Граф Верей вышел на балкон. С башни открывался потрясающий вид на окрестности. Слабый свет месяца едва озарял холмы и широкую долину, но зоркие глаза вампира различали множество деталей. Он разглядывал селения вдоль блестящей ленты реки, и усмешка кривила губы. Там в этой благословенной низине, похожей на вытянутое блюдо, среди садов и виноградников жили его люди, его рабы. Он наблюдал сверху и позволял им дышать. Он даже не брал арендную плату за землю и люди умели ценить его милость. Они благоденствовали в тени замка и безропотно отдавали кровь, когда он спускался за очередной жертвой. Поля дарили пшеницу, лозы - вино. Крестьяне жили сытно. У них рождалось много детей. Вампир не оставался без пищи.
Он царственно опирался на перила балкона. Их давно следовало подновить, камень выкрошился от суровых зимних ветров, но граф редко замечал подобные мелочи. Слуги были покорны, а то что нерадивы, так он и не требовал усердия. Власть над судьбами оглушала сильнее, чем сладкая человеческая кровь. Замок? Надоест ему этот, рабы выстроят новый.
Вампир отступил на шаг, готовясь к превращению. Природа наделила его немалым ростом и статью. Когда он обернулся скопищем летучих мышей, изрядная вышла стая.
С пронзительным писком, гудящим шелестом перепончатых крыльев чёрная туча вознеслась над древними башнями. Граф ощущал себя каждым из этих зверьков. Прохладная ночь врывалась в тысячу лёгких вместо одного, ветер вздымал, словно парус, ставшее прозрачным и огромным тело, и кровь в жилах играла, пронизанная умноженным восторгом полёта.
Покорная земля лежала внизу, дыша сытостью селений. Граф ощущал сладкую волну подвластной ему жизни.
В одной из деревень, там, где река огибала рыжие от времени скалы, крестьяне праздновали приход весны. На берегу, отражаясь в водах, пылал костёр, юноши и девицы прыгали через огонь, пели песни, весёлые и протяжные. Звуки человеческой радости поднимались с земли, и граф ощутил раздражение: как они отваживались смеяться в тени его замка?
Стая смолкла и неслышно пошла вниз. Вот ближе костёр и колкий жар столбом идущего дыма. Граф скользнул чуть в сторону, и опустился на траву в истинном обличье. Веселье смолкло, смятое страхом. Покорно опускались глаза, поникали плечи. Эти знаки подчинения умилостивили графа, он царственно оглядел близкую и доступную еду.
Одна из девушек привлекла внимание. Высокая, стройная, даже в страхе не утратившая своей живости, она мерно дышала, вздымая полную грудь. Золотые в свете костра косы стекли в ложбинку меж упругих полушарий, словно две закатные реки слились в одну. Хороша. Отличная служанка получится взамен прежней, выпитой почти до дна. Надо будет заняться ею. Потом.
Графа терзал голод. Девушка - долгое удовольствие, а пока нужно выпить кого-то просто для насыщения. В соседней деревне он нашёл пожилого мужика, заснувшего на сеновале конюшни, и осушил словно кубок - до дна. Как рачительный хозяин, граф в первую очередь расправлялся с теми, кто уже не нужен или скоро таким бы стал. Кровь она всегда кровь. У старого человека, чья жизнь прожита, а жажда к ней осталась, возможно, ещё слаще, насыщеннее эмоциями. Молодые умирают легко, ещё не понимая, что это навсегда.
Сытая стая сделала над холмами просторный круг прежде, чем повернуть к дому. Вот теперь, когда все чувства обострены, следует заняться девицей. Граф без труда отыскал дом. Он выглядел маленьким и неказистым среди каменных соседей. По идущим снизу запахам Верей сразу определил, что его избранница живёт лишь с младшим братом. Оба едва достигли возраста, когда можно существовать своими трудами и пока изрядно бедствовали. Отсыпать пареньку золота - и не вспомнит, что была у него сестра. Графу иногда нравилось проявлять щедрость. Настоящий господин не только наказывает, но и одаряет, а рабы вправе и повиноваться, и преклоняться.
Стая неслышно опустилась в крохотный садик, и вот уже граф в подлинном своём виде стал у крыльца. Он поднялся по ступеням, как простой смертный, и властно толкнул дверь. Щеколда отлетела, он не заметил.
Девица вскочила с лавки. Она готовилась ко сну, расчёсывала волосы. Золотой водопад, затопивший плечи, стекающий на живот, совершенно заворожил графа. Полные груди выпирали из этого потока, как острова. Верей немедленно представил, как сладко они наполнят ладони, как он будет покусывать эти холмы, отчего напрягутся розовые соски. Их он оставит напоследок.
Девушка показалась ещё краше, чем там, у реки. Стройна, но округла. Бёдра восхитительно изгибаются под тонкой рубахой, в поясе же обнимешь ладонями. Уродился розан среди деревенских репьёв!
- Пойдёшь со мной! - велел граф.
Парнишка бросился на вампира, защищая сестру, но тут же отлетел в угол, где и затих, потеряв сознание. Граф бил несильно, люди - имущество, которое не следует разбазаривать.
Он уже повернулся, не сомневаясь, что его послушаются, когда девица заговорила:
- Ваша сиятельство, позвольте сказать.
Граф остановился, изумлённый. Девушки, случалось, плакали, кричали, молили, но не разговаривали. Обычай так велел, да и вампир тоже.
- Что это ещё за новости?
Она стояла, покорно склонив голову, степенно как взрослая сложив руки под грудью, но с места не двигалась. Граф вознамерился уже применить силу и власть, но любопытство задержало. Ночь не на исходе, время есть.
- Ну скажи!
Усмехнулся, не надеясь услышать ничего кроме привычных бабских глупостей.
- Обычаи меняются, и мужчины теперь не берут женщину по собственному желанию или выбору родителей, а завоёвывают её внимание. У Вашего сиятельства наверняка было много возлюбленных и будет ещё больше, но отдавались вам эти женщины по зову сердца или были вынуждены уступить силе и обстоятельствам?
- Да мне-то какая разница? - презрительно вопросил граф.
Она подняла взгляд, быстро мимолётно, и голубые глаза показались кусочками дневного неба, яркую красоту которого вампир давно забыл. Мгновенное ощущение утраты заставило его насторожиться, но и любопытство разыгралось, захотелось выслушать всё до конца. В замке, если подумать, было довольно скучно.
- Множество мужчин, испытавших любовь, написали об этом поэмы и романы, и те дни, когда взаимность ещё не достигнута, названы в них прекрасным временем борения за женщину. Разве вы не хотите пережить всю прелесть ухаживания и получить меня не по власти приказа, а потому что вы мужчина, которому не страшны соперники.
Задумала обмануть? Граф тонко усмехнулся. Все женские уловки казались ему смехотворными, но века шли, и приедалась с течение лет любая прелесть. Слова девицы, да ещё произнесённые с достаточной почтительностью затронули некие струны в душе. Он не боялся принять вызов, да и не в том заключалось дело. Мир действительно не стоит на месте, люди называют это прогресс, и если новые вещи или веяния способны одарить свежими ощущениями, то почему их не попробовать?
- Но я не умею ухаживать! - сказал граф. - Как-то не приходилось прежде.
Она вновь подняла глаза и заговорила с таким пылом, что нельзя было не залюбоваться ясным лицом, бурно вздымающейся грудью, что так соблазнительно распирала рубашку, жилками, бьющимися на шее. Граф только что досыта напился крови, и влекло его к этой красавице не голодное томление, а вожделение совсем другого толка.
- Разве вы не любили, когда были ещё человеком, не было прекрасной женщины, от одного вида которой кружилась голова?
Верей честно попытался вспомнить, но неудобная смертная жизнь осталась так далеко в прошлом, что и впечатления её, если и сохранились, то основательно поблекли.
- Нет! - сказал он. - Женщины всегда были доступным товаром, только одним приходилось платить деньгами, а другим браком по закону. Разница между теми и другими всегда оставалась невелика.
- Это грустно. Я мечтаю полюбить, отдать своё тело по доброй воле в полную вашу власть, кричать от наслаждения, а не от боли. Неужели вы не захотите заполучить меня, используя красоту и мужское обаяние, а не грубую силу?
- Женские штучки! - усмехнулся граф, но идея этой игры уже увлекла.
Он не сомневался, что добьётся своего, рано или поздно, любой ценой, так что небольшая отсрочка ничего не меняла. Если девица затеяла сбежать, отвлекая химерами, он всё равно настигнет и возьмёт её. Любопытно всё же посмотреть, чем закончится эта затея.
- Хорошо, я готов попробовать.
Девушка обрадовалась и мигом выставила прочь брата, который уже пришёл в себя, хотя ещё нетвёрдо держался на ногах. Он попытался спорить, но она прикрикнула так сурово, что парень повиновался и ушёл, придерживаясь за стену и поглядывая на графа испуганно и зло одновременно. Вампир решил про себя выпить юношу сразу, как только приведёт девицу к повиновению. Не нужны ему столь строптивые рабы, да ещё и мстительные, судя по ухваткам.
Граф шагнул к девушке, коснулся длинными пальцами волос. Они были мягки и теплы на ощупь. С чего начинать-то?
- Вы могли бы спросить моё имя, - угадав, видимо его затруднения, подсказала девица.
Любопытно, вампир никогда не интересовался такими подробностями. У рабов есть кровь и другие полезные привычки, прежде этого всегда хватало.
- Как тебя зовут?
- Злата. Люди кличут Златенка.
- Первое мне нравится больше. Я не человек.
- А кто вы? Представьтесь, я ведь вижу вас впервые. Имена мужчин приятны слуху девушек, как их отважный облик - взору.
Пришлось призадуматься. Вампир на удивление редко вспоминал то время, когда кто-то звал его запросто, а не по титулу.
- Антоний Волчек, граф Верей.
Действительно голова этого зверя украшала родовой герб. Как он мог забыть? Надо бы приказать слугам почистить щит над воротами. Интересно, играя в эту игру, можно узнать новое и о себе?
Девица стеснительно накинула цветастую шаль на полные плечи и пригласила вампира садиться. Он ощутил себя гостем - ещё одно полностью забытое чувство.
Граф совершенно не представлял, о чём можно разговаривать с девушкой, то есть он и с мужчинами-то беседовал редко, лишь отдавал приказы, и вот теперь, где пользуясь ненавязчивыми подсказками Златы, где полагаясь на смутные воспоминания о прежней человеческой жизни, где нащупывая дорогу интуитивно - начал этот удивительную беседу.
Обронил несколько замечаний о себе, она внимательно слушала. Глаза большей частью оставались скромно опущены, но когда поднимались лёгкие с пушистыми ресницами веки, графа вновь, как в первый раз, поражала запретная синева этого взора. Словно смотрел на вампира день, и не пугал, а дарил прощение.
Мелькали в алых берегах рта белые буруны зубов, когда несмелая улыбка трогала губы, обещая сладкое утоление извечной жажды.
Вроде ничего особенного и сказать друг другу не успели, а уже рассвет оказался близко. Граф хотел забрать девицу в замок, он не прочь был продолжить начатое под собственным кровом, но она упросила:
- Нет-нет! Расставания и встречи лишь раздувают костёр любви, лишь тот, кто считает соперников лучше себя, страшится ненадолго покинуть возлюбленную.
Понимая, что ему откровенно льстят, граф, тем не менее, выслушал Злату благосклонно. Разумеется, он был уверен в своей красоте и мужской силе.
Улёгшись в гроб, он долго не мог заснуть, размышляя о том, что произошло, дивясь собственной покладистости и заманчивой остроте внезапно открывшейся стороны жизни. Иногда он откладывал насыщение, позволяя голоду вырасти, захватить всё существо. Убийство после такого поста получалось особенно сладким. Быть может, девица права, овладевать ею после всех этих взглядов и разговоров будет приятнее, чем сделать это просто и грубо. Что интересно он почувствует, вынудив её стонать от наслаждения, торжествуя так полно, как никогда ещё не удавалось? Почему раньше не попробовал эту игру в любовь?
Поворочавшись на мягкой обивке, он всё же задремал, но проснулся довольно рано. Солнце едва убралось за горизонт, и опасно было взмывать в небо, когда его ещё красили, словно предостерегая, последние лучи зари.
Обнаружив, что прихорашивается перед тем как отправиться в путь, граф усмехнулся. Вот ведь чудеса! Он, вампир и аристократ, обращается с девицей низкого рода как с равной. Унижение? Нет, игра, и ясно, на чьей стороне окажется торжество. Она желает любви? Он заставит полюбить себя так, что рабство, в которое она попадёт, будет куда более полным, чем у невольников по насилию. Она по доброй воле наденет на себя цепи - это ли не сладкое владение?
Впрочем, надо быстрее заканчивать глупое ухаживание. Наверняка она и так от него без ума, просто ломается, набивая цену. Ничего, золотая монета, когда она уже в кармане, кажется медяком.
Влюбляться в эту пейзанку граф не собирался, ведь это значило, попасть в зависимость, а такого унижения он бы не стерпел. Довольно с неё милостей.
Насыщения вампир почти не заметил. Убил человека, даже не рассмотрев, кто он, бросил тело и сразу забыл заурядное событие. Нетерпение погнало к скромному домишку золотоволосой красавицы. Над деревней сделал круг, люди, бывало, набирались дерзости пускать стрелы с серебряными наконечниками, иные из вампиров, что не умели оборачиваться стаей, гибли от ядовитого металла, но Верей не страшился. Крестьянам его не взять, да они и не пытались. Селение затихло в покорном ожидании своей судьбы.
Дверь на этот раз была не заперта, парня в горнице не оказалось, а девица сидела смирно на лавке. Оделась она нарядно, должно быть, самые красивые праздничные уборы достала из сундука. Косы стекали на грудь, увитые цветными лентами, поблёскивало дешёвенькое ожерелье.
Мысль о том, что его здесь ждали, неожиданно согрела очерствевшую душу вампира. На мгновение он ощутил себя юношей, что примчался на свидание к любимой, волнение поднялось из глубин, заставив несколько раз глубоко вздохнуть. Граф наблюдал свои переживания как со стороны: и с удивлением давно отвыкшего от человеческих терзаний упыря, и с холодным любопытством исследователя. Помимо воли зарождалось желание дать себя увлечь этой игрой, превратить её в жизнь. Невозможно было устоять, когда смотрели на него глаза цвета дневного неба.
Неожиданно заговорил так легко и свободно, словно это не он вчера с трудом составлял самые простые фразы, начал рассказывать девушке о том, что видит её прекрасной в неосознанном совершенстве юности, какой пыл разгорается при одном лишь взгляде на её соблазнительные прелести.
Он умел очаровывать женщин в те давние дни, когда сердце горячо билось в груди, и желания туманили рассудок. Воспоминания дремали, пока в них не возникала нужда, а теперь, отведав вновь человеческих забот, он отчётливо воскресил в душе прежние порывы.
Граф подмечал, с каким вниманием слушала его Злата, как участилось её дыхание, порозовели щёки, пальцы смущённо теребили край шали. Она уже не боялась вампира, и если сердце громче стукало в груди, то от зреющего влечения, а не от страха. Верей сел ближе, взял за руку. Девица вздрогнула, но не отстранилась. Дело пошло на лад, и вот уже губы встретились, его опытные и властные и её неумело трепещущие.
Поцелуй длился так долго, что Злата едва не задохнулась. Вскочив, она пугливо отбежала к окну, загородила рукавом, пылающие щёки.
- Вы слишком торопитесь, граф, я ещё не готова!
Да, но он-то уже созрел. Кровь, чужая или своя, яростно растеклась по жилам, желание вспыхнуло с такой силой, что сдерживать его вампир больше не мог. Он устремился следом и вновь заключил девицу в кольцо железных рук, целовал её лицо и шею, жадными ладонями гладил крепкие ягодицы.
Девушка дышала всё чаще, не отбивалась, но и не отвечала, испуганно замерла, охваченная понятным стыдом. Так захотелось прорваться в её девственные глубины, что граф почти обезумел. Лопнула с треском нить ожерелья и бусины градом разлетелись по комнате. Разошлась вышитая сорочка и полная грудь предстала взору, подставилась губам. Он начал покрывать её быстрыми поцелуями, слегка покусывать, небольно хватая кожу.
Любой ценой сломить сопротивление благопристойности, зажечь эту красотку, чтобы не он её домогался, а она умоляла о близости, забыв девичьи причуды.
Граф стаскивал одежду, рвал ту, что мешала, желая насладиться мгновениями безумства. Губы и ладони немедленно принимались за каждый кусочек обнажившего тела, и горячность атак нашла отклик. Девушка понемногу поддавалась. Выгнулась спина, подставляя для ласк сочные полушария, ослабели колени. Подхватив, он уложил её на постель, сбросив на пол ненужную горку подушек.
Разгорячённая кожа источала сладкий женский запах. Вампир зарычал, сдерживаясь из последних сил. Он приласкал упругий живот, ладонями медленно развёл полные бёдра. Злата не сопротивлялась. Последняя преграда пала. Верей медленно, проник в узкие горячие глубины.
Девушка испуганно вскрикнула, возможно, он причинил боль. Чтобы успокоить, крепче обнял, куснул мягкое ухо, шепнул какие-то ласковые слова, и она расслабилась, всё над собой позволяя, полностью отдаваясь в его власть.
Сладкая минута наполнила торжеством. Мысленно граф улыбнулся и пошёл к завершению сначала медленно, потом всё быстрее, пьянея от горячего мягкого тела под ним, от коротких стонов, сбитого дыхания, бешеного стука разошедшегося сердца.
Волна наслаждения накрыла в тот самый миг, когда закричала девица, и, теряя контроль над собой, он всё же победно усмехнулся.
Обморочный восторг удовольствия отпустил не сразу. Граф с невольной благодарностью, но и с приятным ощущением собственника погладил девушку, её грудь, живот, внутреннюю поверхность бёдер - ещё горячее от жара совокупления тело.
- Я забираю тебя в замок! - сказал так, чтобы сразу поняла, что споров больше не потерпит.
Игра была приятная, но закончилась.
- Да! - вздохнула она так, что колыхнулись тяжёлые груди. - Но ещё совсем рано.
Маленькая, гладкая для крестьянской девушки ладошка несмело коснулись его щеки, скользнула ниже. Граф не успел толком раздеться, и ощутил приятное волнение, когда девичьи пальчики расстегнули пуговицу на рубашке. Неплохо он разжёг эту гордячку, теперь она хочет новых ласк. Приятно, когда тебя умоляют дать то, чем и сам поделиться не прочь. Что ж, время до рассвета ещё есть. Пусть запомнит эту ночь как самое волшебное, что было в её жизни.
Он вновь погрузился в водоворот упоительных прикосновений и горячих штурмов, упиваясь восторженными стонами девицы ничуть не меньше, чем наслаждался криками жертв. Быть может, Злата права, и эти окололюбовные игры хороши для разжигания пыла. Полезный и приятный опыт, надо будет испробовать его с другой женщиной.
Граф спохватился, лишь когда тьма за окнами опасно напряглась в предчувствии рассвета.
Она кинулась за перегородку, только метнулась занавеска. Граф хотел сказать, что в замке найдутся наряды роскошнее, чем в крестьянском сундуке, да и те могут не пригодится, если такова будет его воля, но желание прихорошиться, чтобы понравиться ему, импонировало. Он приглаживал волосы, когда в соседней комнатушке едва слышно стукнуло окошко. Парень рвётся отстаивать уже утраченную честь сестры? Вампир потянул носом воздух. Нет, это она выпрыгнула наружу. Решила сбежать?
Ярость вздёрнула стаю прямо с места. Свою добычу граф никогда не отдавал. Он ринулся в погоню, лелея изощрённую месть. Летучие мыши выметнулись вслед за беглянкой в предрассветную тишь. Хаотичный полёт множества крыл закрутил в вихри воздух. Граф едва успел подняться над улицей, когда безумный грохот ударил в уши, а смертельные капли серебра впились в тысячу его тел. В окнах каменных домов засверкали вспышки. Это новомодные изобретения - ружья - сообразил граф, пытаясь вырвать за пределы летящего с земли губительного града. Крестьяне осмелились стрелять в него!
Бушевала ярость, но ещё сильнее был страх. Так много оказалось серебра, что ужас неминуемой гибели вымел всё прочее. Едва сознавая себя, вампир пытался набрать высоту, а его жалили всё новые крупицы ядовитого металла. Каждая вспышка взметала их пригоршнями, а выстрелы следовали так часто, что слились в один грохот.
Граф Верей не помнил, как убрался прочь. Страх гнал его над сумеречной тихой землей, туда, в предгорья, к родному замку. Бесконечный, никогда прежде не испытанный страх. Плыли навстречу величавые каменные стены, сияла в свете гаснущих звёзд черепица крыш. Вот и щербатые перила родного балкона. Вампир опустился на них. Ужас изъел его, как людей пожирает проказа.
Нет, мстить надо по-другому. Он поддался своим чувствам, и рабы одолели его. Завтра же он пошлёт в долину слуг и они подожгут деревню со всех сторон. Сгорят их дома, и погибнет скот, запылают поля. Взорвётся проклятый порох и расплавится жгучее страшное серебро. Теперь, немного придя в себя, он вспомнил, что люди называют это дробью. Наверное, собрали со всей деревни посуду и прочее, целый день катали эти шарики на зарядку патронов. Смогли подготовиться потому, что ждали его. Девица была приманкой, все её ласки притворством. Она специально задерживала его, чтобы ушёл на рассвете, когда вампир наиболее уязвим, ибо встающее из-за края земли путает мысли и планы.
Он видело Злату, когда метался над деревней. Завёрнутая в чей-то плащ она кричала ему вслед, потрясая кулаками:
- Пусть я теперь порченый товар, и никто не возьмёт замуж, но и ты сдохнешь, проклятый упырь!
Странно, но к ненависти примешивалась боль. Крохотный уголком сознания или сердца жаль было несостоявшуюся любовь. Что ж, если его лишили ласки, остаётся отмщение. Ночь придёт, и не останется от деревни даже пепла!
Решено. Сейчас же пора искать укрытие, поскольку тонкую ткань рассвета вот-вот разрежут страшные лучи дневного светила. Граф попробовал превратиться и не смог. Ничего устал, перенервничал, надо попытаться ещё раз. Он огляделся, чтобы проверить, как много осталось его толик, и не увидел ни одной. Не веря себе, он ползал по балкону, цепляясь за перила коготками крыл, но не было вокруг никого. Всё, что осталось от могучего вампира - одна маленькая дрожащая мышь. Навсегда. Он утратил свой облик, лишился силы, стал никем. Обезумев от ужаса, граф Верей закричал, а навсегда уходящая от него ночь услышала лишь тонкий мышиный писк.