Авраам: имеет персональный завет с Богом, без посредничества клира; и актуальность своих персональных отношений с Богом демонстрирует миру успешностью своего предприятия. Это - религиозная основа честного буржуазного соперничества. Теперь угодник божий - не юродивый Христа ради, а успешный негоциант, который успешен, потому что угоден Богу. Хотя содержательно угодничество его более митраистское, нежели традиционно христианское: честная цена, правильный вес, надлежащее качество, низкий процент, верность договору, благотворительность без нищелюбия, забота об общественной морали и благополучии.
   Как бы то ни было, в нашу либеральную эпоху, никакой иной гуманизм, кроме буржуазного, не вписывается в общественный mainstream и неизбежно вытесняется в зоны маргинальных чудачеств.
   Западная либеральная цивилизация жива лишь до тех пор, пока она лишь частично маргинальна, и сохраняет буржуазный "основной поток", модельно обрисованный Максом Вебером.
   Беда России в том, что она целиком маргинальна. У нас есть православные, казаки, чиновники, воры, олигархи, предприниматели, но нет буржуа. Поэтому Россия не гуманна, в современном понимании. Она гуманна по-своему - чудачески, архаически и симулятивно, но не гуманна по-настоящему.
   "Эх, нам бы буржуазной культурки!" - сетовал Вл.Ил. Ленин, наблюдая постреволюционную культурную анархию. И он был очень прав в своем сетовании.
   Либеральный капитализм невозможен без буржуазности. Получается лишь уродливый симулякр, сквозь который проглядывает не идея свободы, а необузданная вакханалия.
  
   ПОЧЕМУ ЯЗЫЧНИКОВ ИМЕНУЮТ ПАГАНАМИ?
  
   В европейском христианском быту со времен Рима утвердилось именование "язычников" паганами - Pagani. Это слово происходит от латинского paga - округа: то есть земля, принадлежавшая городу как полису. Долгое время ваш покорный слуга думал, что такое именование утвердилось потому, что в сельской местности жили неотесанные крестьяне, которые сохраняли старые культы. Однако, это не совсем так. Трудность в том, что в раннехристианском мире pagani противопоставлялись не urbani, а miles, то есть воинам. Жители округи не призывались на военную службу - только горожане. Для античного, и особенно римского мира это более чем существенное отличие.
   Приходится вспомнить в этой связи, что христиане именовали себя воинами Христа, и часто просто воинами - miles. Отсюда, не христиане - не воины; то есть pagani, как именование не военного сословия. Иными словами, ярлык pagani был перенесен на язычников по признаку не подвизания их к экуменической войне с Дьяволом.
   (См. в этой связи книгу Лучицкой "Образ другого")
  
   ПРАВДА И ЛОЖЬ
  
   Сказано в Благой Вести, что ...
   "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него на?чало быть ... И в Слове была жизнь" (Ин. 1:1-4).
   То есть, Слово и Истина неразделимы. Слово отделённое от Истины есть Ложь. Оно может внешне походить на слово и даже совпадать с ним в членораздельном звучании и написании, но словом не будет, - ибо мертво!
   Мы живы Словом, и живём в Царстве Слова. В аспекте царства, Слово есть Правда. За правдивым словом всегда стоит истина. Если же истины (= бытия и жизни) нет, то - пусть даже слова совпадают с правдой и звучат одинаково - слова эти ЛЖИВЫ!
   Дети Дьявола лживы во всём. Потому говорится: Сатана - Отец Лжи.
   Его отпрыски лгут всегда - даже, когда сообщают внешнюю "правду". Эта их "правда" всё равно - ложь; поскольку Ложь суть они сами. Истины человека нет в них. Они - не человеки; но, только изображают собой людей.
   Для того в обществе им приходится лгать непрерывно. Их речи и поведение могут случайно, ситуационно, внешне совпадать с правдой, но остаются, при этом, ЛОЖЬЮ.
   В известной притче деревянная кукла-марионетка, изображающая на театре человека, всё время лжёт. Но, длинный нос выдаёт её.
   О метафоре "длинного носа" стоит ещё подумать.
   Людей мало вокруг. Рождение от Слова - редкое событие. Зато буратино - пруд пруди! Ведь, Сатана просто "поросится". Может быть, поэтому его часто изображают Свиньёй?
  
   ПРАВДА ДЕРРИДЫ
  
   Книжная культура получила свое начало во времена Сократа. И была означена им как начало упадка. Мнемонические заметки учителей мудрости не могут заменить самих учителей - так думал Сократ. Его ученик Платон, хотя стал писать книги по философии, сохранял форму диалога, то есть как бы живого общения; и предсказал, что книги породят дураков.
   С тех пор мы живем в книжной культуре. Даже наша религия происходит из Книги. Давно уже не живое общение, а литература, то есть письмо стало обителью и хранилищем языка. На письме мы говорим красиво, и правильно, и содержательно, а в устной речи обходимся словарем Эллочки Людоедки. Искусство риторики утрачено, несмотря на преподавание риторики в школах Северной Америки. Наш язык обогащает не агора не форум, а Пушкин, пишущий романы.
   Это положение языка состоялось достаточно давно. Но только в ХХ-м веке мыслящие люди, такие как Жак Деррида, впервые осознали это кардинальное изменение и заявили: язык - это более не речь; это письмо!
  
   ПРАВА И СВОБОДЫ: В ЧЁМ РАЗНИЦА?
  
   У порока нет прав!
   Потому не может быть права курить, например. Может быть только свобода курения, законодательно ограниченная правами других граждан - как и любая другая свобода.
   Нет права на преступление. Но есть свобода деяний, сопряжённая с ответственностью за них.
   Так же не может быть права на сексуальные извращения или причуды и фантазии: может быть только свобода сексуальной жизни.
   Отсюда правовые притязания и "правозащитные движения" так наз. "сексуальных меньшинств" находятся вне пределов Права как такового. Прежде требуется изменение морали. Последняя же определяется и утверждается Божественной Сферой нашего быта, обнимающей сферу мирскую. Представителем Небес в мире является Церковь.
   Мы можем не признавать этого представительства - это свобода. Но тогда мы должны примкнуть к другой корпорации и принять её мораль или измыслить собственную индивидуальную мораль - это так же свобода. Однако у нас нет права навязать свою мораль другим. И наличие собственной морали не уничтожает публичной ответственности за наши поступки. В этом смысл слов "Res Publica" - публичное дело.
   В истории мы знаем одного человека, у которого была собственная мораль - это Христос Иисус. Он не нуждался в представительстве церкви, поскольку имел личную связь с Богом. Других же людей, своих сограждан он призывал соблюдать Мораль (= священный Закон).
   Если у нас нет личного общения с Богом, то притязания на собственную мораль приведут нас к произволу и анархии.
  
   ПРАВО - ВЕЩЬ, ЦЕННОСТЬ ИЛИ НОРМА?
  
   Мы говорим: имею право; или: человек имеет право. И это предложение отличается от предложения: "человек имеет дом".
   Распространенная языковая конструкция с употреблением глагола "иметь" в отношении права не может пониматься так же, как в отношении вещи. Право не может принадлежать нам как вещь. Оно не входит в состав имущества, несмотря на формулу: человек имеет право.
   Вещь мы потребляем, а право осуществляем. Мы не можем воспользоваться правом иначе как осуществляя его (см. Юрген Хабермас, "Вовлечение другого").
   Значит, право может пониматься только как экзистенциал. Мы не найдем права в выложенном (ausgelegt) перед нами наличном.
   Исходя из правовой нормы, пытаются понять право как регулятивный принцип. Однако норма есть проекция права в деонтологическое пространство (= пространство долженствования). Норма отрицает свободу, тогда как право, напротив, утверждает свободу.
   Пытаются говорить о праве как о благе. Но равенство прав не равно равенству благ. Следовательно, право не равно благу. Ю. Хабермас пишет по этому поводу:
   "Различение между правовым и фактическим равенством не может быть применено к "благам".Только между правомочностью, с одной стороны, и наличными шансами на использование прав - с другой, может возникнуть сомнительный с точки зрения равенства перепад, тогда как между фактическим обладанием благами и фактическим потреблением благ такого перепада нет" (Ю. Хабермас, "Вовлечение другого").
   Возможно, неверен сам подход приписывающий право выделенному субъекту. Если рассматривать право в контексте отношений между субъектами, трудностей, подобных указанным, не возникает.
   В отношениях с другими любое мое действие затрагивает либо непосредственные интересы других лиц, либо общий космос. Отсюда, в отношениях любое мое действие чревато конфликтом. В упорядоченном мире всякий конфликт отдается на суд. В конфликтной ситуации всякие действия приостанавливаются до решения суда. Если суд признает мои намерения и действия по исполнению их правомочными, то я беспрепятственно совершаю свои действия. Я вправе их совершать, поскольку я оказался прав в суде. Слова: "имею право делать это" - означают, что суд не усмотрел в моих действиях существенного нарушения интересов других лиц или разрушения общего космоса и признал мою правоту в конфликте с ближними.
   Мы не обращаемся в суд на каждом шагу. Почему? Только ли из-за практических неудобств? Но мы ведь можем представить себе некий общепланетный Разум "Солярис", способный вершить мгновенный суд, так что процедурные неудобства исключены. Наверное, тогда намного увеличился бы поток обращений в суд, но все-таки осталось бы и саморегулируемое со-существование людей. Почему это возможно?
   Возможно потому, что основные суды, охватывающие множество типичных казусов, уже состоялись. Конституционное собрание и парламент - вот судебные инстанции, которые заранее вынесли решения по множеству типичных ситуаций, сообразуясь с принципом равенства, и основанной на нем справедливости. Таким способом мне предоставлена презумпция правоты.
   Я заранее прав, поскольку заранее состоялось решение суда. Эта "заранее-правота" и называется правом. Я совершаю действие, относительно которого заранее вынесено решение суда, и этим осуществляю право (= правоту).
   Таким образом, Право есть система презумптивной правоты, основанной на космос-образующих вердиктах представительного судебного собрания .
   Отсюда вытекает онтологическое понимание права как модуса существования в мире, или экзистенциала.
  
   ПРАВОТА
  
   Быть ПРАВЫМ может только ищущий Правды.
   Преследующий свой интерес бывает "правым" лишь формально или машинально, но - никогда поистине.
   Истинствовать вообще можно только в очах Бога. Соответственно, и ПРАВЫМ можно быть только в Суде Божьем.
   Мир, между тем, полон "иродствующих", или правых правотой Ирода в суде Пилата. Но, прав ли Ирод? И оправдан ли Пилат?
   Ни тот, ни другой не искали Правды, будучи судьями. Но поступали из политических соображений.
   Ирод препятствовал революции - преобразованию Иудейского Царства из родовой монархии в религиозную. И с этой целью желал устранения с политической сцены ключевых фигур революции, Иоанна Крестителя и Иисуса Назарея - любой ценой, ибо цель эта в его глазах оправдывала средства. Он не сомневался в своей "правоте".
   Пилат ломал комедию патерналистской власти Рима, проводящего мудрую национальную политику: отдал суд толпе иудеев, собравшейся в Претории.
   У него не было цели, оправдывавшей средства. Он лишь боялся вызвать у иудеев недовольство римской властью. Ну, и берёг себя: боялся, что иудеи пожалуются на него Цезарю.
   Потому Пилат знал, что не прав пред лицом богов, и хотел оправдаться. С этой целью он публично умыл руки, в знак своей невиновности в смерти Галилейского Учителя Закона.
   Оправдан ли он? Этого мы не знаем.
   Но Право попрано и в том, и в другом случае.
  
   ПРИНЕС ЛИ ОТЕЦ НЕБЕСНЫЙ В ЖЕРТВУ СЫНА ПО ОБРАЗУ ЖЕРТВЫ АВРААМОВОЙ
  
   Второй Адам, рождённый Богом-Отцом, всегда был, всегда есть и будет на небе и в человеках. В жизни и смерти Иисуса из Назарета нам открыто, как Он бывает в людях. Он наш учитель, духовный отец и брат. Его Мать - наша Мать. Он открыл это на кресте, сказав ученику, бывшему тут же, о матери своей: се мати твоя; а матери Марии - "жено, се сын твой". Своим воскресением он открыл нам тщету смерти на пути Любви. А также тщету жертвы, которую приносят заблудшие богоотступники на алтарях своих идолов.
   В лице Иисуса из Назарета и с Ним человек получил вечную жизнь, истинное бытие, стал самим собой - богом, соответственно своему рождению.
   В метафизике эонов (веков) это рассматривается как завершение ветхого времени и возвращение к Началу. С этой новой "точки нуль" начинается новый Век, которому несть конца: век божественного человечества.
   В ветхом времени божественность человека была возможностью, или потенцией. И весь ветхий Эон был посвящен осуществлению этой возможности. Новый Век начался, когда эта возможность осуществилась в лице Иисуса из Назарета, и есть век Истины, или подлинного бытия Человека "бессмертного", то есть не подверженного природным приливам и отливам, циклам рождения и умирания.
  
   ПРИНЕС ЛИ ИИСУС НОВУЮ ТОРУ ЕВРЕЯМ?
  
   Иной раз приходится сталкиваться со следующим крайним мнением: якобы мы, христиане, наследующие евреям, навязываем всему миру узкую племенную жидовскую веру и культ. В частности, политические радикалы кавказского происхождения с возмущением восклицают: почему я должен исповедовать племенную иудейскую религию, когда есть в мире великие универсальные религии? Другие вопрошают: почему я должен жить по римскому праву? Я хочу жить по шариату.
   В связи с этим в своей проповеди я стараюсь подчёркивать радикальное отличие христианской веры от иудейской. Некоторые богословы склонны трактовать Иисуса из Назарета как реформатора эллинистического иудейства, принёсшего "новую Тору". В этом аспекте, может быть, самым показательным является различие в ЛЮБВИ между иудейством и христианством:
   Вспомним, что говорит Второзаконие. Оно гласит: "возлюби ближнего как самого себя". Здесь очевидно констатируется любовь человека к самому себе, как наличное состояние; каковая любовь и является отправной платформой. Тем самым греховное состояние человека, в котором более всего он любит самого себя, признаётся за данное и исходное. Другого человека, ближнего, такой человек, разумеется, не любит, и любить не умеет. Представление его о любви может быть почерпнуто только из любви к себе. К этому возможному представлению и обращается автор Второзакония. Максимум, что он может требовать от Каина - это чтобы он отнёсся к Авелю, как к самому себе.
   Иное дело Иисус: Он говорит ученикам: любите друг друга Любовью Отца Небесного; как Я люблю вас, и как Он любит Меня.
   Это увещание Христа бесконечно далеко от морали Второзакония, как и от любого другого морализаторства. Оно обращено уже не ко грешному человеку, разлученному с Богом, но к сыновьям Бога Живого, которые познали Любовь Отца.
   В свете такого обстояния, можно ли считать речи Спасителя, обращённые к братьям своим, новой Торой, - как пытаются представить дело жидовствующие богословы?
  
   ПРИРОДА БЕСОВ - ОГОНЬ?
  
   В житии Сергия Радонежского читаем:
   "Однажды ночью бесы, как бы целым воинством, грозно приблизились к нему и со страшной яростью кричали:
   - Уйди с сего места, уйди, иначе ты погибнешь лютою смертью!
   Когда бесы произносили сии слова, из уст их вырывался пламень".
   Если из уст живого существа вырывается пламень, мы заключаем, что нутро этого существа есть огонь. Если пламень, вырывающийся из уст, считать обнаружением сущности, то, значит, сущность бесов - огонь. Но огонь есть метафора духа, ибо стихия духа есть огонь, и обиталище духов есть сфера огня. Тот же огонь изрыгает огнедышащий змей, или дракон. Так же пламень вырывается из уст пророка, или голова пророка бывает осенена огнём, - как мы видим то на изображениях пророка Магомета. Языки духовного огня спустились на головы апостолов в день Пятидесятницы.
   В том же житии святого Сергия читаем:
   "Однажды преподобный совершал Божественную литургию. Вышеупомянутый ученик его Симон, муж испытанной добродетели, тогда был екклисиархом. Вдруг он видит, что по святому престолу носится огонь, озаряя алтарь и окружая служащего Сергия, так что святой был объят пламенем с головы до ног. А когда преподобный приступил к принятию Христовых Таин, огонь поднялся и, свившись, как бы некая дивная пелена, погрузился в святую чашу, из коей и причастился сей достойный служитель Христов святой Сергий". Таким образом, огонь здесь явился знамением присутствия Духа.
   Из сказанного заключаем, что по огненной природе своей, обнаруживающееся изрыгаемым пламенем, бесы есть духи. Так же, как и Бог дух есть.
  
   ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИДЕЙ. ПРАВ ЛИ ЮМ?
  
   "...выражаясь философским языком, все наши идеи, т. е. более слабые восприятия, суть копии наших впечатлений, т. е. более живых восприятий" - Д. Юм, Исследование очеловеческом разумении.
   Средневековое представление о душе запертой в темнице плоти преобразовалось, у просвещенцев, в тощего философа живущего во чреве толстого раблезианца, каковой непосредственно живёт, действует, наслаждается жизнью, в то время как философ внутри него, не имея никакого доступа к миру, должен довольствоваться протокольным описанием внутренних ощущений раблезианца.
   Именно так, вслед за Беркли, описывает Д. Юм разум человека - пребывающим в коконе ощущений, чувств, эмоций, переживаний ... Эти ощущения не даны разуму как таковые, но - в порядке интроспекции (некоего внутреннего зрения). Созерцая эти не принадлежащие ему полнокровные чувства, бледный разум образует свои представления о них, называемые первичными идеями; используя которые он составляет вторичные композиционные идеи.
   На эту гипотезу, - истина которой представляется ему очевидной, - Юм опирает здание своей скептической философии. В свою очередь, нам эта занятная теория вовсе не кажется убедительной. Более того - очевидно ложной.
   Довольно сказать, что человек живёт в общении с подобными себе; и в этом общении обменивается смыслами, по отношению к которым все чувственные формы, осуществляющиеся в процессе общения, сами по себе не имеют никакого значения, играют чисто служебную роль "передающей-принимающей аппаратуры". И чем ниже амплитуды аппаратных токов (аффектов), тем лучше, - в противном случае они только мешают. Они получают гуманистическое значение только будучи вовлечены в смысловые формы, - вследствие чего одинаковые логические смыслы различаются чувственным окрасом; либо когда само чувство является ядром смысла. Однако, главное здесь то, что смыслы не принадлежат человеку как индивидууму: они принадлежат взаимоотношениям людей, объединённых в общество.
   Идеи разума принадлежат именно к этим смыслам, и ни в коем случае не могут считаться "бледными копиями ярких чувств"; ибо вообще не находятся ни в каком существенном отношении к чувствам.
   Последнее утверждение означает, что со смыслами соединены свои витальные силы, могущие возбуждать чувственную сферу, но не заимствующие свою энергию у чувств.
  
   ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПРАВА В ПОНИМАНИИ ХРИСТИАНИНА
  
   Учёные и философы могут и далее строить теории и спорить об основаниях и происхождении права. Для христиан вопрос совершенно ясен. И мы, как христиане, можем уверенно заявить, что право есть, с одной стороны, выражение намерений и плод усилий Бога по возвращению человека в Рай, а с другой стороны право есть ответ человека на эту инициативу Бога: выражение его встречных намерений и усилий... Первую встречу с Богом на долгом пути возвращения в дом Отчий мы обретаем в лице Авраама.
   Авраам - внук Адамов. Последствия первого греха Адамова суть непременные условия его существования. Он приспособлен к ним и не ожидает другого. Смерть воспринимается им как данность. Авраам видит своё продолжение в потомках, а не в собственной грядущей жизни. Поэтому он просит у Бога, чтобы родить сына. Его помыслы не устремлены к небу, но прилежат земле. Поэтому память о Рае существует лишь в проекции на земное счастье - Авраам мечтает об изобильной земле, текущей молоком и мёдом, для своих потомков. И сам Рай в воспоминаниях есть такая земля, даже с почти конкретной географической локализацией. Поэтому Бог обещает Аврааму исполнение мечты об изобильной земле, когда-то принадлежавшей людям, но потом утраченной. Но, при этом Он разумеет другое. Его цель - вернуть людей в Рай, в горние чертоги. Но Он не может раскрыть это своё намерение Аврааму, опасаясь быть непонятым и непринятым.
   Итак, Бог обещает Аврааму, в потомках его, изобильную землю, остров Буян русских сказаний. Но чего же требует Он взамен? Он предлагает Закон. То есть Бог хочет, чтобы основание общественного договора, взаимоупорядочивающего градостроительную деятельность людей, находилось в Нём. Также и Суд по этим основаниям принадлежал бы Ему. Таким образом, не открывая Своего конечного промысла, и приспосабливаясь к жалкому состоянию человечества, Бог подспудно возвращает людей к их первоначальному состоянию, до самовольного суда о прямом и кривом, - когда Адам ещё спрашивал Господина о том, что право, а не жену свою. После договора с Авраамом, и особенно после возобновления этого договора с Моисеем, люди имеют уже конституцию от Бога, и Суд Божий. Хотя их воля ещё наследует Змею и ползёт по земле: их помыслы ещё не устремлены к небесной Жизни в Раю, но хотят земного счастья и земного совершенства. Тем не менее, договор с Богом существует, как условие этого счастья и совершенства. Отсюда является стремление и желание иметь Бога актуальным главой политической жизни. Это стремление осуществляется в институте пророков, способных узнать суды Божьи; отсюда же является институт божественного Помазания на царство. И, наконец, - ожидание Мессии, истинного Сына Божия, поставляемого Отцом на царство. Отсюда остаётся лишь один шаг до восстановления первоначального безгрешного состояния человека - осознание, что царство Мессии "не от мира сего"; то есть имеет своим содержанием не земное благополучие, но вечную Жизнь в небесном Городе. Начало же всему этому полагается в осуществлении права, конституированного договором с Богом, старающимся вернуть людей в состояние достойности Жить.
   Таково происхождение Права в понимании христианина. На это понимание опирается сознание исключительного значения Права, конституированного Договором с Богом, в гражданской жизни. Общественный договор, инициированный и конституированный Богом, есть начало царства Божьего. О нём же сказано Иисусом Царём всем ищущим дверей в Царствие - пойди прежде исполни Закон!
  
   ПРОКЛЯТ ВСЯК ПОВЕШЕННЫЙ НА ДРЕВЕ
  
   "Проклят всяк повешенный на древе" - читаем в Писании. Что означают слова сии?
"Проклят",- значит о душе сей произнесена торжественно клятва пред Богом, что будет отдана она в жертву Ему:
"И поклялся муж пред лицом Господа своего, что ежели вызволит его Господь его из напасти сей, то отдаст он Ему первого (или первое), что встретит он, по возвращении благополучном, у  врат дома своего..."
"Первый" или "первое встреченное" - это эвфемизм, указывающий на первенца и первинки, и, может быть, на жертву, замещающую первенца.
" И встретил муж у врат дома своего дочь свою (или сына своего). И по клятве своей принуждён отдать её (или его) Богу, которому клялся об этой душе".
Отдавать Богу значит посвящать, или святить. Клятый Богу значит святой.
"Святый Богу наречется",- сказано об Иисусе Христе. И не может быть иначе, ибо Иисус принадлежит Богу изначально, как вечный и единственный Первенец. Он свят (читай: клят) от рождения, потому что явился в мир не "колесом предков", возвращающихся в потомстве своём, но Духом Небес.
И Он повешен на древе, на Древе Жизни; на священной берёзе или дубе, или ясене... Этот способ принесения жертвы широко известен в традиционных культурах, как способ отправления души к небесному Роду, к верхним богам, пребывающим в истоках Родовой Реки, сиречь Реки жизни, или Небесного Нила. Иисуса казнили по достоинству его, отправив туда, откуда он пришёл. Ибо крест - заместитель Древа Жизни, его символ. Иисуса казнили вместе с проклятыми людьми, и как проклятого,-  по инвертивной тождественности "клятого" и "святого".
В среде кельтов, многие жрецы, друиды, совершали самоповешение с целью приобщения к светлым богам, желая идти по смерти "верхним путём. Самоповесился и Иуда Искариот. И то, что этот его самовольный акт, самовольная жертва, как в зеркале повторяет внешне жертвоприношение (повешение) его Учителя, Христа, свидетельствует об укоренённости этих событий в Священной вневременной Истории: и вновь видим мы здесь изначальных двоих, сыновей Бога, выбравших вольно разные пути: Христа, исполняющего Волю Отца, и Сатану, кривляющегося в потугах самообожения и передразнивающего истинного Сына.
Иисус не повесился сам; его казнили стражи мира сего, слуги Князя мира сего, клявшиеся своему Господину о всяком мятежнике, да смерти его предадут. И предали они Его позорной, равно славной, казни, ибо клятое = святое. И вознесли Его высоко над землёй, как то и подобает "верхнему духу", ибо на верхнюю ветвь сажают Птицу. И глава Его, как вместилище Родовой духовной силы - на вершине Древа, а тело его свесилось вниз, ибо как Богочеловек распростёрся Он по всему Древу жизни, согласно сложному "составу" человека: духовному, душевному и телесному. И кровью своей, стёкшей к подножию креста, напитал Он корень Древа Жизни. И мы, как отпрыски сего Древа, от этого напоения корней получаем соки жизни.
Видимое на нижних ветвях Древа приношение плоти и крови есть лишь подчинённая часть Главного Жертвоприношения в вышних, и потому совершается слепыми и подчинёнными слугами, о которых сказал Иисус: "не ведают, что творят". Вышнюю же жертву приносит сам Иисус. Он приносит свою волю к жизни земной Небесному Отцу, как выкуп за Первенца, Сына Божьего, предать которого требует Сатана, и каковое предательство совершает Иуда, как антипод Иисуса, показывающий в перевёрнутом виде, словно в теневом театре, то, что совершает в сердце своём Иисус. В плане человеческом, жертвоприношение Иисуса, совершаемое в его отношениях с Небесным Отцом, обнаруживается в непрепятствовании злым совершить поругание над званием, и обликом, и телом Сына Человеческого.
Таким образом, Иисус, внутри своей двойной богочеловеческой природы, совершает выбор между жизнью сына человеческого и жизнью Сына Божьего в пользу Последнего, и эта последняя ордалия, последний суд и оправдание Иисуса здесь, на земле, совершается в Гефсимании, в то время как ученики Его спят, не будучи в силах постичь происходящее в вышних, в Небе, открывающемся в сердце Иисуса.
Приношение Сыновней воли в вышних открыло реку воды живой, Небесный Нил, от которого всё живое получает живот свой. И это отворение небесной реки знаменуется в нижних отворением крови Христа копием Лонгина сотника из бока Иисуса. И само копие здесь, как символ мирового столпа, сиречь Древа, указывает на означаемый смысл, и капли крови с водой, стекающие с конца копия суть росы живые, стекающие с Древа.
Живая Вода, отворённая Иисусом несёт Жизнь Вечную мужу (Жениху, Атману) брачующемуся с Девой Небесной, становящемуся зятем Небесному Отцу, и возобновление жизни (воскресение) всему живому подверженному смерти, через возобновляемую жертву на всех ярусах древа жизни,- так, что жертвенная плоть и жертвенная кровь, становясь пищей претворяются в живущем теле в семя, обеспечивающее возобновление этого тела, а жертва любви обновляет душу.
Вкушение в Евхаристии жертвенной плоти Хлеба и жертвенной крови Лозы виноградной повторяет приношение хлеба и вина, совершённое Иисусом на тайной вечери, как акт любви к ученикам своим, и знаменующее приношении Иисусом плоти сына человеческого и крови его, как выкуп за Сына Божьего, Первенца Вечного, и для спасения душ учеников Его через открывание тайны праведной смерти как врат в Жизнь Вечную.
Таким образом жертвоприношение хлеба и вша, совершаемое нами в нижних, чрез памятование о Тайной Вечери, вводит наше сознание в Смыслы, открывающиеся в Жертвоприношении Христа, знание каковых смыслов облегчает нам наш выбор между Царством Божиим в нас и Царством Кесаря в нас, и, соответственно, между участью сына человеческого и сына Божьего; то есть между "Я" пребывающим вовеки и между "Я" умирающим, растворяющимся в Роде земном.
------------------------------------------------------------------
P.S. В Книге Иисуса Навина, в гл. 6, стих 17, Йешуа бар Нун говорит своим людям: "И город Иерихон  должен быть проклят Богу, и всё, что в нём...
  
  
   ПРОМАХ ХАЙДЕГГЕРА
  
   В параграфе 42 "Бытия и Времени" Хайдеггер пишет:
   "В предыдущих интерпретациях, ведших в итоге к выдвижению Тревоги (Заботы) как осуществлению  Здесь-бытия, все шло о том, чтобы для сущего, какое мы всегда сами суть и какое мы именуем "человеком", получить адекватные онтологические основания. /.../ Поэтому теперь уместно привести предонтологическое свидетельство, доказательная сила которого, правда, "лишь историческая".
   В качестве помянутого свидетельства Хайдеггер приводит следующую латинскую басню:
   Cura cum fluvium transiret, videt cretosum lutum
   sustulitque cogitabunda atque coepit fingere.
   dum deliberat quid iam fecisset, Jovis intervenit.
   rogat eum Cura ut det illi spiritum, et facile impetrat.
   cui cum vellet Cura nomen ex sese ipsa imponere,
   Jovis prohibuit suumque nomen ei dandum esse dictitat.
   dum Cura et Jovis disceptant, Tellus surrexit simul
   suumque nomen esse volt cui corpus praebuerit suum.
   sumpserunt Saturnum iudicem, is sic aecus iudicat:
   ?tu Jovis quia spiritum dedisti, in morte spiritum,
   tuque Tellus, quia dedisti corpus, corpus recipito,
   Cura enim quia prima finxit, teneat quamdiu vixerit.
   sed quae nunc de nomine eius vobis controversia est,
   homo vocetur, quia videtur esse factus ex humo.
    
   И, по нашему мнению, неудачно, поскольку речь в этой басне идет не о заботе, а о любопытстве (Cura). В соответствии с известной латинской пословицей "curahumaniingenit" (любопытство врожденно людям). Не считаясь с контекстом, Хайдеггер принимает для слова Cura значение "забота", "попечение", соединяющее его с немецким словом  "Sorge"; и переводит фразу "Cura enim quia prima firixit, teneat quamdiu vixerit" как "... пусть забота им владеет, пока он живет". Между тем, правильно - "пусть любопытство направляет его..."; например, направляет его очи на небо, благодаря чему человек познает бессмертных богов, и т.д. Так что, если Вот-бытие и толкует здесь себя, то иначе, чем предлагает Хайдеггер: не тревога, а любопытство выступает здесь осевым экзистенциалом человеческого быта.
   Более уместно свидетельство Сенеки, цитату из письма которого приводит Хайдеггер:
    Сенека пишет в своем последнем письме (ер. 124):
   "Из четырех существующих природ (дерево, животное, человек, Бог) две последние, которые одни наделены разумом, отличаются тем, что Бог бессмертен, человек смертен. Из них же благо одного, именно Бога, осуществляет его природа, другого, человека, - Cura (забота?): unius bonum natura perficit, dei scilicet, alterius cura, hominis".
   Но и здесь под словом Cura понимаются, скорее, труды государственного правления, ибо именно государство, или космос, приносит благо людям, по мысли стоиков: это забота о поддержании космоса. Бог космичен по природе своей, тогда как человек по природе акосмичен, и должен трудами обеспечивать свою часть космоса как Республики богов и людей. Сказанное очень далеко, как от Страха Кьеркегора, так и от Тревоги (Sorge) Хайдеггера.
   Соответственно, мы не можем принять эти исторические псевдо-доказательства. Непонятно, зачем Хайдеггер тянет их за уши. Из увлеченности своей концепцией? Хотя ведь изначально ясно, что невозможно выделить в существовании главный экзистенциал. Это все равно, что отдать пальму первенства одному из детей Зевса. Вспомним суд Париса. Он привел к величайшей войне нашей древности, Троянской.
  
  
   ПРОСТРАНСТВО
  
   В основе апперцепции пространства лежит уже недоступная нам в чистом виде перцепция "чувственного, или животного пространства".
   Это базовое "пространство" есть дологическая свобода, свобода животного, данная субъекту животной воли в форме сплошного (непрерывного) многообразия возможности перемещения, образуемого произвольным (неопределенным) вектором движения.
   Базовое животное пространство трансформировано у нас в пространство геометрическое, или собственно ПРОСТРАНСТВО. Это уже не пространство животного движения естественного тела, но пространство движения искусственных тел по умным траекториям.
   Иными словами, это пространство орудийной деятельности. Именно это пространство мы воспринимаем. И оно, конечно, отличается от "пространства" первоначальной обезьяны вида Homo, или пространства Маугли - не социализованного человека.
   Таким образом, наша пространственная апперцепция является культурным продуктом: она не дана изначально. И хотя мы предполагаем некое естественное базисное "пространство" животного человека, оно нам не дано. До него невозможно также добраться с помощью феноменологической редукции (epoche`), поскольку обнажаемое в редукции "познающее Я", или Ego cogito, неотделимо от орудийной деятельности и геометрического пространства. Если же мы представим себе собственную деградацию до состояния Маугли, то потеряем при этом свое "Я".
   Если мы, при этом, не прибегаем к трансцендентальным apriori, соотнесенным с человеком как образом Бога и т.п., тогда Кантово эстетическое apriori - пространство оказывается не абсолютным и не натуральным, но - обусловленным культурой.
  
   Помимо указанного различения пространств животной и орудийной воли, основная мысль этого тезиса состоит в том, что пространство есть СВОБОДА, как она дана воле.
   Если мы редуцируем свободу локомоции до одной единственной линии, то есть поставим локомотив на рельсы, то этим уничтожаем геометрическое пространство как отображение возможностей движения. В состоянии локомотива на рельсах мы вполне можем позволить себе ослепнуть, подобно кроту, который движется по прорытым ходам.
   В каждой точке рельсовой траектории уничтожены все вектора движения, кроме одного, и тот предопределен. В таком случае точки, в которых мы определяем вектор движения, теперь уже не точки пространства - это точки Времени.
   И во Времени лежит оставшаяся свобода. Величина вектора движения может изменяться от точки к точке. Это скорость и ускорение. То есть, в условиях редукции геометрического пространства, свобода остается в интенсивности движения, или в его темпоральном измерении.
   Таким образом, мы видим в свободе движения единство пространства и времени. Их разделение существует только в уме и есть результат абстрагирования. Именно благодаря этому единству пространство может быть представлено временем, и время отображено в пространстве.
   Исходя из сказанного, мы утверждаем, что воспринимаем не в пространстве, а в пространстве-времени. Это последнее есть данность воле возможностей движения тела, и, тем самым, феномен свободы движения. Но движения уже не естественного, а искусственного, умного, орудийного.
   Следует заметить, что пространство как данность возможностей собственного движения отличается от Кантова понятия пространства. "Кант стремится описать пространство как способ, с помощью которого субъект предвосхищает явление чего-либо" (Поль Рикер). Но предвосхищение носит темпоральный характер, и поле восприятия, в котором нечто является, вовсе не обязательно пространственно. Иначе, мы должны были бы предполагать пространственную апперцепцию у неподвижного растения, которое, ведь, предвосхищает. Но нет сведений о том, что его предвосхищение имеет для него пространственную форму. Во всяком случае, персептивное "пространство" растения должно быть весьма специфично - как в случае гелиотропизма, так и в случае приспособленного контакта с телом опыляющего насекомого.
   Так что предвосхищение мы должны рассматривать, аналогично рельсовому движению, как редукцию пространства-времени до чистой темпоральности. В этом случае, можем говорить о пространстве предвосхищения, в общем понимании пространства, как свободы, в её данности субъекту свободы.
   Также нельзя свести пространство к "возможности внешнего восприятия", поскольку речь идет не о "внешнем" только, но о внешнем в поле возможностей моего перемещения.
  
   ПРОТЕСТАНТИЗМ
  
   Главная ложь протестантизма состоит в убеждении, будто деловой успех свидетельствует о богоугодности имярека; так что успешный человек якобы споспешествуем самим Богом.
   Следует ли считать успешным человеком Иосифа плотника, семью которого Отец Небесный избрал для рождения Сына? Был ли успешен Сын Божий Иисус?
   В Европе столетиями формировался класс мелких ремесленников и торговцев. Именно они стали почвой протестантизма; им удобна помянутая идеологема, позволившая сделать служением Богу бизнес, вместо монашества и милостыни.
   В России, к счастью, эта "мелкобуржуазная стихия" не получила преобладания в обществе. У нас предпринимательство не имеет традиционных корней, поэтому оно почти сплошь криминально по духу - ищет легкой наживы.
   Отсюда беспочвенны призывы оторванных от почвы "либералов" к развитию предпринимательства в России. Наш путь - державность, окормляемая Царством Божиим. Именно это политическое сознание господствовало в христианском мире в первом тысячелетии нашей эры: Христианский народ един и форма его политической жизни - Империя как проекция Царства Небесного на Землю.
  
   ПУСТЬ ПРЕЖДЕ СТАРИК УМРЕТ
  
   Известно ли вам, что на Руси существовал обычай при въезде в новый дом, обязательно поселить туда парочку дряхлых больных старичков, чтобы они умерли в этом доме, и только после этого въезжать самим. Таким образом оберегали от смерти хозяев дома. (Источник: Николай Гумилёв).
   Возможно, имеем дело с вырождением более человечного обряда присвоения жилья Роду, так чтобы не возникнуть из ничего в новом доме, но наследовать предкам. Дом, в котором умерли деды, - родовой дом. Соответственно, он освящен богом Родом и охраняем умершими предками.
  
  
   "Р"
  
   РАБ БОЖИЙ
  
   Наверное, многим читателям вынесенное в заголовок именование "Раб Божий" представляется понятным, привычным, чуть ли не очевидным, - как не сомневался в его значении наш художник Михаил Нестеров.
   А между тем "Раб Божий" - весьма высокое звание, которое нельзя заполучить по своему хотению, - и не зря имя "Раб" пишется здесь нами с заглавной буквы.
   Спросите у себя и у ближних: Что это значит - Служение Богу? И как это сделать, осуществить?
   В ответ вы скорее всего получите отсылку к социальным институтам: культовым, моральным, правовым - с помощью которых эти слова получают доступную воле определенность.
   Какие-то деятельности и статусы в рамках этих институтов могут носить звания "служения" и "рабства", но будут ли они таковыми поистине? Или то будут лишь мирские изображения надмирного Бытия внутри парадигмы: "мир - театр; и мы в нём - актёры"?
   Это уподобление соединяется с абстрактностью выражения "служение, или рабствование Богу", каковая абстрактность только и позволяет НЕ РАЗЛИЧАТЬ Истину и подобие, или изображение ея.
   А между тем Первая Заповедь Закона Моисеева, как раз и содержащая императив Служения, гласит:
   "Я Господь Бог твой...".
   Уже слово "господь" (= господин) сужает абстрактность "служения вообще", поскольку служением, или рабством (от слова работа) можно назвать любую деятельность - копание канавы, например. Но служение господину предполагает отношения услужения и подчинения какому-то конкретному лицу, имяреку; и, соответственно, - персональные отношения с ним.
   Ещё более конкретизирует отношения служения местоимение "Я", употреблённое в Первой Заповеди.
   Отчего бы не написать: "он - господь твой"? И тогда можно было бы указать пальцем на "него", и выступить представителем его, и говорить, что вы "служите богу", когда делаете (или не делаете) тот-то и то-то.
  
   Но, не тут-то было! Из песни слова, как говорится не выкинешь! Нельзя устранить из Заповеди местоимение "Я", - она произнесена ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА (!).
   Таким образом, хотя Моисей представил Заповеди всему народу, Первая Заповедь обращена не ко всем целиком, но - к каждому персонально.
   И, для того чтобы согласиться с предложением-утверждением Первой Заповеди, нужно пребывать в непосредственных личных отношениях с тем, кто обращается к тебе со словом "Я": лицезреть Его, как говорится; или знать своего господина в лицо.
   И это абсолютно необходимо, в виду целости Закона, ибо только при этом условии можно выполнить следующую Заповедь: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всем помышлением твоим...!".
   Но любить можно только конкретное лицо!
   Для того Господь Бог Саваоф послал в мир Сына своего возлюбленного Иисуса Назарянина, соединённого с Богом по рождению, как с Отцом своим, чтобы в Лице Его люди народа божия могли воочию лицезреть Бога, который обращается к каждому из них со словами: "Я Господь твой!"; и так полюбить Его.
  
   Оттого является очень важным, говоря о "служении Богу" разуметь под этими словами служение персонально Иисусу Христу, сыну плотника Иосифа из Назарета, а не вообще какому-то виртуальному абстрактному "высшему существу".
  
   Заметьте, как резко усложняется понимание и само дело Служения, когда мы говорим не служении вообще, но - о признании своим господином конкретное лицо, Иисуса Христа, о любовном услужении лично Ему (!).
  
   Заметьте, как резко усложняется понимание и само дело Служения, когда мы говорим не вообще о "служении", но - о признании своим господином конкретное лицо, Иисуса Христа, о любовном угождении лично Ему (!).
  
   Ведь для того, чтобы стать рабом Иисуса Назарянина, нужно чтобы Он согласился быть твоим Господином, и принял тебя в число слуг своих.
   А это может случиться не ранее, чем ты установишь с Ним отношения личного общения.
   Но это не делается по твоему хотению. Такого общения нужно УДОСТОИТЬСЯ. А это - поверьте! - непростая задача.
   ___________________________________________________________________
  
   P.S. С жалостью к "либералам", безрассудно фетишизирующим понятие "свободы", хочу им поведать, что СВОБОДА - ЭТО РАБСТВО. Поскольку "Рабство Богу" - это единственное истинное, абсолютное и бесспорное истолкование слова "СВОБОДА".
  
  
   РАБСТВО КАК КАЧЕСТВО ВОЛИ
  
   У нас привыкли понимать "рабство" как политический институт и общественное состояние и положение. Между тем у рабства есть психологическая персональная составляющая. Рабство существует не только как социальное положение, но и как персональное состояние воли и разновидность сознания.
   В нашу эпоху, когда рабство уничтожено как легальный политический институт, особое значение приобретает РАБ, КАК ТИП ЛИЧНОСТИ. Ведь с политической отменой рабства бывшие рабы не перестают автоматически быть рабами в душевном плане. Политическое преобразование здесь - лишь предпосылка личной трансформации. Рабу ещё предстоит образоваться и вырасти в свободного человека: внутренне родиться как свободному.
   Непонимание глубины сказанного процесса приводит к тому, что раб не сознает своего рабства, потому что формально он свободен. Между тем, он не способен воспользоваться политической свободой. Она приводит его лишь к разгулу и беспутству, социальной апатии и политическому нигилизму. Ведь именно личная незрелость освобожденных рабов рождает такую популярность анархии и приводит к новым формам порабощения.
   В психологическом плане душевное рабство трудно отличить от инфантильности, поскольку рабы во многом подобны детям. Однако, инфантильность продолженная за пределы детства и отрочества должна наталкивать на размышление именно в аспекте душевного рабства.
   Почему рабство устойчиво? Не только вследствие насилия. В рабстве есть соблазн легкости бытия, безответственности. Необязательность, беззаботность, "пофигизим" - вот соблазны рабства. И внутриличное рабство у современных людей более всего выражается как раз в бегстве от обязательств и ответственности, в стремлении к беззаботному существованию.
   Худшее в рабстве - неспособность воли к делу спасения. Раб даже не в состоянии осознать несвободу от греха, которая заставляет желать Спасителя. То есть он не может вместе с Павлом сказать: "хочу доброго, но творю злое".
   Его душа не дом, где он хозяин, господин и судья. Его душа - мастерская. Он не ведет диалога, он работает: вспахивает ниву - извлекает из души услады и силы. Такая установка неизбежно ведет к наркотикам разного вида.
   В гражданской свободе раб видит одни препятствия. Не понимает значения закона. Он не озабочен воспроизводством общественного достояния, но только потребляет и гадит...
  
   РАЙ ИЛИ ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ ?
  
   В простонародном христианстве устойчиво бытует благопожелание новопреставившемуся покойнику Царства Небесного. С этим благопожеланием связано представление о том, что умерший крещеный, пройдя воздушные мытарства и получив прощение грехов, попадает в Царство Небесное, где восседает на пиру верных со Христом Иисусом.
   Между тем, Иисус на кресте говорит раскаявшемуся разбойнику: "Нынче же будешь со мною в Саду (= Раю)". В Саду, но не в царстве Моем.
   Также на просьбу учеников, сыновей Зеведея, уготовить им место там, куда сам отойдёт, Учитель уклончиво отвечает, что у Отца моего обителей много. В том числе, знаем, есть такая обитель, как Сад - обиталище души первого человека, человека, как Рода.
   Спрашивается на основании чего этот рай, или "вырей" - вечное место Рода, отождествляется с Царством Небесным?
   Кто сказал, что Царство Христово это дородовое и посмертное обиталище душ? Разве не в Израиль пришел Царь и принес собой Царство свое? Царство Помазанника (Машиаха) сначала назвали Царством Божьим, потом Царством Небесным, и так в представлении трансцендировали его в языческие духовные локусы. Иисус, однако, вовсе не обещал какого-то запредельного царства, как посмертной обители: Он говорил о царстве здесь и теперь, как о политическом устройстве Израиля, а затем и человечества; истинном политическом устройстве, отвечающем истинному Человеку.
   Смущению детей Отца в этом вопросе способствует неверно толкуемый ответ Иисуса Пилату, когда Он говорит, что Царство Его не от мира сего.
   Эти слова Христа вовсе не означают того, что царство его не на земле, не в человеках, а в каком-то потустороннем Саду. Если бы так, то зачем воплощаться Богу: зачем нужно оправдание плоти? Но, к счастью, это не так. Слова: "не от мира сего"; означают только, что власть и достоинство царя Христос получает не от собрания старшин народа, и помазание - не от первосвященника, а от Отца людей и ангельского воинства Его.
   Он властен не потому, что за ним стоят римские легионы или стража Израиля, но потому что своим императором признало его Войско Ангелов, слуг Божьих: императором и триумфатором как Победителя Сатаны и его войска бесов, низвергнувшего Противника с Небес.
   Таким образом, власть Христа означает мир в духе человека, где Дьявол заключён в темницу, а бесы покорны и трудятся на строительстве храма души человеческой, как работали древле на Соломона царя. Если душевную экономию и домострой человека возглавляет Христос Иисус, то, через это оказывается возможен идеальный Град верных на земле, в человеках. Этот Град и есть Град Божий: он же - Царство Божье и Царство Небесное. Это вовсе не посмертная награда праведнику, а состояние и способ существования искупленного человечества.
   Присутствие Христа в доме души человека в качестве Отца семейства и Градоначальника - это и есть Паруссия, или Присутствие, в буквальном значении слова. Именно к осуществлению Паруссии призывают благовестники, когда говорят: пустите Христа в сердце свое, как отца своего и начальника дома.
   В свете сказанного, совершенно ложным и антихристовым нужно счесть толкование Паруссии, как некоего повторного пришествия мессии, теперь уже с силой физической вооруженной и страшным судом, чтобы карать грешников и врагов истинной веры. Таким образом, конец ветхого века (эона), который уже состоялся вместе с воскресением Христа, опять откладывается на неопределённый срок, - чтобы жить по старому, не принимая Христа. Это старое жидовское верование, перелицованное с учетом истории Христа Иисуса: оно ничего общего не имеет с Путем Истиной и Жизнью, которые принес в люди Иисус из Назарета.
  
   РАЙ И ГРАД БОЖИЙ
  
   В привычной традиции Рай - состояние человека до грехопадения, Град Божий - состояние человека после Искупления. В описании это как будто разные состояния. Между тем, Искупление часто трактуется как возвращение в Рай, и предвкушение Искупления так и ожидалось еврейскими предками христиан: как возвращение в Рай, из которого они были изгнаны.
Так есть ли что-то общее между ветхозаветным Раем и новозаветным Градом?
Несомненно.  Присмотримся к отношениям в Раю. Адам возделывает сад, у которого есть хозяин, и пользуется плодами сада. Но при этом, он не арендатор, поскольку не платит арендной платы, и хозяин сада - господин ему. Таким образом, Адам посажен на землю своим господином с заданием возделывать сад - в качестве садовника, но без зарплаты: на полном иждивении хозяина, на основе произрастающих в саду дерев. То есть Адам - раб. Древние люди так и идентифицировали себя - как рабов Божьих (в отличие от новых людей, которые суть сыны Божьи).
Но отношение рабства - это отношение цивилизации, незнакомое первобытному обществу. Описанное в Генезисе - это типичное городское состояние. Собственно города мы там не видим, но видим пригородное поместье господина, в котором работает и живет его раб. Это типичный способ жизни древних городов, вплоть до Рима. Когда мы наблюдаем такое поместье, неизбежно угадываем город, скрывающийся в дымке на горизонте за стенами сада.
Возвращаясь к священному преданию, должны констатировать, что Град, угадываемый вдали за стенами райского Сада, и есть новозаветный Град Божий. Его еще нет, поскольку нет тех, кто населил бы его, но Град присутствует виртуально в самой форме взаимоотношений Адама и Бога как господина.
   Вообще говоря, христианство есть религия городская. Не случайно христиане противопоставляли себя "паганам", то есть селянам (сельским жителям).
  
   РАЦИОНАЛЬНОСТЬ
  
   Рациональность не является высшей ценностью, хотя мы часто ревнуем о ней. Поступок может быть нерациональным, а поведение иррациональным..., и цениться выше рационального. Важно, ведь, не то, насколько мы разумны, а - как мы выглядим в Очах Божьих....
  
   РОДИТЬСЯ ОТ ВОДЫ И КРЕСТИТЬСЯ В ИОРДАНЕ У ИОАННА ЗАХАРЬИНА - ОДНО И ТО ЖЕ?
  
   Иоанн Креститель на Иордане говорил приходящим к нему: Я крещу вас водой, но идёт за мной Больший меня, который будет крестить вас духом и огнём. С другой стороны, Иисус сказал Никодиму фарисею, что для вхождения в Царство Божие, он должен родиться от воды и духа.
   "Родиться от воды" здесь означает ли, что Никодим должен прежде пойти ко Крестителю? Кто рожает от воды, Иоанн или Иисус? Или, другими словами, равно ли крещение Иоанново тому "рождению от воды", о котором Иисус говорит Никодиму? (см. о Никодиме Евангелие от Иоанна, глава третья, кажется)
  
   РОЖДЕСТВО КАК РОЖДЕНИЕ
  
   Днесь родился Сын Божий в семье человеческой, вышедши младенцем из чрева жены, как и все мы, люди. Увидел свет младенец сей божественный в хлеву, и первыми среди людей узрели Бога пастухи скотины. Этим подчеркнута природная телесность Иисуса и Марии, такая же, как у скота.
В рождественской проповеди архиепископ Минский Тадеуш сказал об этом так, что рождением Сына в человеках Бог Отце посылает Земле не воздушный поцелуй в виде какого-то духа, становящегося якобы плотью, а самый настоящий телесный поцелуй.
Жидовствующие протестанты не принимают Рождества в хлеву, относят его к язычеству. Воображая себя духовными, не принимают телесного Бога  и держатся формулы - "слово стало плотью"; не замечая её откровенно эллинского содержания.
Между тем, без  плотского Рождества нет никакого христианства. Пусть даже воплощенный Нус: слово, ставшее плотью, повторит крестный путь Иисуса сына Марии, - это будет уже не христианство.
Рождение во хлеву, где обитает скот, неслучайно в мифологическом контексте Евангелия: хлев подчеркивает здесь рождение не в фигуративной материи воплощенного слова, но в естественной плоти, общей у человека со скотом. 
Что же до рождения в Духе, то сын плотника Иисус из Назарета получил таковое в крещении Иоанновом при Иордане. Здесь рождение его было уже не от жены Марии, а от Воды и Духа, изображаемыми Иорданом-рекой и слетевшей нань голубицей. Соответственно,  восприемником Иисуса как духовного (не плотского, но логического) младенца был не биологический отец Иосиф, плотник, а отец-наставник, Иоанн Креститель, который и засвидетельствовал факт рождения, увидев голубицу, слетевшую с небес на главу Иисусову. Именно в этом, обрядовом  рождении Логос (Слово Божье) получил... не плоть, но - Лицо, в лице Иисуса; ибо дух "воплощается" в лице, а не в теле. И тогда богословы говорят уже не о рождении, но о "вочеловечении Бога", поскольку человек есть не только тело, но - обязательно! - ЛИЦО!
   Это особо подчеркнуто в индоиранской мифологии. В ней первый человек (он же первый царь!) назван Йима, что в русском языке мы имеем как "ИМЯ". То есть имя первочеловека и первоцаря есть Имя как таковое. Но Имя имеет только лицо (животное имеет кличку): и только лицо может ИМЕТЬ; или обладать вещами, отнесенными к нему лично = к его имени. Таким образом,  "человек" и "лицо" соединены неразрывно. Нельзя мыслить одного без другого, поскольку первый человек - Имя (Йима).
  
  
   РОЖДЕСТВО ГЛАЗАМИ ДАРВИНА
  
   Согласно эволюционной теории Чарльза Дарвина живые существа не появляются ниоткуда, и не сотворяются Богом, но - рождаются друг от друга. Соответственно, и новые виды живых существ не завозятся с Марса, но рождаются в лоне видов старых, - так что в матке вида насущного вызревает экземпляр вида нового; и в итоге у пары данного вида рождается не их генетический отпрыск, но - представитель вида до сих пор невиданного; с другой генетикой.
   Человек вида Homo Sapience тоже не сотворился из воздуха, но был в свое время рожден в лоне предшествующего вида Homo Habilis, или Человека Умелого.
   С точки зрения Дарвина, в рассказе о Рождестве Иисуса, сына Иосифа, плотника из Назарета, описано именно такое событие - рождение нового вида в лоне вида старого.
   А дело в том, что названный Иисус вовсе не был сыном Иосифа, хотя и был рожден супругой его, Марией, остававшейся ему верной. Событие это можно было бы рассматривать как чудо самозачатия плода без семени мужа, если бы.... Если бы у Марии родился экземпляр Человека Разумного (Homo Sapience); то есть, представитель вида, к которому принадлежала сама Мария. Однако Мария родила не человека, но - Существо новое, доселе невиданное. Она родила Богочеловека, Родоначальника нового вида людей - отчего Он и величается Новым Адамом.
   Также называют его Вторым Адамом, где эпитет "Второй" должен, по-видимому, говорить о ВТОРОЙ попытке Бога родить Себе детей. Первая попытка была предпринята им в Раю с Первым Адамом и супругой его Евой, чьё имя в переводе означает "Жизнь".
  
   Наверное, это Событие - рождение Сына Божьего - было бы естественным для нас, если бы мы продолжали жить на вершине Горы Господней, в Раю, как наши Первопредки, созданные Богом именно для того, чтобы у них рождались Дети Божьи, которым Он, Создатель был бы Отцом. Однако, предки наши исказили свою Природу непослушанием, были изгнаны из Рая, и спустились с вершины Горы Бытия по склону вниз.
   Как нам известно из Писания, Гора Господня, с Раем - обителью человека на вершине, являет собой образ Мироздания и Жизни в целом, как она видится духовным очам.
   Жизнь глазами Дарвина, как результат Эволюции, тоже может быть представлена Горой, образованной пластами наслаивающихся друг на друга новых видов, и увенчанной последним по времени видом - Человеком Разумным.
   В японской культуре образ Горы прочитывается как "счастливое завершение". И увенчание Горы Жизни человеком означает, что на виде Homo Sapience биологическая эволюция видов, по мнению Дарвина, завершилась.
   Что, однако, не отменяет Эволюции как таковой. Просто дальнейшее совершенствование Жизни должно происходить уже не в телесной, но - в духовной сфере; обнаружениями которой являются не тела, но "облака" символического общения; каковое общение может так называться потому, что "облака сообщений" материально фиксируются в виде "текстов" (в широком смысле слова), составленных из символов.
   И, если раньше, в биологической эволюции совершенствовался мозг, как орган телесный, то теперь совершенствоваться, по мысли Дарвина, будет РАЗУМ как информационная система, - через совершенствование объективаций разума - его символических инструментов. И эта сверх-телесная эволюция совершается уже вне рамок Натуры, как эволюция ОБЩЕСТВЕННАЯ. Она не нуждается для своего свершения в появлении новых животных видов.
   Отсюда, рождение женщиной экземпляра человека нового вида Homo Novus является в глазах Чарльза Дарвина событием невозможным, немыслимым....
   И поскольку, в ментальности Дарвина, претворение и обновление человека возможно только в части Разума, который продолжает совершенствоваться, а не в части тела, изменения которого завершены, то Святодух, сошедший с Неба во чрево Марии, оплодотворяет не плотское яйцо, но душу плода. Это значит, что в составном имени Homo Sapience часть "Homo" мы оставляем без изменения: изменяется часть "Sapience".
   Согласно Писанию, мы как будто должны заменить эту часть имени Человека на "Divinus", сиречь "Божественный". Но может ли такое имя, как Homo Divinus, быть обозначением вида?
   Если оставаться в позитивной логике усовершенствования разума, то можно предположить прогрессивный переход от "разумности" к "мудрости"; и тогда новый вид человека можно назвать Homo Sophos.
   Новому умудренному разуму должна отвечать и новая общественность: в атеистической ментальности, предположим, "коммунистическая".
  
   Вы удивитесь, но так же смотрит на дело и церковная традиция. Она не говорит об Обожествлении человека, но - о вочеловечении Бога. То есть, согласно богословию, на этой ступени Эволюции изменяется не Человек, но - Бог. Из Существа духовного бестелесного Он становится Существом также душевным и телесным, Богочеловеком, с которым так же сопрягается новая общественность - Церковь, или Царство Божие.
   И хотя в событии Рождества душа младенца Иисуса, сына Иосифа и Марии, просияла Духом Святым, Богочеловек тогда еще не родился: обнаружился лишь Его Зародыш, которого прозрели Волхвы с Востока.
   И, в согласии с концепцией общественной эволюции Человека Разумного, долгих тридцать лет после события Рождества, Зародыш этот развивался в общественном лоне Римской Иудеи. Настоящее Рождение Его состоялось на Иордане в Крещении Иоанновом.
   Иоанн был первым, кто узрел Богочеловека. Разумеется, он не понял, Кто это, - поскольку мыслил в рамках Торы. Он мог предполагать в Иисусе только Мессию, которого ждали иудеи. Поэтому он и отправлял посланников из темницы, чтобы вопросили Иисуса: ты ли Тот, которого чаем...?
  
   Между тем, Иисус из Назарета был вовсе не Тем - хотя ему и присвоили имя Христа (= Мессии), указывающее на Иудею как социальную матку, в которой Он вызревал. Иисус был новым Существом, Богочеловеком, вокруг которого сразу же после Рождения-Крещения стало собираться новое Общество - Царствие Божие, в котором Иисус стал Царем, или Цесарем; каковой титул отсылает нас уже не к Иудее, но - к Риму, как вселенскому царству.
  
   С тех пор, вот уже две тысячи солнечных лет Царство Иисуса живет в человечестве как новый Мир, в лоне старого. Соответственно, ныне только в этом Обществе могут рождаться и жить новые, по отношению к Homo Sapience, люди вида Homo Divinus, или Богочеловеки.
   Видимым образом этого незримого Царства является Церковь Иисуса Христа. Креститься в Церкви, повторяя Крещение Иоанново, означает родиться в Богочеловеки, чтобы принадлежать Царству Божию на Земле и жить в Нем.
   Житие этого незримого духовного мира вдохновляет институциональный зримый мир; и через это Вдохновение сохраняет, формирует и обновляет его.
  
   Согласно Дарвину все эти блага сохранения и усовершенствования мира мы обретаем в совершенствующемся разуме Человека Разумного. Согласно церковному Преданию мы обретаем наши блага в Любви. Ибо господствующим отношением между насельниками Царства Божьего является Любовь, - сравнительно с полезностью, справедливостью и предусмотрительностью, господствующими в Мире Разумном.
   Различие разумного и святого миров явственно обнаружилось в земной кончине Иисуса Царя.
   Его поведение в связи с предательством апостола Иуды, о котором Он знал, было явно НЕРАЗУМНЫМ. Потому что Отец-Учитель руководился любовью к своему сыну-ученику Иуде из Кариоты, и до самой последней секунды, до последнего предательского поцелуя, не отнимал у него возможности Спасения.
   О Господстве Любви в Церкви Исусовой говорит и то, что Сатана, пришедший в Гефсиманию, лгал, изображая любовь, так что братский поцелуй сделался орудием Зла:
   "Поцелуем ли предаёшь Меня, Иуда?"
   .............................................................................................
   Мы величаем Его "Сыном Божиим". Однако, сам Он назвался "Сыном человеческим"....(?)
   Так! - Но, не в опровержение нашего величания: не в том смысле, что отец его - не Бог, но - человек.... Сыном человеческим он назвался в отождествлении себя с "Сыном человеческим", прореченным ветхозаветным пророком Даниилом в его учении о грядущем, после падения последней языческой империи, всемирном Царстве Божием и о Сыне Человеческом, предназначенном к господству над миром, осуществлению на земле Царства Божия.
   По словам Даниила грядущий Царь должен явиться на облаках. Мы можем толковать эти "облака" как облака символического общения, или облака сообщений, в соответствии с вышеупомянутой концепцией информационного совершенствования Жизни после окончания совершенствования телесного.
   Называя Себя заимствованным, по общему мнению, из книги Даниила именем "Сын человеческий", Иисус открывался апостолам и всем ходившим с Ним, ради формирования их самосознания как насельников нового всемирного Царства "святых Вышнего"; Царства, которым они, возглавляемые Царем Иисусом, предназначены владеть во веки веков.
  
  
   РОЖДЕСТВО. ЧТО ПРАЗДНУЕМ?
  
   Дата рождения Иисуса, сына Марии, установлена не по календарю, а по солнцу. Именно, выбран день зимнего солнцестояния. Поэтому независимо от календаря именно этот астрономически определенный день является днем Рождества. Точный солнечный календарь не может быть построен, поскольку солнечный год не делится на сутки без остатка. По этой причине всякий календарь нуждается в поправках: приходится прибавлять к году  день или отнимать день,  примерно каждые четыре года.
Христиане используют два календаря: юлианский (введенный Юлием Цезарем) и Грегорианский (введенный папой Григорием). И в том и в другом календаре дата Рождества одна и та же: 25 декабря. Но с днём зимнего солнцестояния эта дата совпадает только по грегорианскому календарю. Юлианский календарь, исторически более ранний и менее точный, за две тысячи лет христианства отстал от солнца на две недели. Отсюда, 25 декабря по этому календарю наступает через две недели после дня зимнего солнцестояния.
Во всех солнечных культах день зимнего солнцестояния  является днем рождения Солнца. В новую эру на ближнем Востоке это - день рождения Митры. И пресловутый "вертеп", или пещера - тоже атрибут Митры. Христос Иисус отождествлен с Митрой как Солнце Правды.
День рождения Митры выбран церковью сознательно, в плане борьбы с язычеством. Это был один из первых шагов на длинном пути замещения языческих праздников христианскими, в целях воцерковления эллинов и варваров.
Но соперничество Христа с Митрой - это уже эллинистическое христианство. Первоначально христианство было еврейским. Стало быть, в Рождестве должно быть нечто еврейское. День рождения и пещера - от Митры. А что от Ягве?

От Ягве имеем ясли. У Луки читаем: "КАЙ ЭТЕКЕН ТОН УЙОН АВТЭС ТОН ПРОТОТОКОН КАЙ ЭСПАРАГАНОСЕН АВТОН КАЙ АНЭКЛЕНЕН АВТОН ЕН ФАТНЭ..." Кефалион Б.7 (и родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли)
Существует мнение языковедов (к сожалению, не могу дать ссылку), что слово ФАТНЭ означает не любые ясли, но именно ослиные ясли.  В них разрешалась от бремени ослица, в эти ясли полагали родившегося осленка. Ослиные ясли отсылают нас к ветхому Завету. Именно к еврейскому обычаю приносить в жертву Богу первенцев мужского пола, как и все "начатки", или "первины".
 
Числа 18:15
Все, разверзающее ложесна у всякой плоти, которую приносят Господу, из АДАМ (людей в Синодальном переводе) и из скота, да будет твоим; только первенец из АДАМ (людей в Синодальном переводе) должен быть выкуплен, и первородное из скота нечистого должно быть выкуплено

Числа 3:13
Ибо все первенцы -- Мои; в тот день, когда поразил Я всех первенцев в земле Египетской, освятил Я Себе всех первенцев Израилевых от человека до скота; они должны быть Мои. Я Господь.
 
В книге Исход читаем:
"отделяй Господу все [мужеского пола] разверзающее ложесна; и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, [посвящай] Господу" (Исх. 13.12).
 "а всякого из ослов, разверзающего [утробу], заменяй агнцем; а если не заменишь, выкупи его; и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай" (Исх. 13.13).
Как видим, здесь первенец осляти отделен от прочего скота, о котором говорится в стихе 12, и поставлен в один ряд с первенцем человека.  Сына ослицы выкупают, как и сына человеческого, тогда как весь прочий скот выкупу не подлежит.

Разумеется, это не случайно. Возникают аллюзии с культом египетского бога Сета, обитающего в пустыне синайской.  Сет - бог гиксосов, евреи пришли в Египет в составе гиксосов.
Таким образом, если Сет - бог евреев египетских, выступающий в облике Осла, тогда Израиль, Первенец божий выступает в облике ослёнка. Когда Моисей требует от фараона отпустить Израиль поклониться своему богу в пустыне, то какой бог имеется в виду? Едва ли Моисей мог говорить фараону о служении неизвестному Ягве. Тем более, что предписания служения Ягве  Моисей получил уже после исхода из Египта.

 Во всяком случае, можем усматривать в положении младенца Христа как Агнца Божия в ослиные ясли исполнение предписания Завета о замещении осленка агнцем. Таким образом, этим эпизодом Благовестия прообразовано и предвещено грядущее жертвоприношение Агнца в замещение Первенца, народа Израилева, который здесь знаменуется осленком, изъятым из яслей, чтобы положить в них заместительного агнца.
Отождествление первенца Иисуса с первенцем осляти иллюстрируется также сценой торжественного въезда в Иерусалим. Иисус въезжает в город верхом на чистой ослице (на которую никто до сих не садился) и молодом осленке. Такой необычный въезд верхом на двух животных объясняется тем, что молодой осленок символизирует здесь выкупаемого первенца, Израиль, а сидящий на нем Иисус знаменует агнца, которым замещается жертвенный осленок.

Это зооморфная символика. В ритуально-политической символике в жертву приносится не агнец, а Царь. В качестве священного  Царя Иисус представляет народ Израиля, который есть Первенец Ягве: "Так сказал Всевышний: сын Мой, первенец Мой -- Израиль". Иисус Царь тождествен Израилю как Сын Божий первородный.
Отсюда, слова первосвященника Кайафы о том, что пусть один человек умрет за весь народ, является возвещением  жертвоприношения ритуального Царя, выкупающего народ-первенец, или, в зооморфной символике, жертвоприношение Агнца, выкупающего Осленка.

В ракурсе такого искупительного жертвоприношения за народ иначе выглядит Иуда из Кариот. Узнав о готовности Иисуса нести себя в жертву, Иуда берет мошну и направляется к первосвященнику с предложением выкупа Агнца Иисуса, в соответствии с предписанием Завета. Но денежный выкуп не принимается, выкупные деньги бросаются на землю как знак крови, должной быть пролитой. Велики грехи Израиля, поэтому не может он быть выкуплен деньгами, но только кровью Агнца.
Таким образом, действие Иуды, предлагающего выкуп за Агнца, есть часть литургии искупительного жертвоприношения.

Возвращаясь к Рождеству, следует заметить, что в мифологии Христа-Солнца ослиные ясли дают иную дату рождения Иисуса, нежели принятая в отождествлении с Митрой. В те времена еще различали в зодиакальном круге созвездие Ослиные ясли, позже разделенное между Раком и Львом.
 Фраза: "Христос родился в ослиных яслях", астрологически прочитывается как - во время пребывания Солнца в созвездии Ослиные Ясли. Это значит, Христос родился в Июле, под созвездием Льва, что отвечает его царскому сану.

Пещера Митры, Ослиные ясли, замещение осленка ягненком - всё это лишь церковная история и жреческие мифы. В чем суть События? Что мы празднуем?
В языческом аспекте все понятно: адепты бога в отделенном от мира сакральном хронотопе отмечают мифологическое событие - рождение своего бога. А что празднуем мы, христиане, в которых уже нет разделения на сакральное и светское, на священную и общественную историю, на миф и повседневность? Празднуем ли мы день рождения человека Иисуса, в том же порядке, в каком празднуем дни рождения близких? Или участвуем в институальном общественном празднике дня рождения нашего верховного магистрата, царя-судьи, основателя города?  Или, как ученики философской школы отмечаем день рождения философа, основателя нашей школы? Где искать ответ?

В классической античности общественная духовность разделилась на две части: народные и общественные культы и философии. В христианстве закономерно осуществился синтез указанных частей. Христианство это, одновременно, народный культ и философия. Сказанный синтез  отразился в самоидентификации первых христиан. Они говорили о себе: "наша секта" и "наша философия". Отсюда, христианская философия необходимо трансцендентальна, а культ являет философское учение в символах. Душа получает удовлетворение в культе, разум - в философии.

На разумный вопрос, что мы празднуем в Рождество? -  наша философия отвечает:
Мы не празднуем, мы трудимся: будим свое сознание и повторно осознаем себя детьми вечного Отца, пребывающего вне мимоидущего времени. Рождество для нас это вспоминание о том, что в человеках зачинаются и рождаются дети Отца. В лице которых человечество переходит в другой Эон.  Иными словами, ложесна духа человеческого разверзнуты в иную реальность.
Зачатие и рождение в людях этих "истинных человеков" и заселение ими другого Эона есть оправдание человечеству. Все в человечестве в конечном итоге подчинено этому рождению. Земля умирает в Родах.
Без этой трансценденталии процесс гуманизации Земли есть необъяснимый и противоестественный процесс её самоуничтожения.
  
   РОССИЯ - БОЛЬШАЯ ДЕРЕВНЯ
  
   Нравственная проблема Российского общества в том, что оно пытается вписаться в цивилизацию, не будучи городским. Напротив, европейское общество - городское. В Европе есть сельская местность и сельские жители, но и они - город, а деревни там вовсе нет. Это отмечали русские, посещавшие Европу в XIX веке. Они говорили, что там - одни господа, а мужиков вовсе нет. Россия в этом отношении всегда отставала - в ней были мужики, чиновники, дворяне и мещане, но не было настоящих городских коммун. Новгородская республика не показательна в указанном смысле, поскольку не коренится в римском городе и римском праве. Новгород представлял собой скорее разбойничью купеческую республику героической эпохи викингов. Эта республика славна не законом и правом, а непрерывными усобицами и ушкуйниками (разбойниками на лодках).
   Это фундаментальное культурное отставание от Европы, наследницы Рима, болезненно осознавалось русским правящим классом и русской интеллигенцией. Это ущербное самосознание унаследовали большевики. Пафос советской власти заключался в уничтожении деревни, и преобразовании страны в сплошной город.
   Однако город вырастает веками: его нельзя создать единым махом. Вместо города большевики превратили Россию в индустриальную деревню: "деревню фараонов", предназначенную для строительства пирамид. Вместо крестьянской общины явилась индустриальная община и быт заводских окраин. В итоге, Россия - страна "слободской культуры" (Глазычев).
   Отсюда - отсутствие гражданского общества в России: просто нет людей с городской ментальностью, - базовой частью которой является развитое правосознание и правовая самодисциплина. Вместо этого имеем произвол, самоуправство, распущенность, своенравие, безоглядную изобретательность персонального благоустройства и душевные отношения всеобщего свойства, умасливания и подмазывания. Дух в отношениях отсутствует вовсе, - зато есть завиральное самомнение и самохвальство о своей якобы "духовности". В лучшем случае под этим словом понимается стремление к образованию, в худшем - это суеверия, оккультизм и идейный экстремизм.
  
   РОССИЯ 1917
  
   Исторические документы и свидетельства показывают, что в России 1917 года не было никаких оснований - ни экономических, ни политических, ни военных, - ни для свержения монархии, ни для буржуазной революции, ни, тем более, для социалистической революции.
Что же было? 
Была сплошная инфантильность образованного общества. Был соблазн, был грех. И были бесы - поверхность без глубины. Меняющийся узор на поверхности.
Бес только изображает, но не есть то, что изображает, - поскольку вообще не есть.

И что же произошло? Не революция. Только видимость революции, прикрывавшая падение в бездну.
Как это случилось?
Россия любила своих детей, видела в них свою будущность, воплощение идеалов.
Соблазненные избалованные дети изобразили собой прогрессивную революционную общественность, на манер европейской. И отцы, включая царя, поверили им, поверили игре детей. Ведь они были так убедительны, так уверенны в себе, так  настаивали на своем игровом облике и роли (вплоть до смерти), что взрослые сказали им:
"Ну, коли так, ведите нас в светлое завтра". И сложили власть.
Но вскоре оказалось, "прогрессивная революционная общественность" может только с красными бантами ходить и красоваться на трибунах митингов.
Народ, между тем, дорвался до винных погребов, но закусывать стало нечем.
Тут за дело взялись черти. И потащили всех в Ад.

Теперь, новые дети перестройки, вновь изображают собой прогрессивную общественность, вновь рвутся в уже отмененный и дезавуированный крестовый поход против  "Империи Зла". Они хотят убедить нас, большинство народа, в том, будто они знают, что делать, и куда идти, и как двигаться.... Изображают собой передовых, будучи, на деле отсталыми, сидящими в Перестройке или в девяностых, а то и в семидесятых.
Неужели мы опять поверим?! Это будет непростительная безответственность.
  
   РОССИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
  
   Если посмотреть на русскую революцию в исторической перспективе, не останавливая взор на знаменах и лозунгах, но спрашивая об историческом смысле движения, то ответ практически однозначен - это была ускоренная ВЕСТЕРНИЗАЦИЯ РОССИИ. Изнутри - как продолжение общественного строительства, начатого Петром Великим: извне - как влияние западной Европы. Мягкое влияние - не в виде военных походов на Русь, а в виде театров, университетов, библиотек, школ, технологий и стандартов быта. И, разумеется (!) - в родственных связях русского Двора с европейскими королевскими домами, и в деятельности западных дипломатов и разведок. Достаточно сказать, что русское дворянство в 19-м веке общалось на французском языке. И вовсе не вследствие взятия Москвы Бонапартом в 1812 году.
  
   Надо сказать, в России всегда дул ветер Перемен, порождаемый разной плотностью политической атмосферы Запада и Востока, - каковая разность была обусловлена исторически и географически. Иногда ветер усиливался до шквала, как то было, скажем, в 1825 году, во время восстания декабристов. Ветер этот гнул ветви и стволы, менял облик леса, но вырывать деревья с корнем он начинал лишь в моменты ослабления общей почвы - русской государственности и народности. И случалась эта слабость, конечно, в самые неподходящие для перемен периоды. Так было в русско-японскую войну, и затем в русско-германскую.
   Во время этой последней бури деревья вековых институтов были вырваны из почвы, - разумеется, не с целью создать пустыню, но - с целью насадить новые деревья, завезенные из Европы. Всё бы хорошо, да только наша русская почва совсем для этих дерев не годилась, и саженцы тут же засохли, не успев укорениться.
   Что же делать?! Сдаться на милость реакции? О, нет! Нужно менять саму почву, или самые основы народной жизни. Но как это можно сделать? Только грубой силой: тотальным политическим насилием. Но, кто же способен на такое насилие? Только радикалы - сторонники радикальной европеизации России, строители всемирного коммунистического халифата.
  
   Здесь нужно вспомнить, что коммунистическая идея родилась вовсе не в России: она родилась в Европе, на почве кризиса классической буржуазности, ставшего результатом европейской промышленной революции. Нет нужды доказывать, что подобной почвы в России не существовало.
   В Европе существовала традиция демократических революций, как способа изменения общественного строя. Соответственно, идеологи коммунизма, констатируя тупик буржуазного развития, уповали на очередную народную революцию, на этот раз пролетарскую - поскольку народ теперь состоял не из мелких собственников и ремесленников, но - из промышленных рабочих, не имевших ничего, кроме зарплаты.
   Это было логично.
   Однако, логика совершенно исчезала при перенесении этой идеологии в Россию. Наш народ состоял из крестьян, только что освободившихся от крепостной неволи. Они как раз явились новыми собственниками, и ожидать от них пролетарской революции было невозможно: только буржуазной; да и то - в отдаленном будущем.
   Поэтому движущей силой наших радикалов-социалистов никак не могло быть стремление к освобождению рабочего класса, которого у нас просто не было, в европейском смысле слова. Наши рабочие были теми же крестьянами, уехавшими в город на заработки, чтобы помочь своей семье в деревне.
   Тогда, что же двигало нашими революционерами? Правильно. Россия это Европа! Притом не просто Европа, а самая передовая, самая европейская из Европ!
   Коммунистическая идеология была на тот момент самой передовой и, к тому же, революционной. То есть в ней сошлись две нужные вещи: европеизация и революционное насилие. Поэтому она и победила. Фанатическое желание быстрой европеизации, получило возможность осуществления.
   Так мягкая сила Европы радикально разрушила Россию. И нас бы не было теперь. Если бы не... что?
   Если бы не удалось сохранить глубинные слои русской почвы. Одним из этих глубинных слоев оказалась НАЦИОНАЛЬНАЯ ДЕРЖАВНОСТЬ.
   Иосиф Сталин, в качестве вождя-преемника русской революции, отказался от построения всемирного коммунистического халифата в пользу Русской Державности. Благодаря чему мы уцелели как нация. Низкий поклон ему за это!
  
  
   РУКА БОГА
  
  
   Говорят: мир в руке Божьей; и понимают при этом судьбы человеческие. Если же приложить это высказывание к физической Вселенной, то получается любопытная картина: рука Бога, удерживающая вселенную от распада предстает в виде волокон темной материи, которые как пальцы Бога - невидимы, прозрачны, и обнаруживается только силой, стягивающей мир воедино - чистое тяготение, без вещества. Свет подчиняется этой силе, потому мы косвенно видим пальцы Бога, как гравитационные линзы.
  
  
   РУССО - АРИСТОТЕЛЬ ВВЕРХ НОГАМИ
  
   В эпоху Возрождения базой европейской ментальности, выросшей на почве университетской схоластики, по-прежнему оставался Аристотель. Откуда ясно, что "теория естественного человека" не могла существовать в умах иначе, как преобразуя антропологию Стагирита.
   Просвещение ясно показало вехи этого преобразования: сначала в Аристотелевом определении человека как "животного политического" (zoon politicon) ударение было перенесено на "животное", и на следующем шаге zoon было оторвано от politicon в виде "естественного человека", который был наделён какими-то врождёнными, или природными "правами". Это означало, что теперь не politicon определяет zoon - как то было у Аристотеля - но, напротив, животное определяет политику. Здесь берёт начало консьюмеристский либерализм как потакание плоти в интересах рынка. А также - власть естественных наук, изучающих естество вообще и естество человека, в частности и особенности. Благодаря им Аристотелевский вид "Zoon politicon" преобразовался в "Homo sapience", или "человека разумного". И далее источником всяких политических определений, согласно правам естественного человека, стал Разум как высшее начало в составах естественной души. Соответственно, религия как плод неразумности в разумном обществе утратила своё лидирующее положение и, в просвещенческой перспективе, должна была совершенно изжить на путях образовательного прогресса.
   Это животное - человека, среди прочих животных населяющих Землю, мы распознаём, выделяем и определяем, исходя из полиса, поскольку более человек нигде не встречается, не живёт вне полиса, и неотделим от последнего. Отсюда, все качества человека определены жизнью полиса как целого. Такова концепция Аристотеля.
   Просвещенцы формально следуют за Аристотелем, но замещают конкретный греческий полис абстрактной "средой обитания", в полном соответствии с переносом ударения с "politicon" на "zoon", или "животное", которое вместе с утратой своего определения как "политического" становится абстрактным животным, или животным вообще. Это полностью развязывает руки просветителям.
   Если Аристотель определял человека как "продукт полиса", то просвещенцы заявляют его "продуктом среды". И тут в дело вступают интеллектуалы, и берут его в свои руки. Как говорится в Студопедии, утверждение: "Человек -- продукт своей среды", -- станет главной идеей французских просветителей, убежденных, что такой средой будет царство идей, Разума, который должен восторжествовать в обществе....
   Таким образом круг замыкается: всё, что удаётся извлечь из Аристотеля - это Платон, его Учитель, на плечах которого Аристотель стоит. Так что, когда переворачиваем Стагирита вверх ногами, неизбежно на титульном листе появляется бюст Платона.
   Но, - что это? За его спиной появляется толпа стоиков во главе с Зеноном. И желанное царство разума неизбежно раздваивается. Идеалисты-просветители остаются с Платоном и дают начало коммунизму. Зато прагматики-кальвинисты идут за Зеноном.
   Они формируют новое представление о религиозном сообществе как союзе личностей свободных и равных, руководствующихся в своих поступках собственной совестью, а не ссылкой на те или иные авторитеты. То есть, место веры занимает этика, как у стоиков.
   Согласование реформатами своего интеллекта с буржуазной действительностью быта "способствовало укреплению иного вида аскетизма, нежели аскетизм средневековый. Он состоял, прежде всего, в том, чтобы работать и копить, ибо накопительство считалось знаком милости Божьей, которую он дает только своим избранникам".
   На почве этой протестантской ментальности прекрасно укоренилась "доктрина естественного права. Так на свет появилось "естественное право", предшествующее идеальному Государству. И если "по Макиавелли, право создается только властью, или власть творит право (то есть существует только позитивное право), то, согласно теоретикам естественного права, определенный вид права предваряет возникновение власти и является обязательным независимо от нее".
   По мнению Шумпетера, "теоретики естественного права открывают определенную сферу отношений между людьми, которая конституируется независимо от деятельности правительства". Именно это отделение гражданского общества от политики и власти" соединяется с отделением реформатской церкви от Церкви Авторитетной. И тогда церковь, отделённая от государства, легко отождествляется с обществом избранных трудящихся аскетов-накопителей - читай: буржуев - которые, будучи "избранниками божьими" /по Кальвину/ независимы от государства по своей природе.
   Ну, а на деле оказывается, что речь идёт о свободных рыночных отношениях независимых производителей, регулируемых протестантской моралью.
   Стоит убрать эту мораль, и что станется с "естественным правом"? - оправдание плоти и закон джунглей!
   Естественно-правовая мысль Нового Времени решительно избавилась от этой неловкости на почве атеизма. Меркантильные теоретики справедливо заметили, что перевёрнутый вверх ногами Аристотель неустойчив, поскольку неудобно стоять на голове. Техническое изобретение инженера Гильотена, которым, собственно, и открылась эпоха Модерна, помогло им в этом. Они отрубили голову Аристотелю.
   Как замечает историк политической мысли Ежи Шацкий, "Средоточием внимания теоретиков естественного права был существующий независимо от людей мировой порядок, включающий как природу, так и нравственную жизнь". То есть, эллинистический Космос!
   Прекрасно! - казалось бы. Но, внимание! - античный Космос представлял собой иерархию, во главе которой стояли (или сидели) боги. И вписаться в этот Космос полису невозможно было иначе как в литургии.
   Но теоретики Нового Времени - атеисты; руководствующиеся исключительно позитивной наукой. Отсюда,
   "... Они считали, что такой порядок можно открыть силами человеческого разума".
   Таким образом, в их представлении эллинистический Космос оказался обезглавленным - лишённым Олимпа и Богов, живущих на нём.
   Тем самым, перевёрнутый ногами вверх Аристотель лишился головы, сохранив только тело.
   После такой хирургической операции эллинский Космос, частью которого был Полис, уже не мог выжить:
   "Государство -- пишет фон Гирке, -- уже не рассматривают как результат установленной Богом гармонии вселенной как целого".
   "С этой точки зрения, - полагает Ежи Шацкий, - творчество теоретиков "естественного права" может казаться шагом назад, к Средним векам, по отношению к Макиавелли, автору "Государя".
   Особенно связанной со Средневековьем казалась концепция безусловного подчинения людей -- как индивидуумов, так и сообществ -- определенным принципам поведения, которые не были ими установлены, а даны им их человеческой природой". То есть не прямо Богом, как творцом Человека, а опосредованно, через ранее сотворённые небо и землю, и население их.
   В таком, поставленном с ног на голову Космосе представление о Боге оказывается результатом познания природы, как творения Демиурга. А во главе всего стоит меркантильный рассудок буржуа, с его моралью честного накопительства:
   Как говорит Гуго Гроций, "Естественное право -- есть предписание здравого разума, коим то или иное действие в зависимости от его соответствия или противоречия самой разумной природе, признается либо морально позорным, либо морально необходимым, а следовательно, такое действие или воспрещено, или же предписано самим Богом, создателем природы".
  
   Недостатки этой доктрины стали совершено очевидны консервативным романтикам века XIX-го, выразителем чаяний которых явился Гейнрих Гейне.
   А также Зигмунд Фрейд, который решительно заявил - хватит изображать из себя чистую рациональность! И, если рассматривать психотерапевтическое выявление вытесненных из сознания содержаний в качестве просвещенческой замены средневековой исповеди, то Фрейд выступил несомненным неоконсерватором!
   Он-то и подставил плечо тем новейшим антропологам, перед которыми встала проблема - как вернуть сугубо индивидуальному человеку Модерна общество и его историю, включая мифическую, сохраняя при этом естественно-научный характер антропологии (?).
  
   Решение этой проблемы, на почве либертианской психологии Фрейда, предложил Густав Юнг. Его "коллективное бессознательное" вместило в себя человеческую историю в форме наследуемой психической общности.
   В этой био-исторической общности нашлось место и эллинскому полису. Таким образом, человек снова стал "политическим животным", но - иррациональным (!), захваченным "архетипами".
   Можно ли расценивать этот неоконсерватизм как возвращение бюста Аристотеля в нормальное положение?
  
  
  
   "С"
  
   САМОСУЩНОСТЬ ЛИЦА
  
   Религия учит нас, что мы живем после смерти. Мы разговариваем с умершими. Имярек остается жив после смерти, хотя уже и не телесно-физически. Тело покойного несомненно мертво: оно недвижно, бесчувственно и быстро теряет облик, связываемый ранее с персоной имярека. Эта персона более не окормляет тела, но продолжает существовать. Вопрос: Где?
   Ответ: в пространстве общения, - хотя и усеченном, за вычетом физического пространства телесно-чувственных обменов.
  
   Мы часто сравниваем смерть со сном, и даже прямо называем смерть "сном вечным". Но, помилуйте! - разве тело человека, забывшегося в здоровом сне похоже на труп? Вовсе нет. Сон здоровых и юных по-своему прекрасен, и часто служит предметом изображения в искусстве.
   Тогда что же объединяет сон со смертью?! Только одно: существование лица (имярека, персоны) в отрыве от тела. Во сне мы субъективно полноценно живем, движемся, действуем, общаемся, путешествуем, etc. ; но тело наше при этом остается недвижимым, хотя физиологически живым, - в отличие от тела умершего.
  
   Что это значит? То, что лицо, персона, личность, Я - коль скоро сформировалось - способно существовать вне тела и без тела.
   Оно существует в пространстве общения. Это логично, поскольку, строго говоря, лицо существует только в общении. В физическом пространстве, человек не узнанный, не опознанный, - сиречь не вступивший в общение с нами, - существует только как человек или тело, но не как лицо.
   Можно сказать и сильнее: собственная сфера существования лица есть общение с другими лицами.
   Драматургию и прозу Чехова часто упрекали в отсутствии сюжета. У него - одни диалоги! И нет в литературе более реалистичных сцен, чем у Чехова. Это подтверждает наш тезис. Главное в бытии человеков есть общение.
   На физическое пространство бытие лица расширяется только благодаря телесным знакам коммуникации, или общения с помощью тел. В физической смерти происходит потеря этой одной возможности общения, но - и только! Общение в психических полях взаимоидентификации, единения, информационных обменов, сохраняется; и с ним сохраняется лицо.
   В жизни мы часто наблюдаем акты общения, сопровождающиеся отказом от тела и содержательно состоящие в таком отказе - это акты самопожертвования, обмена жизни тела на честь, самоубийства. То есть в самом общении существуют фразы-акты потери сферы телесно-чувственных обменов. Это доказывает наш тезис о том, что ОБЩЕНИЕ есть собственная сфера бытия лица (имярека, персоны, эго), а телесная сфера выступает как привлеченная.
  
   Изображение лица без тела, сущего в бестелесном общении лиц, дает нам христианская иконография, изображающая воинство небесное: ангелов, херувимов и серафимов в виде крылатых лиц.
   О чем говорят такие изображения?
   О том, что Бог есть Лицо, так же, как человек есть лицо; и в этом именно мы, человеки, одноприродны с Богом. Мы пребываем в общении с Богом как лица с Лицом. Отсюда и посредники нашего общения - ангелы суть лица. Крылья же их выражают функцию посланничества, передачи и переноса с неба на землю и обратно в нашем общении с Богом через третьих лиц.
  
   САМОУБИЙСТВО
  
   Христиане отвергают самоубийство. Однако на вопрос, почему? - дают доморощенный ответ, вроде: Бог дал жизнь, человек не может распорядиться даром Божьим.
   Эта мысль совершенно ясна в применении к убийству другого человека, но совершенно неясна в приложении к самоубийству, поскольку желание смерти есть та самая жизнь, о которой говорим как о даре Божьем. И вообще внутренняя "кухня" личности темна, и таким простым рацеям не поддается.
   История христианства знает самоубийства. Таково, например, коллективное самоубийство девственниц, не желавших подвергнуться половому насилию со стороны варваров. Они не были осуждены церковью, но причислены к лику святых. Авторитеты церкви предпочли воздержаться от суждения об их поступке.
   Ясность в дело может внести понимание осуждения самоубийства в русле борьбы с язычеством.
   В дохристианских культах широко распространено ритуальное самоубийство как средство достижения "Рая" путем самопожертвования или добровольного принесения себя в жертву богу. Такой ритуал широко практиковали жрецы. В частности друиды приносили себя в жертву богу самоповешением на дереве. Другие бросались со скалы в море или на камни, или на копья. В частности, Тарпейская скала служила местом такого самопринесения себя в жертву богу (Посейдону?).
   Все эти способы самопожертвования в случае принудительного принесения в жертву другого человека (пленника, преступника, по обету и т.п.) превратились позднее в казнь. В том числе и сбрасывание с Тарпейской скалы.
   Философское самоубийство стоиков восходит к ритуальному самоубийству жрецов и самозабвенных приверженцев культа данного бога.
   Отсюда заключаем, что порицание самоубийства в христианстве продиктовано не пиететом к жизни, как "дару Божьему", а борьбой с языческими культами, и со стоической философией, очень распространенной в Риме. Самоубийство стало рассматриваться как исповедание языческого культа или проявление приверженности стоической философии. Как известно, стоик Марк Аврелий был активным гонителем христиан и сотворил невольно многих мучеников.
   Поверхностно глядя, можно утверждать, что Иисус сам покончил самоубийством. Ведь он добровольно отдал себя в руки первосвященника Кайафы, хотя знал, что его убьют. В этом Христос уподобился Сократу, который также отказался бежать из тюрьмы в виду смертного приговора.
   Хотел ли Иисус испытать Пилата на истинную гражданственность так же, как Сократ испытывал афинян?
   Как бы то ни было, сходство Сократа и Христа обманчиво. Сократ принес себя в жертву ради нравственного и политического здоровья Афины по своему собственному разумению.
   Христос же сделал то же самое для Иерусалима не по своей воле, а по желанию Отца.
   Здесь пролегает водораздел между язычеством и христианством. В язычестве коммуникативное ядро личности латентно: оно покрыто унитарной разумной волей, создающей иллюзию цельности, монадоподобности личности, творческого "Я".
   В христианстве обнаружено и поставлено во главу угла храма душевного коммуникативное устройство личности: отныне личность - это семья: Отец, Мать, Сын (здесь Мать - Дух Свят, супруга Бога Отца).
   Отсюда, то что внешне выглядит похоже - как самопожертвование Христа внешне похоже на жертву Сократа - на деле имеет иную духовную и витальную основу.
   Хотя следует признать, что Сократ все же в большей степени подобен здесь Христу, чем мы это представили. Его личность тоже коммуникативна: он во всем советуется с Демоном.
   В переводе на русский язык Демон есть Род. Сократ как бы принадлежит своей филе, избранному роду, представитель которого в эфире ума Сократа хранит того от погубления Рода, в котором родятся еще великие личности. подобно тому как и Христос родился не безвестно, но - в Роде избранном.
  
   САТАНА - ОТЕЦ ЛЖИ
  
   О нашем мире сказано: "Сатана там правит бал...". Но тщетно надеяться увидеть Его на авансцене с дирижерской палочкой в руках. На сцене, как всегда, возвышается Крест, а в зале сгрудилась толпа смеющихся, плюющихся и указующих перстом на распятого.
   ОН среди них, среди тех, кто громче всех кричит: "Распни его!". Он в Иуде, указавшем радетелям о благе народном на "Врага народа". Прячась от обличения, Он обличает собрата, говоря во всеуслышание: бес в нем!
   Иными словами Сатана вовсе не в том, на кого и на что нам указывают как на Врага и Зло, а в тех, кто указывает: ибо ОН всегда отводит от себя глаза наши; и так сохраняет свою власть.
   Говорят: "Сатана - Отец лжи". Верно! И главная его ложь как раз и состоит в указывании пальцем на "врага" нашего благополучия, нашей веры, нашей свободы, нашего града и т.п. Всё остальное - только резонерство, обосновывающее в наших умах это указывание.
   Вовсе не резонами определяется "враг". "Враг" есть тот, кто угрожает Его власти, в ком истинное благо человеков. И Сатана знает его: знает заранее, знает интуитивно, чует, - до всяких "фактов" и резонов.
  
   Мы верим Евангелию, и принимаем историю Спасителя, значит сознаем: мы живем в царстве лжи; ибо ложь - орудие Противника, который правит миром.
   Как распознать эту ложь? - очень просто! Она, несомненно выдается за истину. Больше того, - за главную истину нашей жизни. Эта "истина" направляет нас на борьбу со злом: она указывает на врага. При этом не обязательно откровенно прямо: Дьявол может выказать миролюбие и сердечность....
   " Поцелуем ли предаешь меня, Иуда?"
   По видимости ОН любит Человека. Зачем ЕМУ светиться? Найдутся другие, радикальные борцы, которые примут решение о смерти Злодея; но и тут не запачкают "святых" рук своих: убьют Его руками Цезаря. Чем и поймают сразу двух зайцев - и врага уничтожат и зло обличат. В помыслах и делах своих будут они мотивированы теми резонами, которые высказывает Дьявол, защищающий "добро" и обличающий "зло".
   К какой же ментальности обращены эти резоны? Вспомним, кому Иуда донес на Учителя; и чем руководились первосвященники иудейские, принимая решение о смерти "злодея"..., - не благом ли народа? Чем руководился Пилат, вынося свой суд, - не интересами ли Рима?
   Значит, если мы говорим не о тёще, и не о соседе, а о народе или даже о "прогрессивном человечестве", то это политическая ментальность; а точнее, политическая идеология. Именно её должны мы рассмотреть, как ту "истину", которой потчует нас Сатана.
  
   Перенесемся теперь в наш мир и в наше время. Середь нас господствует либеральная идеология. Она определяет наше Благо и указывает нам Врага. Что же это? И кто?
   Благо - свобода; а Враг - государь. Добро - это республика, а зло - империя. Такова доминирующая "истина". Кто смеет сомневаться в ней!? Ведь это очевидно...! "В белом венчике из роз впереди Исус Христос...!". Разве не так?!
  
   Как по мне, то - не так. Я не вижу Христа во главе революционных толп. Ежели от пророка Блока воротиться к Евангелию, становится видно, что Цезарь, в лице Пилата, не нашел в Иисусе никакой вины и пытался сохранить жизнь Учителю. На казни Спасителя настоял "народ", представленный в собрании "клакой", нанятой первосвященниками.
   Иисуса Назарянина как врага народа израильского позиционировал не Рим, но - воцерковлённый народ иудейский; еврейская религиозная республика.
   Еще раньше, в Элладе, на родине демократии, властвующий демос убил мудрейшего из людей, Сократа, - которого часто сопоставляют со Христом.
   Это не явилось исключением. Прежде Сократа, народ Афин подверг остракизму, обвинил в предательстве и осудил на смерть отца-основателя республики Фемистокла. После долгих скитаний тот бежал к персидскому царю Артаксерксу I, обрел у него почет, - не взирая на победы, одержанные им над персами в греко-персидских войнах, - и получил от него в управление ряд городов Малой Азии. И таких примеров мы найдем в истории множество.
   Что и заставляет нас усомниться во мнении, будто демократия - синоним свободы, а империя - синоним рабства. Современные либерал-демократы избрали врагом свободы государство как таковое. Все их усилия сводятся к умалению и ослаблению государства, и сильный Государь есть для них враг свободы, под именем диктатора и тирана.
   Это очень старая песня: Афинская республика - обитель свободы, Спарта - диктатура, Персия - тирания! Уши мудрецов увяли от нее задолго до наступления нашей эры. Каким же образом дошла эта песня до наших дней!? И безо всяких изменений: только теперь Спарта - это Корея, а Персия - это Россия?!
   Ответ прост: хорошо сохраняются мумии, в сухом климате безверия и рационализма.
   Демократия умерла там же, где родилась, - в древней Элладе; и там же была мумифицирована. Попытки латинских эпигонов Эллады оживить ее в Риме окончились крахом. В республике не было государя - это факт. Но в ней никогда не было и свободы.
   Кажется парадоксальным - по привычке мышления! - но Государь и Государство, отрицающее демократию, явились в истории как раз из потребности защитить свободу лица от групповой тирании и клановой власти.
   Как только общество в своем развитии вышло за пределы рода-племени и ограниченного стенами муниципия, тут же обнаружилась непригодность клановой модели и основанного на ней политического сектантства для политической жизни большого мира. Понадобился закон не связанный групповой моралью, который позволили бы лицу быть, не будучи при этом членом какой-то группы. И такой закон обеспечил Государь.
   Таким образом, Государь и государство встали на страже личной свободы против посягающей на неё групповщины разного рода.
   В государстве лицо вольно поступиться своей свободой и стать членом корпорации, приняв корпоративные правила. С этого момента имярек исчезает как "Я" и, даже говоря "я", на деле выступает как "мы". Имярек волен также и не вступать ни в какие корпорации, и сохранить полную нравственную независимость. Государь, стоящий вне корпораций, является гарантом такой личной свободы.
   Чтобы служить таким гарантом Государь не должен заимствовать власть у корпорации, у так называемого "народа". Государь - богопомазанник : его власть основана в божественной справедливости. В этом отличие государства от демократии.
   Именно такое политическое устройство получили мы в наследство от классической древности, завершившейся в Государстве, возглавляемом Богопомазанником. В последнее время многие забывают, что Христос Иисус, глава христианского мира, есть Царь, - а вовсе не спикер корпоративного собрания и не избранный прелатами пастор религиозной секты.
  
   Совсем по-другому выглядит Республика. В ней есть доминирующая корпорация, есть подчиненная ей полицейская управа, ложно именуемая государством, но нет Государя и, значит, - подлинного государства. Соответственно, нет и личной свободы. Никто не может быть вне корпораций, - это значит быть вне общества, подвергнуться остракизму, как это случилось с Фемистоклом. В демократии каждый "я" на деле суть "мы". Правят тоже "МЫ" - представительская корпорация, именуемая народным Собранием. В обществе идет борьба между корпорациями за места в представительском собрании. Победившая в этой борьбе корпорация под именем "большинства" получает административную полицейскую власть, и через это навязывает свою мораль, свою ментальность и свои клановые интересы всему миру.
   Спрашивается - разве большинство может заменить Бога в человеках? Разве не большинство вопило: "Распни Его!"? И разве подчинение большинству означает свободу?
   Нет, друзья мои; свобода существует только в Бозе, и только Государь, клявшийся Богу, а не толпе, способен быть гарантом личной свободы.
  
   Возвращаясь к Истории, мы должны отметить, что в формате Государства христианский мир просуществовал без малого две тысячи лет. Всё, что имеем, мы получили в наследство от этой Истории. И что же теперь?
   А теперь мы живем в безвременье революций, которые - ложно привлекая на свою сторону классическую древность - свергли Государя и уничтожили Государство. Вместо власти Бога в справедливейшем Суде Государя мы получили повсеместное нравственное засилье атеистического и сектантского рационализма: в лице власти научно-просвещенческих союзов объявивших Спасением науку; и протестантских сект, которые вместо Христа Царя подняли на щит корпоративную мораль, утверждая, будто в морали Спасение.
   Соединив в своей историософии Новое Время с Античностью, революционные сектанты исключили из истории христианского человечества полторы тысячи лет жизни христианского государства, пренебрежительно обозвав этот период "средними веками", или досадным незначащим промежутком, безвременьем. Христианское человечество было наделено таким образом новой ложной биографией, - что сильно исказило нашу общую ментальность.
  
   Таков Бал Сатаны, на котором мы все танцуем под дудки лже-пророков, претендующих на обладание истиной. Но всё, что их, есть Ложь.
   Но главная ложь - это якобы свобода лица, которую якобы обеспечивает "демократия"; и ложь будто Государь есть враг свободы. В качестве хрестоматийного примера государственной несвободы в новейшей истории любят приводить Советский Союз.... Но простите, источником несвободы в виде обязательной доминирующей морали в СССР было вовсе не государство, а идеологическая корпорация - КПСС. Государство же, напротив, как и раньше, было гарантом свободы. Именно государство своими законами ограничило революционный произвол политической корпорации. Так что и этот пример есть часть лжи, служащей постаментом мумии демократии.
   Правда в том, что Государь есть враг власти корпорации над личностью. И корпорации, демонстрирующие мумию демократии, делают всё, чтобы не было у нас государя.
   Вся их деятельность, именуемая "защитой прав человека" (неизвестно в каком суде), представляет собой умножение числа корпораций - чтобы ни один имярек не остался наедине с Богом. Для этого создаются всевозможные общества: в том числе, извращенцев, трансвеститов, педерастов, педофилов, - наряду с филателистами и бомбистами.
   Совокупность этих корпораций именуются "народом", "сувереном", "источником Права" и т.д.
   Из них формируются тайные и явные представительские тела доминирования и власти, преимущественно извлекающие профит из общественного быта. При этом человечество от такого политического устройства не имеет ничего, кроме этого частного корпоративного профита. Трансцендентная задача личного спасения вообще элиминирована из общественного сознания и отдана на откуп религиозным корпорациям. Таким способом полностью замыкается корпоративный плен личности. И этот прискорбный факт прячется от людей за развесистой демагогией о демократии и иже с нею, распространением которой заняты также специальные корпорации, якобы представляющие "общественное мнение".
   Но, если бы они даже и представляли.... С каких пор мнение толпы, собравшейся во дворе Претория, стало высшей ценностью и источником Правды?
   С недавних пор. И пора эта - плохая.
  
   СВЯЩЕННЫЙ ТРЕПЕТ
  
   Здравствуй брат отец Касьян!
   Хочу предложить тебе в нижеследующих строках новую "бритву Оккама", относящуюся до различения и противопоставления язычества и христианства. Обращаю также внимание твое на новое, не слыханное прежде истолкование притчи о ветхих мехах и молодом вине.
   Лезвие моей бритвы рассекает ткань священного трепета, или страха Божия на две более не сшиваемы части. Именно, на священный трепет на границе другой личности в христианстве против священного трепета перед симулякром, сквозь который просвечивает запредельная идея, в язычестве.
   Очевидно, что различенные и сравниваемые священные трепеты суть разные экзистенциалы и разные душевные экономии. Трепет перед симулякром обличает экзистенцию Столпотворения, когда все, как будто, поклоняются одному идолу, но при этом никто не слышит и не понимает другого. Трепет перед тайной Паруссии в душе ближнего, обличает экзистенцию Любви Божией.
   В противность Столпотворению Вавилонскому, в котором всяк перестал понимать другого из-за разности языков, Пятидесятница Иерусалимская явила понимание всеми языками апостольского благовещенья, преодолевшего разность языков. Пятидесятницей закончилась эпоха Столпотворения и началась эпоха Любви.
   Бытийно это знаменуется решительным преобладанием экзистенциала общения над экзистенциалом делания. Соответственно перестраивается и душевная экономия: личная воля имеет иную силу. Соответственно и космос цивилизации получает другую энергию порядка.
   Именно, культурное напряжение, цивильное бодрствование, внимание, повседневная собранность гражданина, предполагающая "вторую навигацию" = выгребание против течения плотской души versus сплыва по течению, лежания на печи, деревенской спячки, etc. - получают другую динамическую основу и, соответственно, другой нравственный характер. Иными словами, гражданин и общество в целом получает другую нравственную физиономию.
   На разрезе, делаемом нашей "бритвой", это выглядит следующим образом:
   Гражданин Вавилона трепещет на границах выгороженных идольских капищ, перед завесой отделяющей "святая святых": он боится переступить эту границу, и этим оскорбить богов и проклясть себя. На этом священном трепете держится языческий город. При этом ближний представляет только утилитарный интерес. Лучшее употребление ближнего - принесение его в жертву идолу. В таком граде возможно приравнивание человека к говорящему орудию.
   Гражданин нового Иерусалима живет в городе, где разодрана завеса, отделявшая некогда святая святых. Это раздирание храмовой завесы как уничтожение главной границы между священным и профанным, знаменует переход от языческой религии к христианству. Оно подобно раздиранию ветхих мехов, из которых вылилось молодое вино. И это вино, ранее удерживаемое в старых мехах, разлилось по улицам и площадям града Иерусалима, и всяк прохожий черпает и пьет это вино.
   Как известно, вино знаменует дух святой. Разлитие вина по улицам града означает, что святость теперь безместна - она внутри насельников града, выпивших разлитое вино. В городе нет более выгороженных святых мест, но теперь каждый гражданин Иерусалима свят.
   Отсюда, не трепещет он теперь пред оградой капищ, но трепещет на границе личного "пространства" ближнего, как нового храма, в котором обитает Бог Живой: храма, который воздвиг Христос Иисус в три дня после раздирания старой храмовой завесы, каковым раздиранием старый храм был разрушен, как обитель Бога , и стал простой городской храминой (зданием).
  
   СВОБОДА. ЧТО МЫ ПОНИМАЕМ ПОД СВОБОДОЙ?
  
   Свобода и разумность - синонимы?
  
   ї1. Говорят, что свобода - атрибут разумной воли. Соответственно, нужно думать, неразумная воля несвободна. Последнее обосновано тем, что в человеке неразумная (животная) воля возникает независимо от разумных целеполаганий, в общем порядке Природы. Силой разума человек может препятствовать животной воле, её осуществлению, но не может ни породить, ни убить её.
   Свободу, как и разум, атрибутируют личности. При этом неясно, обладает лицо свободой потому, что оно - лицо, или потому, что разумно. Во всяком случае, животные не имеют лиц, - чего не скажешь о разуме с той же уверенностью. Посему, если полагаем свободу присущей личности, то несвободная воля безлична, хотя индивидуальна. Тогда свободно только лицо, безотносительно к разумности. Если же свобода присуща разуму, то каково содержание разумной свободы? Полагают - свобода осуществляется в разумном выборе. Отсюда условие свободы часто оформляется предоставлением возможности выбирать. Но субъект неразумной, животной воли тоже выбирает. Ведь это только в логике существует парадокс Буриданова осла, - реальный осёл без труда выберет между охапками сена. Любое высшее животное выбирает и даже краткосрочно планирует. Наблюдение показывает, что предположение о неразумности зверя ошибочно. Если так, то животная воля тоже свободна? Здесь гуманисты нам возразят, что эта "свобода зверя" - не более чем антропогенная иллюзия. На деле, субъект животной воли, хотя и делает выбор, несвободен в самом волении: он только осуществляет волю, которая уже существует потенциально и уже оформлена, но не осуществлена. Она - как молния в облаке: готова ударить в любое подходящее дерево; нужно только дерево найти. Индивид не рождает волю: он только участвует в осуществлении воли тем, что ищет объект её в своём окружении. Потенциальная воля подобна заряженному ружью, индивид ищет мишень, рыская стволом из стороны в сторону, пока нужная цель не попадёт в прорезь прицела. Возьмём, к примеру, голод: он существует не только как ощущение, но и как воля; и нацелен на пищу. Зверь, побуждаемый голодом, рыскает в поисках добычи. Его свобода ограничена этим рысканьем, но он не пассивен. Зверь активно участвует в осуществлении воли к пище: он выбирает жертву, путь к ней, время и место засады, прыжка и так далее. Это может создавать иллюзию свободы. Но на деле все его действия подчинены экономии и вектору осуществляющейся воли. Его участие в том, что своей умной и расчётливой активностью он "сканирует" поле осуществления потенции. Тем не менее, эта ограниченная активность вполне умна и учёна: поскольку зверь хитёр и обучается в процессе воспитания и жизни. Отсюда заключаем, что неверно называть животную волю неразумной: она разумна разумом вида - поскольку разумен инстинкт; и она разумна умом индивида и популяции, приобретенным в индивидуальном становлении и прожитии. Естествоиспытатели не устают удивляться разумности, сноровке, обучаемости и предвидению даже, казалось бы, простых животных.
   Из сказанного ясно, что животная воля разумна, но не свободна, - поскольку вся свобода состоит лишь в служении потенциально сущей преданной воле: поиске объекта для её осуществления. Значит предположение об укорененности свободы в разуме ошибочно. Почему же тогда человеческую разумную волю мы считаем свободной? Разве разум человека свободен? Он немногим свободнее инстинкта. И разве поле умных вещей, среди которых мы выбираем, не предшествует нам? Может быть, отличие воли человека от животной воли в другом? А именно, в том, что животная воля, хотя и разумна (у них есть мозги!), но безлична? И в самом деле, ведь даже очень умный человек - ещё не личность: он - индивидуум. Ведь личность не определяется умом. Личность может быть глупой. С другой стороны, разве змей не мудрейший из зверей? Свободу с разумом прочно связала эпоха Просвещения. Для изъяснения этой свободы прибегают к ситуации разумного выбора. В политическом обиходе свободу просто приравнивают к возможности разумного выбора. Но нам кажется, что в разумном выборе осуществляется не свобода, а разум. И субъект разума не отличается здесь принципиально от субъекта инстинкта и животной воли. Умные предметы и направления действий, между которыми разум выбирает, суть энтелехии воли, которая предзадана выбору. Сам по себе разумный выбор заключает в себе не более свободы, чем выбор чувственный. Разница лишь в том, что животная воля выбирает среди телесных предметов, а разумная воля между предметами ума. Но воля, при этом, уже определена, только пребывает в потенции, - так что речь идёт лишь о её осуществлении. Последнее включает в себя поиск объекта воли. Субъект животной воли ищет в пространстве тел; субъект разумной воли ищет размышлением, просматривая поле разумных целей. При этом сам разум нисколько не свободен. И, хуже того, часто становится на службу животной воле, заменяя собой животный инстинкт, неуместный в пространстве цивилизации. Так что не разум привносит свободу в личную волю; и свобода не равна разумному выбору. Так что же тогда такое эта пресловутая свобода!? И какова роль разума в её осуществлении?
   ї2. Из сказанного ясно, что для обретения звания свободного разуму недостаточно просто найти объект в умном пространстве города, замещающий для природной воли объект естественный, и таким способом доопределить энтелехию природной воли до конкретного осуществления. Но что если разум не просто находит и выбирает предмет желания, а сам порождает это желание? Не вправе ли мы считать свободным воление, порождённое самим разумом? Может быть и вправе, но возникает вопрос: в какой психической материи разум рождает или возбуждает желание? Достаточно ли субъекту с помощью разумного проекта и воображения породить в потенции природной воли некий новый импульс к обладанию новым объектом или к созиданию такового, чтобы считаться свободным? Не будет ли это лишь канализацией природного воления в некие новые русла? Иллюзию доминирования над животной волей может создавать здесь то обстоятельство, что в экономии осуществления разума используется преимущественная общественность человека, воля которого побуждается не столько прямыми природными стимулами, сколько сигналами стаи. Так что языковые конструкции, синтезирующие объекты ума и будирующие спящую животную волю, выступают для неё в качестве таких стайных сигналов. Но если энергия осуществления умных целей заимствуется у природы, может ли воля к ним считаться свободной? Ведь речь не может идти, в таком случае, ни о независимости от природы, ни о господстве над нею, но - только о попытках обмануть её и воспользоваться. Именно такую экономию культуры предлагает Зигмунд Фрейд. И его точка зрения не лишена оснований.
   Поэтому разуму, - чтобы утвердиться как реально свободному, - нужно не просто воспользоваться природной волей и направить силу её на свои цели, но иметь собственную волю, отличную от природной и независимую от неё в истоке своём. Вопрос: а может ли разум иметь такую волю? Из какого источника возьмёт он её?
  
   Свобода и правило
  
   Из сказанного выше ясно, что если свободный разум возможен, то это необходимо практический разум: соединённый с волей; никак не теоретический, участвующий в свободе только на службе у практического разума. Ведь понятие свободы принадлежит воле, и к разуму относится лишь постольку, поскольку речь идёт о разумной воле.
   Практическая свобода воли предполагает правило, поскольку голая неопределённость, абстрактный выбор, когда нет никаких выделенных направлений: иди по любому азимуту, - это не свобода, но - отсутствие воли, равнодушие, или безразличие. Потенция воли имеет энтелехию, которая проецирует во внешнюю протяжённость пространство осуществления. В этом пространстве воля полагает цель и прокладывает путь к цели. Безразличие же подобно лодке, носимой морем без руля и без ветрил. Она может плыть куда угодно, или никуда. Ветры и течения моря не создают для неё анизотропию пространства: она плывёт по ветру или по течению без усилий, как по "геодезической". Это всё равно, что находиться в покое. Даже если в лодке есть кормчий и гребцы, плыть им, собственно, некуда - нет выбранного направления, и никаких оснований для выбора его - все направления равнозначны. Направления ветра и течения не могут считаться выделенными - чтобы ощутить эти направления, нужно иметь какое-то своё направление, не совпадающее с течением, - тогда только можно использовать ветер и течение или противостоять им. То есть, кормчему нужен перипл, маршрут. Далее, либо кормчий своим разумом создаёт "перипл", либо разумность заимствуется извне - внешний разум даёт перипл. Здесь возникает вопрос: уничтожает ли свободу внешняя разумность? Или - мыслима ли собственная энергия умной воли при условии внешней разумности? Или внешняя разумность сводится лишь к знанию (теоретическому разуму) и не имеет силы надо мной, иначе как в господстве, которому я добровольно подчиняюсь? Пока оставим эти вопросы без ответа.
   Но вот, у кормчего есть перипл, есть цель - Золотое руно; кормчий прокладывает маршрут. Это всё? Оказывается, нет. Арго не сможет совершить успешного плавания, если команда не будет приносить жертвы богам. Почитание богов - закон свободной воли, совершенно отличный от перипла и правил мореходства, имеющий иное происхождение. Этот закон отличается от правил целеполагания и целедостижения; в нем нет никакого ratio. Именно его считают законом свободы, тогда как технологические правила, открывающие поле творчества и созидания, не являются законами свободы. Об этом Им.Кант пишет в своей "Критике способности суждения":
   "Все технически практические правила (то есть правила искусства и умения вообще или ума как умения влиять на людей и их волю), поскольку их принципы основаны на понятиях, должны быть отнесены к теоретической философии только как королларии. Ибо они касаются лишь возможности вещей в соответствии с понятиями природы, для чего необходимы не только средства, наличествующие в природе, но и воля (в качестве способности желания, а тем самым и природной способности), поскольку она может быть определена в соответствии с этими правилами движущими силами природы. Подобные практические правила называются не законами, а лишь предписаниями; причем именно потому, что воля подчинена не только понятию природы, но и понятию свободы, по отношению к которому ее принципы называются законами".
   Отсюда мы заключаем о двуединстве практической разумной воли: её закон истекает из двух источников. При этом только с одним из них сопряжена свобода воли. С каким?
   Из доводов, приведенных выше, ясно, что творческий практический разум, создающий и овеществляющий идеи (проекты, образы) не может считаться свободным уже потому, что силу к овеществлению умных предметов он получает, либо от животной воли (вожделение), либо от социальных энергий статуса, доминирования, поощрения и т.п. Последнее иллюстрируется тем фактом, что люди низкого происхождения часто очень талантливы, становятся успешными творцами; и неблагородное общество рабов, освобождённых для целей революции, преуспевает технически и в области искусств. Поэтому практические (технологические) правила творческого, созидающего разума, хотя и включены бывают в закон свободной воли, не являются законом собственно свободы. Образы почитания богов, встроенные в технологию разумной жизни, тоже не являются законами свободы, но принадлежат к правилам искусства гетерогенной природы, но усвоенные посредством теоретического разума, которому объяснили всё.
   Так что сопряжённым со свободой остаётся моральный практический разум. Этот разум не творит артефактов: он совершает поступки в ткани личных взаимоотношений. В поступках не овеществляются идеи, не достигаются цели: в поступках совершается взаимо-открытие и житие лиц. Честный (нравственно ценный) поступок часто совершается против животной воли, против рациональных доводов, против творческих замыслов, и даже против чести. Из этого опыта уместно сделать заключение о том, что откровение и утверждение личности в поступке не требует энергий плоти, ума и мира: значит, личность обладает собственной личной силой совершения поступка. А собственная сила есть основание свободы. Так что, в личном нравственном поступке реализуется, по меньшей мере, свобода от- : от природы, от ума и от социума.
   Тем самым мы заявили, что так называемая "свободная воля" человека - буде она существует, - есть личная воля; и она не коренится ни в разуме, ни в животной природе, ни даже в социуме. В интроспективном поле феноменов субъекта поступка моральная воля опознаётся как сознание долга, истины, и правоты, а также решимость: ясная убеждённость в том, что поступать нужно и можно только так, и не иначе, и сила к такому поступку. В проекции на пространство деяния (действия) это нерассуждающее "так!" выступает в виде закона (правила). И, поскольку творческая и (опосредованно) животная воля человека осуществляется в пространстве деяний и действий, свободная нравственная воля, проецируясь в пространство деяний, полагает ограничение творческой воле в виде закона и правила. Эти ограничения образуют структуру публичного феномена личной воли, и являются основанием трансцендентного достоинства лица и его внутренним достоянием: собственными (не навязанными извне) моральными ограничениями. Эти абсолютные моральные ограничения творческой воли, будучи отчуждены и обобществлены в публичной сфере, могут быть положены (и полагаются) в основу вторичного доминирования над животной и рациональной волей. Вторичное доминирование на основе закона и правила черпает силу уже не в свободной личности, но в общественной иерархии ценностей, - где созидание космоса (общественного политического порядка) превосходит по значимости другие виды созидания; и ограничивает последние в силу этого превосходства. Ясно, что вторичное доминирование осуществляет уже не лицо, но - персона, маска. Соответственно, и её творческое деяние, подчинённое закону и правилу будет уже не моральным поступком, но - образом чистого морального поступка. Сам же чистый моральный поступок не является творческим деянием и не страдает, из-за этого, общественной и природной обусловленностью. У него своя независимая от природы и мира сила, имеющая собственный вектор, и этот вектор уже содержит в себе интеллигенцию, потребную для осуществления нравственной воли в умном пространстве мира, - почему и говорят, что свободная воля мудра.
   Откуда же у личности эта мудрая сила, делающая её не только относительно свободной от- ; но и абсолютно свободной: рождающей истину из ничего? И что это за сила?
  
   Личная свобода как истинная
  
   Вопрос об энергии личности необходимо отсылает к её бытию. К тому, как она есть. Здесь нелишне вспомнить, что "личность" - это метафизическая проекция откровения лица. То есть личность, формально отнесённая к "чтойностям", по существу есть не "что", а "кто" - лицо. Лицо же существует только в общении с другим лицом: открывается другому лицу. Взаимооткрытие лиц образует новое единство, отличное от взаимодействия, сотрудничества, симбиоза или организации. Это новое единство правомерно называть любовью.
   Всякое единство, как новый порядок, по отношению к ранее разъединённым существам, несёт собой, или заключает в себе информацию, равную уменьшению энтропии в результате единения. Эта информация (порядок) эквивалентна энергии, которая освобождается при разрушении данного единства. Это всеобщий закон космоса, подтвержденный современной физикой. Уместно предположить, в свете высказанных соображений, что именно энергия единения любви инвестируется в силу свободы лица. Эта энергия не заимствуется ни у какого другого порядка (через разрушение или присоединение), но рождается из хаоса, как новое прежде не бывшее бытие.
   Итак, взаимное стремление двух лиц открыть другого и открыться самому рождает единение любви, и новое житие двоих в любви, где они существуют как лица во взаимном откровении и удовольствии общения. Этот союз любви имеет собственную силу, которой располагают оба любящих открытых лица. Именно эта сила позволяет свершиться свободному поступку, который не обусловлен ни пользой, ни выгодой, ни зависимостью, ни целью. Этот поступок есть необходимо нравственный, поскольку осуществляется в отношениях с другим лицом (прежде всего) и утверждает бытие и ценность лица в мире, где лица скрыты под масками в хороводе. Это утверждение всегда имеет форму: не лицо для маски и хоровода, но хоровод и маска для лица!
   Именно эту форму утверждения бытия и ценности лица, открытого в любви, мы находим в Деяниях Любви, выступавшей в Начале нашего эона под маской Иисуса из Назарета, когда дела Его обнаруживались в мире, как противоречащие хороводу и ролевым маскам в нём.
   Поступок Любви свободен. Но не в смысле формального освобождения от закона, или утверждения публичной максимы, что любовь выше закона, а в реальной свободе независимой силы Любви. Её сила независима, потому что Любовь бытует сама по себе, истинствует. Именно это имел в виду Иисус, когда говорил: Аз есмь истина, и истина сделает вас свободными. В частности, поступок любви не нуждается в том, чтобы считаться "праведным": он не заимствует силу у образа праведника. Отсюда - несовпадение праведности фарисеев и Любви Христа. И здесь же - свобода от маски праведности иудейской.
   Из сказанного ясно. Что не может быть "закона свободы", как думал Кант. Свободный поступок структурирован любовью. И поэтому он уже не поступок - принадлежит не активности индивидуума, но внутренней жизни любовного союза двух лиц. И это уже не свобода: поскольку собственное внутреннее необходимое бытие любовного союза лишь вовне может обнаруживаться как свобода, - по отношению к миру, который с удивлением или восхищением наблюдает собственное уничижение перед лицом Любви.
   Однако, свобода поступка Любви не означает его неподсудности закону, или ненаказуемости по закону. Как мы видели, Иисус был судим по закону (хотя и с процессуальными нарушениями)и наказан за Любовь, которую явил миру. Понесённое им наказание стало жертвоприношением Любви. Так же были наказаны Ромео и Джульетта. Но - оправданы пред Судом Высшим. Человек, ты можешь выбирать. Вот выбор свободы - между судом мирским и Божьим. Именно в этом выборе, перед лицом самосохранения хоровода масок, ты или теряешь любовь и свободу любви, или сохраняешь её, теряя жизнь. В этом пограничном выборе решается вопрос - "человек я или тварь дрожащая". (А не в ложном выборе студента Раскольникова - убивать или не убивать старушку процентщицу.)
  
   Трансцензус
  
   Таким образом, мы нашли, что закон ума и закон свободы трансцендентны друг другу. Отсюда мы должны, либо заключить, что свободная воля неразумна, либо обнаружить единение разума и свободы, закона и любви.
   Платоникам свойственно отделять дух, и с ним разум, от души и тела. По их мнению, истинный человек бесплотен. Следуя платонической логике, мы должны будем признать, что истиной является только любовь и свобода любви, а законы деятельности ума и тела суть лишь искажённые подобия свободы, обязанные своим существованием отягощению (загрязнению) духа материей.
   Однако христианство являет нам истинного человека в целости плоти, души и духа. Именно поэтому церковь предпочитает Платону Аристотеля. Как же в таком случае соединяет христианская мысль столь разнородные составы в едином человеке? Как соединены Иисус, сын Марии, и Эммануил, Сын Шхины, Супруги Бога? Это тайна личности Христа. Во всяком случае, мы не видим там принуждения, причинения, - сын Марии свободно следует за Сыном Бога. И хотя он боится, и смертная туга охватывает его в Гефсимании, он смиряется со своей вероятной участью: возмущение ума картиной грядущей казни стихает. Любовь учителя Иисуса к своему сыну Иуде из Кариоты диктует ему поступок: он должен остаться здесь и дождаться Иуду со стражей первосвященника, чтобы дать ему последний шанс спастись. Если угодно, этот диктат любви можно назвать законом поступка: законом свободы, потому что Иисус может уйти, уйти из города, и бросить Иуду наедине с его ответственностью. Но он остаётся. И это не обречённость, исход не предрешен, и на случай, если Иуда обратится в последний момент, Иисус велит ученикам взять с собой мечи, которыми они смогут отбиться от стражи и уйти вместе с Иудой. Это свободное решение. В то же время, оно не безразличное. Существует плата за выбор. Если Иисус уйдёт из сада, он спасёт свою жизнь, которую получил при рождении от Марии. Но, в то же время обрушится дом души его, улетит Дыхание Любви, живущее в нём, и он утратит силу Жизни, и с ним - мощное жизнеощущение: он утратит жизнь как непосредственное переживание жизни; то есть он умрет, оставшись живым. Если же он останется, а Иуда не обратится, то дом души его останется цел и дыхание Любви сохранится в нем; но ненадолго, так как земная часть его существа будет разрушена: он претерпит смерть, за которой - неизвестность. Таким образом, выбирая Жизнь, он претерпевает смерть; и, выбирая жизнь, он умирает при жизни. Такой вот выбор.
   Именно в этом выборе осуществляется свобода человека, и об этой именно свободе говорит нам Откровение о человеке, когда утверждает: человек свободен; или, как сказал Иисус, истина сделает вас свободными, - то есть, поистине быть значит быть свободным, и наоборот. Здесь очевиден разрыв с онтологией Просвещения. Декарт сказал: мыслю, значит существую; а Христос говорит: свободен значит существуешь. Последнее ещё раз подчеркивает разрыв между разумом и свободой, как она утверждается в христианстве. Христос ведь не сказал - разум сделает вас свободными. Напротив, он утверждал неразумность истины и вместе с ней свободы: "старый муж не замедлит спросить малое дитя семи дней о Месте Жизни" (Евангелие от Фомы).
   Помимо Иисуса Царя многие говорили и говорят о свободе человека. Но эта "свобода" всегда оспаривается оппонентами, доказывающими её иллюзорность; многообразную зависимость воли человека. В то же время христианин свободен в Любви Отца, даже если он раб, то есть не свободен по гражданскому праву. И если отпустить раба христианина на свободу, прибавится ли хоть йота к свободе его бытия (истинствания) в Любви? Исходя из этого, можно ли о какой-либо другой свободе утверждать достоверно, что она есть? Она похожа на относительное движение, которое на деле неотличимо от покоя. Так что же: существует ли моральная, гражданская, политическая свобода, или всё это лишь ложные именования? И если существует, то как? Не так ли, как сказал о том Христос Иисус ученикам: "в те дни вы ели мертвое: вы делали его живым" (Евангелие от Фомы)? Что это значит?
   Иисус не сказал: соблюдайте закон; Он сказал: исполните закон; то есть дайте закону полноту существования. Конкретно раскрывая это, Он говорил: не соблюдайте субботу ради субботы, ибо суббота - для человека; не увлекайтесь мытьём скляниц, каждениями, постами, молитвами, жертвоприношениями и всесожжениями, но окажите милость ближнему, дайте суд вдове, защитите сироту.... То есть войдите в сердце закона сквозь внешность его: блюдите не букву, но дух. И каков же дух закона, по мнению Христа? Это любовь Отца к людям, сынам человеческим. Буква мертвит, а дух живит, - сказал апостол Павел. Исполняя закон в духе его, ученики Иисуса, оживляли закон, омертвевший в букве, делали его живым. Они жили в исполнении закона, и закон жил в них. И это житие было свободным, и закон исполнялся в акте свободной воли.
   И вновь мы видим несовпадение свободы и Свободы. Формальное поле закона есть поле свободы, поскольку закон не встроен в человека, но сообщается имяреку в публичной коммуникации, и человек волен соблюдать закон или нарушать его. Однако, поле коммуникации не является просто информирующим - это силовое поле: поле воздействия на волю человека; а также источник жизненных энергий, которые могут быть желанным плодом. Поэтому видимость поступка не даёт никакой возможности определить, является данный поступок актом свободы или нет, - независимо от того, соблюдает имярек закон или нарушает. Обратимся, например, к воле фарисея, скрупулёзно и со рвением соблюдающего закон, и, рассмотрев её экономию, убедимся, что он тщеславится, и его поведение предопределено строительством из себя образа праведника. Его антипод, святотатец культивирует антиобраз разрушителя, разоблачителя, противника, ревнителя истины и т.д. Им. Кант, желая отсечь все утилитарные имитации от свободного нравственного поступка, предположил, что истинно нравственный поступок совершается ради самого закона, из чувства долга.... Но, перед кем? Перед государством, обществом, будущими поколениями? Христианство говорит, что не ради закона, но ради конкретного человека, чьи права и интересы защищает закон, совершается истинно свободный поступок. Он свободен, потому что находит свою силу в трансцендентной миру Любви Отца человеков. И эту свою свободу законосообразный поступок любви обнаруживает тем, что может нарушать букву закона, исполняя закон по сути. И суд, рассмотрев дело по существу, может признать имярека невиновным в преступлении закона, несмотря на факт нарушения. Так и должно было случиться в деле Иисуса из Назарета, если бы суд Синедриона был беспристрастным. Любовь абсолютно права, потому что именно она законодательствует: из любви рождается правый закон. Но не прямо. Прямо из любви рождается поступок любви. закон же есть власть Старшего над младшими, родившимися в разуме, но не родившимися в любви. это пастырская власть . и Пастырь, сам рождённый в Любви, и желающий сохранить в народе потенцию рождения в Любви, испрашивает у Любви содержание закона, и от Любви же получает власть к утверждению закона в миру. Так Моисей ревнующий о своём народе, чтобы быть ему свободному - не от делания кирпичей, но свободному в Любви, - испрашивает закон у Отца народа, бога Яхве.
   Таким образом, Пастырь совершает искомый нами трансцензус от Любви к разуму, от бога к человеку, с тем чтобы имярек стал истинным Человеком, родившись в Любви Отца.
  
   СВОБОДА ВЫБОРА
  
   В современном политическом дискурсе давно обычно и привычно (и не подвергается сомнению!) толковать понятие Свободы через НАЛИЧИЕ ВЫБОРА, - хотя реально в либерально-меркантилистском быту "наличие выбора" означает всего лишь "ассортимент товаров и услуг" и конкуренцию предложений о заключении сделки.
   Мы смеем утверждать, что выбор не имеет никакого отношения к свободе, - поскольку обозначает лишь ситуативную НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ воли.
   Эту неопределённость, или выбор называют "свободой" те, для кого свобода означает отвязность.
   На самом деле в ситуации выбора Свободе делать совершенно нечего - здесь работают желания, установки, разум, знание, опыт, общение, социальная принадлежность, etc.
   Свобода лица обнаруживается как раз в ситуации полного отсутствия выбора, когда имярек ведёт себя единственным совместимым с его бытием как Лица образом: в полном сознании отсутствия выбора, именуемого осознанным Долгом!
   Итак, в свободе нет выбора, как нет выбора между жизнью и смертью.
  
   СВОБОДА КАК ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР
  
   Стереотипное понимание свободы исходит из механистического представления существования как перемещения и работы. Перемещение связывается с препятствием, работа - с помехой. На это представление опирается отрицательное понятие свободы как беспрепятственного перемещения и действия без помех.
   Между тем, существование человека -- это общение и общность, или коммуницирующее со-бытие с другими. Соответственно и свобода есть понятие мирское, политическое, сущее в общности и общении.
   В знаке, как элементе коммуникации, перемещение и работа "сняты", говоря языком Гегеля. Соответственно, в общении как знаковом информационном обмене нет механического пространства, перемещения и работы. Поэтому и свобода не может быть корректно определена как беспрепятственность или отсутствие помех. Она должна определяться в порядке общности и общения как мирности (WELTLICHKEIT). Последнее существенно, поскольку и у животных есть общение, но свобода не существует в стае или прайде: свобода понятие политическое; она существует в организованном человеческом обществе, в мире или космосе.
   Мир выступает как целое, в котором все участвующие связаны друг с другом. Уже слово свобода указывает на то, что мир есть связность, но не связанность. Не причиняющие отношения связности обнаруживаются в феномене договора. Участники договора связаны друг с другом как свободные лица. Свобода и связанность сливаются в акте добровольного исполнения договора. За пределами договора свободы нет, поскольку другие формы отношений не дают места свободе. Наиболее распространенное отношение опеки предусматривает дозволенность, которую иногда смешивают со свободой. Что же до любви, то она не объяснима в политических терминах, к каковым относится "свобода". Таким образом, только договор является обителью свободы.
   При этом, не можем говорить о свободе в рамках лишь частного договора: например, договора между хозяином и рабом об отпуске на пекулий; или договора между родителями и детьми о невмешательстве; или договора между королем и вассалом, и т.п.
   Это все частные свободы частных договоров. О свободе как таковой, или универсальной свободе, мы можем говорить только в рамках общественного договора. В перспективе воли общественный договор существует в виде законов и правил, ограждающих права неопределенного друга (или другого). Относительно этих правил предполагается общее согласие участников, образующих стороны договора (независимо от несогласия на стадии обсуждения).
   Человек свободен, когда он добровольно и сознательно исполняет общественный договор или сознательно нарушает этот договор. Несознательное нарушение в форме следования инстинктам и потакания хотениям - это пребывание вне договора и вне свободы, - хотя политически незрелые лица часто именно такое выпадение из общественного договора трактуют как "свободу", и хотят такой "свободы". Однако это не свобода: это дозволенность, - и помянутые лица хотят детской дозволенности, чем и обнаруживают свою незрелость (инфантильность).
   В связи со сказанным, особое нравственное значение имеет общественная санкция за нарушение общественного договора. Имярек сохраняет себя в состоянии свободы, когда санкция входит в его расчеты: когда он нарушает общественный договор с готовностью понести наказание. В случае же, когда санкции нет или она неприменима (ее можно избежать), имярек выпадает из свободы и из договора: он просто следует своим желаниям, осуществляет свои представления о благе, без оглядки на общественный договор. Наказание за нарушение возвращает его в договор и в свободу. Поэтому важна неизбежность наказания за нарушение общественного договора. Со стороны общества это есть принуждение имярека к свободе: требование подняться из безличности и плена инстинктов, к персональности и свободе, которые нераздельны.
   Неотвратимое наказание человек вынужден принимать во внимание, и когда он сознательно идет на нарушение договора, взвесив свои приобретения и потери, то он - в свободе. Отдаваясь хотениям, подчиняясь страстям, потакая порокам, в расчете на безнаказанность, человек нравственно покидает общество свободных, демонстрируя неумение и нежелание жить в договоре и договором. Впадает в состояние несвободного, которое ему более привычно и желанно. Ведь психологически свобода - это непременно "вторая навигации" по Платону как способность совершать разумные поступки. Если такая способность отсутствует, то и возможность, предоставляемая миром, теряет смысл.
   Соблазн современного мира состоит в том, что выпавший из общественного договора имярек не поражается в правах, как это было в древних обществах: он сохраняет права личности, перестав быть лицом. Характерная картинка наших дней: свинья хрюкает о правах, когда ей указывают на грязь.
   Общество, в котором "могу не быть, и мне за это ничего не будет", подвергается опасности нравственной деградации. Охранить себя от деградации общество должно с помощью санкций за нарушение общественного договора. И, как военное дело идет от оружия массового поражения к высокоточному избирательному оружию, так и гражданское общество идет от огульных репрессий, держащих все население в страхе, к высокоточной избирательной и соразмерной санкции, от которой нельзя уклониться.
   Так обеспечивается свобода ВСЕХ И КАЖДОГО.
  
   СВОБОДА САМОВЫРАЖЕНИЯ
  
   В Новое Время вместе со свободой совести явилась и свобода морали. Тут же встал вопрос о граничных определениях нравственной воли, или о границах, за которыми уже нет морали. Категорический императив Канта определил топологию морального поступка. В этой топологии могут существовать различные моральные пространства, или поля дозволенности, но все они топологически эквивалентны. Иными словами, мораль может быть разной, и свобода морали заключается в возможности держаться какой-либо морали, не обязательно господствующей. Но при этом ваша мораль должна быть МОРАЛЬЮ, то есть отвечать категорическому императиву Канта.
   Сказанное великое достижение философской мысли теперь благополучно забыто. И на фоне этого забвения, которое можно счесть невежеством, рождаются и тиражируются псевдоморальные (= аморальные) принципы. Один из таких принципов: "свобода самовыражения". В лучшем случае, это корпоративный принцип - между художниками. Общество в целом не может быть построено на таком принципе: он не может существовать в качестве всеобщего закона, согласно категорическому императиву Канта. Поэтому нельзя править мир, исходя из "свободы самовыражения"; в том числе и по причине внутренней разъединенности самого понятия "свободы самовыражения", обладающего кажущейся самопонятностью.
  
   Чтобы ясно понять, почему "свобода самовыражения" не способна быть всеобщим законом и, значит правилом общественной морали, необходимо подробнее рассмотреть этот термин.
   В нем соединены два разнородных понятия: "свобода" и "самовыражение". Свобода есть понятие политическое, тогда как самовыражение несет в себе двусмысленность: в нем соединены психологический и коммуникативный аспекты.
   Существует психологическая потребность самовыражения, в котором обнаружение себя разрешает внутренние душевные "напряжения". Например, часто имярек ищет кого-нибудь ударить: чаще ближнего; или разбить нечто, замещающее этого ближнего.
   Подобное самовыражение никак не соединяется с политическим понятием свободы. Между тем, многие, ратующие за свободу самовыражения, подразумевают как раз это психологическую разрядку, которая ближе выражается словами: "нраву моему не препятствуй!".
   Коммуникативно самовыражение есть сообщение себя другому или другим. Коммуникативный аспект самовыражения немыслим вне коммуникации, или общения. Ближайшая форма общения есть диалог. Опыт и здравый смысл свидетельствуют о том, что возможности сообщения себя в диалоге ограничены. Чтобы ваше самовыражение стало сообщением необходимо, чтобы оно было принято партнером диалога. Иначе диалог будет разрушен и общение, а с ним и сообщение, не состоится. Отсюда ясно, что сообщение себя другому в диалоге ограничено, как минимум, правилами приличия. А как максимум - личными особенностями партнера диалога.
   Что до публичной коммуникации, или сообщения себя неопределенному кругу лиц в публичном пространстве, то также очевидно, что это сообщение имеет ограничения - теми же приличиями и правами других лиц. Эти ограничения и определяют свободу сообщения себя или коммуникативного самовыражения. Ровно так, как и любая свобода получает определенность в ограничениях. Поскольку свобода состоит не в отсутствии ограничений, а в том, что эти ограничения имеют правовой характер, и осуществляются в правовом поле.
   Отрицательно свобода определяется как противоположность произволу. Единственный известный до сих пор человечеству способ ограничения произвола в городской культуре есть право. Поэтому понятие свободы неразрывно соединено с правом. Право же - вещь обоюдная. И когда имярек вопит: "имею право!" - ему следует вспомнить о встречном вопле. Ведь и ближний имеет равное с твоим право.
  
   СВОБОДА ХРИСТИАНИНА
  
   "Истина освободит вас" и "Аз есмь истина" - сказа Христос Иисус. Но немногие из христиан смогут сказать, в чём заключается свобода, дарованная Христом. Апостол Павел как будто полагал, что она состоит в освобождении от утеснительного еврейского закона. Но и это нерешительно, поскольку освобождение от обрезания и кошера действительно только для эллинов, но не для евреев.
   Вас может сильно удивить представление об освобождении Христовом преподобного Исаака Сирина. Он заявляет, что Христос освободил их от страха перед демонами, и теперь они ничего не боятся.
  
   СВОБОДОМЫСЛИЕ
  
   В слове СВОБОДОМЫСЛИЕ, вопреки грамматике, на первом месте стоит МЫСЛИЕ. Иначе, о какой свободе говорим? Так вот, со свободой у нас все хорошо, а вот с мыслием....
   МЫСЛИЕ - это труднодостижимая часть, в отличие от беспризорности, легко принимаемой за свободу подростковым умом. Но, если нет мыслия, то нет и свободомыслия.
   Что же тогда спесиво именуют свободомыслием? Чаще всего это выбор между обращающимися в публике расхожими мнениями. Усваивая выбранные полусознательно мнения, имярек вместе с ними надевает маску, или персону, которая служит ему эпифаническим суррогатом личности.
   В общественной комедии разные маски выступают антагонистами. За мысль чаще всего выдается встречная реплика, на реплику антагониста.
   На публичной сцене встречаются и конкурируют партийные мнения. Однако мысль начинается там, где заканчивается публичное мнение. Например, мнение о том, что земля плоская, и т.п.
  
   СВОБОДА НОВАЯ
  
   Не знаю, что понимали под этим словом предки, но в нашем мире "свобода" означает слом потестарных (= властных) личных отношений, основанных на уважении и почтении к-...: принципиально - на почитании старшего.
   В моральном плане это означает уничтожение любых авторитетов и одобрение претензии на индивидуальную независимость.
   Мы не говорим "суверенность", хотя это слово просится на язык; поскольку суверенность принадлежит тем самым потестарным отношениям, которые уничтожаются пресловутым "освобождением".
   Так же не произносим мы слова "личная" (независимость), поскольку лиц нет в ряду предметов или субъектов деятельности: лицо открывается другу в общении в тех самых отношениях почтения.
   Не случайно Предание говорит об Откровении Бога в человеке. В общении с учителем открывается Лик; и хотящие Любить узнают Господа своего.
  
   В культурно-историческом контексте "свобода" означает уничтожение человека как сына и раба Божия, подданного Царя, и превращение его в "разумное существо" (sic!). То есть. в субъекта умной деятельности, чьи движения направляются содержаниями ума; фактически - в робота, управляемого программами.
   Соответственно изменяются и бытийные основания морали: если сын, раб и подданный не делает чего-то, потому что не смеет поступать так перед лицом почитаемого отца и господина; то "робот" действует так, а не иначе, потому что следует программе.
   Другими словами, разумное существо следует "правилам", или логическим конструкциям своего ума, на основе которых тот же ум вырабатывает конкретные команды, управляющие действиями.
  
   Указанные различия обнаруживаются, в частности, и в обращенных к миру морально-политических запросах:
   Сын, раб и подданный ищет доброго отца, достойного господина, благого царя, которого он мог чтить, на которого надеяться, которому доверять и служить; то "разумное существо" ищет содержаний ума, то есть, идеологию, мировоззрение, знание среды жизнедеятельности, из которого он мог бы вывести "правила".
   Иными словами, человек ищет Лицо, достойное любви и почитания. Он хочет любить, потому что в любви он имеет дыхание Жизни. Робот же ищет программу, которая бы обеспечила его функционирование.
   И в этом поиске самопрограммирования человек-робот вместо свободы, обещанной слугами Сатаны, вкусившими плод познания добра и зла, получает зависимость от умников: идеологов, политологов, ученых и иже с ними. И становится жертвой "хакеров", или тех, кто хочет влезть в его мозг и вложить туда программы, выгодные кучке управленцев, сидящих в "конторе" общества, построенного как предприятие. И у него нет противоядия против "очевидных истин" (!), единственной защитой от которых является уважение к старшим, к предкам, которых мы НЕ СМЕЕМ судить.
   Потому Новое Время, породившее "свободу" отмечено как раз уничтожением Семьи, Церкви и Монархии.
  
   Бытийный разлом Новейшего Времени проходит именно в конфликте двух описанных выше бытийных устремлений и политических запросов. Мы, россияне, чувствуем его, как говорят, "на своей шкуре".
   И кажется, мы вкупе начинаем осознавать этот разлом, и ощущаем себя больше среди живых любящих, чем среди мёртвых знающих.
  
   СКАЗАЛ ИИСУС ДЕТЯМ СВОИМ
  
   Сказал Иисус детям своим: вы ловцы рыб; ныне сделаю вас ловцами человеков. И наставил их, говоря: Мудрый рыбарь забрасывает сети в море и вытаскивает много рыб; он выбирает самую большую рыбу, а остальную бросает обратно в море.
   Это значило, что не всякого человека нужно им вылавливать из моря житейского и вытаскивать на твёрдый брег Спасения, но избранного. Какого же?
   На этот счёт имеем два указания в Евангелиях. Первое - это люди, слезшие со смоковницы и сущие в подножии ея. Сказал Иисус Нафанаилу: видел тебя под смоковницей, прежде чем Филипп позвал тебя. Также сказал Иисус Закхею: слезай со смоковницы, ныне буду у тебя вечерять. Под смоковницей, не приносящей плода, разумеется здесь Израиль, глухой к Спасению. Кто не слезет со смоковницы сей, предназначенной к тому, чтобы быть срубленной и брошенной в огонь, тот погибнет вместе с нею в огне вечном. Те же, кто слез со смоковницы сам или по зову Христа, примут Спасителя в доме своём, возлягут с Ним за триклинием пиршественным, брачным.
   Вторые рыбы-человеки, которых нужно выловить ученикам из моря житейского, это бедные (= нищие духом). Когда спросили ученики Его, где устроим пасхальную вечерю, ОН сказал, выйдите на стогны града и когда встретите человека, несущего сосуд скудельничий (= глиняный) полный воды, тому человеку скажите, - как и Закхею, - ныне буду вечерять у тебя.
   Глиняный сосуд - плоть человеческая. Вода в нём- влага жизни (душа). Бедна она духом (спиритусом). Зёрна (логосы), брошенные в сосуд с водой и нагреваемые огнём божественным (Духом Святым) возгоняются в спиритус (дух), вода же в сосуде превращается в вино, - как то и было на браке в Кане Галилейской.
  
   СЛОВО СТАЛО ПЛОТЬЮ
  
   Евангелист Иоанн начинает свое послание словами: "В начале было Слово....". Спрашивается, в каком "начале"?
   Судя по дальнейшим словам, под "началом" имеется в виду начало Творения, ибо
   "Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть".
   Далее "Слово стало плотью...".
   Спрашивается, какое это слово стало плотью? Если это Слово Бога, то мы знаем его:
   Бог говорил: "Да будет свет!". И стал свет. Так же творилось всё, что есть в универсуме, если творилось Словом Божьим, как это утверждает Иоанн. Соответственно, ко всему сущему материальному творению применимо выражение: "слово стало плотью". Свет, как известно, тоже имеет свою плоть в виде фотонов и электромагнитных полей.
   Иоанн однако говорит о каком другом "свете", когда пишет о Крестителе:
   "Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете".
   "Был Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир".
   Возникает вопрос: когда он был? Всегда, с начала Творения, или только теперь пришел, в одно время с Крестителем, чтобы тот о нем свидетельствовал?
   Наконец, это не солнечный и лунный свет, ибо он не освещает, а просвещает всякого человека. Следовательно, у этого света другая плоть.
   Спрашивается, плоть эта есть воплощенное Слово Божье, или какое-другое слово?
   Иоанн поселяет здесь сомнение. Ведь он говорит не о слове Бога, а о Слове, Которое было у Бога, и которое само есть Бог:
   "1. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог".
"2. Оно было в начале у Бога".
   Таким образом, Бог Иоанна есть Логос, поскольку именно о Логосе говорит оригинальный греческий текст. Это не слово Бога, которое существует тогда, когда Бог износит слово. Он самосуще, и бытует у Бога, и само есть Бог.
   Что хочет сказать этим Иоанн? Намекает на присносущего Сына Божия, и на его умную природу, - раз называет его Логосом?
   Именно это Слово "стало плотью" у евангелиста Иоанна. Какова же плоть его?
   А плоть его - свет! Но не свет, воплотивший слова Бога: "Да будет свет!"; а свет, просвещающий всякого человека, пришедшего в мир.
   Что это за свет? Первое, что приходит в голову, это умной свет, дающий разумение человеку. Второе - это свет благодати, который позволяет человеку лицезреть Бога. возможно Иоанн в своем Логосе, ставшем плотью, понимает совмещенными оба этих света - и разумения, и благодати.
   По Иоанну, Логос, или Слово есть Бог. И Слово воплотилось. Следовательно, Бог имеет плоть. Это отсылает нас к первому вопросу Фомы Аквината: имеет ли Бог тело? В христианстве мы знаем одно тело Бога: это тело Иисуса Христа, распятого. То есть, это тело личности, а не слова; и оно - не свет, а плоть и кости человеческие.
   Именно потому, что Иисус Христос, тело которого было положено во гроб, есть человек, личность, а не световой фантом просветительского слова, христианское вероучение говорит не о воплощении, а о ВОЧЕЛОВЕЧИВАНИИ БОГА. Наш Бог имеет лицо, и это одно лицо.
   Об этом хорошо сказал святомученик Арефа, попечитель города Награна в Аравии: мы не разделяем во Христе лиц15, но веруем, что человечество Его соединено с Божеством в одно Божественное Лицо.
   И тело Бога, если оно есть, - это человеческое тело Иисуса из Назарета, вышедшее из чрева его матери Марии. Евангелист Иоанн в этом пункте расходится с учением Церкви. Тот, кто думает, будто евангелическая фраза "слово стало плотью" относится к человеческому телу Иисуса, заблуждается. Иоанн говорит не о рожденном человеческом теле, должном умереть и воскреснуть, но - о плоти Логоса, которая есть просвещенность человека.
   Это не должно нас толкнуть в объятия просвещенческой идеологии. Неправильно также было бы прочитывать известное Евангельское предложение "Слово стало Плотью" в ключе лингвистической философии, которая занимается скелетом и плотью речи; или в парадигме Нового Времени - как преобразование материи словом, формирование тела-текста, прочтением которого слово вновь звучит, или создание тела-образа, воплощающего мысль, выраженную словом. Не стоит забывать, что слово речи уже имеет плоть - звук; и образует упруго-воздушное тело. Также и Слово Божье, хранимое в устной традиции, имеет звуковую плоть, а в письменной традиции - также отпечаток сей плоти в тексте.
   Инженерный подход, воплощающий слово в машинах, - характерный для нашей эпохи субъективного умного творчества, - совершенно неуместен в прочтении Евангелия. Когда евангелист Иоанн говорит, что слово стало плотью, он вовсе не подразумевает преобразование материи речи в текст. Не стоит забывать, что слово речи уже имеет плоть - это звук; и образует упруго-воздушное тело. Также и Слово Божье, хранимое в устной традиции имеет звуковую плоть, и отпечаток сей плоти в тексте есть ее ре-презентация, служащая припоминанию.
   Судя по написанному Иоанном Евангелистом, что Слово обитало с нами, и мы видели славу его, можно заключить, что речь идет о поведении, как воплощении слова; ибо "Слово", о котором речь есть слово Закона.
   Евреи ожидают Мессию, и этот Мессия, как богопомазанный царь Израиля, есть воплощенный Закон. Или такой человек, у которого слово Закона не только звучит в ушах или прочитывается в уме, но осуществляется в его поступках; и эти поступки приносят Ему славу в народе.
   В христианстве Иисус называется Христос, что значит Мессия - и это пришло к нам из Ветхого Завета. Новый Завет не знает никакого Мессию: он знает Сына Божия родившегося в человецех; Спасителя мира и Царя всех людей, а не только евреев.
   Получается, что Иисус Назорей есть одновременно и еврейский Мессия, и рожденный Сын Божий. В этой двойственности сосуществуют и разделение, и соединение двух эпох - ветхозаветной и новозаветной.
   Иоанн в своем смешанном высказывании отмечает и фиксирует смену указанных исторических эпох. В первой Бог присутствовал как Слово и в конце ее Слово Божье поведенчески воплотилось в Мессии; во второй, новой эпохе тот, которого принимают за Мессию является на деле Сыном Божьим.
   Эти эпохи различаются кардинально, и для того, чтобы не потерять в уме преемственную связь между ними, Иоанн говорит о Богочеловеке как о воплощенном Слове, хотя это и неправильно, поскольку Христос Иисус есть Сын Бога-Отца, а вовсе не воплощенное Слово.
   Последнее можно, скорее, отнести к подвижникам и пророкам. Слово воплощается в воле подвижника, верной Завету, и в речениях пророка. Видение Христа как воплощенного Слова более отвечает мусульманскому взгляду на Иисуса сына Марии, как на исполнителя Ветхого Завета, и как на Пророка, или "Наби", по арабски.
  
   Если же мы отвергнем предположение о соединении ветхого и нового заветов в предложении "Слово стало Плотью..." и посмотрим на это речение как на дань эллинистической философской традиции, тогда в предложении:
   "И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, как Единородного от Отца";
   Главное - это Сын Божий Иисус, который ходил с нами, и славу которого мы видели. А "Слово ставшее плотию" представляется лишь метафизической догадкой о природе Сына.
  
   К вышесказанному можно добавить, что по нашему мнению также неправильно относить выражение "слово стало плотью" к нерукотворным образам Христа.
  
  
   СЛОВО "КОММУНИОН"
  
   Слово "коммунион" имеет тот же корень, что и слово "коммуна", и в генеральном смысле отсылает к общности и общению = "коммуникации". Почему автор выбрал или придумал такое слово для описания сердца человека?
   Сначала остановимся на "сердце". Это не анатомическое сердце, с каковым в Новое Время стали смешивать древнее понятие "сердца" как середины, серёдки, нутра, внутреннего содержания под внешней оболочкой, чего-то скрытого внутри тела; притом не любое внутреннее содержание, а самую главную его часть, сердцевину, центр, ядро... В сущности это синоним слова "душа", но в структурном аспекте иерархии составов человека - от менее важных периферийных, к более важным сердцевинным, центральным; и в аспекте явления чего-то скрытого - вот он и обнаружил своё нутро, своё сердце; то что таилось в сердце вышло наружу и т.д.
   Вот явил человек своё сердце, и по этому явлению (феномену) можем судить о том, каково оно в себе. Все мы люди, все мы человеки, потому устройство сердца у нас одно, как и устройство тела, скажем. Но не всякий человек имеет развитое сердце, чтобы судить по нему обо всех. Нужно взять образцового человека, человека как такового, первого человека, первый экземпляр рода человеческого. То есть нужно рассмотреть сердце Адама. Кто же наш Адам, кто родоначальник? Наш родоначальник, новый Адам - Христос Иисус из Назарета. Он есть совершенный человек, идея человека, и его сердца это сердце человека вообще - такое, каким оно, в норме, должно быть у каждого.
   Как же устроено сердце Иисуса? Какую структуру сердца Он являет нам? Что происходит в сокрытом "внутри"? Иисус говорит нам, что происходит - он общается с отцом в сердце своём, и через это обнаруживается как сын своего отца. Это есть главный сердечный процесс. А кто есть отец? Глава дома, глава семьи. Значит сердце человека есть дом. И об этом говорит Иисус: "кто построит дом свой на камне..., а кто построит на песке...". Понятие души как дома известно давно и употребительно в культуре. При этом "дом" здесь -не строение и двор, а общность и общение лиц. И это - универсальная формула сердца. Автор говорит: "коммунион", подчёркивая именно это. Он хочет сказать, что сердце есть актуальная общность, общение, персональное взаимоотношение и правовое взаимоположение. Используя этот термин, он подчёркивает общность и общение как структуру сердца и движение сердца, против метафизических понятий сердечной влаги или сердечного ветра, или сердечной бури, или сердечной склонности, или сердечной сладости, или горечи и т.п. То есть он выступает против вещественных , химических и метеорологических метафор сердца, как неадекватных истине, - в пользу сердца как места встречи, диалога, персонального отношения, суда и оправдания. При этом, слово коммуна имеет устойчивый политический смысл, слова дом и семья не подчёркивают и не выделяют собственной сути систем общения. Отсюда явилось слово "коммунион", как экзистенциал общения, квантовая единица общности и общения, элемент общности и всё, что близко к этому.
   Надеюсь, ясно теперь?
  
   СМЕРТНАЯ КАЗНЬ
  
   Противники смертной казни за уголовные преступления говорят, что государство не может и не должно убивать. Кто бы спорил! Разумеется, государство не должно убивать, и не убивает. Даже на войне государство не убивает, но решает военные задачи, в которые входит также уничтожение живой силы противника. Убийство не входит в число военных задач и карается весьма сурово, в том числе убийство пленных, безоружных и т.д.
   То же самое с казнью. Казнь - это не убийство. И если казнь превращают в убийство, то это - отступление от державных ценностей.
   По-вашему, Лев Толстой - кровожадный маньяк, - когда он принимает смертную казнь и не принимает длительного заключения, как бессмысленного и развращающего?
   В норме казнь - это Путь. Путь преступника к покаянию. И долг государства, заботящегося о своих подданных, вести любого оступившегося человека к покаянию. Для этого должен быть создан особый институт смертной казни. В рамках этого института, в течение обязательной отсрочки исполнения смертного приговора (3 года, например), с преступником занимаются психологи, педагоги, священники, юристы, - с тем, чтобы помочь ему осознать его неправду.
   Какова роль в этом смертной казни? Это - главное орудие исправления. Только перед лицом неизбежной смерти, осознания которой преступник всегда избегает, имярек действительно способен раскаяться. Без этой угрозы - он посмеётся над нами. Без угрозы смерти, как справедливого наказания за его деяния, усилия по исправлению пройдут впустую. Он только возомнит о себе, начнет стихи сочинять и мемуары писать... - объяснять себе и другим как общество виновно в его падении.
   Поэтому казнь нужна! Но это должна быть КАЗНЬ, общественное действо, а не просто выстрел в затылок в подвале тюрьмы.
   Спрашивается, зачем исправлять человека для того, чтобы потом его убить?
   Этот вопрос задают люди, не верящие в посмертную жизнь. К ним принадлежат и противники смертной казни. Они скрывают свой атеизм за разговорами о гуманизме. Но главная причина в этом - они не верят в бессмертие души.
  
   СМЕРТЬ
  
   Наказание за грех - смерть. Оттого большинство людей мертвы, подобно Лазарю; но рядом с ними нет никого, кто оживил бы их - нет Сына Божьего ходящего средь них. Имярек лепит куклу человека из мяса своего тела, и думает. что этот персонаж на театре мира жив. Но он мёртв - его движение есть паразитизм на плоти. Потому так и страшна человеку смерть тела, что она обнаруживает для него его МЁРТВОСТЬ. Тогда он по-настоящему пугается смерти, ибо дальнейший самообман на предмет своей якобы жизни становится невозможен! И этот момент истины - не животный страх смерти, а осознание своей мёртвости в духе - способен породить умный свет, освещающий в Аду путь к новому рождению. И с ним - к новой попытке истинствовать Человеком, а не быть татуировкой на плоти.
  
   СМЫСЛ КАК ПРЕДЕЛ ДИАЛЕКСУСА
  
   Смысл живого высказывания принадлежит персональной экзистенции, и смысл как проблема взаимопонимания (интерпретации моего высказывания собеседником), принадлежат речевому общению лиц. То есть, обретение смысла здесь это проблема существования и межперсональной коммуникации, а не проблема гносеологии, языкознания, логики и т.д.
   Этимологическая связь "смысла" высказывания с "мыслью" говорящего наталкивает на зазор (gap) между мышлением и выражением мысли в речи. Речь, высказывание не есть сама мысль: "мысль изреченная есть ложь". Высказывание, период речи, дозволяют свободу понимания (интерпретации). В уме имярека, слушающего высказывание, может рождать мысль, отличную от мысли высказывающего. Нетождественность мыслей собеседников обнаруживается, когда слушатель делает встречное высказывание, продолжая беседу (диалексус). В этом случае первый из диалектиков видоизменяет выражение мысли, уточняет и поясняет первичное высказывание, с целью добиться тождественности мысли собеседника со своей мыслью, и ожидает услышать в следующей реплике подтверждение состоявшейся передачи мысли. Собеседники взаимно интерпретируют высказывания друг друга.
  
   На этом пути уточняющего приближения к взаимопониманию путем обмена высказываниями (диалексуса) достигается согласие относительно того, что хотел выразить первый диалектик своим высказыванием. Согласие выражается в том, что первый диалектик соглашается с интерпретирующим высказыванием второго диалектика (собеседника). При этом мысль каждого из собеседников остается его личным достоянием, непередаваемым другому. Но достигнуто согласие и понимание как состояние диалога.
  
   Немецкое слово "понимание" (VerstДndnis) означает достижение полного согласия между общающимися. То есть слово "понимание" имеет принципиально диалогическую природу.
   Ганс-Георг Гадамер, утверждающий диалогическую природу смысла и понимания, пишет в "Тексте и интерпретации":
   "Глубина диалогического принципа /.../ достигла философского осознания лишь в "вечерних сумерках" метафизики.... Здесь я остановлюсь и задам вопрос, как единство смысла, создающееся в разговоре, и непроницаемость инаковости другого сообщаются между собой, и что такое языковость в этом последнем употреблении этого слова: мосты или стены. Мосты, которые обеспечивают коммуникацию одного с другим и благодаря которым струящиеся потоки инаковости выстраивают самобытность, или стены, которые ограничивают масштаб наших заданий самим собой и ограждают нас от возможности выговорить себя до дна и сообщить о себе самих все до последнего предела".
  
   Достигнутое в диалоге согласие и понимание (VerstДndnis) именуется "консенсусом", или со-мыслием. Где же тут сам "сенс", или смысл? В позитивном ключе в наличии нет ничего, кроме согласия. Однако феномен консенсуса не исчерпывается согласием. Язык, в рефлексии и толковании самого себя, интерпретирует консенсус посредством именования интенционального предмета, относительно которого якобы достигнуто согласие. Имя этого интенционального объекта - СМЫСЛ. Он может описываться как предел диалексуса, лежащий далее согласия: как состояние, в котором первый диалектик воспринимает реплику второго как лучшее выражение его собственной мысли. На этой конечной станции имярек полагает, что собеседник вполне понял и усвоил СМЫСЛ его речи.
  
  
   Таким образом, имя "смысл" принадлежит рефлексии языка о взаимопонимании собеседников. И эта рефлексия осуществляется созданием призрачной сущности именуемой "смысл". Достоверно существуют мысли одного и второго собеседников. Смысл не существует. Этим именем объясняется и описывается коммуникативное состояние согласия, или консенсуса. То есть "смысл" присутствует в говорении о коммуникативном состоянии согласия и его достижения.
   Как и всякое произносимое имя, смысл сопровождается интенцией. Но эта интенция не связана ни с каким реально существующим объектом. Она принадлежит акту осуществления (использования) языка, или акту говорения о -.
  
   Гносеология, в отличие от диалексуса, имеет дело с запомненными, мертвыми высказываниями. Здесь невозможен уточняющий диалог между высказывающим и слушающим. Есть только слушатель; сказитель отсутствует. Тем не менее, смысл и здесь существует как интенциональный предмет консенсуса. Только на этот раз консенсус достигается не между сказителем и слушателем, а между интерпретаторами, обсуждающими гипотетическую мысль отсутствующего сказителя, породившую, в свое время, интерпретируемое высказывание.
   Это не означает, что согласившимися друг с другом интерпретаторами найдена некая чтойность, именуемая смыслом. Такой чтойности нет. Консенсус позитивно существует как акт общественного согласия или суда: как принимаемое всеми интерпретаторами за истину поясняющее высказывание об изучаемом высказывании.
  
   По поводу "смысла" в лингвистике отсылаю к лингвистам.
  
   Что же до логики, то в логику "смысл" должен вводиться специальной процедурой, определяющей соответствующую функцию высказывания. Возможны логики, в которых имеется функция смысла, возможны логики, в которых такой функции нет. Но, в любом случае, смысл как логическая функция совершенно формален и далек от того, что разумеет под смыслом обычный язык.
  
   Логика самого смысла, анонсированная Жилем Делезом в его "Логике Смысла" есть, скорее философическая поэзия смысла. Делез опирается на Льюиса Кэрролла, который в своих книжках описывает, по мнению Делеза, приключения смысла. На деле, Кэрролл не пытается вводить в языкознание фантом "смысла", но показывает, что логика свободна от смысла, что бессмыслица вполне логична, что язык сам по себе бессмыслен. Поскольку фонетически и грамматически правильные предложения могут быть совершенно бессмысленны. Это означает, что смысл вне языка, трансцендентен последнему.
   Из следования логике языка за пределы осмысленного Кэрролл делает забаву для себя и своей дочери.
  
   Попытка ввести в языкознание смысл в виде виртуального объекта ничего не добавит языкознанию и останется в рамках паралингвистической философии. В свете сказанного сомнительной оказывается эпистемологическая ценность физических аналогий, используемых Делезом: поверхностных эффектов и перемещающейся по кристаллической решетке электронной вакансии.
   Разве что мы согласимся все-таки говорить о "смысле" в рамках лингвистического анализа предложений (?). Не приведет ли это к обесценению смысла как гуманности?
   Судите сами. Вот пример, приводимый Делезом: он говорит, что смысл предложений "бог есть" и бога нет" один и тот же, поскольку смысл высказывания не зависит от существования денотата. Точно так же смысл не зависит от логической функции "истина - ложь", поскольку истина или ложь данного высказывания зависит от существования денотата. Сказанное означает, что "смысл" здесь принадлежит исключительно языку. Это термин языкознания.
   Однако, в плане персонального существования, высказывания "бог есть" и "бога нет" имеют разный смысл, поскольку манифестируют разные типы существования, разные способы быть в мире. Также в фазе личного становления и определения воли совсем не безразличны истина и ложь данных высказываний.
   С точки зрения Делеза предложения "ваш отец умер" и "ваш отец жив" имеют один и тот же смысл. Думаю, для вас смысл их различен.
  
   Далее, Делез говорит, что "смысл", безразличный ко всем оппозициям (модальностям предложения), тем не менее, "выражается предложением".
   Это может относиться только к описанию смысла высказываний. Само высказывание всегда имеет смысл, сообщаемый ему высказывающим имяреком. Мы, воспринимающие можем не понимать этого смысла. Толмач нам объяснит. И тогда предложения этого толмача, толкующего высказывания, могут выражать смысл высказывания или не выражать. И этот смысл не отделим от манифестации личности высказывающего. Как иначе?
  
   В понимании Делеза "предложения, обозначающие несовместимые объекты, имеют смысл".
   Мы же говорим, что, если речь идет об электронном переводчике, "тупая" программа которого не различает парадоксов, то - да. Если же речь о живых людях, то все зависит от них, от собеседников. Вполне можно представить себе поэтическую речь, в которой немыслимые и несовместимые объекты событийствуют. Но, в этом случае нужен собеседник, слушатель, поэтически настроенный. Едва ли эту речь поймет операционист в банке, даже если вы поэтически описываете состояние ваших финансов.
   Так что смысл такого предложения, ситуативно, то есть, то нет; и невозможно формализовать это существование.
   Делез пишет: "Абсурдные объекты - то же, что квадратный круг, материя без протяженности, perpetuum mobile, гора без долины...". "Эти объекты существуют без значения, то есть они абсурдны. Тем не менее, они имеют смысл".
   Можно ли отделить смысл от представления и понимания? Если я не представляю и не понимаю, то о каком "смысле" речь?
   На деле приведенные Делезом "объекты" суть только словосочетания; понятность этих словосочетаний иллюзорна. Иллюзия создается их грамматической правильностью.
   Во всяком случае, их "понятность" противоречит ПОНИМАНИЮ, как оно истолковано в герменевтике; это лишь формальная понятность, обманывающая механического переводчика.
  
   СОВЕСТЬ
  
   Философия Нового Времени исповедует онтологический тезис человеческой исключительности, согласно которому человек отличается от всех других существ. И этот тезис исключительности она будто бы унаследовала от христианской теологии, согласно которой человек - единственный из существ сотворен по образу Божию.
   Пусть так. Однако теология утверждает, что образы всех существ земных сущи в Уме Творца, и в этом смысле они онтически тождественны. С другой стороны, все существа слеплены Творцом из "праха земного" и во всех вдунуто Дыхание Божие, поэтому все существа тождественны также гилозоически. И в опоре на эту тождественность Творец равно пасет ("упасает") всех живых вкупе с человеком. Каковое состояние жизни на земле зовется Раем, или Садом.
   Вместе с тем, человек все же выделен из прочих живых!? Ведь он единственный из всех изгнан из Рая! Почему?
   Оказывается, для человека Творец есть не только Пастырь, но - Господь (= Господин). Человеку Господин поручает возделывать Сад, то есть передает ему часть своих пастырских функций - чем, собственно, и выявляется богоподобие человека. Наконец, - и это главное, - человек знает Закон, или обладает сознанием и сознательной волей, осуществляющейся в общении с Богом. Ради этого общения человек наделен членораздельной речью, и только в этом общении мыслимо отношение Господства как Законодаяния. Господь знает закон и сообщает его человеку; в результате человек знает закон совместно с Богом или обладает Со-знанием. Таков смысл слова со-знание в теологии. Благодаря такому совместному знанию, или со-знанию, со-знательная воля есть воля со-гласная с Волей Бога.
   Исходя их этого, справедливо будет сказать, что человек отличатся от всех других существ знанием Закона. Именно в этом пункте новая философия как будто солидарна с Писанием. Ведь она собственно человеческим в человеке полагает знание (познание, сознание, etc.). Но ей ничего неизвестно, при этом, о Господине Законодателе. То есть, она гносеоцентрична: ставит ударение не на Законе, а на Знании.
   Человек новой философии не получает Закона от Бога, но формулирует закон сам для себя, располагая речью как инструментом волеопределения. Таким образом, он есть самоопределяющийся Ум. Отсюда слово "со-знание" утрачивает дефис и становится "сознанием", так как знание перестает быть совместным.
   Здесь Новое Время скорее наследует античности через Возрождение. Если продолжать настаивать на христианском наследстве в философии Нового Времени, тогда придется признать, что философия эта имеет дело с Человеком изгнанным из Рая и утратившим общение с Господином. Теперь он сам себе господин: сам возделывает сад ума и потребляет его плоды....
   С этой стороны, как будто ничего не изменилось. Ведь сам Творец поручил Адаму возделывать Сад, и для того наделил его умением. И умение состоит в том, чтобы выращивать логические деревья и получать с ветвей их плоды умозаключений. Здесь человек свободен и руководится умением (от слова "ум"). Закон Господень касается лишь одного дерева - Древа познания Добра и Зла. Господь сказал Адаму: единственно не должен ты прилагать умение свое к выращиванию Древа Добра и Зла. Иными словами, "добро" и "зло" не могут быть плодами логического дерева. То есть, человек не может дойти до понятий этих своим умом. Они остаются прерогативой Господина. Таково содержание Закона, данного человеку в Раю.
   Итак, человек может познавать; он может знать что угодно, и это будет его знание. Но добро и зло знает только Бог, и человек может иметь это знание только в общении с Богом. Отсюда знание добра и зла есть совместное с Богом знание, или со-знание; по-русски со-весть. Это знание образует Мораль, а не просто "нравы".
   Замечательный русский язык сохранил на наше счастье отдельное древнее слово "со-весть" для знания добра и зла, или морали, отделив его от всех прочих знаний. Опираясь на это разделение и памятуя о нашем изгнании из Рая, можем справедливо признать, что все мы суть люди бессовестные, - ибо лишены общения с Богом и не можем знать совместно с Ним.
   Вернуть себе Со-весть и с нею Мораль значит обратиться к Господу за знанием добра и зла. Но для этого нужно иметь Бога своим Господином, быть с Ним в отношениях послушания. А это предполагает восстановление общения с Богом, или возвращение в Рай.
   Как это сделать? - тема Нового Завета.
  
   СОВЕСТЬ И СОЗНАНИЕ
  
   В слове "совесть" в качестве основы мы имеем глагол "весть", или "ведать". Испанский язык сохранил древнее значение слова веда, как "запрет", "табу",- что отвечает санскритскому значению этого слова: "священное знание". Сюда же приводит нас и значение архаичного слова "ведун", которое означало языческого жреца, священника. Таким образом, ведать значит знать и соблюдать запреты (последнее потому, что священное знание неотрывно от исполнения, или соответствующей "кармы"). Ясно, что эти запреты не принадлежат к правилам, которые я сам для себя составляю; также не принадлежат они и людям, хотя бы я и получал их через людей,- потому что они исходят от богов, то есть извне, но не в пространственном смысле слова.
"Извне" здесь значит "от другого лица", при этом пространственный формат сообщения, сопряжённый с работой наших чувств, не имеет значения: будь то голос или знак, феномен внутренний или внешний, - главное, что он не мой, то есть не является продуктом моей ментальности.

Другими словами, "веда", или запрет, получается мною так, как это описано в случае Сократа, которому запрещал то или иное деяние (поступок) его Демон, или Гений (по-римски). Сократ прислушивался к голосу Гения, которого слышал в своём душевном "доме", и подчинялся ему, то есть исполнял веды. Последнее означает, что Сократ находился в особом общительном расположении обращённости к своему Гению, как партнёру жизнедеятельности (ибо Гений сообщал ему не какие-то отвлечённые веды, а прещал по конкретным поводам и удерживал от поступков, намерение совершить которые возникало у Сократа в течение его повседневной жизни). Это расположение мы безошибочно узнаём, как уважение, почтительность и минориальность (почитание Демона за Старшего).

. Партнёрство, или хождение по жизни в паре и парой, означает со-вместность, со-участие, со-трудничество и т.д. Где частица "со-" как раз и означает парность, когда всё делается вдвоём и принадлежит двоим. И поскольку знание Сократом запрета и исполнение его со-вместно с Демоном: не может быть ни получено, ни исполнено без Него; и является совместным достоянием и совместным действием (после того, как благодаря расположению Сократа знание запрета Демоном и воля к исполнению его сообщились Сократу), постольку это совместное знание и совместная сила к осуществлению его называются со-вестью, - где частица "со-" имеет указанное выше значение совместности деяния с-, а "весть" означает знать и исполнять запреты, получаемые от Бога, как партнёра жизнедеятельности.
((Здесь мы можем напомнить, что Бог, как партнёр жизнедеятельности человека (т.е. такое понятие о Боге) является основоположением христианской веры и христианской антропологии; достаточно сказать, что грешный человек это человек, разлучённый с Богом, идущий по жизни в одиночку, с а м , а совершенный человек (Христос Иисус) это человек пребывающий в постоянном общении с Богом-Отцом, и без Него ничего не делающий,- как о том и свидетельствовал Иисус, говоря, яко ничего не творит от себя и в одиночку, но всегда имеет Отца с собой, и что Отец велит, то творит; без Отца же не творит ничего.))

На том основании, что "весть" означает "знать", мы могли бы говорить о совести как о сознании, и первоначально эти слова в языке не расходились,- собственно, это было одно слово (откуда слова "сознательность" и "сознательный" ещё сохранили моральную окраску). Но в последующем развитии языка (и сопряжённой с ним практики) эти слова разошлись, так как слово "сознание" стало относиться к той жизненной практике, которая у Платона зовётся "второй навигацией" (т.е. хождением на вёслах, в отличие от "первой навигации" как хождения под парусом) и утратило моральное значение. Ибо это значение неотделимо от парности, от определения воли в отношениях с авторитетным партнёром. Тогда как сознание стало принадлежностью самостоятельной одиночной трудовой воли, то есть логической воли, подчиняющей себе природу и созидающей артефакты. В составе этой воли знание это не знание запрета, полученное от Старшего, а знание того, как делать и что делать, приобретённое в греховном опыте, то есть технологическое и целеобразующее знание. Рассматривая трудящегося человека в целом, мы говорим о сознании, как о второй интеллигенции, сопряжённой с речью, имеющейся у человека в дополнение к натуральной интеллигенции чувств. Эта вторая интеллигенция расширяет, продолжает и корректирует первую, природную интеллигенцию; в ней мы имеем сигнальный логический дубликат чувственной данности, так что это знание соќсуществует, со-действует, опережая, с дологическим чувственным знанием, и поэтому называется со-знанием. Сознание усовершает человека как животное, и поэтому сознание служит признаком, отличающим человека ото всех других животных и источником его преимущества, ибо языковое представление чувственной реальности позволяет логически развивать её, моделью предваряя её возможное собственное развитие, и так опережать его и быть причиной.

В поведенческом плане действие сознания может казаться похожим на действие совести, так как оно способно задерживать и отменять поступки, диктуемые непосредственной чувственной данностью и природными импульсами и влечениями, и отсюда казаться похожим на следование запрету. Но на деле это только хитрость логического ума, более широкого, чем ум чувственный: это преимущество орудийного умения над простым беганьем и лазаньем, ибо именно умение логически представлено в сознании; поэтому  последнее есть инстанция власти трудящегося человека над животным человеком. Это, однако, далеко отстоит от совести, которая запрещает не животные отправления, а как раз сознательные поступки, то есть господствует не над животным, а над трудящимся, созидающим, сиречь сознательным, человеком. Иными словами, если сознание подчиняет животного человека достижению некоей сознательной цели, то совесть запрещает сознательному человеку достижение этой цели. Так, например, сознание может побудить человека не есть еду, а отложить на завтра или прежде сварить её; "веда" же, или "табу", вообще запрещает есть эту пищу, невзирая на её съедобность и вкусность. Поэтому запрет на вкушение определённых плодов, полученный Адамом в Саду, от Хозяина Сада, принадлежит совести, а воздержание от вкушения незнакомых плодов из опасения, кабы чего не вышло (а вдруг умрём?), принадлежит сознанию. Отсюда, когда совесть была похерена непослушанием, и осталось одно сознание, или опасение, то Змей легко развеял это опасение, убедив их, что не только что не умрут, но будут жить и станут как Боги. Ясно, что такое содержание сознания (или такое знание) уже не удерживает, а подталкивает, так что поведение зависит от знания (знаю, что горько, не стану есть, а знаю, что сладко, буду есть). В отличие от этого совесть не зависит от знания причин, следствий и качеств реальности, так как это запрет, никак не обосновываемый реальностью, исходящий из другой сферы бытия. Именно, он не принадлежит речи умения, но принадлежит речи общения, и получается не в результате логического предусмотрения последствий, а в общении с авторитетным Старшим.

Отсюда должна быть понятна разница между со-вестью и со-знанием. Если сознание властвует как искусственная причина над животным человеком, соперничая с естественным чувственно-данным причинением, то совесть господствует над сознательным человеком, запрещая ему вполне разумные, но безнравственные действия. Разумеется, что сознающий человек хочет избавиться от совести, как послушания, сделав себя единственным правителем, для этого он делает мораль частью сознания, включая моральные запреты в конструкцию созидаемого им поведенческого "тела", или собственного облика. Он рационализирует моральные запреты, интерпретируя их, как память о прошлой блаженной жизни в эмпиреях, и культивирует эту память, как залог своего возвращения туда на путях самостроительства. Стоит заметить, что здесь исключён Старший и общение с ним, ибо не говорится о том, что я помню, что мне наказал Старший, но речь идёт о памятовании самого себя, когда то бывшего совершенным.

В этом пункте расходятся Платон с Сократом. Сократ прекратил всякие рациональные поиски добра (или блага), показав в спорах с софистами их несостоятельность, и утвердился на том, что благо состоит в том, чтобы слушаться своего Гения; то есть что благо сопряжено с совестью, как получением от Старшего запрещений и следованием им. Платон же сказал, что благо в особом высшем (божественном) сознании, частицу которого мы в себе имеем, как память о прошлой жизни, и которое можно развить, размышляя об идеях, как совершенных образцах всякой вещи. Понятно, что так можно развиться только в искусного мастера, тектона, и что это есть ментальность созидания.
Неслучайно раннее христианство ввело в свой пантеон славы Сократа, а не Платона. Ибо парное бытие в партнёрстве со Старшим (Отцом или Ангелами Его) и послушание, как источник благого, суть парадигма христианской культуры.
Так подчиним же сознание совести в общении с Учителем и Спасителем, который и сам являет собой парную сущность (о которой говорится как о двух естествах в одной личности), пребывая в постоянном общении с Отцом Небесным.

Р.S. В связи со сказанным нелишне заметить, что в плане исполнения человека, как существа становящегося, человек обладающий со-вестью представляется более совершенным, чем человек просто сознательный, - так как имеет две инстанции власти по отношению к животному человеку: сознание, подчиняющее в акте созидания животного человека человеку идеальному и телесный мир миру идей; и совесть. господствующую над идеальным человеком и полагающую предел его идеальным устремлениям. Высшие силы сознания - это силы Платонической эстетики, а бытийный предел - идолопоклонство,как принесение жизни в жертву идее, образу, идеальной конструкции. Совесть же, как со-бытие с Живым Богом, воспрещает идолопоклонство, а установлением Богом субботы, или недеяния, демонстрирует, что созидание вообще не является ветвью Древа Жизни (отпрыском Лозы истинной), так как опредмечивание слова (перевод его в сферу чувственно воспринимаемого) и математизация межличных отношений (приведение их к мыслимому и логически понятному) сродни убийству,- если не всамделишное убийство, взятое в его принципе.

Числа - вот продукт сознания, и предмет его любви: ему хорошо в мире чисел, потому что они в его власти; здесь оно может быть причиной с точно просчитываемыми следствиями. Однако, среди чисел встречаются иррациональные и, того хуже, трансцендентные. Сознание их не любит. Вначале оно вообще не признаёт их за числа. Но жизнь заставляет их признать: то есть не идеальные, а реальные соотношения вещей, реальное пространство, реальное время... Ведь значение корня из 2 не может быть получено никакой логикой: это предел, но предел реальный, реальная конечность тела; логическое же приближение к нему не имеет конца, как не имеет конца мысленная операция измерения гипотенузы катетом,- из каковой операции, собственно и явилось рациональное понятие числа.

И как в логическое отображение тел и движений пришлось ввести трансцендентные числа, так же точно,- под давлением жизни, не вмещающейся в логику,- в поведенческие эйдолы пришлось ввести, в дополнение к рациональным схемам поведения, с одной стороны иррациональные (как независящие от сознания проявления бессознательного), а с другой стороны - трансцендентные эйдолы поведения, как явления со-вести. Они в принципе чужды сознанию, однако последнее вынуждено считаться с наличием в обществе сил нерациональных. И чтобы спасти себя и свою претензию на единовластие оно лихорадочно придумывает post  factum рациональные обоснования морали, религии, закону, чудесам и т.д.,- и не преуспевает в этом. Эти трансцендентные эйдолы поведения не созданы сознанием, и не могут быть созданы из доступной сознанию материи пользы и вреда (в широком смысле слова); поэтому они просто даны сознанию извне, как публичная и личная реальность, и принимаются им как ценности, под внушением трансцендентной общественности - небесной семьи, дома Горнего, Божьего града.

Итак, мы видим, что сознание ближайшим образом есть расширение бодрствования и сопряжённой с ним свободы за пределы чувственных схватываний и их гештальтов, то есть расширение чувственной интеллигенции насчёт логического модельного эксперимента; предельным же образом сознание есть формальное уподобление добру и истине (область трансцендентных логосов), - если мы берём его, как энтелехию; и, более специфично, сознание - это логическая рефлексия благого бытия, форматируемая проекцией на сферу поведения (которая здесь вполне подобна стене Платоновой Пещеры, устройство которой /с огнём в центре/ представляет собой проекционную машину). То есть в своём бытийном пределе, в области его несобственных, трансцендентных содержаний со-знание уподобляется со-вести, каковому уподоблению принадлежат такие логические гештальты, или эйдолы, как "благой поступок", "благой характер", "доблесть", "добродетель" и т.п.

Так как, по уподоблению, в эти трансцендентные энтелехии сознания инвестируются также силы со-вести (там, где вектор трудового, созидающего форму усилия совпадает с коммуницирующим движением души в плане господства-служения), то значит, вместе с ними, Платонова эстетика также трансцендирует за пределы рациональности. В каковой эстетике, как любви к образам, или проекциям блага, и нелюбви к без-образному (сравни, "человек - образ Божий"), собственно и сливаются воедино разнородные душевные силы, чтобы совместно питать формально-благую волю.

Вот почему такая сознательная экзистенция как моральное совершенство где-то перекликается с послушанием, хотя и остаётся по-существу отличной от него; и поэтому моральность, как подобие со-вести, и моральное совершенствование, как образ постепенного единения воли с Волей Бога, включены в корпус религии на правах уподобления; каковые "права" обоснованы вышесказанным соучастием Бога в идеальном устремлении к формальному благу (каковое соучастие выражается как в происхождении самих идеалов /несозданных, нетварных/, так и в указанных инвестициях сил господства в идеальную волю).
Этому соответствует и двойственное определение человека: а) как Сына и б) как Образа Божия.
  
   СОВЕТСКАЯ ИМПРЕИЯ. НЕОЖИДАННЫЙ РАКУРС
  
   К советской империи привычно прилагают простую схему, унаследованную ещё от античности: злой тиран Сталин, поработивший народ, с помощью совращенных им клевретов; патологический властолюбец, не останавливающийся ни перед чем ради сохранения личной безграничной власти. Эту же схему прилагали к Цезарю, и к Августу, и к другим политическим лидерам.
   Факты, однако, рисуют несколько более сложную картину. Так, после окончания войны советское Министерство Внутренних Дел было завалено просьбами о присылке заключённых и организации лагерей поблизости от предприятий и населённых пунктов. Заключённых просили все: театры, академия наук, образовательные учреждения, предприятия, исполкомы местных советов... всем нужны были рабы. Нет сомнения в том, что среди присылавших Берии такие просьбы были многие, которые сами прошли лагеря и были заключёнными. Поражает обилие этих просьб. Не все могли быть удовлетворены. Но все доставляли власти уверенность в правильности своей внутренней политики.
   Это новый аспект: ранее говорили только о множестве доносов, по которым людей отправляли в лагеря. Теперь к этому можно присоединить и просьбы о присылке ЗК для вскапывания моего огорода.
  
   СОЕДИНЕНИЕ БОЖЬЕГО И ЧЕЛОВЕЧЬЕГО ВО ХРИСТЕ ИИСУСЕ
  
   Св. Арефа, попечитель города Награна в Аравии: мы не разделяем во Христе лиц, но веруем, что человечество Его соединено с Божеством в одно Божественное Лицо (страдание мученика Арефы).
  
   СОЛЬ
  
   Соль распространена повсеместно как пищевой продукт. Между тем, таковым не является. С таким же успехом можно есть толченые жабьи шкурки. Как соль вошла в культуру?
   Только одним путём - из культа. Это универсальное очищающее средство и апотропея. Часть ритуальной трапезы - не в качестве пищи, а в качестве оберега и пургена. Привычка есть соль - религиозное обыкновение. Лучше всего об этом, может быть, свидетельствует обычай класть соль в карман, выходя из дома, как оберег от зла внешнего мира.
  
   СОСТОЯНИЕ ГРЕХА - ПРЯТАТЬСЯ ОТ СЕБЯ
  
   После того, как Адам согрешил, он спрятался в кустах от Бога. Господь воззвал к нему: где ты, Адам! Адам промолчал, будто не услышал. Но от Бога нельзя спрятаться. Бог обнаружил его и спросил: почему ты прячешься? Адам солгал - придумал что-то насчёт стыда наготы. Однако, Бог знает истину. Потому, Адам солгал самому себе и спрятался от самого себя. Боясь изобличения себя в собственных глазах своего со-знания (со-вести).
   Это описание нашего поведения: поведения человека поражённого грехом, или неверностью Господину, Отцу. Муж ведёт недостойную жизнь, преследует ничтожные цели, соперничает с братом своим, но скрывает это от себя. Он мнит себя верным, воздвигает ложные жертвы и хочет, чтобы Бог призрел на них (так поступал Каин, сын Адамов).
   Жить против Закона в ложном понимании своей выгоды и прятаться от себя во мнении о себе, в ложном поведенческом облике (фантоме праведника); и прятаться от ближних в нише формальных отношений, чтобы не обнаружилось нечестие жизни, и чтобы не пришлось вдруг отдать столь дорогие греховные приобретения, - вот облик греха.
  
   СОТВОРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
  
   Мы говорим о сотворении, не подвергая сомнению наше и ваше рождение. Все люди последовательно, в поколениях, родились от первой семейной пары, мужа и жены, имен которых история не сохранила. Известные нам имена, Адам и Ева суть имена нарицательные, и означают просто "Муж" и "Жена". И наука Генетика подтверждает это мнение - все мы действительно произошли от одной пары первых людей, первых мужа и жены.
   Но откуда взялась эта пара посреди девственной природы?! Дарвиновское "Происхождение видов" не дает ответа на вопрос. Невзирая на это отрицание, мы в большинстве, очарованные наукой, создавшей машины, верим, что человек есть природный вид; такой же, как шимпанзе.
   Блажен, кто верует..., но предание о сотворении кажется мне ближе стоящим к истине.
  
   Итак, обратимся к Преданию: что говорит оно о сотворении человека?
   Предание говорит, что человек был сотворен богами Элогим по своему образу и подобию. Здесь в нашем уме сразу же происходит смешение понятий. В науке, согласно которой мы привыкли мыслить, слово "человек" означает природный вид. И в этом смысле не отличается от слова "енот", например. В таком прочтении получается, что Элогим сотворили природный вид, вступив таким способом в неоправданную конкуренцию с эволюцией видов, которую мало кто из ныне живущих решается отрицать. Между тем, в контексте Предания, "человек" означает не вид, а "муж" - притом не в гендерном даже смысле, как мужчина, а в смысле социальном, как глава семьи, - совпадая по смыслу со словом "чоловик", в украинском народном языке, например.
   Получается странная вещь: есть муж, глава семьи, но нет жены - партнера, без которого само слово МУЖ ничего не означает. Поэтому нужно сотворить жену, - к чему помянутые боги Элогим езамедлительно приступают. Досужая молва даже приписала им общительную сострадающую мотивацию - дескать, скучно человеку одному.... И вот, из сочувствия к томительности скуки, сделали они ему жену. Но чудным каким-то образом: самого мужа слепили из глины, а жену взяли из ребра его, когда он спал. Прямо хирургическая операция под наркозом!
  
   Предвижу, что убежденные монотеисты уже успели обвинить меня в многобожии - почему, мол, он говорит не о Боге, а о богах Элогим?! Да потому, что о них говорит само ветхозаветное Предание.
   В еврейском языке слово Элогим, означающее у нас Творца, несёт двойственное число, утраченное в русском языке. Двойственное число это грамматическая форма, применяемая к парным сущностям, или двойцам, отличая их в речи от единичных и множественных сущностей. Практически во всех древних языках имеется двойственное число, что указывает на важность двойственных сущностей для человеческой ментальности.
   И, если Эль - это Бог, то Элогим - это единая Божественная Пара, Двойца; поэтому я и говорю о них, как о богах, употребляя множественное число, за отсутствием в русском языке числа двойственного. Не случайно именно Двойце Элогим, а не одинокому шумерскому Элю, отведена нашим Преданием роль творцов первой человеческой пары.
   Следует помнить, при этом, что Двойца - это не семья и не партнерство; не союз двух единичных сущностей, но - ОДНА СУЩНОСТЬ. Она разделена надвое в себе, но не вовне!
   И вот эта двойственная сущность создает собственное подобие, которое тоже есть двойственная сущность - иначе, какое же подобие! То есть, вопреки буквальному прочтению, Элогим создают не Адама (= мужа), а Эводама (= женомужа).
   Но женомуж не может стать прародителем человечества! Он (она) обречен быть отражением Двойцы Элогим в плоти земной. Отсюда, решающим актом создания потенциального человечества явилось не вылепление Эводама, подобного Элогим, но - разделение этой плотской двойцы на две разных сущности - Адама и Еву, или Мужа и Жену. Которые и смогли стать первой парой, прародительницей всех людей на Земле.
   Поскольку разделение первичной богоподобной двойцы Эводам подано в Предании как сотворение жены (Евы), в пару мужу (Адаму), то становится важен способ сотворения. Именно способ отсылает нас здесь от сотворения к разделению.
   Как мы помним, Адам был слеплен из праха земного. Прах, как известно, сам по себе не лепится ни в какую форму, и в нем нет ничего божественного. Между тем, Эводам богоподобен. Что же позволило придать праху форму и богоподобие? Это слюна богов Элогим. Как вяжущее, слюна позволила слепить прах, и как сущность, истекающая изо ртов богов, сообщила Эводаму свойственность богам.
   В отличие от слепленного указанным выше способом Подобия (Эводама), Ева была сделана из ребра Адама! Но пусть не радуются эскимосы-косторезы. Эта операция, означающая разделение первой Двойцы на первую Пару, не имеет ничего общего с резьбой по кости. Чтобы понять образность Предания в этом абзаце, необходимо подойти к вопросу герменевтически и обратиться к древней ментальности.
   Возьмем сначала само ребро. Оно - часть скелета. Скелет же есть часть человека, неподвластная смерти и, значит, времени. Человек умирает, скелет остается и может, затем, обрасти новой плотью. Именно поэтому скелеты покойников очищали от плоти и хранили в домашних сокровищницах. К этим сокровищницам восходят и современные церковные и монастырские остуарии. Таким образом, кость - материал, использованный для изготовления жены, - отсылает к непреходящим составам, неподвластным времени.
   Но почему взято именно ребро, а не голень, например? чтобы понять, необходимо вернуться к понятию "сердца". Древние понимали под этим отнюдь не мышцу, перекачивающую кровь, но срединный сосуд - вместилище души. В скелете человека Сосуд этот как бы образуют ребра. Вместилище этого сосуда и есть средина человека, или его "сердце".
  
   Таким образом составители Предания давали нам понять, что Ева взята из самой средины богоподобного Эводама; что она суть от сути его. Отнятие ребра означает, что при разделении Эводама (на Адама и Еву) делению подвергалось самое сердце человека, заключенное в полости, ограниченной ребрами.
  
   Остается последний вопрос: почему операция разделения происходит во сне? Хирургическое предположение о наркозе не выдерживает критики. Если отнятие ребра есть лишь образ разделения сердца надвое, то сон совсем не причем.
   И в самом деле! Разъединение в сне есть лишь отрицание первоначального соединения. И относится это соединение-разъединение уже не к сотворению человека, а к его дальнейшему размножению. Дело в том, что человек не обладает творческой силой богов Элогим и не может поэтому создать собственное подобие. Разделенная пара должна вновь соединиться в изначальную двойцу Эводам, чтобы породить свое подобие. В соединении происходит зачатие, а затем временная двойца вновь разделяется на пару - мужа и жену. Таким образом, в каждом зачатии вновь происходит процесс сотворения человека как богоподобия.
   Почему ночью? Это можем легко понять, если вспомним, что наше Предание относится не к солнечной, но - к лунной религии. Именно Луна являет на небосводе лик изначальной Двойцы Элогим.
   Свойство видимого лунного диска быть целым, а затем представать, сначала в виде леворогова, а затем праворогова полумесяца как раз и позволяет сделать Луну символом Двойцы - единой и, в то же время, разделенной в себе на две диалектически взаимодействующие половины. Таким образом, соединение и разъединение человеческой пары для сотворения нового человека происходит под надзором небесной божественной Двойцы Элогим. Неслучайно, поэтому, успех и неуспех зачатия связывали всегда с фазами Луны.
  
   СОТВОРЕНИЕ И РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
  
   Божественная Двойца Элогим сотворила небо и землю, и всё, что на ней.... Если следовать анимистическим представлениям племен мезоамерики, например, то человек должен стоять в этом ряду, и пребывать в числе сотворенных существ вместе с другими животными и растениями, которые, по мнению индейцев колумбийской Амазонии, тоже суть "маса", или люди. Однако, в библейском повествовании сотворение человека отделено от сотворения земли и неба, и их обитателей. Почему?
   Странность Священной Истории в этом пункте не укрылась от первых интерпретаторов Откровения. Иначе не появились бы объяснительные резоны, согласно которым человек оказывается неким второсортным, вспомогательным творением ad hoc.
   Изначально боги Элогим заботились о себе и строили себе жилье. Поэтому венцом творения - вопреки позднейшим интерпретациям - явился не человек, а Сад Эдем - обитель богов. Элогим поселились в нем и зажили себе припеваючи. И вот тут-то им понадобился садовник..., сиречь работник, слуга, который бы ухаживал за Садом. И тогда они сотворили человека.
   В этой логике Творения человек - низшее из существ: его цель не он сам, а все другие растения и животные, населяющие Сад; он единственный, кто работает, и работает на них!
   К этому незавидному положению человека в Эдеме добавляется еще и провинность непослушания Хозяина; провинность, возможная только для работника и слуги. За каковой провинностью следует изгнание. Куда?! - за пределы насаженного богами Сада, в пустыню, где нет богов и, соответственно, нет их живородящей силы; где господствует скудость и смерть. Волчцами и терниями питается отныне человек, чтобы вскоре умереть, ибо волчцы эти не способны сохранить ему жизнь, дарованную богами Элогим.
   Такова печальная ветхозаветная история происхождения человека. Очень она далека от телеологии прогрессивной эволюции видов, вдохновлявшей Чарльза Дарвина. Никакого оптимизма! Даже для робкой надежды возможного возвращения в Эдем у человека нет оснований, ибо бессмертные ангелы с огненными мечами навсегда заградили райские врата для людей.
  
   Но мы с вами христиане - люди, явившиеся именно благодаря появлению надежды Возвращения; живущие этой надеждой и верящие в возможность ее осуществления. Как так? Какие у нас к тому основания? Что ещё такого есть в истории Творения, чего мы не сумели прочесть...? Да и может ли быть? Ведь это всё "ветхий завет"...! Его вообще нужно понимать аллегорически.....
   Всё так, всё верно, и, тем не менее, ЕСТЬ кое-что ещё.
  
   Повторим: сотворили боги Элогим небо и землю, и птиц и зверей, и рыб и гадов земных, и насадили чудесный сад и населили его. И лишь после всего этого создали работника, человека. И вот, этот последний в ряду творений оказался прекраснее всех тварей!
   Как?! Почему?! Слуга и прекраснее всех?
   Да, прекраснее, - потому что он единственный из всех тварей сотворён оказался по образу и подобию Божьему!
   Странно, не правда ли? Чтобы работать в саду вовсе необязательно походить на богов! Что-то в этом кроется.... Но, что?
   Посмотрим повнимательнее на сотворенного человека. Во-первых, он не один, но их пара - муж и жена (адам и хева). И это, как будто, нормально, поскольку Элогим суть Двойца. Но это лишь на первый взгляд кажется нормальным. На деле, двойца и пара - это не одно и то же!
   Значит..., они либо не подобны богам, либо в акте сотворения человека сами боги Элогим претерпели трансформацию - из Двойцы стали Парой.... Зачем?
  
   Нетрудно догадаться, что ответ на этот вопрос кроется в дальнейшем поведении Их подобия, пары человеческой, Адама и Хевы. С точки зрения трудовых отношений, они нарушили трудовой договор: именно, запрет хозяина сада на срывании и поедание определенных плодов.... Но, с точки зрения отношений с богами, они совершили грех! Какой же грех они совершили?
   Понять это можно только исходя из их отношений с богами. Каковы же эти отношения? - Быть подобием, походить на богов; других отношений нет. И вот, они перестали походить на богов. В этом и состоял грех, который и разлучил их с богами. И вовсе не по гневу божьему, - боги жалели их, - но, по обретенному в грехе неподобию богам.
   В чем же заключилось неподобие? Писание говорит лишь об одном отличии Адамы и Хевы от божественной Пары: Боги не вкусили запретного плода, а люди вкусили. Что это значит в контексте бытия пары...?
   Для пояснения нужно присмотреться к паре как таковой. Это не просто два человека, два садовых работника, но - Муж и Жена. Было бы ошибкой свести их разность к гендерным различиям, а дополнительность к физическому соитию. Если бы так, мы имели бы самца и самку, и люди не отличались бы от прочих животных. Но они отличаются. Они - супружеская пара. Их союз - это семья. Значит, их связывает Любовь. (Я пишу слово "любовь" с заглавной буквы, потому что разумею Любовь, о которой благословлял нас Учитель Иисус, говоря: Любите друг друга!) И в Любви, а не в соитии, супруги рождают и воспитуют Третьего, Сына. Откуда заключаем, что благословение двойцы Элогим: "Плодитесь и размножайтесь!" - не относится к Адаму и Хеве. Ибо плодятся животные. Люди же рождают и воспитывают свое подобие. То есть, делают точно то самое, что Боги, которые сотворили человека в подобие Себе, - и этим выражают свое подобие богам.
   За пределы этого богоподобия им запрещено выходить. В частности, им запрещено плодиться. Они не могут случаться и размножаться, подобно животным. Это логически включено в запрет вкушения плода Груши, мирового дерева. Запрет этот означает, говоря современным языком, что человеку, который подобает Богу, не подобает быть ветвью Древа Эволюции видов. Так ложится на человека обязательство богоподобия, выводящее его из ряда тварей земных.
   Тем не менее, телесно человек принадлежит Мировому Древу - это неопровержимо доказано наукой. Значит, телесно Адам неподобен Богу? Невозможно! Может быть, у Бога иное тело, чем у твари? Скорее всего. Поищем, в таком случае, чем отличается Адам от прочих тварей земных. В самом начале мы выяснили, что он в Саду не просто насельник, но - работник! То есть владеет орудием. Последнее невозможно без речи. Также запрет словесный человеку от Бога был бы невозможен без наделения Адама речью. Как известно Адам выделятся из обитателей Сада тем, что нарицает имена всем тварям земным, образуя таким образом пространство речи. Именно в этом пространстве существует Слово Бога, слово Запрета. И мы видим, что никаким иным способом, кроме как Словом Боги не обнаруживают себя в сотворенном мире. С другой стороны, мы знаем из Писания, что Бог есть Слово. Так, может быть, слово и есть тело бога? Но слово вообще, разве телесно?
   Сад полон звуков. В нем щебечут птицы и ревут слоны.... Но слово - это не звук. Слово - это понятие. И, тем не менее, слово звучит! Звучит иначе, чем крики животных. Потому речь человека называется членораздельной, в отличие от птичьего щебета. Вот этот звук речи, износимой Адамом, и есть богоподобное тело человека. И этому телу отвечает богоподобная душа, или дух, отличающийся от животной души, оживляющей физическое тело. Душа зверя - субъект движения, а душа человека - субъект высказывания. Иными словами, животная душа осуществляется в движении физического тела, а дух осуществляется в речи, имеющей звуковое тело.
   Тело нужно для дела. Адам именует тварей и создает пространство речи. Для чего ему это пространство? Для любви, ибо любовь есть единение душ, осуществляющихся в речи, - и для воли, ибо запрет богов обращен к воле; и наличие у человека воли есть еще одно выражение богоподобия, отделяющего его от прочих тварей.
   Животные ведь не имеют воли: их нравственная форма уже определена; задана формой телесной. У человека же нравственная форма отделена от телесной. И, если телесная форма принадлежит Мировому Дереву Эволюции, то нравственная форма задается Духом Святым, исходящим от Богов; и как раз Дух Свят несёт человеку подобоволие, запечатлеваемое нравственной формой человека.
   Одновременно это означает, что человек волен в богоподобии своем и может стать неподобным.
  
   Судя по Подобию, явленному и разрушенному Адамом и Хевой, божественная Двойца Элогим в акте Творения мира перестала существовать. Она как бы разделилась и образовала божественную супружескую Пару. Теперь, в конце Творения, Они суть Эль и супруга его Ашера, пребывающие в Любви.
   В Любви рождают они Третьего, Сына, и так образуют Тройцу, которую мы, христиане, чтим под нарицательным именем "Бога".
   Подобно этому Адам и Хева должны были бы родить в Любви Сына и образовать богоподобную Тройцу на земле.
   Но этого не случилось. Муж и Жена злоупотребили своей волей и нарушили запрет на вкушение плода Мировой Груши. В результате, Хева, зачавшая в Саду по подобию от Духа Свята, рождает уже за пределами Сада; уже в поле человеческого неподобия богам. И рожает двоих: Каина а Авеля, - вместо одного! Так что вместо богоподобной Тройцы, в человечестве имеем Четверицу!
   Если бы это было правильно и богоподобно, тогда и Мария Дева родила бы двоих сыновей. Но этого не случилось, ибо муж её Иосиф не преступил запрета Райского.
   Итак, в поле неподобия мы обнаруживаем не троих, но - четверых; и этим уже разрушено подобие. Но этого мало! Как мы отметили выше, подобие, равно и неподобие, принадлежат нравственной форме человека. Соответственно, и поле неподобия, в котором очутились Адам и Хева, есть нравственное поле. Что же находим мы в нём? - Гордыню, зависть, ненависть, коварство и убийство.
   Брат убивает брата! И в этом убийстве мы видим прообраз будущего грешного человечества, как оно явит себя в убийстве Христа Иисуса. Ибо Каин убивает не просто брата по крови, он убивает Сына Божия!
   В этом тайна Четверицы. Хева родила двоих, потому что имела два зачатия: первое - по подобию, от Духа свята; и второе - от поедания Груши. От Духа свята родился Авель, и от Мирового Древа родился Каин. Соки этого Древа естественным образом питают и направляют волю Каина навстречу Авелю.... Не для убийства вовсе, а в ожидании встречного движения, встречного хода в игре-соревновании, свойственной выживанию видов. Но Авель - другой природы. Он не понимает игры-соревнования, - им движет Любовь. Каину это непонятно. Неадекватность и непонятность Авеля возбуждает в нём естественную ксенофобскую агрессию, которая и завершается убийством.
   Это модель всего дальнейшего бытия человечества - в среде его регулярно убивают детей Божьих, которые рождаются из богоподобия человека; убивают, несмотря на то, что в них только смысл существования людей на земле, в их отличии от животных. Ведь иначе они - просто ошибка Природы, подлежащая исправлению. Именно попытки исправления этой ошибки со стороны людей мертвых в Бозе, рожденных не из богоподобия, а из Мирового Дерева Эволюции, и создают ключевую конфликтность бытия человеческого, описанную в Евангелии.
   Герой евангельского повествования, Иисус из Назарета не является единственным сыном Божьим, рожденным в человечестве. Его уникальность в том, что в его Лице, на примере Его личной истории, человечество осознало себя, поняло свое положение и место в мироздании, как Богодержавном Космосе.
   С этого момента открылась перспектива возвращения людей в Эдем. Разумеется, это не географическое понятие; это нравственное состояние богоподобия. Ежели при этом все же отнестись к месту, то люди никуда не переезжают - сама Земля превращается в Райский Сад, в котором мы действительно будем жить вместе с богами.
   АМИНЬ!
   P.S. До тех пор, пока этого не произошло, человечество остается раздвоенным и разделенным как бы на потомков Авеля и потомков Каина. В этих условиях сознанию богоподобия человека в людях противостоит сознание естественности человека. Если в первом сознании цели человека трансцендентны, и следование позитивным целям считается грехом, то во втором сознании, напротив, признаются только позитивные цели, и любые идеалы оцениваются только с точки зрения достижения положительного блага, получения дохода и повышения производительности труда, - у Каина, как мы помним, это был успех в охоте. Трансцендентные же цели оцениваются в этом прагматичном сознании как ложные, иллюзорные и служащие порабощению человека. Отличие человека от животных полагается не в богоподобии , а в разуме.
   Характерная черта нашей эпохи - временное торжество Каиновой идеологии. Отсюда и неслыханное доселе количество убийств, нами совершаемых, невзирая на то, что целью объявлен человек. Но какой человек? Реальный кирпич в реальном здании? Не упование на высокое в людях, а легитимация и эксплуатация низкого - вот главная идеологема современности.
  
   СТАЛИН И ИСКУСИТЕЛЬ
  
   В народе ходит анекдот:
   Ленин и Сталин в ссылке грезят о мировой пролетарской революции. Вот они встретились и Ленин, под впечатлением перечитанного Достоевского, спрашивает у Сталина:
   - А скажи мне, Коба, мог бы ты ради победы пролетариата расстрелять одного невинного человека?
   Сталин, подумав, отвечает:
   - Смог бы, Ильич.
   - Ну а десять человек расстрелял бы ради победы рабочего класса? - продолжает испытывать Ленин.
   - И десять бы расстрелял. - Отвечает Сталин.
   - Ну, а если миллион невинных потребуется убить ради счастья остального человечества, смог бы ты расстрелять их?
   Сталин думает, затем вынимает трубку изо рта и говорит:
   - Ради счастья человечества я просто обязан их расстрелять.
   Ленин восхищённо и с вызовом:
   - Ну, а десять миллионов человек смог бы расстрелять для победы мировой революции?!
   - Где миллион, там и десять, - отвечает Сталин.
   Ленин, грозя пальчиком:
   - А вот тут, батенька, мы, пожалуй, вас бы и пожурили!
   Таков анекдот, рассчитанный на иронический смех. Но после смеха остаётся "послевкусие", которое приводит на ум представление о том грандиозном соблазне, которому подвергался этот, в общем-то малокультурный человек, семинарист Иосиф Джугашвили.
   Стоять во главе такого грандиозного проекта, как мировая социалистическая революция, на который работает и с которым связывает свои чаяния половина мира, если не больше, а с другой стороны - враги, или косные несознательные народные массы; и узаконенная в общественном сознании революционная война за лучший и справедливый мир... Так что же делать? - проявить мягкотелость, жалость, когда враги безжалостны, и провалить дело всех трудящихся, или уничтожить относительно небольшую кучку врагов, и заставить косные массы работать на их же собственное будущее...?
   "Должно прийти соблазну", - сказал Христос. Но никому не пожелал бы стать жертвой такого соблазна и такого выбора. По-моему, только в разрезе этого соблазна - который увлёк многие и многие миллионы людей во всём мире, - можно рассматривать личность Сталина. И пора бросить глупые басни о параноике, садисте, мелком кавказском тиране, порочном властолюбце, извращенце и т.п.
   Постыдились бы своих дедов, матерей и отцов, которые служили этому человеку и делу, которое он возглавлял, не щадя живота своего.
  
   СТАЛИН И МОИСЕЙ
  
   Моисей, как вождь Исхода из Египта в обетованный Ханаан, почитается практически всеми. Однако, те самые лица, что превозносят Моисея, возбраняют нам почитать Сталина - вождя нашего Исхода из Третьего Рима в обетованную землю Социализма. И мотивируют это репрессиями сталинского времени, вынося за скобки мудрость Иосифа Виссарионовича как вождя Исхода.
   Между тем, Моисей, в целях успеха своего предприятия, репрессировал и казнил намного больше соплеменников, чем Сталин - если отнестись к численности вышедшего из Египта еврейского племени и численности вышедшего из Царской России советского народа.
   Помянутое сходство двух вождей усиливается также тем, что репрессии Моисея обосновывались монопольной идеологией, которую Моисей утвердил не только своим авторитетом пророка, но и военной силой. Вспомним Первую Заповедь, выбитую в камне: "Аз есмь Бог твой, выведший тебя из плена Египетского; да не будет у тебя иных богов, кроме Меня!".
   Подобное "единобожие" в те времена было идеологически гораздо более революционным, нежели марксизм в ХХ-м веке.
  
   СТАЛИН СПАСИТЕЛЬ ИЛИ ПРЕСТУПНИК?
  
   Согласно опросу "Левада-центра" о Сталине (2015г. ), отношение россиян к Сталину уверенно улучшается.
И это совершенно понятно. Появилась временная дистанция и с ней возможность понимания. Имея дело с исторической революционной эпохой на исходе Мировой Войны и крушением величайшей Империи, наследницы Рима, расчеты на бескровность общественных преобразований совершенно безосновательны.
   Мы, русские православные все суть идейные наследники Ветхозаветного МОИСЕЯ. Так вспомним же Великий Исход! Моисею пришлось буквально вырезать значительную часть вышедших из Египта евреев, чтобы утвердить религию, которую мы теперь исповедуем. Да, евреи бунтовали, погибло много невинных людей, их жестоко убили сторонники Пророка. Притом заметьте, речь не шла о революции в Египте, но всего лишь о вождении кочевого племени. И мы не только не считаем Моисея исчадием Ада, но возвели его в ранг Святого.
   Сталин политически находился почти в той же позиции. Спасение от полного уничтожения претерпевшей революцию и поражение в войне крупнейшей мировой Империи стало его личной задачей Вождя. Если вы полагаете, что такие задачи выполняются без кровопролития и чрезвычайных судов, то ваше мнение основано только на благих пожеланиях.
   События Перестройки, - гораздо менее эпохальные, - продемонстрировали такие гекатомбы жертв, что значение пресловутых репрессий Сталина представляется скорее обратным - не жертвы, а способ их минимизировать.
   Наконец, снос памятников Сталину в эпоху хрущевской десталинизации выглядит полнейшим хамством. Памятники ведь ставят за заслуги, а заслуги Сталина невозможно переоценить, - и не только перед советскими народами, но перед всем человечеством!
   Что же до ошибок, то у кого их не было?
   Мне тут же возмущенно крикнут: преступления вы называете ошибками! И тогда я спрошу, а где тот судебный процесс, который доказал преступления Сталина?!
   Если вы обвиняете его без суда, значит вы его верный последователь, в части бессудных расправ. Поздравляю! Только, есть ли у вас сравнимые заслуги?
  
   СТАЛИН. КТО ОН НА САМОМ ДЕЛЕ?
  
   Согласно опросу "Левада-центра" о Сталине (2015г.), отношение россиян к Сталину уверенно улучшается.
И это совершенно понятно. Появилась временная дистанция и с ней возможность понимания.  Имея дело с исторической революционной эпохой на исходе Мировой Войны и крушением величайшей Империи, наследницы Рима, расчеты на бескровность общественных преобразований совершенно безосновательны.
Мы, русские православные все суть идейные наследники Ветхозаветного МОИСЕЯ. Так вспомним же Великий Исход!  Моисею пришлось буквально вырезать значительную часть вышедших из Египта евреев, чтобы утвердить религию, которую мы теперь исповедуем. Да, евреи бунтовали, погибло много невинных людей, их жестоко убили сторонники Пророка. Притом заметьте, речь не шла о революции в Египте, но всего лишь о вождении кочевого племени. И мы не только не считаем Моисея исчадием Ада, но возвели его в ранг Святого.
   Сталин политически находился в той же позиции, что и Моисей.  Спасение от полного уничтожения  претерпевшей революцию и поражение в войне крупнейшей мировой Империи стало его личной задачей Вождя. Если вы полагаете, что такие задачи выполняются без идейного радикализма и, значит, без политических репрессий. кровопролития и чрезвычайных судов, то ваше мнение основано только на благих пожеланиях. Здесь я посоветовал бы вам вспомнить, что Авель не оставил потомства, и все мы суть "каиново семя". Так что, если вы о себе хорошо думаете, то вы просто себя обманываете.
  
   Удивительно или нет, но те же самые лица, что превозносят Моисея, возбраняют нам почитать Сталина - вождя нашего Исхода из Третьего Рима в обетованную землю Социализма. И мотивируют это репрессиями сталинского времени, вынося за скобки мудрость Иосифа Виссарионовича как вождя Исхода. Тогда как Моисею, напротив, вменяют мудрость, и прощают репрессии.
   Между тем, Моисей, в целях успеха своего предприятия, репрессировал и казнил намного больше соплеменников, чем Сталин - если отнестись к численности вышедшего из Египта еврейского племени и численности вышедшего из Царской России советского народа.
   Помянутое сходство двух вождей усиливается также тем, что репрессии Моисея обосновывались монопольной идеологией, которую Моисей утвердил не только своим авторитетом пророка, но и военной силой. Вспомним Первую Заповедь, выбитую в камне: "Аз есмь Бог твой, выведший тебя из плена Египетского; да не будет у тебя иных богов, кроме Меня!".
  
   "Перестройку" - фактическое продолжение русской революции - её адепты часто подают как отказ от тотальной идеологии; на деле, мы имеем смену идеологии на альтернативную (так наз. "либеральную"), столь же тотальную и агрессивно глобалистскую.
   Резкая смена идеологии естественно сопровождалась сломом общественных институтов, разрушением государства и экономики, а также войной. События Перестройки, - может быть, не столь эпохальные, как Великая Революция 1917 года, - повлекли, тем не менее, такие гекатомбы жертв и личных трагедий,  что значение пресловутых "репрессий Сталина" представляется, в свете перестроечного хаоса, скорее обратным -  не умножать неизбежные жертвы радикальных общественных модернизаций, а пытаться их минимизировать, демонстрируя всем сопротивляющимся сильную власть и крайнюю решительность власти.
   Мобилизационные меры сейчас считают преступлениями, применяя к ним критерии мирного и благополучного времени, которое наступило во многом благодаря этим "преступлениям Режима".
   И здесь я спрашиваю: а где тот судебный процесс, который доказал преступления Сталина?!
Если вы обвиняете его без суда, значит вы его верный последователь, в части бессудных обвинений. Поздравляю! Только заслуг у вас нет. Так же как нет политической идеи, кроме абсолютизации гипертрофированного мелкобуржуазного порядка.
  
  
Но, в любом случае, жертвы сталинских репрессий не были напрасными. Да, мы заплатили высокую цену, - но было за что! В кратчайшие сроки была воссоздана великая русская держава, наследница Рима. В свете этого всенародного подвига, свершенного во главе с Вождем, снос памятников Сталину в эпоху хрущевской десталинизации выглядит полнейшим хамством. Памятники ведь ставят за заслуги, а заслуги Сталина невозможно переоценить, - и не только перед советскими народами, но перед всем человечеством!
   Я прекрасно помню ХХ-й Съезд КПСС. Одним из первых читал его материалы, тогда еще секретные. Создавали ли они объективную историческую картину предшествующей эпохи? Разумеется, нет, - поскольку не предназначались для этого. Цель была иная - дезавуировать Вождя, пользовавшегося огромным непререкаемым авторитетом. Для этого была использована очень примитивная критическая трактовка ключевых событий.
   В качестве примера можно привести события 22 июня 1941 года.
   То, что Гитлер напал ВЕРОЛОМНО, ставилось в вину Сталину. Именно, что он будто бы верил Гитлеру, и не верил своим маршалам, Тимошенко и Жукову, которые предупреждали его о готовящемся нападении. Сталин действительно не позволил привести войска в боевую готовность, заявив, что это будет расценено как провокация. С другой стороны, Гитлер 14 июня (за неделю до вторжения) направил письмо Сталину, где честью клялся, что никогда не нападет на СССР и будет соблюдать соглашение о ненападении.
   Наивно, однако, думать, что Иосиф доверял Адольфу. Этот поверхностный анализ не учитывает третьего важнейшего игрока этого матча. Это, конечно же, США. Дядя Сэм, Джон Буль и Галльский петух выкормили Гитлера для войны с коммунизмом в лице СССР; позволили ему мобилизовать Европу, но отнюдь не собирались отдавать ему своё мировое господство. В грядущей войне два монстра должны были взаимно уничтожить друг друга. Помогать собирались тому, кто проигрывал. И вот, Дядя Сэм, сидя за океаном, наблюдал и выжидал: чья возьмёт? На какой стороне выступят объединенные англосаксы?
   Сталин понимал эту игру. Имея ограниченные ресурсы, он очень боялся того, чтобы США оказались на стороне Гитлера. Поэтому СССР должен был предстать слабой, проигрывающей стороной конфликта. Это обеспечило бы ему поддержку США и Британии.
   Так и случилось. Мы заплатили дорогую цену за поддавки Гитлеру в сорок первом, но это обеспечило нам "ленд-лиз", без которого мы не выжили бы.
   Не стоит также забывать о том, что наша победа точилась на немецких станках. 22 июня 1941 эшелоны с немецким оборудованием всё еще пересекали нашу границу; так же как к ним шли наши эшелоны с хлебом. Да, больше нам нечем было платить, - отсюда и голодание советского населения.
   Так что и здесь Иосиф Виссарионович выказал глубокую мудрость, политическую ответственность и способность принимать трудные, но правильные решения. Его критики на этом фоне выглядят неутешительно. Я бы лишал звания историков тех из них, кто продолжают твердить о "внезапном нападении" Германии в 1941; и продолжают не понимать, что игра велась не с Гитлером, а с Черчиллем и Рузвельтом.
  
   Вот что пишет по этому поводу историк Андрей Фурсов:
  
   "Сталин прекрасно знал о том, что будет нападение, но он также прекрасно знал и еще одну вещь - дело в том, что в 1937 г. Рузвельт заявил, что если Германия нападет на Советский Союз, то США будут помогать СССР, а если Советский Союз нападет на Германию, или позволит себя спровоцировать, то в таком случае США будут помогать Германии. 17 апреля 1941 г. Конгресс США принял соответствующее решение, которое зафиксировало эти слова Рузвельта в качестве официальной позиции США, поэтому для Гитлера было очень важно спровоцировать Сталина на какие-то действия, которые можно было бы представить миру - прежде всего, Соединенным Штатам Америки - как агрессивные действия Советского Союза. Но Сталин сделал в свою очередь все, чтобы на эту провокацию не поддаться. И более того, есть знаменитое заявление ТАСС от 14 июня, в котором Советский Союз заявляет, что у нас с Германией все в порядке".
  
   Возвращаясь из этого длинного отступления вновь к ХХ-му съезду партии, спросим себя - а что, собственно, произошло?
   Если говорить образно, то дело выглядело так, будто монахи коммунистического монастыря, по смерти авторитетного и строгого настоятеля, решили самовольно прекратить надоевшие пост и молитву. Захотелось им "Курбан-Байрама". И, ополчившись на свою прошлую жизнь, бывшие клевреты начали клеветать на самих себя, относя свои наветы к лицу ушедшего настоятеля. Это был дворцовый переворот. Оставшиеся верными начальному "монастырскому уставу", были объявлены "антипартийной группой" и репрессированы.
  
Иными словами, партийная элита и народ устали от строительства Башни Коммунизма, от войны, от мобилизационного уклада, и захотели пожить в свое удовольствие - ощущая на это свое право победителей. Моральное ослабление - бывшее неизбежным следствием - привело, в конечном итоге, привело к тому, что Соблазн сладкой жизни, который выставила перед нами западная пропаганда в рамках "холодной войны", сработал. Мы соблазнились, и чуть не погибли как нация.
  
   Слава Богу, в нас нашлись силы к спасению, и мы вновь обрели вождя, которого многие, - кто со злобой, а кто с почтением, - не зря сравнивают со Сталиным.
  
   Это уже четвертое спасение России за последние сто лет. До того нас трижды спасал Сталин, на которого я смотрю, как на Спасителя России, достойного почитания наравне со святыми Земли Русской.
   Как это было в истории? Давайте оглянемся и посмотрим.
  
   Имеется довольно исторических свидетельств тому, что к Революции в России приложил руку "Запад". Точно так, как и в наше время, к современным "революциям". И, разумеется, не в целях нашего процветания. Цель была всё та же - уничтожение в лице России Византии, или Третьего Рима. И агенты те же - "Османы" и "Каролинги", или западный Рим.
   Русская буржуазия, возмечтавшая о рыночной вестернизации Руси, свалила, с помощью Британии, русскую монархию, и с нею уничтожила империю и наши претензии на Царь-град и Святую Софию. Германия доставила Ленина из Швейцарии в запломбированном, как говорят, вагоне, для того, чтобы вывести Россию из войны. Обе миссии увенчались успехом.
   В планы партии Ленина, которой принадлежал и Сталин, вовсе не входило возрождение Российской Империи. Большевики были первыми радикальными глобализаторами. По их мнению, Россия (или то, что от нее осталось) должна была послужить площадкой, материалом, поставщиком, агентом и жертвой новейшей глобальной модернизации и политического объединения человечества под флагом Мировой Пролетарской революции.
   Фактически, большевики подходили к России, как турки-османы: рассматривали всех русских, потерявших Россию и ставших в одночасье сиротами, как будущих "янычаров" мировой революции, и так именно принялись их воспитывать.
   Запад - отнюдь не готовый к подобной глобализации - попытался противодействовать этой угрозе и предпринял широкомасштабную интервенцию, но проиграл. Невзирая на этот временный успех, Россия, несомненно, погибла бы на этом пути, и чаяния "Запада" осуществились - с Византией было бы, наконец, покончено. Однако, Сталин, пришедший к власти после смерти Ленина, воспротивился этой глобалистской тенденции, стал с нею решительно бороться под именем "троцкизма", победил и приступил к возрождению Русской Империи на новой основе всеобщей индустриализации.
  
   Так Иосиф Сталин спас Россию в первый раз.
  
   А Запад вновь оказался перед лицом Восточного Рима, чудом восставшего из пепла мировой войны на его уничтожение. Следствием этого воскресения из мертвых в исторической перспективе мог быть только новый крестовый поход Запада на Восток. Он начал немедленно готовиться, и возглавить поход назначено было Германии.
   Откровенной подготовкой очередного крестового похода теперь против Новейшей Византии Запад, сам того не желая, помог России провести в жизнь планы тотальной индустриализации страны жестокими методами, которые были оправданы именно очевидной угрозой войны со стороны западного мира.
  
   Политика ускоренной модернизации на мобилизационной основе оправдала себя: несмотря на все интриги англосаксов и мобилизацию Европы с ее колониями, и Турции, и Японии, Сталин переиграл Запад. Византия вновь победила! Жертвы были огромны, но выбора не было. Победа или смерть!
   Мы победили, и вышли из второй мировой бойни, развязанной Западом, уже не революционной Россией, но - мировой державой номер один, Великим Советским Союзом.
  
   Так Иосиф Сталин спас Российскую Империю во второй раз.
  
   Запад, однако, не собирался мириться со своим очередным глобальным поражением перед лицом упрямого Востока. И готов был, на базе состоявшейся мобилизации, начать новый объединенный поход на СССР, планы какового похода разрабатывал Черчилль. Однако, все объединенные армии Запада не могли противостоять победоносной Красной Армии, закаленной в боях. И тогда Запад решил воспользоваться своим технологическим преимуществом - атомным оружием.
   И не сомневался в успехе. Перед началом атомной войны, США предприняли акцию устрашения, продемонстрировав на бедных японцах возможности атомного оружия.
  
   И вот тогда случилось чудо, которого никто не ждал. В стране, разоренной и разрушенной неслыханной войной, потерявшей треть активного населения, в неслыханно короткие сроки, под руководством Сталина, была создана атомная промышленность и атомное оружие. А за ними - и ракеты. Первые собаки полетели в космос еще при жизни Вождя, в1951 году. Мечта уничтожить Третий Рим с помощью атомной бомбы бесславно провалилась.
  
   Так Иосиф Сталин спас Россию в третий раз.
   Слава Ему в веках и благодарность потомков!
  
   СТАРЫЕ МЕХИ И МОЛОДОЕ ВИНО
  
   "Не наливают вина нового урожая в старые мехи..." - сказал Христос Иисус.
   До явления Христа Иисуса в Израиле Вино святого Духа было закупорено в старом мехе Моисеева закона. Мех винный из притчи Иисусовой знаменует Святая Святых иерусалимского храма, отгороженное храмовой завесой; а вино знаменует дух Завета, spiritus.
   Ветхое вино святости посредством Закона давно скисло, и пророки иудейские давно призывали к обновлению вина в мехе Завета.
   В Иисусе многие израильтяне, чаявшие сказанного обновления духа поклонения, видели в Иисусе того, кто может обновить скисшее вино Завета. То есть видели в нем нового истинного Первосвященника, который должен по праву мистического Рождения занять место симулянта Каиафы. И прочили Иисуса в Первосвященники иерусалимского храма с функциями царской власти, с тем чтобы вернуться к первоначальным времена до разделения священной и светской властей в Израиле.
   В ответ на их намеки Иисус говорил: "Не наливают молодого вина в старые мехи, ибо порвутся они, и вино прольется на землю".
   Этим возвестил Он, что не вместится Дух прощенного и обновленного человечества в ковчег Ветхого Завета. Но, подобно тому, как молодое вино разрывает ветхие мехи, так новый Завет Усыновления разорвет старый завет закона.
   Это предсказанное разрывание ветхих мехов исполнилось раздирание храмовой Завесы в момент окончания ветхого Эона (Века), когда Иисус сказал на Кресте: "Свершилось!". То есть завершился Век, и вместе с ним завершилась старая религия.
   Раздирание храмовой завесы означило, что Святая Святых перестало быть таковым - вместилищем святого духа. Соответственно, и храм Ирода Великого перестал быть храмом Бога Живого, и превратился в профанное общественное здание, где продолжали совершаться ритуалы старой веры, но Бог уже не обитал в нем.
  
   СТРЕМЛЕНИЕ К СОВЕРШЕНСТВУ - ВНУШЕНИЕ ДЬЯВОЛА?
  
   Карп и Папила - великие столпы и основание Церкви; родились в славном городе Пергаме от благочестивых родителей и своею добродетельною жизнью обнаружили добродетель родивших их: ибо святая ветвь растет от святого корня, добрый плод указывает на доброе дерево и чистый поток доставляет славу источнику. Оба они довольствовались в пище и питии только самым необходимым, отвергая все, что служит к разнообразию и излишеству; да и необходимого они употребляли столь мало, что отличались от ангелов только плотью, так что по своему великому воздержанию казались почти бесплотными.
   Удивительно наблюдать, как подвижники устремляются в уподобление себя ангелам и называют монашескую жизнь "ангельской": ввиду того, что Отец поставил человека выше ангелов. Им следует также Бернард Клервосский, полагающий, что состояние ангелов, с их невозможностью грешить и соблазняться, выше состояния человеков, с их возможностью не грешить и не соблазняться.
   Таким образом, стремясь к более низкому, в сравнении с человеком, ангельскому чину, эти подвижники обнаруживают в себе грех Адамов. Который же Адам, не оценив любви Отцовой к себе, прилепился к Дьяволу, не признающему чина человека превыше ангелов. Сей же Дьявол, исходя из понятия о низости человека, и внушает последнему стремиться бесконечно к тому, чем тот и так уже обладает - к божественному чину. Этим унижением человека Сатана посрамляет Бога, возвысившего людей, как детей своих.
  
   СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ВСЕЛЕННАЯ?
  
   Показав, что та же сила, которая удерживает нас на поверхности Земли, отвечает за движения всех небесных объектов, Ньютон сделал физику универсальной наукой. И, одновременно, сделал человека и его опыты ключом Универсума.
   Отныне ясно, что ВСЕ физические теории суть ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ.
   Они идентифицировались как таковые, когда физики-теоретики признали единицу информации, "БИТ", мельчайшим фундаментальным строительным блоком Материи; так сказать, информационным "атомом".
   Автор этой идеи, физик Джон Уилер считал, что все материальные предметы состоят из битов информации, и выражал эту идею слоганом: "Суть из бита", - получающим в русском языке неожиданные коннотации.
   (В оригинале слоган Уилера звучит: "It from bit". Слово "it" в роли существительного имеет значение "квинтэссенция, сущность чего-либо".)
   Эта истина (физические теории = теории познания), формально относимая к "философии естествознания" имеет большое гуманистическое значение в плане самосознания человека: понимания себя и своего мировоззрения, сопряженного с орудийной деятельностью.
   Первое её следствие очевидно - в науке нет ничего абсолютно сущего: всё относительно; а именно, отнесено к человеку в его разумной деятельности (= бездеятельности).
   То есть, вещи, считавшиеся объективно существующими, суть информация несомая деятельностью человека, который - единственно сущий во всей научно-технической реальности.
   Уже в масштабе биологической эволюции, на фоне родственных ему видов, человек предстаёт в значительной степени как субъект умной орудийной деятельности.
   Об этом ясно свидетельствуют сегменты генома человека, показывающие наибольшие изменения за последние миллионы лет эволюции. Мы говорим об открытых Дэвидом Хосслером сегментах "HAR1" и "HAR2", ответственных за развитие коры головного мозга и запястий.
   И, если по отношению к естественному восприятию имярека всегда справедлива формула Чхандогья-Упанишады "tat tvam asi", то насколько же более справедлива должна она быть по отношению к его теориям как программам, управляющим его орудийной деятельностью.
   Мудрость не обязана быть инструментальной, как и самочувствие: когда говорю, что "мне тепло", это утверждение не предполагает наличие у меня градусника.
   Не то в Науке: там знание "точное", сиречь инструментальное; исходная информация - это измеренные величины; или показания приборов, начиная от простой линейки, с помощью которой измеряем стороны треугольника.
   Соответственно, и физические теории представляют собой логическую (= математическую) связь измеренных величин между собой. И математические функции их связывающие, или "физические законы" не должны зависеть от положения или движения наблюдателя-измерителя, а также - от условностей обозначения ("плюс" - "минус"), и от выбора единиц измерения, или масштабирования.
   Эта независимость, или инвариантность называется "локальной или калибровочной симметрией".
   Как говорит Лоуренс Краусс...,
   "... Общим свойством калибровочной симметрии является требование существования неких полей, способных действовать на больших расстояниях, которые бы "компенсировали" свободу выбора некоторых свойств частиц или пространства-времени так, чтобы при этом не изменялись основные физические законы".
   По его же словам, "физики, изучающие элементарные частицы, одержимы симметриями", потому что "теории, которые не предусматривают калибровочной симметрии содержат бесконечное множество физических параметров".
   Между тем, как фундаментальный закон "битовой вселенной" Уилера, гласит, что никакое геометрическое тело не может нести больше информации, чем может разместиться на его поверхности; и подтверждает тем самым, что в случае теоретической физики речь идёт о НАБЛЮДЕНИИ и феномене наблюдения, неотделимом от наблюдателя, а не об "объективном" БЫТИИ.
   Всяк знакомый с началами философии не может не вспомнить тут об эллинском образе ума, или о Платоновой "пещере", на стенах которых мы с вами, своим умозрением "видим" тени реальных вещей.
   Рисуемый Платоном образ пещеры ума является его ТЕОРИЕЙ ПОЗНАНИЯ. И эта теория удивительно перекликается с "законом Уилера".
   Этот закон развивает так называемый "голографический принцип", гласящий голосом Л. Сасскинда, что "Трехмерный мир нашего обыденного опыта -- Вселенная, заполненная галактиками, звездами, планетами, домами, камнями и людьми, -- это голограмма, образ реальности, закодированной на далекой двумерной поверхности".
   Нетрудно видеть, что "голографический принцип" является принципом нашего ЗРЕНИЯ; согласно которому вся информация о зримом трёхмерном мире размещается на двумерной поверхности сетчатки глаза, так что и сам этот зримый мир есть ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, или, фактически, - "голограмма", творимая пиксельной информацией на поверхности сетчатки; которая (сетчатка) имеет, кстати, отрицательную проективную кривизну по отношению к видимому пространству, и подобна в этом "антидисситеровской поверхности".
   Откуда заключаем, что математические пространства теоретической физики неизбежно являются описаниями зрения: а значит - наблюдения и наблюдателя. Но МАТЕМАТИЧЕСКИМИ они становятся с того момента, как наблюдатель начинает проводить линии, измерять длины, строить и сравнивать геометрические фигуры.
   "Иоганн Кеплер в начале XVII века, проанализировав множество наблюдательных данных, пришёл к выводу, что планеты движутся вокруг Солнца особым образом. Если соединить планету с Солнцем отрезком прямой, то этот отрезок будет за одинаковые промежутки времени "заметать" одинаковые площади". Так, благодаря геометрии, наблюдаемое межпланетное пространство стало математическим.
   Галилей 400 лет назад писал: "Философия написана в величественной книге Вселенной, которая постоянно открыта нашему взору, но понять её может лишь тот, кто сначала научится постигать её язык и толковать знаки, которыми она написана. Написана же она на языке математики, и знаки её -- треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова; без них он был бы обречён блуждать в потёмках по лабиринту".
  
   Наша наука началась с Геометрии Эвклида. Таковой она и осталась, вплоть до квантовой теории поля. В конечном счете все современные физические теории представляют собой ГЕОМЕТРИИ. Так, основная формула теории относительности Эйнштейна, в сущности, повторяет теорему Пифагора; и её соотношения суть соотношения прямоугольного треугольника.
   Также истинная природа элементарных частиц, по убеждению Джона Уилера, - целиком геометрическая!
   Это значит, что изменения состояний "элементарных частиц" и других квантовых объектов представляются и математически описываются как движения тел в пространстве механики, или пространстве первичной орудийной деятельности, с помощью геометрических фигур.
   Так что Пирамида и рычаг стали символами Цивилизации отнюдь не случайно.
  
   Даже современная "Теория струн" является по существу геометрией. И такие объекты, как "Многообразия Калаби-Яу" суть геометрические фигуры пространства девяти измерений.
   А "теория суперструн" изначально позиционирует себя как попытка сведения всех физических явлений к привычному, наблюдаемому и производимому нами механическому движению в пространстве, за счёт увеличения числа измерений пространства. Как пишет Л. Краусс, "в её основу легло предположение, что все частицы, которые мы наблюдаем в природе, на самом деле состоят из струноподобных объектов, которые могут колебаться в этих дополнительных измерениях".
  
   Для нас важно именно такое описание, поскольку отвечает структуре нашей орудийной деятельности.
   И тут, пожалуй, уместно спросить себя: "Так что же такое ЗНАНИЕ?"
   "Если описание природы является математической абстракцией, то какой смысл имеет утверждение, что мы понимаем Вселенную? Что значит "понять" что-либо?".
   И, в свете всего вышесказанного придётся ответить, что "понять" значит получить ответы на вопросы о том, что и как нам ДЕЛАТЬ в той или иной ситуации.
   Иными словами, ЗНАНИЕ - это кибернетика нашей производящей деятельности. А что есть наша деятельность в самом общем виде? Это формирование, расположение и движение тел в пространстве, которое измеряется и математически отображается с помощью ГЕОМЕТРИИ.
   Откуда следует, что математика описывает не какой-то воображаемый "объективный мир", а возможности наших орудийных действий. Не случайно наши знания обновляются вместе с изобретением новых орудий - от парового двигателя до большого адронного коллайдера; от Сади Карно до Стивена Хокинга.
   И являют собой всё более сложную Геометрию (!).
  
   СЛАВА ЭВКЛИДУ!
  
   А что же НЕЗНАНИЕ? Имеет ли оно физическое воплощение? Разумеется! НЕВЕДЕНИЕ - это ЭНТРОПИЯ, измеряемая числом битов скрытой от нас информации. И, таким образом, ТЕПЛО в Физике есть феномен нашего незнания. То есть, также описывает состояние наблюдателя.
   После этого нас не может удивить гуманистический смысл второго начала Термодинамики, гласящего: "энтропия всегда возрастает". Каковой закон означает, что все наши искусственные системы неизбежно деградируют без приложения нашего организующего усилия, поскольку мы боремся с Природой.
   При этом собственная информация системы отнюдь не уменьшается, но уменьшается информация наблюдения = контроля за системой.
  
   Тот факт, что все физические теории "завязаны" на наблюдателя, неплохо иллюстрируется зависимостью наблюдаемого мира от пространственных масштабов эксперимента, или, попросту говоря от собственных размеров наблюдателя и его приборов.
   Возьмём, например, квантовую электродинамику (КЭД). "На сегодняшний день КЭД -- это наиболее хорошо подтверждённая из всех физических теорий. Сделанные на её основе расчёты согласуются с экспериментальными данными до девятого знака после запятой! Мы никогда не имели более точной теории, чем КЭД". Но - только "на таких расстояниях, где влияние W- и Z-бозонов ещё не проявляется". Словом, КЭД является полной теорией взаимодействия электронов и фотонов только на расстояниях, не меньших 10-10 см.
   Итак, "соединение теории относительности и квантовой механики, первым успешным примером которого является КЭД, демонстрирует, что любая теория, и КЭД в том числе, имеет смысл только в той мере, в какой мы привязываем её к определённому масштабу".
  
   Привязку самых фундаментальных экспериментально подтверждённых физических теорий к наблюдению и наблюдателю мы здесь и называем "гуманистической относительностью", которая лишь обобщает "относительность феноменов механики", на которую в своё время первым указал Алберт Эйнштейн.
   Эта относительность может означать, что не существует объективного Космоса, или Порядка Вселенной; и что наблюдаемый нами порядок привносим в Природу мы сами. В том числе путём аппроксимации, как это показал Ханс Бете своим вычислением Лэмбовского сдвига.
   После чего пришло осознание, что "со времён Галилея отбрасывание несущественного было неявным принципом построения любой физической теории". Ясно, что это "несущественное" может быть таковым только для нас, для показаний наших приборов.
   "Всякий раз, когда вы что-то включаете в теорию, вы чем-то пренебрегаете" - говорит Лоуренс Краусс. Иными словами, "мы пользуемся тем, что сегодня принято называть эффективной теорией".
   Полная теория в принципе возможна, но совершенно бесполезна - ею нельзя будет воспользоваться. Так что, все физические теории, которыми сегодня пользуются физики, являются эффективными теориями.
   "Ведь, если некая теория претендовала бы на правильное предсказание любых явлений на любых масштабах, в то время как мы не в состоянии наблюдать что-то на этих масштабах, то это означало бы, что мы создали теорию всего до того, как мы создали теорию чего-нибудь".
   "Как, столкнувшись с подобной ситуацией, узнать, является ли теория "фундаментальной", то есть является ли она истинной на всех масштабах? Да никак!"
  
   И "не исключено, - говорит Лоуренс Краусс, - что неспособность теории струн предсказать что-либо похожее на нашу Вселенную может означать, что попросту не существует никакого фундаментального физического объяснения, почему Вселенная именно такая, и наблюдаемые её свойства являются просто результатом случайного стечения обстоятельств".
   "В этой ситуации учёные были вынуждены сформулировать принцип, согласно которому наша Вселенная выглядит именно такой только потому, что мы в ней живём!"
  
   Очевидный вывод из всего вышесказанного: "объективный материализм" - это, вполне возможно, только самообман; не более, чем одна из преходящих форм философии знания, сопряжённая с примитивными технологиями.
  
   Та же мысль посещает и физика Лоуренса Краусса, на которого мы здесь ссылаемся. В связи с тем, что "один физик определил красоту, связанную с симметрией в дополнительных измерениях, как "элегантность", Лоуренс пишет:
   "Время покажет, присуща ли эта "элегантность" самой природе или же она существует только в глазах смотрящего".
  
   СЫНОВСТВО - КАРДИНАЛЬНЫЙ ОПЫТ ХРИСТИАНИНА
  
   Христианство знает подражание Христу в качестве модели личной экзистенции. Разумеется, не случайно. Только в христианстве Бог есть Человек. Именно человечество Бога, или богочеловечество Христа Иисуса делает возможным для нас, людей, подражать Ему.
   Эта возможность крайне важна для нас, в плане осуществления нашей свободы быть: свободы, данной Адаму в Раю.... Кем быть? Кем стать? Можешь стать человеком, а можешь остаться скотом Можешь жить в человечестве, а можешь умереть в скотстве....
  
   И вот, представьте, я Адам решаю быть человеком. Прекрасно! Но как это осуществить?! Есть Дерево посреди Рая.... Но в том-то и дело, что живу я на краю Сада, под деревом добра и зла, а до Центра добраться не могу. Не знаю, как. Жизнь это хорошо....; кто спорит? Ну, живи! Попробуй! В том-то и штука, что никто не знает, что значит Жить.... Каин убил Авеля, потому что решил: Авель это зло! Отсюда видим, что знание добра и зла несет смерть. Однако, мало знать, что добро и зло это не жизнь: ведь это только отрицательное знание. А как жить в положительном смысле? Как быть человеком?
   Для этого неплохо хотя бы раз, хоть бы одним глазком взглянуть на состоявшегося Человека, тогда получили бы представление о человечестве; об экзистенции людской.
  
   Семь тысяч лет прошло. И вот, свершилось в Риме! Движимый Ангелом прокуратор Иудеи Понтий Пилат вывел к народу Христа Иисуса и, указывая на Него дланью, возгласил: Се Человек!
   Так, через Рим, случилось Спасение Израилю, и с ним Эллинству, а затем Варварству. Люди получили образец, почитая который можно уразуметь, что это значит - быть человеком. Теперь, экзистенциальная неопределенность, преследующая Адама, получила реальную возможность завершиться определенностью существования. Кардинальный гуманистический выбор, бывший до тех пор лишь потенцией, обрел, наконец, реальность! Зная Христа как личность, мы можем узнать, что значит быть человеком, и самим стараться быть Им.
  
   Стучась в эту Дверь Бытия, спрашиваю себя: что главное, непременное и характерное в нем? Иисус бывал в разных ситуациях, совершал разные поступки, изрекал слова.... Мы знаем их, можем им внимать.... Но было ведь и что-то постоянное, никогда не покидавшее Его, присущее Ему везде и всегда...? Какая-то характерная черта существования...?
   Да, была такая черта: Иисус ни на секунду жизни своей не преставал быть Сыном, и всегда пребывал в присутствии Отца и воле Отца. Присутствие отца дисциплинирует, воля отца определяет выбор в ситуации выбора. О последнем ясно свидетельствует испрашивание Иисусом воли Отца в уединении Гефсиманского Сада, когда Он не знал, как правильно поступить в отношении любимого сына Иуды перед лицом первосвященников, ищущих Его смерти.
   Если кто-то думает подражать Христу Иисусу не в позиции Сына, не в присутствии Отца, то чему будет он подражать - делам? Хорошо. Но чем будет движим тогда этот подражатель? Любовью ко Христу? Прекрасно, - но невозможно, поскольку любовь актуальна только в живом присутствии любимого, в общении с ним. Возможность любви доступна была только ходившим с Ним.
   Будет ли наш подражатель движим Христом как Образцом, Идеалом? В этом случае он уподобится Платону, но не Христу. Будет ли он движим стремлением исполнить Закон? Тогда уподобится он "законникам" еврейским. Может быть, в отдельных случаях он будет движим состраданием и милосердием, источник которого в сердце его открыло почитание Христа. Замечательно! Но в этом случае мы говорим о влиянии Христа Иисуса на душу человеческую, но не о подражании Ему, поскольку дела милосердия отнюдь не исчерпывают Бытия Христова. Чем еще может быть движим наш подражатель, если не говорить о тщеславии, самолюбовании и других сатанинских силах?
   Приведенное рассуждение позволяет нам еще раз увериться в том, что невозможно мыслить и представлять себе Христа Иисуса вне Сыновства Богу-Отцу. Откуда следует, что желающие подражать Христу, чтобы быть истинными человеками, должны пребывать в присутствии Отца и воле Отца. Такова непременная кардинальная черта Человеческой Экзистенции.
  
   Это долженствование предполагает, что каждый из нас имеет опыт сыновства, как ходивший об руку с отцом, и воспитанный отцом. Библия отсылает нас к подобному опыту в сыновьях Ноя, история которых очерчивает границу, которую сын не может переходить в своем отношении к отцу, - это хамство. Опыт сыновства предполагает, что мы способны различать такие модусы экзистенции как лицедейство и сознание присутствия отца, хотим и умеем искать волю отца в ситуациях выбора. Это абсолютно необходимая способность - условие возможности Спасения.
   Из этой необходимости вынужден сделать печальный для многих вывод: лица, не имеющие опыта сыновства, выросшие в обстановке безотцовщины, лишены возможности воспользоваться плодами Спасения. Потому и христианами они могут быть лишь в идеологическом, но не в экзистенциальном смысле.
   Поэтому обязательная задача христианской общественности есть борьба с безотцовщиной. Всякий ребенок должен иметь отца. Иначе.... Сами понимаете...!
  
   Итак, сыновство необходимо; но достаточно ли? Предание доносит до нас вести о человеках, отцом своим имевших Дьявола. Они суть тоже сыны, только чьи?
   Иуда из Кариоты по видимости имел отцом своим Иисуса из Назарета, но по сути усыновился Дьяволу, который и научил его предать Учителя под личиной любви. "Поцелуем ли предаешь меня, Иуда?", спросил тогда его Христос.
   Сомнение возникает из того, что в наших духовных общениях имеем две Персоны: Бога и Противника Его. Поэтому возможность духовного усыновления представляется двойственной. Чтобы сделать выбор, мы должны понимать разницу между Богом и Противником.
   Святое Предание характеризует Бога как ЧЕЛОВЕКОЛЮБЦА; Сатана же есть ЧЕЛОВЕКОНЕНАВИСТНИК искони. Первое поколение людей разделилось именно по этому признаку - Каин возненавидел Авеля.
   Отсюда заключаем, что сыновнее почтение истинному Отцу человеков оказывается в интенции непременного человеколюбия, или в неизменно добром расположении к людям.
  
   "Т"
   ТАЙНА СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ
  
   В обществе не утихают споры о правильном отношении к советскому прошлому. Возникает вопрос: почему люди, прошедшие суровыми путями советской жизни, потерпевшие от режима, даже стоявшие в оппозиции и боровшиеся против него, все таки отдают преимущество советской культуре перед нынешней российской, и - тому времени перед нынешним? И это несмотря на то, что им хорошо известны факты чудовищных человеческих жертвоприношений, которыми сопровождалась советская политическая жизнь.... Что они там находят? И что потеряли вместе с той эпохой?
   Спрошенные об этом они отвечают: духовность.
   Им говорят: это был злой дух!
   Они отвечают: любой дух выше материи.
   Попросту говоря, это можно понять так, что их не устраивает "работа ради успешного шопинга", в качестве смысла существования.
   И в самом деле, Россия соблазнилась, встала под знамя Сатаны. И, соответственно, главным посланием ("мессиджем") советской эпохи явилось соперничество с Богом, выразившееся в строительстве искусственного рационального мира. Но ведь соперничество с Богом! Где Дьявол, там и Бог.
   Не в этом ли секрет предпочтения, которое получает во мнении людей "империя зла" перед "империей капусты"?
   Мы видим в истории, что благополучные обыватели с готовностью бросают свою буржуазную жизнь и бросаются в огонь революций; тратят свой буржуазный достаток на "великие цели" и т.п.
   И напротив, люди, ощутившие в груди пламень духа великих свершений, уже никогда более не могут удовлетвориться чуть теплым буржуазным благополучием, и несут в себе общественную деструкцию.
   Справедливости ради, следует заметить, что сказанное относится к тем из буржуев, кто не сумел обрести трансцендентных смыслов существования, открывающихся в обыденной гражданской жизни; кто не удостоился поднятия по лестнице Иакова к небесному городу из града земного.
  
   ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ. ДЛЯ КОГО ОСТАВАЛАСЬ ТАЙНОЙ?
  
   То была Тайная Вечеря. В двух смыслах слова "тайная" - как мистическое начало Нового Века; и как секретное собрание политических нелегалов, сокрытое от посторонних глаз и ушей. Не все собравшиеся на трапезу в доме водоноса были равными участниками Вечери, ибо не все проживали её в обоих измерениях тайны. Один, сидящий во главе стола, Космократор, вмещал в духе своём мистику Начала нового Эона: знал и понимал происходящее как Первособытие, в его великих космических смыслах. Другой участник Первособытия, Противник, Провокатор и Искуситель тоже понимал значение происходящего, но с отрицающей позиции - не верю, да не свершится! Не имеющий своего лица, он выступает в лице Иуды из Кариоты. Последний не существует в этот момент, как личность, будучи проглочен Змеем; о нём же сказано Благовестником на тот час - "вошёл в Иуду Сатана". Иные, самые близкие из учеников догадываются, что-то чувствуют, но не дают себе отчёта, и только льнут к Учителю, как будто прощаются с ним. Прочие, большинство, далеки от понимания. Для них это обычная еврейская Пасха. Они даже не считают Иисуса Мессией. Наученные учителем они ждут конца света, возвещённого Крестителем, и возведения на престол истинного Царя для суда над народами, но не думают, что их учитель, Иисус из Назарета и есть этот Царь. Для них нет никакой новой мистики в этой вечере (вся её мистика вмещается в ритуализованное предание Моиссево); вечеря "тайная" лишь потому, что они прячутся от властей. Таким образом, они, в своём сознании, пока ещё целиком принадлежат Ветхому эону.
   В указанном различии положения участников Тайной Вечери Первособытие обнаруживает себя как Переход от Ветхого эона к Новому, ибо Первособытие (как первое) принадлежит сразу двум временам (векам): ветхому и новому.
   Каков же смысл Первособытия?
   Телеологически это новый мир, новый человек, новый договор с Богом. Но как осуществляется эта энтелехия? Издревле известно, что мир стоит на жертве, человек рождается из жертвы, договор с Богом заключается в акте жертвоприношения. Таков Путь, как он открывается нам в Священной Истории. Так что Первособытие - это первая жертва первого человека: нового Адама нового века. Жертва новая, - не оттого что в прежние времена не приносилось подобных жертв, но оттого что такая жертва никогда прежде не лежала в Начале человечества, мира, истории и, тем самым не была Принципом космоса. Мир строился на других началах - люди приносили подарки богам, чтобы те помогли им в соревновании с ближними за лучшую долю; избранный народ приносил подарки своему богу, отцу народа, чтобы тот обеспечил своему народу победу и владычество над другими языками. Жертва, подобная Христовой, если приносилась, то была как бы излишеством, редким украшением жизни, но не опорой быта. Что же это за жертва?
   Нет большей жертвы, чем отдать душу за друга своего - сказал Иисус, намекая на эту жертву и выражаясь при этом на языке ратной морали. И другой раз, о том же, говоря: кто сбережёт душу свою (сиречь не отдаст её за друга), тот потеряет её, а кто отдаст, тот обретёт её навеки. Обрести душу значит получить жизнь. Принести жизнь временную, как жертву, и получить жизнь не имеющую конца. То есть речь идёт об обретении вечной жизни (= избавлении от смерти) в акте жертвоприношения.
   Но людям изначально суждена смерть - этот суд обрели они в поступке первого человека, Адама. Осуждение к смерти и отлучение от Бога - первое событие Ветхого Эона. И со времён неудачного предприятия Гильгамеша, царя Урука, никто не дерзал обрести бессмертие. Все ветхие договоры с Богом включали в себя смерть, в качестве негласного условия. Чего хотели люди, и какова была встречная оферта Бога? Потомства и его благополучия, вот о чём просили люди, и что обещал им Бог. Первый договор был заключён с Авраамом, и предметом этого договора было потомство, - что особенно подчёркивалось бесплодием Сары. Исцелив девяностолетнюю Сару от бесплодия, Бог дал Аврааму потомство; и потомкам его обещал землю Ханаана, в обеспечение. Но, потомки означают смерть - тех, кто будут жить потом, после нас. Таким образом, из самого содержания первого ветхого договора явствует, что люди приняли смерть, как неизбежность. Многие предлагают подарки Богу, ища благополучия себе и потомству, но никто не ищет и не предлагает Богу такого подарка, что выкупил бы потомков Адама из приговора к смерти. И никому из людей Бог не предлагает такой сделки. Об утраченной возможности бессмертия как будто забыли. Человек уповает на суд Божий, прося: "суди нас, Боже, по справедливости и милости твоей; по сердцам нашим, не по делам только" - подразумевая своё благополучие теперь и в потомстве. Но никто не мечтает возобновить в Суде дело Адама и добиться пересмотра старого приговора к смерти. Муж хочет по смерти приобщиться к предкам и иметь мистическое ритуальное общение с потомками. Так что человек живёт в отрезке времени, ограниченном памятью потомков о предках. Отсюда такая забота о родословных грамотах. Чем длиннее ствол родословного дерева, тем дольше живёт человек по смерти; и чем шире ветвится родовое древо, тем больше пищи (= живой силы) получает причисленный к предкам от своих потомков. Потомки отправляют пищу и почитание предкам, ожидая от них помощи в подлунных делах. Ушедшие предки живут на луне. Зависимость от луны это зависимость от предков. По этой вере до сих пор живут китайцы. Иные верят, что возвращаются к жизни на земле в потомках. Отсюда, пока жив род, можно по смерти вновь возродиться в роде своём. Описанные представления, хотя и приглушённые политическим культом Яхве, не чужды и евреям.
   Евреи, совершая пасху, благодарят Яхве за то, что вывел их из плена и сделал народом, и дал им землю обетованную, в которой они рождаются и умирают. В еврейской пасхе нет и намёка на выкуп Адама из смерти: речь идёт только о роде, продолжающим жизнь в поколениях. Поэтому Яхве говорит: буду Отцом Израилю (то есть всему народу), а Израиль будет мне сыном. Яхве сотворил из египетских евреев народ, усыновил себе этот народ. Эту удачу израильтяне празднуют на Пасху, или Исход. Ученики Иисуса в день Тайной Вечери намеревались совершить именно такую традиционную пасху. Никто не подозревал, что Тайная Вечеря, проводимая Учителем, уже не еврейская пасха, а пролог Жертвоприношения, рождающего нового Адама, свободного от смерти. Жертвоприношения, в котором умирает ветхий тварный человек и рождается новый - сын Бога живого; начальник нового человечества, которое не вкусит смерти, и не будет продолжаться в потомстве. На последнее намекнул Иисус, говоря, что в Раю не женятся и не выходят замуж.
   Итак, Учитель и ученики совершают разные обряды, празднуют разные праздники. Ведь Пасха, в ретроспективе, отсылает к Исходу из Египта, деянию Моисееву. Но то, что совершает Иисус, отсылает не к Исходу, а к жертвоприношению Авраама, которым он скрепил свой завет с Богом. Таким образом Тайная Вечеря ложно зовётся "пасхой". В этом названии отражён лишь исторический контекст Первособытия нового Века, но не суть его. Нелишне вспомнить, что по окончании Вечери Иисус изменил смысл еврейской пасхи. Он сказал: отныне совершайте это не в поминание Исхода Израиля из Египта, а в поминание Моего Исхода из ветхого человека. И теперь, когда мы совершаем Вечерю, в этом новом её смысле, мы уже не те ученики, не разумеющие, что происходит; также мы сознаём себя не евреями, ожидающими Царя для управления обетованной землёй, в которую привёл их Моисей; но мы сознаём себя детьми Отца, зачатыми в лоне Великой Матери, идущими к Рождению. И, совершая обряд евхаристии, мы символически вновь и вновь проживаем Первособытие - Рождение Первенца в жертвоприношении, - прообразующее наше грядущее Рождение, открывающее нам нашу истину и путь. Путь обретения Жизни в смерти из любви к ближнему, ради души ближнего, - да избавится он от пут Лукавого и обретёт себя истинного, сына Матери, ищущего выйти к Отцу.
  
   Так что Вечеря оказывается тайной прежде всего для учеников. Отсюда возникает неувязка: ученики недоумевают - где же агнец!? Иисус отвечает им словами Авраама, ответившего Исааку на тот же вопрос: Господь усмотрит Себе агнца.
   Как и ранее, Иисус отвечает неясно, согласно со свидетельством евангелистов о Нём, что никогда не говорил прямо, но - притчами. Так и теперь Он не может изъяснить ученикам, что они участвуют не в еврейской пасхе в памятование Исхода, а в Начале нового Века, который открывается принесением в жертву Богом Отцом своего Первенца. Не случайно именно словами Авраама отвечает Иисус ученикам на вопрос об агнце. Тем самым Он открывает доселе непонятный смысл жертвоприношения Авраамова - прообразование Начала нового Эона.
   Вот Первособытие нового эона - Рождение Отцу Первенца, прежде зачатого и носимого Матерью в лоне своём. Ветхий человек явился здесь семенем, которое должно умереть, чтобы дать жизнь ростку; или яйцом, которое должно умереть, чтобы проклюнулся птенец. Это Рождение совершается в акте жертвенной смерти Царя. Для свидетелей Первособытия жертвоприношение Царя является также откровением, в котором давно известная абстрактная истина - всё рождается из жертвы, - обретает конкретность.
   Иисус (Эммануил), утверждаясь в сыновстве, соглашается стать жертвой по воле Отца, который говорит: так нужно, ради спасения души брата твоего Иуды из Кариоты. И это не послушание раба, но - сыновнее уподобление Отцу. В своём сердце Иисус имеет любовь к сыну своему Иуде из Кариоты, и в этой любви находит согласие с волей Отца, равно любящего всех детей своих, которых первенец Иисус должен привести к Нему.
   Как в деянии Каина в отношении своего брата обнажился характер ветхого Эона, так в радении Христа Иисуса об Иуде обнажился характер Нового Эона. Иисус должен сделать прямо противоположное тому, что сделал Каин. Тот убил брата Авеля за то, что он хорош; Иисус отдаёт свою жизнь за брата Иуду, потому что тот плох. И так рождается в Сына Божьего поистине: нового Адама, который восстаёт из гроба в новой плоти, для того чтобы вернуться в Рай и жить вечно вместе с Богом Отцом.
   Ученики не разумеют этого. После праздничного ужина учитель ведёт их в сад. Для чего? Чтобы увидеть полную луну, - ведь Пасха лунный праздник, и совершается в день полнолуния, 14 нисана. Им невдомёк, что открывается второй акт великой драмы Первособытия: окончательное падение Иуды и обретение жертвы исполнителями. Иисус выступает здесь подобно барану, запутавшемуся рогами в терновнике, - на что и намекает его терновый венец. Он предвидит свою судьбу, и страшится её. Он совсем один, поскольку ученики не разумеют происходящего: он находит их спящими, и будит их, заставляя сейчас быть свидетелями того, смысл чего уразумеют потом. Они видят, как стража хватает Учителя. Это зрелище повергает их в страх: они бегут. Немногие, самые близкие, возвращаются, чтобы узреть всё до конца. И конец повергает их в отчаяние.
   Смерть учителя это крах их надежд, обличение неправоты. Они расходятся восвояси: кто-то остаётся в Иерусалиме; кто-то возвращается в Галилею. Иуда торжествует, покупает себе поле. Они не состоялись как дружина нового царя иудейского, и ещё не существуют как церковь Нового Завета. И лишь потом, когда видят Иисуса живого, когда Он вновь собирает их около Себя воскресшего, постигают они откровение финального Пути, начинающегося Тайной Вечерей. Пути обретения Жизни, через смерть-рождение в жертвоприношении Любви к брату своему.
  
   ТЕМНОЕ МЕСТО У МАТФЕЯ
  
   У Евангелиста Матфея находим следующее высказывание Иисуса о Царстве Небесном: "Ныне Царство Небесное силою берётся, и сильные восхищают его...". Что бы это значило?
   Типичное "тёмное место". Переводы разнятся. Посмотрел оригинал (греческий список): в оригинале написано, что царство небесное подвергается насилию, и насильники (разбойники) похищают (захватывают) его. Библия короля Якова именно так и переводит. Современный английский перевод ближе к современному русскому: царство небесное силою берётся, и сильные удерживают или восхищают его.
   Нужно ли говорить, что эти два смысла (двух разных переводов) отличаются радикально. В чём тут дело?
   Рассмотрим пояснение, рисующее ситуацию утверждения. Все пророки и закон только до Иоанна Баптиста... Значит теперь, в ситуации грядущего царства, нет ориентиров, позволяющих судить о Помазаннике - кто Он? Именно, нет пророка который бы на него указал, как Самуил указал на Давида; также нет указаний закона, позволяющих провести обряд опознания, - как это делается, например в буддизме, когда опознают "тулку", по установленным в законе признакам. Поэтому всякий может объявить себя Помазанником. Как проверить? Только одним способом - Помазанник Божий должен явить силу Божью. И весь пафос Евангелий вращается как раз вокруг обнаружений Силы, которую не хотят признавать за Иисусом, сыном Марии, левиты, книжники и фарисеи, - вопреки очевидному. Кто обнаруживает Силу, тот и занимает Престол. Это один вариант.
   Другой вариант: Престол вакантен; в отсутствие
   Царя, который ещё не объявил Себя, Трон занимают разбойники, которые насилуют Царство Божие.
   Ясно, что в описанных двух вариантах толкования речь идёт о разных царствах. В первом варианте - о трансцендентном Царстве не от мира сего, которое, конечно, не может быть захвачено насильниками. Во втором варианте речь идёт об Израиле, как царстве бога Яхве, которое захвачено разбойниками в отсутствие истинного Помазанника, - в ситуации ритуальной неопределённости, когда пророчества и положения закона утратили силу на рубеже веков.
  
   У Евангелиста Матфея находим следующее высказывание Иисуса о Царстве Небесном: "Ныне Царство Небесное силою берётся, и сильные восхищают его...". Что бы это значило?
   Типичное "тёмное место". Переводы разнятся. Посмотрел оригинал (греческий список): в оригинале написано, что царство небесное подвергается насилию, и насильники (разбойники) похищают (захватывают) его. Библия короля Якова именно так и переводит. Современный английский перевод ближе к современному русскому: царство небесное силою берётся, и сильные удерживают или восхищают его.
   Нужно ли говорить, что эти два смысла (двух разных переводов) отличаются радикально. В чём тут дело?
   Рассмотрим пояснение, рисующее ситуацию утверждения. Все пророки и закон только до Иоанна Баптиста... Значит теперь, в ситуации грядущего царства, нет ориентиров, позволяющих судить о Помазаннике - кто Он? Именно, нет пророка который бы на него указал, как Самуил указал на Давида; также нет указаний закона, позволяющих провести обряд опознания, - как это делается, например в буддизме, когда опознают "тулку", по установленным в законе признакам. Поэтому всякий может объявить себя Помазанником. Как проверить? Только одним способом - Помазанник Божий должен явить силу Божью. И весь пафос Евангелий вращается как раз вокруг обнаружений Силы, которую не хотят признавать за Иисусом, сыном Марии, левиты, книжники и фарисеи, - вопреки очевидному. Кто обнаруживает Силу, тот и занимает Престол. Это один вариант.
   Другой вариант: Престол вакантен; в отсутствие
   Царя, который ещё не объявил Себя, Трон занимают разбойники, которые насилуют Царство Божие.
   Ясно, что в описанных двух вариантах толкования речь идёт о разных царствах. В первом варианте - о трансцендентном Царстве не от мира сего, которое, конечно, не может быть захвачено насильниками. Во втором варианте речь идёт об Израиле, как царстве бога Яхве, которое захвачено разбойниками в отсутствие истинного Помазанника, - в ситуации ритуальной неопределённости, когда пророчества и положения закона утратили силу на рубеже веков.
  
  
   ТЕРТУЛЛИАН. ЛОГИКА ИЛИ ВЕРА?
  
   Знаменитая максима Credo quia absurdum est ("верую, ибо абсурдно") является парафразом фрагмента сочинения Тертуллиана "О плоти Христа" (лат. De Carne Christi), где в полемике с гностиком Маркионом он пишет:
   Et mortuus est Dei Filius: prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit: certum est, quia impossibile.
   Что в переводе означает:
   И Сын Божий умер: вполне вероятно, ибо неуместно. И, погребённый, воскрес: несомненно, ибо невозможно.
  
   Спрашивается, выражает ли помянутая максима: Верую, ибо абсурдно; аргумент Тертуллиана в споре с Маркионом? Ведь она является манифестацией веры, сразу полагающей конец любым разумным дискуссиям. Зачем тогда спорить? В самом начале Тертуллиан мог бы сказать гностику Маркиону: Знать тут нечего и спорить не о чем. Я верю, невзирая на доводы разума. И ты можешь верить или не верить, независимо от того, подтвердит разум твою веру или опровергнет.
   Но реальная ситуация, в которой Тертуллиан произносит свои фразы вовсе не такова. В его устах это аргумент, обращенный к разуму Маркиона. Следовательно, это не манифестация веры, но умный довод в споре. Тем более, что слово "вера" во фразах Тертуллиана отсутствует вовсе.
   В чем же тогда разумность Тертуллиана, долженствующая убедить Маркиона? Рассмотрим слова нашего героя подробнее. Он говорит:
   И Сын Божий умер: вполне вероятно, ибо неуместно.
   Именно, смерть Сына Божия событие неуместное, поскольку выпадает изо всех причинных и логических рядов, находимых в мире. Значит, событие это принадлежит к разряду внепричинных, которые нельзя предсказать; возможность наступления которых нельзя отрицать; и вероятность наступления которых нельзя вычислить. Отсюда полная вероятность этого события уравнена с полной невозможностью. Однако кто возьмет на себя смелость утверждать полную невозможность чего бы то ни было? Значит, остается полная вероятность. Ее и утверждает Тертуллиан.
   Рассмотрим вторую фразу. Тертуллиан говорит:
   И, погребённый, воскрес: несомненно, ибо невозможно.
   Очевидно, что сомнение в наступлении может быть высказано только относительно возможных событий. Сомневаюсь, что Маркион придет поклониться Христу. Это событие возможно, но сомнительно. Ведь, если бы оно было невозможно, то мы бы не сомневались, и говорили уверенно Маркион не придет. Следовательно, невозможно означает несомненно. Но именно это и утверждает Тертуллиан: несомненно, потому что невозможно!
   Таким образом, Тертуллиан, вопреки распространенному мнению, убеждает Маркиона вполне логично и разумно, - а не просто самоутверждается, оглашая публично свое кредо.
  
  
   ТОЛЬКО ЛИ ВОЙНА?
  
   Слово Война в отношении событий 1941-1945 искажает историческую перспективу. Для Франции, Англии, Италии это была война. Для Германии это был "крестовый поход" на варварский Восток. А мы столкнулись с хорошо организованным предприятием по уничтожению России и славянства в целом. Это была попытка нас уничтожить, стереть с лица Земли во всех смыслах слова. И не нужно все валить на Гитлера. Он лишь выразил и старался осуществить скрываемые желания европейских элит.
  
   ТРИ ЧАСА ИЛИ ТРИ ДНЯ?
  
   В житии Дионисия Ареопагита читаем:
   "Дионисий обучался астрономии5. В тот самый день, когда был распят на кресте, ради нашего спасения, Христос Господь и, когда в полдень солнце померкло, и в продолжение трех часов была тьма".
   Позже "Апостол Павел сообщил ему, что Сей Бог уже пришел, что Он родился от Пресвятой Приснодевы Марии и, пригвожденный ко Кресту, пострадал для спасения людей. Будучи не в силах видеть Его страдание, солнце изменилось в мрак, и в течение трех часов не испускало света своего для вселенной".
   Известно, что в это время не наблюдалось солнечных затмений; кроме того, не бывает трёх-часовых затмений. И солнце, не будучи божеством, ни даже животным, не сменилось во мрак от горя. Однако Дионисий наблюдал мрак, спустившийся на землю. И прочие, имевшие очи духовные, бывшие при кресте, видели мрак, будто солнце погасло. Отсюда полагаем, что речь идёт о затмении духовного светила, Царя вселенной. Но возникает вопрос: доколе длилась духовная тьма? - ТРИ ЧАСА или ТРИ ДНЯ, в соответствии с трехдневным сошествием Духовного Света в Аид?
   Думается, что правильно второе: три дня. Этот срок соответствует также зимнему солнцестоянию: три дня старое солнце мертво, а новое ещё не родилось. А три часа, вместо трёх дней, появились, вероятно, ради буквального толкования духовной тьмы, как тьмы физической. Но, поскольку трёхдневная тьма невозможна без того, чтобы всё живое на земле погибло, то три дня превратили в три часа.
  
   ТРОИЦА
  
   1.
Праздник Троицы знаменует становление христианства как всемирной, или вселенской (= кафолической) религии. Знамением служит апостольская проповедь, прозвучавшая в Пятидесятницу на всех языках вселенной, а не только на арамейском, как до того.
В Эмпиреях этому событию отвечает окончание восхождения Иисуса Царя по воздусям на седьмое небо, начатое в день Воскресения - когда сказал Он Магдалине, что не восшел Он еще к Отцу - и  восседание Его на скамье Судейской одесную Отца.
Царь-Судия  Иисус, умерший как еврей, сын Иосифа плотника, и воскресший из мертвых как истинный Адам, сын Божий, отныне возглавляет Град Божий, в котором нет более ни эллина, ни иудея, ни перса, ни индуса...., но все суть истинные совершенные человеки, братья  Адама единорожденного.

И, как Судия Града есть универсальный Человек, непричастный никакому земному роду - о чем Он и сказал единожды, указывая на учеников своих: "Вот братья мои и сестры...", - так и насельники Града Божьего имеют единого - Бога-отца Христа Иисуса, и единую Мать - Духа Свята.
 Это означает, что они умерли в своих земных Родах, и родственниками своими почитают братьев своих во Христе.
Потому христианская церковь - вселенская, универсальная, вне-национальная. И стала она таковой именно в праздник Троицы, который ныне празднуем.

2.
Однако, в западной кафолической церкви праздник Троицы отделен от Пятидесятницы одной календарной неделей. Это разделение может знаменовать собой различие между изначальной предвечной Тройцей:  Матери, Отца и Сына, бывшей в Ветхом Эоне  - до схождения  и соединения Шехины, Супруги Бога с Марией Девой и до вочеловечения ее вечного Сына во чреве Марии в Иисуса, сына Иосифа; и обновленной Тройцей нового Века - после Воскресения Иисуса и восхождении его к Отцу, и после успения Марии Девы, в лице которой теперь персонифицировалась Мать Шехина (Дух Святой), как в Иисусе персонифицировался Адам, рожденный первой Двойцей, Отцом и Матерью прежде всех век.

В реальное время Пятидесятницы еще не было открыто тождество Матери Иисуса, жены Иосифа с предвечной Матерью, Шехиной, или Духом Святым. Мария находилась под опекой апостолов и принадлежала общине Иакова, брата Господня, как призираемая учениками мать Учителя, не имеющая доли в Царстве Сына. что свидетельствуется пребыванием ее вместе с сестрами Иисуса снаружи (вовне) во время собраний, проводимых в домах Иисусом Назореем, сыном ее.

 Поэтому первоначальное предание не отмечает ее присутствия среди апостолов в день  Пятидесятницы . Также Дух Свят, сошедший на апостолов в день тот, не олицетворяется пока Матерью Иисуса Марией, как Богоматерью, невзирая на то, что в сердце человека истинного  Дух Свят бытует как Мать, приводящая Сына к Отцу.

Но Мария пока не Богомать, поэтому в Пятидесятницу Дух Свят остается феноменально безликим, и откровение Духа является не сердечным, но - лишь публичным, в виде дара проповеди на всех языках мира. Присутствие в сердцах небесной Матери здесь еще не персонифицировано и обнаруживается только даром говорения на языках, обеспечивающего   универсальность проповеди; сиречь Она выступает еще не в лице Матери, но как Супруга Творца человека. Соответственно, апостолы пока еще не Дети Ее, и не братья Иисуса, но - усыновляемые дети учителя.

После успения Марии Девы и отождествления ее с предвечной Матерью меняется и Ее положение в Предании. В том числе и отношение Марии к событию Пятидесятницы. 
На иконе VI века, изображающей Пятидесятницу (Евангелие Рабулы), мы видим на ней новое положение Марии Девы, Матери Иисуса Христа. Здесь именно с ней отождествлена голубица Святого Духа, и значит лично от Нее, а не просто с небес, получают апостолы частицы Вечного Огня Троицы.
Таким образом обретение апостолами Святого Духа изображается уже не только в виде пламени пророчества вокруг голов их (как изображают скажем и пророка Магомета), но и присутствием Марии, матери Иисуса, в качестве Небесной Матери, или вочеловеченного Святого Духа.

3.
Совмещение  праздника Пятидесятницы и Троицы в православной традиции означает понимание того, что с момента сошествия Святого Духа в собрание апостолов Бог присутствует в церкви в полноте - как Сын, Отец и Дух Свят. До того в церкви присутствовал Сын в лице Христа Иисуса, и с Ним - Отец. Дух Свят присутствовал как Мать в сердце Иисуса и тех, кого он избрал по наитию Матери. Но в церкви Дух свят не манифестировал себя как таковой, и эта ипостась Бога не была феноменально различенной. В Пятидесятнице же мы наблюдаем такую манифестацию. Поэтому день Пятидесятницы празднуется как день Троицы, ибо третья ипостась Бога обнаружилась в церкви. Тем самым Бог открылся как Един в трех лицах. Но лицо Святого Духа еще не отождествлялось с лицом Марии, матери Иисуса. Это осознание пришло в церковь позже, по мере углубляющегося осознания события Архэ нового Эона.
  
  
   ТРОИЦА И ТРИ ГРАЦИИ
  
   Сближение христианской Троицы и Трёх Граций основательно уже тем, что обе сущности принадлежат одной культуре - греко-римской античной ойкумене; и являются структурно идентичными: и в том, и в другом случае имеем дело с различенным в себе гипостазированным триединством.
   Три Грации, как известно, восходят к трем Харитам эллинского пантеона (??????? от ?????, "изящество, прелесть"). Они спутницы Афродиты, богини любви: Аглая, Ефросинья и Талия. Хариты могут пониматься как гипостазированные радости и утехи любви, в том числе физические (отсюда русское "харить" и "харя", в смысле "вульва"); как ипостаси межличных любовных отношений; но также как источник жизненной силы, вдохновения - через явление Красоты (Аглая); как дарящие радость жизни (Ефросинья) и изобилие (Талия) .
   Этот второй объем концепта выпячен в римских Грациях. Здесь их трактуют как ипостаси отношений дарения, или обмена дарами. В Грациях гипостазировались три действия - дарение, принятие дара, и возвратное дарение. В частности, так понимал Три Грации Сенека.
   Эта трактовка Граций сохранялась и в Средние века, и в эпоху Ренессанса, от Хрисиппа до Пико делла Мирандолы.
   Аналогия с Троицей становится очевидной, если мы вспомним, что в христианстве Бог есть Любовь. Любовь же - это Афродита. В человеческих взаимоотношениях Она является в лицах соединенных трех Харит - красоты, радости, изобилия.
   Также Троица есть архетип существования в обмене дарами. В нем гипостазированы три актанта: Дарящий, Принимающий, и Возращающий; и Дары, которыми они обмениваются.
   Даритель - Отец; Принимающий - Сын, и Он же Возвращающий. Дар - Вдохновение (Святодух). Возвратный дар - верность, послушание Отцу. Всё это обнимается Любовью. Совокупное действие Троицы гипостазируется в Благодати, иди дарении блага.
  
  
   "У"
   УДИВИТЕЛЬНОЕ ОПИСАНИЕ ТАИНСТВА ПРИЧАСТИЯ
  
   В житии святого Нифонта читаем:
   "Во время перенесения даров, открылась церковная завеса и раскрылось небо, и ощущалось чудное благоухание, потом стали сходить вниз ангелы с пением: "Слава Христу Богу!" Они принесли прекрасного отрока, поставили его на дискос6, а сами окружили престол и служили честным дарам, два же серафима и два херувима, паря над его головою, покрывали своими крылами. Когда наступило время освящения даров и совершения страшного таинства, один из светлейших ангелов приступил и, взяв нож, заколол отрока, кровь он выпустил в святую чашу и, положив отрока на дискосе, сам стал снова с благоговением на свое место".
   В житиях мы часто встречаем небесного отрока или юношу, являвшегося святым в темницах и на лобном месте. Так в житии Анастасии читаем: "Феодотью отдали одному бесстыдному человеку, по имени Гиртак, чтобы тот осквернил ее. Но едва тот, приблизясь к целомудренной рабе Божией, хотел прикоснуться к ней, как увидел стоящего возле нее светлого юношу, который, грозно на него посмотрев, ударил его в лицо так сильно, что он был окровавлен".
   Естественно связывать этого юношу, с тем отроком, что сбежал от стражи первосвященника в Гефсимании, оставив в руках их гиматий свой; и также со светлым юношей, которого жёны мироносицы застали в гробу, в который положили снятого с креста Иисуса. Но здесь, в видении святого Нифонта светлый юноша на дискосе приводит на ум, скорее Исаака, сына Авраама. Хотя принесение его в жертву архангелами должно указывать на предвечную Жертву, совершаемую Богом всегда, ради спасённого мира. Также известно, что на дискос полагается Агнец; и во многих видениях прозорливцев находим на дискосе именно агнца. Но, как видим, он может выступать и в виде юноши. При этом нужно учесть, что Христос Иисус был в зрелом возрасте ко времени распятия. Так что облик юноши приоткрывает образ преображённого вечного бытия в чертогах Отца.
  
   УЗНАЮЩИЕ МЕНЯ БЛИЖЕ НЕДОУМЕВАЮТ...
  
   Узнающие меня ближе удивляются и недоумевают по поводу моих страхов и опасений, в части контактов моих и моих близких с внешним миром; и особенно в части каких-либо предприятий, - вроде путешествий, отдыха, развлечений и т.п. - выводящих меня за границы освоенного социального пространства, в котором, собственно, и проходит моя жизнь. Я же, напротив, удивляюсь им, - как они могут вверять себя Дьяволу, который правит миром?! И даже не веря в Дьявола, будучи просто разумным человеком, как можно вверять себя махине, называемой нами миром, обществом, цивилизацией...?
   Но разве можно жить иначе, вне мира, вне цивилизации? - спросите вы меня. Нельзя, - но это действительно должно быть частью твоей жизни. К примеру, если вы электрик, то вы ежедневно должны заглядывать в распределительный шкаф, под напряжением. Но было бы весьма безрассудно без нужды и обязанности открывать электрический шкаф. Вы с этим согласны. Но также безрассудно лишний раз входить в лифт, садиться в самолёт, или за руль автомобиля, выходить на улицу с интенсивным трафиком , или в тёмное время суток и т.д. Тем более рискованно выезжать за границу или в необжитые места. Зачем вам в Африку, если вы не миссионер? Я назвал бы это беспечностью и нежеланием просчитывать и оценивать риски, сопоставляя их с выгодами, которые желают получать. Впрочем, трудно ожидать от людей подобной рациональности, граничащей с жизнебоязнью.
   Возвращаясь к людям, верящим в Дьявола, замечаю, что они, предпринимая свои дела, осуществляя планы и фантазии, отчего-то находят возможным полагаться на Бога, - что Он, де, охранит их от козней Дьявола, от опасностей мира. Хотя не слышно было, чтобы разбивались самолёты исключительно с пассажирами атеистами и марксистами. При этом они частенько ссылаются на известные слова Христа о том, что "ни один волос не упадёт с главы вашей без воли Божьей на то". И ссылаются совершенно безосновательно, на мой взгляд. Ведь Иисус говорил это ученикам, отправляя их благовествовать, то есть поручая им Дело Божье. А разве наши обычные гешефты, досуги и авантюры суть дело Божье? Так с чего бы надеяться на помощь Бога?
   Если я на службе Господней, то не убоюсь врага: знаю что Бог со мною. Но если я не на путях Божьих, то на Бога рассчитывать не могу. Там царит случайность, и подводит неверность человека. Там уместно вспомнить совсем другое высказывание Христа, о ворах, которые подкапывают и крадут.... Разве не так?
  
   УРОК ЦАРЯ СОЛОМОНА
  
   Обладая магическим перстнем (перстнем царской власти в соединении с возвышенной идеей) Соломон привлек к строительству Иерусалима бесов; и в них - самого Вельзевула. Постройка удалась на славу и прославила Соломона в веках. Образ соломонова главного архитектора, Хирама (тогдашнего доктора Фаустуса) послужил идеальным образцом для масонов Нового Времени. (Попутно спрашивается, не происходит ли слово "храм" от имени Хирам?)
   Европейское Новое Время в лице масонов не случайно идентифицировало себя как время преемников Соломона, поскольку оно было (и есть, пока) время великого строительства нового мира. Протагонистами этого строительства явились масоны и последовавшие за ними революционеры.
   Соломона и масонов-революционеров объединяет не просто библейский образ великой стройки, но существенно большее. Они, по примеру Соломона, или по собственному почину, также привлекли к строительству нового мира бесов. Так и определил их провидец Ф.М. Достоевский, как "бесов".
  
   Библия не сборник анекдотов. В каждом рассказе Книги содержится глубокое откровение Человека, обнажение его духовных составов. Справедливо это и в отношении повести о царе Соломоне. В ней открыто нам, какой силой совершаются на земле великие проекты.
   Заметьте, что строительство Храма Соломоном это не первое строительство в Библии. Первая стройка человечества - Вавилонская Башня. Люди строили ее, движимые религиозным энтузиазмом и желанием вернуться домой, на небо, в Рай. Богам не понравилась эта затея. Они восприняли ее как проявление соперничества с богами. А кто у нас ходит в соперниках Богу? Дьявол.
   Второе строительство в Библии это строительство египетских храмов фараоном Рамсесом Великим. Как они строились? К строительству были привлечены покоренные народы, в том числе племя хибру, народ Моисея. Как они были привлечены? Насилием. Значит, помощью Дьявола.
   И все же велики были строители Башни, прославились они в веках, потому что оттуда, от Башни, началось расселение народов и основание городов - это строительство было горнилом цивилизации. Велик был и Рамсес, его культурное наследие живо и по сей день и питает наши души. Велик был и Моисей.
  
   Теперь говорят, будто велик он тем, что освободил хибру из египетского плена, и сделал евреев свободными. Разве? История свидетельствует об обратном: она говорит, что Моисей, еврейское переиздание Рамсеса, закрепостил хибру еще больше; теперь уже национальным строительством, так что вскоре пожалели они о котлах египетских. Свобода состояла в создании национального "Египта".
   Моисей организовал евреев в воинствующий храм, который и получил впоследствии свой тектонический образ в каменном, деревянном и медном храме Соломона. К этому образу Храм-государство Моисея шел через войну, истребление и порабощение народов Ханаана. Как удалось это Моисею? Не без "Варфоломеевской ночки", то есть революционного идейного насилия, позволившего истребить значительную часть освобожденных из египетского рабства евреев, не согласных стать частью великого дела.
   Добиблейское человечество тоже не чуралось великих строек, объединявших тогдашнюю разрозненную сельскую ойкумену. По всей обитаемой суше находим мегалитические постройки древних, которых Библия называет "гигантами" - именно под впечатлением грандиозных останков великих свершений, типа Стоунхенджа или идолов острова Пасхи. И заметьте, откуда берутся гиганты (?) - Они рождаются от спустившихся с неба демонов: тех, что привлекаются в помощь великому строительству.
   Несмотря на то, что башнестроительные объединения человечества неизбежно оканчивались падением Башни и разбеганием строителей по своим хижинам, люди в песнях хранили память о великой стройке, и сами хижины строили, растаскивая плиты рухнувшей башни по частным дворам.
   После очередного краха и разбегания через некоторое время вновь рождались и воплощались в общественную жизнь новые созидательные проекты, собиравшие людей в единый организм, подобный улью.
   В периоды коллективного созидания люди славят свое единение, башню, храм, архитекторов и строителей, и живут проектом. А предшествующую рознь оценивают как войну всех против всех, противную природе человека.
   В периоды крушения и разбегания по углам они критикуют проект как способ существования, клянут башню и архитекторов ее, а о бывшем созидательном единении говорят как о рабстве, из которого якобы освободились. И также считают коллективное созидание мира, противной природе человека.
   Так какова же истинная природа человека?! Ясно, что в оба указанных фазиса истории оценки предвзяты и односторонни.
   Священное предание не дает таких оценок. Оно свидетельствует о равноправном с Богом участии Противника (Сатаны) в человеке и делах его. В этом равноправии Бога и Дьявола заключена свобода человека. Человек выбирает между ними.
   КНИГА демонстрирует нам этот ВЫБОР КАК ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ в лице первого Адама, искушаемого Змием в Раю, и в лице второго Адама, Христа Иисуса, искушаемого Вельзевулом в пустыне духа, куда был изгнан из Эдема первый Адам. И это подтверждено Царем небесным, сказавшим: должно быть соблазну!
   Отсюда, мы можем усвоить, что рабство не состоит в получении на руки рыбы как зарплаты. Так же как свобода не заключается в самостоятельной ловле рыбы собственной удочкой. Свободу обеспечивает лишь одна Рыба в руках - Иисус Христос. И Рыба эта ловится не рыбаками, а "ловцами человеков", бросающих с Лодки Спасения сети Любви. И это не имеет отношения, ни к единению людей в строительстве, ни к разбеганию их по своим хаткам.
   Указанные исторические колебания (сменяющие друг друга фазисы "рабства" и "свободы") дают начало двум главным партиям человечества. Каждая из партий заблуждается по-своему. Метания "грешного человечества" внутри своей искаженной природы не дают ответа на вопрос, заданный Адамом в Раю: что хорошо, и что плохо? И суждения людей не справедливы.
   Теперь, когда мы пребываем в фазе разбегания после очередного строительства, страстно обличаются ужасы "рабства египетского" и превозносятся достоинства "свободы". Вместе с тем, достаточно людей, которые с сожалением вспоминают об утраченных египетских котлах с мясом. Завтра все оценки сменятся на противоположные. Люди не выдержат духовной скудости ловли рыбы собственной удочкой и толкучки удильщиков на берегу пруда, и вновь соберутся на строительство великого Храма.
   Приверженцы другой партии, осуждающие их с партийной позиции, ставят себя выше Моисея, Соломона, доктора Фауста, других великих архитекторов и людей, следовавших за ними. Гигантов видно издалека, и кажется, что их легко судить. Но это ошибка. Мельчают люди, мельчают и бесы.... А какая жизнь без них? Ведь они дают силы жизни. Смешно думать, будто человечество сгоняется на стройку с помощью насилия. Из этого никогда ничего бы не вышло. Нет, люди соблазняются. Они соблазняются тем энтузиастическим счастьем, которое дает творчество миросозидания: они одухотворяются Проектом; зажигают огонь воплощения идеи.... Перечитайте доктора Фауста. Кто гнал его плетью на союз с Дьяволом? Никто. Напротив, его предостерегали. Но он заключил союз, подписал договор: ровно так же, как Моисей в свое время заключил союз, и подписал Завет.... Почему? Потому что Дьявол дает молодость, активирует угасшие, было, силы юного роста, возвращает счастье юности. И вновь зеленеет древо познания!
  
   Когда вы заключаете союз с Чертом, и призываете на помощь бесов, то смешно надеяться, что Дьявол не проявит своей исконной природы человекоубийцы. Возрождение всегда сопряжено с убийством. Это плата за дух, за силу мысли и способность творить. Нелепы попытки отделить зеленеющие ветки от мертвых плодов. Берите Дерево целиком. Или не берите вовсе, если вы в силах.... Но судить на основе деления неразделимого - наивность или обнаружение партийности.
  
   Соломон, строящий Храм и призывающий на помощь бесов - это мы, а не какие-то другие, плохие люди. Нет, это о нас сказано - о каждом и обо всех вместе.
  
   "Ф"
  
   ФИЛИОКВЕ, И ОТ СЫНА
  
   Как известно, в 1054 году произошел великий раскол христианской церкви на восточную и западную ортодоксии. Причины раскола известны: они суть историко-политические. С одной стороны, это варваризация Европы и отделение западных провинций от единой Империи; с другой стороны - это захват сарацинами и исламизация значительной части восточных провинций Рима.
   И сам раскол явился как раскол политический; отнюдь не вероисповедный, невзирая на взаимные обвинения в неполной ортодоксальности. Однако, по грехам нашим, политический раскол обязан был получить вероисповедное выражение: не ради веры, но - ради легализации раздела имущества и владычества.
   Таким выражением послужило новое прочтение Никео-Константинопольского символа веры, в части догмата о Троице. Именно, добавление слов "и от Сына" (filioque) к предложению об исхождении Святого Духа от Отца Небесного.
   Формула "филиокве" известна была в церковных кругах задолго до Раскола, однако имела чисто риторическое проповедническое значение, и понималась исключительно в контексте проповеди о божественном достоинстве Христа Иисуса, против попыток умаления такового. Никто не пытался превратить риторическую фигуру в догму и посягнуть на символ веры, исходя из богословских или политических соображений.
   И вот в 1054 году это случилось, легло позорным пятном на Западную церковь, и явилось знамением схоластического вырождения традиционного богословия. А именно, подмены богословия философствованием, опирающимся на Аристотеля. Слишком очевидна логическая подоплека пресловутого "и от сына": раз сын и отец равны, следовательно....
   Все верно, то есть логично, но, в отличие от человеческой мудрости, богословие не является плодом размышлений и логических рассуждений. Богословские истины вкладывают в благочестивые уши Ангелы, посланцы Бога. И подтверждение их имярек получает не в результате размышлений и рассуждений, но - в хождении своем пред Господом и в прямом общении с Ним. Этот личный практический опыт, а не схоластическое обучение в университетах или монастырских школах, и является основанием веры, - в том числе и в истину догматических постановлений церковных соборов.
   Условием возможности такого опыта в христианстве является безусловное почтение к наследию первой апостольской церкви. Вне этого наследия в полном объеме христианский опыт усыновления Богу совершенно невозможен. Первый Никейский Собор счел нужным сформулировать и предложить церкви символ веры. Мы, как наследники, должны принимать и уважать их решения. Все возможные варианты Символа Веры могли иметь место только на самом Соборе. Не могут через тысячу (!) лет явиться основания для пересмотра постановлений Собора.
   Итак, Отцы церкви сочли нужным, в свое время, иметь "символ веры" для дисциплины ума и языка христианина. Мы чтим их решение. Но ясно понимаем при этом, что символ веры отнюдь не подменяет и не замещает собой корпус священного предания, лежащий в основании христианской веры и жизни. Любовь движет христианином; отнюдь не идеология! Свидетельства апостолов, доносящие до нас сквозь время живой образ Христа Иисуса и сподвижников Его, позволяют нам любить их.
   Из сказанного ясно, что без апостольского предания христианство невозможно, - чего нельзя утверждать о Символе веры, который представляет собой лишь идеологическую доктрину.
   Тем не менее, она освящена авторитетом отцов церкви, которых мы безусловно почитаем. Пребывая в этом отношении почитания, я не нахожу возможным ни доказывать, ни опровергать предложенные формулировки восьмого тезиса Никейского Символа веры.
   Как христианин и твердо знаю одно - нет, и не может быть такого опыта общения с Отцом Небесным, включая опыт божественного Вдохновения, который привел бы к необходимости пересматривать решения первых соборов. Это несомненное лукавство, плод обмирщения церкви.
   Что же до исхождения Святого Духа, то.... Родные мои, вы всё узнаете, когда сподобитесь дышать Дыханием Божьим. А до этого мгновения Вечности, сколько бы вы ни богословствовали и не спорили по поводу формулировок символа веры, истина останется тайной для вас.
  
   ФОМА НЕВЕРУЮЩИЙ В СВОБОДУ
  
   Согласно учению Фомы Аквинского, размышлявшего на тему свободы,...
"...Бог использует волю человека в соответствии с ее качествами, включая и свободу, и в направлении ее конечной цели, предполагающей сходство с самим творцом, то есть, опять-таки, свободу".

"Свобода" в этой аналитике  рассматривается как качество воли. Вместо цельного человека Фома предлагает нам аналитику души, в которой философы различают  восприятие, чувство, ум, память, волю и так далее. Этот метафизический  психологический дискурс представляется нерелевантным предмету, и потому неспособным прояснить его.

Говоря более конкретно, свобода - это не психический феномен; но - публичный.
Свободным же в политическом смысле слова может быть только лицо, имярек. А воля не может быть свободной сама по себе: она не субъект, но принадлежность или состояние субъекта. иными словами, только о личной воле можно говорить как о свободной.

В свою очередь, лицо немыслимо вне мира (сиречь общества). И свобода существует только в миру. Ведь мы не можем назвать "свободой" тождественность всех направлений для заблудившегося в лесу (!?).

Это значит, Свобода есть, с одной стороны, институция, общественный договор, установление; а, с другой стороны - статут лица в этом договоре. Не случайно свобода мыслится вместе с равенством и братством - притом изначально в обратном порядке: братство, равенство, свобода. Это публичная институциональная свобода - политическая и нравственная.

Личная свобода имярека существует относительно публичной свободы (или несвободы). Таким образом, условная свобода личности имеет основание только в общественном договоре, и поэтому искатели свободы всякий раз требуют пересмотра этого договора.
 
Безусловная свобода принадлежит общению с (Богом) Отцом как главным гарантом общности всех людей, и главным судьей в отношениях людей друг с другом.
Бытие в присутствии Отца, общение с Отцом - это четвертое измерение социума, единственно позволяющее быть свободным в трёх его физических измерениях.

Вопреки простой логике, то, что выглядит в трех публичных измерениях как свобода, в четвертом измерении отношений с трансцендентным Отцом есть полное послушание в рамках отношений господства-подчинения. И смысловое содержание свободы здесь иное - это не свобода поведения, а свободное подчинение Отцу. Это корень нравственной свободы. Существование Сатаны - доказательство свободы в отношениях с Богом. Ведь я могу восстать на Бога, не подчиниться Ему, отвергнуть Его суд, предпочтя ему суд разума, и так стать Его сатаной (= противником). И Бог уважает мой выбор.

Рассматривать же свободу как некое психофизическое качество человека, которое можно использовать в своих целях..., -  это, может быть, метафизично, но.... Здесь приходится решать, кем вы хотите быть: метафизиком или христианином.

Если метафизиком, то вы обречены пытаться творить свою добрую волю, прикладывая к ней   мерило христианской добродетели, и сокрушаться о несоответствии.
Средневековая интеллигенция зачастую была скорее метафизичной, нежели христианской. О чем свидетельствует следующие слова Августина:
"...immo omnes nihil aliud quam voluntates sunt".

Как ни странно, но через прокрустово отношение к своей воле интеллигенция внешне сближалась с покаянной культурой простого народа, хотя внутренне была чужда покаянию в виду неминуемой кары Божьей за грехи.

   "Х"
  
   ХРИСТИАНСКАЯ ПАСХА. ЧТО МЫ ПРАЗДНУЕМ?
  
   Завтра православная Пасха. Или светлое Воскресенье Христово. Поздравляю! Хотя, честно говоря, не знаю с чем. Более эклектичного праздника не знаю. Намешано всего. Здесь и еврейский Песах - исход из Египта. Что общего с Воскресением? Кроме совпадения дат? Или Великий Исход? Которого исход Моисея был только прообразованием? или явился только образом? Здесь и вознесение духа с креста на небо, в момент, когда Иисус воскликнул - свершилось! И схождение в Аид, или Тартар. И восстание из могилы в конце всех времён, в конце света, как начало всеобщего воскресения мёртвых на Суд. Здесь и трёхдневное явление Покойного и сорокадневное посмертное хождение, соответствующее срокам поминок. И вознесение во плоти, подобное вознесению Еноха праведного. И не вкушение смерти вообще, в лице того юноши, оставившего плащ свой стражникам и ускользнувшего от них в момент взятия Иисуса под стражу.
   Всё это вмещено в христианскую Пасху. Но что поистине стоит за этим праздником? Это вопрос. Кто ответит на него? Папа? Патриарх? Богословы? Не верю, что они смогут. Возьмут что-то одно и опустят остальное. Так выкрутятся.
  
   ХРИСТИАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА
   ЭПИГРАФ:
   "Не так в Церкви, где есть истинная справедливость, и нет насилия". (Блез Паскаль "Мысли")
  
   I
   В I веке н.э. Римский мир в рамках своей публичности родил новую республику, республику святых; нравственно выделившуюся из римского мира. То были последователи Христа Иисуса из Назарета.
   Местные собрания, или экклесии граждан новой республики приобрели со временем такой политический вес, что починили себе Римскую Империю, сделав ее орудием преобразования мира: сообразования его с ценностями нового Народа и его Дела.
   Ветхозаветное сознание прозревает в видимой республике святых невидимое Царство Помазанника, которое должно в урочный час воплотиться на земле как Новый Иерусалим. В реальной истории это понимание, скорректированное неоплатонизмом, используется как модель подчинения римского царства новой республике - христианской церкви. Именно, земное существует как образ небесного: Епископ (глава первого собрания святых), в качестве представителя Царя Небесного, помазывает на царство царя земного - римского императора.
   Невзирая на эту политическую реальность, понимание видимой христианской республики как образа невидимого царства, не может быть принято за бытийную истину самой республики.
   Собственное новозаветное понимание является ни еврейским, ни римским, и даже не вселенским. Оно является космическим и состоит в видении республики святых как начала нового человечества, рожденного от второго Адама, не совершившего первородного греха.
   Старое человечество обречено. Земля уступлена новому роду людей. Поэтому с рождения второго Адама начинается новый эон, который исчисляет свое время с нуля. В традиционном летоисчислении это обозначается как Новая Эра. Сосуществование двух пониманий выражается в сосуществовании двух летоисчислений - от сотворения мира, и - от рождества Христова.
  
  
   II
   Чем же политически характеризуется новая республика? Прежде всего абсолютной всеобщей свободой. В ней нет насилия и нет, соответственно, несвободных. Во-вторых она характеризуется полным равноправием - в ней нет ни еврея, ни эллина, ни женщины, ни мужчины, ни знатных, ни худородных.
   И, тем не менее, это не идеальная республика Платона, хотя, несомненно, - республика философов. Не случайно она сильно отличается от Атлантиды. Христианская республика имеет свой корень не в разуме, а в истине человека. И сама суть эта бытийная истина - мир, которым человек живет в истине.
   С другой стороны республика это отнюдь не Академия и не Новый Афинеум: республика есть государство. В ней существует власть. Среди свободных власть существует не иначе как учреждением и выбором самих свободных лиц.
   Свободный выбор между конкурирующими претендентами на олицетворение власти есть главный способ и фундамент демократической политики. С точки зрения христианства свободный выбор - не политическое изобретение Нового Времени: выбор власти коренится в духе человека.
   И хотя демократия существует давно, только в новую эру в христианском мире духовный корень политической свободы был обнаружен и осознан, как таковой; и всажен этим сознанием в основание политики.
   Античная демократия определена героическим началом. Полубоги, Герои, рожденные от соития богов с людьми, своими подвигами утверждают превосходство над прочими смертными. Равные друг другу в достоинстве герои выбирают из своей пиршественной компании предводителя авантюр, первого среди равных. Этот выбор лежит в основе античной демократии. Поэтому она необходимо элитарна.
   Потомки героев (Геракла, по преимуществу) наследуют право выбора предводителя. Так образуется сословие нобилей, знатных рождением от героев. Они, собственно и есть демос, который представительно властвует в демократии. Все прочие члены античного полиса получают право выбора лишь приравниванием их к нобилям. Сам принцип остается неизменным. Поэтому античная демократия пирамидальна: внизу находятся бесправные - дети, женщины, рабы, пленные, побежденные, варвары, вилланы и т.д.
  
   Христианская демократия, напротив, совершенно плоская. В ней все - нобили, все рождены от царя. И этот царь - не от мира сего. За этим титулом нет социальной структуры. Он - личный царь, по выбору. Всяк может выбрать его царем себе, а может и не выбрать. Он сам есть результат выбора.
   Но выбрать его царем не значит стать равным: это значит стать подданным. Чтобы стать равным нужно родиться от него. Подданство дает такую возможность.
   Для рожденных Им он выступает родоначальником, новым Адамом. В нем обнажена духовная сущность Адама - выбор. Поскольку его отличие от первого Адама состоит в осуществлении выбора: второй Адам выбирает альтернативу.
   Сказанный выбор дан человеку изначально как присущий самому первому мужу. Адам выбирает себе отца, друга, советчика и судью: он выбирает между двух персон, пребывающих в Саду. Они оба старшие, оба боги, и предлагают Адаму альтернативные определения воли. Условно говоря, Адам выбирает между Богом и Противником его, или Сатаной.
   При этом Бог не мешает Сатане соблазнять и убеждать человека. Противники выступают совершенно на равных, как конкуренты и претенденты на место в душе Адама. Последний свободен в выборе. И этот выбор есть его бытие. Но для выбора нужна альтернатива, конкурирующий кандидат. Это обстоятельство позволяет говорить о Сатане, как отце демократии.
   В том, что о человеке, Бог не мыслим без Сатаны, или Противника, который дает собой альтернативу и, значит, возможность выбора. Весь пафос Новой Эры состоит в отмене всеобщей судьбы: в возобновлении изначального выбора; или в отмене первоначального выбора, сделанного первым Адамом, и предоставлении возможности снова совершить этот выбор, усыновившись другому Адаму.
   Христианская церковь в этом аспекте представляет собой выборный клуб, где идет агитация за кандидата, где все время происходит диспут претендентов на трон духа.
  
   III
   Царство Небесное на земле обнаруживается как политически плоская христианская республика или христианская империя, в которой церковь, или священная республика главнее Кесаря.
   Политическое уплощение этой республики выражается в том, что не нужно теперь никому хранить длинные родословные, чтобы доказывать свое благородное происхождение, дающее достоинство, или право на то, чтобы с тобой не обращались как с вещью или как с животным. Теперь всякий имеет презумпцию царского достоинства, как цесаревич.
   Но если нет родословной, то откуда видно достоинство, чем подкреплено право выбирать и быть избранным в магистраты? В христианской республике царское происхождение сокрыто, и есть предмет веры, поскольку царство Помазанника - "не от мира сего". Поэтому христианская демократия есть непременно христианская иерократия.
   Ведь если декларация прав человека есть всего лишь гуманистическая конвенция, то ничто не мешает ее пересмотреть ad hoc или со временем. Вечной и надгосударственной Декларация Прав Человека может быть только будучи подкреплена верой. Но известна лишь одна вера, возвышающая человека, - это христианская вера
  
   Сверх того. Христианская республика плоская не только политически, но и морально. То есть в ней отсутствует меритократия и утверждена свобода совести. Это качество также коренится в изначальном выборе как первом бытии.
   В самом деле, царское происхождение не безусловно дарует личное достоинство. Недостойного царя, не подтверждающего делами своего благородства, можно свергнуть с престола. Недостойного отпрыска лишить наследства. В христианской республике такая меритократия неуместна. Ибо свобода изначального выбора подразумевает, что человек может быть злым: он может выбрать себе в начальники Дьявола, исконного человекоубийцу. Отец не препятствует такому выбору, и запрещает судить.
   Поэтому личное достоинство человека в христианстве не зависит от его поступков. Оно присутствует всегда, во всех его делах и обращениях. Как добрых так и злых. Поэтому и со злым христианская республика обращается, не нарушая его царского личного достоинства.
   Это совершенно нерационально, аморально, и не может быть позитивным принципом. Правило непреходящего личного достоинства трансцендентно, то есть религиозно.
   Отсюда ясно, что современная республика возможна только на основе христианской веры. Без этого фундамента, на убеждениях и конвенциях групп, она не устоит.
  
   ХРИСТИАНСКОЕ ПОНЯТИЕ ГРЕХА
  
   В язычестве грех - понятие ритуальное. Он слабо связан с правом и моралью. Напротив, мораль теряет свою силу в области "священного", где бытует грех: священное часто аморально и беззаконно. Возьмите для примера убийство Авраамом своего сына, или принесение Гедеоном в жертву своей дочери, жизнь которой он обещал богу за победу в битве, или священные оргии, и т.п. Даже в такой развитой правовой системе как Римская существует особая область божественного права, в которой грех находит своё юридическое отражение. И хотя грешить вообще считается аморальным в языческом обществе, ритуальные законы, нарушение которых именуют "грехом", не совпадают с законами морали.
   Это расхождение между святостью, праведностью (= безгрешностью) и моралью или естественным законом совести обнаружилось в иудейском обществе, чреватом Градом Божьим. И получило обличение и порицание со стороны Града Божьего. Речь идёт о фарисеях и книжниках, председающих в собраниях, расширяющих воскрилия риз, омывающих скляницы, гордящихся своей святостью, чурающихся "нечистых", - но пренебрегающих милостью и справедливостью в отношении ближних.
   В христианском Граде, в котором Бог и Человек - одно, и нет отдельных от мира священных локусов, как нет и служения отдельного от взаимоотношений с ближними, - грех становится исключительно нравственным понятием. Грех аморален в христианстве, потому что праведность моральна; а не потому, что общество одобряет поклонение богам и не одобряет небрежение таким поклонением. Ощущаете разницу?
   Примирение человека с Богом в христианстве означает возвращение в Рай, опущение неба на землю, прекращение разделения бога и человека. Значит, теперь бог - в человеках и бог - человек, и всё божественное - человеческое. Теперь совесть обретает истину. Если раньше она терялась в человеческих установлениях и была рабой грешного мира, то теперь со-весть - это совместное ведение с Богом, и священный закон совпадает с нравственным законом. Отсюда и грех совпадает с аморальностью. Теперь нельзя быть аморальным и одновременно святым, - как это было возможно в язычестве. Теперь святость моральна, а мораль священна, - поскольку теперь человек есть высшая ценность. Тогда как раньше всё что угодно могло быть больше и значительнее человека. И поскольку в основе морали лежит любовь человека к человеку, постольку вознесение человека на вершину горы ценностей делает мораль любовью к высшему, и, значит, священной. Теперь никто не может сказать ближнему: не докучай мне, ибо занят я молитвой. Теперь нет другой "киблы" кроме ближнего, и нет другого предмета поклонения, кроме ближнего.
   С другой стороны, освящение совести освобождает человека от ложной и суетной корпоративной морали, которая оберегает не человека, а приличия, мундиры, регалии, и корпоративные тайны. И это часть свободы, принесённой в люди Христом Иисусом.
  
   ХРИСТИАНСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА СВОБОДА
  
   Со словом "свобода" мы привыкли связывать политические смыслы. Однако политические свободы коренятся в духовных. Личная свобода европейского человека коренится в свободе вероисповедания. Но не в позитивном смысле выбора религии или церкви, - это тоже политическая свобода, которая вторична, - а в смысле безусловной личной тайны моих отношений с Богом. Это значит, что в составах личности есть "бронированная капсула", перед которой останавливается общество и государство.
Если бы не так, свобода современного европейца не была бы социально безотносительной. Иными словами, современная свобода не требует присутствия в обществе несвободных: свободный идентифицируется как таковой не в соотнесении с несвободным; и его свобода не зависит от социального положения, то есть это не сословная и не функциональная свобода. Но это свобода Суверена. Я Князь своего удела, благодаря моему подданству Небесному Царю, и пребываю в неприступном замке Служения.

Именно, тайна личного священства и подданство трансцендентному Царю, иже не от мира сего - вот что делает свободным христианина. И именно эта свобода ныне усваивается всем миром, как позитивная формула христианства. Через неё Христос завоёвывает мир. Народы принимают эту свободу как дар, не принимая обязательно Христа. Но потом, когда она усвоится, и потребуется обратиться к основанием её, ради укрепления и возобновления, тогда христианство выскочит как чёрт из табакерки, как воин из Троянского коня, и необходимо будет признано единственной истиной.
 
 Европейская свобода слова коренится в свободе евангельской проповеди, безотносительное право на которую опять же восходит к тайне личного священства и подданства небесному Царю, который и посылает возвещать Весть Благую, всякого гражданина небесного Града.
   Таким образом, гражданство Небесного Града делает европейца свободным в граде земном.
   
Однако, духовность не прирождена человеку. Следовательно, не прирождены ему и личные права, обеспечивающие его свободу суверена. Поэтому невозможно говорить о правах личности, как о "естественных". Личность (и вместе с нею права её) появляются в духовном рождении, когда учитель-повитуха оставляет своего ученика, и его место в ментальном коммунионе (теперь уже не ученика, но) мужа, заступает тайный трансцендентный Господин, чьё сокровенное имя учитель втайне сообщает своему ученику; Господин, узнаваемый также и по тому, что знает тайное имя адепта, которым учитель нарёк его втайне, и которое никому другому неизвестно.
   
В Иисусе Назорее  мы находим обе ипостаси: Учителя (прижизненную) и тайного Господина (посмертную). И эти ипостаси отвечают двум фазисам бытия личности: естественной и духовной, и отличаются соответственной асимметрией. Как Учитель, Иисус соперничает с еврейскими учителями закона, то есть персонами, представленными во внешних коммуникациях, опосредованных пространством града земного; но как Царь Он соперничает с так называемым Князем мира сего, который отсутствует в пространстве внешних коммуникаций. Парадоксальным образом, он - князь мира сего, не представлен персонально в этом мире, но соперничает со Христом Иисусом в храме души. Напротив, Царь Иисус, будучи не от мира сего, представлен в мире сём, в роли Мессии, обещанного пророками. Но это кажущийся парадокс. Князь мира сего тоже здесь, - достаточно посмотреть в зеркало, чтобы увидеть его; он представлен "Я", которое есть ядро идоло-творческой воли. Мессия же здесь и не здесь, ибо Он участвует лишь в последнем акте теургии Закона, в результате которого Священство и Царство перемещаются в область духа, сокрытую в тайне свободной личной воли. При этом мир сей, или мир рабства (в котором воля верных загоняется в "прокрустово ложе" априорных форм) не исчезает вовсе, но переходит в потенциальное состояние, из которого может вновь рождаться, стоит лишь поклониться Хозяину этого мира, присутствующему в сфере духа: ему принадлежат образы блага.
   
Указанная асимметрия отсылает нас к асимметрии человеческого волеопределения; а именно, к соотношению позитивно-формального и субстанциально-свободного в человеческой воле. Закон определяет формы поведений и отношений, которые носят имена добра и веры, но не входит в субстанцию воли, осуществляющей эти формы. Между тем такие заранее известные формы могут быть изготовлены человеком-творцом в качестве маски, скрывающей волю, собственная энтелехия которой отнюдь не совпадает с формами закона. Таким образом, эти формы, хотя и найдены в обнаружении верной и благой воли, перестают быть таковыми обнаружениями в исключительно позитивном существовании, и суть бытийная ложь, или изображение благой воли. За этой ложью прячется смерть духа. Изгнание лжи и с нею смерти - вот чего добивается Иисус. Чтобы формы человеческого единства (со-бытия человеков) были бы откровением воли верных, а не построением. Такое откровение не может быть известно заранее, и может не совпасть формально с уже известными ранее обнаружениями, поэтому оно требует для лица свободы Добра и Служения.
   
Ясно, что в этом случае управление переносится из сферы  феномена  в область ноумена. Оттого Суд Иисуса Царя относится к субстанции воли, а не к её форме. Потому Иисус гонит от лица своего "законников", претендующих на формальную святость. Прозирая своим небесным Оком сквозь форму, он зрит и обличает "гнилую" субстанцию, когда говорит о необрезанных сердцах и о грехе, совершаемом в сердце.
   Разумеется, Царь, судящий субстанцию воли в её тайном, не похож на позитивного политического царя, которому как раз запрещено вторжение в тайное (т.е. исследование подноготной; отсюда христианский запрет на пытки при дознании). Он похож, скорее, на Гения, направляющего волю из своей трансцендентной обители, открывающейся во внимающую душу. И здесь он соперничает с другими гениями (демонами), - как Иисус соперничает в сердце человека с князем мира сего, отцом лжи, демиургом и т.д. И здесь человек совершает выбор, обнаруживающийся в пространстве личной свободы, куда никто не вторгается, чтобы повлиять на его выбор; пространстве, охраняемом божественным достоинством человека и христианским правом, утверждающем в обществе это достоинство.
  
   ХРИСТИАНСТВО И ПУСТОТА
  
   Христианство как публичный феномен невозможно в принципе. Существование в Истине, или, вернее сказать, просто Истина исключает существование вещи. Поэтому бытие истинного Человека публично есть Пустота как отсутствие вещей. Первое фиксируемое существование христианства появляется в умной рефлексии Истины: в рассказе о Человеке - кто Он.
   По этой очевидной причине христианство публично существует только в проекции на низшие формы поклонения - на культовую практику, исторически предшествующую христианству.
   Христос Иисус учит детей своих, говоря: если приносите дары Богу, делайте это втайне, и когда творите молитву, уходите в задняя дома вашего, чтобы никто не видел и не слышал вас. Это означает, что если хотите быть образом Божьим, то изображайте Пустоту.
  
   Первоначально христианство и было публично пустым: оно ничего не добавило к иудейству, в лоне которого по видимому возникло (приплюсовало нуль). Братские трапезы учеников в память об учителе не несли в себе ничего сакрального.
   Все последующее развитие церкви отмечено созданием проекций нового духа на иудейство, философию и эллинистические культы (в особенности культ Митры). Без этих проекций церковь не смогла бы предложить народу ничего взамен отмененного иудейского закона и разгромленного язычества.
   Первая проекция была сделана на иудейство и стоическую философию: церковь усвоила себе Крещение Иоанново и пасхальное Причащение, включив их в новую идеологию, и выступила конкурентом на философском поприще. Не мешает вспомнить, что в общественном сознании христианство вначале выступало как философская школа. В Иудее они считались последователями Иуды Галилеянина - так о них рассказывает Иосиф Флавий. По отношению к иудейству христиане выступили как новая секта. Они так и говорили о себе: наша христианская секта. В римском обществе христиане заявляли о своем учении как о лучшей философии. Собрания новой секты не были перегружены символикой:
   "Римские плебеи середины первого века, собиравшиеся для обсуждения и взаимного обучения тому, как воплотить в жизнь новую доктрину любви и смирения, изустно принесенную с Востока, с ее неизвращенной простотой, еще не обремененную теологическими нагромождениями, не скованную догмами, были поистине бесконечно далеки от высокомерных, грубых римских христиан времен папы Иннокентия III". (Рафаэль Саббатини)
   Крестившиеся эллины заполняли пустоту христианства тем, что проецировали Христа на своих богов, так что первые известные изображения Иисуса рисуют его нам в виде эллинского бога:
   "Возможно, иконы Спасителя, существовавшие в третьем веке, способствовали дальнейшему распространению его культа. В те времена - и в течение приблизительно трех последующих столетий - эти иконы соответствовали греческим понятиям о божестве: Христа изображали юношей восхитительной грации и красоты и привносили в его образ многое из представлений об Орфее. Действительно, на одном сохранившемся изображении мы видим Его безбородым, садящим на валуне, с музыкальным инструментом в руках, игрой на котором он очаровал диких зверей, собравшихся неподалеку".
   Отец церковной истории Евсевий Памфил, на рубеже III--IV веков, рассказывая о виденной бронзовой статуе Христа, неодобрительно отзывается об изображениях Христа и Апостолов: "Я ведь рассказывал, что сохранились изображения Павла, Петра и Самого Христа, написанные красками на досках. Естественно, что древние привыкли, особенно не задумываясь, по языческому обычаю, чтить таким образом своих спасителей.".
   Ириней Лионский также неодобрительно упоминает изображения Христа:
   "Они... имеют частью нарисованные, частью из другого материала изготовленные изображения, говоря, что образ Христа сделан был Пилатом в то время, когда он жил с людьми. И они украшают их венцами и выставляют вместе с изображениями светских философов, именно с изображением Пифагора, Платона, Аристотеля и прочих; и показывают им другие знаки почтения, так же, как язычники".
  
   ХРИСТИАНСТВО ПРОТИВ ПАГАНСТВА = ГОРОД ПРОТИВ ДЕРЕВНИ
  
   Популярный пафос христианства состоял вначале, и состоит поныне в борьбе с "язычеством". Последний термин достаточно размылся со временем. Первоначально под "язычеством" понимались религии "языков", то есть народов, кроме Израиля. Позднее, в эпоху мученичеств, под язычеством стали понимать преимущественно эллинистическую религию и эллинистический пантеон. В ключе этой борьбы христианство противопоставляется, во-первых, религии национальной, как мировая универсальная религия; и, во-вторых, вещественному культу храмов статуй и жертвоприношений, как духовная вера, как тайное поклонение невидимому.
   Средневековье открывает нам ещё один аспект борьбы христианства с язычеством. В средние века церковь борется уже не с эллинскими богами, но с "паганами". Пагане суть сельские жители, деревенщина, от латинского paganicus - сельский, деревенский. Это указывает на то, что христианство, усвоенное плебсом и варварами оформилось, как образ жизни, в средневековые города. Что не случайно, - но необходимо связано с устроением церкви (христианской общины) как града Божия во главе с царем Помазанником.
   Таким образом, в развитии христианства последнее оформляется как городи противопоставляется деревне. То есть, в данном ключе христианство позиционирует себя как религия городская против религии сельской, с её лесными божками и духами поля и фермы.
   В результате имеем три противопоставления, выделяющие христианство на фоне возможных культур:
      -- Христианство есть мировая универсальная религия против национальной.
      -- Христианство есть духовное поклонение против вещного. И
      -- Христианство есть городская религия против деревенской.
  
   ХРИСТИАНСТВО - АТЕИЗМ ИЛИ АНАРХИЗМ?
  
   Из истории раннего христианства нам известно, что христиане, представая пред лица царственных особ, не кланялись, не простирались ниц, колен не преклоняли и шапок не ломали. Объясняли своё анархическое поведение тем, что они суть подданные небесного царя, который возвышается над всеми царями. Ему они верны и послушны, и демонстрировать покорность другому царю не могут, не предавая этим своего царя.
   Формально здесь нет никакого анархизма: люди признают царскую власть, верны своему царю...
   Но, штука в том, что все земные цари - братья; все ведут свой род от Геракла, и через Геракла от Зевса Патера, или Небесного Отца. Поэтому человеку не зазорно поклониться брату своего царя, представителю рода царей. Но христиане не кланяются. Их царь - другого рода. Он не от мира сего. В том смысле, что у него нет царства на земле, как у других царей. Если бы он был Помазанником Израиля, то Израиль был бы его царством. И христиане (что означает, собственно. Дети Помазанника) говорили бы, что они - подданные израильского царя, оспаривающего свою корону у ставленников Рима. Вот, евреи, например, оказавшись в рассеянии, не захотели быть царством не от мира сего, - воссоздали государство Израиль. А у христиан такого государства принципиально нет (Ватикан не в счёт). Лисицы имеют норы, птицы имеют гнёзда, цари имеют дворы, а Сыну Человеческому негде голову преклонить на земле, - так говорит об этом сам Христос Иисус. Так что у царя христиан нет места на земле. Где же царство их? Не являются ли их разговоры о некоем неотмирном Царе только уловкой анархистов, не подчиняющихся никому?
   Оказывается, их царство - в сердцах их. По слову Учителя, сказавшего: "Царство Небесное внутри вас есть". Так что христианский царь и царство его пребывают в душе христианина. Но, то же самое может сказать о себе всякий верный своего царя. Однако случай христианина выделяется тем, что макрокосм окружающего мира и микрокосм его души взаимно не инвертируются. То есть политическое устройство христианского сердца не являет собой микрокосма какого либо земного царства, - как это бывает в случае подданного земного царя. Порядок души христианина не есть отражение целого в части: он имеет трансценденцию, или дыру в Небо, - как это рисовали на средневековых книжных гравюрах. Каждый христианин представляет собой духовно лествицу Иакова, по которой ангелы божии восходят и нисходят.
   Но для стороннего позитивного взгляда - это чистой воды анархизм. Заявление христианина о том, что его поступками руководит Любовь Отца к людям, мало чем отличается от декларации Вильяма Годвина о том, что анархист руководится исключительно Всеобщим Благом. Годвин утверждал, что перед лицом Всеобщего Блага отступает любое обязательство, и анархист, к примеру, не должен отдавать взятые взаймы деньги, если всеобщее Благо требует другого их применения. Точно так никакой закон и никакое обязательство не может устоять перед Любовью Отца к человекам. Так что этот моральный тезис становится величайшим соблазном.
   Хуже того, христиане не поклоняются видимым образом никаким богам. Не посещают храмы, не приносят жертв. Также у них нет никаких своих священных мест (храмов), почитаемых изображений и жертвоприношений. Когда их вопрошают об их исповедании, они не могут назвать своего бога: говорят об умозрительном "едином боге, творце неба и земли". То есть обнаруживают философскую квази-религию, наподобие пифагорейской. Молитвы их тайные, собрания тоже тайные и учение тайное. Так что они не демонстрируют никаких внешних признаков религии. И когда их спрашивают о доказательствах их пиэтизма. Они просят судить о присутствии бога в них по делам их, по образу жизни. При более тщательном исследовании обнаруживается, что христиане, как богу, поклоняются человеку, своему предводителю, Иисусу из Назарета; и не просто человеку, но преступнику, осуждённому и казнённому за подстрекательство к мятежу. Этим обнаруживают себя как экстремистская группировка, обожествляющая своего главаря. Они не верят в его смерть и ждут, что он вновь явится во плоти и опять возглавит их общину. По всем показателям, это, если не полный атеизм, то некая философская школа, культивирующая добродетель и нравственность из почтения к Учителю, основателю школы, которого одни ученики обожествляют, а другие - нет. Последнее служит причиной разделения данной школы.
   Религиозная неопределённость христиан обнаруживается тем, что, в зависимости от обстоятельств, они, либо причисляют себя к иудеям, либо выдают себя за адептов неведомого бога, либо выступают как философская школа, в ряду других школ.
   Возникает вопрос: является ли христианство религией? И, если да, то каковы знаки её трансценденции? Или, другими словами, где трансцендирующая активность: где культ? В христианстве всё позитивно - нет ни одного действия, направленного за пределы мира.
   Усвоение от язычников и собственное созидание трансцендирующих символов и трансцендирующих актов, или христианского культа, которое наблюдаем в историческом бытии христианства, не может считаться ответом на поставленный вопрос. Это лишь отступление с первоначальных позиций: уступка и компромисс, в интересах проповеди христианства среди языков. В своей изначальной чистоте христианство не имеет никакого культа. Совместная трапеза в память об Учителе едва ли может считаться культом. Эту трапезу нельзя счесть даже простыми поминками, поскольку Иисус не причислен к умершим.
   Трансцендирующие, культовые акты адресованы трансцендентным существам. Боги обнаруживают свою трансцендентность в сверхъестественных явлениях (чудесах) и в судах божьих между соперничающими сторонами. Этими чудесами и судами, дающими чудесную победу одной из сторон, боги отвечают на трансцендирующие акты своих поклонников. Историческое христианство, адаптированное к языческой среде, и создавшее культ, также приписывает себе чудеса и суды божьи в соперничестве с другими верами, - ради того, чтобы быть похожей на религию и этим привлекать язычников. Но изначальное, чистое христианство принципиально позитивно и человечно. "Хочешь послужить Мне - послужи ближнему" - говорит Учитель. И: "кто видел брата, видел Меня". Это означает, что нет никакого трансцендирующего акта, направленного через головы ближних к сверхчеловеческому богу. Все акты служения направлены на ближнего. Соответственно, и все ответы христианского бога на эти акты идут через ближнего. У христиан, в отличие от тех же иудеев, нет внечелдовеческого безличного поля чудесных явлений в виде горящих кустов, говорящих ослов, громов, молний, небесной серы, потопов, трусов, затмений и т.п. Сверхъестественные суды, как поле богоявления, также устранено из христианства строгим запретом соперничества: "пойди, прежде примирись с ближним твоим...". Отсюда, присутствие Бога в служении христиан обнаруживается единственным образом - любовью. И только в христианском богословии Бог есть Любовь. Эта формула отнюдь не отсылает к богам любви язычников - Каме, Амуру, Афродите, Инанне.... Эти божества образованы по типу местных духов-хозяев: они отвечают за отдельные потенции души человека; в данном случае за любовь. В христианстве речь идёт не о потенции души, но о Духе Любви, как головном начале (архэ) человеческого общежития. Но Любовь - дело двоих. Поэтому любовь тоже не может служить публичной манифестацией христианства как религии, - тем более, что добрые дела свои христианин должен скрывать: избегать публичности Богоявления в Любви.
   Язычеству тоже известны манифестации божеств в конкретной личности в виде личной силы. Люди, в которых присутствие и участие богов обнаруживается в личной силе, образуют особое сословие Героев.
   Христианство в своей первоначальной проповеди, отражённой в первых Евангелиях, должно было преодолевать свою религиозную невидимость в публичных отношениях. Для этого христиане позаимствовали у народов язык личной силы, и стали говорить о манифестациях своего Бога, как о явлениях личной силы. Животворное действие Любви стали описывать на языке "силы": если бы видели, какие силы были там явлены, то уверовали бы.... И, поскольку то были дела Любви, они обнаруживались не в публичном пространстве, а в лицах. Отсюда явления христианской силы состоят в изгнании духов из конкретного лица, излечении конкретного лица, оживлении конкретного лица. Единственное публичное обнаружение христианской силы - это властность проповеди: "говорил, как власть имеющий" и "взяв бич, изгнал торговцев из храма".
   Тем не менее, все описанные в Евангелиях явления Силы, включая воскрешение Лазаря, не принадлежат собственно христианству, но - только языку христианской проповеди. Ведь они (эти явления Силы) заставляют Христа Иисуса соперничать с Пифагором, Нероном, египетским богом Гором, и многим другим легендарным фигурам, которым приписаны такие же и много большие проявления личной Силы. Но Иисус не принадлежит к этому ряду героев. У него нет публичной силы, - что явно обнаружилось в его аресте и казни. Христианская проповедь, стесняющаяся религиозной невидимости христианства, оправдывается за это отсутствие силы у Христа, говоря, что если бы Иисус захотел, то войско ангелов пришло бы на помощь Ему, и что он добровольно предал себя на поругание и смерть на дереве, и т. д.
   В заключение остаётся сказать, что чистое христианство никак не обнаруживает себя в качестве религии, и, если бы сами христиане не объявили себя адептами религии, то никто никогда не смог бы идентифицировать христиан как людей религиозных. Так же и в политическом аспекте, - несмотря на трансцендентную монархию в сердцах христиан, публично христиане суть совершенные анархисты. Признание ими власти и соблюдение законов не должно никого обманывать в этом смысле. "Нет власти, аще не от Бога". Эта фраза читается двояко. Как вы её прочтёте - в контексте покорности или в контексте анархии?
   Лучше всего сказал об этом Ибн Араби:
   "Я следую религии Любви, и какой бы путь не избрали верблюды Любви, такова моя религия, моя вера".
  
   ХРИСТИАНСТВО - ЭТО СЫНОВСТВО
  
   Христианство есть реальное Сыновство, неотделимое от практического умения и желания "ходить в сыновьях", или "быть с Отцом". Поэтому сиротство современного человека, оборачивающееся нехваткой практического навыка сыновства, есть главная помеха распространению христианского жития в современном мире. Невозможно, ведь,  Усыновиться, не умея быть сыном вообще; не ощущая бытийной разницы между присутствием и отсутствием Отца, например....
   И когда в умной реальности одинокого делания внезапно обнаруживается Семья....
   Об этом хорошо сказал Башляр:
   "Порой я замечаю с удивленьем,
   Что порог для меня -- геометрическое место
   Приходов и уходов
   В Доме Отца...".
   И это при масштабах, которых достиг в христианстве культ Матери.... Казалось бы, где мать, там и отец - семья! И хотя сыновство отличается в отношении к матери и в отношении к отцу, обнаружение себя в доме отца не должно вызывать удивления, если речь не идет о сиротстве....
   Что же может это удивление значить? Только одно - что в культе Божьей Матери я не воспринимаю Деву Марию как свою мать, супругу отца, - чье присутствие органично моему сыновству и неотделимо от него, так же как присутствие отца.
   То есть, в массовом культе Мария существует, скорее, как Мать-Земля, Деметра, или Кибела, матерь богов и всего космоса.
   С этим культом в имени Марии совмещен культ девственницы Весты - хранительницы Огня Жизни. Поэтому у нас существует устойчивое сочетание "Дева Мария", но нет устойчивого сочетания "Мать Мария", но мы используем словосочетание "Божья Мать". В каковом сочетании - как мы убедились - слово "Мать" мы не прочитываем как "моя мать".
  
   ХРИСТОС - ШАХИД?
  
   О Христе популярное богословие говорит, что он якобы принес себя в жертву за всех нас, за все человечество; или, что Христос Иисус столь беззаветно был предан Богу, что когда Бог так возлюбил мир, что решил принести Христа в жертву ради мира, то Иисус Назорей с готовностью согласился, и т.п.
   Нетрудно заметить, что в описании выше цитированных богословов террорист-бомбист, жертвующий жизнью, взрывающий себя, чтобы манифестировать этим свою предельную озабоченность судьбами мира или свою преданность Богу, имеет ту же ментальность, что и Христос Иисус.
   Так что же, между террористом шахидом и Христом нет никакой разницы?
   В глазах иудейских властей Иисус, несомненно, был террористом: он хотел взорвать храм. Этот теракт был успешно предотвращен первосвященником Каиафой и преступник был наказан с помощью римского прокуратора Пилата.
   "Террорист" из Галилеи намеревался разрушить храм ради блага еврейского народа и, будучи мучим и казнен, мог думать о себе как о жертве, принесенной за народ. Так думал первосвященник, который решил принести в жертву Галилеянина, говоря: пусть лучше один человек умрет, чем весь народ погибнет. Разница лишь в том, что террорист ради народа хотел разрушить храм, а первосвященник, также ради народа, хотел сохранить храм. В концепции жертвы они сошлись.
   Отсюда видно, что богословы, интерпретирующие жертву Христа как жертву за народ, или за человечество, фактически стоят на позиции первосвященника Каиафы и оглашают его понимание жертвоприношения Христа.
   Феноменально такое политическое жертвоприношение имело место. Но за этой видимостью прячется совсем другая реальность и другая Жертва, лежащая в основании христианской веры. Чтобы приблизиться к пониманию этой Жертвы нужно отвлечься от интерпретаций Каиафы, и обратиться к ментальности самого Иисуса из Назарета.
   Ясно, во-первых, что слова Христа Иисуса о разрушении храмы были не декларацией о намерении, а пророчеством, поэтому обвинение в терроризме было облыжным. Если бы Иисус был признан, хотя бы как пророк, отношение к его словам могло быть иным.
   Второе, и главное - его жертва имела совсем иную нравственную физиономию, нежели политическая жертва за народ, подобная тому самопожертвованию, которым отличались русские народовольцы.
   В противность Каиафе и помянутым богословам, Иисус не болел душой за народ: он болел за конкретных людей, братьев своих, друзей и ближних. Он никогда не говорил, будто нет большей жертвы, чем жертва за народ; нет, он говорил, что нет большей жертвы, нежели, если кто отдаст душу свою за друга своего.
   Согласимся, что это иная мораль, нежели мораль политической ответственности власть имущих за народ. Видевшие Его свидетельствуют, что Иисус говорил "как власть имеющий", и мы понимаем, что он говорил как судья, выносящий вердикты, но Его суд был о другом законе, нежели тот, которым руководились политические власти. Потому Сам свидетельствовал о себе в суде Пилата, что его власть - не от мира сего, то есть не секулярная, а сакральная.
   Жертва за друга это жертва любви. Значит закон, о котором суд Христа, есть закон Любви, и власть сего суда тогда лишь действенна, когда в душах жива любовь, и только в том случае сакральна, если Бог есть Любовь.
   Апостолы и Евангелисты свидетельствуют нам, что Иисус из Назарета не ограничился только декларацией о величии жертвы любви, но что сам принес эту жертву любви ради друга своего Иуды из Кариоты.
   Он ведь мог уйти, будучи предупрежден, избежать поимки, но оставался до конца, до последней минуты давая Иуде возможность остановиться, обратиться и не совершить предательства. Увидев стражу первосвященника, Иисус с учениками могли бы отбиться мечами, однако Он остановил Петра и иже с ним, чтобы Иуда не укрылся бы от последнего выбора за суматохой схватки. Иисус дал возможность Иуде пройти весь путь искушения, чтобы не отнять у него возможности обратиться хотя бы на самом последнем шаге.
   Это могла сделать только Любовь. Иисус ведь понимал, что если он останется в Гефсимании, то попадет в жернова иудео-римской политической мельницы, по совершенно беспочвенному обвинению, и станет, фактически, нелепой случайной жертвой. Случайность этой жертвы подчеркнута обращением Пилата к толпе как игральной машине с вопросом, кого из трех преступников отпустить.
   Разумеется, сознание Иисуса возмущалось нелепостью и бессмысленностью такой гибели. Поэтому он просил Отца, чтобы нес чашу сию мимо него. Также он пытался оправдаться в суде Пилата, что ему практически удалось, и только фанатизм толпы и политические расчеты Каиафы помешали ему избежать казни.
   Казнь, однако, была весьма вероятна, и он пошел на возможную казнь ради спасения души друга своего Иуды.
   Этим он дал земной образ Любви Отца, который велел Иисусу идти на смерть, потому что хотел, чтобы в этой земной смерти Сын Его Иисус родился бы на Небесах и занял престол царя Небесного.
   Такова была Любовь Отца к Сыну, которую Иисус не мог понять вполне, но доверяя Отцу, он укрепился в своем решении не отнимать у друга Иуды ни малейшей возможности спастись от вечной погибели.
  
   "Ц"
   ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ
  
   При словах "царство небесное" в уме нашем тут же срабатывает фигуративное топологическое противостояние земли и неба, которое мы наблюдаем на живописных полотнах эпохи "кватроченто". Это противостояние отвечает символической вертикали "верха" и "низа" в нравственном нашем сознании, как различении "высоких" и "низких" поступков. В случае светской морали "высота" есть верх общественного уважения, а "низина" - край общественного презрения.
   В случае религиозной морали, внизу мы представляем себе "Ад", или огненные глубины земли, открывающиеся жерлами вулканов, в которые сбрасывали преступников, а вверху, в заоблачной лазури, мы представляем себе некую блаженную обитель святых, удостоенных посмертного вознесения и переселения на эфирное небо - в город блаженных, Небесный Иерусалим, которым правит вознесшийся первым на Небо Христос Иисус, ныне Царь этого небесного Города.
   Его Царству противостоит, - в парадигме контроверсной вертикали, - царство земное, в котором правит царь земной. Все люди при жизни живут в царстве земном, но после смерти имеют шанс переселиться в Царство Небесное.
   Таковы распространенные вульгарные представления, связанные со словосочетанием "царство небесное".
   Вот что пишет, например, философ Палингениус в своем трактате "Zodiacus Vitae", вышедшем в Венеции в 1534 году:
   "Земля есть последнее из пристанищ, хотя и вполне благоприятное для людей и тварей.... Там - царство мрака, ибо под облаками царит неизбывная ночь в сравнении с ослепительным светом того вечного Сияния, что расположено выше.... Тот простор, что выше облаков, есть счастливое и спокойное Небо. Там царит вечный Мир, там блещет свет наияснейшего дня, там расположена Царственная обитель Богов, невидимая нашему плотскому взору".
  
   Известно, однако, что за облаками нет никакого "Неба". Как говорили, Гагарин летал, бога не видал! Так же и самые глубокие шахты не обнаружили под землей никакого Ада. Поэтому вся эта атмосферная вертикаль, запечатленная в полотнах живописцев, есть не более чем проекция духовно-нравственной "вертикали" персональной экзистенции на видимое физическое пространство. Вместе с тем, нравственность не есть индивидуальное качество: это модус общения людей в мире (= обществе); и царство есть способ поддержания мира - в обоих смыслах слова: как общества и как мира между людьми.
   Таким образом, царство - это форма бытия человеческого. Оно не зависит от места. Царство может быть на Земле, на Луне, на Марсе, - везде, где поселятся люди. Мы можем называть его космическим, марсовым или лунным, но все равно это будет земное царство.
   Так что же тогда? - небесное царство это царство мистическое, трансцендентное?
   Для кого как.... Христианство, однако, отвергает мистику и трансцендентность, оставляя их язычеству. В христианстве - Бог это Человек; и Он обитает вместе с нами, на "грешной земле". В этом принципиальное отличие христианство от всех предшествующих религий. Без него нет христианства!
   - Так, значит, нет никакого царствия небесного?
   - Отдельного от земли, заоблачного, - нет.
   - Что же, в таком случае, означают слова: "царствие небесное"?
   - Они означают, что нами, живущими на земле, правит "Небо". И царство наше называется "небесным" в силу этого правления.
   Небесная община, или мир, или город, или царство существует здесь, на земле, среди нас. И царь этого города - Христос Иисус. Каждый из нас живет, либо в земном, либо в небесном городе, - смотря по тому, кто нами правит. Всякий раз, когда ты подчиняешься Царю небесному, ты оказываешься в Его городе; и для этого не нужно возноситься в заоблачную высь.
   Ни в какой форме! И менее всего в форме ухода от мира. Напротив, нужно стать полностью мирским, в уподобление плотнику Иисусу из Назарета. Нужно перестать смотреть в небо, и обратить взор свой на братьев, друзей и товарищей, которых Иисус призвал любить.
   "Любите друг друга!" - сказал Иисус. Он ведь не сказал: поднимайтесь в небо, стройте каждый свою лестницу Иакова и взбирайтесь по ней вверх к Отцу в Рай, спасаясь от грешной земли! Почему!? Разве он не пришел спасти нас, возвратить в потерянный Рай?
   Да потому, что врата в Рай открываются только в любви к другу своему. И только в ближнем твоем открывается Царь. Устами любящего друга говорит Он к тебе, и ушами любящего слышишь Его ты.
   Мир любви, возвещаемый Иисусом, отрицает мир ненависти, в котором брат убивает брата: Каин убивает Авеля. Он убивает его потому, что съел плод Древа познания добра и зла и узнал, что брат его - злой, и за это его нужно убить, уничтожив таким образом зло на земле.
   Именно эту историю имеет в виду Иисус, когда говорит нам: не судите о добром и злом; или не ешьте плодов Древа познания доброго и лукавого. Не судите, чтобы и вас не осудили и не убили, как злого. Этим воздержанием от суда Иисус несет миру мир, вместо войны со злом.
   Без него невозможна любовь: значит, невозможно и откровение Царя в ближнем. А без последнего невозможен и переход в Царство Небесное.
   Не случайно ведь православный храм изображает собой Вселенную, или Землю, накрытую куполом Небес. Значит, входя в храм, мы оказываемся не в тайном, изолированном от мира святилище, а в том самом мире, в котором живем, но прочитанном и понятом как храм, или место встречи с Богом.
   Итак, мы встречаемся с Богом не в трансцендентных укрытиях, но там, где обитаем. А обитаем мы, в первую очередь, среди людей, друзей и ближних своих. Не случайно ведь греческое слово "космос" означает отнюдь не межпланетное пространство, но - общину, мир, общность, живущую общением. И слово "космический" означает "мирской". Значит, именно в миру, в общении с ближними происходит наша встреча с Богом Иисусом.... Который есть человек, а не атмосферное явление: человек от мира сего; даже не священник, но - обычный плотник.
   Таким образом, христианство, в отличие от языческих верований, не уводит нас в беспредельность, но замыкает в миру, с его законом, моралью и любовью.
   Напротив, безбожники Нового Времени жаждут разомкнуть мир Божий, который видится им темницей, и устремить нас за горизонт, в бесконечность, - силой разума, взамен силы любви.
   Вот что пишет родоначальник Нового Времени, сожженный на костре инквизиции еретик Джордано Бруно:
   "Эта сила разума, всегда полная желания и способности преумножать пространство пространством, объем объемом, единицу единицей, число числом... эта наука выпускает нас из-под замка наитеснейшего из царств и ведет в царство широчайшее; избавляет нас от нищеты и скудости воображения и вручает нам неисчислимые богатства колоссального пространства, этой изобильной области, равновеликой множеству ослепительных миров; наука, что запрещает горизонту, который наш глаз прочерчивает на земле, а наше воображение рисует в воздушном эфире, держать наш дух под надзором Плутона и во власти Юпитера".
   Последние слова разоблачают мотивы соблазненного - уйти из под власти Бога в беспредельность фантазий и порождаемых ими желаний.
  
   ЦЕЛЬ ФИЛОСОФИИ
  
   Стремление Нового Времени освободиться от метафизики, онтологии и схоластики привело к ограничению новой философии гносеологией. Это особенно заметно на примере Гуссерля, который прорывается назад к метафизике и онтологии, но через гносеологию, на почве картезианской пограничной трансцендирующей формулы, связывающей познание и существование: постигаю значит существую. Его ученик, Мерло Понти, идущий по пути новой онтологии дальше своего учителя, тем не менее, не может освободиться от гносеологического подхода. Главный философский вопрос в его формулировке звучит: что я доподлинно знаю. И только Эммануэль Левинас по-настоящему выводит феноменологию за пределы гносеологии: в область со-бытия, встречи и общения с другом.
   В связи с этим не полностью смытым родовым пятном новой философии, как гносеологии, уместно спросить себя, а какова же цель и задача философа? Мерло Понти говорит, что философ всегда движется от незнания к знанию, и от знания к незнанию. То есть, опять знание. Между тем, философ во все времена отличался поиском истины. В Новое Время эту истину стали трактовать, как истину знания, тогда как изначально истина знания служебна по отношении к истине существования, как главной цели. Поэтому в истинной логике мы должны идти от бытия к знанию, а не от знания к бытию. То есть обернуть формулу Декарта: существую, значит познаю; вместо, познаю значит существую.
   Более конкретно это движение может выглядеть как: от пребывания в Суде Божьем (истины существования) к истинному суждению о сущем (истине знания).
   Ошибка Адама в том и заключалась, что он решил двигаться через знание к бытию с Богом, вместо того, чтобы из пребывания с Богом получить знание.
  
   "Ч"
  
   ЧЕЛОВЕК - ПОДОБИЕ БОЖИЕ
  
   Если разберем человека по составам, то главный состав человека есть Зеркало, в котором отражается Бог - через это зеркало человек есть образ Бога. Потому говорим, что человек стоит (ходит) пред Богом, имея в виду сказанное зеркало, чтобы Бог отразился в человеке. Иными словами, человек - зеркало Бога, и потому - всегда пред Ним.
   Мы выделяем из составов Зеркало, потому что не во всех составах своих человек есть образ Божий - иначе не имело бы места ПРЕОБРАЖЕНИЕ человека в Бозе.
   Нет нужды доказывать, что Зеркало - главный состав человека, в плане Жизни. Именно в Зеркале надежда человека на воскресение (будь то в Роде своем, или в Раю), ибо ничего другого нет в человеке от Бога, и, значит, от Жизни.
   Где же размещено Зеркало Бога? В руке, в ноге, голове...? Ответ заранее ясен: единственный состав человека, могущий быть зеркалом, это душа. Как лицо - зеркало души, так душа - Зеркало Бога.
   Однако душа человеческая сама многосоставна, и не вся целиком отражает Бога, потому из всей души мы выделяем волю. Ведь именно волей обнаруживает человек присутствие Бога - когда знает и исполняет Волю Божью. Отсюда, слова "ходит пред Богом" относим к праведнику (Еноху, например). И хотя всякая душа человеческая есть зеркало Бога, но не всегда зеркало это чисто - не замутнено, не замазано грязью самовольства.
   Воля человека должна отражать Волю Бога, если она чиста, то есть свободна от самовольства. При этом мы говорим о реальной Воле Божьей отраженной в душе, а не о внешних предписаниях авторитетов, которые важны в стадии детства.
   С зеркальной волей (отображающей Волю) неразрывно связана совесть, которая есть СО-ВЕСТЬ, или СО-ЗНАНИЕ. Что означает совместное с Богом знание должного и недолжного, доброго и злого, прямого и лукавого.
   Автономное, независимое от Бога знание добра и зла (просто "весть", а не "со-весть") и независимая от Бога воля не зря изображаются Змеем, ибо скользко то знание и извивиста воля.
   Посему, други мои, призывают нас отцы святые: очистите Зеркало своё! Хочет Бог смотреть в человека-зеркало и лицезреть отражение Свое. Нам нужно найти себя-зеркало и стать пред Богом.
   Зеркало - главное достояние человека, ценнейшее его сокровище. Именно благодаря Зеркалу мы - человеки. Ведь только образ Божий называется ЧЕЛОВЕК, а иные суть бесы и сатаны проклятые от века. И только в Зеркале можем надеяться перейти порог смерти, ибо вечен Бог и зеркало своё пред Собой имеет всегда. Если зеркало сохранится, подставка для него из плоти и крови найдется.
  
   ЧЕЛОВЕК КАК БОГОЯВЛЕНИЕ. СХОЛАСТИЧЕСКАЯ ШТУДИЯ
  
   На протяжении Священной истории Бог различно являлся людям. Большей частью во сне, как это было, например, с Иаковом. Иной раз - гласом из горящего куста, или из облака. Или тенью человека, прошедшего мимо Моисея по склону горы, или в лице гостей, - как то случилось с Лотом. Но все эти явления должны почитаться неполными - в них не являлась полнота божества. И только в Богоявлении на Иордане, запечатленном в картине художника Иванова "Явление Христа народу", Бог явился в полноте. И этот Феномен Бога есть человек, конкретное лицо, в полноте человеческого естества. Сей Человек, Иисус из Назарета, - о котором свидетельствовал Пилат, как о ЧЕЛОВЕКЕ, которого Диоген искал днём с огнём и не мог найти во всей Элладе, - есть истинно сущий, или Истина человека. Таким образом, феноменология Бога = онтология человека.
   Основываясь на этом догмате, мы можем заключить, что истинствовать, исполниться и жить для человека означает быть явлением Бога. Или, Богоявление есть способ бытия человека, как он есть для нас. Говорю: "для нас", поскольку явление обращено вовне: сущность является кому-то. Через это мы открываем отношение божества и человечества в едином Богочеловеке: Человек являет Бога. Указанное отношение, конечно, не исчерпывает Истины, но является лишь её модусом. Тем не менее, Богоявление это модус полной (= совершенной) Истины и Жизни.
   Напротив, человек, о котором нельзя утверждать, что он - явление Бога, есть человек несовершенный, не истинный и не живой. Таковых обличал Христос, как лживых и мёртвых, называя их гробами лакированными, в которых за обманчивой блестящей внешностью - тление и мёртвые кости. О них же сказал Учитель: "мёртвые не живы, а живые не умрут".
   Кто же суть несовершенные и неистинные и неживые люди? Они суть образы и созидатели образов. Посему, если о втором, совершенном Адаме говорится, что он есть Феномен Бога в полноте божества и человечества, то о первом, несовершенном Адаме говорится, что он есть образ Бога в ущербности божества и человечества.
   Среди детей первого Адама рождается второй Адам. Отсюда заключаем, что бытие образом Бога заключает в себе потенцию истинного бытия - Богоявления. Отсюда заключаем, что бытие образом Божьим есть путь к Жизни. Оттого Христос Иисус сказал о Себе: Аз есмь Путь, - ибо подражание Христу есть путь христианина. Бытие же любым другим образом (не образом Бога) не только есть неистинное, но абсолютно гибельное и тёмное, поскольку не заключает в себе потенции выхода к Свету и Жизни.
  
   ЧТО ДЕЛАЕТ ПРАВО ПОИСТИНЕ ПРАВО?
  
   "Возвышен Яхве Цебаот в суде, и священен в правосудии святой Бог!" (Из "Кадош атта").
   Иисус, в качестве царя вечного города, даёт универсальное основание Праву, не зависящее от политических, культурных и исторических случайностей, очищенное от произвола строителей городов, детей Каина. Он выступает судьёй и законодателем. Его решение, может показаться несправедливым, в свете Разума уравновешивающего чаши весов, но они справедливы в высшей степени понимания этого слова, поскольку они искупительны: избавляют от смерти, дают жизнь, через выкуп человека из вечного наказания за грех Адама.
   Что до равновесного Моисеева права, в котором око за око и зуб за зуб, то оно отвергнуто Иисусом, - о чём Он ясно сказал в Нагорной проповеди. Почему же отвергнуто? Потому что не выкупает и не избавляет. Сказано об этом праве в посланиях Павла: "закон не спасает". А раз не спасает, то и общество не может устроить совершенно, поскольку не престают грех и зло, и беззаконие, и убийство.
   "Возвышен Яхве Цебаот в суде, и священен в правосудии святой Бог!" (Из "Кадош атта").
   Разумеется, евреи понимали это, прежде всего, как превосходное положение своего Бога в совете богов, суд которых мог быть благоприятен для Израиля, - благодаря этому положению Яхве в собрании богов. Но, помимо этого политического, есть ещё одни аспект возвышения Бога в суде - гуманистический, более близкий человеку: в суде, выносимом по спору между тобой и ближним твоим, возвышен неслышимо глас Божий, износящий свой Суд, - который истинен.
   Блажен тот, кто может слышать глас Божий в суде, выносящий единственно праведное решение, - он общается с Судьёй, сын Отца своего.
   Сирота, растущий без Отца, ищущий Отца тоже не безнадежен: он имеет Мать; через Неё получает суд Божий в виде чувства правоты (или неправоты). В религиозно нейтральном (светском) дискурсе это чувство зовётся совестью.
   Любопытно, что в феноменологии религиозного чувства, развёрнутой Рудольфом Отто, не нашлось места чувству правоты. Между тем, для христианина это самое важное чувство. И самое важное сознание - сознание правоты. Без утверждения воли в правде Божией (правоты в Суде) невозможно противостоять суду мира, как это делал Иисус и последующие за Ним. Значит, невозможно исполнить Закон, нарушаемый со времён первого Адама; и, значит, нельзя избыть первородного греха и избавиться от смерти.
   Разве не так?
  
   ЧТО ТАКОЕ ДЕМОКРАТИЯ?
  
   Демократия, или, буквально, власть Народа ближайшим образом, в прямом смысле слова, означает, что магистраты, управляющие общественной жизнью и общими средствами, назначаются, или поставляются на свои посты народом. Притом, вовсе необязательно эти властные мужи (или жены) берутся из народной среды. Это могут быть нобили или даже приглашенные иноземцы, как это было, например, в вольном городе Новгороде. Также народ может осуществлять власть не прямым назначением магистратов, но учреждением неких коллегий или советов, или собраний, на регулярной основе, которые ставили бы перед магистратами задачи, налагали ограничения, вырабатывали и утверждали правила действия магистратур. Так, например, власть может осуществлять король со своей администрацией из обязанных ему лиц, но народные советы, коллегии, собрания, образующие совместно "генеральные штаты" могут направлять короля, ограничивать его, финансировать его, определять правила действия - и это демократия.
   Учреждение народом подобных коллегий означает, что народ считает данные коллегии выразителями его интересов, признает и одобряет правила призыва лиц в эти коллегии, и отзыва их.
   Исходя из сказанного, можем видеть теперь, что такое народ.
   Народ есть политическое тело, способное быть таковым, то есть способное к самоорганизации. Иными словами, народ суть связанные общностями быта люди, способные организоваться, - сиречь, стать политическим телом и быть им. Притом, лица, составляющие народ, не обязательно равны. Обязательно, что они - ЛИЦА. То есть, дети не освободившиеся из под опеки родителей, рабы (говорящие орудия), лишенные личных прав за преступления, умалишенные, пришлые люди, и т.п. субъекты, не являющиеся лицами публично-правовых отношений, не входят в состав народа - или, правильнее сказать, демоса, поскольку русское слово "народ" имеет не политический, а скорее демографический смысл.
  
   Отсюда заключаем, что основной предпосылкой возникновения и существования демократии является способность человеческого коллектива к самоорганизации.
   В свою очередь эта способность раскрывается, ближайшим образом как солидарность, спсобность и привычка к диалогу, желание и готовность отдельных лиц служить общим целям и интересам, согласие и готовность создать общие правила быта, жить по этим правилам и подчиняться магистратам, которым они вручили власть над городом.
   Поэтому, политические активисты, стремящиеся к безусловному и скорейшему торжеству демократии, должны спросить себя в первую очередь - а имеются ли в наличии у нас "демос", способный организоваться в политическое тело. Иными словами обнаруживаем ли мы в населении: солидарность людей, готовность жертвовать личным ради общего, понимание непременной важности правил быта, желание жить по правилам, а не по наитию, уважение к власти, проводящей правила в жизнь.
   Если этих признаков способности к самоорганизации не обнаруживается, если индивидуумы самоутверждаются не в законе, а в его нарушении, если преобладающим мотивом публичной активности служит корысть, то демократии не получится. Будет что-то другое, прикрытое демократическими институтами - что мы и видим у нас повсеместно, когда даже жилищный кооператив, или садоводческое товарищество тотчас превращается в тиранию, бизнес в мафию, предприятие в рабский эргастул, учреждение в аферу, должность в синекуру, магистратура - в криминальную банду, банк в "прачечную", и т.д., и т.п.
  
   И что же во всем этом ВЫБОРЫ? Это инструмент самоорганизации демоса, который тоже не работает, если способность к самоорганизации у населения не развита.
   Выборы - не волшебная палочка. Если они "нечестные", то не зря. Выборы в демократии могут применяться по-разному, на разных этапах формирования и возобновления политического тела. Это вовсе не обязательно всеобщие, равные, прямые и тайные выборы. Последние не обязательно хороши всегда и везде. Кто ратует обязательно за такие выборы, показывает не столько понимание демократии, сколько формальный "перфекционизм", который является часто симптомом душевного недуга, или признаком неразвитой личности.
  
   ЧТО ТАКОЕ ДЖИХАД?
  
   Война с неверными, Газават, входит в понятие Джихада. Но это, по учению Пророка, есть "малый джихад". Великий же джихад, состоит во внутренней борьбе с Иблисом в сердце своём, и также в делах достойных мужа. Родить сына - это Джихад. Посадить дерево - джихад. Построить дом - тоже джихад. Открыть фабрику и дать работу братьям по вере и людям Писания - это большой джихад. Таково учение Ислама.
  
   "Ш"
  
   ШКОЛЬНЫЙ ПРЕДМЕТ ИСТОРИЯ
  
   ЭПИГРАФ:
   Я поле битвы Бога с Сатаной.
   Свет благости и борозды страданья
   Тень вкруг огня очей
   в контрастном сочетаньи...
   Здесь складки зла с морщинками добра
  
   пересеклись... Бессонных плод ночей
   И тягостных столетий ожиданья
  
  
   ОТНОСИТЕЛЬНО ПРЕПОДАВАНИЯ В ШКОЛЕ ТАКИХ ПРЕДМЕТОВ, КАК ФИЗИКА, ХИМИЯ, МАТЕМАТИКА, МОЖЕМ УТВЕРЖДАТЬ, ЧТО ПРЕПОДАЕМ ДЕТЯМ НЕКОЕ ВВЕДЕНИЕ В СООТВЕТСТВУЮЩИЕ НАУКИ, ИЛИ ДАЖЕ ОСНОВЫ НАУК. ВОПРОС: МОЖЕМ ЛИ МЫ УТВЕРЖДАТЬ ТО ЖЕ САМОЕ ОТНОСИТЕЛЬНО ИСТОРИИ?
  
   ОТВЕТ: Скорее "нет", чем "да". Школьный предмет "история" никаким образом не знакомит учеников с исторической наукой, или наукой истории, и не служит введением в эту науку, имеющую свою методологию, или систему разыскания и верификации фактов политического прошлого. Боюсь, что даже интерпретация ученым историком найденных им фактов - в смысле объяснения необходимости появления именно их, а не других, - уже не принадлежит науке. Тем более не принадлежат науке Истории историографические сочинения, вроде "Истории государства российского", или "Истории такого-то Царства" и т.п. Это литературные сочинения, исключительно авторские, субъективные и потому не имеющие научного значения, но имеющие общественно-политическое и культурное значение.
   Ограниченность познавательной ценности историографии, ее литературность отмечены Дильтеем во "Введении в науки о духе". Он пишет:
   "Конечно, глупо было бы думать, что тот особый способ, в котором искусству историографии дано созерцать общечеловеческое в частном, есть единственная и исключительная форма, в которой только и может предстать нам эта необъятная взаимосвязь исторически-общественного мира. С другой стороны, художественное изложение всегда будет оставаться великой задачей историографии".
   Отсюда следует, что историографические сочинения должны быть отнесены, скорее, к литературе, и соответственно изучаться в курсе национальной или общемировой литературы. Истории же, в строгом смысле слова, как геометрии, например, в общеобразовательной школе быть не может, в силу высокой специфичности этой области, требующей подготовки, далеко выходящей за пожелания средней школы. Ведь не преподаем же мы правоведение, например.
  
   Что же, в таком случае, мы преподаем в школе под именем "истории"? Ответ: как минимум, фрагментарную и сильно конспективную историографию, невысокого литературного достоинства; как максимум - партийную политическую идеологию. И то, и другое - крайне низкого качества, уже в силу малого учебного времени, большого объема материала и слабой мотивированности учащихся на изучение его.
   Поскольку школьная история - не наука (не геометрия Эвклида, не закон Ньютона, не периодическая система элементов), и не имеет ориентира, заключенного в науке, то каков ее ориентир? Познавательный ориентир, в силу вышесказанного, является ложным, поскольку, кроме голой хронологии никакого знания, в точном смысле слова, предмет история не несет. Каков же подлинный ориентир этого предмета, скрываемый под рясой псевдонауки? Чисто педагогический, или воспитательный: указующий на становление подростка, на формирование его "Я", самоидентификации и т.д. (психология личности сможет здесь добавить).
   Это значит, в преподавании этого предмета мы должны ориентироваться исключительно на подростка. Если таблица умножения безжалостна к школьнику, и требует тупого заучивания; также теоремы Эвклида нельзя изменить в угоду ученику; то история - дело совсем другое. Она должна служить формирующейся личности: СПОСОБСТВОВАТЬ ЕЙ, но не травмировать и не препятствовать развитию (нормальной социализации, в частности).
  
   В результате изучения "истории" у подростка должно сформироваться позитивное отношение к себе, своим близким, к обществу в целом. Любые другие результаты - контрпродуктивны и душевно болезненны.
   В любом устоявшемся обществе дело обстоит именно так. Школьная история нации и мира в целом служит источником позитивных примеров доблести, добра и правды, неизменно побеждающих зло. Это и есть историческая ПРАВДА. Если бы не так, то мы не жили бы, и не изучали историю, а давно бы рассеялись и погибли.
   Всех обличителей, разгребателей грязи, обнажателей язв, носителей исключительной правды о политическом прошлом: всех ангажированых партийных идеологов и публицистов-нигилистов лучше удалить из школы, как неспособных к педагогической деятельности. И хорошо бы, чтобы родители занялись этим, вооруженные любовью к своим чадам. и не позволяли просвещать детей в парадигме "мамаша - проститутка, а папаша ваш - алкаш". Ведь эта парадигма приводит лишь к хронической депрессии. Кому нужна эта "правда"? Пусть интеллигенция тешит ею свою больную совесть. а детей оставит в покое.
   Вам, Господа преобразователи мира, носители примитивного верования в обличение зла, как средства к его якобы не повторению в будущем, предлагаю - сядьте за изучение истории и увидьте: зло было, есть и будет, и обличения зла были, есть и будут. Но добро всегда сильнее, и главнее, именно оно определяет историю. Дети могут узнавать зло, только как побеждаемого противника добра, но никак не в качестве историо-образующего принципа.
   Посмотрите на эпоху Возрождения. Это ужасное время: падение нравов, чума, разбой, война, нигилизм, гедонизм, ложь, измена, инквизиция и проч. Почитайте Леонардо да Винчи, чтобы узнать сколь омерзительна была городская жизнь тогда. Но мы смотрим на эту эпоху сквозь образцы высокого искусства Возрождения. И правильно делаем.
   Сколь ужасно было время становления Московского царства под татарским игом! Но мы видим это время через призму творений Андрея Рублева. И правильно делаем. Или время Петра великого... etcetera, etcetera.
   Одни и те же мастера изготовляли печатный станок и орудия пыток. Что мы продемонстрируем детям? Орудия пыток? Скажем, что вот она "правда"! Нет, покажите печатный станок - это и есть правда, а о пытках совсем не обязательно знать детям.
  
   И кто сказал, что добро заключено в обличителях зла? Разве Рим своим величием обязан Светонию Транквилу, обличившему пороки первых императоров с узкопартийной позиции, и этим создавшему неверную историческую перспективу на многие века?
   Или Царство Московское обязано своим существованием перебежчику Андрею Курбскому, лаявшему на царя Ивана "из-за бугра"?
   Добро и зло заключено в самом царе Иване. Также как, в случае Рима, в самих императорах, и всех римлянах. И добро преобладает над злом внутри каждого действующего агента истории, а не так, что в злых правителях - все зло, а все добро - в их обличителях.
   Всяк волен держаться этого примитивного воззрения, но не стоит преподавать его в школе и выдавать лай обличителей за историческую "правду".
  
   Наконец, что есть Правда? Это Суд. И я спрашиваю: а судьи кто? Полуобразованные инфантилы, ложно носящие имя интеллигенции? Невозможно судить людей других эпох, превосходящих нас по деяниям и одеяниям. Такие суды - проявление хамства, самой характерной черты новейшего времени. Нужно уважать, и пытаться понять.
   Все люди прошлого - наши родители, в широком смысле слова. Уважение к ним - неустранимое условие здравой общественной жизни. Этому уважению нужно учить детей. Такова задача школьного предмета "история", раз уж этот предмет существует.
   Но лучше вообще отнести историю к литературе, и давать читать лучшие образцы историографии, как произведения литературы, не претендующие на статут судебных решений по делам предков.
  
   P.S. Мартин Хайдеггер пишет в "Бытии и Времени":
   "Возможность и структуру исторической истины должно излагать, исходя из подлинной отворенности ("правды") историчного существования".
   Сказанное Хайдеггером представляется весьма примечательным, в свете непрекращающихся споров об исторической правде. Согласно этому герменевтическому подходу, ставящему в Начало личность, кем и в чьем мире совершается историческое событие, правда истории есть правда этой личности. И только ее суд, ее правда справедлива, а не наши коньюнктурные партийные суждения со своей удаленной колокольни. Не нужно доказывать, сколь важно это положение для справедливого, выявляющего правду отношения к Российской и Советской истории - где все судят и рядят, но никто не интересуется правдой людей, собственно вершивших эту историю.
   Герменевтический подход Хайдеггера кратко суммируется известным новозаветным высказыванием: "Дух судит обо всем, Духа же не судит никто никогда".
  
   "Э"
  
   ЭВОЛЮЦИОНИЗМ ГЕРБЕРТА СПЕНСЕРА
  
   Дарвинисты от социологии сформировали в части образованной публики ложное мнение о том, будто идея эволюции человечества была заимствована социологией у Дарвина. Этому впечатлению способствовало выдвижение некоторыми социологами конфликта интересов и борьбы за выживание в виде главных факторов эволюции, а также возведение экономическими либералами рыночной конкуренции к видовому и внутривидовому соперничеству в дикой природе; часто подававшими это сближение "под соусом" просвещенческого возврата к "естественному человеку".
   "Этой группе объяснений - пишет Ежи Шацкий, - лучше всего, видимо, подходит определение "социальный дарвинизм": не потому, что все они обязательно соглашались с теорией Дарвина, но потому, что чаще всего здесь использовались взятые из нее понятия (борьба за существование, естественный отбор и так далее), а также потому, что сам Дарвин склонялся к подобным объяснениям тогда, когда прямо высказывался о социальной эволюции".
   Это не означает, однако, будто сама идея общественной эволюции была заимствована у Чарльза Дарвина. По свидетельству Ежи Шацкого, "самые важные концепции социальной эволюции возникли раньше, чем теория эволюции Дарвина; они имели свои истоки в мысли XVIII и первой половины XIX века; и, прежде всего, в просветительской теории общественного развития (и прогресса)".
   "Само слово "эволюция" достаточно часто использовал Огюст Конт, в то время как в первых пяти изданиях главного произведения Дарвина оно вообще отсутствовало".
   Установлено, что "непосредственное влияние Дарвина на социальные науки было ограничено, в то время как интерес к проблематике развития общества был в XIX веке практически повсеместным и ему были подвержены многие мыслители". Одновременно, "многие социальные теоретики-эволюционисты ясно обозначали свою независимость от Дарвина и действительно имели с ним мало общего", - пишет Ежи Шацкий в своей "Истории социологической мысли. Том 1".
   Но даже если бы мы возжелали стать завзятыми дарвинистами и соединить в одном непрерывном процессе развития биологическую эволюцию - как она представлена в "Происхождении видов", - и развитие человека; мы столкнулись бы с нестыковкой двух помянутых "прогрессов".
   В развитии человека Эволюция как будто сохранила свою натуралистичность - по-прежнему осуществляясь в смене поколений. Ведь человек смертен - сколь бы не развился отдельный человеческий индивидуум на протяжении своей жизни, все его способности умрут вместе с ним; и потому эволюционные изменения мы фиксируем в последовательных, сменяющих одно другое поколениях людей.
   Благодаря этому, принцип отбора тех, кто продолжит род человеческий, как будто сохраняет силу. Девушки выбирают лучших! Всё так. Но за этой логически сглаженной внешностью сшивка двух эволюций обнаруживает разрыв! А именно, у людей отбор оказывается НЕЕСТЕСТВЕННЫМ....
   Эта неестественность "естественно" связана с обществом как совместно творимым артефактом, эксплуатирующим природу, но не являющимся следующей ступенью биологической эволюции. Свидетельством тому служит генотип человека - главная переменная эволюции и цель естественного отбора - сформирован в предыстории, и далее не прогрессирует, лишь деградирует.
   В природе эволюционируют, в основном организмы, особи того или другого вида: во вторую очередь - сообщества организмов.
   Человек не эволюционирует как видовая особь и организм. Соответственно, акцент развития смещается на человеческое сообщество, которое - мы знаем из истории - сохраняет изменчивость, в сравнении с неизменностью тела человека как животного.
   Это наблюдение автоматически отсылает нас к социологам-эволюционистам, интересующимся как раз эволюцией общества, безотносительно к уже законченной биологической эволюции человека, как пройденной ступени; или общественной эволюцией, называемой ими, вслед за просветителями, "прогрессом".
   К самым ранним значительным представителям этого учёного любопытства можно отнести Герберта Спенсера, который предельно обобщил концепт эволюции, с тем чтобы включить в него развитие если не всей Вселенной, то, по меньшей мере, развитие Солнечной системы, начиная от первичной планетарной туманности. По словам Шацкого, "Спенсер выделил три фазы и три вида эволюции: неорганическую, органическую и надорганическую. Ясно, что в качестве "фаз" единого процесса развития эти "эволюции" следуют друг за дружкой, и "нажитое" одной служит основанием и даже причиной (по Дж. Миллю) для следующей.
   Чтобы объединить эти фазы в единый процесс в философском умозрении, нужно абстрагироваться от их специфики и сосредоточиться на общем для них. В качестве общего набора переменных, чьё изменение можно отслеживать во всех трёх фазах, Герберт выбрал те, что характеризуют внутреннюю различённость и, одновременно, связность системы.
   Таким образом, с лёгкой руки Спенсера, критерием прогрессивного (или регрессивного) эволюционного движения стал информационный критерий ОГРАНИЗОВАННОСТИ.
   Согласно Спенсеру, критерии "высокого" и "низкого" на лествице прогресса были в основе своей одинаковыми для всего мироздания, которое меняется "от состояния неопределенной, бессвязной однородности к состоянию определенной, связной разнородности". То есть, чем дальше по пути развития, тем более сложной становится структура, а также тем больше разделяются функции. Каковое изменение мы могли бы изобразить стрелой уменьшения энтропии и возрастания информации системы. Эти изменения не обязательно постепенны и незаметны, совершаются "by insensible steps", как то утверждал Герберт, в соответствии с общими положениями эволюционизма. Теперь, в связи с достижениями квантовой теории, специально описывающей именно целости, мы можем принять и скачкообразные (разрывные) изменения организованности системы.
   Будучи воспринятыми, эти общие тезисы, однако, не дают ответа на вопрос:
   "Чем обеспечивается рост информации системы = усложнение её организованности?". Ответ зависит от выбранной модели.
   Как мыслитель индустриальной эпохи, Герберт выбрал наиболее аутентичную для своего времени модель промышленного предприятия, основанного на разделении труда как способе повышения его производительности.
   Если прогресс производства, в плане эффективности, обеспечивается производительностью труда, то чем выше степень его разделения, тем лучше для целей производства, - и тем сложнее система, в силу большего дробления функций и возрастания количества согласующих подфункции связей.
   Мы знаем, что в случае человека этого очевидного, но чисто "анатомического" критерия прогресса недостаточно. "Прогресс" человеческой общественности должен обязательно включать в себя изменение внутриобщинных связей, то есть, "физиологию".
   Однако Спенсер не рассматривает отдельно связи и их специальную эволюцию, но лишь упоминает о них, в сравнительном ключе. Так что нарастающее дробление общественного "тела" на функциональные части не сопровождается развитой концепцией связей между частями. Последнее особенно важно в виду кросс-функциональных личных связей внутри общественного целого, в котором не только органы (дополняюще один другого) связаны между собой, но все клетки могут связываться друг с другом, образуя независимые от функциональной анатомии общественного тела внутренние коммуникативные сети.
   Связность общественной системы не объясняется Спенсером по-настоящему, но лишь синтетически констатируется в самом понятии функции и функциональности каждой части расчленённого тела, поскольку всякая функция - потому и "функция", что не полна; и отсылает к общей задаче, разделённой в исполнении. Я тяну, а ты толкаешь: вместе - везём!
   Таким образом, описанию развития социальной системы у Спенсера, предшествует предположение о её органичности. И Герберт прямо говорит о "социальных организмах", уподобляя их "организмам индивидуальным" (Spencer Н. The Principles of Sociology. T.1. Part 1. ї 10.).
   Это предположение, необходимое Спенсеру для анатомического различения разных организмов (например, рака от медузы), одновременно ставит "крест" на концепции прогрессивной эволюции как усложнении системы, поскольку организм совершенен - все органы на месте, идеально прилажены друг к другу; потому эта система и называется ОРГАНИЗМОМ. Нет смысла в увеличении количества органов и размножении или дроблении соответствующих функций. Спрашивается, есть ли толк, скажем, во второй печени? Какова цель - двойной гепатит? И нужно ли осьминогу делением превращать восемь щупалец в шестнадцать, и так дробить их функции? В Природе эволюция совершается не за счёт органического усложнения особи данного вида, а за счёт появления новых видов - то есть, фактически, скачкообразно. Потомки ведь рождаются уже готовыми, и при этом другими (!): между поколениями нет постепенности; нет последовательности инфинитезимальных изменений, или "незаметных шажков", по Спенсеру.
   Герберт, по-видимому, понимает это затруднение, потому и говорит о "надорганической" эволюции. Но в чём она должна заключаться остаётся неясным. Какое содержание мы должны вложить в приставку "Над"?
   Может быть в органической теории общества, коренящейся в античности и медицине, стоит поменять местами организм и организацию, и заявить, что не общество устраивается подобно организму, а, напротив, организм является тенью Идеи "Организации"?
   Во всяком случае, по свидетельству Ежи Шацкого, отсылающего нас к Peel D. Y. Herbert Spencer, Спенсер не был наивным органицистом, он не утверждал, что общества являются организмами, а скорее, полагал, что принципы строения биологических и социальных организмов похожи.
   Быть может, дело как раз в том, что общество - не организм, а ОРГАНИЗАЦИЯ? И у него другой принцип внутренней разделенности и связности (?); и, соответственно, организационного (не органического!) развития?
   Скажем больше: возможно, так же как в случае с эволюцией, не биологический организм дал имя и понятие "организации", а напротив, общественная организованность послужила моделью для понимания и называния биологического "организма", заключённого в тело животной особи? Слишком многое говорит за то, что именно фабричное производство, идеально организованное на принципе разделения труда (= функций, или ролей), послужило моделью для собирания в одно целое данных анатомии и физиологии животного тела, и позволило под "органами" понимать не орудия, а функции автономных участников, "суб-субъектов"?
   Важно отметить, в этой связи, что в общественной организации, в отличие от биологического организма, функциональные органы клеточно не специфичны: материализация функций не простирается вглубь жизни далее поведенческого уровня. Кузнец умеет ковать и выполняет общественную функцию, но при этом сам не становится молотом. Это означает, что, благодаря орудию, функцию удалось отделить от живота, так что - в отличие от специфически функциональных органов тела, - функционалы общества имеют в руках разные орудия, но - одинаковые животные тела.
   И более того, по мнению Спенсера, необходимым для жизни является выполнение определенных функций, но не сохранение тех элементов ("клеток"), которые в отдельные моменты эти функции выполняют.
   Благодаря этой откреплённости общественной функции от тела человеческой особи, должности от личного имени, значимость биологической смены поколений в развитии общественной организации сильно ослабевает. Да, для управления орудием (= выполнения функции) необходим развитый ум, но годится, практически, любой нормальный мозг любого человека. Вместе с тем, человек, управляющий орудием, - феноменально поведенчески уже не животное; его движения неестественны.
   Управление орудием - кибернетическая задача. Информация, определяющая нужные для этого действия, получается имяреком-функционалом организации извне по каналам общения (в форме подражания, в простейшем случае), и может так же отчуждаться в поля общения: пересылаться другим людям.
   Эта информация может храниться в закодированной форме знания = записанных в памяти (запомненных) кибернетических файлов. Отсюда, значение "прогресса знания" в социальной эволюции, отмеченное Спенсером. (Spenser H. Essays Scientific, Political and Speculative. London, 1891. T. 2. P. 128-129.)
   Динамико-функциональная связность, или цельность организации - так же как органико-функциональная целость организма, - обеспечивается кибернетической информацией, поступающей из головного устройства ко всем органам. Только в организме информацию несут биоэлектрические волны, а в общественной организации - вербальные сообщения, сформированные из знаков используемого языка. Сотворение и жизнь самого языка обеспечены личным и публичным общением членов общности, или общинников. И Спенсер указывает на общественную потребность "в символической коммуникации, неизвестной биологии", но - только в плане отличия общественного "организма" от биологического. В онтологическом ключе, в качестве нового "надорганического" модуса и способа существования "символическую коммуникацию" Спенсер не рассматривает.
   При всём этом, общники, или общинники, или граждане, суть особи животного вида Homo и, значит, смертны. Уже в природе популяции высших животных не могут воспроизводиться простым физическим размножением. Им необходимо родительское и стайное воспитание потомства.
   С тем большей уверенностью мы утверждаем, что человеческое общество не может воспроизводиться естественным размножением; и даже естественным воспитанием, - в силу искусственности общества как совместно творимого артефакта. Согласно Герберту Спенсеру, когда мы занимаемся надорганической (социальной) эволюцией, мы имеем дело с определенной категорией фактов, которые не встречаются в органическом и тем более в неорганическом мире. Это, как говорит Спенсер, "все процессы и произведения, возникновение которых требует скоординированной деятельности, приводящей к результатам, находящимся с точки зрения своих масштабов и сложности, за пределами того, что достижимо для деятельности индивида". Общественный человек -- это не то же самое, что человек как представитель биологического вида.
   Потому, рождённое и взращенное физическое потомство людей - лишь материал для творческой работы самовоспроизведения общества. Таким образом, в сменяющих одно другое поколениях людей, воспроизводится не только генотип человека, но также сохраняется (передаётся) кибернетическая информация, необходимая для самовоспроизводства общества как самоорганизующейся системы, в узком смысле абстрактного эволюционизма Герберта Спенсера.
   Он сам констатирует это, когда пишет, что... "... к первоначальной природе индивидов и первоначальной природе общества, создаваемого этими индивидами, нужно добавить созданную обществом природу индивидов и созданную индивидами природу общества". (Spencer Н. The Principles of Sociology. T.1. Part. 1. ї 10).
   В более конкретном социальном контексте мы называем сохраняемую (= передаваемую) в поколениях информацию указанного созидания КУЛЬТУРОЙ сообщества. Герберт также несколько раз употреблял термин культура как обозначение чего-то, что создают исключительно люди, и одновременно такого, что является: "не менее естественным, чем все другие результаты эволюции" (Spencer Н. The Principles of Sociology. ?. 1. Part 1. ї 12).
   Так что созидательная деятельность людей и самоорганизация их в сложное производство на основе разделения труда, по Спенсеру, есть также закономерный (= естественный) плод Эволюции Мироздания, в широком контексте данного понятия. Нетрудно видеть, что мы имеем то же самое концептуальное расширение, по отношению к биологической эволюции, какое Гегель произвёл по отношению к Истории. Вопрос, что появилось раньше - гегельянское понятие Истории как единого мирового процесса; или спенсерово понятие Эволюции?
   В проекции на отдельную человеческую особь, или на индивидуума, как теперь говорят, феномен культуры часто обретает форму персонажа, роли, функции, положения в организации, etc. Весь этот культурный багаж, обнаруживаемый имяреком во внешности, поведении, одежде, речи, знаниях и так далее, формирует лицо имярека, открываемое в общении с другим лицом. Искусственность (= неестественность) лица, относительно естественного облика, можно проиллюстрировать словами английского короля Георга VI, заметившего, что не должен показывать эмоций на публике.
   Персональная вариация общечеловеческого генотипа, несомненно, участвует в формировании лица, и вносит свою лепту - позитивную или негативную. Но всё же, когда двое встречаются и создают элементарную ячейку общества, по Аристотелю, - брачную пару; в их выборе именно друг друга из многих других встречных главную роль играет не генотип партнёра, а несомый им "культурный код", говоря на современном околонаучном социологическом жаргоне. Кроме того, в конкуренции за партнёра, против положения сущего в Природе, участвуют также те, кого от естественной смерти спасла медицина.
   Потому мы и говорим о НЕЕСТЕСТВЕННОМ ОТБОРЕ как факторе эволюции человечества, ради контраста с "естественным отбором" Чарльза Дарвина.
  
   Легко заметить при этом, что выбираемое имяреком в партнёры ЛИЦО несводимо к общественной роли или функции. Соответственно, и Культура не исчерпывается кибернетической информацией общества как машины, собранной из функциональных частей. Об этом свидетельствовало сформированное самими эволюционистами понятие "пережитков", или же таких элементов культуры, которые сейчас не выполняют никакой функции.
   Наличие пережитков не уничтожало искусственности общества как утилитарной организации, но способно было поставить вопрос о культурном типе, аналогичном генотипу в Природе по его роли в воспроизведении общества, состоящего из связанных общением брачных пар как его элементов.
   В частности, ввиду заведомо ложной интерпретации Тейлором "пережитков" как "следов прошлого". Он пишет:
   "Пережитки - это те обряды, обычаи, воззрения и пр., которые, будучи в силу привычки перенесены из одной стадии культуры, которой они были свойственны, в другую, более позднюю, остаются живым свидетельством или памятником прошлого".
   Ясно, что эпитет "живые", употреблённый им, расходится с "привычкой", и, тем более, - с "памятниками". Пережитки - не памятники, и не наслаивающиеся друг на друга остатки как свидетельства прошлого, подобные геологическим породам; они суть действующие компоненты современной литургии, или культа - от которого, собственно, и происходит слово "культура". Наличие пережитков позволяет нам, таким образом, увидеть искусственность общества не только как организованного производства артефактов (и самоё себя как артефакта), но и как Литургии, - которая так же неестественна, и, к тому же, бесцельна; то есть, самоцельна и самоценна.
   Литургия тем и любопытна, что в ней практически отсутствует утилитарная функциональная различённость и дополнительность, и соответствующая структурированная связность (взаимоприлаженность) действий, вместе с кибернетической коммуникацией, управляющей этими действиями. В литургии функционально-ролевая разность участников совместного производства продукта сглаживается, и возвращается равенство - но уже не особей, а лиц, сущих в актуальной общности Культа.
   Если мы примем в рассмотрение неутилитарную нефункциональную ("пережиточную"!) коммуникацию лиц в литургии, то получим "надорганическое" связное целое, которого так не хватало Герберту для его концепции "общества". Нехватка общности, становящейся в прямом вербальном (символическом) общении индивидуумов, привела к тому, что Герберт, будучи органицистом, одновременно категорически утверждал, будто "общество является лишь обобщающим названием для определенного числа индивидов" (Spencer H. The Principles of Sociology. T. I. Part 3. Par. 212).
   "Это соединение органицизма с социологическим номинализмом было - по замечанию Ежи Шацкого, - одной из самых больших трудностей его социологической системы".
   То есть диалектика общества как целого и свободного индивидуума, являющегося целью мира и самого себя, оказалась Спенсеру не по зубам. А между тем, именно в литургии данное противоречие находит разрешение. И сама литургия институционально существует как знание и модельная пропедевтическая практика его решения.
   Что мы имеем в виду? То, что в литургии целость индивидуализируется и общность персонализуется (= олицетворяется): в имяреке воплощается Род, или Герой, или Бог. В каковом Преображении исчезает противоречие между целым и частным, общим и единоличным.
   К чести Герберта Спенсера, надо сказать, что обрядовые (ceremonial) институты он считает самой сильной формой регуляции межчеловеческих отношений (4-я часть "The Principles of Sociology").
   Роль культурного типа как решающего фактора выбора партнёра и сближения ним, с образованием устойчивой пары, позволяет элиминировать из личных отношений пары воспроизводство генотипа, сделав тем самым, отбор полностью неестественным, с выделением такого надприродного явления, как Дружба. И обогащает "элементную базу" общества (в атомарной теоретической парадигме) дружескими парами.
   "Свой взгляд на факторы социальной эволюции Спенсер подробно изложил в самом начале The Principles of Sociology, разделяя эти факторы на два вида: первичные и вторичные. К первым он причислял, с одной стороны, такие "внешние" факторы, как климат, почву, флору и фауну, а с другой стороны, такие "внутренние" факторы, как физические черты индивидов, их умственные способности, характер и тому подобное", - пишет Ежи Шацкий.
   Очевидно, что даже при всём нашем желании, если подходить к делу честно, обозначенный нами "культурный тип", выстраивающий событие выбора партнёра, не удаётся включить в число "вторичных факторов эволюции", предусмотренных Гербертом.
   Есть все основания подозревать, что моделью "эволюции" ему послужило не историческое развитие, а ПОЧКОВАНИЕ уже сформированного общества путём основания колоний на новых землях.
   И вот, если мы спросим себя, какое общество получится в результате колонизации (?), тогда наш ответ будет во многом определяться факторами, перечисленными Спенсером в качестве факторов эволюции. Но суть ли они таковы вообще?!
   Создаётся впечатление, что Герберт механически переносит классические причины различий между известными обществами на новую умозрительную сцену общественного развития, превращая эти объясняющие "причины" в якобы "факторы" эволюции.
   Между тем, формируя понятие "надорганической эволюции", соотносимой с человеческим обществом, Герберт мог бы спросить себя: а что, собственно, эволюционирует в людях, после завершения "органической эволюции", в условиях стабильного человеческого генотипа? Что это за "надорганическое" тело?
   Теперь мы можем обозначить его как ИНФОРМАЦИОННОЕ тело мира: не как склад информации или базу данных, а как непрерывный информационный обмен всех людей со всеми и одного человека с другим.
   Нельзя сказать, будто тело это является целиком нематериальным: нет, оно обладает физикой; в классическом смысле, как производство сигналов движением физических тел, и в квантовом, как эквивалентность информации и энергии (или энтропии).
   Именно это "информационное тело" - на наш взгляд - и подвергается эволюционным изменениям в ходе Истории. Оно же является источником организационных изменений, на которых сосредоточил своё внимание Спенсер. В конечном итоге, организация - это тоже информация.
   Что же касается натуралистического догмата "эволюции" как приспособления (адаптации) к изменяющейся среде обитания - в том числе и к изменяющемуся себе самому - то его валидность нельзя исключить полностью, однако нужно сильно ограничить.
   Спенсер прокламирует названный догмат в следующей фразе:
   "Существующие влияния среды, неорганические и органические, которые вначале почти неизменны, подвергаются все более существенным изменениям под воздействием развивающегося общества" (Spenser Н. The Principles of Sociology. ?. 1. Part 1. ї 13, а также ї 12,14-48).
   Одним словом - меняя мир вокруг мы изменяем себя!
   Кто спорит? Весь фокус в том, что мы вкладываем в понятие "изменения" (?).
   Такой выдающийся эволюционист, как Льюис Генри Морган, ограничил описанный механизм только развитием техники, а развитие социальных институтов представлял себе как постепенное возникновение из идей, данных еще в предыстории человечества. Он прямо утверждал, что "из небольшого числа зародышей мысли, возникших в ранние века, развились все основные учреждения человечества Эволюцию этих зародышей мысли вела за собой естественная логика, составляющая существенный атрибут мозга" (Морган Л. Г. Древнее общество. С. 37).
   Здесь на память невольно приходят "семенные логосы" античных стоиков. Таким образом, в части механизмов развития эволюционизм XIX столетия не являл никакого единства. Этим фактом объясняется и наша ирония, светящаяся в предложенном нами понятии "искусственного отбора" как фактора эволюции. Во всяком случае, она вполне созвучна современному "кризису натуралистической социологии".
   Изначальная причина концептуальной дезинтеграции - пророческий настрой эволюционистов. Они предвидели и предсказывали будущее Новой Европы, а с нею и всего Мира. Эволюционная теория не была по-настоящему таковой: она должна была работать не на учёное сообщество, а на публику: придавать политическим вдохновенным пророчествам наукообразный вид.
   Оттого эволюционистов - замечает Шацкий - "значительно больше интересовало направление эволюции, чем тем, что приводит общество в движение и определяет динамику перемен". "Они скорее задавались вопросом "как?", нежели "почему?" всё меняется".
   Тем не менее, "проблему факторов социальной эволюции нельзя было - по словам Шацкого, - полностью обойти, поскольку она был связана с двумя существенными для всех эволюционистов вопросами: (а) как объяснить глубокое сходство между обществами, взаимное влияние которых исключено или же маловероятно? (б) как объяснить огромные различия в темпах эволюции разных обществ и культур, а также встречающиеся все же отклонения от общей модели, поскольку как аксиома было принято положение о единстве человеческого рода и универсальном характере законов, управляющих его развитием?".
   Мы не знаем учёного ответа на поставленные вопросы. Но мы доверяем Откровению, доносящему до нас не стоические "логосы", а настоящее Слово Божье. Из которого узнаём, что человеческая цивилизация - вопреки мнению Моргана, - не является последней стадией Эволюции Жизни на Земле; что точно так же, как животные виды были созданы ради того, чтобы среди них явился вид Человека Разумного, царства человеческие и народы их населяющие были созданы для того, чтобы среди них явился Народ Божий, населяющий Град Божий на Холме; и чтобы в этом избранном народе сеялось бы Семя Божие, и рождались бы Боги, Сыны Отца Небесного.
   Такова Цель Эволюции, свидетелями и участниками которой мы являемся как представители рода человеческого: рода живых существ, назначенных к истреблению с лица Земли - да уступят место новому Роду Богов вечных.
   Священное Писание говорит об ИЗБРАНИИ Творцом Народа и Матери Сыну Своему в человеках. В согласии со Словом мы можем к естественному и неестественному отборам как факторам Эволюции добавить Отбор СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЙ!
  
   "Ю"
  
ЮМ ДЭВИД. НАЙТИ "ЭГО"
  
   "Никак не могу уловить своё "Я" как нечто, существующее помимо восприятий, и никак не могу подметить ничего, кроме какого-либо восприятия". - Пишет Юм, не то с удивлением, не то с удовлетворением...
   Мы, в свою очередь, не испытываем ни того, ни другого - поскольку результат наблюдений Юма вполне предсказуем. Хочется только узнать - он намеренно путает ИТРОСПЕКЦИЮ с САМОРЕФЛЕКСИЕЙ или ненароком?
  
   Говорят, что Юм принадлежал к когнитивистам скептикам. Если толковать цитированное высказывание как выражение скепсиса к возможностям интроспекции, в качестве инструмента познания души, то скепсис этот выглядит надуманным. Кто сказал, что, наблюдая текущие состояния души в порядке их осознания или вербальной рефлексии, можно ощутить или воспринять своё "Я"?
   Наверное, школьник, осознавший свою плохую успеваемость в форме самоопределения "Я двоечник!", испытывает в связи с этой самоидентификацией какие-то гнетущие ощущения и переживания. Однако, если, предположим, с помощью "телепатии" передать эти ощущения другому школьнику (например, отличнику), то нельзя обоснованно надеяться, будто из этих ощущений у него родится самосознание: "Я двоечник".
   Эта иллюстрация наталкивает на вопрос: существует ли "Я" в отсутствие каких-либо восприятий?
   Ответ на него невозможен без специальных исследований. Из общего опыта, однако, известно, что в отсутствие восприятий человек впадает в сон. Неясно, что при этом происходит с его "Я". Но, после пробуждения, "Я" уснувшего оказывается на своём месте. Это значит, что во время летаргического сна его "Я", по меньшей мере, сохраняется, - что доказывает известную автономию "Эго" от восприятий.
  
   Это позволяет нам на время отвлечься от "Я" и обратить внимание на то, что Юм не видит не только "Я", но и ничего другого, кроме восприятий.
   В силу того, что Дэвид рассуждает о душе, для него душа - не что иное "как связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, постоянном движении".
   И, поскольку рассуждение его принадлежит гносеологии, цитированное представление о душе показывает нам вовсе не душу, но - лишь возможности того прибора, который он использует для исследования души.
  
   С таким же успехом можно встать на позицию Гельмгольца и заявить, что в так называемой "душе" нельзя увидеть ничего, кроме преобразований первичной солнечной энергии.
   При этом Гельмгольц объявляет, что "мы все - дети Солнца".
   Спрашивается, откуда он знает это (?). Как можно разглядеть отношения детей и родителей в преобразованиях энергии.
   Здесь, опять же, возможен лишь обратный путь - взять отношения родителей и детей и сопоставить актуальностям этих отношений какие-то преобразования энергии.
  
   Для нас важно теперь то, что помимо физика, измеряющего энергии, в данном феномене Гельмгольца существует некто, понимающий, что такое "дети".
   Равным образом, в феномене Юма помимо субъекта наблюдения восприятий присутствует некто, понимающий, что значит "Я", и констатирующий либо невоспринимаемость, либо невозможность вычленения "Я" в потоке восприятий.
   Таким образом Юм как последовательный эмпирик обнаруживает принципиальную нефизичность, или ненатуральность "Эго".
   Герман Гельмгольц своими экспериментами подтверждает заключения Юма. В своих исследованиях цветового зрения он показывает, что зрительные образы - а, значит, и восприятия - формируются посредством особых умных движений глаз, управляемых мозгом, без всякого участия "Я".
  
   Означает ли сказанное, что "Я" бестелесно, и что старик Аристотель ошибался, утверждая неотделимость состояний души от тела?
   Пока неясно. Говоря по правде, Стагирит не упоминает "Я" в числе известных ему наблюдаемых состояний души. Однако, многие из этих состояний - такие как гнев, негодование, смирение, познание, мышление - неотделимы не только от тела, но и от "Эго".
   Этой связью с "Я" гнев и негодование, например, отличаются от страха и радости как моральные страсти от общеживотных.
   Стагирит, однако, не проводит этого различения. Все состояния души идут у него одной строкой. Это подразумевает, что возбуждения и движения тела, сопряженные с этими состояниями, не позволяют уверенно отличить гнев от страха, успокоенность от смирения, торжество от радости.
  
   Означает ли это, что у "Я" вообще нет выделенной телесности и оно как бы осмотически разлито по всему телу? И является ли "Эго", в таком случае, какой-то особой энергией или гумором?
   Сравнительные опыты над человеком и животными, не имеющими "Я", этого, видимо, не подтверждают. Даже обезглавленная лягушка в экспериментах немецкого физиолога Эдварда Пфлюгера показывала присутствие ПСИХИКИ.
   С момента публикации этих опытов начинается различение "психики" и "сознания".
   Должны ли мы сделать из этого вывод, что Аристотель заканчивается там, где начинается ЛИЧНОСТЬ, однозначно связываемая с сознанием?
   И да, и нет. А дело в том, что модулярная теория мозга, кажется, нашла в "языковом модуле мозга" место для "Я", подтверждаемое данными экспериментальной психологии.
   Этому хочется верить, потому что именно в этом модуле мозга следовало бы ожидать локализации сознания, частью которого является самосознание, или "Я-представление".
   Ведь, тот отчет обо всём, и о себе, в частности, который называем "сознанием", составляется нами на языке членораздельной речи, путем проговаривания.
   Речь, в свою очередь, принадлежит общению, вне которого она не могла бы ни возникнуть, ни существовать. Таким образом, общение посредством речи есть то со-бытие (совместное бытие), которому, собственно, и принадлежит со-знание (совместное знание). И это со-знание в нынешней науке Психологии отделено от психики, которой принадлежит непрерывный поток восприятий, наблюдаемый Дэвидом Юмом.
   Сам Юм как субъект рассказа об этом, принадлежит сознанию, и потому не может обнаружить самого себя в этих восприятиях.
   Он мог бы обрести себя, если бы обратился не к интроспекции, а к диалогу с другом, и спросил бы его мнение о себе. Таким путем Юм бы приблизился к началу своего "Я", которое есть постоянно формируемое расширенное суждение о самом себе с позиции интериоризованного Старшего, отца или друга.
   В заключение можно заметить, что, в противность неспособности потока восприятий вместить в себя "ЭГО", постоянно пересказываемая себе и другим повесть, с продолжением, под названием "Я", вполне свободно вмещает в себя любые восприятия, обогащая ими свой сюжет.
  
   ЮМ И КАНТ ПРОТИВ ПЕРВОЙ ЗАПОВЕДИ
  
   Перед нами два скептика эпохи Просвещения, Юм и Кант. Оба полагали предел человеческому разуму, отказывая ему в способности осмыслить традиционные предметы метафизики и теологии, такие, как бог, вечность, дух и т.п.; оба искали позитивной морали, не отсылающей к трансцендентным сущностям. Последним они желали добиться того, чтобы религия перестала служить общественным регулятором, и, значит, духовенство потеряло бы свою власть. однако, позивизм их различен. Если Юм, вслед за Хатчесоном, полагается на моральное чувство, в котором допускает присутствие интеллигенции - плода размышлений на предмет общественного блага, в зависимости от человеческих поступков, обусловленных характерами людей; то Кант, будучи не столь радикальным скептиком, всё же отдаёт преимущество разуму перед чувством. Вместо морального чувства, изобретенного Хатчесоном и усвоенного Юмом, Кант изобретает "чистый практический разум", или изначальную, природную способность разума отличать доброе от лукавого. Тем самым Кант восстаёт на Книги Происхождения (Бытия), где прямо отрицается такая способность человеческого разума, и потому запрещается Адаму судить на основе своего разумения.
   Однако, равным образом, запрещается Адаму, в лице Евы, судить о добром и лукавом на основе чувства. Так что пред Богом неправы оба: и Юм, и Кант.
  
  
   "Я"
  
   ЯБЛОКО ЛИ СЪЕЛА ЕВА В РАЮ
  
   Разумеется, не яблоко!
   В Раю росло фиговое дерево. Плоды его - символ плодородия из-за обилия в нём семян. Именно фигу и "схавала" помощница Адама, и через это стала Хавой, сиречь Дающей жизнь (на иврите): из помощницы Адама превратилась в женщину, способную родить.
   Хава схавала фигу и в прямом, и в переносном смысле, поскольку смоква была ещё дикой.
   И эта фига стала "яблоком раздора" между Богом и человеком.
   На то, что запретное древо было смоковницей есть указание и в тексте Библии. Седьмой стих Главы Третьей "БЫТИЯ" гласит, что после поедания плодов Древа Познания, "открылись глаза у них, и увидели, что наги, и сшили СМОКОВНЫЕ листья, и сделали себе опоясания.
   От этих "опоясаний" пошло выражение "фиговый листок", поскольку смоковница = фиговое дерево.
  
   ЯНУС ПРОТИВ АЛЬ ГАЗАЛИ
  
   Аль-Газали:
  
   "Знай, что ключ к мистическому познанию Всевышнего кроется в мистическом познании своей души. Поэтому было сказано: -- Кто познал себя, тот уже познал своего Господа...".
   "Ты как будто говоришь, что знаешь себя. Но ты ошибаешься, ибо такое знание не является ключом к мистическому познанию Всевышнего. Верховые животные знают о себе то же самое, что и ты о себе, [то есть что у них есть] голова, лицо, руки, ноги, плоть и кожа сверху -- не более того. Мера твоего знания о своем внутреннем естестве такова, что когда голоден, ешь хлеб, когда у тебя жажда, пьешь воду, когда ты злишься, то нападаешь на кого-нибудь, когда тебя охватывает плотская страсть, то намереваешься жениться. В этом все верховые животные с тобой равны".
   "Стало быть, тебе надлежит искать мистическое знание о себе: что ты есть сам по себе...".
   "Если ты хочешь познать и узнать себя, тогда знай, что тебя со­творили, и сделали это из двух вещей. Одна -- та внешняя оболоч­ка, которую именуют телом и которую можно видеть внешним взо­ром. Другая -- внутренняя суть, которую называют нафс (араб., 'душа'), джан (перс, 'душа') и дил (перс, 'сердце') и которую можно познать внутренним видением (басират-и ба-тин), но невозможно увидеть внешним взором".
   Что значит "внутренним видением"? Значит интроспективно.
   Что значит познать внутренним видением? Значит понять, интерпретировать данность интроективных чувств; составить представление о сущности, обнаруживающейся в этих чувствах, в понятиях некой интроспективной психологии; установить взаимодействие сознания с этой сущностью; активно исследовать ее через это взаимодействие.
   Более кратко говоря, видеть свое сердце внутренним видением значит умосозерцать собственную волю как некую субстанцию; познать свое сердце значит уметь оформлять волю.
   Сказанное выражает подход к делу естествознания и технологической практики. Насколько он уместен и оправдан по отношению к собственной душе?
   Разумеется, Газали не так прост, и говорит о мистическом познании сердца. И невозможно иное, если
   "Истина сердца -- не от мира сего. Оно пришло в мир чужестранцем для перехода".
   Но мистическое означает тайное; и о нем невозможно говорить. Поэтому Газали оставляет мистическое познание на чудесный финал и говорит о познании в обычном смысле слова, как о предваряющем мистическое:
   "Знай, мистическое познание истины сердца не появится до тех пор, пока ты сначала не познаешь его бытия, затем -- его истины и того, что она собой представляет...".
   "Истина твоя -- та внутренняя суть. /.../ Мы будем именовать ее сердцем. И когда мы поведем разговор о сердце, тогда знай, что под ним будем иметь в виду истину человека, которую иногда называют духом (рух), иногда душой (нафс)...".
   Но, если познаваемое есть моя собственная "суть", то почему она не равна мне или не выше меня? Если я лицо и владею речью, то почему моя сущность подпадает познанию и лежит в безликости и бессловесности перед моим интроспективным рефлектирующим умозрением?
   Может быть, слово "познать" применимо к душе лишь в том смысле, в каком сказано: "и познал Адам Еву, жену свою"? Ранее неизвестная Ева, душа-невеста открывает перед мужем лицо свое, и они вступают в брак, образуя жизненное единство, в котором узнают друг друга?
   Может быть правильнее предположить, что моя суть равна мне: она есть такой же как я или лучше меня - имярек, лицо, владеющее речью?
   Тогда я должен не познать свое сердце как вещь, а узнать его как личность. Но можно ли узнать личность, лишь напрягая умственное око и конструируя концептуальный гештальт? Не правильнее ли, обратиться к своему сердцу как к другу со словом вежливым и доверительным?
   Если воспользоваться принципом подобия микрокосма и макрокосма, и предположить, что внутренняя жизнь человека подобна его внешней жизни, то, что мы получим?
   Человек работает с вещами, процессами и механизмами, но живет и осуществляется в семье, в доме, в городе - в межличных отношениях любви, дружбы, послушания, господства и права. Поэтому логичнее предполагать душу не в виде вещи, процесса или механизма, а в виде внутреннего космоса подобного внешнему космосу - с возвращением слову "космос" его исконного значения.
   Исконно Космос означает государственное устройство гражданской жизни: политический порядок, в основании которого лежит семья, дом, курия; венчает космос царь, сообщающийся с богом.
   Согласно этому воззрению, душа или сердце человека есть политический космос обращенного "внутрь" человека, вполне подобный внешнему политическому космосу человека, обращенного "вовне".
   Внешний космос осуществляется в диалексисе, или беседе, которую ведут лица участники космоса (космики, миряне). Внутренний космос осуществляется точно так же - в диалоге. Ибо лицо не бывает одно. Оно существует только в диалоге с другим лицом. Как говорил М.М. Бахтин, "быть - значит общаться диалогически /.../ Два голоса - минимум жизни, минимум бытия".
   А если так, то, обратившись внутрь себя, я вступаю в диалог с обитателями дома души, точно так, как, обращаясь вовне, вступаю в диалог с обитателями городского дома. И тогда, вместо отношения "Я - душа", - в котором я - субъект изучаю душу - объект, - мы имеем внутреннюю жизнь и внешнюю жизнь, диалектические, подобные друг другу и сообщающиеся друг с другом через меня - двуликого Януса, обращенного своими лицами разом и вовне и вовнутрь.
   Отсюда понятен эйдол Янус как образ истины человека, представляющий структуру персонального существования.
   Я в качестве Януса есть Дверь между внутренним и внешним космосом. Христос Иисус, явивший собой откровение истинного человека, говорил о себе: "Я - дверь". Этой дверью входят в царство небесное, которое "внутри вас есть!". Символ Януса как Двери есть ключи. Отсюда понятно завещание апостолу Петру ключей: теперь он - Дверь.
   Согласно мифологии латинян, Янус - создатель человеческого космоса, упорядочивший первоначальный хаос, он же - первый царь латинян. (Относительно двери, как инструмента упорядочения хаоса, вспомним "демона Максвелла", сортирующего молекулы газа по скорости с помощью двери).
   Согласно учению Иисуса из Назарета, "царство небесное" есть внутренний космос, в отличие от "мира сего", внешнего космоса. То есть внутренний космос трансцендирует в Небо, к Богу Отцу; именно через внутренний Космос Бог входит в человеки и выходит в мир, во внешний космос через Януса (Я-дверь).
   Через ту же дверь и Сатана входит в мир, смотря по тому, кто поселился в доме души твоей. Иисус в пустыне прошел через искус вселения Сатаны в дом души его на место Отца, и не впусти Дьявола в дом души своей. Тогда же низвергся Сатана с небес, что означает изменение Неба, в которое трансцендирует внутренний космос человека. До того в нем обитали и Бог, и Противник его, равно претендующие на душу человеческую, теперь же, Иисус, своим отвержением искуса, сбросил Противника с Неба, на котором остался лишь Бог Отец.
  
   Итак, восприняв увещание Аль-Газали, я предпринял попытку познать себя и узнал себя как Януса-Дверь - посредника между внутренним и внешним космосом. И в этом посредничестве - мое существование. У меня два лица. Это значит, что я - лицо во внешнем мире и - лицо во внутреннем мире. Оба мира подобны и осуществляются в диалексисе, беседе, споре, прении, в которых я участвую как лицо, член семьи, домочадец, хозяин дома и гражданин полиса...
   Оба моих лица должны быть открыты для общения, для диалога. Когда на лицо Януса в храме набрасывали покрывало, это означало войну. То есть прекращение беседы, спора, диалога и переход к невниманию и насилию.
   Если мое лицо, обращенное внешнему миру, укрыто, значит, я замкнут во внутреннем мире: внешние лица не существуют для меня, я не вступаю с ними в диалог, не слышу их. И тогда, мое состояние - либо сон, либо бред и помешательство.
   Если на мое лицо, обращенное внутрь, наброшено покрывало, значит, внутренние лица не существуют для меня, я не беседую с ними, не слушаю их. И поступаю, не считаясь с моей внутренней семьей, моим внутренним господином и судьей - ориентируясь исключительно на внешнюю ситуацию и внешний диалог. Это состояние самое типичное для современного человека. мы не ведем диалога в доме души своей: мы не слушаем Еву, жену свою, мы насилуем ее или поддаемся ее бессловесным томлениям. Мы не входим в свой внутренний дом, не ищем в нем Отца; а если и входим, то наше небо не свободно от Сатаны: он спорит с Богом за нашу душу.
   Кажется, что за беда? Во внешнем-то диалоге я участвую.... Но, на деле, с нарушением внутреннего диалога разрушается и внешний: он превращается в монолог. Я говорю, но других слушаю лишь постольку, поскольку они создают обстояние моей деятельности. Я не слушаю и не слышу их как личностей. Отсюда и мое внешнее бытование оказывается нарушенным - ведь я не выполняю свою роль двери, посредника между внутренним и внешним, и этим разрушаю Космос.
   Ведь внутренний и внешний космосы суть лишь части единого Космоса - Республики богов и людей. Которая существует как единое целое только благодаря Двери, через которую люди входят к богам и боги выходят в мир. И, если я перестаю быть Дверью, Янусом, то теряю свою божественность: теряю ипостась своей двуединой сущности богочеловека, и разрушаю Космос. Внешнее и внутреннее перестают сообщаться. Мои внешние поступки отгорожены от милосердия идущего изнутри закрытой дверью. Закрытые ворота Януса в Риме означали объявление войны.
   Отсюда может быть понята роль и титул Януса как созидателя Космоса. И в откровении Человека Иисусом из Назарета мы также видим Дверь атрибутом божественности, ибо Я - Дверь, говорит о себе Христос Иисус.
   Сам Он не закрывает своих лиц, не закрывает дверей, и пребывает в постоянном внешнем диалоге с Израилем, и во внутреннем диалоге с Отцом, Авраамом, Моисеем и пророками. И этот внутренний диалог переходит во внешний. Значит, дверь между небом и землей открыта. Не об этом ли сообщении неба с землей через Него как Дверь говорит Иисус, когда обещает ученика: скоро увидите небо отверстым и ангелов, нисходящих с него и восходящих нань.
   Эта открытость двери, открытость обеих лиц Христа, обращенных на две стороны Космоса, являет нам подлинную человеческую экзистенцию, какой должна быть.
  
   Возвращаясь к Аль-Газали, можем сказать, мы согласны с тем, что "человек был сотворен не для игр и пустого времяпровождения, но ему предстоит великое дело и крупная ставка...", ибо мы думаем что человек есть Янус - царь и созидатель космоса. Но мы не можем согласиться с образом человека-алхимика, который погружает свою медную душу в огненный тигель с тем, чтобы она трансмутировала в золото.
   Аль-Газали говорит:
   "Поскольку суть человека в начале становления несовершенна и низменна, постольку ее невозможно привести от несовершенства к степени совершенства, кроме как через внутреннюю борьбу и исцеление. Как бывает трудна та трансмутация, которая доводит медь и латунь до чистого, без примесей, золота, и не всякому она знакома, точно так же трудна и такая трансмутация, которая доводит человеческую суть, принадлежащую низшим животным, до чистоты и утонченности ангелов для обретения вечного счастья...".
   Видите, он говорит о борьбе (муджахадате). Это значит, лик Януса, обращенный вовнутрь, закрыт: внутри человека нет диалога, и, как следствие - борьба и насилие. Поэтому, в ответ на его увещание "познать себя внутреннего", как противника, которого нужно побороть, как дикого зверя, которого нужно пленить, как необъезженного коня, которого нужно обуздать, мы предлагаем снять покрывало с лица своего, обращенного во внутренний космос и вступить в диалог с обитателями дома души: и с матерью всех живых Евой, и с прародителями, с первыми царями, пророками, и, наконец, с Небесным Отцом всех людей и богов - Зевсом Патером.
   Отсюда, задача не в том, чтобы признать свою "внутреннюю суть" потенциально ангельской, как свинец признают потенциальным золотом, и затем насильственно трансмутировать ее, а в том, чтобы открыть свои уши для голоса ангела, посланника Отца, обитающего в доме души твоей: ангела, которого Отец послал, чтобы вернуть тебя к жизни в доме твоем, с ближними домочадцами твоими, от которых закрыл ты лицо свое.
   Не можем мы согласиться с Аль-Газали и в задаче познания Господина (старорусск. "Господа"). Ибо господину служат, но не познают его. Что же до познания Всевышнего, то это - дерзость присущая Дьяволу. Всевышнего чтут, и Он сам открывает себя людям, по своему изволению, как Суверен. Познанию же Он принципиально недоступен.
   Таковы наши краткие замечания, предпосылаемые трактату Аль-Газали "Эликсир счастья".
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"