Повесть о походе эльпидийских хилиархий на земли народа мочика
I
Две армии стояли под стенами Зереджа. Стояли разделенные полем и ждали, о чем договорятся вожди. Кто из воинов уже не хотел продолжения битвы, кто был готов снова взять в руки оружие и направить его на врага, кто готов был крикнуть "победу крадут!" и "кровь нашу продают!". В отдалении стоял белый шатер, вокруг которого расположились с одной стороны рослые аргироспиды с бритыми по бокам головами, в красных фаросах, расшитых золотом. С другой - не менее рослые пахлаваны в бронзовых панцирях. В самом шатре вот уже час спорили два царя.
Басилевсу Эльпидии Георгию никак нельзя было дать его 67 лет, хоть седина уже появилась и в его кудрях, некогда темнорусых, и в бороде. Это был человек высокого роста, крепкий в плечах. В руках, да во всем нем чувствовались сила, могущество, величие. Эльпидийские скульпторы не зря ваяли статуи своего повелителя похожие на Геракла, только львиную шкуру меняли на леопардовую. Это был воин, уже в 13 лет совершивший первый подвиг, в 16 лет руководивший собственным отрядом, в 25 лет ставший Великим Навахом Эльпидии и в 30 - басилевсом. В последние годы, правда, он предпочитал не водить армию Эльпидии в каждый бой, для этого были сыновья, зять, старший внук, и верные военачальники. Можно было сказать, что лев стареет, но еще защитит свой прайд. В серо-зеленых глазах читалось, что не только силой славен их обладатель, и умом его боги не обделили.
Визави Георгия - Готарз, недавно провозглашенный шахом Кхшатры - годился ему в сыновья. Между ними было и отдаленное кровное родство - общим предком обоих являлся басилевс Деметрий Несчастный, и более близкое свойство - покойная мать Готарза Дейотара приходилась сестрой покойной жене Георгия Елене. Готарз был на полголовы ниже Георгия, с более утонченной фигурой, красивым лицом. Ему очень шла борода до груди, завитая в кудри, придававшая царское величие. Карие глаза - такие же задумчивые, как и у собеседника. Если Георгий был одет в просторную белую тунику, то Готарз предпочел доспех.
Государи продолжали свой спор. Каждый желал большего, чем достиг, но понимал, что обе державы страшно истощены, силы войск равны и шансов радикально изменить ситуацию нет. Даже разгром вражеской армии не даст такого изменения ибо противник успеет подвести новые войска до успешного штурма, делая его невозможным. К тому же еще недавно оба монарха считали друг друга союзниками против общего врага - Пакора, единокровного брата Готарза и еще недавно кхшартского шаха. Шесть лет назад, когда Кхшатра воевала с северными варварами, оба брата, и наследник трона Пакор, и любимый сын шаха Кавада Готарз ушли далеко в горы, дальше оракула Пачакамак, на земли Кахамарки. Там неожиданно появился пришедший по легендарной "Золотой Тропе" Аршама из Гардахана. Готарз еще не знал тогда, что это за Гадархан, откуда родом пришельцы, но сразу стало понятно, что впервые за многие годы кхшатры столкнулись с противником, не уступающим им по силе и выучке. Война была тяжелой, армия под руководством наследника терпела поражения. Сам Кавад решил вспомнить молодость и лично возглавить войска, но высоко в горах умер - не выдержало сердце (хотя Готарз и убеждал народ, что тут не обошлось без Пакора). Наследник, оставив брата за командующего, поспешил короноваться, а потом предпочел заключить перемирие. Что там дальше случилось, толком не понимал и сам Готарз. Весть о перемирии пришла, когда Готарзу удалось одержать тяжелую, но победу и вызвала брожение ив войсках, а в это время в Митрагарде Пакор повелел тайно умертвить всю семью Готарза, от матери до жены и малолетних детей. Говорили в народе, что жена Кавада как могла помогала своей родине, Георгий достаточно быстро узнавал новости шахского двора. Верные люди успели донести царевичу печальную весть, прежде чем пришел приказ от нового шаха явиться в столицу. И Готарз поднял бунт. Почти в это же время в войну с Пакором вступила Эльпидия. Поводом стало отмщение за смерть царицы Дейотары, эльпидской принцессы.
Теперь два брата вынуждены были вести войну на два фронта - и друг с другом, и с соседом. В этих условиях эльпидийцы смогли вернуть себе города, захваченные Кхшатрой в предыдущей войне, и взять еще два, полностью подчинив себе всю северную Керандию. И если бы кхшартские вельможи не убили Пакора и не призвали Готраза, взятие новых городов было бы только вопросом времени. Но Готраз успел замириться с северным соседом, вернулся с войском в южную Кхшатру и вот теперь две армии стояли под Зереджем, ожидая решения споривших в шатре. Кроме царей там находились внук Георгия Андромах и лучший из полководцев Готарза Фархад Юпанки. Андромах напоминал Георгию себя в молодости - столь же горяч и необуздан, столь же готов увлечься каждой красоткой, столь же смел и решителен в бою.
- Значит ты, шах Готарз, требуешь, чтобы Никандрополь и Дейотара были возвращены Кхшатре и милостиво возвращаешь нам Аполонию и Алкидий, - произнес Андромах, - Какая щедрость! - басилевс засмеялся, - За то, что мы помогли тебе справиться с убийцей твоей семьи, твоей матери. Да я на этой войне своего отца, Лаэрта потерял! Нет, так дело не пойдет!
- Какие еще Никандрополь и Дейотара? Эти города всегда звались Артапур и Задракарта! Да и Алкидий изначально был Фешабуром, пока его не завоевал твой предок. Арташата да, она была Аполлонией, пока ее не завоевал мой отец.
- Ниарх сын Алкида скорее твой предок и родич, он Андромахид по матери, по отцу же его прадедом был Кавад Великий. Но он понимал, что когда-то наши народы жили в одной державе, потому и служил Эльпидии. А потом занял ее престол. Предок он моей жене, моим сыновьям, твоей матери, тебе, но со мной родство у него отдаленное, - поправил Готарза Георгий, - Но что сейчас вспоминать предков. Лучше позаботиться о потомках. Никандрополь и Дейотара завоеваны нашими мечами. Будем считать это платой за тех людей, чьи имена получили города. За твою мать, некогда бывшую нашей царевной, за моего сына, который пошел искать в Кхшатре жену, а нашел смерть. А за Лаэрта мы должны получить город, под стенами которого мы сейчас стоим. А за смерть моей жены, не перенесшей известия о гибели своей сестры - отдай нам и Нису, оставь себе горы к северу отсюда и тогда меж нами будет вечный мир!
- Я мечом отберу у тебя все эти города, и еще столько же в придачу, если ты, басилевс, будешь требовать чужое! - вспылил Готарз.
- Хвастун! - вспыхнул в ответ Андромах, - Ты думаешь, что стал шахом и вся Кхшатра тебя поддержит? Ты думаешь, что на севере у тебя все спокойно? Ты думаешь, что армия Эльпидии обессилела, что Георгий уже стар, а его сыновья - мертвы? Так у него есть третий сын - мой дядя Митрофан, есть сын Митрофана Геннадий, наконец, есть я - Андромах, сын Лаэрта. Твои кхшатры успели уже узнать, каков я в битве, спроси у выживших.
В этот момент заговорил Фархад Юпанки.
- Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, но к чему ссоры? Можно найти мирное решение. Продолжение войны лишь ослабит нас и вас. И у вас есть немирные соседи, готовые воспользоваться гибелью множества воинов. Останутся ли и дальше верны керандийцы и каритийцы, не разорят ли Макрию прибрежные антиподы, не налетят ли на Междуречье северные листрогоны, не взбунтуются ли вновь илоты - кто может сказать?
- Достойный лавагет безусловно прав, - заметил Георгий, - но и вам тоже новые годы войны могут стоить очень дорого. Опять заполыхает на Севере, и пока блистательный Готарз будет воевать с нашими хилиархиями, антиподы с гор могут ударить ему в спину, а далекий Доракан им поможет. И Кхшатра уменьшится до границ, очерченных когда-то Кавадом Древним и его сыновьями. Война закончена, враг повержен. Хоть он и убит своими же сатрапами, предавшими своего шаха, а не сражен войсками блистательного Готарза или нашими славными ребятами. Если мы забудем о дружбе и родстве и продолжим войну, то можем воевать еще пять лет, но опять встретимся под стенами Зереджа. Люди устали. Не только воины, не только бойцы. Нет смысла продолжать войну, когда ее исход очевиден. Каждый должен остаться при своем. При том, что получил в ходе боев, завоевал своими потом и кровью. Блистательный Готарз согласен со мной?
- Не могу не восхититься твоим умом, басилевс, - ответил Готарз после минуты раздумья, - Пусть будет так.
- Значит мы договорились, Дейотара и Никандрополь переходят к Эльпидии? - произнес Георгий.
- Да, - согласился Готарз, - пойдем, объявим войскам, что между нашими державами отныне царит мир. Детали договора обсудим позже.
II
Позже в эльпидийском лагере, когда дед и внук оказались наедине, Георгий от души влепил внуку затрещину.
- Вырос, на мою голову. Куда полез?
- У тебя рука-то, Гераклова, - улыбнулся Андромах, - Пользуешься своим положением басилевса и деда. А если шах не согласился бы, пришлось бы город назад отдавать? Задракарту то мы взяли, когда Пакор уже был убит.
- Согласился бы. Ты не забыл, что твои люди доставили мне сына и племянника Пакора? Которых я велел отправить куда подальше, на Арионовы острова. Мальчишкам уже много лет, я в этом возрасте уже отправился на войну с майя, хотя нет, тогда я был на год постарше. Пусть поживут вдали, у Посейдона в заднице, спесь с них собьется. А когда мы вернем их в Эльпидию, они будут считать нас своими благодетелями. Велю приставить к ним путного учителя. Хотя я не доживу до того времени, когда они понадобятся.
- Как это не доживешь? Силища то у тебя, басилевс еще та.
- Не забывай, сколько мне лет, внучек. Да, насколько мне известно, я долгожитель в нашем роду, видно благоволят мне боги. Но я не бессмертен, Таната в плен не брал, и осталось мне не много. Надеюсь, что увижу твоих детей - своих правнуков.
- Да ты никак меня женить задумал?
- Пора, Андромах. У Готарза нет дочерей, но есть сестры.
- Дядя Никандр помнится съездил в Кхшатру жениться...
- Ох этот Никандр, моя головная боль. Ему словно на роду было написано погибнуть. Его едва не убили в Посейдонии, причем родич, Аресий, сын моего двоюродного брата Аркадия. Женщину не поделили. Кто говорил, что знатную девушку, а кто - что гетеру. Не удивительно, что смерть настигла его из-за женщины.
- А кто знает, что у этой сестры Готарза не окажется влюбленный в нее пахлаван? - парировал Андромах, - И вообще, рано ты мечтаешь о правнуках, у тебя самого еще могут быть сыновья.
- Ты что?.. На сестре Готарза меня женить вздумал?
- А почему бы и нет? - Андромах улыбнулся, - Ты вдовец, и потом ты - басилевс, а кто я - только твой внук. Хоть мой отец и был объявлен басилевсом и соправителем, но, увы...
Теперь пришла пора улыбнуться Георгию, мысль о женитьбе ему неожиданно понравилась. Надо сказать, что мужчиной он был весьма любвеобильным. В свое время семнадцатилетнего Георгия изгнали из Посейдонии именно за любовь, когда из храма Лихаса он выкрал жрицу Артемиды. Потом, уже в Эльпидии, до женитьбы на дочери басилевса Александра, молодой геквет, а потом наварх Георгий был весьма и весьма охоч до гетер и молоденьких вдовушек. После свадьбы с Алкменой он остепенился, а когда сам стал басилевсом, то не стал заводить других жен. Хотя по законам Эльпидии полигамия разрешалась, даже поощрялась (больше жен - значит больше детей), Георгий не следовал примеру своего предка и заветам великого басилевса Александра с далекой заморской прародины. Может потому, что права его на престол были связаны в первую очередь с его женой, может, почему-то еще. Прошло много лет после его воцарения, когда Георгий завел себе наложницу и прижил от нее дочерей. А вот теперь почему бы и нет? Он не чувствует себя старым и еще способен пережить последнюю любовь.
Георгий между тем смотрел на внука и словно думал о чем-то своем, а потом неожиданно произнес:
- А ведь многие будут недовольными, что мы заключаем мир с Готарзом.
- Странно слышать это от тебя, - Андромах был удивлен, - Ты только что так красноречиво объяснил, почему следовало его заключить...
- Не в этом дело, внук. Мы воевали пять лет, многие устали, это так. Но за эти годы в войсках набралось полно народу, который привык воевать и ничего другое не делать не умеет. И не хочет. Они служат Аресу, а не Афине. И с ними придется что-то делать.
- А ты отправь в Гефестию, этих Ареевых псов, пусть разбираются с тамошними антиподами. Или в Макрию.
- Ладно, ступай, я еще подумаю.
Молодой басилей обнял своего царственного деда и покинул шатер. Оставшись один, Георгий долго раздумывал над словами внука:
- А мальчишка то далеко пойдет. Псы Ареса. Хорошо сказано, разрази меня Зевс! А вот не поставить ли его самого во главе этой своры, пусть привыкнет к ответственности, может остепенится? Но в Макрии и в Гефестиии такой прорвы вояк просто не надо, да они их просто не прокормят. Впрочем, ведь есть еще Кхшатра, она вечно с кем-то на севере воюет, покоряя дикарей. Сейчас же у Готарза как раз нехватка воинов. Может дать ему возможность нанять желающих, тогда ему их и кормить.
III
На следующий день переговоры двух властителей продолжались. Окончательно договорились о новых границах, распили сперва амфору амфитритского вина, затем нисского за вечную дружбу между царствами. Готарз припомнил, как некогда эльпидийские мастера строили в Кхшатре шахские дворцы и спросил, нельзя ли прислать различных мастеров. Особенно шаха интересовали корабелы. Послушав долгие планы об освоении северных земель, Георгий, будто невзначай, предложил нанять эльпидийских воинов на службу. Готарз не мог знать, что басилевс долго обдумывал слова внука, а потом беседовал с сыном Митрофаном, который был сатрапом Макрии, зятем - лавагетом Алкаменом и парой толковых гекветов.
Готразу идея пришлась по душе. Он собирался продолжать войну на севере и лишние воины бы не помешали. Но слишком много эльпидийцев нанимать было опасно. В итоге договорились, что Георгий предоставит пять хилиархий.
Потом пошли разговоры о мирных делах. Готарз предложил Георгию в жены свою сестру Пасаргаду, тот в ответ - свою дочь. Матримониальные беседы перешли в трапезу, к которой присоединились сын и внуки Георгия, Фархад Юпанки, получивший назначение командующим армией Кхшатры, советники обоих государей. За пиршеством окончательно договорились об эльпидийских воинах в кхшартской армии, возглавить которую должен был Андромах.
IV
Георгий наставлял внука
- Ты помни, Андромах, что главной твоей задачей будет не увеличивать владения Готарза, не добывать себе и своим воинов плату и трофеев и даже не личную славу, хотя твоя слава должна будет бежать впереди тебя. Ты должен быть моими глазами и ушами в Кхшарте. И не только ты. Войско пойдет через всю страну, будь внимателен. Составляй карты, изучай дороги. Заводи знакомства с тамошними вельможами. Ну и на шахских сестер внимание обрати.
- Конечно, басилевс. Можешь не сомневаться. А почему я?
- А кто говорил, что у нас полно скопилось ареевых псов? Эти псы и будут твоими. Пять тысяч псов, которые должны преданно смотреть тебе в рот и ловить каждое твое слово. А в помощь тебе будут толковые псари - Диофонт, Селевк, Таршиш, Главк и Аттал.
Георгий не случайно решил поставить именно этих людей хилиархами. По замыслу басилевса хилиархии должны были называться в честь сатрапий, входивших в Эльпидию и их командиры были родом из этих земель.
Диофонт, хилиарх "Месопотамии" сорокалетний потомственный аристократ из севастов евпатридов, потомок одного из основателей Эльпидии Ифтима был самым опытным среди военачальников, что Георгий решил поставить в армию внука. Он отличился во многих битвах против Пакора, заслуживал большего, но басилевс был зол на Диофонта, считая его виновным в гибели Лаэрта. Хилиарх "Керандии" Селевк, на три года старше Диофонта, был вождем одного из керандийских кланов, что давно перешли на службу Эльпидии и переняли эллинские обычаи. Его эллинское имя досталось ему от предка, который сменил керандийское Селкнам на более-менее похожий аналог. Хилиарх был одним из немногоих керандийских вождей, которых эльпидийцы признавали равным себе. Таршиш из Таршиша, командир "Каритианы", потомок финикийцев, начинал карьеру во флоте, был эпистолием, отличился при взятии Артапура (позже переименованного в Дейотару), где воспользовался моментом и возглавил штурм города со стороны реки. Позже командовал гоплитами в битве за Задракарту, вынес с поля боя тело Лаэрта, отличился еще в некольких сражениях и вот теперь был самым молодым - 35 лет - и самым неопытным хилиархом в андромаховой армии. Хилиарх "Макрии" Главк, потомственный служака, род которого был признан евпатридами, тоже начинал службу во флоте. Как и все макрийские воины, он одинаково хорошо чувствовал себя и на корабле, и в пешем строю и на коне. Георгию рассказывали о подвигах Главка в сражениях с макрийскими антиподами. Главк прибыл на войну с Пакором достаточно поздно, когда сын Георгия Митрофан привел из Макрии в подмогу две хилиархии. Пятьсот гоплитов из нее и составили костяк нынешнего подразделения Главка, жаждущего крови, сражений, подвигов и трофеев, богатства своей семье. Жаждал всего этого и тридцативосьмилетний хилиарх, который был достаточно беден. Наконец Аттал, поставленный над "Гефестией", был родом из купеческой семьи, разбогатевший на поставках железа и железных изделий в метрополию. Сорокадвухлетний хилиарх разделить семейное ремесло не пожелал, он имел опыт войны с антиподами, с молодости излазил едва ли не все джунгли сатрапии, любил приключения. Когда началась война Георгия с Пакором, Аттал привел в Эльпидию корабли с оружием, доспехами и верными ему воинами. Он проявил себя стойко во всех боях, чин хилиарха получил еще после взятия Алкидия. Георгий мог считать этого хилиарха самым опытным командиром, разумеется после Диофонта. Войско Андромаха включала в себя три с половиной тысячи гоплитов, пятьсот гиппатов, остальные тысяча воинов были легкие всадники из керандийцев и легкие пехотинцы из каритианцев.
Кроме пяти хилиархий Георгий выделил внуку две сотни царских охранников, которых в Эльпидии назвали чибча. Среди них действительно были сыновья и внуки свирепых в бою антиподов народа чибча, приведенных молодым Георгием в Эльпидию в прошлую войну с Кхшатрой. По обычаю отцов они брили голову по бокам, оставляя волосы на макушке и сзади. Такой внешний вид постепенно входил в моду во всей эльпидийской армии, в свое время не избежал ее отец Андромаха Лаэрт, такой же вид был и у самого Андромаха.
Советниками в штаб Андромаха были включены несколько гекветов, логофет Евстафий, отвечающий за хозяйство, жрецы, философы, мастера рисовать карты, знатоки кхшартского языка.
V
И вот после торжественных проводов хилиархии наемников двинулись в путь. Им предстояло десять месяцев непрерывного марша по чужой стране, которой они отныне служили. Предстояли где косые, где ненавидящие взгляды вчерашних врагов, в одночасье ставших союзниками, любовь местных красавиц, а до битв было еще далеко.
Пока скачет на своем горячем жеребце Андромах, стараясь казаться великим полководцем. Вот он заспорил о чем-то с лучшим другом Ксанфом, гекветом личной охраны. Молодой басилей в хорошем расположении духа, еще бы, его ждут ратные подвиги, слава, удача и почет. Не хорошо, конечно, что во главе своры псов Арея, он служит царю чужой державы. Но зато его служба принесет пользу родной Эльпидии.
А вот и псы Арея. Кто на конях, кто пешим, кто с обозом. Вот в строю "Каритианы" марширует пятидесятник Хирам, косится на девушек и мечтает, как возляжет со всеми ними. Вот среди железных скреп для осадных орудий инженеру Кианохет, сидит на повозке и читает какой-то свиток. Вот Полиарх, советник штаба Андромаха, подсел к Кианохету и два образованных мужа немедленно вступили в научную дискуссию. Вот Беот, сотник "Месопотамии", племянник Диофонта, отправлен дядей-хилиархом на подготовку ночлега. Вот жрецы о чем-то беседуют с хилиархом Главком. Вот Селевк отчитывает своих наездников. Вот еще один друг Андромаха, Феогност, степенно внимает кхшатрскому полководцу Фархаду Юпанки, который специально прибыл к войску басилея. Вот хилиархи Главк и Аттал, оставив свои отряды на попечение заместителей, скачут чуть позади советников штаба, вспоминают, как каждый из них бил антиподов, думают, какие же антиподы, какие листригоны встретятся у них на пути. А вот логофет Евстафий, среди обоза. Потягивает из фляжки травяной отвар с каплями вина и меда. Кажется, он беспечен и не думает ни о чем. Вот подъехал к нему казначей Пенефей, принял флажку, отпил пару глотков, завязалась беседа о хозяйстве, об обозе, о доле в будущей добыче.
Не все они вернутся домой. Кого-то через неделю зарежут на ночной стоянке, кто не вынесет марша через высоченные горы. Кто будет убит в бою, кто на алтаре северных листригонов, а кто и останется в Кхшатре, обретет здесь новый дом и новую семью.
VI
Вот и кончилась старая Кхшатра, созданная Кавадом, остались позади плодородные поля, реки и ручейки. Остались очаровательные вдовушки и веселые девицы, и, хвала Афродите, далеко остались и их сердитые родственники. Осталась в Митрагарде и сестра Готарза Шахрияда, которой понравился Андромах. Молодой же басилей не то, что полюбил ее в ответ, но не остался равнодушным к ее прелести, наговорил кучу комплиментов и стал всерьез раздумывать над предложением Готарза породниться.
Дорога поднималась все выше за облака к сухим долинам и соляным полям Межгорья. Они шли по протяженной равнине выше всех виденных ими гор, а вдали с обоих сторон поднимались стены новых гор, высочайших. Тут появились первые жертвы. Только питание земляными кореньями, названными эльпидцами земляными яблоками, несколько укрепило их здоровье и силы. Затем хилиархии прошли мимо удивительных городов, строения которых слагались из огромных каменных глыб. Они шли мимо берегов невиданного моря, какой то явно божественной силой поднятого сюда, высоко в горы. Затем постепенно путь стал потихоньку опускаться, и снова долину за долиной проходили они, постоянно зажатые со всех сторон громадами гор, и сами все плотнее смыкаясь друг с другом. Перед собой и позади себя они видели блистающие роскошными одеждами отряды кхшатров, с доспехами, притороченными к заводным лошадям. Так, к концу года пути, достигли эльпидцы крепости Пашаш, около которой уже ждали их построенные заранее жилища и собранные припасы.
Естественно, никто не собирался оставлять всю славу и добычу в руках одних эльпидцев. Литейщики и оружейники Харватата и Виньаймарки готовили все новые доспехи. Ветераны пукины были отправлены в район Кахамарки, прикрывать границу с Дораканом. Они же занимали оставляемые кхшатрами горные крепости. Десять тысяч кхшатров были собраны в северных долинах и пять тысяч горцев - хакару было набрано среди тех, кто жил ниже других и был привычнее к воздуху низин. Против кого же была собрана столь огромная для этих краев армия?
Это был народ мочика.
Разведчики Готарза многое успели узнать о них. Некогда и сами спустившиеся с гор, теперь они были хозяевами множества прибрежных речных долин. Они покорили многие прибрежные племена, промышлявшие рыболовством и теперь их земли протянулись на более чем полусотню парсангов (300 км) вдоль побережья. Их города связывали дороги, их поля - каналы. Центр их земли лежал в междуречье Чикамы и Моче, крупные союзы были южнее, в долинах Санты и Непеньи, и севернее с центром в долине Ламбайеке.
Мастера Моче научились добывать медь и не только для украшений. Их воины были вооружены палицами, другой конец которых был заострен, дротиками и медными топорами. Головы они защищали медными шлемами, а тело - небольшими щитами. Конечно, полный комплект вооружения могла позволить себе только знать, но все же это были грозные воины, привычные к битвам и достаточно многочисленные.
Страшные истории рассказывали о колдунах и жрецах той земли. Говорили, что дух их так велик, что не умещается в головах, и поэтому лучшие из лекарей делают в черепах отверстия, чтобы дух мог отправиться в странствия по иным мирам богов и демонов, а лучшие из кузнецов делают золотые пластины, чтобы по нужде можно было эти отверстия закрывать и открывать. Говорили, что их знахари умеют приготовить такие снадобья, отведав которых жрец ночью превращался в ягуара и рыскал по окрестностям, ища себе добычи (кстати, если сын не очень то походил на мужа, всегда можно было рассказать о встрече с человеком-ягуаром). Говорили, что их боги требовали человеческих жертв и их воины в сражениях и набегах добывали для этого пленников.
Конечно, все это вызывало содрогание у эльпидцев и омерзение у богобоязненных кхшатров, смотревших на подобные практики как на гнусное дэвопоклонство. В силу их собственной веры на мирное решение спорных вопросов из области религии можно было не рассчитывать.
VII
Хирам, сын Итобала, происходил из рыбаков, что давно осели на океанском побережье Каритианы. Внук рыбака, сын владельца пятерых кораблей и торговца, сам он собирался стать купцом, но война помешала. Как и многие потомки финикийцев оказался на военных кораблях, попав под начало Таршиша. При взятии Артапура молодой моряк первым взобрался на крепостную стену, потом вслед за своим командиром сменил флот на армию. Сразу был произведен в десятники, получив под начало таких же бывших каритианских моряков. Очень долго купеческий сын находил общий язык с портовым сбродом. Особенно борзым был Ананке, потомок каритианцев, которые финикийцев, скажем так, недолюбливали. Непонятно, что каритианца занесло к морякам, они обычно предпочитали земледелие, а в войске Эльпилии служили в лучниках, пращниках и легких меченосцах. Но Ананке был своим среди рыбаков, контрабандистов и, как поговаривали, даже пиратов каритианского побережья, его уважали опытные вояки, новички готовы были смотреть ему в рот. И не соверши он какую то оплошность в пьяном виде, быть бы ему десятником, а не Хираму. Поэтому и пришлось сыну Итобала доказывать своим подопечным, кто здесь командир. Кроме Ананке, в десятке были двое его дружков - туповатый здоровяк Аминта и Магон, опытный кулачный боец. Эта троица держала в страхе весь десяток и портила жизнь командиру. Нет, они были неплохими моряками и оказались отличными рубаками. Но когда кончались бои, словно кто подменял - никакого почтения, пьянки, игры в петейи, в которых обманывали новичков, драки.
Но Хирам оказался не прост. Приглядевшись что к чему, он как то велел построиться десятку. Нехотя поднялись вояки, с усмешкой поглядывая на своего командира. Чего затеял? Зачем поднял? Ананке и его подручные начали роптать в открытую. Назревал скандал. Хирам, словно не обращая внимания на Ананке и Магона, вытащил из строя Аминту и с размаху закатил ему руками по ушам, а потом еще коленом в живот. Великан закачался и упал. Все замерли в ожидании. Но Аминта не вставал.
- Я убью тебя! - зарычал Магон.
- Это мы еще посмотрим! - гордо ответил Хирам, - Аминта был сильнее тебя! А если мы убивать друг друга начнем, то, в конце концов, наши жены и сестры начнут извиваться и стонать под кхшартскими скотами. Этого хочешь?
- Считаешь себя самым умным? - ухмыльнулся Ананке, до того хранивший невозмутимый вид.
- Поэтому и десятником поставлен. Считаешь, что справишься лучше меня? А чем докажешь? Тоже в драку полезешь?
- Зачем в драку? Не сыграть ли нам в петейи?
- В петейи, гм? - Хирам словно раздумывал, - Помниться вчера ты хвастался, что обыграл трех керандийских всадников. Но я могу рискнуть. Каков заклад?
Сошлись на том, что выигравший становится единовластным в десятке. Хирам знал, на что способен его визави. Но вот Ананке не было ведомо, что сын Итобала обучался у одного из лучших игроков среди купцов Каритианского побережья. Первую игру Хирам нарочно затянул надолго, так что его выигрыш казался случайным. Потребовали еще игру, потом еще. В пяти играх Ананке оставался в проигрыше, поставил на кон свои деньги, потом трофейный кхшартский доспех, давеча выигранный у керандийцев, новый меч, расшитый фарос. И ни одной победы.
- Твоя взяла! Где ты так научился играть в петейи?
- У хромого Азибала, торговца вином.
Ананке выругался, потом заметил, что ученик торговца вином мог бы и поднести чарку в честь своей победы.
Хирам подумал и согласился. А потом вернул Ананке его вещи. Так десяток начал признавать своего командира. Потом были бои. Аминта прикрыл Хирама в бою, подхватив кхшартское копье. Магона потеряли под Задракартой. Там же Хирама сделали пятидесятником, а Ананке занял место командира в своем десятке. И вот теперь они вместе дошли до Пашаша.
Там Хирам получил бронзовых доспех, отлитый кхшартскими мастерами. Хороший, надежный, хотя и тяжеловатый. Но это вопрос привычки. В сочетании с выигранным в петейи у одного из андромаховых гвардейцев фаросом доспех прекрасно смотрелся на солнце, блестел как золотой и делал Хирама неотразимым (по крайней мере по его мнению). Многие окрестные девушки не устояли перед чарами нашего вояки, а один из их недовольных родственников даже получил нож под ребро.
VIII
Кианохет, сын Александра, происходил из жреческой семьи. И отец, и дед, и прадед его были жрецами Афины. Когда басилевс Георгий повелел жрецам не заниматься никакими делами кроме божественных, Александр был учеником в дельфинопольском храме Афины. Он остался в храме, вскорости стал жрецом, а завершил свою жизнь Верховным жрецом Афины в Алкидии. Александр был убит на войне с Пакором шальной стрелой. Погиб героем, вдохновляя эльпидийских воинов на стенах города, когда кхшатры делали попытку вернуть себе город и вновь сделать его Фешабуром. Сыновья Александра тоже служили Афине, но служили по-разному. Если старший - Филота - сделал карьеру жреца, то Кианохет предпочел долю воина. Его не увлекала участь ни гоплита, ни гиппата, ни моряка. Тяга к знаниям и любовь ко всяким механизмам в конце концов привели его в мастера осадных машин, укреплений и подкопов. Из него мог получиться отличный мастер осады, он был превосходным инженером. Потому и был поставлен в "Месопотамии" заведовать парком осадных орудий. Солдатских развлечений - баб да выпивки - он сторонился, предпочитая чтение, беседы с учеными мужами из штаба Андромаха да игру в петейи. Впрочем, одна красотка, что жила в поместье покойного отца под Митрагардой уже носила под сердцем дитя их с Кианохетом страсти. Она так запала в душу, что Кианохет даже рассчитывал забрать ее домой, когда вернется. Ну а пока он вспоминал о ней, отказываясь ходить по походным шлюхам. Уж лучше побеседовать с ученым Полиархом, порассуждать об усовершенствовании осадного орудия, и о его применении при нападении. Скажем, если поставить на повозку... Или сыграть в петейи. Кианохет уже обдумывал, не усложнить ли правила игры. Понравилась ему игра кхшатров, где камни передвигали после бросания кубика. Скажем, если использовать бросок кубика словно выстрел камнемета... Эта идея показалась не плохой. Кианохет немедленно обсудил ее с Полиархом. Ученые мужи немедленно заспорили, их шум вокруг доски не мог ни привлечь внимания Хирама, поставленного начальником караула.
- Приветствую почтенных, - кивнул головой полусотник, - играете? Не примете ли меня? Я - Хирам из Таршиша, сын Итобала, полусотник третьей сотни "Каритианы".
Полиахр и Кианохет представились, советник отошел от доски, предлагая Хираму и Кианохету помериться умением. Началась игра. Хирам не единожды вспомнил своего учителя Азибала, соперник был достойный, игра долгой. Это не у сослуживцев их деньги выигрывать. В итоге Хирам проиграл.
- Хочу отыграться, - немедленно произнес он, - и не поставить ли что в заклад, что бы интереснее было...
Так Хирам зачастил к осадному мастеру, то выигрывая у него по монете-другой, то возвращая деньги в кошель Кианохета. Кроме игр пошли беседы, в том числе и об осадных орудиях, камнемтах и стрелометах, ручных самострелах, тактике боя. Хирам в ответ рассказывал о море, о морских боях, о взятии Аполлонии. Постепенно он набирался военных знаний, заводил полезные знакомства.
IX
Наконец вторжение на побережье началось. Пятнадцатитысячная орда спустилась с гор и обрушилась на селения мочика. Кто успевал - бежал в низовья, чтобы, собравшись вместе, принять бой. На полпути к морю общее ополчение южных долин мочика встретилось с вдвое меньшим эльпидо-кхшатрийским войском (треть из которого, разбившись на отряды прочесывала местность в поисках людей и продовольствия). Выстроившись фалангой эльпидцы запели пеан и оскаленной копейными зубьями стеной двинулись вперед, прикрываясь конницей с флангови. Еще до самого столкновения им пришлось пройти через дождь из десятков тысяч дротиков. Вот когда пригодились им отлитые в Виньаймарке бронзовые доспехи. Но многие остались за линией с пробитыми головами, руками, ногами. Много раненых коней сбросили своих всадников. Сам Андромах, рвавшийся вперед, едва избежал гибели. Но повезло. Но скачущему рядом его другу Ксанфу мойры оборвали линию жизни, он упал с коня с дротиком в шее.
Но уже летел в ответ дождь кхшатрийских стрел, и не было у мочика надежных доспехов и больших щитов, чтобы прикрыться. А боевые линии наемников все более сближались с разъяренными толпами вооруженных щитами и палицами ополченцев. Наконец они ударились об эти толпы и неспешно двинулись к морю, оставляя за спинами урожай, который уже не встанет. В это время конные фланги начали сжимать с двух сторон мочика, пытавшихся прорвать вражий строй. Мечи и пики обрушились на них сверху, тяжелые подкованные копыта - снизу. Здесь сотник Беот, один из лучших бойцов в "Месопотамии", одним ударом меча поразил двух антиподов, а еще трех до того копьем. Юноша был великолепен. Он носился на своем черном коне подобно Аресу, сея вокруг обильный урожай смерти, утробно рыча и внушая вокруг сплошной ужас. Вот уже он держит в руках голову одного антипода, глядит на нее и бросает в толпу врагов. Бегите, несчастные! Иначе Танат соберет обильный урожай!
Наконец мочика дрогнули и побежали, бросая оружие и спеша укрыться в укрепленный город Батан, откуда они правили прибрежными рыболовами. Армия Готарза и Андромаха остановилась, чтобы собрать трофеи и позаботиться об убитых и раненых. Подождав подошедшие подкрепления, приведшие собранных в верховьях пленных, Готарз поручил им поставить здесь лагерь, чтобы раненые были в безопасности, а сам двинулся дальше.
Множество мочика полегло в битве и при преследовании, множество бежало на север, в сторону от наступающих войск, остальные укрылись за стенами города. Но у наступающих войск был богатый опыт штурма городов. Распаленные жаждой добычи воины тотчас кинулись готовиться к штурму, вязать лестницы, готовить тараны, стрелометы и камнеметы, боясь, как бы испуганные горожане не успели спрятать сокровища. Штурм был начат практически немедленно, воины бросались вперед, прорываясь к добыче через ряды защитников, оставляя позади тела своих и врагов. Впереди были более опытные к штурмам эльпидцы, вынужденные спешиться кхшатры отстали. Главная добыча конечно же ждала их в храме - пирамиде пятидесятифутовой высоты с обширной верхней террасой. Из защитников выжили только те, кто походил на мертвых, победители же со жрицами занялись исполнением обрядов плодородия. Здесь особо преуспел Хирам, оставшийся весьма доволен и жрицами, и обрядами.
Кто не успел к храмовому комплексу, обрушились на богатые кварталы, демонстрируя пойманным женщинам, что священные обряды плодородия можно проводить и вне храма. Выживших мужчин пытали, требуя отдать сокровища, а те обещали сделать все, что от них хотят, но их никто не мог понять. Лишь ночь принесла некое подобие успокоения в залитый кровью город.
Пресыщенные и отягощенные добычей покидали войска разоренный и замерший в смертном ужасе город, направляясь на юг, в долину Непенья, чтобы очистить свой тыл и добыть сокровища из находившихся там главных святилищ южного союза мочика. В Пашаш же было послано за собираемыми там горцами хакару. Среди них были знавшие языки севера переводчики, мастера каменного дела и младшая племенная знать, надеющаяся изменить судьбу. В Батан же входили 3 тысячи кхшатров и обоз с ранеными в прошлой битве. Теперь это был их город, и им надлежало позаботиться о нем, о его жителях, о селах и о полях вокруг.
Южнее, в священном городе Панья собрались лишь пара тысяч мочика, готовых сражаться и надеющихся на помощь богов и на храмовые стены, достигавшие трети стадия (60 м) в высоту.
Впечатленные высотой стен наемники встали лагерем вокруг храмов и отправили отряды грабить окрестности. Уходить куда либо от ждущихих сокровищ никто не хотел, но и осаждать 5 хилиархиями эту крепостицу в малолюдной и разоренной местности смысла не было. В результате было решено оставить по две сотни от каждой хилиархии и пятьсот кхшатров для продолжения осады. Остальные же двинулись назад, к основным силам. Пораженные ужасом и лишенные руководства, истребленного и бежавшего, местные жители взывали к милости и обещали все на свете и луну с неба, лишь бы на них не напускали тех демонов, что разрушили Батан. Милость была им оказана.
Войска же до конца сезона успели пройтись огнем и мечем по долинам Чао и Виру. Остаться там они не пытались, опасаясь недостатка припасов.
X
Андромах был доволен. Его "псы Арея" одерживали победу за победой, советники и ученые мужи между тем составляли подробную карту местности. Готарз же не уставал благодарить молодого басилея, заверял его в вечной дружбе, подарил несколько красавцев коней. Внук Георгия стал частным собеседником сына Кавада.
- Не желает ли сиятельный Андромах, - как-то произнес Готарз, когда полководцы армии сидели на пиру в честь победы над Батаном, - совершить со мной путешествие в славный Пачакамак. У меня найдется, чем отблагодарить его.
- Если сиятельному Готарзу будет угодно, - не менее учтиво отозвался Андромах, - я безусловно принимаю его приглашение.
- Предлагаю выпить за дружбу между нашими державами, между нашими воинами, - шах поднял кубок, - а у меня найдется, чем ее скрепить. Достойному Андромаху понравилась моя сестра. И ей пришелся по душе почтенный басилей. Что ты скажешь, Андромах на то, чтобы взять ее в жены? Твой уважаемый дед, сиятельный басилевс Георгий сообщал, что был бы рад этому союзу.
Предложение было недвусмысленным, а отказ невозможным. А царевна - красавицей. Да и самому Андромаху пора было остепеняться. Брак с царской дочерью и царской сестрой - то, что надо.
- Я согласен, сиятельный шах. Но пусть свадьба состоится по обычаям Эльпидии. С нашими жрецами.
- Разумеется, после проведения ее по обычаям невесты вы можете провести и свои обряды, согласно с твоей верой.
Вскоре Андромах женился. Шахрияда была очень мила, но после брака Андромах вскоре обнаружил, что та не очень умна, и ему почти не о чем говорить с женой, возможно, сказывалось патриархальное кхшатрийское воспитание. И он вернулся к своим воинам, к битвам в долинах Чао и Виру, снова став из мужа полководцем. А потом пришла весть, что его супруга в положении и пришлось возвращаться в Митрагарды.
В свой срок у них родился крепкий мальчишка, названный в честь отца Андромаха Лаэртом.
XI
В следующем году была взята Панья. Пока Андромах гостил в северной столице, радовался появлению первенца, обсуждал с Готарзом общие дела, свора "псов Арея" попала под начало хилиарха Диофонта, наиболее уважаемого и опытного из эльпидийских командиров. Командир "Месопотамии" словно старался снять с себя опалу, вызванную смертью Лаэрта. Осада была устроена по всем правилам военной науки. Здесь удалось отличиться и Кианохету с его осадными орудиями, и племяннику Диофонта Беоту, которому в подчинение дали еще четыре сотни, и сотнику Хираму с его другом Ананке.
Двадцатипятилетний Беот надеялся когда-нибудь стать лавагетом Эльпидии. И вполне мог этого достичь. По отцу он был из не очень знатных евпатридов, что до реформы Георгия относились к генейфорам, потомственным воинам и защитникам Эльпидии. Дед Беота, тоже Беот, по отцу был моряком, совершал с Георгием знаменитые морские походы в качестве эпистолия, был сподвижником во время войны Искандера, после воцарения получил богатое поместье в Междуречье. Это и позволило его сыну, в честь басилевса названного Георгием, вступить в брак с дочерью потомственных севастов Макарией. Увы, отец Беота вскоре умер, и воспитал юношу брат Макарии Деифонт. Тому боги не дали сыновей и он искренне полюбил племянника, всячески ему помогая. Беот довольно быстро стал сотником, теперь получил в подчинении половину хилиархии. Впоследствии он мог бы рассчитывать и на полную тысячу.
Как и многие молодые эльпидийские воины, Беот брил и голову с боков, роста он был не столь высокого, но широкоплеч. В нем явственно чувствовались черты далеких предков - антиподов. Скуластое лицо, карие глаза, черные волосы, редкая борода при густых усах. А еще он был веселым малым, любил побалагурить, но когда вступал в бой, то словно подменяли его. В глазах появлялась злость, которая постепенно словно переполняла все тело, из глотки раздавалось утробное рычание, и было непонятно, как Беот умудряется сохранять ясность ума.
Увы, не суждено было Беоту стать хилиархом, а потом лавагетом, добиться в Эльпидии высокого положения. Видно, не угодил он Мойрам. С согласия дяди возглавил Беот попытку штурма Паньи. Сперва казалось, что эльпидийцам улыбнется удача. Осадные орудия стреляли по стенам, отпугивая защитников, удалось в одном месте нанести значительные разрушения. Туда и ринулась толпа вооруженных гоплитов, которых возглавил племянник Диофонта. Вот он уже на стене, один из первых, размахивает тяжелым клинком и крушит мочика направо и налево. Но вдруг прилетел вражеский дротик и вонзился ему в горло. Беот зашатался и упал со стены. Так он погиб, а с его смертью захлебнулась атака.
На совете хилиархи переругались. Диофонт требовал немедленного штурма. Селевк и Таршиш стояли на том, что нужно продолжать осаду, периодически обстреливая крепость из катапульт и стрелометов, Аттал вообще был сторонником оставить около стен Паньи одну или две хилиархии, еще сколько там надо кхшатров и двигаться дальше. Главк был с ним согласен, но предложил осуществить еще один штурм.
Неожиданно с хилиархом "Макрии" согласились. Вновь зазвучали трубы, забили барабаны, воины запели пеан. Ударили осадные орудия. И эльпидийцы пошли на крепость.
Хирам со своим другом Ананке, прекрываясь тяжелыми щитами, подбирались к стене, которую изрядно порешетили камнеметные орудия. В них летели камни, дротики и копья, но они подходили все ближе и ближе. И тут загремел гром, с неба начал поливать дождь. На стене уже был пятисотник Микенсий из "Каритианы", к нему подступали мочика, когда прозвучала команда отступить.
- Надо спасти его, - проговорил Ананке, и, не обращая внимания, на возражения друга, бросился вперед, - за мной!
Подбежал к Микенсию, успел сразить нападавшего мочика, пнул второго.
- Уходим, господин, - небольшой кивок головой, - Зевс не дает нам победы сегодня.
Они уже спрыгнули со стены, когда в спину Ананке ударила пущенная кем-то палица. И он поволился в лужу грязи, в которую тут же начала стекать кровь. Так сорвался еще один штурм.
Незадолго до приезда Андромаха, счастливого своим отцовством и новым бременем супруги, Панья сдалась на условиях сохранения защитникам жизни и свободы. Воинов и жрецов действительно отпустили, конечно, предварительно обобрав до нитки. Сокровища храмового комплекса разделили на присутствующих и ушедших в набеги на север. Конечно, некоторые возражали против последнего, но в процессе бурных споров возражающие поскользнулись с вершины пирамиды и разбились на смерть. Случайность или воля небес - кто знает. В Панью были направлены еще тысяча горцев с правильными жрецами, а наемники отправились догонять своих, которые, разбившись на отряды, опустошали долины Чао и Виру. Население бежало на север, из долины Моче были отправлены подкрепления в Уанкако в долине Виру. Штурмовать его союзники не пытались, ибо город был готов к обороне и хорошо укреплен, а подвоз припасов еще требовал отладки. Пока припасы собирались в Пашаше и сплавлялись по реке в Батан. Выручало нападающих то, что в горах картофель перемалывали, сушили и получали муку, способную к долгому хранению. Кроме того, среди эльпидцев нашлись опытные рыбаки, которые соорудили несколько рыболовных судов и пришли в прямо таки оцепенение от размеров улова у одного из богатейших в мире рыбой побережий. Отличился тут Хирам, тот час же назначенный эпистолием. На него и было возложено руководство рыбачьим флотом. Потом он долго благодарил за это судьбу.
XII
Тем временем города мочика укреплялись, припасы собирались, воины готовились к битвам. Верховный кич послал гонцов алаэкам всех оставшихся долин с повелением собирать общее ополчение и волею Аи Апека обрушиться на пришельцев. Пока же он послал десять тысяч отборных воинов во главе с лучшим своим полководцем Нанку Ио Раком (Самец Пумы), алаэком Сипана сдерживать напор врагов и выигрывать время в долине Виру. Разведчики доложили ему, что враги, разбившись на большие отряды(это были 3 неполные хилиархии, ослабленные потерями в битве у Батана и выделением войск для осады Паньи а также 2 тысячи кхшатров), разоряют долину Виру. Поднявшись вдоль Моче он быстро (моче славились умением бегать) переместился в долину Виру, находившуюся в верховьях на расстоянии всего нескольких км.
Отдохнув в течение дня мочика за ночь спустились к ближайшему неразоренному селению и заняли его, набившись в дома и спрятавшись за ними. Конечно, все там не поместились, остальные заняли позицию за ближайшим холмом и затаились.
XIII
Хилиарх Таршиш вел свой отряд вверх по долине от селения к селению. Пусть его хилиархия и уменьшилась до 700 человек от потерь в боях, от воинов, оставленных под стенами Паньи под началом Микенсия, и на побережье под началом Хирама. Но кто здесь мог противостоять стене из щитов и лесу копий, железные жала которых выпивали жизнь из любого, вздумавшего противиться героям, прошедшим от моря до моря через крышу мира к новым подвигам, новой славе и новой добыче? Золото и ткани побежденных должны были перейти в новые, более достойные руки, их пища - наполнить желудки воинов, женщины - согреть их ложа, давая гоплитам и гиппатам отдохнуть от боев и походов.
Еще одна деревня, пораженная ужасом, показалась вдали. Войска уже начали растягиваться, чтобы охватить ее с флангов, а конные готовились вырваться вперед, чтобы остановить бегущих жителей, как из за ближнего холма послышались воинственные кличи и воины мочика, со щитами и боевыми палицами в руках тысяча за тысячей стали выбегать и строиться для битвы. Что ж, не в первый раз враги узнают крепость фаланги. Ветераны привычно перестроились, запели пеан и под звуки флейт в ногу шаг за шагом двинулись на врага, прикрытые с флангов конницей. Сам Таршиш с пятью десятками всадников остался в резерве, готовый подать помощь, где она будет нужнее. Тонкой красной линией сверкали выкрашенные алым щиты, но попробуй, прорви ее! Враг пытался, набегая раз за разом, и раз за разом откатываясь и теряя людей. Из селения послышались крики и показались люди - видимо жители решили помочь своим. Вот и время для резерва показать этим селянам, что не стоит лезть в битву, не зная, с какой стороны надо держаться за меч! Таршиш отдал приказ, и трубач протрубил атаку, бросающую свежую полусотню на деревню.
Конечно, пешим и не знающим строя не устоять против конных, и гиппаты ворвались в деревню...
Никто из друзей больше не видел хилиарха Таршиша.
Но слышала сражающаяся хилиархия многоголосый торжествующий рев за спиной.
- Аи Апек! Аи Апек! - слышалось все ближе и ближе. Задние ряды постарались развернуться, передним пришлось остановиться, но времени уже не оставалось. Сверкающие на солнце шлемы врагов были и спереди и сзади. По десятку дротиков было брошено в каждого из эльпидцев в ходе битвы. Руки не выдерживали тяжести утыканных ими щитов, роняя их на землю и открывая своего хозяина новым дротикам и палицам. Тонкий строй рухнул и только быстрейшие из коней смогли вынести своих хозяев из объятий смерти.
Многим воинам хилиархии "Каритиана" уже не совершить новых подвигов, не завоевать новых земель и городов, не вернуться домой со славой и богатством. Будут вспоминать о ней только товарищи после нового боя, только враги на победном пиру, только женщины разоренных селений, рожая нежеланных детей.
Впрочем, некоторые из погибшей хилиархии выжили себе на беду. Выжили и некоторые из сопровождающих наемников двухсотен кхшатров. Сорвав с них доспехи и связав руки, их гнали на северо-восток ликующие победители.
Вскоре они свернули и горными тропами побежали на север, затем на запад вдоль новой реки. Толпы людей из множества селений встречали их на пути, бросая своим цветы а пленным камни и лишь защита медношлемых воинов спасала их от расправы. Они бежали по широкой дороге, по которой могли бы проехать в ряд пять парадных колесниц базилевса и свиты мимо городов и храмов, подобных тем, которые они уже разорили, и с каждым днем людей становилось все больше. Наконец показались сооружения, поражающие воображение даже уроженцев Дельфинополя.
На основаниях высотой в десять человеческих ростов и достигавших стадия в длину и ширину возвышались две пирамиды той же высоты с храмами на вершинах и у подножия. Множество воинов, многократно превосходившее числом победивших их, разбитое на отряды, украшенные плащами с многочисленными гербами, с оружием в руках толпилось внизу.
Опустим подробности ритуалов, которые им не суждено было пережить и страшных заклятий, призванных обрушить беды и злосчастья, болезни и гибель на незваных пришельцев. Из народов гор и побережья по всеобщему мнению ничьи проклятия не обладали такой силой, как проклятия жрецов мочика. Наконец, все боги суши и моря, гор и неба были довольны приношениями.
XIV
Немногие выжившие и прорвавшиеся сквозь ряды врагов сами явились вестниками своего поражения. Встревоженные Андромах и командующий кхшатрами Фархад Юпанки решили срочно собрать войска и послать 300 кхшатров для разведки сил противника. Несколько дней до них доносились только успокаивающие слухи об отступившей в горы вражеской армии. Но через неделю дальняя разведка увидела бесчисленные колонны воинов, направляющиеся на юг. Впереди шли знаменосцы с ужасными трофеями на шестах. Пытаясь оценить их число, кхшатры сбивались со счета и принесли начальству вести о сотнях тысяч воинов, жаждущих кхшатрийской и эльпидской крови. Союзникам стало ясно, что ресурсы мочика куда больше, чем у прошлых туземцев и война не сведется к осадам и штурмам городов. Решено было отступить к Батану, где стоял гарнизон и были собраны припасы. После всех потерь и поставленных гарнизонов в строю осталось 9 тысяч конных кхшатров и 4 тысячи эльпидцев, не считая горцев, стоящих гарнизоном в Батане. Но с приближением к городу становилось ясно, что такую армию ему просто не вместить, а разведка все приносила вести о приближающихся неисчислимых полчищах. Решено было оставить в городе всех эльпидских пехотинцев, не способных двигаться наравне с конными и к ним еще 2 тысячи спешенных кхшатров. Оставшиеся вне города пахлаваны и конные эльпидцы отступили дальше, попутно выгребая в селениях все припасы подчистую и уничтожая то, что не могли взять с собой. Но никогда больше они не входили в селение, не послав прежде разведку убедиться в отсутствии засады. Они отступали вверх к Пашашу в ожидании подкреплений, способных переломить ход компании. Кроме того, они надеялись на трудности, которые неизбежно возникнут у мочика при попытках снабжать столь большую армию достаточно долгое время. Чтобы еще более осложнить положение врагов и избежать удара в спину они выгнали из города всех выживших жителей.
Подошедшие мочика увидели восстановленные и заново возведенные вокруг города стены и башни и воинов на них. Радости были полны их сердца, видя малочисленность врага и его нежелание выйти за стены и сразиться. Но меньше стало этой радости после попытки штурма, оставившей только убитых под стенами и раненых в лагерях вокруг стен.
XV
Гибель "Каритианы" и последующее отступление повергло Андромаха в ярость. Он жалел, что внял доводам советников о разделении своего войска. Можно было смиряться с гибелью десятка, сотни. Но целая хилиархия... А еще отступление...
Гнев молодого басилея обрушился на гекветов, казначея Пенефея, который так не вовремя решил прикарманить себе долю добычи и советника Полиарха. Последнего Андромах повелел отправить простым гоплитом во вновь возрождаемую "Каритиану". Все оставшиеся в живых бойцы этой хилиархии были вызваны в ставку басилея.
Андромах смотрел на двоих старших командиров и долго выбирал между Хирамом и Микенсием. Оба достаточно молоды, у обоих примерно равный боевой опыт. Микенсий - пятисотник, Хирам - бывший сотник, теперь эпистолий, второй человек во флоте Эльпидии на кхшартском побережье (вот только флот не боевой). Хирам из купцов, потомок финикийцев, говорят, что прожженный плут, любитель красавиц, выпивки и игр в петейи. В свое время только просьба Таршиша спасла Хирама от суда за мародерство. Но при этом он - исполнительный служака и инициативный вояка. Микенсий - потомок каритианских вождей. Его имя - эллинизированное имя предка, Микенша, прославившегося еще при Деметрии Несчастном и Каваде Древнем, взявшего Дельфинополь после оставления того предками нынешних кхшатров. Ну а потомок собрал в себе достаточно крови эллинов и антиподов, его семья - одна из знатных и богатых среди евпатридов, в родне - сатрапы, жрецы. Микенсий храбр, вот только полководческих талантов у него еще не много. Кого же предпочесть? Уважить род или возвысить безродного? Каритианцев поддержать или финикийцев? Моряков или сухопутных?
В конце концов выбор пал на Микенсия, Хирам же был назначен пятисотником.
Надо было и озаботиться о пополнении хилиархии. Готарз предлагал взять в подчинении молодых горцев, чтобы те обучились эльпидийскому искусству введения войны. Андромах соглашался, но взял не больше сотни в каждую хилиархию. А еще отправил корабль к дяде, сатрапу Макрии, чтобы тот навербовал подвластных ему людей, в основном арауканов и бедных эльпидийцев. Микенсий был оставлен принимать пополнение, остальные же хилиархии собрались в новый бой.
XVI
Узнав от местных о том, что армия врага разделилась, вожди мочика стали решать, идти ли за отступавшими или осаждать оставшихся или разделиться. Последнее было отброшено ибо воины Нанку Ио Рака рассказали как дорого продают чужеземцы свои жизни и кто знает, сколько еще воинов у врагов в горах. Не рискнули они и всем войском двинуться вверх по реке дабы разбить горцев в их логове - не раз уже армии мочика вторгались в горы и знали как коварны эти долины и как неожиданно могут ударить враги по растянувшимся колоннам воинов, громя их по частям и не давая собраться. Потому решено было остаться и штурмовать город, пока враг не пришел с подкреплениями. Готовились лестницы, мастерились большие щиты, чтобы укрываться от ударов со стен, чтобы не давать врагам покоя решено было штурмовать стены непрерывно, сменяя друг друга отряд за отрядом.
Между тем, посланные сразу после гибели хилиархии Таршиша гонцы мчались на конях в Чанкай, Анкон и Пачакамак, приказывая выслать все наличные силы кхшатров к Пашашу и через полторы недели кхшатры побережья уже седлали коней и шли на север. Это были зрелые мужи и безусые юноши, которым не было и двадцати, и было их всего около полутора тысяч, ведь большая часть кхшатров жила далеко на юге, за Виньаймаркой. Но и туда спешили гонцы, чтобы шла смена заменить ушедших и не дать разгореться возмущениям и беспорядкам. Еще через три недели последние отряды кхшатров соединялись с армией, которую на этот раз возглавил сам Готарз. К тому времени четыре тысячи горцев во главе с Фархадом Юпанки, одетых в бронзовые доспехи уже направились вниз по реке, чтобы успеть к битве и конные тысячи одна за одной шли за ними. Последними шли полторы тысячи кхшатров побережья, сам Готарз с полутысячей личной дружины и Андромах с конной тысячей.
XVII
Заканчивалась третья неделя осады. День и ночь враги лезли и лезли на стены. Накапливались раненые, на уборку убитых не оставалось времени. Сперва еще старались сменять друг друга, но людей, способных сражаться становилось все меньше. Из горцев хакару полегла уже половина и только сознание того, что ждет попавших в руки врагов не давало опустить руки и сдаться. Да, потери врагов были велики, но похоже они могли себе это позволить. Прикрываясь большими щитами, они разбивали необожженные кирпичи стен, прогрызаясь на эту сторону, и приходилось внимательно слушать, чтобы успеть возвести новое заграждение за старой стеной, за которым и встречать гостей железом и бронзой. Никто не мог сказать, когда руки откажутся дальше служить защитникам города, когда ноги откажутся нести их на стены...
Из за гор поднималось солнце, знаменуя начало двадцать первого дня осаду, хотя мало кто из защитников сумел не сбиться со счета. Но на этот раз что-то изменилось. Воины мочика не рвались на стены, они бежали навстречу Солнцу и строились, будто готовясь сражаться с его лучами, сверкающими им в глаза. Да, это были лучи Солнца, сверкавшие на доспехах армии, пришедшей им на помощь! Вот, слева возносится штандарт Андромаха, а в центре виднеется знак, который в прошлой войне ввергал их в трепет. Он означал, что с войском сам шахиншах, и, значит, кхшатры сегодня будут биться, словно они бессмертны.
Кхшатры начали бой по всем правилам своей военной науки - с ливня стрел по строящимся врагам. Но мочика уже успели усвоить нужду в защите от стрел и использовали заготовленные против Батана большие щиты, поэтому убитых и раненных было куда меньше, чем привыкли кхшатры. Но все же стрелы продолжали сыпаться, пока не опустели колчаны, если не раня, то хоть мешая противникам пользоваться щитами. Когда стрелы кончились, отряды двинулись вперед, готовясь к знаменитому кхшатрийскому таранному удару (на самом деле одним из первых его применил еще Александр против персов, но кто здесь об этом помнил). Лавина коней, защищенных бронзовыми нагрудниками, медленно двинулась, набирая ход, и мечи и пики всадников смотрели в глаза воинов мочика. Вдоль реки бежали, чтобы не отстать от своих толпы жаждущих славы и добычи горцев. Перед столкновением уже мочика успели метнуть во врага дротики, и тут лязг и грохот оружия возвестил уже не осажденным, что армии столкнулись. За три недели штурмов мочика потеряли многих, но их оставалось еще около сорока тысяч, лучшие из которых были вооружены трофейным оружием из железа и бронзы. Если бы среди мочика был кто-либо, знающий сильные и слабые стороны конницы, они не стали бы принимать сражение на открытой равнине, такой удобной для конных маневров и обходов, или же они сбили бы плотный строй. Но увы, таких среди них не было. Воины сотня за сотней падали под копыта, а натиск кхшатров не ослабевал, в то время как мочика были утомлены битвами с защитниками Батана. Воины из задних рядов, имеющие в руках только палицы и малые щиты, видели, как приближаются к ним оскаленные морды ужасных чудовищ и страх все крепче сжимал их сердца. Сперва единицы, потом десятки, потом и целые отряды устремлялись в бегство, бросая оружие и желая лишь спастись. Армия мочика дрогнула и стала рассыпаться. Бегущих спасла измотанность коней и всадников, проделавших столь долгий переход и почти сразу с марша вступивших в битву. Только четыре сотни легковооруженных керандийцев смогли продолжить движение за убегающими. Но дружина Нанку Ио Рака была с ним, с длинными эльпидскими копьями в прочных кхшатрийских доспехах. Их вождь не бежал и его воины не желали, чтобы в песнях пелось, как они оставили своего алаэка. Тяжесть доспехов замедляла их ход, но они же служили защитой. Так, почти двадцать тысяч воинов мочика смогли покинуть поле под Батаном. Многие не дошли до дома, скончавшись от ран, многие вернулись калеками, но все славили имя Нанку Ио Рака.
Между тем, усталые всадники слезали с коней и занимали покинутые лагеря мочика. Предстояло много работы: позаботиться о павших и раненых, оценить свои силы, подвести припасы и обдумать дальнейшие действия.
Для работ по уборке трупов, расчистке завалов и прочего использовали пленных. Как выяснилось из конных воинов погиб каждый десятый, из пеших горцев - каждый пятый, в гарнизоне же от трех тысяч горцев осталась половина, у эльпидских гоплитов и спешенных кхшатров по пяти сотен нашли свой покой на стенах Батана, и лишь один из семи остался не раненым. Было решено пока закрепиться здесь, доставить припасы, прислать людей с южного побережья и согнать пленных для заботы о полях, ибо множество местных, мужчин и женщин успели бежать. Впрочем, всех отдохнувших всадников отправляли по окрестностям собирать разбегающихся местных.
Выживших в битве горцев, вместе с бившимися в Батане и охранявшими Панью, набралось около пяти с половиной тысяч, что с лихвой перекрывало нужду в гарнизонах захваченных городов. Эльпидцев же осталось две с половиной тысячи гоплитов гоплитов и девять сотен гиппатов. Готарз, чтобы почтить Андромаха и союзников, вновь предложил им пополнить состав лучшими из горцев, собрав их в отдельные сотни и поставив во главе знающих по эльпидски и кхшатрийски.
Все еще остро стояла проблема снабжения. Кхшатры привыкли на чужой земле кормиться за счет покоренных, тут же армия была велика а местных немного. Поэтому было решено разбить конницу на отряды по паре тысяч человек и отправить на север набирать людей, заодно проводя глубокую разведку. В этом был большой опыт у эльпидских охотников за людьми, поэтому Андромаху подчинили одну кхшатрийскую тысячу, сформировав таким образом еще один отряд. Во второй половине года четыре колонны конных добытчиков выступили в поход.
В это время эльпидцы продолжали собирать рыболовные суда, пополняя экипажи прибрежными гальинасо, бывшими подданными мочика.
Полным разорением долины Чао завершился этот год войны. Мочика в это время укрепляли Уанкако, чтобы прикрыть долину Виру и готовились сражаться под его стенами, если возникнет нужда. Большой отряд воинов снова был послан попытаться заманить одну из колонн в ловушку, но южанам хватило и одного урока, чтобы стать осторожнее и везде в походе высылать разведку. Обнаружив сильно превосходящие силы, кхшатры просто уклонились от боя и погнали набранных пленников на юг, призвав соседнюю колонну. Мочика пришлось удалиться.
XVIII
Окончился еще один год войны, подошли еще по паре тысяч молодых кхшатров и горцев. Пришли новости о том, что Андромах вновь стал отцом, на этот раз родилась дочь. Раненые успели поправиться и были готовы идти и сражаться, полторы тысячи горцев, пополнившие ряды пехотных хилиархий обучились ходить строем, пить прокисшее вино и понимать эльпидские ругательства. Возрожденная "Каритиана" тоже была готова вступить в бой. Ее глава Микенсий жаждал славы и отмахивался от хилиарха "Месопотамии", напоминавшего ему о судьбе Беота. Хирам грезил о богатой добыче, вине и женщинах. На морском побережье он завел знакомство с макрийскими купцами, перевозившими продовольствие и новых воинов, привлек Полиарха к поставкам. Они неплохо обогатились, втихую продавая купцам пленных, поставленных на побережье строить корабли. А еще Хирам оставил несколько красоток ожидать пополнения.
Часть горцев и нестроевых раненых распределили по крепостям завоеванных долин. Оставленные в укреплениях гарнизоны готовы были защитить завоеванное и заложников, обеспечивающих верность местных. Армия двинулась дальше на север. Андромах вел свои хилиархии, пополненные до штатного числа, Фархад Юпанки - десять тысяч кхшатров и тысяча лучших воинов шла с Готарзом.
Войдя в опустошенную долину Чао, союзники решили поставить здесь две крепости одну у моря, вторую в глубине долины, чтобы обеспечивать сбор и подвоз припасов движущейся вперед армии. Усилиями горцев и кхшатрийских инженеров, над которыми поставлен был Кианохет, работы закончили за месяц, в приморской крепости устроили пристань и оставили сотню эльпидцев, видя какую пользу приносят их рыболовные навыки. В это же время пять двухтысячных колонн кхшатров снова ринулись вперед, опустошая теперь долину Виру и отрезая население от города Уанкако, чтобы перегнать его на юг, вглубь захваченной территории.
Когда крепости в долине Чао были закончены, вперед двинулось уже все войско. Теперь оно направлялось прямо к Уанкако. Готарз после прошлогодней победы чувствовал себя достаточно сильным, чтобы справиться с любым войском, что могут выставить мочика. Город был окружен и осажден, урожай на опустевших полях пожинали отправляемые по окрестностям горцы, до столичного города Сечина на берегах Моче, у великих пирамид которого приняли злую смерть уцелевшие в засаде эльпидцы и кхшатры, был всего один ускоренный переход.
XIX
Самец Пумы был в ярости. Он нанес поражение спустившимся с гор, он с дружиной спас армию после поражения, не дав превратить его в разгром, но тут боги повернулись к нему другой стороной. Умер старый кич Иске Утсан Непат (Кто Больше Деревьев), не вынес вести о гибели наследника в битве и новым кичем жрецы провозгласили второго сына Насс Тота Челу (Прекрасный Лицом Сокол), а тот решил, что лучший способ выиграть войну - ублажить богов, послав им в дар храбрейшего из воинов, а поскольку пленные враги очевидно не были храбрейшими, то Насс Тот Челлу избрал для жертвоприношения Самца Пумы. Повлияли ли годы юности, проведенные с Воителем Севера, но Нанку Ио Рак не обнажил тела перед жрецами, позволяя себя связать, а обнажил добытый в боях холодно сверкавший меч, а за ним обнажили боевые палицы бывшие с ним воины его дружины. Немногие осмелились заступить ему путь, когда он уходил по телам жрецов к своим воинам, и никто не встал на его пути, когда он увел своих воинов домой в Сипан.
Уже не раз приходили к нему гонцы с вестями о нападениях с моря грозных воителей на огромных кораблях, но до сих пор, связанный клятвой он оставался на юге, сражаясь с теми, кто был более опасен для его народа. Теперь он будет защищать только свой город и свои долины и своих людей. И пусть с ним ушло на север только три тысячи - это были лучшие, испытанные им, те, кого он видел в бою и кто видел в бою его.
Пусть дружины севера увидят, что им лучше поискать добычу попроще. Был дан приказ и стены стали возводиться вокруг каждого крупного селения, были выставлены заставы у каждой удобной бухты, чтобы предупреждать о приближающихся кораблях и у каждой дороги на юг, чтобы извещать о вражьих набегах. Людям приказано было сдавать урожай в хранилища храмов, чтобы при нападении ни крошки не досталось врагу.
Но в то же время Нанку Ио Рак понимал, что против мощи, идущей с юга и подминающей долину за долиной его сил все равно не хватит. Перед ним стоял выбор: погибнуть со славой, или подчиниться царю юга...
Наконец решение было принято. На север в долину Пиуры были отправлены гонцы с предложением састру Писиду провозгласить себя владыкой Сипана а Самца Пумы - своим вассалом и потому находящимся под его защитой.
XX
Пока основная часть войска во главе с Андромахом вела осаду Уанкако, Фархад Юпанки с конными тысячами вновь широким загоном обрушился на долину Моче. Да, жители укрывались в городах, но конные тысячи были быстрее и многие были вновь угнаны обрабатывать поля юга, многие стада лам и альпак отгонялись к Уанкако, кормить осаждавших. Деревни же и поля разрушались и сжигались. От крупных стычек кхшатры уклонялись, стремясь набрать больше полона. Раз за разом проходили кхшатры по незавоеванной еще земле, оставляя за собой пустые руины, оставляя на выбор местным плен, бегство или смерть от голода.
С кхшатрами шла и половина хилиархии "Каритиана" с Хирамом во главе, отправленная набирать полон и продовольствие для эльпидцев. В основном в составе были набранные арауканы во главе с макрийскими десятниками, сыновьями жрецов, землевладельцев и торговцев. Они жаждали добычи, женщин, выпивки и еды и получали их в деревне за деревней.
В одном из селений предпочли выслать послов и договориться о выкупе, предоставив кхшатрам продовольствие и золотые изделия. Все были довольны кроме Хирама и его людей и к ночи они сами навестили деревню, чтобы взять свою долю рабами, богатствами и женщинами.
Полиарх, все еще рядовой воин "Каритианы", помня как аристократ о данном слове попробовал остановить Хирама, уверяя, что это дело не угодно богам и нарушает их договор с кхшатрами. Хмельной от вина пятисотник не стал слушать и ударил Полиарха плетью. Тот взревел - не сносили севасты побоев от вчерашних рыбаков, схватил меч и бросился в атаку, но был немедленно схвачен двумя арауканами.
- Ты на кого пошел? Да я же тебя...Бунт против командира! Отрубить ему голову, - приказал Хирам...
К утру стало известно, что натворили эльпидийцы. Один из жителей деревни сумел добраться до кхшатров и пожаловаться. Дело принимало скверный оборот. Кхшартские военачальники жаловались Андромаху и требовали принять мер. Басилей негодовал, ему совершенно не нравилась казнь бывшего советника. Расследование было поручено Микенсию. Но у Хирама было много друзей среди простых воинов и следующим утром хилиарха нашли зарезанным в своем шатре, убит был и казначей хилиархии. Казна же исчезла, исчез Хирам и несколько. Больше их не видели в Кхшатре, хотя кое кто из макрийских купцов мог бы рассказать о том как ночью пробирались на его корабль несколько закутанных фигур, после чего корабль быстро отчалил и пошел на юг. А через несколько лет на побережье от Клеотериса до Гефестии заговорили о пиратах, которыми верховодил некий Хирам Черный.
XXI
Армии Готарза и Андромаха одерживали победу за победой. Кианохет успешно строил крепости, а потом вновь командовал парком осадных орудий, разрушая укрепления врагов.
Но силы мочика все еще были велики. Пусть северяне отказали в помощи, но только в долинах Чикамы и Моче проживали полмиллиона человек. И пусть многие пали в битвах и осадах, были угнаны в набегах, но многие бежавшие сюда южане пополнили их силы. После долгих колебаний Насс Тот Челлу решил поставить все на карту и ударить всеми силами, что смог собрать. Была принесена Великая Жертва (по странному совпадению боги обратили внимание на братьев и дядьев кича, а также на их семьи) и шестьдесят тысяч - все, кто мог и хотел сражаться - тремя колоннами двинулись на врага.
Новые силы подошли и к Готарзу с Андромахом: конные кхшатры, пешие горцы, даже тысяча макрийцев была доставлена на кораблях, чтобы пополнить редеющие хилиархии. Андромах решил, что лучше пополнить хилиархии своими подданными, чем обучать кхшартских горцев и вновь послал весть с проходящим кораблем своему дяде Митрофану. Таким образом, у Андромаха собралось 3,5 тысяч в пеших хилиархиях и 900 в конной, 12 тысяч кхшатров было у Фархада, и 5 тысяч горцев жаждали доказать, что они могут драться не хуже пукинов и эльпидских союзников, наконец тысяча кхшатров шахской гвардии было с Готарзом.
Узнав от разведчиков о приближающемся войске, союзники решили дать бой. Теперь способ действий и вооружение мочика уже были хорошо известны, от купцов уже было известно и то, что Самец Пумы и воины северных долин остались дома.
Решено было воспользоваться тем, что лучшие воины будут у врага впереди а задние ряды очень нестойки и почти не вооружены. Поэтому треть конницы было решено бросить в глубокий обход, чтобы после начала сражения они ударили в тыл и внесли панику в ряды мочика. Две другие трети на флангах пехоты, которой предстояло стоя в центре принять на себя основной удар врага. 2 тысячи горцев поставили второй линией отдельными отрядами, закрывать бреши в первой линии, буде они появятся, остальные должны были образовать подобие фаланги.
И в общем резерве остался Готарз с царской тысячей, готовый оказать помощь там, где она будет нужна или отразить вылазку изнуренных горожан, не давая им развернуться за воротами. Всего против 60 тысяч мочика строились только 16,5 тысяч горцев, кхшатров и эльпидцев. Вчетверо меньше. Но обученные правильному бою они должны были продержаться достаточно, чтобы конные тысячи успели обойти врага и нанести решающий удар...
XXII
После победы над Уанкако сила мочика была окончательно сломлена. Еще держались в осаде города, еще нападали исподтишка и из засад небольшие отряды, но армии, способной противостать врагу не было. В это время и появились в долинах мочика жрецы Пачакамака, проповедуя мир, безопасность и прекращение кровопролития всем, кто подчинится воле Неба и Пачакамака.
Получилось, что они первыми воспользовались победой Готарза. Мужчины правящей верхушки мочика, бывшие в первых рядах оказались почти полностью перебиты, так что некому было организовывать сопротивление, а вера в местных богов подорвана поражениями, от которых они не защитили, что и позволило Пачакамаку занять опустевшее место и продемонстрировать как силу так и благосклонность. Конечно, разрозненные очаги сопротивления еще оставались, но они были единичны, не объединены и были сокрушены поодиночке в течение года. Большое наступление дальше на север через пустыню на Сипан было пока невозможно, надо было переварить плоды победы, организовать управление покоренным краем, восстановить хозяйство, города, поставить в них гарнизоны, собрать припасы...
В это время к Готарзу пришло письмо от Писида - одного из састров Доракана, владыки долины Пиуры, где сообщалось о том, что город Сипан и все живущие севернее пустыни Тагуакмини ныне являются его вассалами, а значит под его защитой. Писид выражал надежду, что заключенный 10 лет назад мир не будет нарушен и впредь, и предлагал даже лично прибыть к царю Готарзу, изъявить ему свое почтение и договориться о спорных вопросах, буде они возникнут.
Готарз видел, как нелегко идет война, как приходится собирать последние резервы для ее продолжения, помнил он, как изменило течение Кахамаркской компании прибытие этих северян. Понимал он и то, что в новопокоренных землях легко может вспыхнуть восстание при известии о неудаче царя. Он колебался, взвешивая соотношение сил, когда прибыли гонцы из Дельфинополя от Георгия, призывающего внука вернуться. Это решало дело. Продолжать войну, лишившись таких заложников, гарантирующих мир на юге, лишившись пяти тысяч прекрасного войска, более того, оставить свои земли практически беззащитными перед этим войском было безумием.
Наконец уже год как служители Пачакамака проповедовали мир, а Готарз не хотел прослыть богопротивником.
К Писиду были посланы гонцы с согласием царя начать переговоры. Он прибыл в лагерь шаха на трех кораблях со своими двумя дочерьми. Это не было легкомыслием, но попыткой упрочить мир, на который он надеялся, брачным союзом со своим могущественным соседом, а заодно и поднять свой авторитет среди других састров Доракана.
Его планы более чем увенчались успехом. На второй его дочери Елене женился Андромах, решивший, что ему не повредит во первых лишняя династическая связь с Кхшатрой для предотвращения возможной войны, а во вторых контакт с Дораканом как для торговли так для давления в случае той же войны. А еще полюбилась Андромаху наперстница Елены, дальняя родственница соратника Писида Мадхи, которую он взял третьей женой. Родственные связи Готарза и Андромаха и их детей становились все более прочными и запутанными.
В конце года Андромах с женами и детьми а также с полутора тысячами гоплитов и полутысячей гиппатов двинулся домой. Около пятисот ветеранов решили остаться в Кхшатре, соблазненные высоким жалованием а также предлагаемыми перспективами, макрийцы предпочли вернуться к себе морем, остальные полегли в битвах с вдвое и втрое превосходящими силами мочика.
Андромаха сопровождал Готарз с тысячами пахлаванов, возвращающихся домой, к семьям. Но большая часть кхшатров осталась на новых землях, как это и было заведено в их народе. Здесь, на западных склонах Анд были прекрасные пастбища, на которых предстояло пастись теперь кхшатрийским табунам, стадам и отарам.