Дровосек шагал по сырой чащобе, поглубже надвинув шляпу на глаза. Весна преобразила лесную глушь: и гадюки шипели веселее, и волки выли задорней, и даже гиблая трясина урчала не так мрачно. Ну, по крайней мере, не чавкала.
Но лесоруб не замечал ни шипа, ни воя, ни урчания. Во-первых, с детства привык к этим звукам, во-вторых, слишком глубоко надвинул шляпу, а третьей и главной причиной были не очень веселые думы. Что ж, человек имеет право печалиться даже весной - это, да еще шляпа с топором, и отличает его от остального леса.
- Привет, Стаерос, - обратился дровосек к тощей, иссохшей осине, - как жизнь растительная?
И лениво взмахнул топориком.
Осина было дряхлой, слишком старой даже для дерева. Соки под изъеденной корой еле текли - и тем страшней было умирать. Но дровосек отлично знал, чьи это соки и откуда они перекачаны.
- Не надо, дружище, не надо, - закряхтел Стаерос, - ты помнишь, я всегда тебе пригождался. Что на этот раз? Имена, берлоги, гнезда?
Дровосек наклонился к дуплу и прошептал из-под шляпы.
- Скажи, Стаерос, не бывало ли в эти дни каких-нибудь... м-м... событий?
- Случалось. На березе, в двух милях от озера, нашли обезвоженную русалку. Объявился волк-оборотень, превращается в зайца. В болоте утонула огромная карета с дюжиной пассажиров; уже пишут сказку. Говорящий медведь...
- Слышал, - оборвал лесоруб осину, - я говорю о необычных событиях.
Стаерос прошептал еле слышно, дрожа, как собственный лист:
- У нас новый лесник.
- Поня-ятно. Теперь мне многое понятно, - промолвил дровосек, посуровев, - а где же Старый Пеньсон? Нет, не говори, я догадаюсь... залез слишком высоко на сосну?
Осина не отвечала. У деревьев молчание - верный признак согласия.
- Где найти нового лесника?
- Иди на запах жареной картошки...
Домик лесника не просто поражал - он нокаутировал. Несчастные глаза метались, не зная на чем отдохнуть: на длинных бревнышках из картофеля, на хлебной, хорошо прожаренной черепице или на жареных говяжьих досках? Все это великолепие издавало фантастические ароматы, способные утопить в слюне дюжину самых сытых обжор. Даже дровосек, не терпевший, как он говорил, "пищеложества", еле оторвал взгляд от лакомого жилища. Вместе со взглядом оторвался и солидный кусок огуречного карниза, но до зубов так и не долетел - за спиной дровосека послышались шаги.
- Нравитсся?
Дровосек обернулся. Хозяин домика оказался довольно странной сволочью. Не было в нем ни мрачного злорадства, ни слащавого добродушия. Саркастической ухмылки или безумного огонька в глазах тоже не наблюдалось. Никаких откровенных уродств, если не считать уродством короткие рыжие волосы и нос закатно-розового оттенка. Дорогой, но без изысков камзол также не вызывал подозрений.
Разве что полосатые чулки... Дровосеку они не понравились сразу.
- Симпатично, - сухо ответил он, - а что это за дужки вон там, на крыше?
- Это буква "М". Первая буква фамилии, - пояснил рыжеволосый, - меня зовут Мисстер.
- Мистер Мистер? - переспросил дровосек, не скрывая улыбки.
- Мисстер. Сс двумя "эсс". Ксстати, что сс вашим лицом?
Лесоруб стянул шляпу... да, с довольно страшноватой головы. На прекрасного принца он был явно не похож - разве что на Финиста Ясного Сокола, который, по слухам, любил ударяться оземь. И, наверное, тоже страдал от ужасных лиловых синяков величиной с беличью голову.
- Споткнулся, - тихо ответил лесоруб.
- Ссочувсствую.
- Десять молодчиков с пилами - их так легко не заметить, особенно ночью...
Лицо Мисстера оставалось непроглядным, как пресловутый тихий омут, в котором даже черти - и те вымерли. Неясно лишь, отчего: со скуки или со страху?
- Вот, приложите, - и лесник отколупнул от нарядного крыльца порцию мороженого, - так где, говорите, вы сспоткнулись?
- У дуба. То есть, у Дуба. Огромный такой, древний великан. Король леса!
- Так ссрубите этот дуб - и дело сс концом! - посоветовал Мисстер, - тогда и сспотыкатьсся сстанет негде.
- Сруби-ить?! - вскричал лесоруб голосом оскорбленного фанатика. С него мигом слетело все его наигранное спокойствие вместе с изрядным куском пломбира. Он затараторил, усердно и яростно, словно хотел перепилить собеседника на маленькие и согласные бревнышки.
- Чудо природы, феномен! Памятник истории! Под ним деды и прадеды сидели! Он Артура помнит, Древний Рим, викингов! Сам Алан Гаубитс про этот дуб писал: "Стоит он, опоясан желтой цепью, и мудрая пантера по цепи при свете дня и блеске звезд гуляет..."
- "И с песнею ступает на закат, и на восход с легендою ступает!" - неожиданно глубоким и проникновенным голосом подхватил Мисстер. И тут же сухо и равнодушно добавил:
- Тем более ссрубите. Зачем вам эта мудрая пантера? Еще загрызет ненароком. Вот госсподин Пеньссон не уберегсся - и где он теперь?
- А правда, где?
- В одном из подоконников, - ответил Мисстер, кивнув на ароматный домик, - так как нассчет дуба?
Лесоруб задумался. С одной стороны, дерево редкое и древнее. Но с другой - подоконник. Да, дровосек всегда мечтал пожертвовать жизнью ради природы, но не своей же, в самом деле?
- Боюсь, у меня рука не поднимется, - сказал дровосек, стараясь вздыхать как можно печальней.
- Ну, ессли проблема иссключительно в руке...
Внезапно лесник стал зеленым, а его волосы, почернев, отросли до плеч. Дровосек не выдержал и расхохотался - до того нелепо выглядела эта двуногая жаба в чулках.
Дровосек расхохотался еще сильнее. Держась за живот, он рухнул на обильно просоленную землю и остался лежать - потому что вставать не мог, да и не хотел, да и зачем вставать с этой чудесной, восхитительной лиловой травы...
А потом ему приснился говорящий медведь.
- Бр'cс ж'выт'нн, - пробормотал дровосек. Говорить было тяжело, между головой и губами пролегла не одна сотня миль. Что до языка, то он обретался где-то на другом конце вселенной.
- Ну вот, он просснулся, - сказало оранжевое пятно голосом Мисстера. - уже неплохо.
- Конечно, ведь я учел все ошибки предыдущего опыта, - ответила серая клякса, - кстати, а что делать с отходами? Опять в подоконник?
- Так и быть, осставим ему на память. Он засслужил.
Ноющая боль напомнила дровосеку о существовании головы. Сосредоточившись, он начал ждать, пока заболят остальные органы - а лесоруб очень надеялся, что они все-таки есть.
- Одного я не пойму, - заявила между тем клякса, - почему вы просто не отыскали другого кандидата? Неужели вокруг так мало субъектов, способных рубить и колоть?
- О, таких предосстаточно! - ответило пятно, - но не каждого примет лесс.
- Предрассудки!
- Передразниваешь?
- Что вы, ссэр! То есть сэр. Извиняюсь. Так что с нашим пациентом?
- Я уже ссказал, лесс любит его. К тому же он на редкоссть чесстен.
- Бедняга...
- Ссогласен. Дай ему еще пломбира, пуссть посспит.
И пятна с кляксами исчезли, утонув в пушистой белой крупе.
Он был и вправду огромен. Он походил на высоченную скалу, овладевшую фотосинтезом. Именно таким мечтал стать каждый желудь, когда вырастет.
Из боков исполина, словно круглые ступени, высовывались грибы-паразиты, каждый размером с крышку котла. Видимо, их и имел в виду Алан Гаубитс, говоря о "желтой цепи" - ведь по такой лестнице действительно могли подняться и пантера, и лев, и даже буйвол.
- Раньше верили, что в каждом дереве обитает богиня, дриада - промолвил дровосек, вглядываясь в необъятную, как туман, дубовую крону, - а тут, должно быть, здоровенная тетка живет.
- Ничего, отобьешьсся, - Мисстер постучал по сверкающему локтю, - сс такой-то ручкой. Присступай.
- Интересно, а кто живет там, на самом верху, на последних ветвях? - продолжал дровосек, - ангелы? Драконы? А может, его вершина тянется до луны, и любопытные лунные люди спускаются вниз, чтобы посмотреть...
- Ты обязан.
Дровосек вздохнул. Да, он подписал. Да, он обещал подчиняться леснику. Да, он был молод и не знал, что лесником может стать даже отставной палач, уволенный за излишнюю жестокость.
"Страшная вещь - бумаги", - подумал дровосек. - "Не зря Стаерос с дружками называют их нежитью".
- Сссмелей, - подбодрил его лесник.
И старый дуб затрещал.
Лесоруб не ожидал, что все получится так легко. Топор деловито клевал кору, железная рука летала, не зная устали - стоило лишь подумать. Замах - удар, замах - удар, стук, стук, стук... Дровосеку оставалось только шагать, равнодушно глядя на чужую - да, конечно, чужую! - работу.
Он не слышал, как Мисстер, пожав железную ладонь, промолвил:
- Я знал, что ты чесстный человек.
Он не слышал аплодисментов лесника.
Он не слышал, как звякали, падая на металл, золотые монеты.
Вот грохот упавшего дуба - еще как!
Железные уши отковали в тот же вечер.
Заодно разобрались и с ногами, которые никак не хотели идти в кузницу.
- Плоть слаба, - изрекал кузнец, смахивая со лба красные капли, - а вот феррум - силен, весьма силен!
- Лично мне нравитсся древессина, оссобенно дорогая, - говорил в ответ лесник, поглаживая только что отпиленный сучок.
Дровосек молчал. Ему снилась большая, мускулистая дриада с лицом Пеньсона. Великанша бегала по цепи взад-вперед и стенала: "Ты же чесстный человек!" Но когда дровосек возмущался, требуя положенных песен и легенд, дриаду сменял давешний медведь и начинался сущий кошмар.
Чащоба недоумевала. Что-то странное шагало по ее тропкам: знакомое и незнакомое одновременно. Чаща узнавала бледный цвет его кожи и черноту волос, ровное дыхание и глухой стук сердца, сотню особенных запахов, неиспорченных мылом и шампунем - но вот блеск, лязг и запах масла немного сбивали с толку.
- Эй, вы куда? - восклицал дровосек, глядя, как пустеет лес при его появлении.
- Я знаю, что вы неподалеку! У меня теперь новые уши, слышат каждый шорох! Хотите посмотреть?
Но звери почему-то не спешили выйти из-за кустов, чтобы поглазеть на два тонких блинчика, торчавших за щеками у дровосека. И даже дребезжащие ходули, которые тот назвал "быстрыми ножками", никого не привлекли. Хотя они на самом деле были очень резвыми, это точно. Заяц поверил в их быстроту, когда его догнали, схватили и допросили.
Несчастный барабанил лапками и щебетал на своем диалекте: "Двуног - не страх, серый блеск - не страх, страх - вместе! Дуб, дуб..." Дровосек мрачно кивал, сжимая заячьи уши левой рукой - слабой, но родной.
К Стаеросу пришлось подкрадываться из-за кустов, прикрывая голову кленовыми ветками.
- Привет, гнилушка!
- А, термит твою колоду!! - осина едва не подскочила на месте, - опять ты? Прячешься от нового дровосека?
- Что-что?
- Ну, от того, который завалил нашего аксакала.
- Кого, прости?
- Ну, этого старого маразматика в пять обхватов. Шуму было! Говорят, новый дровосек - настоящее чудовище! У него стальная клешня, уши-колеса, а вместо ног - три оловянных столба!
- Каких? - опешил лесоруб.
- Оловянных, - повторил Стаерос, - ты что, оглох? Или уши прогнили? Сходи к кузнецу, пусть откует тебе новые.
И рассмеялся скрипуче.
Мисстер, раскинув руки, лежал на куче разномастных бревен и пытался плавать. Он подкидывал вверх маленькие сучки, ловил их, погружался в дрова и выныривал обратно. Мисстер любил дерево, поэтому никогда не жил в деревянном доме - а может, и наоборот. В любом случае, нравились ему только мертвецы.
- Я же проссил не входить, когда я купаюссь! - крикнул Мисстер.
- Простите, я по делу... - раздался неуверенный голос дровосека, - я хочу уволиться.
- Почему? - изумился лесник, - ты недоволен зарплатой? Усстал? Хочешь, я дам тебе отпусск, дней так на ссорок - ссъездишь к морю, развеешьсся...
Дровосек вздрогнул, представив себе мерзкие пятна ржавчины. Нет, на море - ни ногой.
- Я лесоруб, Мисстер, я привык валить деревья - но не рощи. И не так часто. Знаете, как говорят охотники и доктора: не убивай больше, чем сможешь съесть...
- Я сслышал, у бедняги Пеньссона тоже был неплохой аппетит, - заметил Мисстер.
"Зато он не играл с едой", - со злостью подумал дровосек. - "И не носил полосатых чулков." Но вместо этого промямлил:
- Пеньки эти бедные, скошенные, так перед глазами и стоят, как подумаю, что наделал - сердце разрывается...
- Ссердце, говоришь? - задумчиво спросил лесник, - и глаза?
Дровосек больше не разговаривал с осинами и зайцами. И вообще редко выходил в лес - только за новой партией каких-нибудь особо ценных дров, вроде смешливой ивы или погуляй-дерева. Он поселился у лесника, стал кормиться в его доме, точнее, его домом; с новым желудком это было просто. А новая печень позволяла пить с кузнецом на равных.
После третьей баклаги дровосека тянуло на песни.
- И мудрая патера поципи-и-и! - подпевал кузнец.
Потом дровосек плакал, хотя без слез и рыданий получалось довольно нелепо.
- Ну не перживай, не перживай, - утешал его собутыльник, - думашь, один ткой ищастный? Эт ты в городах не бвал, там оргаики с огнем не отышшь. С виду, кэшно, обычные люди: в городе куз-цы хрошие. Но под кожей - феррум. Точно грю.
- Верум, - мрачно повторял дровосек, ударяя головой о стол.
Один раз даже попросил кузнеца:
- Друг, сделай мне жлезные мозги!
Кузнец едва не протрезвел от удивления.
- Мозг я не умею, - смутился он, - очень сложно.
- А кто умеет?
- А никто. Каждый сам свои мозги железными делает. Ты подожди года два...
Дровосек задумался.
- А есси простые? Сасем-сасем.
- Как в часах? Элементарно! Одним пальцем соберу! - похвастался кузнец, выливая в себя целый жбан "ядовухи".
Утром он проснулся в дупле.
- Да, друг, ты прав, в городе я не бывал. Но ведь ты тоже не был в лесу, правда? В настоящем, дремучем, черном лесу вроде этого. Правда, он красивый? Давай полюбуемся вместе. Вон в зарослях сверкают чьи-то красные глазки - это пятнистая крысь, очень милый зверек, быстро бегает, высоко прыгает и очень любит пальцы. Там, на пеньке, мы видим качковую змею, у нее удивительный яд! От этого яда разбухает тело и выпадают глаза. А чуть поодаль, в тени вяза зубастого притаился озорник-леший. Скоро осень, и он ищет человечью кожу, чтобы утеплить берлогу. Чу! Истошные вопли, крики, хруст костей! Это вышла на охоту стайка упырей. А вот...
- Хватит! Умоляю, хватит!
- А вот я, - произнес дровосек, спрятав лучезарную улыбку, - тот, кого все еще принимает лес и кто может вывести тебя из чащи. Ну как, будем работать? Мороженое я захватил.
Лесник был в приподнятом настоении, на это указывали чулки в ярко-лиловую полоску и только они - казалось, Мисстер болел, когда в школе проходили улыбку. Причем не выздоровел до сих пор.
- Добрый вечер, дровоссек, - сказал он, входя в сырную прихожую, - вижу, ты поменял черепные коссти.
- Да! - гордо воскликнул лесоруб, - очень удобно!
И он громко постучал по железной макушке.
- По ссвоей инициативе, - одобрил лесник, - расстешь. Знаешь, ссегодня я тоже решил кое-что поменять. Поссмотри на этот лесс, - он указал на окно, - уродлив, темен... опассен, в конце концов. Волки, лешие, змеи...
- Да-да, - кивнул дровосек, - я как раз сегодня думал об этом.
- Не лучше ли будет ссрубить эту бессполезную пороссль и посстроить на этом мессте...
- Дорогу.
- Верно, широкую, мощеную дорогу прямо до... А откуда ты знаешь?
Дровосек встал с кресла булочки, вальяжно взмахнув топором.
- Главный приз-з-знак без-з-зумия, - произнесли они хором, - его открыл еще доктор Фрюнг. Можешь скрывать, можешь подавлять, но рано или поздно тебе захочется что-нибудь сломать и построить дорогу. Психология!
- Вот как? - лесник даже не пошевелился, - придетсся отрезать твой... твою...
Дровосек развел руками, изобразив на железном лице искреннее сожаление.
- Нечего резать, нечего, - и топор снова взлетел, - теперь очередь ваша.
Мисстер отступил на шажок.
- Ты чесстный человек, - вспомнил он волшебную фразу, - ты обещал сслужить лессникам.
- А вы не путаете? - спросил дровосек, - по-моему, тот парень был из мяса и костей.
- Ты помнишь, кто был ссвидетелем договора?
Лесоруб покосился на окно. Да, чащоба не совесть, ее обмануть сложнее.
- Прочь! Именем лесса - прочь! - возопил Мисстер, уворачиваясь от наточенной стали.
- Слушаюсь! - и новенькая макушка распахнулась, выплюнув что-то розовое и мокрое.
Лесник, увидев этот фокус, сделал примерно то же.
- Мозги... - прошептал он, глядя на безвинно погибший ковер, - гадоссть...
Потом поднял голову.
Перед ним стоял дровосек. Высокий, блестящий, с крепкими руками и ногами, не говоря уже о зубах. Сильный, быстрый. Безмозглый. А главное - ничего не обещавший.
"Кузнец был прав", - подумал Мисстер. - "Плоть сссслаба".
Когда от лесника осталась только лужа, разбитое стекло и затихающий визг, в прихожую вошел человек. Его ноги заплетались, голова клонилась набок, и вообще он чем-то напоминал дешевую куклу - наверное, тем, что был плохо сшит - но лицо... такое сияющее лицо можно увидеть только в рекламе маргарина, да и то не каждого. Казалось, этот человек разделался со всеми долгами, вплоть до первородного греха.
- Поймал, - улыбнулся он, ощупывая голову.
И тут, будто вспомнив о чем-то, озабоченно огляделся.
- А где...
Человек проковылял к окну, высунулся, глядя на траву перед домом и темнеющий лес за оградой. В ограде зияла дыра - слишком большая для щуплого Мисстера.
- Он же так и не собрал... - пробормотал человек, едва не теряя плохо пришитую челюсть от удивления, - железные мозги.
В чаще кто-то завопил - не то лесник, не то говорящий медведь.
Весна преобразила лесную глушь: гадюки шипят веселее, волки воют задорней, и гиблая трясина не так громко урчит. Из-под серого снега появляются самые разные предметы - к примеру, длинная железка, похожая на чью-то руку, или кусок материи в лиловую полоску. А главное, по всему лесу пышно расцветают слухи.
- Больше чудовище никто не видел, - рассказывал Стаерос, понизив голос, - но говорят, что в темные и безлунные ночи в глубине дремучего леса из черного, как бездна, дупла доносится зловещий шепот: "Друг! Вернись! Я сделал их... сделал..."