Незванов Андрей Семенович : другие произведения.

Хуан де ла Крус. Ночь темная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этой книге описывается хождение души-Невесты через ночь темную чувств к своему Жениху, Христу Иисусу, ради заключения с Ним союза любовного.

Святой Хуан де ла Крус (Иоанн Креста). Сочинения.

Перевод текста, опубликованного в Мадриде 27 июня 1960 года.

НОЧЬ ТЕМНАЯ

  

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧИТАТЕЛЮ

  
   В этой книге вначале приводятся все песни, которые должны быть разъяс­нены. Затем объясняется каждая песня в отдельности, будучи приведенной перед её истолкованием; и тут же разъясняется каждый её стих, также приводимый в на­чале.
   В первых двух песнях объясняется действие двух очищений духовных: час­ти чувственной человека и части духовной
   В остальных шести объясняются разнообразные и восхитительные воздей­ствия просвещения духовного и союза любовного с Богом.
   Будь здрав!
  
   ПЕСНИ ДУШИ
  
   1.
   Ночью тёмной единою
   Томленьем любви возжжена
   О, Судьба счастливая!
   Вышла никем не замечена
   Уже в доме моём царит тишина;
  
   2.
   Тайной лестницей и под маскою
   В темноту и уверена
   О, Судьба ко мне ласковая!
   В темноту и утаена
   Уже в доме моём царит тишина
  
   3.
   Ночью счастливой, втайне
   Яко не видел никто меня
   Я своей не видела длани
   Без иного водителя и огня
   Кроме в сердце рдевшего у меня
  
   4.
   Будучи так ведомой
   Чем светом полудня вернее
   Туда, где такой знакомый
   Ждёт, чтобы шла скорее
   В месте, где нет явлений
  
   5.
   О, Ночь меня проводящая!
   Ночь, что приветливей утра светила
   О, Ночь, двоих единящая!
   Ты любимого с любящей слила
   В любимого любящую претворила!
  
   6.
   На персях моих цветущих
   Чью целость для него одного хранила
   Там оставался спящим
   И я его ублажила
   И свежесть кедров дуновение доносило
  
   7.
   Когда от зубца стены
   Ветер волосы его рассыпал
   Шеи моей раны
   Он рукой своей утишал
   И все чувства мои прекращал
  
   8.
   Над любимым лицом склонилась
   Осталась так и забылась
   Всё прекратилось и устранилось
   Забота моя прекратилась
   Я среди лилий забылась.
   - Конец.
  
  
   [ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ]
  
   Открывает объяснение песен, в которых идёт речь об образе и спосо­бе, каковыми душа движется по пути любовного единения с Богом; сочинён­ных нашим почитаемым отцом, братом Хуаном де ла Крусом, монахом ор­дера славнейшей Девы Горы Кармель, профессором первой шеренги, основа­телем братства босых кармелитов.
  
   Прежде чем приступим к объяснению этих песен, необходимо заметить здесь, что душа, которая их износит, уже достигла совершенства, которое заклю­чается в любовном единении с Богом; уже прошла теснинами страданий и опасно­стей, через духовную практику узкого пути жизни вечной, как говорит наш Спа­ситель в Евангелии (Мт. 7,14); каковым путём обычно проходит душа, чтобы дос­тичь высокого и счастливого союза с Богом. Каковой путь, оттого что столь тесен и оттого, что столь немногие проходят им, - как говорит тот же Господь (там же), великое есть счастье и удача для души пройти им к счастью совершенства любви, как поёт она об этом в первой песне, каковой тесный путь весьма уместно зовётся Ночью тёмной, как объявляется в первых строфах песни счастья. Молвит, стало быть, душа, радующаяся своему прохождению этим узким путём, на котором по­лучает столько добра, следующим образом:
  
   [КНИГА ПЕРВАЯ]
   [В которой обсуждается Ночь пассивная чувств]
  
   Песнь первая:
  
   Ночью тёмной единою
   Томленьем любви возжжена
   О, судьба счастливая!
   Вышла никем не замечена
   Уже в доме моём царит тишина
  
   РАЗЪЯСНЕНИЕ
  
   1. В том, что до души, в сей первой песне, то образ и способ, каковым отме­чен её исход, относительно привязанности к себе и ко всем вещам, заключается в смерти через подлинное умерщвление таковой /привязанности/ ко всем вещам и к себе самой, ради пришествия ея к живой жизни любви сладкой и возвышенной с Богом. И говорит, что сам исход ея из себя и изо всех вещей совершается Ночью тёмной, под которой здесь разумеется чистое созерцание (как после расскажем), которое пассивно причиняет душе сказанное отрицание себя самой и всех вещей.
  
   2. И этот исход, говорит она здесь, смогла совершить силою и теплом, ко­торые подаёт ей любовь Супруга в сей тёмной созерцательности. В каковой вос­хваляется благая судьба, дозволившая направиться к Богу сей Ночью с толиким превосходным успехом, что никакой из трёх врагов, каковые суть мир, бес и плоть (те, что всегда преграждают сей путь), не сумели помешать, поскольку сказанная Ночь созерцания очистительного усыпляет и приглушает в доме её чувственности все страсти и вожделения, соответствующие её желаниям и побуждениям проти­воположным.
  
   Гласит, стало быть, стих;

Ночью тёмной единою,

ГЛАВА 1

Приводит первый стих и начинает обсуждать несовершенства начи­нающих.

  
   1. В сию Ночь тёмную начинают входить души, когда Бог видит их ищу­щими стать начинающими - каковые суть те, кто размышляет на пути духовном,- и начинает числить их между продвинутыми, каковые суть уже созерцатели, за то, что пройдя отсюда, прибывают в состояние совершенных каковые суть пребы­вающие в божественном единении души с Богом.
   Постольку, чтобы лучше понять и уяснить, что это за Ночь, через которую проходит душа, и по какой причине опускает её на душу Бог, согласимся вначале коснуться здесь некоторых свойств начинающих. Что хотя и будет сделано с воз­можной краткостью, всё же не преминет послужить тем же начинающим, чтобы они, учитывая слабость состояния, которое претерпевают, оживились бы. и воз­желали, чтобы Бог ввёл их в сию Ночь, где душа усилится и утвердится в добле­стях, ради неоценимых утешений любви Божией. И даже если мы задержимся на этом недолго, то не больше, чем нужно, чтобы затем обсуждать эту Ночь тёмную.
  
   2. Знатно, стало быть, что душа, после того как она определённо обращает­ся к служению Богу, обыкновенно воспитуется в духе и ублажается Богом; подоб­но тому, как любящая мать поступает с нежным дитятей, которая согревает его теплом своих грудей и молоком вкусным и едой нежной и сладкой его растит, и в своих объятиях его носит и нежит; однако, по мере возраста его, мать перестаёт его ласкать и, спрятавши нежную любовь, полагает горькое алоэ на сладкую грудь и, опустив руки, заставляет его ходить на своих ногах, ибо в утрате принадлежа­щего дитяти обретаются вещи более великие и существенные.
   Любящая мать благодати Божией тотчас перерождает душу, чтобы с новым
   жаром и рвением служила Богу, и поступает точно так же с нею; ибо приводит её к обретению сладкого и вкусного молока духовного,- без какого-либо вложения собственного труда души во все эти вещи Божий,- а в упражнениях духовных - к обретению весьмистого вкуса, ибо подаёт ей здесь Бог свою грудь любви нежной, словно нежному дитяти.
  
   3. Постольку, находится её услада в долгих периодах молитвы и, может быть, в целых ночах; её удовольствия суть покаяния, её радости - посты, а её уте­шения - в пользовании священной утварью и общении о вещах божественных; ка­ковые дела - хотя с великой энергией и упорством воспомоществуются ими и их используют, и заботятся о них духовные с великим вниманием,- говоря в духов­ном смысле, обычно весьма слабы и несовершенны в них; потому что, будучи подвигнуты к сим вещам и упражнениям духовным утешением и удовольствием, которые в них находят, и, поскольку они также не утвердились в доблестях по­средством упражнений в силовой борьбе, соответственно этим их делам духов­ным, терпят многие ущербы и несовершенства; ибо, в конечном счёте, каждая ра­бота сообразна привычке совершенства в ней; и как они не имели места для при­обретения сказанных привычек сильных, по необходимости должны работать, как слабые дети, слабо.
  
   На сей предмет,- чтобы увиделся более ясно, и насколько недостаточны эти начинающие в доблестях, связанных с тем, что легко совершают со сказанным удовольствием,- мы пройдём, отмечая, по семи главным порокам, говоря о неко­торых из многих несовершенств, которые каждый из них имеет, из чего увидится ясно, сколь ребячьим является трудиться так, как они трудится. И увидится также, сколькие блага несёт с собой Ночь тёмная, о которой затем пойдёт речь, ибо ото всех этих несовершенств отскребает душу и очищает.
  

ГЛАВА 2

О некоторых несовершенствах духовных, которые имеют начинающие в том, что до привычки к заносчивости.

  
   1. Так как сии начинающие чувствуют себя столь ревностными и прилеж­ными в вещах духовных и упражнениях благочестивых, то от этого преуспеяния -хотя истина есть, что вещи святые сами по себе смиряют - из-за их несовершенст­ва рождается в них частенько известная отрасль высокомерия оккультного, отку­да является в них некоторое довольство своими трудами и самими собой. И отсю­да же рождается в них известная прихоть или тщеславие (и часто больше тщесла­вие) разговаривать о вещах духовных в присутствии других, и даже бывает больше поучать их, чем учиться у них, и осуждать их в сердце своём, когда те не следуют манере благочестия, которой придерживаются они сами, и даже иной раз высказывать это осуждение на словах, уподобляясь фарисею, который хвастал, восхваляя пред Богом свои труды и презирая мытаря (Лк. 18,11-12).
  
   2. И таковым бес частенько наращивает рвение и похотение вершить всё больше те и эти дела, и добродетели, потому что этим наращиваются их заносчи­вость и высокомерие. Ибо очень хорошо знает бес, что все эти дела и добродете­ли, которые творят, не только не стоят ничего, но скорее обращаются в порок. И некоторые из них приходят к такому злу, что не любят, чтобы казалось добрым отличное исходящего от них; и так, делом и словом когда приходится, осуждают и клевещут, выглядывая шерстинку в глазу брата своего и не замечая стропила в собственном; отцеживая чужого комара и проглатывая своего верблюда (Мт. 7,3 и 23,24).
  
   3. Иной раз также, когда их учителя духовные, - яко суть исповедники и прелаты, - не одобряют их духа и образа действий (ибо те жаждут, чтобы оценили и похвалили их дела) судят, что они не разумеют их духа или что они не духов­ны, потому что не одобряют чего-то и не снисходительны к ним. Итак, тотчас же­лают и озабочиваются тем, чтобы иметь дело с другим учителем, который соглаша­ется с их вкусом ; так как обычно хотят обсуждать духа своего с теми, кто пони­мает, что должно ценить и нахваливать их дела, и бегут, как от смерти, тех кто их поправляет, чтобы поставить на путь верных, и даже иной раз озлобляются на них.
   Чванясь, обычно предполагают много, но делают мало.
   Имеют иной раз похотения, чтобы другие понимали их дух и их набож­ность, и ради этого демонстрируют иногда свои побуждения, воздыхания и про­чие церемонии; а иногда некие восторги - больше на публике, чем втайне - в ка­ковых помогает им бес, и имеют утешение, когда их кто-нибудь понимает, а часто - жадность к таковому утешению.
  
   4. Многие желают предстоять и пользоваться расположением вместе с ис­поведниками, и отсюда рождаются у них тысяча завистей и беспокойств. Стыдят­ся открыто говорить о своих грехах, так как не считают себя меньше своих испо­ведников, и суетно подкрашивают их, чтобы не казались столь злыми, больше рассчитывая на извинение, чем на обвинение. И, бывает, ищут другого исповед­ника чтобы поведать злое, потому что этот другой не думает, будто они причаст­ны какому-либо злу, но - только добру; и так всегда любят говорить ему о добром, и порой в таких словах, чтобы оно казалось скорее большим, чем меньшим, с же­ланием казаться добрыми, яко хочет /бес/, чтобы больше смирения (как мы сказа­ли) было бы погублено, и жаждет, чтобы ни он и никто другой не имели бы его в чём-либо.
  
   5. Также некоторые из них почитают свои ошибки за малость, а порой без­мерно печалятся, видя себя впавшими в них, думая, яко они уже суть святы, и раз­дражаются на самих себя с нетерпением; что является еще одним несовершенст­вом.
   Часто связывают с Богом великие притязания, чтобы им избыть свои несо­вершенства и недостатки,- больше ради того, чтобы оценивать себя без озабочен­ности о таковых и /пребывать таким образом/ в покое, чем ради Бога; несмотря на то, что если избудут их, то, вероятно станут ещё более заносчивыми и чванными.
   За врагов почитают тех, кто хвалит других, и за друзей тех, кто их хвалит; в чём уподобляются девам безумным, которые, имея светильники свои угасшими, ищут масла вовне (Мт. 25,8).
  
   6. Этими несовершенствами некоторые достигают обретения многих ещё более заметных и многого зла в таковых. Однако, иные обретают больше, иные меньше, а некоторые - только первые побуждения или того меньше; и насилу най­дёшь неких из этих начинающих, которые в период своего рвения не впали бы во что-нибудь из сказанного.
  
   Однако те, которые в этот период пребывают в совершенстве, ведут себя совсем по-другому и с весьма отличной температурой духа; так как они пользуют и созидают со многим смирением, не только собственные дела почитая за ничто, но и с весьма малым довольством собой. Всех остальных почитают за много луч­ших, чем они сами, и питают к ним святую зависть, с жаждою служить Богу так, как они. Потому что, чем большее рвение вносят и чем большие труды вершат и находят в них вкус, как пребывающие в смирении, тем больше узнают то великое, что Бог дарует [ и то малое,
   что они делают для Него]; итак, чем более вершат, тем менее удовлетворя­ются. Яко таково есть то, что милосердие и любовь хотят совершить ради Него, что всё сделанное кажется ничем.
  
   И столь их вовлекает, занимает и пропитывает сия забота любовная, что никогда не замечают про себя, делают остальные или не делают; а ежели замеча­ют, то всё в убеждении, как сказал, что все остальные лучше их. Откуда, обрета­ясь в малости, имеют желание, чтобы и остальные также почитали их за малых, и чтобы уничижали и не уважали их дела.
   И больше того, даже когда их хотят похвалить и оценить, никоим образом не верят сему, и кажется им странным говорить о них что-то хорошее.
  
   7. Таковые, со многим спокойствием и смирением лелеют велие желание, да научатся чему-либо могущему быть полезным. Совершенно противоположно тем, о которых мы сказали выше, яко те желают сами поучать каждого, и даже ко­гда кажется, что они чему-то учатся, таковые хватают слово с уст /говорящего им/, как будто уже знают его.
  
   Эти же, далеко отстоя от желания быть учителями кому-либо, весьма ско­ры на то, чтобы оставить путь, по которому шли, и встать на другой, если им это велят, потому что никогда не думают о себе, что успешны в чём-либо.
   Радуются, когда хвалят других; об одном лишь сожалеют,- что не служат Богу так, как они.
  
   Не жаждут говорить о своих делах, поскольку держат их за малость, так что даже своим учителям духовным стесняются говорить о них, - ибо кажется им, что не таковы дела эти, чтобы удостоиться разговора о них.
   Больше готовы говорить о своих недостатках и грехах или о том, что, как они понимают, не принадлежит к их доблестям; и так склоняются больше к тому, чтобы вести речь о своей душе с тем, кто за малое почитает их дела и их дух. Ка­ковое /качество/ принадлежит духу бесхитростному, чистому и истинному, и мно­гоугодному Богу. Потому что, как только замирает в сих душах дух премудрости Божией, тотчас они понуждаются и склоняются к тому, чтобы хранить свои внут­ренние сокровища в тайне, а вовне выпячивать своё злое. Ибо даёт Бог смирен­ным, в придачу ко прочим доблестям, сию благостыню, в которой отказывает за­носчивым.
  
   8. Отдают таковые кровь своего сердца тому, кто служит Богу, и содейст­вуют, сколько имеют сил тому, что служит. В несовершенствах, в кои впадают, претерпевают со смирением и /мягкостью/ духа и со страхом любовным Божиим, уповая на Него.
  
   Однако, понятно /из сказанного/, что таких душ, которые от начала движут­ся путём такого рода совершенства, суть меньшинство и притом очень маленькое, так что мы довольны уже тем, что они не впадают в вещи противные; оттого-то, как расскажем после, помещает Бог в Ночь тёмную тех, кого хочет очистить ото всех этих несовершенств, чтобы вести их вперёд.
  

ГЛАВА 3

О некоторых несовершенствах, которыми обычно обладают иные из начинающих, касательно второго главного порока, который есть скупость, в духовном смысле

  
   1. Часто сказанные начинающие обладают многою скупостью духовной, так как выглядят едва довольными /пребывая/ в духе, которым Бог наделяет их. Ходят безутешными и огорчёнными, так как не находят утешения, которого хотят, в ве­щах духовных.
  
   Многие не перестают слушать советы и поучения духовных заветов, и дер­жать и читать множество книг, которые трактуют об этом, и тратят на это больше времени, чем на труды умерщвления и совершенствования нищеты внутренней духа, как должны бы; ибо, сверх того, нагружаются образками и чётками, /и часто/ довольно любопытными и /приятными для глаз]; а то оставят одни и уже берут другие; то меняют, то не меняют; раз хотят таким способом, раз другим; привязы­ваясь больше к тому крестику, чем к сему, - из-за того, что более изумителен /видом/. И вы смотрите на других носящих /медали/ Agnus Dei и реликвии, и зва­ния, как дети на брелки.
  
   В сём осуждаю я собственность сердечную и привязанность, которую пи­тают к виду, множеству и необычности сих вещей, поскольку это сильно проти­вится нищете духа, которая смотрит единственно на сущность благочестия, поль­зуясь лишь тем, чего довольно для него и утомляясь множеством и по разительностью его /проявлений/. Ведь истинная набожность должна исходить из сердца единственно в истине и сущно­сти того, что представляют вещи духовные, а всё прочее есть привязанность и принадлежность несовершенства, так что для продвижения к некоторому образу совершенства необходимо избавиться от такового вожделения,
  
   2. Мне известно одно лицо, которое более 10 лет пользуется одним крести­ком, грубо сделанным из простой ветки, сбитым с помощью булавки, закрученной вкруг него; и никогда не оставляет его, таская с собой; и это лицо не является без­рассудным или слабоумным. И видел другого, который молился с помощью чё­ток, сделанных из хребтовых костей трески, чья набожность от этого наверняка не была менее достойной пред Богом; ибо ведь ясно, что сие /достоинство/ содержа­лось не в выделке, а в ценимости.
  
   Стало быть, те, кои от /стоянки/ этих начинающих движутся в правильном направлении, не хватаются за инструменты видимые, не нагружаются ими; ни уз­нают ничего большего, чем нужно для трудов /благочестия/, потому что полагают очи свои единственно на том, чтобы делаться благими с Богом и угождать Ему, и в этом имеют свою алчность. Итак, с великой щедростью дают, сколько имеют, а своё удовольствие сознательно оставляют ради Бога и милости к ближнему,- неважно, идёт ли речь о вещах духовных или преходящих, - потому что, как сказал, очи свои полагают единственно в правде внутреннего совершенства, которое со­стоит в отдании Богу удовольствия, в чём бы то ни было, а не присвоении себе.
  
   3. Однако, также и от этих несовершенств, как и от прочих, не может душа освободиться вполне, пока не поместит её Бог в недеятельное чистилище сей Но­чи тёмной, о которой теперь говорим. Но нужно душе, насколько /сможет/, озабо­титься, со своей стороны, о своём усовершении, через что удостоиться, чтобы Бог поместил её в сию божественную лечебницу, где душа выздоравливает ото всех /болезней/, от которых не излечилась бы сама. Потому что, сколько бы душа себе не помогала, не может она активно очиститься для божественного союза совер­шенства любви способом, принадлежащим к меньшей части, если Бог не возьмёт её за руку и не очистит в сём огне тёмном, так и тем способом, о котором расска­зываем.
  

ГЛАВА 4

О других несовершенствах, которыми обычно обладают сии начинаю­щий в связи с третьим пороком - сластолюбием

  
   1. Другие многие несовершенства сверху тех, которые о каждом обсуждае­мом пороке имеют многие из этих начинающих, оставляем, во избежание много­словия, касаясь только некоторых, самых главных, кои суть начало и причина ос­тальных. Итак, о сём пороке сластолюбия, - оставляя в стороне то, что погибает в этом грехе у духовных, потому что намереваюсь говорить здесь о несовершенст­вах, которые должны быть очищены Ночью тёмной,- многие имеют множество несовершенств, которые /в целом/ могут называться сластолюбием духовным, не потому что оно /по себе/ таково, а потому, что происходит от вещей духовных. Ибо многажды случается так, что в самих духовных упражнениях, непроизвольно, эти /несовершенства/ восстают и /приключаются/ в чувственных движениях и действиях постыдных; и иной раз даже когда духовный пребывает в обильной мо­литве или отправляет священнодействия Покаяния или Евхаристии. Каковые, без того, чтобы быть, (как сказал) в руце их, происходят от одной из трёх причин.
  
   2. Первой часто служит удовольствие, которое естественно содержится в вещах духовных. Ибо, так как удовольствует дух и чувство, то этим развлечением движется каждая часть человека к неге, согласно своим пропорциям и области. Ибо тогда дух движется к отдохновению и сладости Божиим, так как является час­тью превосходнейшей; а чувственность, коя есть отделение низшее, движется к смаку и неге ощутительным, потому что не умеет брать и держать [чего-либо] другого, и берёт, стало быть, наиболее союзное себе, то есть грубую чувствен­ность. И так случается, что душа пребывает во [многих] молениях с Богом, в части духовной, а, с другой стороны, в области чувственной ощущает мятежи и под­вижки и действия чувственные пассивно, не без довольного отвращения [к себе].
  
   Такое часто случается во время причастия, так как, когда душа в сём акте любви получает радость и удовольствие, потому что творит ей их Господь (ведь ради этого одаривает), чувственность также берёт своё, как мы сказали, своим макаром; ведь поскольку, в конечном счёте, сказанные две части являются со-положными, обыкновенно обе участвуют в /том, что одна получает/, каждая на свой лад.
  
   Ибо, как говорит Философ /т.е. Аристотель/, всякая воспринятая вещь пребывает в сво­ем восприемнике в модусе, свойственном самому реципиенту; и так в наших на­чинающих; и даже когда душа получает пользу, то, поскольку чувственность её несовершенна, часто воспринимает духа Божия с таковым же несовершенством. Когда же часть чувственная бывает реформирована очищением Ночи тёмной, как мы о том расскажем, то уже не имеет тех слабостей,- потому что уже не является той, что воспринимает, но, скорее /уже/ восприяла /в духе/. Итак, тогда она всё получает в модусе духа.
  
   3. Вторая причина, от которой иной раз происходят эти мятежи, есть бес, который, ради беспокойства и помехи душе во время молитвы или когда она оза­бочена тем, чтобы держать и вводить эти грубые движения в естественные преде­лы, с их помощью,- ежели душа отдаётся какому-либо из них, творит ей обильный вред. Потому что не только из страха перед этими /движениями/ ослабляются в молитве - на что он и рассчитывает - но полаганием себя на борьбу с ними; а не­которые /даже/ вовсе оставляют молитву, так как им кажется, что в этом упражне­нии с ними, по большей части, происходят вещи, производимые им /сиречь, бе­сом/- что есть правда, - потому что бес вкладывается, больше в эти вещи, чем в другие, из-за чего оставляют духовные упражнения. И не только, но и оттого, что удаётся ему представить им более живо вещи больше бытийные и более грубые, а иной раз более совокупно - соответственно каким-либо вещам духовным и особам, которые благодетельствуют их душам, чтобы приземлить их и обескуражить; та­ким образом, что те, кто придаёт этому большое значение, даже не осмеливаются ни взглянуть на что-либо, ни созерцать что-либо, потому что тотчас наталкивают­ся на препятствие.
  
   И у тех, которые склонны к меланхолии, это происходит с такой силой /и частотой/, что достойны они великого сожаления, оттого, что терпят жизнь пе­чальную. Ибо вводят некоторых в тяготы в той же мере, в какой они обладают этим дурным гумором, так как им представляется ясно, что ощущают в себе сово­купление с бесом, без того, чтобы быть свободными от этого через возможность уклонения, хотя некоторые особы сподобляются уклониться от такого совокупле­ния с великим усилием и трудом тяжким.
   Когда сии вещи постыдные приключаются им при посредстве меланхолии, то, обыкновенно, не освобождаются от них до тех пор, пока не излечатся от такого рода гумора, если только не войдут в Ночь тёмную в душе, которая [ночь] успеш­но избавляет ото всего.
  
   4. Третьим источником, откуда обычно проистекает, и чем сотворяется ополче­ние этих постыдных движений, бывает страх того, что они /сиречь сказуемые пер­соны/ уже охвачены этими движениями и представлениями постыдными; по­скольку страх, который им придаёт возвышенная память о том, что видели или обсуждали, или думали, делает то, что они претерпевают эти действия без своей вины /в том/.
  
   5. Имеют также некоторые души натуры столь тонкие и хрупкие, что когда приходит к ним какое-нибудь удовольствие духовности или молитвы, тотчас яв­ляется и дух похоти,- яко таким образом их опьяняет и услаждает чувственность, что они находят себя погрузившимися в игру и смак сего порока; и одно с другим длятся пассивно, а иной раз они замечают, что запачкались какими-то постыдны­ми и мятежными действиями. Причина же в том, что их натуры, как сказал, явля­ются хрупкими и нежными, и при всяком изменении у них волнуется: гумор и кровь, и отсюда исходят сказанные движения; потому что у таковых происходит то же самое, когда они воспламеняются гневом или претерпевают какое-то воз­мущение или огорчение.
  
   6. Иной раз также у этих духовных, как в разговоре, так и в отправлении дел духовных, воздымаются определённые бравость и решимость при воспоминании о тех особах, которые справляются неким образом с суетным удовольст­вием; это также рождает похоть духовную, тем способом, который мы здесь ура­зумели, - что обыкновенно сопровождается утешением в воле.
  
   7. Некоторые из этих пристрастий охватывают иных особ на пути духов­ном, так что частенько рождают похоть, а не дух; что узнаётся как таковое, когда при воспоминании об этом пристрастии не возрастают более память и любовь Божий, /но/ только угрызения совести. Ибо, когда склонность чисто духовна, то, наращивая, растит её Бог; и чем больше соглашаешься с нею, тем более соглаша­ешься с Богом, и даёт она алкание Бога, и, возрастая в одном, растёт в другом; по­тому что таков дух Божий, что добро увеличивается добром, по подобию и сооб­разности.
   Но, когда такая любовь рождает сказанный чувственный порок, то про­изводит действие обратное; ибо /насколько/ более возрастает одно, настолько же /умаляется/ другое, вместе с памятью; потому что, ежели возрастает такая любовь, тотчас увидит, яко охладевает к Богу и забывает Его с тем памятованием и некоторым угрызением совести; и, напротив, ежели возрастает любовь Божия в душе, охладевает к другому и забывает его, ибо, так как суть любви противоположные, то не только что не помогают друг другу, но, скорее, та, что доминирует, гасит и смущает другую и усиливается в себе самой, как говорят философы. Отчего и го­ворит наш Спаситель в Евангелии, яко рождённое плотию плоть есть, а рож­дённое духом есть дух (Ин.3,6). То есть: любовь, которая рождается от чувствен­ности, есть к чувственности, а которая /рождается от/ духа, есть к духу Божию, и взращи­вает его. И сие есть различие, имеющееся между этими двумя Любовями, для рас­познания их.
  
   8. Когда душа входит в Ночь тёмную, все эти любови полагает в разуме, потому что одну укрепляет и очищает, т.к. соответствует Богу, другую же остав­ляет и прекращает; а вначале обеих лишает зрения, как о том будет сказано после.
  

ГЛАВА 5

О несовершенствах, в которые впадают начинающие, из-за порока гневливости

  
   1. По причине похоти, которую имеют многие начинающие в удовольствиях духовных, овладевают ими весьма обычно многие несовершенства порока гневли­вости, потому что, когда они теряют сладость и вкус в вещах духовных, те есте­ственно становятся пресными и, вместе с безвкусностью, несут с собой малую привлекательность вещей, которыми /эти начинающие/ занимаются, так что они легко сердятся из-за какого-нибудь пустяка, и даже иной раз не находится такого, кто бы перетерпел.
  
   Это часто случается после слишком усладительного собирания чувственно­го в молитве, так что если утрачивается вкус и сладость то природный /человек / естественно остаётся с пресностью и непривлекательностью; точь-в-точь как ребё­нок, когда его отрывают от груди, которой он услаждал свой вкус.
  
   На како­вом природном человеке, когда он не перестаёт вносить отвращение, нет вины, но - только несовершенство, которое должно быть устранено сухостью и теснотой Ночи тёмной.
  
   2. Имеются также другие из духовных, которые иным образом впадают в гнев духовный, так что серчают против чужих пороков с известным неутихающим рвением, замечая за другими; и иной раз получают толчок к тому, чтобы упрекать их раздражённо, и даже иногда реализуют этот толчок, творя себя дуэньями доб­родетели. Всё это противоречит кротости духовной.
  
   3. Есть и такие, которые, когда пребывают в несовершенстве, сердятся с не­скромным нетерпением на самих себя; в связи с чем полнятся таким нетерпением, что хотят в один день стать святыми. Из них много есть таких, что претендуют на многое и строят великие планы и, не будучи скромными и недоверчивыми к себе, чем большие замыслы лелеют, тем чаще падают и сильнее раздражаются, не имея терпения для упования на то, что получается от Бога, когда Ему служат; ка­ковое всё не может быть излечено, кроме как очищением Ночью тёмной. Хотя некоторые имеют такое терпение в том, что до /получения прибытка/, что и Бог не восхотел бы видеть в них столикого.
  
  

ГЛАВА 6

О несовершенствах, сопряжённых с обжорством духовным.

  
   1. В том, что до четвёртого порока, который есть обжорство духовное, многое имею сказать, так как насилу найдётся один из начинающих, который, по причине блага, которому следует, не впал бы в какое-либо из сего множества не­совершенств, которые в связи со сказанным пороком, рождаются в сих начинаю­щих при посредстве сладости, которую они находят в практиках духовных. Ибо многие из них, прельщённые сладостью и вкусом, которые находят в таких прак­тиках, больше озабочены смаком духовным, чем чистотой и сдержанностью духа, каковое есть то, что Бог наблюдает и принимает на всём пути духовном. Из-за че­го, - кроме несовершенств, которые имеют в притязаниях на эту сладость, - лакомст­во, которое уже получают, побуждает их, ноги в руки, много выходить, переступая пределы средства, каковым является, и стяжают в нем доблесть. Потому что привлечённые вкусом, который там находят, некоторые убиваются в покаяниях, а другие ослабляют себя постами, совершая много больше того, что может вынести их слабость, без порядка и /постороннего/ совета, скорее озабоченные тем, чтобы спрятать свою плоть от глаз того, кого должны послушать в этом; а некоторые ос­меливаются вершить сие, несмотря на то, что им поведено обратное.
  
   2. Таковые суть несовершенные люди без рассудка, которые подчинение и послушание - являющиеся покаянием разума и благоразумием, каковые для Бога суть жертвы наиболее приемлемые и нравящиеся больше, чем все прочие,- ставят ниже покаяния телесного, каковое без сказанных частей есть не более, чем покая­ние животных, к которому подвигаются, как животные, аппетитом и вкусом, который в нём находят. В каковом /покаянии/, - поскольку все чрезмерности суть пороки, и именно таким поведением характеризуется их воля,- они скорее возрас­тают в порочности, чем в добродетели; так как, по меньшей мере, уже в самой чрезмерности приобретают обжорство духовное и заносчивость, потому что не пребывает в послушании /то, что делают/.
  
   И так-то подталкивает бес многих из них, раздувая в них обжорство по­средством вкусов и аппетитов, которые им наращивает; и они (так как дальше уж некуда) или /изменяют/, или прибавляют, или варьируют то, что им поведено, по­тому что кисло им всякое послушание относительно этого. Вследствие чего неко­торые приходят к такому злу, что по тому же случаю, по которому они из послу­шания занимаются этими практиками, их покидают желание и набожность к со­вершению их, так как единственное их похотение и удовольствие состоит в том, чтобы делать то, что их движет /а не потому, что это им ведено/; каковое всё им, может быть, лучше не делать.
  
   3. Видите /также/ многих из них весьма жестоковыйными пред духовными их учителями, потому что они соглашаются со своими похотями, и тогда, посредст­вом силы, ищут и домогаются удовлетворения их; а ежели нет, опечаливаются, словно дети, и заболевают злыми вожделениями, и кажется им, что не служат Бо­гу, когда не перестают делать то, что от них хотят. Потому как прислоняются ко вкусу и воле собственным, и их имеют своим Богом, следовательно то, что отвле­кает их от этого, опечаливает и ослабляет, и ущемляет их. Думают таковые, что услаждать себя и быть удовлетворёнными значит служить Богу и угождать Ему.
  
   4. Есть также другие, которые из-за этого лакомства так мало сознают свою низость и собственную нищету, и так отброшены от любовных боязни и почтения, кои подобают величию Божию, что, ничтоже сумняшеся, спорят много со своими исповедниками, от которых многократно принимали причастие. И того хуже, - многажды осмеливаются причащаться без разрешения и мнения служителя и эко­нома Христа, исключительно по собственному суждению, - и озабочены сокрыти­ем истины от него. И по этой причине, следя за тем, чтобы быть причащёнными, творят, как захотят, свои /исповеди/, имея больше алчности к тому, чтобы вку­шать, чем вкушать чисто и совершенно; между тем как были бы более чистыми и святыми, имея наклонность противоположную, попросив своих исповедников, чтобы не велели бы им приходить так часто. Хотя, между одним и другим лучшее есть скромный отказ; но остальные дерзости очень вредны и суть повод для нака­зания за такую отвагу.
  
   5. У таковых в причастии все, о чём они заботятся, это некое чувство и смак,- больше чем почтение и восхваление Бога со смирением. И таким образом они /приноравливаются к тому/, что когда не извлекают некоего смака или ощу­щения чувственного, думают, что ничего не делают; это значит судить очень низ­ко о Боге, не разумея, что прибытки, касающиеся чувства, есть меньшее из того, что сотворяет сие Священнейшее Таинство, потому что большее есть невидимое той благодати, которую дарует; яко для полагающих очи свои в вере, часто устра­няет Бог другие удовольствия и услады чувственные. Итак, хотят ощущать Бога и вкушать Его, как если бы был постижимым и воспринимаемым; и не только в причастии, но также и в других практиках духовных. Каковое всё является очень
   большим несовершенством и весьма противно условиям Бога, так как есть нечис­тота в вере.
  
   6. То же самое у таковых и в молитве, которую практикуют, яко думают, будто всё дело в том, чтобы обрести вкус и набожность чувственную и озабочены извлечением их, как говорят, силою рук, утомляя и обременяя потенции и голову; а когда не обретают желаемого смака, то огорчаются много, думая, яко ни в чём не успели. И из-за этой претензии губят истинные набожность и дух, которые со­стоят в том, чтобы упорствовать в молитве с терпением и смирением /не доверяя себе/, единственно ради того, чтобы угодить Богу. По этой причине, когда не на­ходят однажды вкуса в том или другом упражнении, получают большое отвраще­ние и антипатию к тому, чтобы повторять его, и часто оставляют таковое. Чем, в конце концов, как мы сказали, уподобляются детям, которые не подвигаются и не напрягаются разумом, а только удовольствием.
  
   Всё это бывает с ними в искании удовольствия и утешения духовных, и из-за этого никогда не насыщаются чтением книг, и хватаются то за одну медитацию, то за другую, приходя в дом сего удовольствия посредством вещей Божиих; от та­ковых отрекается Бог весьма справедливо, осмотрительно и ласково, потому что если бы не поступал так, возрастали бы бессчетно во зле посредством этого об­жорства и лакомства духовного. Посему, таковым очень нужно войти в Ночь тёмную, о которой говорим, ради очищения от этих ребячеств.
  
   7. Наклонные к этим удовольствиям имеют также другое очень большое несовершенство, и состоит оно в том, что весьма слабы и ленивы они для того, что­бы идти трудным путём крестным; потому что душа, которая отдаётся смаку, ес­тественно шокируется всякой безвкусицей отрицания самоё себя.
  
   8. Имеют таковые множество /других/ несовершенств, которые им отсюда нарождаются, каковые Господь временами лечит испытаниями, сухостью и дру­гими тяготами, которые все являются частью Ночи тёмной. О которых, дабы не задерживаться, не хочу здесь больше говорить, кроме единственно указания на то, что воздержность и умеренность духовная несут другой душевный настрой, много отличный от умерщвления, страха и покорности во всех сих вещах; обращая вни­мание на то, что совершенство и ценность /этих/ вещей не заключаются во множе­стве и сладости трудов, но - в сознательном отрицании себя в них. Что начинаю­щие, со своей стороны, сколь возможно, должны не забывать делать, до тех пор, пока Бог не захочет очистить их по-настоящему, вводя их в Ночь тёмную, к кото­рой, чтобы мне подойти /в своём изложении/, нужно поторопиться с этими несо­вершенствами.
  
  

ГЛАВА 7

О несовершенствах, сопряжённых с завистью и кислостью духовной

  
   1. Также и в связи с /двумя/ другими пороками, которые суть зависть и кислость духовная, начинающие имеют довольно несовершенств. Потому что, в связи с завистью, многие из них испытывают сожаление о доброй духовности дру­гих, причиняющее им некоторую ощутимую скорбь о том, что те одержали верх над ними на сём пути; и не желают видеть их хвалимыми, потому что опечалива­ются чужими доблестями; и иной раз не могут утерпеть, чтобы не сказать им противное, разрушая сказанные похвалы, как только могут; и у них развивается глаз, наблюдающий, чтобы того же самого не случилось с ними, так как желают быть превосходящими других во всём.
  
   Это всё весьма противно милосердию; которое, как говорит Св. Павел, радуется истине (1 Кор. 13,6). И если некоторая зависть, которую имеет, /есть зависть святая/, то, сожалея, что не имеет доблестей другого, он радуется тому, что другой их имеет, и празднует то, что все превзошли его в служении Богу, в то время как он столь недостаточен в этом.
  
   2. Также в связи с кислостью духовной обычно питают отвращение к вещам по-преимуществу духовным и расценивают их как противоречащих удовольст­вию чувственному; потому что, будучи услаждаемыми в вещах духовных, когда не находят сладости в них, теряют к ним вкус; так как ежели однажды не найдут в молитве того удовлетворения, которого требует их вкус (потому что, в конечном счёте, Бог лишит их его, чтобы испытать их) не желают возвращаться к ней, или, бывает, оставляют её, или идут за дурным желанием. И так, из-за этой кислости они ставят путь совершенства, на котором отрицаются Богом их воля и/удовольствие ниже удовольствия и вкусности своей воли/, в которой они, таким образом, удовольствуются больше, чем в воле Божией.
  
   3. И многие из них хотели бы, чтобы Бог хотел того же, чего они хотят, и их печалит необходимость хотеть иного, чего Бог хо­чет, и они испытывают антипатию к тому, чтобы соположить свою волю с Волей Божией. Откуда рождается им такое, что ежели где не находят своих воли и вкуса, о том думают, яко не есть воля Божия, и, напротив, когда удовлетворяются, веруют, яко Бог их удовлетворяет, соразмеряя Бога с собой, а не себя с Богом; чувствуя весьма противоположно тому, чему Он сам учит в Евангелии, говоря: что тот, кто утратит волю свою ради Него, обретёт её, а тот, кто захо­чет обрести, утратит её (Мт. 16, 25).
  
   4. Таковые питают отвращение также, когда им велят то, что им не по вкусу. Такие, поскольку идут за негой и сладостью духа, суть весьма немощны для крепости и трудов совершенства, уподобляясь тем, которые творят себя из удо­вольствий, и которые относятся с тоскою ко всем вещам терпким и ранящим Кре­ста, в коем находятся услады духа. И большее отвращение питают к вещам более духовным, ибо, поскольку предполагают идти в вещах духовных к своим развяз­ностям и удовольствиям своей воли, то они испытывают большое отвращение и печаль к тому, чтобы идти путём узким - как говорит Христос - жизни (там же, 7, 14).
  
   5. Эти намеченные здесь несовершенства относятся ко многим, в ком ещё живы начинающие первой ступени, дабы они увидели, насколько необходимо, чтобы Бог поместил их в состояние благодетельствуемых, то есть ввёл бы их в Ночь тёмную, о которой теперь говорим, где Бог отлучил бы их от этих вкусов и смаков в чистых сухости и мраке внутренних; избавил бы их ото всех этих дерзо­стей и ребячеств и соделал бы их жаждущими доблестей средствами весьма от­личными. Потому что, сколько бы эти начинающие не упражнялись в умерщвле­нии в себе всех этих деятельностей и страстей, никогда не преуспеют, до тех пор, пока Бог не сотворит это в них в пассивности, посредством очищения сказанной Ночи. В каковой, чтобы сказать нечто о пользе её, да подаст мне Бог услужающий, свой божественный свет, чтобы лучше управляться в Ночи столь тёмной и с материей столь трудной для того, чтобы говорить и рассказывать о ней.
  
   Вот, стало быть, стих:

В ночь едину тёмную

  
  

ГЛАВА 8

В которой объясняется первый стих первой песни и начинается выяв­ление сей "ночи тёмной"

  
   1. Сия Ночь, под которой разумеем созерцание, причиняет два вида мрака в персонах духовных или очищающихся, соответственно двум частям человека, то есть чув­ственной и духовной.
   Итак, одна Ночь или очищение будет чувственной, которой душа очищает­ся в части чувства, сообразуя его с духом; и другая /есть/ Ночь иди очищение ду­ховное, которой очищается и обнажается душа в части духа, приспосабливая и располагая его к союзу любви с Богом.
   Чувственная /ночь/ заурядна и случается со многими, и таковы суть начи­нающие, - о ней будем говорить вначале.
   Духовная принадлежит весьма немногим, и таковы суть уже практикующие и благодетельствуемые, о них будем говорить позже.
  
   2. Первое очищение, или Ночь, горька и страшна для чувства, как теперь говорим. Вторая не имеет сравнения /с первой/, так как ужасна и устрашающа для духа, как потом расскажем. И поскольку первая по-порядку и приключается пер­вой - чувственная, - о ней кратко приведём кое-какие начальные сведения, потому что о ней, как она есть вещь более заурядная, больше написано, чтобы /затем/ пе­рейти к обсуждению более пространному пели Ночи духовной, так как имеем для неё гораздо меньше вербальных средств, как устных, так и письменных, и даже опыта очень мало.
  
   3. Поскольку, стало быть, стиль, которого придерживаются эти начинаю­щие на пути Божием, низок и сильно приближается к их /собственным/ любви и вкусу (как дадено уразуметь выше); хочет Бог продвинуть их вперёд и извлечь их из этого низкого рода любви к более высокой ступени любви Божией, и освобо­дить их от низкого упражнения чувств и речи, с которыми они так скудно и с та­кими неудобствами (как мы сказали) идут, домогаясь Бога; и поместить их в уп­ражнение духа, в каковом более изобильно и более свободными от несовершенств могли бы сообщаться с Богом; так как они уже упражнялись какое-то время на пу­ти доблести, упорствуя в размышлении и молитве, в которых со смаком и удо­вольствием, кои там обрели, избавились от привязанности к вещам мирским и со­брали кое-какие духовные силы в Боге - с помощью которых несколько умеряют вожделения тварные - с каковыми /силами/ уже способны вынести совместно с Богом малую ношу и сухоту, без того чтобы воротиться вспять; /и вот/ в наилуч­шее время, когда более ясным представляется им сияние солнца Божьих милостей, затемняет т Бог весь этот свет и затворяет двери и источник сладкой воды духовной, которую вкушали всякий раз и во всякое время, когда хотели - потому что, будучи хрупкими и нежными, не держали двери запертыми для этого, как го­ворит Св. Иоанн в Апокалипсисе (3,8) - и так оставляет их в темноте, так что не знают, докуда идти с чувствами воображения и речи; так как не способны сделать и единого шага в медитацию, как ранее выходили (утопивши уже чувство внут­реннее в этой Ночи) и оставляет их в такой сухоте, что не только не находят игры и вкуса в вещах духовных и практиках добротолюбивых, в которых находили свои наслаждения и смакованья, но вместо этого находят, напротив, безвкусие и горечь в сказанных вещах. Потому что, как сказал, воспринимает их здесь Бог, как подросших, ибо они окрепли и вышли из пелёнок, отнимает от них сладкую грудь и спускает с рук своих, приучая ходить своими ногами, в каковом /положении/ ощущают они великую новину, так как всё для них переворачивается.
  
   4. С людьми собранными это обыкновенно происходит за более короткий срок, после того, как они начали, в сравнении с остальными, поскольку они более свободны от случайных возвратов к прежнему и более быстро преобразуют вож­деления к вещам века сего, что означает, яко они сильно хотят начать входить в эту счастливую Ночь чувств. Обыкновенно, не проходит многого времени после того, как они начали, до того момента, как начинают входить в эту Ночь чувств; и все остальные /тоже/ входят в неё, так как обычно видим их впавшими в эти сухо­ты.
  
   5. Об этом способе очищения чувственного, поскольку он так всеобщ, мог­ли бы привести здесь великое число авторитетных свидетельств Божественного Писания, где они встречаются во множестве на каждом шагу, особенно в Псалмах и Пророках. Поэтому не хочу тратить на это время, так как тому, кто их там не уг­лядел, довольно общего опыта, который в этом имеется.
  
  

ГЛАВА 9

О признаках, по которым узнаётся, что духовный идёт по пути сей Ночи и очищения чувственного

  
   1. Однако, поскольку сказанные сухоты могут проистекать часто не от сказанной Ночи и очищения вожделения чувственного, но - от грехов и несовер­шенств или от слабости и тепловатости, или какого-либо дурного гумора или на­рушения телесного,- приведём здесь некоторые признаки, по которым узнаётся, является ли таковая сухость следствием сказанного очищения или рождается ка­кими-то пороками. Для чего нахожу, яко имеются три главных признака.
  
   2. Первый состоит в том, что если /духовный/ не находит ни вкуса, ни утешения в вещах божественных, то не находит также таковых в вещах сотворен­ных, потому что, раз уж поместил Бог душу в эту тёмную Ночь с целью отполос­кать и очистить её вожделение чувственное, то ни в какой вещи не оставляет её погружённой или обретающей сладость. И отсюда узнаётся весьма правдоподоб­но, что сии сухота и безвкусие не происходят ни от грехов, ни от несовершенств новых задач; потому что, если всё же происходят, то в натуре ощущается некая склонность или алкание ко вкушению каких-то других вещей, не Божьих; ибо ко­гда желает ослабления вожделения в каком-либо несовершенстве тотчас ощущает большее или меньшее ослабление склонности к нему, соответственно вкусу и пристрастию, которые там прилагает. Однако поскольку отсутствие вкуса, как в вещах высоких, так и в низких, могло бы произойти от какого-либо нерасположе­ния или гумора меланхолического, который часто не оставляет вкуса ни в чём, то для этого существует второй признак и условие.
  
   3. Второй признак, которым удостоверяется, что имеем дело со сказанным очищением, заключается в том, что обыкновенно /духовный/ поминает Бога с заботой и усердием тягостным, думая, что не служит Богу, но что ворочается на­зад, так как не ощущает никакого вкуса в вещах Божиих. И дело тут в том, что не исходит это безвкусие и сухота из слабости и тепловатости; так как разум тепло­ватости в том, чтобы не отдаваться слишком и не иметь внутренней заботы о ве­щах Божиих.
  
   Источники сухости и тепловатости сильно различаются, ибо тепловатость имеет большую слабость и вялость воли и души /животной/, без озабоченности служением Богу; тогда как очистительная сухость несёт с собой обычно заботу с усердием и огорчением (как говорю) о том, что не служит Богу. И таковая, хотя иной раз поддерживается меланхолией и другим гумором - как это часто бывает - не перестает из-за этого производить очистительный эффект в вожделении, раз лишена всякого удовольствия и только озабоченность имеет в Боге. Потому что, когда бывает чиста от гумора, протекает в неудовольствии и порче естественных, без тех желаний служить Богу, которые имеет сухота очистительная, с каковой, - хотя часть чувственная бывает весьма опавшей, вялой и слабой, чтобы трудиться ради того малого удовольствия, что находит,- дух, однако, бывает резвым и силь­ным.
  
   4. Потому что причина этой сухости в том, что Бог заменяет блага и силу чувственные на духовные, каковые, поскольку не вмещают чувства и силы естест­венных, остаются постными, сухими и пустыми; ибо часть чувственная не имеет способности к тому, что есть чистый дух, и так, удовольствуясь духом, опресняет­ся плотию и ослабляется для трудов ея. Но дух, который принимает пищу, ходит крепко и более живо и усердно, чем раньше, в заботе о том, чтобы не потерять Бо­га; а что не ощущает тотчас вначале вкуса и сладости духовных, но только су­хость и пресность, то это - от новизны замены, потому что имеет нёбо приученным ко вкусам чувственным (и всё ещё полагает очи в них) и потому также, что нёбо духовное не приспособлено и не очищено для такого тонкого вкуса, и вплоть до момента, покуда в дальнейшем не расположится к нему посредством сей сухой и тёмной Ночи, не может ощущать вкуса и блага духовного, но - только сухость и пресность отсутствия того вкуса, который ранее с такой лёгкостью смаковал.
  
   5. Ибо те, которых Бог начинает вести посредством сих одиночеств пусты­ни, подобны суть сынам Израиля, которые после того, как в пустыне накормил их Бог, подавая пищу небесную, которая содержала в себе все вкусы и, как сказал там (Прем. 16,20-21), претворилась в ту сладость, какую каждый хотел, ощути­ли, вместе с тем, в большей степени, недостаток вкусов и смаков мяса и лука, ко­торые ели раньше в Египте - оттого что имели нёбо приученным и погружённым в них - чем тонкую сладость манны ангельской; и плакали и стенали о мясе посреди трапезы небесной (Числ. 11,15). Вот до чего доводит низость нашего вожделения, которая заставляет нас /желать/ нашей нищеты и отвращаться от несказанного блага небесного.
  
   6. Однако, как говорю, когда эти сухоты происходят от очищения вожделения чувственного, хотя дух не ощущает поначалу вкуса по причинам, о которых мы завершили речь, ощущает крепость и силу для трудов субстанциальных, кото­рые даются ему пищей внутренней, каковая пища есть для чувства начало темного и сухого созерцания. Каковое созерцание, которое оккультно и тайно для того, кто им обладает, обыкновенно, объединяется с сухостью и пустотой, творимой чувст­ву; придаёт душе наклонность и желание пребывать в одиночестве и покое.
   И то­гда, ежели те, с кем это приключилось, удерживают себя в покое, не заботясь ни о какой внутренней и внешней работе, без озабоченности тем, чтобы делать что-либо, тут же, в этой беззаботности и досуге ощущают некое внутреннее восста­новление; которое столь тонко, что, обыкновенно, ежели /духовный/ имеет жажду или заботу чувственную, не ощущает его; потому что, как говорю, оно действует, главным образом, в досуге и беззаботности души, и похоже на воздух, который утекает, если захочешь зажать его в кулаке.
  
   7. И в этом ключе можем понять то, о чём говорит Жених Невесте в Песнях: Отведи очи твои от меня, ибо заставляют они меня взлетать (6,4);
   ибо таким способом полагает Бог душу в это состояние, и на такой отличный путь ставит её, что если она захочет действовать своими потенциями, то скорее препятствует той работе, которую совершает в ней Бог, чем помогает. Действует /таким образом/ скорее совсем наоборот.
  
   Причина сего та, что уже в этом состоянии созерцания, которое бывает, ко­гда /начинающий/ выходит из речи и помыслов и /вступает/ в состояние благоде­тельствуемого, Бог есть тот, кто действует в душе /животной/; ибо для этого свя­зывает /Он/ потенции внутренние, не оставляя ни опоры в разумении, ни сока в воле, ни речи в памяти. Потому что в этот момент то, что может соделывать сама душа, не служит ничему (как мы сказали), кроме возмущения мира внутреннего и препятствования той работе, которую в сухоте чувства вершит Бог в духе; каковая /работа/, будучи духовной и тонкой, творит труды покойные, деликатные, /уединённые/, удовлетворяющие и миротворящие, весьма чуждые всем другим первоначальным удовольствиям, которые бывают зело ощутимыми и чувстви­тельными, ибо сие есть мир, о котором молвит Давид, яко говорит Бог в душе, чтобы одухотворить её (Пс. 84,9). И отсюда получаем третий /признак/.
  
   8. Третий признак, по которому распознаётся это очищение чувства, есть невозможность уже ни размышления, ни обдумывания в чувстве воображения, /как то обычно бывает/, хотя оно /это чувство/ много задействуется. Потому что здесь начинает Бог сообщаться ему уже не через чувство, как раньше это делал посредством речи, которая соединяет и разделяет понятия, но - через чистый дух, к которому не выходит последовательный дискурс, сообщаясь ему в акте простого созерцания - до которого не дотягиваются чувства нижней части /души/, ни внешние, ни внутренние,- откуда и получается, что воображение и фантазия не могут опереться на какое-либо рассмотрение, ни найти уже в нём основания, от­селе и впредь.
  
   9. В этом третьем признаке должно быть так, чтобы это стеснение потенций и /безвкусность/ их не происходили от какого-либо дурного гумора; потому что, когда отсюда рождается, то, как только прекращается действие гумора (ибо тако­вое никогда не длится без конца), тотчас, вместе с какой-нибудь озабоченностью души, возвращается она к той же можливости, что и раньше, и потенции обретают свою опору.
   Не так в очищении вожделения, - потому что в начале вхождения в него всегда прежде является невозможность думать с использованием потенций. Потому что, хотя истина есть, что некоторые начинающие, бывает, не входят / в сказанное очищение/ с таким постоянством, тем способом, что перестают иной раз /удовольствоваться/ своими смаками и речами чувственными,- ибо, быть мо­жет, по слабости своей не согласились бы стать отлучёнными от них одним уда­ром,- вместе с тем всегда входят в него и заканчивают с работой чувств, если так нужно для продвижения вперед. Потому что те, которые не идут дорогой созерца­ния, претерпевают /сию Ночь/ весьма отличным образом; ибо сия Ночь сухот обычно не продолжается в их чувстве, потому что, хотя иной /раз имеют их (т.е. сухоты), другой раз нет, и хотя иной раз/ не могут обдумывать, другой раз могут; ибо вводит их Бог в сию Ночь /потенций/ единственно для того, чтобы трениро­вать их, и принизить их, и преобразовать им вожделение их, для того чтобы не творили лакомства порочного в вещах духовных, а не для того, чтобы привести их к жизни духовной, которая есть созерцание - так как не всех тех, кто намеренно упражняется на пути духовном, вводит Бог в созерцание, ни даже в половину его; а почему - Он знает,- отсюда получается то, что для таковых никогда не оканчива­ет /Он/ дела отлучения чувства от персей размышлений и обговорений, но - толь­ко в иные моменты, от времени до времени, как мы сказали.
  
  

ГЛАВА 10

О том, как надлежит вести себя им в сей "Ночи тёмной"

  
   1. Во время, стало быть, сухот сей Ночи чувственной - в которой произво­дит Бог замену, о которой сказали выше, извлекая душу из жизни чувственной для духовной, то есть заменял размышление на созерцание, в котором не может уже душа ни трудиться о вещах Божиих, ни обдумывать их, используя свои потенции, как уже сказал,- претерпевают духовные великие скорби, не так из-за сухот, кото­рые терпят, сколько из опасения, что погибнут на пути, думая, яко пришло к кон­цу для них благо духовное, и что оставил их Бог, ибо не обретают никакой опоры ни во вкусе, ни в доброте. Тогда утомляются и озабочиваются (так как это вошло в привычку) тем, чтобы опереться с помощью некоего удовольствования потен­ций на какой-нибудь объект речи (или вербального помысла), думая, что когда не делают этого и не ощущают себя трудящимися, не делают ничего. Творят же сие не без довольной неохоты и отвращения внутреннего души, которой нравится оставаться в известном покое и бездеятельности, не утруждая своих потенций. В каковом /делании/, повреждаясь в одном, не извлекают пользы и из другого; по­тому что, домогаясь духа, теряют дух, содержащийся в успокоении и мире. И так уподобляются тем, кто оставляет сделанное, чтобы воротиться к деланию, или тем, которые выходят из заботы, чтобы вновь войти в неё, или тем, что оставляют дом, который имеют, чтобы воротиться к дороге домой. И эта активность избы­точна в сей части, так как ничего уже не обретают посредством начального стиля поведения, как уже сказано.
  
   2. Таковые, тем временем, если не имеют никого, кто бы их понял, возвращаются вспять, оставляя путь, или устают, или, по меньшей мере, препятствуют своему продвижению вперёд из-за многого усердия, которое полагают в том, что­бы идти по /начальной/ дороге размышления и речи, утомляя и утруждая чрезмерно натуру, воображая, яко остаются на сей дороге из-за своего ничтожества или грехов. Что является излишним, потому что их уже ведёт Бог по другой доро­ге, которая есть созерцание,- отличнейшей от первоначальной; потому что одна есть размышление и речь, а другая не опускается ни до воображения, ни до по­мысла.
  
   3. Тем, которые так видят себя, нужно утешаться, упорствуя в терпении, не сокрушаясь; доверяя Богу, который не оставляет тех, которые с простым и правым сердцем ищут Его, и не перестанет подавать им необходимое в пути, до тех пор, пока не введёт их ясный и чистый свет любви, каковую дарует им посредством другой Ночи тёмной духа, ежели удостоятся, чтобы Бог поместил их в неб.
  
   4. Стиль, который должно выдерживать в этом чувстве, состоит в том, чтобы ничего не причинять себе посредством речи и размышления, так как уже не время для этого; но чтобы оставлять душу в отдохновении и покое, хотя бы им представлялось ясно, что ничего не делают и теряют время; и хотя бы им пред­ставлялось, что по слабости своей не имеют желания ни о чём думать,- так как достаточно сделали тем, что имеют терпение в упорной молитве, без того, чтобы что-либо делать. Единственное, что следует здесь делать, это оставить душу сво­бодной и непринуждённой, и отдыхающей ото всех понятий и помыслов, не оза­бочиваясь тем, чтобы о чём-либо думать и /размышлять/, удовольствуясь единст­венно любовным попечением и отдохновением в Боге, и оставаться без заботы и энергии, и без желания вкушать её или ощущать; потому что все эти /искания/ беспокоят и отвлекают душу от успокоения отдохновенного и досуга сладкого со­зерцания, которое здесь даётся ей.
  
   5. Хотя большие сомнения приходят к нему о том, что /якобы/ теряет время, и что лучше было бы заняться другими вещами, раз уж в молитве не может ни де­лать, ни думать ничего, пусть претерпевает и пребывает в отдохновении, так как нет там ничего большего, чем пребывание в своё удовольствие и широта духа; по­тому что, если сам по себе желает задействовать потенции внутренние, будет пре­пятствовать и губить блага, которые Бог, посредством сказанного мира и досуга души укрепляет и запечатлевает в душе; так добротно, как если бы какой худож­ник живописал или сурьмил некое лицо, так что, если бы лицо шевелилось в же­лании что-нибудь делать, не оставило бы ничего делать художнику и разрушило бы то, что было сделано. Итак, когда душа желает оставаться в мире и досуге внутреннем, любое действие или пристрастие или попечение, которые она поже­лала бы тогда иметь, отвлечёт её и обеспокоит и заставит почувствовать сухоту и пустоту чувства, потому что насколько более домогается иметь какую-то опору в аффекте и понятии, настолько больше ощущает недостаток, заключающийся в том, что не может уже быть дополнена каким-либо путём.
  
   6. Откуда следует, что такой душе необходимо не придавать значения тому, что она утратила /действие/ потенций; скорее должно быть довольной тем, что не теряет их быстро; потому что, не препятствуя действию созерцания внушаемого, которое подаёт Бог, с тем большим изобилием воспринимает его и даёт повод к тому, чтобы зарделась и воспылала в духе любовь, которую это тёмное и тайное созерцание несёт с собой и заражает душу. Ибо созерцание есть не что иное, как внушение тайное, миротворящее и любовное Бога, которое, если ему дают место, возжигает душу в духе любви; о чём даёт уразуметь следующий стих, а именно:

с томленьями, в любви возжжёнными.

  
  

ГЛАВА 11

Объясняющая три стиха песни

  
   1. Каковое воспламенение любви, хотя его обычно не ощущают начинаю­щие, из-за того, что не имеют увлажнения или не приступают к нему из-за нечис­тоты натуры, или оттого, что душа не даёт в себе места умиротворению, из-за не­понимания себя, как мы сказали - хотя иной раз, без такового и с таковым, тотчас начинает чувствовать некое томление о Боге,- чем большим бывает, тем больше видит себя душа аффицированной и воспламенённой в любви Божией, не зная и не понимая, как и откуда народились ей такие любовь и привязанность; но так как видит в себе столь возросшими эти пламя и возгорание, то с томлениями любви желает к Богу, подобно Давиду, пребывавшему в сей Ночи, который говорит о се­бе в следующих словах, а именно: Потому что возгорелось моё сердце ( именно в любви созерцания) также почки мои изменились (то есть мои вожделения пристрастий чувственных изменились, а именно: от жизни чувственной к жизни духовной, которая есть сухость и прекращение деятельности во всех потенциях, как мы говорили); и аз, говорит, был несмел во всём и уничтожен, и не по­беждаю (Пс.72, 21-22). Потому что, как мы сказали, без знания душой того, какой дорогой идёт, видит себя уничтоженным, касательно всех вещей горних и доль­них, которыми обычно удовольствовался, и единственно видит себя влюблённым, не зная, как это произошло.
  
   И оттого, что нередко сильно возрастает воспламенённость любовью в ду­хе, страстные томления о Боге в душе бывают так велики, что кажется, будто жа­жда сушит кости, и природный человек вянет и губит свои тепло и силу пылкой жаждой любви, ибо чувствует душа, как пылка эта жажда любви. Её также имел и ощущал Давид, когда говорил: Душа моя жаждала Бога живого (Пс. 41,3); что есть, как если бы сказать: Жива была жажда, которой жаждала душа моя. Каковая жажда, оттого жива, можем сказать, что убивает жажду. Нужно, однако, заме­тить, что пылкость сей жажды не длится постоянно, но /вспыхивает/ временами, хотя обычно ощущается некоторая жажда.
  
   2. Должно, однако, предупредить, что (как начал здесь говорить) начинаю­щими не ощущается эта любовь, а только сухота и пустота, как мы уже сказали; и тогда, вместо этой любви,- которая потом воспламеняется,- то, что душа претер­певает, тем не менее, посредством сказанных сухот и пустот потенций, есть буд­ничная забота о Боге, со скорбью и страхом о том, что не служит Ему; что для Бо­га есть немало приятная жертва - видеть духовного содействующим и заботящим­ся о Его любви.
   Эти забота и внимание влагают в душу некое тайное созерцание, вплоть до того времени, когда, очистив чувство, т.е. часть чувственную, от сил и пристра­стий естественных, посредством сухот, которые в ней полагает,- не возгорится в духе эта любовь божественная. Но, между тем, в конце концов, он, как помещён­ный в лечебницу претерпевши всё в тёмном и сухом очищении вожделения, изле­чивается от многих несовершенств и обретается во многих доблестях, чтобы сде­латься способным к сказанной любви, как теперь говорится в следующем стихе:

О, Судьба счастливая!

  
   3. Поскольку Бог помещает душу в эту Ночь чувственную с целью очистить чувства части подлежащей и приспособить её, и подчинить её, и соединить с ду­хом, затемняя её и прекращая её функционирование в том, что связано с речью и помыслами, как также после сих (с целью очистить дух для единения с Богом, как позже расскажем) помещает её в Ночь духовную, то приобретает душа такие вы­годы что почитает за судьбу счастливую избегание аркана чувств и отпирания части подлежащей, благодаря этой дивной Ночи, и износит настоящий стих, а именно:
  

О, Судьба счастливая!

  
   В связи с чем нам нужно здесь отметить те выгоды, которые находит в этой Ночи душа, по причине которых имеет счастье пройти ею. Все эти выгоды заклю­чены душой в следующем стихе, именно:
  

Вышла никем не замечена

  
   4. Под каковым исходом разумеется подчинение душе части чувственной в домогании Бога действиями столь слабыми, столь ограниченными, и столь окка­зиональными, каковы суть действия этой части подлежащей; так как на каждом шагу спотыкается о тысячу несовершенств и нежеств, как мы то отметили выше в шести пороках главных. Ото всех таковых освобождается, погашая в сей ночи все удовольствия, и высокие, и низкие, и затемняя все помыслы, и сотворяя душе бес­численные блага в стяжании доблестей, как теперь говорим. И будет для неё ве­щью вкуснейшею и зело утешающей видеть отсюда, как на здешней дороге вещь, казавшаяся душе столь терпкой и супротивной, и столь противоположной вкусу духовному, творит в ней таковые блага. Которые, как говорим, следуют душе за её исходом, в части привязанности и оперирования - посредством сей Ночи - изо вех вещей тварных и направлением к вечным,- что является большой и счастливой удачей: во-первых по причине великого добра, которое заключается в погашении вожделения и привязанности ко всем этим вещам; во-вторых, из-за того, что попа­даешь в число тех весьма немногих, которые терпят и упорствуют во вхождении дверьми тесными и хождении путём узким, ведущим в жизнь, как говорит наш Спаситель (Мт. 7,14).
  
   Ибо двери тесные это сия Ночь чувств, которых обнажается и раздевается душа, чтобы войти в сию Ночь, сплотившись в вере, которая чужда всему чувст­венному, чтобы направиться затем по пути узкому, каковой есть другая Ночь духа, в которую затем входит душа, чтобы идти к Богу в чистой вере, кото­рая есть средство, коим душа единится с Богом. По этому пути, такому тесному, тёмному и ужасающему (с которым не сравнится Ночь чувств по темноте и тяго­те, как говорили там) идут ещё много меньшие числом,- но и прибытки их несрав­ненно превосходят те, что получаются в первой Ночи. О таковых начинаем теперь говорить несколько, с возможною краткостью, чтобы перейти [отсюда] к другой Ночи.
  

ГЛАВА 12

О пользах, которые приносит душе сия "Ночь".

  
   1. Сия Ночь и очищение вожделения - весьма удачная для души - такие бла­га и выгоды творит в ней (хотя пред тем ей казалось, как мы говорили, будто она их утратила), что, как Авраам устроил большой праздник, когда отставил от мо­лока сына своего, Исаака (Быт. 21,8), так радуется небо тому, что уже сушит Бог пелёнки сей души, что спускает её с рук своих - да ходит своими ногами; что так­же, оставивши грудь млечную и нежную и сладкую пищу детскую, стала потреб­лять хлеб с корочкой; что начала вкушать пищу твёрдую, которая в сих сухотах и сумерках чувства начинает подавать духу пустоту и сухость соков чувственных, которые суть созерцание внушаемое, как мы сказали.
  
  
   2. И это есть первая и главная польза, которая отсюда получается душе и которая объединяет в себе все остальные; эта первая польза, которую причиняет сия сухая и темная Ночь созерцания, есть познание себя и своей нищеты; потому что все прочие милости, оказываемые душе /Богом/, Он обычно творит в обёртке этого знания, этих сухот и пустот потенций, относительно того обилия, что ощу­щала ранее, и трудности, которую находит теперь душа в вещах благих,- и всё это понуждает душу осознать свою низость и нищету, на которые не обращала вни­мания во время своего процветания.
   Хороший абрис этого имеем в Книге Исход, где Бог, желая присмирить сы­нов Израиля, и дать им познать самих себя, повелел отменить и снять одеяния и украшения праздничные, с которыми обычно ходили соединённые в пустыню, го­воря: Вот теперь, отселе и впредь, снимайте украшения праздничные и воз­лагайте на себя одежду будничную и рабочую, да познаете обращение, ко­торого заслуживаете (33,5). Что есть, как если бы сказал:
  
   Поскольку одежда, ко­торую носите, предназначена для праздника и веселья, она даёт вам повод не чув­ствовать себя такими низкими, каковы вы есте, оставьте же эту одежду, отселе и впредь подобает вам одежда подлых; знайте, что недостойны большего такие, ка­ковы есте. Откуда истина, что душа прежде не знала своей нищеты; потому что в то время, когда ходила, как на праздник, находя в Боге много вкуса и утешения, и опоры, ходила очень удовлетворённая и довольная, в кажимости, будто в чём-то услужает Богу (потому что, хотя не имеет этого в себе явно, но, по меньшей мере, в удовлетворении, которое находит в удовольствиях, она где-то согласна с этим); теперь же, облачённая уже в другую, рабочую одежду, помещённая в сухость и бесприютность, затемнённая в своих первоначальных светах, поистине имеет их [сиречь, вкус, утешение и опору*] в этой столь превосходной и необходимой доб­лести собственного [познания], не имея уже ни в чём никакого довольства собой, видит поэтому, что от себя ни что-либо делает, ни что-либо может.
  
   И это малое довольство собой и безутешность в том, что не служит Богу, Он ценит и держит за большее, чем все эти труды и удовольствия первоначаль­ные, которые творит и имеет душа, ради большего, чем они суть,- поскольку в них подвергается она риску многих несовершенств и невежеств; и от этого труда су­хости рождается не только то, о чём уже сказали, но также пользы, о которых те­перь говорим, и ещё много большие, о которых не говорим; которые происходят, как из источника и начала, из собственного познания.
  
   3. Что до первой [пользы], то она состоит в том, что душа начинает общать­ся с Богом более вежливо и учтиво, как всегда и должно обращаться с Высочай­шим; чего не делала бы в расцвете своего удовольствия и утешения, потому что сладость и вкус, которые чувствовала, сделали бы вожделения, относящиеся к Богу, несколько более дерзкими, чем того довольно, и неучтивыми и плохо осмотри­тельными.
   Как случилось то с Моисеем, когда почувствовал, что Бог говорит с ним; будучи ослеплённым некоторым вкусом и аппетитом, без многого размышления, осмелился прийти на место свято, и пришёл бы, если бы не приказал ему Бог оста­новиться и разуться; чем обозначил уважение и осмотрительность, с которыми должно общаться с Богом. Откуда, когда послушался в этом Моисей, приведен­ный таким образом в разум и так предостережённый, то, как говорит Писание, не только не осмелился подойти, но даже не отважился взглянуть (Исх. 3, 6); потому что, сняв ботинки аппетитов и вкусов, познал свою нищету великую пред Богом, ибо так подобало ему, чтобы слышать слово Божие.
   Также как расположение, приданное Богом Иову для разговора с Ним, не принесло тому радований и прославлений, которые,- как тот же Иов сообщает там,- он обычно имел в Боге своём; но обрёл себя обнажённым в куче навоза, без­защитным и даже преследуемым своими друзьями, наполненным горечью и тош­нотой, усеянным земными червями; и тогда, таким способом, оценил он, яко воз­вышает бедного от навоза (Пс. 112,7), высочайший Бог, чтобы снизойти и гово­рить там лицом к лицу с ним, раскрывая высокие бездны великие своей Мудро­сти,- чего он никогда ранее не испытывал во времена процветания своего (38,1 и далее).
  
   4. Итак, нам надлежит отметить другую превосходную пользу, содержащуюся в сей Ночи и сухоте чувственного вожделения, раз собираемся быть одарённы­ми в них; и состоит она в том, что в сей Ночи тёмной вожделения - ибо подтвер­ждается сказанное пророком, а именно: Зажжётся свет Твой во мраках (Ис. 58, 10), - [светит] Бог душе, подавая ей знание не только её низости и нищеты, как мы сказали, но также величия и превосходности Бога; потому что, помимо погашения вожделений и вкусов, и поддержек чувственных, оставляет чистым и свободным разумение, чтобы разуметь истину - так как чувственные вкус и желание, хотя бы и относились к вещам духовным, ослепляют и стесняют дух - и также далее, что утеснение и сухость чувства освещает и оживляет разумение, как говорит Исайя (28,19); яко [с помощью] притеснения даёт уразуметь Бог, как в душе опустошён­ной и освобождённой (что есть потребное для Его божественного влияния), сверхъестественно, посредством сей Ночи тёмной и сухого созерцания, происхо­дит, как мы сказали, научение её божественной Мудрости, каковое не имело места при посредстве соков и вкусов первоначальных.
  
   5. Это хорошо даёт почувствовать пророк Исайя, говоря: Кого научит Бог своему знанию и кому сотворит слух слышания Его? Отлучённым, - говорит, - от молока, оторванным от груди (28,9). В чём даётся понять, яко к сему боже­ственному влиянию не является расположенным ни молоко первоначальной сла­дости духовной, ни прилегание к груди смачных помыслов потенций чувствен­ных, которые вкушала душа, но - недостаток первого и отсутствие второй; по­скольку для того, чтобы слышать Бога, нужно душе больше стоять на ногах и быть отодвинутой от привязанности и чувства, как говорит о себе пророк, молвя:
   Останусь на ногах над попечением моим (т.е. отодвинутым от вожделения) и утвержу шаг (т.е. не стану помышлять чувством), чтобы созерцать, то есть, чтобы понимать, что со стороны Бога доказывается, мне (Агг. 2,1). Тем же способом, каким из этой сухой ночи вначале выходит знание себя, из последнего, как из основания, выходит другое знание - Бога. Отчего говорил Св. Августин Бо­гу: Познаю, Господи, себя и узнаю Тебя. Ибо, как говорят философы, предел хо­рошо познается посредством иного.
  
   6. И чтобы испытать более полно действие, которое оказывает сия Ночь чувственная в её сухости и бесприютности, чтобы вызвать побольше света, коего, говорим, принимает здесь душа от Бога, приведём авторитетное свидетель­ство Давида, в котором тот добре даёт понять великую доблесть, которую имеет сия Ночь для этого возвышенного познания Бога. Молвит, стало быть, так: В зем­ле пустынной, безводной, сухой и бездорожной явился пред Тобой, чтобы возмочь увидеть Твои доблесть и славу (Пс. 62,3). Что есть вещь восхититель­ная, так как не даёт здесь понять Давид, будто радости духовные и многие удо­вольствия, которые имел, являются расположением и средством для познания Славы Божией, но - сухоты и отодвигания части чувственной, которые представ­лены здесь, как земля сухая и пустынная; и не говорит также, будто понятия и помыслы божественные, которыми он много пользовался, явились путём для того, чтобы чувствовать и видеть славу Божию, но - то, что ему не удалось ни закрепить понятие в Бозе, ни идти с помощью помысла мышления образного, который разу­меется здесь под землёй бездорожной.
  
   Способ, которым для познания Бога и себя самого, сия Ночь тёмная явля­ется средством, с её сухотами и пустотой,- хотя не с такими полнотой и обилием, как другая Ночь, духа,- состоит в том, что это знание выступает, как начало друго­го.
  
   7. Извлекает также душа из сухоты и пустоты сей Ночи желание смирения духовного, которое есть добродетель, противоположная первому главному пороку, о котором говорили, как о высокомерии духовном. Через это смирение, приобре­таемое посредством сказанного познания собственного, вычищаются все эти не­совершенства, в кои впадают с пороком высокомерия во время своего процвета­ния; потому что, яко видит себя таким высушенным и нищим, то даже первым движением не является в нём ни почитание себя лучшим других, ни мысль о том, что он превзойдёт их, как делал раньше; скорее, напротив, сознаёт, что другие лучше его.
  
   8. И отсюда рождается любовь к ближним; потому что ценит их и не судит их, как раньше обыкновенно поступал, когда, смотрел на себя со многим рвением, а на других нет. Единственно сознаёт свою нищету и её имеет пред очами своими; настолько, что не оставляет её и не даёт места тому, чтобы поместить очи свои на чём-либо ином.
   Что и провозгласил восхитительный Давид, стоящий в сей Ночи, говоря: Безгласен был и смирен и хранил молчание во благих, и обновлялась скорбь моя (Пс. 38,3). Говорит так потому, что кажется ему, будто доброты души его так усо­вершились, что не только что не имел таковых [ранее], но и не находит слов для описания их; но относительно чужих /также/ молчит со скорбью осознания своей нищеты.
  
   9. Здесь также вершатся ими покорность и послушание на пути духовном,
   так что, поскольку видят себя столь нищими, не только слушают то, чему их нау­чают, но даже желают чтобы их как-то направляли и говорили им, что они долж­ны делать. Покидает их самомнение чувственное, которое имели в процветании и, наконец, попутно, выметаются из них и все прочие несовершенства, которые мы отметили там, в связи с первым пороком, который есть заносчивость духовная.
  
  

ГЛАВА 13

О других пользах, которые причиняет душе сия ночь чувства

  
   1. Относительно несовершенств, которые несет с собой скаредность духовная, в коей душа алкала тех и других вещей духовных, и никогда не удовлетворя­лась ни теми, ни другими практиками, из-за алчности вожделения и удовольствия, , которые в них находила, теперь, в сей Ночи сухой и тёмной, преобразуется бла­гостно; потому что, как не обретает ныне в вещах неких привычного вкуса и удо­вольствия, скорее находя в них безвкусность и тяготу, то с такой воздержностью пользуется ими, что, случается, может утратить их из-за скудости, как ранее теря­ла из-за обилия. Хотя тех, кого Бог помещает в сию Ночь, Он обычно одаривает кротостью и пылкостью - хотя и безвкусной, - отчего только ради Бога творят они то, что им поведено; и не пользуются, многими вещами, потому что не находят удовольствия в них.
  
   2. Относительно похоти духовной, также ясно видно, что из-за сухости и безвкусия чувства, которые обнаруживает для себя душа в вещах духовных, осво­бождается она от некоторых нечистот, кои мы там отметили; говорим, стало быть, обычно, что следуют за удовольствием, которое дух переливает в чувство.
  
   3. Однако, о несовершенствах, от коих душа освобождается в сей Ночи тёмной, связанных с четвертым пороком, который есть обжорство духовное, мо­жем прочитать там, хотя и не обо всех там сказано, ибо суть бесчисленны; итак, я здесь ими не занимаюсь, ибо хочу уже заключить эту Ночь, чтобы перейти к дру­гой, о которой имеем серьёзный разговор и науку.
   Чтобы уяснить те бесчисленные пользы, которые, помимо сказанных, получает душа в сей Ночи, в связи с данным пороком, духовным обжорством, доста­точно сказать, что ото всех несовершенств, о коих там сказано, она освобождается ; и также от других многих и великих зол и уродств отвратительных (которые, как говорю, остались неописанными там); из них мы постарались преподать многие, о каких имеем опыт, чтобы они не преобразовывали желание в духовное лакомство.
  
   Ибо, поскольку Бог в сей сухой и тёмной Ночи, в которую помещает душу, обуздывает похоть и умеряет желание таким образом, что не может она питаться никаким удовольствием или вкусом чувственным ни вещей горних, ни дольних, и это продолжается так, что душа, преобразованная и вылощенная в части похоти и позывов, вынуждена утратить силу страстей и похотений и сделаться бесплодной, не пользуясь удовольствием,- из-за того, что без привычного высасывания молока вымени, высушиваются протоки млечные; и за таковыми похуданиями желаний души следуют ей, кроме сказанных, в связи с пороком высокомерия духовного, восхитительные пользы; ибо, погасивши позывы и похоти, живет душа в мире и упокоении духовном; потому что, где не правят желания и похоти, там нет воз­мущения, но - только мир и утешение Божии.
  
   4. Выходит отсюда и иная вторая польза, и состоит она в том, что приносит регулярное поминание Бога со страхом и опасением перед вороченьем вспять (как сказал) на пути духовном. Каковое [поминание] есть великая польза - и не из по­следних - приносимая этой сухостью и очищением желания, так как очищается душа и вычищает несовершенства, которые прилепляются к ней посредством же­ланий и пристрастий, которые сами по себе притупляют и затемняют душу.
  
   5. Имеется другая польза для души, зело великая, в сей Ночи, и состоит в том, что упражняется душа разом во многих доблестях, как в терпении и твёр­дости духа, которые успешно вырабатываются в сих пустотах и сухотах тем, кто настойчиво выносит духовные практики без вкуса и утешения в них.
   Вырабатыва­ется милосердие Божие, раз уже не удовольствием привлекается и смаком, на­ходимым в трудах, но трудится единственно ради Бога.
   Вырабатывается здесь также доблесть мужества, так как в сих трудностях и безвкусностях, которые находит в работе, отнимает силы у слабости и так делает­ся сильным. И, наконец, все доблести, как теологические, так и основные и моральные. Телесно и духовно упражняется душа в этих сухотах.
  
   6. А что в сей Ночи получаются душой эти четыре пользы, о которых сказа­ли, а именно: наслаждение миром, регулярное поминание и забота о Боге, выметенность и чистота души и упражнение в доблестях, о каковом только что закончили речь, об этом молвит Давид, на себе испытавший стояние в сей Ночи, в следующих словах: Душа моя отвергает утешения, помня Бога, находит утеху и занимает меня, и дух мой изнемогает (Пс. 76,4). И тут же говорит: И размышляет ночью с сердцем моим, и упражняет меня, и опустошает и очищает мой дух (ст. 7), а именно, ото всех привязанностей.
  
   7. Относительно несовершенств, сопряжённых с тремя другими пороками духовными, о которых там говорили, кои суть гнев, зависть и кислость, то от них также очищается душа в сей сухости желания и обретает противоположные сим порокам доблести, потому что размягчённая и смирённая посредством этих сухот и трудностей и других испытаний и тягот, в которых вновь этой Ночью Бог упражняет душу, она делается кроткой, ради Бога и ради себя самой, и также ради ближнего; тем способом, что уже не сердится с пререканием на себя за свои не­достатки, ни на ближнего за чужие; ни относит к Богу неудовольствия и неудоб­ства за то, что не приносит ей тотчас блага.
  
   8. Так что, относительно зависти, тоже имеет тут милосердие к прочим, ибо, ежели имеет некую зависть, то она уже не порочна, как то было раньше, когда огорчало душу то, что другие предпочтены ей, и опережают её, потому что здесь ей уже дадено видеть себя такой нищей, какой себя видит; и зависть, кото­рую имеет (ежели имеет) добродетельна, как желающая подражать тем, которые более доблестны.
  
   9. Кислости и отвращения, которые имеет здесь к вещам духовным, также не суть порочны, каковыми были раньше, потому что тогда они следовали за удо­вольствиями духовными, которые иной раз имела и [стремилась] иметь, когда не находила их; но эти отвращения не следуют за теперешней тощестью вкуса, пото­му что Бог лишил её в сём очищении желания всех вещей.
  
   10. Опрочь тех польз, о которых сказали, следуют душе иные бесчислен­ные, посредством этого сухого созерцания; потому что, посредством этих сухот и стеснений, многажды, когда менее всего думает /об этом/, сообщает Бог душе сладкого духа и любовь зело чистую, и понятия духовные, иной раз весьма тон­кие,- каждое намного более пользительное и ценное, по сравнению с теми, какими удовольствовалась раньше, хотя душа поначалу не думала так, ибо зело тонко влияние духовное, которое ей здесь даруется, и не воспринимает его чувство.
  
   11. Наконец, поскольку душа здесь очищается от привязанностей и жела­ний чувственных, следует свобода духа, в которой она заслуживает двенадцать даров Святого Духа.
  
   Также здесь она восхитительно высвобождается из рук трёх врагов: беса, мира и плоти; потому что при угасших вкусе и удовольствии чувственных отно­сительно вещей, ни бес, ни мир, ни чувственность, не имеют оружия и силы про­тив духа.
  
   12. Эти сухоты, стало быть, препровождают душу с чистотой в любовь Божию, потому что она уже не [подвигается] к трудам удовольствием и вкусом ра­боты, как быть может, поступала, когда удовольствовалась, но - единственно те­перь ради того, чтобы удовольствовать Бога. Творит себя /теперь/ ни чванной и ни удовлетворенной, как, бывало, поступала, по случаю, во времена процветания, но - осмотрительной и боязливой, не оставляя себе никакого удовлетворения; в чем сказывается страх Божий, охраняющий и увеличивающий добродетели.
  
   Гасит также эта сухость природные пылкости и похотения, как также сказано; потому что здесь, если нет удовольствия, которое Сам Бог привносит иной раз, то только чудом душа находит вкус и утешение чувственные своим старанием в каком-либо труде и упражнении духовном, как уже сказано.
  
   13. Возрастают в сей Ночи сухой забота о Боге и горячее желание послу­жить Ему, потому как отощали перси чувственности, которые питали и сотворяли прошлые аппетиты, и осталась душа лишь в сухоте и обнаженности желания послужить Богу, что весьма приятно Ему, ибо, как говорит Давид, жертва Богу дух сокрушённый (Пс. 50,19).
  
   14. Что, стало быть, знает душа, яко в сухом сем чистилище, прохождением его, она извлекает и получает столько и такие пользы, каковые здесь помянуты, так что отнюдь не переоценивает его, износя в песне цитируемый нами стих, а именно:
  

О, судьба счастливая!

Вышла никем не замечена.

  
   То есть ушла из силков и зависимости от своих аппетитов и привязанностей чувственных, не будучи замеченной, а именно, без того, чтобы сказанные три врага возмогли помешать ей. Каковые (как мы сказали), аппетитами и удовольст­виями, как силками спутывают душу и удерживают ее, так что не может сама выйти к свободе любви Божией; разве только помянутые /три врага/ не смогут воевать душу, как сказано.
  
   15. Откуда, в самоуспокоении, посредством постоянного умерщвления четырех страстей души, кои суть радость, скорбь, надежда и страх, и в усыпле­нии своей чувственности, посредством регулярного высушивания вожделений природных, и в возвышенности труда гармонизации чувств и потенций внутренних, прекративши свои действия дискурсивные, как мы сказали, каковые состав­ляют родичей, обитающих в подлежащей части души, которую она именует здесь своим домом, говоря:

Уже в доме моём была тишина

  
  

ГЛАВА 14

В которой объясняется последний стих первой песни

  
   1. Имея сей дом чувственности утишенным, то есть умерщвлённым, страсти погашенными, а желания успокоенными и усыпленными посредством сей счаст­ливой ночи очищения чувственного, выходит душа на начало дороги и пути ду­ховного, благодетельствуемых и облагодетельствованных, который зовут путём озарённым или путём созерцания возвышенного, которым Бог Сам упасает и пе­рестраивает душу, без помышления о том самой души и без её активной помощи.
  
   Такова, как мы сказали, Ночь и чистилище чувств души. Каковая /Ночь/, у тех кто должен после войти в другую, более серьёзную /Ночь/ духа, дабы пройти к божественному союзу любви - ибо не все, но меньшая часть, обычно проходят - бывает сопровождается тяжкими трудами и искушениями чувственными, которые длятся долгое время; хотя у одних дольше, чем у других.
  
   Потому что некоторым их приносит ангел Сатаны (который есть дух разврата), чтобы хлестать их чувства отвратительными и сильными искушениями и огорчать их дух несомненными предостережениями и представлениями весьма яркими и отчётливыми в воображении их,- что иной раз является наказанием, худшим самой смерти.
  
   2. Другой раз присоединяется к ним в сей Ночи дух богохульства, в котором все их мнения и мысли перестреваются нестерпимыми богохульствами, и часто с такими сильными внушениями воображению, что за малым не произносят эти проклятия вслух; это есть тяжкое для них мучение.
  
   3. Иные разы даётся им другой отвратительный дух, которого Исайя зовёт Духом кружения (19,14), не оттого что они падают, но потому что практикуют; каковой дух, таким образом, затемняет чувство, что наполняет их множеством со­мнений и колебаний, так запутывая их суждения, что никогда не могут ни удовле­твориться чем-либо, ни опереть суждение на совет или понятие; это - одно из весьма тяжёлых побуждений и устрашений сей ночи, весьма похожее на те, через которые проходит душа в другой Ночи, духовной.
  
   4. Эти душевные бури и тяготы посылает обычно Бог в этой Ночи и чистилище чувственном тем, которые (как говорю) должны быть помещены Им затем в другую Ночь (хотя и не все проходят ею), для того, чтобы обиженные и оскорб­лённые они, таким образом натренировались бы и приготовили, и задубили свои чувства для союза с Мудростью, который должен у них там состояться. Потому что, если душа не искушена, тренирована и испытана в трудах и соблазнах, не сможет воодушевить своё чувство ради Мудрости. Как об этом говорит Экклези­аст: Тот, кто не искушен, что знает? И тот, кто не испытан, - каковы суть вещи, которые узнаёт?(34, 9-10). Каковой истине доброе свидетельство даёт Иеремия, говоря: Наказывал меня Господь, и был я научен (31,18). И наиболее соответственный вид этого наказания, ради вхождения в Его Мудрость, есть те внутренние тяготы, о которых здесь говорим,- поскольку они суть те, кои наибо­лее действенно очищают чувство ото всех удовольствий и утешений, к которым душа привязывается от слабости естественной, и где она поистине смиряется ради восхваления, которое должна иметь.
  
   5. Однако, о времени, в течение которого душа удерживается в сём посте и эпитимье чувства, невозможно сказать определённо; ибо не проходит всё единым образом, и испытания бывают разные, так как это соразмеряется с волей Божией, более или менее сообразно тому несовершенству, которое подлежит очищению; и также сообразно степени любви того союза, до которого Бог желает возвысить душу. Он смиряет её более или менее интенсивно, и в течение большего или меньшего времени.
  
   Те, кто имеет покорность и большую крепость для страдания большей интенсивности, очищаются более скоро; тогда как тех, кто более слаб, со многим снисхождением и несильными искушениями ведет сей Ночью более долгое время, давая им заурядную перестройку чувства, чтобы они не воротились вспять; и от­того поздно приходят к чистоте совершенства в жизни сей (а некоторые из них - никогда), так как, ни стоят хорошо в сей Ночи, ни хорошо идут ею; поэтому, хо­тя они не продвигаются вперёд, ради сохранения их смирения и самопознания уп­ражняет их Бог некоторое время в сказанных испытаниях и сухотах, и приходит к ним с утешением иной раз и от времени до времени, чтобы они не воротились бы, обескураженные, к тому, чтобы искать в миру.
  
   Что до других, более слабых душ, то идёт Бог с ними, как являющийся и исчезающий, чтобы упражнять их в своей любви, ибо без отвлечения не научают­ся приходить к Богу.
  
   6. Но души, должные пройти к столь счастливому и высокому состоянию, каковое есть союз любви, из-за большой поспешности, с которой ведёт их Бог, проводят обычно в сих сухотах и искушениях достаточное время, как это видно из опыта.
   Пришёл час, стало быть, начать обсуждать вторую Ночь.
  

КНИГА ВТОРАЯ

Ночи темной. Трактует о более интимном очищении, которое есть вторя Ночь (пассивная) Духа

  

ГЛАВА 1

Открывает обсуждение ночи тёмной духа. - Говорит о времени вступ­ления в сию ночь.

  
   1. Душу, которую Бог продвигает вперёд, не тотчас, как она выходит из сухот и тягот первого чистилища, Ночи чувства, помещает Его Величество в сию Ночь духа, до того, обычно, душа, вышедшая из состояния начинающих, прохо­дит довольное время и годы в упражнениях благодетельствуемых; в каковых,- по­скольку вышла из тесной тюрьмы,- продвигается в вещах Божиих со много боль­шим простором и удовлетворением, и с более изобильной и внутренней радостью, чем имела, будучи начинающей, прежде чем войдёт в сказанную Ночь, не пре­терпевая уже связанность воображения и потенций речи и заботы духовной, как бывало; потому что с большой лёгкостью находит в духе своём место весьма яс­ному и любовному созерцанию и вкусу духовному, без труда говорения и логиче­ского мышления. Хотя, поскольку не состоялось ещё полного очищения души - ибо не достаёт главной части, очищения духа, без каковой (из-за сообщения меж­ду одной частью и другой, оттого, что разум пребывает в предположении их един­ства) и очищение чувственности, хотя вычищена более основательно, не является законченным и совершенным,- никогда не бывает недостатка в нуждах, помраче­ниях и опасностях, иной раз более интенсивных, нежели те, которые прошла, и кои суть как бы предвестники и посланники грядущей Ночи духа; хотя они и не столь продолжительны, как те, что будут в Ночи, которая ожидается, потому что, пройдя мгновение или мгновения, или дни сей Ночи, тут же возвращается к при­вычной безоблачности.
  
   И таким образом приближается Бог, очищая, к некоторым душам, которых не подымает на столь высокую ступень любви, как других, помещая их отдель­ными моментами в сию Ночь созерцания и очищения духовного, часто заставляя их встречать вечернюю и утреннюю зори; ибо исполняется то, о чём речет Давид, яко посылает свой кристалл - то есть, своё созерцание,- по кусочку (По. 147,17); хотя эти кусочки тёмного созерцания никогда не бывают так интенсивны, как та ужасающая Ночь созерцания, о которой ведём речь, и в которой полагает Бог ду­шу намеренно, чтобы поднять её к божественному союзу.
  
   2. Этот, стало быть, вкус и удовлетворение внутреннее, о котором говорим, которые с обилием и лёгкостию находят и вкушают сии благодетельствуемые в духе своём со много большим обилием, чем раньше, сообщаются духу (перелива­ясь отсюда в чувство), потому что подверглись пред тем сказанному очищению чувственному; так что, поскольку он стал уже более чистым, с большой лёгкостью может ощущать духовные удовольствия по-своему. И как, в конечном итоге, сия часть чувственная души слаба и не вмещает вещей крепких духа, то отсюда сле­дует, яко сии благодетельствуемые - по причине сообщения духовного, которое творится части чувственной, - впадают во многие расслабления и ущербы и слабо­сти желудка, и в духе, следовательно, суть вялы.
   Ибо, как гласит Премудрость, тело испорченное отягощает душу (Прем. 9,15). Откуда вытекает, что общения таковых не могут быть, ни очень крепкими, ни слишком сильными, ни очень ду­ховными, каковые потребны для божественного единения с Богом, из-за слабости и испорченности чувственности, которая в этих общениях участвует.
   Отсюда исходят восторги и трансы, и вывихи костей, которые всегда случаются, когда общения не являются чисто духовными, то есть обращенными только к духу, каковы они суть у тех, которые уже совершенно очищены второй Ночью духа, в ком прекращены уже эти восторги и бури телесные, кои радуемы свободой духа, без того, чтобы затемнять или заслонять чувство.
  
   3. А для того, чтобы понять необходимость вхождения в сию Ночь духа для них, отметим здесь некоторые несовершенства и опасности, коим подвергаются эти благодетельствуемые.
  
  

ГЛАВА 2

Продолжает об иных несовершенствах, кои имеют сии благодетельствуемые

   1. Два вида несовершенств имеют сии благодетельствуемые: одни суть при­вычные, другие - актуальные. Привычные суть привязанности и привычки, кото­рые всё ещё, наподобие корней, остаются в духе там, куда не смогло добраться очищение чувства; в вычищении их имеется отличие, подобное разнице между корнем и ветвью, или выведением свежего пятна и глубоко въевшегося и старого. Ибо, как говорим, очищение чувства есть только дверь и начало созерцания для духа, которое, как мы тоже сказали, больше служит приспособлению чувства к духу, нежели единению духа с Богом.
   Но, тем не менее, остаются в духе пятна ветхого человека, хотя самому ду­ху так не кажется, и он не обращает на них внимания: каковые, если не выводятся мылом и сильным щёлоком очищения этой Ночи, не дозволят духу прийти к чис­тоте союза божественного.
  
   2. Имеют они также тупость ума [hebetudo mentis] и грубость естествен­ную, которая через грех заражает всего человека; и извлечение и овнешвление духа, который нуждается в просвещении, прояснении и собирании посредством страдания и тесноты сказанной Ночи. Эти привычные несовершенства имеют все те, кто не прошёл стадии благодетельствуемых; каковые /несовершенства/ не мо­гут совместиться с совершенным состоянием союза любовного.
  
   3. В актуальные несовершенства не впадают все одинаковым образом. Но некоторые, оттого что переносят эти блага духовные столь явно и столь легко в чувственность, впадают в главные неудобства и опасности, о которых мы говори­ли начинающим. Ибо, поскольку они черпают полными пригоршнями многие об­щения и схватывания духовные для чувства и духа, так что во множестве имеют видения воображаемые и духовные - потому что всё это, вместе с прочими чувст­вованиями вкусными, приключается многим из них в сём состоянии, в коем бес и собственная фантазия весьма обычно изготовляют западню для души, - и, по­скольку со столь многим удовольствием имеет обыкновение бес запечатлевать и внушать душе сказанные схватывания и [чувствования], то с большой лёгкостью восхищает и обманывает её, не имеющую осторожности для того, чтобы отверг­нуться и крепко заградиться в вере ото всех этих видений и чувствований.
  
   Ибо здесь творит бес многим верующим видения тщетные и пророчества ложные; здесь, в сём месте, добивается он, чтобы возомнили они, яко с ними го­ворит Бог и святые Его, и часто верят они, поэтому, своей фантазии; здесь, обычно, исполняет их бес чванством и высокомерием, и, вовлекшись в тщету и самомне­ние, они перестают быть зрячими в поступках внешних, которые представляются им святыми, ибо суть восторги и прочие кажимости.
   Делаются таким образом дерзкими в отношении к Богу, теряя страх Божий, который есть ключ и охрана всех добродетелей. И эти лжи и обманы обычно ум­ножаются у некоторых, и они так и состареваются в них, что делает весьма со­мнительным их возвращение на путь чистый доблести и истины духовных. В та­ковых бедностях приходят к тому, что начинают безмерно доверять схватывани­ям и чувствованиям духовным, когда начинают получать эту прибыль на пути.
  
   4. Имею столько сказать о несовершенствах таких персон и о том, как они суть в большинстве неизлечимы, потому что больше духовны, чем первые, что предпочитаю их теперь оставить. Скажу только, чтобы обосновать необходимость Ночи духовной,- которая есть чистилище для тех, кто должен продвигаться вперёд, - что по меньшей мере, никто средь этих благодетельствуемых, из-за добра, пришедшего им в руки, не оставляет множество сих привязанностей естественных и привычек несо­вершенных, которые, мы сказали, нуждаются в предварительном очищении, что­бы перейти к божественному единению.
  
   5. И, кроме этого, то, о чём мы говорили выше, а именно: что поскольку в духовных общениях всё ещё участвует подлежащая часть души, не могут они быть столь сильными, чистыми и крепкими, как это требуется для сказанного союза; оттого, чтобы идти к таковому, нужно душе войти во вторую Ночь духа, где обнажив совершенно чувство и дух ото всех схватываний и вкушений, должно направить её в тёмную и чистую веру, которая, собственно, и есть путь и подхо­дящее средство, которым душа единится с Богом, согласно сказанному Осией:
   "Венчаюсь с тобою - то есть соединяю тебя с собою - верою" (2,20).
  
  

ГЛАВА 3

Заметка о том, что последует

  
   1. Пребывают уже, стало быть, эти уже благодетельствуемые во времени, кое проходят, питая чувства, со сладкими общениями, для того чтобы так привле­чённая и удовольствуемая вкусом духа часть чувственная, которая наполняется от духа, насыщалась каждый раз на свой манер той же самой трапезой духовной на том же самом блюде единого предположения и сюжета, чтобы таким способом они /т.е. дух и чувство/ (некоторым образом соединённые и сообразованные в од­но) стали бы соединённо расположенными к претерпеванию сурового и длитель­ного очищения духа, которое их ожидает; потому что в нём должны полностью очистить обе части души, ибо одна никогда хорошо не очистится без другой; так как очищение ценно для чувства, когда оно намеренно есть начало очищения духа. Откуда Ночь, о которой сказали, как о ночи чувства, более может и должна назы­ваться определённым преобразованием и обузданием желания, нежели очищени­ем. Причина сему та, что все несовершенства и разупорядочения части чувствен­ной корни свои и силу имеют в духе, в котором укрепляются все эти привычки, хорошие и дурные, и так, вплоть до их вычищения, не могут быть хорошо вычи­щены возмущения и злобы чувства.
  
   2. Откуда следует, чтобы части, подлежащие очищению, вступали бы в сию Ночь объединёнными; и это является той целью, ради которой нужно пройти пре­ображение Ночи первой и процветание, кое из неё исходит, для того чтобы, опре­делённым образом соединивши чувство с духом, они очищались бы и претерпева­ли здесь с большим мужеством, которое необходимо для такой сильной и долгой чистки; столь грандиозной, что без предварительного преобразования слабости части подлежащей и собирания крепости в Боге ради сладкого и вкусного обще­ния, которое после будет иметь с Ним, не имела бы ни силы, ни расположения ес­тественного для перенесения её.
  
   3. Поэтому, оттого что у этих благодетельствуемых общения и действия, которые имеют с Богом, суть всё ещё очень низкие и очень натуральные, по при­чине неочищенности и непросветлённости золота духа, поскольку понимают Бога , как малютки, и говорят в Боге, как малютки, и знают и чувствуют Бога, как малютки, о чем говорит Св. Павел (1Кор. 13,11), потому что не достиг­ли совершенства, кое есть единение души с Богом (для какового единения, как уже большие, творят великое в духе своём, расценивая свои труды и потенции больше как божественные, нежели человеческие, как после о сём скажем). Бог, хотящий действительно обнажить их от этого ветхого человека и облачить в но­вого, который по слову Божию творится в обновлении чувства, как говорит Апо­стол (Кол. 3,10), обнажает им потенции и пристрастия, и чувства, как духовные, так и ощутительные, как внешние, так и внутренние, оставляя разумение в темно­те, а волю в сухоте, и память пустой, и аффекты души в целом скорбными, огор­чёнными и стеснёнными, лишив её чувства и удовольствия, кои ранее ощущала во благах духовных, отчего это лишение будет единственным у начинающих, что требуется в духе для того чтобы ввести их, и одна в нём форма духовная духа, ко­торая есть любовное единение.
   Всё это творит в них Господь посредством единого, чистого и тёмного со­зерцания, как даёт это понять душа в первой песне. Которая, хотя по предположе­нию возвещает о первой Ночи чувств, по-существу понимается душой, как гово­рящую о второй /ночи/ духа, являющейся главной частью очищения души. Итак, в этом предположении, мы рассмотрим и разъясним её здесь в следующий раз.
  
  

ГЛАВА 4

Излагает первую песню и её объяснение

  

Песня первая

Ночью тёмной единою

Любви томлением возожжена

О, судьба счастливая!

Вышла никем не замечена

Уже в доме моём была тишина

  

ОБЪЯСНЕНИЕ

  
   1. Разумея теперь эту песню в предположении очищения созерцательного, или обнажения и нищеты духа (что здесь почти одно и то же), можем изъяснить её в этом ключе, яко так молвит душа:
   В нищете, покинутости и отодвинутости ото всех моих схватываний, то есть в затемнении моего разумения и тесноте моей воли, в скорбности и тоске па­мяти, осталась я в потёмках чистой веры, каковая есть Ночь тёмная для назван­ных потенций естественных; одна только воля, тронутая печалью и скорбью и томлениями любовными о Боге, вышла из себя самой, то есть из моего низкого способа разумения и моей худой судьбы в любви, и из моего бедного и скудного способа удовольствования в Боге, без того, чтобы чувственность или бес воспре­пятствовали мне в этом.
  
   2. Что явилось великой счастливой и доброй судьбой для меня, так как, только что в оставлении унижений и в утишении потенций страстей, желаний и аффектов моей души, коими низменно чувствовала и вкушала Бога, вышла из моего человеческого общения и действия к действию и общению Божию. А именно: моё разумение вышло из себя, обратившись из человеческого и естественного в боже­ственное, ибо, соединившись посредством этого очищения с Богом, уже не разу­меет своим рвением и светом естественным, но - божественной Мудростью, с ко­торой соединилось. И моя воля вышла из себя, соделавшись божественной, ибо единая с божественной любовью уже не любит низменно, своей естественной си­лой, но - силой и чистотой Духа Свята; и так воля, согласная с Богом, не творит человечески. И, ни больше, ни меньше, память поменялась в восприятиях вечных Славы.
   И, наконец, все силы и аффекты души, посредством этой Ночи и вычищения ветхого человека, целиком обновились в настроях и радованиях божественных.
   Следует стих:

В ночь едину тёмную

  
  

ГЛАВА 5

   Приводит первый стих и начинает разъяснять, каким образом это тёмное созерцание не есть только ночь для души, но таксисе стра­дание и мучение.
  
   1. Эта Ночь тёмная есть некое влияние Бога в душу, которое очищает её от привычных невежеств и несовершенств естественных и духовных,- которое со­зерцатели зовут созерцанием внушённым, или МИСТИЧЕСКОЙ ТЕОЛОГИЕЙ, которой втайне обучает Бог душу и наставляет её в совершенстве любви, без того, чтобы она что-либо вершила или понимала, как вошло в неё это созерцание, по­скольку есть мудрость Божия любовная, и Бог вершит главные действия в душе, ибо располагает её, очищенную и осветлённую, для союза любовного с Богом; где та самая мудрость [любовная], коя очищает дух блаженных, просветлённых, здесь очищает душу и освещает её.
  
   2. Является, однако, сомнение: почему, раз есть божественный свет - кото­рый, как говорим, освещает и очищает душу от её невежества,- называет его здесь душа Ночью тёмной?
   На что отвечается, яко о двух вещах есть сия божественная Мудрость: не только она есть Ночь и мрак для души, но также боль и терзание. Первая /ночь/ приключается по причине возвышенности божественной мудрости, которая пре­восходит таланты души и таким образом затемняет её;
   Вторая - по причине низости и нечистоты её, и потому болезненна и удручающа для неё, и также темна.
  
   3. Чтобы доказать первое, нужно привлечь известную науку Философа, который говорит, что чем более вещи божественные ясны и откровенны, тем больше суть естественно темны и сокровенны для души; так же как свет, чем более све­тел, тем больше ослепляет и затемняет он зрачок совы; и чем более откровенно солнце, тем большую темноту причиняет оно потенции зрения и препятствует ей, превосходя её из-за её слабости.
   Откуда, - когда сей божественный свет созерцания отбрасывается на душу, которая ещё не просвещена полностью, - творит ей мраки духовные, ибо не только её превосходит, но также препятствует ей и затемняет акты её естественной ин­теллигенции. По причине чего Св. Дионисий и другие мистические теологи назы­вают это вливаемое в душу созерцание лучом мрака - именно потому, что душа не освещена и не очищена,- так как Его велий сверхъестественный свет превозмогает её естественную понимающую силу и нечистоту.
   По каковому поводу молвил также Давид, яко вблизи Бога и в окрестно­сти Его мрак и облак (Пс.96,2); не потому что явление Бога в себе таково, но - по причине наших слабых разумений, кои в таком безмерном свете затемняются и терпят неудачу, не будучи достаточными для него. Отчего тот же Давид тут же поясняет, говоря: Из-за велия блистания присутствия Его вторгаются облака (Пс. 17,13), между Богом, разумеется, и нашим постижением.
  
   4. А что это тёмное созерцание также бывает болезненно для душ начинающих, сие очевидно; потому что это божественное созерцание влиянное имеет множество превосходств во благах предельных, а душа, которая его принимает, не будучи очищенной, имеет множество вшивостей от зол, также предельных, откуда следует, что из-за невозможности созерцать две противоположности в субъекте души, необходимо страдает и болезнует душа, ощущая субъекта, в котором, про­тивореча себе, действуют друг против друга эти две противоположности, по при­чине очищения души от несовершенств, которое творится этим созерцанием. Вот то, что испытываем из-за этого вида внушения.
  
   5. Что касается первого, то поскольку свет и мудрость сего созерцания весьма ясны и чисты, а душа, на которую они отбрасываются, темна и нечиста, отсюда следует, что много болезнует душа, принявшая их в себя, подобно тому, как глазам мало увлажнённым, загрязнённым и ослабленным падение яркого света причиняет боль.
   И эта боль души, причиняемая её нечистотой, бывает безмерна, когда поистине падает на неё сей божественный свет, ибо свет сей божественный, падающий на душу с целью удаления нечистоты души заставляет душу ощущать себя столь нечистой и вшивой, что кажется ей, будто Бог против неё, и что она сделалась противницей Бога. Что вызывает у души очень большое сожаление и боль, потому что кажется ей здесь, будто Бог её бросил, каковое мнение было одной из главных тягот, кои чувствовал Иов, когда Бог подвергал его этому испытанию, говоря:
   "По­что взял меня вместо противника Тебе и соделал меня тяжким и жалким себе самому!" (7,20).
   Ибо душа пришедшая здесь, очевидно, посредством этого, хотя и чистого, света в темноту своей нечистоты, сознаёт ясно, что недостойна ни Бога, ни какой-либо твари. И особенно ранит её то, что думает, будто никогда уже не будет достойна, и что уже закончились доброты её.
   Это причиняет глубокое погружение её ума в сознание и ощущение своих зол и нищет; потому что здесь всё показует глазу сей божественный и тёмный свет, и ясно видно, яко само собой не сможет иметь уже ничего другого.
   Об этом чувстве можем усвоить одно авторитетное свидетельство Давида, который говорит: Несправедливостью исправляешь человека и разрушаешь и из­нуряешь душу его, как паук высасываешь её (Пс.38.12).
  
   6. Второй способ, которым страдает душа, исходит от её естественной слабости моральной и духовной; потому как это божественное созерцание вбрасывается в душу с некоторой силой, в целях, чтобы идти ей укреплённой и укрощен­ной, таким образом карает её в её слабости, что чуть ли не ослабляет, особенно в иных случаях, когда с несколько большей силой бросается, потому что чувство и дух, если помещаются под некий безмерный и тёмный груз, становятся столь бо­лезненными и мучительными, что душа хватается за облегчение покровительство смерти. Что испытал на себе пророк Иов, говоривший: Не хочу, чтобы общался со мной со многой силой, чтобы не угнетал меня весом своего величия (23,6).
  
   7. Под силой этого давления и веса ощущает себя душа столь далёкой от того, чтобы быть избранной, что ей мнится, и так оно есть, будто даже обыкновенно поддерживавшее её кончилось со всем остальным, и что нет никого, кто бы собо­лезновал ей.
   В каковом мнении говорит также Иов: "Всё меньше сочувствуете вы мне, друзья мои, ибо коснулась меня рука Господа" (19. 21).
   Вещь зело удивительную и жалостную являет собой здесь такая слабость и нечистота души, что, ощущая руку Божию на себе, такую лёгкую и нежную, ощущает её душа здесь такой тяжёлой и супротивной, не будучи ни обременяе­мой, ни ударяемой, но единственно касаемой, и это милосердно, ибо делается с целью оказать благодеяния душе, а не наказать её.
  
  

ГЛАВА 6

О других видах боли, которые душа претерпевает в сей ночи.

   1. Третий вид страсти и боли, кои душа здесь переносит, бывает по причи­не двух других крайностей, именно божественной и человеческой, которые здесь соединяются. Божественная есть очищающее созерцание, а человеческое есть субъект души. Потому как божественное бодает душу с целью выварить её и об­новить, чтобы сотворить её божественной, и, обнажая от привычных привязанно­стей и принадлежностей человека ветхого, в каковом обнажении она становится более единой, сплочённой и сообразной [Богу], таким способом дробит и отвари­вает субстанцию духовную, поглощая её в некоем бездонном и глубоком мраке, что душа чувствует себя разрушенной и расплавленной в лучах и взоре своих ни­щет вместе с жестокою смертию духа; так, как если бы проглоченная неким зве­рем, в его тёмном чреве ощущала себя переваренной, претерпевая тесноты, по­добно Ионе во чреве того морского зверя (Ион. 2,1). Ибо в этой гробнице тёмной смерти нуждается она для духовного воскресения, которое грядет.
  
   2. Этот вид страсти и боли, хотя поистине она не поддаётся приведению к виду, описал Давид, говоря:
   "Окружили меня стоны смертные; скорби ада обложили меня; мука кричит во мне" (Пс. 17, 5-7).
   Однако, больше того, что душа здесь становится болезненной, есть то, что мнится ей, будто Бог отверг её и, гну­шаясь ею, швырнул во мраки; что для неё есть тяжкое и уязвляющее наказание: верить, яко оставлена Богом. О чём Давид, много претерпевший такого рода страданий, говорит: Как уязвлённые становятся мёртвыми [в могилах], отпу­щенные уже рукою Твоею, которые больше не памятны Тебе, так и я: по­ложили меня в озеро нижнее, очень глубокое, во мраки и тень смертную, и Твоя ярость утвердилась на мне, и все Твои хляби разверзлись надо мной (Пс. 87, 5-8).
  
   Ибо, поистине, когда сие очищающее созерцание [теснит] душу, тень смертную и стоны смерти, и скорби ада чувствует душа много живее,- состоят ко­торые в ощущении себя кроме Бога и наказанной и выброшенной, и недостойной Его, и что Он разгневан; каковое всё ощущает она здесь, и более, яко мнится ей, что это уже навсегда.
  
   3. И такую же беззащитность чувствует о всех тварях, и презрение со стороны их, особенно от друзей. Отчего продолжает тут же Давид, говоря: "Отдали­лись от меня друзья мои и знакомцы, испытывают отвращение ко мне" (Пс.87,9).
   Всё это - как хорошо испытавший сие во чреве зверя, телесно и духовно -удостоверяет добре Иона, говоря так: Бросил меня в бездну, в сердцевину моря и, оно обтекло меня кругом; все его удары и волны прокатились надо мной, и сказал: Брошенным стал пред очами Твоими; однако в другой раз увижу храм святой (кое молвит, потому что здесь очищает Бог душу, чтобы ей увидеть Его); окружили меня воды вплоть до души; бездна опоясала меня; открытое море на­крыло меня с головой; опустилось на вершины гор; затворы земли замкнули меня навсегда (2,4-7).
   Под каковыми затворами понимаются здесь, в этом предположении, несо­вершенства души, которые препятствуют ей насладиться этим сладостным созер­цанием.
  
   4. Четвёртый вид боли творится в душе другим превосходным качеством этого тёмного созерцания, которое есть величество и грандиозность его, застав­ляющие душу чувствовать другой предел, а именно, крайнюю внутреннюю бед­ность и нищету; что является главным страданием, выпадающим в сём очищении. Потому что ощущает в себе мрачную пустоту и бедность о трёх видах благ, кото­рые образуют удовольствие души, и суть временные, естественные и духовные, переходящие в три противоположных зла, а именно: вшивость несовершенств, су­хость и пустоту схватываний потенций и беззащитность духа в темноте.
   Ведь поскольку Бог очищает душу соответственно субстанции чувственной и духовной и соответственно потенциям внутренним и внешним, необходимо, чтобы душа была помещена в пустоту и нищету, и беззащитность всех этих частей, оставшись сухой, пустой и во мраках. Ибо часть чувственная очищается в сухо­сти, и потенции - в пустоте их схватываний, а дух - во мраке тёмном.
  
   5. Всё сие творит Бог посредством этого тёмного созерцания, в котором душа не только претерпевает опустошённость и приостановку всех естественных склонностей и схватываний,- что является страданием весьма печальным, похо­жим на то, как если бы кому-то был задержан или прекращён доступ воздуха, так что он лишился возможности дышать,- но в котором Бог также очищает душу, уничтожая и вычищая, опустошая или поглощая в ней (как то творит огонь в от­ношении ржавчины и патины металла) все привязанности и привычки не совер­шенные, приобретённые всей жизнью; которые, будучи зело укоренёнными в суб­станции души, претерпевают тяжкое разрушение и мучение внутреннее, помимо сказанной бедности и пустоты естественной и духовной,- через что подтверждает­ся здесь авторитет Иезекииля, который говорит: Собери кости и сожги их в огне, истребится пусть плоть, и весь состав да варится, и кости должны разрушиться (24,10). Под этим разумеется та боль, с которой переносятся пусто­та и нищета субстанции души, чувственной и духовной. И об этом тут же молвит: Поставь также котёл на угли так, чтобы накалился и расплавился металл, и разрушится через то нечистота его и поглотится патина его (там же, ст. II). Чем даётся уразуметь то тяжкое страдание, которое переносит здесь душа в очи­щении огненном сего созерцания, ибо говорит пророк, что для очищения от ржав­чины пристрастий, которые находятся в средине души, необходимо определён­ным образом, чтобы она сама уничтожилась и разрушилась, соответственно этой укоре­нённости в сих страстях и несовершенствах.
  
   6. Откуда, поскольку в сём горне очищается душа, подобно золоту в тигле, согласно тому, что говорит Премудрость (Прем. 3, 6), чувствует она сие великое крушение в самой субстанции души с крайней нищетой, в которой пребывает, как убитая; что можно видеть, говорил на сей счёт Давид в следующих словах, взывая к Богу:
   "Спаси меня, Господи, ибо подступили воды к самой душе моей; прибит я к краю бездны, и нигде не имею опоры; подошёл к глубине моря, и буря накрыла меня; утомился от крика, охрипла гортань моя, ослабли глаза мои в ожидании встречи Бога моего" (Пс. 68. 2-4).
   Этим много унижает Бог душу, чтобы затем восхвалить, и если Он не велит, чтобы эти чувства, когда они оживают в душе, усыплялись быстро, то душа наверняка умрёт в краткие дни; но /в это умирание/ вставляются моменты, в кото­рые она ощущает свою внутреннюю жизнь. Каковую иной раз чувствует она столь живо, что кажется душе, будто открылся ад и гибель её. Ибо таковые суть те, кто поистине живыми спустились в ад (Пс. 54,16), потому что здесь они очищают­ся тем же способом, что и там; так как это очищение есть то, которое там должно производиться. И так, душа, которая здесь проходит, или не входит в такое место, или задерживается там очень недолго, потому что больше пользы приносит ей один час здесь, чем многие там.
  
  

ГЛАВА 7

   Продолжает о той же материи других оскорблений и утеснений воли
  
   1. Удручения воли и утеснения её также суть безмерны, и такого вида, что иной раз переходит душа к внезапному припоминанию зол, в которых себя видит, с неуверенностью в излечении своём.
   И прибавляется к этому воспоминание о процветаниях прошлых, потому что таковые /персоны/, когда вступают в сию Ночь, имеют многие удовольствия в Боге и творят Ему многие службы, и это причиняет им многую печаль: видеть, что стали чуждыми всякому благу, и что уже не могут войти в него. Это же говорит Иов (как испытавший сие) в следующих словах:
   "Аз, привыкший быть изобильным и богатым, внезапно стал уничтоженным и сокрушённым; схватил меня за за­гривок и потряс меня, и поставил меня мишенью, чтобы ранить меня; окружил меня своими копьями, уязвил все бока мои нещадно; пролил на землю все внутренности мои, разрываешь меня язвой по язве, набрасываешься на меня, как великан крепкий; мешок шьёшь из кожи моей и покрываешь пеплом плоть мою: лицо моё опухло от плача и ослепли очи мои" (16. 13 - 17).
  
   2. Таковы и столь тяжки суть страдания этой Ночи, и столько свидетельств имеем в Писании, которые можно привести в подтверждение этого мнения, что нам не хватило бы времени и сил выписать их, ибо несомненно всё, что можно сказать, есть малое. Но и по приведенным уже свидетельствам можно догадаться об этом.
   И чтобы закончить с этим стихом и лучше понять оттуда, что сотворяет в душе эта Ночь, расскажем о том, что чувствовал в ней Иеремия; о чем он, будучи в таком положении, сказали, выплакал во многих словах следующим образом: Аз, почтенный человек, видящий нищету свою в жезле гнева Его; грозит мне и пе­ренёс меня в темноту, а не на свет. Так обратился он и обратил руку свою на ме­ня во все дни! Обветшала кожа моя и моя плоть, раздробил кости мои; вкруг ме­ня соделал ограду, и окружил меня желчью и тяготой; во мраках разместил ме­ня, как вечно мёртвых. Оградил окрест меня, чтобы я не вышел; отяготил мне оковы. И также, когда взывал и вопрошал к Нему, отказал в мольбе моей. Пре­градил выходы мне и пути каменьями квадратными; расстроил шаги мои. Медве­дем в засаде сделался для меня, львом затаившимся. Шаги мои спутал и раздро­бил меня, положил меня беззащитным, натянул лук свой, и наставил на меня, как на мишень стрелы своей. Метнул в мои внутренности сыновей колчана своего. Сделался аз посмешищем для всего народа, и предметом смеха и глумления во все дни. Исполнил меня горечью; напоил меня полынью. По счёту дробил зубы мои; упас меня пеплом. Удалился мир от души моей, позабыл о благах. И сказал: Отнялась и закончилась цель моя, и претензия, и надежда моя на Господа. Вспомни о нищете моей и обилии полыни и желчи. Вспоминаю себя памятью, и душа моя рассыпается во мне в страданиях (Плач 3,1-20).
  
   3. Все эти стоны издавал Иеремия о той тяготе, в которой весьма живо про­явились страсти души в сём очищении и Ночи духовной. Откуда, великое состра­дание нужно иметь к душе, которую Бог полагает в эту бурную и ужасную Ночь. Ибо, хотя ей выпадает очень большая, удача /из-за великих благ, которые ей нарождаются, когда, как говорит Иов, воздымает Бог блага в душе из мраков глубоких и производит в свете тень смертную (12,22), навроде того, что, как говорит Давид, бывает свет Его подобен мраку (Пс. 138,12); со всем этим, с безмерной болью, с которой идёт, страдая и от большой неуверенности в своём излечении - верит, стало быть (как здесь молвит пророк), что не окончится зло его, мнящеся ему, как также молвит Давид, что поместил Бог его во мраки, как, мёртвых века, и возмущашеся в них сердце его (Пс. 142,3) - что приводит его в скорбь и сетование велие; ибо прибавляется к сему, - по причине одиночества и беззащитности, которые причиняются этой Ночью, - то, что не находит утешения и поддержки ни в каком учении, ни у наставника духовного.
   Потому что, хотя многими путями заверяет его тот в наличии поводов для утешения, которые мо­жет иметь во благах, кои имеются в сих болестях, он не в состоянии поверить; по­тому что, - поскольку душа его так напоена и погружена в это ощущение зол, в ко­ем так ясно видит свои вшивости, - ей кажется, что, раз они не видят того, что она видит и ощущает, то и не могут об этом внятно говорить, и, вместо утешения, скорее принимает новую скорбь, в коей мнится ей, яко нет никакого лекарства от её зла; и поистине, так оно и есть, потому что до тех пор, пока Господь не окончит очищать ее тем способом, каким хочет делать это, никакое средство или лекарство не служит и не пользует против скорби ее; тем более, что душа в таком положе­нии может так мало (как заключенный в некий тёмный подземный застенок) без возможности двигаться, видеть или чувствовать какое-либо преимущество вверху или внизу, пока здесь не смирится, не размягчится и не очистится дух, и станет таким тонким, чувствительным и изящным, что сможет соединиться с Духом Бо­жиим, согласно той степени любовного единения, которую Его милосердие пожелает даровать ему, сообразно тому, было ли очищение более или менее сильным и - длительным или кратким.
  
   4. Но, если оно должно быть сколько-то настоящим, ради потребной силы, то длится несколько лет; принимая во внимание, что в этих средствах имеются промежутки облегчения, в которые, по предоставлению Божьему, это темное со­зерцание, прекратив нападать в форме и виде очистительном, атакует просвет­ляюще и любовно, и в которые душа, как успешно вышедшая из таковой тюрьмы и таких оков и помещенная в отдохновение простора и свободы, чувствует и вку­шает велию сладость мира и дружества любовного с Богом в изобильной легкости общения духовного. Каковое служит душе признаком здоровья которое имеет, бу­дучи взятой в работу этого очищения, и предсказанием изобилия, на которое на­деется; и еще иногда бывает так, что кажется душе, будто окончились уже ее тяго­ты. Ибо такого качества суть вещи духовные в душе, когда они более чисто ду­ховны; что когда суть тягостны, кажется душе, будто никогда не выйдет из них, и что уже оставили ее блага, как это видно из приведенных авторитетных свиде­тельств; а когда суть блага духовные, также мнится душе, что уже оставили ее злобы ея, и что не утратит уже благ; как Давид пришедши в таковые, поведал о сём, говоря: Аз сказал в изобилии моём: не подвижуся николи (Пс. 29,7).
  
   5. И сие происходит потому, что действенное присутствие одного противника в духе само по себе устраняет действенное владение и ощущение другого противника; чего не случается в части чувственной души из-за слабости схваты­вания. Но, поскольку дух ещё не стал здесь добре чистым и незапятнанным привя­занностями, которые усвоены от части подлежащей души; и хотя дух пока не из­менился, пока аффектирован ими, мог бы измениться в страданиях, как видим, яко после них изменился Давид, ощутив множество зол и болестей, хотя во времена своего изобилия мнил и молвил, яко не по движется николи. Так, душа, поскольку в те поры приобыкла к известному изобилию благ духовных, не обращая внима­ния на корни несовершенства и нечистоты, которые всё ещё остаются у неё, дума­ет, будто окончились тяготы ее.
  
   6. Но такие мысли приходят не часто, потому что, пока не окончится очищение духовное, очень редко бывает нежное общение, столь изобильное, чтобы покрыло оставшиеся корни тем способом, который позволил бы душе не ощущать там, внутри, ничего такого, чего бы не доставало или нужно было бы сделать, так что это не позволяет в полноте радоваться некоторому облегчению ей, чувствую­щей там, в недрах, как враг её, который хотя как будто утишен и усыплён, заставляет её опасаться, что вернется к жизни и к своим дурачествам. И так оно и есть, яко когда наиболее безопасна и наименее осторожна, он возвращается, чтобы по­глотить и вобрать душу в другую степень очищения, худшую и более жестокую, тёмную и ранящую, чем миновавшая,- которая длится иное время, быть может, бо­лее продолжительное, чем первая. И тут душа вторицею приходит к вере в то, что всё благое престало навсегда. Так как ей недостаточно опыта, который получила от прошедшего блага, которому радовалась после первой тяготы - в которой также думала, что уже не будет больше страдать - чтобы перестать верить в сей второй степени утеснения, что всё пришло к концу и не воротится, как в прошлый раз; ибо, как говорю, это верование так подтверждённое, вызывается в душе действи­тельным схватыванием духа, которое уничтожает в нём всё, что ему противосто­ит.
  
   7. Сие есть причина, по которой пребывающие в чистилище страдают великими сомнениями на предмет того, что когда-либо выйдут оттуда и окончатся бо­лести их. Потому что, хотя обычно обладают тремя доблестями теологическими, которые суть вера, надежда и милосердие,- реальность чувства наказанности и от­лучённости от Бога не позволяет им радоваться действительному благу этих доб­лестей и утешаться ими. Ибо, хотя они и принимают во внимание то, что очень любят Бога, это их не утешает; потому что им кажется, что Бог их не любит, и что они недостойны Его любви; скорее, поскольку видят себя лишёнными Бога, по­мещёнными в свои вшивости, кажется им, что имеют в себе много такого, что де­лает их отвратительными и мерзкими Богу навсегда, по многим причинам.
  
   И так, в сём чистилище душа, хотя и видит, что очень любит Бога, и отдала бы за Него миллион жизней - что есть правда, ибо в тяготах этих любят таковые души своего Бога со многою правдой, - со всем тем, сие не приносит им облегчения, ско­рее причиняет большее страдание; потому что, любя Его так, что не имеет другой заботы, когда видит себя такой нищей, не способна поверить ни тому, что Бог лю­бит её такой, ни тому, что имеет или будет иметь когда-либо нечто заслуживаю­щее Его любви; но, скорее, верит, что имеет в себе достойное омерзения, и не только Его, но и всех тварей, навсегда, и огорчается тем, что видит в себе причи­ны, по которым заслуживает отвращения Того, кого она так любит и желает.
  
  

ГЛАВА 8

О других болестях, кои постигают душу в сём состоянии

  
   1. Имеется здесь, однако, и другая вещь, которая много удручает душу и лишает её утешения, и заключается она в том, что поскольку сия тёмная Ночь пре­пятствует потенциям и восчувствиям, то не может душа возвысить к Богу ни эмоцию, ни ум, ни может просить Его; кажется ей то же, что Иеремии (Плач. 3, 44), будто поместил Бог перед нею облако, из-за которого не, проходит молитва. Хочет пророк высказать сим то же, что и в приведенном выше свидетельстве (Плач 3, 9), а именно: Заградил и запер пути мои камнями квадратными. И ес­ли иногда вопрошает, то настолько без силы и без сока, что кажется ей, будто Бог и не услышит мольбы, и не придаст ей значения, как сей пророк также даёт понять в том же свидетельстве (Плач 3, 8), говоря: "Когда взывал и вопрошал, отказал мольбе моей". Поистине это не время для разговора с Богом, но время положить, как молвит Иеремия (Плач. 3, 20), уста свои во прахе, если, по случаю, явится ему какая-то действительная надежда, перенося с терпением своё очищение. Откуда, ни служить не может, ни содействовать [своим вниманием] вещам боже­ственным, ни [также] прочим, меньшим вещам и общениям преходящим. Имеет не только это, но также такие многократные отчуждения и такие глубокие забве­ния в памяти, что проводит многие минуты, не зная, ни что делала, ни о чём дума­ла; ни того, что делает, ни что собирается сделать, и не может направить внима­ние ни на что из того, в чём пребывает.
  
   2. Так что, поскольку здесь очищается не только разумение от своего огня, и воля от своих склонностей, но также память от своих логик и понятий, необхо­димо также уничтожить саму душу в части всего вышепомянутого, - через что ис­полняется сказанное о себе Давидом (Пс. 72, 22), а именно: Был аз уничтожен и не знал. Каковое незнание относится здесь как раз к тем невежествам и забыва­ниям памяти, каковые отчуждения и забвения вызваны суть внутренним собира­нием, в котором это созерцание поглощает душу. Потому что, для того чтобы ду­ша оставалась настроенной и расположенной к божественному своими потенция­ми, ради божественного союза любви, нужно, чтобы сначала была погружена все­ми ими в сей божественный и тёмный свет духовный созерцания, и так была бы отвлечена ото всех привязанностей и схватываний тварных, длительность каково­го погружения зависит от интенсивности сего света.
   Итак, чем более сей божественный свет, бросаемый в душу, прост и чист, тем более ее затемняет, опустошает и уничтожает, соответственно её особенным схватываниям и склонностям в вещах как горних, так и дольних; и также, чем ме­нее прост и чист сей вбрасываемый свет, тем менее он лишает душу и менее за­темняет. Что есть вещь кажущаяся невероятной, сказать, яко свет сверхъестест­венный и божественный тем более затемняет душу, чем более он чист и светел; а чем менее,- тем меньше затемняет.
   Сие хорошо понимается, если рассмотрим удостоверенное выше высказы­ванием Философа; а именно, что вещи сверхъестественные суть настолько более темны для нашего разумения, насколько в себе они более ясны и явлены.
  
   3. И для того, чтобы уразуметь сие более ясно, проведём здесь некое уподобление свету естественному и обычному. Видим, что луч солнца, проникающий через окно, чем более чист и свободен от частичек, тем менее ясно виден, и чем больше частичек и пылинок содержится в воздухе, тем более отчётливым пред­ставляется он глазу. Причина сего та, что сам по себе свет не виден, но - посред­ством прочих вещей, на которые падает; и тогда, благодаря производимым в них дрожаниям, тоже становится видимым; а если не отдаётся в них, то ни он сам, ни они не будут видимы; таким образом, что если луч солнца входит через окно не­коего помещения и проходит от одной части до другой посреди обители, не стал­киваясь при этом ни с какой вещью, и в отсутствие частичек в воздухе, в которых бы дрожал, то ни обитель не будет освещена более, чем перед тем, ни луч увиден; скорее, если хорошо присмотреться, то там, где находится луч, более темно, по­тому что удаляет и затемняет всякий другой свет; и он не виден, потому что, как мы сказали, не имеет видимого объекта, в котором мог бы произвести дрожание.
  
   4. Стало быть, творит этот божественный луч созерцания в душе ни больше ни меньше как то, что, падая в душу со своим божественная огнём, превышает природу души и этим затемняет её и лишает всех схватываний и склонностей ес­тественных, которые ранее, посредством естественного света воспринимала; и так не только оставляет её тёмной, но также опустошает в части потенций и вожделе­ний, как духовных, так и естественных, и, оставив её так опустошённой и в темно­те, очищает и просвещает её божественным светом духовным, без того, чтобы душа думала, будто имеет его, но - что пребывает во мраках, как сказали мы о лу­че, который, хотя и пребывает посреди обители, но ежели чист и не имеет с чем столкнуться, бывает невидим.
   Но в сём луче духовном, которым атакована душа, когда есть от чего вибрировать ему, то есть когда выставляется какая-либо вещь для понимания духовного и о совершенстве или не совершенстве, - мельчайшей частичкой какового является,- или суждение о том, что ложно и что истинно, тот­час видит его и понимает много более ясно, чем раньше, когда пребывала в этих мраках. И, не больше ни меньше, как узнаёт свет, которым обладает духовный, чтобы с лёгкостью познать несовершенство, которое ему предлагается, так как, когда луч, о котором сказали, тёмен в комнате, то, хотя и не виден, но если пре­доставится пройти сквозь него руке или какой другой вещи, тотчас становится видна рука, и узнаётся., что там присутствует какой-то луч солнца.
  
   5. Где, по причине того, что сей свет духовный так прост, чист и всеобщ, не возбуждающий и не выделяющий никакой частности интеллигибельной, есте­ственной или божественной - раз в области всех этих схватываний потенции души пусты и уничтожены,- отсюда следует, что душа с великой лёгкостью и общно­стью проницает и познаёт всякую вещь дольнюю и горнюю, которая ей даётся; почему и говорил Апостол, яко дух проницает все вещи, вплоть до глубин Божиих (IКор. 2,10). Ибо об этой мудрости, общей и простой, разумеет то, что через муд­реца молвит Дух Свят, а именно:
   Яко касается всего чистотой своей (Прем. 7, 24); то есть потому, что не выделяет никакой частности интеллигибельной или аффективной.
   И это есть собственность духа чистого и разрушенного в части всех осо­бенных аффектаций, так что не вкушает и не разумеет ничего частного, обитая в своей пустоте и мраке, обнимает всё с великим расположением; через что под­тверждается в нём Павлово: Ничего не имея, всем обладаете (2Кор. 6, 10). Ибо таковое счастье полагается сей нищете духа.
  

ГЛАВА 9

Как сия ночь, хотя затемняет дух, служит тому, чтобы осве­тить его и даровать свет.

  
   1. Осталось, таким образом, сказать здесь, что сия счастливая ночь, хоть и затемняет дух, не иное что творит, как даёт ему свет, освещающий всякую вещь; и, хотя унижает его и помещает в нищету, сие не ради чего иного, как ради вос­хваления и возвышения его; и, хотя он скудеет и опустевает во всяком владении и склонности естественной, сие ни для чего иного, как для того, чтобы мог чудес­ным образом расшириться: до радования всем вещам горним и дольним, ощущая в свободе духа общее во всём.
  
   Потому что, как элементы, чтобы им соединиться во всех составах и сущ­ностях природных, не должны выказывать никакого особенного цвета, запаха или вкуса,- чтобы мочь им сойтись во всех вкусах, запахах и цветах, так и духу нужно быть простым, чистым и обнажённым ото всех видов привязанностей естествен­ных, как настоящих, так и обычных, чтобы мочь сообщаться в свободе и широте духа с божественной Премудростью, в каковой, благодаря своей очищенности, вкушать все вкусы всех вещей с несомненной высотой превосходства.
   А без этого очищения никоим образом не сможет ни ощущать, ни вкушать удовлетворения ото всего этого обилия вкусов духовных; потому что одной един­ственной привязанности, которую сохраняет, или выделенности, к которой дух прикреплён актуально или привычно, довольно для того, чтобы уже ни чувство­вал, ни вкушал, ни сообщался с деликатным и интимным вкусом духа любви, ко­торый содержит в себе все вкусы с великим возвышением.
  
   2. Ибо так, как сыны Израиля только из-за того что оставили у себя одну единственную привязанность и память о мясах и обедах [которые вкушали в] Египте (Исх. 16, 3), не могли вкушать деликатного хлеба ангельского, каковым была манна - которая, как говорит божественное Писание, имела сладость всех вкусов, и претворялась в тот вкус, какого каждый желал (Прем. 16,21) - так же не может достичь вкушения радостей духа свободы, соответственного воле желаю­щей, дух, всё ещё остающийся привязанным какой-нибудь аффектацией, дейст­вующей или привычной, или выделенными интеллигенциями, или каким-либо иным схватыванием.
   Причиной сему то, что привязанности, чувствования и постижения духа со­вершенного, поскольку божественны, суть другой судьбы и рода, столь отличного от естественного, - и изрядны, так что, для обладания одними по-настоящему и привычно, должно изгнать и уничтожить другие, как то делают с двумя противо­положностями, кои не могут оставаться вместе в одном субъекте.
  
   Посему, нужно и необходимо для прохождения души к этим величиям, что­бы сия Ночь тёмная созерцания уничтожила и разрушила вначале душу в её ис­поднем, поместив в темноту, сухость и тесноту, и пустоту; потому что свет, кото­рый должен быть дарован ей, есть высокий свет божественный, превосходящий всякий свет естественный, и не содержащийся в разумении от природы.
  
   3. Итак, для того чтобы разум мог достичь единения с ним (т.е. высоким светом) и сделаться божественным в стане совершенства, нужно прежде быть ему очищенным и уничтоженным в своём огне природ ном и по-настоящему поме­щённым в сумерки, посредством этого тёмного созерцания.
   Каковые сумерки должны длиться столько, сколько нужно, чтобы изгнать и уничтожить привычку, которую имел долгое время, и свой способ разумения, сформированный в себе, а на его месте оставить освещение и свет божественный. Итак, поскольку та сила, которую имел для понимания, является, скорее, природ­ной, отсюда следует, что мраки, которые здесь претерпевает, суть глубоки и ужасны, и очень болезненны, потому что, - раз ощущаются в глубинной субстан­ции духа, - кажутся мраками субстанциальными.
  
   Не больше ни меньше, - поскольку привязанность любовная, которая даётся душе в божественном союзе любви, божественна и, через то зело духовна, тонка и деликатна, и весьма внутрення, так что превосходит всякий аффект и чувство во­ли и всякое вожделение ее,- необходимо, ради того, чтобы воля могла войти в чувство и вкушение, посредством любовного единения, этой божественной привя­занности и радости, столь возвышенной, что не выпадает она воле естественным образом, чтобы была вначале очищена и уничтожена во всех своих привязанно­стях и чувствах, оставшись в сухости и утеснении настолько, насколько нужно, соответственно привычке, которую имела к привязанностям естественным, как относительно божеского, так и человеческого; чтобы истощился и усох, - и добре сжался в огне этого божественного созерцания всякий род бесовский, подобно сердцу рыбы в руках Товии (Тов. 6,19); и получила бы нёбо очищенное и здоро­вое, чтобы ощущать возвышающие и мимолетные касания божественной любви, в которой бы преобразовалась чудесным образом, изгнав все противности действи­тельные и привычные, как говорим, которые перед тем имела.
  
   4. Также потому, что в счастливом союзе, к которому располагает и направляет эта темная Ночь, должна душа стать исполненной и одаренной несомненным великолепием славным в общении с Богом, которое заключает в себе бесчислен­ные блага радости, превосходящие всё изобилие, которое душа способна воспри­нять естественным путём, ибо, касательно этого молвит Исайя (64,4):
   "Ни око того не видело, ни ухо не слышало, ни спадало то на сердце человеку, что уготовал" и т.д., - необходимо, чтобы вначале помещена была душа в пустоту и бедность духа, очищающие её ото всякой опоры, утешения, и ложных представ­лений естественных обо всём горнем и дольнем, ради того, чтобы так опустошён­ная стала изрядно нищей духом и совлечённой ветхого человека, и зажила бы не­кой новой и счастливой жизнью, которая достигается посредством этой ночи, ко­торая есть стан единения с Богом.
  
   5. И поскольку душа должна прийти к чувству и понятию божественным, много более благородным и вкусным в отношении всех вещей божеских и челове­ческих; каких не бывает в обычном чувствовании и знании души,- потому что бу­дет смотреть на них очами так отличающимися от прежних, как отличается дух от чувства и божеское от человеческого,- нужно ей утончиться и закалиться в духе относительно обычного и естественного чувства, поместивши его посредством се­го очищающего созерцания в великую тоску и стеснение, и в памяти удалиться ото всякой дружественной и умиротворяющей вести, с чувством внутренним и настроем остранения и отчуждения ото всех вещей, в котором ей покажется, что все они чужие и бытуют иначе, чем обычно.
  
   Посему, этим [страданием] высушивает сия ночь дух от его обычного и обыкновенного чувства вещей, чтобы перенести его к чувству божественному, ка­ковое остранено и чуждо всякому чувству человеческому. Отсюда кажется душе, будто идёт, причиняя себе боль. Другой раз думает, не есть ли то, что испытывает, очарование или восхищение, и чудится вещам, которые видит или слышит, пред­ставляющимися ей весьма странными и чуждыми, хотя воспринимает те же самые вещи, с которыми, бывало, общалась привычным образом; и это является причи­ной тому, что душа идёт уже удалённой и отчуждённой от обычных чувства и по­нятия о вещах, через что, уничтоженная в этой части, становится уведомленной о божественном, что принадлежит жизни весьма отличной от сей.
  
   6. Все эти удручающие чистки духа для возрождения его к жизни посредством сего божественного влияния претерпевает душа, и с этими болезнями при­ходит к рождению духа здоровья, ибо исполняется высказывание Исайи (26, 17-18), который говорит: От лица Твоего, Господи, зачали и были в болезни родов, и родили духа здоровья.
   Кроме того, так как посредством сей ночи созерцательной располагается душа к тому, чтобы прийти к покою и миру внутреннему, который столь и так ра­достен, что, как говорит Церковь, превосходит всякое чувство (Флп. 4,7), нужно душе, чтобы весь мир изначальный, который, поскольку был извращён несовер­шенствами, не является миром,- хотя сказанной душе кажется, поскольку дейст­вует по своему вкусу, что это мир, мир двукраты, то есть ей кажется, что имеет уже достигнутый мир чувства и духа, соответственно видит себя исполненной изобилия духовного, - так вот нужно, чтобы этот мир чувства и духа, который, как говорю, ещё несовершенен, был сперва очищен и отнялся и смутился, как то прочувствовал и выплакал Иеремия в свидетельстве, которое приводим от него, что­бы объяснить тревоги этой болезненной ночи, говоря:
   "Лишена и отлучена душа моя от мира" (Плач 3, 17).
  
   7. Это болезненное смущение от многих страхов, фантазий и тревог, суще­ствующих в душе, в которых, с постижением и ощущением беднот, в коих видит себя, подозревает, что блага её закончились и погибли навсегда. Отсюда, прихо­дит она в духе к скорби и жалобе столь глубоким, что вызывают они сильные ры­ки и рёвы, вырывающиеся иной раз из уст и разрешающиеся слезами, когда есть сила и мужество, чтобы плакать, хотя не часто это приносит облегчение. Давид весьма добре изъяснил это в одном псалме, как хорошо испытавший это, говоря:
   "Оскорблён аз и унижен; рычу от стонов сердца моего" (37, 9).
   Каковое рычание есть вещь зело скорбная, потому что иной раз, с внезапным и острым припомина­нием тех вшивостей, которые видит в себе душа, привязанности её в скорби и бо­лезни срываются со своих мест и окружают её, так что она не в состоянии уяснить себе это, иначе как через уподобление, которое дал пророк Иов, будучи в той же тяготе, в следующих словах: Подобно разливу вод рыканье моё (3,24). Ибо, как иной раз воды настолько разливаются, что всё затопляют и наполняют, так и это рычание и чувство души иной раз возрастают настолько, что затопляют и перели­ваются через всё; наполняют тоской и скорбями духовными все её глубинные аф­фекты и силы, поверх всего того, что она может возвысить.
  
   8. Такова работа, которую вершит в душе эта возвышающая Ночь, над упо­ваньями света дневного. По сему, кстати, молвит также пророк Иов: В ночи про­сверлены уста мои скорбью, и пожирающие меня не спят (30, 17). Ибо здесь под "устами" разумеется воля, прохваченная этими скорбями, которые не преста­ют в разбивании души и не спят, потому что сомнения и страхи так пробирающие душу никогда не спят.
  
   9. Глубока эта война и битва, потому что мир, на который уповает, должен быть очень глубоким; и скорбь духовная интимна и очень тонка, ибо любовь, ко­торую должна заиметь, также должна быть очень интимной и изящной, и чистой должна быть работа её, и настолько более крепкой, насколько более прочным из­делие; отчего, как говорит Иов, увяла душа, и всклокотали внутренности её (30, 16), без какой-либо надежды, и не больше ни меньше, потому как душа долж­на прийти к обладанию и радости в стадии совершенства, к которой направляется посредством этой очищающей ночи, к бесчисленным благам даров и доблестей, то, соответственно субстанции души, так же как согласно потенциям её, необхо­димо, чтобы вначале увидела себя и ощутила вообще отчуждённой и лишённой всех их, и показалось бы ей, что она так удалилась от них, что не может убедить себя в том, что должна всегда идти к ним, но - что всякое благо оставило её. Как также даёт понять это Иеремия в сказанном свидетельстве, когда говорит: Поза­был о благах (Плач 3,17)
  
   10. Посмотрим теперь, однако, какова причина того, что сей свет созерца­ния, знаемый столь нежным и дружелюбным к душе, что большего и желать нече­го - потому что, как сказано выше, это тот самый свет с которым душа должна со­единиться и найти в нём все блага в стане совершенства, которого хочет,- причи­няет ей своим нападением поначалу столь болезненные и странные эффекты, о которых мы здесь сказали.
  
   11. На это сомнение легко ответить, повторяя то, что уже частью сказано нами, а именно, что причиной сему вовсе не то, будто созерцание и влияние бо­жественное являются такой вещью, которая сама по себе может наделять болью, скорее - очень нежной и радующей; причина же боли слабость и несовершенство, которые имеет в это время душа, и расположения противные приятию нежности и радости; в каковых расположениях, будучи атакованной сказанным огнём божест­венным должна душа страдать сказанным уже образом.
  
  

ГЛАВА 10

Показывает корни этого очищения посредством сравнения

  
   1. Откуда, ради лучшей прояснённости сказанного и того, что должно сказать, нужно заметить здесь, что очищающая и любовная весть или свет божест­венный, о котором здесь говорим, таким же образом ведёт себя в душе (очищая и располагая её ради совершенного соединения с собой), как огонь в дереве, чтобы оно преобразовалось в себе. Потому что вещество огня, будучи приложено к дере­ву, вначале начинает высушивать его, выгоняя влагу наружу и заставляя его сле­зиться водой, которую содержит в себе; тут же оно становится чёрным, тёмным, некрасивым, и ещё - дурно пахнущим; и, высушиваясь мало по малу, извлекает на свет и выбрасывает из себя наружу все акциденции безобразные и тёмные, про­тивные огню; и, наконец, начинает воспламеняться снаружи и нагреваться, про­двигаясь к внутренней трансформации и обретению красоты самого огня; в како­вом окончании со стороны дерева нет уже никакой страсти, ни действия собст­венного, за исключением тяжести и количества более плотного, чем у огня, по­скольку имеет в себе принадлежности и действия огня; ибо он сух и оно сухо; го­ряч и оно горячо; светел и осветляется; становится много легче, чем до того; со­держа огонь в этих принадлежностях и действиях.
  
   2. Таким же образом, стало быть, рассуждаем и о божественном огне любовного созерцания, который, прежде чем преобразует душу в себе и соединит с собой, вначале очищает её ото всех противных акциденций; заставляя выйти вон её уродства и стать чёрной и тёмной, и потому кажущейся худшей, чем была до того и более безобразной и мерзкой, чем обычно.
   Потому что это божественное очищение приводит в движение все злые и порочные гуморы, на которые - оттого, что весьма укоренены и упрочены в душе, - она не обращает внимания и, таким об­разом, не понимает, что содержит в себе столько зла; теперь же, когда они приве­дены в движение ради того, чтобы выбросить их наружу и уничтожить, душа бро­сает на них взор, и они становятся так ясно видны, освещенные сим тёмным све­том божественного созерцания,- хотя она не стала хуже, чем до того, ни в себе, ни перед Богом, но так как видит в себе то, чего раньше не видела, кажется ей ясно, будто стала такой, что не только не пригодна к тому, чтобы Бог призрел на неб, но заслуживает отвращения, и что Он уже брезгует ею.
   С помощью этого сравнения сможем теперь понять многие вещи, относящиеся к тому, о чём говорим и ещё можем сказать.
  
   3. Во-первых, можем понять, как тот же самый свет и мудрость любящая, которая должна присоединиться и преобразоваться в душе, есть та самая, которая вначале её очищает и располагает; подобно тому, как тот же самый огонь, кото­рый преображает в себе дерево, вступающее в него, сперва располагает его тем же воздействием.
  
   4. Во-вторых, обращаем внимание на то, что эти страдания причиняются душе не со стороны сказанной мудрости, ибо, как говорит Мудрец, все блага ра­зом приходят на душу с Нею (Прем. 7, 11); но со стороны слабости и несовер­шенства, которые удерживают душу от того, чтобы могла восприять без очищения Её божественный свет, нежный и радующий - так же, как дерево, которое не может сразу же по положении его в огонь трансформироваться до степени готовности,- и через то столько болезнует. Сие добре удостоверяет Экклезиаст, рассказывая о том, что сам претерпел, чтобы прийти к единению с Мудростью и к радованию Ею, говоря так: Душа моя погибала в ней, и внутренности мои смутились в об­ретении ея; через то приобрела доброе достояние (51,29).
  
   5. В-третьих, можем извлечь отсюда, попутно, вид страданий, претерпевае­мых в чистилище. Поскольку огонь не будет вмещён в души, хотя и прилагается им, если не имеют несовершенств, в коих претерпевать,- каковые суть тот матери­ал, в котором там мог бы пребывать огонь,- таковой прекращается, не имея боль­ше, чем бы пылать; так и здесь, если окончились несовершенства, заканчивается и страдание души, и остается радость.
  
   6. В-четвёртых, извлекаем отсюда, что тем же способом, коим очищается и отбеливается этим огнём любовным, она сильнее возгорается в любви; точно так, как дерево путём и способом, коим уготовляется, сильнее нагревается. Хотя это возгорание любви не всегда чувствует душа, но только иной раз - когда не подвер­гается слишком сильной атаке созерцания, потому что тогда в душе находится ме­сто для того, чтобы видеть и даже радоваться той обработке, которой подвергает­ся, так как она открывается ей; это похоже на то, как воздымают руку трудящуюся и извлекают железо из горна, через что показывается, неким образом, совершае­мая работа; и в это время имеется место для того, чтобы душа бросила взор в себя и узрела благо, которого не видела, пока шла работа. Так же, когда пламя переста­ёт уязвлять дерево, даётся место тому, чтобы ясно видеть, насколько оно воспламенено.
  
   7. В-пятых, извлекаем также из этого сравнения то, что сказано выше, а именно, почему истина есть, что после сказанных облегчений возвращается душа к страданию более интенсивному и утончённому, чем до того. Ибо, после указан­ного обнаружения, которое бывает после того, как вычищаются больше внешние несовершенства, возвращается пламя любви, чтобы уязвить то, что осталось по­требить и очистить более внутреннего. В каковом /очищении/ претерпевание ду­ши более интимно и тонко, и духовно, поскольку протекает утонченно,- обязанное более интимным и субтильным духовным несовершенствам, укоренённым в не­драх души более глубоких. И это происходит подобно тому, как в дереве: на­сколько более глубоко вовнутрь проникает огонь, настолько более сильно и яро­стно действует, приуготовляя древесные недра к овладению ими.
  
   8. В-шестых, извлекается отсюда также причина, по которой кажется душе, что всякое благо окончилось, и что исполнилась она злом, так как во время это недоступны ей никакие иные вещи, кроме горьких; точно так же, как с деревом, чья внешность не обнаруживает никакой другой вещи, кроме потребляющего ог­ня. Но, после того, как являются другие признаки, подобно первым, питается бо­лее внутренним /веществом/, потому что производится очищение уже более внут­реннее.
  
   9. В-седьмых, извлекаем то, что хотя душа радуется в этих промежутках /между страданиями/ более просторно, поскольку, как мы сказали, иногда ей ка­жется, что страдания не должны больше возвратиться; со всем тем, когда должны вернуться быстро, не перестаёт ощущать их, если замечает один корешок (а иной раз он делается заметным), который остался и не позволяет ей иметь радость пол­ную, потому что мнит душа, яко угрожает он возвращением приступов; и когда дело обстоит так, быстро возвращаются.
  
   Наконец, подлежащее более внутреннему очищению и осветлению не может быть хорошо спрятано от души, будучи окру­жено уже очищенным; так же, как в дереве, более внутреннее, подлежащее освет­лению, весьма ощутимо разнится от очищенного; и когда это очищение возвраща­ется для атаки более внутреннего, неудивительно, что кажется душе иной раз, яко всякое благо покинуло её, и что нечего думать о возвращении благ, потому как помещённая в страсти более внутренние она закупоривается от всякого внешнего блага.
  
   10. Восставляя, стало быть, пред очами это сравнение вместе с понятием, которое уже дадено о первом стихе первой песни этой тёмной Ночи и её ужасных сопутствиях, хорошо будет /нам/ выйти из этих печалей души и начать обсуждать плод её слез и счастливых приобретений, о которых начинает петь с этого, второ­го стиха:
  

С томленьями, любовью возожжёнными

  
  

ГЛАВА 11

Начинает объяснение второго стиха первой песни. - Говорит, как душа, в качестве плода сих суровых утеснений обретается с пылкими страстями любви божественной.

  
   1. В каковом стихе даёт понять душа пламя любви, о котором мы сказали,
   яко, на манер вещества огня в дереве, возжигается в душе середь ночи созерцания болезного.
   Каковое возожжение, хотя определённым образом похоже на то, о каком выше объяснили, как о проходящем в части чувственной души, есть неким обра­зом так же отлично от того, о котором молвит теперь, как отлична душа от тела, или часть духовная от части чувственной. Потому что является воспламенением любви в духе, в котором, посредством сих тёмных утеснений, душа живая ощуща­ет себя уязвлённой и, обострённо, в сильной любви божественной, в верном ощу­щении и предчувствии Бога, хотя без понимания частностей, потому что, как го­ворим, разумение пребывает впотьмах.
  
   2. Чувствует себя дух здесь пылко влюблённым, потому что сие воспламенение духовное сотворяет страсть любовную; которая, поскольку эта любовь внушена, более пассивна, чем активна; и так порождает в душе сильную страсть любовную. Протекает сия любовь уже в некотором единении с Богом; и так со­участвует несколько в Его областях, каковые /участия/ суть больше деяния Бога, нежели самой души, которым она пассивно подчиняется; хотя душа и делает что-то, а именно даёт согласие, однако, тепло и силу, и настрой, и страсть любовную, или возгорание, как называет её здесь душа, даёт единственно любовь Божия, ко­торая, соединяясь с душою, заражает её. И любовь эта настолько больше места и расположения находит в душе, чтобы присоединить её и ранить, насколько более заточены, отчуждены и недееспособны все её аппетиты для вкушения вещей не­бесных и земных.
  
   3. Что в сём тёмном созерцании, как уже сказано, и происходит в значи­тельной мере, потому что держит Бог вкусы столь отлучёнными /от их предметов/ и столь суженными, что не могут вкушать вещи, которой желают. Всё это Бог творит с той целью, чтобы, отделив и собрав их все для Себя, получить душу бо­лее сильную и способную к приятию сего крепкого союза любви Божией, которую посредством сего очищения уже начинает ей подавать, и в которой душа должна любить с великой крепостью всех сил и желаний духовных и чувственных души, - чего не может быть если они разливаются во вкушении других вещей. Отчего Да­вид, дабы смочь воспринять силу любви этого союза с Богом, говорил Ему: Силы мои сберегу для Тебя (Пс.58,10); то есть все способности и желания, и силы мно­гих потенций, не желая ни пользоваться их действием, ни вкушать какой-либо вещи, помимо Тебя.
  
   4. Согласно сказанному, можно некоторым образом рассмотреть, каким и сколь сильным может быть это воспламенение любви в духе, где Бог удержива­ет собранными все силы, потенции и желания души, как духовные, так и чувст­венные, благодаря чему всё это единодушие задействует свои силы и доблести в сказанной любви; и так приходит к подлинному исполнению первой заповеди, ко­торая, не отбрасывая ничего человеческого и не исключая принадлежащего этой любви, гласит: Возлюби Бога твоего всем сердцем твоим, и всем твоим разу­мением, и всею душою твоею, и всеми силами твоими (Втор. 6,5).
  
   5. Собранные, стало быть, здесь, в этом воспламенении любви, все желания и силы души, раненой и тронутой в отношении их всех, и влюблённой, - о них можем составить себе понятие, как будут вести себя движения и уклонения всех этих сил и желаний, воспламененных любовью, но без обладания и удовлетворе­ния в ней, в темноте и сомнении. Наверняка, страдая от голода, яко псы, говорит Давид, кружат вокруг города (Пс. 58, 7 и 15) и, не насытившись этой любовью, остаются воющими и хныкающими. Потому что прикосновение этих любви и ог­ня божественного таким образом высушивает дух и так разжигает желание уто­лить свою жажду этой божественной любви, что даёт тысячу изгибов в себе и же­лание тысячью способов [приблизиться] к Богу с алчностью и похотью вожделе­ния. Давид зело хорошо даёт уразуметь это в одном псалме, говоря: Душа моя жаждет Тебя; сколь многими путями стремится плоть моя к Тебе! - т.е. во многих желаниях. А другой перевод гласит:
   "Душа моя жаждет Тебя; душа моя пропадает и умирает по Тебе" (62, 2).
  
   6. Сие есть причина, по которой молвит душа в стихе, яко с томлениями в Любовях, - и не говорит: с томлением в любви - возожжена, потому что во всех ве­щах и помыслах, которые в себе будоражит, и во всех отношениях и вещах, кото­рые ей предлагаются, любит многими способами, и желает, и страдает в желании тоже многими способами во всякую пору и во всех местах, не успокаиваясь в ве­щи, ощущая это томление в ранящем воспламенении, в согласии с тем, что дает уразуметь пророк Иов (7, 2-4), говоря: Как раб желает тени, и как наёмник желает окончания работы своей, так имел я месяцы праздные и считал ночи докучные и утомительные. Если клонит меня ко сну, говорю: когда встану? И тут же ожидаю вечера и пребываю исполненным скорбей вплоть до мраков ночи.
  
   Сделалось сей душе всё тесным, не вмещается ни в себя, ни в небо, ни в землю, и исполнилась скорбями вплоть до мраков, о которых молвит здесь Иов; в духовном смысле и в ключе нашего намерения сие значит ожидать и терпеть без утешения верной надеждой какого-либо света и блага духовного, как претерпева­ет здесь это душа. Откуда, томление и боль души в этом воспламенении любви являются главными, поскольку умножаются с двух сторон: во-первых, со стороны мраков духовных, в которых себя видит, и которые своими сомнениями и страха­ми оскорбляют её; во-вторых, со стороны любви Бога, которая её возжигает и воз­буждает, которая пугает её своей раной и восхищением.
  
   7. Эти два вида претерпевания в подобную же пору /очищения/ добре даёт уразуметь Исайя (26, 9), говоря: Душа моя жаждет Тебя в ночи, то есть в нище­те; и это - один вид претерпевания, со стороны этой Ночи тёмной. Но, духом моим,- говорит,- в недрах моих до утра бодрствую Тебя ради; и это - второй вид бо­лезни в желании и томлении со стороны любви в недрах духа, которые суть привя­занности духовные.
   Однако среди этих болестей тёмных и любовных ощущает душа опреде­лённую компанию и силу внутри себя, которая сопутствует ей и укрепляет так, что если престаёт эта тяжесть тесноты мрачной, многажды чувствует себя одино­кой, пустой и расслабленной. И причина в этом случае та, что, поскольку сила и действенность души суть по причастности и сообщаются пассивно тёмным огнём любви, который атакует её, отсюда следует, что прекращением нападения на неё прекращается темнота [и сила и жар любви в душе].
  
  
  

ГЛАВА 12

Гласит о том, как эта ужасная ночь служит чистилищем, и как в ней высвечивается божественная мудрость для человеков на зем­ле тем же освещением, которое освещает и очищает ангелов в небе.

  
   1. Сказанным мы бросаем взор на то, каким образом протекает
   сия тёмная Ночь любовного огня, так что очищает во мраках и, так же во мраках, воспламеняет душу. Бросаем взор также на то, как [это бывает, что] духи очищаются в другой жизни тёмным веществом огня, а в сей жизни очищаются и отбеливаются огнём любовным, тёмным и духовным; ибо здесь существует раз­ница: яко там отбеливаются огнём, а тут отбеливаются и освещаются единственно любовью. Каковую любовь испытывал (Пс.50, 12) Давид, когда говорил: Cor mundum crea in me, Deus, etc. [Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и т.д.] Потому что чистота сердца - не меньше, чем любовь и милость Божия; ибо чистых серд­цем называет наш Спаситель блаженными (Мт. 5,8), что есть то же самое, как на­звать их возлюбленными, потому что блаженство не даётся меньшим любви.
  
   2. А что душа очищается и просвещается сим огнём мудрости любовной (ибо никогда не подаёт Бог мудрости тайной без любви, так как любовь эта - в ос­новании ея), то добре показывает Иеремия в (Плач. I, 13), где говорит: Вошёл огонь в мои кости и научил меня. И Давид (Пс. 2, 7) говорит, яко мудрость Бо­жия есть серебро, испытанное в огне, то есть в очищающем огне любви. По­тому что -- сие тёмное созерцание внедряет в душу вместе любовь и мудрость - вся­кий раз согласно её способности и нужде - просвещая душу и очищая её (как молвит Мудрец) от невежеств, как, говорит, творила это с ним (Эккл. 51, 25-26).
  
   3. Отсюда выводим также, что [очищает сии души и просвещает их] та же самая Мудрость Божия, которая очищает ангелов от их невежеств, делая их знающими, освещая то, чего не знали, проистекающая от Бога по чинам ангель­ским от первых до последних, и от них - до человеков. Отчего обо всех делах, ко­торые творят ангелы, и вдохновениях правдиво и с точностью говорится в Писа­нии, как о творимых Богом и творимых ими; потому что обычно они отводятся им, а меж них - от одних к другим безо всякого промедления, как луч солнца пе­редаётся многими витражами, упорядоченными между собой; так что, хотя истина есть, яко луч сам проходит через них все, тем не менее, каждый из них посылает и внедряет его в другой весьма изменённым, преобразованным по типу каждого витража, несколько более урезанным и ослабленным, соответственно тому, ближе или дальше они от солнца.
  
   4. Откуда следует, что верховные духи и те, которые ниже их, насколько ближе к Богу, настолько более очищены и прояснены более общим очищением; а которые последние, те принимают это освещение много более разреженным и удалённым.
   Откуда следует, что человек, будучи последним, до которого доходит это истекающее от Бога созерцание любовное, когда Бог желает даровать его, вы­нужден воспринимать его на свой манер, весьма ограниченный и болезненный.
   Потому что свет,- которым Бог освещает ангела, облагораживая и умягчая его в любви, чтобы быть ему чистым духом, - помещённый - ради такого же влия­ния - на человека, из-за того, что последний нечист и слаб, естественно освещает его, как сказано выше, затемняя и причиняя боль и утеснение, как действует солн­це на око слезящееся и изнурённое; и влюбляет его в себя пылко и удручённо, до тех пор, пока самый огонь любви одухотворит и утончит его, очищая до такой стадии, когда он сможет принять единение с этим любовным влиянием так же, как ангелы и уже очищенные, - как после о том расскажем, с помощью Господа.
  
   5. Это воспламенение и томление любви душа ощущает не всегда; потому что вначале, как зачинается это очищение духовное, всё, что происходит под воз­действием божественного огня, есть высушивание и подготовка дерева души, ко­торое в нём нагревается; однако по прошествии времени, когда этот огонь уже со­грел душу, она в большей степени ощущает это воспламенение и пыл любви.
   Здесь, поскольку разум очищается посредством сего мрака, случается, что иной раз эта тайная теология, вместе с возожжением воли, ранит также, освещая, другие потенции разума неким понятием и огнем божественным так приятно и так тонко, что воспомоществованная им воля распаляется чудесно, рдея в нём без то­го, чтобы ей что-либо предпринимать в этом божественном огне любви, в живых пламенах, таким образом, что душе уже мнится живой огонь, по причине живой интеллигенции, которая ей даётся. И отсюда происходит то, о чём молвит Давид в псалме (38,4), говоря: Распаляется сердце моё внутри меня, и огонь верный в том, что я разумею возжигается.
  
   6. И это возожжение любви с единением этих двух потенций, разума и во­ли, которые соединяются здесь, есть вещь большого богатства и услады для души; потому что это верное прикосновение к Божественности и уже начало совершен­ства союза любви, которого ожидает. Итак, до этого прикосновения столь тонкого чувства и любви Бога душа не дотягивается без прохождения многих тягот и большой части очищения; но для других вещей, более низких, которые обыкно­венно чаще встречаются, нет нужды в таком очищении.
  
   7. В том объединении, о котором мы здесь сказали, в тех благах духовных, которые при пассивности души внедряет в неё Бог, как воля может весьма сильно любить, без того чтобы разум понимал, так и разум может понимать без того, что­бы воля любила; ибо, раз уж эта ночь тёмная созерцания состоит из света божест­венного и любви, так же как огонь имеет свет и жар, нет ничего необычного в том, что когда сообщается сей свет любовный, иные разы больше ранит волю, воспла­меняя её любовью, оставляя разум в темноте, без того чтобы ранить его светом; и наоборот, освещая разум светом, подавая интеллигенцию, оставляет сухой волю, подобно тому, как бывает, можно воспринять жар огня, без того чтобы видеть свет, и также видеть свет без восприятия жара огня, и это творит Господь, кото­рый внедряет, как хочет (IKop.12,11).
  
  

ГЛАВА 13

О других приятных воздействиях, которые творит в душе эта тёмная ночь созерцания

  
   1. По этому типу воспламенения можем уразуметь некоторые из приятных эффектов, которые производит в душе эта тёмная ночь созерцания, потому что иной раз, согласно только что сказанному, посреди этих мраков освещается душа, и светит свет в потёмках (Ин. 1,5), низводя эту таинственную интеллигенцию к разуму, оставляючи сухой волю, сиречь, без действенного союза любви, с единой ясностью и простотой, столь тонкой и усладительной чувству душевному, что не может подобрать имени сему, ощущая Бога, когда одним способом, а когда дру­гим.
  
   2. Иной раз также ранит разом, как выше сказано, и волю, и возжигает любовь возвышенную, нежную и сильную, потому говорим уже, что иной раз еди­нятся эти две потенции, разум и воля, когда по большей части идёт очищение ра­зума; настолько более совершенное и качественное, насколько более длится; но, прежде чем достичь сюда, более обычно воле чувствовать касание воспламенения, чем разуму свет интеллигенции .
  
   3. Однако является здесь одно сомнение: почему, раз эти потенции прохо­дят очищение в паре, вначале больше ощущается обычно волей воспламенение и любовь очищающего созерцания, чем разумом интеллигенция его?
   На это отвечается, что здесь эта пассивная любовь не ранит напрямую во­лю, потому что воля свободна, и это воспламенение любви есть больше страсть любовная, чем свободный акт воли; потому что этот пыл любовный ранит суб­станцию души и так возбуждает привязанности в пассивности воли. И потому скорее зовётся страстью любовной, чем свободным актом воли,- каковой с тем большим основанием зовётся актом воли, чем более свободен.
   Однако, поскольку эти страсти и привязанности сводятся к воле, ибо говорится, что если душа охва­чена каким-то аффектом, то это - воля; и это правильно, потому что таким обра­зом пленяется воля и губит свою свободу; таким манером, что несёт помимо себя порыв и силу страсти. Посему можем говорить, что это воспламенение любви есть воля, то есть зажигает похотение воли; итак, скорее зовётся, как говорим, стра­стью любовной, чем свободной работой воли. И поскольку воспринимающая страсть к разумению может воспринимать интеллигенцию только обнажённой и пассивно, - а это невозможно, не очистившись, - поэтому, прежде чем это про­изойдёт, ощущает душа касание интеллигенции реже, чем страсти любовной. От­того и не нужно, чтобы воля была для этого так уж очищенной от страстей, по­скольку страсти ей ещё помогают чувствовать любовь пылко.
  
   4. Это воспламенение и жажда души, будучи здесь уже духовными, наиотличны от тех, о коих говорили в ночи чувства. Потому что, хотя здесь чувство также несёт свою ношу, ибо также не перестало участвовать в работе духа, однако корень и живость жажды любви ощущается в высшей части души, то есть в духе, таким образом чувствующем и понимающем то, что чувствует, и нехватку в том, чтобы добиваться желаемого, что всё страдание чувства - хотя несравненно боль­шее, нежели таковое в первой Ночи чувства - почти ничто для него, ибо знает внутри себя нехватку великого блага, которое ни с чем не может сопоставить.
  
   5. Нужно, однако, отметить здесь, что, хотя поначалу, когда начинается эта Ночь духовная, не ощущается воспламенения любви, из-за того, что огонь любви ещё не приступил к душе; вместо неё подаёт в то время душе Бог любовь почти­тельную к Богу, столь великую, что, как мы сказали, всё претерпеваемое и ощу­щаемое ею в тяготах сей Ночи есть, по большей части, томительные думы о том, что потеряна для Бога и оставлена Им.
   Итак, мы всегда можем сказать, что с начала сей Ночи идёт душа затронутой томлениями любви, или почитающей или также воспламенённой. И видит, что главная страсть, которую чувствует в сих тяготах есть сказанный страх /потерянности/, потому что, если бы в это время могла удо­стовериться, что не является совсем потерянной и оставленной, но что претерпе­ваемое ею есть к лучшему (как оно и есть), и что Бог не разгневан, то ничто из этих болестей не постигло бы её, а скорее наслаждалась бы она знанием того, что служит Богу. Ибо так велика почитающая любовь, которую испытывает к Богу, хотя и в впотьмах, не чувствуя её, что не только это /готова была бы претерпеть/, но рада была бы умереть, чтобы удовлетворить её. Однако, когда пламя уже зажи­гает душу, то, действуя совместно с почтением, которое имеет к Богу, такую силу и напор приобретает обычно, и томление по Богу, сообщая ей пыл любви, что душа с великой смелостью, невзирая ни на что и ничего не уважая, в силе и опьяне­нии любви и желания, не наблюдая того, что творит, насыщается вещами стран­ными и необычными, в какой бы моде и манере они не предлагались, чтобы мочь встретиться с тем, кого любит.
  
   6. Это служит причиной, по которой Мария Магдалина, будучи столь же почтительной в себе, как и раньше, не придала значения толпе знатных людей и приглашённых принципалов, не взирая на приличия и на то, как это выглядит, плакала и лила слезы середь приглашённых, обменяв всё это (не медля ни часа в ожидании другого подходящего времени) на то, чтобы предстать пред тем, кем уже была ранена и воспламенена её душа. И это есть опьянение и дерзость любви, которая - зная, что её возлюбленный заключён в гробнице с приваленным ко входу большим камнем и окружённой солдатами, охранявшими его, чтобы не был вы­краден учениками - не оставила места никакой из вещей предстоящих ей, которая могла бы помешать ей идти до наступления дня с ароматами, чтобы помазать его (см. Ин. 12 и 20).
  
   7. И, наконец, это опьянение и томление любовное заставило её вопрошать того, кого приняла она за вертоградаря, обокравшего гробницу, чтобы тот сказал ей, - ежели взял его, - где положил, да смогла бы забрать его (там же, 20, 15); не взи­рая на то, что такое вопрошание для раскованного суждения и разума было бес­смысленным, ибо ясно было, что если другой кто украл, то не сказал бы, и тем менее позволил бы забрать.
   Но таковы сила и рвение любви, что всё кажется ей возможным, и все, -мнится ей, - идут так же, как она сама; потому что не верит, будто есть другая вещь, каковою кто-то должен заниматься или искать, кроме Того, кого она ищет и кого любит; мнится ей, яко нет другой вещи, которую бы хотеть или пользоваться ею, кроме этой, и что все также занимаются ею. Оттого-то, когда супруга вышла на поиски своего суженого, по рынкам и предместьям, веруя, что и остальные идут за тем же самым, говорила им, что если встретят его, то сказали бы ему, го­воря, что страдает она от любви своей (Песн. 5,8). Такова была сила любви сей Марии, что казалось ей, если вертоградарь скажет ей, где спрятал его, она пойдёт и заберёт его, хотя ей самой больше подобала защита.
  
   8. Таковы суть томления любви, которые переживает душа, когда идёт уже благодетельствуемой сквозь это духовное очищение; потому что встаёт она ночью (т.е. во мраках сих очищающих) соответственно привязанностям воли и со страстными томленьями и силами, как львица идёт и медведица искать своих щенков, когда оставила их и после не нашла, так идёт эта раненая душа искать своего Бога; потому что когда попадает во тьму, ощущает себя отлучённой от Него. И это есть любовь нетерпеливая, в которой субъект не может долго пребывать не получая или не умирая, согласно с тем, как томилась Рахель по детям, когда говорила Иа­кову:
   "Дай мне сыновей; ежели нет, то умру" (Быт. 30, 1).
  
   9. Здесь, однако, видно, как душа, ощущая себя такой нищей и столь недос­тойной Бога, какой делается здесь, в этих мраках очищающих, имеет столь отваж­ную и дерзкую силу, чтобы идти к единению с Богом.
   Причиной сему то, что любовь уже даёт силы душе для любви истинной, а атрибут любви состоит в том, чтобы соединиться и слиться, и сравняться, и упо­добиться вещи любимой, ради усовершения в благе любви, откуда следует, что душа, не ставшая совершенной в любви, потому что не достигла единения, благо­даря голоду и жажде, которые испытывает к тому, чего ей не достаёт - каковое есть союз с Богом - и силам, которые любовь уже вложила в волю, и которыми она сделалась страстной, становится смелой и отважной в части воли воспламенён­ной; хотя в части разума, остающегося в темноте и неосвещённого, ощущает себя недостойной и знает себя нищей.
  
   10. Не хочу оставить здесь обсуждение причины, по которой, несмотря на то, что сей свет божественный всегда есть свет для души, не освещает её тотчас при падении на неё (как делает это после), а раньше причиняет ей мраки и тяготы, о которых сказали. Об этом прежде уже несколько рассказано. Но на эту част­ность отвечается, что мраки и прочие худа, которые ощущает душа, когда сей бо­жественный свет падает на неё, не суть мраки или худа сего света, но - самой ду­ши; и свет освещает её для того, чтобы она увидела их. Откуда, сей божественный свет /на самом деле/ тотчас даёт ей освещение, но с его помощью душа сперва не может видеть ничего, кроме того, что очень близко к ней или, лучше сказать, в ней,- а это суть её темноты или вшивоты, которые видит уже по милосердию Бо­жию, а раньше не видела, потому что не давал ей этого света сверхъестественного. И это служит причиной тому, что вначале не ощущает ничего, кроме мраков и зол; но после очищения сознания и чувственности обретёт очи, которым свет сей покажет блага светила божественного; по изгнании всех этих мраков и за­печатлений души уже окажутся ей щедроты и блага великие, которые получаются душой в сей счастливой Ночи созерцания.
  
   11. Итак, благодаря сказанному, понятно, как Бог творит здесь милость ду­ше, отбеливая и излечивая её с помощью сей крепкой потравы и горькой чистки, соответственно частям чувственной и духовной, ото всех привязанностей и привы­чек несовершенных, которые имеет в отношении преходящего и естественного, чувственного и спекулятивного, и духовного, затемняя её внутренние потенции и опустошая их ото всего этого ужимая и истощая привязанности чувственные и духовные, ослабляя и утончая естественные силы души в отношении их всех - че­го сама по себе душа никогда не смогла бы достичь, как сию минуту скажем, - таким образом ослабляет её Бог в отношении всего того, что не Бог, в естестве, дабы идти ей сызнова зрячей, обнажённой и совлечённой уже своей ветхой шку­ры. И так обновляет, как орлица, свою молодость (Пс. 102, 5), облекаясь человеком новым, сотворенным, как молвит Апостол (Эф. 4,24), по Богу. Что есть не иное, как освещение разума огнём сверхъестественным: способом, в котором ра­зумение человеческое делается божественным, единым с Божественным; и есть не больше ни меньше, как сообщение воле любви божественной, так что воля уже не меньше божественной, и любит не менее чем божественно, сотворенная и объеди­нённая в одно с божественной волей и любовью; и не меньше этого - память; а также привязанности и желания, все изменённые и обращенные чудесно согласно Богу. И так, душа сия будет уже душой небесной, горней, и более божественной, нежели человеческой.
   Каковое всё, прошедшее и пришедшее к тому, о чём мы говорили, сотворил и соделал в ней Бог, посредством сей ночи, освещая и воспламеняя её небесно пылкими томлениями единственно по Богу, и ни по какой другой вещи. Благодаря чему зело справедливо и обоснованно прибавляет тут душа третий стих к песне, который гласит:
  

О судьба счастливая!

Вышла никем не замечена

  
  

ГЛАВА 14

   В которой полагаются и объясняются три последних стиха первой песни
  
   1. Эта судьба счастливая относится к тому, что молвит тут же в следующих строфах, говоря:

Вышла никем не замечена,

уже в доме моём была тишина;

  
   употребляя метафору, согласно которой, - чтобы лучше сделать своё дело - выхо­дит из своего дома ночью, в темноте, когда в доме всё уже затихло, чтобы никто не помешал её исходу. Потому как выходит сия душа, чтобы вершить дело столь героическое и столь редкое, каким является единение со своим Возлюбленным божественным вовне, потому что нигде, как вовне, в одиночестве, находится возлюбленный, от­чего Супруга желала найти его одного, говоря (Песн. 8,1): "Кто даровал мне те­бя, брате мой, что нашла тебя одного вовне и соединилась с тобой, любовь моя?".
   Нужно душе влюблённой, чтобы достичь желанной цели, поступить так, чтобы выйти ночью, когда уснули и успокоились все домашние её, то есть, чтобы прекратились действия нижних ея, а страсти и желания души уснули и угасли по­мощью этой Ночи, - каковые суть обитатели дома, которые, пробудившись, всегда мешают душе в сих благах её, будучи враждебны тому, чтобы душа вышла сво­бодной от них. Потому что они суть домашние, о которых говорит наш Спаситель в Евангелии (Мт 10, 36), яко суть враги человеку. Итак, необходимо, чтобы дейст­вия их вместе с их движениями уснули в сей ночи, да не помешают душе во бла­гах сверхъестественных любовного единения с Богом, поскольку в моменты их живости и деятельности сказанные блага не могут иметься; ибо вся их работа и движения естественные скорее мешают, чем содействуют восприятию благ ду­ховных союза любви, поскольку пресекается [всякое обыкновение]естественное относительно благ сверхъестественных, которые Бог единственно своим влиянием полагает на душу, при её пассивности тайно и в молчании. Итак, необходимо ей удерживать все свои потенции и пребывать в пассивности, чтобы воспринять их, не вторгаясь туда своей низкой деятельностью и склонностями.
  
   2. Выпадает, однако, доля счастливая той душе, яко Бог в ночи сей усыпляет
   всех домашних ея, т.е. все потенции, страсти, привязанности и вожделения, ко­торые живут в душе чувственно и духовно, благодаря чему она, не будучи заме­ченной, то есть, не будучи воспрепятствованной этими аффектами, и т.д. - так как они усыплены и упокоены в сей ночи, в коей оставлены в темноте, да не смогут ни познавать, ни чувствовать своим низким природным способом, и так препятство­вать душе выйти из себя и из дома чувственности, - достигает союза духовного со­вершенной любви Божией.
  
   3. О, какая же счастливая доля для души - мочь освободиться из дома чув­ственности! Не смогла бы хорошо понять себя, если бы не шла, на мой взгляд, ду­ша, радуясь своему исходу, - потому что увидела ясно, каким нищим рабством было то, что имела, и каким вшивостям была подчинена, когда пребывала в дея­тельности своих потенций и вожделений, и осознала, что жизнь духа есть подлин­ная свобода и богатство, несущее с собой блага неоценимые, некоторые из коих отметим в следующих песнях, в которых будет ясно видно, что за поводы имеет душа к тому, чтобы воспевать как судьбу счастливую прохождение этой ужасной ночи, о которой мы рассказали выше.
  
  

ГЛАВА 15

Выкладывается вторая песня и её объяснение

  

Песнь вторая

Впотьмах и без опаски

Лестницею тайною, в маске

О судьба счастливая!

Во мраках и в каске

Уже в доме утихли дневные дрязги

  

РАЗЪЯСНЕНИЕ

  
   1. Идёт душа, воспевая в сей песне /тем не менее/ некоторые особенности мраков сей Ночи, повторяя о благой доле, что уделялась ей через них. Речет о них, отвечая на известное безмолвное возражение, говоря, яко не думала /поначалу/, что проходя в Ночи сей таковые мучения тоски, сомнений, страхов и ужасов, как сказано, убегает этим большей опасности погубления себя; оказалось, однако, что в темноте сей Ночи она скорее приобрела себя, /чем потеряла/, ибо в ней освобо­дилась и убежала хитро своих противников, которые всегда препятствовали её шествию, почему и шла в темноте ночи, сменив платье и замаскированная тремя ливреями и расцветками, о которых после расскажем, и лестницею зело тайной, которой не знает никто из домашних, каковая - как также отметим в своём месте - есть живая вера, - благодаря чему вышла так укрытая и в каске, чтобы мочь хоро­шо сделать своё дело: да не престанет идти зело уверенная, имея уже в сей очи­щающей ночи желания, привязанности, страсти и т.д. своей животной души по большей части усыпленными, умерщвлёнными и погашенными, которые - будь они пробуждёнными и живыми - не дозволили бы этого. Следует, стало быть, стих и гласит:

Впотьмах и без опаски

  
  

ГЛАВА 16

Излагается первый стихи показывается, как душа, идучи впотьмах, идёт без опаски.

  
   1. Темнота, о которой говорит здесь душа, относится к желаниям и потенциям чувственным, внутренним и духовным, как мы уже сказали, поскольку все они затемняются об их природном свете в сей Ночи, благодаря чему, очи­стившись в отношении сего света, могут быть освещены согласно свету сверхъес­тественному; потому что вожделения чувственные и духовные усыплены и при­туплены, так что не в состоянии вкушать ни человеческих, ни божественных ве­щей; привязанности души угнетены и стеснены, так что не могут ни двинуться к ним, ни найти опоры ни в чём; воображение ограничено, так что не может сотво­рить никакого благого построения; память разрушена, разум затуманен, так что не способен разуметь вещей, и отсюда, воля также высушена и утеснена, и все по­тенции опустошены и бесполезны; и, сверх всего этого, сгущён и утяжелен облак над душой, так как она отчуждена от Бога и тоскует по Нему. Таким образом, идучи в впотьмах, молвит здесь душа, что шла без опаски.
  
   2. Причина сего хорошо разъяснена; так как обычно душа никогда не заблуждается, если не в части своих вожделений, или своих вкусов, или своих рас­суждений, или своих умствований, или своих привязанностей; потому что обычно именно в них избыточествует или не дотягивает, или меняется, или сумасбродст­вует, или сдаётся и склоняется к тому, что ей не подходит. Откуда, будучи вос­препятствована во всех этих деятельностях и движениях, душа, понятно, обезо­пашена от ошибок в них; потому что не только освобождена от себя, но /также/ от других врагов, каковые суть мир и бес, которые в условиях погашенности привя­занностей и деятельностей души, не способны вести войну другим способом или с другой стороны.
  
   3. Отсюда следует, что чем в большей темноте идёт душа, и в опустошении её естественных действий, тем более уверенно ступает. Потому что, как молвит пророк, погубление души приходит единственно от неё самой; то есть от её чувств и вожделений внутренних и ощущаемых, а благо, - речет Бог, - только от Меня (Ос. 13, 9). Поэтому, воспрепятствованная таким образом в зло­бах своих, за вычетом последних, тотчас получает в остатке блага единения с Бо­гом в своих желаниях и потенциях, которые становятся в этом союзе божествен­ными и не естественными. Откуда, в пору этих мраков, если душа взглянет на се­бя, то весьма хорошо заметит, как мало отвлечены её желания и потенции на вещи бесполезные и вредные, и как безопасна она от тщеславия, надменности и притя­зания тщетного, и ложного веселья, и от многих иных вещей. Следовательно, по­лучается ею следующее благо: идучи впотьмах, не только что не потеряться, но ещё и много приобрести, так как здесь идёт, обретая доблести.
  
   4. Однако, на сомнение, которое тотчас рождается отсюда, а именно, что раз уж вещи Божии сами по себе творят благо душе и одаривают её и заверяют, то почему же в сей ночи затемняет Бог также желания, относящиеся к вещам благим, таким образом, что не может вкушать также и их, ни заботиться о них, как о прочих вещах, и даже некоторым образом меньше /чем о прочих/, - отвечается, что в эту пору /прохождения ночи/ необходимо, чтобы не оставалось в душе также ни деятельности, ни удовольствия относительно вещей духовных, потому что имеет она потенции и желания нечистые и низкие, и больше природные; и так, хотя этим потенциям даются вкус и общение с вещами сверхъестественными и божествен­ными, не смогут воспринять их, если не очень низко и животно, больше на свой манер. Потому что, как говорит Философ, какая бы вещь не воспринималась [пребывает в воспринимающем соответственно способу его восприятия].
   Откуда, - потому как эти естественные потенции не имеют ни чистоты, ни силы, ни состояния, чтобы мочь восприять и вкусить вещи сверхъестественные адекватным им способом, который божествен, но только по-своему, то есть по-человечески и низменно, как мы сказали, - нужно, чтобы были они затемнены так­же соответственно божественности вещей, ибо, отлучённые и очищенные, и унич­тоженные в первом, теряют низкий и человеческий способ восприятия и действия; и так все эти потенции и желания души да придут к умеренности и \нужной\ на­клонности, чтобы смочь принимать, ощущать и вкушать божественное и сверхъ­естественное высоко и возвышенно, что невозможно, если вначале не умрёт чело­век ветхий (Кол. 3, 9).
  
   5. Отсюда следует, что всё духовное, ежели не приходит от горних, - сообщаемое Отцом светов поверх прихоти и вожделения человеческого, - то, хотя бы вкусы и потенции человека больше посвящались Богу и казались удовольствован­ными, не вкушают они [дивных вещей] божески и духовно, но - человечески и ес­тественно, как вкушают и остальные вещи, потому что блага не идут от человека к Богу, но приходят от Бога к человеку. Относительно чего (если бы это имело ме­сто) могли бы здесь показать, как много есть персон, которые получают многие удовольствия и имеют аффектации и деятельности [своих потенций] о Боге или о вещах духовных и, наверное, думают, что это сверхъестественно и духовно, тогда как это, может быть, не более, чем действия и желания естественные и человече­ские, которые так же, как обладают прочими вещами, в том же настрое обладают и сказанными вещами благими, с известной природной лёгкостью, которой распо­лагают в движении своём к какой-нибудь вещи желания и потенции.
  
   6. Если, по случаю, напоследок отыщем повод, то обсудим кое-что, говоря о некоторых признаках, по которым можно судить о том, когда движения и дейст­вия души бывают только естественными, а когда - духовными и естественными /вместе/, в зависимости от общения с Богом. Здесь же достаточно знать: для того, чтобы действия и движения внутренние души могли прийти чудесным образом к тому, чтобы быть движениями к Богу /и в Боге/, вначале должны быть затемнены и усыплены, и утишены /в том, что есть природного/ во всех её способностях и деятельностях, дабы их ослабить.
  
   7. Итак, о душа одухотворённая!, когда увидишь твоё вожделение затемнённым, [твои привязанности сухими и ужатыми, твои потенции неспособными к каким-либо внутренним занятиям], не страдай этим, но скорее принимай за бла­гую участь, потому что к тебе приходит Бог, освобождающий тебя от тебя самой, отнимающий руки, которыми - как бы хорошо они не служили - не сработаешь так точно совершенно и надёжно, по причине нечистоты и неловкости их, как теперь, когда Бог, взявши тебя за руку, ведёт во мраках, как слепца, - а куда и отку­да того не ведаешь, и никогда с помощью ног и глаз, как бы хорошо они не слу­жили тебе, не нащупаешь направление.
  
   8. Также причиной того, что душа, когда идёт вот так, в темноте, не только идёт уверенно [без опаски], но ещё и много приобретает и благодетельствуется, является то, что, поскольку, обычно, когда душа идёт, вновь ощущая улучшение и имея прибыток - а какой дорогой, мало разумеет - то чаще, как правило, думает, что идёт, теряя, потому как у неё нет никакого опыта такой новины, как ослепле­ние и безрассудный отход от своего первоначального способа продвижения; [пе­ред лицом такой нищеты] скорее думает, будто идёт, теряя, чем достигая цели и стяжая, поскольку видит, яко теряет то, что знала и вкушала, и ходит путями, ко­торых не знает и не пробовала.
   Подобно путнику, который, чтобы пройти к землям новым, неизвестным и нехоженым, идёт, не будучи ведомым тем, что знал раньше, но - в сомнении и по рассказанному другими. И ясно, что не сможет прийти в новую землю, ни узнать большее того, что знал раньше, если не пойдёт дорогами новыми, никогда не знаемыми, и не оставит те, что знает; ни больше ни меньше как тот, кто идет, зная только частности должности или ремесла, - он всегда идёт в потёмках, а не со­гласно своим начальным знаниям, потому что, ежели не оставит их за спиной, то ни себя выкажет, ни успеха добьётся; точно так, когда душа идёт успешно, идёт в потёмках и не зная. Посему, чувствуя, как сказали, Бога своим Учителем и Вож­дём слепца души, она вполне может - поскольку уже пришла к пониманию этого, как здесь говорим, - поистине радоваться и молвить:

Впотьмах и без опаски.

  
   9. Также другая причина, по которой душа в сих потёмках прошла уверенно [без опаски] есть та, что шла, страдая; ибо дорога страдания более безопасна и даже более прибыточна чем дорога веселья и делания: во-первых, потому, что в страдании души ей добавляются силы Бога, а в делании и веселии практикует ду­ша свои слабости и несовершенства; и во-вторых потому, что в страдании стяжа­ются и упражняются доблести и очищается душа, становясь более знающей и ос­мотрительной.
  
   10. Есть, однако, здесь другая, более главная причина, по которой душа в потёмках идёт уверенно, и является она со стороны сказанного света или мудро­сти тёмной; ибо таким образом вбирает и впитывает её в себя эта тёмная Ночь со­зерцания, и полагает её так близко к Богу, что защищает её и освобождает ото все­го, что не Бог. Потому что душа сия помещается здесь как бы в лечебницу ради сохранения её здоровья, которое есть самый Бог, и держит Его Величество душу в диете и воздержании ото всех вещей, уничтожая вожделение ко всем им; точно так, как для излечения больного, почитаемого в доме его, держат такую внутрен­нюю стражу, которая не позволяет ни воздуху коснуться его, ни даже порадовать­ся ему свету, ни чтобы он слышал шаги, ни даже гомон домашних, - а питание по­дают строго по режиму - более существенное, чем вкусное.
  
   11. Все эти приобретения (которые суть о безопасности и охране души) вы­зываются /к жизни/ в ней этим тёмным созерцанием, потому что она помещена очень близко к Богу. Ибо, чем больше душа относит себя к Нему, тем более тём­ные мраки ощущает, и потёмки более глубокие, из-за своей слабости; подобно тому, как если кто слишком приближается к солнцу, сильное затемнение и страда­ние причиняет ему солнце своим великолепным блеском, из-за слабости и нечис­тоты очей его. Ибо так безмерен свет духовный Бога и настолько превосходит природный разум, что, когда слишком приближается, то ослепляет и затемняет.
   И сие есть причина, по которой в псалме 17 говорит Давид, яко мрак сде­лал покровом своим, сению вкруг себя, темна вода во облацех воздушных (ст. 12). Каковая тёмная вода во облацех воздушных есть тёмное созерцание и Муд­рость божественная в душах, как говорим о сём; которую они ощущают как вещь близкую к Нему: как шатёр, в котором Он обитает, - когда крепче присоединяет их к Себе. Итак, то, что в Боге есть свет и ясность много возвышенная, для чело­века - мрак весьма тёмный, как молвит о том Св. Павел (IКор. 2,14), и о чём тут же, в том же псалме свидетельствует Давид, говоря: От блистаний пред Ним бежали облака и водопады - надо понимать, для природного разума, чей свет, как молвит Исайя во главе 5, затемнён есть в туманах Его (ст. 30).
  
   12. О, несчастный жребий жизни, в которой живётся с таким риском и с та­кою трудностию познаётся истина! Ибо наиболее ясное и истинное есть для нас самое тёмное и сомнительное, почему мы и бежим от него, слушая то, что больше нам подходит; и то, что сильнее светит и наполняет наше око, то обнимаем и идём вслед за ним, воспринимая то, что хуже нас, и то, что на каждом шагу одаривает наши очи. В коликой же опасности и боязни живёт человек, ежели самый свет естественный очей его, должный направлять, первый же его и ослепляет и обманы­вает на пути к Богу, и который, если должен как раз показать, куда идти, создаёт необходимость сомкнуть очи и шагать в потёмках, чтобы идти безопасно от вра­гов, сиречь от домашних дома его, которые суть его чувства и потенции!
  
   13. Хорошо, стало быть, спрятана здесь душа и покровительствуема; здесь, в сей воде тёмной, которая есть близ Бога, потому что, если самому Богу служит шатром и убежищем, то, ни больше ни меньше, и душе послужит тем же самым: убежищем совершенным и поручительством (хотя она в темноте), в котором спря­тана будет и защищена от себя самой и ото всех вредов тварных, как мы сказали. Ибо таковые разумеются о тех, о ком молвит Давид также в другом псалме, гово­ря: Укрываешь их под покровом лица Твоего от мятежей людских, скрыва­ешь их под Сению от пререкания языков (Пс. 30, 21), в каковых словах разумеет­ся целый способ покровительства. Потому что быть укрытыми в лице Божием от мятежей людских означает быть укреплёнными в сём тёмном созерцании про­тиву всех превратностей, которые могут наступать со стороны человеков. А быть укрытыми в шатре Его от пререкания языков означает для души быть погру­жённой в воду тёмную, которая есть шатёр, - о нём же имеем сказанное Давидом, где душа, благодаря отлучённости ото всех похотей и привязанностей и благодаря затемнённости потенций, пребывает свободной ото всех несовершенств, противо­речащих духу, - как своей собственной плоти, так и прочих тварей. Откуда, сия душа уверенно может сказать, что идёт

впотьмах и без опаски.

  
   14. Имеется также другая причина, не менее действенная, чем предыдущая, знание которой служит окончательному доброму уразумению того, почему эта душа идёт без опаски, - и заключается она в силе, которую эта тёмная, болезнен­ная и мрачная вода Божия полагает теперь на душу. Каковая, в конечном счёте, хотя и мрачна, есть вода, и через это не перестает обновлять и укреплять душу в том, что ей наиболее нужно, - хотя в впотьмах и болезненно. Потому что теперь видит душа в себе истинную решимость и силу, не творить вещи, которую пони­мает, как оскорбляющую Бога, ни оставлять делание того, что представляется ве­щью, служащей Ему; потому что эта тёмная любовь прикрепляется к ней с одной весьма тщательной заботой и усердием о том, что сделать для неё или позволить ей, дабы удовлетворить её, наблюдая и делая тысячу возвратов, если является причиной раздражения её; и всё это со много большими заботой и усердием, чем раньше, как выше мы то рассказали относительно томлений любви. Потому что здесь желания и силы, и потенции души собраны со всех остальных вещей, на­полняя своё старание и силу только в угождении своему Богу.
   Таким образом вы­ходит душа из самой себя и всех вещей сотворенных к сладкому радующему сою­зу любовному с Богом,
  

впотьмах и без опаски.

  
  

ГЛАВА 17

Рассказывает, каким образом это тёмное созерцание есть тай­ное.

  

Строфа:

Тайной лестницей и под маской

  
   1. О трёх особенностях необходимо заявить соответственно трём словам, которые заключает в себе данный стих. Два, нужно заметить, тайной и лестни­цей относятся к тёмной Ночи созерцания, которое обсуждаем; третье же, а имен­но, под маской, принадлежит душе, из-за способа претерпевания в сей ночи.
   Относительно первого слова известно, что душа именует им здесь сие тём­ное созерцание, которым она идёт, выходя к единению любовному: "тайной лест­ницей", соответственно содержащимся в этом словосочетании двум сказуемым, означает быть тайным и быть лестницей; и о каждом из них скажем по отдельно­сти.
  
   2. Прежде всего, называет это затемнённое созерцание тайным, поскольку, согласно затронутому нами выше, оно является мистической теологией, которую теологи называют премудростью [тайной], о которой говорит Святой Фома, яко есть сообщение душе и внедрение любви, что происходит втайне, когда работа ра­зума и других потенций затемнена. Откуда, поскольку сказанные потенции не до­тягивают до неё, кроме как ежели Святой Дух внедрит её и выстроит в душе - как говорит Супруга в Песнях (2,4), без того, чтобы она знала об этом или понимала, как она бывает, - и зовётся тайной. И поистине, не только душа сего не разуме­ет, но и никто, ни даже самый бес; поскольку Учитель, научающий её, пребывает внутри души субстанциально, куда не может достичь ни бес, ни естественное чув­ство, ни разум.
  
   3. И не только поэтому может оно называться тайной, но также из-за действий, которые производит в душе. Ибо не единственно во мраках и стеснениях очищения (когда эта мудрость любви очищает душу) пребывает втайне - да не знает душа ничего, чтобы сказать о ней; но также после, уже в освещённости, ко­гда более во светах сообщается ей эта мудрость, является для души столь тайной для сказывания и полагания имени (дабы мочь высказываться о ней), что, помимо отсутствия какого-либо желания говорить о ней, не находит ни способа, ни вида, ни подобия, которые подошли бы, чтобы мочь обозначить интеллигенцию столь возвышенную и чувство духовное столь деликатное. Итак, хотя бы и располагала большим желанием говорить об этом и множеством обозначений оделась, всё равно остается тайной также для сказывания о ней. Потому как внутренняя эта мудрость так проста и так всеобща и духовна, что не входит в разум закутанный или прикрытый каким-либо представлением или образом, подчинённым чувству, и, отсюда, являющемся чувственным и воображаемым; и как ни она входит чувст­вами, ни они воспринимают её одеяние и цвет, то ни разум знает сведения о ней, ни фантазия вообразить её может, чтобы сказать о ней нечто; хотя душа ясно ви­дит, что разумеет и вкушает некую сладкую и странную премудрость. Точно так, как тот, кто видит вещь никогда не виданную, которая также не похожа ни на что ранее виденное, и которой, - хотя она разумеется и вкушается, - не может ни имя дать, ни сказать, что она такое есть, хотя многое вызывает; и это о вещи, воспри­нимаемой чувствами, - сколько же меньше тогда сможет обнаружиться то, что не входит ими! Потому что содержит оно язык Бога, который, - будучи более интим­ным для души и духовным, чем превосходит всякое чувство, - тотчас заставляет умолкнуть всякую гармонию и привычку чувств внешних и внутренних.
  
   4. Об этом мы имеем разом примеры и авторитетные свидетельства в божественном Писании. Ибо неспособность обнаружить это /общение/ и говорить о нем внешним продемонстрировал Иеремия, когда, общаясь с Богом, не знал, что сказать, кроме: А, А, А, (1,6). Неспособность же внутреннюю (то есть внутреннего чувст­ва и воображения и, вместе, соответствующего внешнего) продемонстрировал также Моисей пред Богом в ежевичном кусте (Исх. 4,10), когда не только говорил Богу, что после общения с Ним не знает и не может разговаривать, но ещё, - со­гласно сказанному в Деяниях Апостольских (7, 32), - не смеет рассматривать это общение своим внутренним воображением, так как мнится ему, яко слишком уда­лено и изменчиво есть воображение, не только для того, чтобы сформировать не­что разумное о Боге, но даже для того, чтобы иметь способность воспринять нечто о Нём. Откуда, поскольку мудрость сего созерцания есть язык Божий к душе: от чистого духа к духу чистому, - все, которые меньше духа (каковы суть чувства) не могут её восприять, и так остаётся она для них тайной, которой ни знать могут, ни говорить о ней, ни охоту иметь к ней, ибо не видят, как.
  
   5. Откуда можем выведать причину, по которой иные лица, идущие этим путём, имея души добрые и боязливые, хотели бы дать отчёт в том, кто правит ими в имениях их, но не знают и не могут, [и, поскольку не знают и не могут], от­сюда обнаруживают в сказывании о том великое противоречие, - главным обра­зом, когда созерцание является в чём-то настолько простым, что самая душа наси­лу его ощущает; так что единственно знают сказать, яко душа удовлетворена и успокоена, и довольна, или сказать, что чувствуют Бога, и что у них всё хорошо, по их мнению, но не умеют высказать то, что имеет душа и не извлекают отсюда большего, чем уподобления в самых общих словах.
   Другое дело, когда вещи, ко­торые имеет душа, суть частные, как видения, чувствования и т.д., каковые, по­скольку обыкновенно воспринимаются под неким представлением, в котором участвует чувство, могут тогда сказываться под этим представлением или другим, подобным. Однако это можливое сказывание уже не укоренено в разуме чистого созерцания, ибо оно невыразимо, как мы сказали, и потому зовётся тайным.
  
   6. И не только поэтому оно зовётся и есть тайное, но также потому, что эта таинственная премудрость имеет особенность укрывать душу в себе. Ибо сверх обыкновения иной раз таким образом поглощает душу и погружает в свою без­донную тайну, что душа ясно зрит, яко помещена есть в место отлучённое и уда­лённое ото всякой твари; судьбою, которая, мнится ей. разместила её в глубочай­шем и широчайшем одиночестве, какового не может достичь никакое человече­ское творение; подобном безмерной пустыне, которая ни в какой части не имеет предела, и столь же зело усладительном, вкусном и любовном, сколь глубоком, просторном и уединённом, где душа видит себя такой утаённой, когда зрит себя вознесённой надо всей тварью преходящей.
   И так возвышает тогда и возвеличивает душу эта бездна премудрости, вводя её во вдохновения науки любви, что делает её не только знающей оставление всякого весьма низкого положения твари, относительно сего высшего знания и чувства божественного, но также замечающей, сколь низкими и усечёнными и не­которым образом несоответственными являются все имена и глаголы, помощью которых в жизни сей трактуются вещи божественные, и как невозможно путём и способом естественным, хотя и весьма высоким и умудрённым, сказываться о них, мочь узнать или почувствовать их, каковы суть, без освещения этой мистиче­ской теологией.
   И так душа, видящая в свете последней такую истину, которую невозможно ни постичь, ни тем более уяснить в понятиях вульгарных и человече­ских, рассудительно кличет её тайной .
  
   7. Сию особенность божественного созерцания, быть тайным и превосходящим естественную способность, имеет оно не только оттого, что является ве­щью сверхъестественной, но также за счёт того, что ведёт и приводит душу к со­вершенствам союза с Богом; к каковым /совершенствам/ - потому как суть вещи непознаваемые человечески - направляются в человеческом незнании и божест­венном простодушии. Ибо, говоря мистически, как мы здесь и говорим, вещи и совершенства божественные не познаются и не понимаются, каковы они суть, ко­гда вкушаются и практикуются, но - только когда они обретены и исполнены. По­сему, в таковом предположении, молвит пророк Варух (3,31) об этой божествен­ной Премудрости: Нет никого, могущего знать, говорит, пути её; никого, могущего помыслить тропы её. Также царственный пророк этого пути души мол­вит следующим образом, говоря с Богом: И светы твои светят и освещают округу земли, сотрясается и содрогается земля. В море лежит путь Твой, и тропы Твои во многих водах, и шаги Твои незнаемы (Пс. 76, 19-20).
  
   8. Каковое всё, говоря духовно, понимается в том умысле, который движет здесь нашими речами. Посему, освещение блесками Божьими округи земли есть просвещение, которое производит сие божественное созерцание в потенциях ду­ши; а сотрясение и дрожь земли есть очищение болезненное, которое в ней производит; а сказать, что путь и дорога Божия, которой душа идёт к Нему, ле­жит в море, а тропы её в водах многих и потому непознаваемы, значит ска­зать, что сия дорога хождения к Богу так секретна и утаена от чувства души, как то есть и для тела, перевозимого морем, чьи тропы и следы непознаваемы. Яко эту особенность имеют шаги и следы, которые Бог оставляет в душах, коих хочет привести к Себе, сотворяя их великими в Своей Мудрости, которая непознаваема. О чём в Книге Иова (37, 16) говорится, во хвалу сему общению, в таких словах: Может быть, - говорит,- тебе известны тропы облак велиих или совершенные учения?, разумея под этим пути и дороги, на которых Бог возвеличивает души и усовершает их в Своей Премудрости (каковые здесь разумеются под облаками). Оказывается, стало быть, что сие созерцание, коим душа водима к Богу, есть муд­рость тайная.
  

ГЛАВА 18

Объясняет, как сия тайная мудрость является также лестницей

  
   Напоследок взглянем также на второе, а именно: как эта мудрость тайная есть также лестница. Относительно чего примечаем, что называть сие тайное со­зерцание лестницей можем по многим соображениям.
   1. Прежде всего потому, что как с помощью лестниц возносят и поднимают то­вары, сокровища и вещи, которые имеются в крепостях, так с помощью этого тай­ного созерцания, не зная как, поднимается душа к тому, чтобы возвыситься, по­знать и усвоить блага и сокровища неба. Что хорошо даёт уразуметь царственный пророк (Пс. 83. 12-13), когда молвит: Благополучен, кто имеет Твою благо­склонность и поддержку, ибо в сердце его таковой положил их подъёмами в долине слез, в месте уготованном; ибо таким образом Господь закона дарует благословление, [и идут от доблести к] доблести, как со ступени на ступень, и увидят Бога богов на Сионе, каковой есть сокровище крепости Сиона, которая есть благополучие.
  
   2. Можем также называть его лестницей потому что, как и на лестнице, те же самые ступени, которые имеет, чтобы восходить, служат тому, чтобы также нисходить тайному созерцанию, поскольку те же самые общения, производимые им в душе, которые возвышают её в Боге, умаляют её в себе самой. Потому что общения, которые поистине суть от Бога, имеют такую особенность, что разом и возвышают и унижают душу, ибо на этой дороге снижаться значит возвышаться, а возвышаться значит снижаться, раз унизившийся возвышен, а кто себя велича­ет, унижен есть (Лк.14, II). И, помимо того, что велика есть доблесть смирения, Бог, чтобы упражнять душу в ней, имеет обыкновение поднимать её по сказанной лестнице, чтобы опустить; и унижает её, чтобы возвысить, во исполнение сказан­ного Мудрецом (Пртч. 18. 12), а именно: Прежде чем душа восхвалена будет, бывает унижена; и пред тем, как унижена, бывает восхвалена.
  
   3. Что, говоря теперь по-естеству, хорошо замечает душа, желающая рас­смотреть это, и, как на этом пути, оставляя в стороне духовное, которого не ощу­щает, замечает сколько возвышений и унижений претерпевает, и как вслед за про­цветанием, которому радовалась, тут же следует некое испытание и тягота, такие, что кажется, будто ей даровали некоторое процветание, чтобы приготовить и ук­репить для последующей нужды, и как также после нищеты и страдания следует изобилие и благополучие; таким образом, что кажется душе, что, ради устроения ей праздника, вначале помещают её в некий пост. И таков обычный стиль и прак­тика состояния созерцания, вплоть до достижения состояния покоя, что никогда не длится в одной стадии, но всё есть возвышение и снижение.
  
   4. И причиною сему то, что поскольку состояние совершенства, которое состоит в совершенной любви Божией и презрения к себе, не может быть без этих двух составляющих, кои есть знание Бога и самого себя, необходимо быть душе упражняемой вначале в одном и в другом: давая ей либо вкусить одно, возвеличи­вая её, либо понуждая испытать другое, унижая, вплоть до того, как после обрете­ния ею привычек совершенных, прекращает уже возвышать и унижать, имея её уже достигшей и пришедшей к Богу, который является верхушкой сей лестницы, в ком имеет она свою опору и прислон.
   Ибо сия лестница созерцания, которая, как мы сказали, исходит от Бога, изображается лестницей, которую видел Иаков во сне; по которой восходили и нисходили ангелы Божии к человеку, а человек к Богу, на которого опиралась ле­стница своей верхушкой (Быт.28, 12). Всё, что говорит об этом Писание божест­венное, а именно, яко была ночь, и Иаков спал, /говорит/ для того, чтобы дать ура­зуметь, насколько тайными и отличными от того, что знает человек, являются эти дорога и восхождение к Богу. Из чего хорошо, стало быть, видно, яко обыкновен­но то, что в Нём наиболее благоприятно, проходящее в потере и уничижении себя, принимается за худшее, а то, что менее ценно, которое есть утешение и своё удо­вольствие - в каковом обычно скорее теряешь, чем обретаешь, если дело в этом - принимается за лучшее.
  
   5. Но, говоря теперь об этой лестнице тайного созерцания несколько более по-существу, скажем, что главная особенность, по которой оно зовётся лестницей, есть та, что созерцание это наука любви, каковая, как мы сказали, есть понятие, вливаемое Богом любящим, которое разом просвещает и влюбляет душу до под­нятия её со ступени на ступень, вплоть до Бога, Творца её, ибо любовь есть един­ственное, что сопрягает и объединяет душу с Богом.
   Откуда, поскольку это видится более ясно, собираемся показать ступени этой божественной лестницы, говоря кратко о признаках и эффектах каждой из них, помощью которых душа могла бы догадаться, на которой из них пребывает. Итак, различаем их по их эффектам, как делают это Святой Бернард и Святой Фо­ма; ибо знать их самих по себе - поскольку эта лестница любви, как мы сказали, столь утаена, что единственно Бог есть тот, кто её устанавливает и полагает - не­возможно путём естественным.
  
  

ГЛАВА 19

Излагаются пять первых ступеней лестницы любви

  
   Говорим, стало быть, что ступеней у этой лестницы любви, по которой душа, с одной на другую, поднимается к Богу, суть десять.
   1. Первая ступень любви заставляет душу заболеть с пользою для себя. На этой ступени любви молвит Супруга, когда говорит: Заклинаю вас, сыны Иеруса­лима, ежели повстречаете моего Возлюбленного, скажите ему, что я болею от любви (Песн. 5. 8). Однако, сия болезнь не есть к смерти, но - во славу Божию (Ин. 11,4), потому что в этой болезни ослабевает душа ко греху и ко всем вещам, которые не суть Бог, ради самого Бога, как удостоверяет Давид (Пс. 118, 81), говоря: "Ослабела душа моя, то есть касательно всех вещей, к спасению Твоему". Потому что, как болезнь губит аппетит и вкус всех яств и изменяет первоначаль­ный цвет лица, так на сей ступени так же теряет душа вкус и желание ко всем ве­щам, и изменяет, как любящая, цвета и акциденции прошлой жизни. Это заболе­вание не нападает на душу, ежели сверху не посылается ей избыток тепла, отно­сительно чего вразумляет Давид в следующем стихе (Пс. 67, 10), который гласит:
   "Рluviam voluntariam segregabis, Deus, haereditati tuae, et informata est, etc."
   Это заболевание и ослабление ко всем вещам, которое есть начальная и первая ступень, чтобы идти к Богу, мы дали хорошо уразуметь выше, когда гово­рили об уничижении, в котором идёт душа, когда начинает вступать на эту лест­ницу очищения созерцательного; когда ни в какой вещи не может обрести ни удо­вольствия, ни опоры, ни утешения, ни постоянства. Потому, с этой ступени тотчас начинает взбираться на вторую ступень, которая есть:
  
   2. Вторая [ступень] понуждает душу, не прекращая, искать Бога. Откуда, когда Супруга говорит, что ища его ночью на своём ложе, когда, соответственно первой ступени любви, она ослабела и, не найдя его, говорила: "Пробудилась и искала его, кого любит душа моя" (Песн. 3,2).
   Что, как говорим, творит душа непрерыв­но, как то советует Давид (Пс. 104,4), говоря: всегда ищущий лица Божия, - ища Его во всех вещах, ни на какой не останавливается, пока не отыщет, подобно Суп­руге, которая, вопрошая о Нём у стражи, тотчас прошла далее и оставила их (Песн. 3, 3-4).
   А Мария Магдалина даже на ангелах гробницы не задержалась (Ин. 20, 14).
   Здесь, на этой ступени, так озабоченно проходит душа, что во всех вещах ищет Возлюбленного; о чём бы не думала, тут же думает о Возлюбленном; о чём бы не говорила, в какие бы общения не вступала, тут же говорит и толкует о Воз­любленном; когда ест, когда спит, когда бодрствует, когда делает какую-либо вещь, [вся её забота] о Возлюбленном, согласно сказанному выше, в томлениях любви.
   Здесь, как идёт душа, уже выздоравливая и собирая силы в любви этой вто­рой ступени, тотчас начинает подниматься на третью, посредством [некоторой] степени нового очищения в ночи, как после расскажем, в которой сотворяются душе следующие воздействия.
  
   3. На третьей ступени лестницы любовной душа понуждается трудиться, и ей даётся жар, чтобы не испытывала недостатка [в силе]. Об этом молвит царст­венный пророк (Пс. III, I), яко блажен муж, который боится Господина, ибо в Его повелениях алчет работать много. Где, ежели страх - оттого что является сыном любви - творит ему эту работу алчности, что же сотворит самая любовь? На этой ступени труды великие ради Возлюбленного принимает за малейшие, многие - за немногие, долгое время, которое служит, за короткое, /и всё это/ из-за воз­жжения любви, которая уже пылает. Подобно Иакову, которому - отработавшему семь лет сверх других семи, показались они немногими перед величиной любви (Быт. 29,20).
   Стало быть, ежели любовь Иакова, будучи тварной, столько смогла, что же тогда сможет Творец, когда на этой третьей ступени овладеет душой?
   Имеет здесь душа, от великой любви к Богу, великие же скорби и болести, оттого что мало делает для Бога; и ежели ей дозволят тысячу раз уничтожиться, будет утешена. Из-за этого, всё, сколько не делает, считает за бесполезное, и ка­жется ей, будто живёт понапрасну.
   Творится ей здесь другое восхитительное воздействие, и состоит оно в том, что, испытуя себя, находит себя много хуже, чем все другие души: во-первых, по­тому что любовь научила её достойному Бога, а во-вторых, потому что, поскольку труды, которые вершит здесь ради Бога, так многочисленны, и все их знает, как недостаточные и несовершенные, то изо всех них извлекает замешательство и боль, понимая, что для столь высокого Господина это всё труды низкого пошиба. На этой третьей ступени очень легко приобретает душа тщеславие или самомне­ние и презрение к другим. Эти заботливые воздействия, вкупе со многими други­ми того же вида, причиняет душе сия третья ступень; и через то собирает живот­ную душу и силы для подъёма на четвёртую, которая есть следующее.
  
   4. Четвёртая ступень этой лестницы любви есть та, на которой из-за Возлюбленного причиняется душе страдание без передышки. Потому что, как молвит Святой Августин, все вещи великие, серьёзные и тяжёлые не идут в сравнение с причиняемыми любовью. На этой ступени молвит Супруга: "Положи меня, как манок, в сердце твоём, как приманку на плечо твоё";
   ибо влечение, то есть действие и работа любви, сильно, как смерть, а длительное состязание и ссора, как преисподняя.
   Дух здесь имеет толикую силу, что держит, за малым, такую власть над плотью, какую дерево над одним из своих листов. Никаким образом душа не вкушает здесь своих удовольствия и утешения: ни в Боге, ни в других вещах; не желает и не стремится просить милостей от Бога, ибо видит ясно, что в изобилии имеет их уже оказанными, и всю свою заботу складывает в том, как бы суметь доставить удовольствие Богу и послужить Ему тем, что Его достойно и бу­дет Им принято, хотя бы это стоило ему самого себя.
   Молвит в сердце своём и духе: "ох, Бог и Господь мой, сколь много тех, что приходят вкусить в Тебе утешение, и которым жалуешь милости и дары, но мало тех, кои стремятся Тебе принести удовлетворение и подарить Тебе нечто в цену самих себя, отставив своё частичное, - очень немного".
   Посему, Боже мой, нет в нас недостатка желания получения от Тебя новых милостей, но недостает нам использования их нами, получателями, только на службе Тебе, чтобы побудить Тебя, да оказываешь их нам посто­янно!
  
   Довольно возвышенна эта ступень любви, потому что, раз душа здесь со столь подлинной любовью идёт всегда за Богом, с духом страдающим по Нему, дарует ей Его Величество многократно и весьма часто радость, посещая её в духе вкусно и усладительно, ибо безмерная любовь Слова Христа не может переносить страдания своего возлюбленного без того, чтобы не посещать его. Подтверждает сие Иеремия (2,2), говоря: Вспоминаю тебя, жалею твоё отрочество и неж­ность, когда последовал за Мной в пустыню. Говоря духовно, /пустыня/ сия есть отлучение, которое здесь внутренне испытывает душа ото всех творений, не останавливаясь и не успокаиваясь ни на чём. Сия четвёртая ступень так воспламе­няет душу, и такое желание к Богу возжигает, что понуждает её /этим/ подняться на пятую /ступень/, каковая суть следующее.
  
   5. Пятая ступень лестницы любви заставляет душу желать и алкать Бога не­терпеливо. На этой ступени любящий имеет такую пылкость к пониманию Воз­любленного и единению с Ним, что всякая задержка, даже самая малая, для него слишком длинна, беспокояща и тягостна; и всетда-то он думает о том, как оты­скать Возлюбленного; а когда желание его терпит неудачу - что бывает почти на каждом шагу - ослабевает в своём алкании, согласно говоримому на этой ступени Псалмопевцем (Пс. 83,3), который молвит: Алчет и ослабела душа моя к обите­лям Господа. На этой ступени любящий не может перестать взирать на то, что любит, - или же умрет; о чём Рахиль, от великой жажды имения сыновей, говорила Иакову, супругу своему:
   "Дай мне сыновей; если же нет, я умру" (Быт. 30,1).
   Тер­пят здесь голод, как собаки, и кружат и окружают град Божий (Пс. 58,7). На этой голодной ступени душа кормится любовью, ибо насыщается соответст­венно голоду. Способом, который может поднять её отсюда на шестую ступень, которая сотворяет следующие воздействия.
  
  

ГЛАВА 20

Приводятся другие пять ступеней

  
   1. Шестая ступень заставляет душу легко бежать к Богу и дарует множе­ство касаний Его, и без устали гнаться за надеждой, которую здесь усилившаяся любовь заставляет легко парить. Будучи также на этой ступени, [молвит Исайя]: Святые, надеющиеся на Бога, меняются в силе, берут крылья, подобно орлам, и летают без устали (Ис. 40, 31), как то бывает [т.е. усталость] на пятой ступени. Этой ступени принадлежит также псалом (41, 2): "Как олень желает вод, душа моя желает Тебя", - потому что олень жаждущий с великой лёгкостью мчится к водам. Причиной этой лёгкости в любви, которую имеет душа на этой ступени, является уже весьма обширное милосердие в ней, потому что душа здесь чуть ли не полностью очищена, как говорит /Давид/ также в псалме (58,5), а именно: Без неправоты моей набегают; и в другом псалме (118. 32): "Дорогой велений Твоих бежит моё сердце, когда расширяешь его". И так с этой шестой ступени, тотчас же возводится на седьмую, которая состоит в следующем.
  
   2. Седьмая ступень этой лестницы делает /душу/ смелой, благодаря пылкости. Здесь любовь ни пользуется рассудком для того, чтобы надеяться, ни внемлет совету удалиться, ни стыдом может сдерживаться, потому что покровительство, уже оказываемое душе Богом, делает её смелой от пылкости. Откуда следует то, что речет Апостол (IKор. 13,7):
   "Милосердие суть всё, что верит, всё, что на­деется, и всё, что может".
   С этой ступени вещал Моисей (Исх. 32, 31-32), когда говорил чтобы пощадил народ, а ежели нет, то чтобы вычеркнул его из книги жизни, в которую вписал его.
   Таковые восхваляют Бога тем, что с удовольстви­ем Его просят. Откуда молвит Давид (По. 36,4): "Наслаждаешься в Боге, и дару­ет тебе просьбы твоего сердца".
   На этой ступени отважилась Супруга (Песн. 1,1) и говорила: "osculetur me osculeto oris sui". К этой ступени не дозволено душе ос­меливаться, ежели не чувствует покровительства внутреннего скипетра царско­го, наклонённого к ней (Эсф. 6,11), ибо, по счастью, не падает с остальных ступе­ней, на которые взобралась вплоть до этой, и на которых всегда сохраняла смире­ние. За этой смелостью и рукой, которую подаёт Бог душе на седьмой ступени,
   чтобы ей отважиться к Богу с пылом любовным, следует восьмая, которая есть схватывание Возлюбленного и соединение с Ним, согласно далее изложенному.
  
   3. Восьмая ступень любви заставляет душу схватить и сжимать, не отпус­кая, - относительно чего Супруга молвит (Песн.3,4) таким образом: Нашла того, кого любит моё сердце и душа, и держала его и не отпустила. На этой сту­пени единения удовлетворяет душа своё желание, но не постоянно, потому что иногда достигает стопой своей ступени и тут же убирает ее; потому что, если про­должит, будет верная слава в жизни сей; итак, весьма малые промежутки задер­живается душа на ней. Пророк Даниил, будучи мужем желаний, получил повеле­ние от Бога, чтобы оставаться ему на этой ступени, в следующих словах:
   "Даниил, ты - на своей ступени, потому как еси муж желаний" (10, 11).
   За этой ступенью сле­дует девятая, которая принадлежит уже совершенным, как о том после расскажем, и которая есть следующее.
  
   4. Девятая ступень любви заставляет душу пылать нежностью. Это ступень совершенных, которые уже нежно рдеют в Боге, потому что этот нежный и сладо­стный пыл причиняет им Дух Святой, благодаря союзу, который имеют с Богом. Через то речет Святой Григорий об апостолах, яко, когда Дух Свят видимым об­разом сошёл на них, то рдели внутренне любовью нежно.
   О благах и богатствах Божиих, которым радуется душа на этой ступени, не можно говорить; потому что, если бы и множество книг было написано об этом, то больше осталось бы сказать. О чём - потому что после скажем одну вещь, - здесь не говорю больше, кроме того, что за этим следует десятая и последняя сту­пень лестницы любви, которая уже не принадлежит жизни сей.
  
   5. Десятая и последняя ступень этой тайной лестницы заставляет душу полностью уподобиться Богу, по причине ясного видения Бога /лицезрения Его/, который тут же немедленно присваивает душу, которая, достигши в жизни сей де­вятой ступени, выходит из плоти. Ибо эти, которых мало, поскольку уже посред­ством любви стали чистейшими, не входят в чистилище. Откуда Святой Матфей (5,8) молвит: "Beati mundo corde quoniam ipsi Deusm vide bunt," etc. И, как говорим, это видение есть причина полного уподобления души Богу; посему, так речет об этом Святой Иоанн (1Ин.З,2), говоря: "Знаем, что уподобимся Ему, не потому, что душа сделается столь просторной, как Бог, ибо сие невозможно, но потому, что всё то, что она есть, сделается подобным Богу; отчего зовётся и будет Богом, по причастию".
  
   6. Такова лестница тайная, о которой говорит здесь душа, хотя на этих верхних ступенях не является уже больше тайной для души, потому что во мно­гом открыта ей любовью, посредством великих действий, которые в ней произво­дит. Но на этой последней ступени ясного лицезрения /Бога/, которая есть вер­хушка лестницы, опирающаяся на Бога, как мы уже говорили, нет теперь вещи, закрытой для души, по причине полного уподобления; откуда речет наш Спаси­тель (Ин. 16,23): В День тот ни о какой вещи не спрашивайте Меня и т.д. Од­нако до того дня, тем не менее, хотя душа взошла очень высоко, остаётся для неё кое-что закрытым, и настолько, сколько не достаёт ей до полного уподобления божественной сущности.
   Таким образом, через эту МИСТИЧЕСКУЮ ТЕОЛОГИЮ и любовь тайную, идёт душа, выходя изо всех вещей и самой себя, и восходя к Богу. Ибо любовь подобна огню, который всегда поднимается кверху с желанием погрузиться в центр своей сферы.
  
  

ГЛАВА 21

Объясняется словосочетание "под маской" и говорится о цветах маски души в сей ночи.

  
   1. Осталось, таким образом, узнать теперь, - после того, как мы изъяснили причины, по которым душа называет сие созерцание тайной лестницей, - о третьем словосочетании стиха, а именно, "под маской": почему душа говорит о своём исходе этой тайной лестницей также как о совершённом "под маской"'.
  
   2. Относительно интеллигенции этого понятия необходимо заметить, что маскироваться есть не что иное, как изменить внешность и спрятаться под одея­нием и обликом, отличными от своих собственных: либо для того, чтобы под не­коей формой и одеянием показывать присутствие воли и намерения, которые име­ет в сердце, чтобы снискать милость и расположение любимого; либо также для того, чтобы спрятаться от своих соперников и так смочь лучше исполнить своё дело. И тогда выбирает такое платье и ливрею, которые /разом/ лучше представ­ляют и обозначают привязанность сердца, и с помощью которых сможет лучше укрыться от противников.
  
   3. Душа, стало быть, - тронутая здесь любовью Супруга Христа и претен­дующая на то, чтобы впасть в милость и снискать расположение, - выходит здесь замаскированной некой маской, которая более ярко представляет привязанности её духа, и в которой идёт более безопасно от её противников и врагов, которые суть: бес, мир и плоть. Итак, ливрея, которую носит, имеет три цвета, которые суть: белый, зелёный и ярко-красный; обозначающие собой три доблести, кои суть: вера, надежда и милосердие; которыми не только снискивает душа милость и расположение своего Возлюбленного, но и становится более защищенной и безопасной от трёх своих врагов. Ибо вера есть сорочка внутренняя белизны столь совершенной, что расстраивает зрение всего разума. Итак, когда душа идёт обле­чённая верой, бес не видит её, ни нащупать может, чтобы повредить; поэтому с верой идёт более защищенной (лучше, чем остальными доблестями) от беса, кото­рый является наиболее сильным и коварным врагом.
  
   4. Потому-то Святой Пётр (1 Петр.5,9) не находит другой, лучшей защиты, чем она, чтобы освободиться от беса, когда говорит: Противостойте ему твёр­дою верою. И, чтобы снискать милость и единение с Возлюбленным, не может ду­ша иметь лучшей туники и сорочки внутренней - в качестве основания и начала остальных одежд добродетелей,- чем эта белизна веры, ибо без неё, как говорит Апостол (Евр. 11,6), невозможно быть любезным Богу, а с нею невозможно стать немилым Ему, ибо Он сам речет через пророка Осию (2,20): "Desponsabo te mihi in fide". Что есть, как если бы сказать: если ты хочешь, душа, единиться и брачеваться со Мною, надень внутреннее платье веры.
  
   5. Эта белизна веры возносит душу к выходу из сей Ночи тёмной, когда ей, ступающей, - как мы сказали выше, - во мраках и темнотах внутренних, разум не даёт никакого просвета: ни сверху, так как ей кажется, будто небо заперлось и Бог спрятался, ни снизу, так как то, чему научилась, не приносит удовлетворения; и /она/ переносит это с постоянством и упорством, проходя этими трудами без по­тери сил и утраты Возлюбленного; который в трудах и напастях поверяет веру своей Суженой таким способом, что она может после сих по правде повторить сказанное Давидом (Пс.16,4), а именно: Словами уст Твоих охраняю пути дол­гие.
  
   6. Тут же, поверх этой белой туники веры, возлагает на себя душа второй цвет, то есть зелёную жилетку, чья зелень обозначает собою, как мы сказали доб­лесть надеяния; с помощью которой душа в первую голову освобождается и обе­регается от второго врага, который есть мир. Так как эта зелень надежды, живая в Боге, даёт душе такую живость и одушевлённость и выпрямление в отношении жизни вечной, что в сравнении с тем, на что она там уповает, всё мирское кажется ей (как оно и есть на деле) сухим, увядшим и мертвым, не имеющим никакой цен­ности. И здесь она разоблачается и обнажается ото всех платьев и костюмов мира, не полагая ни в чём своего сердца, не уповая ни на что из того, что имеет иди должна бы иметь в нём, оживляется единственно платьем надежды на жизнь веч­ную. Через что, в силу такой возвышенности сердца над миром, последний не только что не может затронуть и захватить это сердце, но даже и зрения не дости­гает.
  
   7. Итак, в этой зеленой ливрее и маске идёт душа более безопасно от второ­го врага, мира. Потому что надежду называет Святой Павел (1Фес.5,8) шлемом спасения, или такой бронёй, которая защищает всю голову и закрывает её таким образом, что ничто не остаётся открытым, кроме одной только смотровой щели. И такова надежда, которая все чувства головки души закрывает таким способом, что она ни в какую мирскую вещь не углубляется; ни, также, остаётся на ней место, куда могла бы ранить её какая-нибудь стрела века сего. Единственно остаётся ей смотровая щель, чтобы око её могло смотреть горе, и не более, что яв­ляется той службой, которую несёт в душе надежда, яко возводить очи единст­венно к тому, чтобы узреть Бога, как речет Давид (Пс.24:15), который обращен был к Нему, когда говорил: Oculi mei simper ad Dominum, не ожидаючи блага ни с какой иной стороны, но, как молвит он же в другом псалме (122, 2): "Как очи раба находятся в руках его гос­подина, так наши в Господе нашем Боге, да смилуется над нами, уповающе на Него".
  
   8. По причине этой зелёной ливреи, - ибо всегда смотрит на Бога и не пола­гает очей своих в другой вещи, ни прилепляется к чему-либо кроме Него, - так нравится душа Возлюбленному ея, что истинно есть сказать, яко настолько разли­чает Его, сколько надеется на Него. Поэтому Суженый говорит ей в Песнях (4,9), яко уязвляет сердце его, лишь только единым оком взглянет на него. Без этой ливреи зелёного цвета единой надежды на Бога не следует душе выходить со сво­ей претензией на любовь, ибо не достигнет ничего, поскольку то, что движет и побеждает, есть упорная надежда.
  
   9. Этой ливреей надежды замаскирована душа для сей тёмной и тайной ночи, о которой сказали, потому как идёт столь опустошённой ото всякого имения и опоры, что не переносит очей на другую вещь или заботу, если она не в Боге, по­лагая уста свои во прахе, если по счастью обретает там надежду, как цитируем тогда Иеремию (Пл. 3,29).
  
   10. Поверх белого и зелёного, чтобы закончить и довершать эту маску и ливрею, носит душа здесь третий цвет, который есть восхитительно алый плащ, каковым означается третья доблесть, которая есть милосердие; с которым не только придает изящество другим двум цветам, но возвышает душу к такой сто­янке, что помещает её близ Бога такой красивой и притягательной, что она осме­ливается сказать: "Хотя смугла я, о сыны Иерусалима!, красивая; и потому возлюбленным имею царя, и берёт меня на ложе своё" (Песн. 1,4).
   Этой ливреей милосердия, которая уже принадлежит любви, так как больше любви сотворяет в Возлюбленном, душа не только защищается и укрывается от третьего врага, который есть плоть (ибо туда, где имеется истинная любовь Бо­жия, не входит ни любовь к себе, ни к своим вещам), но ещё утверждает осталь­ные доблести, придавая им рвение и силу для защиты души, а грацию и привлека­тельность - чтобы ими понравиться Возлюбленному, ибо без милосердия никакая доблесть не является изящной в глазах Бога; потому-то она и пурпурная, как гово­рится в Песнях (3,10), о каковой спрашивает Бог, всматриваясь в душу. Душа же идёт одетой в сию цветную ливрею, когда, как разъяснено выше, в первой песне, в Ночи тёмной выходит из себя и изо всех вещей сотворенных, с томленьями в любовях возожжёнными, той тайной лестницей созерцания к совершенному союзу любви с Богом, её возлюбленному спасению.
  
   11. Такова, стало быть, та маска, о которой говорит душа, яко носит в ночи веры на этой тайной лестнице, и суть она трёх цветов; каковые суть наиподходя­щие расположения души для единения её с Богом, соответственно трём её потен­циям, которые суть: разумение, память и воля.
   Потому что вера затемняет и опустошает разум ото всей его естественной интеллигенции и этим располагает его к единению с божественной Премудро­стью.
   А надежда опустошает и отдаляет память от обладания всяческой тварью, ибо, как говорит Святой Павел, (Рим.8, 24), яко надеемся на то, чего не имеем, итак, отдаляется память ото всего чем может обладать, и утверждается в том, на что надеется. И через то единственно надежда на Бога располагает память в чис­тоте для единения её с Богом.
   Милосердие, ни больше, ни меньше, как опустошает и уничтожает привязанности и хотения воли к какой бы то ни было вещи, /которая не есть Бог/, и по­лагает их единственно на Нём; и так сия доблесть располагает эту потенцию и она единится с Богом посредством любви. Итак, поскольку сии доблести несут долж­ность по отделению души ото всего, что меньше Бога, следовательно, приводят её к единению с Богом.
  
   12. Итак, если не выступить со рвением в одежде сих трёх доблестей, не­возможно достичь совершенного союза с Богом посредством любви [чисто].
   Откуда, для того, чтобы достигнуть душе того, на что претендует, и что есть любовное и усла­дительное соединение со своим Возлюбленным, - зело необходимо и подходяще, чтобы одежда и маска были такими, какие взяла здесь душа. А также, угадать с одеждой и упорно преследовать в ней, вплоть до получения, искомое и цель столь желанную, как любовное единение, было великой удачей; и оттого гласит нам сия строфа:

О судьба счастливая!

  

ГЛАВА 22

Изъясняется третий стих второй песни

  
   1. Совершенно ясно, что то была судьба счастливая, выйти душе с таким умыслом, с каким совершила свой исход, в котором освободилась от беса и мира, и своей собственной чувственности, как мы сказали, и, достигнув счастливой и желанной свободы ото всего, в духе, изошла от нижних к верхним, из земной со­делалась небесной, и из человеческой - божественной, придя к своему преобра­жению на небесах (Флп.3,20), как случается в сей стадии совершенства души, - о чём будет сказано напоследок, хотя и с несколько большей краткостью.
  
   2. Потому что дело это большой важности, и оттого что я первоначально вложился в объяснение этой ночи многим душам, которые проходят ею, оставаясь невежественными, как то сказано в Прологе, уже объяснено и дано уразуметь в середине, хотя и слишком малое из того, что она /эта ночь/ есть. А именно: каковы блага, которые несет с собой душе, и какова счастливая судьба, выпавшая ей через то; для того чтобы, когда испугается ужаса таких тягот, оживилась бы верной на­деждой таких и стольких превосходных благ Божиих, каковые в них, тяготах, по­лучаются.
   Также, помимо сего, выпала душе доля счастливая и в том, о чём молвит тут же, в следующей строфе:

Во мраках и в каске

  
  

ГЛАВА 23

Объясняется четвёртый стих. - Говорит о восхитительном тай­нике, в котором помещена душа в сей ночи, и как бес, хотя вхож в другие, более высокие, но не в этот.

  
   1. Сказать в каске есть то же самое, что сказать в тайнике или укрытии. Итак, то, что говорит здесь душа, а именно, что

вышла во мраках и в каске,

   значит дать су­губо окончательное понятие о той великой безопасности, о коей сказала она в первом стихе этой песни, и которой достигла посредством сего тёмного созерца­ния, на дороге любовного единения с Богом. Стало быть, для души сказать:

во мраках и в каске,

   значит сказать, что - поскольку шла в темноте сказанным обра­зом - шла укрытая и спрятанная от беса, его лукавств и ловушек.
  
   2. Причина, по которой душа в темноте сего созерцания идёт свободной и укрытой от бесовских ловушек, есть та, что влиянное созерцание, к которому здесь приходит, вливается в душу пассивно и втайне, помимо чувств и потенций внутренних и внешних части чувственной. И отсюда вытекает, что идёт не только укрытой и свободной от сопротивления, могущего быть от естественной слабости этих потенций, но - также от беса, который, - ежели не через потенции части чувст­венной, - не может ни достичь, ни узнать того, что имеется в душе и через что она проходит. Откуда, чем в большей степени это общение /с Богом/ есть духовное, внутреннее и удалённое от чувств, тем меньше бес достаёт и понимает его.
  
   3. Итак, весьма многое привносится в безопасность души тем, что внутреннее общение с Богом происходит таким способом, при котором её собственные чувства части подлежащей остаются в темноте и без понятия, и не достигают его. Первое то, что поскольку имеется место для более обильного общения духовного, нет препятствия со стороны слабости части чувственной свободе духа; второе - поскольку, как говорим, идёт безопасно, не достает бес до глубин души. Откуда можем, кстати, уразуметь авторитетное высказывание нашего Спасителя, в духов­ном смысле, а именно: "Да не уведает шуйца того, что творит десная" (Мт.6,3), что есть как если бы сказал: происходящее в части правой, которая есть /часть/ превосходная и духовная души, да не уведает часть /левая/ т.е. да будет та­ким образом, чтобы доля подлежащая твоей души, которая есть часть чувствен­ная, не постигла бы сего; да будет только втайне, внутри духа и Бога.
  
   4. Хотя по правде сказать, часто, когда имеются в душе и случаются эти духовные общения, зело внутренние и тайные, бес, хотя не знает, какие и как бы­вают, из-за большой паузы и молчания, которые причиняются некоторыми из них в чувствах и потенциях части чувственной, замечает и судит по ним, что таковые /общения/ имеются, и что душа получает некоторое благо; и тогда, так как видит, что не может добиться противоречия им в основании души, сколько может трево­жит и возмущает часть чувственную, - до которой только и достаёт, -или печаля­ми, /или ужасами/ и страхами, с намерением нарушить мир и возмутить посредст­вом этого часть высшую и духовную души, соответственно тому благу, которое она в это время воспринимает и которому радуется.
   Многажды, однако, когда сообщение этого созерцания своей чистотой атакует дух и творит в нём силу, не успевает бес в своих хлопотах по нарушению ми­ра, скорее душа тогда получает новую пользу и лучший, и более безопасный мир; потому что в ощущении присутствия врага - вещь восхитительная! - без знания то­го, как оно есть, и не предпринимая ничего со своей стороны, она уходит более вовнутрь, на дно внутреннее, ощущая очень хорошо, что располагается в надёж­ном убежище, где видит себя весьма удалённой и спрятанной от врага, и там уси­ливается мир и радость, от которых бес хотел её отлучить. И тогда, ощущая от­чётливо весь этот страх, который падает ей извне, и наслаждаясь видением себя в такой безопасности, радуемой покоем, миром и усладой в объятия спрятанного Супруга, которых ни мир, ни бес не в состоянии дать или отнять, чувствует там душа истину того, что Супруга говорит, кстати, в Песнях (3, 7-8), а именно:
   "Виждь, яко постель Соломонову окружают шестьдесят крепких" и т.д. из-за страхов ночи. И как раз эти крепость и мир чувствует, несмотря на то, что многа­жды испытывает терзания плоти и костей извне.
  
   5. Другой раз, когда общение духовное не обращается большею частию в духе, но участвует в чувстве, бес успевает со многою лёгкостию возмутить дух и обеспокоить через ощущение сих ужасов. И велики тогда терзание и мучение, ко­торые причиняются в духе, иной раз такие, что и высказать не можно; потому что, когда идёт от духа к духу неприкрыто, то невыносим ужас, который причиняет зло во благом; говорю о душе /животной/ в нём, когда достигает его её беспо­койство. Что даёт также уразуметь Супруга в Песнях (6, 10-11), когда говорит, случалось с ней такое временами, что хотела спуститься ко внутреннему собиранию, чтобы порадоваться этим благам, говоря:
   "Спустилась в сад ореховый, чтобы увидеть яблоки долин, и не расцвёл ли виноград; не знала; потревожи­ла меня душа моя из-за квадриг", то есть из-за грохота и колесниц Аминадабовых, - который есть бес.
  
   6. Другой раз случается, - и это даже если посредством ангела доброго, - что замечает бес некую милость, которую хочет Бог оказать душе. Потому что о тех /милостях/, которые суть посредством ангела доброго, обычно дозволяет Бог ура­зуметь Противнику: во-первых для того, чтобы мог он соделать противу них то, что может, в соответствии со справедливостью; и таким образом не может бес прибегать к своему праву, говоря, будто не дано ему места для воевания души, как говорил об Иове (I, 1-9); что произошло бы, если бы не предоставил Бог места честному равенству двух воителей за душу, а именно, ангелу доброму и злому, и так да будет победа какого-либо из них более ценима, а душа, победившая и вер­ная в испытании, да будет /больше/ вознаграждена.
  
   7. Откуда нужно нам заметить, какова есть причина того, что по той же мерке и фасону, в соответствии с которыми Бог возвышает душу и имеет с ней де­ло, даёт он позволение бесу, чтобы тот имел дело с душой тем же самым образом: так что, ежели имеет видения истинные посредством ангела доброго - которые обычно бывают при таком посредстве, хотя ими и объявляется Христос, так как в своём собственном обличьи почти никогда не показывается, - также даёт Бог раз­решение ангелу злому, для того чтобы он в том же роде мог представить лжи, та­ким способом, что, судя по видимостям, душа неосторожная легко могла быть об­манутой, как это во множестве таким вот образом происходило. О чём имеем об­раз в книге Исход (7, 11-12; 8,7), где говорится, что все знамения подлинные, ко­торые творил Моисей, творили также волхвы Фараоновы, по видимости; так что если он извлекал лягушек, они тоже их извлекали; если он превращал воду в кровь, они также превращали.
  
   8. И не только в этом роде видений телесных имитирует, но также в духовных общениях, когда они суть посредством ангела, успевает их увидеть, как гово­рим, ибо, как молвит Иов (41, 24): "Оmne sublima videt", - имитирует и встревает. Хотя в таковых - поелику суть без формы и образа (ибо разум духовный не имеет их) - не может он имитировать и формировать их, как другие, которые представляются под влиянием какого-либо вида или образа. Итак, чтобы воспрепятствовать душе таким же способом, каким она посещается, представляет ей своего пугающего ду­ха, дабы возразить и разрушить духовное духовным. Когда так случается во вре­мя, в кое добрый ангел сообщает душе духовное созерцание, не может душа так быстро спрятаться и блюсти созерцание, чтобы не быть замеченной бесом, и он достигает её зрения неким ужасом и мятежом духовным, часто довольно болез­ненным для души. Тогда, другой раз, душа может быстро отстраниться, без того чтобы явилось место для запечатления сказанного ужаса духа злого, и собраться внутри себя, благоприятствуемая в этом действенным велением духовным, кото­рое добрый ангел тогда сотворяет в ней.
  
   9. Иной же раз превалирует бес и втолмачивает душе мятеж и ужас, что яв­ляется для души большим наказанием, каким не могло бы стать никакое мучение жизни сей; ибо, поелику сие пугающее общение идёт от духа к духу, в обнажённости и прозрачности всего, что есть телесного, является болезненным для всяко­го чувства; и так продолжается несколько в духе, но не долго, ибо дух покинул бы плоть в рьяном общении с другим духом; после же довольно оставшейся здесь памяти, чтобы принести великую боль.
  
   10. Всё, о чем мы рассказали, происходит в душе пассивным образом без её участия в деянии и недеянии относительно сего. Однако, примечательно здесь то, что когда добрый ангел дозволяет бесу преуспеть в доставании души сим духов­ным ужасом, творит сие ради очищения ея и расположения, с помощью этого ду­ховного бдения, для некоей великой фиесты и благополучия духовного, которые желает сотворить ей Тот, кто никогда не умерщвляет, иначе как для дарования жизни, и не уничижает, иначе как ради восхваления (Шар. 2,6-7). Что и случается вскоре после сих, - так что душа смирившаяся с очищением тёмным и ужасающим, которое переживает, радуется восхитительному и сладостному созерцанию ду­ховному, иной раз столь возвышенному, что нет слов для выражения сего; пред­шествующий же ужас духа злого /служит/ многому утончению духа, чтобы мочь восприять ему это благо; потому что эти видения духовные принадлежат больше другой жизни, нежели этой, и когда душа видит одну, приуготовляется к другой.
  
   11. Сказанное разумеется касательно того случая, когда Бог посещает душу посредством доброго ангела, в каковом посещении душа уже не идёт, согласно сказанному, полностью в толикой тьме и каске, чтобы не догнал её какой-либо враг. Однако, когда Бог сам посещает душу, тогда полностью оправдывается ска­занный стих, потому что в совершенной тьме и в каске от врага получает духов­ные милости Божий. Причиной сему то, что, поелику Его Величество пребывает в душе субстанциально, где ни ангелы, ни бес не могут узнать тех интимных и тай­ных общений, которые проходят там между нею и Богом. Таковые, поскольку их творит Сам Господь, целиком суть божественны и превосходны, ибо все суть ка­сания субстанциальные божественного союза между душою и Богом, в едином из которых, из-за пребывания на более высокой молитвенной ступени, чем доступ­ные ей самой, получает душа благо большее, чем во всём остальном.
  
   12. Потому что таковые касания суть те, с которыми подступает она к Не­му, прося в Песнях (1,1), говоря: "Оsculetur me osculo ori sui", etc. Ибо, будучи ве­щью, которая так точно приноровлена к Богу, куда душа пришла с такими алчны­ми томлениями, такое касание сей Божественности ценится и жаждется душой больше, чем все прочие милости, оказываемые ей Богом. Из-за чего, несмотря на то, что в сказанных Песнях ей сотворено многое из того, о чём она там поёт, не нашедшая удовлетворения молвит, прося об этих божественных касаниях: "Кто подарит мне тебя, брат мой, чтобы нашла тебя я одинокая вовне сосущим груди матери моей, ибо устами души моей целовала бы тебя; и так никто не презрел бы меня, никто не отважился грубить?" (8,1). Дано уразуметь через это, яко, ощущая общение, которое Бог ей сотворяет единственно с Собой, как о том рассказываем, вовне и за исключением всех творений, так как это хочет ска­зать, молвя: одинокого и вовне сосущего, то есть высушившего и погасившего сосцы желаний и привязанностей части чувственной (что бывает, когда уже в сво­боде духа, без того чтобы часть чувственная мешала бы сему, или бес с её помо­щью противоречил бы этому, радуется душа в сладости и мире интимном этим благам), яко тогда не нагрубит ей бес, потому что не достигнет её, ни сможет прийти к пониманию этих божественных касаний в субстанции души в любовной субстанции Бога.
  
   13. К таковому благу никто не приходит, если не через интимное обнаже­ние и очищение и утаение духовное ото всего, что есть тварного; что происходит во мраках, как пространно уже рассказали и говорим относительно стиха: в каске и потаённо; в каковой потаённости, как теперь сказали, идёт душа, утвержденная в своём союзе с Богом /посредством любви/. И посему поёт об этом в сказанном стихе, говоря:

Во мраках и в каске.

  
   14. Когда случается, что эти милости оказываются душе укрытой шлемом с забралом /каской/, то есть единственно в духе, как мы сказали, бывает в иных случаях, что душа видит себя - без знания того, как оно есть, - столь удалённой и отчуждённой в части духовной и превосходящей от части подлежащей и чувст­венной, что познаёт в себе две части столь различёнными внутри нее, что кажется ей, будто не видит одной с помощью другой, представляющейся слишком удалён­ной от первой. И поистине известным образом так оно и есть; потому что, соот­ветственно деятельности, которая в это время полностью духовна, не сообщается с частью чувственной. Этими судьбами делается душа целиком духовной; в сих тайниках соединяющего с Богом созерцания как раз и происходит, по её словам, упразднение в большой степени страстей и хотений духовных. Итак, говоря о час­ти превосходящей души, износит тут же сей последний стих:
  

Уже в доме моём была тишина.

  
  

ГЛАВА 24

Заканчивает изъяснение второй песни

  
   1. Что есть, как если бы сказать: имея часть превосходящую моей души, также как подлежащую, уже утишенной в отношении ее хотений и потенций, вы­шла к божественному союзу любви с Богом.
  
   2. Поскольку двумя способами, посредством сей битвы тёмной Ночи, как уже сказал, воюется и очищается душа, т.е. согласно частям чувственной и ду­ховной с их чувствами, потенциями и страстями; также двумя способами, а имен­но, соответственно этим двум частям, чувственной и духовной, со всеми их по­тенциями и хотениями идёт душа к обретению мира и покоя. Так что, через это, как также уже сказал, дважды повторяет этот стих, а именно, в сей песне и в пре­дыдущей, по причине этих двух долей души, духовной и чувственной; каковые, чтобы мочь ей выйти к божественному союзу любви, должны быть вначале пре­образованы, упорядочены и успокоены, касательно чувственного и духовного [подобающе состоянию невинности], которое имела в Эдеме. Итак, этот стих в первой песне подразумевает успокоенность доли подлежащей и чувственной, а во второй разумеется особенно /доля/ превосходящая и духовная; поэтому он повто­ряется два раза.
  
   3. К обретению этих отдохновения и покоя душа приходит обыкновенно и совершенно, претерпевает согласно наличным условиям существования, посред­ством действий касаний субстанциальных единения, о которых только что гово­рили, и которые, будучи в шлеме и укрытой от возмущения бесовского и от чувств и страстей, шла воспринимая от Божества, в которых душа шла очищаясь, как говорю, утишаясь и укрепляясь, и становясь устойчивой, для того чтобы мочь постоянно принимать сказанное единение, которое есть божественное брачева­ние между душой и Сыном Божиим.
   В каковом, тотчас как эти два дома души утишаются и укрепляются разом со всеми их домашними, то есть с потенциями и желаниями, полагаемыми в сон и тишину относительно всех вещей горних и дольних, незамедлительно сия божест­венная Премудрость соединяется в душе новыми узами одержимости любовью, и исполняется то, что молвит она в книге Премудрости (18,14-15), говоря: "Dum quietum silentium tenerent omnia, et nox in suo cursu medium iter, omnipotens sermo tuus, Domine, a regaligus sedibus". То же самое дает уразуметь Супруга в Пес­нях, говоря, яко после того, как прошли те, кои сорвали покрывало ночи и уяз­вили её, нашла того, кого желала душа её (3,4).
  
   4. Невозможно прийти к этому союзу без великой чистоты, а сия чистота не достигается без великого обнажения ото всех вещей сотворенных и энергичного умерщвления. Что знаменуется срыванием покрова с Супруги и уязвлением её ночью в поисках и домогательстве Суженого; ибо новое покрывало, которое по­добает брачующейся, не может надеть без совлечения старого. Поскольку, отказы­вающийся выйти в ночь сказанную, чтобы искать Возлюбленного и быть обна­жённым от своей воли и умерщвленным, но ищущий Его для своего ложа и удоб­ства, как то делала Супруга, не отыщет Его, как молвит о себе сия душа, яко иска­ла, выходя уже в темноте и в томлениях любви.
  
  

ГЛАВА 25

Кратко объясняющая третью песню

  

Песнь третья

  

Ночью счастливой, втайне

Яко не видел никто меня

Я своей не видела длани

Без иного водителя и огня

Кроме в сердце рдевшего у меня

  

РАЗЪЯСНЕНИЕ

  
   1. Всё ещё продолжая /использовать здесь/ метафору ночи временной для этой её духовной /ночи/, всё ещё идёт, воспевая и возвеличивая блага особенные, которые содержатся в ней, и которых добилась и нашла посредством её, для того, чтобы быстро и уверенно преследовать свою желанную цель; каковых /благ/ она полагает здесь в числе трёх.
  
   2. Первое то, говорит, что в сей счастливой ночи созерцания несёт душу Бог таким уединённым и тайным путём созерцания, и таким удалённым и отчуждён­ным от чувства, что никакая вещь не прилежит ему, и никакое касание тварное не успевает достичь души так, чтобы задержать и помешать ей на пути единения лю­бовного.
  
   3. Второе особенное /благо/, о котором говорит, заключается в том, что по
   причине мраков духовных сей ночи, в которых все потенции превосходной части души остаются в темноте; душа незрячая и не могущая ничего видеть не задержи­вается ни на чём, кроме Бога, чтобы идти к Нему, так как ежели идет свободной от /препятствий/ форм и образов, и схватываний естественных, кои суть те, что обычно ме­шают душе навсегда соединиться и быть о Богом.
  
   4. Третье есть то, что хотя идёт без опоры на какой-либо особый внутрен­ний свет разумения и без какого-либо внешнего водительства, чтобы получить удовлетворение на этом высоком пути, будучи лишённой всего этого тёмными мраками; однако, единая любовь, которая пылает в это время в сердце, домогаю­щемся Возлюбленного, есть то, что ведёт и движет душу тогда, и творит её водя­щей к Богу на путь уединения, без того, чтобы ей знать, как и каким образом.
   Следует стих:

Ночью счастливой...

КОНЕЦ

  
  
   [Переложил с испанского брат Андрей духовного братства
   "СТАНОВЛЕНИЕ" . Оригинальный текст любезно предоставлен монахами Ордена Кармелитов босых, отцами Кассианом и Юлианом.]
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"