- Поэтому, Иван Петрович, поделится с вами своим методом вне этих условий это значит одновременно обречь вас на две беды это и конфликт с потерей репутации и дискредитацию самого метода. Поэтому когда я вам отказал в присутствии при работе с больным я так или иначе берег вас от того от чего сам когда-то пострадал. Вы будете далее возражать против рационального подхода?
От романтизма и идеализма молодого коллеги не сталось и следа, что было замечено Владиленом Михайловичем.
- Не расстраивайтесь, мы обсудили далеко не самые интересные для вас вещи, не выходящие за рамки допустимого в качестве лекционного курса на Организации здравоохранения в медицинском ВУЗе. И самое главное в ней нет ни грамма, мистики. Но повторяю самое интересное впереди.
- Как бы вы небыли правы, но это же цинизм! - не выдержал и эмоционально выплеснулся молодой доктор.
- Я бы назвал это расчетом, замечу совершенно незаменимым в сложных системах. Если не ошибаюсь то чем сложнее система тем более сложных и точных расчетов она требует. Таким, образом я не вижу тут места эмоциям, тем более что мы договорились с вами рассматривать проблему с исключительно рациональной точки зрения и сквозь критерий всеобщей полезности. Вот она душа любого дела. Чтобы вы наконец утвердились с выбором правильного мыслительного орудия рассмотрим кто же из нас с вами более полезен больному? И если уж вас так волнует тема иррационального сравнимся друг с другом сквозь призму душевности. Первое мы решим сегодня, второе оставим на следующую нашу встречу, хочу дать вам шанс не спеша найти верный ответ самостоятельно.
Владилен Михайлович, понимал что наверное он ведет себя жестко с неподготовленным человеком, но он не совсем верил в успех предприятия и явственно видел недалекое будущее, когда недавно рвавшийся к истине человек, и буквально вынудивший его открыться, будет избегать его и отводя стыдясь глаза, как от сумасшедшего, так стоило ли вступать в компромисс с жалостью, рискуя объективностью. Мир куда так стремился подмастерье, слишком занят проблемами чтобы вытирать слезы потерявшему связь с разумом молодому человеку, так зачем вводить его в заблуждение по поводу его интереса. Оторвавшись от своих размышлений он посмотрел, на молодого человека, увы но даже это мягкое вступление, раздавило его как каток, чего же следовало ждать прикоснись он к мистической стороне этой темы, и ему стало не по себе. "Чуда не произошло" подумал он, но тут же вспомнил "Нет, был голубь что спас казалось безнадежную ситуацию".
- Ну что Иван Петрович, к барьеру. Давайте решим кто же из нас с вами полезней для наших больных.
- Это риторический вопрос, я протестую! - нашел в себе силы сопротивляться уже кажется разочаровавшийся своим иррациональным в том к чему стремился Иван Петрович. - Вы опытнее меня, вы... - и он прервавшись на полуслове замолчал смирившись с правой коллеги.
- Тем не менее, мой "цинизм" не сделал меня менее полезным для больных, в то время как ваше горячее сердце, не спасло вас от опасных иллюзий относительно настоящего состояния медицинской области, и шаблонного поведения, не так ли? Кто же вам мешал, соответствовать хотя бы тем знаниям что вы получаете в ВУЗе? Или в клятве Гиппократа есть установка двигаться в своей работе как поезд по давно проложенным рельсам? Справедливости ради, замечу, вас это касается в значительно меньшей степени, так как вы хотя бы сделали попытку изменить этой де-факто установившейся в практической медицине традиции.
Вид ученика не давал ни малейшего оптимизма на удачу. Пора было заканчивать, а значит оставшегося наедине с самим собой ученика, начнет ломать. Душевная боль от конфликта услышанного с идеальной стороной его Супер-Эго, в которой намертво записано что Общество идеально и неустанно заботиться о человеке, и что человеку нельзя критично относится к Обществу. Она будет настолько сильна, что его мозг станет на рефлексе защищать свои устои и опору принципов пустив в ход тяжелую паранойю. И он начнет выискивать в нем Владилене Михайловиче проблемы и изъяны, инструмент надежный и при необходимости найдет горячую точку даже в куске льда.
Владилен Михайлович, встал и резкая боль пронзила ему ногу, "невралгия седалищного нерва, вот она цена сегодняшнего посредничества" подумал он и несмотря на сильную хромоту поторопился оставить больницу чтобы не видеть своего ученика, что на следующий день предав свой благой порыв будет прятать от него глаза и сторониться его Владилена Михайловича как прокаженного. Выйдя из больницы он совершенно обессиленный, хромая побрел к служебной машине. Был прекрасный солнечный сухой осенний день, синеватая застывшая в воздухе дымка неподвижным гелем наполняла собой пронизанное теплыми лучами солнца пространство. Пряный запах осени дурманил, заставляя забыв о работе присесть на скамейку и отдаться этим удивительным ощущениям, и не сводить глаз с неповторимого импрессионизма осени. Глянув на часы, он уступил осеннему искушению и выбрав тихий уголок в больничном скверике удобно расположился на давно не крашенной скамейке, почувствовав как его плащ цепляется за колючую чешую старой облупленной краски. Наслаждаясь природной картиной с которой гармонировала старая постройка терапевтического отделения он сам того не заметив задремал, быстро оказавшись во власти сна.
В нем он делал доклад по своей методике точно так как когда-то давно, только возраст на этот раз был его реальный, а в комиссии сидела Светлана Владимировна и Иван Петрович, они мило перешептывались и, кажется, посмеивались над его докладом. Чуть в стороне сидел с потухшими глазами безжизненный Наиль Рафаилович. Его вид пугал и вызывал сильную тревогу за доброго коллегу мешая сосредоточится на докладе. Сам он вдохновенно говорил о своих достижениях наполненный тем самым оптимизмом что позже будет вызывать у него приступы дурноты, но во сне этого не было, он снова был вдохновлен, хотя и помнил о том чем это все закончится. Так продолжалось совсем недолго, пока в зал не ворвалась та самая Валентина, в красном платье, и упав перед ним на спину не стала задирать свои ноги и когда она развела их его резко стошнило. На чем он проснулся и забыв про очарование осени, так похожей на физически увядающую женщину, что взамен наполняется необыкновенным содержанием и страстностью, поторопился к машине. Водитель тоже дремал, и проснувшись привычно спросил:
- Ну что Михалыч, тебя что отравили? Лица на тебе нет. Тебе бы домой, и хорошо отлежаться...
- Спасибо, Коля, обязательно воспользуюсь твоим советом, а пока давай ка в родные пенаты, у меня там еще дела есть. А выспаться мне точно не помешает, ты верно заметил.
И пропахший бензином трудяга уазик дребезжа дверью, понес доктора сквозь прекрасную осень к новым делам.
4.32.13. Ломка
Попрощавшись с Владиленом Михайловичем, Иван Петрович, неподвижно сидел откинувшись на спинку стула и упершись в стол левой рукой, правая безвольно висела, пока ее хозяин, балансируя на задних ножках стула, пассивно наблюдал за потоком неконтроллируемых им мыслей. Изредка отмечая, что они практически не касаются того разговора что только что случился у него с токсикологом. Эта мутная сель, недавних и давно ушедших в прошлое событий, грязным потоком неслась через его сознание, не давала ему прийти в себя и собравшись оценить то что с ним только что произошло. В этом состоянии он сам себе напоминал холодец. Вырвала его из этого состояния Светлана Владимировна.
- Ну как коллега, пообщались с Владиленом Михайловичем? - не без ноток злой иронии поинтересовалась она заклятым врагом.
На что Иван Петрович лишь отрешенно кивнул головой, и вспомнив что у него много дел в отделении, встал и изображая глубокую задумчивость чтобы не сорваться на опасную коллегу пошел проведать больных. Так в делах прошел остаток рабочего дня, они же помогли ему забыться от не радующих его открытий.
Вот уже вечер и он собравшись покидает больницу. Избавившись от дел голова стала наполняться сначала обрывками, а потом и целыми темами из его недавнего общения с токсикологом. Но на этот раз только мыслями не ограничилось вместе сними его стало ломать, причем настолько что пару раз его перетрясло от настоящего озноба. "Не хватало еще на больничный уйти посреди недели" заметил он про себя. Вспомнив что ему еще предстояла не одна намеченная встреча с Владиленом Михайловичем и его "уважительное" отсутствие по болезни могло быть воспринято им как малодушный побег, а ему не хотелось сдаваться. Тем более что несмотря на неожиданный ход развития темы, он был удовлетворен содержательной стороной услышанного, хорошо помня принцип, что правда хороша даже очень горькой. Постепенно вместе с ломкой среди потока мыслей появился и "Голос", на этот раз он вел себя значительно скромнее, не проявляя той прежней неуважительности к Владилену Михайловичу.
- Ну как тебе посвящение? - на этот раз было заметно что это был мужской голос.
- Нормально. - почти отмахнулся от голоса Иван.
Что не осталось незамеченным для "Голоса", и он временно замолк, но легче Ивану от этого не стало. Слабость и озноб вестниками начала болезни прибирали его тело к рукам. Чуть помолчав, голос снова вернулся.
- Нужно признать, рассуждать он умеет. Только безнадежно как у него все и уж больно сложно прямо "горе от ума" какое-то. - "Голос" явно чего-то хотел от Ивана, но не решался об этом прямо заявить и неуверенно готовил почву, что не очень вязалось с его определившейся мужской половой фактурой.
- Что нужно, говори прямо? - прижал к стенке не изменяя своей манере "Голос" Иван.
- Да, я хочу сказать, что не стоит вокруг простых вещей разводить столько мысли, тем более что он сам себе же противоречит.
- В чем? - озадачился Иван.
- Ну вот например, он заявляет что доктор должен думать прежде всего о здоровье больного, а у же потом о всем остальном. А сам то этого принципа не придерживается, посмотри какую политику развел вокруг всего этого: "не заслуживают", "справедливость", "система" в общем цинизм и им же осуждаемая игра слов.
Нужно признать, в этом с "Голосом" было трудно не согласится, и как он этого сразу не заметил, того что Владилен Михайлович грубо себе противоречил. - Изумился Иван и тут же получил реплику "Голоса" оказавшегося в курсе его неозвученных мыслей.
- Все от того что он много говорил, за большим числом слов трудно заметить даже очевидные ошибки.
И тут "Голос" был прав слов было много, на столько он и не рассчитывал, и все вокруг того что его интересовало, и тут же открылся поток сомнения. Зацепившись за противоречие в принципах с поведением Владилена Михайловича, "Голос" стал развенчивать все им сказанное, хотя логики в его рассуждениях было не много, но трещина недоверия созданная им становилась все шире и шире подрывая эмоциями рациональное отношение к токсикологу. И физическая ломка дополнилась психологической, что горячими волнами стыда била в лицо и грудь заставляя переживать свою наивность и уязвимость перед опытным оппонентом. Что всегда особенно сильно задевало честолюбивого Ивана.
С этими мыслями он оказался возле своего дома, и первое что бросилось ему в глаза когда он зашел в подъезд была стопка книг аккуратно и гуманно кем-то выставленная из дома, в коридор. Почему-то, не колеблясь Иван Петрович прихватил подкидышей, словно бы это была его почта, и чуть было не уронил их у двери в квартиру когда отпирал дверь. Оказавшись дома он краем глаза рассмотрел на корешке книги "Вересаев", книга была не новая и инициалы не уцелели, но фамилия эта ему была хорошо знакома, и принадлежала она доктору и писателю одновременно. Далее любопытство не позволило ему снять ни плаща, ни обуви, следом за Вересаевым он обнаружил Булгаковскую "Мастер и Маргарита" и она тоже была написана доктором. "Просто наваждение какое-то да еще с мистикой" подумал он про себя. "Голос" умолк словно бы встав в сторону с опаской поглядывая на эту опасную для него находку. Третьей книгой оказались Чеховские рассказы, а над ними лежал DVD "Яды, или всемирная история отравлений" Карена Шахназарова на котором его обдало холодком по спине и в голове появилась ясность, а здоровье резко пошло на поправку.
- Ты где? - с улыбкой прозрения, окликнул он исчезнувший голос.
Но в ответ ничего не услышал, хотя именно сейчас ему хотелось с ним побеседовать, и задать множество вопросов. Так как раньше такого странного "Голоса" он у себя в голове не замечал то его появление, первым делом насторожило доктора, возможным началом его психического заболевания. Тем более что "Голос" очень напоминал псевдогаллюцинации свойственные для шизофрении. Но сейчас страх перед болезнью ушел вместе с властью над ним "Голоса" и даже напротив, он чувствовал как уже "Голос" стал опасаться диалога с ним. Тут же приятно холодноватым прозрением еще больше остудившим его мысли стала догадка, а не связан ли "Голос" с теми предостережениями которые высказывал ему опытный доктор. Уж очень странным, кажется, приход к нему этого "сумасшествия" приуроченный к его общению с Владиленом Михайловичем.
Стоя в прихожей в плаще и туфлях он закрыв глаза стал всматриваться в глубину себя самого с желанием найти того кто только что говорил с ним. Но его окружала непроглядная тьма астрала и он неумел с ней справится. Не в силах увидеть, он мысленно протянул руку пытаясь нащупать владельца "Голоса", но и в этом его ждало разочарование, темнота оказалась пустой и неизвестно на какое расстояние простиралась в то что он слышал называют астралом. Уже отчаявшись, кого либо найти, он вдруг почувствовал рядом с собой присутствие "Голоса" и повернулся в его сторону им почему-то оказался силуэт перепуганной девочки в ночной рубашке лет четырнадцати. Успев увидеть лишь ее очертания как острый беспричинный страх заставил его открыть глаза. Он стоял у себя в прихожей залитой теплым светом галогенных ламп, у него было прекрасное настроение, и он радовался жизни.
Примерно в это же время в другой части города Владилен Михайлович, ковыляя от не ослабевшей с тех пор болезненной хромоты, приближался к дому, ему хотелось лишь одного побыстрее оказаться дома и заняться интересными ему делами, которые у него ни когда не переводились. Уже давно он не выбирал между ними, а отказывался от чего-то в пользу того что он считал более важным.
Об утреннем разговоре с Иваном Петровичем вспоминать ему не хотелось, словно речь шла о чем-то постыдном и неприятном, как будто бы он совершил что-то что заставляло мучиться совестью. Разумом он понимал, что эти переживания всего лишь навязчивая иллюзия и что на самом деле ничего такого он не делал за что можно было бы себя винить, и что сейчас ему просто мстят не в силах получить от него мгновенный отпор. Такое было уже не в первой в его жизни, и каждый раз разбитость, и тупое подавленное бесчувствие с желанием застыть и не двигаться тупо глядя в одну точку приходили к нему после выполненного им задания. Но и это не помогало, лишь отнимая время из его жизни.
Оказывая помощь тем кто свел его с этим неглупым и свободным в душе подмастерьем, он давно привык, поступать по разуму, оставляя своим чувствам выбирать лишь в самом главном, и его Куратор не были против этого. Он только не мог доверить мысли самое главное, потому что он был человеком, а мысль сама по себе всегда превращалась в болезненно разъедающий и опустошающий душу цинизм. Поступать только по чувствам не призывая на помощь свою мысль он считал преступным, так как они всегда оказывалась в чьих-то дураках. Каждый раз к новой задаче Куратора он педантично нащупывал полезный компромисс между своими чувствами и мыслью, находя уникальную рецептуру для ее выполнения. В такие моменты он чувствовал себя поваром что должен был удовлетворить чьему-то исключительно придирчивому вкусу. И всегда за сделанное он расплачивался физической мукой и подавленностью. Но и это было решаемо, ему нужно было лишь оказаться дома как эти невидимые липкие щупальца отпускали его прячась в привычную им темноту.
Смеркалось, он отпер входную дверь в коридор и шумевший своими канатами лифт не спеша поднял его к квартире. На лестнице лежал букет из трех белых лилий аккуратно упакованных в целлофан, между листами которого лежала открытка с изображением ангелков. Владилен Михайлович, не удержавшись от любопытства достал открытку и открыл ее "С днем рождения, Ангелина, и спасибо тебе за то что ты есть! Всегда с тобой в душе, твой Иван! Всего наилучшего!". Ангелина была его юная соседка милая вежливая девушка, а букет видимо оставил отвергнутый ею недавно парень, с которым у нее периодически не ладились отношения. Бережно вернув открытку на место, он заметил как подавленность и боль оставили его и на их место вернулись силы и интерес побыстрее заняться тем что неизменно волновало его почти всю его жизнь.
4.32.14. Посвящение
Есть препятствия, которые невозможно обойти, их можно только преодолеть.
Наказывая, не накажи самого себя.
Иван Петрович, ждал коллегу, и опасался что весь тот кошмар подавленности и сумрака вернется к ним и в эту встречу, но особенно он боялся того "Голоса" в первый их разговор.
Вот открылась дверь отделения, и спустя пол минуты в ординаторскую не хромая зашел Владилен Михайлович, он был собран и чуть напряжен. Они поздоровались, и не касаясь вчерашней темы отправились к Песочному. Тот был еще слаб, но без страшных неврологических нарушений что обычно оставлял после себя этот коварный яд. Задав обычные вопросы больному, померив давление и посмотрев заключения окулиста и невропатолога они облегченно отправились в ординаторскую. Что однако не уменьшило напряжения Владилена Михайловича, даже Ивану Петровичу было заметно как нелегко было ему вернуться к начатой в прошлую встречу теме. Тем не менее, от нее их больше ничто не отделяло и он начал:
- Ну как коллега вы готовы продолжить наш с вами разговор? - негромко, с усталой, но доброжелательной улыбкой обратился Владилен Михайлович к Ивану.
- Я готов, хотя не скрою вчера я был точно не в себе, да и после того тяжело было.
По тому как у коллеги интересом светились глаза Владилен Михайлович понял, что на этот раз не обошлось без интересных событий. Но торопиться не стал, боясь спутать разговор и забыть о чем нибудь важном.
- Тем не менее вы в неплохой форме, чему я рад, и не скрою с опасением ожидал другого. - наклонившись влево на подлокотник расположено и не спеша начал токсиколог диалог. - Перед тем как мы продолжим обсуждение, я бы хотел узнать о тех событиях что произошли после нашей последней встречи. И если ко мне есть вопросы, не стесняйтесь?
- Да я все о том же, эта тяжесть и сумрак в голове, думать невозможно... Причем такого у себя не припомню. - не без удивления перемешанного с робостью спросил Иван.
- На самом деле это далеко не все что вы испытывали тогда, неправда ли? - проницательно поправил Владилен Михайлович коллегу.
- Да, много чего было, но мне трудно сейчас все вспомнить. Все перемешалось в голове и в ощущениях.
- Это от неопытности. Вы забыли про неприятные ощущения в левом плече и груди, и если бы только это!?
- Так вы объясните что это было? - поторопил Иван своего эксперта.
- На вас давили! И вам придется к этому привыкнуть, любое табу охраняется страшными псами, один из них вгрызается тебе в мозги, второй в сердце. - мрачно пошутил неузнаваемый сегодня Владилен Михайлович. - лично меня в прошлый раз укусили за ногу. - и он посмотрел на бедро.
- Вы писать не пробовали? - "ущипнул" ученик своего учителя в надежде услышать от него ответ по существу на понятном им обоим медицинском языке.
- Вы думаете это полезней того чем мы с вами занимаемся профессионально? - не торопился он переходить на деловой диалог. - Ну, хорошо, если хотите то это была сверхсильная подсознательная тревога и в результате удар в наше самое слабое место - сердце с блокировкой произвольного внимания и волевых процессов. В общем закономерная реакция подсознания на вторжение в его пределы!
- Хорошо, я понял. Но почему оно так избегает нашего вторжения?
- Сложный вопрос, как бы объяснить попроще... Это наша многоуровневая система защиты, когда большинство из ее механизмов скрыты от сознания чтобы освободить его для решения нетривиальных задач и обеспечить безопасное общение с небезопасными братьями и сестрами по разуму. В общем, очень активный черный ящик, не предполагающий доступа к нему из сознания. Но и это лишь первый рубеж, лояльный к нашим персональным интересам. Есть и другие где все на порядки или сильнее, или сложнее. И только представьте себе весь этот мир против нашего сознательного участия в их делах. За нарушение этого табу бьют как я уже сказал не по рукам, а по сердцу и мозгам.
- Хорошо, а мы коснемся этих аспектов подробнее?
- Безусловно, это судя по всему уже моя обязанность.
- Кстати, вы не ответили на мой вопрос насчет писательства? - пошел на пикировку Иван.
- Пробовал, скучное занятие, не пониманию и как Михаил Афанасьевич, променял телесный кладезь тайн на игру фантазии. Хотя что это я..., сам им зачитывался. А попробовав писать понял что читать интереснее чем писать. - при этом Владилен Михайлович, что-то высматривал на полу, что не делало его убедительным в глазах Ивана.
- А почитать не дадите? - неосторожно нарушил он дистанцию.
- Нет, мне не понравилось и вам не стоит.
- А вам не, кажется, что вы просто себя не слышите и в чужом восприятии ваше творчество зазвучит иначе?
- Может быть вы и правы, но я предпочту не рисковать! - и он интонацией дал понять что тема его литературных опытов закрыта. - Все равно из меня не выйдет ни Чехова, ни Булгакова, а писать хуже них так и смысла не имеет. Я токсиколог и мне ближе телесная документалистика, ну разве что в документальном варианте что-то типа "Яды, или Всемирная история отравлений"? - и он довольной улыбкой закрыл дискомфортную для него тему, увидев на лице Ивана неподдельное изумление.
- Что с вами, коллега, вы забыли дома включенный утюг?
- Нет, просто вчера возвращаясь с работы, я обнаружил в коридоре дома три книги, и один фильм догадайтесь какие? - пребывая в состоянии легкого шока вернул он эксперта к теме литературы.
- Неужели, среди них были Булгаков и Чехов? - при этом Иван, не заметил у собеседника какого бы то ни было заметного удивления, списав это на его недоверие.
- Удивительно, но именно книги этих авторов, как и упомянутый вами фильм я нашел среди них был еще Вересаев. - что отразилось в лице коллеги легким удивлением, он скрывая озабоченность опустил взгляд и его настроение стало меняться.
- Уж не думаете ли вы что я узнал ваш адрес и разыграл вас? - уже наполовину серьезно спросил он Ивана.
- Знаете, наверное это перовое что мне бы пришло в голову, но только не в отношении вас.