Милославская Ника. Механические светлячки

"Этот мир просто поразительно неразнообразен, все здесь похоже одно на другое" - бархатисто-хрипловатым шепотом говорил дедушка Ян, аккуратно придерживая маленькую Стасю. На просторном чердаке пряно пахло чабрецом и шалфеем, которые бабушка Марта каждый год выращивала на аккуратной, обложенной битыми красными кирпичами клумбе, срезала, когда на гибких зеленых стерженьках-побегах распускались самые пышные цветы и, связав синими клетчатыми лентами в маленькие букетики, относила на чердак - сушиться. Зимой букеты по одному спускались в стройную, напоминавшую фигуру танцовщицы вазу, стоявшую на подоконнике возле застеленного расшитой скатертью стола, и в доме тоже селился терпковатый их запах. И ваза оживала, кружилась в завитках аромата, купаясь в них, блестела нарядом в ярком свете электрических ламп. Сухие цветы в вазе, застывшие вышитые ирисы на скатерти... И ваза эта здесь - королева, а цветы - ее вечный трон...

Стасе запах всегда представлялся сказочным зверем с сотнею щупалец, вроде тех чудищ, которые приходили под ее кровать ночами. Только запах был добрым. Стася всегда чудищ боялась, но каждый вечер в ее спальню приходил дедушка Ян и рассказывал длинные добрые полусказки. О бесстрашных альпинистах, владеющих вершинами этого мира и небом, храбрецах-геологах, в чьих руках дарами подземных королей покорно лежали карты со всеми сокрытыми у людей под ногами сокровищами, об астронавтах - властелинах звезд для людей, а для самих звезд - любопытных детях, забредших случайно в гости... И сам голос дедушки Яна, глубокий и мягкий, был зверем. Он тянул к Стасе теплые свои щупальца и гладил ее, успокаивая. Успокаивал он и чудищ под кроватью, и они, заласканные им, мурчали песенкой старого паркета, уползая куда-то в подпол, чтобы следующим вечером снова прийти за очередной порцией полусказок.

Приходила бабушка Марта и ворчливо говорила, что дедушка рассказывает Стасе слишком взрослые сказки, что она еще маленькая и не понимает их совсем. Дедушка Ян соглашался, украдкой подмигивал Стасе и уходил, а на следующий вечер снова заводил свои удивительные истории, и голос его сплетался щупальцами в танце с трепещущей стрункой тихого тиканья старых часов на полке. Странный этот дуэт Стася понимала абсолютно точно.

Иногда ей казалось, что весь этот мир населен сплошь чудищами с щупальцами. Они жили везде: запахами, звуками, языками пламени в камине, а позже - в костре на полянке, где Стася сидела плотным восторженно-испуганным кружком с другими такими же как она ребятами, отправившимися в летний туристический лагерь. Зимой они подбирались к Стасе морозными узорами на окнах, а летом - крохотными вихрями в пыли грунтовой дороги, которая вела в одну сторону от леса и речки к дедушкиному дому, а в другую - прочь от него, в шумный суетливый город, где жили странные чудища с щупальцами дорог и магистралей, по которым и днем и ночью сновали разноцветные машины и пешеходы. Все в этом мире похоже. Он поразительно неразнообразен.

Вот и сейчас ветер запускал свои холодные тугие щупальца в волосы Стаси, а город под ее ногами двигался и пульсировал спутанным клубком из снующих туда-сюда огней. Cтася сидела на самом краю крыши пятнадцатиэтажного дома, свесив ноги в хищную трещину узкого переулка, и ногами этими болтала, играя с ветерком. Он услужливо приносил-уносил с собой звуки города, запахи и, кажется, даже Стасины мысли, подхватывал тихий ее шепот и надежно прятал ее истории в облачной кладовой.

Большие города всегда живут по странным собственным законам, беспокойные, они отнимают, кажется, последние крохи спокойствия и у тех, кому довелось уживаться с ними на тесных нескольких сотнях квадратных километров. В масштабах Земли это ведь и правда невероятно мало, а в масштабах Вселенной так и вовсе пылинка. Но прямо в эту минуту там, внизу, что-то случается в миллионах жизней, и для кого-то пылинка - вся Вселенная, а целый важный мир ужался, быть может, до одной комнаты или скрипучего старого кресла у окна. Там, внизу, происходит и плохое, и хорошее. И его уносит на своих ладонях-дорожках ветерок, подносит к самому Стасиному носу, и она щурится, силясь разглядеть в завитках его далекие комнаты, салоны машин, мужчин, женщин, детей и стариков, у каждого из которых своя полусказка. Именно за этими полусказками она и приходит каждый вечер сюда, на крышу, прячется за дребезжащими на ветру рядами телевизионных антенн и слушает, смотрит. Как зритель в театре, наблюдает за крохотными искорками чужих улыбок, смешинок и крохотной паутинкой грусти, которую на своих тугих щупальцах несет время.

Внизу, в узкой расщелине переулка послышались шаги. Стася вынырнула из собственных мыслей и шепота ветра и прислушалась, закрыла глаза, пытаясь представить себе позднего этого прохожего. Молодая женщина спешила домой по выложенной истертой, выщербленной со временем плиткой улице, наполняя воздух, заключенный в узком панцире стен, почти осязаемым перестуком-перезвоном каблучков. Шаг-второй-третий, как тиканье старых часов на полке. Приглушенные голоса из какой-то квартиры сплелись вьюнком с тихой песней бабушки Марты, которую Стася слушала в детстве, засыпая под очередную полусказку. Только теперь дедушка больше не рассказывает чудные свои истории, теперь Стасе самой приходится угадывать-находить их в скрипе антенн и ставен, звоне проводов и шелесте дождя. Привычная мелодия-ритуал, знакомая с детства. Шаг-второй-третий... Сейчас будет писк магнитного замка и хлопок двери - так скрипела половица под дедушкиной ногой, хоть он и пытался не тревожить ее возгласом Стасю, но все равно наступал. А потом уходил, аккуратно притворяя дверь спальни, и тихо щелкал язычок ручки, входя в деревянное свое гнездо. Шаг-второй-третий... Вскрик испугал притаившуюся на краю крыши темноту, и она, распушив хвост и выгнув спину росчерком падающей звезды, ухнула вниз, в щель проулка. А внизу - эхом испуганный звонкий голос, спрашивающий что-то у темноты и ее, темноты, нерасслышанный ответ. Так не должно быть, должен быть только мягкий щелчок двери, отсекающий мерцающую глазами-огоньками ночь от пушистого уюта дома с его сладко-сдобным ароматом. И что-то упало совсем рядом, словно большой жук, вот только звон вышел металлический, как от брошенной монетки. Так тоже не должно быть - кто же станет здесь, на крыше, бросать монеты?..

Стася оглянулась и увидела его - светящийся огонек, как одна из брошек на темном платье ночи. Оброненная кем-то, волшебной искоркой трепетала она на сером бетоне крыши. Игрушечный механический светлячок - Стася никогда таких не видела - скреб лапками по шершавой поверхности, трепетал крылышками, но взлететь не мог. Одно крыло его завернулось, и запутались тончайшие образующие его проволочки, отрезая светлячку радость полета. Стася аккуратно взяла игрушку в руки и оправила крыло. На брюшке светлячка тускло блеснула буква "Н", и тут же погасла, а сам он, треща на странном своем языке, нырнул вниз, туда, куда ранее прыгнула испуганной кошкой темнота и откуда сейчас летели звоном колокольчиков слова поздней прохожей. Девушку явно не на шутку пугал тот, второй прохожий, с которым она встретилась среди домов. Возможно, стоит позвать на помощь...

- Ой, а Вы так на брата моего похожи... - вдруг звонко-радостно воскликнула девушка, запнувшись посреди предыдущей испуганной фразы.

- Разве?..

- Кхм, - вдруг прозвучало где-то совсем близко, слева, от дальней антенны. Стася резко развернулась. Придерживаясь за переплетение металлических жил, на крыше стоял мужчина. Не молодой уже, но далеко еще не старик, в длинном потертом плаще, а под ним - старинном кожаном жилете с множеством карманчиков и петелек. То ли добрым, проницательным своим взглядом, то ли пышной рыже-русой бородой, напоминал он сказочного лесовика. Стася встала и собралась уходить - люк на чердак совсем рядом, в двух шагах...

-- Ну, здравствуй, ученик, - тихо проговорил странный незнакомец.

-- Кто? - не поняла Стася.

-- Ученик, я так полагаю. Точнее, подмастерье.

-- Вы кто?

-- Хм... Ну, все зовут меня Механических дел Мастером.

-- А настоящее имя?

-- Его нет, - развел руками странный этот человек. - Хотя, скорее, просто я его не помню.

-- Эм... Знаете, мне пора. Доброй ночи. - Стася уверенно развернулась в сторону люка. - Приятных вам...

-- Сказок ветра, - вдруг договорил он.

-- Откуда Вы знаете?!! - обернулась Стася.

-- Слышу, - с тенью улыбки тихо сказал Мастер.

-- А почему Вы назвали меня учеником? - у самого люка уже обернулась Стася. Мастер стоял на том же месте и смотрел куда-то на звезды над ее головой, но после вопроса взгляд перевел.

-- Ты поченила моего светлячка. Не каждый это может.

-- Распутать крыло? - хмыкнула Стася. - Так это Ваша игрушка? А она улетела...

-- Это не игрушка. Улетел он туда, куда должен был.

-- Эм... А, ну ладно, - протянула Стася. - До свидания. - не лучшее решение - беседовать со странными незнакомцами на крыше.

-- До свидания, - подтвердил тихо Мастер.

***

Утром следующего дня Стася, как обычно, зачитавшись с утра книгой, бежала на занятия, срезая путь через дворы, по виляющим ручейкам пугливых тропинок, среди причудливого нагромождения будто нарисованных прямоугольников домов. Она не раз видела, как строят новые дома, но почему-то именно в этой, бетонно-серой части города, ей казалось просто нереальным, чтобы когда-нибудь здесь ворчали длинношеие краны и коренастые силачи-камазы. Намного охотнее бы поверилось, например, в то, что однажды ночью в город пришел сказочный великан, по своим великаньим меркам совсем еще ребенок, и разбросал картонные коробки из-под кубиков и конструкторов, а потом забыл их убрать. Со временем в этих лежащих дном кверху коробках люди проточили двери, а затем и окна, и стали в них жить. Коробки обзавелись смешными стрехами, словно челками, обросли рожками антенн, украсились разноцветными занавесками и цветочными горшками в окнах. Кое-где даже появились балконы, но они, прилепленные на манер ласточкиных гнезд, неуместно смотрелись на серых шершавых стенах - так и тянулась рука снять.

Стася еще издалека заметила плачущую на дальней скамейке в глубине двора девушку. Она теребила в руках не то открытку, не то фотографию, смотрела на нее и плакала еще сильнее. Поколебавшись немного, Стася перевела стрелку часов на своей руке на двадцать минут назад - как ни странно, это помогло успокоить активно протестующую совесть, и направилась к девушке. Когда она уже почти дошла, девушка вдруг подняла голову, изумленно посмотрела перед собой и совершенно неожиданно счастливо улыбнулась сквозь слезы. Наспех вытерев соленые капли с щек, она оправила одежду и легко взбежала по лестнице в подъезд напротив, совершенно не заметив отошедшую чуть в сторону Стасю. На скамейке лежал, слабо мерцая потухающим огоньком, механический светлячок, только на этот раз на его брюшке была выгравирована буква "И".

Весь день Стася только и думала, что о той странной истории, свидетелем которой она невольно стала, и о крохотном блестящем насекомом, оставленном ею на скамейке. Вечером она возвращалась домой через тот же двор, а светлячок по прежнему лежал на старом месте. Люди проходили мимо, даже садились на скамейку, будто не замечая крошечный механизм. Будто не видели они и тончайших прозрачных нитей, пульсирующим коконом опутывающих светлячка.

Стася дождалась, когда уйдет последняя сидящая на скамейке прямо рядом со светлячком старушка, которая, как и все до нее, не обратила на него ни малейшего внимания. Подойдя к слабо звенящему механизму, девушка долго рассматривала его, а затем аккуратно взяла в ладони и быстро ушла прочь. На ходу Стася всматривалась в светлячка, который, казалось, начал оживать в ее руках. Как и предыдущий, он был похож на причудливую игрушку. Под тонким жестяным корпусом что-то тикало и щелкало, словно маленькое сердце, слабо подрагивали тоненькие суставчатые трубки-лапки и ажурные проволочные крылышки. На кончике брюшка, под узором из проволоки, мерцала теплым желтым светом маленькая лампочка.

Остановилась Стася почти упершись носом в слегка покосившуюся, старую, но крепкую деревянную дверь. Очарованная хрупким созданием в своих ладонях, она совершенно не замечала, куда шла, место же это было ей незнакомо. Светлячок в ее руках затих, в нем что-то щелкнуло, и огонек, мигнув последний раз, крохотным салютом вырвался вверх, тут же со свистом пронесясь перед самым Стасиным носом сквозь плотно пригнанные доски двери. Девушка внимательно рассмотрела место, в котором пропал огонек, но ни подпалинки, никаких вообще следов там не оказалось. Подталкиваемая любопытством, она осторожно толкнула дверь - было похоже, что в этом доме давно никто уже не жил.

Открылась дверь беззвучно, мягко провернувшись на заботливо смазанных петлях, только снаружи выглядевших заржавевшими. В лицо тут же ударил запах железа, выделанной кожи, бумаги, дыма и чего-то еще, уютного и теплого, что Стася не смогла разобрать. Дом был жилым. Под потолком, на стропилах, мерцали четыре керосиновых лампы, сквозь прореху от оторванной с оконного проема доски лился дневной свет, яркой лужицей растекаясь по старинному полированному временем и тысячей ладоней столу. Везде: на полках, столах, стульях и просто на полу громоздились шаткие башни книг, тетрадей, стопок исписанных, исчерканных какими-то схемами и расчетами листов, мерцающими в свете горами сокровищ поднимались беспорядочно рассыпанные на кусках бумаги и ткани стальные, медные, латунные, жестяные детали. За столом, низко склонившись над работой, сидел спиной к двери мужчина. Стася попятилась, опомнившись, и уже хотела неслышно притворить дверь, когда он вдруг сказал.

- Спасибо. Положи светлячка, пожалуйста, вот на тот стол, - и махнул рукой вбок.

- Здравствуйте, - тихо сказала Стася и осторожно, на носочках прошла к указанному месту. Здесь детали были выложены в строгом порядке на куске пожелтевшей мягкой ткани, а на углу стола стояла сваренная из тоненьких алюминиевых прутьев емкость, в которой беспорядочно лежали сломанные части каких-о механизмов и около десятка потухших светлячков. Тем временем мужчина аккуратно снял со своего плеча мерцающую на ткани рубахи искорку, которую Стася поначалу приняла за странную брошь, под пальцами его что-то щелкнуло, и послышалось мерное тихое стрекотание. Когда он повернулся к Стасе, над его ладонью висел, трепеща крылышками, еще один светлячок.

- Называй меня Мастером, - улыбнулся он неожиданно теплой улыбкой и указал другой рукой на стул рядом со Стасей. На нем тоже лежали какие-то записи, но места, чтобы сесть худенькой девушке, было достаточно.

- Вы занимаетесь только тем, что изготавливаете их? - спросила Стася, указав на висящего над ладонью светлячка.

- Не только их, но да, я мастерю всякие необычные механизмы, - кивнул Мастер.

- А что это?

- Механические светлячки, - улыбнулся Мастер, отпустив порхающего светлячка в изящную серебристую клетку, на подобие птичьей, где уже вились штук десять таких же механизмов, но не вылетали, не смотря на то, что расстояние между прутьями было намного больше них.

- В смысле, как они...

- Генерируют счастье, можно сказать.

Стася отодвинула нагроможденные на углу альбомы и тетради в плотных кожаных переплетах и уселась, не отрывая взгляда от Мастера. Он же, стоя к ней в полоборота, быстро защелкнул какие-то затворы на брюшке очередного лежащего на столе механизма,смахнул мягкой тканью металлическую пыль с блестящей поверхности стола. Спустя пару минут он заговорил:

" Еще древние говорили, что мир можно превратить в Ад, оставив человеку лишь страдания, но можно превратить в Рай, дав ему несколько крупиц счастья. Можно было бы избежать миллионов смертей и сотен войн, лишь только дав одному единственному человеку лучик счастья. Одна кроха этого светлого чувства способна изменить целый мир. Эти механизмы - как ты их назвала, механические светлячки - не просто мерцают. Частота светового пучка в них подстраивается под каждого конкретного человека - того, для кого сделан механизм. При воздействии этого излучения в мозге проходит самая обычная химическая реакция, но результат выходит чудесным: человек то ли вспоминает нечто теплое и ясное из своей жизни, то ли начинает видеть все глазами счастливца. Обычная лужа может показаться ему волшебным порталом в иной мир, а то, что его пугало минуту назад представляется не более чем интересным приключением."

- Вы дарите людям счастье... Научите меня, пожалуйста...

- Хорошо, - тихо заметил Мастер. - Попробуй начать с себя.

- Но как?

- Иди сюда.

Под ловкими пальцами Механических дел Мастера снова создавалась новая стальная жизнь. На столе перед ним распростерся блестящий каркас, напоминающий человеческий скелет, на полу рядом были грудой насыпаны разнообразные детали, кусочки ткани, зажимы. Инструменты же аккуратно лежали на вельветовом полотне в выдвинутом тут же ящике стола. Стася стояла и смотрела, как скелет обрастает сетью патрубков-нервов, как смазываются "суставы" и затягиваются винты на стыках. Руки Мастера порхали, чуть дотрагиваясь до металла, словно играя на невидимых струнах, оплетающих заготовку, как и все вокруг. Эти же струны невесомым пологом висели в воздухе и звенели голосами, звуками или как сейчас - тишиной. Они становились осязаемыми лишь за окном, спускаясь по стеклу причудливой вязью октябрьского дождя, пришедшего в город вместе с сумерками.

***

Всю зиму, как только оканчивались занятия, и выдавалась свободная минутка, Стася спешила в мастерскую. Там, в теплом, пропахшем волшебством помещении , Механических дел Мастер учил ее тонкостям того ремесла, которое сам любил всей душой. Под их руками ткались все новые и новые механизмы: часы, странные, необычайно красивые таинственные приборы, которые Мастер уносил, завернув в куски выделанной кожи, механические светлячки и многое другое. Мастер подолгу рассказывал об особенностях различных материалов и конструкций, но совсем не так, как писали в книгах. Он учил, в какой материал можно вдохнуть жизнь, а какой навсегда останется холодным и мертвым, сколько его не грей, объяснял, какой материал станет в руках добрым, а какой - скорее послужит злу, и как лучше использовать свойства их обоих. Мастер говорил, что только учтя тысячу мельчайших факторов и старательно собрав единственно верный набор деталей, можно создать целостный механизм, такой, каким он и был задуман, так как каждая, даже самая маленькая составная часть, может полностью изменить конечные свойства. различить свойства, которыми обладает та или иная деталь можно, если присмотреться к хрустальной паутинке, опутывающей каждый предмет в нашем мире. Мастер называл ее тенями сказок ветра, или же просто его сказками.

Бывало, Мастер целые дни проводил вместе со Стасей в мастерской, выбирая детали из блестящих груд, лежащих повсюду, подгонял их, собирая очередным узором. Если же чего-то недоставало, они отправлялись искать требуемое. Иногда находили просто на улице, иногда - выменивали у кого-нибудь. Однажды Мастер отдал маленькому мальчику, игравшему на детской площадке, старинные карманные часы, измененные так, что они приносили своему владельцу почти безграничную удачу. В обмен на это сокровище, которое несмышленый ребенок повертел в руках и тут же вдавил во влажный песок башни, наподобие Биг Бена, он забрал лишь маленькую латунную пружинку, которой мальчик выводил узоры на стенах песочной крепости. Вечером того же дня отчищенная и смазанная пружинка без подтачиваний и подгибаний, будто родная, встала в паз в голове будущего механического человека. Но чаще всего они покупали использованные детали на развалах на окраине города. По дороге к мастерской, Мастер, поглаживая деталь и вертя ее в пальцах, рассказывал Стасе, где раньше она была, каковы были ее хозяева и какими особыми свойствами деталь из-за всего этого наделена, будто читал подушечками пальцев невидимый глазом текст, которым был испещрен металл.

***

Весна началась хрустальным звоном капелей и теплыми нитями солнечного света, пропоровшими покрывало туч в первые же дни марта. Стася уже могла сама полностью собирать самые разные механизмы - она училась быстро и старательно, полностью увлекшись удивительным миром, который давал ей в руки Механических дел Мастер. Готовые механизмы она отдавала Мастеру, чтобы он поселил в них Искру - этого Стася еще не умела. Заветной мечтой ее было увидеть готовым механического человека, заготовка которого сидела в кресле в углу мастерской, накрытая покрывалом от пыли.

На этот раз покрывало было снято и повешено еще одной ширмой в одном из углов мастерской, но Мастер работал у себя за столом над чем-то другим. Стася тихонько положила на свой стул вещи, надела перчатки и передник, в котором всегда работала, и с интересом осмотрела сидящую фигуру. Но в механизме совершенно ничего не изменилось, Мастер не трогал его с того последнего раза, когда они со Стасей завершили голову. В общем, она была единственной полностью готовой частью, далее шел только каркас-скелет и патрубки нервов. То, что сейчас покрывало было снято просто так, немало озадачило девушку, но она ничего не сказала, решив не отвлекать Мастера, и принялась доделывать сломанный метроном, принесенный несколько дней назад печальным скрипачом.

В какой-то момент в расстроенное еще тикание прибора вплелся ненавязчивой ноткой как всегда тихий и спокойный, тягучий, как густой сироп, голос Мастера. Сегодня он рассказывал о сказках ветра и о том, как впервые услышал их, еще совсем мальчишкой, сидя на высокой старой ели, как сквозь хвою пробивались струны солнечного света и ветер пел ему, аккомпонируя себе на этой чудной арфе. А после этого он, маленький тогда еще мальчик, встретил своего Мастера и начал учиться ремеслу.

- Я тоже слушала ветер, - тихо заметила Стася, когда Мастер умолк. - Его шепот заменял мне дедушкины полусказки. Их так бабушка называла, она говорила, что для сказок они слишком серьезны, а для были - слишком волшебны. Когда я была маленькой, дедушка рассказывал мне их каждый вечер, он так задабривал чудищ, которые приходили ко мне под кровать, как мне тогда казалось. Маленькой была.

Она долго рассказывала Мастеру о своем детстве, о бабушке Марте и дедушке Яне, о его историях. О том, что в историях этих была душа, у каждой - своя. А еще в них всегда были ответы на все-все ее, Стасины, вопросы, даже те, которые она еще не успела задать. И потом - о дедушкиной болезни. О том, как она любила эти полусказки. Даже когда уже была почти взрослой. Истории дедушкины как-то неуловимо поменялись, теперь это уже были не полусказки, а сказки где-то на треть. И Стасе казалось, что в одной из них она узнает, кем же она, Стася, должна в этой жизни стать. В последней сказке, которую дедушка начал ей рассказывать, сказке о звездных мотыльках, которые приходили в сны людей всего мира и подталкивали их к тем или иным действиям, предопределяя дальнейшую их дорогу, был некий Наставник, к которому все мотыльки слетались. И она с нетерпением ждала ее конца.

Почти в конце сказки, как всегда, снова зашла бабушка Марта и сказала, что дедушке пора отдыхать, он устал. А дедушка попросил Стасю завтра не приходить.

- А сказка? - совсем по-детски спросила Стася.

- Ты обязательно узнаешь, чем она окончилась. Когда-нибудь, - улыбнулся дедушка Ян. И Стася ушла, попрощавшись, а на следующее утро дедушки не стало, и сказка ушла, спряталась куда-то. Как Стася ее не искала, найти так и не смогла.

- А я знаю эту сказку, - не отрываясь от работы вдруг произнес Механических дел Мастер, - она закончится тем, что...

- Не надо! - замахала руками Стася. - Я сама должна найти окончание!

- Правильно, - усмехнулся Мастер, возвращаясь к работе. - Ты повзрослела. Думаю, теперь тебе стоит взяться за механического человека.

Стася замерла, боясь спугнуть трепещущее тепло, которое появилось на кончиках пальцев вместе с последними словами Мастера.

- Я должна его закончить? - спросила тихо, сама не веря до конца в то, что ей поручено такое важное дело.

- Да, - спокойно кивнул Мастер.

- И кем я должна его сделать? Каким он должен быть?..

- Каким ты хочешь. Делай его тем, кем он является в твоем сердце. Он ведь давно уже там есть.

Стася много мечтала о том, кем же станет серебряный этот человек, чью душу вдохнет в него мудрый Мастер. Она долго перебирала образы и характеры, примеряя их в своем воображении на блестящую заготовку под плотной тканью, как наряды на бумажную куклу из детской книжки.

- Он будет Доктором. Механическим Доктором, - тихо сказала Стася самой себе. Она вынула из лежащей рядом груды деталей странную маску с птичьим клювом, похожую на ту, что носили средневековые врачи, и надела ее на лицо сидящего перед ней механизма. Мастер по прежнему стоял к ней спиной, но Стасе почудилась слабая улыбка в отражении на поверхности полированного жестяного щита под его рукой. Она глубоко вздохнула и робко тронула оплетающие будущего Доктора тонкие нити, сотканные сказками ветра.

***

Вместе с приходом утра на город спустился туман. Еще одно чудище прекрасного этого мира. Влажный, холодный, туман запускал тонкие призрачные щупальца под плащ, оседал на волосах алмазной крошкой, будто сквозь решето просеивал теплый желтый свет уличных фонарей. Пятна этого света разбегались по ткани тумана румяными блинами, и казалось, что они, подвешенные на тонких ниточках неведомым шутником, висят прямо в воздухе - стоит только протянуть руку, и вкусное угощение к чаю обеспечено. Стася спешила по блестящим, как глянец, влажным тротуарам, грея зябнущие пальцы в пляшущих завитках собственного дыхания. Березы на аллее тоже зябли, печально скрапывая с листиков прозрачные бусинки, подаренные туманом, и они, падая, низались на тротуаре темными нитями причудливых ожерелий.

Сегодня Мастер поручил Стасе отвезти еще одного механического светлячка на другой конец города. Она очень любила подобные его просьбы, и каждый раз чувствовала себя немного путешественником, а еще - волшебницей. Сегодня светлячок порхнул из ее рук к молодой девушке, и она спустя пару часов, помирилась со своим отцом с которым, вероятно, уже достаточно долго была в ссоре. Потом, подбирая с кованной ограды медленно угасающего светлячка, Стася смотрела на удаляющуюся эту пару и вдруг вспомнила, что она тоже очень долго, с самой дедушкиной смерти, не бывала в гостях у бабушки. Нужно будет обязательно поехать, решила Стася.

***

Зимой Стася часто болела, как и все маленькие дети. И тогда в доме бабушки и дедушки, кроме ароматов сдобы и шалфея, селился терпкий запах малинового настоя, тягучий, как патока - липового чая, и очень часто горько-кислый - лекарств. Дедушка проводил со Стасей все свободное время и мог часами рассказывать удивительные свои истории, одну за другой, и они были единственным, за что маленькой Стасе даже немного нравилось болеть. Ради дедушкиных полусказок она согласна была терпеть и саднящее горло, и невкусные, дурно пахнущие микстуры и таблетки. И сказки эти текли мягким, густым потоком, сплетаясь с нитями запахов трав и шепотом старых часов, которые, казалось, тоже затихали в такие минуты, заслушиваясь.

Тогда была, кажется, середина февраля, за окнами не переставая выла метель, сеяла крупные колючие хлопья на землю, словно пытаясь засыпать все вовсе, превратив хутор в снежную пустыню. Стася лежала в постели, с носом укрывшись пушистым теплым одеялом в насиненом похрустывающем, как первый снежок, пододеяльнике, а дедушка сидел рядом в старом кресле с высокой спинкой, переставлял время от времени шахматные фигуры на доске и говорил, говорил, говорил...

...Есть место, где закрывается занавес мира, там небо тяжелым пологом падает на землю, отрезая ее от того неведомого, что существует за пределом небесного купола. Так думали древние люди, и так казалось временами маленькому Вите, когда он приходил на пирс. Есть место, где закрывается занавес мира, он вспучивается там огромным пузырем с тонкими-тонкими трепещущими стенками, за которыми скрывается нечто неведомое. Можно прорвать хрупкую эту преграду и ненадолго заглянуть на ту сторону. Так думал маленький дельфин, всякий раз выныривая из пушистых теплых волн. Мальчик давно украдкой замечал плавающего рядом дельфина. Он рассказывал ему разные интересные истории, делился своими радостями и тревогами. Вите казалось, что дельфин приплывал послушать его и что он, дельфин - лучший Витин друг. Если, конечно, не считать Петьку из соседнего двора. А дельфин каждый день приплывал послушать странную речь мальчика из той удивительной другой стороны. Так дни шли за днями, дельфин и мальчик росли вместе. Дельфин знал, как звали первую учительницу Вити, знал, что такое "школа", хоть у них, дельфинов, все было намного проще... Он рассказывал Вите о скрытых красотах океана, которые мальчик не мог увидеть и слушал о загадочных далеких морях и землях, где Витя мечтал побывать.

- Давай вырастим и уплывем далеко-далеко! - сказал как-то Витя. - Но мы каждый вечер будем рассказывать морю, как у нас дела, и оно передаст обязательно!

И дельфин сказал: "Да!". Услышал ли его Витя? Думаю, услышал - у друзей заведено слышать друг друга, даже если они - мальчик и дельфин.

А потом мальчик и дельфин выросли. Витя стал моряком, помня рассказы дельфина, он полюбил море всей душой, он знал его тайны, недоступные другим. Он каждый вечер рассказывал морю о своих приключениях, веря, что его слышит друг. А дельфин уплыл далеко-далеко из родных вод, в моря более теплые, он видел чудные далекие земли, о которых когда-то с таким восторгом рассказывал Витя. Там, у незнакомых теплых берегов, дельфин нашел свою семью. И каждый вечер он рассказывал морю, как прошел его день, веря, что друг его слышит. И волны подхватывали два голоса - мальчика и дельфина - несли через пол земного шара, чтобы сплести вместе, чтобы друзья всегда слышали друг друга. И дельфин в шуме волн угадывал голос Вити, а моряку на палубе всякий раз слышался ободряющий треск дельфина.

***

На этом сказка закончилась, и дедушка, мягко притворив дверь, ушел. А Стася долго думала, что ей хотел рассказать дедушка Ян такого важного?.. Кажется, она все поняла теперь...

Только сейчас Стася заметила, что все это время тихо шептала, и ветер собирал слетающие с губ слова, кружил и уносил в неведомые дали, в хрустальные облачные кладовые волшебных своих сказок.

Как раз в этот момент светлячок в руке Стаси погас, и тут же маленьким салютом улетел высоко в небо, потерявшись там, среди невидимых днем звезд. Каждый раз, когда улетал огонек, другая крохотная звездочка падала на ладонь Мастера, словно по волшебству. Именно эти огоньки вдыхали жизнь в удивительные механизмы, которые создавал Мастер, а теперь и Стася. Однажды она спросила Мастера, откуда берутся эти огоньки, ведь ей только Искры уже не доставало для того, чтобы завершить своего Механического Доктора. Но Мастер сказал, что это Плата, не пояснив, за что, и Стася ждала, когда же она сама поймет, что ей нужно сделать, чтобы оживить Доктора.

Поглощенная этими мыслями, Стася быстрым шагом шла по березовой аллее, замечая то узоры капелек на дорожках, то изгибы цветочных лепестков на клумбах. Вдруг на рукав ее плаща упала очередная капелька, но, в отличие от остальных, не сбежала змейкой по скользкой ткани, а осталась, словно брошка. Стася залюбовалась ей, такой красивой и необычайно блестящей, и не сразу поняла, что это и есть ее долгожданная Искра.

***

Она влетела в мастерскую ликующим ураганом, оставив после себя в воздухе блестящий шлейф мельчайших капелек.

- Мастер! Я нашла ее!!! Я нашла Искру!!!

Мастер отложил в сторону инструменты и, сняв увеличивающие очки, повернулся и внимательно всмотрелся в глаза Стаси, вовсе не обратив внимания на крохотный мерцающий огонек, который протягивала ему на раскрытых ладонях девушка.

- Да, нашла, - спокойно подтвердил он и снова вернулся к работе. Если бы не теплый огонек, поднявшийся из глубины зрачков и заполнивший светящимся маревом всю радужку, можно было бы подумать, что Мастеру и вовсе нет дела. Но огонек этот был, он жил, бился об обманчиво хрупкую зеркальную поверхность глаз, рвался наружу, но слишком надежно был заточен.

- Я могу... могу оживить Доктора? - тихо спросила Стася.

- Можешь.

Стася подошла к сидящей в кресле, будто спящей фигуре. Она сама поражалась, насколько быстро ей удалось собрать механического человека - всего три месяца назад на этом самом кресле сидел лишь каркас, а сейчас все уже было полностью готово. Осталось только спаять несколько узловых точек в сплетении проводков-нервов и вставить в позолоченную нишу под левой лопаткой крохотную хрустальную капельку с запаянной в нее Искрой. И тогда, прямо в руках у Стаси начнется новая жизнь...

***

Хрусталь плавился в зеленоватом пламени горелки, медленно, будто сказочный ледяной купол, поднимаясь над формой. Пальцы немного дрожали от предвкушения скорого чуда, и свет в хрустальном заточении тоже дрожал, метался-бился, разлетался тысячами бликов-искр, чтобы тут же снова собраться в одной слепящей точке. Стасе часто казалось, что это не игра огня в хрустальных узорах, а Искра, уже помещенная в свою светлицу. Даже затемненная защитная маска не способна была погасить яркое сияние маленькой звездочки на кончике металлической формирующей спицы - сквозь толстые увеличивающие стекла казалось, что прямо в руках у Стаси рождается новая галактика: спиральный хвост - завитки пламени, звезды-искры, планеты-угольки...

Но вот и пламя погасло. Последние искры его взмыли вверх, как падающие звезды, если картинку перевернуть наоборот. Вслед им тонкой полупрозрачной рукой потянулась тоненькая струйка дыма, будто силясь поймать беглецов, удержать, вернуть обратно и из их сияния возродить пламя, ставшее ее колыбелью. Стася зачарованно смотрела на резной домик Искры, поворачивая его так и этак, давая возможность бликам света прочертить свои тропки, заполнить впадинки-озера и создать совершенно новый мир в одной лишь маленькой капельке застывшего блеска. Девушке очень хотелось поскорее поселить искру в этот прекрасный, созданный для нее, мирок и вдохнуть жизнь в Механического Доктора, но она медлила.

- Мастер, скажите... Почему появилась Искра? За что дается эта Плата? - наконец тихо-тихо спросила Стася, не отрывая изучающего взгляда от хрустального купола в своих пальцах.

- Третья сказка, - тихо сказал Мастер. Он тщательно завернул последний болт на туловище нового создания, отложил инструменты, и лишь тогда продолжил. - Те нити, которые ты видишь во всем мире, то, что ты называла щупальцами, это - струны сказок ветра. Очень мало кто из людей способен их увидеть. Услышать - еще меньше. Только те, кто Видит и Слышит, становятся Мастерами. Разных дел, не только механических, как я. Но то, что создают Мастера не доступно большинству людей, а силу им дает ветер. В обмен на кое-что.

Видишь ли, ветер живет в одних лишь своих сказках. Перестань он их шептать, и сам тотчас исчезнет. Но также ветер любит их слушать. По легенде, ветер - дух маленького ребенка, который слишком верил в чудеса. Он не ушел, как прочие души, на иную сторону мира, а остался скитаться по свету и искать истинное волшебство. Как и всякий ребенок, он безумно любит, когда ему рассказывают сказки. Точнее, полусказки - быль с точки зрения конкретного человека. Для будущих Мастеров платой за способность создавать живые механизмы является три откровения, три полусказки. Ты выполнила условие, сама того не ведая. Теперь Искра будет вечно возвращаться в твои руки.

Стася глубоко вздохнула и, резко повернувшись, решительно направилась к Доктору. Спустя пару секунд тоненько щелкнул затвор, и крохотная пружинка распрямилась, прижимая заточенную звезду к стене ее золотой клетки. Стася замерла. В груди Механического доктора что-то щелкнуло, и по мастерской разлилась ликующая музыка, будто невидимые струны, оплетающие механизм, наконец ожили. Фигура в кресле вздрогнула, и в глубине глаз ее зажглись теплые огоньки, словно отсветы китайских фонариков на праздник.

- Здравствуйте, - немного растерялась Стася.

- Здравствуйте, - повторил Механический Доктор и заинтересованно склонил голову, оглядывая сидящую перед ним девушку и тускло освещенную мастерскую за ее спиной.

- Приветствую, Доктор, - тихо заметил по прежнему стоящий у Стаси за спиной Мастер.

- Взаимно. А как меня будут звать? - сверкнул угольками глаз Механический Доктор, обращаясь уже к девушке. Стася оглянулась, но Мастер лишь молча усмехался.

- Бартоломео. Барто, - решила она. - Так звали моего щенка, правда, но ведь это не имеет значения?..

- О, совсем не имеет! - обрадовался Механический Доктор. - Мне нравится это имя! Полагаю, он был Вашим другом?

- Да, очень хорошим другом, - улыбнулась Стася. Сейчас все струны ее души пели в такт с только обретшими голоса струнами Механического Доктора, и она терялась в этом гомоне и звоне, но была, кажется, абсолютно счастлива.

- Молодец. - вдруг тихо прозвучало за спиной. Стася быстро обернулась, но увидела лишь спину уходящего Мастера.

***

Лето уходило. Оно низало бусы из осколков неба, оставляя их лежать на золотых полях, тяжело вздыхающих под пышной пелериной спелых колосьев, и бусы эти водили хороводы, вычерчивая на волнующейся глади сказочные узоры. Тяжелый, пьяняще терпкий аромат лета - созревшего хлеба, гречишного меда и влажной, сытой земли, прогретой солнцем, как свежий сдобный каравай, висел в воздухе распростертыми крыльями очередного сказочного чудища. Тонкими гибкими жилами-щупальцами прокрадывался в него свежий запах трав и скрытого от человеческих глаз пышными зарослями спорыша и лопуха ручейка, который пел свою извечную песенку в глубине небольшой рощицы на краю поля. Со скрипом рассохшейся двери в эту симфонию вплелись финальные нотки: металла, масла, выделанной кожи и мелкой алмазной крошки, висящей в воздухе мастерской волшебным туманом. Здесь, как всегда, витал полумрак: он жил в рытвинках утоптанного земляного пола, складках многочисленных занавесей и покрывал, в глубине картонных ящиков с деталями и особенно в углах, он шептал и тянул свои щупальца к единственному теплому созданию - лежащей в тусклом кругу желтого света керосиновой лампы работе Мастера, над которой он склонился так низко, будто пытался поддеть нити сказок носом.

Стася по обыкновению тихо поздоровалась, сбросила с плеча порядком натерший уже ремень сумки и, вымыв руки, направилась к своему столу.

- У меня есть для тебя кое-что, подмастерье, - вдруг сказал Механических дел Мастер и стремительно скрылся за занавесью. Вскоре он вышел, держа в руках трепещущий синеватый кокон, в котором бился фиолетовый механический светлячок. Стася смотрела на маленькое создание, будто завороженная.

- Достань его, - попросил Мастер.

Нити кокона лишь слабо тренькнули под ладонью, тут же оплетя ее и заполнив брешь. Светлячок пару раз ткнулся в подрагивающие пальцы и сел на них, цепко обхватив лапками. Вдруг он застрекотал, и Стася увидела, что на полированном фиолетовом брюшке пылающей нитью проступает золотая надпись. Всего одна буква-вензель - "С" - словно довершила образ крохотного механизма, будто бы повернула потайной ключик, и что-то щелкнуло в механическом светлячке, щелчком отозвавшись в самой Стасе.

- Он мой? - тихо-тихо, чтобы не спугнуть сидящую на кончиках пальцев сказку, спросила Стася. Ей не верилось, что Мастер, сам Механических дел Мастер, сделал для нее, Стаси, только ее волшебного светлячка.

- Твой, - теплыми бархатистыми щупальцами поплыл по комнате голос Мастера, сплелся с ветерком, взъерошившим Стасе волосы, и, распахнув окно, умчался прочь. Светлячок на ладони перебрал прохладными металлическим лапками и, утробно заурчав, будто маленький кот, сорвался в полет, поймал ветерок за гриву и в следующее мгновение смешался с мириадами светлячков-звезд в темно-синем небе.

- Хм... Значит, еще не время, - задумчиво заметил Мастер. - Но я должен был тебе его отдать. Знай, подмастерье, он вернется, когда придет его час.

- А когда же оно, время это, придет? - запирая непрошенные слезы, спросила Стася. Расставаться с нежданным счастьем, которое вот уже сидело у тебя на ладони, ей было нелегко. А ведь не знала еще, что за счастье принесет ей ее механический светлячок. Когда еще теперь узнает?

- Этого я знать не могу. Думаю, ты должна закончить что-то, чтобы твоему счастью было место в твоем мире.

Стася недоуменно оглянулась на заинтересовано застывшего в дверном проеме Барто.

- Не его, - проронил Мастер. - Он лишь часть цепи. Да, он - твой друг, но он только один паззл из тысячи. Нельзя всегда смотреть лишь на тысячную часть. Ищи.

- Но мне больше ничего не нужно. Мне никогда не было так светло на душе до этого! - убежденно проговорила Стася.

- Да, ты нашла свое Солнце. Вот только видя одно Солнце, ты теряешь целую Вселенную. Чтобы увидеть ее всю, нужно согласиться, чтобы наступила ночь. Таков порядок. Ты уже знаешь, как определяются светлячки. Он выбрал тебя, Станислава.

С этими словами Мастер развернулся на каблуках и ушел, мягко прикрыв дверь. Как всегда, ничего не пояснив, но только запутав. Стася долго стояла посреди мастерской и думала над странными его словами. А еще над тем, что Мастер впервые назвал ее по имени. И Стасе казалось, что это значит что-то очень важное, вот только ответ ускользает от нее, и она никак не может его поймать.

***

Рассвет перечеркнул небо от края до края стаей сказочных жар-птиц, будто летящих связанными незримой нитью ветерка. Дрожит, натягивается нить, звенит тишиной, как гитарная струна под пальцами. Ей вторят тонкие паутинки с нанизанными бусинками росы. Вот и снова в город пришла осень. А Мастера все нет.

Он ушел в тот день, когда у Стаси появился друг - Бартоломео, Механический Доктор. Теперь они лишь вдвоем были в опустевшей как-то сразу мастерской. Они вместе мастерили светлячков и по-прежнему разносили их по городу, чинили многие поломанные механизмы и очень ждали Мастера.

- Эм... Добрый день, - неуверенно раздалось от двери. Стася так и подпрыгнула на месте, блестящие детали с задорным звоном покатились во все стороны, спеша забиться по уголкам, как знатные хомячки. Но у Барто была неслабая сноровка ловить "хомячков".

- Добрый, - Стася удивленно осмотрела замершего дверном проеме юношу.

- Я ищу Механических дел Мастера, - неуверенно протянул парень, выискивая что-то в мастерской глазами, словно думал, что Мастер прячется где-то в тени.

- Это она, - непосредственно ткнул пальцем в Стасю выбравшийся как раз из-под стола с "финальным" винтиком в ладонях Барто. - А я - Бартоломео, помощник Мастера.

- Меня Тим зовут... Можно? - сразу оживился как-то парень.

- Да, конечно, - Стася бросила негодующий взгляд на Барто. - Станислава. Только я не Мастер, я подмастерье.

- Мастер назвал тебя по имени, перед тем, как уйти, - прошептал Механический Доктор.

- И что же?

- Он передал тебе свой статус, забрав твое имя для всех, кто связан с ремеслом. Я знаю. - пояснил тот.

- Так Вы Мастер или нет? - не выдержал мнущийся у двери парень.

- Похоже, что так, - пожала плечами Стася. - А что у Вас?

- Вот... - он протянул вперед зажатый в руках кожаный сверток. - Я пытался починить его, но ничего не вышло, - сник юноша.

В свертке оказался механический кот, похоже, собранный некогда вручную. Тим сказал, что собирали кота Тим со своим дедушкой, но потом кот сломался, а Тиму очень бы хотелось вернуть друга детства, пусть и игрушечного. Стася задумчиво повертела зверушку в руках. Собран механизм был очень толково, ухожен, смазан по всем правилам... Вот только нити сказок ветра вокруг него обвисли, будто намокшие струны. Стася осторожно поддела пальчиком пару "струн", и они отозвались печальным всхлипом. В затылке кота оказалась позолоченная ниша, которую Стася закрыла медным затвором, а потом, заговорщицки подмигнув парню, сняла с рукава Искру и, поселив ее в хрустальную капельку, поставила в нишу, будто для того и созданную. В ту же минуту кот ожил.

Стася и Барто уже больше пяти минут веселились вовсю, наблюдая за носящимся в вальсе с истошно вопящим, ничего не понимающим котом, парнем. Когда они уже начали заключать пари, сколько еще может длиться человеческая радость, необычная эта парочка вдруг остановилась и замолчала. Тишина повисла просто осязаемым пологом.

- Спасибо, - вспорол тишину голос Тима.

- Пожалуйста, подмастерье, - улыбнулась Стася.

***

На столе потихоньку остывал чай. Он усердно распускал ароматные теплые свои щупальца, и Стася ловила их горстями, игралась, как сидящий рядом с ней механический кот, пропускала сквозь пальцы, выбивая из тугих завитков пара слышимые только здесь, в мастерской, мотивы.

- Уходишь? - спросила еще раз, пытливо заглядывая в чашку.

- Да. Я же Доктор, забыла? Буду лечить людей, - деланно-весело заявил сидящий напротив Барто. В длинном пальто и шляпе он как две капли воды напоминал средневекового доктора, будто сошел с гравюр или, что вероятнее, сбежал с карнавала.

- Хочу возвращать их веру в чудеса, а то слишком ее как-то мало стало, - пожал плечами.

- Знаешь, дедушка рассказывал мне одну полусказку, - вспомнила Стася. - О мальчике и дельфине... Они были хорошими друзьями, а потом разбросало их время по свету... Так вот, друзьями они и остались. Они рассказывали все морю, а море доносило их голоса друг до друга. У нас есть сказки ветра.

- Спасибо.

Бартоломео встал и, поправив шляпу, вышел в туманный вечер, тут же в нем растворившись, как ожившая легенда. Туман сомкнулся за спиной плотным коконом, попытавшись запустить холодные свои щупальца в тепло мастерской, но дверь была настороже, прищелкнув их со сноровкой опытного дрессировщика.

- Ушел? - зачем-то спросил Тим, стоящий у стола и мастерящий новый механизм. Он уже делал очень многое сам и Кэт - механический кот - старательно ему в этом помогал, не делом, так мурчанием, которое выходило у него еще басовитее и теплее, чем у живых котов.

- Да. - подтвердила Стася. - У нас теперь с тобой есть свой Посланник Веры в Чудеса, - улыбнулась в чашку с остатками терпкого чая.

- А ты? Что собираешься делать? - Тим давно заметил, что Стася хочет уйти. Она усвоила урок Мастера, она научила Тима всему, что знала сама. Пора ему становиться Мастером, а она... Она пойдет искать улетевшего своего светлячка.

- Пойду навещу бабушку, давно у нее не была.

Парень что-то невнятно пробурчал, спешно отвернувшись к столу. Ну да, Стасе тоже страшно было, когда Мастер ушел. Но у нее был Барто. А у Тима вот есть Кэт, и совсем скоро на порог Мастерской придет новый ученик - Стася это откуда-то знала...

***

Хутор встретил Стасю, будто долгожданную гостью: расстелил под ноги дорожку-тропинку, украсился весь клейкими зелеными листиками, наполнился задорным щебетом-свистом. И дом, казалось, рассмеялся, стоило ей зайти в старенькую, выкрашенную голубым, как небо, цветом, калитку. Лучилось теплом весеннее солнышко, лучился уютом старый дедушкин дом, окутывая Стасю волнами необычайного тепла и спокойствия. Сияла улыбка бабушки Марты, пожалуй, даже ярче, чем стоящая на подоконнике у самой двери хрустальная ваза. Танцовщица. Гордая, надменная королева вышитых ирисов, которую Стася помнила еще с детства. Вот только ирисы выцвели совсем, поблекли, и ваза, казалось, злилась за такое непочтение.

Чувствуя себя совсем маленькой девочкой, Стася смотрела на бабушку Марту и не могла сдержать счастливой улыбки: она дома! Только сейчас стало понятно, как же ей не хватало этого сада, теплых бабушкиных глаз, щупалец мяты и шалфея, все так же ползущих с чердака... Встрепенувшись, она протянула бабушке изрядно помятый уже букет, принесенный ею с полянки за домом: бабушка Марта очень любит ирисы, Стася это помнит. Хрупкие тонкие цветки упрямо топорщили темно-зеленые острия листиков и, казалось, тянулись к добрым бабушкиным рукам. Совсем рядом раздался звон, раскрошивший тишину на множество кусочков, спугнувший солнечных зайчиков со стен и заставивший дрогнуть зажатые в руке цветы.

Ваза осталась на полу хрустальным звоном, и он, потерявший хрупкое собственное тело, пошел бродить-звенеть по дому, звать разлетевшиеся брызгами прозрачные осколки, будто надеялся их своей песенкой склеить. Тихий этот звон заглядывал во все уголки и щели, дрожал прозрачными тонкими паутинками на Стасиных пальцах. Она хотела бы склеить вазу обратно, для этого, кажется, достаточно было бы чуть поиграть невидимыми нитями, переплести их наново старым узором, но Стася боялась их, такие тонкие, порвать первым же движением рук. Стояла, растерянная, над блекнущими осколками, и корила себя не то за эту нерешительность, не то за неправильное какое-то желание вернуть погибшую хрустальную танцовщицу.

- Надо же, разбилась, - всплеснула руками бабушка Марта. Она смотрела на остатки вазы со своей теплой улыбкой и непонятным Стасе радостным огоньком в глазах. - Твой дедушка всегда говорил, что ваза эта слишком гордая вещь для нашего дома, что она - королевна, и тянет-натягивает все нити на себя. И, когда она разобьется однажды, все нити провиснут, переплетутся, и в них застрянет наше счастье, а после навсегда останется в доме.

Стася слушала, смотрела на пока еще живые, колышущиеся нити прощального звона вазы, которые и вправду сплетались, будто ткали прямо в воздухе гардину с застывшими ирисами, такими же, как давно выцветший трон вазы на старой скатерти. И в нитях этих, смеясь и гладя серебристые звенящие лепестки, как в колыбельке, качался механический светлячок. Фиолетовый, с золотым вензелем буквы "С" на брюшке.

- Да, бабушка, - улыбнулась Стася, посмотрев на пожилую женщину перед собой, которая, несмотря на немалый уже возраст, была просто поразительно красива. - Думаю, дедушка был абсолютно прав.

Стася набрала воды в цветной стеклянный стакан из серванта и бережно опустила туда принесенные цветы, которые тут же благодарно воспрянули листиками. Потом аккуратно собрала осколки вазы в пустой цветочный горшочек и поставила на полке над камином, и, взяв бабушку Марту под руку, пошла вместе с нею пить чай с чабрецом и шалфеем, пряные щупальца которого уже успели дотянуться и до дальних комнат дома. Одно из них играло на прозрачных нитях-струнах звона вазы, которые так и остались невидимым чудом висеть посреди комнаты, и светлячок радостно смеялся, как ребенок, посаженный на качели.

Оставить комментарий © Copyright Милославская Ника (nika.v.milos@gmail.com) Размещен: 17/07/2017, изменен: 17/07/2017. 52k. Статистика. Статья: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Что приносит нам счастье? Оно ведь не может взяться ниоткуда, само по себе... Счастье - это тоже огромная, кропотливая работа, и справиться с нею не каждому под силу. Именно поэтому с незапамятных времен существуют Мастера...

Милославская Ника : другие произведения.

Механические светлячки