Одни говорили: будь милосерден, прощай, подставляй вторую щеку и не проходи мимо нуждающегося. Иные не умолкали: наплюй, ты один, ты никому ничего не должен, спасение утопающих дело самих...
Теперь я не узнаю, кто из них был прав. Теперь, когда вся Евразия и пол-Африки утонули во тьме. А может, и весь мир.
Последняя радиопередача, которую я поймал, была из Северной Америки. Говорили, что из Атлантического океана выходит пятый бог. Так их прозвала пресса. "Забытые боги". Так что их точно не меньше пяти.
Кто-то пытался палить по ним ракетами, Китай даже атомную бомбу сбросил. Никакие бомбы... Может, пресса была права? Я видел, как у берегов Исландии истребители и корабли высаживали весь свой боезапас в пятидесятиметровую сгорбленную косматую фигуру. Темное небо, вспышки взрывов, мельтешащие вертолеты и эти сияющие глаза в грязной густой шерсти.
Там, где они прошли, небо заволокло тучами. Они забрали у нас солнце и звезды. Принесли ростки иного мира, под которыми матушка-Земля сдала. Чьи они боги? И где наш? "Сейчас бы он был не лишним. Совсем не лишним", - думает большинство. Но не я.
Серая укрытая шипами трава застилает обочину дороги. Большая часть деревьев, что попадались на моем пути, уже мертва - их сухие ветви трещат под натиском чужих уродливых джунглей.
В первое время армия пыталась сдержать распространение "инфекции", но войска отходили все дальше и дальше, пока не упирались в границы уже несуществующих государств. И вся эта живность... она вся плотоядная. От самых маленьких жучков до гигантских монстров. Я видел, как тварь, похожая на смесь краба с богомолом, напала на машину одной семьи, пытавшейся объехать пробку по обочине... эта мразь вскрыла кузов, словно бумажный конверт. Я видел, как в здание школы, где укрылась куча народа, заползали что-то вроде муравьев размером с овчарку, люди внутри забаррикадировались, но просчитались с окнами на верхних этажах... кричали не очень долго.
В баке немного бензина.
У меня сын и дочь. Они рядом со мной, спят на заднем сидении. Пока в моем "Ниссане" есть бензин, мы едем. Пока мы можем ехать, у нас есть шанс. Я все сделаю для этого. Я скормил молодую пару огромной мрази при въезде в какой-то польский городок, эта сольпуга бродила по единственному уцелевшему участку дороги. Я должен был провезти своих детей через этот участок. Должен был. Поэтому я посмотрел на этого парня с его девчонкой, прострелил им ноги и оставил кричать, истекая кровью. Сольпуга освободила путь.
По дороге идут мертвецы, и я замедляю ход, чтобы объехать. Если вам встретились светлячки, и вы от них не укрылись, то эти букашки заползут вам в рот, нос и уши, и поселятся в ваших мозгах. И останется лишь тело, управляемое червяком. Поэтому я всегда слежу, не светится ли где зеленым.
Все потеряло смысл. Все, кроме моих детей. Я пытался быть добрым самаритянином, я пытался быть злым эгоистом. Но когда человечество уходит в прошлое, отпадает необходимость в понятиях добра и зла. В конечном итоге у тебя остаешься только ты. И твои дети, если тебе несказанно повезло. Как мне.
Брошенные танки, перевернутые полицейские машины, почти нет трупов. Остаются лишь те, что покрыты шелком. Бабочки с блестящими черными крыльями... Несколько раз мне приходилось выходить и цеплять трос к поваленному столбу или дереву, преграждающему путь, чтобы отбуксировать. Риск есть всегда, даже если ты будешь оставаться в машине.
Именно бабочки забрали мою жену. Когда я прорвался в дом, отстреливая погань из своего ружья, она была уже мертва. Она вся была окутана в белый шелк, и из нее выползали черные гусеницы. Детям я ничего не сказал.
Я видел, как группы выживших выживали из ума, следуя за истеричным проповедником, возомнившим себя очередным мессией. Как в припадке ужаса и безысходности они превращались в стадо овец, шепчущих отрывки из Ветхого Завета. Как они приносили в жертву детей, скармливая тех пришедшим к убежищу чудовищам.
Я больше не молюсь.
Пресса назвала ее Иштар. Она пришла второй, вышла из Красного моря и пошла в Европу. Я видел ее обнаженное тело, сверкающее в свете пожаров. Ее грудь освещали прожекторы, а идиоты-военные палили в нее из гранатометов. Исполинский ангел с синими глазами и красивым печальным лицом. Ее длинные огненные волосы липли к серебристой коже. Тогда никто ничего не понял. Род людской никогда не отличался сообразительностью.
У меня пустые канистры в багажнике, машины на пути всегда пустые. Это правило. Искать стоит только в перевернутых и разбитых. Выхожу только с автоматом наперевес. На соседнем сидении "калашников" и четыре рожка, которые я нашел у разорванного БТРа. Нам не помогло все наше оружие, вся наша история, в которой мы учились убивать и разрушать, не смогла дать нам ни единого шанса. Отличились только японцы. Я слышал, что у них были огромные роботы, пилотируемые детьми. Не знаю, было ли у них такое на самом деле и помогло ли оно.
Только что проехал Гарделеген. Нужно держаться в стороне от городов, если припасы позволяют. В городах было много людей и машин, и теперь там невозможно проехать.
Я давно не встречал людей. Радио молчит, с последними мародерами я перестреливался чуть ли не неделю назад.
Мне нужно во Францию, а там я выйду к атлантическому побережью.
В последний раз, когда СМИ выходили в эфир, они говорили, что Иштар остановилась у Ла-Манша.
Я знаю, она и сейчас там. Я просто знаю.
Пресса назвала их забытыми богами. Но когда ты едешь во тьме несколько недель, ты понимаешь, что забыты не они. Забыли тебя. Забыли нас всех. После удара по голове, ты приходишь в себя и начинаешь размышлять, кто и за что тебя ударил.
Виноваты ли мы в этом? Или все бы произошло в любом случае?
И ты вспоминаешь, что делали люди, когда земля под их ногами задрожала. Ты вспоминаешь, что делал ты.
Религиозная истерия, насилие и падение морали, ведь конец света - вот он!
Один парень в закусочной на дороге в Закарпатье мне сказал, что конца света нет, пока ты дышишь и смотришь на этот свет. А после он хотел перерезать мне горло и угнать мой "Ниссан".
Но в итоге тебе плевать на все ответы. Остаешься только ты и твоя цель.